Аннотация: Писал с рассказов отца, многое кажется небылицей. но поправлять отца пережившего войну, как кто язык не поднимался.
0Валькина Бердана
Отцу, пережившему Войну,
послевоенный Голод
и всем маленьким бойцам
невидимого фронта,
имя которому - жизнь
посвящаю
Ружьё, сложно назвать это безобразие, собранное с двух деревень, ружьем, но уж какое есть, но мое. Откуда мальчишке двенадцати лет взять во время войны ружьё, откуда, откуда - от верблюда! Витька Костыль за бабку со свинцом внутри и перочинный нож отца принес ствол с казенной частью ржавый, как, в общем, ни словом сказать, ни пером описать.
Ложу выстругал сам из доски, а вот с затвором никак не срасталось, пока дядька инвалид с МТС не сказал, что у него есть затвор и одна гильза шестнадцатого калибра. Но цену не сказал, да и откуда у мальчишки деньги в деревне, когда за работу в колхозе, за трудодни ставили палочки в журнале и ни копейки денег, только жди, когда дадут чего с колхоза. Думал, думал и придумал, от отца остался инструмент, отец работал водителем до войны, вот и осталось кое-что из железа, которым поддерживалась в рабочем состоянии старая полуторка. Выбрал, самое необходимое в хозяйстве, остальное сложил в мешок и побежал меняться. Колька-инвалид долго смотрел на маленькую кучку инструмента, высыпанную перед ним прямо на землю. Собрал все обратно в мешок, ушел в дом и вынес через несколько минут затвор от берданки и одну гильзу.
- Стрелять-то чем собрался, порох есть?
Пороха не было да и дроби тоже.
- Гвоздей наруби старых, - посоветовал Колька, как будто были новые, каждый гвоздь в хозяйстве берегся пуще глаза, правился и складывался в отдельный ящик.
- Ладно, Валька, ни пуха тебе, ни пера, - сказал Колька и похромал в избу. Валька довольный побежал домой в сараюшку, превращенную в мастерскую, достал из сена ружье и вставил затвор. Затвор болтался и был страшно изношен, но Валька был счастлив, это уже было ружьё, из которого можно было стрелять. В отдельной баночке лежала набранная со спичек смесь, и можно было зарядить единственную гильзу. Осталось сделать сечку из гвоздей. Валька сел со старым топориком возле чурбачка в сараюшке и начал рубить со старых гвоздей сечку, через полчаса работы набралось с горсть рубленого металла на несколько зарядов. Валька не знал, сколько чего нужно было класть в гильзу, поэтому делал на глаз. Насыпал серную смесь, запыжевал газетой и сверху насыпал на глаз горсть сечки, снова запыжевал той же газетой и вышел в палисадник возле дома. Целью служила пустая тыква, насаженная на кол. "Ну, с богом", - сказал про себя мальчишка, хотя был отъявленным атеистом. Так, к слову пришлось, вложил в патронник патрон, закрыл затвор и тщательно прицелился в тыкву, ружьё было не очень удобно держать из-за проволоки, которой ствол был примотан к ложе, сколько не подбирал, нужного размера винтов так и не нашлось. И вот решился, потянул за курок, ружьё как-то странно пыхнуло и из ствола повалило вонючим дымком, выстрела не получилось. Валька, расстроенный, сел прямо на землю, но ведь с поджигами, сделанными из трубок все получалось, жахало так, что уши закладывало. Н-да, еще одна проблема - порох, но где его взять? В магазине он был, но за деньги, денег нет, маме говорить за него бесполезно, она и слышать не хотела про охоту. Вдруг его сзади окликнул звонкий девичий голос:
- Валь, на Ташлинку купаться пойдешь? - мальчишка оглянулся, за забором палисадника стояла его одноклассница Алька. У той глаза полезли на лоб. - Валь, это у тебя ружье что ль? Дай стрельнуть.
Валька тяжело вздохнул.
- Нечем стрелять, пороха нет.
- А если найду, - сказала Алька, - дашь стрельнуть?
- Да где ты его найдешь-то, - вздохнул Валька.
- Ну, забожись, что, если найду тебе порох, то дашь стрельнуть. - Валька махнул рукой.
- Да чего там, дам, конечно, - а сам подумал, где девчонке найти такую драгоценную снарягу. Услышав Валькино согласие, Алька развернулась, и только косички мелькнули, так она припустила куда-то. Валька отнес ружьё в сараюшку, спрятал его в солому, нда, не везет, надо заняться домашними делами. После того как отец ушел на фронт, на Вальку легла вся мужская работа по дому. Корм козе, заготовка дров, вода - это все он должен был успеть сделать и приготовить до прихода мамы с работы, ну да глаза боятся, а руки делают, дело спорилось. Мысль о порохе не давала покоя. А еще очень хотелось есть, растущий организм мальчика требовал белков и жиров. А где их найти в полуголодной деревне? Выручали походы на колхозное бригадное - это было что-то вроде склада, где хранились хомуты, телеги и другой инвентарь. Там же хранился колхозный запас овса для лошадей, так что воробьев хватало, гнезда они вили прямо под крышей. Валька, рискуя свернуть голову, выгребал из гнезд воробьят, еще не успевших оперится, откручивал им шеи, выпускал кишки и жарил на железном пруте. Или можно было еще прошвырнуться по лесу и поискать гнезда ворон и грачей, Валька подчищал их не хуже куницы, яйца, так яйца, птенцы, так птенцы, жрать хотелось постоянно. И только жирные зайцы не желали попадаться в петли, которые мальчишка ставил на них. Ружьё должно было покончить с этим заячьим беспределом и пополнить скудные семейные запасы, так как предлагать любимой маме свежеободранного вороненка в лапшу как-то рука не поднималась. Вдруг он снова услышал торопливые шаги, и вот явление, опять Алька с каким-то узелком, сердце екнуло, неужели...
- Валь, а Валь, я принесла, помнишь, ты обещал стрельнуть, - Валька трясущимися от нетерпения руками развязал узелок. В нем лежали три квадратных коробки черного пороха, две картонные, судя по весу, полные и одна жестяная початая, так как специальное отверстие сверху было заткнуто чистой белой тряпочкой, и еще в узелке лежала маленькая коробочка с капсюлями, судя по весу, полная - это было богатство. Очумелыми глазами Валька посмотрел на Альку.
- Откуда, Аль?
- От папки осталось, - пригорюнилась она, Алька с матерью были беженцами, их вывезли с Украины, когда наши отступали. Алькин отец был милиционер, и поэтому Алькина мать смогла каким-то образом привезти с собой основные носильные вещи и даже большой чемодан, что было редкостью, другие приехали, в чем были, когда началась война. Алька взяла в руку коробку с порохом и пригорюнившись, посмотрела на неё.
- Папка охотник был, - про отца они ничего не знали, с самого начала войны ни весточки не пришло с фронта, да и куда отцу было слать письма, он ведь не знал, куда эвакуировала его семью, такая неразбериха тогда царила.
- Ну что, стрельнем? - очнулась от горьких мыслей Алька.
- Давай завтра, - сказал Валентин, сейчас мама придет с работы. - Если хочешь, забери, - с сожалением подал он Альке драгоценный узелок.
- Да ладно, оставь себе, - сказала Алька. - У тебя же ружьё.
- Да, да, - снова забрав из её рук драгоценный узелок, сказал Валька. - Завтра заряжу и стрельнем.
- Ладно, я пошла, - улыбнулась ему Алька и побежала вприпрыжку домой, её мать тоже работала в колхозе, и к её приходу Альке тоже надо было выполнить задание по дому.
Заяц
Первой жертвой ружья пала не тыква, а жирнющий заяц, подвернувшийся под Валькин выстрел. Когда они пошли за деревню проверять ружьё с единственным заряженным патроном, так как других гильз не было, выбрали целью пенек, торчащий из травы. Валька уже было приготовился нажать на курок, а Алька заткнула испуганно уши, как вдруг из-за пенька высунулась наглая рожица зайца, в неё он и получил заряд сечки, голову зайца разнесло в лоскуты. Но это все Валька увидел только после того, как опрокинулся после выстрела на копчик и закончил растирать плечо, которое жутко болело после выстрела, с зарядом Валька явно переборщил.
- Попал? - испуганно спросила Алька.
- Еще как попал, - сказал Валька, поднимая за задние ноги огромного, как ему показалось, зайца. Это была первая добыча, которую не стыдно было принести домой. Альке после взгляда на окрававленую тушку зайца как-то расхотелось стрелять, это было на руку Вальке, так как в его голове забурлили охотничьи планы, где уже практически каждый заряд был на счету. Счастливый, дойдя до дому с ружьем в одной руке и зайцем в другой, он крикнул вслед Альке:
- Приходи вечером на зайчатину.
- Хорошо, - крикнула Алька, не отказалась, мясцо-то оно и в Африке мясцо. Мать, придя с работы, увидела ободранную и обмытую тушку зайца.
- Валь, кошку-то зачем убил?
- Мам, это не кошка, это заяц, вон лапки оставил.
- Чем ты его? - спросила Антонина.
- Ружьем, мам, у меня теперь есть ружьё, - гордо сказал Валька. Мать обессилено села на лавку, она работала в колхозе от рассвета до заката, весь дом практически был на Вальке, вот еще и добытчик стал.
- Сынок, какой ты молодец у меня, - сказала Антонина, прижав к себе вихрастую голову мальчишки. - С ружьем-то поосторожнее.
- Ладно, - сказал Валька и автоматически потер плечо, которое болело все больше. "Синяк, наверное, будет", - подумал Валька и побежал на улицу рассказывать мальчишкам о своей первой победе. Вечером в чугуне была зайчатина с картошкой, тушеная в русской печи. В общем-то, картошки было меньше, но все равно было очень вкусно. Все уписывали блюдо так, что аж за ушами трещало, Антонина и Алька первые отвалились от стола, а Валька продолжал обгладывать сладкие косточки. Ночью, лежа на сеновале, долго планировал и мечтал, мечтал и планировал.
Гривастый волк
Я долго искал в Интернете и энциклопедиях информацию об этой породе волков, про которую мне рассказал мой отец. Именно гривастые волки, живут и здравствуют где-то в южной Америке, А про подвид , с густой щерстью на шее, похожим на гриву, как рассказывал отец, не было нигде, возможно, это был какой-то подвид обычного волка, отличавшийся беспредельной наглостью, ростом в холке и чудовищной живучестью. Судя по описанию отца, он напоминал полярного волка с густой шерстью на шее, похожей на гриву...
Волки были наглые, непугливые, они провожали каждого путника и повозку, резали овец в колхозном стаде. Как-то, возвращаясь с бабушкой с покоса, Валька был просто ошарашен такой встречей с волком, который просто сидел на тропинке и никуда не собирался уходить. Обойти его ни с права, ни слева не было никакой возможности, у бабушки и Вальки в руках были косы, у бабушки - взрослая, большая, у Вальки - подростковая, поменьше. Переглянувшись с бабушкой, Валька сделал шаг в сторону волка, наведя на него острие косы. Волк привстал, ощерился уголком пасти, как бы усмехнувшись, и канул в кусты. Облегченно переведя дух, бабушка и Валька продолжили дорогу, как вдруг из кустов раздался вой волка, и ему ответило штук шесть густых и мощных, волчьих голосов. Звери были неподалеку. Сказать, что на волков не охотились, было нельзя, в области создавались специальные бригады волчатников, которые охотились на хищников , как только могли, даже разрешалось использовать отравленную приваду. За шкуру волка давали справку в колхозе на одну овцу, а в Потребсоюзе за шкуру давали порох, гильзы, дробь и деньги, аж сто рублей. Но мужчин, не ушедших на войну, было гораздо меньше, чем хищников, так что волки побеждали. Вот на такого зверя Валька и наткнулся, направляясь за очередным зайцем. Зверь сидел метрах в тридцати и нагло скалился. Как-то получилось само собой, Валька сорвал с плеча берданку и выстрелил волку прямо в голову, тот взвыл и, перевернувшись через голову, рухнул на землю. Но так как патрон был один, Валька долго боялся подойти к поверженному зверю. Но тот не двигался, мальчишка подошел и ткнул в зверя стволом. Волк не шевелился. Одним выстрелом прямо в голову. Мальчишка сразил наповал зверя, который живым весом, если не превосходил Вальку, то, наверное, был как он. Посмотрев на оскаленную пасть, Валька поежился, он видел порванные туши овец и баранов, которые расшалившиеся волки резали просто ради удовольствия, не для еды. Достав из кармана штанов веревку, Валька связал ноги волку и взвалил тушу на свою худую, но жилистую спину. Нести было тяжело, хотелось бросить и дойти до деревни, попросить помощи, но мальчишка боялся потерять внезапную охотничью удачу. Уже практически подойдя к деревне, Валька увидел скакавшего к нему на лошади всадника.
"Может, поможет довезти волка до дома", - подумал Валька. Но соскочивший с лошади башкирин кинулся на мальчишку с кулаками.
- Моих волков воровать! - орал зло башкирин, это был Ахмед, который, отравляя падаль со скотомогильника, подкладывал её на волчьи тропы, а потом собирал туши волков и сдавал их в Облпотребсоюз. Правда, с волками он потравил немало собак.
"Ну, разве он не видит, что голова волка прострелена", - подумал Валька, от возмущения слова застряли в Валькином горле, и тут от толчка в еще болевшее от выстрела плечо он полетел на землю и только успел увидеть, как Ахмед взвалил тушу волка на лошадь и прыгнул в седло. Гнев ударил Вальке в голову, если бы у него был хоть один патрон, он бы выстрелил или в башкирина, или в его лошадь, но бог отвел. И тут, что было совсем негоже, из глаз от злости покатились слезы, настоящая охотничья победа превратилась в акт беспредела и несправедливости. Плачущему мальчишке по дороге попался бывший доброволец, а теперь отпущенный домой после ранения красноармеец Семен.
- Валь, ты чего?
Сквозь катящиеся слезы и злость, мальчишка еле смог рассказать о том, что сделал с его добычей Ахмед.
- Так вот, да он козел! - сказал Семен, стукнув кулаком об кулак. На руке, правда, недоставало два пальца, но все равно кулаки были волосатые и внушительные, не то, что маленькие Валькины кулачишки.
- Так, - еще раз повторил Семен, в его глазах мелькнуло что-то страшное. Он огляделся по сторонам, его взгляд упал на полуторку, которая стояла возле дома колхозного шофера Ивана.
- А ну-ка, пошли, - сказал Семен Вальке, и они двинулись к дому Ивана. Стукнув в окно, он вызвал на улицу Ивана и, перемежая Валькин рассказ густым матом, поведал Семену о проступке Ахмеда.
- Это - беспредел, - сказал Иван. - Так этого оставлять нельзя.
- Ты нас жди дома и не плач, ты же мужик, вон, волка завалил, а мы наведаем охотничка, - сказал Иван, переглянувшись с Семеном.
Валька сидел на завалинке, когда перед домом затормозила полуторка. Из кабинки вылезли Иван и Семен, откинув борт полуторки, они вытащили из кузова шкуру волка на деревянной распорке, натянутую для сушки и волчью тушу с простреленной башкой.
- Тушу-то зачем? - сказал счастливый Валька.
- А раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, - рассмеялся Семен, посасывая рассаженные костяшки пальцев.
- А Ахмед чего сказал? - спросил Валька.
- Привет передавал, - заржали мужики. - Мол, прощения просил, и зубы теперь считает, все или не все остались.
-Так, а я чего, я-то вам, у меня ведь нет ничего, отблагодарить, - засомневался Валька.
- Да ладно, - сказал Семен, - за своего же разговоры разговаривали, махнул он ладонью размером с хорошую сковородку и пожал Вальке руку..
- Вон, какого зверя заполевал, какой охотник вырос - настоящий! - добавил Иван, стоя на подножке полуторки. Тушу волка Валька закопал в огороде, а шкуру, от греха подальше, как там еще обернется история с Ахмедом, запрятал в сараюшке. Матери ничего не сказал, побоявшись, что расстроит её. Как-то получилось все сильно, по-взрослому, как будто этим выстрелом по волку сделал шаг в большую и страшную взрослую жизнь, хотя его детство нельзя было назвать легким. Воспоминание о возможном выстреле в Ахмеда не давало ему покоя, неужели он и человека способен так вот, с одного выстрела. Это надо было осмыслить, какое-то все взрослое, сильное и тяжелое. Чувство, которое его посетило, гнев и ненависть, которые вспыхнули в его сердце, опалила его неведомым и сильным огнем, настоящего, сильного переживания.
Счастья чуток
Утром он проснулся, когда мама уже ушла на работу, собрал шкуру, свернул её в трубку и пошел в Потребсоюз.
За шкуру дали, как показалось Вальке, очень много. Приемщик долго разглядывал роскошную шкуру волка и гладил густую не по-летнему шерсть.
- Ружьё какого калибра? - спросил он у Вальки.
- Шестнадцатого, - выдавил из себя мальчишка.
- Гильзы будешь брать или патроны?
- Конечно, гильзы. Сам заряжаю, - с гордостью сказал он.
- Сечкой бил? - спросил мужик, глядя на пробоины в головной части шкуры.
- Да, - сказал Валька.
- Плохо для ружья, ствол портит, - сказал приемщик.
- А дробь тоже можно купить-то, дробь у Вас тоже есть? - спросил Валентин.
- На волка картечь нужна, а не дробь, - ответил приемщик.
- Да я в основном по зайцам, - сказал мальчишка. - Мне бы гильз с десяток, латунок и дроби с порохом. И капсюлей, капсюлей обязательно. - Глаза его разгорелись от богатства, появляющегося на прилавке.
- Сколько дроби и какой? - спросил приемщик, выставляя на прилавок коробки с гильзами.
- Папковые? - спросил Валька.
- Нет, латунки, папковые и не завозили никогда- сказал мужик, отсчитывая десяток гильз из полной коробки.
- Пойдет, самое то, - сказал Валька, сердце в груди радостно затрепетало, сбывались лучшие мечты. Он знал, что латунные гильзы прочнее и дольше живут. Десяток новых гильз блестели как золотые, да они и были для мальчишки чистым золотом.
- И две коробки с капсюлями, - попросил он, коробочки появились незамедлительно.
- Дроби сколько и какой? - переспросил продавец.
- Двойки с кило и нулевки с кило, - сказал Валька. - И пороху, пороху мне, - прошептал он жадно.
- Какого, дымного или бездымный используешь? - поинтересовался приемщик.
- А он сильнее? - спросил Валька.
- Конечно, - ответил продавец, - его меньше и по весу заряжать нужно, а чем отмеривать? - спросил он у Вальки.
- На глазок я, - сказал Валентин.
- Опасно это, - посетовал продавец. - Вот тебе мерка, она универсальная. Так вот, выдвинешь, - начал, объяснять он счастливому от привалившего богатства мальчишке, - дробь сыпь, сколько надо, а так вот задвинешь, - вдвинул он в держатель маленький стаканчик мерки, - порох отмеряешь.
- Спасибо, дяденька, - поблагодарил Валька.
- Да не за что, племянничек, - пошутил продавец. Он погладил еще раз волчью шкуру и отнес её на склад.
- Так, теперь подсчитаем, что у нас получилось.
Он долго, минут пять стучал костяшками счёт, что-то шевелил губами, явно не был силен в подсчетах. Закончив считать, крякнул и сделал запись в толстую амбарную книгу. Валька с замиранием сердца глядел на его манипуляции, а вдруг не хватит. Он уже считал все выставленное на прилавок своим.
- Так вот, еще осталось пятьдесят рублей. Надо еще чего из припасов или нет? - посмотрел он на Вальку.
- А мне деньгами можно? - спросил мальчишка.
- Нужно! - сказал, приемщик и, послюнявив пальцы, отсчитал на прилавок ровно пятьдесят рублей. Сумма для Валентина просто невероятная.
- Эй, подожди, - он еще написал, что-то на бумажке.
- Это тебе справка на овцу в колхозе.
- Спасибо, дяденька! - звонко поблагодарил Валентин и помчался в магазин.
Он летел, как на крыльях, узелок с припасом крепко прижал к груди, босые ноги легко летели по пыльной деревенской улице. Сердце пело.
-Ура, ура!!
В магазине он купил муки и конфет, сладкого очень хотелось, но денег на него не было никогда и свежего ситного хлеба, аж две буханки. Еще оставались деньги, и тут он вспомнил про Семена и Ивана, без которых не было бы этого праздника. Его взгляд упал на флягу с водкой.
- А можно я куплю две бутылки водки? - попросил он у продавщицы.
- Не рановато ли начинаешь? - прищурилась та на мальца.
И тут Валку как прорвало, он начал быстро и сумбурно рассказывать продавщице про волка, про Ахмеда, Семена и Ивана и сегодняшний поход в Облпотребсоюз. Даже достал из-за пазухи справку на овцу. Продавщица прочитала справку, её глаза странно увлажнились.
- Ладно, надо, конечно, отблагодарить мужиков, - сказала она. Налила две бутылки из фляги через воронку и заткнула их бумажными пробками.
- Донесешь все чёль? - спросила она у Валентина.
- Конечно, донесу, - счастливо пропыхтел мальчишка, выходя из магазина. Сумки у него не было и пришлось нелегко. Но сначала по дороге попался Семен и был отблагодарен бутылкой водки, которую тут же продегустировал прямо из горла. Вторая бутылка досталась Ивану, ковырявшемуся в двигателе полуторки, стоявшей возле сельсовета. Тот украдкой сунул бутылку под сиденку и потрепал Вальку по кудрям.
- Вечером за твою удачу отведаю! - сказал он мальчишке и подмигнул.
Лосиха
Маленькие березки под ударами копыт лосихи падали, как подрубленные топором. Валька, как белка перескакивал с одной кроны на другую, стоило березке начать падать. Разгневанная Валькиным выстрелом прямо в задницу, лосиха была готова втоптать его в землю, и Вальку спасало только его проворство. Но вот у лосихи в заду от попавшей туда дроби стало жечь еще нестерпимее, и она кинулась охладить раненое место в прохладную воду реки, которая текла неподалеку, оставив мальчишку, как белку висевшего на пятой по счету березке, в покое.
А как все хорошо начиналось, Валька шел с ружьем на плече и самодельным патронташем на поясе, в котором было уже десять настоящих патронов, заряженных по уму. Он решил пройтись по вырубкам, начинающим зарастать малиной и кустами чилижника, в поисках зайца, как вдруг в зарослях, что-то ворохнулось, и показался белый клочок шерсти. "Заяц", - подумал мальчишка. Прицелился и жахнул в сторону куста. Отдыхавшая в чилижнике лосиха получила заряд дроби в самое оно метров с тридцати. Как взрыв взлетела её туша над кустами, она крутанулась на месте и увидела виновника своей боли. Глаза её налились кровью, и она метнулась к мальчишке. Как Валька бросил ружьё и как оказался на кроне березки, он не помнил, помнил только, как перескакивал с кроны на крону, когда подрубленная передними копытами лосихи березка начинала падать на землю. И молился богу, к которому по мальчишеской глупости относился с пренебрежением, но тут молитва пришла сама собой.
- Отче наш, еже еси на небеси, - шептали мальчишеские губы. Поглядел вниз, слава богу, пронесло. Слез с дерева и чутко прислушиваясь к лесу, направился на подгибающихся от перенесенного напряжения ногах в сторону кустов. Слава богу, ружьё оказалось цело, слова о боге приходили как-то сами собой.
Осень спустилась на деревню тяжелыми грозовыми тучами и долгими продолжительными дождями. И вместе с дождями пришла беда, поля не уродили, и того, что собрали, едва хватало на семена. Придя как-то с вечерних танцев под гармошку, Валька застал маму, плачущую навзрыд.
- Мама, что случилось? - спросил он. - Обидел кто? Ты только скажи, я его в землю вобью!
- Да господь с тобой, сынок, - прошептала мать. - Просто в колхозе на трудодни ничего не дали, а картошки мы накопали всего три мешка, не хватит нам на зиму.
- Мам, не расстраивайся, я уж думал с отцом что на фронте случилось, - сказал Валентин. - А эту беду мы перебедуем.
- Да, перебедуешь тут, надо что-то придумывать.
Всю ночь он ворочался на печи, мысль за мыслью одна глупее другой лезли в голову, он почесал бок, который болел все лето после скакания по тем самым березкам. И тут в голову, как молотом, ударило. Лось - это ведь килограммов двести чистого мяса. И тут, как в топке паровоза. Мысль, случайно пришедшая после чесания в боку, начала сформировываться в стройный план. Стрелять дробью бесполезно, в землю закопает, надо пули. А где их взять, на лосей было охотиться нельзя, их могли добывать только охотничьи бригады военных, специально присылаемые для отстрела. А гражданским лосей было убивать нельзя, причем, был даже какой-то закон, который запрещал отстрел этих животных. Поэтому и пуль в Облпотребсоюзе не было. Но горькие материнские слезы для Вальки были сильнее всех законов. И тут он вспомнил. Как-то бродя по бригадному, он пнул ногой старый подшипник размером с..., в общем, большой был подшипник. "Шарики, его шарики можно использовать как пули", - подумал Валентин. - "Лишь бы в ствол полезли". Он тихонько слез с печки, его нетерпение было сильнее ночной поры.
- Куда ты, Валь? - спросила Антонина.
- В туалет, мам, - шепнул Валька, накинул кожушок и натянул на ноги старые калоши. Почти час он лазил по практически заброшенному двору бригадного, но никак не мог найти тот старый подшипник. Обессилено сел на старую проржавевшую сеялку времен царя Гороха, которая полусгнившая покосилась возле бригадного. И тут его взгляд упал на черный полумесяц, как бы нарисованный на земле, - это был старый подшипник, практически целиком утонувший в земле, Валька упав на коленки, стал пальцами выковыривать его из земли. Получалось плохо, и тут он вспомнил про старый нож, который постоянно носил с собой. Достал его из кармана и стал выковыривать подшипник. Вот он, наконец-то, в руках, правда, не видно, какого размера шарики внутри, ну да ладно, утро вечера мудренее. Весь день он потратил на бесполезные попытки разобрать подшипник, даже топором пытался его рубить, но чуть проржавевшая сталь отличалась завидной прочностью. Надо идти к кузнецу. Тот покачал подшипник на мозолистой ладони.
- Зачем тебе его разбирать-то? - И не дав ответить Вальке на свой вопрос, сам сказал. - А, понятно, на ножик хочешь расковать, знатная сталь, немецкая, дореволюционная еще, я уж думал, все подсобрали. - Валька не стал разуверять кузнеца в своих целях, только мотнул головой. Нагрев подшипник на горне, кузнец велел взять его Валентину клещами и положить на наковальню, сам взял в руки небольшой молот, зубило, и несколькими сильными, резкими ударами перерубил обойму подшипника. Шарики дружно брызнули с наковальни раскатившись по земляному полу кузни. Кузнец, взяв из рук Валентина клещи, стал разглядывать обойму подшипника. Валентин же косил глазами на шарики, раскатившиеся по полу.
- Какой ножик-то сковать, финку или охотничий? - спросил он у Валентина, собиравшего раскатившиеся шарики.
- Охотничий, конечно, но чтоб метать можно было. Только можно я зайцами рассчитаюсь? - попросил он кузнеца.
- Через недельку клинок заберешь, а ручку сам насадишь.
- Хорошо, хорошо, - сказал счастливый Валька. Не было алтына, а тут целый рубль - и возможные пули, и настоящий охотничий нож. Cам-то он пользовался, переточенным кухонником.
Пули получались знатными по диаметру, как раз по стволу ружья, только вот по весу маловаты и Валька решил зарядить пару пулевых патронов аж сразу двумя шариками. Сверху закрыл рубленым пыжом и залил, чтоб не выкатывались, воском от огарка свечи. Тут еще подфартило. Зайцы были непугливые и Валька, за три дня наколотил пяток зайцев, два отложил для кузнеца. Тот клинок принес сам, как будто почуял, что Вальке есть, чем рассчитываться. Заячье мясо в доме не переводилось, но Валька уже и не думал отступаться от своего плана по охоте на лося, но решил стрелять лосиху. Не из-за своего циркового аттракциона на березках, а потому, что от кого-то слышал, что мясо у лосихи мягче и вкуснее, чем жилистое мясо лося.
Охота
В закатной хмари из подлеска выдвинулась туша лося. Приглядевшись, Валька понял, что это молодая лосиха, года три-четыре. "В самый раз", - подумал парень. Навел ствол ружья на силуэт лосихи, та, как будто услышав это тихое движение ствола в её сторону, остановилась и возбужденно подняла уши на голове, прислушиваясь к вечерним шорохам леса. Валька навел мушку прямо под лопатку и потянул курок. Выстрел грянул резко и хлестко. Вслед за ним, как бы краем сознания Валька услышал щелчок, пули по кости. "Попал, попал", - обрадовался он и замер в ожидании. От удара пули лосиха сначала присела на задние ноги, а потом попыталась побежать вперед, но передние ноги её подогнулись, и она завалилась на бок, агония сотрясала все её огромное тело. Валька, не выдержав возбуждающего выстрела горячей крови прямо в своей голове, подскочил с земли и, забыв обо всем, кинулся к лосихе. Это было опасно, страшно опасно. Но он боялся, что его добыча вдруг встанет на ноги и уйдет. Выхватив на бегу новый охотничий нож, он одним движением, как ему показалось, перехватил широким лезвием горло лосихи. Хлестанувшая широкой полосой кровь залила горячим руки. Лосиха в агонии дернула передними ногами, и Валька отскочил, как подброшенный на пружинах. Только сейчас он понял, какой опасности себя подвергал. Ведь этими самыми копытами, именно такая лосиха срубала березки, как топором, могла и его, наглого юнца оставить инвалидом, а то и убить одним движением. Но, слава богу, обошлось, разделка туши с непривычки заняла полночи. Копыта, голову и кишки Валька зарыл прямо на перекате в гальке, чтоб не собралось воронье и всякие падальщики, которые могли привлечь внимание лесника. Оставив основную массу мяса на шкуре в кустах положив рядом стрелянную гильзу, он полночи перетаскивал добычу в сараюшку за домом.
Антонина, увидев груду свежего мяса, не обрадовалась, а испугалась.
- Сынок, как же мы его прятать-то будем, ведь за лося тюрьму дают?
- Мам, давай сначала его засолим и рассуем по бочонкам. Бочонки тайком взяли еще и у бабушки. Когда Валентин, припрятав последний бочонок в подполе, выбрался наружу, он застал мать плачущей.
- Мам, ну, сколько можно-то, - сказал он.
- Да, сынок, я сварила кусочек, а мясной дух по всей деревне, мне кажется, слышен.
Валентин сел, задумавшись, за столом, хотя и не спал прошлую ночь, но голова работала четко и ясно.
- Мам, ты можешь денег занять у Сердюков? - Это был местный бухгалтер, у которого всегда были деньги.
- Да занять-то можно, а чем отдавать?
И тогда Валентин изложил свой план. Утром мать пошла и заняла у бухгалтера денег, сказав, что муж обещался прислать с фронта помощь, узнав, что в деревне неурожай. Они пошли в Тюльган и купили там теленка, которого зарезали. Шкуру выставили на общее обозрение, а мясо на следующее раннее утро снесли в Городище, где и продали оптом на базаре, вернув основную часть денег бухгалтеру. Всю зиму, у них в доме было мясо. По чуть-чуть, по кусочку. Они его доставали и варили. Мама помогла еще мясом бабушке и сестрам. И никто не проболтался, и не подвел под монастырь предприимчивое браконьерство Валентина. Зима была побеждена. Валька еще вырос и раздался в плечах, с фронта приходили все более радостные вести и начали приходить письма от отца. Жизнь шла своим чередом.
Отец, поведавший эту историю, раскрыл мне глаза на подсознательную тягу к оружию и охоте. Хотя охотником я стал сам, осознано, не под его влиянием. Взрослым он никогда не охотился и не брал в руки оружие. После его рассказа многое встало на свои места - и мои глупые выстрелы на шорох в камышах, за что себя ругал не раз, и любовь стрельбы навскидку. Я ему благодарен, за его жизненную силу и умение выживать. Ведь не будь того ружья, может, и меня бы не было, многие умерли от голода в то страшное лихолетье. Хочется сказать старые и золотые слова нашего картавого вождя: "Не бойтесь человека с ружьем!!! Просто не мешайте ему жить, чревато знает ли!!"