- Ну как? Как все. Весь народ тогда поднялся против фашистов. Ну и я вместе со всеми. Песню такую слышал?
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.
- А пацаны во дворе говорили, что ты танк вражеский подбил.
- Да, было дело. Так не один же я там был, с хлопцами, целым взводом.
- Ну так расскажи, как дело-то было?
- Да просто. Устроили мы засаду на краю села. Пушечка у нас, один с пулемётом, да ещё четверо с автоматами. На случай, если у танковой колонны прикрытие пехотное будет. Улица-то в селе одна. Вот как головной танк из-за последнего дома на околицу выехал, я ему прямой наводкой и жахнул. Он загорелся, а остальные, что за ним шли, как зайцы с перепугу с дороги свернули и в поля бросились. Да далеко не ушли, у нас по весне-то поля так бывало развезёт, ни пройти, ни проехать. Вот они там все и позастревали, в грязюке-то.
- А вы что?
- А мы быстренько собрались и в лесочек, по другую сторону села. Только нас и видели.
- Деда, а в начале войны, нам учительница на уроке рассказывала, тяжело нашим пришлось.
- На войне, внучек, легко не бывает. Да, поначалу непросто пришлось. Вражина напал вероломно, без объявления войны. Города окружал, обстреливал, бомбил. Помню, Харьков был окружён, Николаев, Мариуполь тоже. Снарядами обстреливали, с самолётов бомбили, прямо по жилым массивам. Много мирных жителей поубивало, женщин, детишек малых да стариков.
- А страшно было на войне?
- Не было, а бывало. Бывали такие минуты, что не знал, жив ли останешься или вот прямо сейчас погибнешь. Но всё равно сильнее страха была злость, ненависть к врагам. Вот такой стих с того времени на память помню:
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, -
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
- А кого из фашистов ты больше всех ненавидел, деда?
- Ну, понятно, фюрера ихнего в первую очередь. А ещё пропагандиста одного, голос его поганый и сейчас помню. Нахтигаль его звали. Такая сволочь, что ни слово, то брехня голимая.
- А чего он брехал-то, что его до сих пор забыть не можешь?
- Так ты же грамотный пацан, набери в сети "нахтигаль", сам и послушай.
- Счас, деда. Вот, нашёл:
"Любовь к родине как нравственное чувство любого человека, это так же, как любовь к матери. Патриотизм - это идёт от осознанного понимания, что ты можешь сравнить и выбираешь всё равно свою страну. Не быть патриотом преступно."
- Деда, а что тут неправда? Я что-то не пойму.
- А ты подумай, внучек. Вот родился человек в фашистском государстве, значит и должен этот режим фашистский любить, и фюрера своего до самой смерти, так что ли? Раз родился в лагерном бараке, так и люби его, оставаясь рабом, выбора нету?
- А вот дальше, деда, слушай:
"Верховный главнокомандующий сформулировал цель, которая должна быть выполнена! Чётко, ясно, в известные военному командованию сроки. Никаких обсуждений этих целей быть не может. Сейчас время народного единения и время, когда всё должно быть поставлено для единой цели и задачи. Нам объявлена война и в этой исторической войне мы должны победить".
- Вот-вот, приказал им фюрер - идите и убивайте всех подряд, они и пошли убивать. А этот гад их ещё и науськивает каждый день. Но мы-то знали, что победа будет за нами. Знали, что рано или поздно ихний фюрер у себя в бункере застрелится, если только его собственные генералы раньше его не грохнут.
- Деда, а как вы фашистские танки от своих отличали?
- Так это просто. На всех ихних танках белой краской была Zвастика нарисована, издалека видать.