К зимним каникулам в первом классе у меня возникло нездоровое критическое отношение к авторитетам, включая напечатанное типографским способом, что расценивалось тогда всеми, как святотатство. Скептическое отношение к любой новости сохранилось до семидесяти пяти, принося мне массу неудобств и проблем.
К началу третьей четверти нам поручили купить в сельмаге дневники. Листая дома дневник, я обнаружил массу ошибок-опечаток, частности, в названиях дней недели. Если воскресенье, понедельник и вторник меня устроили, то в среде оказалась недостающей буква "е" после "с". В четверге оказалась лишней последняя буква "г". В пятнице не хватило мягкого знака после первой буквы "п", а в субботе оказалось две буквы "б" вместо одной.
Взяв, принадлежавший брату, флакончик с тушью, с нехарактерной для меня усидчивостью, печатными буквами я исправил ошибки от первой до последней страницы. При исправлении я не забывал под недостающей исправленной буквой нарисовать птичку, а под лишними поставить двойную черточку, как это делал в классе наш учитель Петр Андреевич Плахов.
Не знаю, как бы отреагировал Петр Андреевич на мою корректорскую подвижку, но к родителям в гости зашел мой двоюродный брат по линии отца Макар, сын тетки Марии. Старше меня почти на двадцать лет, он был тогда слушателем, открывшейся в Кишиневе, высшей партийной школы. Открыв дневник и полистав его, Макар, округлив глаза,долго смотрел на меня. Затем спокойно сказал отцу:
- Этот далеко пойдет, если вовремя не остановить ...
Я получил соответствующее разъяснение и новый дневник. Но этим не кончилось.
Придя после зимних каникул в школу, на географической карте Европы я так же обнаружил "ошибку". Выбрав момент, когда в классе я остался один, исправил Румыния на Роминия. Так говорили в селе. Вычислили меня быстро. О последствиях говорить не хочется.
Первого сентября в третьем классе меня посадили за первую парту от стены. Я не любил сидеть у стенки, но так распорядилась наша очередная новая учительница. Чтобы слушать ее, мне надо было все время поворачивать голову вправо. Да и на классной доске написанное было видно хуже, чем из среднего ряда. Отражение окна на, окрашенной черным лаком, доске мешало видеть, написанные учительницей, буквы и цифры.
Но не бывает худа без добра. Слева от меня на стене висела огромная карта. Называлась она "Физическая карта европейской части СССР". Чуть выше уровня моей головы располагалась Молдавия. Когда Нина Григорьевна своим скандируюшим голосом, объясняла урок второклассникам, учившимся с нами в спаренном классе, я, скосив глаза, изучал карту.
На уровне моих глаз, возле маленького черного двойного кружка была надпись: Кишинев. Чуть выше - Бельцы. А в самом верху Молдавии в виде небольшого черного кружочка была Окница. Я уже знал, что между ними находятся Дондюшаны. Слева рядом с Окницей был нарисован кружок с надписью: Черновцы. Там учился на доктора брат Алеша. Но Дондюшан и Елизаветовки на той карте не было. Отдельной карты Молдавии в школе тоже не было.
В Цауле, куда я летом ездил с отцом сдавать на сушилку сливы, в конторе висела карта Молдавии. Пока отец говорил с заведующим, я с интересом изучал карту в подробностях. Там были Дондюшаны, Плопы, Цауль, Мошаны, Городище. Но Елизаветовки там не было. Мне стало обидно. Когда хозяина кабинета по фамилии Паламарчук вызвали куда-то, я, несмотря на присутствие отца, схватил со стола химический карандаш и, послюнявив, молниеносно поставил жирную точку между Плопами и Брайково.
Едва я положил карандаш, как вошел Паламарчук. Отец, извинившись, сказал, что я поставил какую-то точку на карте. Маленький, худой, с всклокоченными седеющими кудрями Паламарчук быстро подошел к карте и стал пристально вглядываться. Я сжался в предчувствии беды. Паламарчук вдруг выпрямился и, указывая на меня пальцем, картавья, заорал так, что я вздрогнул:
- А ведь пгавильно поставил точку, засганец! Николай, иди вот тут! Смотги! Ведь он отметил точку, где не пгоставили Елизаветовку! Совегшенно точно! Вот пагшивец! - восторженно кричал он и продолжал. - Николай! С этого будет толк! Вот посмотгишь! Чтоб мне не пгоснуться!
Впервые в жизни я услышал, что из меня будет толк. Странно... И за что...
...Улучив момент, на одной из перемен, я поставил небольшую точку на том месте школьной карты, где по моему убеждению, должна быть Елизаветовка. Безобразие! Центр мира, где живу я! Я-я! И не нарисовали!...
Теперь мое внимание было приковано к двум точкам на карте. Точка без надписи, где должна быть Елизаветовка, и Черновцы. Приезжая от Алеши, отец рассказывал, каким маршрутом он добирался до Черновиц и обратно. Чаще всего он ехал поездом Одесса - Ивано-Франковск. Иногда он ехал автобусом Единцы - Черновцы. Приехав однажды, он рассказал, что опоздал на поезд. Ему посоветовали взять такси до аэродрома и лететь самолетом до Секурян. Отец, летевший на самолете впервые, рассказывал, что в Секуряны кукурузник летел с посадками в Хотине и Кельменцах. А в Секурянах отец еще целых два часа ждал тот самый поезд, на который опоздал в Черновцах.
Глядя на карту, я мысленно проделывал маршруты, по которым отец добирался до Черновиц и обратно. Но на школьной карте это были очень короткие расстояния. Кроме того, там не было Секурян, Кельменцев и Хотина. В своем письме Алеше, отправленному в Черновцы по адресу улица Боженко, 22, кв. 12, я попросил его найти карту, на которой были бы Елизаветовка, Секуряны, Кельменцы и Хотин.
Сколько было радости, когда, приехав на каникулы после зимней сессии, Алеша развернул бумажный рулон! Это была карта "Украинская и Молдавская ССР". В тот же вечер карту расстелили на стол обратной стороной вверх и настелили на нее марлю. Закрепив марлю кнопками к столу, Алеша намазал карту с марлей приготовленным клейстером. Наутро обрезали лишнюю марлю, а карту закрепили кнопками над моей кроватью.
Елизаветовки там не было, но я это сразу исправил. Зато все остальное было нарисовано очень подробно. Тонкая извилистая синяя ниточка у Плоп стала Куболтой. Освоение карты продолжалось. Кроме условных обозначений, в правом нижнем углу карты я увидел надпись: Масштаб 1:10000. Я догадался, но дополнительно уточнил в школе у Ивана Федоровича, который учил старшеклассников истории. Он показал, как измерять расстояние на карте линейкой и циркулем, если дорога неровная. А затем надо умножить на масштаб. Очень скоро поля карты были исписаны цифрами, говорящими о расстоянии по прямой и по дороге от Елизаветовки до Хотина, Черновиц, Киева и т.д. Теперь я изучал все маршруты отца, рисуя тонкие линии простым карандашом.
Карту мама хранила долго. Я уже учился в институте, когда после очередной побелки в доме карта со стены исчезла. Но расстояние до Черновиц я помню до сих пор без интернета. По прямой 130, а по дороге 170 километров. До Берлина, где воевал, награжденный медалью "За взятие Берлина", отец, по школьной карте оказалось равным 1111 километров.