Аннотация: рассказ ветерана войны Петра Мелихова о пережитом
С Петром Константиновичем Мелиховым я познакомился в лифте в конце апреля. Спросил пожилого человека. Вы 35-ого года (рождения)? - Нет, 26 года. - Воевали? -Да. 9 мая я снова встретил Петра Константиновича на завалинке у подъезда. У него было приподнятое, праздничное настроение, и ветеран согласился рассказать о былом. Оказывается, внучка нашла его фото в книге о ветеранах ЦНИИМАША (г.Королев), выпущенной к 70-летию Победы. В той книге я обратил внимание на указание, что сведения о моем соседе по дому отсутствуют. Восполняю досадный пробел.
на фото Петя Мелихов в 1940г. (военных фото нет, другие фото http://olegdushin.livejournal.com/90517.html)
Петр Константинович Мелихов рассказывает.
Родился я в Псковской области в селе у Новосокольников 5 января 1926г. До войны мои родители работали в колхозе "Красный пахарь". Отец умер от болезни в 1943г., а маму, похоже, убили в оккупацию каратели, что были на службе у Гитлера.
В колхозе мы, мальчишки, не только играли в лапту, но и помогали взрослым, возили лен, горох. В селе я окончил 7 классов, и дальше бы учился на родине. Да в 1940г. моя мама, она активистка была, читает газету и говорит: "Петя, в Ленинграде прием в ремесленное училище объявляют. Поедешь?" Я сказал: "Поеду."
В 1941г. я учился в училище. Всё было нормально. Наступило лето. У нас уже были подготовлены адреса, по которым собирались разъезжаться на каникулы. Как говорится, одна нога уже была дома. Наступило 22 июня, воскресенье. Как обычно, в ремесленном училище был выходной (пятидневная рабочая неделя была введена в СССР в 1967г. - О.Д.). Выстраивают утром учащихся перед корпусом. Появляется комиссар с одной шпалой. Объявляет: "Кто желает в музей - два шага вперед. Ага! - Желающие культурно просветиться отошли в сторону! Кто желает идти в Петропавловскую крепость купаться?" Тут я - тут как тут в пловцы самоучки. На реке Нер родился, как рыба плавал. Уже с утра было солнечно, тепло, лето. После завтрака мы пошли купаться. И вот там у Петропавловской крепости искупались и лежим на песочке. Видим, идут женщины и плачут. Что такое! Я говорю: "Ребята, пойду узнаю, в чем дело." Еще не дошел до рупора, как слышу, женщины между собой говорят - "Война. Немцы напали на нас". Я возвратился к ребятам и говорю: "Война, пацаны. Всё. Мы домой теперяча не попадем". Комиссар то наш утром ещё не знал, что война началась. И никто в городе об этом не знал до часов 12 (пока не выступил Молотов по радио).
С первых дней войны учащимся дали лопаты, кирки, и мы отправились поездом на оборонительные работы на подступах к Ленинграду - в сторону Новгорода. Помню, эшелон остановился у реки. Мы, мальчишки, выскочили из вагонов и бегом купаться. Бежит офицер с пистолетом: "Что вы делаете?! А ну ка вылазьте!" Мы больше по ночам в прифронтовой зоне работали. А фашист быстро наступал. Красная армия с боями отходила. Работы наши приходилось сворачивать. В памяти осталось, - На той стороне реки уж церковь и избушки горят. Старшие товарищи ребятам говорят: "Там вот магазин есть на окраине поселка. Идите и берите в нём всё, что можете взять." Не пропадать же добру. Я пока собирался, туда-сюда дёргался, народ уже в магазин набежал, растащил всё, что было. Кто-то деньги в кассе схватил, и я тут подсуетился - сахар взял себе и наволочку. Сел в поезд со всем народом и в Ленинград обратно так поехали, - кто с чем, я - с сахаром и наволочкой. Едем на север. Вдруг взрыв - ба-бах, бомба взрывается, затем ещё одна. Ух и мандраж был, впервые под огнем оказался. Самолет немецкий на железную дорогу вышел, "сопровождал" нас. Хорошо, не попал в эшелон. Рядом с полотном разорвались бомбы.
- Вы во время блокады Ленинграда на заводе работали? - Нет. Не работал. Учащиеся сперва как слесари-инструментальщики в училище делали инструменты всякие - молоточки, циркули, линейки, и проч, что нам закажут на заводе. Поначалу за город мальчишки выезжали на работы по укреплению позиций. Когда уж блокада началась, когда нас фашисты к Неве приперли, ученики уже перестали выезжать на оборонительные рубежи. Тогда уж сидели и занимались тем, кто во что горазд. Кто в карты играл, кто что.. Ничего не делали, не работали, сил не было. Ходили как мухи, стали умирать от голода. Мне вот повезло.
Сказали: " Ты, Мелихов, будешь слушать радио. Когда объявят тревогу, идешь на второй этаж и включаешь сирену. Твоя задача - включать сирену. " Дали винтовку деревянную, - игрушечную. Зачем, не знаю. Для строгости, верно. У меня был пульт, кнопка. И я так стоял с этой винтовкой. Завод работал на фронт, а мы, пацаны, нет. Сказали: " Ты, Мелихов, будешь слушать радио. Когда объявят тревогу, идешь на второй этаж и включаешь сирену. Твоя задача - включать сирену. " Дали винтовку деревянную, - игрушечную. Зачем, не знаю. Для строгости, верно. У меня был пульт, кнопка. И я так стоял с этой винтовкой. Завод работал на фронт, а мы, пацаны, нет. Помню, летит немецкий самолет над городом, вокруг него вспышки от снарядов зениток. Вот уже вспышка у самого самолета, а он не падает. Очень обидно было. Так они Бадаевские склады разбомбили, сгорели склады с продовольствием (8 и 10 сентября 1941г.), навели на эти объекты шпионы, наверно, иначе, откуда они узнали о них?
Наше общежитие было на стрелке Васильевского острова. Оттуда мы ходили на фабрику кухню, где питались и рабочие. Потом и жили там же - в общежитии на 8-ой линии. Учащимся никаких продовольственных карточек не давали. Кормили как рабочих 250г. хлеба в день,а то и 150гр.. В столовой кормили - 2 раза в день. Давали утром 27 грамм каши - это столовая ложка. Мы ее разводили в воде, делали суп,чтобы побольше было.
Однажды пришел в училище парень чужой, принес холодец. Я подошел, спросил из чего. Он говорит: человечина. Я уж тут отошел, а были которые брали, не знаю за что.
Из Ленинграда меня и других мальчишек вывезли зимой 1943года. Февраль. Был день ясный. Несильный мороз. Ребят на машины погрузили и через Ладожское озеро повезли. Проехали удачно. Самолеты немецкие не прилетели, грузовики не попали под артиллерийский обстрел. Доехали нормально. Высадились на том берегу, как говорится, на Большой Земле. Эвакуированным сразу супа налили и дали по пачке сухого гороха. Потом отправили в душевую. Посадили всех спасенных блокадников в вагоны, и учащиеся поехали в южную сторону. Помню, сидел на нарах и к стене примерзал. Умирали, умирали и по дороге мои сверстники.
Приехали в станицу Брюховецкую на Кубани (станицу освободили 10 февраля 1943г. - О.Д.). Прошли санобработку в вагончике. Там всю нашу одежду прожарили. Нас не слишком было много приехавших из Ленинграда на Юг. И слесаря, и токаря приехали, кто на кого учился. Может сотня то была. После прожарки ребят в школу поместили. На полу в школе солома лежала, на ней спали. Зато сразу яйца дали. Помню, по станице было не пройти, блокадников жители все жалели, старались подкормить. Зовут: "Сынок, давай, давай. Иди, иди!" - Да я сейчас покушал. Я не хочу." - "Ничего, давай." Сколько мы в станице пробыли? Наверно с месяц. Не работали, только отдыхали, отъедались после голодовки. А потом вдруг говорят: "Кто слесаря, собирайтесь, завтра едете." И не сказали куда.
Я с братом двоюродным Лёшей приехал в Брюховецкую. У него ноги тогда распухли. Валенки пришлось разрезать. Ему еще кефир покупал по дороге. Женщины около эшелона продавали. Бегал из вагона в вагон, кефир ему относил, картошку. Леша токарь был, и должен был пока остаться в Брюховецкой. Я же слесарь. Сказал ему: "Я уезжаю."
Нас ребят-слесарей привезли в Костино, под Москву. Выстроили прибывших. Выделили на глазок группу. Скомандовали: "Два шага вперед. Вы будете электриками." Тогда техника такая была простая - включай рубильники. Короче говоря, работали - подключали станки. Старшими было два опытных электрика, они и подключали. У мальчишек то сначала не было навыков. Завод был авиационный, а до войны был лыжный, спортивный. Во время войны самолеты завод стал производить - не из металла, а как сподручно - из фанеры. Здесь я электриком работал около года. Потом перевели на артиллерийский завод Грабина. Жил в Костино, а в Подлипки пешком (больше 2 километров) ходил. Дорожки в бетоне долбили, кабель в них прокладывали.
На заводе давали бронь от армии. На фронт не пускали. Однако я и еще четверо ребят собрались вместе и убежали в августе 1944г. на фронт. Сели в поезд на ленинградском вокзале и поехали, стало быть обратно, в ленинградском направлении. Только в Тихвине нас милиция задержала.
Сразу документы спросили. А у меня аттестат был, что учился на слесаря. Я говорю: "В армию можно?" Мне отвечают: "Можно". Куда остальные ребята делись, не знаю, больше их не встречал.
В Ленинграде я попал на пересыльный пункт. Недельку на нем побыл, а потом в Токсово в полк. Взяли меня в пехоту - 358 ленинградская краснознаменная стрелковая дивизия. ( В сентябре 1944г. дивизию вывели в резерв - О.Д.) Царица полей. Дали автомат. А потом в Выборге на учениях, на стрельбах заметили. Я очень хорошо стрелял. Мне сразу сказали: "Ты будешь снайпером. Пойдешь в школу снайперов". А какая это школа - простая, может два или три раза были стрельбы, может больше, неделю-две общее обучение было. Стреляли по мишеням перед откосом горы, отстреливали оружие. Дали мне винтовку с оптическим прибором. Так я с ней и ходил. В бою должен был поближе к пулеметчику держаться.
Жили в землянке прямо на берегу Финского залива. 2-3 метра и обрыв к морю. В Выборге стоял большой элеватор, но нам хлеба уж не давали, а выдавали галеты. В город наша часть уже зашла без боя. Мой полк Выборгский стрелковый назывался, поскольку он брал штурмом Выборг (июнь 1944г.) Позже был устроен парад. Парад как парад, небольшой, наше дело промаршировать. Жителей я не видел. По-моему, командир дивизии был, подполковник Зарецкий, а комполка Дорохов.
Задание мне дали - смотреть на залив. Раз снайпер - значит остроглазый. Комроты старший лейтенант Сорокалетов приказ дал. - Сиди и наблюдай за заливом весь день. Если что заметишь, сразу докладывай. Но ничего такого так с моря на нас не свалилось. Только ночью как-то начался обстрел из минометов. Рядом была железная дорога, по ней паровозик ходил. Слышу, зашумел он. Бак пробило. Постреляли минометы немного и перестали. Землянку нашу не задело. По-моему, жертв даже не было, только паровозик подбили. Это был первый обстрел в фронтовой обстановке. Никакого страха не ощущал.
Однажды мне командир говорит: "Бежи (на полянку, где идут занятия) и предупреди наших. Полетит с финской стороны самолет. Ни в коем случае в него не стрелять." Это, оказывается, финн, дипломат или кто там ещё, летел в Москву договариваться прекращать военные действия против России. Осенью 1944г. Финляндия перестала быть германской союзницей. Я побежал и доложил, что так и так. Пролетел тот самолет благополучно. Высоко летел. (Делегация Финляндии прибыла в Москву 7 сентября 1944г. - О.Д.)
Наша 358-ая дивизия была прорывная, ее перебрасывали с участка на участок. Вскоре как замирились с Финляндией, - зимой - нас перевели на другой фронт. Первый бой я принял на третьем Белорусском фронте, в восточной Пруссии в январе 45-ого. Ехал туда через свою родину - Новосокольники в Псковской области. Приехали на фронт. Помню, ранним утром, как заговорила, заиграла наша артиллерия, запели катюши. Дух поднимается при реактивных залпах. - " У, полетела!" Теперь вперед - цепь поднялась в атаку и пошла вперёд.
Я с винтовкой шёл в цепи роты Сорокалетова. По боевому расписанию должен был находиться поближе к пулеметчику (Ларкину). Я же снайпер. Если вижу, где точка огневая, особенно пулемет немецкий где-то строчит, - огоньки то видно - это, значит, моё. Я должен Ларкину сказать: "Смотри, я сейчас туда стреляю." И стреляю из снайперской винтовки. Если затих немец, то, значит, попал или же он сменяет позицию. Если строчит вражеский пулемет, роту невозможно поднять в атаку. Работа у меня была важная.
Зимой по всему фронту немцы отходили. Шли мы однажды в наступление, идем цепью, враг себя никак не проявляет. Справа от нас был лесок. Дорожка такая проселочная и кустарник. А за кустами полянка, снега мало было. Я на неё заскочил. Как меня только осенило! Мины! Противопехотные. Стоят, на палочках как початок-кукурузы. Не закопанные. Я как заяц назад рванул с минного поля. Кричу нашим: "Сюда не ходить. Обходите. Минные участки. " Как я увидел!
Взяли мы немецкие траншеи, выбили их с первой линии обороны. Заскочил я в блиндаж. Сразу чувствуется, здесь не солдаты жили, - офицеры. Какие-то фляжки висят, курица на столе. Мы так быстро рванули, что они не успели курицу взять. И зажигалка. Надо же было, взял зажигалку, засунул её в карман.. Я не был заядлый курильщик, но баловался папиросками, - дурачество, молодость. Выскакиваю из землянки и вижу - Кто-то побежал в траншее в кожаной куртке. - "Эге" - думаю, - это не наш." Выстрелил из винтовки. - Чирик. Есть. Упал. -" Ну я сейчас пойду к нему. " - Подбежал. Лежит парень подбитый. В ремнях, кожанка, молодой такой немец, краснощекий. Глядит на меня, - не убит, - раненый. У меня не хватило духа в лежачего стрелять. Наставил только винтовку, чтобы попугать, а он глазом не повёл. Ушел, а немец раненый остался лежать. По ходу говорю ребятам: "Видите, как я щелканул немца, лежит там. " - "А, - отвечают, - по-моему, кто-то его прибил."
Бой продолжается. Смотрю, наших ребят подбивает, одного, второго. Пулеметчик Ларкин встает, встал во весь рост в траншее и строчит из пулемета и кричит: "Идите, сволочи!". - "Дегтяревского пулемёта? (О.Д.) - Дегтяревского. Хотел крикнуть ему: "Что ж ты! С той стороны тоже стреляют! Зачем же ты так? Так же нельзя. " Не успел. Его и скосило сразу. Он попятился, попятился и упал. Фамилию помню,- Ларкин, а как имя не знаю. Здоровый парень. Года на два-три был меня старше.
Немцы отступили со своих позиций. Но сколько то - человек 10 - они оставили, что бы они прикрывали отход. Это были смертники, по моему мнению. Они засели в сарае, такой из красного кирпича, а мы заняли окоп. Но я то снайпер, не сижу на месте, двигаюсь. Ползешь, бывало, по пластунски. Видишь, - камень, за камень заползешь и так глядишь вокруг. Ага, - уже как то чувствуешь, - там должно быть что-то или кто-то пойдет.
Как убили Ларкина, смотрю я один из всех бойцов в окопе остался, всех остальных пришибло, один ещё наш раненый остался. Там в заграждении колючая проволока была, уже вся развороченная. Смотрю, немец у сарая появился и, может, метров 20-25. Увидел меня в окопе, неглубокий он был, вытаскивает гранату и бросает в мою сторону. Я сразу к земле и прилег. Если б до меня долетело, то, верно, плохо бы пришлось. В кармане было 2 лимонки, я вытаскиваю одну. Из винтовки, хоть она и с оптическим прицелом, долго целиться. Я бросил гранату в немца. - Взрыв. Готов фашист. (Получил фашист гранату.). Кончили мы перекидываться так гранатами, и я потихоньку-потихоньку отполз назад. Круг дал. Встретил лейтенанта. Доложил ему, что остался один, иду к своим. Он одобрил. Вижу, - стоит наша самоходка, экипаж на башне отдыхает. Я к ней подошел. Показываю: "Ребята, вот в том сарайчике немцы засели." Самоходка стояла в метрах ста от сарая. Парни сразу нырнули в люк, навели пушку и ба-бах, как дали фашистам жару! Самоходчики долбанули по крыше сарая, а я побежал обратно в расположение роты. И тут, откуда ни возьмись, - мина прилетела. Никогда не слышишь эту дуру, летит молча, - и вдруг без предупреждений тебе, как на голову, падает. Как сейчас помню, - вспышка! И.. я упал. Сразу правое плечо онемело. В голову осколки попали. Эх! Что значит молодость! Каску бросил в конце боя, - в смысле, не бросил куда придется, а оставил рядом с раненым, когда бежал к своим. - Тебе (каска) может пригодиться, - сказал мужику, - я схожу за помощью. Не удалось. Помешала мне каска, тяжела, неудобна, был в шапке-ушанке. Повесить бы ее себе на ремень? - У меня уже висел кинжал, как снайперу он мне полагался. В бой то шли, увидел я младшего лейтенанта убитого около пушки сорокопятки, офицеру пол-головы как бритвой срезало. Не внял предупреждению. А если бы в каске был, то не хрена бы мне не было от той мины. А так 17 осколков получил. Но это уж мне в 60-годы врачи насчитали столько.
Значит, лежу на земле. Чувствую, я ещё жив. Слышу шум. Думал, немцы. Наши отошли? Но нет, обошлось. Вижу едет солдат на телеге. - "О, славянин лежит! Ты живой? "- "Живой. Только ничего не вижу". Он говорит: "Я везу на передовую снаряды, если довезу всё благополучно, тебя на обратном пути в тыл заберу." Не перевязывал меня, уехал. Сколько я пролежал? По-моему, недолго.
Солдат возвратился и говорит: "Ну, давай." - "Не могу. Я ничего не вижу." Он меня тогда как маленького ребенка поднял и положил на телегу. Со мной разговаривает, ободряет, что выздоровлю. Рассказывает, откуда он, чтобы я приехал в гости к нему на родине и женился. Слышу на мосту завязался спор - оттуда идет автобус, по моему.. Солдат говорит: "Я везу раненого - пропустите. " В общем, пропустили телегу через мост и попал я в полевой госпиталь. Там сделали первую операцию.
Попал я сначала в Волковышки. Был без сознания, иногда тогда приходил в себя. Помню, золото сверкнуло. Это врач - женщина ко мне подошла. Я сказал ей, что увидел блеск. Она: "Значит, будешь видеть!". В наш госпиталь привезли умершего по пути от раны командующего фронтом генерала Черняховского (умер 18.02.1945г., его машина подорвалась на дороге). Как мне сказали, в тот день завыла сирена. Сам то я был без сознания. Сколько то времени прошло. Вот, наконец, очнулся. Врач мне показывает зажигалку. Я говорю: "Я курить больше не буду!" Помнишь, в бою на зажигалку в том немецком блиндаже я позарился? Меня в тот день и ранило. Заклинило с тех пор, бросил курить.
9 мая 1945г. я встретил уже в Свердловске в госпитале.
Выписали меня из госпиталя, и я поехал на родину в Псковскую область. Елки-палки, меня ставят на довольствие - 2 килограмма печенья вместо килограмма сахара и килограмма два овса (в месяц?). Хорошо, что в деревне жила жена брата, я к ней на постой и приехал.. "Ну, - думаю,- тут мне с таким довольствием не прожить. Поеду ка я на старый завод - в Подмосковье, в Калиниград." Меня на заводе товарищи узнали, - хорошо встретили. Что я там, всего то год на войне и в учебном полку проболтался. Работал после войны в НПО Энергия, тогда это был завод Грабина. Обслуживал кабинеты, весь инженерный стенд.
Встреча с Сергеем Королевым.
Работал до 60-х годов я электриком на фирме Королева. С самим Королевым пришлось разок пообщаться. Вот как это было.
На смену я заступил в 8 вечера. На подстанции всё в порядке, тишина. Я говорю: "Ну что, Егорыч, теперь немножко можно (принять). " - "Ну давай." Нас было как раз трое. Выпили понеможку, убрали со стола спиртное. Ба.. Вдруг открывается дверь, что на крючке, и входят к нам двое. Я то Королева (Сергея Павловича) никогда не видел до сей поры. С ним здоровый волк, метра два ростом. Кто уж он такой, не знаю. Телохранитель наверно, был этот товарищ. Руку мне первый протягивает и говорит: "Моя фамилия - Королев." Ну и я называю ему свою фамилию - Мелихов (Пётр). Он говорит: "Так что вы тут делаете? " Я говорю: "Ну, мы на подстанции обеспечиваем отделы и цеха электроэнергией." - И тут он ехидно вворачивает: "А как же вы обслуживаете? И не выпили?" У меня краска от этих слов старшого к лицу прилила, уши аж закололо. Он унюхал! Я говорю: "Не положено нам." - "А это что на столе?" - "А это взято масло для пробы в лаборатории." - "Ага." Не на тех напал, мы же спиртное в тумбочку спрятали. Он взял бутылку с трансформаторным маслом, понюхал. - "Ну пойдем, показывай свое хозяйство." В шкафах висели бушлаты промасляные - подстилали ими иногда, чтобы полежать, отдохнуть. Я говорю: "Здесь низкое напряжение." Шли, шли. Зашли в другой отсек. А там написано "Cтой! Высокое напряжение." Там уж 6600 вольт. Он глянул: "О, туда мы не пойдем. А вот, что в шкафах у вас спецовка в масле - непорядок, заменить немедленно. Cкажите начальнику своему." - "Хорошо, будет сделано." - "Ну ладно. Счастливо дежурить. Спасибо.". И ушел.
В 60-ые годы мне дали инвалидность второй группы из-за моего фронтового ранения в голову. Осколки у меня до сих пор остались. Из НПО Энергия пришлось уволиться. Я устроился сторожем на детский сад при ЦНИИМаше, где проработал еще 7 лет.