Башня, из какого-то тусклого камня, бесстыже и вызывающе выделялась на фоне удивительного унылого, для последних дней лета, неба. Что-то тревожное, неуместное, наверное даже неприятное, было в этой серой спице. Однако, как часто бывает с людьми слабыми духом, я обнаружил, что не могу оторвать взгляд от неуместной, в этих полях, конструкции. Я сверился с расписанием — до города Нск, куда меня направили в командировку, оставалось еще более четырех часов и бокам дороги тянулись бесконечные поля пожухлой, мокрой травы. В пустом салоне было холодно и пахло бензином, а я, обхватив руками небольшой рюкзак с пожитками, смотрел в окно.
Автобус дернулся, и с тарахтением машины которая на многие годы пережила свое время, остановился. Я оторвался от окна и с оханьем поднялся. После двухчасовой поездки ноги слегка гудели, а во рту был неприятный привкус — смесь масла, паров бензина и дорожной пыли. Вокруг были все те же поля, за то звук мотора сменился отборным матом доносившимся из кабины. С некоторым трудом, на ватных ногах, я преодолел часть салона отделявшую меня от водителя и получил ясные, но отнюдь не утешительные сведения. Да, заглохли. Да, на долго. Нет, такси сюда не приедет.
Выругавшись в тон водителю, правда скорее беззлобно и устало, я привалился к металлическому нутру автобуса. Я никуда особо не торопился, но было уже за шесть вечера, и судя по всему ремонтная бригада приедет только завтра с утра. Водитель открыл двери и легко (как только у него получилось после стольких часов за баранкой) спустился наружу приглашающе махнув мне рукой — в другой он сжимал объемный пакет. С собой у этого пролетария оказалась бутылка водки, бутерброды с колбасой и немного чая в термосе. Мы отошли недалеко от автобуса и расстелили покрывало, которое, как оказалось, Игорь (так звали моего нового знакомого) таскал с собой как раз для таких случаев. Сели. Выпили. Разговор не клеился и мой взгляд все чаще возвращался к непонятной башне. Я было хотел расспросить водителя об этом сомнительном памятнике архитектуры, но тут он, видимо окончательно убедившись в моей несостоятельности как соратника по беде, махнул рукой куда-то вдоль дороги. Оказалось что в километрах пятнадцати есть городок, где я, если мне конечно повезет, смогу снять себе койку и купить что-нибудь поесть. Ему же, дескать, машину покидать негоже, да и деталей необходимом в том городке нет. Потому он — Игорь, останется ночевать тут, а завтра заберет меня, как только починится. Пожали руки и попрощались. Водитель клятвенно обещался позвонить с утра, как только приедет ему в помощь бригада, а я подумывал заплатить тысячи две-три и нанять в городке Новосмежинск частника, что бы к ночи уже добраться до окончательного пункта назначения. Становилось прохладно.
Я шел по дороге повесив себе на плечи рюкзак и почти не глядя себе под ноги. Башня приближалось — видимо дорога заворачивала и я попытался прикинуть насколько далеко она от города, но мысли путались и барахтались в противной серой кашице усталости. Ветер становился все холоднее и даже перейдя на быстрый шаг я ни как не мог согреться.
Что бы как-то отвлечься я попробовал прикинуть, через сколько же, наконец, окажусь на месте. Шел я быстро. Рюкзак в котором была смена одежды, да бритва, почти не чувствовался на спине. Скажем я делаю семь километров в час, а значит часа через два с половиной я должен быть в окрестностях города. Два с половиной часа — тогда мне показалось, что это очень много. Мне думалось что на такой погоде я обязательно заболею, темп, что с задачами, которые возложило на меня высокое начальство, я не справлюсь, что меня уволят, что придется съехать со съемной столичной квартиры и вернуться в родное подмосковное захолустье, что жизнь моя будет похожа на окружающие меня поля — обширная, никому не нужная бесконечность серо-желтой пустоты.
Я настолько был поглощен размышлениями о мрачном будущем, что первую заброшенную пятиэтажку заметил только когда совсем поравнялся с ней. Продрогший я остановился и осмотрелся.
Новосмежинск был не просто захолустьем. Он был отвратителен. Возможно у меня просто было плохое настроение, но город производил именно такое впечатление. И дело было даже не в обшарпанных домах, не в разбитом шоссе проходившем через его центр и не в маслянистых лужах. Какая-то дурная атмосфера общей подавленности почти физически давила на плечи. Редкие прохожие - вышедшие с картин о восьмидесятых годах прошлого века , угрюмо брели по своим делам, а сам город был выкрашен закатом в красный — застарелой ржавчины, цвет.
Смотря строго перед собой, я медленно брел по главной улице. Тетки в махровых платках, не обращая никакого внимания проходили мимо, и даже местные, исхудавшие, псы не утруждали себя лаем, молча валяясь в придорожной грязи. Казалось весь город сговорился игнорировать меня.
Впереди показалась плохо заасфальтированная площадь. Это был эдакий натюрморт из прошлого главной страны советов — магазин, здание управы и деревянный, с изразцами домик, который, впрочем, оставался возможно еще с дореволюционных времен. Первые два здания меня не заинтересовали — у сельпо курили какие-то грузчики, а на двери дома правления висел крепкий, в отличие от всего остального в этом городе, замок. Только деревянный домик был похож (во всяком случае из-далека) на какой-то очаг культуры, где бы я мог получить необходимую мне информацию. Мои ноги гудели от долгой прогулки, но надежда, что скоро я сяду на переднее сиденье какого-нибудь ВАЗика и уже поеду, давала мне сил.
Домик являл собой низкое, двухэтажное здание постройки начала прошлого века. Издалека, оно казалось мне солидным и даже крепким, но вблизи было видно что краска на дереве давно облупилась, а темное мясо бревен набухло после недавнего дождя. На несколько минут, оно показалось мне заброшенным, и я испугался, что придется искать помощи где-то еще. Однако неплотно забитые досками окна первого этажа светились теплым, электрическим светом. Зайдя на низкий, грязный порожек я прочесть маленькую табличку венчавшую массивную, но старую дверь. Белым по темно бордовому на табличке было выбито: «Краеведческий музей города Новосмежинск».
Я постучал и через несколько минут и через минуту мне отворил старик обычной, но примечательной для этих мест наружности. Одет он был в серый, помятый мятый костюм со следами то ли чая то ли какого местного напитка на лацканах. Подслеповатые глаза его немного слезились, но внешний вид мой он оценил верно и сделал шаг назад пропуская меня внутрь музея. Не смотря на сомнительный облик снаружи, здание показалось мне если не уютным, то как минимум теплым.
Я кратко представился и тут же, даже не успев объяснить что мне надо, был проведен через полутемные залы в каморку. Поначалу показавшаяся мне крайне маленькой, на деле она была заставлена множеством шкафов с пыльными томами и папками, картинами и прочим историческим мусором. Кроме этого сомнительного богатства в ней был еще стол, на котором сиротливо соседствовали электрический чайник, монитор и клавиатура. Под столом знакомо и уютно гудел системный блок. Видимо хранитель музея (а кто бы это еще мог быть), представившийся Владимиром Ильечём опознал во мне человека приличного, потому не стал держать меня на улице и доверчиво предложил чаю .
За чаем разговор пошел живо и интересно. Владимир — почти сразу мы перешли на «ты», явно истосковался по общению с людьми доучившимся хотя бы до 11го класса школы, а я вдоволь насмотревшись природных красот грелся чаем и слушал рассказчика. Таксистов он местных не знал, за отсутствием оных и признаться расстроил меня, той новостью, что все автолюбители которые и могли бы подвезти меня до нужного города уже как пол дня не вяжут лыка. Впрочем, узнав о моей беде, этот чудесный человек предложил мне остаться ночевать здесь. Иногда Владимир и сам задерживался допоздна и потому у него в наличие имелась раскладушка и с полным набором постельных принадлежностей. Однако зная теперь о моей профессии, он хотел от меня кое-какой платы, о чем сообщил подмигивая скорее жалобно, чем хитро. В связи с постановлением правительства он уже пол года переносил архивы в электронную форму, но в последние дни то ли из-за вирусов, то ли еще из-за чего компьютер работает работает из рук вон плохо.
Старик подергал мышкой вытаскивая машину из спящего режима, охнул и даже немного побледнев закрыл открытый на рабочем столе документ, и даже на всякий случай удалил его делитом. Смущаясь он пояснил, что это были его личные литературные изыскания, стихи и прочея, но когда я попросил его все же показать мне, он пояснил, что очень не любит «этого дела» и вид сделал такой, что уговаривать мне его совершенно расхотелось. Повисло неловкое молчание, которое пришлось нарушить мне, попросив у горе поэта мышку. Следующий час я исследовал внутренности системы пытаясь хоть как-то восстановить ее работоспособность. Как, все же, без доступа к интернету можно было настолько загадить винду — удивительно. Когда за окном окончательно стемнело старик показал мне спальное место и закрыв за собой дверь ушел, а я остался в один в пустом музее.
Не спалось. За окном начался мерзкий дождик, но узнал я об этом по запаху сырости — в сквозь брус шум дождя не проникал. Укутавшись в плед я безрезультатно пытался согреться на узкой, неудобной раскладушке. Провалявшийся так минут десять я встал, включил чайник и скорее по привычке, чем с какой-то целью включил компьютер. Часы показывали половину первого ночи. Я мрачно потыкал мышкой в ровные ряды иконок с текстом, а потом с каким-то ехидным чувством собственного превосходства полез в корзину. Посмотрим, что там пишет дедушка.
Файл открывался больше минуты, и я успел как подумать о плодовитости местного Лермонтова так и том с какого кладбища доставили ему машину. Наконец он открылся, но вместо обещанных оборванных стихотворных строчек я увидел перед собой монолитный текст. Проза? Что же если это и была проза, то оформлена она была как и вся прочая документация — по датам, с приложениями в каком шкафу что лежит. Я начал читать, и чем дальше я читал, тем более странным и фантастическим казался этот текст, и тем удивительней было что никаких сомнений в реальности описанных событий у меня не возникало.
Это была история башни, а точнее Башни — именно так с большой буквы она упоминалась в тексте, и только начав читать я с неприятным удивлением осознал, что с тех пор как вошел в город я ни разу не поднял головы.
Обрывочные данные, сканы старых фотографий, истории проезжавших купцов и чиновников. Как на перемотке было видно как город, такой каким я его застал рождался из небольшого уездного городка. Начинался рассказ с древней фотографии церкви стоящей на холме и небольшого городка в отдалении. Не сложно было догадаться что это был Новосмежинск далекого прошлого. Церковь была высокой — с несколькими шпилями и одной массивной башней. Я читал и перед мной вставала ее история — год постройки, год постройки города... это исследование было на удивление полным и при этом не менее удивительно рваным. Как будто целые периоды бесследно исчезали по каким-то причинам. Вот миновала революция 18го года, наступил 19** и о маленьком городке вспомнило руководство огромной страны советов. Лозунг все для революции в этих и без того бедных краях обернулся голодом. Крестьяне прятали хлеб в церкви, где от былой епархии оставалось только несколько старых священников. Из раза в раз, это срабатывало но наконец удача крестьян кончилась и обман вскрылся. Начальник города, в то время, человек уже пожилой так и не убедил комиссара, что попы обманом выкрали в этот раз зерно, хотя и истово пытался спасти таким путем свою шкуру. Хлеб был вывезен и распределен по красным отрядам, а в церковь решили придать огню.
Уже на следующее утро, когда от церкви осталась только высоченная, выгоревшая башня, выяснилось, что священники так и не покинули свою обитель. Дальше шли обрывочные записки разных исследовательских групп. Читая я мало что понимал, кроме того, что все кто имел дело с башней кончали плохо. Бургомистр повесился следующей ночью. Красного комиссара зарубили шашкой недалеко от лагеря - преступник так и не был найден, хотя разбираться приезжала большая комиссия. А город... судя по всему город начал гнить. Это было видно по фотографиям, как из не большего, но светлого городка он превращался во все более мрачное и гиблое место. Как люди под грузом вины горбились и грубели. Ни один из тех, кто собирался с ружьями отбиваться от «красных бандитов» защищая свой хлеб на полях не явился, что бы потушить церковь.
По системным часам было девять утра, когда в замке зашевелился ключ. Я удалил файл, выключил компьютер и налил себе чаю, которого совсем не хотелось. Во рту был сырой, противный привкус каменных стен. Пришел Владимир и печально кивнув на выход, сказал что на площади стоит автобус. Обязанностью этого человека было перевернуть историю. Вычеркнуть навсегда то что случилось в этих местах, но и он и я понимали — ничего этим не изменить и обоим нам от этого было еще более противно. Не прощаясь я вышел из музея собрав свой нехитрый скарб.
Я ехал по бесконечным полям пожухлой травы и смотрел в грязный, с облупившейся краской пол. Зрелище было безрадостное, но смотреть на серое, ветреное небо совсем не хотелось. В этот раз я отлично знал почему.