Аннотация: Бедственное положение в семье магов заставило искать выходы из положения. При этом поиске неожиданно выяснилось, что есть отдельная ветвь родственников, о которой не знали.
Адриан Николаевич грузно прошагал просторный и гулкий коридор и вошёл в первое пустое помещение, отделявшее от спальни матери жилые комнаты, занятые гостями. Впрочем, гостями людей, которые здесь жили уже не один год, назвать трудно...
По инерции он прошёл было ещё пару шагов, но остановился. Здесь мерцали огромные окна, почти французские - в пол. Грязные, давно не мытые, тем не менее сквозь них отчётливо виднелся заснеженный сад. Как и всё в старинном имении, сад был здорово запущен. Финансов не хватало на уход за садом. Какое там - за садом. Еле хватало даже на дом: квитанции за газ, отопление, воду, электричество и иные услуги, скреплённые скрепкой, валялись на тумбочке у входной двери хоть и оплаченными, но с ужасом думалось, что будет далее. Не хватало, чтобы обеспечить матери достойный медицинский или целительский уход в её затянувшейся болезни. Адриан Николаевич стоял, полностью развернувшись к окнам и бессмысленно смотрел на деревья, погнутые громадными шапками снега...
"Так и мы все... Стареем, гнёмся... Прогибаемся перед жизненными неурядицами и... дряхлеем".
Но издалека снова раздался звон, глухо разносимый по всем помещениям старого дома. Мать не желала помнить, что в доме нет прислуги, и настойчиво давила в звонок для вызова... Вислые губы Адриана Николаевича скривились. "Знает же, что в доме никого, кроме нас. Знает же, что мы не можем сразу приходить... И какого чёрта я должен идти на этот проклятый звон... Владиславушка моложе. Нет же - все посылают меня!"
Он прекрасно знал, что младший брат до истерики боится идти в комнату матери. Ведь чтобы добраться до неё, надо пройти коридор-переход - в несколько помещений - между двумя корпусами старинного особняка. Предпочитает оставаться в кругу своей семьи, забившись в выделенные ему две комнаты...
Размышляя о не самом нужном, Адриан Николаевич вдруг горестно ухмыльнулся. А что делает он сам? Тоже страшится идти к больной матери.
Он повернул голову - посмотреть на далёкую дверь в конце этого помещения, когда-то бывшего частью галереи-перехода. Передёрнул плечами. Не прохладно, как дОлжно бы в галерее, а промозгло... Скользнул взглядом по стенам. Портреты всё ещё висят. Не самые старинные. Те-то давно продали. Как ушли когда-то (недавно, вообще-то) в ломбардные лавки великолепные мраморные подставки, привезённые из Индии. Он помнил, что их использовали под небольшие статуи, но так и не усвоил, как эти подставки назывались.
Звон, снова яростно взлетевший под потолки, заставил мужчину вздохнуть и продолжить путь по дому. Перед тем как открыть следующую дверь, он снова замешкался. Он знал, что ждёт его за этой дверью. Сколько раз они все ругались с матерью, предлагая ей переехать в комнаты поближе, к вернувшимся в родное гнездо сыновьям и их семьям! Эта упрямая... ведьма наотрез отказывалась.
Он потянул на себя дверь. Та открылась с еле слышным щелчком, и Адриан Николаевич замер на месте, всматриваясь в темноту. Та ещё была не настолько страшна и позволяла увидеть вдали своего пустого пространства следующую дверь. Стояла такая тишина, что послышалось - где-то неподалёку от дома проехала машина. Или... почудилось? Слуховые галлюцинации? Адриан Николаевич горячо пожелал, чтобы эти звуки и впрямь оказались всего лишь галлюцинацией.
Мужчина глубоко вдохнул и перешагнул порог. Нашарил на стене небольшую полочку, и вскоре в его руках вкрадчиво затеплилась свеча. Здесь привычное электричество не работает. А мобильник с привычным фонариком он даже не подумал взять с собой. Мгновенно вся зарядка уйдёт... Пол скрипел под его весом, а он шёл, стараясь не смотреть на углы просторной и длинной комнаты-перехода. И на окна. Они здесь темнели так, словно за стенами дома утро мгновенно перешло в ночь. Даже здесь, в помещении, было светлее - от света в предыдущем помещении: дверь он предусмотрительно не закрыл... Только бы не смотреть по углам, в которых кто-то то и дело шевелился - кто-то ещё темнее, чем эта тьма, расползавшаяся пока что внизу... Он чувствовал, как его пульс постепенно начинает частить. Даже не чувствовал, а слышал болезненные молоточки, быстро-быстро и больно стучавшие в уши и в виски. Старался успокоить себя: "Давление поднялось - всего лишь! Приду к матери - возьму у неё таблетки, буду в норме..."
Давление давлением, но третью комнату - ещё более полную мрака, несмотря на те же французские окна, что в галерее, он пробежал, чувствуя себя испуганным носорогом. Старый пол, давно не ремонтированный, грохотал под тяжёлыми шагами так, что мельком проскочила мысль: "Проломлю же!" Но и эта рациональная мысль не сумела заставить его просто идти. Один раз не выдержал - бросил взгляд вниз. И рванул дальше ещё быстрее, не обращая внимания на одышку и замолотившее сердце: почудилось - или в самом деле из одного угла, из плотнейшей тьмы, блеснули на него два пронзительно-красных глаза?!
Дверь в следующую комнату захлопнул за собой так суматошно, что - показалось - от грохота содрогнулся весь особняк... Лестница наверх. Выдохнул.
Поднялся на второй этаж. Не сразу до конца. Здесь, пройдя лишь одну лестницу, не дойдя до спальни матери, он постоял, прислонившись лбом к окну. С той стороны влажная метель начинала лепить на стекле неразборчивые снежные пятна, сквозь которые всё-таки виден тот же утренний зимний сад... Опять потепление. Скоро всё растает, и на улице будет слякоть - каша из грязи и тающего снега.
- Адриан! - властно позвала мать. - Долго ты там копошиться будешь?
Как она узнала, что он недалеко?
Отдышавшись, он прошагал последнюю лестницу, деликатно стукнул в последнюю дверь и вошёл.
Спальня матери словно купалась в лучах зимнего солнца. Это первое, что всегда поражало любого, кто входил к ней из тёмных, мрачных помещений дома. Второе... Неизвестно, как другим, но Адриану Николаевичу всегда казалось, что с порога личная комната матери выглядит небольшой сценой-подиумом с пышными декорациями. Мать обожала всяческие занавески, шторы. Украшала ими, мягкими слоями ниспадающими до пола, все ниши в стенах. И даже маленький альков, куда мать однажды велела поставить пузатое старинное кресло, когда-то любимое отцом, щеголял огромными полотнами драпировки, небрежно навешенной на небольшой карниз над ним.
Адриан Николаевич огляделся и подтащил ближе к кровати матери лёгкое кресло-качалку, чья спинка тоже скрывалась под наброшенной на ней тканью. Прежде чем сесть, он невольно задержал взгляд на входной двери. Внутренне его передёрнуло. Надолго ли задержит его мать? Сумеет ли он сократить визит к ней до времени, пока вне дома только-только начнут сгущаться сумерки? Или придётся, задыхаясь, бежать назад по всем комнатам и коридорам в кромешной тьме?
- Зачем ты меня звала? - устало от одного только воображаемого пути назад, к семье, спросил он и поморщился. Хотелось бы и сесть удобнее, но как ни старался, расслабленным себя так и не почувствовал.
Мать же сидела на кровати с пышной постелью, словно королева на троне: огромная подушка за спиной, под локтями - тоже подушки. Холодным шелковистым блеском переливалось чуть спущенное с плеч розовое атласное одеяло - в любимых ею кружевных оборочках.
- Почему не явился на мой зов сразу? - неприятно просипела она.
- Был в саду, - неохотно отозвался старший сын.
На лице женщины пропала презрительная гримаска, когда она взглянула в окно, на обожаемый ею, сейчас белый сад, утопавший в снегу, чья поверхность переливалась разноцветными искрами.
Негласно простив сыну его опоздание благодаря саду, мать снова сморщила худенькое остроносое личико, и так уж очень мелко морщинистое, и впилась острыми блёкло-голубыми глазами в лицо сына. По выражению её лица Адриан Николаевич понял, о чём она сейчас заговорит, и едва заметно вздохнул. В глаза матери он старался не смотреть, так что, по собственному впечатлению - пялился чуть выше, на белоснежное кружево материнского чепца.
- Ну что... Все, что ль, так и сидят дома?
- Все. А куда нам... - безнадёжно напомнил он.
Мать злобно захихикала.
- Сидят в ожидании, когда я сдохну, и тогда можно будет продать этот дом? А потом влачить жалкое существование на те гроши, что вы получите за него? Младшенький мой, Владиславушка, небось слюной закапался, мечтая о новой машине? А твоя ущербная дочь, наверное, думает, как бы эти денежки захапать да побыстрее на тряпки растранжирить?
Не сдержавшись, он нагрубил:
- Да тебе-то тогда не всё ли равно будет, маменька?
И осёкся, сообразив, что и кому сказал.
А мать поразглядывала его уже с добродушным интересом голодного людоеда и только головой покачала.
- Как получились у меня и такого сильного мужчины, как твой батюшка, такие хилые дети? А уж о ваших детях что говорить? Где у них семейная сила? Пустышки... Неудивительно, что даже правнуков я не дождалась.
- Мама!.. - раздражённо прервал её Адриан Николаевич.
- Что - мама? - неприятно скрипуче передразнила его мать. И замолчала, уставившись снова в окно. Молчала недолго. - Кто приходил?
- Откуда ты... - начал он и осёкся.
- От верблюда, - выразительно, чтобы он прочувствовал всю её иронию, отрезала мать. - Дай-ка, сама догадаюсь... Сосед ваш по городской квартире, да? Понравилось ему, как он легко у тебя и Владиславушки наши семейные квартиры отжал - теперь сюда явился? Загородный дом ему понадобился? Ты мне, сынок, скажи: он ведь не впервые сюда явился?
Адриан Николаевич искренне удивился.
- Если ты имеешь в виду Мориса Дорофеевича, то нет. Его здесь не было и нет. С чего ты вообще решила, что он... чуть ли не преследует нас?
- Ты не ответил на мой вопрос, - сварливо ответила мать, сощурившись и всматриваясь в его глаза. - Кто приходил?
- Риелтор, - пожал плечами Адриан Николаевич.
- Смерти моей не дождались - уже начали... - зашипела мать и замолкла, так и застыв на оскале, но глазами уже уперлась в атласное одеяло, правда явно не видя его. А потом сомкнула рот, обозлённая до последней степени, и внезапно успокоилась - остро взглянула на старшего сына, который терпеливо ждал, что она ещё скажет. - И сколько... он предложил?
- Ну... он сказал, что надо оглядеть весь дом, а потом...
- Что-нибудь говорил о тех комнатах? - кивнула мать на входную дверь.
Адриан Николаевич досадливо отвёл взгляд.
- Сказал, что они занизят стоимость дома.
- То есть всё, как тогда, когда Морис Дорофеич ограбил вас, вынудив жить здесь, - равнодушно сказала мать. - Собирается взять и дом, и поместье за гроши... Что ж...
- Но мы можем нанять человека, который почистит эти комнаты - и таким образом... - начал Адриан Николаевич.
- Сын, тебе крупно за семьдесят, а ты всё ещё веришь в сказки, - сквозь зубы проговорила мать. - Где ты найдёшь такие деньги для магической чистки дома?.. Сиди здесь и молчи. Дай мне подумать... Я как-то не представляла, что риелторы уже постучались в наши двери... Морис наступает на пятки... Ишь, не терпится ему.
- Маменька, но это нормально, что кто-то захочет купить наш дом, - воззвал к ней Адриан Николаевич.
Мать взглянула на него так, что он съёжился.
- А ты никогда не задумывался, почему Морис выгнал вас из своих квартир и заставил поселиться здесь? Да уж... Где тебе об этом думать... Напомню, сынок. Отсюда легче заставить вас побыстрее продать родовое гнездо! А поскольку вы все - слабые маги, ничему не учились, так вам и не дано понять, что дом стоит на источнике силы! И он хочет заполучить такой - такой! - дом за копейки! Была бы я моложе...
И затихла, раздражённо поморщившись и уставившись в одеяло на ногах. Через минуты её лицо расслабилось, его обвеяло покоем, а потом и горечью.
Её старший сын прекрасно помнил, что в таком состоянии маменька может сидеть часами, так что, опустив голову, и сам предался размышлениям.
Только сейчас он начинал - только начинал! - понимать, почему маменька требовала, чтобы он женился на выбранной ею девушке. А он, учась в университете, решил, что стал совершенно самостоятельным, что повзрослел и может себе позволить не подчиниться матери. И женился, как считал - по любви.
Но смешная и прелестная однокурсница быстро потеряла все качества, которые он, ослеплённый страстью, видел в ней. Но... привык к ней и уже не видел жизни без неё. Как привыкают к собаке или кошке в доме. Спустя годы он узнал о тех девушках, одну из которых маменька настоятельно пыталась сделать его невестой. Были и симпатичные, и умные, а главное - все из сильных семей магов... Но в нём самом была какая-то неправильность. Несмотря на то что он понял - сделал неправильный выбор для семьи, он уже не мог оставить свою жену. Мрачные пророчества матери сбылись: у них родилась дочь - ущербная, по оценке матери. Если у Адриана Николаевича ещё были слабые проблески, способности к работе с магией, то дочь оказалась абсолютно обыкновенной. Даже попытки маменьки, к которой девочку время от времени привозили, пробудить хоть каплю способности ни к чему не привели. Девочка пошла в женскую линию его семьи. Полная бездарь в магии...
Он жил все эти годы по инерции - по той же схеме, что живёт большинство давно семейных мужчин: есть семья - надо тащить. Лишь раз в своей жизни, пусть и недолго он познал странное счастье. Три дня странной, опасливой радости... Омут в который впервые сумел окунуться с головой...
...Он забыл, что маменька не только задумываться умеет. И вздрогнул, услышав нетерпение в её резком голосе:
- Стой! Вот на этом воспоминании! Остановись!
Какое там - остановись! От материнского окрика Адриан Николаевич вообще забыл, о чём он только что думал! Уставился на неё заполошными глазами и рот открыл, отчего маменьку взбесил знатно.
- Идиот! Вспоминай о трёх днях радости! Я нечаянно увидела их в твоей памяти, но такого шанса уж точно не упущу! Почему ты на ней не женился, идиот?!
Маменька откинула одеяло и яростно всматривалась в его глаза, нагнувшись к нему так, что едва не падала с кровати.
- Рассказывай! - через минуты уже более или менее успокоившись, потребовала она, поймав его взгляд и не отпуская. - Я-то уж думала, что твоя жизнь - сплошная тягомотина, а ты у меня, оказывается, и в любовниках успел побывать!
Маменька всегда отличалась любовью к болтовне о магах, магии и делах, в которых замешаны маги - или она только подозревала, что они замешаны. Себя же, тем не менее, злорадно хихикая, гордо называла ведьмой. Однажды старший сын почтительно осведомился, почему маменька предпочитает называться не магом, коим, вообще-то, является. В ответ услышал то ли в насмешку, то ли всерьёз сказанное: "Ведьма" - слово звучное, роскошное. А "маг" - мявкнул это словечко и пропал, нет его. Я не такая!"
Сколько потом Адриан Николаевич ни думал, так и остался в недоумении: шутила она? Нет?
Но, вспоминая о том разговоре, мысленно соглашался: хрупкая на вид маменька, любительница комфорта и аристократического антуража, в иные часы и впрямь превращалась в злобную ведьму. Чаще - когда вспоминала о двух своих сыновьях и их семьях. Тогда она, привычно обряженная в домашние одежды, в которых не грех было бы появиться и на дворянских балах для магов, внезапно оборачивалась в растрёпанную ведьму: подняв согнутые над головой руки, скрючив старчески тощие, словно куриные лапки, пальцы, она шипела на сыновей, выплёвывая проклятия, которые еле успевала затем нейтрализовывать; бегала по гостиной, запуская свои скрюченные "куриные лапки" в великолепную причёску, которая после такого отношения к ней выглядела как грачиное гнездо после долгой осенней бури.
И была права в своём гневе.
Как-то так получилось, что и Адриан Николаевич, и Владиславушка (никто не мог переломить традицию называть младшего другим именем) - оба женились на обычных девушках, да ещё и по жизни оказались неприспособленными. Богатые подарки на свадьбы - профукали, а ведь отец каждому купил по две квартиры: одну для жизни в ней новообразованной семье, другую - как подушку безопасности, ну и для будущих внуков или внучек!
Когда отец умер, не прошло и пяти лет, как дети стали собираться в родовое, или семейное, гнездо.
Сначала дочь Адриана Николаевича разошлась с мужем, которому до безумия хотелось детей, а их всё не было. А потом, до выхода на пенсию, потеряла работу и, вынужденно продав добрачную квартиру, перебралась к родителям. Затем Адриан Николаевич обнаружил, что его и жениной пенсии не хватает не то что на продукты - на оплату коммунальных. Из пятикомнатной квартиры перебрались в трёх, получив за предыдущую почему-то очень мало. Правда, рассказывая матери о переезде из роскошной квартиры, промолчал о том, что выручил за квартиру гроши, да ещё не выехал из неё - вылетел, как ошпаренный, вместе с женой и дочерью. Потом точно так же бежал из только что обжитой трёхкомнатной квартиры в двухкомнатную, в которой тоже долго не задержался. Может, так и бегал бы - из однокомнатной в такую же однокомнатную...
Но узнал во время традиционного празднования Нового года в родительском доме, что младший брат с семьёй (из детей у того - тоже один лишь сын, и тот несемейный) уже собирается переехать жить к матери. Выдержав год жизни в очередной однокомнатной квартире, старший сын умолил-таки мать принять и его семью в родовое гнездо.
А через несколько месяцев проговорился, каким образом потерял пятикомнатную: что вселилось в неё нечто, что начало распускаться глубокой тьмой, в которой это нечто и шевелилось. А когда были призваны маги из особого магического отдела полиции, те не сумели разобраться, что это такое и как его изгонять. Сказали - слишком сложно... А маги-частники, введённые в комнаты с тьмой, - просто бежали из квартиры, аж пятки сверкали... Вот и продали за гроши, лишь бы что-то, да получить за жильё.
Маменька бушевала месяц - это если каждый день. Потом успокоилась и злобу выражала реже. Но одно обстоятельство её здорово даже не злило, а угнетало:
- Ну почему вы не привезли меня в ту квартиру?! Почему?! Олухи царя небесного!! Да, я стара и дряхла (Адриан Николаевич при этих словах опасливо втягивал голову в плечи), но всё ещё вижу и соображаю - в отличие от некоторых! Господи, кого же я вырастила?! Недоумки!
Но сейчас она жёстко поймала взгляд старшего сына и не собиралась его отпускать. В прямом смысле: Адриан Николаевич внутренне метался, но, как минимум, опустить взгляд или отвести его не мог. Даже он, слабенький маг, отчётливо прочувствовал, что маменька собралась с последними силами, несмотря на старческую немощь, на которую привыкла жаловаться, и нетерпеливо пролистывает всю его жизнь, стараясь найти промелькнувшую и пропавшую страничку его памяти, где для неё сверкнул некий маячок - знак, что исправить всё же их нынешнее положение можно!
Нехотя, слишком хорошо понимая, что иначе маменька так и не выпустит его из своей власти, Адриан Николаевич сам "вернулся" к той страничке. Естественно, с трудом сумев заблокировать интимные сцены. Знал, что маменька легко снимет его неумелый блок, но надеялся, что она поймёт: там, за блоком, то, что и она постесняется посмотреть (хотя слово "постесняется" она бы высмеяла!). Понадеялся на её деликатность. И сам мрачно принялся следить за тем, что она бесцеремонно выуживает из его памяти.
Маменька же, едва он "вернулся", немедленно качнулась к нему, забыв о приличиях - открыла рот, напряжённо всматриваясь в его память и следя за происходящим в его жизни когда-то.
К его облегчению - чуть не до слёз, она и впрямь не стала лезть в постельные сцены. А когда откинулась на подушки, тем самым показав, что видела всё, что ей нужно, Адриан Николаевич машинально снял всей ладонью пот со лба. И, осторожно вытерев руку о штанину брюк, продолжил наблюдать, как маменька, полуприкрыв глаза, о чём-то глубоко задумалась.
Зачем понадобились ей именно эти странички его памяти?
Чтобы добавить к привычным оскорблениям и упрёкам обвинения в измене жене? Да нет вроде. Она же обрадовалась его... измене. К невестке-то всегда относилась с плохо скрываемым презрением.
И едва не подпрыгнул в кресле-качалке, когда она резко сказала:
- Вызови ко мне Игоря!
Игорь был единственным, кто ухаживал за особняком и всем поместьем, а также за его хозяйкой. Его умения распространялись даже на парикмахерские чудеса - персонально для хозяйки поместья. Взамен он бесплатно проживал на территории поместья, в домике-пристрое, и в свободное время писал пейзажи, на средства от которых еле выживал и сам. Насколько помнил Адриан Николаевич, этот художник, лет чуть за тридцать, числился не слишком сильным, да и редко практикующим магом. Но к маменьке относился так преданно, что старший сын хозяйки время от времени подозревал в этой почтительности - глубокую признательность Игоря за нечто, что сделала Ангелика Феодоровна для него однажды. Возможно, для исправления его судьбы.
Когда он открыл дверь выйти из комнаты матери, пришлось замереть на секунды:
- Сам можешь не возвращаться. Пока не позову.
Безродный художник - и наедине с маменькой? Хотелось возмутиться, но сил после прочитывания маменькой его памяти не осталось. Да и впервые, что ли... Адриан Николаевич собрал всё своё терпение и осторожно закрыл дверь. Спустился к площадке между лестницами. Шагнул к окну, чтобы снова увидеть заснеженный сад. Увидел и тут же забыл о нём, поглощённый своими мыслями. Покачал головой. Возмущение стихло, когда он вспомнил голос маменьки. Леденяще спокойный. Как будто она решилась на нечто, что должно... изменить их жизнь.
А если это так?
Адриан Николаевич внимательно посмотрел на дверь в самое тёмное помещение в доме. Нет, правда. А если маменька задумала...
И он решительно зашагал к страшной комнате, настраиваясь, что пройдёт её безо всяких непредвиденностей и живым покинет её.
За входную дверь особняка он буквально вывалился. Пришлось прислониться к ней спиной и отдышаться, ловя языком мохнатые снежинки и бездумно следя, как они упрямо валят на землю, и так скрытую снежным покровом. От крыльца плохо расчищенная тропа вела в две стороны - к воротам поместья и к домику Игоря. И почувствовал благодарность к маменьке, что она заставила его выйти на улицу. Здесь свежо и спокойно.
Мог бы тому Игорю и позвонить. Смартфоны есть почти у всех. Кроме маменьки. Создать щит между своей силой и телефоном для неё всегда было сложно, так что любые телефоны мгновенно ломались. А идти пришлось, поскольку из дома маменьки звонить тоже бесполезно. Особняк, наполненный различными магическими артефактами, с которыми маменька не желала пока расставаться, не позволял.
Адриан Николаевич оттолкнулся от двери. По узкой снежной тропе он шёл уже торопливо, с пока ещё не оформленной надеждой, что маменька нашла в его памяти что-то такое, что поможет им всем не дожить до нищеты.
...Старший сын забыл, что Ангелика Феодоровна в своё время славилась, как отменная гадалка на таро.
Еле дотянувшись до инкрустированного комодика, женщина с трудом выдвинула верхний ящичек и взяла колоду тяжёлых от долгого пользования карт.
Итак, сын пробыл с этой девицей трое суток.
Девица сама подошла к нему на черноморском пляже и легко увела его от семьи.
Легко, потому что сильный маг.
Молодой Адриан, краснея, в конце третьих суток сказал девице, что готов развестись со своей женой и жениться на ней. Та только усмехнулась и объяснила, что в их роду женщины не выходят замуж... Ангелика Феодоровна, держа перед внутренним взглядом эту Ингу ("Красотка! Не то что эта курица!"), начала расклад. Когда карты легли в первый раз, она хмыкнула. А через некоторое время женщина, вглядываясь в новую картинку, торопливо облизала губы и повторила расклад. Инга. Не соврала. Надо же...
...Когда в спальню вошёл вызванный ею Игорь, он только кинул взгляд на занятие своей хозяйки и сразу бесцеремонно присел на край роскошной кровати. Ни его, ни Ангелику Феодоровну не смутила эта бестактность. Более того - Игорь, не спрашивая ни о чём, принялся время от времени дотрагиваться до запястий хозяйки дома, но так, чтобы не мешать их движению. Вскоре Ангелика Феодоровна закрыла глаза, продолжая выкладывать совершенно неожиданные композиции таро...
Художник спокойно сидел рядом, но внезапно отдёрнул правую руку от её запястий и схватил ручку, чтобы в стареньком блокноте с того же комодика поспешно записывать то, что для него, мага, появилось в пространстве над таро. А затем - и рисовать, запечатлевая на страничке тонкое девичье лицо.
- Хороша, - безразлично подтвердил Игорь. - Что делаем дальше?
Вопрос пристально взглянувшей на него хозяйки: "Откуда ты знаешь, что мы что-то будем делать дальше?" не прозвучал.
Оба слишком хорошо знали друг друга.
Ангелика Феодоровна надменно бросила взгляд на собранную колоду.
- Пока ещё утро. Ты успеешь приготовить меня к выезду.
И они переглянулись, объединённые общей тайной.
...Правда, выискивая хотя бы какие-то данные о своей неожиданной внучке, Ангелика Феодоровна просмотрела кое-какой нюанс. Точнее - она видела, что рядом с искомой девицей есть нечто странное, нечто вроде плохо опознаваемой тени, но девица ей в момент гадания была важнее, так что это нечто осталось за бортом внимания хозяйки старинного особняка.
Глава вторая
Кажется, знакомство с родителями жениха пошло совершенно не предсказуемо.
Кроме родителей Семёна, в комнате оказался ещё один человек. Ещё одна девушка.
Это в довесок к будущей свекрови и будущим деверям. Не считая свёкра.
А ещё Семён, открыв дверь родительской квартиры и пропустив Альку и Алика мимо себя, почему-то не взял её, Альку, за руку, как бывало до сих пор.
Алика легко было впустить: он обычно не прятался, но его никто никогда не замечал за спиной сестры, пока он сам не захочет.
Алька же о выпущенной Семёном руке вспомнила, едва только вошла в просторную прихожую, чтобы перейти затем в зал, как выразился Семён о самой большой комнате в трёхкомнатной квартире. Вспомнила задним числом. И сразу принялась занудствовать в мыслях: "Так, да? Всегда за руку или под руку, а теперь - забыл о том? Что - в квартире родителей я уже не твоя невеста? А как же обещанная поддержка?"
- Алька, не занудствуй... - прошептал брат, как всегда легко уловив её настроение, хотя даже в лицо не заглянул.
- Тебе хорошо-о...
- Не нуди. Представь, что ты пришла к стоматологу. Скоро встанешь с кресла и забудешь обо всём, что было...
- Это ты!.. Мне!.. - чуть не задохнувшись от понимания, что брат уже знает, чем закончатся смотрины, прошипела она, пока Семён пристраивал её замшевую куртку на рогатую вешалку. - Ты хочешь сказать!.. Алик!..
- Успокойся, - мирно прошептал он, сам вешая свою куртку и шагая за сестрой, о чём Семён, естественно, не знал. Да, брат умел прятаться так, что все могли видеть пустоту, но не кого-то за спиной Альки.
Девушка стиснула зубы, чувствуя, как жёстко раздулись ноздри носа. Лишь бы не расплакаться прямо сейчас. Но взяла себя в руки, сжав кулачки.
Тем временем ничего не подозревающий Семён повесил её шапку и шарф на рожок вешалки, а потом, подбадривая, взглянул на Альку и кивнул ей на дверь в тот самый зал. Туда, где сидели его родители, ожидавшие встречи с будущей невесткой. Где её, Альку, ожидали смотрины, о результате которых она только что узнала. В смысле - зря она припёрлась сюда.
Говорят, перед смертью человек видит многое из своей жизни. У Альки, психанувшей из-за предвидения брата, тоже все недавние события, предшествовавшие смотринам, стремительно возникли перед глазами.
Семёна она встретила, поступив в университет, на филологический. Она сама и брат-близнец знали, что у них обоих есть магические способности, но на магфакультет им попасть не удалось. Повезло в одном - что экзамены из-за поступления на магический можно было сдавать сразу на три факультета, в том числе и обычные.
Их обоих мать бросила на бабушку, когда близнецы были подростками. Мать заявила, что хочет-таки переломить судьбу и найти свою половинку.
Экзамены на магфак были сложными. Обеспечить им репетитора бабушка не могла. Дорого услуги стоят. Ладно хоть - обычные предметы давались близнецам легко. Таким образом Алька и оказалась на филфаке, Алик - на физмате. Поступали-то сразу на два факультета, благо разрешалось.
Но попытки научиться магии не оставляли, зная, что способности у них неплохие. Первым делом Алик попытался взять книги по магии из общей университетской библиотеки. Логично, что ему не дали их. Даже обругали слегка, что специализированные учебники даются лишь учащимся магфакультета. Сестра не вмешивалась, зная, что не умеет сделать что-то против правил. Но Алик попытался ещё раз - на этот раз примитивно стащить парочку учебников. Увы. На все книги о магии были навешены такие заклятия сохранности, что он не дошёл с ними до выхода из библиотеки... Больше он не думал о библиотечных книгах. Тем более - о тех, что выдавались студентам магфакультета. Там охрана была ещё более жёсткой. Лишь раз он пошутил: "Может, устроить налёт на кого-то из студентов-магов? Стащим книги - и всё! Нам многого не надо!" Но сестра попросила его даже не думать о таком нарушении университетских правил.
Зато потом сестра часто слышала, что он, бывает, пропускает занятия. И однажды заставила его расколоться. Оказалось, что Алик ходит в общую библиотеку - типа, за художественной литературой, а сам ушмыгивает в маленький зал для студентов-магов. Прятаться от библиотекарей, в том числе и от магов, он научился в первую очередь. Алька ахнула и велела и её потихоньку хоть чему-то научить. Успели по мелочи узнать кое-что, а потом Алик всё-таки попался - и его вытурили из магзала, а затем на двери в оный навесили персональное заклятие на недопуск для него.
Алька только вздохнула.
Алик же пожалел лишь об одном:
- Представляешь, я только-только нашёл справочник для поступающих на магфакультет! Не успел даже первой части списать, какие там задания... Э-эх...
Семён на второй курс филфака пришёл после армии. Высокий, плечистый блондин-красавец почему-то сразу запал на темноволосую девушку. Внешне ничем не примечательная, Алька всегда отличалась жизнерадостным характером и общительностью. Может, тем и привлекла его внимание. Правда, на первых порах их знакомства брат, посвящённый в личные дела сестры, предупредил её:
- Ты сама знаешь особенности нашей семьи. Может, погодишь немного с Семёном?
Алька сразу насторожилась.
- Он меня видит именно как... - Она замялась, не зная, как себя обозвать.
Брат только вздохнул, подтверждая её тревогу.
- Но почему?!
- Ты... - Алик тоже споткнулся. - Ты лёгкая... Ну, ты же понимаешь, о чём я. О характере. А он твою лёгкость воспринял как... легкомыслие? Доступность?
- Поняла... Спасибо, что предупредил, - задумчиво пробормотала девушка. И жалобно добавила: - Я хочу, как мама!.. Хочу переломить семейную ситуацию!
И на какое-то время прекратила часто встречаться с красавцем курса, хоть и побаивалась, что он быстро найдёт ей замену. Ведь она так привыкла к нему! Так привыкла быть маленькой и беззащитной, когда есть возможность прислониться к нему, могучему и надёжному! Дома-то приходится быть сильной и жёсткой: бабушка совсем слаба, болеет часто, и показывать ей свою слабину никак нельзя. Расстроится только.
Но добродушный Семён быстро заскучал без энергичной подруги. На её фоне остальные однокурсницы казались вяловатыми. На одной из перемен между лекциями он цапнул Альку за руку и сердито спросил:
- Что происходит? Почему ты вечно от меня бегаешь?
Если он ожидал, что она начнёт что-то лепетать, оправдываясь, то не на ту напал. Стараясь говорить так, чтобы любимый вконец не обиделся, Алька объяснила:
- Я не бегаю. Но у меня мало времени. Тому есть три причины. Ты же знаешь, какая у меня дома финансовая ситуация. Я стараюсь учиться так, чтобы у меня была повышенная стипендия. А ещё не хочу, чтобы ты думал - типа, я на тебя вешаюсь, потому что твоя семья богата. И я хочу рядом с тобой выглядеть так, чтобы нравиться тебе.
Наивно откровенные объяснения подруги произвели на Семёна глубокое впечатление. Он и правда происходил пусть не из богатой, но довольно обеспеченной семьи. Стремление Альки соответствовать его положению хотя бы внешне он оценил.
Зимой, на третьем курсе, он сделал ей предложение и повёл знакомить её со своей семьёй.
Всё банально.
И банальщина эта разрешилась ещё более банально.
...Два варианта. Пока ошарашенная братовым предсказанием девушка шагала к открытой двери в зал, она успела продумать два варианта, как повести себя в случае, если... Но ведь она пока не знает, что может случиться! Брат просто предупредил, что знакомство будет... как минимум, бесплодным!
Два варианта. Первый - она, улыбаясь, распростится со своим... женихом. Второй - она попробует сражаться за него, за своё счастье. При одном условии: если и он будет бороться за неё перед родителями.
Они вошли в тот пресловутый зал, который и впрямь оказался залом, потому что разглядеть, кто в нём и где Алька сразу не сумела. А когда сумела - похолодела.
Все робкие представления о двух вариантах поведения безнадёжно рухнули при виде тех, кто ожидал их в зале.
С увиденным соперничать она никогда бы не смогла.
Родители Семёна стояли возле накрытого к ужину стола.
А чуть сбоку, ближе к окну, стояла девушка, одетая во всё чёрное, но стильное. И её лицо - девушка как будто только что пришла из косметического кабинета. После посещения парикмахерской. Но не её ухоженность заставила Альку оцепенеть. У Семёна нет сестёр. Есть два младших брата. Ошеломлённые глаза Альки застыли на животе девушки. Одетая в чёрную водолазку, девушка даже не подумала что-то прятать. Живот её недвусмысленно подсказывал единственный ответ на вопрос: что это?
- Люсенька? - удивился Семён.
Он встал на месте так резко, что Алька едва не ткнулась лицом в его спину. Но успела придержать шаг и, чуть обойдя его, встать рядом.
А потом Алька заглянула ему в лицо.
Он тоже уставился на выпирающий живот незнакомки. Открыл рот.
Его родители, одетые, как будто им идти в театр, переглянулись и с заметным презрением посмотрели на Альку. Не поздоровались, ни словечка не сказали. Судя по всему выжидали, как поведёт себя сын. Именно поэтому долго на Альку не смотрели, сразу уставившись на Семёна.
- Да, Люсенька, - насмешливо ответила девушка и намекающе мягко погладила живот. Блеснули длинные ногти, на которых промелькнули даже какие-то миниатюрные фигурки. - А ты ждал кого-то другого?
На Альку она не смотрела - только в глаза Семёна.
Семён не маг - насколько помнила девушка. Или всё-таки в нём есть зачатки способностей? Он... предугадал? Поэтому не предложил руки ей, вообще-то своей невесте, чтобы ввести её в зал? Оказалось, это такой значимый жест, которому она мельком удивилась... А тут...
Иначе бы почему он, внезапно забыв о невесте, шатнулся к беременной девушке, а потом и вовсе зашагал к ней?
Алька, только переступившая порог, замерла: Семён нежно взял беременную девушку за руки, склонился к ней... Глаза Альки набухали слезами...
- Пошли домой, - тихо предложил за спиной брат.
Она открыла рот ответить ему, но не сумела вымолвить и слова, потому что мешала судорога плача, которая скривила её рот и заставила камнем застыть взбунтовавшееся горло, не давая говорить нормально.
И тут родители Семёна, будто сговорившись, одновременно пошли к ней.
- Надеюсь, вы сами понимаете... Вам здесь ничего не светит... - зашипела его мать.
- Ух-ходите... - словно копируя жену, прошипел отец Семёна. - Нам не нужна безвестная голодранка в семью. Наша семья имеет вес в городе, и мы не хотим, чтобы какая-то нищебродка, да ещё байстрючка и безотцовщина, желала породниться с нами. Не лезьте к нам! Наш сын не про вас!
Они наступали на неё, так решительно вытесняя из зала всё в ту же огромную прихожую, что Алька пятилась - и, в конце концов споткнувшись о низкий порог, едва не упала. И всё оглядывалась на Семёна: неужели он не видит... Неужели уже забыл о ней?
Только стремительная реакция Алика помогла её устоять на месте и не повалиться некрасиво в сторону, махая руками. Брат вцепился в её дрожащие локти и жёстко сказал:
- Идём домой!
Родители Семёна, оцепеневшего возле самодовольно улыбавшейся девушки, теперь и сами попятились, наконец разглядев за спиной нежеланной невесты своего сына ещё одного человека.
Перед тем как закрылась дверь в зал, уводимая братом Алька быстро оглянулась. Семён даже не посмотрел на уходящих, ласково обнимая неизвестную.
Алик буквально утащил сестру из квартиры, по дороге прихватив свою и сестрину верхнюю одёжку с вешалки. И напоследок грохнул дверью. Не специально, как машинально отметила Алька, а потому что одна рука была занята ворохом одежды, а другой он направлял её к лестничной клетке.
Брат помог ей спуститься к вахтенному столику, возле которого сидел не только вахтёр, но и охранник. Ни слова не говоря, Алик бросил охапку одежды на этот стол и принялся не спеша, как-то даже тщательно одевать плачущую сестру. Та ничего не видела - слёзы застили весь белый свет, так что время от времени под изумлёнными взглядами вахтёра и охранника брат доставал платок, промакивал мокрое лицо Альки, да и порой заставлял её высмаркиваться.
Последнее действо и привело её постепенно в себя.
Вскоре она стояла, только горестно шмыгая и думая о том, что в её жизни больше никогда не будет Семёна, к которому так замечательно прислониться, чтобы он обнял её обеими руками, чтобы стало так тепло и уютно!..
Долго горевать не пришлось. Брат оделся шустро.
- Идём! - скомандовал он. - Не будем заставлять бабушку ждать нас и волноваться.
- Ей-то что волноваться... - гундосо пробурчала Алька и только было приготовилась снова зареветь, как брат взял её за руку и потащил к входной двери.
Охранник, как ни странно, подскочил к входной двери и открыл её перед ними. Обернувшись к столу вахтенного и шмыгнув в последний раз, Алька помахала рукой старику. Хоть эти двое не заставили её волноваться до слёз, за что она и была им благодарна... Подъездная дверь мягко хлопнула за их спинами.
Брат на улице, то и дело снимая с лица липнувшие к коже снежинки, огляделся и положил безвольную ладонь сестры себе на руку. Предстояло спуститься с крыльца по лестнице. Уже внизу Алик снова покрутил головой, словно примериваясь, куда им дальше идти. Что ж. Он прав. Сюда-то их Семён привёз на машине.
- И куда теперь нам? - вздыхая после плача, спросила Алька, уже смирившаяся с тем, что часть её светлой и радостной жизни закончилась таким беспардонным образом.
- Кажется, он привёз нас с этой стороны, - сосредоточенно предположил Алик, всматриваясь в дальние улицы, и тут же озлился на себя: - Надо было у вахтёра спросить, где тут троллейбусы, автобусы, маршрутки бегают! А мы...
- Алик, не сердись, - коротко вздыхая, попросила девушка. - Давай пройдёмся немного? И я успокоюсь, и до дороги какой-нибудь дойдём.
- Твоя куртка на такую погоду не рассчитана, - заметил брат. - А тем более - на такой ветер. Уверена, что хочешь пройтись?
- Так легче успокоиться. - Сказала - и снова в рёв: - Он же со мной дружил! Когда же он успел?! Алик, когда?!
- Ты спрашиваешь у меня так, как будто я им свечку держал! - рявкнул брат. А подумав, вздохнул: - Когда - когда. Когда его родаки увезли во Францию на лето, вот когда! Если посчитать по времени...
А девушка вдруг ахнула со слезами в голосе:
- Алик! А как же мне теперь быть?! Он же в моей группе! Алик!
Она не сразу поняла, что брат странно замолчал, и всё сокрушалась об ужасе каждодневной встречи с бывшим женихом. Пока не взглянула внимательнее.
- Алик, ты же умный! Придумай, что делать!
В ответ услышала неожиданное:
- Ваську Прохорова помнишь?
Наверное, с минуту она молчала, шагая рядом с ним, резко приходя в себя и в грустную реальность, прежде чем откликнуться:
- Ты имеешь в виду нашего одноклассника? Помню. А что?
О том, что она перепугалась, мгновенно решив: брат хочет предложить ей вот так лихо поменять жениха, - говорить не стала.
- Мы с ним позавчера встретились. Оказывается, у него своя автомастерская есть, двумя улицами ниже, в гаражном переулке. Предлагал поработать у него. Зарплата у него больше, чем повышенная стипендия, которую я так и не получаю.
- Но ведь мы мечтали поступить в универ! - ошеломлённо напомнила Алька.
- И что? Мечту-то воплотили - поступили. Только по здравом размышлении что-то я пришёл к выводу, что эта учёба мне нафиг сдалась. За эти три года я так и остался нищим. Что с того, что бегаю на подработки? Этого мало... В основном-то так и сидим у бабули на шее. А что потом? Поступили не туда, куда хотели. Будем работать не там, где хотелось бы...
- Зато на деньги, которые получим от той работы, можем купить то, что нужно, - сердито возразила Алька, которая покрывалась мурашками от его то ли рассуждений, то ли предвидения. И прозрела: - Так ты предлагаешь уйти?
- А что ты теряешь? - пожал плечами брат. - Настаивать не буду. Можешь учиться дальше, но я - пас. Кому-то надо и зарабатывать. Только так я смогу обеспечивать и тебя, и бабушку.
- Бабушка плакать будет, - прошептала Алька и задумалась. - А ещё и рассердится, что мы такое натворили, пока её нет.
Бабуля уехала к дальней родне, но деньги присылала, как минимум, на оплату коммуналки. И так-то без неё страшновато, а тут Алик ещё придумал... Хотя, судя по его размышлениям вслух, он думал о том и без встречи с Васькой-одноклассником.
Уходить из универа страшновато. Привыкла к определённому ритму жизни, что маленькие деньги хоть раз в месяц, но стабильно выдаются. Слабенькая мечта о том, чтобы стать женой Семёна как-то не давала думать о том, что она станет и сама богатой. Просто представляла, что они будут вместе, не более. Но...
Она украдкой покосилась на зимние ботинки, купленные ещё прошлой зимой. Всё бы хорошо. И выглядят прилично, как бабушка говорит. Вот только под стопой отчётливо ощущается, как проваливается изношенная подошва, особенно под пяткой. А вот если бы она, Алька, работала, могла бы позволить купить себе новые ботинки.
- Алик, - негромко сказала она, - но, ведь если ты пойдёшь к Ваське, там, наверное, надо весь день работать. А как же наша мечта - научиться-таки магии?
Кажется, брат уже обдумывал проблему.
- Понимаешь... Университет - это и без денег, и без настоящей, нужной нам учёбы, - медленно ответил он. - А работа - это уже хотя бы деньги. - И хмуро спросил: - Где твои перчатки? Морозец хоть и маленький, но ведь замёрзнешь.
Алька послушно вынула из кармана куртки перчатки и только хотела надеть их, как внезапно, сама того не ожидая, размахнулась и выбросила их в мусорный контейнер, мимо которого они проходили. Ошалев от неожиданности, Алик встал на месте.
- Ты чего?!
- Это подарок Семёна! - мрачно сказала она.
- Ну и оставила бы себе, - уже спокойнее хмыкнул брат. - С паршивой овцы, типа... Ну, это... Хоть шерсти клок.
Девушка промолчала. С языка рвалось объяснение, что всё связанное с Семёном сейчас вызывало у неё брезгливость. И отторжение.
После выброшенных перчаток молча она шла по заснеженной улице недолго.
- Ну, хорошо, - хмуро сказала она. - Ты пойдёшь к Ваське. А что делать мне? Я даже не представляю, куда мне пойти работать.
- Доучись, - коротко ответил Алик.
- Не хочу, - уже мрачно сказала она. - Не хочу видеть этого предателя каждый день. Да и... ты прав. Лучше работать, чем учиться на того, кем быть не хочешь. А там...
- Что - там? И ты не забыла, что придётся работать тоже не там, где хочется.
- Зато там можно будет накопить на репетитора! - буркнула Алька.
Прошли в поднявшейся снежной метели ещё немного. Защищаясь ладонью от снега в лицо, Алик присмотрелся и кивнул:
- Вон тот дом пройдём - видишь, там троллейбусы ходят? Сориентируемся, доедем до дому, а там посмотрим, что делать. Но насчёт репетиторства ты умно придумала.
Они и в самом деле вскоре вышли к дороге.
Время - пять вечера. А как будто уже поздний вечер. Начало декабря. Что уж...
Сначала брат с сестрой обошли остановочный навес, чтобы посмотреть, где они. Прочитали название остановки. Прочитали, какой здесь транспорт ходит. Переглянулись.
- Для пересадки денег маловато, - сказал Алик, глядя на светящееся табло. - Подождём эти двенадцать минут?
- Подождём, - согласилась девушка, хотя её зубы начинали постукивать от озноба. Куртка плохо грела. Тоже - нарядилась ради смотрин... А так бы залезла в старенькую, но тёплую шубку и не мёрзла бы сейчас.
- Иди сюда, - тихо сказал брат, за локоть втягивая её в уголок навеса и прижимая к себе: сразу понял, что сестра замерзает.
Будущих пассажиров на остановке было человек семь-восемь. Кто-то бродил вокруг навеса, кто-то предпочитал сидеть внутри, на скамье, кто-то бросался к дороге, завидя нужный транспорт, и тут же появлялись новые ожидающие. Троллейбусы, автобусы, маршрутки подъезжали полные, в них с трудом протискивались, несмотря на выходящих. Самое время для пассажирского потока...
Какая-то солидная легковая машина скользнула чуть вперёд и приткнулась к бордюру. Алька, еле согревшаяся под руками брата, ещё сердито подумала, что из-за этой машины общественному транспорту будет трудно отъезжать от остановки.
Но машина остановилась. Со стороны водителя открылась дверь - и вскоре сам водитель быстро обогнул машину и побежал к остановке. Он, в джинсах и джемпере, без куртки или плаща, быстро сунулся в тот же угол, где стояли близнецы, и недовольно сказал:
- Еле вас нашёл! Девушка, тебя зовут Алика?
- Да, - насторожённо ответила девушка, внезапно вспыхивая: а вдруг это Семён послал за нею?! Вдруг он всё понял и теперь...
- Вашу бабушку зовут Ингой? Кем вам приходится этот молодой человек? О... простите. У вас есть брат? - слегка, не слишком сильно удивился странный мужчина.
- А вы кто? - Алик немедленно запихнул сестру за свою спину.
- Вас хочет видеть ваша прабабушка. Она сидит вон в той машине. Идёмте.