Саша редко заглядывала в свой электронный ящик, потому что ей не от кого было особенно ждать писем. Для работы он тоже ей не был нужен. Но в это утро что-то заставило ее залогиниться и пробежать глазами почту. Среди десятков рассылок, на которые она подписывалась и не очень, девушка, наконец, заметила одно странное письмо, и тут же щелкнула по нему, чтобы прочитать.
Привет, Александра!
Я знаю, что ты или почти ничего, или совсем ничего не знаешь о своих настоящих родителях. Позволь мне исправить это печальное упущение. Мне действительно есть, что тебе рассказать.
С надеждой на встречу,
Т.-В.
Руки Саши задрожали так сильно, что у нее не с первой попытки получилось свернуть письмо, когда к ней подошла секретарь и положила на стол кипу всяческой макулатруы на сегодняшний день.
- ...это отдашь ему только лично в руки, поняла? Никаких корзин или внутренней почты.
Саша кивала, почти не слушая то, о чем говорила девушка. Ей было все равно, даже уволь они ее в эту самую секунду. Все, что занимало ее мысли - это письмо, и подпись к нему. "Т.-В." могло означать только Тинни-Винни. Это было письмо от ее отца, от единственного, кто знал, почему она была брошена на произвол судьбы, одинокая и ничего не знающая о своей расе. Он не погиб, как предполагал Гай. Он был жив-здоров, и даже более того - разыскал ее. Сердце Саши ликовало. Тревоги и обида за то, что ее бросили, отошли на второй план, и сейчас она ничего в жизни так не хотела, как увидеть его и задать ему все свои вопросы. Саша лихорадочно вновь развернула почту, как только секретарь удалилась, еще раз внимательно перечитала письмо, впитывая каждое слово, и ответила.
Привет, Т.-В.!
Я готова. Где и когда?
Когда она отправляла сообщение, сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из ее груди. Жизнь Саши, кажется, решила сделать стремительный скачок вверх, а судьба - наконец-то развернуться более приятным местом. У нее был Гай, который, похоже, был к ней неравнодушен, а теперь появился шанс обрести семью!
Саша в надежде смотрела на свой почтовый ящик, как-будто Тинни мог сидеть где-то там и ждать ее ответа, не смыкая глаз. Она даже несколько раз щелкнула по иконке "проверить почту", чего никогда не делала раньше, но новых писем не было.
Спустя полчаса, Саша все же заставила себя выйти из почтового ящика и разобрать корреспонденцию и посылки, которые должна была развезти. Но все ее мысли разбегались, как сумасшедшие тараканы. Она могла думать только о Тинни-Винни и их предстоящей встрече. В чьем теле он к ней придет? Будет это женщина или мужчина? Зная Тинни, логичнее было предположить первое. Что он ей скажет? Что их разлучил злой рок, и он всегда горевал по своей малышке? Что хотел ее скрыть от системы и потому бросил? О попытке спасти ее мать, о неизвестном отце?
Эмоции переполняли ее, и Саше необходимо было с кем-то поделиться. Выйдя на улицу, дрожащими пальцами она набрала номер Гая.
- Гай, - произнесла она после его обычного приветствия, - ты свободен?
- Я рад, что ты позвонила, - отозвался он. - Встретимся в парке в обед?
- Да, хорошо.
- Или, если ты будешь голодна, можем зайти в какой-нибудь бар.
- Нет, в парке было бы замечательно, - тихо проговорила она.
- С тобой все в порядке? - встревожился Гай, и Саша поспешила его заверить, что все отлично. А сама внутренне улыбалась тому, что он настолько чуток, что заметил ее состояние даже по телефону. Впрочем, возможно, это была одна из фишек изоморфов, кто знает? И тут же мысленно поправила себя: "реберфы", привил же ей Костя это гнусное словечко. Костя - теперь парень и сама организация казались ей такими невообразимо далекими и не важными. Но потом на ум ей пришло, что она должна позаботиться о том, чтобы за ней не следили, когда пойдет на встречу со своим отцом. Потому что если Саша посадит ему на хвост организацию, она себе этого никогда не простит. Только не они, и не сейчас - никто не должен был ей испортить первое знакомство.
***
Сергей Витальевич был за рулем, когда раздалась трель мобильного телефона. Чертыхаясь и поглядывая на дорогу, он начал рыться в карманах лежавшей рядом на сидении куртки в поисках трубки. Наконец, ему удалось ее извлечь из внутреннего кармана.
- Алло! - рявкнул он не слишком доброжелательным голосом.
- Да, хорошо, - интонации его начали резко меняться по мере разговора, а лицо становилось все более хмурым и настороженным. В конце беседы он пару раз кивнул, как будто его могли видеть:
- Конечно, встречу. Во сколько прилетает самолет?
- Через полчаса? - он с негодованием посмотрел на свои часы. - И как я по-вашему за полчаса доберусь до аэропорта? Ладно, - он отключил трубу и со злостью швырнул ее подальше.
- Придумают тоже, раньше сказать не могли. И вообще, мне это все сильно не нравится, - обратился он к футбольному мячу, крутящемуся над зеркалом обзора, - что-то слишком много европейцев у нас тут болтается в последнее время. Уж не хотят ли расформировать? Не к добру это. - Он запустил руку под сидение, куда улетел телефон, отыскал его, и быстро пробежав по списку, нажал на кнопку соединения.
- Сергей Витальевич? - раздался сонный голос Кости.
- Да, парень, это я, привет. Знаю, что рано и что велел тебе отдыхать, но тут такое дело. Ты меня слышишь?
- Слышу, - проговорила трубка.
- К нам очередная делегация из Европы, во главе с самим Коэном, и мне это очень не нравится.
- Коэн здесь? - кажется, последняя фраза окончательно пробудила Костю.
- Через полчаса прилетают. Я - за ними в аэропорт. А ты, слышишь, Костя? Я хочу, чтоб ты махнул к нам в офис и навел там порядок, на всякий случай.
- Будет сделано, Сергей Витальевич. А что с Гаем? - поинтересовался парень.
- Все нормально, припозднился сегодня, а так все, как обычно, - вздохнул шеф, и Костя на том конце провода выдохнул с облегчением.
Он попрощался с шефом, умылся на скорую руку, бросил в рот пару орехов, что нашел на кухне и, натянув свою обычную одежду, побежал на метро.
Быстро отреагировали в центральном офисе. Костя был уверен, что, по крайней мере, выспаться у него время до вечера будет. Оказалось, что информация об Одри, которой он так предусмотрительно поделился с коллегами из Амстердама, оказалась равносильной бомбе. Сам Коэн спешил разобраться с ситуацией лично. О Дюпре теперь можно было забыть, помахав ему белым платком на прощание. Только вот с Сашей он не успел поговорить. Во время зачистки, которой займется организация, ей нужно было исчезнуть, как одной из тех девушек легкого поведения, каковой ее и считали. Никто не стал бы разыскивать шлюху, которая провела пару ночей с Гаем, а уж Костя постарался бы придать ей именно такую роль в глазах Коэна. Сергея Витальевича с его незнанием языков и умственной неповоротливостью можно было не опасаться. Его роль, скорее всего, сведется к приему и извозу гостей, как и в случае с Дюпре. - Только бы он фамилию Коэна никак не переиначил, - усмехнулся про себя Костя, подумав о вариантах, которые открывались для его наставника.
Но как ему вычислить Сашу? У нее-то был его номер телефона, которым, к слову сказать, она так ни разу и не воспользовалась, а вот у него - нет, даже на самый пожарный случай. А в том, что случай был пожарный, Косте сомневаться не приходилось: Саше сейчас самое время было исчезнуть с их радаров. А для этого ей всего лишь надо было перестать встречаться с Гаем. Проклятый Гай, чертов изоморф-обольститель, на которого женщины клевали, как безмозглые мухи. Ему ли было не знать о подвигах Нуда, благодаря собранной ими богатой истории. Он не пропускал ни одной симпатичной юбки.
Как бы ни было это отвратительно Косте, но он понимал, что единственный способ разыскать Сашу - это следить за Гаем. Следовательно, ему необходимо было сменить Дюпре на его великолепном посту. Вооружившись терпением и хитростью, Костя выскочил из метро и трусцой побежал в сторону Хайята.
Он нашел Дюпре за одним из столиков кафе, на улице. Погода решила снова смилостивиться над людьми, и сейчас солнце светило во все небо, высушивая мокрые с ночи улицы и блестя на спинках металлических стульчиков.
- Что-то ты рано, - с подозрением заметил Дюпре, глядя в упор на Костю.
- Сергей Витальевич сказал, вы нашли Нуда, - как ни в чем не бывало произнес Костя. - Я пришел пораньше, чтобы не потерять его во второй раз.
Дюпре сверкнул глазами, но ничего не сказал. Но и не встал и не удалился восвояси, а все также продолжал сидеть за столиком, небрежно постукивая пальцами по краешку стакана с минеральной водой.
Костя демонстративно опустился на соседний стул и уставился на здание гостиницы. Тишина била по нервам, но никто из них не собирался сдаваться первым. Это было своего рода молчаливое противостояние, победа в котором так или иначе была за Костей, потому что он понимал, что стоит из отеля выйти Гаю или Летиции, как они с Дюпре пойдут каждый своей дорогой. Если это будет Гай, Дюпре не сможет покинуть свой пост и Одри. Если это будет Одри, не нужно быть провидцем, чтобы сказать, что француз бросится за ней следом, даже если Хайят в этот момент накроет ядерным взрывом. И только в случае, если они выйдут оба, у Кости могли быть неприятности, но он не сомневался во взаимной любви этой парочки.
Ждать оказалось совершенно недолго, потому что уже через час в дверях гостиницы показался Гай.
- Хороший мальчик, - мысленно одобрил его Костя и свое скорое освобождение от злополучного француза.
- Вы идете? - с едва уловимой насмешкой спросил он Дюпре, подымаясь и не выпуская из виду Гая.
- Нет, - холодно отрезал Дюпре, и Костя, криво усмехнувшись, последовал за своей мишенью.
Дюпре провожал его ненавидящим взглядом, а затем снова посмотрел на отель. Он предпочел бы уйти первым, за Одри. Почему она не выходила? Или ей было все равно и дела Гая не так уж ее интересовали? Но Дюпре знал, что это не так, а, значит, они должны были о чем-то договориться. Скорее всего, так и случилось. Но даже понимая все это, он не мог оставить ее и последовать за Нудом. Ему нужно было знать, где Одри, не догадываться или предполагать, а быть уверенным, контролировать отныне каждую секунду ее жизни. Дюпре не мог позволить себе упустить ее. Тварь, как у него язык поворачивался называть ее Одри, это была тварь, что ее убила. Дюпре пытался накрутить себя, вспомнить свое отчаяние и боль, возненавидеть сидящую наверху красотку всем своим сердцем, всей силой своей неистовой страсти. Обернуть некогда бесконечную любовь такой же безграничной ненавистью. И не мог. Перед его мысленным взором вставали глаза Одри, ее невысказанная мольба, слова, что она ему сказала, и он не мог ее ненавидеть, у него не получалось. Тот самый глупый наивный Антуан, что позволил себе влюбиться в изоморфа, все еще любил ее и был рад встрече. В ее страсти он видел не обман, но прежнюю Одри, в ее словах - желание быть с ним, а не хищную издевку.
- Антуан? - кончик ее пальца путешествовал по его лицу, вычерчивая на нем загадочные линии. - Ты меня любишь?
- Я обожаю тебя, моя принцесса.
- А что для тебя любовь?
- Желание быть с тобой, смотреть в твои замечательные глаза, говорить с тобой, лежать вот так рядом, дышать с тобой одним воздухом, прикасаться, - Антуан притянул ее к себе и сжал в своих медвежьих объятиях.
Одри счастливо рассмеялась, пряча лицо у него на груди, а потом он вдруг ощутил, что она плачет.
- Что случилось? - спросил он, пытаясь заглянуть ей в глаза, но она не позволила, прижимаясь к нему еще плотнее.
- Я люблю тебя, Антуан, - прошептала она, и он расслышал ее слова и ощутил их своей кожей. Его сердце расслышало ее.
Дюпре очнулся от своих мыслей только тогда, когда его рука коснулась кнопки лифта в холле отеля. Что он делал? Он и правда настолько спятил? Но его сердце требовало разрешения этой истории, этих нечеловеческих мук, что не давали ему покоя на протяжении уже многих месяцев. Он обязан был покончить с этим: или убить ее, или узнать правду. Убить в любом случае, уничтожить, пока она не причинила ему и другим еще большей боли.
- Антуан? - она, казалось, была растеряна еще сильнее, чем он сам.
- Не ждала? - прорычал он, входя внутрь и с силой захлопывая за собой дверь.
- Что ты здесь делаешь? - Летиция пятилась от него назад, как от взбесившегося животного.
- Завязывай со своим притворством, - в его взгляде сквозила неприкрытая ненависть. И чем больше он ее любил, тем больше презирал сейчас за то, во что она обратила его чувства. - Что вы задумали с Гаем? И не думай отпираться, - прервал он ее вялую попытку отмахнуться. И Летиция сдалась, понимая, что он знает и не отступит. Но, обещав Гаю те самые два дня, не могла сказать ничего больше, пусть ситуация и была вполне невинной, только теперь это была уже не ее тайна.
- Так что это? - лицо его дышало гневом, а отступать дальше было некуда: Летиция уперлась спиной в стену.
- Антуан, - попыталась она урезонить его, увы, безрезультатно. Казалось, он, наконец, решился отомстить ей за всю причиненную боль.
- Ты скажешь мне, - прохрипел он ей прямо в лицо, - мерт, или я от тебя мокрого места не оставлю.
- Вот как ты заговорил, - с презрением бросила Летиция. Что ж, если он ее не любит, она не обязана терпеть его нападки. Если она что-то и стала бы сносить, так исключительно от любимого мужчины.
- Последний раз спрашиваю, - выплюнул он, - что вы затеяли с Гаем?
- Не твое дело, - зло и холодно отозвалась Летиция, и ее фраза и интонация, с которой она ее произнесла, оказалась решающей. Руки Антуана с неимоверной силой сжались на горле Летиции. Она хрипела и вырывалась, пыталась схватить его за кисти, поцарапать, пнуть ногами, но все это походило больше на возню беспомощного котенка. Вскоре лицо ее приобрело нездоровый пунцовый оттенок, а вылетавшие изо рта бессвязные звуки вовсе прекратились, глаза с изумлением и недоверием остановились на Дюпре. Но и тогда он не разжал своей смертельной хватки, а лишь с терпением маньяка наблюдал, как цвет ее лица меняется от красного к синему.
Летиция до последнего не могла поверить в происходящее. Только не ее дорогой Анутан, только не так, не с ней, когда он узнал ее. Но верить приходилось, или она рисковала погубить себя навсегда. Времени на что-то большее не оставалось: и тогда Летиция потянулась к ближайшему человеку и прыгнула наугад. Все было так быстро и неожиданно, что ее новое тело, вздрогнув будто от сотрясения, свалилось переспевшей грушей прямо на том месте, где стояло. Но она успела, едва-едва. В этот самый момент сердце прежней Летиции остановилось, и наступила смерть.
Антуан безучастно смотрел на тело в его руках, затем, будто нехотя, разжал пальцы, и мертвая женщина рухнула к его ногам. Француз пребывал в каком-то безразличном и безэмоциональном ступоре: как ни в чем не бывало он подошел к столику и налил себе в стакан апельсинового сока, потом задумчиво и со вкусом пил его, уставившись куда-то в окно. Он ждал облегчения, которое неминуемо должно было наступить после гибели его столь лелеемого врага, но оно не приходило. Как и не приходила всепоглощающая ненависть, которая могла бы послужить ему оправданием. Он только что убил эту тварь, работа сделана, его Одри отомщена, как бы там ни было. И по большому счету, плевать ему на голландца, и на все его планы, и вообще на все в целом мире плевать.
Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге номера показалась высокая сухая фигура.
- Дюпре? - проговорил голос с характерным британским акцентом. Затем в ужасе и потрясении повторил: - Дюпре...
- Что ты натворил, - Коэн осматривал комнату, бросив короткий взгляд на мертвое тело. - Идиот! - Он зло оттолкнул стул со своего пути и подошел к женщине. Пары секунд хватило главе, чтобы понять, что это конец. - Чертов идиот, - обреченно выдохнул он, - а я еще защищал тебя перед Хорном, а он был прав! Ты - псих, Дюпре, ненормальный псих, который погубил все наши начинания. Подумать только, не направь я тебя сюда в роли куратора, русские сумели бы сохранить и Гая, и Одри.
- Откуда ты знаешь? - тяжело проговорил Дюпре, из-под лба глядя на Коэна так, что тот невольно отступил, боясь, что француз по-прежнему пребывает в состоянии аффекта.
- В центральный офис поступила информация, - туманно ответил Коэн.
- Мальчишка, - прорычал Дюпре и тут же отвернулся. Что он собрался сделать? Убить и его, придушить, или просто перегрызть ему глотку? Теперь он не мог смотреть на дело своих рук. Одри валялась сломанной куклой у его ног, и с этой минуты она уже никогда не солжет ему, не скажет ни единого слова любви. Дюпре застонал, с силой сжимая пальцами свою безумную голову.
- Тише, Дюпре, - успокаивающе, как с глубоко больным, заговорил Коэн. А потом медленно отступил к двери и растворился за ней. И уже буквально через пару минут в номер ворвались какие-то люди и наряд милиции. Они без лишних слов повязали Дюпре и потащили его на выход, беспомощного и скрученного. Но он не особо и сопротивлялся. Насколько француз знал Коэна, тот не стал бы пытаться его вытащить, предоставив событиям развиваться самостоятельно. Чем не повод избавиться от спятившего сотрудника? Милосердие было не в стиле Коэна, да и разве он не предупрежла Дюпре многократно о том, чтобы тот не зарывался. И вот, снова Одри, все та же Одри, так или иначе, привела его к краю пропасти под названием необратимость.
***
- Что происходит? - Сергей Витальевич с ужасом наблюдал, как милиция затолкала Дюпре в машину. - Куда они забирают Антона?
- Сергей, - произнес Коэн, подхватывая его под руку и отводя подальше от отеля. - Забудьте о Дюпре, он больше не с нами.
- Но как же так? - добродушный Сергей Витальевич только хлопал глазами, не веря в происходящее. Казалось, вот совсем недавно они сидели у него на кухне и пили водку, а теперь он должен бросить Антона в беде?
- Доренко! - С сильным акцентом выкрикнул Коэн, привлекая к себе внимание, и Сергей посмотрел на него. - Вы забудете о Дюпре, это приказ. Я сам о нем позабочусь. Ваша задача - следить за Гаем. И слышите: глаз с него не спускайте, потому что если вы его упустите, я спущу с вас шкуру. Нет, Сергей, - он снова пристально посмотрел ему в глаза, - три шкуры. Вы меня поняли?
Сергей Витальевич утвердительно кивнул, не в состоянии говорить. И глава удалился от него, мерно чеканя шаг, словно ничего не случилось. Сергей тяжело опустился на металлический стульчик кафе, в котором любил пить кофе Гай и махнул официантке, чтобы заказать чего-нибудь покрепче. Он не силен был в политике и интригах, но все происходящее показалось ему абсурдным и неправильным. Зачем они присылали сюда Дюпре, если он был не с ними? А если он был с ними, то что случилось теперь, тем более, в такое считанное время? Почти на автомате он стал набирать номер Кости. Но тот, как назло, не брал трубку. Тогда Сергей Витальевич надиктовал ему сообщение.