- Вы хотите сказать, светлый магистр, что загорцы договорились с темными магами?
- ...увы. Я видел это собственными глазами.
- Загорские фанатики. С темными. С магами.
- Совсем распустились!
- Пошли на контакт. Заговорили. И не разбежались от ужаса, когда им ответили... они так умели с самого начала?!
- Они же так до дипломатии докатятся. Совсем скоро, лет через тысячу. Но это не самое страшное, Шеннейр, - я взмахнул листом из блокнота и вновь недоверчиво вчитался в короткую фразу: - Что-что Нэтэйдж продал Загорью?
Темный магистр перехватил листок и со все еще не ушедшим восторгом повторил:
- Партию магических темных стимуляторов прошлого поколения.
- И Загорье их купило. Загорье с нами торгует. Я не думал, что завхоз в темной гильдии - такая судьбоносная должность.
- ...ну, это могло звучать как "выкинь уже со складов этот хлам"...
- А хоронить опасные химические отходы на территории Аринди нельзя. Бережное отношение к природе, поддерживаю, - я переглянулся с Шеннейром, и мы одновременно рассмеялись. Потом я закашлялся, но продолжил смеяться.
Эршенгаль посмотрел на нас и заглянул за спинки кресел. Ни взрослый человек, ни заарн там бы не поместился, но Матиас поместился. Там было достаточно темно - и, надеюсь, мы его не разбудили.
Машины ехали на юг.
...Время в охотничьем домике текло медленно.
Матиас появился в дверях где-то через час. Сбросил на пол бесчувственного Джиллиана, невежливо пихнув его ногой, и уставился на меня. Больше неестественных трансформаций с ним не творилось, и я не сразу уловил, что вызывает диссонанс: несмотря на изгвазданную в крови, песке и сосновых иголках одежду, руки и лицо заарна были совершенно чисты. Ни капли крови, ни царапины. Глаза его оставались ярко-алыми и пустыми.
- Положь в угол, - небрежно приказал я, не став просить связать пленника. Не хотелось бы, чтобы в процессе заарн переломал ему кости. Если уже не переломал. От живых темных пленных так много проблем.
Я вяло подумал, что тела с пола надо убрать. Или нет. Все равно.
- Подойди.
Матиас наконец сдвинулся с места - крадучись, прижимаясь к стене и обходя светлые участки. Эмпатическая связь между нами была полностью ровной - так, словно на той стороне было не живое существо. На самом деле я просто старался об этом не задумываться.
Я вытянул руку, демонстрируя то, что держал, и уронил ему в ладонь тяжелый, перепачканный в крови браслет.
А еще через несколько часов на пороге встал Эршенгаль.
Того, что темные бросятся наперегонки меня спасать, я не ждал - но я не ожидал, что они даже не будут волноваться. Может быть, дело исключительно в профессионализме ответственных - Эршенгаля, на которого полностью свалили поиски. Или в магистрах. Магистры не попадают в беду - магистры сталкиваются с досадными помехами. Можно волноваться за помехи.
Как оказалось, охрана отчитывалась Эршенгалю каждый час, и, не получив оговоренный сигнал, тот мгновенно поднял тревогу. Ложные координаты отработали сразу; но Эршен жил в Аринди и в точность давно не верил, и вел проверку по широкой площади. Потом у границ заметили странные магические возмущения...
Эршен обвел комнату взглядом и спросил, со всем ли я здесь закончил. Я ответил, что да.
Темные утешали меня всю обратную дорогу - обещали, что обязательно найдут канувший на озерное дно венец Та-Рэнэри. А, да, еще там по пути поищут это самое проклятие, из-за которого наша страна может вымереть. Но светлую реликвию, разумеется, в первую очередь. Матиас забрался в машину следом за нами, культурно устроившись в каком-то углу ближе к потолку, и вел себя тихо, но темные все равно спрашивали, не стоит ли спалить его с домом пока не поздно.
"- Это какая-то тварь.
- Нет, он светлый.
- А-а-а, все понятно".
Просто было поздно.
С Шеннейром мы пересеклись уже на дороге к югу - только потому, что это была единственная сохранившаяся дорога к югу. Весной дороге стало не очень хорошо, и было очевидно заметно, что темные спрямляли путь далеко от настоящего асфальта. Снесенные леса, срытые холмы и мелкие речушки вытаивали. Шеннейровская свита перекрыла все движение и шепталась между собой; дикие слухи уже начали свой бег, и степень их дикости была пропорциональна прошедшему времени. При моем появлении шепот только усилился, и я заставил себя уверенно выпрямиться и кинуть на магов высокомерный холодный взгляд. Голоса стихли, и темные расступились, пропуская меня мимо.
Почему для того, чтобы тебя услышали, надо кого-то убить? Неужели вот это - правильная механика мира?
Лужи в колее замерзли, и солнце светило слишком ярко. Все же хорошо, что я убил Рийшена. Терпение темных магистров не рассчитано на то, чтобы им в лицо заявляли, что они, темные магистры, не имеют право брать в ученики светлых магов. Конечно, не имеют; но это что, вызов? Борьба всегда в том, кто кого продавит.
Хотя я сделал ровно то, что хотел.
- О чем думаете, светлый магистр?
Шеннейру было любопытно. Я подозревал, что жив до сих пор только потому, что темному магистру было любопытно с самого начала. Он вел себя так, будто ничего не случилось; я видел в этом очередную проверку. Гораздо безопаснее с моей стороны было бы изобразить растерянность и потрясение - вполне нормальные для светлого, пережившего бойню - но спокойствие делало меня... интереснее. Ведь следить за человеком, который продолжает бороться, так увлекательно.
- Переживаю, - честно ответил я и постарался не морщиться от резких движений. Несмотря на легкие исцеляющие заклятия, все время что-то болело. От основного исцеления я отказался: пришлось бы раздеваться, а шрамы на руке пусть и не были чем-то действительно важным, но вызвали бы ненужные вопросы. С врачами получилось поругаться, и я мысленно пообещал потом принести извинения. Пусть после упоминания Миля, как единственного человека, которому среди темной кодлы может доверять светлый маг, врачи и так поняли, что я не в себе. - Загорцы считают ситуацию критической, иначе не пошли бы на сговор. По ту сторону гор явно знают о межмировых вратах и делают то, что, по их мнению, способно помочь. Уничтожить человека, который способен работать с искажением, уничтожить страну, которая открывает на своей территории обратные порталы, чем приближает прорыв. Это даже логично. Да загорцы единственные, кто на самом деле старается! Если бы мы только могли выйти с ними на контакт...
Хотя еще неизвестно, что раскроется, когда Джиллиан допишет свое чистосердечное признание пополам с компроматом на Нэттэйджа.
... Очнулся Джиллиан нескоро; и сразу напрягся, замерев и даже не пытаясь напасть. Матиас недовольно цокнул языком и продолжил точить нож. Я поставил перед магом кружку с водой, положил блокнот и карандаш и спросил, как темная гильдия связана с Загорьем.
Стимуляторы.
Стимуляторы были страшной штукой. Нет, не потому, что они объединяли.
Вообще говоря, с Загорьем торговать запрещено. А Загорью торговать с соседями запрещено тем паче, однако кто желает, тот ищет возможность. Официально и по решению облеченных властью лиц сделка прошла как нелегальная. Инициатором вряд ли был Нэттэйдж - скорее он выполнял приказ Алина и всего высшего круга, и это даже можно было счесть диверсией. Если темные считали стимуляторы полезными, то это не значило, что они в принципе полезны. Каждое новое поколение препарата было более щадящим, чем предыдущее, но маги все равно применяли его вместе с компенсирующими зельями. А старые образцы, которые оставались на складах, чисто в теории можно было продать - тем, кого не жалко.
Стимуляторы принимают не боевые маги, а заклинатели. Темные заклинатели, которые к подобным зельям приучены. Стимуляторы действуют не на искру, а на нервную систему, а с психикой у загорцев и без того что-то... не то. Не с такой психикой принимать препарат, вызывающий быстрое привыкание, при том, что поставка была единичной. Кажется, теперь я знаю, как Знаки Солнца сумели так быстро набрать силу. И что правители Загорья обрекли своих магов на скорую мучительную гибель.
Не сказать, чтобы для правителей это имело значение.
Чтобы судьба загорских магов вообще для кого-то имела значение.
- Ну-ну. Плох тот светлый магистр, кто не надеется достучаться до Загорья, - в словах Шеннейра мелькнула насмешка, и я ответил резче, чем хотел:
- Рано или поздно у нас бы получилось.
- Служил я на границе с Загорьем, - вскользь бросил он. - Через день приходилось пинками вышвыривать фанатиков и самоубийц, которые лезли через границу, чтобы вдолбить соседям свои представления о мире, справедливости и подобной наивной чуши. И ваши полоумные товарищи, Тсо Кэрэа, еще возмущались, почему это их под конвоем возвращают в Аринди, а не дают сдохнуть на чужбине. Какую адекватность после этого вы ждете от загорцев? Кто вас вообще пускал в зону боевых действий?
- Мы проводили эксперименты по расшифровке культурных кодов.
Темный чиркнул ладонью по горлу:
- Вот у меня где был ваш этнографический отдел.
Да, темные постоянно мешались.
Я отвернулся к окну, показывая, что потерял к беседе интерес. Путь, возможно, и был опасен; но какие шансы его пройти, если не делать ни единого шага?
- Это поучительно, в некотором роде. Мы считали, что кровь лить нельзя, они считали, что можно. Время уже показало, кто прав.
Шеннейр проявил больше такта, чем я когда-либо мог от него ожидать - он промолчал.
Переговорник Шеннейр временно отдал свой, мощный, довольно странной модификации, и это была честь, но лучше бы мне оставили самый простой браслет рядового мага. Отыскать на полностью гладкой поверхности точечные зацепки для сигнальных печатей не удалось, и я так и не понял, что сделал верного, когда из стеклянной черноты выплыл нужный символ. Связь с Лоэрином установилась далеко не сразу, и еще дольше с той стороны звучало молчание.
- Шеннейр? - настороженно спросил Лоэрин, словно уже планировал удариться в бега вместе со своим замком.
- Отбой тревоги. Нет.
- Светлый магистр! - радостно спохватился артефактор. Я дал ему порадоваться еще немного и сообщил:
- Мне нужен новый ограничитель и переговорный браслет.
Лоэрин вздохнул так жалостливо, что защемило бы душу, если бы я не был бездушным светлым, и с невысказанным укором объявил:
- Для вас - все, что угодно. Какую именно гравировку рыбы мне сделать?
- Какую гравировку?
- Я знаю, что вы даже на своем саркофаге хотели знак рыбы!
- Откуда знаете?
- От Миля. Милю сказала Гвендолин, Гвендолин сказал Иллерни, а откуда это знает инфоотдел, тут уж извините, я не в курсе. Так какую? Светлый магистр, а вы лично к моим артефактам что-то имеете или ко всем?..
Вот так и рождаются слухи - Иллерни подсмотрел краткий допрос Джиллиана. Я напомнил себе, что светлый, а не какой-нибудь темный, и терпеливо ответил:
- Ко всем.
Эффект был явно не тот, на который я рассчитывал.
- Вообще-то я - лучший артефактор страны, - оскорбленно заметил Лоэрин. - Кто вам делает другие артефакты? Зачем они вам?
Машина мчалась через ночь.
Высшие связались со мной только на рассвете. Подсознательно я ожидал Миля, но это оказалась Гвендолин:
- Светлый магистр, - произнесла она так, словно с самого начала знала, кто будет с той стороны. - Прошу вас как можно скорее прибыть на берег. Нэттэйдж и Олвиш устраивают дуэль.
***
Место для дуэли выбрали красивое. Ровная площадка на холме с видом на море, на скалы, подходящая для того, чтобы стоять на фоне рассветного солнца и тянуть время. Особенно если не хочешь сражаться, а хочешь жить.
Красиво стоять на фоне рассветного солнца, так, чтобы потом вся внутренняя служба урыдалась от воспоминаний на похоронах - это единственное, что мог сейчас Нэттэйдж.
Трепетали на ветру личные штандарты, внутренняя служба занимала лучшие места на скалах, Миль и Гвендолин, сонные и недовольные, держались поодаль, Олвиш готовился наконец-то размазать своего врага по камням, и все время, пока машина поднималась по серпантину, внутри росло совершенно искреннее возмущение. Я зачищал в приграничье заарнских тварей, успокаивал народ, ловил лазутчиков по горам, сбегал из плена, меня там пытали вообще-то, а эти люди...
- И я теперь должен их разнимать?! - я постучал по спинке кресла и, не добившись ответа, оставил Матиаса в покое. Надеюсь, он там не окуклится, после того, как сожрал пару десятков человек, и не превратится в еще одного Лорда. Один Лорд у нас уже есть, и вторым Норманом Матиасу не стать.
- Вы же магистр, - определенно с наслаждением указал Шеннейр. Я ведь уже требовал с него забрать темную гильдию обратно?
Круг поединка защищал прозрачный барьер - для того, чтобы случайные заклинания не выкосили зрителей. Против Олвиша у Нэттэйджа не было ровно никаких шансов. По такому же принципу я мог вызвать на дуэль Шеннейра, и половина гильдии точно также сбежалась бы поглазеть на дурость. У всех Элкайт был один стиль боя: навесить на себя защиту и неприцельно выносить всех, кого увидят. У главы внутренней службы свои секреты в рукаве - а еще он ради понта таскает с собой неконвенционные заклинания - но когда на тебя рушится комета, никакие тайные приемы уже роли не играют. Главным секретом Нэттэйджа была ценность и незаменимость, и он был первым человеком, которого мне хотелось спасти, а потом задушить собственными руками даже не за дело, а за душевную непостижимость.
Утро было смутным и хрупким, засыпанным белой пылью. Я выпрыгнул из машины и пошел к Милю.
Шеннейр удивленно хмыкнул и двинулся за мной. Миль смотрел на нас, и в его эмоциях как в калейдоскопе мелькало узнавание-радость-злость-искреннее желание нарваться на неприятности:
- Вы...
- Миль, остановите бой.
- Вы, Шеннейр...
Олвиш заметил, что ему пытаются помешать, и концентрация темной энергии резко возросла, пробиваясь даже сквозь магический барьер. Нэттэйдж сместился в сторону, быстро вычерчивая перед собой неоново-синий знак, и я заметил, что все пространство дуэльного круга стремительно заполняет нечто размытое, похожее на корни деревьев...
- Миль!
- Вам, темный магистр, вообще ничего ценного нельзя доверить, - радостно сказал Миль и бросил на землю черный клубок.
Черные линии пробежали по земле, скользнули через барьер, вклиниваясь в структуру чужих заклятий. И печать Нэттэйджа, похожая на морскую губку, и печать Олвиша, похожая на вставший на дыбы башенный кран, прекратили расти, начав сворачиваться внутрь. Линия за линией. Как лист бумаги, который сгибают раз за разом, по бесконечным граням, пока фигуры не сжались в точку, оставляя поединщиков одиноко стоять в круге и озираться.
Шеннейр одним движением погасил барьер, отмахнулся от печати, что вновь начал формировать Олвиш, встряхнул его за плечи и рявкнул:
- Приди уже в себя!
И Олвиш неожиданно послушался.
Нэттэйдж лучезарно улыбнулся своим, показывая, что все под контролем, и пожаловался:
- Миль, опять вы так делаете. У меня после этого голова неделю трещит. О, светлый магистр, приветствую...
Эмпатическое поле полыхнуло злостью. Позади меня из машин вывели Джиллиана, и я преисполнился благодарности, что хотя бы никак не умирающая жертва может вызвать у Нэттэйджа такие простые, человеческие чувства.
Миль сорвал с рук перчатки, бросил на землю, вытирая вспотевшие ладони платком, и надел новые. Выглядел заклинатель крайне бледно; я порадовался, что он не пытается догонять Шеннейра с продолжением наверняка эпической речи об ответственности, и прошептал:
- Нэттэйдж и Олвиш не ладят потому, что Олвиш работал на Алина, а Нэттэйдж - нет?
Миль странновато посмотрел на меня:
- Они оба работали на Алина. Только Нэттэйдж с самого начала, а Олвиша Алин перетянул с трудом. Так вы не в курсе? Светлый магистр! Где ваше внимание к людям? Вы должны знать о нас все, самые потаенные...
Судя по отклику, любимое число Миля я теперь не узнаю никогда.
- ...Так выслушайте же эту печальную историю. После войны Нэттэйдж и Алин вместе застряли в башне Шэн - на Алина наш магистр перевалил всю скучную рутину по гильдии. Нэттэйдж остался без замка, ходил за Алином по пятам и выполнял все его указания. Надеялся, что когда Алин придет к власти, то его не забудет. Алин пришел к власти, и сразу оказалось, что места в ближнем круге уже заняты, а всякие перебежчики из Ньен высоким моральным критериям не соответствуют. После этого Нэттэйдж с горя выбил себе Нэтар, а от Нэтара тогда были три стены и крыша, и основал внутреннюю службу, - мгновенно со скукой выдал Миль, потер перчатки, и злорадно хмыкнул: - А через несколько лет за несоответствие высоким моральным критериям послали Алина. Олвиш швырнул ему свой замок и потребовал, чтобы Алин к нему больше не обращался.
Если честно, этот день был отвратителен и без порции разборок высшего темного общества.
- Высший маг Нэттэйдж, высший маг Олвиш Элкайт, - Гвен звякнула серебряной палочкой по повисшему прямо в воздухе треугольнику, привлекая внимание. Поименованные мрачно покосились друг на друга и промолчали, как и положено темным, не собираясь ничего объяснять. - Кажется, нам надо многое обсудить.
Дуэльный круг вспыхнул повторно, расширяясь, поглощая нас и отсекая от внешнего мира. Стремительно потемнело; прямо передо мной вспыхнула белая печать, и, проморгавшись, я заметил, что такие же печати загораются перед каждым магом. Шеннейр скучающе зевал, отвернувшись в сторону, Миль тер глаза и что-то шипел, Джиллиан смотрел прямо перед собой, словно стараясь не пересекаться взглядом с Олвишем. Отпустить Джиллиана я не мог - да, в последний момент он сделал то, что мне помогло. Но перед этим он с такой же уверенностью снимал с меня кожу и убивал невинных людей, которые выполняли свою работу.
Тьма была настолько плотной, что, казалось, протяни руку - и упрешься в стену. Ни моря, ни солнца; более того, я практически ощущал под ногами не каменистый утес, а гладкие плиты.
- Начинаем совет, - объявила волшебница, и рядом с ней из ниоткуда появился Иллерни, протягивая поднос с золотой чашей.
Нэттэйдж шагнул вперед первым, покаянно склоняя голову, и жестко признал:
- Я признаю свою вину. Все, что случилось - случилось по моему недосмотру. Я сделал все, что мог, чтобы оградить вас от беды, Тсо Кэрэа Рейни, но этого оказалось недостаточно. И я жалею лишь об одном - что не настоял на казни предателей тогда, когда они были в наших руках. Светлый магистр имеет право на милосердие; но не я.
И все же Алин просчитался. Человека, который с горя не опускает руки, а создает мощную силовую организацию, следовало держать при себе. С другой стороны, Нэттэйджу повезло, что его оставили за бортом так рано - судя по отказу помогать Райану и Олвишу, сторонников Алин планировал слить тоже. Если бы Джиллиан погиб, если бы я не узнал его версию событий, то слова Нэттэйджа звучали бы правильно.
- Нэттэйдж! - я быстро сошел с места и подхватил мага под руки, - Не стоит так переживать! Было бы ужасно, если бы маги, проходящие испытательный срок, избежали наблюдения внутренней службы - ведь внутренняя служба наблюдала за ними, не так ли? - и присоединились к отступникам. Но, как верные граждане, они раскаялись и, внедрившись в группу предателей, сорвали их планы!
С лица Джиллиана, только что узнавшего, что он на светлой стороне, можно было писать портреты. Эмоции Нэттэйджа вновь выдали сбой - быстрый, практически незаметный, и не будь я эмпатом, я бы его пропустил. Но глава внутренней службы мгновенно пришел в себя - железное самообладание обязательно, когда у тебя в любимых занятиях править, немного интриговать и разбазаривать госимущество по разным подозрительным противозаконным организациям.
- Я виню лишь злой рок, что не позволил остальным встать с нами рядом, - я крепче сжал пальцы, заглядывая собеседнику в глаза и прямо в душу и выдавая максимальный уровень светлого пафоса, который только мог. - Не казните себя! Я верю, что вы изо всех сил пытались решить вопрос со снабжением группы Джиллиана, которая занималась зачисткой заарнских тварей на самых сложных участках! И только ваша крайняя занятость не позволила вовремя отреагировать на сообщение о болезни участников. Ведь заражение энергией искажения происходит не всегда, а только при физических ранах, магическом истощении, плохом питании и когда маг не носит специальную защиту... Отсутствие лекарств - всего лишь трагическая случайность. Кто мог предположить, что лихорадка сожжет четверых буквально за сутки - они просто не успели получить помощь. Пятая, Амара, погибла в сражении...
Проняло даже Шеннейра - по крайней мере, темный магистр прекратил со скучающим видом подпирать голову рукой. Эмоции остальных показывали разные градации отвращения.
- Зло объединилось, - с метафизическим ужасом выразил всеобщее Миль.
Джиллиан горбился все сильнее, словно невидимая сила пригибала его к земле, и мне стало страшно. Когда я сам услышал историю в первый раз, то воспринял гораздо спокойнее, и только сейчас, ощущая его эмоции, начинал понимать, каково это - когда тебя и твоих товарищей медленно убивают, а ты бессилен это предотвратить.
Я не хочу вспоминать, пожалуйста, я не хочу вспоминать. Замолчи. Замолчи.
Только Нэттэйдж остался непрошибаем. Светлый пафос на него не действовал вообще - в эти игры он играл сам.
- Это сильный удар - потерять столько талантливых магов разом. Мы будем их помнить, - не моргнув глазом торжественно пообещал он и повернулся, совершенно другим тоном отчеканив: - Время обсудить ваш вопиющий непрофессионализм, Олвиш. Вы были за них ответственны. Вы взяли их на поруки. Я понимаю трагедию, что случилась с вашей семьей... пусть вы сами были причиной... но это было двенадцать лет назад. Двенадцать лет - достаточно времени, чтобы прийти в себя, вам не кажется? Или слухи верны, и отношения между братьями и сестрами Элкайт несколько... более близки, чем свойственно родственным?
Лицо Олвиша закаменело.
Подобные слухи ходили по обеим гильдиям: хотя подобные слухи ходили бы про любую семью, столь явно повернутую на генах. Еще была крайне мутная и некрасивая история про родителей нынешних Элкайт, и ни Юлия, ни Юрий, ни Олвиш - наверняка Олвиш тоже - не терпели болезненных намеков. Сейчас Олвиш сорвется и сорвет совет, и дело можно будет спустить на тормозах и не отвечать на вопросы.
- Олвиш, - позвал я, переключая внимание. - Почему вы не обратились ко мне, когда поняли, что все идет не так? Почему вы не попытались получить помощь?
Мне действительно хотелось это узнать. Пусть я знал, что правильный ответ был...
- Как будто ты, светлый, здесь что-то решаешь!
... гордость.
Мне просто хотелось, чтобы Олвиш задал эти вопросы себе сам.
- Олвиш.
Одна лишь фраза Шеннейра оборвала все разговоры. Олвиш сразу потух, и я поразился, насколько он выглядит измотанным.
У Олвиша выдался нелегкий год. Подчиняться своему личному врагу. Даже не рассчитывать на снисхождение светлого магистра, после того, как грубо с ним поступил - а в системе координат Олвиша я обязан был мстить, потому что как же нет? С одной стороны - все еще остающаяся верность гильдии, или, быть может, привычка, с другой - бывшие приятели, даже близко не собирающиеся раскаиваться в своих заблуждениях. Приятели, которые готовы легко подставить самого Олвиша. Не думаю, что ситуация была критической с самого начала - скорее всего, обрезать снабжение стали постепенно, группа Джиллиана вряд ли с охотой жаловалась, а Олвиш не слишком с ними контактировал, занятый на собственных участках, и упустил момент, когда маги начали всерьез выматываться, настолько, что даже обычные задания превратились в непропорционально сложные. Те, кто контактировал с наказанными, видели все, но не заступились - из страха, лояльности Нэттэйджу или просто потому, что считали происходящее справедливым. Почему нет? Джиллиан первым объявил войну, напав на своих.
Если бы последний этап с болезнью разворачивался на виду, то Олвиш еще успел бы вмешаться - но как раз тогда он находился далеко в Вальтоне, наблюдая за сделкой между внутренней службой и нэртэс. Он был всего лишь одиночкой против всей гильдии, а маги Элкайт всегда опирались на родню и на своих магистров. Оставшись без опоры и без цели Олвиш шаг за шагом шел к гибели, а высшие уверенно сжимали круг, подталкивая его в спину.
Нет, такое ощущение, что я пришел на совет, чтобы жалеть Олвиша Элкайт. Явный признак, пора сворачиваться.
- Вы могли бы их спасти, Олвиш, - Гвендолин поманила рукой, и из чаши в прозрачной сфере выплыло алое сердце. Но с каждым словом оно темнело, наливаясь фиолетовым свечением и излучая чистейшую отвратительную тьму. - Этому нет прощения. Олвиш Элкайт. Не выполнил взятые на себя обязательства. Вина за пять жизней лежит на нем.
Принцип бумеранга в отдельно взятом темном совете. Угроза наказания, уже практически упавшая на Нэттэйджа, вновь вернулась к Олвишу. Да, можно было и дальше давить, что вина на главе внутренней службы, но доказательства все еще оспоримы, и Нэттэйдж найдет тысячу оправданий - эй, он уже нашел, все сделано ради меня - а отношения между нами серьезно испортятся.
- Я, светлый магистр, вношу возражения, - я наконец разобрался, как активировать сигнальную печать, чтобы вылезти с речью по всем правилам. - Джиллиан, шестой маг, взятый Олвишем на поруки, не только осознал свою вину, но и спас мне жизнь. Если учесть официальную формулировку "принять их наказание", то Олвиша необходимо наградить... Далеко не каждый способен поручиться за других людей и дать им шанс. Прошу учесть, что именно Олвиш Элкайт добровольно помог нам восстановить волновые щиты, и что он верно служит гильдии.
В свободное время от предательства магистров и игнорирования приказов. Подскажите мне, кто тут нормально работает? Свет, чего мне будет стоить перетянуть на свою сторону Эршенгаля?
Хотя такие, как Эршен, не меняют сторону.
- Проклятие не отнимет жизнь Олвиша Элкайт, - сердце плавно опустилось Гвендолин в руки. - Его подопечные пытались исправиться, насколько могли. Но неосмотрительность должна быть наказана. Люди обязаны отвечать за свои ошибки... Вы настаиваете на том, чтобы облегчить его участь, Тсо Кэрэа Рейни? Вы готовы взять часть его вины на себя?
Во рту пересохло. А я зачем тут перед вами распинался?
- Да.
- Вы уверены, что готовы разделить наказание? Темная магия не терпит легкомыслия и необдуманности.
Не отговаривайте, я уже не уверен.
- Да.
- Я возражаю! - мгновенно подскочил Нэттэйдж. - Это слишком опасно! Светлый магистр, вы не можете пострадать за этого недостойного!
- Я тоже, - с ленцой проговорил Миль, напряженно обшаривая взглядом площадку, так, словно готов был сойти с места и вмешаться.
Но, конечно, не готов.
Гвендолин впилась в сердце изящными пальцами и разорвала надвое, с ровной улыбкой протягивая части нам с Олвишем.
На ощупь оно было как сырое мясо. Я твердил себе, что это магический артефакт, и сердце отчетливо фонило темной магией, а еще истекало фиолетовой жижей и конвульсивно содрогалось в руках.
- Давай сюда, - устало потребовал Олвиш, не смотря на меня. Точно так же, как не смотрел на Джиллиана, хотя тот упорно искал его взгляда. - Только светлых здесь не хватало.
Почему-то именно отношение Олвиша раздражало больше всего. Остальные светлых воспринимали - как разумных существ, врагов, жалких тварей... ну хоть как-то. Для Олвиша светлые были чем-то средним между говорящими предметами и безмозглыми зверюшками.
Я не стал ни отступать, ни радостно швырять ему проклятый артефакт - да, мне хотелось сделать именно это - и спросил:
- Что я должен сделать?
- Съесть, - вежливо подсказала Гвендолин.
Шеннейр сдавил пальцами переносицу, словно споры надоели ему давно и надолго, и разом оборвал разговоры:
- Среди напавших были мои маги. Я за них отвечаю. Я возьму часть вины Тсо Кэрэа Рейни на себя.
Высшие посмотрели как стая голодных акул - словно припоминая, что слова о просчете Шеннейра здесь еще не звучали. Еще не время. Все всё помнят.
Улыбка Гвендолин была почти незаметна, но она определенно была далека от светлой:
- Это справедливо.
Шеннейр подошел размашистым шагом, забирая несмело протянутый артефакт, и впился в него зубами. По его подбородку потекла кровь; я следил за этим со смесью отвращения и любопытства, поражаясь, как во всех темных ритуалах изящные новейшие заклятия сочетаются с дикими пережитками старины.
Новейшие темные заклинания никогда не были бы так впечатляющи, если бы не дикие пережитки.
Гвендолин вновь звякнула треугольником, возвращая совет в официальное русло, и произнесла:
- Джиллиан.
О Джиллиане, разменной фигуре, все успели подзабыть. Вряд ли хоть один высший поверил в наспех придуманную сказку: даже если касаться голых фактов, то у меня даже не было времени, чтобы перетянуть мага на свою сторону и заставить работать на себя, оставшись незамеченным для наблюдателей. Но у собрания не было ничего, кроме моих слов и моего желания защитить Джиллиана, и это гарантировало ему жизнь. Эти люди просто измучатся от любопытства, если позволят жертве умереть, не получив ответов.
Оказавшись под перекрестьем взглядов, полукровка сумел выпрямиться и гордо вскинуть голову. Джиллиан был довольно нагл; фанатик, в своем роде, следующий за идеей. Только идеи у него были странные - и ничего, кроме как держаться, ему не оставалось
- Джиллиан, - волшебница подняла чашу с подноса, заглянула внутрь, и с сожалением поставила обратно: - Ты заслужил право на жизнь - сейчас. Но твоя вина не искуплена. И, если уж на то пошло - Миль, верни ему голос.
Миль поморщился, демонстрируя, что некуда деваться, и с неохотой подошел к Джиллиану, коснувшись его горла. Я почти видел, как от его пальцев тянутся темные нити, когда заклинатель отнял руку; Джиллиан попытался что-то сказать и согнулся. Изо рта у него капала кровь.
- Горло болит? Дышать, глотать больно? - поинтересовался Миль и, дождавшись кивка, как ни в чем не бывало объявил: - Время упущено. Связки испортились.
И вернулся на свое место.
Для того чтобы искалечить человека навсегда, времени потребовалось немного. К Джиллиану подошли двое магов в форме с синей окантовкой - не серой форме внутренней службы. Я поймал взгляд Гвендолин, но не стал кивать в ответ. Мы друг друга поняли.
Множество человек едва не пострадало. Но Нэттэйджу погрозили пальцем, Олвиша коллективно простили. Нет зрелища прекрасней, чем круговая порука высших. Все прекрасно знали, что случилось, и все прекрасно изображали то, что необходимо.
Почти все. Всегда найдется человек, который пойдет против системы.
- Сплошная ложь. Ложь, лицемерие, поиск собственной выгоды и пир на костях, - Олвиш снизошел с пьедестала, бросив через плечо: - Уроды. Смотреть на вас противно.
И покинул круг, прошибив периметр так, словно тот был сделан из бумаги.
- Вот это да, - с восторгом нарушил всеобщее молчание Миль. - Вот это да! Он познал истину!
- Почему никто до сих пор не сказал Олвишу, что он поступил в темную гильдию? - с осуждением вопросил я у высших.
- Завтра напомню, - Нэттэйдж посмотрел на часы. - Вышлю уведомление. Под роспись.
Должно быть, проклятие имело отсроченный характер - чтобы высший маг, попавший под наказание, успел добраться до убежища, а не бился в корчах прямо перед завистниками. По Шеннейру я ничего такого определить не мог - но Шеннейр и не показал бы. Темным магистрам не дозволена слабость.
На попытку заговорить темный только отмахнулся и достал из-за ворота латунную рыбку. На чешуе появилось два новых размашистых креста.
Странно. Первая метка - за нападение по пути на Побережье. Вторая - за сцену с блокиратором, третья появилась после моего неудачного опоздания на встречу, четвертая, вероятно, за недавние события, но пятая?
- За что?! - возмущение темного магистра было совершенно неподобающе искренним.
- Вы не должны придавать этому значение, - с такой же неподобающей горячностью посоветовал я. - Охотник добивается, чтобы вы приняли правила игры.
Шеннейр убрал рыбку и, махнув на прощанье, ушел к машине. Видится мне, что слова ничего не решили.
Последние кресты выглядели гораздо крупнее прочих; создавалось ощущение, что их процарапывали с силой, вкладывая в жест... эмоции? Если принять, что в действиях Охотника есть логика и что на чешуе он отмечает провалы Шеннейра как худшего наставника десятилетия, то отметить заступничество на суде он не может. Вмешательство в дуэль не было для меня опасно, и Шеннейр не был в ней повинен, а более ничего не случилось. Пару меток темному магистру влепили за мой плен? Или в этом и был план - сначала приучить нас к логичности, а потом заставить искать в лишних метках систему? Одно известно точно - ни Рийшен, ни Джиллиан не имеют к Охотнику никакого отношения.
Нэттэйдж и Гвендолин подошли ко мне одновременно, даже не собираясь отправляться по своим делам. Я надеялся, что они забудут.
Я ошибался. Темные ничего не забывают.
- Как прошло ваше посещение северных земель? - светски осведомилась Гвендолин.
Как сказать... хорошо?
- Я убил человека?
- Мы уже отметили, но можно повторить, - воодушевленно согласилась она.
Чт... То есть после этого Нэттэйдж с Олвишем перешли на мордобой?
- Научиться применять жесткие методы никогда не поздно, - Нэттэйдж решил, что мне надо больше поддержки. Еще больше. - Вы же не Миль, который впервые убил... в девятнадцать, да, Гвендолин? А первого светлого - в двадцать четыре.
Так жаль, что я был светлым магистром, а не темным магом Олвишем, и не мог убежать от собеседников с воплем "Уроды!".
- Нэттэйдж, а вы еще не думали запустить у нас в стране наркотрафик и продажу людей?
- А можно? - встрепенулся темный, и я хмуро отрезал:
- Нет.
- Люди - восстановимый ресурс, - вполголоса возразил он. - Немного их добывать и продавать можно. Что вы, светлый магистр, это же шутка. Люди нерентабельны.
Миль поджидал меня у машин. Я специально шел медленно, но он все ждал. К сожалению, я был светлым магистром, и не мог заткнуть собеседника прежде, чем тот заговорит.
- Группа темных магов повстречала светлого магистра, и исход их был предрешен, - трагично объявил заклинатель. - Что вы с ними сделали, чтобы они разом убились? Опять читали свои стихи?
- Не ёрничайте, Миль. Стихи у меня для избранных жертв. Это были проходные цели, им я просто выдавал стратегическую информацию.
- А что насчет Шеннейра?
- При чем здесь Шеннейр?
- Он у вас избранная жертва?
Я посмотрел на него и тяжело вздохнул:
- Стихи - и Шеннейр? Вы Шеннейра давно видели?
Нового тезиса "наш темный магистр - ранимая душевная творческая натура" я уже не вынесу.
При приближении Эршенгаля мы смолкли разом.
- Магистр будет недоступен ближайшие несколько дней. По всем вопросам вы можете обращаться ко мне, - боевик коротко поклонился, передавая сообщение, и вернулся к своим.
- А что бы вы стали делать, Рейни, если бы за вас никто не вступился? - задал каверзный вопрос Миль.
- Ну что вы. Я верю, что всех волнует моё благополучие.
Заклинатель выразительно скривился, показывая, что в гробу ему нужно моё благополучие.
Что бы я стал делать? Принял бы свою часть наказания. Но Шеннейру пришлось бы вмешаться, если он заинтересован в дальнейшем продвижении меня как фишки. И... если взять более глубокий расчет... темному магистру выгодно не только давить, но и помогать. Чтобы я ценил наше сотрудничество в той же мере, что и ненавидел. Метод кнута и пряника работает; и пока враг настолько полезен, я от него никуда не денусь.
Миль потер перчатки и с внезапной задумчивостью заметил:
- Я вот что не понимаю. Шеннейр от вас даже мотыльков отгоняет, чтобы вы с кровососущими тварями не сдружились, не ушли в ночь глухую и не потерялись, но под удар вы попадаете постоянно. Это такая случайность или...
- Это злой рок, - совершенно серьезно ответил я. - Ничего больше.
В Нэтаре все оставалось по-прежнему. Сонно, тихо и спокойно. Я дошел до своих комнат, открыл дверь и не раздеваясь упал на кушетку.
- Светлый магистр, вы в курсе, что такое правила приличия? Грязную обувь вас снимать не учили?
Уверен, что закрывал дверь, но от Миля это все равно бы не спасло. Но если бы хоть что-то могло спасти самого Миля.
- Мне нужно перевязать руку. Вы мне поможете?
- Почему я... а, - на его лице отразилась понимающая издевка, - Не хотите, чтобы медики видели ваше творчество? Сами сотворили глупость, а теперь не знаете, что делать?
- Именно так. Вы очень хорошо меня понимаете.
Он скривился и демонстративно вышел за дверь.
Окна в моем доме были открыты, и по комнатам гулял сырой ветер. Я снова вернулся.
Миль ввалился в дверь, придерживая толсто набитую сумку, и с грохотом вывалил содержимое на столик. Ходил он недолго, и сумка должна была быть собрана заранее.
- Ваша глупость - ваши проблемы, - наконец разомкнул он губы. - Обезболивающее вам не полагается.
Я смотрел на потолок. По белому потолку, наверное, от сырости, шла тонкая темная трещинка, и это почему-то было очень важно.
- Хотя вы же будете дергаться и орать. С чего я должен это терпеть? - сам про себя возмутился заклинатель и кинул мне шуршащую банку. - Две штуки, Рейни. Не три, не пять, не десять.
- Спасибо, что взяли их с собой, Миль.
Я все-таки был светлым и не стал спрашивать, а зачем он их взял.
Присохшая повязка отдиралась с трудом, открывая красное месиво освежеванного мяса. На лице Миля отразилась болезненная жалость - безграничная жалость к самому себе от того, чем ему приходится заниматься. Потом таблетки подействовали, и осталось только шипение обеззараживающего раствора и холод регенерирующей мази.
- Миль, у вас есть... - на спине не дышалось, и я повернулся на бок, а потом устроился полулежа, - лекарство, которое поднимает настроение?
- Хотите перескочить на что-то потяжелее? Я не одобряю, так и знайте.
Я вяло поморщился. Хотелось уснуть и никогда не просыпаться.
- Мне просто грустно. Постоянно. Что это может быть?
- Жизнь, - мудро ответил темный.
Белая пустота поглощала тело, и в ней было почти спокойно, если бы не черные железные струны - протянутые повсюду и мерзко дрожащие, одно касание которых вызывало боль. Фигура сделала все положенные ходы, теперь можно положить ее в коробку, пока не пришла пора следующего шага. Жизнь. Ха, жизнь. Если бы в ней действительно было какое-то оправдание.
- Я хотел быть хорошим светлым магистром. Правда хотел бы.
Миль провел ладонью над моим лбом, зажигая диагностическую печать, и отошел к окну, быстро что-то говоря по браслету.
За окном шумело море. Жизнь продолжалась.
***
Утро привело ветер, ветер поднял волны, волны грызли берег, пенными когтями разрывая камни. Зима уходила, напоследок проливаясь дождями. У домов цвели белые деревья - я не помнил, как они называются, и это не было важно. Ливень сдирал лепестки и растаскивал их по улицам.
Море было неспокойно.
Я стоял на набережной и призывал рыбу.
Первая светлая печать - печать "голос" - висела практически перед лицом. Вторая, динамическая, чуть дальше - она напоминала овал с ярким контуром и пропускала сияние первой сквозь себя, усиливая во много раз. Маленькие кораблики сновали за волновыми башнями, и вода бурлила от блестящих чешуйчатых тел, готовых попасть в сети.
Зима - не сезон для рыбной ловли, но светлая магия справится и с этим.
Проход на набережную был перекрыт, и люди толпились за оцеплением. Ревущая соленая бездна и экстатическое восхищение воронкой свивались вокруг. Я переглянулся с Эршенгалем, дождавшись ответного кивка, и увеличил мощность печати, заставляя белый свет залить всю набережную.
Светлый магистр призывает рыбу. Как приятно быть полезным. Надеюсь, вместе с рыбой я не призову что-то еще.
...Болеть в темной гильдии было весело.
Начать с того, что очнулся я связанным; правда, после приступа паники я распознал, что веревки, притягивающие меня к кровати, довольно слабые, и существуют только для того, чтобы не свалились провода, но первые мгновения были незабываемы.