1

Приехали ко мне в гости Толя с Леонидом и подивились увиденному. Иквартирой, и собакой, и Тамаркой, и Тонечкой. Все им очень понравилось.

Леонид только вошел, сразу же протянул Тонечке три шоколадные конфеты. Она поблагодарила его и сразу же вслух стала их распределять:

- Эту отдам папе Диме, эту- маме Томе, а эту- Дружку.

- Ох, как напрасно,- сказал Леонид.- я бы на твоем месте конфеты сразу же спрятал, а перед сном, лежа в теплой постельке, доставал бы их по одной и ел. Иво рту сладко и сны бы хорошие снились.

- Но ведь так не хорошо, нечестно?- спросила Тоня у меня.

- Дядя Леня шутит,- успокоил ее я и с радостью принял одну из конфет.

Леонид не унимался, он сел на корточки, стал приглядываться к Тонечкиной улыбке и сказал:

- Принцесса, да у тебя уже постоянные зубы растут, а я-то думал, все еще временные. Так тебе же теперь сладкого нельзя. Только мыло, только щетка и зубной порошок. Кончается "беззаботная детская жизнь", скоро пойдешь учиться, а затем жениться, то есть замуж. Ну-ка, ну-ка, покажи мне зубы.

- Да ну тебя,- сказала Тонечка, засмеявшись, и закрыла рукой рот.

Тамарка собиралась идти гулять с Дружком и захватила с собой Тонечку. Мы остались одни в своей мужской компании. Устроившись на кухне, я достал водку, закуску, стали беседовать. Толя тогда увлекался Вейнингером. Всех женщин делил на две категории: мать и проститутка. Ииз своего пятиминутного наблюдения за Тамаркой вывел, что, несомненно, она относится ко второй категории. Иесли еще не стала проституткой, то обязательно в скором времени станет. Я, вспоминая ее яркие и откровенные рассказы, с ним и не спорил. Но при этом поймал себя на том, что сказанные им слова испортили мне настроение.

- Дим, а кто она тебе?- поинтересовался Леонид.

- Не знаю. Не думал об этом.

- Как это так? Живешь с такой красавицей под одной крышей...

- Да она еще ребенок.

- Ничего себе ребенок... Плохо, значит, твое дело, раз боишься.

- Перестань. Это Тонечкина сестренка, просто живет с ней, как нянька, как мамка, вот и все.

Только произнеся эти слова, я сообразил всю нелепость, всю искусственность такого положения.

- Понятно,- поспешил Леонид закончить разговор об этом, очень довольный тем, что дорога ему открыта и что ухаживая за Тамаркой, он не встанет у меня на пути.

Толя быстро захмелел и прилег в комнате вздремнуть часок-другой.

Тамарка вернулась с улицы без Тонечки. Тонечка осталась на улице с соседскими детьми. Дети Стаса Синельникова рассказывали ей наперебой современные сказки. Ситуация для ухаживания была самая подходящая. Тем более, что Тамарка, преодолевая смущение, все же пришла к нам на кухню, приготовила яичницу с сосисками, стала заваривать чай.

Леонид, не мудрствуя лукаво и до конца не отдавая отчета в своих действиях, стал перед ней кобелировать. Унего сразу же изменились интонации. Очем бы он ни заговаривал, подтекст был один: "Вы мне нравитесь, Тамара, как бы нам уединиться". Он подбирался к ней все ближе и ближе, стал, не замечая того, сладострастно поглаживать ее по спине, стал что-то нескромное ей в самое ухо нашептывать. Тамарка не понимала, что с ним происходит, ее раздражало его поведение.

Я предчувствовал, что на этот раз отмычки Леонида к женскому сердцу не подойдут, замка не откроют. Ия не ошибся. Совершенно неожиданно Тамарка встала и ударила Леонида ладонью по лицу. Сделала все это без видимого замаха, так, как будто ее этому научили в секретной разведшколе. Как-то очень умело ударила. Удар был нанесен снизу вверх и, судя по всему, был очень болезненным. УЛеонида в один миг струями потекли из глаз слезы, а из носа- ручьями кровь.

После удара Тамарка от нас ушла и закрылась в ванной. Но перед тем, как в ванную зайти и запереться, она одарила и меня и Леонида очень красноречивыми взглядами. Яуже говорил, что ей подчас не нужно было слов, настолько была выразительна.

Обращаясь взглядом ко мне, она негодовала и упрекала за то, что я сидел, сложа руки, намекая на то, что ударить должен был я, а не она. На Леонида же смотрела по-особому, и я ручаюсь, это было посильнее удара. Смотрела так, как смотрела бы императрица на своего холопа, ее взгляд его просто уничтожал, испепелял. Итем был силен и страшен этот взгляд, что в нем не было и капли фальши, игры, кокетства, а была только голая правда, правда ненависти. Ичем искреннее был этот взгляд, тем невыносимее было от него тому, на кого он был направлен.

Так на Леонида никто никогда не смотрел, и Леонид от этого взгляда весь сжался, стал жалким и маленьким. Слишком уверен он был в своей легкой победе, в слабой обороне, которая не выдержит натиска его сил. Слишком самонадеян. Чтобы спокойно и бесстрастно снести этот удар.

Я оказался в самом невыгодном положении, на меня свалили вину за случившееся и Тамарка и Леонид.

Я забегал, засуетился, положил Леониду на переносицу лед, завернутый в вафельное полотенце. Другим полотенцем стирал кровь со стола, с пола. Яичница с кровью получилась, так и не ели ее. Но в душе была какая-то радость. Не за то, что Леонида ударили, а за то, что ему сказали "нет". Мысли были даже о том, что теперь в нем начнется процесс возрождения. Вон куда меня занесло.

Леонид, между тем, очень долго не мог прийти в себя. Сидел, скукожившись, насупившись, как старый дед на приеме у зубного врача. Уже и кровь из носа не шла, и чай остывший выпил, а все еще находился под сильнейшим воздействием от случившегося.

- Ну, что с тобой?- утешал его я.- Знаешь, только не сердись. Мне кажется, что если бы ты в жизни получал больше оплеух, то стал бы самым великим человеком на земле.

- Атак,- как бы продолжая мою мысль, сказал Леонид,- я превратился в вонючее животное с исключительно скотскими, низменными потребностями. Так?

- Нет. Пока не превратился, но все тенденции к тому.

- Ина том спасибо. Вмолодости, говорят, надо жить так, чтобы было о чем вспомнить в старости. Спасибо, Дима, за гостеприимство. Модестовича не буди, пусть спит. Проводи меня, если можешь.

Разговор у нас по дороге зашел о Тонечке. Леонид окончательно пришел в себя, даже стал подсмеиваться надо мной, над тем, что я играю роль няньки.

- Если бы я себе завел такую воспитанницу,- говорил он,- то не иначе, как для того, чтобы вырастить и воспитать ее на свой вкус.

- Что-то я не понимаю тебя.

- Ачего тут понимать. Вырастил бы послушную, во всем мне обязанную жену.

- Жену?- удивился я.

- Или любовницу,- поправился он, так и не поняв до конца смысла моего удивления.- Аиначе я себе и не представляю отношений между мужчиной и женщиной.

- Она же не женщина, ребенок.

- Все равно. Ты должен всегда преследовать свой интерес. Вкаждом поступке должен быть смысл. Здесь, в твоем случае, не ясно ничего. Если бы я тебя меньше знал, то счел бы просто за идиота, но ты, конечно, не идиот, то есть я хотел сказать, что ты не просто идиот, а идиот с сердцем. Чем мне, собственно, и симпатичен, ибо сам я слишком умен и слишком бессердечен. Не обижайся на "идиота", пойми, не могу же я смотреть на мир твоими глазами.

2

На следующий день ко мне в институте подошел Азаруев и сказал, что Леонид его уполномочил получить с меня должок. Вруках у Азаруева была длинная "портянка", а в ней, точно, как в бухгалтерской книге, все до единой копейки, потраченное на меня с момента нашего знакомства. Отакой тайной бухгалтерии я даже и помыслить не мог. Леонид, в свой образ добавлял все новые и новые краски. Денежная сумма, за все эти годы скопилась, между прочим, не шуточная, но расстроила меня не она; ясно было, что у меня таких денег нет, отдавать мне нечем, а Леонид в деньгах не нуждался. Расстроил меня сам факт, то есть наличие этой бухучетности, просьба вернуть истраченное. Стало стыдно за Леонида. Инадо же такому случиться, что вслед за Азаруевым ко мне подошел Тарас, который заехал в институт просто повидаться и в буфете мне рассказал одну занимательную историю.

Оказывается, еще до того, как ему начали давать деньги, он купил лотерейный билет и выиграл достаточную сумму. Достаточную для того, чтобы жить безбедно и писать. Но он не пошел получать эти деньги.

- Понимаешь,- объяснял он,- мне кошмары не снятся уже лет десять, а тут, как только купил билет, вдруг приснился. Да такой, что я всю ночь метался, кричал, понимал, что сплю, изо всех сил пытался проснуться и не мог. Акак проснулся, уже знал, что выиграю, как знал и то, что эти деньги получать не пойду. Когда внимательно живешь, то очень хорошо знаешь, что можно, что нельзя, что позволено, а что противопоказано. Если предупреждают, а ты не слушаешься, значит, быть беде. Так что я всегда слушаюсь.

Я узнал судьбу этого билета, оказалось, что он цел и в силе, тогда я поделился с Тарасом своей печалью. Он с легкостью согласился мне билет отдать. Япотом долго размышлял о том, как много чудесного в нашей жизни и как заметно нами двигают неведомые нам силы. Амы все кричим на перекрестках, желаем заявить своеволие и мним себя, немощных, чуть ли не пупами земными.

Деньги я по лотерейному билету получил, но Азаруеву их не дал, поехал лично к Леониду. Явсе еще надеялся на то, что это недоразумение, розыгрыш. Но Леонид подтвердил свою просьбу, переданную через Азаруева и при этом смотрел мне в глаза почти ласково. Тогда, не знаю, зачем, скорее всего, от смущения, я попросил Леонида написать на эту сумму расписку. Он, не спрашивая, совершенно не интересуясь тем, откуда я эти деньги достал, сел и написал расписку. Я, конечно, мог бы сказать, что знать ничего не знаю, взаймы денег не брал и отдавать не намерен. Но именно потому, что он давал мне деньги, не рассчитывая на возврат, а теперь, вдруг, попросил их обратно, и следовало ему их вернуть. Вернуть, во что бы то ни стало. Расписка была чем-то лишним, ненужным, но я как бы делил с Леонидом эту грязь, чтобы в тот момент, когда маятник его мировоззрения качнется в другую сторону, он не судил бы себя чересчур строго, не винил бы во всем себя одного. Что, по моему мнению, было бы для него просто невыносимо.

Когда я вернул Леониду деньги, то сразу не ушел. Он предложил мне куриного супа, и я как-то постеснялся отказаться. Молча съел тарелку, поблагодарил и только после этого раскланялся. На прощание Леонид сказал:

- Передай привет Тарасу, напомни, что срок уже заканчивается,- сказал Леонид, имея в виду оговоренный срок финансирования. Не он давал деньги, казалось бы, какое ему дело?

- Пусть стегает свою клячу, - продолжал Леонид, - Пегаса крылатого, погоняет одра изо всех сил. Ато будет опять сторожем или кочегаром в бойлерной, где съедят не крысы, так клопы.

Как только двери лифта закрылись, и я остался один, я тотчас достал и разорвал расписку. До расписки мне нестерпимо стыдно было за Леонида, после того, как попросил ее написать, стало стыдно за себя.

Вот так я рассчитался финансово за Тамаркину оплеуху.