Высказывание не было ни утвердительным, ни вопросительным. Оно не относилось к конкретной личности, оттого никто и не ответил.
- Само по себе. Зеленым светом.
Закончив мысль, Лешка по прозвищу Шплинт открыл глаза. Море было перед ним - уходившая вдаль равнина потрескавшегося бурого песка. Кое-где вкраплениями торчали остовы баркасов и лодок. Из далекого отсюда Поселка доносился задыхающийся скрежет мотора - очевидно, кто-то пытался завести грузовик, а тот сопротивлялся всеми остатками своей механической души. Назойливо гудел одинокий слепень.
Шплинт осторожно встал на четвереньки и пополз к краю рубки. При каждом движении насквозь проржавевшее железо кряхтело и угрожающе проседало. Только Шплинт, как самый рыжий, рисковал залезать сюда, остальные предпочитали палубу или островки тени под бортом старого траулера.
Доползя до края, Шплинт свесился и огляделся. Желтое Безмолвие сидел на носу в обнимку с гитарой. Он мог сидеть так все двадцать четыре часа в сутки, если его не толкали и не напоминали о необходимости есть и спать.
На палубе лежали Джем и Бикс. На единственном в компании полотенце. Полотенце принадлежало Джем, а Джем - тому, кто убеждал ее в этой необходимости. Полотенце было частной собственностью, а Джем - общей. Передача осуществлялась без драк, по взаимной договоренности. Счастливчик лежал на полотенце Джем, провожал ее до дому и таскал за нее ведра с водой, когда приезжала цистерна. Можно было также подраться из за нее с шарагой Чингиза, но это случалось редко и заканчивалось одинаково - прибегала Джем и начинала лупить ведром всех подряд - и правых, и виноватых.
Взамен Джем бескорыстно кормила избранника и пускала ночевать в маленькую пристройку с щелями в стенах и скрипучей раскладушкой...
Муз-Маньяк сидел у носа сейнера, там, где узкий клинышек тени отвоевал немного места у раскаленного солнца. Маньяк слушал кассету. Впрочем, он занимался этим всегда, если не валялся в отключке. Кассет было четыре - красная, черная, в полоску и прозрачная. Красную и полосатую Маньяк стер до дыр, на остальных двух еще что-то прослушивалось. Плейер стоял у Маньяка на коленях, вдобавок Маньяк придерживал его обеими руками. Плейер был его величайшей ценностью, Маньяк даже к Джем ходил с ним.
Единственный случай, когда Маньяк забыл о плейере, произошел на глазах Шплинта и привел к тому, что известный всем и каждому Музилка стал Муз-Маньяком. В тот день Шплинт, испытывавший тягу к нестандартным поступкам, пришел к сейнеру не как все нормальные люди - днем, а с утра. Обходя сейнер в поисках пути наверх, он наткнулся на торчавшие из песка ноги в раздолбаных кедах. Покопавшись в песке, Шплинт обнаружил: Музилку, двенадцать самокруток с "дурью" и завернутый в чьи-то штаны плейер. Музилка вроде был еще жив, и Шплинт, подумав, отправился к Биксу. Вдвоем они окончательно выкопали Музилку из песка, положили в тени и, за неимением воды, полили "Крепленым плодово-ягодным".
- Ну, маньяк, - сказал Бикс, когда Музилка зафыркал и очумело воззрился на белый свет.
Конечно, маньяк. "Дурь" изготовляли и курили все, но не до такой же степени...
Ночь в песке на плейере никак не отразилась.
- Шплинт? Что ты там глаголешь? - Маньяк вынул из ушей затычки и уставился вверх. Как он умудрялся слышать даже самые тихие разговоры с наглухо заткнутыми ушами - не знал никто. Тем не менее, маньяк слышал все и считал своим долгом во все вмешиваться.
-Я.
Цепляясь за торчащие из надстройки и бортов бывшие поручни и неопределенного рода арматуру, Шплинт спустился вниз и уселся на твердый песок, покрытый слоем навечно окаменевших водорослей.
Сейнер возвышался над ним ржавой грудой. На его борту подплывшими буквами было выведено:
"АЛИСА"
Надпись сделал Маньяк в один из своих периодов активности. Приволок откуда-то ведро с бултыхающейся краской, размочаленную кисть, и решительно поименовал сейнер-развалюху элегантным, почти иностранным именем.
Маньяка вечно осеняли какие-то идеи...
Желтое Безмолвие пошевелился и извлек из гитары дребезжащий, ноющий аккорд , уплывший куда-то к выцветшему небу. Шплинт подумал: из всех вопросов, наверно, никогда не найдется ответа на такой - откуда у Желтого Безмолвия гитара и почему она до сих пор цела? Однако, если продолжать в том же духе, то: почему не ломается плейер Маньяка, откуда приезжают цистерны с вонючей, но все же питьевой водой, и зачем в поселке телефонная будка, если телефонная линия обрывается в километре от поселка ?
- Так что ты там толкал? - спросил Маньяк, уменьшая громкость плейера.
- Про море. Оно ночью светится.
- С чего ты взял?
- Вспомнил, - неуверенно сказал Шплинт.
- Чтобы что-то вспомнить, надо для начала это где-то узнать, - с апломбом заявил Маньяк, но тут же сник, и добавил: - А мы и не зная, вспоминаем...
Это было правдой. Иногда, неизвестно откуда, всплывали слова и понятия, о которых они минуту назад и не задумывались. Потом забывались, снова возвращались... Может, и о море Шплинту кто-нибудь говорил - да только кто, когда?
- Про что гнилой базар? - оказывается, Бикс проснулся и теперь сидел верхом на уцелевшем куске поручни. - Как это - море светится, Шплинт? Как лампочка, что ли?
- Шплинтик перегрелся, - сказала Джем. - У него в голове мозги светятся. Червонец у кого-нибудь есть?
- А зачем? - Маньяк переключился на волну практичности.
- "Алазани" купим на вечер.
- Сегодня Майгут работает, она в долг даст, - сказал Шплинт.
- Шплинт, ты бредишь, - и Бикс начал высчитывать, которая из трех продавщиц дежурит в единственном в Поселке магазине. Высчитал, сбился и предложил: - Пошли до крыш, а по дороге заглянем. Эй, Желтый!
Молчаливая фигура на носу сейнера не отреагировала.
- Ну и фиг с тобой, сиди.
Они брели через Поселок, поднимая за собой тучу красноватой пыли. Поселок, как обычно, казался вымершим. На центральной площади ветер хлопал полуоторванным лозунгом. Скрипели давно засохшие тополя. Двухэтажное здание горсовета смотрело на мир выбитыми окнами. В тени бетонного крыльца комками пестрой шерсти спали поселковые собаки.
Рядом с площадью ютился поселковый кинотеатр, намертво заколоченный досками. Время от времени в кинотеатре устраивали буянки Чингиз со своей оравой. Чингизидов в Поселке побаивались, но не очень. Они были вечно обкуренные и в "некотором диссоображансе", как изящно выражался Маньяк. Гораздо больше боялись тихих с виду сборщиков "дури", раз в год появлявшихся в Поселке и затем уезжавших на полуразбитых грузовиках в пустыню, к горам, где зацветала травка. Сборщики и чингизиды не ладили, постоянно затевая ссоры, переходящие в побоища, а однажды - и в перестрельбище.
Но в этом году сборщики уже проехали, а у кинотеатра стояли мотоциклы чингизидов и валялся кто-то, выполнявший роль дежурного. Он вяло помахал проходящей мимо четверке и вновь выпал из действительности.
"Вот еще вопрос - на чем ездят мотоциклы чингизидов?"
Перейдя площадь и миновав длинный ряд баркасов, четверка разошлась - перехватить дома чего-нибудь и узнать поселковые новости. Джем и Бикс свернули в сторону снятого с колес товарного вагона - поселкового магазина.
Шплинт жил в сарае. Почти как в отдельном доме. Сарай стоял во дворе дома его предков, но сами предки туда никогда не заглядывали. В сарае было все, что требуется человеку с небольшими здравыми потребностями для нормальной жизни и приема гостей, если таковые явятся.
Они и являлись - если ночью поднимался ветер и сидеть у "Алисы" было невозможно. В любое другое время они снова сползались к сейнеру.
Шплинт любил думать. Порой он завидовал Маньяку, с легкостью придумывавшему самые разные мысли. Сам Шплинт придумывал мысли долго и тяжко, но зато потом их можно было крутить их во все стороны и по-всякому складывать. Особенно удачные Шплинт с гордостью пересказывал Биксу и Маньяку. Бикс согласно кивал, а Маньяк иногда говорил: "Ну, ты крут!" После таких слов Шплинт целыми днями ходил сам не свой и старался выдумать что-нибудь еще.
Сегодня до вечера он хотел думать про море. Вместо этого почему-то вспомнил о Маньяке. О том, как Маньяк напугался.
Шплинт тогда только познакомился с Маньяком и Джем, а про Бикса едва слышал. Маньяк пришел к Шплинту в гости. Они посидели, поболтали, распили бутылку "Плодово-Ягодной", затем Маньяк отбыл, а Шплинт улегся подремать. Часа через два его разбудил монотонный стук в выходившее на пересохший овраг окно. Обозленный Шплинт распахнул створки и увидел длинную палку, а на другом ее конце - побелевшего и стучащего зубами Маньяка.
Полночи Маньяк сидел в углу сарая и дрожал, а Шплинт ломал голову - что такое могло стрястись? Может, чингизиды опять кого подожгли? (Было и такое. На сходке укурившийся вусмерть чингизид упал на незатушенное кострище. Никто этого не заметил, в том числе и он сам. Костерок тихо себе тлел, чингизид кайфовал, пока пламя не взлетело яркими и чистыми языками. Ветер дул в сторону Поселка, и вонь не проходила целый день.)
Под утро Маньяк отчасти пришел в себя:
- Понимаешь, такой прикол... Иду я мимо радиоточки - знаешь, на Центральной, там еще мой дядя вкалывает. Ну, не дядя, а какой-то четвероюродный лопух...Короче, думаю - зайду, послушаю новости. Вхожу, иду, слышу уже - радио скворчит, позывные - би-би-би... И тут меня как стукнуло...
Он помолчал и шепотом выговорил:
- А что, если ничего нет?..
- То есть как? - не понял Шплинт.
- Ну, так... Поселок - есть, а дальше - ничего...
- Маньяк, ты что - свихнулся? - Шплинт для наглядности покрутил пальцем у виска.
- И радио... - Маньяк не обращал на него внимания. - Может, где-то рядом ездит машина и передает... Или, может, нас крышкой накрыли и смотрят, что будет...
- Кто накрыл? Маньяк, кончай трепаться.
- Воду привозят - а в ней гадость какая-нибудь... Сборщики эти треклятые... Шплинт, ты когда-нибудь видел, чтобы они обратно возвращались?
- Нет, - недоуменно ответил Шплинт. В безумных словах Маньяка было что-то связное, логическое. Логику Шплинт уважал и потому окончательно перестал что-нибудь понимать. -Маньяк, может, ты обкурился где-нибудь по дороге, вот тебе и лезет чушь в голову.
- Да, - неожиданно согласился Маньяк. - Чушь. До вечера, - и ушел, как пришел - через окно. Шплинт обругал его вслед и снова попытался уснуть. Проснулся от назойливого шепота в ушах: "Может, ничего нет... Может, ничего нет... Может..."
Чертов Маньяк!
Думать больше не хотелось. Шплинт выудил из кастрюли котлету, по твердости близкую к подошве, и начал кругами ходить по сараю.
Самое трудное было - переждать день. С утра еще ничего - сидишь на "Алисе", треплешься с Маньяком или Биксом, вечером - там же, а вот день тянется бесконечно. Пустой, плоский, без начала и конца. Идти некуда, делать нечего. От безделья люди сходят с ума, курят "дурь", гонят "стенолом" и пьют его прямо из бачка, когда он еще теплый и отдает бензином. Или сидят и смотрят на море.
Раньше в Поселке была школа. Потом единственный учитель, он же директор, куда-то делся. То ли подался в сборщики, то ли просто ушел в пустыню. Одно время многие так делали - шли, пока не падали.
И все же Поселок еще жил...
Вечером Шплинт пришел на берег. Желтое Безмолвие слез со своего насеста, развел костерок и теперь сидел, глядя в темнеющее небо. Время от времени он дергал струны - вроде не в лад, а вроде и складно. Шплинт так и не понял - умеет Желтый играть на своей гитаре или просто бренчит?
Желтое Безмолвие никогда не пел, по причине полного отсутствия способности говорить. Он вообще не издавал никаких звуков.
- Привет, Желтый.
Узкие раскосые глаза без выражения уставились на Шплинта. Желтое Безмолвие несколько мгновений смотрел на него, потом снова отвернулся.
Это значило - "здравствуй"...
Шплинт уселся у костра. Спустя какое-то время из темноты появилась Джем и молча села рядом. Желтый продолжал извлекать из гитары заунывные аккорды.
Пришли Маньяк и Бикс. Бикс принес бутылку "Алазани" и пустил ее по кругу. "Алазань" прокисла, но все промолчали - лучше такая, чем никакой.
Ночью округа казалась другой - загадочней, разумнее, что-ли. Ветер бродил среди остовов кораблей, гонял миниатюрные песчаные смерчи. Иногда по берегу разносился тяжкий вздох.
- Это море, - сказал Маньяк.
- Его же нет, - лениво проговорил Бикс.
- Призрак моря.
Шплинт подумал, что все они - призраки. Сидят на берегу несуществующего моря, среди мертвых кораблей, около не нанесенного ни на одной карте Поселка. Какое же у него было название? Красномайский, Краснорыбацкий... А, все равно не помню... Интересно, как выглядел берег, когда море еще было тут? Корабли плавали по нему и ловили рыбу... И в море водились дельфины...
- Кто-кто?
Оказывается, он говорил вслух.
- Дельфины, - повторил за него Маньяк. - Вроде рыб, но дышат, как люди. Такие здоровые, черные, я в книжке видел фотку.
- Куда ж они делись?
- Ушли. Дед говорил, сначала рыба ушла, потом дельфины, потом - море.
Джем поудобнее устроилась в объятиях Бикса и спросила::
- Маньяк, а как далеко ушло море, не знаешь?
- Километров пять. А может, десять. По-разному. Может, оно вообще высохло. Море-то маленькое было, а у нас тут, вдобавок, не море, а залив.
"И откуда Маньяк все знает?"
Джем посмотрела на небо с тусклыми пятнами звезд и негромко сказала:
- Вот бы дойти...
- До чего? - удивился Бикс.
- До моря.
- Зачем тебе?
- Так... Увидеть хочется, какое оно.
- Большое и грязное.
- Ты ж не видел.
- А в самом деле, давайте сходим, - вдруг брякнул Шплинт. Все повернулись к нему.
- Еще один свихнулся, - с интересом прокомментировал Маньяк.
- Не, ну бред какой-то... Джемка, Шплинтус, вы че? Хорошо сидим...
"Действительно, и что мы? Пять километров - всего час топать, да по холодку..."
- Пять километров - невелика дорога, - неуверенно начал Шплинт. Маньяк пожал плечами и состроил гримасу, означающую: "все вы психи".
- Ну, психи, - согласился Шплинт. - Лучше же, чем тут вариться.
- Ладно, - Бикс встал. - Прошвырнемся до не знаю чего. Шплинт, идем час. Ничего не находим - поворачиваем обратно. Вернемся - я тебе всыплю, чтоб в другой раз кайф не ломал.
- Больше часа надо идти, - влез и тут Маньяк.
- Черт с вами, два. Все равно всыплю, но в два раза больше.
Они спустились вниз, пересекли бывшую полосу прибоя. К общему удивлению, Желтое Безмолвие положил гитару и побрел за ними. Оставленный костер плевался искрами и дымил. За пару часов не погаснет, а на обратном пути будет по чему ориентироваться.
Где-то через полчаса сложившийся до твердости глины песок начал переходить во что-то более густое и вязкое. Берег исчез из вида, но огни на радиоточке и на бывших нефтевышках еще различались. То ли казалось, то ли действительно прибавилось звезд, и все каких-то ярких.
Под ногами захлюпало. Шплинт уже не радовался нежданному развлечению. Забравший вправо Бикс вышел на полосу твердого песка и позвал остальных.
Маньяк наклонился и что-то поднял с земли. Оглядел находку и присвистнул:
- Рыба!
Исследователи со сдержанным любопытством оглядели рыбий скелетик. Джем даже потрогала его:
- Это была настоящая рыба?
- Абсолютно. Килька или эта... селедка.
Потом скелетики стали попадаться чаще. Иногда - целыми полями. Некоторые были большими, до шага длиной.
- И они все плавали? - с восторгом спрашивал Шплинт. Плохое настроение улетучилось. Что-то они найдут еще?
- Конечно, плавали.
- Ха, смотри, какая! - Бикс наткнулся на скелет здоровенной рыбины. Сохранился даже череп - скошенный с боков и вытянутый вперед. - Во зверюга!
- Это не рыба - авторитетно сказал Маньяк, - это и есть дельфин.
Общество стихло, подавленное величием момента. Они нашли скелет настоящего дельфина! Рыбьи-то может найти каждый дурак, а вот такое... Значит, они зашли дальше, чем кто-нибудь из Поселка.
Бикс и Шплинт попытались измерить длину скелета. Около двух метров, больше человека!
- Какой зубастый! - Джем приподняла череп и все увидели ряды острых мелких зубов. - Маньяк, а что он ел?
- Рыбу. А еще были такие, назывались акулы, раза в три больше, так те и людей ели.
- Врешь! - с интересом сказал Бикс.
Маньяк с достоинством промолчал.
Энтузиазм, вызванный находками, продержался около часа. Ничего нового больше не встречалось, и никаких признаков моря тоже не было.
Первым свечение увидел Желтое Безмолвие. Он остановился и замахал руками, показывая в его сторону.
- Светится... - зачарованно сказал Шплинт. - Светится, елы-палы!
Свет был расплывчатым и не очень заметным. Маньяк определил его как синеватый. Шплинт почему-то был уверен, что море должно светится желтым или светло-зеленым, но, в конце концов, сойдет и такое.
Выкрикивая какую-то несвязную, но радостную ерунду, они наперегонки бежали к свету, неуклюже бухая полуразвалившимися кроссовками..
Бежавшая слева от Шплинта Джем внезапно вскрикнула и растянулась во весь рост. Ее нога пробила корку глины, и из трещины хлынула вязкая черная жидкость с до боли знакомым ароматом прогорклой нефти.
- Джем! Джемка!
Бикс и Желтое Безмолвие оттащили ее в сторону. Трещина угрожающе расползалась, продолжая выталкивать из себя черную гадость.
Все переглянулись. Стало как-то неуютно по соседству с булькающей лужей и ни на шаг не приблизившимся голубоватым отсветом. На фоне неба берег просматривался узкой далекой полоской. Джем смотрела на всех испуганным взглядом, явно собираясь с духом, чтобы сказать - "пойдем обратно".
И тут Маньяк негромко позвал:
- Смотрите, что здесь.
Он стоял над продолговатым предметом, засыпанным песком, давно слежавшимся до крепости камня. По очертаниям угадывался столб с укрепленным на нем диском. Маньяк отгреб в сторону кучку грязи, и все увидели сделанную ярко-красной когда-то краской надпись:
Могильник - 8 км. Опасная зона, вход воспрещен!
И ниже - знак: в белом круге три сомкнувшихся острыми концами сектора.
Они не знали смысла этого знака, но знали, что нужно делать, если где-то его увидишь бежать оттуда со всех ног. Иначе начнешь дуреть на глазах, а дети твои родятся такими, как Желтое Безмолвие.
- Могильник - это кладбище, - зачем-то сообщил Маньяк. - Может, это он и светится? - И шагнул в сторону света под дружный вопль остальных: "Назад!"
Он и Шплинт сцепили руки, усадили на них притихшую Джем.
- Бегом, бегом!
Побежали, шатаясь на нетвердых ногах - раньше им не доводилось столько бегать, да еще и с грузом.
Шплинт оглянулся - голубой свет все так же загадочно мерцал за горизонтом.
"Где ты, море? Есть ли ты? Есть ли что-нибудь? Или, может, ничего нет?"
Пять жалких фигурок торопливо бежали к ненадежному, но все же укрытию от мира - Поселку. Высоко над ними, в единственном никогда не пересыхающем море, плыл неумирающий дельфин. Он плыл по своим вечным звездным делам - и что ему было до маленьких детенышей человеческого рода, и до навсегда иссякшего моря.