Аннотация: о том, что человек человеку друг, товарищ и брат с точки зрения соседа
Бывший аспирант Верёвкин вышел из ворот русского кладбища Сент-Женевьев де Буа с чувством выполненного долга. Несколько лет он ходил мыслями вокруг да около и вот дошла очередь до наших эмигрантов. Случился этот визит незадолго до дня взятия Бастилии. Июльское небо теряло свою простынную белоснежность и становилось местами серовато пасмурным в своей понедельнической будничности. Хорошо, что не накрапывал дождик.
На пустынном перекрестке Верёвкин задумался, в какую сторону пойти. Ему надо было прийти на вокзал и вернуться за полчаса лёта электрички в Париж. Сюда от станции Сент-Женевьев де Буа он начинал путь пешком, но потом его подвез на машине разговорчивый испанец, работающий на местной почте. Испанец замучился объяснять все повороты на пути к кладбищу и махнул рукой, приглашая в свой маленький ситроен. Любезней было показать рус семетр самому. Дорога на колесах с непринужденной беседой оказалась короткой и приятной. Voila Rоssia, - было сказано Хуаном на финише, когда они поехали вдоль белой стенки ограды, за которой показался купол православного храма. Эта любезность была оказана давно, часа четыре назад. Теперь при взгляде на дорогу закрадывались сомнения - приведет ли она с такими же удобствами, но на своих двоих, обратно.
По тротуару неспешно катил велосипедист. Аспирант шел пружинисто навстречу ему. Выбора не было, здесь их было только двое. Турист знаком остановил местного жителя, спросил, где вокзал. Велосипедист указал на перпендикулярный путь к той дороге, по которой приехал Веревкин. - Неужели он в той стороне? - Будьте уверены. Вы только идите по главной дороге. Она вас приведет к вокзалу. Вон, кстати, остановка автобуса, можете доехать. А вам куда ехать? - В Париж, на вокзал Аустерлиц. - Тут Веревкин заметил про себя, что после долгожданного визита на русское кладбище, свидания с Буниным, Мережковским, Тэффи, князем Юсуповым, белогвардейским офицерами и казаками он стал хорошо понимать по-французски. Сознание воспринимало буквально всё, - что ему говорили. Неужели высокообразованный дух русской аристократии витает здесь и придает способность разговаривать на галантном языке? - Откуда вы? - вежливо спросил велосипедист. Он не прочь был задержаться, догадавшись по акценту, что перед ним чужестранец. - Из России, Москвы. - Как у вас там дела?, - поинтересовался как ни в чем ни бывало француз, словно не читал свободных газет или, наоборот, читал и сравнивал мнения. Верёвкин уже хотел стандартно сказать: "Всё хорошо" и на этом бы от него отвязались. Но тут же подумал. - Раз я прилично теперь говорю по-французски, то давай ка объясню товарищу, как обстоят дела. И приступил к вопросу. - Сложно стало жить. Кризис, понимаете, есть проблемы,безработица. Цены на нефть снизились.
Как ни странно, француз всё понял, улыбнулся, по-дружески хлопнул по плечу. - Мол не унывайте. У нас тут тоже не всё просто. Велосипедист уехал, махая рукой в правильном направлении. - По-моему, он обрадовался тому, что не у них одних во Франции сложно жить, - подумал аспирант.
Вскоре он вернулся в Москву. Прошло месяца три. Как-то раз в октябрьский сумрачный понедельник Веревкин зашел в дом культуры около Казанского вокзала, к приятелю - руководителю хора русской народной песни; Мастеру композиции, если брать творческий аспект его пассионарной деятельности. Народ, а в основном женщины находят время и душевные силы петь по самодеятельностям, уже расходился с репетиции, повязывая платочки и постукивая сапожками. Однако посидеть, поговорить по-философски вдвоем, - третьим в большой комнате-зале "стоял" вровень со взглядом большой портрет-фото молодого красавца Исаака Дунаевского, - скоро не удалось. Одному из членов коллектива - Стасу - исполнилось пять дней назад 77 лет. Именнинику захотелось посидеть в кругу товарищей. С ним для празднования осталось еще человека три из хора, две женщины и мужчина. Сдвинули два стола, поставили чайник, Веревкин вытащил печенье, купленное в белорусском ларьке по случаю захода в гости. Стас достал бутылку кагора и бисквитный тортик. - Чем богаты, тем и рады.
После поздравлений был дан старт общему разговору. По прямоугольному кругу стола почему-то пошли питательные анекдоты. - Мужик приходит с охоты с пойманным зайцем. - Жена, давай масла, зайца жарить будем. - Нема у нас масла. - Давай на растительном масле поджарим. - Нема растительного масла. - Давай тогда сала. - Нема и сала. Мужик расстроился и выкинул зайца в окно. Живи, косой, раз так. Заяц летит и кричит: Слава Украине!
Тема жизни соседей была охотно поддержана. Негр едет в поезде и есть ананас. Хохол его спрашивает, что это? - Ананас. - Дай попробовать. - Возьми. Негр спрашивает: А это что у тебя - Сало! - Дай попробовать! - Зачем тебе? Сало, - оно и в Африке сало.
Третий анекдот Веревкин не запомнил, а своего рассказа про братский народ по случаю нечаянных именин он не припас. Аспирант только нашел слова для поздравления Стаса, сказав, что он - представитель поколения детей войны, к которому он относится с глубоким почтением, как к людям воспитавшим его. В заключении добрый Стас поднялся, почувствовав, что надо сказать речь. Как-то неожиданно он стал говорить о сложной международной обстановке и давлении на нас американцев, об устроенном ими фашистском перевороте в Киеве. Было видно, что мужик волнуется и очень признателен людям, которые почтили вниманием его день рождения. Выглядел он лет на пятнадцать моложе своего возраста. Никто бы и не подумал, что маленького росточка, крепенький, еще не совсем седовласый Стас родился всего через месяц после начала второй мировой. И не пошел в рост, поскольку недоедал в годы войны маленьким. О ней, о том времени, когда воевали с фашистами, здесь уже не вспоминали. На пороге дома топталась, не решаясь взломать дверь, третья мировая война.