* * *

               Колокола домов и пузыри дерев -
               внутри дождя, как бы нефрит в медузе,
               летучий тротуар, станцованный до дыр,
               и что-то в головах, запутанное в узел,
               в глазах мальки, и зонтики что лавры,
               ручные часики как лошади несут, -
               утопленник любви, плакучая тиара,
               неверный Китеж-град, творящий самосуд:
               должна войти вода во все зрачки и камни,
               во всякий дом войти, во всякую постель,
               восстать на площадях рыдающим распятьем -
               кастальский дождь, лоза, монументальный лель.
               О, с безымянным город обручи:
               он девочка, оправленный в скакалку!
               В дверях, что отпирают все ключи, -
               кормить с ладоней ветреных русалок...
               Их губы знают толк в шептаньи гальки
               и страх пропасть под скрипки рыбаков.
               Сведенный в душу, как медяк на кальку, -
               град, падший в золото и грифель облаков.
               Он шаткая слеза и пламенный колодезь,
               презревший сруб и твердь, он лестница в любовь!
               Дается с кровью даже белый лотос.
               Наряд, любимая, и гребень приготовь...