Аннотация: Группа в ВК https://vk.com/zapal_authors организовала классный марафон, где надо писать каждый день весь февраль. Здесь публикуются отрывки из первой части, тогда как вторая часть была мною выделена в отдельное произведение, которое уже разрослось в попаданческий роман и будет выложено позже. Пока что можно читать его в моей группе в ВК: https://vk.com/alx_ekb_repost
Замолвите слово о Гороскопах
Деление людей по гороскопам глупо само по себе. Что и кому сделало хорошего? Предлагаю вот такое новое деление по уровню когнитивных способностей.
1. Его Величество Математик
Всех родившихся под звездой математики объединяет один признак -- они очень любят себя и не любят окружающих, ходят пафосно вздёрнув свои курносые носики и только удивляются нелогичности всего происходящего. В их головах картина мира упрощена до предела и подчиняется конкретным законам. Всё можно упростить, посчитать и предсказать. Кто с этим не согласен -- тот являет собой раздражающий фактор иррациональности, особенно девушки-конфетки и всякие там гуманитарии головных извилин с кучерявыми головами. День математика начинается со строго расписания, планирования и следования алгоритмам. Может быть, это роботы, засланные нам казачками с планеты Тихий Дон Омикрон Персей Восемь? Оставим их плодить сущности.
2. Тишайший Наблюдатель Писатель
С одной стороны, это проклятие чувственности, причём буквальной -- кожной, обонятельной, или любой другой. Такие личности одеваются броско и со вкусом не от того, что хотят понравиться какому-то там полу или потолку, а потому что лайкровые трусы и атласные покрывала не кусают и тревожат нашу кожу. Ввиду чувственности внешних органов, иногда происходит переполнение буферов обмена данными между датчиками и наш агент отправляется в пешее эротическое путешествие по стране своих страхов и неврозов, плача в сторонке, или сочиняя стихи. Получается здорово, но в поход я бы с таким челиком не пошёл. Любит наблюдать, но не действовать.
3. Мыслитель Бытия Физик
Их натура загадочна. Даже прочитав всю книжку Фейнмана о нём самом, с трудом понимаешь, как они мыслят. Есть предположение, что они создают в голове сложные модели, а потом легко в любой ситуации их применяют. Физика в их головах -- это не формулы как у математика, и не слова, это многомерные объекты и простые закономерности. Физики -- наши бро, благодаря им создано большинство приборов вокруг и их нельзя обижать, а то мстя их будет ужасна и опасна, как атомный взрыв.
4. Лидер Мнений Музыкант
Эти личности полны сюрпризов и загадок, как фокусники, они умеют из казалось бы нелепейших приборов извлекать чудо-звуки, мелодию окружающего мира. Они чётко секут последовательности и ноты, считают ритм в голове не глядя, и с ними опасно связываться, потому что большинство самых опасных преступников в мире именно эти парни. Они нравятся девушкам, они водят толпы за собой, и могут победить медведя палочками для поедания суши. Чего они не могут, так это быть спокойными и усидчивыми. Их лучше обходить стороной, совершенно не пригодны для длительных отношений.
5. Разнимающий-На-Части Художник
Если вы с утра проснулись художником, вам повезло. Вы интроверт и аутист, что ж поделать. Скорее всего у вас нет друзей, вы сидите и дрочите свои рисунки круглые сутки, зато вы умеете видеть не всё целиком общее, а как бы разъятое на отдельные составляющие, по частям, благодаря этому вы спокойно рисуете хоть лошадь в полёте, хоть дикие неведомые пейзажи, потому что в отличие от других лопоухих товарищей выше по списку вы не видите всю картину целиком, а лишь то как сделать блик, как сделать тень и прочие такие штучки. Вам головоломки делать, уважаемые, чем, кстати, и занимались художники Ренессанса во главе с Леонардой Дай Винчиком.
6. Спортсмен Ударник Труда
Есть ещё люди с гиперактивностью, как Усейн Болт, им только в спорт дорога открыта. Их вечную дрожь мышц не унять никаким занятием. Виновата гиперактивность моторных нейронов. Этим людям только покажи какое-то действие и они сразу же его повторят. Любят тусить, качать бицуху и кайфовать. Прикольные ребята, но только... не очень умненькие.
Как и любое деление, этот гороскоп тоже условный, и могут быть пересечения из разных областей, но в основном только такие личности нас всех окружают. Это не мешает чистым математикам, таким как Агата Кристи и Джеймс Джойс, создавать шедевры литературы, или художнику-картографу Льву Толстому писать шедевральную прозу, вовсе нет, в этом и прелесть людей и спиралевидной жизни на земле -- изменчивость, гибридизация и вероятностность.
Чудо творения
Он ждал меня, стоя спиной ко входу. Медленно зайдя, я остановился в нерешительности. - Помнишь, это место когда-то было полным. Все бегали и что-то делали... Я кивнул в ответ. Он был совершенно прав. Вокруг нас стояли знакомые приборы, трубки приветливо дымили стимом, облачка которого как барашки кружились в воздухе, когда трубы делали пуфф-пуфф чёрными ртами. - И посмотри на него сейчас... Он картинно развернулся ко мне в свете тусклых мигающих светильников. Лицо скрыла тень. - Этого ты хотел? Вопрос был обращён ко мне. Я не знаю что сказать. Всё случилось как случилось. Жалеть было нечего. Оставалось дослушать исповедь моего брата. - Пойми, оглянись! Он развёл руками, показывая на панорамное окно позади себя, за которым была темень. Рама украшена резными узорами, а в уголках вставлены самоцветные камешки, так что в помещении было нарядно до пафосной дрожи в зубах. И это было всё, на что оно сейчас было пригодно. - Лёд уже дошёл до дворца! Ты не врубаешься, нет? Нам конец! Ведь можно было всё сделать как надо... Я не врубался, честно. Брат был любителем приукрашивать действительность в свою пользу. Я устал от этого дерьма, по правде говоря. Сегодня он уже не первый, кто говорит, что я не прав. Будто они знают, как нужно поступить. Может, я и ошибаюсь, но ничего лучше пока никто не придумал. Либо медленная и верная смерть, либо попытка выжить в неизвестности. - Хватит, - сказал я, перерубая рукой пространство между нами. - От того, что ты спасёшь несколько богатеньких буратин и наживёшься на этом, ситуация не изменится. - А ты? Ты предлагаешь безумие! Отдать всё что у нас есть, все запасы... для чего? - Если безумием ты называешь рациональный подход, который может спасти всех, в случае удачи, то так и думай дальше, но не мешай мне. - О, я ещё как тебе помешаю! Обычно добраться в эту комнату было трудно, но пока все были заняты спасением, в том числе и призванные охранять правопорядок, проход оставался свободным. - Хватит этой чуши, - сказал я, и направился в центр комнаты, где на постаменте стоял нужный мне предмет.
Брат застыл у окна, не шевелясь. Тень обволакивала его силуэт. За окном было холодно и печально. - А знаешь, что самое ироничное? - сказал я подходя к предмету за стеклом. - Что без меня вы всё равно не смогли бы его запустить. Я занёс руку над постаментом, как вдруг почувствовал укол. - Это правда, не смогли бы, и именно поэтому я рад, что ты зашёл на огонёк. Повернувшись, я только и увидел лицо брата, усмехающегося своей хитрости. Внутри вскипела ярость. Как он посмел... Он не понимает... Я не успел ему объяснить. Последним движением, перед тем как погрузиться в темноту своего сознания, я активировал то, что лежало под колпаком в центре этой комнаты, и к чему были подведены трубы со стимом. Ласковая темнота приняла в объятия мягко как перина лучшей кровати во дворце. Прошло мгновение, и я открыл свой взор. Что-то изменилось. Я был не в комнате и мой взор блуждал в темноте. Если он и сработал, то не совсем так, как я думал. Ничего не помню. Сознание... какое-то тяжёлое, ворочается будто гиря, прикованная цепями к голове, и эта гиря лупит по башке. Времени мало, надо вспоминать... Помню толпы на вокзале. Паровоз фырчит стимом из трубы, покачивается на рельсах и подъезжает к перрону, все бегут к дверям, последние уже попытки втиснуться, и вот он отбывает в направлении термальных источников на полюсах. Они думают, что это спасёт их. Как глупо они тратят свои последние дни. Помню совещание Совета Экстренных Дел, где пламенную речь говорит мой брат. Он мастер ораторий, только смысл в его словах ускользает от меня. Я сижу едва сдерживая ярость. Эта бюрократическая машина нас всех погубит. Нужно активировать... это. И попробовать забрать всю его силу. Я настроил его так, чтобы он подпитывался от наших запасов стима, потратил на это очень много драгоценного времени. Помню, я пью какой-то напиток, с поверхности которого идёт стим, а цвет поверхности... Приближаю сознание ближе. Я вижу! Цвет отсутствует. То, что я до этого считал цветом оказалось лишь набором хаотично мечущихся... что это? Отдаляюсь. Это же... чай? Я пью его и работаю в своём... помещение? Груды информации, которая зашифрована примитивным образом. Эти... мечутся на поверхности? Символы? Другие, быстрые, отражаются от этих, медленных в символах, а мой глаз в воспоминании их фиксирует, они исчезают во вспышке... Я прилепляюсь к одному быстрому. Исчезаю с ним во вспышке. Я вижу теперь, они не исчезли. Они... превратились? Где они появились... Это мешает вспомнить. Отдаляюсь. Ещё. Меняю картинку. Что я вижу? Это... наш мир? Лёд уже сковал почти всю поверхность. Я вижу их всех, мечущихся в поездах, кричащих, волнующихся, все их страсти передо мной. Я вижу как чувства бегут внутри них. Чего только не сделаешь в воспоминании, имея сильное воображение... Опять зал. Я встаю на Совете. Меня не слушают. Голосуют. Они приняли его сторону. Он пообещал им спасение. Они не знают, что он не может, если я не соглашусь. Брат, когда ты стал таким? Мы же вместе играли, вместе всегда... Почему я в темноте? Не ощущаю тело. Где оно? Оно есть, но я ощущаю его не так, как обычно. Обычно я чувствовал каждую часть себя, но теперь оно будто стало всего лишь одной частью. Бред какой-то. Как если бы у меня была рука только, с пальцами, и это был бы весь я. Такого не бывает? Горячо. Внутри очень горячо. Жжёт. Хотя бы что-то я чувствую. Значит, я не умер. Говорят, после смерти, которой обладают все живые существа, ничего нет. Учёные бились на этой загадкой, но так и не приоткрыли завесу. Теперь я кручусь. Жар внутри не пропадает, но становится терпимым. Как на карусели, оборот за оборотом. Как же я могу помочь своим, если я даже не могу понять где я, и что со мной? После очередного оборота, пока я был в раздумьях, я почувствовал тепло. Оно пролилось на меня живительным потоком, обогрел мою... кожу? Приятное ощущение. С трудом пробиваются остатки сознания, которое убаюкано вращением и теплом. Мне уже не хочется никого спасать, хочу остаться здесь навсегда, мирно крутиться и спать. В темноту ускользала последняя мысль, я всё сделал правильно, и теперь была надежда. Из сна меня пробудили какие-то шевеления на коже, как будто червячки ползали. Точечно болели некоторые места, из них прорывался гной, он тёк по мне, тёплый и вязкий. Всё так же темнота вокруг не давала картинки. Я с ужасом подумал, может быть меня поймали, ослепили и теперь пытают? Что если они не спаслись, а надежда была мнимой? Если не сработало? Устройство? Фокусируюсь на ощущениях. Жар уже не такой надоедливый. Вращение стало медленнее и не так укачивает. Мурашки на коже не дают расслабиться, что там происходит? Как долго я спал? Мы уже замёрзли? Хоть кто-то спасся, кто мне скажет? Помню эту встречу с учёным, Эммерихом кажется. Он говорит, сидя у обогревателя, пуская ароматные колечки стима изо рта. - Чисто теоретически, есть вероятность повернуть вспять потоки энергии, пронизывающие всё вокруг, и разогреть пространство, придя в первоначальную точку по энергии, обратить энтропию вспять, но что конкретно будет происходить, этого мы предсказать не можем. Сила стима велика, он двигает наши механизмы, он даже может обогревать нас какое-то время, но... - Устройство способно на это? - спрашиваю я, в задумчивости потирая своё лицо. - Да, Советник, мы проанализировали его возможности, по крайней мере, на данном этапе нашего развития, и можем точно заверить, что такое ему под силу, если подвести к нему достаточно стима. - Достаточно, это сколько? - интересуюсь я, чуя подвох. Учёные никогда не называют точных цифр, если дело идёт о вероятности. - Весь наш запас, - поясняет учёный, замешкавшись на секунду. В голове рождается план. Это выглядит как выход. Подвести к устройству весь наш запас стима и разогреть пространство, откатив разброс структурных единиц, составляющих бытие, в обратном направлении. Совет проголосовал против. Закачать весь наш стим в непонятное устройство, найденное подо льдами на полюсе, и тем самым обрекая всех на медленное замерзание без тепла? Не жечь же, в самом деле, остатки органической материи? На долго ли их хватит? Помню толпы на вокзале... стоп, это я уже проходил. Нет. Забыть. Это сейчас не важно. Помню... Я помню себя сейчас. Вот он я, висящий в пустоте, вращающийся вокруг своей оси, медленно замерзающий, и вокруг только тьма. Потоки чего-то текут по мне. Оно яркое, красное, тягучее. Стим! Много стима я вижу, он идёт с моей кожи, он пронизывает меня! Как так получилось? По прежнему я не могу двигаться. Я помню себя позже. Не сейчас. Не раньше, но позже. Я уже не истекаю из нарывов. Я уже имею синий цвет, что-то зелёное на мне. Я вижу цвет! Хоть и в воспоминании. Я вижу свет! В дали, его много, и он точечный. Они холодно сияют мне, точки вдалеке. И один большой шар огня впереди. Он греет мою кожу. Я могу приблизиться к ним, рассмотреть их: вблизи они такие же большие шары огня, как и тот, что рядом со мной. И вокруг многих крутятся мои собратья. Я как голубой шарик, летящий сквозь пустоту, вращающийся вокруг своей оси. Я такой красивый... И они ползают по мне, они маленькие, они держат копья и камни, они охотятся на других. Они моя плоть, от плоти моей, кровь от крови моей. Моё горячее сердце воспылало внутри. Всё удалось, мы спаслись, и если это не сон, то мы будем жить. В этой новой Вселенной, которая ещё не замерзает от нехватки энергии, в которой ещё нет стима, и нет тех проблем что были у нас. Счастливый, я засыпаю, чтобы проснуться потом в новом мире. "Брат, а ты не верил в меня...", было последней мыслью. "Потому что верил, поэтому и мешал", прилетело в ответ со вспышкой сверхновой.
Говорливый дедушка Тао
Во спешке дня, в стремительном потоке дел, событий и информации, человечество превращается в танцующее и поющее дерьмо на палочке у капиталиста, теряя вкус и запах самого обычного мгновения. Что если множество неведомой и загадочной красоты таится в самых обычных вещах?
Что такое красота, которую можно найти в глазах смотрящего по словам некоего неоднократно судимого мужеложца Оскара Уайльда? Наверное, большинство просто согласятся с мнением прозаика и не подвергнут критическому осмыслению данную цитату. А ведь со словами любого сколь угодно великого человека всегда надо проявлять осторожность. Как и красота, так и мнение его может быть субъективным.
Что касается красоты, то у неё есть почти математическое определение в голове любого человека. Водопад Ниагара - он красив? Любой скажет, что глаз отдыхает на нём. Волнительные крутобокие округлости твоей подружки - они красивы? Если она не толстобокая феминистка третьей волны с ядовито-синими волосами, то скорее всего они приятны глазу. Вот лицо разных девушек может быть по нраву различным мужчинам, но плавные математически верные обводы нравятся всем.
Если бы Олёна Сасова знала эту простую истину, быть может, её жизнь сложилась бы по-другому. Она бы родила в 18 лет, через пару лет ещё одного, а молодой возраст позволял бы ей не спать ночами и быть на одной волне со своими детьми, воспитав их в счастье религиозной семьи. К сожалению, она была простой городской девчонкой с окраины, мозги ей запудрил Голливуд своими мультиками о принцессах, и она искала себе принца-на-белом-коне. А прежде всего родители заставляли её учиться. Когда учительница кидала ей в лицо дневник с двойкой, она горько плакала под одеялком. Боясь подвести родителей, она поступила на какой-то факультет городской шараги, имевший пафосное название, состоящее из слов "государственный", "университет" и почему-то "ФГБАОУ", что эта аббревиатура значила, кто бы знал. Наверняка что-то важное и государственное, иначе не красовалось бы на вывеске над входом.
Долго ли, коротко ли, минули года, университет давно остался за плечами, она стала снимать квартиру и работать где-то в офисе за среднюю по региону заработную плату. Она не зарабатывала, а скорее получала получку, "дачку", "подачку", такую обидную сумму, что стыдно сказать, но уже за вычетом налогов. Добрый работодатель позаботился о ней, забрав половину дохода в пользу неизвестных социальных выплат, но на самом деле на эти деньги были построены большие и удобные коттеджи для руководителей соответствующего министерства. Олёна о таком не подозревала, в квитанции ей об этом не написали.
А ещё о ней позаботилось ЖКХ и Управляющая Компания "Аметист-УК Фонд", которая милостиво брала с неё тысячу рублей в месяц на содержание жилья и прилегающих территорий, но судя по таким расценкам, выглянув в окно в любой момент времени Олёна должна была бы наблюдать весь двор заполненным рабочими, что-то подкрашивающими, пилящими, ремонтирующими, вывозящими мусор и сажающими деревья. Выглянув в окно, она бы долго ждала не то что рабочего, а просто мимо проходящего прохожего. Окраина - это вам не шутки. Тут люди спят в спальном районе, и не гундят. Бывает, по праздникам, особенно в Новый Год, но это можно, она и сама пьяненькая благостливо обжимается со своим котом Нюхачом, который прячет голову в одеяло, пугливо прижимая ушки лапками к голове.
Жизнь её приняла ритмичный характер поступательных движений при скучном сексе: от весны до зимы, от зарплаты до зарплаты, от пятницы до пятницы - как циклы Кондратьева - её жизнь поделилась на отрезки. Всегда нужно было что-то делать, всегда нужно было куда-то спешить в фитнесс зал на тренировку, а она не была жирухой, этот крепкий орешек бугристой попки всегда привлекал взгляды похотливых мужчин. Олёна попала в рутину.
И ладно бы в рутину, она была истощена, имела стресс и неврозы к своим тридцати годам. Одиночество её глодало изнутри как голодный пёс свежую кость. Он рвал зубами её сердце на части, терзал плоть, отрывая дымящиеся куски, и слёзы текли по её щекам время от времени. Парадокс, ведь посреди многомиллионного города она ухитрялась чувствовать себя одиноко.
До этого момента.
Старичок с седой бородой и кустистыми бровями впервые появился на горизонте летом. Этот июль с жарой и пухом был особенно горяч и зноен. В старом плаще с заплатками на рукавах, в соломенной шляпе синего цвета, упругой походкой размашисто шагая и отмеряя шаги кивками головы, прямо посреди двора, под обгрызенным тополем, он материализовался из ниоткуда. Олёна только отвлеклась на минуту, пропуская проезжающий большой чёрный джип, как он уже был около неё. Взяв её под локоток, вежливо кивнув, он сказал: "Здравствуйте, дорогая!"
Глядя в его чайного цвета глаза, слегка окружённые морщинками, добрую улыбку, скрытую в бороде серебряного цвета, ей не хотелось его отшивать. Скорее всего, это просто какой-то городской сумасшедший.
"И Вам добрый день", сказала она, не сбавляя шаг. "И вам", сказал он в ответ, и улыбнулся. Если есть что-то на свете столь же невинное и обезоруживающее, так это улыбка старого человека. "Я спешу, поэтому давайте скорее", деловито сказала она. "А что, если бы Вам некуда было спешить", ответил он ей, рассматривая что-то у себя под ногами, пока они быстро перебирали ногами по мостовой, которая временами просвечивала сквозь асфальтовое покрытие. Станция метрополитена уже маячила на горизонте.
Она призадумалась. Если бы прямо сейчас ей не надо было на работу, она бы легла на диван и крепко выспалась, это во-первых. Он не дал ей додумать, и потянул её за собой в арку дома. "Куда вы?...", попыталась она возмутиться, но покорно пошла за ним. Что-то в его уверенности было такое, чего ей давно не хватало. Просто пойти за кем-нибудь, куда глаза глядят, ни о чём не думая. Покориться чьей-то воле, раствориться в ком-то, быть частью целого.
Дедушка вёл её в глубину двора. Там в углу, у забора, такого бетонного, ромбиками, стояла некая будка с дверью, скорее всего вход в какой-то подвал или нечто подобное. У двери они остановились.
"Соблаговолите ли оставить свои дела на секунду, и пройти со мной в эту дверь?", спросил он не мигая глядя ей прямо в глаза. Казалось, он видит ей изнутри, разбирает на части каждый винтик, и всё про неё знает. Это было не страшно, но жутко интересно. В сумочке лежал перцовый баллончик на взводе, она знала пару приёмов карате, и в принципе мужчин не боялась, она даже любила показывать им своё превосходство. Не зря ей на работе уважали и дворники, и охранники, и даже директор. Все они были мужчинами, причём служившими - дерзкими и бандитскими, потому что жили в России, где нельзя показывать слабость, а то сожрут. И они её уважали.
"А идёмьте!", расхрабрилась она, и они шагнули из томного жара летнего города в прохладу подземелья. По факту, там оказалось подземное убежище советских времён. Их встретили тяжёлые гермо-двери, они были смазаны и легко открылись. Стены были покрашены, краска была свежей. В целом, внутри было уютно и мило, как на девичий взгляд, тут вполне можно было бы сделать жилище. Они ходили по коридорам, заходили в комнаты, он показывал ей предметы и рассказывал о них. Было любопытно. Время как будто бы остановилось на миг. Работа и дела отошли на второй план. Сотовый телефон тоже подозрительно молчал и не бомбил уведомлениями, наверное, потерял сеть под землёй.
И вот они дошли до самой последней двери. Перед ней они остановились, и он опять посмотрел ей прямо в душу.
"За этой дверью, дорогая, ты можешь познать себя, но если ты зайдёшь - дороги обратно не будет. Ты хочешь?"
Она засомневалась. В голове всплыли отрывки сериалов про маньяков, "по коням, у нас труп", и всё такое. Она его не знала, что за дверью - не знала, если играть, то надо хотя бы знать ставки.
"А что там?", попыталась она закинуть удочку.
"Никаких секретов там нет, просто там есть то, что любой человек боится больше всего на свете - узнать о себе правду."
"Но я и так всё о себе знаю!"
"Ты так в этом уверена?"
"Более чем!", сказала она, фыркнув как собачка, сунувшая нос в пудру.
"Тогда, в другой раз."
В тот день она опоздала на работу, но в те несколько часов пока она была с ним, в этом подземелье, она чувствовала себя иначе. Нужной, что ли.
Второй раз он пришёл зимой. Был снег, и пушистый белый снегопад застилал серое небо. Она шла вечером с работы, мимо того же дома, а он ждал её в той арке.
"Бонжур, мадам", приветствовал он её, снимая шляпу. Одет он был так же, и она изумилась, как же ему не холодно. Он лишь махнул рукой, и они опять пошли гулять по двору. В этот раз он подвёл её к двери подъезда, и они пошли по лестничным пролётам вверх. На последнем этаже они проникли на чердак.
С крыши открывался удивительный вид на район, на реку, закованную в бетонные плиты, на парк с колесом обозрения, и всё это покрывал падающий снег.
"Вы знаете, а тут очень романтично", сказала она, ёжась в своём пуховичке.
"Вам холодно? Может быть, выпьете глинтвейна, вы же не за рулём, надеюсь?"
"Как вы угадали? Я действительно сегодня сдала машину в ремонт."
"Я просто предположил", сказал он, протягивая дымящийся металлический цилиндр термоса. Она с удовольствием пригубила.
"Вот скажите, а вы боитесь чего-нибудь?"
"Конечно, боюсь, любой человек боится!"
"И я боюсь. А вы боитесь грядущего?"
"И грядущего боюсь. Как представлю, что меня ждёт дальше, так и боюсь!"
"А если бы вы всегда знали наперёд, что будет, вы бы боялись?"
Она лишь отрицательно помотала головой.
"Как можно боятся того, что и так произойдёт?"
"Как раз из-за невозможности избежать, разве нет?"
"Мейби", сказала она на английский манер.
"Почему тогда люди так боятся неизвестности?"
У неё не было ответа.
"И бегут от своего счастья?"
Ответом ему было тяжёлое молчание.
Посидев ещё какое-то время, они расстались. Ей надо было кормить кота, готовить ужин смотреть свой любимый сериал по Нетфликсу. Он помахал ей рукой, сам оставшись на крыше допивать свой глинтвейн.
Третий раз она видела его в толпе лишь мельком. Он промелькнул мимо неё, и исчез навсегда. Больше она его не видела. Прошёл год, она отпраздновала своё тридцатиоднолетие в кругу семьи, вернулась к своей рутине, иногда вспоминая посиделки на крыше и экскурсию в бункере.
Прошло ещё много лет, она так и не вышла замуж, и уже седая, лёжа в кровати, в одну из ночей проснулась от ощущения, что она хочет знать, что же за той дверью. Она побежала в чём была: в домашних штанах и кофте. На дворе была осень, листья опали, покрывая землю жёлтым ковром. Запыхавшись, она добежала до арки, свернула в неё, в темноте нашла вход в подземелье. Слава Богу, оно было не заперто. Как она пролетела все коридоры, она не помнила, но вот она стоит перед облупившейся железной дверью с круглым вентилем.
Олёна Сасова стояла перед дверью в неизвестное. Что он там говорил? За этой дверью находится то, что люди больше всего боятся узнать о себе - правду. Она подумала, что ей уже всё равно что с ней будет. Она хочет знать эту правду. Не раздумывая ни секунды она толкнула вентиль, дверь со скрипом легко провернулась на смазанных петлях, и Олёна шагнула вперёд, в неизвестность, напевая себе под нос: "разбежавшись, прыгну со скалы..."
Включился автоматический свет ртутных ламп, она зажмурилась от яркости, а когда разжала веки, то первым, что она увидела, был юноша в синей соломенной шляпе и пальто. Он стоял, раскрыв объятия, обворожительно улыбался в тридцать два зуба, и смотрел прямо ей в душу удивительно глубокими и выразительными глазами чайного цвета.
"Я давно тебя жду, дорогая."
Эра благолепия
Евгений Борисович Самсонов покряхтел над пациентом.
- Жить будешь, короче. Давай. Поправляйся.
Собрал инструмент, неспешно захлопнул сумку и как из-за острова на стрежень неторопливо заплыл своею широкою спиною за дверной косяк. В палате зашептались: "Он всегда такой? Грубый?", "Не могли врача найти повежливее, в самом деле!", "Да он всегда такой! Вы шо, как собака кидается!"
Дедуля на кровати довольно улыбался и смотрел в потолок - впервые за долгое время его покинула боль. Через неделю он встал с кровати и сам пошёл в туалет. А ещё через две уже спокойно сидел у себя дома на маленькой кухонке и попивал чай с внучкой.
А потом случилась суета. Появились люди в белых халатах с коробками в руках, деловито расставили их в коридорах больницы и стали монтировать какое-то оборудование.
- Понимаешь, Борисыч, в министерстве приняли наконец программу цифровизации медицины... Палаты закрываем, больным выдаём телеметрические системы...
Толстенький плюгавенький главный врач вёл Евгения Борисовича под ручку мимо коробок, размахивая другой рукой в порыве жестикуляции. На его лысину будто прицельно плюнули кислотные великаны, расплавив плешивый островок волос.
- Автоматическая съёмка состояний по суткам... передача биг даты на пульт... Нам уже прислали операторов со старших курсов медицинской академии...
Евгений морщился, но слушал.
- Понимаешь... ну, там всё по протоколу будет делаться... Вот, смотри сам.
Они остановились перед дверным проёмом в ту самую палату, где не так давно был спасён дедуля. Двери сняли с петель, чтобы большой "гроб на колёсиках" протиснулся внутрь. Непонятный прибор раскинул свои щупальца над кроватями, угрожающе нависнув как кракен над кораблём пиратов в дальних и глубоководных морях неизведанного фронтира.
У главврача аж привстал его оставшийся волосяной покров на голове как он был рад открывшейся ему картине.
- Это робот Далила! - сказал он с придыханием. - Он может проводить сразу несколько манипуляций одновременно, лёгкие полостные операции типа аппендэктомии, сбор анализов, и всё сразу на пульт отлетает!
Евгений Борисович ничего не сказал, молча развернулся и размашисто удалил свою спину из палаты.
- Борисыч!... - кричал ему вслед главврач, беспомощно вытянув руку как Ленин на броневике.
А потом Евгения Борисовича сократили. Он не удивился. Пошёл к себе домой, лёг на диван, и впервые за многие годы открыл книжку на том месте, где оставил закладку в прошлый раз. Неспешно смахнул со страниц пыль и погрузился в фантастические пучины кибер-фантастики.
День проходил за днём, а он даже не пытался найти работу. Скачал какую-то донатную помойку на телефон, потихоньку стал обустраивать виртуальный госпиталь. Всякие пациенты приходили к нему с раздутыми головами, с волчанкой в виде оборотней, с резиновыми ногами - таких приносили на носилках - и всех их он лечил виртуально. Кому проткнут голову и спустят лишний сок, кому введут затвердевающий раствор в ноги, а кого положат в барокамеру с серебром. В общем, подход был к каждому. А иногда присылали экстренный вертолёт с фоб-шишками, которых надо было пролечить на время. Этих он всегда убивал. Не потому что злой, а потому что ненавидел блат и мохнатые руки начальства. Так что у него в очереди всё было по очереди. Только по назначению. А фоб-шишки могли гореть в аду. Именно поэтому с работы сократили в основном только его, остальные как-то приспособились, прошли переподготовку на оператора SCADA-систем медицинской телеметрии и прочего барахла.
Как можно ставить диагноз, не щупая пациента? Этого он не понимал. Ведь нужно видеть его дыхание, его реакции, как он реагирует на стимулы. Роботы, к сожалению, этого всего в расчёт не брали. Для них был только утверждённый ряд анализов, типичные манипуляции и операции, и ничего, что выходит за рамки они не могли себе позволить. А операторы? А что они. Видел он их работу.
Как-то раз он побывал в своей старой больнице по делам медицинским, и сильно ему не понравилось всё это современное цифровое благолепие. Проходя мимо палаты, он увидел, как оператор щупал через зонд одного пациента. Другой оператор склонился над экраном и недоумённо рассматривал полученные данные.
- Ничего не пойму... Как шизофрения? Это точно?
- Ну, вероятность ошибки пара процентов, ставь галку да закрывай карту. Назначай нейролептики и седативные. Загоняй в инсулиновую кому, что там по протоколам.
Евгений прошёл было сначала, но тут был тот редкий случай, когда пациента доставили в отделение для анализа. Молодой мужчина лежал на кушетке и смотрел в потолок. Не двигался. Лицо его было отстранённое.
Что-то заставило вернуться к двери и рассмотреть пациента.
- Ребята, Марк, привет, позвольте глянуть пациента? Что у вас?
Этого молодого стажёра Евгений знал, и сразу прошёл к пациенту. Двое у пульта уставились на него как на призрака. А он уже вовсю деловито щупал молодого человека, что-то смотрел. Они ввели его в курс дела, не реагирует на расспросы, реакции замедленные, а аппарат ставит диагноз шизофрения.
Через десять минут Евгений Борисович устало разогнулся, потерев спину.
- Молодёжь, у вас техника делает экспресс-анализы?
- Да, Евгений Борисович! - благоговейно сказал Марк, рассматривая усталого мужчину в джинсах и свитере, стоявшего у кушетки с пациентом. Слава "Доктора Хауса" давно ходила о нём, особенно у тех, кто лично видел его подвиги.
Неожиданно он развернулся, резко дал леща пациенту и громко гаркнул в ухо: "Ты, блин, дурак?!" Пациент вздрогнул, медленно повернулся, и ответил: "Нет, а что?" А потом снова завис.
Когда Евгений повернулся к ним, таких испуганных глаз он ещё ни разу не видел.
- Спокойно, молодёжь, - успокоил он. - Реакции есть, просто замедленные. Это точно не шизуха. Сделайте анализы на гельминтов, введите глистогонные. Что-то похожее на споровика Toxoplasma gondii или подобное. Бывает, вызывает симптомы похожие на шизофрению.
После эффекта разорвавшейся бомбы он молча развернулся, и пошёл дальше по делам. Дальнейшая судьба молодого человека ему не была известна, но если парни всё сделали правильно, то жить будет.
В комнате было пустовато и пыльно. Пациенты в его виртуальном госпитале были недовольны отсутствием автоматов с газировкой у каждого кабинета. Наивные. Побывали бы в их больнице, навсегда излечились бы от такой тяги.
Когда позвонил телефон, он даже не сразу сообразил взять трубку. Пришлось поставить бутылку пива на табурет рядом с диваном, положить кусок пиццы обратно в коробку, и ответить. Кусочек пиццы тут же потащил кот. Не от того, что голодный, а просто любил воровать еду.
- Алё. Кто?
- Здравствуйте, Евгений Борисович! Это Аня, секретарь Богдана Батыевича, главного врача ЦГАОУБМП, помните меня?
- Анечка, привет, что случилось?
- Пациент... очень плох.
- Нужна помощь?
- Если вы можете проконсультировать консилиум...
- Хорошо, я выезжаю. Скиньте информацию.
- Хорошо, торопитесь.
Уже напяливая ботинки на голую ногу он увидел сообщение. Пациент. 55 лет. Состояние критическое. Вмешательство робота Далилы привело к кризу. Операторы ничего сделать не могут. Понятно.
На месте уже толпились коллеги. Кто-то поприветствовал его, кто-то просто кивнул. Сотрудники помоложе лишь с любопытством изучали могучий профиль легендарного врача.
Все расступились, открывая лысоватого мужчину на кушетке. Когда Евгений Борисович подошёл, то первым порывом его было развернуться и как спокойный удав выползти из палаты, но он передумал, глянув на синяки под глазами, чудовищно изменившие лицо, будто надутое ботоксом.
Сам Богдан Батыевич, главный врач этой больницы, лежал на всеобщем обозрении.
Один коллега подошёл украдкой, и взяв под локоток шепнул на ухо жарким страстным шёпотом: "Борисыч... да, он уволил тебя, но будь человеком..."
Мерзкий шёпот раззадорил. Евгений скинул руку одним резким движением.
- ...а что, робот этот ваш, не поставил диагноз? Оператор не помог? - спросил он, обведя всех взглядом. Они поёжились.
- Ладно, мать твою...
И закипела работа. Брали анализы, смотрели снимки, а головы врачей дымились от напряжения. Спустя какое-то время сделали перерыв на покурить. Пошли все, кроме Борисыча. Он работал. Случай был очень нетипичный, но в то же время достаточно простой. Весь вопрос был, мог ли главврач подцепить это заболевание в текущее время и от кого?
Когда все вернулись, он обвёл их взглядом своих рассудительных и спокойных глаз ещё раз и тихо сказал:
- Возьмите соскоб со слизистых носа и с кожи.
- Что искать?
Евгений Борисович Самсонов бросил прощальный взгляд на Далилу, побеждённую в этом поединке дважды, и сказал врачам на прощание, кивнув головой в сторону главного врача:
- Скажите этому... Будущее, конечно, за роботами, но старый добрый опыт ничто не заменит. Так ему и передайте, когда очухается после курса антибиотиков, витаминов, адаптогенов, иммунокорректоров и гепатопротекторов.
Если бы Евгений Борисович знал, что в третий раз встреча могучего Самсона с Далилой закончится уже не в его пользу, он бы не был так спокоен, но ведь хорошо, что нам не дано знать свою судьбу заранее.
Маленькая бацилла уже попала в кровь "Доктора Хауса" и начала своё многолетнее путешествие. Только вот в конце инкубационного периода, когда он попадёт на стол к Далиле, уже не будет того Самсона, который решит загадку и скажет правильный ответ. Операторы разучатся смотреть пациентов, принимать решения и делать выводы.
- Ищите признаки гранулематозной формы лепры, - сказал он, обернувшись в дверном проёме. - Если начнёте курс прямо сейчас, быть может успеете.
Все ахнули. О страшной проказе уже забыли как лудоман об остатке средств на счету. После изобретения вакцины против Баци?ллы Кальме?та -- Гере?на (БЦЖ) угроза ослабла и почти забылась. В больницах даже не делали скрининг на эту болезнь, ещё несколько столетий назад бушевавшую по всей Европе.
А Евгений Борисович уже шагал к выходу, оставляя новое поколение позади, ведь в новом красивом будущем ему, старому дундуку, уже не было места.