Здесь, на северо-западе России, у слияния двух рек, Ягорбы и Шексны, с древних времён жили люди. Реки были полны рыбы, а леса - зверя. От набегов кочевников спасали расположенные вокруг непроходимые болота. Кочевники проходили и севернее: там были города, в которых было, что пограбить. Здесь же, кроме расположенных далеко один от другого хуторов, ничего не было, кроме тайги и упомянутых болот.
Суровые зимы естественным образом отбирали только крепких духом и телом людей. Эти обстоятельства и определили характер местного населения: независимый и свободолюбивый.
Позже на горке у слияния рек появился монастырь, а при нём - слобода, которой указом императрицы в конце 18 века был присвоен статус города под названием Овецк.
Пётр 1 решил соединить Волгу с Балтикой, и в 1810-м открылось судоходство по Мариинской системе, что дало толчок развитию Овецка. Следующим толчком стала проложенная через город сто лет назад железная дорога Санкт-Петербург - Ярославль. В городе появились паровозоремонтные мастерские и работающая на дровах электростанция. Заполнение Рыбинского водохранилища позволило в 1964-м преобразовать Мариинскую систему в Волго-Балтийский водный путь им. В. И. Ленина и существенно расширить возможности судоходства.
В 1940 - 1955 годах в Овецке был построен металлургический завод. Позже - азотнотуковый, химический и другие, менее коптящие заводы и фабрики. В результате олустели окрестные (и не только) деревни, а коренное население было существенно разбавлено приезжим. От выбросов гигантов металлургии и химии из рек исчезла рыба, а из лесов - зверь. Люди как-то не живут, но существуют, зачастую не доживая до пенсии.
Хотя у нас есть что посмотреть, туристы нас не любят: стоит ветру подуть с севера,- на город опускается смог, вызывающий у людей непривычных как минимум удушье и желание бежать из этого проклятого города, чтобы больше в него не возвращаться.
Эта специфика упомянутых производств, а также вода, текущая из кранов и содержащая фенолы, альдегиды и прочие прелести большой металлургии и химии, в сочетании с резко континентальным климатом ( от - 50 градусов зимой при холодных батареях в квартирах до + 35 летом ), объясняют тот факт, что люди здесь выживают только физически и морально крепкие, слабаки либо уезжают, вспоминая всю оставшуюся жизнь пребывание в Овецке, как кошмар, либо (что чаще) отправляются на погост.
В наш северный край не ступала нога захватчика, не бывало здесь ни французов, ни фашистов (эти, правда, с самолётов бомбы сбрасывали), ни прочих шведов, поэтому местный народ любого инвестора воспринимает как завоевателя. До крайностей не доходит, но вложенные инвестором деньги с удовольствием им (народом местным) растаскиваются, а посему предприятие инвестора терпит крах. Так что не подумайте, что мы против, наоборот, милости просим, господа инвесторы, вкладывайте в нас деньги, да побольше.
В сотне с небольшим километров от Овецка расположен областной центр - город Гологда.
Все описанные в повести события являются художественным вымыслом автора, любые совпадения случайны. Чтобы не запутаться в географических названиях, я использовал некоторые реально существующие, но это обстоятельство не отменяет приоритет предыдущего предложения.
Глава 1. КТО ЕСТЬ КТО
Дед Славепа был зажиточным крестьянином. Отец же выбрал работёнку куда менее пыльную и более прибыльную - он перебрался в Овецк и работал зубным техником. И, поскольку имел дело с золотишком, семью содержал в достатке. К окончанию школы папаня внушил Славепу: ты должен стать начальником. Неважно, где, но должность должен занимать видную и прибыльную.
Славеп учился в школе, занимающей здание старой постройки, вблизи Соборной горки, на которой и стояла церковь, давшая начало городу. (Сейчас в этом здании сделан евроремонт, и в нём "учатся" недоумки - студенты-платники местного университета). Поскольку учился Славеп ни шатко - ни валко, - на всякий случай ещё во время учёбы закончил курсы электриков - чтобы иметь профессию на случай, если не удастся поступить в вуз.
Наверное, поэтому и выбрал для учёбы электротехнический институт в Ленинграде. В институте выбрал факультет с самым низким конкурсом, и, как ни странно, поступил. И, отучившись, получил диплом инженера-электрика.
Папаня, пользуясь своими зубопротезными связями, пристроил Славепа на металлургический завод на должность мастера. Отсидев год в своей каптёрке, стараясь из неё не выходить (авось, проблемы сами собой решатся, или найдётся кто-нить, кто их решит), Славеп, опять же с помощью папани, стал начальником участка. Когда начальник цеха попросил Славепа подменить его на время отпуска, Славеп согласился. И стал бывать на оперативках у директора. Осторожно знакомясь с дирекцией, Славеп вставлял посредством папани, кому нужно, зубы (а в очереди на зубопротезирование в то время нужно было отстоять несколько лет). Не скупился на рестораны для нужных людей. Оказывал другие мелкие услуги. И спустя пять лет стал начальником цеха.
Углубляя связи в дирекции, ещё через некоторое время Славеп нашёл-таки самую лучшую работу: он стал распределять квартиры, построенные металлургическим заводом. Безоговорочно слушался директора Лопухина, его жену Таю и замов директора, когда им требовалось отдать сколько-то квартир налево, то есть, без очереди, а иной раз и людям, не имеющим никакого отношения к металлургическому уже не заводу, а комбинату. Очень осторожно пускал налево квартиры, предназначенные очередникам, по собственной инициативе и с пользой для себя. Выстроил из заводских материалов шикарную дачу. И мечтал досидеть на этой синекуре до пенсии.
Со злорадством воспринял весть об увольнении зама по быту. Тот злоупотреблял должностным положением очень уж часто. И каплей, переполнившей чашу терпения Лопухина, стало то, что зам вписал в ведомость на получение зарплаты за ремонт фасадов домов по Красноармейской собственного зятя, работавшего совсем в другом месте. И оно бы всё ничего, но недоброжелатели зама пожаловались на такой невинный проступок в прокуратуры города и области, в горком, в обком и в ЦК, и Лопухин просто обязан был принять какие-то меры. Что он и сделал, отправив зама на пенсию.
Примерно в это же время в один из цехов комбината устроился старшим экономистом (так как имел красный диплом) будущий олигарх Епифан.
Когда закончилась очередная оперативка, Лопухин попросил Славепа задержаться.
- Пойдёшь замом по быту.
- Спасибо за доверие, но мне кажется, на столь высокую должность можно подобрать более достойную кандидатуру.
- Тогда пойдёшь в тюрьму, - и Лопухин бросил через стол папку с бумагами.
Славеп открыл папку и почитал бумаги. Незаметно для себя он описался прямо на кресло в директорском кабинете: папка содержала все его злоупотребления, и с дачей, и с пущенными налево заводскими квартирами.
- М...м...м, - мычал Славеп, - лучше замом.
- Я не сомневался в твоём выборе,- ехидно молвил Лопухин, и продолжил.
- Нам нужен свой председатель горисполкома. Мы строим больше всех жилья, сетей, школ, детсадов. А делят всё это, пусть и частично, какие-то строители да химики. Поди пока депутатом в исполком, работа зама много времени не займёт. А в 90-м мы тебя выберем председателем горисполкома. Отрабатывай свои грехи,- Лопухин забрал папку со Славеповыми грехами и положил в ящик стола.
Славепу оставалось выполнить приказ.
И он пошёл в замы и депутатить. Среди депутатов неожиданно встретил старого знакомого Воровского. Воровский все эти годы то ли служил, то ли работал лесником, то ли сидел в тюрьме. Он метил в райком сельского района и просил Славепа посодействовать. Славеп обещал подумать...
В 90-м Славепа избрали председателем горисполкома. Воровского Славеп пропихнул в сельский то ли райком, то ли райисполком. Епифан дослужился до должности зама начальника планового отдела и уехал стажироваться в Австрию. Лопухин продолжал руководить металлургическим комбинатом.
Назревали интересные времена.
А пока Славеп оказался в своей стихии распределителя. В обстановке тотального дефицита всего и вся он с упоением распределял сахар, масло, колбасу, сигареты, водку... Разрабатывал месячные нормы отпуска продуктов, печатал талоны... Само собой, металлургам из городских фондов продуктов доставалось больше всех. Да ещё наступала эпоха бартера.
К 91-му интересные времена назрели, вызрели, и, перезревая, падали с древа власти, больно ударяя по головам рядовых граждан.