Лежа с закрытыми глазами Тарион услышал, как Хейдив-Ли о чем-то тихо переговаривался с женой. Значит, наступило утро. И долгие часы без сна под аккомпанемент пульсирующей в его сознании просьбы о помощи закончились. Больше не нужно притворяться спящим. От этого притворства у него все тело затекло.
Тарион ждал, когда мягкая лапа пандарена коснется его плеча, но Хейдив сначала принялся будить старшего сына:
- Вставай, лежебока. Пора.
Старший сын Хайди всегда находился под присмотром родителей. Как и Тарион теперь. После Бронзовой горы и его столкновения с венке его ни на мгновение не оставляли одного. Травники обходились без его помощи, отправляясь в леса Пандарии. Молодой дракон оставался в лагере.
Сегодня впервые с тех пор, как Тарион пришел в себя после отравления ядом венке, он покинет селение и отправится в лес, обещала ему мама вчера вечером. За все это время Тарион ни разу не летал. Полет мог бы улучшить испорченное настроение, с которым Тарион ложился и просыпался на протяжении всех этих дней. Может быть, сегодня он уговорит Хейдива нарушить запрет на полеты.
- Вставай, Тарион, - коснулся его плеча пандарен. - Собирайся. Позавтракаем на ходу.
Тарион откинул плетеную циновку, пригладил пальцами волосы. Появилась жена Хейдива Шайя-Ли и протянула ему наполненную до краев ароматным чаем деревянную чашу.
- Дай детям спокойно выпить чаю, Хейдив, - сказала она, - никуда река не денется. Пей, Тарион. Осторожней, Хайди! Обожжешься, куда так спешить? Налить тебе еще?
Хейдив немного поворчал, но и сам быстро проглотил несколько горстей мелких красных ягод, выпил чаю, а от волшебных круассан отказался.
- Да простит меня леди Джайна, но я никак не могу привыкнуть к их пресному вкусу, - сказал пандарен. - Хайди, ты берешь круассаны с собой?
- Да, папа. Мне они нравятся, - ответил Хайди, пряча булочки в котомку через плечо.
Тарион разделял чувства Хейдива и многих других пандаренов. Волшебные круассаны способны были в одно мгновение наделить съевшего их насыщением, но оказалось очень сложно привыкнуть к тому, что они не обладали ни вкусом, ни запахом, а оказавшись во рту, растворялись, будто их и не было. Пандарены извели на волшебные булочки все запасы меда, с которыми бежали из селения. С медом черно-белые медведи могли съесть все, что угодно.
- Будь у нас больше меда, мы могли бы питаться камнями, - часто говорил пивовар Чейн-Лу.
Но мед кончался, его запасы не откуда было пополнять.
Как и серая полоса моря, дни, когда волшебные круассаны могли стать для обитателей Пандарии единственной пищей, уже маячили на горизонте. Тарион не поверил своим глазам, когда впервые пришел в себя после отравления. Их лагерь теперь располагался неподалеку от второго изгиба единственной на острове реки. Среди сосен и редеющего подлеска уже виднелась прибрежная линия океана. Пустота, в отличие от Тариона, время зря не теряла.
- Хайди, - проворчал Хейдив-Ли, - прекрати доливать себе чай. Пора выходить. Скоро рассвет. Мог быть.
Хайди с Тарионом по очереди взялись везти повозку с плетенными из древесной коры корзинами. Юному пандарену это далось непросто, но он отдал Тариону повозку только, когда они, как и договорились ранее, прошли половину пути. Тариону повозка не казалось тяжелой, он одной рукой тащил ее за собой, пока Хейдив-Ли не заметил, что если он не начнет объезжать кочки, от повозки, когда они доберутся до реки, ничего не останется. Возможно, дело не ограничится одной вылазкой к реке, сегодня им понадобится много воды, рассказывал Хейдив. Сегодня пандарены с Кейганом-Лу отправятся на берег выкапывать черные плоды венке, достаточно пролежавшие в земле. Настало время промыть их от яда.
Тарион похолодел. Вчера мама не сказала, зачем Хейдив отправляется в лес, как травник и лекарь он часто совершал подобные вылазки и Тарион не раз сопровождал его. Тарион точно не помнил, сколько дней опасные плоды должны были пролежать в земле. Ему не хотелось сейчас переспрашивать Хейдива об этом. Рассказывая им о венке, пандарен называл примерный срок, но и эта цифра тогда показалась Тариону внушительной.
Когда же это произошло? Сколько дней назад он обратился к стихии земли с просьбой воздвигнуть Бронзовую Гору посреди Пандарии? Тарион не смог бы ответить. Никто не рассказывал ему, как долго он пробыл в беспамятстве после того, как ядовитый сок венке попал в его раны. Когда он очнулся, о царапинах на его руках и ладонях напоминали лишь белые полосы. За это время Пустота нагнала пандаренов у второго поворота реки. Последнего поворота, откуда уже виднелась прибрежная линия белого песка и пугающее черно-белых медведей море. За это время Кейган-Лу и травники успели подготовить плоды венке, а его мама так и не нашла способного им помочь заклинания.
- Ты сегодня необычайно задумчив, - заметил шагающий рядом Хейдив-Ли. - Наверное, еще не проснулся?
Оплошность избавила Тариона от ответа - повозка наткнулась на корень и опрокинулась. Корзины повалились наземь. Тарион не знал, что отвечать пандарену, как не знал этого вчера вечером, когда Джайна спросила его, все ли с ним в порядке?
Мама опустилась рядом с ним на поваленное дерево и сказала:
- Тарион, в последние дни ты сам не свой.
Наверное, она чувствовала вину за то, что сгоряча запретила ему полеты. После отравления он не покидал лагеря и не летал. Молодой дракон не знал, как подступиться к волновавшей его теме, как заговорить первым. Не мог же он выложить все, как на духу. "Послушай, мам, какой-то голос преследует меня ежесекундно, и днем, и ночью. Что скажешь?". Глупее не придумаешь.
Тарион ответил Джайне, что ему не хватает неба. Тоже не лучший ответ, но он все-таки был драконом, пускай и наполовину. Для окружающих его пандаренов и его мамы этот ответ вполне мог сойти за правду. Джайна ласково провела рукой по его шевелюре, и Тарион чуть не выпалил все, как есть. Но Джайну отвлек разговором Хейдив-Ли, который предложил взять Тариона завтра в лес, это показалось его маме хорошей идеей и до тех пор, пока они не легли спать, разговор больше не касался волновавшей Тариона темы.
Как и все прошлые ночи, стоило мальчику погрузиться в сон, он тут же просыпался от хриплого: "Помоги!.... Помоги!", звучавшего в его сознании.
Той ночью, после неудачного разговора с мамой, он думал, что способность слышать Зов, как и цвет его крыльев, передалась ему по наследству, и это никак уже не изменишь. Может быть, однажды, если Пустота подарит им это время, Тарион решится расспросить Джайну о судьбе его отца, о том, как Нелтариону удавалось сопротивляться голосам, говорил ли он, что чувствовал, когда слышал их. Для мальчика это была слишком болезненная тема. Как и для мамы, впрочем. Голоса одержали верх над Нелтарионом. В тот ранний утренний час, когда Хейдив-Ли тихо общался с женой и собирался разбудить мальчиков, Тарион решил, что ни к чему волновать Джайну понапрасну. От засевшего в его голове шепота, как и от Пустоты, не могло быть чудодейственного спасения.
Сложнее было с великовозрастным пандареном. Кейган-Лу будто о чем-то догадывался или что-то подозревал, а потому очень часто оказывался рядом. Джайна и то меньше приглядывала за ним, чем великовозрастный старейшина. Тариона раздражала манера пандарена мимолетно взглянуть на него и тяжело вздохнуть. И не важно, чем Кейган-Лу занимался в этот момент. Он мог вести беседу с другими пандаренами, мог погруженный в свои мысли, почти не моргая, смотреть на пламя. Но потом он переводил свои бесцветные глаза в его сторону, на долю секунды задерживал взгляд чуть дольше... и вздыхал. Это был краткий, но безумно тяжелый, один проклятый вздох. Повторяющийся за долгие сутки бессчетное количество раз. Пандарен мастерски проделывал это. Никто не успевал заметить.
Иногда Тариону казалось, что Кейгану-Лу каким-то образом прекрасно известно, что ему довелось пережить под влиянием яда.
Сколько бы дней не прошло, события на Бронзовой горе оставались для Тариона такими же яркими и четкими. Он слишком хорошо помнил каждое мгновение после падения, когда, схватившись за первый попавшийся кустарник, подтянулся, сел и насладился пейзажем Пандарии, пусть и обезображенным Пустотой.
Попавший в его раны яд венке начал действовать сразу же. Все еще сидя на горе, Тарион увидел не только Пандарию перед собой, но и весь Азерот целиком, ощутил биение сердец каждого живого существа - загнанный стук напуганной жевры в Степях, редкое сердцебиение каменных великанов в Азшаре. Даже пандаренов и его мамы. Тарион не только слышал их сердца, необъяснимым образом он и сам был этими существами. Чувствовал страх загнанного стаей степных львов оленя. Разделял недоумение столетнего каменного великана при виде суматошного города гоблинов среди безмятежной природы Азшары - он только прошелся от одного края леса до другого, когда смертные коротышки умудрились воздвигнуть целый город? Ощущал смятение волшебницы, припоминавшей все новые и новые заклинания. Чувства каждого живого существа Азерота воспринимались Тарионом как единое целое, оставаясь при этом отдельными, уникальными.
Острее других Тарион чувствовал неутихающую боль утраты, не исцеленную за прошедшие тысячелетия. Зов матери, утратившей связь со своими детьми. Любимыми детьми, хотя она и одинаково сильно любила каждое живое существо, которому дарила жизнь. Но волею высших существ, перекроивших на свой лад устройство их мира, только четыре голоса из многообразия голосов она перестала слышать, только четыре сердца из тысячи других затихли для нее навеки. Одного из них она потеряла, настолько давно, что перестала помнить даже его имя. Трое других существовали в том же мире, что и она, но разделяющая их преграда не давала услышать или почувствовать их. Тарион не знал, кем была эта безутешная мать. В этот момент он видел лишь поля, леса, пустыни и горы Азерота и ни одного живого существа.
Об увиденных под действием яда картинах Тарион никому не сказал ни слова. Буйство чувств, образов и мыслей, испытанных им при отравлении венке, не так-то просто было передать словами. Днем он ничем не выдавал себя и лишь бессонными ночами давал волю воспоминаниям.
А еще этот голос, моливший о помощи, не давал ему спать.
Наконец все корзины были водружены обратно на повозку и они вновь тронулись в путь. Река была совсем близко.
- Водопад, - прошептал Хейдив-Ли, ограждая их от попытки приблизиться к берегу.
Тарион проследил за взглядом пандарена вверх по течению. И понял, что больше не слышит шума падающей воды.
Русло реки оставалось на месте, но между пологих берегов текло нечто, меньше всего напоминавшее воду. Будто какой-то нерадивый художник вознамерился запечатлеть пейзаж Пандарии, но истратил краски прежде, чем принялся за реку, и лишь кое-где прорисовав тени, оставил эту идею.
Пустота добралась до водопада. Отныне в Пандарии не было проточной пресной воды, только сотворенная, как и круассаны, с помощью магии. Интересна, какова на вкус волшебная вода? Чтобы промыть плоды венке от яда, нужно было много воды. Воды из реки. Вчера Хейдив-Ли говорил Джайне, что волшебная не подходит для этих целей. Что теперь будет делать великовозрастный старейшина с созревшими плодами венке?
"Помоги....", - услышал молодой дракон.
Кто бы им помог, в сердцах ответил Тарион. Голос перешел на бессвязный хрип, затем и вовсе притих. Так-то лучше, решил мальчик. Разве это может быть Зов Древнего, способный свести с ума самого Аспекта Земли? Он слышит какое-то невнятное бормотание, похожее на стон умирающего. Зов не приказывал разрушать мир или убивать пандаренов. Если бы по ночам он не мешал ему спать, он бы мог совсем не обращать на него внимания.
Погруженный в мысли Тарион не заметил, что Хейдив, оставив их с Хайди возле повозки, спустился к реке. Мальчик увидел пандарена только, когда он вернулся и закричал:
- Хайди! Несносный мальчишка! Вернись! Тарион, где он? Ты заснул, что ли? Что с тобой сегодня?
- Я не знаю, где он, Хейдив, - пробормотал мальчик. - Я ничего не заметил.
Тарион видел, насколько мучительно далось это решение пандарену. Джайна - а может, и Кейган-Лу, кто-то из них двоих точно - просил его не сводить с Тариона глаз, а Хейдив одинаково сильно уважал их обоих. Должно быть, сына он любил еще сильнее.
Пандарен обратился к мальчику:
- Тарион. Я знаю, что леди Джайна просила не упускать тебя из виду ни на минуту. Но из нас только ты умеешь летать. Лес опасен. Пустота сейчас необычайно подвижна. Пожалуйста, поднимись в небо. Осмотрись. Хайди не мог уйти далеко. Он ведь только что был рядом с нами.
- Хорошо, Хейдив. Я быстро найду его.
Вот и подвернулся случай полетать, кисло подумал Тарион. Он перекинулся в дракона. И обомлел. Хрипевший в его сознании голос в мгновение ока обрел небывалую мощь.
Если бы после событий с Бронзовой горой Тариону не запретили летать, он знал бы с самого начала, что шепот, слышимый им в облике человека, в облике дракона превращается в крик.
"Они вернулись!!!! - орал тот, кто еще мгновение назад жалобно молил о помощи. - Они ЗДЕСЬ!"
Тарион будто находился в самом сердце ожесточенного морского шторма. Волны одна за другой росли вокруг него и с грохотом обрушивались на неизвестного противника.
Он спешно взмыл в воздух, чтобы не дать пандарену заметить его состояние.
После того, как он найдет Хайди и они вернутся в лагерь, нужно обо всем, без утайки, рассказать Джайне. Если сила Зова была подобной или даже превышала то, что испытывал Тарион, возможно, ему не стоит быть таким категоричным по отношению к отцу. Может быть, Нелтарион действительно сделал все возможное.
Старшего сына Хейдива нигде не было видно. Превозмогая бушующую в его сознании бурю, Тарион пошел на второй круг. Пандарен наблюдал за ним с земли.
"Ты! Тот, кто слышит меня! - внезапно обратился к нему голос. - Я знаю, ты рядом. Помоги! Они вернулись! Их сотни!"
Тарион завис в воздухе над деревьями, мотая головой, тщетно надеясь, что хорошая встряска выбьет из нее все лишнее. Он не просто слышал чей-то голос, это создание целенаправленно обращалось именно к нему за помощью. Это не были Древние Боги, хотя кто знает, на что они способны.
Когда-то Ноздорму насмехался над его решением отправится в горную крепость вершить предначертанное. Тогда Тарион немного поспешил, с этим он был согласен. Но что если ему не суждено вернуться в Азерот? Если вмешательство во время не прошло для него даром? Тогда есть только Пандария и этот голос, от которого он тщетно пытается сбежать. В любой момент Пустота может поглотить остров целиком, к чему осторожничать? Да и насчет его безрассудства магна Эгвин была трижды права.
Тарион резко развернулся. Какое-то время Хейдив-Ли, бросив повозку, бежал за ним, размахивая руками. Но когда понял, что Тарион летит к морскому берегу, пандарен остановился.
Тарион сдался зову о помощи, позволил вести себя, как если бы подставил крылья ветру. Он даже закрыл глаза, полностью сосредоточившись на происходящем внутри себя.
Сейчас он наконец-то разберется, кто же столько времени мешает ему спать по ночам.
***
Стараясь не шуметь, Чейн-Лу подтянул за лямку сумку, заменявшую ему подушку у походного костра. Его соседи, казалось, никогда не заснут. Оба пандарена мечтали стать учениками пивовара, и желали начать обучение уже сейчас, задавая один вопрос за другим. Тот факт, что их жизнь висела на волоске, интересовал их гораздо меньше, чем рецептура сливочного пива. Один из них - его звали Эймир-Ха - выбрал профессию лекаря, но для него приближался срок смены деятельности, когда каждый из пандаренов мог выбрать новую профессию или продолжать совершенствоваться в старой. Эймир-Ха рассказывал, как ему тяжело далось исцеление леди Джайны, и он понял, что не готов быть лекарем.
- Теперь я не хочу исцелять тела, буду исцелять души пандаренов! - подмигнул Эймир-Ха пивовару.
В иные дни Чейн-Лу не нарадовался бы таким ученикам, но сейчас у него было дело важнее этого. Лагерь еще спал. Будущие ученики пивовара храпели на два голоса. Сегодня Йена, как и многие другие женщины, будет помогать Кейгану-Лу с ритуалом по очищению плодов венке. Другого шанса сбежать в лес у Чейна не будет.
Проклиная серые сумерки, Чейн-Лу мелкими перебежками, прячась за сосновыми стволами, сумел покинуть лагерь и скрыться в чаще, где перевел дух. Теперь нужно глядеть в оба. Как противостоять мирмидону на своем пути, пандарен не знал, оставалось только надеяться, что прекратившиеся нападения детей моря не возобновятся по закону подлости именно сейчас. Чейн-Лу молил лишь о небольшой отсрочке, много времени ему не нужно было. Может быть, его и не хватится никто. Поправив сумку на своем плече, пивовар отправился в путь.
Пандарена окружал всеми покинутый, будто покрытый слоем вековой пыли пепельно-серый лес. Казалось, пандарен забрался на заброшенный чердак - тот же сумрак, спертость воздуха, а в хранимой ветоши угадываются отголоски былой роскоши. Твердой уверенности в успехе у него не было. Когда над головой зияет Пустота, ни в чем нельзя быть уверенным. И меньше всего в том, что какие-то особо удачливые пчелы умудрились собрать пыльцу с цветков липы и даже произвели тот особый серебристый мед. Сейчас, оказавшись в одиночестве в вымершем притихшем лесу, Чейн-Лу ясно это понял. Какие уж тут пчелы, когда растения под ногами рассыпаются в прах от одного касания. О, какой же он глупец. Откуда здесь взяться пчелам. Не пора ли повернуть назад?
Пивовар уловил за спиной крадущийся шорох чей-то поступи. Похоже, поворачивать поздно. Затаив дыхание, Чейн лихорадочно соображал о пути к отступлению. Если он припустит вперед, то сможет вернуться в лагерь по широкой дуге, следуя вдоль морского берега. Бежать сейчас или подождать? Вдруг это всего лишь белка? В звенящей тишине вымершего леса даже поступь мелкого грызуна покажется раскатами грома. Он отошел достаточно далеко от лагеря и это не мог быть кто-нибудь из пандаренов.
Нет, понял пивовар, как стадо буйволов, белка шуметь не будет. Надо оглянуться и проверить, не мирмидон ли это. Впрочем, лучше сразу бежать не оглядываясь. Дальше убежишь.
Чейн-Лу сорвался с места.
Последний раз ему доводилось так быстро бегать, когда они с Кейганом соревновались в беге наперегонки, то есть невероятно-невероятно давно. Пивовар быстро выдохнулся. Он остановился, согнулся, пытаясь перевести дух и не дать сердцу выпрыгнуть наружу. Его преследователь даже пролетел мимо, не сбавляя скорости. Потом вернулся.
Чейн-Лу поморщился от боли в левом боку после быстрого бега. Пора завязывать с пивом раз небольшая пробежка оборачивается такими страданиями. Был некоторый плюс в том, что Пустота лишила его всех пивных запасов.
Перед ним стоял старший сын Хейдива-Ли. Хайди улыбался и смотрел на него с хитрым прищуром.
- Я издалека заметил, как вы крадетесь через лес, - сказал он. - Я догадываюсь, что вы ищите и почему рискнули выбраться из лагеря.
Юный пандарен явно рассчитывал, что для полной капитуляции противника этих фраз будет достаточно. Опустившись на пень, Чейн-Лу кивком головы дал понять, что ждет объяснений, а отдышавшись, даже спросил:
- И что теперь?
С мальчишки слетела вся спесь.
- Ну... - протянул он. - Я видел, как Йена смотрит на вас. Но я это так не оставлю. Я тоже буду искать серебристые соты.
- И тоже ради Йены?
Полный решимости Хайди кивнул. Чейн-Лу подумал, что лучше бы его преследовал мирмидон, с тем разговор был бы короткий.
- Хайди, ты не сможешь пойти со мной.
- Нет, Чейн-Лу. Мы с вами любим одну и ту же пандаренку, и должны поступить, как настоящие мужчины, - заявил этот не достигший совершеннолетия влюбленный пандарен. - Я понимаю, что Йена, возможно, отвергнет меня, но я не прощу себе, если не попытаюсь! Она должна узнать, как сильно я ее люблю, если в эти дни... - Он продолжил рассуждать о чести и о судьбе, о тысячелетней традиции поиска соты серебристого меда и подношении найденного меда даме сердца.
Чейн-Лу встрял в этот нескончаемый монолог:
- Хайди, - сказал он, - когда-то давно я уже дарил Йене соту, она принадлежит мне и не может быть ничьей женой. Только моей. Вспомни, ты же сам говорил о традициях.
- Но затем вы стали отшельником. На долгие годы вы оставили Йену одну.
Давным-давно Кейган-Лу взял с него обещание, что никто из пандаренов не узнает о том, что Аспект Времени зачастил в гости к пивовару. Чейн-Лу не мог рассказать мальчишке о своем невразумительном путешествии в Азерот, которое на долгие годы превратило его в отшельника. С каким наслаждением он поделился этой историей с Джайной, ведь она не принадлежала племени, а значит, он не нарушал данного брату обещания.
- Это была непростительная ошибка с моей стороны, - только и сказал пивовар, - но все это время она оставалась моей невестой.
На лице Хайди отразились отголоски мучительного мыслительного процесса. Похоже, Чейн-Лу повел в счете.
- Чейн-Лу. Можно я помогу вам найти соту? - неожиданно спросил Хайди. - Я осознал свою неправоту, но... Понимаете, все эти годы я любил ее и ждал совершеннолетия. Сегодня я тоже собирался сбежать в лес, я даже подготовился и взял с собой еды. Но потом увидел, как вы крадетесь через заросли и побежал за вами. Вы позволите найти соту для Йены вместе с вами? К тому же я знаю один улей и могу показать вам дорогу. Потом мы вместе вернемся в лагерь. Только... Я видел этот улей у самого берега моря. Это может быть опасно.
Это значительно усложняло прояснившуюся ситуацию. Зря он насмехался над Хайди и его приверженностью традициям, сам тоже хорош. Идет на верную гибель в условиях приближающейся катастрофы ради символа вечной любви. Еще и использует ради этого ребенка. Кейган-Лу никогда не простит ему подобного. Впрочем, старший брат до сих пор не разговаривает с ним из-за путешествия в Азерот. Одной обидой меньше, одной больше.
- Показывай дорогу, Хайди, - кивнул пивовар. Потом вспомнил, что не завтракал и спросил: - Ты говорил, что взял с собой еду?
Хайди порылся в наплечной котомке.
- Круассаны леди Джайны. Хотите?
- Эээ... нет, спасибо.
- А мне они нравятся, - пожал плечами сын лекаря. - Жаль, я так и не придумал, как взять с собой травяного чая, чтобы не вызвать подозрений.
- Действительно, жаль, - согласился пивовар.
***
"Остановись!" - скомандовал голос.
Тарион открыл глаза и замер. Зов унес его в море, невдалеке белел берег. Морская вода под его крыльями пенилась и пузырилась, словно кипела в глубине. Среди прибрежных скал Тарион различил небольшой вход в пещеру, наполовину утопленную морем.
И целую армию мирмидонов. Слуги королевы Азшары вели непрекращающийся бой с тем, кто находился внутри пещеры.
Мирмидоны явно спешили убраться восвояси. Начинался отлив, море уже почти отступило от входа в пещеру. До следующего прилива эта битва прекратится. Из-за отсутствия луны в небе приливы и отливы в Пандарии невозможно было предсказать, море само устанавливало правила.
Тарион прислушался к своим ощущениям. Похоже, сейчас голосу было не до него, отражение постоянных атак не оставляло времени на разговоры. Очень быстро вода окончательно схлынула, обнажив мокрый песок у входа в пещеру. Но мальчик не торопился.
"Помоги...Ты рядом".
Святой Свет, какую помощь он может оказать тому, кто способен в одиночку расправиться с сотнями слуг королевы Азшары?
Тарион с опаской ступил на берег возле пещеры. Десятки склизких, чешуйчатых тел погибших мирмидонов виднелись среди скал. Как давно продолжается эта бойня? Почему никто из жителей острова еще не заметил этого? Или хотя бы почувствовал? Тарион зажал нос руками. Даже живые мирмидоны не благоухают, что уж говорить о мертвых.
Не бегать кругами, повторил про себя Тарион, и шагнул в пещеру.
Тухлая рыбная вонь, так присущая мирмидонам, казалось, въелась в эти стены. Тарион весь измазался в их крови и чешуе. Теперь по исходящему от него запаху он вполне мог сойти за своего.
Проход сужался, а нагромождения тел не кончались. Некоторые уже начинали разлагаться. Тариону приходилось пробираться сквозь них. Он едва не проглотил язык от страха, когда один из мирмидонов дернулся всем телом, когда мальчик коснулся его. Голову и плечи двухметрового змея завалило камнями. Какое-то время он еще бил хвостом во все стороны, как выброшенная на берег рыба, пока окончательно не затих. Тарион не сразу отправился дальше. Потолок опускался все ниже. Тарион надеялся, что проход кончится раньше, чем наступит прилив и вернутся мирмидоны. Ему не хотелось оказаться зажатым между чем-то неведомым и злобными змеями в тисках каменного туннеля настолько узкого, что он и в дракона перекинуться не сможет. Впрочем, единственным возможным оружием дракона в такой ситуации стало бы пламя, но Тариону до сих пор не удавалось овладеть этой драконьей способностью. Пламя, что выдыхал Тарион в облике дракона, мало походило на разрушительный поток чистого огня.
Возможно, туннель и не был таким длинным, но Тариону казалось, он пробирался по нему целую вечность. Наконец каменные тиски расширились, разошлись во все стороны, образуя огромный подземный грот. Внутри Тарион не увидел никого, кто представлял бы такую смертоносную угрозу для двухметровых змей. Только груду льда посредине грота. Где-то в отдалении тихо капала вода.
Неожиданно бесформенная ледяная гора дернулась. Подтянулась застывшей массой к одной из стен. Тарион онемел от ужаса. Он различил очертания головы и плеч. Ледяной торс покрывали трещины и сколы, правая рука была вырвана вместе с куском плеча. Левая половина ледяного лица будто оплавилась, потекла, искривив черты, как если бы гиганта лизнуло бушующее пламя. Ног не было, земляной пол грота вокруг тела гигант был усыпан сотней ледяных осколков.
Поверженный гигант глянул на него единственным правым глазом. Стены грота содрогнулись от силы его голоса, когда он прогремел:
- Смертный! Столько времени я звал обычного смертного! Почему ты слышишь меня?!
- Для начала скажи, кто ты, - сказал Тарион и сам поразился своему бесстрашию.
Тарион не сдвинулся с места. Туннель, заваленный трупами мирмидонов, красноречиво доказывал, что бегство ему все равно не поможет.
- Слишком безрассуден для человека, которому осталось жить несколько мгновений, - прогрохотал гигант и повел левой трехпалой рукой. Осколки льда, будто десятки острых стрел, взмыли и повисли в воздухе. Некоторые были невероятно тонкими, но у Тариона не оставалось сомнений в их крепости - они прошьют его тело насквозь.
Тарион заметил, что гигант шевельнул рукой прежде, чем лед взмыл в воздух, и теперь следил за ним, благо рука у него была одна-единственная. Фокусничество, так называл эти движения Ноздорму. Настоящие Аспекты не нуждаются в фокусничестве, говорил бронзовый дракон. Ледяная фигура и не могла быть одним из Аспектов, но это навело Тариона на кое-какие мысли. Безрассудные, как и большинство его мыслей.
Гигант едва шевельнул пальцами. Обратный отсчет начался. Тарион в прыжке перекинулся в дракона и взмыл к сводчатому потолку пещеры. Ледяные иглы испещрили каждый миллиметр каменной стены, у которой он стоял.
Поверженный гигант дернулся, разозлился. Захрустел ломающийся лед. Паутина новых трещин покрыла его тело.
- Черный дракон! - вскричал он. - Убирайся прочь, прислужник Древних Богов! Я более не повинуюсь им!
Ледяной град обрушился на Тариона. Круг за кругом он нарезал по пещере над головой гиганта, приказывая, чтобы стихия воды подчинилась ему и оставила его в покое. Ведь когда-то другие стихии, как и Земля, тоже откликались на его зов. Все пространство пещеры заполонили обломки ледяного тела. Осколки жалили холодом, наносили острые жалящие порезы, мешая сосредоточиться. Тарион заставил себя не обращать на них внимания.
И вдруг лед отпрянул от него, будто натолкнувшись на невидимую преграду. Тарион ощутил недоумение стихии, даже некий страх. Он медленно опустился наземь перед поверженным гигантом. Оставаясь в облике дракона, он обратился к нему мысленно, еще не зная, была ли их связь односторонняя или гигант тоже способен слышать его. Ледяной вихрь кружил вокруг него, но не касался черных крыльев. На уцелевшей правой стороне оплывшего лица отразилось недоумение. Пальцы на уцелевшей руке беспрестанно двигались. Гигант отдавал приказания, но стихия отказывалась подчиняться ему.
"Я действительно черный дракон, - отчеканил Тарион. - Но я не служу Древним Богам. Назови себя. И возможно, я смогу помочь тебе. Ведь это то, о чем ты просил столько времени".
Мгновение. Еще одно. И гигант сдался, шевельнул правой рукой, отменяя приказ. Льдинки с тихим звоном рухнули наземь. Тарион вновь видел лишь сверкающую гору льда перед собой.
"Впечатляюще для смертного, - прогрохотал в его сознании гигант. - Но не думай, что тебе удалось одержать верх. Я разберусь с тобой позже. Скоро сюда вернутся эти мерзкие твари".
"Что им нужно?"
"Это месть их королевы. Когда-то она ослушалась моего приказа, и я сравнял ее великолепный Зин-Азшари с морским дном".