Она была одной из первых бухгалтеров района с высшим образованием, полученным после войны. После окончания Киевского университета она, как жительница Молдавии, получила направление в распоряжение Министерства сельского хозяйства. В Министерстве ее принял пренеприятный сухарь из управления кадров. Вместо того, чтобы найти ей достойное место в столице, он визировал направление для выдачи очередного направления в один районов республики.
Просьбы, слезы министерского сухаря не трогали. Были бесполезными и некоторые, часто столь распространенные, намеки. Более того, она всю жизнь была уверена, что этот бумажный червь, ввиду своей мужской несостоятельности, намеренно испортил ей биографию и карьеру, о чем она в определенном состоянии любила говорить впоследствии. Сухарь, по ее словам, поставил на направлении тайный условный знак, который, как семафор, закрывал ей путь в нужном ей направлении.
- Отработаете три года по направлению. Покажете себя и свои деловые качества. Вот тогда и поговорим о переводе. - сказал ей на прощанье, ставший ненавистным, сухарь.
Приехала она в район по месту направления. Записалась на прием к председателю райисполкома. Мгновенным взглядом оценив ее величественную фигуру, председатель откинулся в кресле:
- Вот и хорошо! Пойдете бухгалтером-ревизором в райфинотдел. Надо навести порядок в бухгалтерской отчетности большинства колхозов и предприятий. Некоторые еще не в курсе, некоторые профессионально непригодны, а некоторые... - председатель райисполкома пощелкал пальцами. - как бы вам аккуратнее сказать. Недобросовестные. Кабинет ваш будет пока общим с главным бухгалтером.
Снова кинув мгновенный взгляд на направление, начальник района продолжил:
- А далее, ступени вашего профессионального роста, сейчас не принято говорить карьеры, будут зависеть от вас и вашего старания на работе, Екатерина Алексеевна. Екатерина третья! Желаю вам быть, как и вторая, Екатериной великой!
Выйдя в полутемный коридор райисполкома, Екатерина Алексеевна слегка воспряла духом.
- Вот это руководитель! Сразу все расставил по местам. И главное! Увидел во мне... будущее.
Вот и дверь главного бухгалтера. Коротко постучав, открыла дверь. За письменным столом сидела просто, пожалуй, дурно одетая женщина.
- Здравствуйте! Когда будет Мария Павловна? - Екатерина Андреевна приняла женщину за уборщицу, может, от силы за завхоза.
- Я вас слушаю!
Приземление было жестким. Но тут же Екатерина Алексеевна справилась с собой, воспряла духом, приосанилась:
- С такой главной через полгода я сама буду главной! - подумала про себя Екатерина Алексеевна.
- Я к вам по направлению бухгалтером-ревизором! - со значением произнесла Екатерина Алексеевна.
Очень рада! - радушно сказала главная. - Вот ваш стол. На столе и в папках на полке акты ревизий предыдущего ревизора. Рядом отдельная папка приказов, постановлений и распоряжений. К сожалению не все рассортировано. Предыдущий ревизор был без соответствующего образования. Кроме того, он был недисциплинированным. Сейчас он под следствием...
Екатерина Алексеевна напряглась.
- На одном из предприятий скрыл как излишки, так и недостачу. Так, что часть папок еще в прокуратуре. На днях вернут.
У Екатерины Алексеевны вдруг испортилось настроение. Хозяйка кабинета заметила это:
- Вы не волнуйтесь! Главное - честно работать. Внимательно и скрупулезно вникать в каждую цифру. Тогда и порядок будет, да и уважение в районе. Вы Киевский кончали?
- Да, в этом году.
- Основы бухгалтерского учета и финансового контроля вы по каким учебникам больше учили?
Екатерина Алексеевна растерялась. Она не помнила ни названий, ни авторов большинства учебников. Сдала - забыла.
Мария Павловна задала Екатерине Алексеевне пару вопросов. Сами вопросы были знакомыми, но ответа в ее голове на них не было.
- Ладно! - смягчила тон Мария Павловна. - Финансовый контроль кто у вас читал? Ангелина Митрофановна работает на кафедре?
Екатерина Алексеевна вспомнила. Ангелина Митрофановна Павленко, профессор, заведует кафедрой финансового контроля. С неприязнью Екатерина Алексеевна вспомнила, что экзамен она сдала Ангелине, как ее называли студенты, с третьего раза. Но надо было с честью выходить из щекотливого положения.
- Ангелина Митрофановна сейчас профессор, заведует кафедрой. - чтобы поднять себя в глазах начальницы, добавила. - Экзамены в нашей группе как раз принимала она.
- Как быстро летит время! - подобрела Мария Павловна. - Прошло столько лет! Тогда она была совсем молоденькой ассистенткой. Грамотная была, а от нас требовала так, что мы ночь не спали перед зачетом. А потом война. После окончания университета я ее не видела. Да и в Киеве с тех пор не была. Все не получается. Муж - инвалид войны, без ноги, постоянный свищ, дети, работа ...
Екатерина Алексеевна поняла, что отсиживать рабочий день за рабочим столом ей не дадут. Она спросила:
- А можно я учебники домой захвачу? Вспомнить надо многое. Учеба - одно, а работа - другое.
- Работа это продолжение учебы. Конечно бери! - Мария Павловна перешла на ты.
От этого Екатерине Алексеевне полегчало на душе. До конца рабочего дня она знакомилась с содержимым папок, читала приказы, инструкции. На улицу в конце рабочего дня вышли вместе.
- Мне направо, - сказала Мария Павловна. - До завтра!
Екатерина Алексеевна пришла на квартиру, которую ей помогла снять дальняя родственница. Это была небольшая комната с отдельным выходом и небольшой верандочкой. Сняв туфли, ничком упала на кровать:
- Трудно, видимо будет. Ей-то что? После школы сразу университет. А у меня сначала румынская гимназия, потом война. Затем снова школа.
Уже переростком после войны Екатерина Алексеевна пошла в девятый класс русской школы. Отец настоял. В их древнем шляхтетском роду всегда стремились к знаниям. Сам отец, в прошлом смотритель в румынской гимназии, всегда что-то читал. По вечерам, особенно зимой, при свете керосиновой лампы открывал книгу в коричневом кожаном переплете. Медленно, часто задерживаясь на одной странице по несколько минут, всматривался в написанное. Род Зваричей с семнадцатого века является ветвю рода князей Збаражских, владевших территорией от Збруча до самого Серета. Стремление к учебе старался передать и дочери. В школе ученики младших классов принимали ее за учительницу. После десятого класса в университет приняли без экзаменов. По оценкам в аттестате.
Екатерина Алексеевна в думах забылась.
Неделю не трогала Екатерину Алексеевну главбухша. Потом состоялся разговор, из которого молодой специалист вынесла одно:
- Университет - университетом, но если хочешь усидеть в седле, надо учиться.
Самостоятельно вычертила и написала сетку-памятку по проверке бухгалтерской отчетности. Проходящая к шкафу, Мария Павловна, казалось, даже не посмотрела. Сев за свой стол, сказала:
- Правильный подход!
И тут же, словно в течение двух дней вместе с Екатериной Алексеевной составляла сетку, внесла целый ряд дополнений и исправлений.
Так прошла первая неделя работы. Расстраивало Екатерину Алексеевну одно обстоятельство. Единственная из всего аппарата районного звена женщина, она курила. Как белая ворона. Выходя на задний дворик райисполкома, она, не оглядывая окна, ощущала на себе взгляды. Не только женские.
Пристрастилась к курению Екатерина Алексеевна в средней школе, уже после войны. Старше своих одноклассников на два-три года, Катя обратила внимание на рослого, младше ее всего на год, одноклассника. Казавшийся старше своих семнадцати лет, высокий, стройный, уже регулярно бреющийся, Николай курил, так как хотел казаться старше. Сам он обратил внимание на Катю с первого дня учебы в девятом классе.
Встречались тайно, по вечерам. Гуляли по длинной, обсаженной елями, аллее, целовались, курили. Катя была опытнее Николая в сердечных делах, правда больше на литературных примерах. У соседа священника была богатая библиотека. С ранних лет он разрешал дочери его друга, смотрителя румынской гимназии, Катеньке рыться в старинных книгах, поощрял ее любовь к истории. Правда, за выбором книг и литературными вкусами Катеньки никто не следил.
Катя с отрочества знала и любила историю весьма своеобразно. Она могла поспорить, от кого беременела и рожала царица Анна Иоановна. Кто был настоящим отцом царевича Алексея, наследника Николая 11. В каких отношениях состояла последняя в России императрица с Григорием Распутиным. Что означала при дворе должность фрейлины, называемой "проб-дамой"
Но более всего ее волновал вопрос, от кого были дети Екатерины второй. Начиная с Салтыкова, Петра 111, Понятовского, Григория Орлова, Григория Потемкина. Платон Зубов не в счет. Ее дети - княжна Анна Петровна, Павел, Алексей Бобринский (Орлов), дочь Потемкина, Елизавета Темкина были предметом самого пристального, почти болезненного внимания юной Екатерины. Она наперечет достоверно могла рассказать, который из детей Одесского губернатора Воронцова был сыном Раевского, который был отпрыском Пушкина.
Младше Кати, Николай был изобретательным. На чердаке дома своей квартирной хозяйки, которая по возрасту и по состоянию здоровья уже много лет не поднималась выше теплой лежанки, Николай устроил настоящий альков. Занавесив часть чердака, настелил сена, которое сам в избытке заготавливал для бабкиных кролей, укрыл брезентом. Ход на чердак был со стороны огорода прикрыт густыми ветвями старой, как сама хозяйка, вишни. Там, на чердаке проводили наши юные влюбленные вечера, а иногда и ночи. Там же курили, потом все чаще стали прикладываться к стаканчику домашнего вина.
Так, что вырвавшееся у председателя райисполкома сравнение, прибывшей на работу Екатерины Алексеевны с Екатериной Великой, приятно пощекотало ее самолюбие. Встречались они в коридоре либо у выхода из приземистого здания исполкома почти каждый день. Отдавая себе отчет в том, что судьба ее в настоящее время целиком зависит от этого, израненного на фронте, приземистого обстоятельного мужика, Екатерина Алексеевна старалась всегда здороваться первой.
Вернувшись после очередной выкуренной папиросы в кабинет, села за стол. Мария Павловна, уловив запах табачного перегара, заявила:
- Не женское это дело, да и не мужское. В кабинете, пожалуйста, не курить.
Выйдя покурить в очередной раз, выбила щелчком из пачки "Беломора" папиросу, губами захватила бумажный мундштук. Тут же услышала:
- Разрешите поухаживать?
Екатерина Алексеевна повернулась. Рядом с ней стоял высокий, одного с ней роста, молодой красавец. Тщательно уложенные крупно- волнистые черные жесткие волосы, крупное мужественное лицо, небольшие уши. Пронзительный взгляд темно серых, почти синих глаз, легкий излом бровей книзу. Ослепительно белая, с закатанными по самые локти рукавами, рубашка.
Но внимание Екатерины Алексеевны захватили брюки молодого человека. Черного цвета, тщательно выглаженные, брюки выдавали, видимо, совсем недавнее прошлое незнакомца. Штанины были широкими, внизу слегка расклешенными. Но главным было отсутствие ширинки! Переднюю часть брюк до пояса закрывал клапан-лацбант. Такие брюки ни с чем не спутаешь. Их хозяин недавно был моряком!
- Кто он? Я его раньше не видела! - пронеслось в голове Екатерины Алексеевны.
Молодой человек поднес поближе к папиросе Екатерины Алексеевны мудренную, из красной меди, в виде рыбки, зажигалку. Большим пальцем коротко крутанул колесико, из-под которого вырвался сноп искр. Екатерина Алексеевна, прикурив, поблагодарила.
- Не стоит!
Скоро Екатерина Алексеевна знала о незнакомце, если не все, то многое. Из соседнего села родом, закончил сельскохозяйственный техникум, год назад вернулся со службы. Поздней осенью на районной комсомольской конференции избран секретарем райкома комсомола!
- Этот мой! - решение Екатерины Алексеевны было молниеносным и окончательным.
Одно смущало. Уже назначенный в женихи, но еще не знавший об этом, кавалер был на целых четыре года младше Екатерины Алексеевны! Решено было времени не терять. Отпросившись по личным делам у Марии Павловны, Екатерина Алексеевна поехала домой, к родителям. Взяв, выписанную еще на румынском языке примаром метрику, поспешила в сельсовет. Там, наблюдая что-то за окном, спиной к двери стоял секретарь сельсовета, он же бывший примар села, когда Бессарабия входила в состав Румынии. Председатель сельсовета, к счастью, в этот день был в районе.
Зная, что секретарь давно туговат на оба уха, Екатерина Алексеевна вошла, и, не поздоровавшись, подошла к столу. Взяла и спрятала в своем ридикюле очки секретаря. Лишь после этого громко поздоровалась. Секретарь, он же старинный добрый приятель ее отца, еще в тридцатых, служившего смотрителем в гимназии, повернулся:
- Катенька, девочка! Боже, какая ты стала красавица! Что тебя привело к нам?
Приблизившись к уху секретаря, Екатерина Алексеевна объяснила, что ей необходима копия свидетельства о рождении, так как ее настоящее с другими документами пропало. Скорее всего вытащили карманники.
Секретарь засуетился. Потертый и разбухший от времени, еще румынский регистр он нашел моментально. Придвинул пишущую машинку. Стал доставать из кармана очки. Нет! На столе ...Нет! Растерянно стал искать снова по карманам, заглянул под стол.
Помогла Екатерина Алексеевна:
- Я умею быстро печатать. Дайте я напечатаю, вас я не задержу!
- Будь добра, Катенька! Но куда же запропастились очки? Совсем недавно были в кармане.
Екатерина Алексеевна быстро, как бы кто из нежелательных не вошел, напечатала копию метрики. Все также, как в оригинале! Только год рождения изменила. Убавила себе пять лет!
Выкрутив барабаном бумагу, подала ее секретарю. Тот, не глянув, так как без очков не видел, подписал и, старательно подышав на печать, хлопнул ею по копии. А Екатерина Алексеевна в это время тихонько опустила очки между стульями на пол. Даже сама не услышала!
Вернувшись в райцентр, Екатерина Алексеевна растопила печь. Скоро в комнате стало тепло. А Екатерина Алексеевна все подбрасывала в очаг толстые поленья. Отложив отдельно паспорт, комсомольский билет и метрику, задумчиво перелистала документы. Завтра жизнь начинается с чистого листа! Все документы совком аккуратно положила на самый жар. Скручиваясь в пламени, документы загорелись. Когда бумаги сгорели дотла, Екатерина Алексеевна кочережкой тщательно смешала сгоревшую бумагу с еще пылающими углями. Спокойно легла спать ...
Наутро, отпросившись снова, пошла в паспортный стол. Фотографии у нее хранились еще со студенческих времен. Выбрав, на ее взгляд подходящие две фотографии, постучалась к начальнику паспортного стола, с которым уже была знакома. Вопрос решился, что называется с ходу. Через неделю Екатерина Алексеевна держала в руках, пахнувший тушью и типографской краской, новенький паспорт.
Настала очередь райкома комсомола. Тогда это было серьезно. За утерю комсомольского билета, в лучшем случае, давали строгий выговор. А бывало, исключали. Написав заявление об утере билета, подала его с паспортом заведующей сектором учета. Та, взяв документы, прошла в кабинет к секретарю райкома. Скоро в коридоре явился собственной персоной секретарь райкома комсомола Владимир Михайлович Маноил. Пригласил войти. Предложил папиросу. Он тоже курил "Беломор".
- Покурим здесь! Я себе это иногда позволяю! Да еще с такой гостьей!
Слово за слово, прошло около около полутора часов. В это время в кабинет вошла завсектором учета с новеньким комсомольским билетом.
- Надо будет написать в университет, чтобы выслали учетную карточку, - сказала зав сектором учета.
- Поскольку я из другой республики, учетную карточку мне выдали на руки. Ее тоже украли! - нашлась Екатерина Алексеевна.
Владимир Михайлович небрежно пошевелил кистью:
- Пустое! Выпишите новую!
Так Екатерина Алексеевна Зварич стала моложе на целых пять лет. Все документы тому подтверждение! Пора разворачивать наступление полным фронтом!
Утром Мария Павловна объявила:
- Завтра выезжаете в колхоз "Победа". О приезде не предупреждайте. Поступили сигналы о связке бухгалтера, кассира и заведующей центральным складом. Будьте внимательны. Люди ушлые! Прошли огонь и воду! Уже выходили сухими из воды. Не дайте провести себя и подвести нас всех. Дело на контроле в райисполкоме и прокуратуре. Максимум бдительности!
Собираясь на обеденный перерыв, Екатерина Алексеевна увидела через окно, выходящего из дверей райкома комсомола, Владимира Михайловича. Схватив ридикюль, выскочила на улицу.
- Владимир Михайлович! Здравствуйте! Вы завтра в район не едете?
Райком комсомола месяца три назад получил, подлежащий списанию, еще военного времени "Бобик", на котором раньше ездил зам. председателя райисполкома. Мобилизовав комсомольцев-водителей и механиков, Владимир Михайлович в течение месяца привел автомобиль в техническое состояние, заставившее зам. предРИКа задуматься о возврате машины. Но не тут-то было. У Владимира Михайловича была железная хватка. Он успел переоформить практически "левую" машину на баланс райкома комсомола.
- А куда направляет свои стопы Екатерина третья? - то ли в шутку, то ли всерьез спросил комсомольский вожак.
- Внезапная ревизия в "Победе".
- Куда ты, туда и я. - Владимир Михайлович перешел на ты. - Выезжаем пораньше. Я сначала для вида с комсомольцами пошумлю ...
Приезд комсомольского секретаря с дамой, возможно тоже комсомолкой, обеспокоенности не вызвал. Только пожилой кассир, видевший ее в райфинотделе, беспокойно заерзал на стуле. С него и начала работу Екатерина Алексеевна. Для начала опечатала наклеенной бумажкой со своей подписью, заменяющий сейф, железный ящик. Главбух попробовал договориться. Бесполезно. А тут еще и такая подмога - Владимир Михайлович.
Потребовала Екатерина Алексеевна все бумаги с финансовыми операциями и ведомости на выплату оплаты за трудодни. Попробовали сопротивляться. Бесполезно! Сделав опись каждой папки, перевязала крест-на-крест шпагатом, заклеила бумажкой и заставила всех расписаться, что папки опечатаны в их присутствии. Расписался Владимир Михайлович и последней поставила свою подпись Екатерина Алексеевна. Подписи прихлопнули колхозной печатью. Наклеив еще одну бумажную ленту на, служащий сейфом, металлический ящик, предложили расписаться. Все, включая, вошедшего к тому времени, председателя колхоза заартачились.
- Не имеете права! Это колхозная собственность.
- Хорошо! Тогда вызываем ОБХСС и в из присутствии составляем акт об отказе подписать опечатанный ваш сейф.
Пришлось покориться.
Когда Екатерина Алексеевна выгрузила на свой стол стопку папок, у Марии Павловны округлились глаза.
- Это грубое нарушение! Екатерина Алексеевна! Они на нас в суд подадут!
- Не подадут! - Екатерина Алексеевна была в этом уверена. - Сами подписали опечатанные папки. И проверять будем тут на месте, в присутствии прокуратуры! Владимир Михайлович тоже подписал. Как ... понятой ...
Позвонили в прокуратуру, ОБХСС. В специально выделенном на день кабинете, собралась авторитетная комиссия, состоящая из сотрудника прокуратуры, ОБХСС, народного контроля. Присутствовали сотрудники райфинотдела и проверяемые. Главного бухгалтера ночью с сердечным приступом положили в районную больницу.
Вскрыв "сейф" и папки, стали проверять финансовые документы и содержимое сейфа. Кассиру стало плохо. Дали понюхать нашатыря. Когда открыли папку с договорами на фиктивно выполненные работы и приобретение расходных материалов, кассир, а за ним заведующая центральным складом решили дать признательные показания с тем, чтобы им оформили явку с повинной.
Кассира и завскладом задержали. В колхоз выехали сотрудники прокуратуры и опечатали все складские помещения. Не опечатанным оставили только склад с кормами для животноводческой фермы. Дело на расследование передали в прокуратуру.
Екатерина Алексеевна очень скоро почувствовала, что положение ее изменилось. Даже сотрудники соседних отделов исполкома старались здороваться с ней первыми. Когда она входила, в бухгалтерии колхозов и предприятий, почти всегда все почтительно вставали. Она быстро научилась по мимике, жестам, неуловимым для других изменениям поведенческих реакций проверяемых понять, на правильном ли она пути, где надо копать глубже? Любые попытки задобрить ее, подобрать к ней "ключик", влекли за собой совершенно обратную реакцию.
Сейчас в большинстве поездок по району ее сопровождал Владимир Михайлович. У него всегда находился повод выехать туда, куда следовала Екатерина Алексеевна. К их совместным поездкам относились, как к чему-то самому собой разумеющемуся. После одной из таких поездок Владимир Михайлович зашел на чай и остался до утра.
Вскоре было объявлено об их предстоящем бракосочетании. Это никого не удивило. Больно гармонично смотрелась эта пара. Они словно дополняли друг друга. Цепкие и принципиальные в работе, общительные и, вместе с тем, непосредственные на любых мероприятиях и торжествах, они словно были созданы друг для друга.
Небольшая свадьба, на которой, в основном гостями были сослуживцы и близкие приятели Владимира Михайловича и Екатерины Алексеевны была малозаметным событием в жизни райцентра. Пожилые родители молодых скромно сидели в углу стола единственного тогда небольшого ресторанчика. Обе пары родителей взаимно не одобряли выбор своих чад.
Володина мать присмотрела себе юную, рядом живущую невестку. Девчонка Маша с ума сходила от одной мысли о кавалере-матросе. Часто писала письма, часами рассматривала фотографии, на которых был изображен ее любимый. В группе моряков угадывала его на фоне моря, корабля, набережной. Присыпанные разноцветными блестками, открытки с пальмами, виды гор, бирюзовое море. Все это будило в ней еще не искушенное воображение. Она видела предстоящую жизнь с Володей такой, какой она была изображена на открытках.
Не стесняясь, прибегала к Володиным родителям. Воды принесет, полущит осенью фасоль, выбьет из подсолнечниковых головок семечки. Расстелет, с утра на штопаный брезент еще мохнатые, черные семечки. Без устали помешивала деревянными грабельками под еще жарким солнцем, глухо шуршащие семена. А в предвечерье, когда потянет с запада сухой ветерок, тщательно провеет, сухой, ставший блестящим, звенящий при пересыпке, уже сухой подсолнух. И мечтала ...
Болезненная сухонькая мама Екатерины Алексеевны, казалось, безучастно сидела за столом. Отец Екатерины Алексеевны, Алес Брониславович Зварич, огромного роста, грузный мужчина на свадьбе пребывал в раздумьях. Он не питал никаких иллюзий по поводу своей дочери. Тем более, что он был смотрителем в гимназии при румынах, потом, уже при новой власти, дежурным в сельсовете и правлении колхоза одновременно. Ранние шалости единственной дочери были ему известны. Но и жениха, Владимира Михайловича он, казалось, видел насквозь. Выбора дочери Алес Брониславович не одобрял. Периодически поднимая, так и не выпитую до дна за всю свадьбу стопку, он каждый раз тихо говорил себе:
- Помоч матко бога! (Помоги матерь божья!).
После свадьбы молодые сняли комнату с отдельным ходом у местного колбасника.
Однажды, сопровождая молодую жену в очередной поездке, Владимир Михайлович попросил:
- Попробуй сегодня сгладить грубые шероховатости. Иван Федорович нормальный человек, умеет быть благодарным. Кроме того, скажу тебе не для распространения: меня об этом попросил ...
Екатерина Алексеевна напряглась. О-о! Это был уже совершенно другой уровень отношений. Это не Мария Павловна и даже не председатель райисполкома. Во время ревизии она придиралась к каждой мелочи, выпячивала малозначащие детали. В конце ревизии на собрании коллектива она сделала, казалось бы, разгромное заключение, которое многие восприняли, как сигнал шефу для подачи заявления об освобождении от занимаемой должности.
Но ничего подобного не произошло. Екатерина Алексеевна искусно скрыла злоупотребления, которые тянули на несколько статей одновременно. Вечером Владимир Михайлович, приехав с работы, водрузил на стол большой пакет и сказал:
- Готовь ужин! - и пошел мыться.
Екатерина Алексеевна раскрыла пакет и ахнула. Несколько палок самых дорогих колбас, красная и черная икра, осетрина, копчености. На дне пакета было нечто потяжелее. Развернув, вытащила три бутылки пятизвездочного коньяка "Молдова". Как давно она не ощущала вкус любимого ее напитка.
Это было еще в годы студенчества, когда "сданный" экзамен она и очередной преподаватель обмывали в одном из старых и престижных ресторанов. Назывался, любимый Катей, ресторан "Ривьера". С видом на Днепр, открытая площадка для танцев, уединенные, обвитые плющом, уютные на двоих, троих, четверых ниши - на выбор. Только там в Киеве можно было отведать в ягодном соусе вырезку из лопатки дикого кабана, только появившиеся, неведомые еще студенческим и не только, столовым цыплята табака в кисло-сладком ароматном "Ткемали", перепела, фазаны в винном соусе! А разнообразие напитков... Она предпочитала армянский "Арарат" и родной молдавский коньяк "Молдова".
И вот, настал ее час! Пока в этом захудалом райцентре, но с таким спутником, как Володя! Она видела его в президиуме на торжественных заседаниях правительства, его портрет будет красоваться единственным перед выборами в Верховный Совет республики, а то и Союза. А пока терпение ... и работа. Умная, тонкая работа!
Екатерина Алексеевна накрыла стол. Владимир Михайлович разлил коньяк. Это было блаженство! Владимир Михайлович подливал. Себе полную, супруге поменьше. Женщина все-таки! Когда муж вышел по надобности, Екатерина Алексеевна долила полную рюмку, опрокинула ее и вновь налила ровно столько, сколько было. К концу ужина она малость не рассчитала. Володя почти донес ее до кровати.
А потом ... Отрезвление наступило сразу. Муж бил ее по голове. Затем, вскочившую, чтобы унести ноги от внезапно озверевшего мужа, ударил под дых. Профессиональный, "матросский" был удар! Весь ужин с выпитым коньяком оказался на ковре. Владимир Михайлович бил так, чтобы не оставлять следов на лице и руках.
- А теперь скажи, сука! Кто у тебя был первым и сколько было всего? Я давно наблюдаю за тобой! Ты великолепная актриса, но меня не проведешь! Ты мне шепчешь: как мне хорошо, милый! Я верил. А сейчас - не верю. Сейчас тебе было никак!
Екатерина Алексеевна упала ничком на кровать, закрыла руками голову. Голова ей еще будет нужна! А муж продолжал ее методически бить. Сейчас уже по пояснице и спине! Широким флотским ремнем! Екатерина Алексеевна, чтобы не закричать, до боли зажала зубами угол подушки. Выдержать! Главное выдержать! Ну погоди! Я сильнее тебя, скотина! Я тебе ...
Что проносилось в пьяном мозгу Екатерины Алексеевны, нам не узнать. Она прокололась! "Нажралась", давно не пившая коньяка, и прокололась. Это все она проходила в студенческие годы, "сдавая" экзамены и переходя с курса на курс. Квартирная хозяйка, у которой она прожила все пять лет, обучила ее всем премудростям "любви". Сама хозяйка во время немецкой оккупации осталась в уютной квартирке и весьма успешно и сытно пережила оккупацию. Ею были чрезвычайно довольны все без исключения, часто сменявшиеся немецкие офицеры.
Хозяйка, вытащив старую, с пожелтевшими разрыхленными листами, книгу с "ять", упорно обучала свою ученицу премудростям "любви". Сама она ни на что уже не была годной. Передавая опыт, учила Катю приемам специальной гимнастики бедер, живота, таза. Катя кое в чем даже превзошла учительницу. Она так натренировала свои мышцы, что могла задерживать поход в туалет на двое суток! А интимное удовлетворение имитировала так, что никто из попавших в ее сети не сомневался:
- Я самый мощный самец! Только мне нужна вот такая женщина!
Кавалеры, которых хозяйка приводила к себе домой, были без ума от Кати и выразительных ощущений, которые она доставляла. Только каждому надо было шептать:
- Только ты! Только тебя! Сегодня я почувствовала себя женщиной!
- Только никогда не говори! Мне еще ни с кем не было так хорошо! - наставляла Катю хозяйка.
Расплачивались клиенты с хозяйкой. Хозяйка Катю не обижала. Они кормили друг друга. А между делом Катя училась в университете, "сдавала" экзамены, преподаватели писали за нее курсовые, дипломную.
А тут так проколоться! "Перебравшая" через край, она потеряла бдительность. Не так изобразила "любовь". Многоопытный муж почувствовал это мгновенно. А ей действительно было никак. И так было всегда! Как мужчина, Володя в подметки не годился некоторым университетским старичкам и отставникам. Но она никогда не забывала поддерживать в нем веру в его необыкновенные мужские способности. А тут так опростоволоситься! Проклятый коньяк! Екатерина Алексеевна забылась ...
Опустошенный и, словно оплёванный и облёванный, Владимир Михайлович возбужденно ходил по комнате. Вспыхнувшая ярким пламенем ревность и ярость уязвленного самца медленно уходила куда-то в никуда. Страшно хотелось курить. Несмотря на то, что курили оба, договор был твердым: в комнате не курить! Когда было тепло, выходили на узенькую террасу. Выкуривая папиросы, прижимаясь друг к другу стояли бок о бок и опирались на высокую шаткую балюстраду .
В холодное время ухитрялись курить в комнате по очереди. Закрывали поддувало печки-плиты и сдвигали в сторону одно-два кольца конфорки. Через узкое отверстие слоистый дым с силой уносился в дымоход. Присев на низенькую табуретку у плиты, Владимир Михайлович курил. Наблюдая, как дым, меняя в пламени очага окраску, стремительно уносится в плиту, а дальше ...
- А что дальше? Скандал, развод, конец карьере и всем честолюбивым помыслам. На каком основании? И кто он без этой шлюхи, со своими копейками?
- Развод? Это пятно на карьере, обрыв! Катастрофа? И опять: со своей зарплатой секретаря райкома комсомола, большее, что он себе может позволить, это пол-литра "Московской" в неделю и закуска в виде колбасы из издыхающих телят и свиней, которых привозят в колбасную его квартирному хозяину Шлёме. А тут постепенно весь район начинает работать на них. Нет! Нельзя!
Владимир Михайлович забылся. Очнулся от сильной боли в правой руке. Кисть, между пальцами которой он держал "Беломор", в полудреме опустилась на раскаленный чугун плиты. Резко отдернув руку, вскочил:
- Черт! Как много глупостей можно наделать под пьяную лавочку!
Встал. Налил пол-рюмки коньяка, опрокинул в рот. Посмотрел на спящую жену. Жену? Екатерина Алексеевна лежала в той же позе. Дыхание ее было неровным. Периодически она икала, словно всхлипывала от несправедливой обиды.
- Надо навести порядок!
Сдвинув стол и стулья, аккуратно собрал заблеванный женой напольный коврик. Вынес на террасу. Как подвесить, чтобы почистить? Перекинув через перила, осторожно, чтобы не забрызгаться, потрусил. В это время в коврику подошла сучка хозяина с сыном, щенком. Они стали старательно облизывать коврик.
- Выход!
Закрепив пониже ковер, Владимир Михайлович вошел в комнату. Убрал стол, продукты поместил в авоську и выставил за форточку. Подмел и, по неистребимой матросской привычке, вытер шваброй пол. Подбросил в печку дров. Открыл окно и двери одновременно. Через минуту воздух в комнате стал свежим. Вышел на террасу. Собаки еще пировали, тщательно вылизывая, так нечаянно спустившийся к ним сверху, ужин.
Закрыл окно, запер на защелку двери. Подошел к кровати, на которой по диагонали спала жена. И снова:
- Жена?
В мыслях Владимира Михайловича, больно разрывая похмельную голову, бушевали, закрученные в противоположные стороны, два смерча.
- И с ней предстоит закончить жизнь в совместном проживании? Это все? Не будет больше выбора? Не будет молоденьких комсомолок на сабантуях после итоговых комсомольских собраний и конференций? Не будет на выбор девчонок в путешествиях по комсомольским путевкам в Крым, Болгарию, Средиземноморье? Так и предстоит прожить жизнь с этой ...
Говорят: рыбак рыбака видит издалека. Владимир Михайлович давно видел настоящее нутро своей спутницы. Он не строил никаких иллюзий. Но она, по сути, его кормит. Является связующим звеном с "нужными" и "полезными" людьми, без которых он, жалкий секретарь райкома, прозябал бы в ожидании повышения по службе. Он прекрасно отдавал себе в этом отчет.
Одновременно в голове тяжелым молотом стучало: почему все это позволено ей, а не только ему одному? Почему жена не должна ходить на цыпочках, мыть его ноги и благодарить судьбу за то, что он увидел ее, выбрал среди великого множества, окружающих секретаря райкома, девчат? Уже за это она должна быть ему благодарна!
Выбрал? Он выбрал? Это даже не вопрос. Это она его выбрала. Равнодушно, как холодная змея, неслышно подкралась и, разинув пасть, проглотила его, больше её самоё. На службе он ходил в загранку, ему приходилось видеть, как змея, медленно растягивая рот, заглатывает жертву в несколько раз больше, чем она сама. И не давится ...
Ну нет! Не проглотит! Будет все! Будут путешествия с девками, будут лучшие коньяки, будет карьера! И когда он будет там, на самом верху, тогда посмотрим. А пока он ее будет использовать как крючок с готовой наживкой. Она на своем месте! Ей в ее роли цены нет. Красивые и молоденькие от него не убегут! Она сама ему поможет. На нее он будет ловить нужных людей, карабкаться наверх, отталкивая вниз мешающих.
Он почувствовал, что смертельно устал. В голове глухо, словно чугунный колокол, гудело! Ноги не держали его. А в комнате только одна кровать. Подойдя к спящей, он поправил одеяло, оставив половину для себя. Разделся. Осторожно вытянулся рядом. Только бы не проснулась! Только бы не увидела сейчас его лица! Осторожно натянул на себя свою половину одеяла. Почувствовал теплый бок спящей жены и почти мгновенно погрузился в глубокий, мутный сон.
Разбудили его естественные позывы. Привстав, посмотрел на жену. Спит! Как уснула, даже не шелохнулась ни разу. До чего несправедливо! Он вынужден вставать через каждые полтора часа. Обидно! Но кто мог знать, что та, такая изящная таитянка из портового города со странным названием Папеэте наградит его триппером. Он узнал об этом, только вернувшись из загранки в Союз. Во время плавания он даже не чувствовал беды. Был зуд. И больше ничего. Потом Владивостокский госпиталь. Лечили долго. Но навсегда осталась необходимость ночью через каждые час-полтора просыпаться и бежать в туалет.
Удобства у старого Шлёмы были во дворе. Когда Владимир Михайлович вернулся на крыльцо, почувствовал, что начинает коченеть. Напольный коврик висел на ветхой растрескавшейся балюстраде террасы. Сдернув, занес в комнату. Расстелил на полу. От коврика исходил запах морозного воздуха. Он осмотрел коврик:
- Даже следов не видно. Ни запаха, ни пятен. Все начисто вылизали псы. Где взять такую собаку, чтобы вылизать ту скверну, которая поселилась в его душе?
Подбросил в плиту пару полешек. До утра хватит. Чтобы немного согреться, присел у плиты. Закурил. Потом снова подошел к кровати. Ну хоть бы пошевелилась! Улегся рядом, словно по стойке "смирно", и уснул. Под утро мочевой пузырь снова погнал его в туалет. Вернувшись, посмотрел на часы. Половина шестого. В плите еще тлели угли. Снова подбросил поленья. Когда в плите загудело пламя, поставил чайник. Скоро раздался писк, за которым послышалось дребезжание крышки чайника. Заварил себе крепкий чай. Выпив полрюмки коньяка, пожевал колбасы. Затем жадно прихлебывая, выпил две чашки крепкого чая.
В это время заворочалась в постели жена. Владимир Михайлович подвинул чайник на середину конфорки. Горячая вода вновь закипела быстро. Словно автомат, заварил кофе покрепче, и, как она любила, без сахара.
Екатерина Алексеевна, не поворачиваясь, приоткрыла глаза. Она помнила каждое мгновение прошедшего вечера. По скрипящим древним половицам она точно определяла маршрут движений мужа по комнате. Когда запахло кофе, Екатерина Алексеевна слегка улыбнулась:
- Я победила! Держись! Тебе не хватит пальцев рук и ног, чтобы сосчитать ... Почетный олень!
Она с хрустом потянулась и повернулась лицом к мужу. Он стоял у стола, на котором дымилась чашка кофе.
- Доброе утро!
- Доброе утро!
Словно вечером ничего не произошло. Екатерина Алексеевна встала, умылась. Вытираясь, украдкой осмотрела лицо в зеркале. Ни одного синяка, ни одной царапины!
- Трус! - безапелляционно заключила Екатерина Алексеевна и пригубила кофе. - Ну, погоди!
Когда Екатерина Алексеевна садилась в машину, Владимир Михайлович, предварительно открыв дверцу, подал жене руку. Перед тем, как выскочить из машины, Екатерина Алексеевна, перегнувшись, на глазах собирающейся у исполкома сослуживцев, чмокнула мужа в щеку. Владимир Михайлович любезно повернул слегка голову и приблизил лицо.
Драма без театральных подмостков, называемая "семейной жизнью" продолжалась. Весной Владимира Михайловича вызвали в орготдел ЦК партии:
- Мы совещались с районным руководством и решили рекомендовать вас для учебы в заочную Высшую партийную школу. На выбор: Одесса либо Харьков. Как вы на это посмотрите?
Как на это смотреть? Это уже не щелочка, это открытая дверь в высшие эшелоны власти! Надо только успешно закончить и показать себя на работе.
- Когда начало учебы?
- По традиции, поедете первого сентября. Это будет установочная сессия. Потом ежегодно по три месяца сессии со сдачей экзаменов. По окончании вы уже номенклатура ЦК. Учитывая то, что у вас за спиной техникум, сама учеба будет длиться на год дольше.
Вернувшись, Владимир Михайлович был вызван к первому секретарю райкома.
- Я в курсе разговора в ЦК. Учитывая ваше образование, Вам необходимо вплотную ознакомиться с тонкостями сельскохозяйственного производства. Пора вырастать из комсомольских штанишек. На будущей неделе состоится бюро райкома партии. Николай Иванович уходит на работу в Министерство сельского хозяйства. Бюро будет рекомендовать вас заместителем председателя райисполкома по сельскому хозяйству.
Владимир Михайлович задумался:
- Можно обнародовать это после решения бюро?
- Хотите преподнести сюрприз? Считаем вопрос решенным.
Вернувшись домой, Владимир Михайлович был особенно ласков с женой. Вечером, когда они улеглись, Екатерина Алексеевна не сразу заметила, что муж сегодня не предохраняется. До этого ритуал предохранения от беременности был законом. Опомнилась Екатерина Алексеевна после близости:
- Ты что? Мы же договорились! Ты сам настаивал на этом!
- Я хочу ребенка. Мальчика. Пусть он будет похож на меня. Если будет девочка, она будет похожа на тебя.
С того вечера супруги отказались от алкоголя и перестали предохраняться. Ночь Владимир Михайлович провел в тяжелых раздумьях. Сейчас начало марта. К первому сентября будет пять-шесть месяцев беременности. Тогда он уедет на установочную сессию. Своей жене, Екатерине Алексеевне, Владимир Михайлович не верил. А тут еще Митька-барон, цыган, после трехлетней отлучки объявился. На светло-серой "Волге". В районе тогда было две "Волги". Одна у первого секретаря райкома, другая у Митьки-барона.
Владимир Михайлович давно знал, что Екатерина Алексеевна питает слабость к шикарным легковым автомобилям и их владельцам. Один раз, возвращаясь из поездки в район, он увидел жену, садящуюся в машину к цыгану. На расстоянии он последовал за "Волгой". Но в центре машина остановилась и жена покинула машину. Кроме того, в машине был еще один человек. Но это же Митька-барон! Известный Дон-Жуан. Владимир Михайлович не верил ни Митьке, ни жене. Надо было обезопасить себя, как говориться, застолбить участок.
Мысль о том, что жена может родить цыганенка, шершавым колом вошла в голову секретаря райкома и делала его жизнь невыносимой. И еще: Владимир Михайлович лукавил, когда говорил о том, что хочет наследников. Это в его планы не входило. Но, таковы обстоятельства. Если рождение дочки представлялось ему нежелательным, но вынужденным фактом, то сама мысль о появлении в семье сына отравляла его существование. Его не покидала мысль, что Екатерина Алексеевна будет делить его еще с кем-либо, пусть это будет даже собственный сын!
Через месяц с лишним Екатерина Алексеевна пришла домой в необычном состоянии. Она долго слонялась по квартире, которую они недавно получили, а потом без особой радости сообщила:
- У меня задержка. Я была у врача. Она склонна к тому, что я беременна.
Владимир Михайлович изобразил на лице радостную улыбку. На самом деле ему хотелось изо всей силы ударить в это, сразу ставшее ненавистным, лицо. И бить, бить! Превратить в кровавое месиво! Несмотря на то, что завтра ей надо будет "выйти в люди".
В эти годы произошли значительные изменения не только в семье наших героев, но и в стране.
Пятьдесят седьмой внес в жизнь страны существенные изменения. Тогда волевым решением Хрущева были созданы территориальные управления народным хозяйством, получившие название Совнархозов. Разделилась партийная власть. С пятьдесят девятого по шестьдесят второй шли непрерывные административно-территориальные реформы. Вместо райкомов партии были созданы парткомы при управлениях промышленностью и сельским хозяйством. Это были недолгие годы, так называемой, децентрализации партийного строительства, по сути, разрушения партии изнутри и сверху. Если раньше первый секретарь райкома партии осуществлял единый контроль и управление целым районом, то в результате децентрализации, прошедшие войну и ветераны партии мрачно шутили: Парткомы при ...
С начала шестидесятых начали собирать разбросанные камни.
В этот период и стал Владимир Михайлович заместителем председателя райисполкома. Вдвоем с женой они удвоили энергию в части проверок финансовой дисциплины в колхозах района. Нужны были средства. С одной стороны предстоящие роды и декретный отпуск, ограниченный мизерной выплатой пособия по уходу. С другой - с первого сентября слушателю Заочного отделения ВПШ предстояло ехать на сессию.
Через некоторое время Екатерина Алексеевна снова пошла к врачу. Беременность стала медицинским фактом. Врачи настоятельно рекомендовали бросить курить. Заодно с ними был и Владимир Михайлович. Продержавшись два дня, Екатерина Алексеевна закурила. Теперь она постоянно она носила с собой пакетики с, отбивающим запах табака, "Сен-сеном" и ароматизаторы для освежения полости рта. Несмотря на это, вернувшись в кабинет, она наткнулась на укоризненный, пожалуй, больше презрительный взгляд Марии Павловны. У заведующей райфинотделом с мужем-инвалидом росли трое детей.
Прошло лето. Первого сентября Владимир Михайлович уехал в Одессу. Он сам выбрал этот город. Он знал его, знал злачные места, так запомнившиеся ему со времени службы. На третий день он оперативно нашел общий язык с сотрудницей обкома из Днепропетровска Зоей Михайловной. И успокоился.
От дальнейших поисков приключений на любовном поприще его удерживал страх быть отчисленным за аморальное поведение. Такой случай имел место незадолго до этого. Приказ об отчислении третьего секретаря райкома партии был зачитан на общем собрании высшей школы. С другой стороны, его страшила мысль подхватить заразу, подобную той, которую он привез, как награду, от таитянки, а то чего похлеще.
В конце ноября, к приезду мужа Екатерина Алексеевна родила девочку. Ребенок развивался хорошо, вовремя отпала пуповина. Молока было достаточно. В роддоме Екатерина Алексеевна не курила. Просто не было возможности и условий. Одновременно все время хотелось пропустить рюмку коньяка. Молодая мать стала нервной, капризной, истеричной, на грани срыва. С чувством облегчения она и весь персонал родильного отделения расстались. Мать с дочкой выписали домой.
Вернувшись домой, Екатерина Алексеевна первым делом вышла на балкон и закурила. До вечера выкурила несколько папирос. Вернувшийся с работы Владимир Михайлович, едва войдя в квартиру, ощутил запах папирос. Вспыхнул скандал. Ночью девочка стала отказываться от груди, непрерывно кричала от резей в животе. Владимир Михайлович, по сути, перешел жить в другую комнату. Чтобы уснуть, вечером он наливал бокал коньяка и опустошал его. Услышав его храп, поднималась и Екатарина Алексеевна. Наливала себе, не мелочась, полную стопку коньяка и залпом выпивала.
Приехавшие посмотреть внучку, деды с бабушками сразу почуяли неладное. Посколько у Екатерины Алексеевны стало катастрофически уменьшаться количество грудного молока, родители настояли, чтобы мама с новорожденной переехали в село к ее родителям. Владимир Михайлович такую идею одобрил, чего не скажешь о маме ребенка. Пришлось покориться. В тот же день Владимир Михайлович с облегчением, попросив у председателя райисполкома "Волгу", отвез жену с дитем к ее родителям.
С нового года была очередная реформа административно- территориального деления районов. Райцентр перевели в другой городок. Сразу же переехал и весь аппарат райкома партии и райисполкома. Теперь отец навещал свое семейство гораздо реже. Днем занимался обустройством райисполкома и аппарата, вечера весело проводил в кругу множества новых приятных знакомых. Почти сразу получил ключи от четырехкомнатной квартиры.
Бывшая заврайфинотделом переезжать на новое место отказалась по состоянию здоровья мужа. В новом финансовом отделе возник острый кадровый голод. Предложили руководящую должность в финотделе Екатерине Алексеевне. На работу она вышла охотно, оставив двухмесячную дочь стареющей маме. Но возглавить отдел категорически отказалась. Будучи начальником, она оставалась на одной зарплате.
Стала работать Екатерина Алексеевна в прежней должности. Выезды, контроль, ревизии ... По вечерам их квартиру стали навещать председатели колхозов. Колхозные руководители рангом ниже в доме заместителя председателя райисполкома были персонами "нон грата". Привозили полутуши свиней, продукты, весной лакомились забитыми ягнятами. Опять появилась дорогая колбаса, икра, коньяк.
Пировали по вечерам супруги, уже не стесняясь. Попойки, как правило, заканчивались мордобоем, где не стеснялись оба. Часто приходили на работу с кровоподтеками под глазом, сейчас больше хозяин. На второй вечер снова поцелуи, бутылка, изысканные закуски. За ужином неизменно следовал очередной мордобой. Девочку, которая росла с выраженной задержкой физического развития, родители не видели неделями. Даже госпитализированную по поводу бронхита в детское отделение девочку, мама навестила всего лишь один раз.
Сменился в районе хозяин, первый секретарь райкома партии. Ознакомившись с делами на месте, через своих коллег однокурсников и своих людей узнал об оборотной стороне медали жизни работников аппарата райисполкома. От ревизий и поборов, ежевечерних возлияний до мордобоя и болезненном, по сути брошенном, ребенке.
После очередного прихода на работу с "украшениями" на лице, первый в срочном порядке собрал внеочередное заседание бюро райкома партии. Крутой был мужик! Решение бюро было безапелляционным. Обоих супругов освободили от занимаемых должностей. Квартиру, несмотря на острую нехватку жилья в новом райцентре, решили не трогать. Основной причиной тому был болезненный ребенок.
Первой нашла работу Екатерина Алексеевна. Помог Митька-барон. Устроилась она главным бухгалтером строительно-монтажного управления. К концу работы почти ежедневно у конторы ее ждал Митька -барон в светло-серой "Волге". Уезжали в более отдаленный район: ресторан, попойки, отдельные номера на два часа. Домой возвращалась поздно. А там снова разборки и выяснение отношений, взаимное рукоприкладство.
Владимир Михайлович не мог устроиться на работу долго. Первый внимательно следил за кадровой политикой. Скоро пошел к нему Владимир Михайлович на поклон с обещаниями до первого нарушения. Устроился на работу завхозом в одном из учреждений райцентра.
А девочка по-прежнему росла болезненной, не набирала в весе, в детской консультации после анализа крови был выставлен диагноз: Анемия (Малокровие). Решено было эвакуировать ребенка в республиканскую детскую больницу. Но вечером из соседнего села подъехал "Москвич". Приехала, похоронившая мужа, мама Владимира Михайловича. С ней были двое молодых людей с ребенком на руках. Это была, вышедшая замуж за односельчанина, девушка, ждавшая со службы Володю и рассматривавшая его фотографии с видами на море и горы.
Приехали они после того, как их навестила мама Владимира Михайловича, которой Маша когда-то помогала убирать, сушить и веять подсолнух. Рассказала старуха несостоявшейся своей невестке о внучке, оставшейся сиротой при живых родителях. Муж спросил:
- Сколько девочке?
Девочке было столько, сколько было и их грудничку сыну. Муж Маши долго не думал:
- Поехали, посмотрим! Собирайтесь и вы! - сказал он матери Владимира Михайловича. - А там видно будет ...
Развернула Маша девочку и ахнула. Худенькая, с опрелостями. Крик ребенка не похож на крик. Одно сипение. Муж, работавший юристом в совхозе, сказал:
- Мы без девочки не уедем. Она у вас, несмотря на ваши старания, угаснет, умрет. Грешно!
Забрали молодые супруги девочку. Село большое, поговорили, а потом как-то само собой вышло, что у них двойня. К году, девочка, догнавшая в развитии сводного братика, играла с ним в одной кроватке. Вместе спали, вместе ели. С мамой в коляске для близняшек вместе гуляли по аллеям, недавно высаженного сквера.
Но юрист всегда остается юристом. Внимательно следил он за служебными перемещения родителей, особенно матери. Екатерина Алексеевна помимо Митьки-цыгана завела еще одного любовника - шофера на РАФике. Только еще моложе. Заставший их на "месте преступления" Митька-барон затеял кровавую драку. Милиция, освидетельствование на степень алкогольного опьянения и увольнение с работы.
Через своих коллег собирал новоявленный отец копии всех документов и терпеливо ждал. А Екатерина Алексеевна устроилась между тем учетчицей в дистанцию путей на железной дороге. После трех недель работы, нашли ее в подсобке мертвецки пьяной. Снова акт, снова очередное увольнение, снова копии всех документов.
Как представитель стариков, подал адвокат в суд заявление о лишении родительских прав обоих биологических родителей. Масса свидетелей, давших показания, что девочку родители не навещают, куча других нарушений, включая аморальный образ жизни и увольнения, но суд оказался перед непреодолимым препятствием. Все старики не имели права на усыновление по возрасту.
Выход нашли. Усыновила мать Владимира Михайловича Машу. Таким образом, появилась у девочки родная тетя. Можно не спешить ... А родители и носа не кажут. Вернулась Екатерина Алексеевна в четырех-комнатную квартиру, а там места на двоих мало. Снова пьянки, драки, разборки. Только сейчас уже Екатерина Алексеевна брала верх с первых ударов. Ложился на пол бывший зам. председателя райисполкома и закрывал голову руками, как когда-то защищала свою голову его жена. О девочке никто не вспоминал.
Вернувшись однажды с работы, Владимир Михайлович был сражен, свалившейся на него новостью. Екатерина Алексеевна привела домой нового мужа, автослесаря Пашу, бывшего водителя, лишенного прав за вождение в нетрезвом состоянии. Он был на одиннадцать лет моложе Екатерины Алексеевны. Автослесарь оказался расторопным. Поменял замки, оставив хозяину небольшую комнатушку и разрешение пользоваться туалетом.
Попробовал бывший заместитель председателя исполкома восстановить справедливость, но был зверски избит и выброшен за порог собственной квартиры. Так продолжалось несколько недель. Милиция устала вмешиваться.
Заплакав, покинул Владимир Михайлович собственную квартиру. Поселился в комнатушке, где работал завхозом. А тут во время медосмотра у него была выявлена тяжелая форма сахарного диабета. Истончились и стали сохнуть ноги. Одновременно стал терять зрение. А он, получив свою мизерную зарплату, в течение нескольких дней ее пропивал.
Осенью, лежащий на середине проезжей части дороги, Владимир Михайлович был подобран, возвращающейся с вызова скорой. Привезли в приемное отделение. Осмотревший его хирург, ахнул. Обе ноги были черными выше колен. Собрали консилиум. Этой же ночью была произведена высокая ампутация обеих ног. Очнулся Владимир Михайлович после операции, увидел, что он без обеих ног, завыл диким воем.
После операции пошли, одни за другими, осложнения. Однажды, повернувшись в кровати, опрокинулся навзничь. На вскрытии был обнаружен тромбоз легочной артерии ...
А Екатерина Алексеевна только начинала жить. С молодым мужем кое-как сделали ремонт. Муж Паша сумел отсудить водительское удостоверение и снова сел за руль автобуса. При знакомстве его новая старая жена неизменно представлялась:
- Екатерина третья! Прошу любить и жаловать.
Выпив, не стесняясь мужа, объявляла:
- Как и у Екатерины второй, все мои мужики, включая мужей, за небольшим исключением, моложе меня. Завидуйте!
Шли годы. О дочери Екатерина Алексеевна практически не вспоминала. После очередной ежегодной обязательной флюорографии Пашу-шофера повторно вызвали в рентгенкабинет. После обследования дали направление в онкоинститут. Приехал с мало утешительным диагнозом: Рак кишечника. Ехать на лечение отказался. В операции отказали врачи. Под водочку сгорел Паша быстро. Вся похоронная процессия состояла из нескольких молодых людей, одноклассников Пашиного сына, приехавшего на похороны из Киева. Екатерина Алексеевна на кладбище тело Паши не провожала. В расстроенных чувствах три дня пила за упокой его души и не рассчитала. Свалилась.
После Пашиных похорон не прошло и двух месяцев, как Екатерина третья в очередной раз вышла замуж. В этот раз ее избранником был прыщавый, с синюшным лицом и кривым, после многочисленных драк, носом, сантехник Петр. Петя был намного моложе покойного Паши. И снова пошла "веселая" жизнь. Подъезд, когда-то престижного дома, превратился в ад. Петины дружки справляли нужду, где придется. Из одной из самых, в свое время, благоустроенных квартир к соседям полезли полчища тараканов, летом по всем этажам и квартирам порхала, вылетающая через щели и трещины, моль.
В прошлом году Екатерине Алексеевне исполнилось пятьдесят пять лет. Но пенсию ей не оформляли. По всем документам ей только исполнилось пятьдесят. В приеме на работу ей отказывали по самым разным причинам. Перебивались случайными заработками Пети. По вечерам Петя с дружками подворовывали со склада на рампе уголь и продавали. Нанявшись осенью вскопать чужой огород, Екатерина Алексеевна через полчаса бросила. Боли в правом подреберье, одышка, перед глазами темень.
Все чаще хотелось лечь в теплую постель и не вставать. Когда-то, как говорят, зверский, пропал аппетит. Вся ее сохранившаяся, не пропитая одежда стала больше на несколько размеров, обвисала с плеч. Обута она была в мужские туфли, найденные у ящиков за загородкой у пустыря, куда жители микрорайона сваливают мусор.
Однажды Екатерина Алексеевна стояла у входа на центральный рынок. Отчества ее уже никто не знал. От мала до велика все знали, что это Екатерина третья. Она терпеливо поджидала своего очередного фаворита Петра. Петю час назад забрал недалекий сосед. Забилась канализация. Сошлись на зелененькой, сегодня это уже двадцать леев. Екатерина Алексеевна, когда-то державшая в голове тысячи многозначных цифр, мучительно подсчитывала, сбивалась с счета и начинала снова. Сколько же стопариков выйдет им за двадцать лей? (Тогда стопарики были немного дешевле).
Сейчас мало кто узнавал, когда-то пышную и расфранченную Екатерину третью. На людей без выражения смотрели ее тусклые помутневшие, постоянно слезящиеся глаза. Обтягивающая кости лица, серо-желтая кожа. Вся она усохла, стала ниже ростом, ссутулилась. Ноги и руки стали тонкими, покрылись разнокалиберными фиолетово- коричневыми пятнами. Между пуговицами полурасстегнутой, когда-то розовой, трикотажной кофточки выпирал живот. Нарастала водянка.
Екатерина третья безучастно стояла, глядя на, снующих в воротах рынка, посетителей. Ничто, казалось, не привлекало ее внимания. Неожиданно ее взгляд, когда-то серо-голубых глаз, поймал цель и не выпускал ее из вида ни на мгновение. Из ворот рынка вышла средних лет женщина с большим полиэтиленовым пакетом. Рядом с ней шли двое. Среднего роста с волнистой шевелюрой молодой человек и, чуть выше его ростом, девушка с золотистыми волнистыми волосами, правильными чертами лица и большими серо-синими глазами. Они несли, наполненные ритуальными вещами, большие черно-зеленые сумки и венки. Умерла их бабушка...
Екатерина третья не отрывала от девушки своих слезящихся мутных глаз. Что-то, глубоко засевшее в ее проспиртованной душе, напряглось, пытаясь вырвать из прошлого какие-то воспоминания...
- Мама! Почему эта женщина так безумно на меня смотрит? Мне страшно! Пошли быстрее отсюда!
- Идем, идем доченька! Вон, папа за нами уже подъехал!
В одном из глухих переулков поселка по сей день функционирует точка. В старой покосившейся хибаре старуха-самогонщица варит и продает свое зелье на разлив. Жаждущие с самого утра деловито, нарочито бодрым шагом заходят в калитку. Через минут пять выходят уже не спеша, живо жестикулируя и обсуждая какие-то очень важные вопросы. Вошла во двор самогонщицы и странная пара. Высокая, сутулая, неопределенного возраста женщина с большим животом и восковидным лицом. Рядом с ней шел невысокий прыщавый, с сизым кривым носом, молодой человек. Шагали они неспешно, как влюбленные, бережно поддерживая друг дружку под руку.
Через несколько минут они вышли на улицу. Разминая беззубыми деснами черствую корку хлеба, женщина остановилась. Неожиданно все ее тело изогнулось в рвотной конвульсии. Изо рта хлынуло темно-красное, почти черное месиво. Это была венозная кровь: свернувшаяся и свежая...
В судебно-медицинском заключении, выписанном на основании, найденного в кармане, затертого и замызганного паспорта, было написано:
Маноил-Зварич Екатерина Алексеевна ... и так далее ...
Непосредственная причина смерти: Профузное кровотечение из варикозно расширенных вен пищевода. Алкогольный цирроз печени.