Аннотация: ученикам средней школы современной России посвящается
Жизнь - это самый серьезный предмет.
Радость найдем, одолеем невзгоды,
Красная площадь, весенний рассвет -
Вот и кончаются школьные годы.
(Е. Долматовский)
Сразу, после окончания счастливой летней поры, начинается всероссийский праздник - "День знаний". Раньше мне невдомёк было, зачем такой придумали. Во времена моей школьной жизни, и несколько позже, такого не было. Он вошёл в жизнь наших ребятишек незаметно, крадучись. И прочно занял своё место в календаре.
Помнится, что после торжественной линейки, которая вспоминается как "рюмка на посошок" перед дальней дорогой, первоклашек, будто в газовые камеры, заводили в школу. Здесь они обречённо должны отдать лучшие годы своей жизни обучению подчинения учителям, до директора включительно, ходить строем парами, делать всё по заранее расписанному времени и никак иначе. Всякое отклонения от единожды принятых норм правил поведения в школе каралось нещадно. Это могло быть замечание в дневнике, вызов родителей в школу, разбор поведения ученика на педсовете и, как правило, исключение из школы на срок от недели и на все времена. Судьба ученика, его жизнь, характер, личные качества - никого не интересовали. Эти знания преподавателям были не нужны. А ученик, даже если его "простили на первый раз", зарабатывал кликуху до конца дней своего пребывания в школе. Самым ласковым из прозвищ со стороны учителя, вспомнилось мне, было - "дурак". Но могли быть и "недоносок", "бездарь", "олух царя небесного"... В общем, было чему поучиться у той, кто являлась вершительницей судеб малолеток, о которой в песне поётся: - "Учительница первая моя...".
Не знаю, может только мне не повезло с Тихоновой Тамарой Тимофеевной, которая с подобострастной улыбкой вводила нас на "правИло". Но то, что она ещё двум десяткам ребятишек испортила жизни, это точно. И начиналось всё со стука кулаком по столу, переломленных указок о головы нерадивых, постановок в угол на колени, удаления из класса. В общем и целом, дня знаний у нас не было. Привели тебя в школу - будь любезен подчиняться. А узнавать "что-по-чём" - это в "рабочем порядке", в процессе самого процесса обучения.
Привели меня в школу ребёнком неподготовленным. Строго настрого, тогда, запрещалось обучать дошколят дома чтению и письму. Чтобы не пришлось, после родительского вмешательства, ребёнка переучивать. Может, это было и хорошо? - все "стартовали" с одинаковых позиций. Все, вытянув шейки, поглощали сказанное учителем. Сперва, что такое буквы и чем они отличаются от звуков. Потом, как буквы пишутся, и как они произносятся. Всё было понятно, пока не дошли до "Ь" и "Ъ". Оказывается, эти буквы называются: "Ь" - ерь, а "Ъ" - еры. Почему так, а не по понятному: "мягкий знак", "твёрдый знак" - было невдомёк. А спросить у Тамары Тимофеевны было страшно.
Потом было правописание. Писали в тетрадях "в косую линейку". Сперва "палочки", потом "крючочки", "крючочки с хвостиком", "кружочки"... А потом соединяли составляющие букв вместе. Писали карандашом, но подтирать "ошибки" ластиком было запрещено.
Отметок ещё не ставили. Просто говорили кто молодец. Кто не молодец, тому ничего не говорили. Мне же, первому из класса, поставили оценку за выполнение домашнего задания. Надо было написать две строчки "крючочков". Я и написал. Потом подумал и написал ещё две строчки крючочков, но уже в другую сторону. Мне подумалось тогда, что если есть "крючочки" в правую сторону, то должны быть "крючочки" и в левую сторону.
На следующий день, увидев моё художество, Тамара Тимофеевна, поставив меня перед классом, вскричала: - Кто тебе позволил заниматься самовольством?! Где ты видел в словах буквы с "крючочками" в левую сторону? Двойка тебе, Грошев!!
На переменке первоклашки всего этажа показывали на меня пальцами и, кто с завистью, кто осуждающе, говорили между собой о том, что мне, УЖЕ, поставили отметку.
В один из дней, когда мы умели писать вставочками, считать до десяти и читать не "по слогам", в класс, вместо Тамары Тимофеевны, вошла ограмадная тётя. Она прошла к столу преподавателя и произнесла скрипучим голосом: - Начинаем урок.
Я тут же поднял руку.
- В чём дело? - проскрипела тётя.
Я неслышно поднялся, вышел из-за парты и спросил:
- Тётя, а как Вас зовут?
Тётя, не ответив на мой вопрос, сказала: - "Садись", и продолжила:
- Сейчас у всех будет чтение.
Мы, зная, что по расписанию должна быть арифметика, приготовили заранее всё, что для этого урока было нужно. Ничего постороннего на парте быть не должно и поэтому "Родная речь" находилась у всех на полочке внутри парты. Тут же захлопали откидные "столешницы", класс зашумел, перебирая тетради и учебники, и, спустя некоторое время, замер в ожидании чего-то нехорошего.
- Кто из вас умеет лучше всех читать? - обшаривая нас взглядом, спросила Тётя.
Все повернули головы в направлении Лизки Робинович - единственной девчонки, которую ни разу не наказали за всё время пребывания в школе. Лизка была отличница, и я ей сильно завидовал. Одно мне было не понятно: всё, что знала Лизка, знал и я, но меня никто не хвалил и пятёрок в тетради не ставил.
Лизка приступила к чтению и читала без запинок, с выражением и интонациями. Мы все, уставившись в "Родную речь", следили за правильностью произношения ею звуков. Дойдя до многозначного числа, встретившегося в тексте, Лизка не задерживаясь перескочила его и продолжала читать.
После столь сурового испытания Тётя спросила у Лизки:
- Девочка, а почему ты не прочитала число, которое тебе встретилось?
- Нам не разрешается читать то, что мы ещё не проходили.
- Садись, девочка, пять. Ты хорошая ученица.
Потом Тётя начала читать нам отрывок из "Каштанки". Там, не помню в каком месте, встретилось слово "комик".
- Дети, а кто из вас знает, кто такой "комик"? - прозвучал в классе голос, заставивший всех вздрогнуть.
Мне, мои родители, всегда внушали, что в классе, на уроках, нужно быть активным. Не прятаться за спины товарищей, смело и чётко отвечать на вопросы учителя, всячески проявлять свои знания. Я поднял руку:
- В учебнике неправильно написано. Надо было написать не "комик", а "хомяк". Хомяк, это такой маленький зверёк, который живёт в полях и питается зёрнышками.
Весь класс дружно рассмеялся. Засмеялась, обняв огромный живот, и Тётенька.
И тут я понял, что, увлечённый своими мыслями, несколько отвлёкшись, "дёрнул не за ту верёвочку". А ещё я понял, что, наверное, в классе все знали кто такой "комик", но молчали. Молчали до тех пор, пока меня, посрамлённого, не усадили за парту. Но и сидя за партой мне приходилось ещё некоторое время слышать смех своих одноклассников и совиное уханье Тётеньки. Хорошо, что ещё двойку не поставила.
Когда прозвенел звонок "с урока" Тётенька встала и, не прощаясь, вышла из класса. Все ученики, смирно сидели за партами - разрешения выйти на переменку не было. Так мы и сидели, не зная, что делать.
Тут дверь с грохотом распахнулась и в класс ворвалась Тамара Тимофеевна.
Подбежав к учительскому столу, она стукнула по столу кулаком и прокричала:
- Негодяи, подонки, сволочи... Как вы смели так вести себя на уроке при Директоре школы? Разве тому я вас учила? Кто посмел обратиться к Директору - "тётенька"? Кто? - вас спрашивают.
Я поднялся. И, прежде чем успел что-то сказать в своё оправдание, услышал:
- Вон из школы! Вон!! И без родителей не приходи.
Но родители мои работали на военном заводе п/я 822. Я знал, что там всё очень строго. Особенно если надо было отпроситься. Поэтому я ничего им не сказал. А на следующий день, придя на уроки, сказал Тамаре Тимофеевне, что родителей не отпускают с работы. Оказывается, такого объяснения ей было достаточно.
Потом был урок пения. Это был самый любимый мой урок. Особенно, когда всем классом пели "Во поле берёзка стояла". Эта песня мне очень нравилась, и я старался петь громче всех. Заметив это, учительница, Марфа Андреевна, вызвала меня к доске для сольного исполнения. Я встал рядом с пианино и... замешкался, не зная, куда деть руки. Дело в том, что когда мы сидели за партами, то руки обязаны были держать за спиной. А что с ними делать у пианино - я не знал. И тут я вспомнил, что видел в соседском телевизоре, как пел дяденька. Вспомнил и, сложив ладошки, одна сверху, другая снизу, приготовился к пению. Увидев это, Марфа Андреевна, будто её кто за задницу ущипнул, закричала, переходя с баса на фальцет:
- Не сметь!! Не сметь так руки держать! Кто тебя, Грошев, научил буржуазным замашкам?
Что и говорить, после такого фиаско петь я не мог и получил двойку в журнал. Дневников первоклассникам не полагалось.
После того, как разучили песню "Во поле берёзка стояла", мы приступили к песне "Широка страна моя родная". Это тоже замечательная песня. Когда её поёшь, то хочется делать только хорошее для своей Родины. И вот, когда мы дошли до куплета:
- Наши нивы взглядом не обшаришь,
- Не упомнишь наших городов... - Марфа Андреевна спросила, обращаясь ко всем:
- Дети, а кто из вас знает, что это за слово "нивы".
Все молчали, понурив головы. Молчал и я, помня свой конфуз со словом "комик".
- Ай, я-яй! - произнесла учительница. - Как же вам не стыдно не знать исконно русского слова?
И тут я не выдержал и поднял руку:
- "Нива", это журнал, который выпускался до революции русскими писателями.
Весь класс зашёлся смехом, но увидев грозное выражение лица Марфы Андреевны, стих на полусмехе. Я же стоял недоуменно оглядываясь: - Как же так? Я сам слышал об этом недавно по радио.
- Теперь мне понятно, откуда в тебе буржуйские наклонности, Грошев, - пробасила учительница. - Надо будет приглядеться к тебе повнимательней.
После этого случая за мной закрепилась кличка "буржуй". Она пришла на смену "олух царя небесного".
Годы шли. Мы дружно переходили из класса в класс. Не помню, чтобы кто-то из нас был "второгодником". А к нам в класс "второгодники" приводились дважды. И, что интересно, я прекрасно с ними дружил. Ребятами они были совсем неплохие: не обзывались, не подсмеивались надомной. С Олегом Дирвуком мы подружились, когда он пригласил меня собирать детекторный приёмник. Детали к приёмнику мы находили на свалке военного завода, на котором работали мои родители. У Олешки мать работала дворником, а отца не было. Но он и без отца был замечательным товарищем.
Костя Китаев, второй "второгодник", тоже был хорошим парнем, но был он "толстяком" и "очкариком", а это среди мальчишек считалось неприемлемым. Мы с ним дружили, даже сидели за одной партой, но мне было с ним малоинтересно.
Потом, когда я работал в автобусном предприятии N-4, мы встретились и были рады друг другу. Костя тогда работал начальником цеха автоэлектриков, а Олег осуществлял радиосвязь со всеми направлениями на Северо-Западе, которые обслуживались нашими автобусами.
А в те давнишние времена, мы учились в пятом классе. И, к нашему удивлению, вместе с нами, в пятый класс, перешла Тамара Тимофеевна, продолжая преподавать нам русский язык и литературу. По остальным предметам у нас были специализированные преподаватели. Со всеми из них нужно было знакомиться. Привыкать к каждому индивидуально, потому, как у всех к нам были свои требования, свои взгляды на то, каким должен быть ученик советской школы. Мы же считали себя взрослыми, потому, как учились в первую, утреннюю, смену. И уроков у нас было столько - сколько надо, а не четыре, как было заведено в младших классах.
Наверное, от того, что чувство некоторой взрослости пришло ко мне, я перестал уважительно относиться к учителям, которые видели во мне "олуха царя небесного". Больше того, во мне появилась мстительность, на которую, я так считал, у меня было право. Однажды, в отместку на поставленную мне очередную двойку, я стряхнул чернила авторучки на подол проходившей мимо меня училке. Это она была источником всех моих бед в школе. Той самой, которая награждала меня всяческими прозвищами.
Я знал, чувствовал, что являюсь хорошим учеником. Просто вокруг меня образовалась аура непотребного ученика, который изо всех сил хочет показать, какой он хороший. Особенно это было заметно, когда в классе появлялся новый преподаватель.
Однажды, когда слух об уходе из школы моей мучительницы, дошёл и до нашего класса, к нам пришёл мужчина в светлом костюме, клетчатой рубашке и при галстуке. Поздоровавшись, представившись, он сообщил, что будет преподавать литературу и русский язык. Это был мой самый любимый предмет после пения. Но пение мы прошли ещё год назад, поэтому я с особым вниманием и надеждой следил с новым человеком в моей жизни.
Как-то, на уроке русского языка, преподаватель написал предложение, в котором появился знак " - ".
- Скажите, кто из вас знает, о чём говорит этот знак? - спросил преподаватель, указывая рукой на доску. Я тут же задрал руку, потому, что знал ответ. Но когда поднялся из-за парты, лёгкий смешок пробежал по классу. Я тут же сник, вспомнив о том, как надомной дружно смеялись в предыдущие годы.
- Это... Это... - мямлил я проклиная себя за то, что вновь выскочил со своими познаниями.
- Правильно, - услышал я от учителя. - Этот знак означает "это" и ставится он вместо слова, которое и так подразумевается по смыслу. Садитесь, Грошев. Вы отчаянный человек. Пошли против консерватизма, к которому вас всех склонили за годы обучения в школе.
Надо ли говорить, что после таких слов я ниже четвёрок по литературе не получал.
Однако не все преподаватели обладали подобной учительской мудростью. Среди всех остальных я так и числился "олухом".
Клариса Викторовна вела у нас уроки английского языка. Это было что-то новое в моей жизни. Новое, таинственное и притягивающее к себе. Мне жуть как хотелось научиться говорить не "понашенски". С упорным желанием, ломая язык, подражая преподавателю, я с прононсом произносил слова, стараясь их запомнить. И это у меня получалось. Честное слово - получалось. Но меня упорно не вызывали к доске, где бы я мог показать, как правильно говорю на английском.
Однажды, на переменке, у меня вытекла авторучка. Извозившись в чернилах, кое-как приведя себя в порядок в туалете, я, запыхавшись, вбежал в класс, когда урок уже начался. Выслушав от Кларисы Викторовны замечание, сел на своё место, достал карандаш, и начал писать то, что диктовал преподаватель. Она же ходила между рядов парт, заглядывая некоторым в тетрадь. Когда очередь дошла до меня, то на весь класс разнеслось:
- Что это такое, Грошев? Почему ты пишешь карандашом? Как ты посмел? Кто тебе позволил?...
- Клариса Викторовна, у меня авторучка...
- Молчать. Ты еще и пререкаешься? Мигом доставай дневник. Двойка тебе за неподготовленность к уроку.
Так я получил свою первую отметку по иностранному. Но я изо всех сил старался доказать, что английский язык и мне родной. Что мне очень хочется его изучить. Однако, слава о том, что я "олух царя небесного" закрепилась за мной и никакие потуги с моей стороны не давали от неё избавиться. В результате родители вынуждены были нанять мне репетитора. Эта миловидная женщина, живущая с нами по соседству, уже через урок сказала маме, что всё не так уж и плохо. Через пару занятий всё станет на свои места. Просто у меня совсем не отработано произношение, и есть некоторые "провалы" в грамматике. В конце недели я стоял у доски и писал слова, которые необходимо было выучить дома. Кроме этого необходимо написать транскрипцию этих слов. Я так волновался, что перепутал, в какую сторону у букв "d" и "b" пишется кружочек. Глянув на мои "художества" Клариса Викторовна сказала:
- Иди на место, Грошев. Тройка.
- За что? Я же всё правильно написал.
- Лиза, Рабинович, подскажи этому "олуху" где у него ошибка.
Вечером, когда пришёл к репетитору и рассказал о произошедшем в классе, та задумалась не на долго и сказала ни к кому не обращаясь:
- В этом вся наша жизнь.
В седьмом классе я учился в другой школе. Меня и ещё несколько учеников, без объяснения причин, перевели в школу N-6 Василеостровского района. Здесь мне представилась возможность доказать всем, что я хороший. И это мне удалось. Как один из лучших учеников я был избран Председателем учебного комитета школы, членом совета пионерской дружины, главным редактором школьной стенной газеты. Казалось, что всё встало на свои места. Но не тут-то было.
На уроке географии мне предстояло показать на карте границу РСФСР. На западе и на востоке всё было ясно и понятно. Но вот на юге нашего государства всё было так запутано, что не "оттяпать" у кавказских республик кусочек, и не подарить азиатским республикам кусочка от России, было затруднительно. В результате я запутался и откровенно попросил разрешения у преподавателя подучить этот материал.
- Учи, Грошев. А пока ставлю тебе кол.
Весь класс ахнул от произошедшего. На меня же нахлынула такая волна возмущения, что я не выдержал и произнёс:
- Да хоть два кола, если вам так угодно. Но знайте, что после этого я перестаю учить географию.
- Можешь, тогда, не появляться у меня на уроках.
- А вот это уже "дудки". Чтобы вы расписались под меня за не посещаемость? Не пройдёт.
Так началось моё падение. В результате, из солидарности с географичкой, наверное, все преподаватели стали относиться ко мне негативно. Только по литературе я продолжал получать хорошие отметки. Но это не спасло меня от падения в школьной карьере. Я был отчислен со всех должностей которые ранее занимал.
От излишка свободного времени, от того, что большинство ребят перестали со мной водиться, я познакомился с теми, кто задолго до меня не пользовался авторитетом в школах. Эти, во всей нашей округе, именовались не иначе, как "гаванская шпана". Я познал, что такое пиво. Потом познакомился с Московской-особой. В кармане у меня всегда лежала гирька от часов-ходиков. А в колпачке от авторучки был залит остро отточенный надфиль. Под Новый, 1961-й, год меня взяли с собой "на дело". Я стоял "на стрёме" пока мои старшие товарищи, среди ночи, грузили ЗиС-5.
Под утро за мной пришла милиция. Состоялся суд, который определил мне условный срок и обязал непременно учиться в школе, вплоть до окончания седьмого класса. Дальше меня ждало ремесленное училище, в которое принимали всех, кто оставался на второй год в седьмом классе.
Возможно, из меня ничего путного в жизни бы не получилось, но я, волею судеб, попал в, Богом забытый, посёлок Возрождение. Посёлок, в котором человека ценили по делам. А мне так хотелось быть хорошим. Правда, по жизни, у меня это не всегда получалось.
Завтра будет праздник - День знаний. И мне хочется, чтобы все, кому это интересно, знали о том, что представляла собой советская школа во времена нашего детства. А ещё хочется пожелать всем неустанных дерзаний в освоении науками в школе и в жизни.