Олень всё пил и пил, время от времени поднимая рогатую голову и искоса поглядывая на Павлика карим, с голубоватым белком, глазом. И когда он поворачивался, с его мокрых губ на траву стекали хрустальные капельки воды.
Павлик хорошо знал и этого Оленя, и эту речку, и небольшой домик - там, за речкой, в конце поляны, под тёмно-зёлеными елями. И маленькую девочку, которая жила в домике - Лизхен. Эта она развесила белье, сохнущее на веревке. У Лизхен не было мамы - только папа, поэтому всю женскую работу она делала сама. Её папа - высокий, сильный и очень добрый - вот бы ему такого! - часто, взяв ружье, уходил на охоту, и девочка оставалась одна. Она варила еду, убирала в доме, и ждала возвращения отца, сидя на крылечке с большим рыжим котом на коленях.
И даже не догадывалась, что с другой стороны гобелена, трофейного гобелена, когда-то привезенного дедушкой Павлика с далёкой Большой Войны, каждый вечер за ней наблюдает такой же маленький мальчик, живущий с мамой и бабушкой - он, Павлик.
Павлик повернулся на спину и попытался сглотнуть - горящее распухшее горло с болью пропустило скопившуюся слюну. Ах, с каким удовольствием попил бы он сейчас вместе с Оленем из хрустальной речки!
Покосившись на пустой стакан на табуретке, Павлик вздохнул - бабушка, с которой он спал на одной кровати, ушла в ночную смену, а мама... Судя по звукам из-за тонкой фанерной перегородки, к маме пришёл очередной будущий муж. Жалко, что он не может познакомить маму с папой Лизхен - вот было бы здорово... А то бабушка всё время ругает маму, а мама - она у него такая хорошая, добрая. Вот только пьёт... пьёт... попить бы... хоть глоточек... может получится... из речки...
Он попробовал опять перевернуться на правый бок, лицом к гобелену, но не смог - левая рука, даже не рука, а средний палец, вдруг стал большим-большим и очень тяжёлым, словно к нему привязали огромную гирю. Все тело нестерпимо ныло, горело, а перед глазами мелькали разноцветные звёздочки. И рука...
Павлик хотел позвать маму, но воспалённое горло не выпустило не единого звука.
И тут он увидел, что откуда-то сверху, на него опускается огромной шар. Павлик дернулся, но уже не только рука - всё тело стало тяжёлым-тяжёлым! А шар уже совсем низко, ещё мгновение... И страх дал ему силы - он рванулся к гобелену и - потерял сознание.
Чьи-то мягкие, тёплые губы ласково касались его лица. Павлик открыл глаза - Олень! Увидев, что мальчик пришёл в себя, Олень фыркнул, словно простая лошадь (Павлик сразу понял, что это он так смеется!), и хрустальные капельки прохладным дождем осыпались на горячий лоб Павлика. Он тоже засмеялся в ответ и сел.
В маленьком домике под тёмно-зёлеными елями открылась дверь и вышла Лизхен с большим, полным постиранного белья, тазом.
- Подожди, Лизхен! Поставь таз - он же очень тяжёлый! Сейчас я тебе помогу!
Нисколько не удивившись, Лизхен поставила таз на крылечко, и села, с улыбкой наблюдая за гостем, не знавшим, как перейти бурную горную речку. Маленькая девочка, со светлыми косичками и смешными веснушками, в белой блузке под чёрным корсажем, длинной красно-черной клетчатой юбке и деревянных башмаках. А рядом с тазом на крыльце сидел большой рыжий кот и старательно намывал гостей.
Видя затруднения Павлика, Олень дружелюбно подставил ему спину и перевёз на другой берег.
Каким образом он тогда, в первый раз, вернулся домой, Павлик не помнил. Да и сейчас он не знал, как и почему это получается - возвращение от него самого никак не зависело. Он просто вдруг оказывался в своей комнате - и всё. А вот зато вход в гобелен он научился делать самостоятельно. Для этого надо было лечь, стать тяжёлым, как тогда его рука, потом сильно-сильно напрячься, резко повернуться и... выкатиться на зелёную травку, что на берегу горной речки. Вот и всё.
И теперь, когда бабушки не было дома, или она крепко засыпала, Павлик посещал своих друзей по ту сторону гобелена - Лизхен, Оленя и рыжего Ганса, который поначалу ревновал хозяйку к новому другу, но потом ничего - пообвыкся и перестал.
Через год Павлик пошёл в школу. А ещё через год...
- ...Господи, да это что же такое деется-то...
- А где Семёновна-то была?
- Да в ночную!
- Ах ты ж, Господи! Наталья-Наталья...
- Хорошо, пацанчик в пионерлагере.
- Ой, бедный Пашка - сиротой остался, без матери...
- Да какая она ему мать была? Алкашка.
- А вот это - не надо! Мать - она завсегда мать!
- Всё дотла, до последней щепочки...
* * *
- ...Разрешите войти, товарищ подполковник?
- Входи, входи. И давай без церемоний. Садись, Миша - дело у меня тут к тебе есть.
- Что за дело?
- Помнишь геологов, которых месяца два назад мы в тайгу закинули?
- Ну?
- За помощью обратились - парень там у них пропал. Пошёл на разведку - и не вернулся. Они уже и сами его искали, и пограничников подключили - те тоже пошарили, как смогли. Теперь - к нам. Оно и правильно - с воздуха-то видней. А то уйдёт по ошибке в Китай - тогда ищи-свищи.
- И давно пропал?
- Да уж неделя.
- Фффф...
- Не скажи! Неделя - не срок. Если ничего, конечно, не случилось.
- А что за парень?
- Да самый молодой у них там был - Паша. Высокий такой, худой. Задумчивый. С какими-то... грустными глазами. Помнишь?
- Да не очень, если честно. Вот если бы это девушка была...
- Ну это - ясное дело. А я - запомнил. Чем-то мой Сашка на него похож. Был похож. Если бы тогда вовремя спохватились, искать начали...
- Поверь, Лёша, я очень тебе...
- Да знаю! Знаю. Так что, Миша - сам лететь не могу - тебе доверяю. Ищи, Миша, как моего бы искал.
"Да что такое? По кругу он, что ли, ходит?.. Был ведь уже здесь! Или не был?.. Точно был! Вон и компас валяется". Компас был первой вещью, выкинутой за ненадобностью - его стрелка крутилась с такой скоростью, что вызывала у Павла головокружение. Тогда он только посмеялся над этим, нисколько не сомневаясь, что через полчаса будет пить чай в лагерной палатке.
Павел наклонился, чуть не упал - от слабости закружилась голова - , и поднял компас с земли. Взятый в руки прибор оказался куском пёстрого камня. Разочаровано разжал ладонь. Камень упал на землю и покатился куда-то вниз - горы... А он, спотыкаясь на каждом шагу, побрёл дальше. Наполовину пустой рюкзак, в котором остались только самые ценные образцы, немилосердно давил на плечи, пересохшее, воспаленное горло просило влаги, а в голову точками била кровь, вызывая перед глазами яркие, разноцветные звёздочки.
Вдруг сквозь гул, звучащий в голове, Павел услышал какой-то внешний шум, доносящийся сверху. Ещё не веря себе, он поднял голову - по небу, отчётливо видимый между высокими елями, летел вертолёт! Собрав последние силы, Павлик закричал, замахал руками... Потерял равновесие, оступился на скользких, от осеннего дождя, камнях, и полетел вниз по склону, вслед за брошенным "компасом".
- ...Хрен тут кого найдёшь - ёлки... ёлки...
- Да уж. А как же вы так - одного-то его отпустили? Молодой, неопытный.
- А вот так! Никогда себе этого не прощу. Да и сам он, надо сказать, не очень-то компанию любил. Всё больше как-то... в одиночку. Странный какой-то был.
- Почему же - был?
- Ну... Не знаю. Сомневаюсь, что мы тут кого-то найдём.
- А ты не сомневайся! Мне командир сказал - "Ищи, Миша, и без парня не возвращайся!". Так что - будем искать.
- Да я что? Против, что ли?
Чьи-то мягкие, тёплые губы ласково касались его лица. Павел открыл глаза: - Олень! Олень фыркнул и хрустальные капельки с его губ освежающей влагой пролились на пылающий жаром лоб горе-геолога. Павел, сразу узнав Оленя, засмеялся в ответ, сел и осмотрелся: он сидел на берегу той самой горной речки, а за речкой начиналась та самая поляна, а на краю поляны, под густыми тёмно-зелёными елями, стоял тот самый домик, и на верёвке, натянутой между деревьями, сохло белье, развешенное Лизхен!
Павел сбросил с плеч рюкзак, обнял Оленя за шею и поднялся на ноги. Немного постоял, собираясь с силами, и, всё так же держась за шею друга, ступил в воду.
- Стой! Ты видел?! Видел?! Там! Внизу!
- Видел!
- Он! Пашка! Реку! Переходит! Давай, разворачивайся! Да это просто чудо какое-то! Быстрей!
- Да теперь-то уж никуда не денется.
Благодарно поцеловав Оленя в белую звездочку на лбу, Павел поднялся на так хорошо знакомое крылечко и открыл дверь. В дальнем конце комнаты с низким деревянным потолком, возле изразцовой печи, что-то мешала в котле невысокая, стройная девушка со светлыми косами, уложенными короной вокруг головы, в белой блузке под чёрным корсажем и длинной юбке в красно-чёрную клетку.
Услышав скрип двери, она повернула к Павлику улыбающееся лицо, усеянное смешными веснушками
- Ну, наконец-то! А то я всё жду... жду... Иди к столу - проголодался, небось.
* * *
- ...Да как такое может быть?! Вы же его видели! Миша?
- Видели, Лёша, видели! В том-то и дело, что видели.
- Да куда он мог исчезнуть?!
- Да не знаю, Лёша! Сам не понимаю. Как сквозь землю провалился. И, главное, рюкзак его там.
- Может, искали плохо?
- Да как же - плохо? Ребята и сейчас ищут!
- Может, его рекой унесло?
- Да там речка-то - одно название! Воробей вброд перейдёт.
- Да много ли надо ослабевшему человеку? А там, ниже, водопад...