Музыка играла громко, хотя и не до дребезга в ушах, как в некоторых клубах. Музыка звучала устало, или, может, это только мне так казалось. Мои глаза привыкли, и я увидела столики, разбросанные по удивительно большой комнате. Там была основная сцена и столики-сцены поменьше с местами вокруг них. Еще не было семи часов, но мужчины уже сидели в затемненной комнате. Женщины ползали по столам-сценам ню, как и обещала вывеска. Я отвела глаза, потому что некоторые ракурсы должны видеть только ваш гинеколог или любовник.
Основная сцена была пуста, но огромна. На ней был небольшой подиум и круговая площадка с сидениями по периметру. Я никогда не видела сцену, подобную этой, ни в одном стрип-клубе, разве что в старом фильме. Виктор вел нас между столов, и мы шли, потому что, если бы мы прошли прямо перед клиентами, это едва ли способствовало бы нашему прикрытию.
Эдуард не пытался поддержать меня, он просто держал руки согнутыми и твердыми под замком моих сцепленных вместе рук, и шел медленно. Олаф и Бернардо были все еще позади. Виктор добрался до маленькой двери сбоку от главной сцены задолго до того, как мне удалось туда попасть. К боли добавилось головокружение. Картинка у меня в глазах пошла пятнами, и это было нехорошо. Сколько крови я потеряла, и сколько продолжала терять?
Мир сузился до сосредоточения на движении моих ног. Боль в животе росла словно далеко, зрение стало размываться и пошло светлыми и темными полосами вокруг меня. Я мертвой хваткой вцепилась в руку Эдуарда и доверилась ему, чтобы ни во что не врезаться. Голос Эдуарда:
- Анита, мы пришли. Анита, ты можешь остановиться.
Он вынужден был схватить меня за плечо, чтобы заставить меня взглянуть на него. Я просто смотрела на него, видя его лицо, но не понимая, почему свет стал ярче. Рука коснулась моего лба.
- Ее кожа прохладна на ощупь, - сказал Олаф.
Эдуард поднял меня, и это причинило сильную боль, достаточную для того, чтобы я закричала, и мир поплыл яркими полосами. Я сосредоточилась на том, чтобы не вырвать, и это помогло преодолеть боль. Мы оказались в комнате, которая была опять-таки тусклой, но не такой темной, как клуб. Они положили меня на стол под свет. Подо мной была ткань, и рифление пластика под ней. Кто-то щупал мою левую руку. Я увидела человека, которого я не знала, и сказала:
- Эдуард.
- Я здесь, - и он встал у меня в изголовье.
Голос Виктора.
- Это наш врач. Он действительно врач, и зашил многих из моего народа. Он очень хорошо зашивает, даже шрамов не остается.
- Будет немного печь, - сказал доктор. Он поставил мне капельницу и пустил внутривенно раствор. Я была в шоке. У видела только образ с темными волосами и темной кожей, и что он был более экзотическим, чем Бернардо или я. Помимо этого, он для меня был размытым пятном.
- Как много крови она потеряла? - Спросил он.
- Не похоже, чтобы она потеряла ее много в машине, - сказал Эдуард.
Было какое-то движение, и я попыталась посмотреть на него, но Эдуард поймал мое лицо между своих рук.
- Посмотри на меня, Анита. - Это был способ, которым родитель постарался бы отвлечь ребенка от большого плохого доктора.
- О, сказала я. -Это не очень хорошо.
Он улыбнулся.
- Что, я не достаточно интересен? Я могу позвать Бернардо, чтобы ты могла смотреть на него. Он красивее.
- Ты дразнишь меня, пытаясь меня отвлечь. Дерьмо, что должно произойти?
- Он не хочет давать тебе обезболивающие, из-за потери крови и шока. Если бы мы были в больнице с лучшим оборудованием, он бы попробовал, но без него, он не хочет идти на этот риск.
Я сглотнула, и на этот раз это была не тошнота, а страх.
- У меня четыре следа от когтей, - сказала я.
- Да.
Я закрыла глаза и попыталась замедлить пульс, и прогнать желание слезть со стола и бежать.
- Я не хочу этого делать.
- Я знаю, - сказал он, но держал руки на моем лице, не то чтобы удерживая меня, но заставляя смотреть на него.
Олаф сказал откуда-то справа:
- Анита исцелялась от худшего, чем это. В Сент-Луисе не потребовалось зашивать ее раны.
- Это потому, что она исцелялась слишком быстро, чтобы нуждаться в лечении, -сказал Эдуард.
- Почему она не может сделать это сейчас? - Спросил он.
Я питалась царем лебедей, и через него каждым лебедем по всей Америке. Это был удивительный прилив энергии. Достаточно, чтобы спасти мою жизнь, и Ричарда, и Жан-Клода. Мы все были очень больны. Столько энергии, что даже позже, когда я была ранена гораздо хуже, чем сейчас, я спокойно исцелила шрам в рекордное время, почти как настоящий ликантроп. Но я не хотела объяснять это незнакомым людям, вслух я сказала:
- У меня нет силы.
- Ей нужно по-настоящему большое кормление, - сказал Эдуард.
- А, - произнес Олаф, - лебеди.
- Вы имеете в виду ardeur? - Спросил Виктор.
- Да, - сказала я.
- Насколько большое кормление может тебе понадобиться? - Спросил он.
- Она питалась перед тем, как получила раны. Я не думаю, что секс в таком состоянии будет тем, что нужно.
Я была того же мнения.
Руки убрали мою рубашку от раны. Я старалась увидеть и сказала:
- Что происходит? Что он делает?
Голос врача.
- Я просто очищаю рану. Ладно?
- Нет, но да.
- Посмотри на меня, Анита. - Бледно-голубые глаза Эдуарда смотрели на меня сверху вниз. Я бы никогда не назвала его лицо добрым, но теперь в нем отражалось сочувствие, которого я никогда не думала там увидеть.
Руки начали очищать рану чем-то холодным и узким.
- Дерьмо, - сказала я.
- Мне сказали, что у нее не должно быть шрамов. Если она будет так сильно дергаться, я не смогу этого обещать.
- Кто заставил вас такое пообещать? - Спросил Виктор.
- Вы знаете кто, - сказал он, и его голос прозвучал достаточно испуганно, чтобы я не уловила это.
Эдуард сжал мое лицо немного крепче:
- Анита, ты все-таки должна держаться.
- Я знаю, - сказала я.
- Ты можешь это сделать? - спросил он.
- Кто? - спросил Виктор врача.
- Вивиана.
- Мы должны спешить, - сказал Виктор. - Моя мать знает. Кто-то говорил с ней. Я бы предпочел, чтобы Аниты здесь не было, когда она приедет.
- Подожди, - сказал Эдуард.
Врач чистил слишком глубоко, и я дернулась снова, мои руки сотрясались на столе.
- Я не могу не двигаться, - наконец признала я.
- Бернардо, Олаф, - позвал он.
- Черт, - выругалась я.
Я не хотела, чтобы меня держали, но... не cуществовало способа, чтобы я не боролась. Я не могла не бороться.
Было смешно, что никто из нас не спорил, что мы не хотим быть здесь, когда мама Виктора прибудет. Она почти подчинила меня, когда со мной все было в порядке, а такую слабую и больную... Я не знала, смогу ли я не пустить ее в мою голову.
Бернардо взял мою правую руку и держал ее в двух местах. Виктор взял меня за другую руку с капельницей, еще торчащей из нее. Когда я почувствовала руку на одном из моих бедер, я знала, чья это рука: Олаф.
- Черт, - сказал я.
- Посмотри на меня, Анита. Поговори со мной.
- Ты поговори со мной, - сказала я.
Я почувствовала руки на животе.
- Что вы делаете? - И я ненавидела свой высокий и испуганный голос.
- Я собираюсь начать шить. Я сожалею, чтобы причиняю вам боль.
Тогда я почувствовала укол первого прохода иглы, но он не будет последним. Чтобы избежать рубцов, они использовали более тонкую иглу, более тонкую нить. Все это вместе займет больше времени, больше стежков. Я не была уверена, что я стоила этого.
Эдуард разговаривал со мной, в то время как другие пытались удержать меня на месте. Он говорил о Донне и детях. Он шептал о миссиях в Южной Америке, где я никогда не была с ним, и он убивал тех, кого я встречала только в книжках. В его рассказе было больше личных деталей, чем он когда-нибудь говорил мне. Он готов был продолжать рассказывать свои секреты , только бы я могла просто лежать.
Я все ждала, что боль притупится, но этого не случилось. Боль оставалась острой и тошнотворной, и ощущение того, как мою кожу стягивают вместе, было сильнее, чем мог вынести мой желудок.
- Меня сейчас стошнит, - успела я сказать.
- Ее сейчас стошнит - повторил Эдуард, и руки отодвинулись. Я попыталась перекатиться на свою сторону слишком быстро, и распрощалась с едой, которую пыталась удержать на последнем месте убийства. Вегас собирался стать настоящим городом веселья.
Боль в животе была свежей и резанула где-то посередине рвоты. Доктор вытер мне рот, потом положил меня снова на спину.
- Она разорвала несколько швов.
- Прости, - удалось мне сказать.
Теперь голос доктора звучал сердито.
- Мне нужно, чтобы ее держали, она по-прежнему дергается, и если она продолжит рвать от боли, швы могут не выдержать.
- Что вы хотите от нас? - Спросил Виктор.
Я была просто счастлива, что он не зашивал меня. Пусть говорят вечно, только бы он не начинал снова. Я поняла, что это не только боль, но еще и ощущения.
- Держите ее, - сказал доктор.
Раствор помог очистить мой разум и мое видение, так что я могла разглядеть его сейчас. Он был афроамериканцем, волосы острижены близко к его голове, среднего телосложения, маленькие уверенные руки. Он был одет в зеленый хирургический халат поверх одежды, и такие же перчатки.
Руки Эдуарда переместились с моего лица к плечам, придавив их к столу. Виктор взял меня за ноги и позволил Олафу сжимать руку, которую он уже держал. Когда большой человек запротестовал, Виктор сказал:
- Я вертигр, и ни один человек, каким бы сильным он не был, не может соревноваться со мной.
Олафу это не понравилось, но он положил руку мне на плечо, выше локтя, а Виктор взобрался на стол, чтобы прижать нижнюю часть моего тела. Он был сильным. Все они были сильными, но благодаря вампирским меткам Жан-Клода, я тоже. Эдуард нажал достаточно сильно, чтобы удержать мои плечи, но я не могла помочь, и дергалась снова, как только иглы начинали двигаться через мою кожу.
- Кричи, - сказал он.
- Что?
- Кричи, Анита, ты должна дать этому выйти тем или иным способом. Если ты будешь кричать, может быть, ты перестанешь дергаться.
- Если я начну кричать, я не остановлюсь.
- Мы не скажем, - произнес Бернардо со стороны руки, которую он прижимал, очень сильно, к столу.
Иглы впились в мою кожу, и потянули. Я открыла рот и закричала. Я поместила весь страх, все отчаяние в этот звук. Я кричала так часто, как только могла дышать. Я кричала громко, долго и позволила себе погрузиться в это. Я кричала и плакала, и ругалась, но я перестала дергаться так сильно.
Когда врач закончил, я дрожала и была покрыта потом, и меня тошнило, мои глаза не могли сосредоточиться, и горло болело, но мы закончили.
Доктор заменил пустой пакет с прозрачной жидкостью на свежий.
- Она снова в шоке. Мне это не нравится.
Кто-то принес одеяло и укрыл меня им. Я успела сказать грубым, словно не принадлежащим мне, голосом:
- Мы должны идти. Виви будет здесь, и с Паулой Чжу нужно разобраться.
- Вы никуда не поедете, пока не закончится другой пакет жидкости в капельнице, - сказал доктор.
Эдуард вернулся к моей голове, приглаживая концы моих волос там, где завитки приклеились к моему лицу.
- Он прав. Ты не можешь вот так выйти.
- Мы пойдем и убедимся, что Паула Чжу не уйдет, - сказал Олаф.
- Да, - подтвердил Бернардо. - Мы можем сделать это.
Они уехали, и меня обернули еще одним одеялом, потому что мои зубы начали стучать. Эдуард коснулся моего лица еще раз.
- Отдыхай, я буду здесь.
Я не хотела спать, но как только я перестала дрожать, оказалось так сложно держать глаза открытыми. Вивиана приближалась, но я не могла ни черта с этим поделать. Я заснула и позволила своему телу начать исцеляться. Последнее, что я видела, был Эдуард, который подтягивал стул, чтобы быть рядом со мной и в то же время видеть все двери. Это заставило меня улыбнуться, а потом я провалилась в тепло одеял и усталость моего тела.