Я улепетывала на всех порах, но Шахраз все равно настигала меня и почему-то пискляво выкрикивала: "Передавай! Передавай!".
Под окнами с невообразимым гвалтом буйствовали "Веселые старты", и я окончательно проснулась. Конечно, первый и третий этаж вполне могли соревноваться в эстафетах и прыжках в мешках без нас, лишенных такого права.
Симка спала, выставив из-под одеяла один только нос. Вернулась она почти под утро, так что азартная истерия психически нездоровых спортсменов вряд ли ее донимала. В животе слабо заурчало, и только это подсказало мне, что время для завтрака давно прошло и самое главное прошло без визита санитара с подносами. Теперь нас лишили и права на прием пищи?
Приоткрыв дверь, я глянула в коридор. Безмятежная тишина плохо соответствовала состоянию бордовой ковровой дорожки - всегда настолько ровная, что казалось, ее прибили к полу гвоздями, - теперь она беспокойно вздымалась ворсистыми волнами, как штормовое море. Медсестры на посту видно не было, но каким бы сильным не было любопытство, женское самолюбие не позволяло среди бела дня разгуливать по отделению в пижаме. Совсем другое дело щеголять в неглиже в потемках.
Еще раз оглядев коридор, хранящий следы только ему ведомого события, я решила, что никуда это знание не денется и пошла переодеваться. Спортсменка под нашими окнами верещала тонким голоском:
- Передавай! Передавай!!
Организм, живо поддерживая истеричную спортсменку, требовал немедленно передать положенный ему завтрак. Взяв зубную щетку и полотенце, вышла в коридор и даже попыталась поправить дорожку, но она была длинной и тяжелой, и плохо поддавалась. Что же ее так вспенило?
Настроение было на удивление хорошим, и я улыбалась сама себе. Пока не открыла дверь в туалет. И тогда объяснение нашлось и для гармошки на паласе, и для тишины в коридоре, и даже для отсутствия завтрака. Для всего этого - одна-единственная причина.
Капелька холодного пота предательски скользнула по спине между лопаток. Нужно было бежать, как можно дальше, и кричать о помощи, надеясь, что удастся перекричать "Веселые старты". Нужно было отвести взгляд и сделать вид, что я ничего не заметила. Хотя как такое можно не заметить. Я замерла с разинутым ртом.
На бледно-голубом кафельном полу лежала, раскинув руки, женщина в белом халате. Санитар, как первобытный охотник, волочил ее тело к ближайшей кабинке. За ее волосами, словно след от швабры, по полу тянулась бурая полоса. Во второй распахнутой настежь кабинке, прислонившись к унитазу, обмяк обнаженный мужчина.
Заметив меня, санитар медленно выпрямился. Отпустил лодыжки женщины, и ее ноги в порванных колготках тихо шлепнулись на пол. Мой желудок сжался.
- Приветики, шмара, - оскалился он.
Мне не было доподлинно известно значение последнего слова, но ситуация требовала повременить с лингвистикой. Я заставила себя перевести взгляд туда, откуда доносился голос. Лицо санитара-убийцы вдруг обрело знакомые черты. Когда я поняла, кто стоит передо мной, болезненная тошнота почти настигла своего пика. Светло-зеленая униформа санитара пришлась Валере в самый раз. Только в широких плечах рубаха угрожающе натягивалась.
Санитар, который должен был принести завтрак. И дежурная медсестра с ночной смены, поняла она. Темно-вишневая лужа вокруг ее спутанных волос росла.
С неизменной улыбкой Валера перешагнул через тело медсестры. Я швырнула в него сначала тюбик зубной пасты, потом щетку. Она отскочила в сторону с таким треском, будто встретилась не с Валериным лбом, а со стеной. Он рефлекторно прикрыл глаза ладонью. Его замешательство продлилось лишь несколько секунд, но для меня они стали вечностью. Я рванула с криком в коридор. Шансы докричаться до участников "Веселых стартов" таяли на глазах. Они сами орали так, будто за каждым из них гнался их персональный убийца. Я надеялась разбудить спящих после ночных похождений заговорщиков.
Окончательно испорченное утро решило ни в чем меня не поддерживать. Валера вылетел следом. Догнал где-то на середине коридора и вывернул мне руки, прижав кисти между лопатками. При этом он ухмылялся и испуганным не выглядел.
Появился заспанный Паша в мятой футболке и наспех натянутых джинсах. Удивления на его лице я не заметила, но надеялась, что это он спросонья не может сразу разобраться в происходящем.
- Паша! Помоги! - крикнула я.
Паша неторопливо приблизился и, смерив меня безразличным взглядом, обратился к Валере:
- Вижу, помех не возникло?
- Обижаешь, - прорычал Валера.
Мелькнула рыжая макушка Тома и тут же спряталась обратно за дверью палаты. Меня словно холодной водой окатили - если это было частью их сговора, то дело пахнет керосином.
- Что происходит? Что вы задумали?
Паша зевнул. Впервые посмотрел мне в глаза.
- Думаешь, после вчерашнего, я ничего не предпринял? - отозвался он. - Делавера здесь нет. Кричи сколько влезет, никто не услышит. Все на "Веселых стартах". Но настоящее веселье только начинается.
- Паша, - строго сказала я. - Это не смешно. Отпустите меня.
- С чего это, глазастенькая? - встрял Валера. - Чтобы ты к дружку своему побежала? Или к этой... Как ее?
- Шахраз, - скупо ответил Паша.
- Ага, точно.
Паша подавил во взгляде презрение, которое появлялось каждый раз, когда он смотрел на Валеру, и величественно изрек:
- Действуй.
Если действия Валеры предполагали то, что он учинил в туалете с санитаром и дежурной медсестрой, то... То что?
Я обмякла от ужаса, в ногах будто разом исчезли все кости. Я ничего не смогу предпринять против этой горы мышц с атрофированным интеллектом. И лежать мне где-нибудь рядом с медсестрой. И вокруг моей головы тоже будет расплываться бордовая лужа.
- Эй, ребята, что у вас происходит?
В белых дверях, ведущих на лестницы, появилась фигура другого санитара с подносом в руках.
Паша шумно выдохнул через нос.
- Ты что, не запер входную дверь? - зашипел он Валере.
- Помогите! - проорала я, но Валера со всей силы оттолкнул меня к стене.
Санитар бережливо поставил поднос с едой на сестринский пост и медленно приблизился к Валере.
- Что, буянят ребятки? - весело спросил он.
На лице Валеры изобразилась гамма чувств, которая сводилась к тому, что кулаками здесь махать явно не стоит, но как отшутиться, ведь санитар принимал его за своего, Валера не знал. Паша багровел на глазах. Я тихо сползла на пол. Перед глазами, соперничая с темнотой, плясали звездочки, вызывая новый позыв тошноты. Настолько сильной, что, казалось, раскрой я рот, чтобы сказать хоть слово, все мои внутренности тут же вывалятся наружу.
С каждой секундой молчания губы санитара сжимались в тонкую ниточку, а взгляд все быстрее метался между мной, Валерой и Пашей.
Первым нервы сдали у Паши.
- Да сделай же что-нибудь! - крикнул он не своим голосом.
Валера вздрогнул, будто очнувшись, и с явным облегчением врезал нерасторопному санитару кулаком промеж глаз.
Со двора донеслись слова Шахраз, торжество произнесенные ею в мегафон:
- Поздравляем победителей "Веселых стартов"!...
- Ура-а-а-а!! - завопили победители, не дожидаясь окончательного объявления результатов. Клянусь, громче всех вопила та спортсменка с тонким голоском, что орала под моими окнами.
- Ура, - прохрипела я и отключилась.
* * *
Некоторым кажется, что все интересное происходит исключительно за их спинами. Так решили и разгоряченные после эстафет пациенты клиники, которых санитары без всяких объяснений согнали в столовую первого блока и отказывались куда-либо выпускать, кроме туалета. Тоска! А ведь только что они упивались победой, вырванной на последнем круге Серегой. До того, как он подсел на браузерные игрушки, Серега был подающим надежды спортсменом и, даже накачанный транквилизаторами, по-прежнему бегал быстрее любого.
"Даже не участвуя, второй этаж все равно умудрился испортить праздник", - перешептывались недовольные голоса. В клинике, как и в любом разделенном по какому-то признаку обществу, существовало негласное соперничество между этажами. "Что же там происходит?" - вертелось в пытливых умах тридцати с небольшим мальчиков и девочек, пока они разглядывали через розовые занавески серый квадрат второго блока.
Кого совершенно не волновало происходящее, так это спортсмен Серегу. Его мысли занимал бег, а тело томилось жаждой движений. Впервые за проведенное в клинике время, Серега задался вопросом, почему он перестал бегать - трусцой по утрам, днем на тренировках в спортивном колледже, а вечером в свое удовольствие? Серега с подозрением глянул вокруг себя и, кажется, смекнул, что находится в окружении каких-то идиотов. Тоже впервые.
Тут из окон второго этажа - сначала одного, потом и второго, - повалили клубы черного дыма. Пациенты загалдели от нетерпения, будто смотрели художественный фильм и горело какое-то воображаемое здание, а не их клиника и, вполне возможно, их комнаты.
- Смотрите! Спецназ! - выкрикнул худосочный парень, сидящий возле окна. Нырнув под розовую тюль, он прижался носом к стеклу.
- Будет штурм! - взвизгнул другой.
"Спецназом" была тройка санитаров в темных шапочках, но все в той же светло-зеленой униформе. Стараясь, чтобы их не было заметно из окон второго этажа, санитарский спецназ аккуратно вылез из углового окошка, что располагалось возле главного входа в клинику, и стал медленно красться вдоль стены.
Киношное восприятие происходящего некоторыми пациентами значительно усилилось; другая часть - достигла пика в уничижительном самобичевании.
Серега понял, что надо выбираться из этого сумасшедшего дома и как можно скорее.
Вечерело.
* * *
Я пришла в себя, но некоторое время, не открывая глаз, прислушивалась к окружающему миру. Я лежала на чем-то твердом и очень холодном. Не хотелось, чтобы этим оказался залитый кровью кафельный пол в туалете. Слышался приглушенный, ритмичный треск дерева. Интересно, кому взбрело в голову колоть дрова?
Я решилась и открыла глаза. Мои преследователи были до безобразия беспечны. Я лежала там же, на полу у стены коридора, где и потеряла сознание, только лодыжки и кисти были связанны белой тканью. Сначала я решила, что это бинты, и освободиться будет проще простого, но это оказалась исполосованная простыня. Ее так просто не разорвать.
Дрова кололи в пустовавшей комнате, справа от туалета. Там же рвали ткань, наверное, кому-то требовались еще веревки из простыней. Но кого связывать, если оставшиеся на этаже были заодно? Или кто-то еще пошел против течения?
- Какого хрена, а? - послышался Пашин голос. - Я тебе говорил, не усердствуй. Мне лишние проблемы не нужны.
Дровосек прервался и с одышкой сказал:
- Слышишь... это я подставляюсь... а не ты.
Это был Валера. Ломать в комнате он мог либо платяной шкаф, либо одну из деревянных кроватей. Но зачем?
- Слышишь! - Рявкнул на него Паша. - Когда обоих заметут, разбираться не будут! Я не просил избивать медсестру и санитара до полусмерти! Я просил убрать их с дороги, а это значит, связать, вставить кляпы и запереть в комнате. А еще закрыть входную дверь! Это было первое, о чем я просил, слышишь меня? А теперь у меня на руках три тела на издыхании! И если ты еще раз....
Пашина тирада прервалась на полуслове. Валера что-то шипел, чередуя слова матом и изощренными угрозами. Из коридора этого почти не было слышно. Сводилось все к тому, что даже, если он, Валера, действует под Пашиным началом, еще не значит, что Паша здесь главный и если он, Валера, захочет, то сбежит отсюда сам и кое-кто другой останется расхлебывать эту кашу, уж он-то постарается.
- Ясно?! - в довершении гаркнул Валера.
В ответ Паша почему-то долго кашлял, а потом прохрипел: "Да". Валера продолжил колоть казенную мебель.
Разговаривать они больше не собирались. Я стала думать. Можно остаться в коридоре и делать вид, что я до сих пор в обмороке. Можно допрыгать к двери, ведущей на лестничные пролеты, но после Валериного фиаско Паша наверняка собственноручно ее запер. Можно спрятаться в одной из комнат, только не понятно зачем. Можно найти Тома и Симку, но тоже не совсем понятно, кому это из нас больше нужно. Том от меня отвернулся, неужели Симка тоже?...
С другой стороны Паша кричал о том, что их "обоих заметут", значит, Тома и Симку могли, как и меня, обезвредить. В этом Пашу даже можно понять - не самая лучшая идея бежать всей толпой. Вот только Валера мало походил на дрессированную собачонку. Валерина самостоятельность с каждым часом только зашкаливала и он, наконец, в открытую объявил, что не намерен танцевать на задних лапках в надежде получить поощрительный сухарик. Теперь Паша готов был вот-вот встать на цыпочки и исполнить "казачка", лишь бы не очутиться за бортом собственного плана.
А ведь это Артем подкинул идейку о побеге, а потом вовремя сбежал в одиночку. Что он специально спровоцировал свое заключение, я больше не сомневалась. Артем знал, на что давить в разговоре с Шахраз и одного только крика ему показалось мало, поэтому он решил воспользоваться запрещенным приемом - указать на календарь. Удивительно, что только я отреагировала на это так болезненно. Остальные не могли только из-за шока, вызванного нелогичным поведением Артема, пропустить мимо ушей словосочетание "майские праздники". На первом ночном заседании Том сказал, что находится здесь четыре месяца. Возникал вопрос, откуда все, кроме меня, знали о календарном времени?
Итак, Артем сбегает от нас в карцер. Делавер сообщает обо всех наших планах Шахраз, и происходит это почти одновременно. Либо Артем заранее знал о предательстве Делавера, либо у Делавера была своя причина тянуть лямку, чтобы не сдавать нас начальству. "Ты не вылезаешь из одиночки, тебе постоянно прописывают двойные порции. На долго тебя хватит? Мой метод лучше", - ответил Делавер Артему после того, как тот очередной раз вернулся из карцера. Что же, методом Делавера было сдать всех нас и выйти на свободу за примерное поведение? Делавера ведь никто не видел с тех пор, может быть, его и не переводили ни в какую другую группу, как рассказывали?
С другой стороны, они с Артемом были друзьями. Могли они разыгрывать семейные сцены на публику? Тоже логично. Артем подстрекает рейд, затем, чтобы не вызвать подозрений и переждать бурю, напрашивается на "одиночку". А Делавер... Вот тут неувязочка, конечно. Он зачем-то предупредил меня о грядущей облаве.
Так или иначе, управление побегом берет в свои руки Паша, который в первые же часы под напором головореза Валеры теряет лидерство. И если у Делавера, и у Артема было по личному, разработанному плану, в который ни один из них не хотел никого посвящать, у двух заговорщиков, оставшихся на этаже, от изначального плана остались только ошметки. Я сбилась со счета, сколько интересов пересекалось в этом коридоре со взбудораженной ковровой дорожкой.
Серый усик дыма с резким запахом гари скользнул из комнаты в коридор.
- Больше тряпок кидай, не жалей, - сказал Валера.
- Плохо горит, - виновато ответил Паша.
- Окно открой.
В коридор вместе со сквозняком хлынули клубы окрепшего и потемневшего, как тучи перед грозой, смога. Проклиная свою медлительность и задумчивость, я поползла вдоль стены к холлу. Почему клиника ничего не предпринимает? Ведь они уже наверняка знают о захвате этажа. Где оперативное реагирование? Где милиция, в конце концов?
- Слышь, я тут решил, что... - донесся до меня Валерин бас, но треск горящей мебели поглотил остаток фразы.
Наконец, мелкими прыжками я добралась до холла и спряталась за ближайшим креслом. Повторила попытку освободить руки. Едкого дыма горящей ткани становилось все больше, пожарище завывало на сквозняке, жадно глотая свежий кислород из раскрытого окна. Нужно было бежать и быстрее, но на окнах были решетки, а единственные двери заперты. Огонь не сразу доберется до меня, сначала ему придется миновать весь коридор. Быстрее до меня доберется Валера или Паша. Где же Симка и Том?
Словно отвечая мне, в дверь какой-то палаты стали колотить чем-то тяжелым. Я не могла определить, откуда доносился звук. Таким и был Пашин план - связать и запереть в комнатах. Чья же была гениальная идея напоследок еще и поджарить всех?
Кто-то с кашлем бежал из коридора в холл и кричал:
- Света, ты где?... Не бойся! Света?
Я похолодела.
- Том, сейчас я открою дверь! - заорал Паша. - Только отойди... Что? Ну, отползи от двери. Как зачем? Она же во внутрь открывается. Погоди, сейчас.
Я аккуратно выглянула из-за спинки кресла. Паша звенел ключами, которые выпрыгивали из его дрожащих рук. Если Паша одумался и нейтрализовал Валеру, то можно пойти ему на встречу. Если это не очередная подстава.
Паша открыл дверь, с бормотанием развязал Тома, который тут же налетел на него с кулаками.
- Какого черта? Что это такое?!
- Настя! Настя! Надо найти Настю! - кричал Паша в ответ.
Они кинулись открывать, видимо, нашу с Симкой комнату. Было не чем дышать. Едкий дым разъедал глаза. Я поднялась на ноги и допрыгала до окна, кое-как распахнула его связанными руками и сделала несколько глубоких вздохов чистого воздуха.
- Настя! Настя! - надрывался Паша. - Очнись!
Похоже, угарный газ добрался до Симки раньше горе-спасателей. Том вышел в холл, держа Симку на руках, Паша плелся следом.
- Меня развяжите, - подала я голос.
Том уложил бледную Симку в кресло и развязал мои путы.
- Открывай! - закричал Том, указывая на дверь.
На Паше лица не было, он по-прежнему стоял у дежурного поста, рядом с невостребованным завтраком на подносе.
- Чего стоишь? - возмутился Том. - Открывай, а то изжаримся сейчас все!
- Ключей нет! Валера! Выбросил в окно! - казалось, Паша сейчас заплачет. - Сказал, никто не выйдет!
- А сам Валера где? - спросила я.
- Я его полкой ударил. По голове. Сильно.
- Иди к окну, Паша, не стой у дверей, - сказала я.
Симка зашлась в кашле. Том аккуратно подвел к окну. Другие окна, кроме этого не раскрывались. Так мы и стояли, вжавшись друг в друга.
- Мы можем потушить огонь? - спросил Том. - Там туалет рядом.
- Носить воду не в чем, - ответила я. - Паша, где медсестра и санитар? Все еще в туалете?
- Что за медсестра и санитар? - не понял Том.
- В туалете, - хмуро ответил Паша.
Я рассказала Тому об увиденном и сказала, что их обязательно нужно вытащить оттуда. Если, конечно, они были до сих пор живы.
- Там уже очень много дыма. Не прорваться, - покачал головой Паша.
Том тем временем отошел от нас к любимому фикусу. Вряд ли он мог найти еще более неподходящее время для заботы о растении.
- Нужно выбить дверь, тут нельзя больше оставаться, - с этими словами Том взялся за глиняную кадку и вытряхнул из нее фикус.
Деревце неуклюже вывалилось на пол. Черные комья земли посыпались на ковер. Том, не глядя на фикус, еще раз отряхнул цветочный горшок. Замахнувшись, он швырнул кадку в дверное стекло, тоже выкрашенное в белый цвет и покрытое тонким плетением железных прутиков. Стекло глухо треснуло, а горшок черепками разлетелся во все стороны. Казалось, фикус из последних сил сказал: "Удачи, вам ребятки!" и затих.
Том плечом высадил треснувшее стекло, переступил одной ногой через образовавшийся проем и кивнул, чтобы мы проходили следом. Я подтолкнула первой Симку, которая еле держалась на ногах. Том поддерживал ее за руки, помогая вылезти на лестничную клетку.
В этот момент из беспросветного дыма, наполнившего коридор, вынырнул перепачканный сажей Валера. В кулаке он сжимал связку горящих простыней, которые огненным шлейфом волочились за ним по шипящему ковролину. Валера замахнулся чадящими простынями так, будто в его руках была ракетка, а сам он - игрок в бадминтон. Горячие искры и сгоревшие кусочки разлетелись из-за сквозняка по всему холлу - часть принялась за мягкую обивку кресел, другие легли на яркую зелень многострадального фикуса. Мы с Пашей успели только отскочить друг от друга в разные стороны. Валера отрезал нас от выхода. С ухмылочкой он надвигался на Пашу. Я приставным шагом кралась в противоположную сторону.
Чем ближе Валера был к Паше, тем сильнее он раскручивал горящую ткань. На бритом затылке отлично просматривалась шишка от удара полкой. Искорки уже касались Пашиной одежды, когда я швырнула дерево в Валеру. Фикус не был настолько тяжел, чтобы сбить его с ног, но горящие простыни запутались в многочисленных веточках, которые немедленно стали разгораться. Дыма стало еще больше - едко чадил поролон в обивке кресел, шипели, тихо взрываясь, зеленые листочки.
За эти секунды Валериного замешательства мы с Пашей почти одновременно нырнули в дверной проем, и вместе с Томом и Симкой скатились по лестнице вниз, на первый этаж.
Том закричал первым:
- Нет! Только не это!
Паша повис на железных прутьях решетки, преграждавшей наш путь к спасению. Никто из нас никогда не замечал эти железные двери на лестничных пролетах. Возможно потому, что все это время их держали незапертыми. Мы не устремились на третий этаж. Вероятно, так стояла такая же решетка и она тоже была заперта. Это и были меры, которые приняла клиника.
Неожиданно Симка оттолкнула Пашу в сторону, сложила руки рупором и закричала изо всех оставшихся сил. Ее крик эхом отскакивал от стен коридора первого этажа.
Паша с Томом, разинув рты, пялились на орущую Симку.
- Что ты кричишь? - пришел в себя Паша. - Зачем?...
Симка глубоко вздохнула и снова затянула свой ор. И тогда я различила одно-единственное слово:
- Папа-а-а-а-а!!
* * *
Мне хотелось верить, что в действиях Симки не было злого умысла. И я до сих пор в это верю, хотя остальные вряд ли когда-нибудь простят ее. Симка откровенно делилась со мной переживаниями, и прояви я хоть немного интереса к ее рассказам, включи я логику, многого можно было бы избежать.
Симку нельзя было винить в произошедшем хотя бы потому, что в награду за все попытки вырядиться настолько ярко, чтобы неизвестный Он обратил на нее внимание, ей, наконец, выпал шанс добиться желаемого. Держи я в руках выигрышный лотерейный билет, я бы показала язык любому, кто заикнулся бы о том, что нужно разорвать его. Вот и Симка, показав нам язык, поступила так, как посчитала нужным.
В Черный Храм она попала не только по вине компьютерных игр. Хотя, конечно, чрезмерная увлеченность играми не прошла даром для неокрепшей детской психики и упала на благодатную почву легкого помешательства.
Для отца Симки в судьбе дочери было слишком много иронии. Когда ведущий психотерапевт, кандидат медицинских наук, Илья Валерьевич Сухой, узнал, что у его собственной дочери первая стадия шизофрении, единственное, что он мог сделать - это основать клинику по лечению психических расстройств, вызванных чрезмерным увлечением играми, и пристроить туда дочь. Ему оставалось лечить других пациентов и надеяться.
Мы никогда не замечали особого отношения к Симке, которое, в общем-то, было положено ей, учитывая ее положение. Но поведение ее отца было подчеркнуто отстраненное, и так появились яркие кофточки, кричащие платья, футболки с блестящими рисунками. В безликой толпе пациентов Симка выделялась невероятно, и это замечали все, кроме ее отца. Поэтому, когда в руках Симки оказался счастливый лотерейный билет, она тут же воспользовалась им. Она выдала отцу - грозному Иллидану - все наши планы. Илья Валерьевич не переселил дочь с этажа, на котором назревал бунт, в безопасное место. Он послушался Шахраз, которая твердила, что нужно оставить своего шпиона, потому что Делавер отказался с ней сотрудничать.
- Отказался? - шепотом повторила я.
Симка кивнула, размазывая по щекам слезы. На ее крики так никто и не явился. Настя с рыданиями сползла на пол и рассказала нам все, что мы хотели знать. Мы сидели возле запертой решетчатой двери на ступеньках и ждали, что вот-вот спустится Валера, а он все не шел.
Доносился вой сирен, значит, подоспели пожарные. К нам полз серый, разбавленный дым.
На нашем этаже стали выламывать двери. Кто бы это ни был, он решил не пробираться через выбитое стекло. Нас не могло ждать ничего хорошего. Возможно, Симка расскажет отцу о нашей невиновности, но уж Шахраз без наказания точно не отпустит.
- Послушайте, но я ведь не знал! - раздался грозный голос, и в коридор первого этажа, от которого мы были отгорожены решетками, влетел низенький мужчина в штанах с подтяжками.
Симка вскочила на ноги.
- Папа! Папа, мы здесь!
По лицу Иллидана нельзя было прочесть испытываемые им чувства, он только ускорил шаг. Из-за поворота следом за ним вынырнула шумная толпа. Вспыхивали белые вспышки, над головами маячили мохнатые игрушки, насаженные на металлические шесты. Люди догоняли Иллидана и говорили в голос, отчего нельзя было различить ни слова.
- Журналисты? - первым догадался Том. - Им-то что здесь надо?
- Эй, тут есть кто? - крикнул санитар сверху, перегнувшись через перила.
- Да-а-а! - ответили мы хором.
- Спасибо, Василий, я уже нашел их, - сухо ответил Иллидан и принялся ковырять в замке ключом. - Здесь моя дочь, в конце концов! - взорвался Иллидан, ключ прыгал в ржавом замке. - Василий!
- Да, Илья Валерьевич? - Василий уже спустился и вынырнул из-за наших спин.
- Проведи товарищей журналистов в мой кабинет.
Толпа завопила. Пушистые микрофоны недовольно закачались на тонких усиках.
- Я отвечу на все ваши вопросы. В кабинете! Товарищи, здесь дети! В клинике еще не до конца потушили пожар! Половина комнат второго блока залита водой и пеной, и нужно всех расселить на ночь! Или вы считаете, что дети могут подождать?!
Журналисты притихли и отступили на шаг назад. Василий открыл замок своим ключом. Симка кинулась к отцу.
- Настенька, - обнял ее Иллидан.
Десятки фотокамер взорвались вспышками. Санитар провел нас через журналистское оцепление дальше по коридору. Что говорил Иллидан мы не слышали, и всему происходящему ответа не находили.
- Это они из-за нас примчались? - спросил санитара Паша.
- Ага, - не оборачиваясь, кивнул Василий. - Там вас родители ждут, идемте быстрее.
* * *
Разумеется, у санитаров были ключи от решеток на окнах второго этажа. Ключи и лестницы решили эту задачу. Однако, не сразу нашлись лестницы, потому что они хранились в подвале, а ключи от подвала единолично принадлежали завхозу. А на майские праздники у него как раз был выходной. Одним словом, вызволить из неволи лестницы оказалось сложнее, чем нас с запертого этажа. Завладев лестницами, санитары приставили их к единственному раскрытому в холле окну. К тому же в той части здания почти не было дыма. Так в широкую Валерину спину через раскрытое мной в холле окно угодил дротик со снотворным. Думаю, это было в ту же секунду, когда он отбросив в сторону фикус, готов был припустить за нами на лестницу.
Второй блок сильно пострадал из-за пожара, и не всем нашлось место для ночлега. Взволнованных родителей просили забрать детей на время. С нами перед тем, как отпустить домой, переговорили суровые милиционеры, их главным вопросом было, кто зачинщик этого беспорядка? Думаю, испуганный Паша наговорил больше нас всех, вместе взятых.
Мама неловко улыбалась мне, пока мы ехали домой. Она не знала, как и о чем со мной говорить, все-таки не из летнего лагеря забирала. Через несколько дней мне пришлось вернуться в Черный Храм, но задержалась я там не долго. Мне задавали какие-то вопросы, показывали кляксы на белых картонках и спрашивали, что я вижу. Я отвечала. Наверное, это и был, так называемый, выпускной. Комиссии, среди которой почему-то не было Шахраз, понравились мои ответы, и в тот же вечер мама забрала меня вместе со всеми моими вещами домой. Теперь уже окончательно.
Я не встречала никого из наших, пока была в клинике. И вряд ли когда-нибудь увижу после, думала я по дороге в ставший мне чужой дом.
9. Изумрудный Сон.