Аннотация: В статье развиваются идеи, высказанные в работе "Реактивация смыслов и динамика жизни: "Духовные движения в РПЦ в ХХ веке: экклезиологический аспект"" Первая публикация www.portal-credo.ru
К вопросу о деконструкции экклезиологического дискурса.
В свое время св. Франциск Ассизский, согласно католическому преданию, был тем человеком, кто духовно поддерживал отступающую от Бога Римскую церковь - аллегорически это было представлено как рассказ о видении Папы Римского. Папа во сне увидел Франциска, который занимался реконструкцией храма.
ХХ-ый век явил нам ужасные по размаху явления зла - Гулаг и Холокост. Отступление людей от Бога носило массовый и очень агрессивный характер. По признанию многих, в это время происходил суд Божий над церковью. Продолжая использовать образ разрушающегося храма и соотнося его с нашим временем, мы не можем говорить только о "реконструкции храма". Теперь, после того, что было, этого явно недостаточно. Когда разрушения достигли фундамента, требуется более основательное действие, деконструкция, т.е. такое действие, которое способно восстановить то, что было, но уже не на старых разрушенных основаниях, а на новых и более крепких. Для этого требуется переосмысление того, что произошло, возврат к истокам и попытка обнаружить те "неточности в расчетах", которые были допущены.
Вот, собственно, почему мы сейчас пытаемся говорить о деконструкции экклезиологического дискурса. Этот разговор не только своевременный, он нам необходим онтологически.
Т.е. мы попробуем поговорить об основаниях церковной жизни и о том, что в этих основаниях должно заслуживать нашего пристального внимания.
Ранее, говоря о способах описания церковной жизни, мы составили условную типологию таких способов. Они были обозначены нами как поместно-приходская, евхаристическая, общинно-братская и пневмотологическая экклезиологические модели. Эти модели были составлены нами как своего рода начатки неких богословских языков, на которых мы могли бы говорить о реалиях церковной жизни. Все эти модели имели определенные достоинства и недостатки. Но один существенный вопрос всё-таки остался в стороне от нашего рассмотрения. А именно: переходя от одного такого способа описания к другому, меняя один язык как средство коммуникации на другой, мы незаметно меняем и реальность церковной жизни, когда в сознание вместе с обновленным языком проникают и "новые миры". И тогда становится существенным, как мы говорим и какую языковую последовательность развертываем. Поэтому наряду с так называемой языковой относительностью, когда языки - это всего лишь языки, которые в известном смысле равноправны, мы имеем дело с тем, что можно было бы назвать имманентными особенностями того или иного языкового пространства. Перефразируя древнего философа Фукидида, говорившего: "чтобы оправдать поступки, прежде почитавшиеся неблаговидными, изменяют общепринятый смысл слов", - мы можем заметить зеркальное: для уменьшения некрасивости наших поступков попробуем высветить их неблаговидность через обретение утерянных смыслов в новых языковых формах.
Учитывая вышесказанное, вопрос о деконструкции получает новую актуальность и новое звучание. Сейчас нас будут интересовать, в основном, те возможности, которые открывает перед нами т.н. пневматологическая экклезиология (о возможностях, которые открывают другие экклезиологические модели уже более-менее известно). Поэтому сейчас в нашем рассмотрении вопрос о деконструкции экклезиологического дискурса - это попытка выявить некую внутреннюю сущность церковной жизни на основе пневмоцентричности и на основе того, как Дух Божий действует в человеке, через человека и вместе с человеком.
Почему это важно? И что, собственно, нового мы обретаем в такой интерпретации, когда немного меняем порядок слов? На наш взгляд, такое, казалось бы, малое изменение может существенно отразиться и на реалиях церковной жизни, потому что наша жизнь гораздо более следует за нашим языком, чем это иногда кажется. Поясним.
Например, всем известно, какое значение имеет епископ в поместно-приходской экклезиологической модели или евхаристия в евхаристической модели, или глава братства в общинно-братской. Речь идет не о том, насколько исторически точно это значение соответствует традиции, а лишь о том, как это соотнести с действием Духа Божьего в мире и церкви. Согласно поместно-приходской экклезиологической модели может показаться, что Дух Божий действует только через епископа ("где епископ, там и Церковь"), или через евхаристию, или через главу братства. Это, конечно, во многом, утрированное восприятие. Но это восприятие обусловлено теми языковыми формами, какие преобладают в том или ином круге общения.
Можно ли предложить какие-либо иные языковые формы?
Наверное, да.
И почему важно предложить эти иные языковые формы? Под языковыми формами мы здесь понимаем, прежде всего, некую ценностную последовательность и выводимость одних смыслов, обусловленных этой последовательностью, через другие.
Во-первых, здесь важно зафиксировать примат пневмоцентричности, т.е. наличие возможности те или иные языковые формы соотнести с некой ценностной иерархией, где первостепенное значение уделялось бы вопросу действия Духа Божьего в церкви и мире. Например, то, что Дух Божий действует не только через епископа, но, скажем, и в собрании верных христиан, существенно меняет акцент в коммуникативной ситуации. В этом случае епископский монархизм, по крайней мере, ставится под сомнение, и ему с успехом противостоит, скажем, внутрицерковный демократизм. И здесь уже существенным становится вопрос: как Дух Божий действует через епископа (и вместе с епископом), а как через собрание верных христиан (и вместе с верными христианами)? Или: как лучше организовать церковное собрание, какое место в нем отвести епископу, чтобы Духу Божьему было больше пространства для действия? Таким образом, дрейф языковых форм как следствие профетического вдохновения становится вполне вероятным.
Вопросы подобного рода вынуждают нас говорить о том, что становится вполне возможным такой богословский язык, в котором описывается имманентное присутствие Бога в жизни возрожденного во Христе человека, возрожденной во Христе общины, возрожденного во Христе человечества, мира, космоса... Понятно, что любое высказывание о Боге, меньше самого Бога. Понятно, что Бог трансцендентен миру и поэтому, о нем сказать вообще ничего нельзя. Но важно также, что наряду со своей трансцендентностью Бог имманентен миру и поэтому вполне возможно говорить о его действиях в мире и человеческой жизни.
Учитывая вышесказанное, можно вывести определенные смысловые сочетания, в которых были бы зафиксированы те или иные свойства божественных действий, на подобие языка десяти сфирот в иудаизме. Причем, эти действия были бы соотносимы с человеческими проявлениями, являясь своего рода "проекциями" действий Духа Божьего в жизни человека либо "атомами" форм богочеловеческого взаимодействия. Эти сочетания касались бы, допустим, жизни человека с Богом, самосознания человека, осознания своего пути, призвания, исходя из собственных свойств этого человека.... Или они касались бы действия Святого Духа в церковном собрании, где церковь описывалась бы как мозаика даров Святого Духа (с динамическим и статическим характером), являемого в собрании... Или эти сочетания касались бы общества, где действия Божии проявляются в истории человечества и узнаются пророками... Таким образом, стало бы возможным говорить о пневматологической психологии или пневматологической социологии...
Важно, что в нашем рассмотрении эти формы являются своего рода инвариантами, характеризующими структурно-подобные области проявления божественных действий. Применяя такой подход, можно освободиться от ложной сакрализации тех или иных форм жизни с одной стороны, а с другой стороны можно суметь "увидеть" посредством определенного описания и обретения утерянных связей с преданием духовную составляющую тех или иных явлений как в личной жизни христианина, так и в жизни церковного собрания и общества. Такими явлениями в личной жизни могут быть, например, воцерковление, устройство на работу, брак, выход на служение и т.д. В собрании - жизнь и устройство собрания, традиции, выявление харизм в собрании. В обществе - миссионерское свидетельство о Христе, ответственность за государство, охранение свободы и т.д.
При проведении такой деконструкции церковная жизнь хотя бы в языковом поле перестает быть наблюдаемой только в клерикальной среде или в других средах с суженным восприятием, а становится расширяемой на иные области действия Духа Божьего.