Ренко Джордж : другие произведения.

Иосиф Бродский. Часть 3. Политика.

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ах, какая была держава! Как нас все боялись! И куда всё делось? Победили в войне - и сидим в говне.

  Иосиф Бродский. Часть 3. Политика.
  
  
  
  
  Вопрос: - За что вас преследовали, ведь вы - поэт далекий от политики?
  
  Бродский: - На самом деле нельзя быть вне политики. Я не писал в официально признанной манере, потому что это было скучно. Если человек не делает того, чего от него ждут, его считают врагом государства.
   (Джейн Б. Катц, "Artists in Exile", N.Y., 1983)
  
  
  
  
  Вечерний Ленинград, 14 марта 1964 года
  
  Суд над тунеядцем Бродским
  
  Просторный зал клуба 15-го ремонтно-строительного управления вчера заполнили трудящиеся Дзержинского района. Здесь состоялся суд над тунеядцем И. Бродским. О нем писалось в статье "Окололитературный трутень", напечаанной в номере Љ 281 нашей газеты за 1963 год.
  
  Выездную сессию районного народного суда открыла председательствующая - судья Е.А.Савельева. Народные заседатели - рабочий Т.А.Тяглый и пенсионерка М.И.Лебедева.
  
  Зачитывается заключение Держинского райотдела милиции. Бродскому - 24 года, образование - 7 классов, постоянно нигде не работает, возомнив себя литературным гением. Неприглядное лицо этого тунеядца особенно ярко вскрывается при допросе.
  
  - Ваш общий трудовой стаж? - спрашивает судья.
  
  - Я этого точно не помню, - отвечает Бродский под смех присутствующих.
  
  Где уж тут помнить, если с 1956 года Бродский поменял 13 мест работы, задерживаясь на каждом из них от одного до трех месяцев. А последние годы он вообще нигде не работал.
  
  Рисуясь, Бродский вещает о своей якобы гениальности, произносит громкие фразы, бесстыдно заявляет, что лишь последующие поколения могут понять его стихи. Это заявление вызывает дружный смех в зале.
  
  Несмотря на совершенно ясное для всех антиобщественное поведение Бродского, у него, как ни странно, нашлись защитники. Поэтесса Н.Грудинина, старший научный сотрудник ленинградского отдела Института языкознания Академии наук В.Адмони, доцент Педагогического института имени А.И.Герцена Е.Эткинд, выступившие на процессе как свидетели защиты, с пеной у рта пытались доказать, что Бродский, опубликовавший всего несколько стишков, отнюдь не тунеядец. Об этом же твердила и адвокат З.Топорова.
  
  Но свидетели обвинения полностью изобличили Бродского в тунеядстве, во вредном, тлетворном влиянии его виршей на молодежь.Об этом с возмущением говорили писатель Е.Воеводин, заведующая кафедрой высшего художественно-промышленного училища имени В.И.Мухиной Р.Ромашова, пенсионер А.Николаев, трубоукладчик УНР-20 П.Денисов, начальник Дома обороны И.Смирнов, заместитель директора Эрмитажа П.Логунов. Они отмечали также, что во многом виноваты родители Бродского, потакавшие сыну, поощрявшие его безделье. Отец его А.Бродский по существу содержал великовозрастного лоботряса.
  
  С яркой речью выступил на процесе общественный обвинитель - представитель народной дружины Дзержинского района Ф.Сорокин.
  
  Внимательно выслушав стороны и тщательно изучив имещиеся в деле документы, народный суд вынес постановление: в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года выселить И.Бродского из Ленинграда в специально отведенные места с обязательным привлечением к труду сроком на пять лет.
  
  Это постановение было с большим одобрением встречено присутствовавшими в зале.
  
  
  
  Интересно, что же такое, "развращающее молодежь", написал Бродский, что вызвало праведный гнев "общественности"?
  29 ноября 1963 года в газете "Вечерний Ленинград" появилась статья "Окололитературный трутень", подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. Авторы статьи клеймили Бродского за "паразитический образ жизни". Из стихотворных цитат, приписываемых авторами Бродскому, две были взяты из стихов Бобышева, а третья, из поэмы Бродского "Шествие", представляла собой окончания шести строк, от которых отрезаны первые половинки. Стихотворение "Люби проездом родину друзей..." было исковеркано авторами фельетона следующим образом: первая строчка "Люби проездом родину друзей" и последняя "Жалей проездом родину чужую" были объединены в одну "люблю я родину чужую".
  
  Графоманов в СССР всегда было полно, но судили и приговорили к ссылке и принудительным работам одного Бродского. Надо отдать должное Софье Власьевне и Галине Борисове (перевожу с "диссидентского": Советской Власти и Государственной Безопасности) - нюх на настоящий талант у них был отменный.
  
  Не очень понятно только, зачем надо было фальсифицировать стихи Бродского? Можно ведь было, наверное, найти действительно принадлежавшие ему строки, выражающие недовольство общественным строем, нищетой простого народа, всепроникающей ложью и произволом властей. Лень, наверое, было авторам статьи искать стихи Бродского, распространявшиеся самиздатом. И так сойдет. А недовольство, хоть политика Бродского и вправду не интересовала, прорывалось время от времени. Куда же от этого денешься? Нет-нет, да и не выдержишь, выскочит раздражение наружу:
  
  
  ... уже российская пристрастность
  на ваши трудные дела -
  хвала тебе, госбезопасность,
  людскому разуму хула.
  .....
  Не то страшит меня, что в полночь,
  героя в полночь увезут,
  что миром правит сволочь, сволочь.
  Но сходит жизнь в неправый суд...
   ("Петербургский роман", 1961)
  
  
  Или еще откровеннее, перекликаясь с запрещенным Цветаевским "Крысоловом":
  
  
  Нас ведет КРЫСОЛОВ! КРЫСОЛОВ!
  Вдоль па-не-лей и цин-ковых крыш,
  И звенит и летит из углов
  СВЕТЛЫЙ ХОР ВОЗВРАТИВШИХСЯ КРЫС.
  .....
  Как он выглядит - брит или лыс,
  Наплевать на при-ческу и вид,
  Но СЧАСТЛИВОЕ ПЕНИЕ КРЫС
  Как всегда над Россией звенит!
  
  Вот и жизнь,
  Вот и жизнь
  Пронеслась,
  
  Вот и город
  Заснежен
  И мглист,
  
  Только пом-
  Нишь безум-
  Ную власть
  
  И безум-
  Ный уве-
  Ренный свист.
  
  Так запомни лишь несколько слов:
  Нас ведет от зари до зари,
  Нас ведет КРЫСОЛОВ! КРЫСОЛОВ!
  Нас ведет КРЫСОЛОВ -
  Повтори.
   ("Шествие", 1961)
  
  
  Судили Бродского, кстати, не только за "тунеядство". Вот как он сам вспоминает свой процесс в интервью журналу "Quatro", год 1981:
  
  "Главным было обвинение в тунеядстве, но было еще девятнадцать пунктов. Мне больше всего понравилось обвинение в развращении молодежи путем распространения произведений таких запрещенных авторов, как Ахматова и Цветаева."
  
  
  Было у Бродского и еще одно политически невыдержанное стихотворение, которое обвинители могли бы вменить ему на суде, но просмотрели, упустили:
  
  
  ПАМЯТНИК
  
  Поставим памятник
  в конце длинной городской улицы
  или в центре широкой городской площади,
  памятник,
  который впишется в любой ансамбль,
  потому что он будет
  немного конструктивен и очень реалистичен.
  Поставим памятник,
  который никому не помешает.
  
  У подножия пьедестала
  мы разобьем клумбу,
  а если позволят отцы города, --
  небольшой сквер,
  и наши дети
  будут жмуриться на толстое
  оранжевое солнце,
  принимая фигуру на пьедестале
  за признанного мыслителя,
  композитора
  или генерала.
  
  У подножия пьедестала -- ручаюсь --
  каждое утро будут появляться
  цветы.
  Поставим памятник,
  который никому не помешает.
  Даже шоферы
  будут любоваться его величественным силуэтом.
  В сквере
  будут устраиваться свидания.
  Поставим памятник,
  мимо которого мы будем спешить на работу,
  около которого
  будут фотографироваться иностранцы.
  Ночью мы подсветим его снизу прожекторами.
  
  Поставим памятник лжи.
  
  
  Лжи действительно было не просто много - ложью и полуправдой была пропитана вся жизнь каждого подсоветского человека, ежечасно, с утра до вечера, 365 дней в году. Ложь била в глаза вывешенными на стенах домов лозунгами и плакатами, сочилась со страниц газет, била по ушам бравурными звуками из никогда не выключавшейся радиотрансляции, булькала из телевизора, ушатами выливалась на обязательных для всех политинформациях, на школьных уроках истории и обществоведения, на лекциях по истории партии, философии марксизма, политэкономии, научного коммунизма в институтах. Ложь надо было запоминать и повторять на экзаменах. Вот как вспоминает об этом сам Бродский в беседе с Мириам Гросс, журналсткой газеты "Observer", в 1981 году:
  
  
  "И.Б. ... Ахматова обронила, что коммунизм невоможно понять, если человек не знает, каково это - просыпаться в СССР по утрам от звуков радио и слушать его весь день.
  
  М.Г. А его нельзя было выключить?
  
  И.Б. Технически говоря - да. Можно. Но послевоенные годы многое сохранили от атмосферы повсеместных чисток, все друг за другом следили, и выключенное радио тут же вызвало бы подозрения, особенно если учесть, что мы жили в коммуналке.
  
  .....
  
  М.Г. Вы были шокированы хрущевскими откровениями о Сталине?
  
  И.Б. Нет, мое поколение - тех, кому было лет шестнадцать-семнадцать, - ничто не могло шокировать. Мы знали, что нас повсюду окружает ложь, двуличность, бессердечие, мы и сами лгали. Чтобы шокировать нас, нужно было что-то посильнее смерти Сталина. Таким шоком стали события в Венгрии."
  
  
  Вот уже почти сто лет Россия живет, накрытая густой пеленой вязкой лжи. Развалился совок, власть захватили люди с холодными мозгами и горячими насосами для перекачки крови, а без лжи государство все так же не может существовать. Ложь меняет окраску, мутирует, принимает новые формы, но не исчезает, оставаясь востребованной вновь и вновь.
  
  Появляются новые мифы: об эффективных менеджерах, о великих военных победах, о замечательной жизни в насквозь прогнившем и развалившемся совке. Воскресают и старые - об окруженной врагами стране, которая, если бы не ядерный щит, давно была бы порабощена и разграблена. Так ведь кроме внешних врагов все время поднимают голову и враги внутренние, и сколько ни уничтожали врагов народа, сколько ни гноили по тюрьмам, лагерям и психушкам инакомыслящих, как ни прижимает родная власть пятую колонну сейчас, а счастья все нет.
  
  Ах, какая была держава! Как нас все боялись! И куда всё делось? Победили в войне - и сидим в говне. А побежденные нами враги опять живут в десять раз лучше, чем победители. Зря, видно, государство с предателями цацкается. Стрелять их надо! Сталина на них нет!
  
  
  Так кто же все-таки прав: ностальгирующие по сладкой жизни в замечательном Советском Союзе или те, для кого эта жизнь была невыносимой? Не может же так быть, чтобы правы были одновременно и те, и другие?
  
  
  Любопытно, что думал по этому поводу сам Бродский? Вот несколько высказываний, позаимствованных из его многочисленных интервью уже на Западе.
  
  
  "Величайшее преступление коммунизма в том, что он разрушает экзистенциальную свободу граждан. Людей умышленно ограничивают, обирают, притесняют. Посмотрите вокруг: там меньше смеются, чем здесь, люди там менее счастливы, чем здесь. Там тебя ничего не ждет, никаких перспектив, жизнь без будущего. Самое страшное, что делает коммунизм с человеком, - оболванивание, и это на всю жизнь. Поэтому несправедливость во имя коммунизма задевает меня больше, чем несправедливость на Западе. Коммунизм означает безысходность, это источник зла, он излучает зло."
   (Виллем Г. Вестстайн, газета "Vrij Nederland", 11 сентября 1982 года).
  
  
  "Все мы выросли в определенной мифологической структуре, то есть привыкли рассматривать любую борьбу как битву между добром и злом, демоном и ангелом. Последняя война просто была борьбой двух демонов. В этом сражении фашизм и коммунизм были равными партнерами, в каком-то смысле братьями. Это было сражение между двумя демонами, и один демон проиграл. Для Восточной Европы, откуда я родом, в каком-то смысле понимание того, что между коммунизмом и фашизмом нет разницы, очень старая мысль. Еще школьниками мы столкнулись с их структурным сходством: одно и то же авторитарное устройство, система, цель которой - подчинить себе личность."
   (Хелен Бенедикт, журнал "Antioch Review", Љ 1, зима 1982 года).
  
  
  "Вопрос: Какой момент жизни в СССР был для вас самым тяжким?
  
  Бродский: Психиатрическая тюремная больница в Ленинграде. Мне делали жуткие уколы транквилизаторов. Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело."
   (Джованни Буттафава, журнал "L"Expresso", 6 декабря 1987 года).
  
  
  "Дело в том, что в Советском Союзе человек родится с очень ограниченными возможностями выбора позиции. Либо он раб этой системы, либо ее враг - а я считал, что это достаточно ограниченный выбор, поскольку с таким же успехом можно делать что-то другое, то есть игнорировать эту систему. Но когда игнорируешь эту систему, она решительно начинает считать тебя врагом. И соответственно с тобой обращается."
   (Ларс Клеберг и Сванте Вейлер, "Divertimento sztokholmskie...", Warszawa, 1988).
  
  
  "В России произошла совершенно фантастическая история, никто этого не может понять. Произошел колоссальный антропологический сдвиг. Когда мы говорим о преступлениях режима, мы не говорим всего, не говорим всей правды. В сущности произошел огромный антропологический регресс. Дело не только в том, что кого-то убивали, дело в том, что жизнь миллионов людей в течение многих поколений шла не так, как должна была идти. <...> Люди рождались и умирали, проживая не свою жизнь. А это не проходит бесследно. Зародились совершенно новые инстинкты. Россия - это абсолютно новый антропологический зоопарк. Разговор с русским может быть интересен, если ты и вправду антрополог. Но не тогда, когда ты занимаешься политикой или философией. Целые поколения выросли в эпоху абсолютной беззаконности. Мысли о собственной инициативе искоренялись в зародыше. Исчез инстинкт действий. Его кастрировали. Так же, как и волю русского народа. Между прочим, причиной этого не был, строго говоря, страх.
  .....
  Как-то Ахматова сказала нечто необычное: "Достоевский не знал всей правды. Он считал, что если ты зарубил старуху-ростовщицу, то потом до конца жизни тебя будут грызть муки совести и, в конце-концов, ты признаешься, и тебя отправят в Сибирь. А мы знаем, что можно утром расстрелять десять-пятнадцать человек, а вечером, вернувшись домой, намылить жене голову за то, что у нее скверная прическа." <...> Выражаясь брутально, пусть XIX век не учит нас жить. В двадцатом столетии мы увидели совершенно иной образ. В XIX веке существовала идея народности. Идея справедливости, которую каким-то способом следует достигнуть. В ХХ веке идея народа как носителя некоей истины - попросту уровень детского сада."
   (Беседа с Адамом Михником (Польша) 1995).
  
  
  И, наконец, самая важная, на мой взгляд, мысль Бродского, с которой трудно не согласиться:
  
  "... могу сказать проще - например так: я всегда предпочту страну, из которой можно уехать, стране, из которой нельзя."
   (Свен Биркертс, журнал "Paris Review", Љ 83, 1982 год).
  
  
  В советские времена граница была на замке и любая заграничная поездка считалась огромной привилегией, заслужить которую было далеко не просто. Пройдя многочисленные проверки и комиссии, заверив характеристики и собрав подписи от парткома, профкома и черт знает еще какого "кома", лояльный гражданин мог получить разрешение на посещение одной из стран социалистического содружества (Восточного блока), так же надежно изолированной от капиталистического Запада, как и Советский Союз. Попасть же "за бугор" простому гражданину великой державы было не проще, чем слетать на Луну.
  
  Выпускали в заграничные турне известных артистов и спортсменов, в задачу которых входила пропаганда преимуществ социалистического образа жизни. Однако, даже многократно проверенные и перепроверенные знаменитости время от времени сбегали из-под надзора приставленных к ним "искусствоведов в штатском", просили во вражеских странах политического убежища и становились невозвращенцами. Вот несколько наиболее громких имен из числа "выбравших свободу" граждан СССР только в 70-е и 80-е годы прошлого века:
  
  1970-е
  
  Барышников, Михаил Николаевич
  Восленский, Михаил Сергеевич
  Годунов, Александр Борисович
  Дронников, Николай Егорович
  Кольман, Эрнест Яромирович
  Леонская, Елизавта Ильинична
  Макарова, Наталия Романовна
  Пртопопов, Олег Алексеевич
  Белоусова, Людмила Евгеньевна
  Корчной, Виктор Львович
  Суворов Виктор (Резун, Владимир Богданович)
  Элдер, Александр
  Ростропович, Мстислав Леопольдович
  Вишневская, Галина Павловна
  Шевченко, Аркадий Николаевич
  Курдаков, Сергей Николаевич
  
  1980-е
  
  Шостакович, Максим Дмитриевич
  Могильный, Александр Геннадьевич
  Полозов, Вячеслав Михайлович
  Тарковский, Андрей Арсеньевич
  Федоров, Сергей Викторович
  
  
  Но это всё мировые знаменитости. Что же касается простых граждан, мечтавших высвободиться из горячих объятий любимой родины, то им, говоря простым языком, ничего не светило. Некоторые решались на нелегальный переход границы, но счастье сопутствовало далеко не всем.
  
  Переплыть Черное море на лодке удалось Марату Каримову с напарником. Такой же подвиг в одиночку совершил скульптор Олег Соханевич.
  
  Совершенно невероятна история пловца-марафонца Юрия Ветохина, арестованного при попытке уплыть из Крыма в Турцию на надувной лодке. В результате - год в тюрьме под следствием, и восемь лет пыток в Днепропетровской психушке. Через два года после освобождения он купил билет на круиз "Из зимы в лето" (из Владивостока до экватора и обратно, не заходя в иностранные порты) и выпрыгнул из иллюминатора в открытый океан. Двадцать часов плыл без еды и питья и сумел доплыть до Индонезийского острова Бацан. Получил политическое убежище в США, где и живет до настоящего времени. Его книгу "Склонен к побегу" можно прочитать здесь:
  
  http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1612
  
  Еще один перебежчик, Александр Шатравка, вместе в братом перешел границу в Финляндию, был арестован финнами и выдан назад в СССР. После многолетних мытарств по лагерям и психушкам, уже во второй половине 80-х был выпущен из СССР. Живет в США. Его книга "Побег из рая" выложена здесь:
  
  http://karel500.livejournal.com/22869.html
  
  Были и попытки угона самолетов, нередко заканчивавшиеся трагически, как это случилось с семьей Овечкиных, известых по названию семейного музыкального ансамбля "Семь Симеонов" (см. ВИКИ).
  
  
  Что характерно, с "загнивающего" Запада в замечательный СССР никто не рвался. И ни в США, ни в европейских странах государство своих граждан за колючей проволокой не держит. Кто хочет - может ехать куда ему заблагорассудится.
  
  
  После развала "великого и могучего" СССР и падения "железного занавеса" сотни тысяч россиян покинули свою страну и устроились на постоянное место жительства в "стане врага". Произошла (и не останавливается) "утечка мозгов", о чем правительство "энергетической сверхдержавы" не очень-то беспокоится. На место уехавших прибывают все новые толпы неграмотных гастарбайтеров из нищих бывших советских республик.
  
  Несмотря на все эти очевидные факты и говорящие сами за себя тенденции, число ностальгирующих по великому и могучему СССР россиян не только не уменьшается, но кажется, что под воздействием государственной пропаганды даже начинает расти. И самое странное в этом то, что патриотами совка в массовом порядке становятся молодые люди, никогда этого счастья не нюхавшие, появившиеся на свет уже после его коллапса. Не могу удержаться, чтобы не процитировать по этому поводу любимого мной автора:
  
  
  К ЮНОШЕ
  
  Окончен бал, погасли свечи,
  Смахнули крошки со стола,
  Умолкли пламенные речи,
  Не перешедшие в дела.
  
  Все постепенно входит в норму,
  На заданный выходит курс
  И обретает снова форму,
  Привычный цвет, знакомый вкус
  
  Того кондового болота,
  Что на одной шестой Земли
  Посредством армии и флота
  Мы углубляли, как могли.
  
  Я не подвержен ностальгии
  По затонувшему совку,
  Пускай скорбят о нем другие,
  Впадая в светлую тоску.
  
  И пусть я шляпу не снимаю
  В знак уважения к нему,
  Но их хоть как-то понимаю,
  Тебя вот только не пойму,
  
  Когда ты в благородном раже
  Пылаешь праведным огнем,
  Хотя его не видел даже,
  Поскольку не родился в нем.
  
  А я не только в нем родился,
  Но прожил сорок с гаком лет,
  Пока вконец не убедился,
  Что счастья в жизни нет как нет.
  
  И не рассказывай мне басни
  Про то, что не было прекрасней
  Страны, чем твой СССР.
  Я сед, а ты приятель - сер.
   (И.Иртеньев)
  
  
  Вернемся, однако, к Бродскому. Пока он находится в ссылке, многие известные деятели культуры (Анна Ахматова, Лидия Чуковская, Дмитрий Шостакович, Самуил Маршак, Корней Чуковский, Константин Паустовский, Александр Твардовский, Юрий Герман и многие другие) обращаются к властям с просьбами об отмене приговора и возвращении Бродского из ссылки.
  
  По мнению Якова Гордина "Хлопоты корифеев советской культуры никакого влияния на власть не оказали. Решающим было предупреждение "друга СССР" Жана-Поля Сартра, что на Европейском форуме писателей советская делегация из-за "дела Бродского" может оказаться в трудном положении". В результате обращения к советскому правительству Сартра и других зарубежных деятелей культуры срок ссылки был сокращен до фактически отбытого, и Бродский вернулся в Ленинград.
  
  "Учение" впрок не пошло. Бродский продолжает писать свои "стишки" и некоторые из них просачиваются на Запад. В 1965-м в США выходит его поэтический сборник "Стихотворения и поэмы". Его тексты переводятся на немецкий, французский, английский, и публикуются в Европе. На посланное Бродскому приглашение принять участие в международном поэтическом фестивале Poetry International в 1968-м году советское посольство в Лондоне ответило, что такого поэта в СССР не существует.
  
  По понятным причинам и сам Бродский к власть имущим своей страны горячей любви не испытывает, что и проскакивает время от времени в его стихах:
  
  
  Равенство, брат, исключает братство.
  В этом следует разобраться.
  Рабство всегда порождает рабство.
  Даже с помощью революций.
   ("Речь о пролитом молоке", 1967).
  
  
  Частокол застав, границ
  - что горЕ воззреть, что ниц, -
  Как он выглядит с высот,
  Лепрозорий для двухсот
  Миллионов?
   ("Неоконченный отрывок", 1968).
  
  
  Нет-нет, да и прорывается наружу снобизм непризнанного (пока) гения. Не любит высокомерный эстет совковое быдло, нет, не любит:
  
  
  "Подражая Некрасову, или Любовная песнь Иванова"
  
  Кажинный раз на этом самом месте
  я вспоминаю о своей невесте.
  Вхожу в шалман, заказываю двести.
  
  Река бежит у ног моих, зараза.
  Я говорю ей мысленно: бежи.
  В глазу -- слеза. Но вижу краем глаза
  Литейный мост и силуэт баржи.
  
  Моя невеста полюбила друга.
  Я как узнал, то чуть их не убил.
  Но Кодекс строг. И в чем моя заслуга,
  что выдержал характер. Правда, пил.
  
  Я пил как рыба. Если б с комбината
  не выгнали, то сгнил бы на корню.
  Когда я вижу будку автомата,
  то я вхожу и иногда звоню.
  
  Подходит друг, и мы базлаем с другом.
  Он говорит мне: Как ты, Иванов?
  А как я? Я молчу. И он с испугом
  Зайди, кричит, взглянуть на пацанов.
  
  Их мог бы сделать я ей. Но на деле
  их сделал он. И точка, и тире.
  И я кричу в ответ: На той неделе.
  Но той недели нет в календаре.
  
  Рука, где я держу теперь полбанки,
  сжимала ей сквозь платье буфера.
  И прочее. В углу на оттоманке.
  Такое впечатленье, что вчера.
  
  Мослы, переполняющие брюки,
  валялись на кровати, все в шерсти.
  И горло хочет громко крикнуть: Суки!
  Но почему-то говорит: Прости.
  
  За что? Кого? Когда я слышу чаек,
  то резкий крик меня бросает в дрожь.
  Такой же звук, когда она кончает,
  хотя потом еще мычит: Не трожь.
  
  Я знал ее такой, а раньше -- целой.
  Но жизнь летит, забыв про тормоза.
  И я возьму еще бутылку белой.
  Она на цвет как у нее глаза.
   (1968)
  
  
  Прекрасная акустика! Строитель
  Недаром вшей кормил семнадцать лет
  На Лемносе.
  .....
  Все вообще теперь идет со скрипом.
  Империя похожа на трирему
  в канале, для триремы слишком узком.
  Гребцы колотят веслами по суше,
  и камни сильно обдирают борт.
  Нет, не сказать, чтоб мы совсем застряли!
  Движенье есть, движенье происходит.
  Мы все-таки плывем. И нас никто
  не обгоняет. Но, увы, как мало
  похоже это на былую скорость!
  И как тут не вздохнешь о временах,
  когда все шло довольно гладко.
  Гладко.
   ("POST AETATEM NOSTRAM" (после нашей эры), 1970)
  
  
  "Набросок"
  
  Холуй трясется. Раб хохочет.
  Палач свою секиру точит.
  Тиран кромсает каплуна.
  Сверкает зимняя луна.
  
  Се вид Отчества, гравюра.
  На лежаке -- Солдат и Дура.
  Старуха чешет мертвый бок.
  Се вид Отечества, лубок.
  
  Собака лает, ветер носит.
  Борис у Глеба в морду просит.
  Кружатся пары на балу.
  В прихожей -- куча на полу.
  
  Луна сверкает, зренье муча.
  Под ней, как мозг отдельный, -- туча...
  Пускай Художник, паразит,
  другой пейзаж изобразит.
   (1972)
  
  Этот текст послужил причиной неоднократных обвинений Бродского в русофобии. Ну как же, автор-то - еврей. А по-существу - что в этом стихотворении не так? Что не соответствует истине? Не было в совдепии холуев, рабов и палачей? Никто ни у кого в морду не просил? Мочой в подъездах не воняло? Возможно, что критики этого стихотворения ничего другого у Бродского и не читали. За исключением, может быть, "Пятой годовщины" (об этом стихотворении пойдет речь ниже).
  
  Отметился на ниве охаивания данного текста, к моему великому огорчению, и замечательный математик, академик Игорь Шафаревич. Обвинить в той же русофобии, к примеру, Веничку Ерофеева, Игорю Ростиславовичу в голову не пришло, а ведь в произведении "Москва - Петушки" российское быдло выглядит, пожалуй, еще более гадко.
  
  
  Были и еще две существенных, связанных друг с другом проблемы, практически у всех подданных советского государства - недостаток жилплощади и отсутствие секса. Молодых людей, совка не заставших, мои слова, наверное, сильно удивят - как же так, размножаться ведь не прекращали? Согласен, что звучит парадоксально, но факт.
  
  Как говорил герой известного романа: "обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их..." Да, дорогие мои юные читатели, квартирный вопрос в совке всегда стоял очень остро. Негде было мальчикам и девочкам встречаться на предмет любовного контакта, просто негде. Бродский, к примеру, проживал со своими родителями в полутора комнатах. И что прикажете делать? Ему хочется, ей хочется - и негде. Сплошные страдания плоти. И духа, поскольку унизительно такое положение вещей. И в то же время - безвыходно.
  
  С другой стороны, среди старшего поколения было немало строгих блюстителей морали, ревниво охранявших молодых людей от свойственной им распущенности и нравственного падения. Во время одного из первых советско-американских телемостов, организованного в 1986 году, в ответ на вопрос американки насчет сексуальной тематики в телерекламе, советская участница Людмила Иванова (администратор гостиницы "Ленинград" и член Комитета Советских Женщин) ответила с партийной прямотой: "Ну, секса у нас нет. И мы категорически против этого!"
  
  И действительно, партийными, профсоюзными и просто фригидными общественными активистками на протяжении десятилетий принимались строжайшие меры, перекрывавшие доступ подрастающему поколению к любой информации, прямо или косвенно касающейся отношений между полами. И, надо сказать, добивались на этом поприще внушительных результатов:
  
  
  "Если порнография, в общем, - неодушевленный предмет, вызывающий эрекцию, то стоит
  заметить, что в пуританской атмосфере сталинской России можно было возбудиться от совершенно невинного соцреалистического полотна под названием "Прием в комсомол", широко репродуцируемого и украшавшего чуть ли не каждую классную комнату. Среди персонажей на этой картине была молодая блондинка, которая сидела, закинув ногу на ногу так, что заголились пять-шесть сантиметров ляжки. И не столько сама эта ляжка, сколько контраст ее с темно-коричневым платьем сводил меня с ума и преследовал в сновидениях. Тогда-то я и научился не верить болтовне о подсознательном. По-моему, мне никогда не снились символы - я видел во сне реальные вещи: грудь, бедра, женское белье. Что до последнего, то для нас, мальчишек, оно было исполнено странного значения. Помню, во время урока кто-нибудь проползал под партами через весь класс к столу учительницы с единственной целью -- заглянуть к ней под платье и выяснить, какого сегодня цвета на ней трико. По завершении экспедиции он драматическим шепотом возвещал классу: "Сиреневые"."
   (И.Бродский, эссе "Меньше единицы")
  
  
  Проблема "отсутствия секса в СССР" нашла отражение в творчестве Бродского того периода в стихотворении "Феликс" (1965), которое я здесь не привожу из-за его слишком большого объема.
  
  
  Учитывая все перечисленные выше "неудобства", присущие жизни простого человека в советской супердержаве, негативное отношение Бродского к государству, такой образ жизни своих подданных сформировавшему, выглядит вполне понятным и неудивительным.
  
  Понятна в свою очередь и реакция властей на такую черную неблагодарность за всю заботу и внимание к вечно всем недовольному графоману с манией величия. Сколько же можно такое терпеть? Раз уж вам так здесь всё не нравится, так позвольте вам выйти вон!
  
  В 1972-м году терпение властей окончательно лопнуло и было принято решение избавиться от молодого, но невероятно самонадеянного выскочки, вызывающего к тому же нездоровый интерес к своей личности в стане врагов (в 1971-м году Бродский был избран в члены Баварской академии изящных искусств).
  
  10 мая 1972 года он был вызван в КГБ и поставлен перед выбором: уматывать за бугор или подвергнуться серьезной обработке специалистами этой почтенной организации в целях повышения уровня его патриотического сознания. Так как выбора, по сути, не оставалось, Бродский согласился на первый вариант и 2 июня вылетел в Вену, навсегда покинув пределы родной страны.
  
  
  Все последующие годы советское государство продолжало как могло гадить поэту-изгнаннику. 12 лет он пытался убедить советские власти разрешить ему увидеть своих родителей, пока они не умерли. Ему все время отказывали, не объясняя причин.
  
  
  Проходят годы, но отношение поэта к родной Софье Власьевне если и меняется, то не в лучшую сторону. Отмечая пятилетний юбилей своего изгнанничества, Бродский пишет:
  
  
  Там, наливая чай, ломают зуб о пряник.
  Там мучает охранник во сне штыка трехгранник.
  
  От дождевой струи там плохо спичке серной.
  Там говорят "свои" в дверях с усмешкой скверной.
  .....
  Там пышная сирень бушует в палисаде.
  Пивная целый день лежит в глухой осаде.
  Там тот, кто впереди, похож на тех, кто сзади.
  .....
  Там города стоят, как двинутые рюхой,
  И карта мира там заменена пеструхой
  Мычащей на бугре. Там схож закат с порезом.
  Там вдалеке завод дымит, гремит железом,
  Ненужным никому: ни пьяным, ни тверезым.
  .....
  Овацию листвы унять там вождь бессилен.
  Простую мысль, увы, пугает вид извилин.
  
  Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
  Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
  Там, грубо говоря, великий план запорот.
  
  Других примет там нет - загадок, тайн, диковин.
  Пейзаж лишен примет и горизонт неровен.
  Там в моде серый цвет - цвет времени и бревен.
  .....
  Теперь меня там нет. Об этом думать странно.
  Но было бы чудней изображать барана,
  дрожать, но раздражать на склоне дней тирана.
   ("Пятая годовщина", 1977)
  
  
  Ну, и как вы думаете, какой-такой "великий план", который запорот, тут упоминается? Отчаянная попытка догнать и перегнать Америку? Продовольственная программа? Обещанный к 1980-му году коммунизм? По мнению известного публициста Сергея Кара-Мурзы - ни то, ни другое, ни третье:
  
  "А истоки возникшей в середине века ненависти к советскому строю в том, что СССР выстоял в войне и в нем вновь устроилась жизнь - не так, как было задумано. Это очень точно выразил Иосиф Бродский:
  
  Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот,
  Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
  Там, грубо говоря, великий план запорот.
  
  До нашего огорода ему, конечно, мало дела. Главное - "великий план запорот". Об этом плач еврокоммунистов и всех наших ципко и яковлевых: не то, не то построили! А кого же мы должны были слушать, кто "давал нам направление", кто нас вел? Тут уж не о русском мессианизме речь, а именно о еврейском..." ("Евреи, диссиденты и еврокоммунизм", Алгоритм, Москва, 2002, стр. 111).
  
  Вот он, выразитель чаяний международного еврейства! Как его ущучили-то, а? Плакальщика по Великому Совку Кара-Мурзу не интересует тот факт, что у Бродского никогда не было ничего общего с международным еврейством, продолжающим стричь купоны с Германии по прошествии 70 лет после окончания Второй Мировой, что, несмотря на многочисленные приглашения, Бродский ни разу не появился в Израиле, что он категорически отказывался выступать перед публикой в стенах синагог, регулярно сдающих свои помещения для проведения секулярных мероприятий. Главное, что папа с мамой у него - евреи. От такого "пятна" не отмоешься. И одного этого достаточно, чтобы обвинять поэта во всех "еврейских грехах".
  
  
  Вернемся, однако, к политическим взглядам Бродского, то и дело прорывающихся наружу в его стихах. Красная зараза продолжает неудержимо расползаться по планете. Страны Восточного блока, Куба, Северная Корея, Китай, Вьетнам, Монголия поражены этим вирусом. Советские военные советники окопались уже и в некоторых странах Африки. Тянутся коммунистические ручонки и в Центральную Америку. Кто на очереди?
  
  
  ... там, как над шкуркой зверька скорняк,
  офицеры Генштаба орудуют над порыжевшей картой.
   ("Квинтет", 1977)
  
  
  События не заставили себя долго ждать - в 1979-м началась "Великая Отечественная Афганская" война. Народ шутит:
  
  - Почему Советский Союз ввел войска в Афганистан?
  - По алфавиту, наверное.
  
  
  Обычно не любящий касаться политики, Бродский отзывается на это событие резким и блестящим по форме стихотворением:
  
  
  "Стихи о зимней кампании 1980-го года"
  
   "В полдневный зной в долине Дагестана..."
   М. Ю. Лермонтов
  
   I
  Скорость пули при низкой температуре
  сильно зависит от свойств мишени,
  от стремленья согреться в мускулатуре
  торса, в сложных переплетеньях шеи.
  Камни лежат, как второе войско.
  Тень вжимается в суглинок поневоле.
  Небо -- как осыпающаяся известка.
  Самолет растворяется в нем наподобье моли.
  И пружиной из вспоротого матраса
  поднимается взрыв. Брызгающая воронкой,
  как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться
  в грунт, покрывается твердой пленкой.
   II
  Север, пастух и сеятель, гонит стадо
  к морю, на Юг, распространяя холод.
  Ясный морозный полдень в долине Чучмекистана.
  Механический слон, задирая хобот
  в ужасе перед черной мышью
  мины в снегу, изрыгает к горлу
  подступивший комок, одержимый мыслью,
  как Магомет, сдвинуть с места гору.
  Снег лежит на вершинах; небесная кладовая
  отпускает им в полдень сухой избыток.
  Горы не двигаются, передавая
  свою неподвижность телам убитых.
   III
  Заунывное пение славянина
  вечером в Азии. Мерзнущая, сырая
  человеческая свинина
  лежит на полу караван-сарая.
  Тлеет кизяк, ноги окоченели;
  пахнет тряпьем, позабытой баней.
  Сны одинаковы, как шинели.
  Больше патронов, нежели воспоминаний,
  и во рту от многих "ура" осадок.
  Слава тем, кто, не поднимая взора,
  шли в абортарий в шестидесятых,
  спасая отечество от позора!
   IV
  В чем содержанье жужжанья трутня?
  В чем -- летательного аппарата?
  Жить становится так же трудно,
  как строить домик из винограда
  или -- карточные ансамбли.
  Все неустойчиво (раз -- и сдуло):
  семьи, частные мысли, сакли.
  Над развалинами аула
  ночь. Ходя под себя мазутом,
  стынет железо. Луна от страха
  потонуть в сапоге разутом
  прячется в тучи, точно в чалму Аллаха.
   V
  Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух.
  Ввезенная, сваленная как попало
  тишина. Растущая, как опара,
  пустота. Существуй на звездах
  жизнь, раздались бы аплодисменты,
  к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.
  Убийство -- наивная форма смерти,
  тавтология, ария попугая,
  дело рук, как правило, цепкой бровью
  муху жизни ловящей в своих прицелах
  молодежи, знакомой с кровью
  понаслышке или по ломке целок.
   VI
  Натяни одеяло, вырой в трухе матраса
  ямку, заляг и слушай "уу" сирены.
  Новое оледененье -- оледененье рабства
  наползает на глобус. Его морены
  подминают державы, воспоминанья, блузки.
  Бормоча, выкатывая орбиты,
  мы превращаемся в будущие моллюски,
  бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.
  Дует из коридора, скважин, квадратных окон.
  Поверни выключатель, свернись в калачик.
  Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.
  Утром уже не встать с карачек.
   VII
  В стратосфере, всеми забыта, сучка
  лает, глядя в иллюминатор.
  "Шарик! Шарик! Прием. Я -- Жучка".
  Шарик внизу, и на нем экватор.
  Как ошейник. Склоны, поля, овраги
  повторяют своей белизною скулы.
  Краска стыда вся ушла на флаги.
  И в занесенной подклети куры
  тоже, вздрагивая от побудки,
  кладут непорочного цвета яйца.
  Если что-то чернеет, то только буквы.
  Как следы уцелевшего чудом зайца.
   (1980)
  
  
  Почти 10 лет продолжалась эта война, стоившая Советскому Союзу более 15 тысяч человек погибшими, более 50 тысяч ранеными, более 400 тысяч заболевшими инфекционными заболеваниями. Безвозвратные потери Афганистана составили более 600 тысяч плюс к тому до 5 миллионов беженцев. И каков же был результат, купленный такой ценой?
  
  Генерал-полковник Громов: "Советские войска в конце 1979 года беспрепятственно вошли в страну, выполнили - в отличие от американцев во Вьетнаме - свои задачи и организованно вернулись на Родину."
  
  Генерал-полковник Виктор Меримский, бывший зам. начальника Оперативной группы МО СССР в Демократической Республике Афганистан: "Руководство Афганистана фактически проиграло борьбу с мятежниками за свой народ, не могло стабилизировать обстановку в стране, хотя располагало 300-тысячными военными формированиями (армия, милиция, госбезопасность)".
  
  Вот так - советские войска свою задачу выполнили, а руководство Афганистана борьбу проиграло. Теперь, по прошествии двадцати пяти лет после окончания этой войны кто-нибудь может внятно объяснить, какую задачу выполнили советские войска в Афганистане? Зачем надо было ввязываться в эту авантюру и за что заплатили такую цену?
  
  
  Второе стихотворение, посвященное Афганистану, написанное через 12 лет, в 1992-м году, звучит, на первый взгляд, довольно странно:
  
  
  "К переговорам в Кабуле"
  
  Жестоковыйные горные племена!
  Всё меню -- баранина и конина.
  Бороды и ковры, гортанные имена,
  глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино.
  Знаменитые профилями, кольцами из рыжья,
  сросшейся переносицей и выстрелом из ружья
  за неимением адреса, не говоря -- конверта,
  защищенные только спиной от ветра,
  живущие в кишлаках, прячущихся в горах,
  прячущихся в облаках, точно в чалму -- Аллах,
  
  видно, пора и вам, абрекам и хазбулатам,
  как следует разложиться, проститься с родным халатом,
  выйти из сакли, приобрести валюту,
  чтоб жизнь в разреженном воздухе с близостью к абсолюту
  разбавить изрядной порцией бледнолицых
  в тоже многоэтажных, полных огня столицах,
  где можно сесть в мерседес и на ровном месте
  забыть мгновенно о кровной мести
  и где прозрачная вещь, с бедра
  сползающая, и есть чадра.
  
  И вообще, ибрагимы, горы -- от Арарата
  до Эвереста -- есть пища фотоаппарата,
  и для снежного пика, включая синий
  воздух, лучшее место -- в витринах авиалиний.
  Деталь не должна впадать в зависимость от пейзажа!
  Все идет псу под хвост, и пейзаж -- туда же,
  где всюду лифчики и законность.
  Там лучше, чем там, где владыка -- конус
  и погладить нечего, кроме шейки
  приклада, грубой ладонью, шейхи.
  
  Орел парит в эмпиреях, разглядывая с укором
  змеиную подпись под договором
  между вами -- козлами, воспитанными в Исламе,
  и прикинутыми в сплошной габардин послами,
  ухмыляющимися в объектив ехидно.
  И больше нет ничего нет ничего не видно
  ничего ничего не видно кроме
  того что нет ничего благодаря трахоме
  или же глазу что вырвал заклятый враг
  и ничего не видно мрак
   (1992)
  
  
  Что же автор этим хочет сказать?
  
  25 апреля 1992 г. были подписаны Пешаварские соглашения, согласно которым каждый из лидеров моджахедов по очереди должен был побыть главой государства. Судя по эмоциональному накалу приведенного текста Бродский относится к этому событию и к его участникам крайне отрицательно: "Жестоковыйные горные племена", "змеиную подпись", "вами - козлами". Кроме диких "абреков и хазбулатов" на сцене присутствуют также "послы, прикинутые в сплошной габардин", да еще и "ухмыляющиеся в объектив ехидно" - то есть, по всей видимости, представители Запада, скорее всего США.
  
  Бродский недоволен тем, что спустившиеся с гор неграмотные дикари, не сумевшие построить свою цивилизацию, хотят приобщиться к западному комфорту, не меняя при этом основ своего жизненного уклада, то есть, оставаясь, по сути, дикарями. А представители Запада ("послы в габардине") потакают этому потребительскому позыву "ибрагимов", преследуя какие-то свои сиюминутные цели и не думая о том, чем подобная "дружба" с "козлами, воспитанными в Исламе" может обернуться в недалеком будущем.
  
  Таким образом, можно сделать вывод о том, что автор стихотворения недоволен обеими участвующими в сделке сторонами. И те, и другие олицетворяют собой некое зло. И хотя эти два типа зла и отличаются друг от друга, но все равно остаются злом.
  
  Третье зло - Советский Союз, уже покинул территорию Афганистана (заметим в скобках - вынужденно) и в соглашениях участия не принимает. Что, однако, не делает его автоматически белым и пушистым.
  
  Цели всех этих трех зол достаточно неприглядны и поведение их, каждого по своему, отвратительно. Но такова их природа, и переделать, разумеется, ни одно из них невозможно. Может быть, безвыходность ситуации, её безнадежность и вызывает у автора текста волну негодования?
  
  Любопытно, что некоторые литературные критики, заметив отсутствие в тексте упоминания о третьем игроке, Советском Союзе, немедленно попытались задним числом представить Бродского российским патриотом:
  
  "В стихотворении "К переговорам в Кабуле", в соответствии с рекомендациями поэта, можно "не видно" заменить на "обидно": эмоциональный взрыв сохранится, а его причина обретет вербальное выражение. <...> Конечно, подобного рода замены относятся к разряду предположений, но предположений, судя по замечанию Бродского, вполне закономерных.
   Несомненным при разборе стихотворения "К переговорам в Кабуле" остается одно - возмущение и боль, которые были вызваны подписанием соглашений по Афганистану за спиной России. Но, вполне вероятно, что чувства поэта были связаны не только с этим конкретным политическим событием. Возможно, за словами "нет ничего" и "ничего не видно" в стихотворении прочитывается горечь оттого, что некогда великая держава вынуждена отступать, что с ней уже никто не считается, а новые ее политики обеспокоены лишь собственными делами, которые они и улаживают в ущерб национальным интересам России."
   (О.И.Глазунова. "Иосиф Бродский: американский дневник").
  
  Как вам нравится такой "логический" выверт? Интересно, что это за мифические "рекомендации поэта" по поводу замены чего-то в его тексте на что-то другое? Если бы он считал, что надо заменить, так сам и заменил бы, не так ли? Да и предположение о переживаниях Бродского по поводу унижения национальной гордости некогда великой державы тоже не представляется таким уж "несомненным", как это хочет внушить читателю ученая дама. Хотя, конечно, теперь-то, когда сам автор ничего уже возразить не в состоянии, можно и не стесняться.
  
  
  И это далеко не единственная попытка представить Бродского, всю жизнь упоминавшего страну, где его угораздило родиться, исключительно с горечью и сарказмом, ее горячим патриотом. Возможно, что перемены, происходившие в России в начале 90-х, и могли у многих, включая Бродского, вселить надежду на дальнейшее расширение свободы и укрепление демократии, но это никак не означает радикального изменения взглядов поэта на историю СССР и оправдания им преступлений бесчеловечного коммунистического режима. Точно так же логически бессмысленно пытаться делать вид, что его "патриотизм" сделал бы его сторонником власти, сформировавшейся в России через пятнадцать лет после его смерти и возвращающей страну назад, в состояние однажды уже подохшего совка. А именно этим мадам Глазунова и занимается, нагло тенденциозно комментируя тексты Бродского. Вот вам еще один пример подобной демагогии.
  
  
  "Подражание Горацию"
  
  Лети по воле волн, кораблик.
  Твой парус похож на помятый рублик.
  Из трюма доносится визг республик.
  Скрипят борта.
  
  Трещит обшивка по швам на ребрах.
  Кормщик болтает о хищных рыбах.
  Пища даже у самых храбрых
  валится изо рта.
  
  Лети, кораблик, не бойся бури.
  Неистовей, но бесцельней пули,
  она и сама не знает, в ту ли
  сторону ей
  
  кинуться, или в эту. Или
  в третью. Их вообще четыре.
  Ты в этом смысле почти в квартире;
  владелец -- Гиперборей.
  
  Лети, кораблик! не бойся острых
  скал. Так открывают остров,
  где после белеют кресты матросов,
  где, век спустя,
  
  письма, обвязанные тесемкой,
  вам продает, изумляя синькой
  взора, прижитое с туземкой
  ласковое дитя.
  
  Не верь, дружок, путеводным звездам,
  схожим вообще с офицерским съездом.
  Тебе привязанность к праздным безднам
  скорей вредна.
  
  Верь только подлинно постоянной
  демократии волн с еенной
  на губах возникающей в спорах пеной
  и чувством дна.
  
  Одни плывут вдаль проглотить обиду.
  Другие -- чтоб насолить Эвклиду.
  Третьи -- просто пропасть из виду.
  Им по пути.
  
  Но ты, кораблик, чей кормщик Боря,
  не отличай горизонт от горя.
  Лети по волнам стать частью моря,
  лети, лети.
   (1993)
  
  
  Комментарий дамы-литературоведа:
  
  "Андрей Битов как-то сказал: "Эмиграция - это оскорбление человеческого достоинства на всю жизнь". Каждый переживает это оскорбление по-своему, неизменным остается одно - болезненное отношение к тому, что произошло, и вполне естественная обида. "Ну как там в России, по-прежнему плохо, да?" - по словам Битова, этот вопрос нередко можно услышать в эмигрантской аудитории. Оказавшись выброшенным за пределы круга, к которому привык, человек пытается, часто даже не осознавая того, исправить допущенную несправедливость, получить хотя бы косвенное подтверждение, что "там" после его отъезда ничто не может измениться к лучшему.
   Может быть, поэтому и за границей, и в России так непоколебимы стереотипы одностороннего восприятия лирики Бродского и так охотно поддерживаются мифы о недоброжелательном и даже пренебрежительном отношении Бродского к стране, из которой он вынужден был уехать. Стихотворные же тексты поэта свидетельствуют совсем о другом.
   Находясь в эмиграции, Бродский с повышенным вниманием и крайне эмоционально воспринимал все, что происходило в России - радовался успехам и болезненно переживал неудачи. Отъезд не повлиял на взгляды поэта, а значит, хотим мы этого или не хотим, нравится это кому-то или не нравится, в своих произведениях лишенный российского гражданства Бродский оставался гражданином той страны, которую он много лет назад покинул."
   (О.И.Глазунова. "Иосиф Бродский: американский дневник").
  
  
   Тут что ни фраза, то откровение. Походя пнуть эмигрантов, назвать мифом "недоброжелательное отношение Бродского к стране, из которой он вынужден был уехать" - "Стихотворные же тексты поэта свидетельствуют совсем о другом" ( о чем другом? Перечитайте "Набросок", "Памятник", "Подражание Некрасову", "После нашей эры", "Представление", "Стихи о зимней кампании 1980-го года" - о чем другом?!). Какого "российского" гражданства был лишен Бродский? Как мог он "оставаться гражданином той страны, которую он много лет назад покинул"? И страны-то той уже давно нет, и отношение к советскому государству, которое всю жизнь над ним издевалось, было у Бродского далеко не идиллическим, и "покинул" он страну не по собственному желанию.
  
  Известное дело, кандидатский диплом ума не добавляет. Да и совесть - такая вещь, которую в супермаркете не купишь и взаймы не возьмешь. Поставим памятник лжи!
  
  
  Есть у Бродского еще одно стихотворение на политическую тему, вызвавшее целое море комментариев:
  
  
  "На смерть Жукова"
  
  Вижу колонны замерших внуков,
  гроб на лафете, лошади круп.
  Ветер сюда не доносит мне звуков
  русских военных плачущих труб.
  Вижу в регалии убранный труп:
  в смерть уезжает пламенный Жуков.
  Воин, пред коим многие пали
  стены, хоть меч был вражьих тупей,
  блеском маневра о Ганнибале
  напоминавший средь волжских степей.
  Кончивший дни свои глухо в опале,
  как Велизарий или Помпей.
  Сколько он пролил крови солдатской
  в землю чужую! Что ж, горевал?
  Вспомнил ли их, умирающий в штатской
  белой кровати? Полный провал.
  Что он ответит, встретившись в адской
  области с ними? "Я воевал".
  К правому делу Жуков десницы
  больше уже не приложит в бою.
  Спи! У истории русской страницы
  хватит для тех, кто в пехотном строю
  смело входили в чужие столицы,
  но возвращались в страхе в свою.
  Маршал! поглотит алчная Лета
  эти слова и твои прахоря.
  Все же, прими их - жалкая лепта
  родину спасшему, вслух говоря.
  Бей, барабан, и военная флейта,
  громко свисти на манер снегиря.
   (1974)
  
  
  Многочисленные комментаторы справедливо сравнивают этот текст со стихотворением Г.Р.Державина "Снигирь", написанном на смерть русского полководца XVIII века Александра Васильевича Суворова:
  
  
  Что ты заводишь песню военну
  Флейте подобно, милый снигирь?
  С кем мы пойдём войной на Гиену?
  Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
  Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
  Северны громы в гробе лежат.
  
  Кто перед ратью будет, пылая,
  Ездить на кляче, есть сухари;
  В стуже и в зное меч закаляя,
  Спать на соломе, бдеть до зари;
  Тысячи воинств, стен и затворов
  С горстью россиян всё побеждать?
  
  Быть везде первым в мужестве строгом;
  Шутками зависть, злобу штыком,
  Рок низлагать молитвой и Богом,
  Скиптры давая, зваться рабом;
  Доблестей быв страдалец единых,
  Жить для царей, себя изнурять?
  
  Нет теперь мужа в свете столь славна:
  Полно петь песню военну, снигирь!
  Бранна музыка днесь не забавна,
  Слышен отвсюду томный вой лир;
  Львиного сердца, крыльев орлиных
  Нет уже с нами! - что воевать?
  
  
  Действительно, в этих двух стихотворениях много общего. Много общего и в комментариях литературных критиков, подвергающих данный текст скрупулезному анализу. Например, ни у кого из них не возникает ни малейшего сомнения в том, что историческая фигура маршала Жукова является таким же достойным восхваления и преклонения символом неувядаемой славы русского оружия, каким был Суворов для Державина. Неоспоримая параллель и полна аналогия.
  
  Вот только по разному видится разным авторам отношение самого Бродского к личности "маршала победы" и к его "великим делам". Кому-то хочется "обелить" поэта-эмигранта и представить его истинным патриотом советской родины, кому-то - наоборот, обвинить в стремлении принизить личность великого полководца и оклеветать его заслуги перед родиной, народом и всем миром. Любопытная ситуация: текст один и тот же, а интерпретации прямо противоположные.
  
  Чтобы не быть голословным, приведу рассуждения критиков, стоящих по отношению к Бродскому на противоположных позициях.
  
  
  Михаил Лотман: http://www.telenir.net/literaturovedenie/kak_rabotaet_stihotvorenie_brodskogo/p5.php
  
  "Все это вводит нас в своеобразный "имперский дискурс" Бродского и, далее, в саму имперскую образность Бродского, где все несуразно, разностильно, разновременно"
  
  (Ты чего-нибудь понял, дорогой читатель? Дж.Р.)
  
  
  Ольга Глазунова:
  http://magazines.russ.ru/neva/2005/5/gl14.html
  
  "Присутствующий в стихотворении Бродского "дискурс", о котором Михаил Лотман говорит как об "имперском", с тем же правом можно назвать "патриотическим".
  .....
  Настойчиво повторяющееся "Вижу" звучит в стихотворении как удары тяжелого молота, неумолимо отсчитывающего ход истории...
  .....
  Упоминание имени Жукова в ряду величайших полководцев, равно как и соответствие стихотворения Бродского знаменитому "Снигирю", написанному Державиным на смерть Суворова, тоже дань уважения маршалу. Все обвинения, которые после опалы Жукова щедро раздавались в его адрес (что не щадил своих солдат, что "пролил крови солдатской в землю чужую"), Бродский воспринимает с позиций маршала, а не его оппонентов.
  .....
  Несмотря на все свои регалии, маршал Жуков был одним из многих воинов, и вряд ли при возвращении "в свою" столицу чувство страха обходило его стороной. Но история судит людей не по чувствам, а по делам, и эти дела "родину спасшего" заставляют Бродского громко, "вслух" на весь мир произносить в его адрес слова восхищения и уважения, несмотря на то что в условиях эмиграции подобные оценки с его стороны вряд ли могли быть восприняты с одобрением.
  .....
  Находясь в эмиграции, являясь гражданином другого государства, Бродский сохранил свою внутреннюю позицию, оценивая происходящие события с "российской" точки зрения.
  .....
  Не только "На смерть Жукова", но и вся гражданская лирика Бродского наследует традиции русской классической литературы, в ней выражается позиция поэта - патриота своего отечества."
   (О.И.Глазунова. "Иосиф Бродский: американский дневник").
  
  
  Иван Котельников:
  http://www.poezia.ru/EditorColumn.php?sid=598
  
  "Вынужден согласиться с тем непопулярным мнением, что в действительности стихи Бродского "На смерть Жукова" - в известном смысле "АнтиСнигирь" антиДержавина.
  И ещё об одной нестыковке. О "тех, кто в пехотном строю / смело входили в чужие столицы, / но возвращались в страхе в свою". Мне думается, мы имеем дело как раз с тем самым случаем - в стихи Бродского вкрался "элемент автопортрета" самого Бродского.
  .....
  С. Зонтаг, выступая с речью, произнесла фразу, которая, по воспоминаниям очевидцев, ещё несколько недель разносилась над Соединёнными Штатами: "Коммунизм - это фашизм с человеческим лицом". <...> Сам Бродский, также выступивший на митинге, горячо поддержал Зонтаг...
  .....
  Бродский: "Для меня разница между коммунизмом и фашизмом в том, что последний проиграл войну"
  .....
  Поразительно, но факт: русский поэт Иосиф Бродский в этом своём убеждении и намерении отождествить гитлеровский фашизм и советский коммунизм самым тесным образом смыкается с теми, кто и вчера, и особенно сегодня отказывает России в праве на преемственность и легитимность государственности. С теми, кто настойчиво требует пересмотра мировой истории 20-го века, ставит под сомнение Ялту и Потсдам, подвергает поруганию итоги Победы.
  Кстати, этот актуальный (особенно в странах Прибалтики, как бывших лимитрофах, на зап. Украине и в Польше) для идеологических и не только изысканий подход имеет свою историю. Даю небольшую справку.
  Отец-основатель данной методологии - германский историк Эрнст Нольте, ученик Мартина Хайдеггера. В своих книгах, которые впервые появились в печати в 70-80-е годы, Нольте артистически решил задачу, стоящую тогда (напомню, борьба с советской "империей зла" нуждалась в новых идеологических клише и формулах) перед либеральным агитпропом.
  .....
  Разумеется, совершенно антинаучная и безнравственная концепция Нольте о тождестве германского фашизма и советского коммунизма немедленно была подхвачена записными русофобами и сервильными доктринёрами...
  .....
  Выдающийся российский историк, американист А. И. Уткин, размышляя над этой проблемой в книге "Россия над бездной", напишет: Надо отдавать себе ясный отчёт в том, что идеология нацистской Германии и Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая - на социальном воспитании масс.
  .....
  При самом критическом отношении к коммунизму никто не мог с основанием обвинить Советскую Россию в стремлении разверзнуть такой ад под любым из народов.
  .....
  Применив данное утверждение к И. Бродскому, стоит согласиться: он погрешил как против исторической истины, так и своего отечества.
  Вывод не утешителен, зато оправдан: чем сильнее будут навязывать России и русским чувство вины за коммунизм (подразумевая в реальности сталинизм и послевоенную советскую историю), тем всё более будет востребован идеологами и сторонниками прозападного тренда маршал Победы Георгий Константинович Жуков в интерпретации русского поэта Иосифа Бродского.
  Для которого праведность Великой Отечественной войны - ничего не значащий звук."
  
  
  Так кто же такой этот Бродский: патриот, отдающий дань уважения маршалу (О.Глазунова) или "записной русофоб", для которого "праведность Великой Отечественной войны - ничего не значащий звук" (И.Котельников)?
  
  
  О "логических умозаключениях" кандидата филологических наук О.Глазуновой было сказано выше. Отметим только, что иногда раздавались голоса против такой поверхностной точки зрения, например:
  
  "Без обиняков: книга г-жи Глазуновой представляет собой первую, притом неподдельно искреннюю попытку советского сознания присвоить Иосифа Бродского. Попытку его не то что простить, но все-таки пожалеть.
  Да, эмигрировал - но, можно сказать, искупил."
   (Гедройц С., Иосиф Бродский: Стратегии чтения. Материалы международной научной конференции. О. И. Глазунова. Иосиф Бродский: американский дневник. О стихотворениях, написанных в эмиграции. СПб.: Нестор-История, 2005. // Звезда. 2006. N 1.).
  
  
  Что же можно сказать по поводу эмоциональных пассажей г-на Котельникова?
  
  Меня не удивляет глупость, сказанная Сюзан Зонтаг: "Коммунизм - это фашизм с человеческим лицом". Она все-таки прожила благополучную жизнь на Западе и коммунизм видела только со стороны. Удивляет то, что Бродский с ней согласился. Скорее всего, просто ляпнул, не подумав. Потому что увидеть в зверином оскале коммунизма человеческое лицо - уж для него-то точно непростительно.
  
  Замечательно и высказывание историка и американиста А.И.Уткина: "При самом критическом отношении к коммунизму никто не мог с основанием обвинить Советскую Россию в стремлении разверзнуть такой ад под любым из народов."
  
  Правда? Никто не мог? "Такой" ад Советская Россия разверзнуть под другими народами, может, и не могла, а вот "не такой", а свой, коммунистический, разверзла, да еще как! Поделив с гитлеровской Германией Польшу и включив в состав Украинской ССР Западную Украину и Галицию в 1939-м, оттяпав часть Финляндии, оккупировав Прибалтику в 1940-м, Советская Россия существенно пополнила контингент лагерей ГУЛАГа жителями этих стран и областей, а на захваченных территориях немедленно установила свой "железный" коммунистический порядок.
  
  После войны все эти территории влились в состав СССР, а все страны Восточной Европы оказались за железным занавесом и попали под власть сталинской репрессивной машины, устроившей в этих странах ад по образу и подобию своего, советского ада. Восстания в Германии (1953), Венгрии (1956), Чехословакии (1968), Польше (1981) были жестоко подавлены. Попытки побега из коммунистического ада пресекались с неимоверной жестокостью. В одной только ГДР сотни беглецов были застрелены у Берлинской стены, десятки тысяч оказались в тюрьмах.
  
  Советский Союз принял также активное участие в организации ада в ряде восточных стран: Корее, Китае, Вьетнаме. В другом полушарии появилась социалистическая Куба.
  
  После установления во всех этих странах прокоммунистических режимов, немедленно наблюдается экономический спад, дефицит товаров народного потребления, упадок сельского хозяйства и нередко - массовый голод. Во время одного только Великого Китайского голода 1959-1961 годов вымерло более 15 миллионов. Это по официальным источникам, по неофициальным - более 30 миллионов. Перманентный голод до настоящего времени наблюдается в Северной Корее. И в маоистском Китае, и в коммунистической Корее жесточайшим образом подавлялось (в Северной Корее - и в настоящее время) любое инакомыслие, ГУЛАГ работал (и работает) на полную мощность.
  
  Не стоит забывать и трагедии народов, входивших в состав СССР.
  
  "По мнению историка Павла Поляна, в СССР тотальной депортации были подвергнуты десять народов: корейцы, немцы, финны-ингерманландцы, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары и турки-месхетинцы. Из них семь - немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы и крымские татары - лишились при этом и своих национальных автономий.
  Депортациям в СССР подверглось ещё множество других этнических, этноконфессиональных и социальных категорий советских граждан: казаки, "кулаки" самых разных национальностей, поляки, азербайджанцы, курды, ассирийцы, китайцы, русские, иранцы, евреи-ирани, украинцы, молдаване, литовцы, латыши, эстонцы, греки, болгары, армяне, хемшины, армяне-"дашнаки", турки, таджики и другие." (ВИКИ)
  
  Из всех без исключения коммунистических стран люди пытались (и пытаются в настоящее время) бежать с риском для жизни. А правительства этих стран держали (и держат) границы на замке, прилагая все усилия к тому, чтобы их рабы не разбежались.
  
  Добавьте к этому для полноты картины участие замечательного и справедливого Советского Союза в войнах в Афганистане, Чечне, Украине.
  
  Таким образом, факты говорят о том, что лжет историк и американист А.И.Уткин, а г-н Котельников охотно эту ложь повторяет. А также повторяет расхожую пропагандистскую ложь о "праведности Великой Отечественной Войны". Это была совсем не война Добра со Злом, как нам пытается вдолбить официальная пропаганда, а смертельная схватка двух людоедских режимов. Причем победивший режим сумел распространить свою власть на несколько десятилетий далеко за пределы своей страны.
  
  Но потом все-таки рухнул. Зависимые от него страны с облегчением вырвались из его "братских" объятий. Однако, бывшие коммунисты и чекисты (которые, как известно, бывшими не бывают), сумели удержаться у власти в своей стране. Постсоветский чекистский режим, хоть и полудохлый, еще шевелится. Грозит всему миру своим ржавым ядерным арсеналом.
  
  
  Таково положение в мире сейчас, но обсуждаемое-то стихотворение было написано в 1974-м, когда коммунистический режим был еще достаточно прочен и о его падении в обозримом будущем никто и помыслить не мог. Так что же хотел сказать в этом стихотворении автор? Вернее, что у него сказалось, может быть даже и не до конца осознанно?
  
  Утверждение критиков о том, что Бродский воспевает заслуги "маршала Победы", подобно тому, как Державин воспевал подвиги Суворова, выглядит несостоятельным по ряду причин.
  
  Во-первых, начнем с того, что слишком уж режет слух блатное словечко "прахоря". Не вяжется оно с образом воина-победителя. Из-за этих прахорей и выражение "родину спасшему, вслух говоря" звучит иронически. Это "вслух говоря" означает официальную, методично вдалбливаемую в головы населения точку зрения. Всё, что в совдепии говорилось вслух, то есть бубнилось по радио, писалось в газетах, пережевывалось на политзанятиях, значительной частью подсоветских подданных воспринималось, мягко говоря, с недоверием. Люди привыкли читать между строк и понимать коммунистическую пропаганду с точностью до наоборот. Поэтому "не вслух говоря", в узком кругу, на кухнях, мнение о "спасшем родину" маршале могло быть (и было) совершенно иным.
  
  Те, кому приходилось прямо или косвенно сталкиваться с "гениальным полководцем", знали его как самодура, держиморду, любителя бить морды, срывать с офицеров и даже генералов погоны и раздавать направо и налево расстрельные приказы, мясника, посылавшего десятки и сотни тысяч солдат на верную и бессмысленную смерть. Именно таким он и нужен был Сталину, чтобы держать армию в страхе и повиновении. Чтобы советские солдаты и офицеры боялись своих начальников больше, чем вражеских пуль и снарядов.
  
  Во-вторых, как ни крути, а извратить смысл и представить в желаемом "патриотам" контексте следующий пассаж очень непросто:
  
  Спи! У истории русской страницы
  хватит для тех, кто в пехотном строю
  смело входили в чужие столицы,
  но возвращались в страхе в свою.
  
  Действительно, страх перед своими, отечественными репрессивными органами был гораздо сильнее, чем страх перед опасностью на поле боя. Но послушайте как пытаются извратить смысл этой фразы некоторые критики-патриоты:
  
  "И ещё об одной нестыковке. О "тех, кто в пехотном строю / смело входили в чужие столицы, / но возвращались в страхе в свою". Мне думается, мы имеем дело как раз с тем самым случаем - в стихи Бродского вкрался "элемент автопортрета" самого Бродского."
  (Это тоже Иван Котельников. Вы что-нибудь поняли?)
  
  "Наконец, в IV строфе появляется и образ самой истории, однако парадоксальным образом речь идет здесь не о прошлом, но о будущем (отметим, что смело входили в чужие столицы, / но возвращались в страхе в свою - это опять-таки в первую очередь о Суворове)."
  (Чего?? Это Михаил Лотман выдал: http://www.telenir.net/literaturovedenie/kak_rabotaet_stihotvorenie_brodskogo/p5.php ).
  
  
  Сколько он пролил крови солдатской
  в землю чужую! Что ж, горевал?
  Вспомнил ли их, умирающий в штатской
  белой кровати? Полный провал.
  
  
  Да понятно, что ни хрена не горевал и не вспомнил. Мясник - он и есть мясник.
  
  
  Что он ответит, встретившись в адской
  области с ними? "Я воевал".
  
  
  Опять ирония. Они все так говорят: "Я воевал". И гитлеровские генералы в Нюрнберге то же самое говорили: "Я выполнял приказ". Только тех-то повесили, а этот - "в штатской белой кровати".
  
  
  После такого осмысления разобранных отрывков и весь остальной текст превращается в сплошную иронию:
  
  
  блеском маневра о Ганнибале
  напоминавший средь волжских степей.
  
  
  А какой там был блеск маневра? Оказывается, по этому поводу тоже совпадения мнений не существует. Далеко не все историки согласны с навязываемой официозом версией роли гениального Жукова в Сталинградской битве:
  
  "В свете обнародованных документов и новейших исторических исследований необходимо отказаться от преувеличения роли Г.К. Жукова в Сталинградской битве. Она была отнюдь не триумфальной и вовсе не решающей, а отличалась необоснованными досадными просчетами, непоследовательностью и незавершённостью в достижении поставленных целей."
  (Виктор Попов, профессор, кандидат исторических наук, "Правда Сталинградской битвы", http://www.konkurs.senat.org/article/VN_Popov.html )
  Я не утверждаю, что Бродскому могли быть известны новейшие исторические исследования, о которых говорит В.Попов, но определенные сомнения в навязываемой советской пропагандой роли "спасителя отечества" держиморде и мяснику вполне могли иметь место. Тогда и все сравнения Жукова с античными героями-полководцами приобретают ироническую окраску.
  
  Интересны и причины опалы "родину спасшего вслух говоря". Первый раз маршал попался на мародерстве - гнал трофеи для своего личного пользования вагонами. В июне 1946-го было начато расследование по "трофейному делу". "Спаситель родины" начал плакать и каяться:
  
  "...Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал всё это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно.
  Я даю крепкую клятву большевика - не допускать подобных ошибок и глупостей.
  Я уверен, что я ещё нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии."
  
  
  Ага, "надеясь на то, что оно никому не нужно"! Видали? В результате Жуков был снят с должности главкома сухопутных войск и отправлен командовать Одесским военным округом.
  
  Второй раз попал в опалу уже осенью 1957-го. До этого, в июне того же года, Жуков помог Хрущову разгромить "антипартийную группу Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова". Однако, хитрый Хрущ, почуяв, что Жуков метит на его место, ловко переиграл его в лихо закрученной внутрипартийной интриге и отправил в отставку. Вот вам и Велизарий, вот вам и Помпей.
  
  Думаю, что многие из перечисленных выше фактов о Жукове (хоть и не все ) были Бродскому известны. И портрет "родину спасшего, вслух говоря" сложился у автора стихотворения отнюдь не героический. Этим, возможно, и объясняется горькая ирония, пронизывающая этот текст от начала до конца.
  
  
  На этом со "спасителем родины" мы расстанемся, и так вон сколько внимания ему уделили. В заключение рассмотрим еще один текст Бродского, который он только раз или два прочитал вслух перед публикой. Кто-то (не помню сейчас кто и где) утверждал, что автор запрещал этот текст публиковать. Однако, как известно, слово не воробей... Кто-то из слушателей записал стихотворение на магнитофон, затем распечатал (может, и с ошибками) и выложил в интернет. Впоследствии оно, кажется, было опубликовано в газете "Вечерний Киев" в 1996-м.
  
  Читатель может удивиться - зачем такая преамбула? Сейчас поймете. Вот этот текст:
  
  
  НА НЕЗАВИСИМОСТЬ УКРАИНЫ
  
  Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
  слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
  "время покажет Кузькину мать", руины,
  кости посмертной радости с привкусом Украины.
  То не зелено-квитный, траченный изотопом, -
  жовто-блакитный реет над Конотопом,
  скроенный из холста, знать, припасла Канада.
  Даром, что без креста, но хохлам не надо.
  Гой ты, рушник, карбованец, семечки в полной жмене!
  Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
  Сами под образами семьдесят лет в Рязани
  с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
  Скажем им, звонкой матерью паузы медля строго:
  скатертью вам, хохлы, и рушником дорога!
  Ступайте от нас в жупане, не говоря - в мундире,
  по адресу на три буквы, на все четыре
  стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы
  с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
  Как в петлю лезть - так сообща, путь выбирая в чаще,
  а курицу из борща грызть в одиночку слаще.
  Прощевайте, хохлы, пожили вместе - хватит!
  Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит,
  брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
  кожаными углами и вековой обидой.
  Не поминайте лихом. Вашего хлеба, неба,
  нам, подавись вы жмыхом и колобом, не треба.
  Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
  Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
  Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом?
  Вас родила земля, грунт, чернозём с подзолом.
  Полно качать права, шить нам одно, другое.
  Это земля не даёт вам, кавунам, покоя.
  Ой да Левада-степь, краля, баштан, вареник!
  Больше, поди, теряли - больше людей, чем денег.
  Как-нибудь перебьёмся. А что до слезы из глаза -
  нет на неё указа, ждать до другого раза.
  С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
  Только когда придёт и вам помирать, бугаи,
  будете вы хрипеть, царапая край матраса,
  строчки из Александра, а не брехню Тараса.
  
  
  Уже тогда, в 90-х, вокруг этого странного текста поднялся немалый шум. А после событий 2014-го он был поднят на щит патриотами, гневно осуждающими "карателей - укро-фашистов" и "жидо-бЕндеровцев". И то, что написано стихотворение было более двадцати лет назад и никакого отношения к сегодняшним событиям иметь не может, никого, разумеется, не смущает.
  
  Отклики и комментарии на данное стихотворение можно услышать прямо противоположные - от яростного осуждения автора до попыток оправдания. Вот несколько примеров:
  
  
  "Стихотворение, на мой взгляд, совершенно гнусное. Можно, вероятно, выбрать и другой, не такой резкий эпитет, но зачем? Весь текст дышит такой неприкрытой ненавистью к Украине, к украинцам, что диву даёшься. Я сперва, грешным делом, подумал, что стихотворение это - злая сатира, как бы монолог некоего не очень, будем говорить, интеллигентного российского шовиниста, над которым поэт с большим удовольствием издевается. <..> Но вот что сказал сам Бродский перед чтением своего стихотворения в Стокгольме: "Сейчас я прочту стихотворение, которое может вам сильно не понравиться, но тем не менее..." То-есть, он ничего о сатире не сказал, другими словами - стихотворение написано на полном серьёзе, от имени самого поэта. Что, мне кажется, не делает ему чести, наоборот - представляет его в совершенно неприглядном свете."
  (Наум Сагаловский, "Иосиф Бродский и Украина", http://www.stihi.ru/2009/03/26/1137 )
  
  
  "В феврале 1994 года после того, как Украина стала участником программы НАТО "Партнерство ради мира", Бродский пишет стихотворение "На независимость Украины", которое взорвало представления о нем как о поэте-эмигранте, навсегда порвавшем с Россией и со своим прошлым.
   Можно по-разному относиться к стихотворению Бродского, как, впрочем, и к "Клеветникам России" Пушкина. Но нельзя не отметить в стихах гнев человека и гражданина страны, по отношению к которой был совершен поступок, поставивший под сомнения историю взаимодействия двух стран, все дружеские отношения в прошлом. Почему же сотрудничество с НАТО Украины, а не Грузии или, например, Узбекистана вызвало столь гневную отповедь Бродского?
   Ответ очевиден: поведение близкого человека (в данном случае представителя славянского содружества) всегда ранит глубже и воспринимается на более эмоциональном уровне. Легкость, с которой Украина была готова пожертвовать отношениями с Россией ради соображений сиюминутной выгоды (военной угрозы в отношении ее не было и быть не могло) взорвала поэта, придав его словам особую жесткость...
  .....
  По этическим, вероятно, соображениям, оно не было включено в собрание "Сочинений Иосифа Бродского" (СПб., 2001) и в настоящее время доступно только в интернет-версии. Хотя, по большому счету, не понятно, чем руководствовались в этом случае составители сборника и почему стихотворения Бродского, в которых дается негативное описание российской действительности ("Пятая годовщина", "Набросок", "Представление"), в нем присутствуют. Неужели ущемление чувств "чужого" народа нас заботит больше, чем своего собственного?
   Нельзя забывать об одном немаловажном факте: хотя формально стихотворение Бродского называется "На независимость Украины", написано оно было не в связи с обретением страной государственного статуса, а по случаю поспешного желания ее лидеров примкнуть к своему еще недавно общему с Россией противнику. Стремление Украины стать членом НАТО фактически явилось заявлением о том, что теперь в любой момент она может выступить против России - своего бывшего партнера и союзника. Именно этот шаг украинских лидеров не только Бродский, но и многие его соотечественники восприняли как удар в спину. Вероятно, поэтому тема предательства звучит у поэта на протяжении всего стихотворения.
  .....
  Знаменитое обещание Хрущева показать "кузькину мать" Америке на деле обернулось ущемлением территориальных прав России и передачей Украине Крымского полуострова в 1954 году.
  .....
  За несколькими строчками стихотворения Бродского скрывается полная драматизма история взаимоотношений двух стран. И хотя не все в этой истории было гладко и безупречно, но хорошее все же преобладало над плохим, и это хорошее, в представлении поэта, было перечеркнуто желанием новых украинских лидеров открыто стать на сторону НАТО, своего еще недавно общего с Россией противника.
  .....
  Тот факт, что мнение Бродского было облечено в крайне эмоциональную форму, тоже можно понять, - ведь и поступок Украины, который послужил поводом для написания стихотворения, выходил за рамки исторически сложившихся морально-этических принципов взаимодействия между дружественными странами."
   (О.И.Глазунова. "Иосиф Бродский: американский дневник").
  
  
  Во какой Бродский патриот России - как обиделся на Украину за ее предательство - отступничество от братского народа и желание примкнуть к стану врага (вступить в НАТО).
  
  В свете недавних событий особенно убедительно звучит фраза: "Легкость, с которой Украина была готова пожертвовать отношениями с Россией ради соображений сиюминутной выгоды (военной угрозы в отношении ее не было и быть не могло)".
  
  
  "Это пишет кто же Карлу 12? и пишет кровью... потому что дальше - он показывает как цинично выродки с двух сторон отнеслись к разводу, и... как больно и страшно ударили все подлые действия верхушки на эмоции этого разрыва, когда они рубанули по культуре, по семьям, по жизни, какую борозду они пропахали кровавую в наших судьбах. ничего нормального - только оскорбления с двух сторон. их льет не бродский. это его внутреннее умение превратить текст одновременно в полифонию, в массовку... - в многоголосие ЭПОХИ и тихое отречение от себя... - а вы разве не помните этого "многоголосия" - в основном взаимных оскорблений и обвинений? вы разве не испытали прелести предъявления паспортов при выезде из украинны в Россию - когда украинский патруль требует твой паспорт - кто ты, и почему едешь в россию - и потом так же изголяется пограничный патруль русской таможни? вы забыли весь этот кошмар развода? Бродский не может абсолютно точно знать что чувствует украинец. но он точно знает - что чувствует русский чловек, (а среди простых нормальных людей украины и россии чувства были очень, кстати, похожие!) на просторах искромсанной мертвой империи, засеянных ненавистью и засиженных террором и охлократией...
  .....
  КАК ГОВОРИЛ КАРТАВЫЙ...
  Так кто же пишет эту страшную антиоду, Саша. Пишет карлу 12-му, который так хотел отхватить, оттяпать... эээ?
  И что же он там пишет? А пишет он как убивали Украину, с каким зверским огоньком в глазах разглядывали кости посмертной радости с привкусом Украины после голодомора..., как шли по этим костям... со своими идеями.
  .....
  И уничтожили. уничтожили врага, которым был честный крестьянин. и устроили голодомор - кости посмертной радости. с привкусом украины.
  .....
  Бродский предельно честен. Когда он закончил с изображением двух лагерей - и там и там красавчики - он сказал о слезе.
  Я рыдала, когда прочитала это стихотворение. Я плакала еще и потому - что увидела, какой легкой добычей оно станет для обоих - украинофобов и русофобов, как подло начнут им козырять те, кто его не понял... потому что ведь удобнее этого не понимать..."
   (Зурла Лоци, "По поводу стихотворения Бродского "На независимость Украины", http://h.ua/story/371384/ )
  
  
  Как видите, один и тот же текст может быть интерпретирован совершенно по-разному. Признаюсь - своей версии понимания этого стихотворения у меня нет. Теряюсь в догадках. Могу только сказать, что ни одна из приведенных выше точек зрения меня не устраивает. А как надо - убей, не знаю.
  
  
  Не могу не затронуть под занавес еще один интересный момент, имеющий отношение к политике. В том же комментарии к стихотворению "На независимость Украины" у Наума Сагаловского (см. выше) сделано безобразное (на мой взгляд, конечно) заявление:
  
  "Лауреат Нобелевской премии по литературе Иосиф Бродский был, конечно, поэтом уникальным. Можно сколько угодно спорить, заслуживал он премии или нет. Я и сам когда-то пререкался на эту тему с Сергеем Довлатовым: мне казалось, что если кто из русских поэтов того времени (80-е годы) и был достоин Нобелевской премии, то таким поэтом был Евгений Евтушенко."
   (Наум Сагаловский, "Иосиф Бродский и Украина", http://www.stihi.ru/2009/03/26/1137 )
  
  
  Вот так, ни больше, ни меньше: Евтушенко - кандидат на Нобелевку! Вместо того, чтобы нагружать читателей своим непросвещенным мнением по этому поводу, просто приведу несколько высказываний по поводу данного кандидата самого Бродского. На мой взгляд, эти выдержки из разных интервью с Иосифом Бродским довольно интересны и определенным образом характеризуют как тех, о ком он говорит, так и его самого.
  
  
  "И.Б. ... в Союзе писателей некий человек знал о планах выкинуть меня из страны еще за месяц до того, как все произошло, однако он предпочел мне об этом не говорить.
  М.Г. Можно сказать, кто это?
  И.Б. Евтушенко."
   (Мириам Гросс, газета "Observer", 25 октября 1981 года.)
  
  
  Сентябрь 1988 года.
  "И.Б. Мне хотелось, конечно, напечатаься. <...> Потом, уже после того, как я освободился, мне что-то предлагали - все эти евтуховые дела*... Потом мне "Гран Мэзон"** предлагал, если я буду "стучать", они меня издадут на финской бумаге. Я тебе рассказывал тогда, пятичасовой разговор...
  
  * Речь идет о попытке Е.А.Евтушенко опубликовать в журнале "Юность" подборку стихов Бродского сразу после возвращения последнего из ссылки.
  ** "Гран Мэзон" ("Большой дом") - так в Ленинграде в разговорном обиходе называли КГБ, располагающееся по сей день в огромном доме в начале Литейного проспекта (Литейный 4)."
   (Евгений Рейн, журнал "Арион", Љ 3, 1996 год.)
  
  
  "Б.Ф. Когда Евтушенко приняли в Академию (Американскую академию искусства и литературы), вы оттуда вышли.
  И.Б. Ага.
  Б.Ф. Мне кажется, что ваши предшественники из русских, получивших Нобелевскую премию, - тоже не все были очень достойные. Вы посчитали нужным выйти из этой Академии, поскольку это более профессиональное учреждение?
  И.Б. Если говорить о предшественниках, то, во-первых, Шолохов уже мертв. А тут, по крайней мере теоретически, предполагается, что мы можем оказаться в одном помещении. Хотя бы уже поэтому."
   (Биргитт Файт, журнал "Урал", Љ 1, 2000 год.)
  
  
  "И.Б. Что касается Шолохова, то я думаю, что премию получил на самом деле подлинный автор "Тихого Дона".
  Т.В. То есть, Крюков?
  И.Б. То есть Крюков или кто бы то ни было, но не Шолохов.Вообще же я считаю, что тогда ее получил Патоличев, министр внешней торговли, разместивший в Швеции многомиллионный заказ на постройку судов.
  .....
  Т.В. А как насчет Евтушенко, Вознесенского?
  И.Б. ... когда я думаю о русской поэзии, почему-то эти два человека не возникают в моем сознании.
  Т.В. Ахмадулина все же возникает?
  И.Б. Возникает, безусловно, и весьма часто. Она лучше. Я бы сказал, что и между этими двумя существует определенная иерархия в моих глазах; степень отвращения, которую я испытываю при чтении того и другого, все-таки разная. В пользу Евтушенко. У него лучше русский язык; кроме того, это совершенно откровенное явление, это фабрика по самовоспроизводству, по самоудовлетворению, но он, по крайней мере, ни в коем случае не претендует на роль poete maudit (проклятого поэта), авангардиста и т.д. Вознесенский - это явление гораздо более скверное, гораздо более пошлое. В пошлости, я думаю, иерархии не существует, тем не менее Евтушенко - лжец по содержанию, в то время как Вознесенский - лжец по эстетике. И это гораздо хуже.
  .....
  Т.В. ... не можешь ли ты более подробно рассказать о своем уходе из американской Академии по случаю избрания в нее Евтушенко?
  И.Б. Есть такое замечательное русское выражение...
  Т.В. На одном поле...
  И.Б. Не сяду.
  Т.В. Впрочем, ты сказал, что Евтушенко, по сравнению с Вознесенским не так уж плох.
  И.Б. Совершенно верно, по сравнению с Вознесенским. То есть если отсчитывать даже не от нуля, а с той стороны нуля... Но если отсчитывать с нуля, то это нестерпимо. На мой взгляд, это дурной человек, негодяй, - это мое личное ощущение, основанное на личном опыте, - но, кроме того, это чрезвычайно вредная фигура на литературном и политическом горизонте. И состоять с ним в одной организации я просто не считаю для себя приемлимым. Вот и все.
  Т.В. А почему фигуры типа Евтушенко и Вознесенского занимают американский истеблишмент?
  И.Б. Секрет очень простой: то, что называется ностальгией. По своей собственной молодости. Истеблишмент к ностальгии предрасположен по определению. Они занимались его (Евтушенко) делами, переводили его на английский язык, когда были моложе. Во-первых, они ничего не понимали, ни тогда, ни сейчас; во-вторых, за морем телушка всегда полушка, то есть у русской литературы определенный авторитет, и всегда кажется, что там происходит нечто важное. Так же как нам казалось, что в американской литературе происходят какие-то потрясающие события. Разница в том, что мы были правы, они - нет. У них был, например, тот же Фрост. Или - Фолкнер. У нас ничего подобного не было. Кроме того, истеблишмент - опять-таки по определению - предрасположен к нарциссизму: к себе подобному. И в этой паре отечественных гнедых (хотя лучше в этом слове переставить ударение и заменить "е" на "и", "ы" на "а" для вящей точности) они узнавали и, естественно, до сих пор узнают самих себя. Лет двадцать назад наш общий с тобой знакомый назвал это явление "интернационалом бездарностей". При мысли, что эта парочка представляет русскую поэзию, можно было сгореть со стыда."
   (Томас Венцлова, журнал "Страна и мир", Љ 3, 1988 год.)
  
  
  "И.Б. Самое неприятное ощущение у меня возникает, пожалуй, от стихов Вознесенского. Мне было б довольно трудно определить это терминологически, но я помню состояние уникального отвращения, которое я испытал, когда читал его стихи о ташкентском землетрясении - с этими каламбурами, с этими ассонансами, когда речь шла о катастрофе такого масштаба. А кроме того, человек, который мог написать, что чайка - это плавки бога... Это для меня уже не птичка, а крест на человеке, на поэте. Когда заходит речь о современной советской поэзии, всегда говорят о Евтушенко и Вознесенском. Евтушенко, при всей его монструозности - личной, политической и т.д., - мне все-таки симпатичнее, потому что по крайней мере его язык - это все-таки русский язык... Правда, я давно не читал ничего гаже, чем недавние стихи Евтушенко в "Новом мире"."
   (Наталья Горбаневская, газета "Русская мысль", 3 февраля 1983 года.)
  
  
  "А.Э. Французы не знают, кто такой Иосиф Бродский, так как в шестидесятых - семидесятых годах слышали лишь про Вознесенского да Евтушенко."
   (Анни Эпельбуэн, журнал "Странник", выпуск 1, 1991 год. Интервью 1881 года.)
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"