Анна Викторовна Синявская курила в гримерке. Это был ее обычный ритуал, по ее словам, "без хорошей сигареты до и после" игра не шла. Все уже привыкли, и никто не удивлялся.
Вошла Маша, принесла кофе - все уже знали, что несет для Синявской. Маша была гримершей в театре, а также носила иногда кофе для Анны Викторовны, иногда бегала в лавку за коньяком, связывалась с парикмахершей Людой, ну и выполняла другие мелкие поручения. Для Синявской было и времени не жалко.
Анна Викторовна сидела, одетая в одну только комбинацию, и смотрела на свое красивое отражение.
-Маша, и ты веришь, что мне уже тридцать семь?- спрашивала она ее каждый день, не переставая смотреть на себя с удовольствием.
-Не верю, Анна Викторовна,- искренне отвечала каждый день Маша, ставя чашечку с кофе на стол.
Синявская убирала роскошные каштановые волосы со лба и с обожанием смотрела на себя в зеркало.
-Я тоже не верю,- говорила она и тушила сигарету. Потом опускала кончик безупречно красивого длинного мизинца в чашечку, дабы убедиться, не остыл ли кофе. Недовольно поморщившись, Синявская добавляла в чашку молотого перца и щепотку корицы. Маша, тем временем, готовила грим и парики для Анны Викторовны.
-Маша,- громко говорила Синявская,- Сколько до начала осталось?
-Еще сорок минут,- отвечала Маша.
Актриса Синявская не носила часов, колец и обручей.
Наступало время для чулок на подвязках. Подвязки у Синявской всегда были разного цвета, к их выбору актриса подходила с особой тщательностью.
-Какие мне сегодня одеть? - спрашивала она Машу, задумчиво разглядывая разноцветные подвязки, лежащие в красивой большой коробке.
-А какое у вас настроение? Такие и надевайте,- просто отвечала Маша.
-Нет в тебе, Маша, романтики,- укоризненно говорила Анна Викторовна, выбирая белые,- Скучная у тебя жизнь. Сказала бы мне - надевайте черные или там синие, и никакие более...
-И вы бы меня послушали?- удивленно спрашивала Маша.
-Ну, разумеется!- восклицала Синявская,- Я всегда держу слово.
Она натягивала чулки на подвязках на свои стройные, красивые ноги, напевая что-то. Внезапно воскликнула:
-Маша, почему мы в тишине сидим? Поставь-ка пластинку.
Маша шла и ставила Эдит Пиаф в старенький проигрыватель. Анна Викторовна продолжала тихонько напевать, она считала, что не может петь громко.
-Маша, запомни, если считаешь свой голос дурным, то петь не смей,- любила повторять Синявская.
Покончив с чулками, Анна Викторовна принималась всячески нервничать и волноваться:
-Ну где же Нина ходит? Маша, ты не знаешь?
Приходила Нина, костюмерша и подруга Синявской по совместительству.
-Ну наконец-то!- восклицала Синявская, целуя Нину в щеку и легонько щелкая ее по носу - это у них было что-то вроде приветствия.
Нина была очень красивая и очень таинственная, почти такая же, как Анна Викторовна. У нее были рыжие волосы, частично собранные в хвост и частично спадающие на неширокое лицо. Нина одевалась во французских модных домах и носила круглые очки на цепочке, которые одевала, когда работала, на кончик носа.
-Прости, дорогая, мне от Шарля письмо принесли,- успокаивала Нина подругу.
Муж Нины был парижским знаменитым банкиром.
Начинался подбор костюмов и обсуждение последних новостей из мира моды, искусства и из жизни знакомых вообще.
-Ты слышала, что Римма Говорова вышла замуж?
-Как, опять?! И кто же он?
-Николай Нарышкин.
-А, тот, что раньше был любовником Марины Шолоховой!
-Он самый. Староват для Риммочки.
-!
Через пару десятков минут Нина уходила к другим актерам, а Маша принималась гримировать Синявскую. Это было трудно - Анна Викторовна пребывала в необыкновенном возбуждении после всего услышанного, она всякий раз поднимала голову, закатывала глаза и двигала бровями:
-Маша, ты слышала это?! Римма - замуж за Нарышкина, непостижимо!..
-Да, Анна Викторовна. Посидите, пожалуйста, спокойно.
-Надеюсь, мы успеем вовремя.
С гримом было покончено, дело за париком. Предстоял нелегкий выбор между черным, как вороново крыло, и темно-коричневым.
-Маша, кажется, у меня лицо толстеет. Посмотри, разве он не лучше на мне сидел позавчера?
-Анна Викторовна...
Обливаясь слезами, оплакивая ушедшую молодость, красоту и стройность, выбрали тот, что как вороново крыло. Зал уже, кажется, полон, пора на сцену.
-Маша, спроси же меня!
-Давайте из третьего действия...
-У фонтана? Ох, мне кажется, я все позабыла! Столько волнения,- причитала Синявская, отпивая несколько огромных глотков из именной фляжки, такой же именной, как и портсигар, подаренный "самим графом Ванечкой Хряпиным".
-Анна Викторовна, тушь не размажьте...
Синявская тихо повторяет текст. Она все помнит превосходно.
Спектакль длится два часа с половиной. Все время, пока Синявская не на сцене, она стоит у самого края кулис и пьет коньяк. Все другие отдыхающие актеры толпятся там же, судорожно повторяя роли. Раздаются возмущенные возгласы - оказывается, Анна Викторовна забыла несколько строк из финальной сцены.
-Дайте же мне книгу!- причитает Синявская, делая один за другим глотки коньяка,- О, я сейчас просто умру.
-Где же книга?
Книга оказывается у Романа Григорьева, любовника Нины. Синявская перечитывает текст, все успокаиваются. Спектакль сыгран превосходно, зал аплодирует, на поклонах всем дарят цветы, особенно Анне Викторовне и Наталье Павловне Цветаевой, подруге Синявской. После спектакля все актеры собираются в гости на квартиру к режиссеру, который решает устроить небольшой бал по случаю успеха.
Все готовы, но идти нельзя - Синявской еще нет. Наталью Цветаеву отправили посмотреть, что случилось. Анна Викторовна потеряла туфлю, и идти не может. Женщины принимаются искать пропажу. Туфля оказывается в тумбочке.
-Ох уж эта Маша!
-И не говори. Сейчас просто никому нельзя себя доверить.
Тут они вспоминают про "сигаретку после". Выкуривают по две. Теперь уже можно ехать к режиссеру.
Внизу у входа никого нет, сторож передает записку: "Милые дамы, никак нельзя опаздывать - пресса нас заждалась. С нетерпением ждем вашего приезда".
Женщины садятся в экипаж и вдвоем едут на долгий и утомительный вечер.
-Эти вечера чертовски ужасны.
-Терпеть их не могу. Поедем после домой, выпьем чего-нибудь?
-Да, ты так и не отыгралась в преферанс с прошлой недели!
-!
Вечер проходит не скучно, не весело, а как всегда. По пути домой Синявская даже снимает туфли. Наталья громогласно читает стихи и неприлично пристает к кучеру. Дома Синявская будит молодого слугу Ивана.
-Принесите нам чего-нибудь покрепче!- восклицает Анна Викторовна, поправляя изящной рукой в перчатке сбившиеся волосы.
Это было письмо от любовника Синявской (а в прошлом, и Натальи Цветаевой), парижского режиссера.
Прошло два года с тех пор, как Анна Викторовна Синявская уехала в Париж. Ей и Наталье предложили роли в знаменитом спектакле, который поразил весь мир. С ними гримершей уехала и красивая Нина, наверное, не смогла жить без сплетен о мире моды и искусства, а возможно, и соскучилась по своему банкиру Шарлю. Через год после отъезда, Синявская вышла замуж за режиссера, сменила фамилию на "более французскую". Наталья завела себе трех любовников сразу, которым напрочь заморочила голову, продолжая это делать и по сей день. Каждый день женщины идут после спектакля в кафе, чтобы поболтать о разных неотложный делах:
-Завтра пойдем покупать мне туфли!
-Да, а мне нужны черные подвязки, я вчера зацепила гвоздь.
-Какая жалость! Сколько волнений! Налей мне, пожалуйста, еще шампанского.
О мире моды и общих знакомых они тоже не забывают. Но все чаще говорят они о себе, своей красоте, молодости и свежести.
-Знаешь, Наташенька, иногда мне кажется, что я уже не так красива, как раньше,- с грустью в голосе произносит Синявская, глядя в миниатюрное зеркальце на свое необыкновенно свежее и красивое лицо.
-А посмотри только на это!- восклицает Наталья, демонстрируя подруге едва заметную морщинку возле левого глаза.
-Стареем,- твердо заявила Синявская,- Вчера мне показалось, что лицо стало как будто шире.
-Мне тоже так показалось, только с моим! Надо бы есть поменьше сладкого.