Аннотация: Часть 1. Как мы любили. Часть 2. Как нас любили. (эротика)
часть 1Как мы любили
"Завтра мы уйдём на рассвете из гавани.
Завтра мы уйдём от родимой Земли.
Но сердца матросские помнят о любимых.
Будут строй держать корабли
Словно в небе журавли."
Во времена советские кто только и над кем не шефствовал.
Шефство набирало обороты во всех сферах Союза ССР. Над Кронштадтом Киргизия шефствовала. Над кораблями заводы разные. Не обошло это веяние и наш корАб, где я срочную службу отбывал.
Над кораблём нашим, флагманом 445-го отдельного аварийно-спасательного дивизиона, завод "Светлана" шефствовал. С началом навигации и до ледостава, шефов своих мы "в упор" не видили. Всё в походах и в походах. Но, как только на "зимний прикол" к стенке швартовались, шефы наши, девчата человек пятнадцать-двадцать, каждое воскресенье к нам приезжали.
Девчат этих матросики наши в миг расхватали. Амуры да дружбы с ними заводили. А те из девчонок, что попроще были, не такие красивые, те со всеми дружили.
Я себе Галю, Галчонка выбрал.
Славная она была, на мальчишку похожая: стрижка короткая, мордашка улыбчивая,грудь как у пятиклассницы, а сама стройная, что тростиночка. Познакомились мы с ней, когда я её на вальс пригласил во время танцев в столовой личного состава. Матросня наша много чего отчубучить могла: и хали-гали, и шейк, и твист... А вот вальс исполнить никто не мог.
Кружились мы с Галчонком по столовой под "Славно Амур свои воды несёт" и никто нам не мешал. Все по сторонам стояли да смотрели завороженно, как я Галю свою, будто пушинку, по кругу веду. Кончилась пластинка, так захлопали даже. А Галя моя раскрасневшаяся, запыхавшись слегка, платочком обмахивается и весело и счастливо на меня глядит.
И так во мне душа к ней воспылала, что понял я - нет для меня краше и любимей девчонки. Никому её не отдам!
Каждое воскресенье, с утра - отутюженный, наглаженный, выбритый до синевы и одеколоном "Шипр" благоухающий, ждал я её у сходней с корабля. Только всходила она на палубу, я её за руки брал. Целовал нежно в замёрзшие щёки и в кубрик вёл. Помогал пальтишко скинуть и пользуясь тем, что никто не видит, целовал в губы нежные, морозом пахнущие. Глядел в её глаза смеющиеся и радостные, и не было на всём корабле счастливее меня человека.
Потом мы в столовую шли. Столы да банки (скамейки корабельные) уже все вдоль переборок скучены были. Играла музыка и я, обняв её нежно, танцевал с ней всё подряд наслаждаясь прикосновением к её хрупкому телу.
А как она пела, как пела!
Ромка Муртазин тогда с гармошкой пришёл. Взял аккорды знакомые. А Галюша моя, сперва тихо так, а потом все громче и громче, с душевной нежность в голосе выводила:
"...Знаем мы не легка ваша служба -
Всё ученья да ранний подъём,
Только вам сомневаться не нужно -
Вы служите, мы вас подождём..."
часть 2Как нас любили
"Волны за кормой будут мили отсчитывать.
Мили что с тобой разлучить нас смогли.
Но сердца матросские помнят о любимых.
Будут строй держать корабли,
Словно в небе журавли."
В то воскресенье я вахтенным был.
Дежурил по ПЭЖу (пост энергетики и живучести корабля). В обязанности мои входило раз в четыре часа обходить помещения корабля, осматривать их с целью обнаружения непорядка и записи в вахтенный журнал заносить: - "Помещения обошёл. Замечаний нет. Ст. матрос - Грошев".
Поднимаюсь в ходовую рубку, а там, на мостике, Коля Гонявчук стоит. Сигарету шмалит и весь нервозный какой-то. Увидел меня, сигарету затушил, взял меня под руку и в сторону по мостику повёл:
- Не ходи, Женя, в рубку. Не надо. Душевно тебя прошу.
- А что такое? Водовку что-ли бухАете? Чего же меня не пригласили? Я бы тоже от полстаканА не отказался.
- Да не в водке дело. Хотя и не без неё там ребята собрались. Оставить мы тебе оставим. Но ты не ходи сейчас.
Взыграло во мне ретиво. И не столько по необходимости, а из любопытства: - "А что это там "годки" без меня творят?" - Оттолкнул я Николая и в рубку подался.
Уже у самых дверей остановил меня Гонявчук и положив руку на плечо сказал:
- Зря ты, Женька. Тебе же хуже будет.
Но дверь тихонечко открыл и задраил её так же тихо, когда мы вошли.
7nbsp; В рубке за столом трое наших сидело.
На столе закусь разный и две бутылки "Московской" открытые. Увидели меня ребята, смутились как-то и примолкли прервав разговор свой.
А в штурманском отсеке, за шторою, вроде бы как возня какая то. Вздохи, дыхание прерывистое и мычание. И вдруг, на всю рубку визг женский:
- Ой, Петенька! Ой, хорошо-то как! Ещё, ещё наддай! Ой, миленький, сюда, сюда, в это место! Ну, ну, кончай давай! А-а-а! Ой, славно-то как было. Дай поцелую. Ну, что отвёл душу? Дай простынь-то подтереться. Много вас ещё?...
- Да, нет. Колька один остался. Ты-то не устала? Может, водочки хлебнёшь?
- Устала, не устала, а кто вас кроме нас потешит? На то мы и шефы, чтобы вам служилось легче.
Оцепенел я от голоса услышанного:
- Это же Галчонок мой. Галя моя ненаглядная. С которой я пылинки сдувал... С которой рядом дышать боялся. Как же так?!...
На ребят у меня обиды не было.
Я с ними уже который год на корабле. Пацаны они хорошие. И друзья, каких не сыскать. Только видать раньше меня они шефство это расшифровали и романтикой глупой не маялись.
Вышел я на мостик и так мне тошно стало...
"Приму" закурил, а на душе - будто камень навалился. Не камень, а скала.
Слышу, подошёл кто-то сзади. Обнял за плечи и говорит:
- Брось, Женька. Не бери в голову. Теперь ты понял всю наивность святости своей? А Галка, она человек хороший. Ты на неё не серчай. Она женщина душевная. Женой хорошей будет. Только чуть погодя, когда любовью наиграется. А если ты ею брезгуешь, то вон Ирка освободилась. Ирка кроме как со старпомом ни с кем не была. Да, видать, не угодила чем-то каплею. Бери, а то боцман на неё "глаз положил".
Сбросил я с плеч руку и вниз пошёл. Журнал вахтенный заполнять.
Иду по коридору, а из столовой песня льётся. И голос такой нежный, такой чарующий:
"И сама не пойму
Отчего, почему
Мне близка, так близка мне
Судьба моряков..."
Глянул я в столовую, а то Ирка старпомовская цену себе набивает.