Терапевт Коновалов Кирилл Куприянович, пришёл в свой рабочий кабинет, снял шляпу, плащ, раскрыл зонт и поставил его в угол на просушку.
Телефон, оставшийся в кармане плаща, заиграл военный марш. Звонила медсестра, помогавшая Кириллу Куприяновичу принимать пациентов. У неё, как всегда, нашлась уважительная причина для невыхода на работу. Коновалов даже объясняться с ней не стал. Позвонил заведующему терапевтическим отделением, старичку Анисимову Александру Ильичу и попросил прислать кого-нибудь на замену. В ответ услышал знакомую отговорку: "Сегодня же понедельник, никого нет. Как-нибудь, голубчик, обойдитесь своими силами".
Сев за стол Кирилл Куприянович раскрыл принесённый из дома военно-литературный журнал "Разведчик" за тринадцатое марта тысяча девятьсот первого года. Коновалов увлекался прочтением газет и журналов столетней давности. На обложке увидел фотографию генерала в чёрной рамке. Это был командир двадцатого армейского корпуса генерал-лейтенант Ричард Троянович фон Мевес, скончавшийся двадцать второго февраля тысяча девятьсот первого года. В статье М.Драгомирова, написанной на смерть генерала, было много несостыковок. Драгомиров поминальную речь начал со слов: "Мало я тебя знал", но уже через два абзаца вывел: " И был ты человек большой и полезной силы, хотя и ловкач".
Так судить о малознакомом человеке мог позволить себе только старик, его высокий начальник не отличающийся тактом, или же безусый мальчишка, военный корреспондент, не замеченный в проявлении ума и порядочности.
"Кем бы мог быть этот М.Драгомиров?", - размышлял врач. - "Скорее всего, это уроженец Конотопа, генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров, которого через два года, в тысяча девятьсот третьем году назначат членом Государственного совета".
В дверь постучали.
"Ну, кто там? Нет ни сил, ни желания работать", - думал Коновалов. - "Но я нужен больным, без меня они не справятся со своими недугами. Врач должен указать больному правильную дорогу, как это делает лесник, повстречавшийся в дремучем лесу с заблудившимся грибником". Эти мысли согревали самолюбие Кирилла Куприяновича.
Дверь приоткрылась, и в кабинет вошёл молодой человек, представившийся Ричардом Трояновым.
"Как забавно", - подумал врач. - "Только прочитаешь что-то, сразу же всё это материализуется". За долгие годы практики он привык ничему не удивляться.
Молодой человек был выше среднего роста, атлетического телосложения, одетый в широкие чёрные брюки и синий свитер, обутый в чёрные блестящие ботинки.
"К уставшему, больному врачу приходят за помощью загорелые, отдохнувшие, пышущие здоровьем пациенты", - мысленно прокомментировал Коновалов.
- Вам что-нибудь для матушки? - спросил врач. - Или направление на диспансеризацию?
- Я к вам по важному вопросу. Так сказать, вопросу жизни и смерти. Это касается меня лично.
Коновалов решил, что визитёр пришёл просить руки его дочери. Но у него не было детей. Тогда отгадка пришла сама собой: пациент - явный симулянт, решивший выпросить больничный лист.
- Слушаю вас, - приглашая объясниться, сказал врач, склонив при этом голову набок и делая вид, что он что-то записывает в медицинскую карточку.
- Понимаете, доктор, - начал Ричард Троянов, - у меня постоянно плохое настроение. Жизнь кажется мне бессмысленной. Во всём я умудряюсь отыскивать только мрачные стороны. Картина мира для меня как будто покрыта траурным бархатом. Родные и близкие смеются надо мной, обзывая пессимистом. Но смешного тут мало. Всякое радостное событие, - день рождения или там, Новый год, сейчас же отравляется для меня мыслью о непрочности радости, о том, что это не навсегда и скоро закончится, пройдёт. Снова наступят мрачные будни с мелочной суетой, заботой о хлебе насущном. От будущего я не жду ничего, кроме неприятностей и трудностей. Прожитые же годы, если оглядываться и вспоминать, вызывают одни лишь угрызения совести из-за сделанных ошибок.
- И несделанных, - попробовал шуткой взбодрить пациента доктор.
- Да, - бездумно согласился Ричард и продолжал. - Моя беда в том, что я очень восприимчив к неприятностям. Очень остро реагирую на них. А кроме того, меня ни на минуту не оставляет какое-то неопределенное чувство тяжести, лежащее на сердце. Постоянно нахожусь в тревоге, в ожидании несчастья. Вы улыбаетесь, но я говорю правду. Я до сих пор не могу отделаться от уверенности в своей виновности за самые обычные проступки, совершённые мною в юности.
- Сейчас-то в чём проблема? На что в данный момент жалуетесь? - пододвигая пациента поближе к сути дела, поинтересовался Коновалов.
- Мне кажется, что окружающие относятся ко мне с презрением, смотрят на меня свысока. Это заставляет меня сторониться людей, замыкаться в себе. Иной раз настолько погружаешься в самобичевание, что совершенно перестаёшь интересоваться окружающей действительностью.
- Меня уже тошнит, - вырвалось у Коновалова.
- Что вы сказали? - не расслышал Троянов.
- Не обращайте внимания. Продолжайте, я слушаю.
- Я быстро утомляюсь, всякая деятельность мне неприятна. К тому же в любой, даже самой примитивной работе я делаю уйму ошибок и неточностей. Всякий самый ничтожный труд требует от меня немыслимого волевого напряжения. Сами понимаете, бесконечно это продолжаться не может, и я впадаю в отчаяние.
- Как же ты спасаешься от этих бед? - развязно спросил Кирилл Куприянович, будучи уже не в силах слушать нытьё пышущего здоровьем молодого красавца.
- Учусь, работаю, - насторожившись, продолжал Ричард. - Живу в стороне от наслаждений века сего. Спасаюсь, как вы выражаетесь, воображением. В своих мечтах срываю с красивой незнакомки плащ, затаскиваю её в ближайший подъезд.
- А вы никогда не пробовали подойти к понравившейся вам женщине и сказать: "Глядя на вас, сударыня, у меня возникают нескромные желания. Хочется затащить вас в ближайшее парадное, стащить с вас одежду...". Возможно, понравившаяся вам прелестница сама пойдёт в подъезд.
- Вы шутите?
- Почему? Такие, как вы, молодые, здоровые мужчины нравятся женщинам. Особенно красивым и смелым. Они бы оценили ваш порыв. А я ничем вам не смогу помочь. Вам нужен психотерапевт.
- Но у меня постоянные боли внизу живота. Я думал...
- Я дам вам направление к урологу. Он сделает общий первичный осмотр, возможно, отправит на ультразвуковое исследование, сдадите анализы. Тогда с результатами придёте ко мне, больному и уставшему. Я прослушаю вашу широкую грудную клетку и дам своё заключение. Повторяю, вам нужен другой специалист. Возможно, сексопатолог, не знаю. Пока вот вам направление, ступайте к урологу.
Не успел Кирилл Куприянович выпроводить Троянова, как в кабинет вошла женщина поражающая своей физической красотой, одетая в бежевый вельветовый жакет, салатовую шёлковую блузку и зелёную жаккардовую юбку. Сапожки фисташкового цвета плотно облегали тонкие щиколотки её красивых ног. Непринуждённо откинув пряди вьющихся рыжих волос назад, она представилась Варварой Буденброковой.
- Кадыкастых не люблю, - сказала красавица, присаживаясь на стул, предназначенный для пациентов.
- Это какие же? - испуганно поинтересовался Коновалов.
- Те, у которых большой кадык. Хрящ на глотке. Эдакая некрасивая острая выпуклость на шее спереди, - пояснила Варвара, помогая словесному объяснению жестикуляцией рук и мимикой лица, выражавшей отвращение.
- А у меня есть кадык? - хорохорясь и не зная, как вести себя, поинтересовался Кирилл Куприянович.
- У женщин кадыков не бывает, только у мужчин, - ошарашила его Варвара. - Сбила ты меня с мысли. Уж и не вспомню, что хотела сказать.
- У вас, должно быть, какие-то жалобы, - предположил огорчённый Коновалов.
- Да, - вспомнила неуслышавшая его пациентка. - Ухаживал за мной один кадровик, Аскольд Буденброков.
- Военный?
- Работник отдела кадров. С лысиной, животиком. Брюки носил коротковатые, но хорошо выглаженные. Обувь была начищена до блеска. Рубашка на все пуговицы застёгнута. Аккуратистом был. Что ж ты думаешь? Выходил меня. Целый год от дома до проходной и обратно до дома провожал. Согласилась я в воскресенье пойти с ним в кафе. И надо же такому случиться, он там сорвался. Показал своё истинное лицо. Напился и подрался.
- И вы с ним расстались?
- Зачем? Я в него по уши втрескалась, вскоре после этого расписались. За пьяный дебош полюбила сильнее, чем за фальшивый положительный облик и показное желание произвести хорошее впечатление. Бабе ведь живой мужик нужен, а не картинка с агитплаката.
- Фамилия интересная, - продолжая находиться в замешательстве, сказал доктор.
- Аскольд был детдомовский. Фамилию ему дал директор приюта, читавший на тот момент Томаса Манна. Фамилия и мне показалась странной, но я её при регистрации брака взяла, а теперь привыкла к ней и не жалею. Жалко, что пожили мы с мужем мало. Хороший он был человек, вот только печёнка у него барахлила. Аскольд ездил на воды в Трускавец, но... С тех пор у меня все мужики с кадыками. Как пеликаны, честное слово. Пьют ли, едят, - кадыки шевелятся.
- А вы бы на кадык не обращали внимания, - придя, наконец в себя, строго заметил Кирилл Куприянович. - Забавно. Вы приняли меня за женщину. Да, я круглолицый, полный, крашу волосы хной, но я мужчина и прежде всего врач. Раздевайтесь.
Зачем Кирилл Куприянович попросил Буденброкову раздеться, он и сам не знал.
Женщина, не смущаясь замечанием, сбросила с себя одежду, с той же лёгкостью, с которой подросший цыпленок освобождается от яичной скорлупы, мешающей ему жить новой жизнью.
В кабинете терапевта происходило что-то невообразимое. Пациентка, стоя в нижнем белье на прохладном линолеуме, так и пылала неугасимым огнем похотливого вожделения, сопротивляться которому был не в силах даже списанный со счетов по мужской части Коновалов.
- Возьми меня, - с жаром предложила себя Варвара, после того, как врач произвёл пальпацию её груди.
Только после этих слов Кирилл Куприянович опомнился и нашёл в себе силы взять эмоции под контроль. Он отошёл от пациентки и скрестил руки за спиной.
- У меня, деточка, - выдавил он после громкого вздоха, - только фамилия громкая - Коновалов. Я уже не способен не то, что кобылу завалить, но даже и козу подоить.
- Тогда помогите мне медикаментозно! - взмолилась Буденброкова. - У меня гормональный взрыв! Или срыв? У меня боли в груди и внизу живота, я схожу с ума.
- Я дам вам талончик к гинекологу и направление на анализы. Одевайтесь ради бога, сюда каждую минуту может кто-то войти.
Не успела наскоро одевшаяся Буденброкова, взяв талончик к гинекологу, закрыть за собой дверь, как Коновалов вышел к очереди, толпящейся у его кабинета и объявил пятнадцатиминутный перерыв.
Он еле сдержался, чтобы не крикнуть больным: "Как я от всех вас устал!".
Кирилл Куприянович выпил валерьянки, успокоился. Вскипятил себе чай, бросил в стакан ломтик лимона, но тут опять пришёл Ричард Троянов. По-хозяйски усевшись на стул, молодой человек похвастался, что встретил в поликлинике девушку своей мечты и по совету врача затащил её в процедурный кабинет, оказавшийся свободным.
- Доктор, прямо на полу, не доходя двух шагов до кушетки, при полном её содействии, - сияя от счастья, делился подробностями Ричард. - Но должен перед вами повиниться. На ультразвуковое исследование, куда вы меня направили, я опоздал.
- Я думаю, оно вам не понадобится, - горько усмехаясь, не в состоянии скрыть своей зависти, сказал Коновалов.
Раздался телефонный звонок. Кирилл Куприянович проснулся и схватился за трубку телефона, стоящего на рабочем столе. Звонил заведующий терапевтическим отделением Александр Ильич Анисимов.
- Ты что, бастовать решил? Скоро день рабочий закончится. Открывай кабинет и принимай больных. Дам я тебе на сегодня свою медсестру, - говорил слабым голосом старик-заведующий и добавил в сердцах. - Как я от всех вас устал!