Я бы советовал открыть это чтиво людям, у которых многое ещё впереди.
Накануне
Внутренний мир отдельно взятого человека чрезвычайно интересен своей многогранностью. Чем более человек одухотворён внутренне, тем более он интересен. Но если разложить на составляющие наше внутреннее богатство, то оно очень даже доступно укладывается в набор нескольких определений подходящих для многих из нас.
Все мы существа мыслящие. Даже débile, проснувшись поутру, скорее всего, радуются солнышку, имеют изначальные желания и стремятся их исполнить. И исполняют, наверное.
У человека адекватного к окружающей жизни, мышление значительнее, масштабнее, объёмнее. С некоторой запрограммированностью на ощущения от достижения своих желаний. А желаний у него может быть не меньше, чем мыслей роятся в голове. Здесь уже всё зависит от амбиций.
Дальше мы наблюдаем взаимосвязь между мышлением, желаниями, амбициями у отдельно взятого индивидуума. Тут 'на сцену' выходит такое понятие, как степень амбиции. Чем она выше, тем выше и желания, и мышления направленные на реализацию этих желаний.
Критерием, как логическим, так и эмпирическим, всего вышеизложенного, является итог. Итог, как конечный продукт деятельности человека в совокупности своего внутреннего содержания - мышления, желания, амбиции.
В своём зародыше итог формируется из цели жизни. И если жизнь у человека одна, то цель в ней не одинока. Их множество. И чем многогранней внутреннее существо человека, тем их больше. Но сколько бы ни разнились они в своём множестве, все они направлены на удовлетворение внутреннего состояния отдельно взятого субъекта нашего общества.
Интересно наблюдать за способами достижения своих целей человеком. Если задуматься, то приходишь к выводу, что все они идут через самопожертвование. (Мы не будем говорить здесь об аморальных способах их достижения.) Самопожертвование во имя достижение цели, так же не имеет своих границ. И это, скорее всего, правильно. Нам ценен только тот итог, в который мы вложили всю свою внутреннюю сущность. Именно степень нашего самопожертвования заставляет нас отстаивать правоту итога и его закономерность. Порой на это уходит большая часть жизни. Порой на это уходит вся жизнь.
Однако, хотим мы этого или не хотим, но наступает момент в жизни каждого из нас, когда человек иссякает. Уже нет ни желаний, ни амбиций... Остаётся только мышление, которое старается приоткрыть завесу ещё не познанного, не осмысленного. Того - а что же всё-таки есть жизнь человеческая, как материальная составляющая нашего бытия?
Вот об этом я и хочу поведать после того, как вернулся из Федерального кардиологического центра им. Академика В.А.Алмазова.
В центре сердечных отношений
'Федеральный Центр сердца, крови и эндокринологии имени В.А.
Алмазова' считается одним из крупнейших федеральных научно-лечебных
учреждений Российской Федерации.
Именно здесь я впервые полномасштабно задумался о сущности человека, как биологического существа в окружающем всех нас Мире.
Странно бы было встретить на своём жизненном пути человека, который считает себя умственно отсталым. Вот и я никогда так не думал о себе. Поскольку полагал себя человеком вполне образованным - школа, стройка, служба в ВМФ, институт, и жизнь, пройденная 'не по учебникам'.
Были в этой жизни и взлёты, и падения. Но, как и все, я карабкался к совершенству 'обогащая свой ум богатствами выработанными человечеством'. Многое из того, что я познал в жизни, пришло ко мне через самопожертвование. Порой приходилось жертвовать и ближними своими. Особенно когда учился в институте и жил на тридцать копеек в сутки. Потом командировки ради 'длинного рубля'. Потом вечные задержки на службе ради создания служебного имиджа. Потом сутками за рулём городского автобуса ради 'построения благосостояния в отдельно взятой семье'. Чего только не было в жизни, но... Именно сегодня я осознал всем существом своим, что всё это было 'суета сует'.
Даже тогда, когда 'инфаркт подкрался незаметно', я ещё не считал себя конченным человеком. Я и сегодня так не считаю. Просто передомной открылась вся подноготная нашего бренного существа. Существа собранного, как конструктор, из биологических узлов, деталей, организмов. Ни один из них, в конструктивно собранном теле, не является лишним. Каждому определена своя функциональная деятельность. И если, хирургически, ради спасения жизни, наши доктора ещё могут что-то отрезать, то это совершенно не значит, что человек, после этого, станет здоровым, как от рождения. Всё равно в жизни наступают какие-то ограничения деятельности. Цель докторов - свести эти ограничения к минимуму. Давайте поклонимся им за это.
Своё знакомство с человеком, как объектом исследования, я начал в школе. Нам тогда преподавали (в пятом, по моему, классе) курс 'Анатомия человека'. Что я вынес из этих уроков? - практически ничего. Скелет, мышцы, кровеносная система во главе с сердцем, и нервы во главе с мозгом. Да, еще желудок и кишки, чтобы переваривать пищу. Вот с этим багажом знаний я и вышел в жизнь, в которой моё внутреннее устройство меня нисколько не интересовало.
Помню из шестидесятых годов песенку на эту тему:
-Была бы водка,
-И к водке глотка.
-А остальное ерунда...
Рос я вполне здоровым - 'спасибо матери с отцом'. Ну, грипповал по весне, как и многие, но каких-либо хворей за собой не наблюдал.
В пятнадцать лет ( я тогда на Волге жил), мучимый жаждой, напился холоднючей воды из проруби. Результат - воспаление тройничного нерва 'фейсовых' зубов. Боже мой! - как они болели. Доктор из тюремной больнички колол мне в десну ампулу какого-то наркотика. Боль утихала, но ночью возвращалась со стонами. Утром я умолял своего спасителя, чтобы он удалил мне больные зубья, вырвал. На что услышал то, о чём раньше и не подозревал: оказывается, зубы человеку даются на всю оставшуюся жизнь. И беречь их надо так, чтобы 'не было мучительно больно' за своё небрежение к ним. А воспаление нерва пройдёт - поболит и перестанет.
В дальнейшем я на здоровье не жаловался. Если только эпизодически, по утрам, от чрезмерно весёлого вечера накануне.
Но вот однажды, я тогда уже баранку автобуса крутил, всё чаще и чаще стал замечать голодные боли в желудке. Когда стало совсем невмочь, оказался в больничке. После обследования определили у меня 'язву луковицы двенадцатиперстной кишки'. Это та, которая от желудка отходит и начинается этакой выпуклостью во внутри желудка. Оказывается желудок у человека никогда 'не дремлет', а постоянно находится в шевелении. Причём стенки желудка, совершают круговые (якобы) движения в противофазах. Тем самым они перетирают пищу потребляемую нами. И если пищи в желудке не оказывается, то стенки трутся друг о дружку 'съедая' себя. Так начинается язвенная болезнь. А я этого не знал. Терпел до обеденного перерыва в надежде ещё больше 'нагулять аппетит'.
Потом меня научили, как бороться с язвой. Рекомендаций давать не буду - здесь всё индивидуально. Общее для всех - следите за режимом питания и, конечно, смотрите, что в глотку суёте.
Боже мой! - скольких болезней нам бы удалось избежать, будь мы чуть-чуть грамотней в части своего внутреннего устройства.
Но нам то, безграмотным, ещё простительно. А вот когда ты находишься под постоянным контролем людей в белых халатах... И как только земля таких носит?
Водитель автобуса, в свои рабочие дни, дважды проходит медицинское обследование. Получаешь путёвку и к доктору. Он посмотрит на тебя внимательно - не с похмела ли ты, красавчик. Пощупает пульс. Сочтёт нужным - померит артериальное давление. И, если всё в порядке - жалоб на внутреннее состояние не последовало, то ставит штемпелюшку - 'Допущен к работе' и расписывается. Обдурить такого доктора - это 'как два пальца об асфальт'. (У нас двух из бухгалтерии сократили, так им места в 'Предрейсовой комиссии' нашлись.) Но это тогда, когда тебе очень поработать хочется, и сам ты чувствуешь себя 'боеспособным'. Но есть такие параметры в нашем организме, которые не скроешь. Одним из них является это самое пресловутое артериальное давление. Если всё 'путём', то прибор должён показывать 80х120. Ну, чуть выше, чуть ниже, но не значительно. А если у тебя 80х160, то здесь уже надо выяснять, в чём дело. Некоторое время и с таким давлением можно поработать, но это уже 'звоночек', что не всё у тебя в порядке. Пора к кардиологу обращаться.
А Тамара наша, что из бухгалтеров доктором заделалась, говорит вполне серьёзно:
-Это возрастное. С возрастом у человека давление поднимается.
Вот - шкура. Мне теперь до конца дней своих с этим недугом жить. Хорошо хоть дома это случилось, а не за рулём. А вот 'включился' бы инфарктик на трассе... И что тогда? Вы, ребятишки, и не знаете, наверное, сколько нашего брата гибнет 'без отрыва от производства'. Прямо за рулём. На перегонах между остановками. Когда за спиной у тебя больше сотни человек, если в 'час пик' работаешь.
Мне повезло. Меня из дома в больничку доставили.
И попал я в руки практикующего доктора медицинских наук, заслуженного кардиолога РСФСР, Льва Михайловича Кукуя (это фамилия такая). Поставил он меня на ноги. А на прощанье сказал:
-Вам бы, батенька, шунтирование сделать и вы бы снова плясать смогли. Но для этого в Германию ехать надо.
Вот такие дела, братишки. В Германию тогда только через КГБ попасть можно было.
Но вот, после последнего разА, я в Федеральном центре кардиологии оказался. Оказался на предмет этого самого шунтирования. Неделю меня, как кролика подопытного, обследовали и коллегиально постановили - поздно шунтирование делать. Эти самые коронарные сосуды закупорились на столько, что шунты вставлять некуда. Время упущено. И кого теперь винить?
Я без претензий к докторам. Встретили меня как родного.
Дежурная фельдшерица докУменты приняла. На электронные весы поставила, покачав сокрушённо головкой по поводу моего избыточного веса. 'Историю болезни' завела и в палату сопроводила.
Палата, конечно, не царская. Но и не казарменного типа, где койки в два яруса стоят. Помимо моей, в ней ещё две лежанки в ряд стояли. Приличные такие, с не продавленными пружинами и матрасами. Бельё постельное чистое, кондиционером благоухает, слегка прокрахмаленное. На стенке, супротив коек, телевизор висит огромедный. Телевизор из серии 'последнего поколения' - с кристаллическим экраном. Но меня он не вдохновил. Не люблю я телевизоры за бестолковость их передач. Уж лучше в интернете пошвендать.
Из соседей моих только один на месте оказался - Афанасий. Этот ждал своего часа готовый морально и физически к тому, что его, в любой момент, увезут в жизнь другую, просветлённую. А Димыча, который у окошка лежал, с утра обрили, обмыли и, в эскорте двух прекрасных фей, уже увезли. Обещали вернуть в течении суток.
Так началась моя жизнь новая, непознанная, много обещающая.
Ближе к вечеру с доктором своим познакомился - Анастасией Владимировной.
Ах! - что это за доктор была. Годочков тридцать с небольшим. Блондиночка с голубыми, как море Средиземное, глазами. Добрым взглядом и обворожительной улыбкой, которую она старалась спрятать за суровостью выражения лица.
Пристально глянув на меня, начертав в 'Истории болезни' мои анкетные данные, спросила:
-Курите?
-Курю.
-Алкоголь принимаете?
-Регулярно. Четырнадцатого числа каждого месяца, по случаю получения пенсии. По праздникам. И ещё когда шурин в гости приходит. Здесь мы с родственничком бутылочку обязательно 'раскатаем'. Куда же без неё родимой.
-И после всего этого вы хотите прожить до ста лет?
-Не-а, не хочу. Мне моя жизнь уже давно надоела. Я, все прожитые годы, только и делал, что карабкался куда-то вверх из последних сил. Надрывался. Здоровьем жертвовал своим и ближних. А на поверку вышло, что суета всё это. Нет на вершине жизненного пути ничего примечательного - ни радости, ни благоговения.
-Однако, - промолвила моя Анастасия Владимировна. -Ну, а лечиться мы намерены?
-Так мне оно вроде бы и без надобности. Днём раньше, днём позже - какая разница. Это меня доктора из Покровской к вам направили после очередного приступа. А я привык верить специалистам. Так, что примите мои заверения, что в моём лице вы увидите самого покладистого пациента. Обещаю вам.
-Ну, раз так, то подпишитесь вот здесь, здесь и здесь. Будем считать, что вы согласны со всеми моими рекомендациями и обязуетесь их неукоснительно исполнять.
Так состоялось моё знакомство с врачом-кардиологом Воробьёвой Анастасией Владимировной.
Ах! - какая это женщина.
На следующий день познакомился я со своим хирургом - Дмитрием Анатольевичем.
Молодой, худощавый, с лицом, часто встречающимся на иконах. Во всём его существе было что-то не земное. Его мимика, жесты, тембр голоса, слова к тебе обращённые - всё это, как будто, исходило от посланника божьего. Как будто снизошёл до тебя Дух святой, дабы наставить на путь истинный, непорочный.
Его хотелось слушать и слушать. С каждым произносимым им словом я, словно из потустороннего мира, наполнялся душевным покоем, одухотворением, осознанием хорошего, что ждёт меня впереди. Такому человеку не верить было не возможно.
Достав из папки отксеренный рисунок, в котором без труда угадывалось сердце, он, несколькими взмахами руки, изобразил картинку его, на сегодняшний день, моего состояния. Мне сразу и всё стало понятно. Потом он, так же, волшебными пассами капиллярной авторучки, начертал то, что предстоит изменить в его нутре, чтобы свести к минимуму мою треклятую стенокардию. И всё это так доходчиво, просто, естественно, что мне, на мгновение, показалось, что я и сам всё это мог бы проделать, если бы у меня была возможность добраться до этого своего органа.
Обнадёженный простотой и естественностью хирургического действа, через которое мне предстоит пройти, я откинулся на спинку кресла готовый следовать за этим человеком хоть в преисподнюю. Из блаженного состояния меня вернули слова Дмитрия Анатольевича:
-Но всё это будет возможно только после скрупулёзного вашего обследования. Наберитесь терпения, решимости и... безукоснительно выполняйте всё, что вам скажет Анастасия Владимировна.
На этом мы расстались. Дверь в палату тихонько закрылась за этим необыкновенным человеком, а я остался под впечатлением нашей встречи. Под впечатлением нашего разговора и, Боже мой!, как же светло, покойно и радостно было у меня на душе: -Да, я готов хоть сейчас лечь под софиты хирургического стола. Только бы со мной были эти двое из замечательных людей, этой замечательной больнички - Анастасия Владимировна и Дмитрий Анатольевич.
Моё 'скрупулёзное обследование' что-то затягивалось. Ежедневно меня приглашали в разные кабинеты, где меня 'фотографировали' извазюкав холодным гелем, слушали, эндоскопировали, измеряли биоритмы, артериальное давлении, делали кардиограммы. Никогда в жизни меня так досконально не изучали. И, что интересно, всегда информировали мой пытливый мозг, результатами обследования. Так, что, к концу недели, я точно знал - из чего состою, что и как во мне работает и зачем 'это' работает - для каких надобностей.
Интересные ощущения остались от общения со всеми докторами, через которых 'прогнала' меня Анастасия Владимировна. В их профессионализме я не сомневался. Это вам не в Покровской больничке, где внутривенное дозволительно делать гостарбайтерам. Здесь меня не покидало ощущение, что я нахожусь во власти круглых отличников от медицины. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова. Ни грамма сомнения в действах, ни грамма раздумий. Всё отточено, всё предопределено, всё многократно проделано и, в то же время, несказанное внимание к пациенту. Некоторые, витающие в стенах кабинета, нежность, внимание, ласка, забота.
Что ещё нового мог бы преподнести очередной пациент этим ангелам в белых униформах? Кажется - ничего. И всё-таки, к каждому из них эти люди относились так, как будто перед ними был неизведанный мир полный своих неожиданностей, открывающих новое и новое.
Всякий раз, находясь на очередном обследовании, ловил себя на мысли, что я не объект для наблюдения, а частица коллектива в котором нахожусь. Здесь не возбранялось задавать вопросы, заглядывать в монитор, где озвучено, 'трепыхался' очередной орган из твоего нутра. Не возбранялись и комментарии от собственного восприятия увиденного. Никто меня не одёргивал. Никто не бросал мне в лицо: -Помолчите, больной!
Все наши встречи проходили в тёплой и дружественной обстановке.
И где бы я ни был, кто бы ко мне не прикасался, кто бы не заглядывал в моё бренное тело - всегда, за моей спиной стоял Ангел Хранитель - Настенька. Порой она молчала, вслушиваясь о чём говорят специалисты. Порой задавала вопросы своим коллегам. Иногда обращалась с просьбой заглянуть ещё куда-то, помимо того что 'хрюкало', 'сопело', 'скрипело' на экране монитора.
Как правило, разговоры, в моём присутствии, происходили на русском языке. И я был в курсе всего, что это у меня там. Но, вдруг, наступала пауза в общении, стендоскоб замирал в какой-то одной, неизвестной мне, точке тела и, спустя некоторое время, мои визави переходили на иностранный, не известный мне ранее, язык. Скорее всего, это была латиница. Потому, как звучат европейские языки, мне было известно.
Это меня несколько настораживало, но осознание того, что эти люди не хотят мне зла успокаивало, и я снова расслаблялся под нежным прикосновением тонких, нежных, прохладных пальчиков. Боже! - какие девушки вокруг меня. Да, с такими докторами жить хочется.
Однако время шло, а вердикт о моём шунтировании вынесен не был. Время от времени я встречался с Дмитрием Анатольевичем, дефилируя по длиннющему коридору. Мы раскланивались друг другу и шли каждый по своим делам. Дмитрий Анатольевич по мне не известным, а я 'наматывал' километры, наблюдая за внутренней жизнью этого, богом отпущенного всем ИБСникам, учреждения.
Коридор соединял два кардиологических отделения, которые бесхитростно именовались первым и вторым. Поскольку само здание было создано в виде круглой башни, то коридор радиально располагался в ней, позволяя совершать длительные прогулки всем желающим и способным к этому действу. Пациенты, в основном люди в возрасте далеко не молодецком, шли и шли навстречу друг другу, каждый погружённый в свои мысли. О чём они думали, сказать было не возможно. Но ни у одного из них я не видел обречённости в глазах. Каждый рассчитывал на благополучный исход из этого медицинского учреждения. И это особенно чувствовалось после того, как удавалось с кем-то поговорить. Загнанной обречённости, среди шмыгающих тапками, шуршащими домашними халатами и синтетикой спортивных костюмов, я ни разу не встретил. Наоборот, люди старались познакомиться, поговорить друг с другом на всяческие, не больничные, темы. Обсудить погоду текущего дня, рассказать о работе, порассуждать о наболевшем состоянии сегодняшнего государства в котором всем нам выпало жить.
Особенные откровения среди нечаянно встретившихся людей, можно было услышать в курительном отсеке, расположенном в самом конце коридора. Этот отсек, если с комфортом, рассчитан на двух, максимум трёх, человек. Но вмещал в себя и пять, и шесть, плотно прижавшихся друг к дружке стойких любителей отравить своё здоровье никотином. Стойких, несмотря на то, что все они прошли курс собеседования с лечащими врачами о несовместимости улучшения своего физического состояния и сохранения за собой этого недуга. Хотя, если быть до конца откровенным, то врачи эти и сами встречались со своими пациентами в этой клетушке. Правда здесь эта тема уже не обсуждалась.
-Мужики, дозвольте свежим дымком подышать, - говорил ещё один из обречённых на бронхит курильщика, втискиваясь в тесное помещение. И тут же присутствующие ещё теснее прижимались друг к дружке представляя местечко страждущему.
Здесь, среди себе подобных, я пришёл к выводу, что по своему социальному положению товарищи мои, в большинстве, из работяг. Трудяги, которые всю жизнь свою творили благосостояние своё и ближних, не считаясь со здоровьем. Именно работая 'на износ', а по другому и не выжить, они загоняли себя в ишимию. Обвинять их в этом - 'рука не поднимается'.
А вот исключить это явление из жизни людей не кому. Меня лично уже давно не покидает мысль о том, что внутренняя политика нашего государства направлена на сокращение поголовья в нём проживающих. А все эти кардиологические центры федерального значения создаются лишь для того, чтобы как-то реабилитироваться тем, кто назначает себя этим государством руководить. Бог им судья. Не браться же, по новой, за топоры и вилы. Что-что, а русский бунт он пострашнее инфаркта будет.
Так что врачи наши, кардиологи и не только, могут быть спокойны за своё будущее. Безработица им не грозит.
Прогулки коридорные многое мне открыли из внутренней жизни медицинского заведения. Если 'перелистать' все свои мысли, на которые навевали меня те встречи, то это получится рассказ не на одну страничку. Но стоит ли отнимать время у читателя своими ощущениями от увиденного? Скорее всего, нет. Каждый из нас видит жизнь по-своему. И навязывать кому-либо своё видение - дело не благородное.
Дни проходили и вот, под вечер, у меня состоялась ещё одна, последняя, встреча с Дмитрием Анатольевичем. Мы расселись с ним за круглым столом и, глядя глаза в глаза, я узнал, что хирургическое вмешательство мне не грозит. Хорошо это или плохо - рассуждать не приходится.
У меня, аж, от сердца отлегло. Всё-таки, понял, операция мне была не симпатична. Что-то напрягало из нутрии, хоть и смирился я со своей участью. И вот теперь отпустило.
Наутро, забрав документы, зашёл попрощаться с Анастасией Владимировной и, вдохнув в себя её лучезарный взгляд, пошёл к станции метро 'Удельная'. Впереди у меня было ещё масса не переделанных дел. Но все они, как и сама жизнь наша, есть не что иное, как суета сует.