Иван Петрович Липкин, цеховой технолог одного из московских заводов, смотрел на часы. Часы удручающе медленно доворачивали секундную стрелку. Вот и всё, Липкин потянулся и поднялся с кресла. Смена закончилась.
Иван Петрович собрал бумаги со стола, сложил в несгораемый шкаф и закрыл на ключ. Ключ положил здесь же, в поддон стоящего на шкафу горшка с геранью. Подошел к вешалке, накинул видавший виды серый пиджак, и в последний раз оглядел свои владения. Взгляд его остановился на большом аквариуме в углу. То была отрада и гордость Ивана Петровича, и даже цеховая достопримечательность. Три десятка ярких рыбок сновали вокруг поросшей зеленью коряги.
Липкин подошел к аквариуму, щелкнул ногтями по стеклянной стенке. Стайка рыбок отпрянула. - "Не признают, чертенята" - усмехнулся Липкин и набрал в щепоть немного корма из банки. Он несколько минут смотрел, как красные и желтые горошинки опускаются на дно и исчезают среди песка и гальки. Потом проверил температуру воды, выключил свет и вышел в клокочущий и лязгающий железом цех.
***
Это был не светофор, и не остановка для посадки пассажиров. Автобус остановился потому, что перед ним стоял другой автобус, а перед тем еще один, а там еще, и еще...
Пассажиры, один за другим, нерешительно выходили на улицу.
- Что случилось?
- Почему стали-то?
- Вы не видели что там? - Спросил кто-то паренька, шедшего навстречу.
- Вроде митинг. Президента долой, и все такое. Дорогу перекрыли.
- А-а-а. Ну, это надолго.
- Паразиты! - Возмутилась пожилая женщина.- Уже домой не доехать, с этими митингами!
Иван Петрович потоптался немного возле автобуса, но любопытство все же взяло верх над благоразумием, и он двинулся к голове колонны, туда, откуда доносились отрывочные звуки выкриков, и шелестение мегафона.
Около тысячи человек расположились полукольцом, в центре которого мужчина кричал в мегафон, вскидывая в такт словам сжатую в кулак руку. Толпа отвечала нестройным гулом. Мужчина замолчал на минуту и жадно хлебнул воды из протянутой кем-то пластиковой бутылки. Перехватил мегафон другой рукой, и снова стал кричать что-то о свободе и равенстве перед законом. Иван Петрович протиснулся поближе, уловить суть речи ему никак не удавалось.
Все это могло закончиться вполне буднично. Наш герой, постояв минут пять, отправился бы домой, к дорогой своей супруге, Марии Сергеевне Липкиной, видеть которую ему, впрочем, совсем не хотелось. Он сел бы за стол, выкушал тарелку борща со сметаной, а после лег спать, чтобы утром снова отправиться на работу и дать новый оборот скрипучему колесу своей жизни. Но судьба иногда играет с людьми плохие шутки.
Едва Липкин протиснулся в первые ряды, позади раздался визг тормозов. Два автобуса остановились в нескольких метрах от толпы, оставив на асфальте черные полосы. Из распахнувшихся дверей, точно горох из банки, высыпали люди в шлемах. В руках у них замелькали дубинки. Толпа обезумевшим стадом шарахнулась в сторону. Мужчина кричал в мегафон, что милиция, это мощный инструмент подавления масс. Омоновцы выстроились цепью. Иван Петрович не был опытен в таких мероприятиях. Он сообразил, что лучше бы отсюда смыться, только тогда, когда уже был надежно окружен плотным кольцом из касок и щитов.
Не успевших удрать, стали заталкивать в автобус. Подгоняя каждого ударом дубины по загривку, какой-то милиционер, неотличимый от других в шлеме, стоял у дверей и покрикивал: - Пошел!.. Пошел!.. Пошел, я сказал!
Последнее относилось к Липкину. Он замешкался у дверей, за что тут же получил дополнительный удар дубиной. На глаза его навернулись слезы.
- Да что же вы делаете?! За что? Вы не имеете права!
- Чего?
Двое омоновцев подхватили Липкина подмышки и забросили в салон. Сами вошли следом.
- Ты что мужик, Ох..ел? - Спросил с улыбкой один из них, и тут же дал нашему герою такую зуботычину, что тот едва не вылетел в окно.
- Сиди тихо, понял?
Иван Петрович кивнул, и, пятясь, опустился на сиденье.
- Не, мужик, ты не понял!
Второй омоновец схватил его за шиворот и швырнул в самый конец автобуса, где уже сидели на полу, вжавшись в угол, человек десять.
В дверях показалась голова начальника, он единственный был в фуражке.
- Ну, как, успокоили?
Видимо удовлетворенная, голова исчезла. Вскоре снова послышались возгласы: - Пошел!.. Пошел!.. - Автобус стал заполняться людьми.
***
Все, что произошло потом, показалось нашему герою долгим кошмарным сном. Пять часов стояния лицом к стене в районном отделении милиции, затем ночь в центре изоляции правонарушителей, суд на следующее утро. Пятнадцать суток в переполненной камере. Нары, расписанные на четыре смены...
Даже, когда Липкина выпустили, кошмар не кончился. Скандал дома. Объяснения на работе. Поспешное увольнение задним числом "по собственному желанию". В довершение всего, пока он сидел, никто не кормил рыбок, все они плавали белёсыми зловонными комочками на поверхности мутной жижи.
Жизнь обрушилась на Ивана Петровича всей массой. Он стал заметно сутулиться, в глазах появилась тоска, вроде той, которая бывает в глазах лошадей, по старости продаваемых на бойню. Теперь Липкин не мог и часа находится дома. Супруга и раньше пилила его нещадно. Но сейчас, получив столько новых поводов для недовольства, она с самого утра принималась за это дело с утроенной энергией. Иван Петрович предпочитал чье угодно общество ее причитаниям и уже с какой-то хмурой ностальгией вспоминал дни, проведенные в тюрьме.
Нужно было искать новую работу. Наш герой, в трудовой книжке которого была измарана только одна страничка, не представлял с какой стороны взяться за это дело. Он говорил жене что-то невразумительное насчет собеседования, выходил из дома и слонялся по улицам, заглядывая в витрины. Иногда катался на троллейбусе, проезжая по несколько кругов, от конечной, до конечной. Один раз Иван Петрович даже сходил в кино, но, сразу после покупки билета, усомнился, по праву ли транжирит семейные деньги. Поразмыслив об этом во время фильма, он пообещал себе, впредь быть аккуратнее в расходах.
***
В тот день, совершая свой моцион, Липкин остановился напротив церкви. Он не был верующим человеком, и, за всю сознательную жизнь, был в храме раз десять, в основном, на чужих похоронах. Но сегодня его словно дернуло что-то за полу куртки. Нерешительно потоптавшись, и несколько раз обернувшись, он, не спеша, двинулся к воротам.
Храм стоял на холме, от подножия которого к дверям вела длинная, широкая лестница. По обе стороны от нее, на скамейках расположились весьма бедственного вида старушки. В ногах у каждой стояла картонная коробка, в которой можно было разглядеть монеты и мелкие купюры. Старушки глядели себе под ноги, изредка поднимая глаза, если кто-то проходил слишком близко, и бормотали тихо сами себе. Липкину показалось - призывали проклятия на головы не подавших. Он брезгливо покосился на них и прибавил шагу, стараясь держаться ближе к середине лестницы.
- Ты что же, значит, думаешь, ОН тебе поможет?
Иван Петрович не сразу сообразил, что фраза адресована ему. На очередной скамейке сидел мужчина, также очень бедственного вида. Вылинявший кургузый пиджак непонятного цвета, ватные брюки, выставленная напоказ культя правой ноги, потертый сандалет на босу ногу на левой. Иссиня-серое, невыразительное лицо поросло многодневной рыжей щетиной. Цель его пребывания здесь казалась очевидной, и все же он являл собой разительный контраст со старушками занявшими соседние скамейки. Нищий сидел, откинувшись назад и разбросав руки по спинке скамьи, из-за чего пиджак его был распахнут, и являл миру довольно объемистое брюхо. Коробки у него не было. Маленький черный глаз быстро бегал, цепко впиваясь, то в одного, то в другого прохожего. Другой глаз глубоко запал в глазницу, был затянут большим бельмом и гноился. Заметив недоумение на лице Липкина, нищий указал зрячим глазом на крест, сверкавший над куполом.
- Не знаю... Нет, не думаю. - Понявший о чем его спрашивают, Иван Петрович сильно смутился. Ему стало неловко, и даже стыдно за свой минутный порыв. - Просто, вот, хотел зайти, посмотреть. - Липкин сам удивился тому, что оправдывается перед этим забулдыгой. Наш герой сделал по инерции несколько шагов вперед и остановился, косясь на незнакомца. Тот внимательно оглядел Липкина с головы до ног, и удовлетворенно причмокнул губами.
- А что вообще тебе надо? Чего ты хочешь, паря? Денег? Может удачи? Счастливого случая? Второй шанс? - Незнакомец заерзал на скамье. Его голос был глухим и хриплым, и казалось, вот-вот перейдет в кашель. Липкин подошел поближе.
- Я... Я не знаю...
- А я, представь, знаю! Да, знаю что тебе надо, паря!
- О чем вы говорите?
- Знаю, о чем говорю. Я могу тебе помочь, паря. Ты посмотри на себя - не человек, а кисель перекисший. Стержня в тебе нету, вот что! Огневого железного стержня. Вон ты как без его согнулся. - Иван Петрович сконфуженно расправил плечи. Нищий на это только прищурил глаз. - А я поставлю. Враз поставлю. Хочешь? - Мужчина в волнении подался вперед. До Липкина долетал теперь кисловатый запах перегара.
- Но как?
- Это уж мое дело. Ты только согласись!
- Согласиться? Хм, ладно, допустим. Но... Черт. Уж больно все это неожиданно! И вы ведь хотите что-то получить за свои услуги, верно?
- Не мешало бы. - Незнакомец судорожно сглотнул. В глазу его появился алчный огонек.
- Ну, пошутили, и хватит. - Липкин повернулся, чтобы идти дальше. Он нахмурил брови, раздосадованный собственной наивностью.
- Стой!
Липкин вздрогнув остановился, в окрике было столько бешенства и повелительной силы, что ему стало страшно.
- Подойди сюда!
Ноги сами поднесли Ивана Петровича к скамейке.
- Ближе. Вот так.
Незнакомец поднялся, опираясь левой рукой о костыль. Липкин с содроганием уставился на его правую руку, тонкую и иссохшую, болтавшуюся у туловища словно плеть, и цеплявшую бесчувственными серыми пальцами спинку скамейки. Нищий перехватил его взгляд и ощерил редкие гнилые зубы.
- Ну, уж отказываться поздно. Не хочешь платить, так бери задаром.
Он размахнулся своей рукой-плетью, и, что есть силы, хлестнул Ивана Петровича по лицу. Удар оказался неожиданно тяжелым. Наш герой рухнул на землю.
Перед глазами Липкина плясали темные пятна. Превозмогая головокружение, он приподнялся на локте, рука ощупала нос. Тот был, непривычно свернут на бок и отозвался болью. Оставляя на губах липкий солоноватый привкус, из левой ноздри бежала кровь. Струйка стекала по подбородку за ворот, и щекотала Липкина под рубашкой. Он поднял взгляд. Мужчина склонился над ним, опираясь на костыль, и беззвучно шептал что-то, едва шевеля губами.
Липкин почувствовал, как кровь застучала в ушах. Солоноватый вкус во рту внезапно стал неимоверно сильным, и заслонил все другие ощущения. Рука метнулась вперед, и, ухватив незнакомца за штанину, рванула к себе. Мужчина упал. Липкин, с нечеловеческим рыком бросился на него. В окутавшем все багровом мареве, он видел лишь белеющее под рыжей щетиной горло с сильно выпирающим кадыком. Иван Петрович рвался к этому горлу, утробно урча, и пуская смешанные с кровью слюни. Он подбирался все ближе, отвоевывал сантиметр за сантиметром, не обращая внимания на истошные крики бьющегося под ним незнакомца. До заветного кадыка оставалось совсем немного, когда Липкин почувствовал, что его тащат за ноги.
Действительно, на шум борьбы из церкви выбежали несколько человек, они пытались теперь разнять дерущихся. Поскольку противник Липкина и не думал сопротивляться, все усилия они направили на усмирение Ивана Петровича. Двое мужчин уселись на него и скрутили руки за спину, а третий безуспешно пытался удержать ноги - Липкин бешено лягался.
Уже отдышавшийся нищий подошел поближе, у него откуда-то взялся второй костыль. Он нагнулся к голове Ивана Петровича, и громко прошептал: - Ну, вот и все, паря! Готово дело. - Мужчина наставил на Липкина свое бельмо, и все вокруг поблекло. Откуда-то снизу, от набережной, набежал туман, густой как молоко. Через секунду он скрыл от Липкина всё, включая траву, в которую упирался его сломанный нос.
***
Иван Петрович сильно изменился за последние дни. Он осунулся, похудел, под глазами появились мешки свекольного цвета. Супруга его однажды попыталась завести привычную словесную баталию, но получила в ответ такой безумный взгляд, что замерла на половине слова, и ушла на кухню. Там она спрятала все ножи в верхнем шкафчике, и два часа гремела кастрюлями, опасаясь выйти в гостиную. Липкин часами просиживал, глядя в телевизор. Телевизор при этом мог быть и выключен, это не имело значения.
Лицо его пылало. В носовые пазухи словно налили горячего киселя. Болезненный румянец, то расползался, захватывая щеки и уши, то совсем исчезал. Объятый пламенем мозг отторгал любые попытки осознать произошедшее.
***
Липкин увидел двух милиционеров, когда возвращался из магазина с пакетами еды в обеих руках - он стал необыкновенно прожорлив в последние дни. Иван Петрович перешел на другую сторону улицы. Со времени своего задержания на митинге он смотрел на всех ментов с некоторой опаской.
Когда стражи правопорядка прошли мимо, Липкин остановился, и долго смотрел им вслед. Патрульные свернули за угол, но Липкин продолжал стоять. Грудь захлестнула дотоле неведомая ему злоба. Дыхание участилось, румянец выступил на лице пятнами. Вот они. Ходят, как ни в чем не бывало. В памяти всплыла слышанная когда-то фраза "Мощный инструмент подавления". Или "Мощный механизм"? Мысли путались. Липкин попытался сосредоточиться, но перед глазами с неотвратимой настойчивостью вставала "Мощная машина подавления". Шкивы, валы, шестерни, перемалывающие всех, кто попадал в ее чудовищные жернова. Могучая рука поворачивает рычаг, и машина крошит Троцкистов и меньшевиков. Еще один поворот, и в жернова сыплются Враги Советского Народа. В это же время другая машина перемалывает евреев. Десятки и сотни "Машин подавления" колесят по земле. Одна из них поглотит его.
Нет!
Подавится!
Липкин шел, оступаясь и натыкаясь на прохожих. Тротуар ломался и уплывал из-под ног. Перед его глазами крутились колесики, и дергались коромысла, включались и выключались фрикционные муфты, приводились в движение червячные передачи. Огромные жернова перетирали в муку человеческие кости. Жар в голове становился невыносимым.
***
Липкин сделал несколько шагов, и обернулся. Синий почтовый ящик висел на столбе, ничуть не смущенный содержание писем. Иван Петрович втянул голову в плечи и пошел прочь. Он специально приехал в другой район, чтобы отправить эти письма. В них было объявление войны.
В каждом конверте лежал пустой список из ста пунктов, и газетная вырезка, сообщающая о задержании двух братьев, совершавших нападения на милицейские посты. Одно письмо в МВД, другое в службу теленовостей.
Липкин не приложил никакой пояснительной записки. Он был уверен, что его поймут правильно. Стоит только начать.
***
В картонном лотке от фруктов лежало десятка три разнообразных ножей. Складные, и не складные, кухонные и сапожные, пружинные "выкидухи" и блестящие "бабочки".
- Какой хотите? - Южного вида мужчина, в потертой кожаной куртке подвинул лоток Ивану Петровичу. Тот взял одну из "бабочек", и повертел в руках. Глаз опытного технолога сразу определил качество металла и прочность конструкции. Липкин, поморщившись, положил нож на место.
- Мне бы что-нибудь для охоты.
- Для охоты там. - Мужчина указал в сторону ряда, над которым, словно флагштоки, поднимались в небо сотни удилищ.
Липкин пошел в указанном направлении. Первый же охотничий павильон заставил его планы серьезно пошатнуться.
- Десять тысяч?
- Ну да. - Молодой продавец опустил глаза. - Вы посмотрите на клеймо! Это настоящий "Кизляр", - его палец коснулся надписи выбитой на клинке.
- Спасибо. Я подумаю. - Иван Петрович повернулся к выходу.
***
Липкин пришел домой поздно. Украдкой заглянув в комнату супруги, и удостоверившись, что она спит, Иван Петрович достал из кармана сверток промасленной бумаги. Развернул, досадливо щурясь при каждом шуршании, и извлек оттуда четвертьдюймовую стамеску с зеленой пластиковой ручкой. Инструмент был куплен за семьдесят четыре рубля в хозяйственном магазине. Липкин взвесил стамеску в руке, и сделал несколько неловких выпадов в сторону зеркала. Румянец его вспыхнул ярче.
***
Жар в голове, отпустивший было Липкина на пару дней, снова стал нарастать. Когда жены не было дома, Иван Петрович доставал из чулана дверцу от старого шкафа, и принимался тыкать в нее заточкой, сделанной из стамески. Через неделю он уже настолько наловчился, что почти каждым ударом пробивал дверцу насквозь. Липкин перешел к следующему этапу. Он мелом нарисовал на дверце фигуру человека. Изобразил печень, сердце и линию ребер. Теперь Иван Петрович отходил от мишени на пять шагов, и, сближаясь с ней, пытался с ходу поразить важный орган. Стамеска входила в в лакированную поверхность словно в масло. Объятая пламенем голова была тяжелой, словно чугунная гиря, жар горячими волнами отдавал в шею.
***
Все оказалось бы просто, не почувствуй он запах крови. Два шага, два удара, два тела. Они лежали почти незаметными в темноте холмиками на одной из дорожек. Все прошло бы гладко, скройся Липкин сразу после этого. Но ему нужен был пистолет. Пока Иван Петрович возился с портупеей, темная, почти черная кровь пропитывала ткань. Пятно все увеличивалось, оно заполнило всю аллею, вытеснило кусты и скамейки куда-то на периферию поля зрения. Услышав слабый стон жертвы, Липкин снова достал заточку. Стук крови в ушах становился все громче. Жар охватил голову, он пульсировал в такт биению сердца, доходя иногда до середины позвоночника. Иван Петрович бил, колол, рубил, не видя ничего, кроме черного пятна, все шире расползавшегося по голубой рубашке.
***
Липкин не понимал, где находится. Пожар в голове утих. В памяти всплывали размытые картины бегства. Кусты. Аллея. Снова кусты. Какие-то люди. Двор. Еще один двор. Пустой трамвай. Опять кусты. Дорога. Фары. Канава, заросшая лопухом. Невысокий забор. И снова кусты. Кажется, его видели.
Иван Петрович огляделся. Место незнакомое, какой-то парк. Он посмотрел на часы, стрелки не двигались. Его будут искать. Липкин торопливо стащил куртку и брюки. В темноте пятен не видно, но вся одежда в крови, можно не сомневаться. Он это предвидел, и взял с собой спортивный костюм. Грязную одежду в рюкзак. Пистолет? Иван Петрович ощупал карманы. Пистолета не было. Потерял? Или так и не взял? Теперь не важно. Надо успеть отправить письма. Липкин пробирался сквозь кусты стараясь не делать лишнего шума. Впереди забрезжил свет. Фонари. Перед тем как выйти на проспект, Иван Петрович еще раз оглядел себя, вроде все в порядке. Стараясь ступать уверенно, он направился к остановке. Ровный, чуть пульсирующий жар ощущался теперь во всем позвоночнике от копчика до макушки.
***
Следующие два письма содержали все тот же список, теперь пункты один и два были зачеркнуты. Липкин бросил их в другой ящик, в другом районе. Он ждал реакции. Он просматривал каждый выпуск новостей, напряженно вчитывался в заголовки газет. Тишина. Вот уже неделю полная тишина. Похоже, его не поняли. Ничего, пунктов еще много. Иван Петрович готов был идти до конца - он ощущал в себе огневой железный стержень.
***
Эти двое были вооружены автоматами. Видимо его предыдущий выход не остался без внимания. Они не выглядели настороженными или испуганными, шли вразвалку, автоматы болтались за плечами. Видно было, что бойцы не особо рады этой ноше. Пяток фонарей освещали аллею слабо, он не мог различить их лица. Наверное, это к лучшему.
Липкин лежал на скамейке, прикрывшись старым плащом. Они видели его, но не торопились, видимо, считали, что спит. Еще несколько шагов...
- Подъем! - Один из патрульных тормошил Липкина за плечо. - Вали отсюда! Дома спать надо!
Второй стоял поодаль. Плохо. Липкин приподнялся, и попытался изобразить на лице пьяное недоумение.
- Чиво? Начшальнник, иди ссебе. Я тута покимарю.
Второй патрульный подошел ближе.
- У-у! Наш клиент. Я вызову машину. - Рука его потянулась к рации.
Пора, решил Липкин, и ткнул склонившегося над ним милиционера под ребра прямо через плащ. Тот стал заваливаться на бок. Товарищ раненого не разглядел оружия в руках Липкина, и решил, что тот просто ударил сержанта кулаком. Он навалился на Ивана Петровича всем телом, пытаясь выкрутить ему руку. Липкин ударил несколько раз куда попало. Милиционер со стоном слез с него, и, безуспешно попытавшись отползти на четвереньках в сторону, растянулся на земле.
Сегодня кровь не стучала в ушах Липкина. Он спокойно обыскал трупы. Забрал оружие и радиостанции.
***
Экстренный выпуск новостей застал Марию Сергеевну Липкину на кухне.
Ночное отсутствие мужа удивило ее, но не шокировало. Все давно шло к этому. Когда дочь вышла замуж и уехала, они с Иваном совсем отдалились друг от друга. А сейчас, муж и вовсе стал очень странным. Она подозревала, что он полез в бутылку, а то и на иглу, все-таки он очень слабый человек.
А может - другое... Когда-то, мысль, что Иван провел ночь где-то вне дома, свела бы ее с ума. Но сейчас она не вызывала ничего, кроме равнодушного удивления и горечи.
Тем временем диктор передал слово одному из спецкоров. Молодой репортер деловитым тоном сообщил, что на одно из московских РОВД совершено вооруженное нападение. По предварительным данным погибли шесть человек, в том числе нападавший. Еще пятеро получили ранения разной степени тяжести. Потом пошло видео. Залитый кровью коридор, тела в черных пластиковых мешках, люди снующие кругом. Камера приблизилась к одному из мешков, он был приоткрыт. "Вы видите перед собой человека, который сегодня утром ворвался в здание, и устроил стрельбу..." - все тем же деловитым тоном говорил репортер, но Мария Сергеевна уже ничего не слышала. Из мешка на нее смотрело пепельно-серое, в бурых пятнах крови, лицо мужа.
***
Все что произошло в последующие две недели, показалось Марии Сергеевне бесконечным, тяжелым сном. Выезд на опознание. Несколько допросов. Обыск. Выдача тела. Похороны. Родственники избегающие смотреть в глаза. Еще допросы. Серия передач на телевидении. Шепчущиеся вслед соседи. Спешный приезд, и такой же спешный отъезд дочери. Снова допросы, теперь уже от газетчиков. Письма...
***
В воскресенье она решила, впервые за много лет, пойти в церковь. Это желание, еще не до конца осознанное, заставило ее одеться, и выйти из дома. Уже на улице оно приобрело ясную форму. Сквозь зелень деревьев сверкнул золотом купол. Мария Сергеевна свернула с тротуара, миновала церковную ограду, и уже поднималась по длинной лестнице, когда сидевший на скамейке нищий окликнул ее.
- Подайте, девушка, страдальцу. Облегчите душу.
Мария Сергеевна замешкалась на секунду. Не в ее правилах было подавать милостыню. Однако сегодня она была в особенно благостном расположении духа, поэтому, порывшись в сумочке, извлекла на свет мелкую купюру. Поискав взглядом коробку, и не обнаружив ничего похожего, она протянула купюру нищему.
- Храни вас Бог, милая.
Мария Сергеевна уже ступила на церковное крыльцо, когда нищий крикнул вдогонку:
- А поможет он вам?
Морщины на лбу Марии Сергеевны обозначились четче, она закрыла на миг глаза, но тут же открыла снова.
- Вера поможет, - прошептала она и, перекрестившись, толкнула тяжелую дверь.