Я сидела на скамейке у подъезда и шуршала в кармане фантиком от конфеты. Вожак нашей дворовой стаи, Ройхо, крупный огненно-рыжий красавец, улегся рядом у ног. Мы делали вид, что не замечаем друг друга - я отвернулась, а мой приятель спрятался за урну, прижался к земле и не шевелился.

  Глафиру Петровну я увидела первой. Хрустнула в кармане бумажкой, и Ройхо юркнул под лавку.

  - Чего тут торчишь? - окрысилась на меня толстая хамоватая соседка. - Опять свой сброд приманиваешь?

  - Ну зачем вы сразу кричите? - я сделала обиженное лицо. - Уже и на скамейке посидеть нельзя?

  - Смотри мне... Еще тебя увижу с этой пакостью - уши надеру! - пообещала соседка и, переваливаясь, как утка, потопала в подъезд.

  Глафире Петровне все вокруг не нравилось, и она постоянно с кем-то или чем-то воевала. Весной гоняла кошек - они, видите ли, у нее под окнами орут и гадят... А теперь вот ни с того ни с сего взъелась на моих друзей. Мол, пора навести порядок и убрать их куда подальше, пока не начали бросаться на людей.

  Наверное, соседку напугала та история, когда свора на пустыре напала на пенсионерку. Об этом даже в местной газете написали. Конечно, то были дикие, чуть ли не из лесу, а мои приятели выросли в этом дворе. Ройхо вообще умница и совсем ручной, но кто ж объяснит это глупой крикливой тетке? Я, например, даже пытаться не собираюсь... и вообще не намерена признаваться, что умею говорить на языке стаи.

  

  Сама я об этом узнала случайно. Просто шла по улице, размышляла о всякой чепухе и машинально комкала в кармане рекламную листовку, которую мне вручили возле магазина. А потом увидела Ройхо - тогда мы, правда, еще не были знакомы, но я сразу обратила внимание на то, какой он красивый. И вдруг услышала тихое-тихое шелестящее:

  - Спасибо. Так приятно, что вы меня заметили... Остальные шагают, не глядя, только успевай из-под ног убираться.

  Конечно, я не сразу поверила, что Ройхо разговаривает со мной. Решила, что нечаянно подумала вслух, а кто-нибудь оказался рядом и захотел подшутить. Огляделась - никого, только он. Рыжий кленовый лист на асфальте.

  Потом Ройхо все объяснил. Оказывается, когда мнешь бумажку, она шуршит на языке листьев о том, о чем в это время думаешь. А я вечно тереблю что-нибудь в руках, особенно когда размышляю, поэтому выболтать о себе успела много всякого... Но быстро поняла, что беспокоиться не о чем. По-видимому, больше ни один человек не слышал голоса листьев, так что моих секретов они бы никому не выдали.

  К тому же Ройхо оказался замечательным другом. С его собратьями я тоже пробовала говорить, но они были не такими разумными, как вожак, и понимали только самые простые мысли.

  

  За Глафирой Петровной закрылась дверь подъезда, на которой белело свежее объявление. Жирными корявыми буквами оно звало весь дом на субботник, о котором как раз и шуршали мы с Ройхо до того, как нам помешала соседка. Она же, скорей всего, эту напасть и организовала.

  Вот и придумывали мы теперь, как спасти стаю от метел, мусорных мешков и костров. Конечно, Ройхо не грозило сгореть, он был достаточно умен, чтобы не угодить под грабли. Да и я бы не дала друга в обиду, забрала бы домой. Но не набью же я листьями всю квартиру!

  Увести стаю в соседний двор? Так сейчас везде убирают мусор, нигде покоя не будет. Разве что на пустыре - вот только местные листья, полудикие и сердитые, чужих навряд ли примут. Они, говорят, и на людей-то кидаются! Хотя... ту старушку, о которой писали в газете, всего только напугали и с ног сбили. Может быть, она даже сама споткнулась и упала, а все остальное привиделось ей или журналисты присочинили...

  - Идем, Ройхо! - прошелестела я бумажкой и решительно встала с лавочки.

  - Куда?

  - На пустырь. Попробуем с тамошними договориться, чтобы приютили вас на время.

  - Думаешь, получится? Я слышал, они совсем дикие, не умеют говорить и тебя, скорее всего, даже не поймут.

  - Но попытаться-то можно! Если боишься, не ходи, я сама.

  Ройхо молча придвинулся к моей ноге.

  - Тогда идем. Только... подожди секунду.

  В самом деле, не конфетным же фантиком убеждать! Я подошла к двери и сорвала проклятое объявление. Вот им и буду шуршать, когда приду в дикую стаю.

  - Вперед!

  

  По пустырю гулял неуютный ветер. Грязные листья стайками бродили за ним или таились в оврагах, ямах и за кустами. Я свернула с тропинки и влезла на кучу битого кирпича, Ройхо пристроися на моем плече. Дикие тут же стали медленно сползаться к нам, и, хотя разобрать их речь я не могла, в шорохе слышалось поровну любопытства и недовольства. Листьям, похоже, не терпелось узнать, зачем явились на их территорию чужаки.

  Я достала из кармана мятое объявение, вытянула руку с комочком бумаги вперед и принялась энергично думать о субботнке, соседке и неприятностях, которые грозили нашей стае. Просила помочь собратьям, обещала тем же отплатить, если беда придет и на пустырь, вспоминала, как беззащитны перед уборщицами и дворниками одинокие кучки листьев. Картинки в голове старалась рисовать попроще и поярче. Дружный хоровод разноцветной листвы, тополиной, осиновой, березовой - разной. Похожая на Глафиру Петровну толстая грубая тетка с метлой, костры, горький дым и мокрая зола. Черные мешки, набитые мусором и листьями, желтые кленовые звезды, втоптанные в грязь...

  Но все это я воображала зря. Да, листья по-прежнему слушали, но в их шуме все больше становилось раздражения и злобы. Я поняла, что еще чуть-чуть - и тоже начну сердиться на несговорчивую стаю, поэтому опустила руку:

  - Ладно, идем. Не получилось, будем дальше думать.

  Мы вернулись на тропинку. Листья не стали мешать и даже расступились передо мной, но тревожный шепот за спиной не стихал - скорее, наоборот. Наконец я не выдержала и обернулась.

  - Ой, мама...

  Над пустырем поднималась огромная желто-бурая волна и медленно ползла за нами. Я схватила Ройхо за черенок и рванула домой со всех ног - а сзади хрустело, шуршало, шелестело... До самого двора дикая стая не отставала, но возле подъезда я оглянулась и увидела, что листья потеряли к нам интерес. Они кружили теперь на уровне второго этажа и бились в окно, хорошо мне знакомое. Весной Глафира Петровна то и дело открывала его, чтобы окатить водой орущих на газоне котов.

  Похоже, листья на пустыре не поняли, о чем просили мы с Ройхо, зато почувствовали мою злость и обиду на соседку. Я сумела внушить им только то, что Глафира Петровна - враг листьев, и стая решила наброситься на нее. Возможно, просто напугать, как ту бабку из газеты... а может, и не только. Даже самые хрупкие и легкие существа не так уж безобидны, когда их тысячи.

  Да, я давно терпеть не могу эту жирную крикливую гусыню, но тучу диких листьев натравливать на нее не хотела! Рука торопливо полезла в карман за объявлением, но Ройхо вмешался:

  - Бесполезно. Похоже, они воспринимают не слова и мысли, а чувства. Ты ведь не сможешь по-настоящему перестать сердиться на Глафиру Петровну?

  Он был прав. Я понимала, что эмоции все испортят, но изменить ничего не могла. По крайней мере вот так, быстро, прямо сейчас...

  - Тогда придется иначе, - прошелестел Ройхо. - Соберем стаю...

  - Драться будете?

  - А что делать? Если в нашем дворе листья убьют женщину - разбираться, где чужие, где свои, не будет никто. Всех сожгут.

  Я невольно стиснула комок бумаги в руке. Да что же это такое, почему из-за одной вреднючей тетки столько проблем? Ройхо попытался меня успокоить:

  - Не думай о ней, лучше помоги нам.

  - Как?

  - Тебя ведь разозлила вся эта история? Вот и злись, только не на соседку, а на диких. И шурши об этом погромче - подзадоривай наших!

  Он слетел на асфальт и тут же заскользил, подхваченный ветром, в сторону детской площадки. Другие дворовые листья стали сползаться к нему. Их оказалось меньше, чем дикарей, но у тех не было разумного вожака, и я не сомневалась - наши победят. Разорвут этих тупых тварей в клочья, прогонят обратно на загаженный пустырь. А лучше прочь из города, на помойку, где самое место таким агрессивным и безмозглым существам, как они!.. В общем, я очень старалась как можно хуже думать о врагах и, конечно, не забывала обеими руками яростно мять объявление.

  А над газоном и детской площадкой кипела битва. Золотисто-рыжий и грязно-желтый вихри сплелись и перемешались, но я видела - наши действуют шустрей и толковей. Словно клешнями, они отрывали от вражеской тучи стайки помельче и методично с ними расправлялись. Наконец пестрая круговерть осела, листья стали расползаться по углам и кустам. Ройхо, усталый и с надорванным краем, но довольный, опустился на мое плечо и мягко прошелестел:

  - Спасибо!

  - Это вам, ребята, спасибище преогромное. Я бы навсегда виноватой осталась, если бы дикари что-то сделали Глафире Петровне... Только вот как же нам все-таки быть с ее дурацким субботником?

  Мой рыжий друг забавно хрустнул, будто усмехнулся:

  - Это больше не проблема. Диких мы победили, так что я теперь их вожак и пустырь - наш.

  

  Вечером я видела в окно, как Ройхо уводил со двора обе стаи, свою и остатки побитых чужаков. А наутро честно вышла вместе с родителями и соседями на уборку двора. Посмотрела на Глафиру Петровну, вооруженную метлой, точно ведьма - и вдруг обнаружила, что горластая смешная толстуха ни капельки меня больше не раздражает. Куда все обиды на нее подевались, не пойму. Листья, что ли, забрали?