Аннотация: В любви и шпионаже все средства хороши!
Автор: Джерри Старк
Герои: Вечный Герой / Немедийская Ищейка
Фэндом: Р. И. Говард и последователи
Рейтинг: NC-17
Disclaimer: Хайбория - Говардовская. Отныне и навсегда. Просто кое-что мэтр не уточнил. Кречеты из Ночной Охоты заимствованы у Керка Монро. Немедийская Ищейка - любимый персонаж О. Б. Локнита и Дж. Старка. И вообще, творим не корысти ради, а исключительно из любви к высокому искусству!
Предупреждения: простой и незамысловатый секс на лесной полянке. Хотя все отнюдь не так просто и мило, как кажется на первый взгляд...
Справка: упоминаемые в тексте Латерана (Аквилония) и Вертрауэн (Немедия) являются конкурирующими департаментами внешней-внутренней разведки. Долина Туманов, о коей беседуют герои - просто си-ильно зловещее местечко.
Автор рисунка - Аmorita Storre.
Время действия: июль 1280 года от основания Аквилонии.
Место действия: княжество Ройтан на севере Бритунии.
Мгновение, когда он вошел в "Дом на перекрестке", осталось незамеченным. Открылась скрипучая дверь, впустив солнечный свет, в дверном проеме обозначился четкий силуэт. В трактире, без того переполненном съехавшимися к базарному дню жителями окрестных деревушек, стало на одного посетителя больше.
По мере того, как он шел через зал, разговоры о видах на урожай, ценах за меру пшеницы и обсуждение недостатков выставленного на продажу пегого мерина утихали, а головы поворачивались вслед - головы мужчин и женщин, дворян и простецов, слуг и заезжих торговцев. Он преспокойно шагал, иногда подбрасывая носками сапог пучки подгнившей соломы на полу, слегка улыбаясь своим мыслям и точно зная, куда направляется.
Потом кто-то с пеной у рта клялся, что видел, как тяжеленный табурет с восседавшим на нем почтенным старостой Нижнего Чороха (тянувшим не менее двух десятков стоунов) сам убрался с его дороги. Без малейшего участия старосты. Никто не пытался остановить его или заговорить, а хозяин заведения, заикнувшийся насчет "Комнату, обед, выпивку?", поперхнулся недосказанной фразой и потом еще с четверть колокола глядел на мир затуманенным взором, забывая привычно недоливать кружки.
Сопровождаемый облаком почтительного молчания и еле слышных перешептываний, он подошел к столу, облюбованному Ночной Стражей, и остановился, снисходительно и весело озирая притихшую от неожиданности компанию. Взгляд миндалевидных глаз, черных с золотыми искорками, внимательно изучил всех четверых - Гвая, Эйнара, Конана и Альдис, на пару ударов сердца задерживаясь на каждом из присутствующих. Чужак словно взвешивал Охотников на незримых весах, привешивал бирку с наименованием и ценой, и выставлял на полку.
Старший Кречетов открыл было рот, не нашел, что сказать, и снова примолк. Неустрашимая Альдис густо покраснела, уткнувшись лицом в свою кружку. Приметивший смущение напарницы Эйнар пакостно хихикнул и заговорщицки подмигнул незнакомцу.
Ночная Стража заглянула в "Дом на перекрестке" по совершенной случайности и ненадолго - их оседланные лошади стояли рядком у крыльца, дожидаясь хозяев. Кречеты наведались в Ройтан исключительно заради повидать тана Ройла и поведать о своих невеселых открытиях в Туманной Долине. По завершении беседы Эйнар немедля начал ныть, что умрет в мучениях, если ему не позволят заглянуть в трактир и осушить кружечку-другую. Мол, общение с Ройлом всегда вызывает у него непреодолимую жажду и тягу пообщаться с простым народом. Просьбы заткнуться он пропускал мимо ушей... и вот к чему это привело!
- Чем обязаны... э-э... благородный месьор? - со второй попытки Гвай наконец обрел дар речи. - Трудности с вурдалаками в семейном склепе, неупокоенные мертвецы, гнездо клешненогих арфаксат в фамильной сокровищнице?
- С подобными мелочами я пока еще в силах справиться самостоятельно, - язвительно откликнулось чудесное явление. Голос у пришлеца был звонкий и мелодичный, похожий на девичий, хотя под этой обманчивой мягкостью угадывалась тщательно скрываемая сталь тройной ковки, закаленная в только что пролитой крови врага. - Кстати, дражайший Уржель, сыскари Латераны все еще не теряют надежды. Однако я не собираюсь облегчать их труды в тяжком деле поисков твоей шальной головушки. Сиди смирно - проживешь дольше, - совет сопровождался не улыбкой, но изгибом губ, намекающим на таковую - холодную, как снег на вершинах Граскааля.
Гвай как-то сразу примолк, сделав вид, что изучает круги годовых колец на изрезанной ножами столешнице. Кречет даже не стал выяснять, откуда черноглазому хлыщу известно его родовое имя и давняя тяжба с аквилонской тайной службой. Альдис нехорошо скривилась и покосилась на спутников в явном недоумении - почему те ничего не предпринимают?
- Милая девушка, вот за нож хвататься не стоит. Еще порежешься ненароком, - тем же иронично-насмешливым тоном произнес незнакомец, и на скулах асирки проступили два белых пятна сдерживаемой ярости. - Я тебе не враг... Правда, и не друг тоже. Я всего лишь хочу ненадолго одолжить у вас кое-что. Обещаю вернуть в целости и сохранности.
Гость со скрипом развернулся на каблуках и выжидательно уставился на Конана. Варвар старательно делал вид, будто никакого нахального выскочки здесь нет и никогда не было. Черноглазый разочарованно фыркнул:
- Мог бы из вежливости уделить мне толику твоего драгоценного внимания...
- Вот делать больше нечего - слушать всяких пустозвонов... - поделился со стеной и потолочной балкой киммериец, не трогаясь с места.
- Шли бы вы во двор, в самом-то деле, - забеспокоился Эйнар. - Там и разобрались. Конан, тебе настолько тяжко оторваться от табурета? Ты уподобился дереву, обзавелся корнями и прирос? Могу предложить замечательный настой, разъедает старую древесину быстрее, чем ты успеешь сосчитать до десяти.
- Он просто меня боится, - охотно разъяснил примолкшим Кречетам и любопытствующим зевакам гость. - Что ж, значит, не судьба. Бывай, варвар. Может, еще встретимся - в другой жизни. Мое почтение, прекрасная дева.
Пришлец небрежно кивнул Альдис и столь же невозмутимо зашагал к выходу. Мысленно он бился сам с собой об заклад: насколько хватит выдержки у варвара, прежде чем тот ринется ему вслед с намерением свернуть шею? Конан может преспокойно пропустить мимо ушей обвинения в распутстве, пьянстве, болтливости или неумении считать деньги, но назвать его трусом и уцелеть удалось немногим. В основном тем, кто успел вовремя скончаться или смылся на другой конец Материка.
Парень в черном и зеленом благополучно прошел через весь трактир и даже спустился по трем покосившимся ступенькам, когда чувства предупреждающие взвыли: "Опасность близко!"
Он шагнул в сторону и тем избежал нацеленного в спину выпада, грозившего переломом позвоночника.
- Подкрадываться и наносить удар сзади недостойно истинного воина, - высказал свое мнение заезжий гость, пропустив разъяренного варвара мимо себя и подавив искушение сделать ему подножку. Представив, как замечательно киммериец проедется по стоявшим во дворе грязным лужам, пришлец ядовито ухмыльнулся.
- Я-то думал, у тебя достанет ума больше не показываться мне на глаза, - враги и знакомцы Конана давно усвоили нехитрую истину: если варвар начинает разговаривать преувеличенно спокойно и медленно, жди беды. Киммериец в бешенстве, но пока еще сдерживается. - Из какой выгребной ямы ты вылез на этот раз? Что, до сих пор сыскалось никого, кто укоротил бы твой не в меру длинный и ядовитый язык?
- У-у, мы нынче встали не с той ноги, - беспечно протянул черноглазый. - Варвар, ты всегда такой злой или сегодня какой-то особенный день?
- Не смей называть меня варваром! - может, атакующая змея могла двигаться быстрее киммерийца, но его ладонь лишь слегка коснулась рукава зеленого колета. Насмешник вновь без труда уклонился, разочарованно протянув:
- Как же прикажешь тебя называть? Варвар и есть. Во всей красе. Но ничего, в мире случаются вещи или пострашнее. Скажем, проказа. Или проклятие мокрого ремня.
Дверь трактира приоткрылась, изнутри опасливо высунулись головы желающих узнать, чем закончится свара. Околачивавшиеся во дворе жители городка, приехавшие на ярмарку вилланы и их домочадцы, напротив, поспешили убраться подальше - к забору и воротам. Эти двое, вылетевшие из дверей гостеприимного "Дома на перекрестке", похоже, настроены серьезно - вон как злобно косятся друг на друга, ровно волки перед дракой. Хотя повздорившая пара больше смахивала на зингарского ристалищного быка и приготовившегося к атаке леопарда.
Высокого черноволосого мужчину крупного сложения в Ройтане знали многие - Конан, новичок в отряде Кречетов, охотников за нежитью. Касательно второго - гибкого, порывистого и выряженного по последней имперской моде - ройтанское общество никак не могло придти к единому мнению. В патриархальной Бритунии эдакий забияка, явившийся прямиком из дворцов Бельверуса, выглядел совершенно неуместным. Да один перстенек на его пальце, поблескивающий радужными переливами, наверняка стоит больше "Дома на перекрестке" вкупе со всем имуществом! А таких роскошных нарядов, как у него, сам тан Ройл не нашивал даже по большим праздникам! Что, спрашивается, может найтись общего между благородным господином и наемным мечом с большой дороги? А ведь поди ж ты, ссорятся! Как бы еще железом махать не начали! Что, другого места не сыскалось? Вон за городской стеной тянется целый лес - ехали б туда и рубились на здоровье!..
В таком осторожном духе и высказался явившийся на шумство подле трактира Армаль, десятник городской стражи. Смелости Армалю придавали топтавшиеся позади гвардейцы, хотя любой из них смекал - начнись дело всерьез, и бешеная парочка без труда изрубит городской гарнизон в мелкое крошево. Армалю ужасно не хотелось, чтобы ярмарка омрачилась мордобоем, не говоря уж о смертоубийстве. Кто бы не одержал верх - десятнику все равно достанется на орехи. Если не от тана, так от Кречетов.
- И в самом деле, - первым на попятный, как это не удивительно, пошел расфранченный заезжий гость, - варвар, тебе не кажется, что наши дела - только наши дела? У тебя ведь достанет отваги съездить со мной на короткую прогулку? Чтобы раз и навсегда разрешить все накопившиеся разногласия. Только имей в виду - я совершенно не знаю здешних краев.
- Я тебя проведу, - мрачно посулил киммериец, - до ближайшего болота. Откуда ты больше не выберешься.
Черноглазый только руками развел - мол, добрые люди, видите, как здесь со мной обращаются!
К величайшему облегчению Армаля и разочарованию зевак, уже начавших делать ставки на победителя, варвар и его непонятный знакомец отбыли. Мысленно десятник пожелал им не возвращаться. Была б его воля - он бы эту Ночную Охоту выгнал из города в три шеи. Толку от них, что с козла молока. Только бахвалиться горазды.
* * *
Всадники - один на мощном гнедом жеребце, другой на долговязой серой кобыле - миновали городские ворота Ройтана, подчеркнуто не замечая ехавшего бок о бок попутчика. Уловившие дурное настроение хозяев кони фыркали и злобно взвизгивали друг на друга. Через пару перестрелов Конан, не говоря ни слова, свернул на неширокую песчаную дорожку, вившуюся между сосен. Ройтан, носивший гордое звание княжьего города, но бывший на самом деле всего лишь разросшейся деревней, остался позади. Конские подковы выбивали фонтанчики пыли. Налетавший с Полуночи ветер раскачивал макушки сосен, трепал черные пряди вечно растрепанной шевелюры киммерийца и теребил густую челку его приятеля. Люди всегда затруднялись с первого взгляда определить, в какой стране появился на свет этого человек. Узкое лицо с резкими чертами, высокие скулы, узкие губы, скривленные ироничной насмешкой. Черные глаза, надежно скрывающие мысли их обладателя, темно-каштановые прямые локоны с рыжеватым отливом. Холодное, надменное лицо аристократа в десятом или двадцатом колене. Одна из множества масок Немедийской Ищейки, красы и гордости Пятого департамента, Вертрауэна.
Сволочи, лжеца и редкостного мерзавца, по мнению Конана. Кровопийцы, заслуживающего доброго осинового кола в живот.
Последнее наименование было не оскорблением, но сущей истиной. Рейенир да Кадена, или Рейе, как любил именовать себя черноглазый красавчик, был уроженцем Рабирийских гор на Полуденном Побережье. То есть гхуле, гулем - как и все его сородичи. Говоря по-простому, вампиром. Не восставшим из могилы мертвецом, но живым созданием с горячей кровью и насущной необходимостью время от времени эту самую кровь пить. Гхуле, вопреки страшным легендам, не рассыпаются в прах под лучами солнца и не умеют перекидываться в летучую мышь. Зато Рейе обладал талантом без труда залезть в душу случайному встречному, таскать печеные яблоки из огня руками доверчивых глупцов и с легкостью выдавать чужие победы за свои. Гхуле обращался с парными кинжалами не хуже Эрлика Покровителя Воинов, высокомерно плевал на любые опасности и, хотя выглядел несколько младше прожившего тридцать зим Конана, был раза в четыре старше варвара.
А еще у него имелась сестрица-близняшка. Ринга. Сумасшедшая хитрюга, тонкая, угловатая, золотоглазая, давшая сама себе прозвище Стилет. Увидев ее впервые, мужчины, включая евнухов, убежденных мужеложцев и расслабленных старцев, начали напряженно размышлять: что нужно сделать и много ли драконов убить, дабы затащить это чудо в постель? Ринга щедро раздавала обещания, улыбки и поцелуи направо и налево, вызнавала требуемое, после чего бесследно исчезала. Иногда перед уходом гулька приканчивала воздыхателя, иногда обирала до нитки, иногда оставляла трогательное письмо, залитое поддельными слезами. Скучать с ней никогда не приходилось. Конан до сих пор не мог решить, кто из них опаснее и безумнее - Ищейка или Стилет. Наверное, он неплохо проявил себя той бурной ночью на борту шедшей вниз по течению Хорота галеры, если Ринга оставила его в живых. Повидаться бы с ней еще разок... и чтобы братца поблизости и духу не было.
Познакомились варвар и гхуле лет шесть назад, во время небольшой заварушки по определению верности границ между Аргосом и Шемом. С той поры судьба не раз сводила Конана и Немедийскую Ищейку вместе, но попытки объединить усилия всегда заканчивались однообразно - скандалом и угрозами убийства. В словаре Рейе понятия "честность" и "порядочность" были густо замазаны чернилами, при упоминании совести он понимал бровь и ехидно вопрошал: "это что-то неприличное, да?". Последний раз в Хоршемише гуль отмочил такую пакость, за которую полагалось без долгих разговоров намотать негодяю кишки на уши.
- Чего ты дуешься, позволь узнать? - да Кадена не выдержал затянувшейся игры в молчанку. Или ему надоело глазеть по сторонам, видя только сосны, низкий и редкий подлесок, да моховые заросли. - Из-за Хоршемиша? Считаешь меня подлой свиньей, верно?
Киммериец не удостоил гуля ответом. Рабирийский прохиндей, как та кошка из поговорки, отлично знал, чье мясо сожрал. Он, Конан, из шкуры вон лез, пытаясь по мере сил раскрутить запутанный клубок интриг между кофийским двором, немедийским двором (у которого варвар вроде как состоял на службе), Золотой Гильдией Шема и не упускающими случая напакостить стигийцами. Он вертелся угрем на раскаленной сковороде, вызнавал тайны, дрался, зарабатывая очередные шрамы, воровал и убивал. А навязанный Вертрауэном помощничек безмятежно валялся на солнышке, полируя и без того безупречные ногти, флиртовал с местными красотками да время от времени изрекал глубокомысленные советы. Только когда трудами Конана кофийская столица забурлила забытым на очаге котелком, месьор да Кадена соизволили подняться.
Итогом деятельности предприимчивого гуля стал разгром клаки заговорщиков с последующими казнями и поражение в правах Золотой Гильдии. А также предотвращенная война и вынужденное заключение мирного договора между Бельверусом и Кофом - обе высокие договаривающиеся стороны скрипели зубами и делали хорошую мину при плохой игре. Подсчитывая будущие доходы, Конан тихо ликовал. Выходило, что можно хоть завтра бросить ремесло наемника, прикупить присмотренный участок на благодатных Либнумских холмах, сделать предложение своей новой знакомой Мирандисе и зажить обычным человеком.
Рейе, как у него было заведено в обычае, все испортил. Для начала он смертельно оскорбил варвара навязчивыми попытками разделить с ним ложе. Получив надлежащий отпор и указание, куда он может катиться со своими грязными домогательствами, да Кадена презрительно хмыкнул на следующий же день увел у Конана подругу. Заодно стервец натравил на напарника тайный сыск Хоршемиша. Киммерийцу пришлось, бросив все, спешно удирать на Север. Из причитающегося ему щедрого вознаграждения Конан не получил ровным счетом ничего, ни единого медного суффи или серебряного талера.
Безобразная выходка Ищейки окончательно разрушила хрупкое сотрудничество между человеком и гхуле. Конан был уверен, что сталкивается с пронырливым красавчиком из Вертрауэна в первый и последний раз. А тут на тебе - прошло два года, и Рейе сам объявился! Чует, кровосос проклятый, что зажился на свете. Теперь он за все получит - и за бегство из Хоршемиша, и за присвоенные талеры, и за красотку Мирандису...
- Ты, конечно, волен мне не верить, но с Мирандисой тебя ничего хорошего не ждало, - точно подслушав мысли варвара, вкрадчиво сообщил Рейенир. - Во-первых, она была душой и телом предана кофийской короне. Во-вторых, она была ученицей Тсоты. О сем адепте Тьмы ты, думаю, наслышан. Останься ты с ней, ты бы надолго задержался в Хоршемише. Причем отнюдь не по своей воле. Через пару дней после твоего... гм... торопливого отъезда прекрасная дева и ее покровитель возымели намерение устроить мне довольно хитроумную ловушку.
- Да? - против воли заинтересовался киммериец. - И чем дело закончилось?
- Ее я высушил, само собой, - золотые искорки в зрачках Рейе на миг полыхнули багрянцем, напомнив о его истинной сущности, - а хладный труп закопал на Старом Кладбище. С высоким покровителем тягаться не рискнул. Такой монстр мне покуда не по зубам, извиняюсь за каламбур.
- Стало быть, ты мне еще и услугу оказал, - скривился Конан. - Век не забуду.
- Благодарность тебе не свойственна, это я осознал давным-давно, - рабириец привстал на стременах, глядя меж подергивающихся конских ушей на пыльную дорогу. - Но ты можешь хотя бы сказать, куда мы едем?
- Скажи, откуда ты взялся в наших краях? - ответил вопросом на вопрос варвар. - Что тебе понадобилось в Бритунии, да еще в таком медвежьем углу, как Ройтан? Случайно заехал, охотясь на кабана? Зачем ты меня искал? Опять готовишь для Вертрауэна новую гадость?
- Сдался ты мне, - возмущенно заломил тонкую бровь гхуле. - В Вертрауэне я больше не служу. Выставлен на следующий после Белтайна день могучим пинком его светлости Лаварона под зад, вот так-то! Мое поведение признано оскорбляющим нравственность служащих и порочащим безупречно светлый облик немедийского двора. Теперь я - птица вольная и свободная. И запасливая к тому же. Улетая, я прихватил с собой в клюве кое-что полезное на черный день. Теперь Лаварон уж-жасно на меня зол и мечтает украсить моей головой Охотничий зал Вертрауэна.
- А Ринга? - небрежно поинтересовался киммериец с некоторым сладким трепетом в сердце и иных частях тела. - Она тоже ушла?
- Сестрица слишком любит порядок и дорожит уверенностью в том, что ее завтрашний день будет обеспечен наилучшим образом, - скривился да Кадена. - Нет, она по-прежнему в Бельверусе. Проводила меня наказом больше не возвращаться. Я быстренько шмыгнул в укромную нору - в ваше захолустье. Неподалеку от Гальена на хуторе проживают родственники моей матушки. Отлежался у них, зализывая душевные раны и поджидая незваных гостей. Но Вертрауэн потерял мой след, и седмицу тому я бодро двинулся дальше. Собственно, еду продаваться Аквилонии. Думаю, вдруг мои таланты по достоинству оценят в Латеране, извечном конкуренте Вертрауэна, чтоб ему провалиться и сгореть? О том, что ты околачиваешься в Ройтане, я узнал не далее, как вчерашним утром. Служанка на постоялом дворе насплетничала. Мне вдруг позарез захотелось проведать тебя. Посидеть вечером за кружкой чего-нибудь веселящего, вспомнить былые лихие денечки. Извиниться, в конце концов.
- Чего?! - Конан был уверен, что ослышался. Скорее небо упадет на землю, чем высокомерный ублюдок из Рабиров признает свою неправоту.
- Извиниться, говорю, - спокойно повторил Рейе де Кадена. - Попросить прощения. Я недооценил тебя. Решил, что могу играть с тобой втемную, как всегда поступал с людьми. Что получилось, ты и сам понял. Кстати, твоя плата за труды в Хоршемише до сих пор терпеливо ожидает тебя. В "Алмазном венце", торговом доме Ианты Офирской.
- Врешь, кровопийца, - тоскливо протянул варвар. Перед его глазами безостановочно кружились заманчивые видения упитанных мешочков из телячьей шкурки, таких тяжеленьких, наполненных симпатичными золотыми кругляшками... - Ну признайся, ведь врешь же!
- Ни единым словом, - упрямо замотал головой рабириец.
- Так, - Конан натянул поводья. Мерно трусивший гнедой недовольно всхрапнул и остановился. - Так. Привал. Мне нужно подумать. О том, что с тобой сделать. Прикончить сразу и быстро или заставить сперва помучиться?
- Подумай, подумай, куда ж без этого, - покладисто согласился Рейе, лихо перебрасывая длинную ногу через лошадиную холку и упруго спрыгивая на землю. Серая кобыла фыркнула и тут же уткнулась мордой в густые травяные заросли. Да Кадена огляделся, прикрывая глаза рукой от солнца. Они остановились на опушке сосновой рощи, плавно переходившей в огромный пестрый луг, волнующийся под ветром, и через добрую лигу упиравшийся в зубчатую лесную полосу. Луг полого спускался в направлении полуночного восхода. Там, как точно знал варвар, располагалось невидимое отсюда небольшое озеро. Проползающие в вышине белесые облака словно подчеркивали яркую голубизну неба, деревья перекликались, скрипя и раскачиваясь, и даже обычно не дававшая покоя мошкара куда-то сгинула.
- Красиво, - признал гхуле, благосклонно озирая буйное разноцветье и жадно втягивая раздувающимися ноздрями наполненный пряным ароматом трав воздух. - Почти как у нас, в Рабирах.
Он сделал несколько шагов, запутался в траве и едва не свалился в скрытую зеленью канаву. Конан не обращал на него внимания. Устроившись на травяной кочке, варвар торопливо соображал, как поступить. Первоначальный его замысел был прост и незамысловат - увести Рейе подальше от города, выбрать местечко поукромнее и проучить нахала так, чтобы упырь впредь зарекся шляться по человеческим городам и творить пакости. Где-то возле поворота на песчаную дорожку, когда первоначальная злость уже схлынула, варвар начал здраво оценивать свои шансы в предстоящем поединке.
Признаться честно, они были невелики. Гхуле, как уверяют, рождаются с кинжалом в руке, у них повадки диких зверей, втяжные когти в пальцах и обычай драться до последнего. При удаче он сумеет пару раз до души врезать по нахальной ухмыляющейся физиономии, но что начнется потом - страшно представить! А Рейе недаром заикнулся о неполученных талерах. Вряд ли ему хочется драться. Хотя кто может понять, о чем думает и чего добивается гуль? Рабирийцы только с виду похожи на людей. Мозги у них устроены как-то иначе. Сами себя они зовут проклятыми потомками ночных альбов - если такие когда-либо существовали на земле.
- Рейе! Кровопийца недобитый! - удалившийся шагов на десять гуль нехотя оглянулся через плечо. - Повтори-ка еще разок, что ты там плел про Офир и мое честно заработанное золото?
- Ианта Офирская, улица Неизреченной Благодати, - нараспев произнес Рейенир, скривившись на "кровопийцу". - Торговый дом "Алмазный венец". Спросить месьора Таргиле. Передать ему пожелания всемерного... нет, всемернейшего процветания от друзей из Аквилонии. Не забудь оговорку - это знак. Потом он заведет с тобой беседу, в которой непременно прозвучит упоминание о торговле лошадьми. Скажешь, что с удовольствием приобрел бы караковую трехлетку туранской породы. После этого он выдаст тебе твои ненаглядные талеры. Я просил вложить их в какое-нибудь выгодное дело, так что за два года наверняка набежала малая прибыль... Слушай, отчего у вас пауки такие злобные? Шагу нельзя сделать, чтобы не вляпаться в паутину. Да еще какая густая, не сразу вырвешься... - говоря, Рейе выбрался на проплешину и с сожалением воззрился на свои облегающие штаны. К темно-коричневой бархатистой замше прилипли разлохмаченные клочья толстой паутины. Сорвав пучок травы, гхуле принялся безуспешно оттирать свой не слишком подходящий для лесных прогулок наряд.
"Паутина... Эйнар на днях что-то рассказывал про опасную паутину на летних лугах..." - насторожившись, Конан пристально оглядел луговину. Вроде никаких тревожных признаков. Цветочная пестрота, качающиеся метелки ковыля, ветер гонит по траве медленные волны... Волны? Отчего вон та целеустремленно движется поперек ветра, направляясь прямиком к людям?
- Рейе, сзади! - предостережение запоздало на какую-то долю мгновения. Гуль стремительно взвился в воздух, в обеих его ладонях блеснуло по кривому лезвию - а травяные заросли всколыхнулись, потревоженные чьим-то быстрым движением. Приземлившись, да Кадена медленно закружился на месте, выискивая взглядом неведомого противника.
- Что это было? - негромко окликнул он варвара. - И было ли вообще что-то? Мне показалось, в траве прошмыгнуло живое существо...
- Там прячется какая-то дрянь, - сквозь зубы процедил киммериец, тоже выхвативший клинок. - Паутина - это ее отрыжка. Ты ее разбудил.
- Опять я виноват! - возмутился Рейе. Не договорив, он сорвался с места, совершив лихой кувырок. Там, где только что стоял рабириец, в воздухе промелькнуло нечто длинное и тонкое, вроде сплетенных древесных ветвей. - Вон она... оно! Конан, я его вижу! Вот демон, я думал, это просто гнилая колода!
Стоявшая до того спокойно "колода" закачалась из стороны в сторону, испуская низкое, еле различимое шипение. Трава шуршала, со всех сторон раздвигаемая многочисленными то ли побегами, то ли щупальцами. Оскалившийся Рейе несколькими дикими скачками преодолел полосу травы, оказавшись рядом с варваром и настороженно озираясь по сторонам. Несколько темно-зеленых отростков поднялись из травы рядом с пасущимися лошадьми. Те сообразили быстрее хозяев, шарахнувшись в сторону и поскакав к дороге. Рейе сунул в рот пальцы, чтобы свистом подозвать удравшую кобылу обратно, варвар легонько стукнул его по руке.
- Пусть бегут. Уцелеют - сами вернутся.
- Съездили в лесок, прогулялись! - трагически возопил гхуле. - Смотри, оно тут не одно! У него дружки появились!
- Это Полуденный Жнец, - Конан наконец-то вспомнил долгие и многоумные рассуждения Эйнара касательно разновидностей нежити, обитающей в Бритунии и соседнем Пограничье.
- Да мне глубоко наплевать, как его зовут! - взвыл Рейе, отсекая кинжалом особо нахальное (или особо сообразительное) щупальце-ветку, дотронувшееся до его сапога. Железо без труда одолело дерево, отрубленная часть побега упала в траву и принялась бессмысленно извиваться, уцелевшая шустро отползла в сторону. На месте разреза выступило несколько клейких капель тускло-желтого цвета.
- Жнецы охотятся стаями, - варвар попытался сосчитать, сколько "пеньков" скрывается в траве, насчитал пять штук и сплюнул. - Раскидывают сети навроде пауков, и ждут, когда в них запутается какое-нибудь животное. Потом приползают и съедают. Они проворные и цепкие, и даже вроде бы малость соображают... Похоже, у нас сегодня будет не лучший день.
- Ты так спокойно об этом говоришь? - скривился да Кадена. - Мне совсем не хочется стать обедом гнилых пней!
- Зато я от таком всю жизнь мечтал, - огрызнулся киммериец, пиная подкравшегося под шумок Жнеца, похожего на обросший ярко-оранжевыми грибами пенек. Увесистый пинок отбросил хищника на пару шагов назад. Растущие в основание "пенька" ветви непрестанно шевелились, неприятно напоминая паучьи жвальца, только увеличенные раз эдак в сто.
В последующие четверть часа на лугу развернулась затяжная позиционная война. Занявшие круговую оборону люди медленно двигались к дороге, окружившие их Жнецы на удивление метко выбрасывали длинные ветви, стараясь заарканить добычу. Однажды им удалось сбить с ног варвара, два раза падал более легкий Рейе, клявший ворогов не хуже пьяного матроса из зингарской таверны. Меч и два кинжала пока заставляли Жнецов держаться на почтительном отдалении, но киммериец опасался, что рано или поздно "пеньки" смекнут объединить усилия и просто задавят людей числом.
- Они сужают круг, - нарочито бесстрастным голосом сообщил из-за спины гхуле. - Кажется, им надоело за нами гоняться. Слушай, может перепрыгнем их и рванем со всех ног к дороге?
- А они погонятся следом? - пессимистично предположил Конан, награждая ударом очередного сунувшегося поближе Жнеца. Лезвие меча врезалось в макушку "пня" и на миг застряло. Из трещины брызнуло желтой жидкостью, Жнец низко зашипел и проворно отполз подальше. - Так и будем бежать до самого Ройтана?.. Берегись!
Жнецы кинулись в атаку. Добыча, живая, с горячей кровью, была так близко! Лихо подпрыгнувший "пенек" врезался киммерийцу в живот, едва не сбив с ног. Рядом пронзительно завизжал Рейенир. Краем глаза варвар успел увидеть, как рабириец вскидывает сжатый кулак, услышал хруст чего-то раздавленного... и мир погас в ослепительно белой вспышке.
* * *
Придя в себя, киммериец обнаружил, что Вселенная никуда не делась, а он в падении здорово отбил себе спину. Зеленые и алые полосы перед глазами - качающиеся стебли и соцветия кипрея. За ними простиралась голубая полоса неба с редкими вкраплениями белых облаков. На лице почему-то ощущалась теплая влага, мелкие капли повисли на ресницах, дробя солнечный свет. Проморгавшись и вытерев лицо ладонью, варвар попытался сесть. Со второй попытки он достиг намеченного, презрев звон в ушах и отчаянные просьбы внутреннего голоса полежать еще немного. А лучше всего - вздремнуть колокол-другой.
С неба сыпалась неуловимая глазом капель - шел "слепой дождик", что протягивает через небосклон полосы радуги. Он длится не более четверти колокола, высыхая прежде, чем долетит до земли.
Да Кадена обнаружился неподалеку. Сидел, обхватив колени руками, и рассеянно пялился в сторону сизой полосы леса. Чуть дальше валялась груда из трех не то пяти Жнецов, недвижных и бессильно вытянувших лапы-ветви.
Медленно поведя головой влево-вправо, Конан увидел еще с десяток распластанных и безусловно мертвых вражин.
- С возвращением в мир живых, - вяло пробормотал Рейенир. - Мы победили.
- А ч-ч... что это было? - в первый миг вместо собственного привычного голоса киммериец услышал натужное сипение. - Это... белое?
- Выход из особо затруднительных ситуаций, - уже бодрее фыркнуло порождение Рабиров.
- Ага, так ты таскал с собой талисман с подлянкой... Тогда какого ляда тянул до последнего момента? - возмутился Конан. - Решил поиграть в кости со смертью?
- Хотел поглядеть на героическую баталию отважного варвара с кучей оживших деревяшек, - никакие потрясения были не в силах уменьшить злоязычность Рейе да Кадены. - Воспоминания о сем великом сражении пребудут со мной до самой смерти. Не знаешь, отчего так получается: стоит мне оказаться в твоей компании, и мы немедля влипаем в очередную идиотскую историю?
- Мы! - с нажимом подчеркнул киммериец. - Мы пахали! Не мы, а я! Ты-то всегда умудряешься вовремя смыться!
- Сегодня же я никуда не делся, - возразил гхуле.
- Потому что не успел, - припечатал варвар. - И потому, что лошади ускакали. Иначе ты давно уже торчал на макушке самого высокого дерева в окрестностях и давал полезные советы. Ну что, насладился видами бритунийских лесов и общением с нашим зверьем? Можем ехать обратно? Или желаешь выяснить отношения - за прошлое, на будущее и на три года вперед? Говори уж сразу, не тяни.
- Не желаю, - в бою с "пеньками" Рейе потерял расшитую золотом шелковую ленточку, стягивавшую его волосы в длинный хвост, и каштаново-золотистая гривка волной рассыпалась по плечам. Густая челка упала на глаза, рабириец мизинцем отвел мешающие пряди в сторону. - Веришь или нет, но я вообще не намеревался вызывать тебя на поединок. Мне еще жить охота. Что же до наших отношений... Они, по-моему, просты и незамысловаты, как удар варварской дубины по черепу. Ты меня терпеть не можешь...
- Конечно, не могу! Разве ж в человеческих силах - вытерпеть такого подлого, коварного, зловредного... - с азартом начал перебирать недостатки рабирийца Конан. Перечень грозил стать бесконечным, но тут гуль добавил несколько коротких слов, заставив варвара осечься.
Переспрашивать Конан не решился: он и так все прекрасно расслышал. Иштар Милосердная, спаси и сохрани! Только этого еще не хватало!
"...но я-то тебя люблю", - так звучало окончание фразы да Кадены. Вымолвив это, рабириец вновь уставился на далекий горизонт и голубоватую полосу леса, словно углядел там нечто крайне занимательное.
- И шутки у тебя вдобавок дурацкие, - после затянувшейся паузы бросил пробный камень варвар.
- Я не шучу, - ровным и невозмутимым голосом произнес Рейе, не оборачиваясь.
- Стало быть, в Хоршемише ты не шутил? - злорадно напомнил киммериец. - Только вешался на меня, как дешевая продажная девка. Шагу не давал ступить! Забыл, как валялся в моей постели, а я потом пинками вышвыривал тебя на лестницу?
- Ничего я не забыл. Мне нужно было вынудить тебя поскорее уехать из города, - бесстрастно растолковал гхуле. - Причем так, чтобы как можно больше людей видели нашу ссору, а сыскари отметили в донесениях: мы шумно расстались и более не имеем с друг другом ничего общего. Такой способ показался мне наиболее действенным. Вдобавок я соблазнил твою девушку. Конечно же, ты оскорбился и в тот же день покинул Хоршемиш. Я остался - у меня еще были неоконченные дела, а рисковать твоей жизнью я не мог.
- Э-э...
События двухгодовалой давности и былые выходки гуля внезапно приняли совершенно иной оборот. Быстро перебрав в памяти встречи с да Каденой, Конан с возрастающим удивлением отметил: всякий раз перед завершением дела Рейе злил его, добиваясь скандала и того, чтобы варвар уходил, треснув на прощание дверью. Много позже Конан стороной узнавал, что трудами рабирийца еще какой-нибудь злоумышленник получал по заслугам или бесследно исчезал с лика земли. Это что же такое получается? Стервозный и невыносимый да Кадена заботливо убирал его, Конана, с глаз долой, чтобы, не попусти боги, тот не пострадал в какой-нибудь заварушке? И такое длится уже лет шесть, не то семь? Гхуле что, свихнулся? Или и в самом деле говорит правду? Его выгнали из Вертрауэна, и он отправился разыскивать в бритунийской глуши давнего случайного знакомого, дабы огорошить того сногсшибательным признанием? Или он опять лжет? Ведет очередную непонятную и запутанную игру?
- Демон тебя побери, Рейе, думаешь, ты меня здорово обрадовал? Столько лет втихомолку оберегал мою драгоценную шкуру, а теперь явился, ровно герой из баллады на белом коне?
- Я не герой, - показалось, или сухой, выдержанный голос да Кадены дрогнул? - Я запутавшийся в своих чувствах болван. Дитя Ночи способно полюбить смертного, однако ни тому, ни другому это не принесет счастья. Вдобавок к прочим неприятностям меня угораздило привязаться к существу одного пола со мной. Для нас, гхуле, это вполне обыденная вещь. Для вас, людей, в особенности для таких гордых и непримиримых, как ты - вопиющий позор. Мерзость и скверна, недостойная упоминания вслух. Я пытался отделаться от памяти о тебе, как от дурной привычки, но не смог. По связям Вертрауэна следил за тобой: где ты, в какой стране, чем занимаешься, с кем водишь компанию, в какие очередные авантюры ввязался... Когда становилось совсем невмоготу, отправлялся разыскивать тебя - и все повторялось заново. Я с первой нашей встречи понял: ты обычный человек. Любишь женщин, дружишь с мужчинами, порой враждуешь с теми и другими. Стать тебе другом я не сумел, слишком у нас разные характеры. Можешь обозвать меня паршивым извращенцем... или ударить. Мне все равно. Я давно хотел это сказать - и сказал.
Желчный и ехидный злюка, каким варвар запомнил Рейе, был куда более понятен и знаком, нежели сидевшее по соседству мятущееся, растерянное существо. Требовалось как можно тщательнее подобрать слова, дабы не превратить без того скверную ситуацию в сущий кошмар.
Конан сорвал травинку, пожевал ее и окликнул:
- Рейе? Ты слушаешь?
Молчаливый кивок.
- Знаешь, собеседник из меня скверный. Рассказчик тем более. Но, раз все так серьезно, давай попробуем хоть раз нормально потолковать. Скажи-ка для начала, сколько тебе лет? Только честно.
- Сто двадцать восемь, - нехотя буркнул гхуле.
- Для вас, рабирийцев, много это или мало? В пересчете на наши, человеческие зимы, сколько примерно будет? - не отставал киммериец.
Да Кадена неопределенно дернул плечом, нахмурился, подсчитывая:
- Немного. Можно сказать, мне около двадцати лет или чуть больше.
- Так я и думал, - пакостно хмыкнул Конан. - Ты у нас еще молодой, горячий и плохо разбирающийся в людях. Несмотря на сотню прожитых зим, шпионские игрища Вертрауэна и прочие зловещие глупости. Тебе не приходит в голову, что люди меняются. Я уже достаточно пошлялся по миру, чтобы понять - людей не выправишь. Если им что-то запрещают, они станут делать это нарочно. Однажды усвоив это простое правило, я махнул на рукой. Пусть вытворяют друг с другом, что хотят, лишь бы добровольно. Иное дело, что мне самому такие игрища не очень по душе. Хотя... если вспомнить и говорить честно... когда мне только стукнуло шестнадцать и я жил в славном городе Шадизаре, был у меня дружок - напарник по темным делишкам. Смазливый, как девчонка на выданье, и хитрюга навроде тебя. Случалось, мы с ним засыпали и просыпались в одной постели, а потом отправлялись чистить чужие карманы. Что было - то было. Я об этом не жалею.
Варвар с несказанным удовольствием полюбовался ошарашенной физиономией гхуле и почти ласково посоветовал:
- Челюсть подбери. Клыки торчат, смотреть жутко.
Опомнившийся Рейе захлопнул рот с такой силой, что зубы лязгнули. На миг он забыл намертво затверженное правило рабирийцев, живущих среди людей - не выдавать себя. Гули почти никогда не смеются, а если и улыбаются, то не размыкая губ. Иначе они рискуют выставить на всеобщее обозрение свою отличительную особенность, четыре слегка изогнутых белых клычка, два сверху и два снизу.
- Спустя несколько лет меня занесло в Туран, и я добился места в императорской гвардии. В Аграпуре нечего и думать о карьере без хорошего покровителя, да желательно поважнее чином и познатнее. Вздумай я упрямиться, меня бы в два счета вышвырнули туда, откуда взялся... А мне, как сам понимаешь, позарез нужно было пробиться и выделиться. Потом было в моей жизни еще кое-что и кое-кто, о чем тебе знать вовсе необязательно. Поразмысли лучше вот о чем. Ты отыскал меня, высказал, что собирался. Хвалю. Мало у кого достанет гонору честно признаться в своих чувствах. Окажись ты переодетой девицей, нам обоим было бы сейчас не в пример легче и проще. К сожалению, я точно знаю, что ты - парень. Скажи, что ты намерен делать теперь? Ехать дальше... куда ты там собирался, в Аквилонию? Или задержаться в Ройтане? Понятия не имею, чем ты займешься в нашем захолустье. Будешь таскаться за мной по пятам? Спасибо, не надо мне такой радости. А для удовольствия у меня подружка имеется.
- Я... Я не знаю, - впервые на памяти Конана Рейенир да Кадена выглядел искренне взволнованным. Он ерзал, беспрестанно сплетал и расплетал пальцы, заставляя камни в перстнях рассыпать веера радужных искорок. Гуль ожидал чего угодно: взбучки, ругани, проклятий, но не столь невозмутимого, почти равнодушного отношения. Его принимали таким, каков он есть, соглашались с его правом на собственные странности, и только. Варвар не порицал его и не одобрял. Выслушал, высказал собственное мнение и остался совершенно спокоен. - Я как-то не задумывался, что будет потом... Вернее, думал - ты убьешь меня, и все мои терзания закончатся. Я не хочу никуда уезжать... Только если я останусь, тебе это вряд ли придется по душе... Я не могу решить... Я действительно не знаю!
- До чего с вами, умниками, трудно, - посетовал киммериец, выплевывая окончательно изжеванную травинку. - Сами не понимаете, чего хотите. Все-то за вас должен чужой дядя думать. Иди сюда, недоразумение ходячее.
- А? - заморгал длинными, чуть изогнутыми на кончиках ресницами гхуле.
- Ближе подойди, - терпеливо повторил человек. - Встал и зашагал, чего проще? Ноги переставлять разучился? Овес к лошади не ходит - слышал такое?
Вся былая грациозность и изящество рабирийца неожиданно куда-то пропали. Путаясь в траве, он неуклюже преодолел расстояние, что разделяло его и варвара, и неподвижным изваянием застыл на месте. Сквозь закрывавшие лицо пряди вопросительно и настороженно поблескивали черные огоньки глаз.
- Теперь у него приключился столбняк, - горестно вздохнул Конан. - Нет, боги точно задумали испытать мое терпение, послав тебя в наказание. Чем только я им досадил, спрашивается?..
Не договорив, варвар согнутым пальцем ухватил пояс на тонкой талии гхуле, с силой потянув на себя и вниз. Рейе упал на колени, размашисто тряхнул головой, отбрасывая мешающие волосы. Тяжелая кисть легла ему на затылок, рывком привлекая ближе. Человек подался вперед, накрывая губы рабирийца нарочито грубым, кусающим поцелуем.
* * *
Ледяное бесстрастие и спесивое высокомерие Лесной Тени, порождения древней ночной тьмы - все это оказалось фальшивкой, маской, скрывающей сущий огонь в человеческом облике. Гхуле, обвившего руками шею наклонившегося к нему мужчины, просто колотило от еле сдерживаемого нетерпеливого исступления. Губы его были требовательными и горько-сладкими - как молодое, еще толком не перебродившее вино, острый язычок - быстрым, озорным и настойчивым. Целоваться с Рейе было - что пить, взахлеб, умирая от жажды, не пьянея и не желая прерваться ни на мгновение. Гибкое, вздрагивающее от наслаждения тело в твоих объятиях - не все ли равно, чье...
Одна из многочисленных подруг варвара, многоумная служительница при храме Иштар, как-то прочитала ему коротенькое, всего в пять строк, стихотворение давно умершего поэта. Самого стихотворения Конан не запомнил, но вложенный в него смысл чем-то запал в душу. "В темноте, где правит любовь, неважно, чьи руки тебя обнимают, и чьи губы целуешь ты".
Сегодня вокруг нет спасительной темноты, вовсю сияет яркий солнечный день, но твоя душа напрочь отказывается слушать доводы разума. Тебе хочется стать хозяином этого причудливого создания. Овладеть им, точно случайно встреченной в придорожной таверне красоткой. Увидеть, как бездонные черные глаза заволочет пелена страсти, и они превратятся в золотые. Как узкие надменные губы распухнут от поцелуев и укусов. Услышать крики Рейе и его мольбы - "Еще, еще!..". Заставить гхуле в кои веки признать себя побежденным... и научить тому, что любовь - штука до чрезвычайности коварная и подлая. Она явится во всем блеске в самый неподобающий момент, улыбнется тебе - и все, пиши пропало. Был свободный человек, стала балаганная игрушка на веревочках. Страдаешь, мечешься, ищешь недостижимого, а прекрасная стерва Любовь дергает за ниточки и заливисто смеется.
...Пальцы переплетаются, торопясь, отталкивая друг друга, развязывая шнуровки и нетерпеливо расстегивая ремни. Кожа у гхуле шелковистая, прохладная, чуть тронутая загаром. Странно, а говорили, якобы даже яростное солнце Побережья не в силах приласкать Детей Ночи. Обнаженный Рейе похож на пардуса в человеческом облике - такой же сухощавый, поджарый, обманчиво расслабленный, готовый в любой миг взвиться в прыжке или нанести удар исподтишка. Вот где он таскает свои кинжалы: на обоих запястьях прикреплены узкие ножны. Незаметное движение кистью, легкий щелчок - и клинки вылетают прямо в ладонь хозяину. Гуль сдавленно ругается и, помогая себе зубами, распускает обмотанные вокруг запястий кожаные шнуры. Прирученная смерть падает, теряется в густой траве.
- Люблю, люблю... Не веришь, правда? Думаешь, опять лгу?
- Да верю, сколько раз повторять!
- Нет, не веришь, - из-под полуопущенных век фальшивым золотом блестит затаенное лукавство. - И правильно. Я сам не верю. Это полуденная греза. Наваждение. Нет никакой Бритунии. Я перегрелся на солнце и мне мерещится.
- Ага, мерещится, - охотно согласился варвар. - Только сильно не обольщайся. На самом деле тебя поймали стигийцы. Ты без сознания валяешься в вонючей камере и завтра тебя прикончат. А я - твой самый жуткий кошмар, - легким толчком он опрокинул гуля на спину, в дурман и разноцветье примятой травы.
- Ну и пусть кошмар, - губы Рейе чуть изогнулись в легкой полуулыбке, по ним дразняще пробежал кончик языка. Расслабившийся, пребывавший вне мира и времени рабириец беспрекословно подчинялся всему, что желал его избранник. И только когда человек широко развел согнутые ноги гхуле в стороны, вкрадчиво поинтересовался: - Неужели я настолько похож на женщину?
- Посмотрись как-нибудь в зеркало - вылитая девчонка. Коли будешь сейчас милой и покладистой - женюсь на тебе, - посулил Конан. Рейе в ответ беззвучно рассмеялся, опираясь на локти и запрокидывая голову назад. Гхуле блаженствовал. Он добился своего, сплел воедино нити случайности и предопределения, вырвал у судьбы маленький кусочек счастья.
...Вот когда сполна пригодился опыт множества любовных игр, знание, щедро подаренное каждой из былых знакомиц странствующего наемного меча - тех, исчезали с рассветом, и тех, что задерживались надолго. Ладонь скользит между бедрами, пальцы касаются сухопарых ягодиц, ища вход. Найдя, проникают в маленькое горячее отверстие, узкое, похожее на потаенную сокровищницу. Как удивительно изменилась точеная физиономия гхуле - приросшая за столетие к коже личина тает, выпуская на волю то потаенное, что Рейе скрывает от самого себя. Интересно, что он там видит, в полутьме под опущенными веками?
...Река, неодолимо увлекающая за собой. Полная водоворотов, изменчивых течений и бьющих со дна холодных ключей. Пальцы, движущиеся внутри тебя - так настойчиво, так изощренно и искусно, кто бы мог представить... Порой Рейе казалось, что случилось чудо. Он превратился в некий инструмент, звенящий до отказа натянутыми струнами, чутко отзывающийся на малейшее прикосновение. Гибкое, сильное, приученное к испытаниями и трудностям тело своевольничало напропалую, с готовностью откликаясь на болезненные, томительные ласки. Из средоточия между ног расходится сладостное тепло, отзывающееся щекоткой в кончиках пальцев. Где я, кто я, как меня зовут - какая разница? Лишь бы длилась эта упоительная мука, лишь бы не прекращалась, ни на мгновение, ни на миг...
...Говоря по правде, Конан совершенно не ожидал, что его незамысловатые действия приведут к такому удивительному результату. Ну, позабавился немного - так же, как поступил бы с горячей девчонкой, только и ждущей, когда кто-нибудь догадается завалить ее на спину. А Райе, похоже, разобрало всерьез - если не прикидывается, конечно.
Рабирийца выгибало дугой, он задыхался, жадно втягивая воздух и выталкивая его из пересохших губ короткими, частыми выдохами. Пальцы сгибались и разгибались, непроизвольно обрывая травинки. Голова Рейе перекатывалась из стороны в сторону, гхуле охватывали тягучие, долгие судороги, прокатывавшиеся волной от кончиков пальцев на руках до босых ступней. Он не кричал - пока еще не кричал - только сдавленно, глухо стонал. Звуки рождались не в горле, они поднимались откуда-то из глубинного, темного нутра. Изумленно хмыкнув, киммериец добавил к двум усердно трудившимся и расширявшим тесную пещерку пальцам еще один - гхуле в ответ протяжно ахнул и задвигался в такт ублажавшей его руке. Мужское достоинство Рейе, бодро устремленное к небесам, обратилось колдовским источником жизни, выбросив густую вязкую струйку. Белесая жидкость забрызгала стройные бедра и повисла крохотными каплями на траве.
- А-а... не-ет, не надо! - разочарованно и капризно протянул да Кадена, когда варвар убрал руку. - Это нечестно! Ну не издевайся, не уходи, мне ведь так хорошо-о...
- А ты попроси, - зловредным голосом прожженного шантажиста и вымогателя (каким он, собственно, порой и бывал) предложил Конан. - Скажи волшебное слово.
- Сколько? - Рейе нехотя приоткрыл один глаз. - Золотом, распиской, драгоценностями? Или ты добиваешься моей смерти? Да уж, незавидная участь - умереть, страстно желая, чтобы тебя поимели... Хорошо же, будь по-твоему, - и он выговорил, отчетлив произнося каждое слово, точно вбивал гвозди в неподатливый камень: - пожалуйста. Окажи мне маленькую любезность. Не оставляй меня валяться таким несчастным и таким опустошенным. Мне очень скверно. Обещаю больше не называть тебя варваром, не дразнить и не подшучивать над тобой. Клянусь быть паинькой. Достаточно?
- Когда всерьез о чем-нибудь просят, порой и на колени падают... - пакостно ухмыляясь, намекнул варвар.
- Ты невыносим, - гуль скорчил трагическую физиономию, послушно перекатился на живот и, поерзав, утвердился на четвереньках. Глядя через плечо, он продолжал разглагольствовать: - Злоупотребляешь моей слабостью и тем, что я просто неспособен тебе отказать. Я достаточно унижен? Твое варварское... гхм, сорвалось по привычке, извини... твое самолюбие удовлетворено? Или мне продолжать?
- Трепло ты, - беззлобно откликнулся Конан. - Наверное, после смерти еще седмицу языком трепать будешь.
Рейе промолчал, с насмешливым отчаянием косясь на стоящего позади мужчину со странным, удивительно знакомым выражением. Мягкий, многообещающий взгляд из-под наполовину опущенных ресниц, манящий и зовущий. Дразнящая, неуловимая улыбка, которая то возникает, то пропадает. Гибко изогнувшееся в пояснице тело. Тонкая талия и сильная спина с выступившими уголками лопаток. Упавшие вперед волосы, открывающие шею и затылок. Явленный воочию символ покорности и доступности, поза опытной, закаленной в десятках постельных битв куртизанки, приглашающей клиента не стесняться. Нет, боги в тот день отвлеклись и совершили ошибку, позволив Рейе родиться мужчиной, а не девицей. Он стал бы превосходной парой своей очаровательной сестричке. Или сделал себе карьеру и громкое имя на поприще служения Деркэто Распутной.
Томно полуприкрытые глаза гхуле распахнулись во всю ширь, ощутив первое прикосновение, сменившееся усиливающимся нажимом на его потаенное сокровище. Спустя миг в него проникли и с силой дернули назад, вынуждая буквально нанизаться на возбужденный дрот варвара. Негодование Рейе прорвалось возмущенным воплем:
- Конан, нельзя поосторожнее? Меня вроде не приговаривали к казни на колу!
- Сам виноват, - бессердечно рыкнул в ответ киммериец. - У любой нормальной девицы уже давно врата стояли бы нараспашку. Сам хотел, теперь терпи! Да не дергайся ты, кровопийца! У тебя там сущий коридор смерти с ловушками!
- Это что, моя вина?! - гхуле непроизвольно рванулся вперед. Пальцы, глубоко впившиеся в бедра, немедля вернули заартачившегося да Кадену в первоначальное положение. Рейе повозмущался еще немного, поймал ритм движений человека - и сердитые окрики сменились протяжными, блаженными стонами. Кружившиеся в его глазах золотые искорки увеличивались в числе, сливаясь воедино, затопляя привычный черный цвет радужки.
...Это безобразие затягивало. Чем дальше - тем больше. Варвар рассчитывал поскорее сделать дело и забыть цветущую поляну в окрестностях Ройтана, как страшный сон. Пес с ним, нахальный гуль получит то, чего добивался - один-единственный раз. Но противоестественная близость затягивала, кружила голову. Над смятой и переломанной влажной травой волнами поднимался медвяный, дурманящий аромат. От Рейе еле уловимо пахло горьковатым запахом какого-то незнакомого плода или растения... Насмешливый и саркастичный рабириец вдруг стал таким покладистым, таким доступным... Пожалуй, немногие женщины киммерийца дарили в постели схожее удовольствие - острое, необычное, порочное каждым своим мгновением. Теперь ему хотелось продлить слияние как можно дольше, причиняя Рейе боль и наслаждение одновременно.
Гхуле больше не вырывался, и удерживать его не требовалось. Проведя рукой по животу Рейенира, варвар отстраненно удивился: неужели обитатели Рабиров не ведают усталости? Только что выплеснувшийся и поникший дрот Рейе опять пребывал наизготовку. Бархатистая и горячая плоть сама удобно устроилась в ладони, кулак сжался, ритмично перемещаясь вверх и вниз - и да Кадена закричал. В голос, позабыв о холимой и тщательно лелеемой высокомерности Детей Ночи, явившихся в мир задолго до обычных людей.
Он кричал, обратив лицо к небу, сообщая лесу и небу о разделенном блаженстве и своем удовольствии.
Конан, не выдержав, свободной пятерней сгреб шелковистые волосы Рейе, запрокинув голову гуля назад и жадно впиваясь в подставленные губы. Рабириец раскрылся полностью, человек до основания погружался внутрь и выскальзывал наружу. Они сгорали на костре собственного возбуждения, падая и возносясь, всецело отдавшись завладевшей ими плотской страсти. У Рейе подломились руки, он зарылся лицом в траву, но с прежней радостной готовностью принимал обрушивающиеся на его ягодицы частые удары чресл. Тела соприкасались с упругими шлепками, отдалялись, чтобы спустя миг сомкнуться вновь. Крики Рейе стали рыдающими, в какой-то миг гхуле перешел на собственное наречие, но варвар различал только одно - мольбу продолжать, не останавливаться, вести безумное сражение дальше. Утолщенные подушечки на пальцах рабирийца прорезали трещины, из них высунулись острейшие когти цвета молочного опала. В исступлении Рейе скреб пальцами землю, оставляя глубокие борозды, с корнем выдирая цветы и траву.
Огненный сгусток, полыхавший под ребрами киммерийца, и не думал угасать, побуждая снова и снова овладевать стоявшим на коленях созданием, гладко скользя внутри него с размеренностью качающегося на цепях и сокрушающего крепостную стену тарана. Гибкое тело гхуле сотрясалось в приступах достигнутого счастья, он метался и трепетал под руками Конана, как последний лист под порывами зимнего ветра. Рейе уже не кричал, только глухо, надрывно стонал, изливая семя в ласкающую ладонь и щедро орошая траву под собой.
* * *
По счету обычного времени, наверное, миновало меньше четверти колокола - но для варвара и гхуле происходящее растянулось в упоительную бесконечность, залитую сиянием летнего солнца. Но, как бы не были ярки чувства любящих, даже незаурядные возможности Рейе исчерпались - ответные толчки рабирийца становились все слабее и мягче. Покуда полностью удовлетворившееся достоинство варвара выплескивало свое горячее и густое содержимое, Рейе почти не двигался - стоял, низко опустив голову и поводя часто поднимающимися боками, словно загнанная лошадь. Конан ослабил хватку, отпуская его, и рабириец неуклюже повалился набок, сворачиваясь клубком, прижимая обе ладони к паху и издавая страдальческое мычание.
На какое-то мгновение киммериец оторопел, подумав, не перестарался ли, причинив гхуле настоящую боль или повредив своими рывками что-нибудь у него внутри. Но помочь варвар ничем не мог: его самого разбирали тягучие, сладостные судороги, налетавшие, как волны прибоя, лишавшие возможности здраво соображать и превращавшие в бездумное животное, рычащее от удовольствия.
К счастью, длилось это блаженно-унизительное состояние недолго, и, вновь осознав себя человеком, Конан с изрядными трудностями добрался до лежавшего всего в двух шагах и по-прежнему не шевелившегося гхуле. Когда он дотронулся до плеча Рейе, тот с трудом поднял голову, зло блеснув шальными глазищами со сжавшимися в крохотные черные точки зрачками. Все остальное пространство радужки занимало плещущееся расплавленное золото.
- С-сволочь, - слабым, еле различимым шепотом простонал гхуле. Его верхняя губа непроизвольно задралась, обнажая клыки и превращая точеное породистое лицо в морду скалящейся твари. - Мерзавец!.. Бычара нехолощеный, отымей тебя дракон!.. О-о, моя задница!.. Нельзя же так!
- Варварская любовь - это тебе не что-нибудь, - сипло поведал Конан, - ею заниматься надо, да побыстрее, пока жертва не сбежала.
Он подтянулся на локтях и мельком глянул за спину Рейе.
- Цела твоя распрекрасная задница. Ничего с ней не сделалось.
- Я умира-аю... - гуль с трудом перекатился на спину. Губы у него, как и предугадал варвар, распухли и еле шевелились. К тому же да Кадена поранил себя собственным клыком, и царапина сочилась мелкими алыми капельками. Рейе то и дело слизывал их, проводя языком по губам, и говорил, точно бредил, опившись настоя черного лотоса. - Гибну во цвете лет... Ты представить не можешь, насколько мне погано... и как хорошо... Я с самого начала верил, это будет чудесно... но не подозревал, насколько... Как я все-таки вовремя успел, ты не представляешь... Еще седмица-другая, и мечты пошли бы прахом... Вы полезли бы в эту треклятую Долину, ты наверняка погиб, а я до конца жизни мучился, гадая - каково оно, быть с тобой... принадлежать тебе... Ринга, змея подколодная, не хотела с родным братом делиться таким сокровищем... Отдаться смертному, обреченному вскоре умереть - это так утонченно, не находишь?..
- Погоди, погоди, - нахмурился Конан. Отчаянным усилием варвар заставил млевший в сладкой одури рассудок очнуться и соображать быстрее. - С какой это стати я вскоре умру? Откуда ты знаешь про Долину?
- Тоже мне, великая тайна, - Рейе забросил руки за голову и с наслаждением, до хруста в костях, потянулся. - Долина Туманов описана во всех мало-мальски известных летописях. Десятки магиков извели целые коровьи стада и переломали гору перьев, выясняя, что она из себя представляет. Достоверно известно лишь одно - при всяком Параде Звезд, что случается раз в два-три столетия, оберегающий ее вечный туман рассеивается... и начинается свистопляска. В прошлый раз, если мне не изменяет память, из нее выползло нечто навроде сизой плесени, сгубившее половину населения Бритунии и треть Пограничья. Знаешь Ведьмину Пустошь на север от Чарнины? Где ничего не растет, даже бурьян? Память о тех давних временах. Неудивительно, что все окрестные государства кровно заинтересованы в том, чтобы закупорить Долину раз и навсегда. Гиборейские колдуны, правда, мечтают о том, чтобы сперва всласть там пошарить, но кто их будет спрашивать, верно? Известно также, что перед открытием Врат в Долине на мирные людские поселения начинают сыпаться всякие гадости... Кто из вас зарубил ту фальшивую девочку на рынке в Керново? Ты или месьор Гвай?
- Гвай, - обескураженно брякнул Конан. - Нет, ты не стучи языком о зубы, дай мне разобраться...
- Чего тут разбираться? - фыркнул гхуле. - Если вы еще не слыхали, то за прошедшую луну в Гальене и Рузе прикончили еще двух похожих существ. А эти городки, между прочим, отстоят на добрых двадцать лиг от Долины, Керново и Ройтана! Как, спрашивается, туда попали демоны - не способные пересечь Гремячую реку и вроде бы не удаляющиеся от Долины более, чем на три-четыре перестрела? Еще одно создание мы попытались взять в плен, и оно изошло на вонючий дым прямо у нас в руках... Проклятье, мы готовы кинуться за помощью к кому угодно, к двергам, моим сородичам или уцелевшим альбам - Первопришедшие-то обязаны знать! - только бы получить слабенький намек: что за дрянь прячется в туманах и как ее одолеть! А ты, наивное дитя Эйглофиатских гор, полагал, будто выходки вашей Ночной Стражи останутся никем не замеченными? Оцени мою преданность - кое-кто в Вертрауэне полагал излишним предупреждать вас, а позволить забраться в пасть чудищам Долины и посмотреть из безопасного места, кто вылезет похрустеть вашими косточками!
- Рейе, ты подлец, - размеренно произнес киммериец. - Наврал мне от первого до последнего слова, упырячье отродье. А я поверил. Из Вертрауэна его выгнали с позором, как же! Держи карман шире! Ты, мерзкая душонка, небось посмеивался все это время надо мной, да? Ну так хватит с меня! Никуда ты отсюда не уйдешь!
Удушливая, холодая волна обиды и ярости взлетела, клокоча пенной шапкой злости, и поглотила варвара целиком, без остатка. Сетова задница, ну как же можно было опять так опростоволоситься? Как можно было забыть об истинном возрасте Рейе? Конанов прадедушка, Конхобар Канах, впервые намочил свою пеленку, а гхуле уже разгуливал по земле, обдумывая очередную интригу! Закосневшая во лжи и предательстве тварь, коварная и злонравная, недостойная места под солнцем!
"Ты отлично знал, что представляет из себя Рейе, - безжалостно напомнил тихий внутренний голосок. - Однако убедил себя поверить его россказням. Тебе нравилось видеть его таким. Раздавленным, побежденным, лишенным былой спеси. Гонимым и преследуемым, нуждающимся в защите. Он ударил в твое уязвимое место: привычку сочувствовать проигравшим. Ты был заинтригован, гхуле на редкость вовремя заговорил о любви - и ты растаял. Позволил завалить себя в травку и со всем прилежанием отлюбил смазливого мерзавца. Именно этого он и добивался. А теперь он выводит тебя из себя, чтобы..."
"Не желаю ничего слушать! - разъяренным быком взревел киммериец. - Раньше надо было предупреждать! Заткнись! Я сейчас размажу его по всей поляне, так что и хоронить нечего будет!.."
Выброшенный кулак варвара должен был превратить ребра гхуле в костяное крошево. Удар пришелся по пустому месту, сила инерции увлекла Конана за собой. Он едва не потерял равновесие, а Рейе одним толчком взвился из лежачего положения в сидячее. Одновременно гхуле успел дернуть к себе кончик крученого шнура. Валявшиеся в траве ножны взмыли в воздух, описывая дугу. В верхней точке они перевернулись, кинжал серебристой рыбкой полетел вниз и был стремительно выхвачен из воздуха. Все это промелькнуло перед глазами варвара чередой смазанных картинок - вихрь каштановых волос, проблеск голубой стали, прыжок в сторону - и вот рабириец уже стоит в боевой стойке, а стиснутый обратным хватом кинжал намертво прильнул к запястью.
- Потанцуем? - гхуле легко переместился влево-вправо, словно не валялся только что без сил, страдая и живописно помирая. Лиловые соцветия кипрея доставали ему до середины бедра, и, двигаясь, Рейе сбивал с них тяжелые капли недавнего дождя. - Говоришь, никуда я не уйду? Попробуй, догони меня!
- Лжец, - тяжко вымолвил, как сплюнул, варвар. - Лжец и наследник лжецов.
- Не торопись обвинять, не выслушав, - укоризненно покачал головой да Кадена. - Кроме того, я солгал лишь в мелочах. То, что я люблю тебя - это чистая правда.
- Не пошел бы ты...
- Но это так! - гуль упрямо притопнул ногой. - В тебе есть все то, чего так не достает мне. Честность, преданность, верность данному слову... Да, признаюсь, с людской точки зрения я - совершенно аморальное существо. Однако я вовсе не явился на свет таким испорченным и порочным! Таким меня сделало преданное служение трем поколениям династии Эльсдорфов Немедийских - людей, если ты заметил. И вот впервые за столько десятилетий я натыкаюсь на человека, к которому привязываюсь с первого взгляда, с первого дня знакомства, и что же? Он посылает меня к демонам и не желает иметь со мной ничего общего! После всего, что между нами было!
- Ничего не было! Ты в очередной раз меня использовал!
- Да-а? - притворно удивился Рейе. - Мне показалось, дело обстояло совсем наоборот... Но если ты настаиваешь, я всегда к твоим услугам. Рассуди же здраво - у нас общая цель, и мы должны сообща...
Договорить он не сумел. Все это время Конан, старательно изображавший "смертельно оскорбленного варвара", метнулся вперед. Пока у гхуле нож - сражаться с ним бесполезно и бессмысленно. Обстругает и нарежет на мелкие ленточки. Но вот ежели отобрать у него кинжал и лишить возможности пластать налево-направо когтями...
Киммериец рассчитал прыжок с точностью до десятой доли фута, и провел его безукоризненно - огромное достижение для человека, только что изрядно потрудившегося на ложе любви. Стелющийся над землей рывок, схожий с броском змеи, удар под колени, бросок через себя. В последний миг Рейе все же успел прыгнуть, но варвару удалось сгрести его за лодыжку и швырнуть на землю. При падении гхуле выпустил кинжал, но тут же зашипел и ринулся в атаку. Бешено закачались примятые стебли кипрея, два сплетенных тела, голося, визжа и ругаясь, лихо покатились по поляне. Да Кадена умудрился от души врезать варвару ногой по ребрам, Конан с мрачным упорством стремился захватить обе кисти гхуле, чтобы не позволить тому орудовать когтями. Рейе отчего-то не прибегал к дарованному природой оружию рабирийцев, отбиваясь кулаками, лягаясь и завывая, как целый мешок разъяренных кошек.
Грубая сила в итоге одержала верх над ловкостью и проворством. Побежденный гуль распластался на спине, придавленный могучим корпусом соперника, а его руки пребывали в живых оковах ладоней Конана. Все, что оставалось Рейе - беспомощно извиваться и честить варвара, на чем свет стоит. Ругань гхуле довольно быстро перешла в задыхающееся хихиканье, и, извернувшись, он попытался лизнуть победителя в кончик носа. Конан слегка тюкнул его лбом в переносицу - чтобы не дергался. Поняв намек, Рейе угомонился - лежал, переводя дыхание, ухмыляясь и посмеиваясь. Словно не понимал того, что его долгая жизнь повисла на очень тоненьком волоске.
- Когда ты злишься, у тебя глаза темнеют, - поделился внезапным открытием да Кадена. - Были светлые с голубизной, а теперь почти черные. Решил, что сделаешь со мной, таким подлецом? Только не скачи на мне, покуда не вобьешь в землю с головой, ладно? Я такого не переживу.
- Я тебя ненавижу, - злость киммерийца схлынула, на смену ей явилось отчетливое понимание: он не в силах причинить Рейе какой-либо вред. Не в силах заставить себя изувечить эту смешливую физиономию или это изумительное тело. Должно быть, гхуле прибег к какой-то зловредной рабирийской магии. Приворожил его, как это делают ведьмы по просьбе обеспокоенных своим будущим молоденьких девиц.
- Различие между ненавистью и любовью, как уверяют мудрые люди, весьма и весьма невелико, - очень серьезно заметил да Кадена. - Ты не хочешь с меня слезть? Так, между прочим.
- А ты не хочешь признаться еще в чем-нибудь? - Конан наклонился вперед, посильнее притиснув жертву к земле. Рейе жалобно ойкнул и задрыгал ногами.
- В чем, о герой? В том, что мы торчим в Бритунии уже вторую луну, надзирая за вашими авантюрами? В том, что моя сестренка отчаянно скучает в захолустье, и соблазняет всех подряд, от приданных нам следопытов до дочурки Ронинского тана?
- Ринга здесь?! - взвыл варвар, отпустив запястья гхуле. - И ты молчал?!
- Чтобы ты немедля понесся к ней? - надулся Рейе. - Я же не враг себе!
- Напомни, чтобы в следующий раз я тебя убил! - киммериец вскочил на ноги, взглядом отыскивая разбросанные по поляне одежду и оружие. - Вставай, чего разлегся! - он слегка пнул гхуле под ребра.
- Ты же не знаешь, где она, - мягко напомнил гхуле, усаживаясь.
- Значит, ты мне скажешь!
- И не подумаю, - наиприятнейшим образом улыбнулся да Кадена. Конан застыл на полушаге, чуя грядущие неприятности. - Видишь ли, у моего отряда имеется превосходное лесное убежище, в котором твое присутствие будет совершенно излишним. Также у нас с Рингой имеются собственные планы, где тебе и твоим приятелям по Ночной Страже отведено строго определенное место. Сядь и успокойся. До вечера мы никуда не тронемся с этой поляны.
- Это еще почему? - не понял киммериец.
- Потому что, хоть я и получил изрядное удовольствие от общения с тобой... - гуль довольно прижмурился и едва не замурлыкал, - мои желания еще не получили всецелого удовлетворения.
- Ты точно чокнутый, - Конан невольно сглотнул и покосился вниз. Увиденное заставило его нехорошо позавидовать способностям уроженцев Рабиров и заподозрить колдовское вмешательство - ибо плоть Рейе опять воспряла и была готова к бою. Мужское достоинство варвара тоже проявило заинтересованность, слегка встрепенувшись. - У тебя что, непрерывно стоит?
- Я же люблю тебя, - напомнил гхуле. - Так уж мы устроены. Близкое присутствие предмета, волнующего наши чувства, делает нас немного одержимыми. Любовь, разделенная один раз, побуждает повторять этот опыт снова и снова. До полного насыщения. Мне до него еще ой как долго... - он потянулся вперед, обнимая ноги застывшего столбом человека и пристально глядя на него снизу вверх. В золотых глазах черным агатом поблескивал зрачок. - Ты показал мне, какова человеческая любовь. Я впечатлен и поражен. Теперь позволь мне показать, какова наша, рабирийская. Постараюсь не разочаровать тебя.
И, прежде чем варвар успел что-либо ответить, пальцы гхуле плотно обняли его потаенное сокровище и вкрадчиво задвигались.
"Влип, - обреченно понял киммериец. - Влип, пропал! Он не успокоится, покуда не затрахает меня насмерть. И сбежать не позволит. Вернее, я сам не хочу. Боги, об одном прошу - только бы сюда никто не заглянул! Никакие дровосеки, девочки с корзинками и поселяне с поселянками. Такого позора мне не пережить. Бравый Кречет предается любви легионеров с созданием, всех сородичей которого ему надлежит вырезать под корень! Кстати, о корнях... Что он там выделывает, хотел бы я знать? Ой... ох... и еще о-хо-хо... Если вы попались насильникам, расслабьтесь и получайте удовольствие... Может, мне все-таки удастся вытянуть у него, где скрывается Ринга? У нее и вполовину так хорошо не получалось, как у ее братца... Сразу чувствуется большой опыт... Чую, одним разом тут явно не обойдется..."
Эта мысль Конана была последней, заслуживающей названия более-менее разумной. А потом он камнем упал в золотой омут глаз Рейе, и больше до самого заката не было ничего - только качающиеся сосны и шелест травы.