На развязке на Ивантеевку на шоссе вышли большой грузный мужчина и маленькая девочка. Или девушка. На фоне своего спутника она казалась совсем крохотной. Но, если присмотреться, были видны и толстые слои штукатурки на лице, и заметная под курткой выпуклость груди, да и движения у нее вполне взрослые. Тем не мене она по-детски держала за руку своего спутника. В другой руке мужчина нес портфель, на плече у него висели две полупустые спортивные сумки. Он растеряно озирался по сторонам, как будто пытаясь понять, где он и куда надо идти. Девушка явно запыхалась после подъема по откосу шоссе и остановилась, опершись на спутника, поправляя сапожок с острым длинным каблучком.
Мимо проносились машины: ржавые, грязные, мятые, немытые. Прорычала неисправным глушителем потрепанная "Волга". На окрестных полях оседали остатки тающего снега, покрытие дороги было сырым, из-под колес вылетали стелющиеся фонтанчики жижи. По счастью, до обочины они не доставали, даже когда вылетали из-под грузовиков.
Девушка поправила свою обувку, виновато посмотрела на мужчину и тоже растеряно оглянулась по сторонам. Они что-то искали, но спросить на загруженном шоссе было не у кого. Все люди скрывались за стеклом и металлом, ревели цилиндрами, зловонили выхлопом. Они сидели в тепле и сухости, следили за дистанцией, интервалом, показаниями стрелок, контролировали свое перемещение в пространстве и ничуть не собирались отвлекаться на две непропорциональные фигуры на обочине.
Мужчина повернулся к девушке и что-то раздраженно ей сказал. В ответ та зябко поежилась и односложно раздраженно буркнула в ответ.
На горизонте появился старенький красно-белый "Икарус". Мужчина, стоявший лицом к потоку, показал на него смотревшей куда-то в сторону девушке. Та обернулась, подошла ближе к проезжей части, близоруко вглядываясь в лобовое стекло автобуса. Потом подняла руку. Тот чуть замедлился, но не остановился, водитель жестом показал: там, впереди, остановка, а тут не могу - правила такие.
Девушка всплеснула руками, посмотрела вслед "Икарусу". Мужчина поправил сумки на плече и пошел по направлению к городу, куда уехал автобус. Девушка постояла, чего-то подождала и потрусила вслед за своим спутником.
Я убрал бинокль и закурил. Зачем я смотрел за ними? Как заприметил? Само вышло, как весь последний год и получается. Просто забрался в подмосковные кущи, где побезлюдней, чтобы хандру пустотой лечить. Просто стал утром выбираться обратно к дому. Просто выбрал дорогу через Пушкино. Просто к середине дня вышел к тому месту, где подъездная дорога одного из домов отдыха вливается в Ярославку. Просто устроился перекусить, а потом заметил странную пару и захотел их рассмотреть. Благо бинокль был в клапане рюкзака.
Времени было еще полно. Можно где-то за час вальяжно добрести до станции, можно уехать с шоссе на автобусе. Спешить особо некуда - до утра, впрочем, как и каждую ночь, я совершенно свободен, на сегодня тоже планов никаких. Есть вариант пробиться лесом в сторону Заветов Ильича, но не хочется - и нагулялся уже с лихвой, и с те местом есть нерадостные ассоциации. Не случайно я сделал крюк километров в десять только для того, чтобы вставать на ночевку как можно дальше от Скалбы. На той реке, собственно, и началось то, из-за чего сейчас спешить некуда, да и незачем. Давно. Семь лет назад. Тогда тоже был с рюкзаком, только с другим - серым и бесформенным "чулком" системы "Алтай". Лохматый, радикально молодой, бодрый, веселый и гормонами гонимый. Тогда я постоянно куда спешил и торопился. Вот и загнал себя в состояние обреченного покоя и нерадостного смирения.
Машины ритмично сновали по шоссе. У Тарасовки, наверное, уже пробочка, в сторону Москвы поток по-воскресному большой, хотя до дачного сезона еще полмесяца. Ладно, вариантов нет. Надо вставать и двигаться: под мостом на Братовщину перейду дорогу, а там уже и соображу, как выбираться в цивилизацию.
На той стороне шоссе, где четверть часа назад стояли мужчина с девушкой, меня поджидала стая дворняжек. Они загавкали и, сохраняя безопасную дистанцию, стали всеми способами выражать свое недовольство и нежелательность моего присутствия на их территории. "Что ж, имеют право", - подумал я. В слух с ними поздоровался и пополз вверх по откосу магистрали - путь на электричку пришлось бы проделать под песье гавканье, слушать машины - куда лучше. Неприветливые охамевшие полуголодные придорожные шавки - не самые лучшие попутчики, даже для меня.
Шоссе поднималось не небольшой холм, потом скрывалось за перегибом, поэтому ушедших мужчину и девушку я не видел. Но, судя то тому, что по жесту водителя они пошли вперед, в той стороне остановка ближе. Подтянув верхние оттяжки рюкзака, я закурил и не спеша побрел по обочине.
Хорошо идти по азимуту: в руках компас и карта, под ногами - коряги и подлесок, все вместе они настолько занимают голову, что думать на всякие темы не получается. Сейчас путь почти ровный, ничто не мешает, так что волей не волей в мозг лезет всякая чудь. Не надо бы сейчас о ней думать. Ой, не надо бы. Кстати, вот я уже на перевальчике, а странную пару не видно на всем глубоком горизонте. Автобусы, вроде бы, не проходили. Куда же они делись? Магазинов и кафе на обочине вроде нет, сворачивать им было особенно некуда. Но на обочине пусто.
Желтая табличка остановки, приделанная к вваренному в старый колесный диск шесту, виднелась где-то на двух третях видимости. В километре, не больше. Может быть, дошли до него, посмотрели расписание и пошли выбираться другим путем? Как и вокруг меня все девушки, по завету Ульянова, уходят другим путем? Стоп, не отвлекаться на себя, думать о той паре. О чем угодно, только не о себе. О себе опасно. Один раз уже подумал перед окном седьмого этажа. Второй раз так может не повести...
Рядом притормаживает побитая жизнью "трешка". Откуда эти рудименты еще выползают на дорогу? Нет, подвести не надо. Совсем, никуда и абсолютно не надо. А, так ты не подвести, ты дорогу спросить? Так до Клязьмы еще с десяток километров, рано ты напрягся. Конечно, проедешь южный поворот на Пушкино, а потом уже смотри. Если там пересечешь речку и увидишь мост через железную дорогу - значит проехал, под тем же мостом есть разворот. И тебе удачи. Не за что.
Смотрю на задний номер: 33 регион. Владимир. Интересно, что дальнему гостю в подмосковном дачном поселке потребовалось? Но виду студент, молодой парень, вроде бы даже интеллигентный. Там, кажется, церковь какая-то повышенной древности, может, ее посмотреть хочет? Вряд ли, конечно, но других разумных вариантов нет. Только если там дачу снимать собирается, чтобы в Москву ближе мотаться на учебу или работу было.
Рядом со столбиком, обозначающим автобусную остановку, в кювете валялась металлическая конструкция, рассчитанная на то, что пассажиры, в ожидании транспорта, будут укрываться в ней от дождя и солнца. Теперь она мирно ржавела и, судя по накопившейся куче мусора, пребывала там уже не один год. Кто-то, мучимый избытком буйной силы, оторвал от ней сварную олимпийскую символику, она лежала рядом, примяв траву. Значит, надругались над металлоломом недавно. На обороте желтенькой таблички с буквой "А" и номером маршрута, даже значилось расписание. Если звезды встанут правильно, то через сорок минут должен придти автобус. Я огляделся по сторонам, снял рюкзак и, отстегнув от него фальшь-попу, уселся на краю кювета. "Лучше сидеть, когда удается и лежать - если есть возможность", - пробормотал слова Черчиля и закурил. В кустах полосы отчуждения появилось какое-то шевеление. Шорохов за гулом автострады слышно не было, но ветки дрожали явно от человеческого присутствия. Я на всякий случай подвинул поближе рюкзак, повернув себе грузовой декой, за которой крепилась саперка - обычно все конфликты решаются мирно, но лучше быть в готовности.
Кусты еще подергались и из-за них вышла девушка. Она удивленно и вроде немного испуганно взглянула на меня. Джинсы, коротенькая кожаная крутка, поверх нее повязан толстенный шарф. Волосы светло-темные, то ли крашенные, то ли мелированные полосками - я в этом мало разбираюсь.
Видя ее ошалелость и нерешительность, говорю ей:
-Привет!
-Привет... Ты тоже автобуса ждешь?
-Да.
-Ну хорошо, - с этими словами девушка снова скрывается за кустами.
Время медленно потянулось, отмечаемое только затяжками табака. Машины просвистывали с некой регулярностью, несильный ветер шевелил кусты, но его гул слышен не было. Через звуки машин пробивались голоса редких птиц: синицы и воробушки что-то не поделили и громко выясняли свои отношения. Закаркала ворона. Ее карканье - совсем как давние упреки жены: резкие, бессмысленные и безаппеляционные. Жена уже давно бывшая, а ассоциация осталась. Именно ворона, не кукушка - дочку-то я не вижу, не смотря на все права и исправно выполняемые обязанности.
Стоп. Опять о себе начал. Лучше о другом. Куда пошла девушка и ее массивный спутник? Сейчас, когда я ее увидел одну, она уже не казалась такой маленькой. Значит, мужчина должен быть... Ну метра под два. И в плечах покрепче меня. Шкаф, короче. Ну ладно, только в автобусе тесно с ним будет. Огромный дядя, да еще и мой рюкзак... хотя если автобус нормальный, междугородний, то какая разница? Девушка худенькая, так что на двух сиденьях им вдвоем как раз хорошо будет. Но где он?
Кусты снова зашевелились, только теперь на большей площади и более интенсивно. Из-за них показался здоровый дядя, опять за руку с девочкой. Мужчина странно на меня посмотрел - естественно, в драных перемазанных сажей джинсах, залатанной рубашке я без рюкзака напоминал начинающего бомжа. Причем хорошее и недешевое снаряжение, сейчас валявшееся рядом, своим контрастом с потрепанной одеждой наводило на мысль, что я его просто где-то спер.
Девушка повернулась к спутнику и что-то сказала ему. Слов я за шумом машин не разобрал, да и зачем? Они поднялись по откосу и встали рядом.
-Парень, а как думаешь, расписание тут правильное? - спросила девушка.
-Другого все равно нет. Вот перед вами автобус должен был пройти. Вы его в котором часу видели?
- Ну не знаю. С час назад...
-Нет, максимум полчаса, я вас еще с проселка заметил, автобус тогда же прошел, а тут двадцать минут хода максимум. - Я посмотрел на часы на мобильнике, - ну вот, в 14:20 должен был быть пепелац. Примерно сходится.
Девушка повернулась к мужчине и что-то быстро начала ему рассказывать по-немецки. Тот покивал, скрестил руки на груди, а потом быстро что-то у девушки спросил. По обрывкам фраз я своими двоечными знаниями немецкого ощутил, что немец очень хочет сесть. Девушка ему горячее что-то ответила. Тот настойчиво повторил свой вопрос.
-Он спрашивает, не холодно ли так сидеть? - перевела девушка. - И принято ли это в России.
- Он по-английски говорит?
- Да.
Подбирая фразы, рассказал немцу, что сижу на специальной штуке, но попой на землю лучше не падать - заболеешь.
-Ja, Ja, das ist klar, - закивал, скрестил руки на груди и встал в позе сильно раздавшегося в габаритах Наполеона.
Девушку явно переполняли эмоции, немец всем видом показывал, что общаться сейчас он не расположен, и, за не имением других собеседников, она обратилась ко мне:
-Представляешь, какое хамство?! Я просто в шоке!
-Что такое?
-Вот он - немец, Гельмут, прилетел ко мне из Ганновера. Мы поехали на выходные в дом отдыха. Он вроде такой крутой и понтовый, если верить рекламе! Пять звезд. Сейчас!
О, все понятно. Звезд пусть больше, чем в Кремле, но сервис будет "ненавязчивым". Это такая национальная эпидемия - не любим мы делать друг другу добро. Даже за деньги. Поэтому-то и персонал всевозможных пансионов, домов отдыха, да и просто гостиниц - это национальная катастрофа. Помню, в Голландии под Амстердамом брал билет на местную электричку, так мне на безупречном английском еще и объяснили, как идти на нужную платформу, через сколько минут поезд, как его отличить ото всех прочих останавливающихся на нидерландском полустанке составов и, чтобы уж совсем доконать, кассирша поведала правила курения на перронах. Я тогда вспомнил, как в "Шереметьево", правда, первом, внутреннем, но дела это не меняет, ошалевшая пара американских пенсионера пытались выбить из сотрудников аэропорта, где им можно получить свой багаж и инвалидную коляску для сломавшей ногу жены. Три мента, охранник, медсестра и еще какие-то люди в форме работников терминала стояли вокруг них и скорбно пожимали плечами. Когда я предложил свои услуги переводчика, предела радости не было ни у американцев, ни у наших. А после той поездки в Голландию, хохмы ради, попытался на московском вокзале купить билет, прикинувшись иностранцем. Кроме емкого слова: "Чо?!" - я от кассира с первой попытки не добился ничего вразумительного. Изобразил усилие, якобы силясь верно назвать станцию, до которой нужен билет, на этом невозможном языке. Тогда она врубилась, начала его печатать, но сумму произнесла на русском. "How match?" - решил я проверить знание простых слов. Тогда в лотке мне был издали показан билет, в расчете, что сумму я найду сам. При этом шло интенсивное ворчание в сторону коллеги, мол "понаехали тут".
Так что нечего удивляться, что холеному немцу даже отечественный пятизвездочный сервис пришелся не по нутру. Мою догадку полностью подтверждает девушка, пылко, сбивчиво и возмещено рассказывающая, что и как им сделали не так, как геморойно выбираться отсюда без такси, "а и так сплошная подстава на деньги, а не отдых", и как она переживает: "Я-то все понимаю, но перед ним-то неудобно!".
Я достал мобильник, посмотрел на часы. В лучшем случае ждать еще почти полчаса, так что болтливая девушка мне на руку - проще о своем больном не думать.
-Тебя как зовут-то?
-Ира.
-Вадим. Вы первый раз по России путешествуете?
- Раньше он часто прилетал, но все время в командировки. Только один раз задержался после дел еще на три дня, я его тогда в свой родной Нижний отвезла. С родителями познакомила. А потом... В общем, он сменил работу и командировки прекратились. А сам все не приезжал. Вот за полгода первый раз прилетел. Причем его еще и в аэропорту таксист не встретил, не в том терминале ждал. Представляешь? Таксист, в официальном такси, я им номер рейса сказала, даже терминал нужный сказала, а его все равно куда-то унесло. А еще...
Ира пересказывает краткое содержание "Приключения итальянцев в России", ужатое до одного дня (пока она была на работе, а немец сам бродил по городу) и с незначительными вариациями. Я уже жду, когда же она дойдет до сцены с матрешками, но тут нас прервал главный герой повествования.
За что люблю немецкий, - знакомое слово всегда на слух опознаешь. Это в английском надо муторно втыкать, как вылетающая изо рта каша соотносится с теми знаками, которые набраны жирным кеглем в словаре. А тут все просто, поэтому даже мой убогий школьный лексический запас позволяет понять, о чем идет речь. Хотя бы в общих чертах.
Суть тирады немца в том, что "его любимая девочка больше не будет отдыхать в этой жуткой стране, он будет ей покупать билет и ждать ее дома. Или в Австрии. Или еще где. Но больше они в эту омерзительную грязь не поедут".
Я немного обижаюсь за "омерзительную грязь". Посмотрел бы я, как бы ваш орднунг справился с отечественным раздолбайством, стреляй вы, не дай Бог, в 1942 немного поточнее.
- Вот, говорит, больше не шага в Россию не сделает, мерзко ему тут, - с почтением в голосе переводит Ира и начинает говорить ему, что еще немного, и они поедут обратно в Москву, где все почти как в Европе, то есть вполне терпимо. Тот торжественно кивает в ответ. Хорошо Ира говорит по-немецки, аж зависть берет. Бойко, шустро, даже падежи вроде все на местах. Никогда в не мог в их склонениях разобраться. Вот у эскимосов, говорят, падежей аж 18 штук. Вообще выучить ничего нельзя. Да и наши шесть - тоже, наверное, не подарок для иноземцев.
-Ир, если не секрет - я человек посторонний, все равно никак против тебя использовать не смогу... Он русский совсем не понимает?
-Ничуть. Я один раз пыталась его слову "пожалуйста" научить, он попытался-попытался, ничего не вышло и с горя тогда напился. А что?
-Скажи, просто любопытно: ты в Германию хочешь к нему уехать? В перспективе?
-А что?
-Ну у меня никогда международных романов не было, я не очень понимаю, как и с надеждой на что они затеваются.
-Ну а если я его просто люблю?
-Что-то не верю я в тебя - чистого романтика. Взгляд у тебя вполне циничный...
-Ну знаешь что?! - оскорблено произносит она, отворачивается, добавляет уже через плечо, - я со всякими встречными свою личную жизнь обсуждать не собираюсь.
-Понятно, прости, если обидел, - я снова закуриваю. Пять минут еще, если верить расписанию. Ничего, пять минут продержимся.
Ровно за 60 секунд до времени прибытия автобуса немец посмотрел на часы. Транспорт, естественно, задерживается - он вообще всегда приходит раньше, если ты только идешь к остановке, и позже, если ты его на ней ждешь. Я докурил, стрельнул бычок в канаву. Немец неодобрительно скосился, потом посмотрел по сторонам. Если я правильно понял его пробормотанную тираду, то изрек он, что "в этой варварской стране даже урны поставить не могут. Но курят все, где хотят - немного свободы". Ира успокоительно сказала своему спутнику, что, мол, скоро автобус придет, они всегда ходят чуть с опозданием, чтобы все успели придти на остановку, не пропустили свой рейс. Немец высоко поднял брови, категорично возразил, что "каждый должен сам рассчитывать свое время и не дело автобуса ждать всех", видимо, "расхлебаев". Ира панически всплеснула руками, снова обернулась ко мне:
-А ты тут часто ездишь? Автобус по расписанию ходит или нет?
-Тут - редко. А вообще - с погрешностью в плюс-минус полбутылки.
-Как это?
-Выпить и опохмелиться времени хватит. Шутка. Десять минут погрешности в обе стороны - норма.
-Блин, бросить бы эту страну, а что мне там делать... Ты вот спрашивал про планы... Я хочу быть немецкой домохозяйкой, "киндер-кюхе-кирхе". Но я понимаю, что не смогу. Мне независимость нужна, а как мне там самореализоваться, деньги зарабатывать? И самое главное, в этой долбанной стране нашей нет и не бывает вообще никого, с кем можно было бы осесть и спокойно, родив детей, делать свое дело. А с ним.... Он хороший. Большой, добрый Вини-Пух... Как - я тоже не очень понимаю, но тут хоть какие-то надежды есть. Он в Россию не переедет, я в Германии завяну, поэтому тоже не поеду. Но пусть сначала сам о семье заговорит, а потом уже буду думать, как это сделать... Просто так мечтать - я уже не в том возрасте, один раз уже разводилась, хватит.
-Ириш, автобус, - "ЛиАЗ"-"скотовоз" медленно приближался из-за горизонта.
-На таком ехать?
-Он, скорее всего, до Пушкино, там 42 минуты на электричке.
-Прямо-таки ровно 42?
-Точно говорю. Вам в Москве куда?
- Ему - в "Шереметьево", вечером улетает, мне - на "Студенческую".
-Ну, значит, до вокзала, ровно 42 минуты. Там расписание работает почти точно.
-Ага, только как мне его уговорить в этот самоходный сарай залезть?
-Ультимативно. Как в мешке под Сталинградом.
-Он же решит, что я так его отцу за своего дедушку мщу.
Я встал, подвинул фальшь-попу на поясницу, накинул на одно плечо рюкзак. Немец, удивленно косясь на приближающего желтопузого дедушку пассажирского транспорта, подхватил сумки. "Жуткая, дерьмовая страна, вот угораздило же меня...", - примерно с таким ворчание он стал впихиваться в уже изрядно забитое нутро автобуса. Ира попыталась ему что-то сказать, но он лишь сурово отмахнулся, что-то негромко, но зло высказал ей прямо в лицо.
Я втиснулся на подножку вслед за Ирой, поставил рядом с собой рюкзак, двери закрылись, прижав меня к попе девушки. "А ничего, - подумал я, - приятственная запчасть". Огромный широкоплечий "фашист", стоящий уже на площадке самого автобуса, если помещался среди двух грязных старух (одна - с неполным мешком картошки), какого-то полупьяного деда и других, скрытых от меня пассажиров. Он быстро повернулся к Ире и что-то еще ей жестко пробормотал, после чего встал прямо, пытаясь стать меньше, гибче, поместиться на крохотном пяточке, ни к кому не прикасаться и не вдыхать запахов. Ира извернулась на месте, посмотрела на меня мокреющими глазами, тяжело вздохнула, шмыгнула носиком, опершись рукой на дверь у меня за спиной, наклонилась к уху.
-Представляешь, он сказал, что сегодня худший день в его жизни. И что надо было-таки им войну выигрывать. А я-то, дура, так старалась, а нас дом отдыха подставил, он теперь все проклинает.
-Ир, но лучше сейчас это услышать, чем после свадьбы. Беда, конечно, но кому повезло в этой ситуации - еще вопрос.
-Да я все понимаю, но жить-то как? Одна - не могу. А с ним, видишь, не срастается. И замену ему найти... Найду, конечно, кого-нибудь, но уже много хуже.
В Пушкино автобус зарулил на круг, я первый вывалился из открытых дверей и побрел к станции. Попутчики мои вышли следом. Посмотрев расписание и купив билет, пошел взять пива, чтобы скоротать время. Холодное нашлось только в палатке на противоположенном углу площади. Неторопливо открыл бутылку, сделал несколько глотков. По привокзальной площади сновали люди: воскресенье, магазины, закупка провизии для семьи, кто-то уже нагулялся по столице и торопился домой, другие еще спешили на свои тусовки. "Счастливые люди, -подумал я, - им есть куда спешить". Поправил рюкзак, и пошел среди бестолковой толпы к подземному переходу. На второй платформе, не снимая рюкзака, сел на скамейку напротив того места, где остановится головной вагон. Рядом стояли пацаны, лузгали семечки, хлебали "Очаковское", и обсуждали на языке идиом крутой вид некого Дрона, у которого классные штаны "Адидас", несравненная кожанка и бесподобная барсетка, подобранная на местном рынке в тон коричневым лакированным туфлям. Оказывается, от этого Дрона девушка ушла к какому-то молодому человеку, который "ну не пацан он, в натуре". Они грустно резюмировали, что все бабы - дуры, и перешли на прочие светские новости их тусовки. Я отвлекся, потому что по перрону в мою сторону двигались автобусные попутчики. Они уже не держались за руки. Наоборот, немец старался всячески показать, что он с Ирой, - не более чем турист с противным, надоедливым гидом, без которого он хотел бы обойтись, но не может. Ира шла рядом, пытаясь заглянуть огромному спутнику в глаза, что-то объяснить, чего-то от него добиться. Загремела подходящая электричка. До меня они не дошли примерно вагон. Я забрался внутрь, кинул рюкзак на полку и, допивая пиво, стал смотреть в окно. Напротив меня уселись двое буйно влюбленных, целуюсь, видимо, под каждый удар сердца. После международных драм сегодня, мои личных - в недавней биографии, их приступ ванильной нежности смотрелся фальшиво-слащавым, и я, искоса наблюдая за ними, стал гадать, под каким именно предлогом и когда они начнут делать друг другу гадости, причинять боль, а потом разойдутся с ненавистью друг к другу. Не сейчас конечно. Через пару месяцев, много - полгода.
Так, переполненный черными пророчествами, и доехал до вокзала. Пройдя через турникеты, закурил на площади и побрел в сторону "верхнего" входа "Комсомольской". Ира с немцем появились из турникетного павильона, он что-то быстро спросил, девушка махнула рукой вперед, после чего немец сбросил ее сумку с плеча (упала она, понятное дело, в лужу) и быстро зашагал в указанном ему направлении. Ира минуту постояла, подняла баул и, тяжело вздохнув, побрела в сторону метро. Вокруг привычно расположились бомжи, алкаши, всевозможные торговцы. Москва-вокзальная жила своей повседневной жизнью. Немец дошел до стоянки такси, сел в машину и из этой жизни уехал. Наверное уже навсегда. Я докурил и пошел к дверям. Люди из жизни уезжают, но существовать как-то надо. Тем более, что в этот раз уехали не из моей.