Аннотация: Рассказ известного участника Форума Альтернативной Истории http://alternatiwa.fastbb.ru/ Крысолова, написанный им для Четвертого Турнира Альт-Историков.
Месть
Штабс-капитан Николай Лаичев ехал в поезде вторые сутки. После окончания лечения в госпитале он направлялся в родной полк. Подполковник Беляев, его старинный друг ещё со времён Комуча, писал, что полк получил пополнение - молодых ребят призыва 1901 года. Начиналась напряжённая боевая учёба, а офицеров не хватало. После наступления мирной паузы на Восточном фронте, в армии спешили избавиться от некомпетентных или недостойных офицеров. В случае быстрого приезда Беляев сулил товарищу должность командира четвёртого батальона, намекая, что в штабе дивизии этот вопрос уже согласован. Так, что стоило поторопиться.
Лаичев, отужинав, попытался уснуть, но не смог. Тогда он решил почитать книгу, купленную на читинском вокзале. Это было не бульварное чтиво, Лаичев даже удивился, увидев её на лотке книжной лавки. Книга принадлежала перу модного сейчас столичного экономиста Сергея Эйгенсона. Называлась она непритязательно: "Будущее российской экономики: математическая модель развития Дальнего Востока".
Начав читать, оторваться Николай уже не мог. Автор увлекательно описывал экономические процессы, которые будут протекать в стране в ближайшие десять лет. Причём он рассматривал их не в отрыве от мировой экономики, чем грешили некоторые теоретики, а в тесной связке с соседями по региону: Америкой, Японией и Китаем, и даже с СДР и РСФСР, хотя это казалось совершенно невероятным.
Но приятное времяпровождение было внезапно прервано. Поезд дёрнулся и стал резко тормозить. Сосед, спавший на нижней полке под штабс-капитаном, упал на пол. Его жена и дочь испуганно закричали. Николай и сам едва удержался, схватившись за сетку багажной полки.
В голове и хвосте поезда послышались выстрелы. Кто-то пронзительно заверещал. Соседи Лаичева сильно перепугались и засыпали его нервными вопросами.
- Господин офицер, что это? Что происходит?
- Что случилось?
- На нас напали?
Лаичев уже надел портупею и всунул ноги в сапоги. Вытащив пистолет из кобуры, и передёрнув затвор "кольта", он посоветовал соседям:
- Сидите здесь и никуда не выходите. На поезд напали красные бандиты. Если они сюда зайдут, отдайте им всё, снисходительность - не их недостаток.
- А Вы?
Но Николай ничего им не ответил и выскочил из купе. В коридоре он столкнулся нос к носу с бородатым здоровяком, на шапке которого алела партизанская лента. Здоровяк дыхнул на штабс-капитана сивушным перегаром и попытался замахнуться обрезом, но не успел, Лаичев выстрелил ему в живот. Партизан, дико завывая, рухнул на пол.
В тамбуре Лаичев споткнулся о распростёртое тело. Это был морской офицер из первого купе. Череп его был раскроен страшным ударом. Николай подобрал валявшийся рядом "наган" и выпрыгнул из вагона. Прямо возле входа укладывали в телегу первую добычу два партизана. Увидев офицера, они потянулись за оружием. Штабс-капитан выстрелил в них с двух рук. Наган дал осечку, и Николаю пришлось стрелять из пистолета и во второго партизана. Это заняло время, и поэтому они выстрелили одновременно. Партизан промахнулся, а второй раз ему выстрелить было не суждено - пуля лаичевского "кольта" снесла ему полчерепа. Штабс-капитан перепрыгнул через его труп и побежал в сторону леса.
Лаичева заметили остальные бандиты, и открыли по нему стрельбу, совсем рядом засвистели пули. Николаю повезло - ни одна его не задела. Кто-то из партизан бросил пару гранат. Первая упала в стороне, а вторая взорвалась почти под ногами офицера он, подброшенный вверх её взрывом упал, как подкошенный.
***
-Гаспадын капытан, - услышал Лаичев голос с сильным кавказским акцентом, - этот эшчо жив!
Николай попытался открыть глаза, но как только он этот сделал, жгучий ослепляющий солнечный свет заставил его вновь закрыть их. Голова кружилась, очень хотелось пить. Внезапно над ним нависла тень и незнакомый голос спросил его:
-Кто вы? Вы можете говорить?
-Пить... - едва слышно прошептал Лаичев
-Махмуд, дай флягу!
Губ Лаичева коснулось что-то холодное металлическое, и тонкой струйкой ему в рот полилась живительная влага. Штабс-капитан стал жадно пить воду.
-Но-но, вам нельзя столько сразу, - раздался голос. Флягу отняли от губ и прохладная вода полилась ему на лицо.
Лаичев непослушной, словно ватной, рукой, протёр глаза и только тогда сумел разглядеть собеседника. Это был невысокий, русоволосый человек, одного с ним возраста, одетый в русский походный мундир, с капитанскими погонами на плечах. На левом рукаве у него была странная нашивка в виде белого кота, а на сапогах - анненковские розетки.
- Я штабс-капитан Лаичев Николай Николаевич, возвращаюсь после излечения в свой полк на Восточном фронте. Вот мои документы... - сказал Лаичев, пытаясь сунуть руку во внутренний нагрудный карман.
- Не надо, я вас знаю. В прошлом году мы встречались. Во время обороны Линии наши полки стояли рядом. Отдельный Амурский Добровольческий полк. Вы меня не помните?
- Нет, простите великодушно.
- Ничего, мы виделись мельком. Капитан Сергей Крысоловченко, командир отдельного контр-партизанского отряда Внутренней Стражи
- О... - смутился Лаичев. "Контр-партизанский отряд" это был специальный эвфемизм, которым официально именовали карательные части ГПО. Между армейцами и карателями всегда стояла стена отчуждения.
Не обращая внимания на его реакцию, Крысоловченко продолжал:
- Вам очень повезло, Николай Николаевич...
- Вы можете обращаться ко мне на "ты" - просто Нико.
- Нико? - удивился капитан
- Да, я вырос в Тифлисе, тамошние приятели меня именно так называли.
- Ну что же, хорошо, Нико, называйте меня просто Сергей. Так вот Нико, тебе очень повезло. Судя по всему красные просто не нашли тебя в темноте. Ты можешь рассказать, что случилось?
- Да... на наш поезд напали партизаны. Я постарался скрыться, застрелил двоих и побежал к лесу. Но остальные бандиты открыли по мне стрельбу, и бросили мне вслед несколько гранат. Одна взорвалась совсем рядом... дальше ничего не помню.
- Ясно. Вероятно, они подумали, что ты погиб и не стали тратить время на поиски. Кстати, твоя контузия может быть довольно-таки серьёзной. Советую показаться нашему отрядному врачу.
- Нет, не стоит, я чувствую себя лучше. Скажите, что случилось потом?
- Я не знаю Нико. Бандиты разграбили поезд и сбежали.
- А что рассказали пассажиры?
Крысоловченко нахмурился.
- Они ничего не сказали.
- То есть как?
- Они все убиты, Нико.
- То есть как все?
- А вот так вот - все до единого убиты. Это были не простые бандиты, а ребятки из отряда атаманши Маруськи-Комсомолки, Красной Дьяволицы, как ее называют у нас. Тебе очень повезло, что они тебя не нашли.
- Я хочу видеть, что стало с пассажирами.
- Право, не следует этого делать.
- Господин капитан, я воюю с Пятнадцатого года. Смерть видел не единожды.
- Как хочешь. Вольному - воля.
Поезд оказался недалеко от того места, где Лаичев потерял сознание. Люди Крысоловченко разбили привал рядом с железной дорогой. Стражники ходили по вагонам, вынося погибших; несколько человек отправились устанавливать на железке шесты с красными флажками, чтоб предупредить машинистов следующих поездов о разобранных путях.
У поезда лежала длинная вереница трупов, на телах некоторых из них виднелись следы истязаний.
Лаичев подошёл к поезду и поднялся в свой вагон. Стражники еще не успели сюда добраться и в проходе лежали неубранные трупы. Войдя в свое купе, Лаичев оцепенел. На ночном столике лежала, искаженная жуткой гримасой, голова его соседа, торговца из Хабаровска, на нижней койке - тело его жены с перерезанным горлом и вспоротым животом. Их тринадцатилетнюю дочь Лаичев нашел в соседнем купе. У нее была разрублена голова. Судя по следам на теле, перед смертью она подверглась насилию. Лаичеву стало тошно. В поисках глотка свежего воздуха штабс-капитан на ватных ногах пошел к выходу из вагона и мешком вывалился наружу. Его вырвало прямо здесь же.
- Спокойно, Нико, спокойно. Мы поймаем этих подонков, даю слово.
- Я хочу преследовать их вместе с вами, Сергей, - отдышавшись, сказал штабс-капитан.
Крысоловченко внимательно посмотрел на него.
- Хорошо, - сказал он, - тем более у меня в отряде не хватает офицеров. Но сперва я хочу чтобы ты показался нашему врачу.
***
Через два часа отряд выступил в путь. По словам врача, Лаичев отделался очень легко, никакого намека на контузию, что еще раз свидетельствовало о его невероятном везении. Он ехал на лошади рядом с командиром и оживленно с ним беседовал. Они вспоминали прошлое, каждый свое, уделяя особое внимание местам, где их дороги почти пересеклись - боям под Слюдянкой и на Хамар-Дабанских укреплениях.
- А я ведь помню ваш полк, - сказал Лаичев, - если бы вы тогда не устояли, то наша дивизия была бы разгромлена. Помнишь, когда третьего числа красные начали новое наступление? Ведь их главный удар пришёлся как раз по вашим позициям. Если бы красные прорвали вашу оборону, то обойдя нас с левого фланга, отрезали бы все пути отхода.
- Да. Мне этот день до сих пор снится в кошмарах. Я слышал, что сам Каппель хотел наш полк Георгиевским знаменем наградить. Врут, наверное. Да и награждать-то было уже некого - остатки полка расформировали, а людей разбросали по разным частям.
- Скажи, Сергей, а почему ты после этого пошел в... - Лаичев замялся.
- В каратели ты хотел сказать? Да ладно, все в порядке, я не обижаюсь. Потому что здесь я принесу больше пользы. Сам посуди, фронтового опыта у меня всего только прошлогодняя весенняя кампания. А до этого я с 18-го года партизан по лесам гонял, здесь опыта мне не занимать. А то, что происходит на фронте далеко еще не самое главное, помнишь ведь Ледяной поход?
Лаичев кивнул головой и покосился на свою грудь, где висел значок за Великий Сибирский Ледяной поход, золотой меч в серебристом терновом венце, единственную свою награду, которую он носил не снимая.
- Вот то-то, - сказал Крысоловченко, проследив его взгляд, - а ведь если бы не партизаны, то чёрта лысого красные, не то что Иркутск - Красноярск не взяли бы. Ну, да ладно, сейчас в Приамурье, да и вообще по всей Окраине с этим делом получше. Хотя, конечно не все гладко, да ты это на себе почувствовал. Поэтому-то я здесь, там, где больше всего нужен.
Лаичев вновь посмотрел на странную нашивку на рукаве капитана. Что-то она ему явно напоминала, но что?
- А как ты собираешься искать этих бандитов? - Лаичев попытался сменить скользкую тему.
- Я их уже давно ищу, Нико, уже месяца два. И, к сожалению, пока безрезультатно, - усмехнулся Крысоловченко. - Но сейчас у меня появился козырь. Попридержи-ка коня, я тебе кое-что покажу.
Лаичев с Крысоловченко остановились и пропустили вперед несколько человек.
- Видишь вон ту парочку? - показал Лаичеву капитан.
Лаичев посмотрел в указанном направлении и увидел сидящего на вороном коне огромного, устрашающего, и в то же время очень колоритного черкеса в черной папахе, опоясанного узким кавказским поясом с прикрепленным к нему широким кинжалом. К стремени была привязана веревка, на которой черкес вел худого человека в рваной шинели. Приглядевшись, Лаичев заметил, что этого человека явно били - его губы были разбиты, а его левого глаза почти не было видно из-за опухшей скулы.
- Этого красавца, - сказал Крысоловченко, - мы взяли в Ясном позавчера. Незадолго до этого мы раскрыли тамошнюю партизанскую явку, вот он и загремел - не знал, что туда лучше не соваться. Получил не тот прием, на который рассчитывал. Я им серьезно занялся и вытряс его до донышка, так что теперь у нас есть проводник. Кстати, что характерно, парнишка-то из интеллигенции, говорит, в Томском Технологическом учился, Петров его фамилия. Что у него с этими подонками общего? Хотя что-то есть, недаром он с ними связался...
- Не боишься, что это местный Сусанин?
- Нет. - Ответил Крысоловченко и посмотрел на Лаичева странным, пронзительным взглядом. - Я умею убеждать.
От такого взгляда Лаичеву стало неуютно. Однако он продолжил разговор;
- А кто этот черкес?
- О, это Махмуд. Махмуд Ибрагимов. Из ссыльных. До Смуты абрекствовал у себя в горах, вот и сослали. Я с ним в 18-ом познакомился, в Приморье. Очень он за что-то красных невзлюбил, за что я так и не узнал, с тех пор мы с ним всегда вместе служили. Подружился я с ним, крепко подружился - жизнь он мне спасал неоднократно. Хотя конечно человек он непростой, как бы из прошлого времени. Человека ему зарезать - раз плюнуть, но в то же время с друзьями честен, последнюю крошку отдаст. Хотя, мы сейчас все словно в раннее средневековье попали, может как раз для сегодняшнего дня Махмуд ко двору приходится... Ладно, что-то я расфилософствовался, ехать пора. Привал сделаем ночью, - сказал Крысоловченко и тронул коня.
***
Вечером Лаичев нашел капитана у костра. Он сидел на земле и, держа в руке свою офицерскую сумку, доставал из нее и раскладывал по земле какие-то предметы. Увидев приближающегося Лаичева, Крысоловченко быстро собрал их с земли и положил назад.
- Что это у тебя, Сергей, сувениры на память?
Лицо капитана на миг исказила гримаса, похожая на кривую усмешку:
- Что-то вроде, Нико. Хорошо, что пришел, садись.
Лаичев присел рядом.
- Я принял решение назначить тебя командиром взвода, в Ясном пришлось оставить подпоручика Гутника. Думаю, справишься, значок этот не зря у тебя. - Указал Крысоловченко Лаичеву на грудь. - Мы уже недалеко. Я говорил с Петровым, он указал расположение сторожевых постов. Бандиты размещаются в селе Красном - символическое название. Пойдем оттуда, где они нас ждут меньше всего - со стороны тайги. Через полчаса снимаемся и начнем выдвигаться. Ну что, Нико, готов?
- Так точно, господин капитан.
- Ну и отлично. А теперь пойдем, познакомишься со своими людьми.
***
Как командир планировал, так и вышло. Отряд подошёл к месту назначения на рассвете. Село стояло на берегу реки, с трёх сторон его окружала тайга.
Проводник - пленный партизан, шепелявя разбитым ртом, обратился к Крысоловченко:
- Ваше превосходительство, отпустите меня, Вы же обещали...
Крысоловченко резко развернулся к бывшему студенту.
- Молчать, сволочь! - грозно зашипел капитан. - Во-первых: обращайся ко мне Ваше благородие, во-вторых: отпустить я обещал не тебя, а твои грехи, а в-третьих: ещё раз вякнешь - сразу умрёшь!
- Цыгоев! - позвал Крысоловченко одного из стражников.
- Я, господин капитан, - откликнулся тот.
- Заткнёшь кляпом рот этому недоноску и останешься с ним здесь. Если он нас обманул, и мы нарвёмся на засаду - зарежь его.
Пленный побледнел, как мел. Он безропотно раскрыл рот, и позволил затолкнуть в него кусок грязной портянки. Цыгоев бесцеремонно повалил его на траву, и усевшись сверху, заявил командиру:
- Зарежем, ваш бродь, будьте покойны.
Плечи пленного затряслись в беззвучном плаче.
Крысоловченко отправил на разведку нескольких человек. Вскоре они вернулись и подтвердили достоверность данных Петрова.
Командир разбил отряд на команды. Команды прапорщика Ордынцева и сотника Миротвора получили задачу вырезать сторожевые посты и подать условный сигнал. По этому сигналу стражники одновременно врывались в село. Команда Лаичева должна была захватить дом кузнеца, где хранилось большая часть оружия и боеприпасы. Крысоловченко лично возглавил самую большую команду, которую повёл на захват сельсовета, размещавшегося в бывшем доме купца Макарова. По словам студента, Маруська со своим штабом размещалась именно там.
Люди Ордынцева и Миротвора успешно справились с заданием и подали условный сигнал. Отряд вошёл в сонное село. Кое-где забрехали собаки.
Крысоловченко со своей командой уже почти дошёл до сельсовета - за следующим домом уже был виден шест с безвольно повисшей красной тряпкой. Неожиданно со стороны речки раздался истошный вопль:
- Каратели! Карате...
Хлёсткий винтовочный выстрел оборвал эти крики. Но дело было уже сделано, жители села проснулись, поднялась тревога. Капитан скомандовал:
- Бегом!
Стражники бросились следом за своим командиром.
Когда до сельсовета оставалось метров сорок-пятьдесят, раздался звон разбиваемого стекла, и из окон открыли стрельбу. Двое стражников, бежавших рядом с Крысоловченко, упали. Остальные рывком преодолели опасные двадцать метров, и присев под окнами, приготовили гранаты.
Крысоловченко подал счёт:
- Раз... два... три!
На счёт "три" стражники одновременно швырнули в окна гранаты. Внутри дома разом громыхнуло, да так, что некоторые рамы повылетали вместе со ставнями. Не успела улечься гарь после гранатных взрывов, а стражники, помогая друг другу, уже лезли в окна. Оказывать сопротивление было некому.
Капитан вошёл в дом через дверь, которую открыл изнутри урядник Скворцов.
- Ваш бродь, почти все убиты. В плен взяли двоих - дрыхли на втором этаже.- доложил урядник командиру.
- Проводи. Махмуд, бери группу и срочно прочеши село, всех взятых с оружием в руках расстреливать на месте. Да, Махмуд, пошли кого-нибудь к Цыгоеву - пусть берет пленного и тащит сюда.
Скворцов поспешил вперёд Крысоловченко. Свой вопрос Сергей задал ему уже в спину:
- Кого взяли, Митрофаныч?
Урядник обернулся, и оскалившись щербатой улыбкой, уклонился от прямого ответа:
- Сами увидите, ваш бродь.
В комнате на втором этаже Крысоловченко ожидал сюрприз. Двое стражников держали под прицелом кровать, на которой сидели два человека. Приглядевшись, Крысоловченко узнал женщину - это была известная по всей округе атаманша Мария Васильева, более известная, как Маруська-Комсомолка. Мужчина, очевидно, был её походно-полевым мужем.
- Ба, какие люди! Честно признаться, не ожидал... Два месяца за вами гонялся, и такой банальный конец. Я прямо разочарован, право слово...
- Ну что ты лыбишься, шкура белогвардейская? Сегодня твоя победа, но завтра все равно наши тебя закопают, - процедила Маруська сквозь зубы, и грязно выругалась.
- Ай-яй-яй, так ругаться, а еще барышня, гимназию заканчивали. Что завтра будет - то будет, меня больше день сегодняшний интересует. Федор Митрофаныч, дай им чего-нибудь накинуть, а то неудобно как-то разговаривать, все время отвлекаюсь, - сказал Сергей и рассмеялся. Стражники дружно заржали над шуткой командира.
Через десять минут Крысоловченко вышел на улицу, следом за ним стражники вытолкали пленных. У входа его ждали Махмуд с Ордынцевым, а также Лаичев со своим взводом. Поодаль стоял Цыгоев с Петровым.
- Как дела, Махмуд? Где твои люди?
- Харашо, гаспадын капытан! Партызан порэзали, а рэбятки...- Махмуд усмехнулся, - обыски проводят.
- Хм, ладно, только пусть не увлекаются. Нико, что у вас? Кстати, это с вами кто?
Только сейчас Крысоловченко заметил, что команда Лаичева привела с собой пятерых связанных человек.
- Пленные, господин капитан! - ответил Лаичев
- Разве вы не слышали приказа? - резко бросил капитан, но тут же осекся. - Хотя конечно, откуда. Ладно, авось и ваши пленные на что сгодятся. Цыгоев, тащи сюда студента.
К Крысоловченко быстро подбежал Цыгоев, таща Петрова на веревке.
- Ну что, господин бывший студент, могу вас порадовать, - зловеще ухмыляясь заговорил Крысоловченко, - почти все грехи я тебе отпустил, так что шансы дожить до завтра у тебя повышаются. Посмотри-ка вон на тех двоих, кого они тебе напоминают?
Петров, посмотрев на Маруську и увидев ее зловещий, пронзительный взгляд, замешкался.
- Ты что, Петров, замолчал? До сих пор не понял в каком ты положении? Жаль, я думал мы с тобой добились взаимопонимания, - сказал капитан и приказал. - Махмуд!
Бросив на черкеса затравленный взгляд, Петров заговорил:
- Это командир нашего отряда, Мария Васильева.
- Сука ты, Витька, - раздался истеричный вопль, - тварь продажная! Думаешь они тебя пощадят? Не будет этого! А если и так, то наши тебе этого не простят, найдут тебя в любой норе и пятки прижгут.
Махмуд ударил Маруську прикладом в живот, и та упала на землю, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух.
- Не обращай внимания на эту болтовню, студент. Это почти покойница и ничего тебе сделать не сможет. А я смогу. Поэтому подумай хорошенько и продолжай, и не дай тебе бог соврать. Кто эти пятеро?
- Рядовые бойцы, Ваше благородие, а вот этот, - Петров указал на любовника Маруськи, - это товарищ Масленников, комиссар из-за Байкала.
- Что? - встрепенулся Сергей. - Это правда? - обратился он к Масленникову.
В ответ тот только сплюнул Крысоловченко под ноги.
- Неправильный ответ, - сказал Сергей, и пнул Маруську ногой. - Это правда?
- Ничего я тебе не скажу, сволочь!
- Дура, не ради себя, так хоть ради своих людей скажи, я же из них ремни сделаю.
- Пошел ты на ...
Крысоловченко помолчал.
- Махмуд, бери вон того крайнего, - указал он на лаичевских пленных, - и разделай его.
- Слушаю, гаспадын капытан! - ответил черкес и побежал выполнять приказание.
- Господин капитан, - обратился к Крысоловченко подошедший к нему Лаичев, - что вы собираетесь делать?
- Эксперимент.
- Господин капитан, не кажется ли вам...
- Не кажется. - резко бросил Крысоловченко. - Нико, вы в мерах по обращению с бандитами малосведущи, поэтому попрошу вас не выносить преждевременных суждений, обвиняя меня во всех смертных грехах, и не закатывать истерик, говоря о морали и человеколюбии. Я делаю то, что должен делать, и ничего более.
Тем временем Махмуд, с помощью Скворцова, раздел пленного партизана и подвесил его на воротах, головой вниз.
- Начинай, - кивнул ему Крысоловченко.
Качнув головой, Махмуд принялся исполнять приказ. Достав кинжал, он двумя быстрыми движениями отрезал партизану уши. Затем он зашел партизану со спины, сделал там несколько надрезов и принялся медленно сдирать с его спины кожу. Над местом пытки звучал дикий, нечеловеческий крик.
Лаичев не мог поверить в то, что происходило у него на глазах. Прямо перед ним, с живого человека сдирали кожу и он никак не мог этому помешать. Лаичев слышал, что подобное практиковалось у подручных атамана Семёнова, но он думал что семёновские времена канули в лет, и не предполагал, что карательные части Внутренней Стражи продолжают использовать методы "белых большевиков". Лаичев еще раз посмотрел на ледяное, ничего не выражающее лицо капитана и внезапно все стало на свои места - и знакомая на слух фамилия, и странная нашивка на рукавах стражников. Перед ним был Крысолов, один из лучших и в тоже время самых зловещих командиров карательных отрядов Республики. Говорили, что по жестокости он превосходил Казагранди, и во что было сложно поверить, даже самого барона Унгерна. И в то же время, несмотря на слухи (а также прямые доказательства), руководство ГПО категорически отказывалось унять деятельность Крысолова. Говорили, что Савинков в приватной беседе с Верховным, до которого дошли слухи о зверствах, заявил: "Больше ловить крыс у меня некому!".
Тем временем Махмуд закончил снимать с красного кожу. Он вновь обошел вокруг партизана и выверенным движением рассек ему живот. Из распоротого живота вывалились внутренности, и партизан забился в конвульсиях.
Все время экзекуции Крысоловченко внимательно наблюдал за пленными "голубками". Маруська тяжело дышала, судя по всему, зрелище публичного потрошения возбуждало ее, а вот Масленников побледнел и еле держался на ногах. Кивком головы Крысоловченко указал на него Махмуду. Тот понимающе кивнул, и направился к комиссару. Когда он, заломив пленному руки, повел того к воротам, комиссар не выдержал и закричал:
- Я скажу, я все скажу! Да, я Петр Масленников, заброшен сюда из Иркутска, по личному распоряжению комиссара 5-й Красной Армии товарища Магомедова. Перестаньте, пожалуйста.
- Махмуд, отставить! Скворцов, Цыгоев! Берите комиссара и студента и заприте в амбаре, разберемся с ними позже. И не забудьте выставить охрану.
Когда Скворцов с Цыгоевым, забрав пленных, удалились, Крысоловченко обратился к Махмуду:
- Махмуд, прикончи их. Без мучений.
Махмуд кивнул, подошел к пленным и с быстрой сноровкой перерезал горла всем четверым.
- Так, - улыбнулся капитан, - теперь займемся вами, мадемуазель...
Договорить он не успел - в Маруську словно вселилась фурия, и она, оттолкнув конвоира, бросилась на Крысоловченко. Капитан увидел прямо перед собой совершенно обезумевшее лицо с посиневшими губами, однако не растерялся, и метко ударил ей в солнечное сплетение.
И все же вязать ее пришлось вчетвером. Она сопротивлялась с силой, невероятной для обычного человека. Связанная, она принялась кататься по земле.
- Вот сука, - мрачно сказал Ордынцев, посасывая прокушенный палец, - прикладом бы ей по башке.
- Зачэм, вах? Палку в паст, завязкы на затылок, - со знанием дела предложил Махмуд. - Чэтырэ колишка в зэмлу, привязат руки-ноги. Тогда не падрыгается. Бывало... - он крякнул и поспешно умолк.
Лаичев не стал уточнять, для чего предназначалась такая технология - примерно догадывался и сам, что с ее помощью творят в захваченных деревнях.
- Ну ладно, - сказал Крысоловченко. - Пусть ребята отдохнут.
Через четверть часа все было готово. Возле распластанной на земле атаманши выстроилась целая очередь стражников. Некоторые, ради такого дела, даже прервали реквизиции.
- Не хочешь поучаствовать, Николай? - обратился к Лаичеву Крысоловченко.
- Ты что, с ума сошел, Сергей!?
- Правильно, Нико, мне тоже это не нравится, но ребятам нужен отдых, а Маруське расплата за грехи. Начинайте! - крикнул он стражникам.
Спустя три четверти часа последний стражник удовлетворил свое желание. Крысоловченко подошел к Маруське посмотреть как она. Никакой усталости и разбитости на ее лице выражено не было.
- Ну что, беляк, это все на что способны твои псы? Наши бойцы куда посильнее.
- Да Маруська, сильная ты баба, жаль, что мы с тобой при других обстоятельствах не познакомились. А так... не нужна ты мне больше.
Крысоловченко махнул рукой, подзывая к себе Махмуда, и резко рубанул рукой по воздуху. Подбежав, Махмуд достал кинжал и быстрым движением вспорол Маруське живот. Атаманша взвыла от боли. Капитан засунул руку в ее рану, вырвал оттуда маруськины кишки и разбросал их по земле.
- Пусть подыхает, - сказал он и вытер руки о ее одежду. - Ладно, пойдем Масленникова проведаем.
Проходя мимо одного из домов, Сергей краем глаза заметил приоткрытую дверь
чердака и торчащий оттуда ствол ружья "Откуда оно здесь?" - промелькнуло в голове у
Сергея. Раздался выстрел и Махмуд, его верный товарищ, прошедший с ним огонь,
кровь и грязь, соратник с которым он не раз делил на двоих кров, хлеб и бабу,
рухнул посреди улицы. Ошеломленный Сергей упал на землю вслед за ним и быстро отполз
под защиту лежавшего рядом с забором сучковатого бревна. Опомнившиеся
стражники рассредоточились и открыли огонь.
На шум прибежал Лаичев и его люди. Быстро сориентировавшись, Лаичев отдал
приказ, и его группа, под прикрытием огня стражников, обошла дом с тыла и
бросилась на штурм. Через несколько минут стрельба стихла.
Крысоловченко подбежал к Махмуду. Все было кончено, пуля попала в сердце - с такой раной Махмуд умер, не успев коснуться земли.
Тем временем стражники выволокли из дома стрелявшего - молодого светловолосого
парня, и хозяина дома - невесть откуда взявшегося в этих краях китайца. Вслед за
хозяином выбежала, ломая руки, его заплаканная жена.
Усмехнувшись, Крысоловченко положил руку на лицо парня и начал надавливать
большим пальцем на его глаз.
- Говори, тварь, почему стрелял или я выдавлю тебе глаза!
Боль стала нестерпимой, и парень заговорил.
- Этот черкес... он убил моего брата... я видел, как он перерезал ему горло... как
свинье. Можешь меня убить, но я отомстил...
Крысоловченко убрал руку с его лица, медленно посмотрел по сторонам и увидел
стоящую возле амбара лопату.
- На колени его, - кивнул он страже.
Медленным, очень медленным шагом Крысоловченко подошел к амбару, взял лопату и
также неестественно медленно вернулся назад. Еще раз внимательно посмотрел на
парня, покачал лопату в руках и принялся избивать красного.
Первыми ударами он сломал ему руки. Затем он стал бить его по спине и по ногам.
Когда красный упал, Крысоловченко попытался отрубить ему пальцы, но лопата была
тупой и, сделав три удара, Сергей сумел отрубить парню только один палец.
Выругавшись, Крысоловченко размахнулся и обрушил на голову красному последний
удар. Лопата с противным хрустом вошла в череп, и на траву выплеснулись
отвратительные серые ошметки.
Отдышавшись, Сергей отпустил лопату, которая осталась торчать в голове убитого,
и подошел к китайцу.
- Ну а ты, сволочь косоглазая, почему не донес?
Китаец молчал и только злобно посматривал на капитана исподлобья.
- Что же ты молчишь? Может ты с ним заодно?
Крысоловченко достал из кобуры свой "браунинг" и навел его на китайца.
- Отвечай же, я жду!
Заплаканная китаянка бросилась ему в ноги и принялась что-то лопотать, мешая от
волнения русские и китайские слова. Крысоловченко резко ударил ее ногой в лицо и
она замолчала.
- Молчишь? Гордый, значит, не хочешь большеглазому варвару слово сказать? Ну
ладно, посмотрим, что ты на это скажешь. Ордынцев, за мной!
Крысоловченко развернулся и вошел в дом. Следом за ним вошел прапорщик Ордынцев. Спустя
некоторое время он оттуда выскочил, схватил китайца в охапку и потащил во внутрь. В
ту же минуту там раздались выстрелы и детские крики. Через несколько минут из
дверей вышел Ордынцев, таща за собой китайца с разбитой нижней челюстью. Следом
вышел Крысоловченко, и, подойдя к распластавшейся по земле, обезумевшей от горя
китаянке, застрелил ее. Потом он долгим взглядом посмотрел китайцу в глаза и
выстрелил ему в лицо.
Войдя внутрь дома, Лаичев ужаснулся - прямо у входа лежал сын хозяина,
черноволосый мальчишка лет 12 с простреленной головой, второй, помладше, лежал,
скорчившись, в луже крови посреди комнаты, держа за руку свою мертвую младшую
сестренку. Однако самое страшное он увидел в углу, где стояла небольшая
колыбель. Уже зная что он увидит, Николай подошел к ней и заглянул внутрь, где
увидел младенца с развороченной пулей головой.
Николая захлестнула волна ненависти. Какой-то сумасшедший, озверевший от крови
садист, палач с извращенными представлениями о морали и человечности, только что
убил ни за что четверых, ни в чем не повинных, детей! Такие нелюди не могут, не
должны жить на этом свете!
Вырывая из кобуры свой "кольт", Николай выскочил из дома.
Крысоловченко стоял перед ним, целясь в Лаичева из своего "браунинга".
- Не успеешь, Нико! - хладнокровно сказал он.
Лаичев и сам понимал, что в лучшем случае он выстрелит одновременно с