Это была маленькая станция, настолько маленькая, что названия дать ей никто не удосужился. Она так и называлась - Безымянная. Но здесь, как и на многих станциях, четыре стальные рельсовые полосы делили мир напополам. Этими железными ниточками связаны большие шумные города. Там далеко-далеко бетонные громады домов, жестяные катафалки машин, тестяное месиво из микробов-людей. А на высокой железнодорожной насыпи платформы прилепились насестами. Тихо. Только перекликаются птицы, стрекочут кузнечики да ветер перешептывается с листвой деревьев. На этой половине мира толпились деревья великаны за многообразием листочков и иголок прятали дачный поселок. На другой половине мира лежало лицо луга украшенное макияжем соцветий и обрамлённое волосами низких корявых сосен - болотной причёской.
Пётр Петрович сидел на этой половине мира, на единственной платформенной скамейке (неведомо откуда притащившейся) и терял минуты. Утреннее солнце, нежаркими лучами делало занятие это приятным, а плывущие по небесной лазури ватные комья облаков - интересным. Небо, солнце, облака, деревья, луг, рельсы... Пётр Петрович смотрел, и спокойствие ласковой кошкой залезало на руки. На участке можно сидеть, но там неуютно: тенисто (много лишних деревьев), беспокойные заросли трав и кустарников, даже в жару звенят комары и неопрятной кляксой стоит неухоженный дом - запустение. Чувствуются глыбы ушедших лет, и неприятный холодок разгоняет мурашки по телу - смерть мерещится. На платформе веселее, люди встречаются. Кто-то едет в город, кто-то на дачу и все проходят мимо Петра Петровича - жизнь идёт. Иногда угощают пивом, или дают еды, разговаривают. Знакомые на платформе появляются чаще.
Пётр Петрович задремал и увидел золотоволосого ангела, которого Бог держал за руку.
- А что такое пальцы? - спрашивал Ангел.
- Пальцы - это люди. Ими совершается многое на Земле, - отвечал Бог.
- А кто управляет пальцами?
- Ангелы.
- И зло творят ангелы?
- У нерадивого ангела своевольные пальцы.
Журчание детского голоса вспугнуло дремоту. Светлая девчонка-кроха держала маму за руку и говорила. Рассказывала, спрашивала, отвечала. Слова вились веревочками, сплетались в узоры - осмысленные узоры.
- Этот пальчик, я знаю, называют большим, а этот? - спрашивала девочка.
- Указательный, он указывает, - отвечала мама.
- Да точно, я всегда им показываю, когда мне что-нибудь нужно. А этот?
- Средний.
- Он посередине руки? А этот, самый маленький называют малыш?
- Мизинец.
- Странно... А этот?
- Безымянный.
- Как же он без имени? Мамочка, давай назовём его? Как бы ты его назвала?
Пётр Петрович внутренне напрягся, ожидая услышать глупость. Но мамочка ответила:
- У тебя получится лучше. Назови его сама.
Девочка задумалась, высматривая вокруг подсказки.
Пётр Петрович расслабился, он помнил, что дети меньше говорят глупости и больше дурачатся.
Глупость Пётр Петрович не любил и поэтому был молчуном. В разговоре возможность озвучивания глупости больше, чем в молчании. Разговоры пугали. Редко встретишь в разговоре интересное. Всё - пустое. В тишине больше мыслей. Этот же разговор завораживал всплесками неожиданных оттенков, как луг на той стороне мира... Простые вещи мимо которых проходишь каждый день и не замечаешь - однажды становятся удивительными.
- Цветок! - воскликнула девочка. - Давай назовём его цветок.
- Я боюсь, что очень многие захотят откусить лакомый кусочек. Ням!
Девочка спрятала руку за спину и снова задумалась.
Зашумела электричка. Вскоре появилось её зелёное тело похожее на гусеницу, заглатывающую нитки рельсов.
За железным гавканьем многоколёсной твари Пётр Петрович уже не слышал, что говорит кроха и что ей отвечает умная мамка. Они вошли в вагон и исчезли. Зеленое чудище уползло, оставив серебряные нити, обе половины мира и Петра Петровича, раздумывающего, как бы он назвал безымянные палец. Первое, что пришло в голову - на нем носят кольца. На правой руке палец можно назвать женатиком, а на левой - вдовцом. Пётр Петрович не знал, что безымянный палец называют перстневым, а ещё четвертым и поэтому продолжил изыскания.
"Неплохо было бы назвать его пол-литровичем, но слишком похоже на шоколадку... Как с возрастом меняются ценности. От шоколада - до водки, от сладкого - до горького. Многое он связывает, этот безымянный: вкусы - молодость - женитьбу - разводы - вдовство. Назову я его связующим", - подумал Пётр Петрович и посмотрел на свои руки. Из рукава рубашки вместо левой руки высовывалась культя, а на правой было три пальца: большой, указательный, средний. Не было ни мизинца, ни безымянного-связующего.