Он закончил три класса из четырех румынской школы, когда в сороковом, как тогда говорили в селе, пришли русские. Ему исполнилось тогда десять лет. Рослый мальчишка, Ваня словно прирос к взводу, остановившихся в их селе на постой, солдат. Солдаты разбирали и чистили винтовки, приводили в порядок амуницию. Ожидали приказа двигаться дальше, на запад. Конечным пунктом дислокации взвода было припрутское село Болотино, где должна была расположиться застава.
В серых холщевых штанах и в, неопределенного цвета, рубахе без пуговиц Ваня с раннего утра до поздней ночи не покидал взвода, временно расположившегося в старой водяной мельнице у запруды Куболты. Мельница пока не работала, так как хозяин бежал вместе с румынами за Прут, предварительно выбив из вала, заклиненные массивные зубья дубовых шестерен.
Мука нужна была солдатам, крестьянам. Единственная мельница со старым, часто ломающимся бельгийским мотором работала через три дня на четвертый. Осмотрел мельницу сержант и беспомощно развел руками:
- Колесо горизонтальное, а конической шестерни нет.
Полез Ваня в заросли крапивы. Через несколько минут выволок, выброшенный когда-то за ненадобностью, полусгнивший, выработанный зуб шестерни. Весь взвод взялся за работу. Только мельника среди них не было. Стал Ваня "прорабом". Выбирает поленья, рисует на них линии, а солдаты, одолжив топоры у местных, старательно тесали зубья. Некоторые заготовки Ваня браковал, едва начинали отесывать. Скоро все зубья были забиты и заклинены в пазах.
А Ваня уже не отходил от мельницы. Надо было подогнать зубья ворота с зубьями вала, на которых были нанизаны огромные каменные жернова. Тонкая работа. Недотешешь, клинит вал, а то и ломаются зубья. Стешешь больше, с треском проскакивает и снова ломается зубчатка. Ваня и домой не уходил, завтракал, обедал и ужинал со взводом.
Наконец вал с жерновами завертелся. Нижний лежак был в порядке. Это Ваня подсмотрел еще при прошлом хозяине. С верхним пришлось повозиться. Обошлись клиньями. А без Вани никуда. Запустили солдаты жернова, а зерно не сыпется. Полез Ваня, а там ремень к трясуну перерезан. Может сам хозяин и порезал. Нашли старую шлею. Скоро пошла мука. Сначала она была темно-серого цвета, грязная. Потом пошла чище. Разовая, крупчатая, на зубах то и дело скрипел песок, но это была мука! Из нее пекли хлеб!
Приходили молоть муку крестьяне. За работу расплачивались "процентом". Сами устанавливали размер оплаты. Время было тяжелое. Чаще всего приносили на мельницу не более полмешка пшеницы или ржи. Солдаты засыпали зерно, выгребали, ссыпали в мешки. А Ваня, как настоящий мельник, ходил по скрипучим ступеням переходов и внимательно прислушивался к звукам, в которых, казалось, разбирался он один. Иногда он давал знак:
- Прекратить засыпку!
Скоро жернов переставал крутиться. Словно гигантской вилкой, раздвоенным стволом несколько солдат поднимали жернов и Ваня лез внутрь, еще минуту назад, вращающегося механизма. То клин надо подбить, то ремень на трясуне ослаб. Минута, и снова по деревянной, сбитой из четырех прямых досок, трубе в мешки сыпется мука.
Приехал нарочный. Привез приказ:
- Взводу следовать до конечного пункта назначения.
Провожать взвод вышли всем селом. Сержант на прощанье построил взвод. Сам с Ваней опустился в преисподнюю старой мельницы. Через минуту вышли. Все село ахнуло. На Ване вместо холщевых штанов и сорочки красовались брюки "галифе", гимнастерка с широким ремнем. Но главным были сапоги. Почти новые, давно возил в обозе запасливый сержант эти сапоги. Словно ждал момента вручить их Ване. Венчала Ванину голову пилотка с красной звездой. Все было впору, только на ноги надо было подматывать портянку. Ничего, ноги вырастут.
На старенькой, гремящей полуторке взвод уехал. Еле уместились в кузове солдаты. Проехали плотину. А в гору машина встала. Не тянет! А тут еще крутой поворот на подъеме с с крутым обрывом справа. Всем селом на руках вынесли на перевал полуторку. Уже осела, поднятая машиной, дорожная пыль, а люди стояли и махали руками.
На следующее утро у мельницы собралась толпа. Село большое. А мельника нет. Послали за Ваней. Делать нечего. Снял десятилетний Ваня солдатскую форму, одел холщовые штаны и вышел на работу. Скоро стал Ваня в селе незаменимым человеком. Без Вани нет хлеба! Установили сельчане Ване от помола процент и стал Ваня заправским мельником. Даже из соседних сел стали приезжать. Соседи попросились в помощники.
Ровно год десятилетний Ваня пребывал в должности мельника. Между делом Ваня изредка ходил в школу. Русский алфавит выучил быстро. А потом началась война. Сначала в сторону Сорок прошли две колонны отступающих советских бойцов. А в июле пошли через село нескончаемыми колоннами немецко-фашистские войска. Старый, воевавший еще в русско-японскую, а потом, участвующий в брусиловском прорыве, сосед забрал у Вани всю солдатскую форму. Спрятал у себя на чердаке. Одни сапоги оставил. И наказал:
- Не мыть, не чистить, дегтем не натирать! - немного помолчав, добавил. - Если хочешь остаться живым.
Вернулся в село хозяин мельницы. Назначили его новые власти старостой в селе. Обошел он все свое хозяйство. Пришел первым делом к своей мельнице. А на дверях мельницы другие замки. Выяснить, что происходило с мельницей за время его отсутствия, не составило никакого труда. Решил наказать, посягнувшего на его собственность, Ваню. Русские солдаты-то, где они теперь? К этому времени, по слухам, немцы подошли к Киеву вплотную.
Раздался негромкий стук в дверь. Вошел Ваня. Староста встал, чтобы сразу взять за ухо, что он всегда еще год назад любил делать с сельскими сорванцами. То, что происходило за окном хаты, где располагалась примария, сорвало его планы. Площадь перед примарией была заполнена плотной толпой, неведомо как, так быстро собравшихся, крестьян. Люди помнили вкус хлеба, печеного целый год из муки, которую молол Ваня.
План примара поменялся мгновенно. Подойдя к Ване, он спросил:
- Ключи от мельницы у тебя?
Ваня достал из кармана связку ключей.
- Пошли!
Открыв, вернувшийся хозяин обошел все помещения мельницы. По деревянным скрипучим ступеням поднялись к бункеру засыпки. Затем, остерегаясь оступиться не скользких каменных ступенях, тучный староста спустился в гадес (преисподнюю). Так почему-то называли подвал водяной мельницы первые, поселившиеся в этих местах поляки. Они и построили первую по течению Куболты водяную мельницу.
Где-то наверху шумела вода. Это был звук падающей воды, вытекающей через третий, самый малый шандор, служивший для поддержания уровня воды. Средний и ручьевой шандор так же были в исправности. Все три ворота с толстыми цепями были на месте. А он и не надеялся их больше увидеть. Одна доска дубового желоба была совсем светлой, недавно поменяли.
- Кто менял?
- Еще солдаты перед отъездом на границу поменяли. Прогнила доска. Вода уходила в ручей мимо лопастей колеса.
Задав еще несколько вопросов, снова поднялись к засыпке.
- Трясун кто ремонтировал?
- Я сам. Только кузнеца попросил заклепать. Ремень трясуна три раза за год меняли. Ремни слабые. Все три раза я молол ему рожь бесплатно, за работу.
Вышли, к переместившейся от примарии к мельнице, растущей толпе хмурых сельчан. Они рассчитывали вступиться за Ваню, которому только исполнилось одиннадцать лет.
- Кто помогал Ване молоть муку? - своим зычным голосом обратился староста к толпе.
Вперед вышли соседи Вани. Оглянувшись на мельницу, староста подозвал Ваню поближе:
- С сегодняшнего дня за порядок на мельнице отвечает Ваня. Вы! - обратился староста к соседям, - как работали, так и будете работать.
Староста дал Ване амбарную книгу, установил прейскурант. Оплата работников назначалась в зависимости от выхода муки. Обязательными стали две подписи: Ванина при приемке зерна и клиента при вывозе с территории мельницы готовой продукции. В конце рабочего дня Ваня с амбарной книгой под мышкой ежедневно направлялся в примарию. Хозяин требовал строгой отчетности.
С шестнадцатого века живет в быту популярное слово магарыч (бакшиш). В переводе с арабского означает взятка, угощение. Испокон веков завершает все сделки магарыч и в Бессарабии. Не обошла эта древняя традиция и нашу мельницу, несмотря на то, что староста магарычи брать и пить строго-настрого запретил. Сам, любивший пропустить стакан-другой вина или стопку самогона, делал это дома за ужином, когда все земные дела ушедшего дня остались позади.
Приехавшие из других сел, да и односельчане, несмотря на запрет примара, считали своим долгом оставить мельникам на обед "добрую" память в виде распитого жбана вина или сороковки (четвертушки) самогона. Магарыч оставляли за весами, в углу приемной, где взвешивали привезенное зерно. На время получасового обеденного перерыва взрослые соседи "старшего мельника" Вани, доставали шкалик и разливали для "аппетита" себе и клиентам. Уже неизвестно, кто был первым, но с двенадцати лет стали наливать полстопки и Ване.
Пристрастился к зелью Ваня быстро. Скоро, отобедав, следил за тем, чтобы осталось ему и на ужин. Остатки прятал в места, о которых не подозревал сам хозяин мельницы. Закончив работу, рабочие подметали пол весовой, переводили в "ночной" режим шандоры и уходили домой. А Ваня, доставал кусок пожелтевшего сала и кусок подсохшего хлеба. Давил ударом кулака луковицу и ужинал. Обязательно под сто грамм.
Домой Ваня шел в благодушном настроении. Он по праву считал себя в семье кормильцем. Старшая сестра вышла замуж в соседнее село. Младшей минуло семь лет, но с начала войны занятия в школе не возобновлялись. Люба, так звали младшую, помогала маме заканчивать уборку в огороде, Укладывали скирды из подсолнечниковых палок для печки и кукурузянку для единственной козы.
Осенью темнело быстро. С темнотой заканчивалась работа и на мельнице. Керосиновые лампы на мельнице, несмотря на то, что она водяная, хозяин запретил. В соседнем уезде, еще до прихода русских от керосиновой лампы взорвалась мучная пыль. Погибших не было, но сильно обгорели мельник и его помощник.
Однажды, когда начинало темнеть, примар с жандармом, стоя у окна, увидели, идущего домой, Ваню. Не понравилась примару Ванина походка, ох как не понравилась! Ваню слегка заносило из стороны в сторону.
- Что будем делать! - спросил жандарм примара. - Надо отправить в школу.
Примару не хотелось терять расторопного, почти бесплатного работника. Кроме того, во время войны школа возобновила работу частично. Первые три класса были, а четвертый уже будет только в будущем году.
- Отправим в третий класс? - предложил жандарм. - На следующий год как раз пойдет в четвертый. Но если приохотился к стакану вина, найдет и после школы. Надо отучить!
Отлучили от спиртного Ваню за один сеанс. Жандарм, увидев однажды открытую после работы широкую дверь мельницы, поспешил к примару. Вдвоем поднялись наверх. Под бункером засыпки спал пьяный Ваня. На толчки он только мычал.
Спустились в весовую. Староста с жандармом и погрузили на каруцу все мешки с зерном, которое назавтра должны были молоть и мукой, которую должны были забрать заказчики. Все отвезли к старосте домой. Разгрузили. Вернулись на мельницу, закрыли входную дверь на засов и разошлись по домам. Никто не обратил внимания, так как мельница была на отшибе, над вытекающим из пруда, ручьем.
Утром проснулся Ваня на тумбе, что у корыта, в которое сыпалась по деревянной трубе мука. На улице уже было светло. Подошел Ваня к двери, а она закрыта на засов снаружи. Тут и увидел Ваня, что в весовой ни одного мешка.
- Все украли ночью!
Сел на чурбан, заскулил. Тогда пустые мешки были дорогими, а тут еще и с зерном и мукой. Скулил, закрытый в мельнице Ваня долго. Выйти невозможно. Единственная дверь закрыта на наружный засов. Попробовал Ваня отодвинуть засов через щель колышком, бесполезно. Скоро послышались шаги. Засов открылся и в мельницу вошли мельник с жандармом.
- Где мешки с зерном и мукой?
Ничего не ответил Ваня, только заскулил громче. Послали за Ваниной мамой. Когда ей рассказали, что, напившись, Ваня спал в мельнице, а за это время украли мешки с зерном и мукой, женщина едва не лишилась чувств. Потом сказала:
- Он не ночует дома второй раз. Первый раз сказал, что помог отвезти мешки родственнику. Было поздно, потому и заночевал. Я и поверила. Даже спросить не догадалась. А он напился! Дома будешь сидеть!
- Нет, - сказал жандарм. - Надо вернуть мешки с зерном и мукой. Или отработать на эту сумму в счет оплаты долга. А кроме того, штраф!
Когда жандарм назвал сумму, уже Ваня чуть не лишился чувств. Жандарм на селе был и бог и царь и судья и исполнитель.
- Или двадцать пять ударов ремнем!
Поскольку денег не было, сошлись на ремне. Бил жандарм вполсилы. Но на последний удар не поскупился. Ваня взвыл, вытянулся на скамейке.
- Если еще раз увижу выпившим, назначу пятьдесят ударов, как самый последний! Понял?
- Понял, понял! - спешно закивал головой Ваня.
- Три месяца работать без оплаты, чтобы хозяин мог вернуть людям долг! - закончил вердикт жандарм.
Пересыпал мельник зерно и муку в другие мешки, "рассчитался" с крестьянами. А Ваня с тех пор ни капли спиртного в рот не брал. С первого сентября пошел в четвертый класс. До сорок четвертого работал Ваня на мельнице. Во второй половине августа засобирался мельник в Румынию. Советские пушки уже громыхали за Днестром. А в Яссах жена у него, дети в гимназии. Пришел мельник к Ване домой в воскресенье. Дома, кроме Вани были мама и младшая сестра Люба. Старшая - Мария жила с семьей в другом селе.
- Я уезжаю. Вот ключи. Береги мельницу! Даст бог, еще вернусь ... А пока живи, пользуйся. Всегда будет кусок хлеба! Только не пей больше ни грамма. Иначе сдохнешь, как собака под забором в грязи!
В сорок пятом снова пошел Ваня в школу. Только классы уже были русскими. Быстро выучил Ваня писать и читать по-русски. До сорок седьмого считался Ваня хозяином мельницы. А в сорок седьмом организовали колхоз. Решением сельского схода мельница стала собственностью впервые организованного колхоза. Ване предложили остаться при мельнице заведующим. Но появились на полях первые тракторы. К ним семнадцатилетнего Ваню тянуло, словно магнитом. А тут и курсы организовали, потом МТС. Стал Ваня трактористом. Скоро освоил Ваня "железного коня" так, что по звуку мог определить, где какая неисправность. Через год стал Ваня самым молодым в районе бригадиром тракторной бригады.
После вспашки обширного участка в низине под колхозный огород, пригласил председатель колхоза Ваню к себе домой:
- Разговор есть!
Пришел вечером Ваня, а у председателя уже стол накрыт. Налил председатель по стопке самогону.
- За здоровье!
- Не могу я ее пить, проклятую, зарок дал.
Убрал председатель бутылку со стола:
- Ваня! На тракторе все время в копоти, одного мыла сколько уходит, чтобы отмыть лицо и руки! Принимай мельницу! Оплату в трудоднях положим нормальную, два человека подберешь сам!
- Не вернусь я на мельницу! Меня настоящая техника тянет. Осенью открывают курсы шоферов. Пойду туда!
Закончил Ваня курсы шоферов, но баранку крутил он не долго. Подоспело время Ване в армию. Прошел комиссию, другую. После медицинской комиссии военком задумался:
- По росту и стати в морфлот бы тебя. Да нельзя пока. Из Молдавии не берут пока во флот. Какими гражданскими специальностями владеешь?
- Тракторист, шофер, мельник ...
- Может рисуешь, или на инструментах каких играешь? - спросил Ваню майор, прибывший за пополнением. Таких тогда называли "сватом".
- Играю на трубе. - Ваня действительно с самого детства самостоятельно выучился играть на трубе двоюродного брата.
Записали Ваню в музыкальный взвод.
Прошло несколько занятий. Уже выучили "Подъем", "сбор", марш "Прощание славянки". На одном из занятий с самого утра присутствовал незнакомый капитан. До обеда он внимательно слушал музыкантов, потом отозвал Ваню в сторону. Взяв трубу, нажал на клапан и выпустил слюну. Протер носовым платком мундштук и коротко сыграл.
- Повтори!
Ваня повторил. А капитан вынимает из внутреннего кармана плотный лист картона. На нем буквы и значки какие-то: точки и тире.
- До завтра выучишь наизусть. Несколько букв научись играть на трубе.
Утром вызвал капитан Ваню в гарнизонный клуб.
- Проиграй буквы, которые ты выучил! Не спеши!
Ванина труба пропела весь алфавит. Потом цифры. У капитана, что говорится, глаза на лоб полезли:
- Дай мне трубу! А теперь слушай и называй буквы. Не спеши.
Капитан тщательно протер мундштук и заиграл.
- Это "а". Это "в". "о".
- Ты где нибудь учил раньше азбуку Морзе.
- Нет, не учил, но слыхал, что есть такая.
- А сейчас я сыграю слово! Три раза подряд.
- Ура! Ура! Ура!
- А сейчас? - капитан сыграл более продолжительно.
- Сталин!
- Сейчас я сыграю быстрее! Слушай!
- Казарма!
- Как ты успеваешь считать точки и тире? - вопрос был провокацией.
- А я их и не считаю! Это как музыка. В каждой букве музыка. Слово тоже музыка.
Повел капитан Ваню в кабинет. А там за столом сидит полковник. Капитан доложил и сказал:
- Этого я забираю, товарищ полковник!
Так из музыкантов попал Ваня на курсы связистов.
Учился Ваня легко. Если передача ключом давалась ему как и всем, то на приеме он был непревзойденным. Скорость приема радиограмм у Вани соответствовала первому, самому высокому классу.
Почерк у Вани был разборчивым. Словно средней величины бисер. С первого класса румынской школы почти все писали хорошо и красиво. Класс был небольшой. Учитель по несколько раз в течение урока успевал подойти к каждому. За плохое письмо учитель мгновенно ставил оценку. Линейкой по пальцам! Дети старались!
- Сколько классов окончил?
- Три. И четвертый коридор.
- Это как?
- До сорокового окончил три класса. Во время войны почти закончил четыре класса. Тоже на румынском. Потом румыны с немцами ушли. Потом около полутора лет в русской школе.
- Так ты на румынском языке учился?
- Да. Только после войны мы снова пошли в четвертый класс. Школа уже была русской.
- Сам кто по национальности?
- Украинец.
Учебный класс состоял из нескольких комнат. Две комнаты с телеграфными ключами ка каждом столе, один большой зал со схемами на стенах. Кроме того, были комнаты, где изучали матчасть. В конце коридора за деревянной перегородкой был склад старой списанной аппаратуры.
Неожиданно для всех Ваня увлекся радиотехнической литературой, по которой изучал русский язык. Без конца читал описания радиостанций, инструкции по использованию, устранение неисправностей. Попросил разрешения по вечерам заниматься в учебных классах. А потом неожиданно задал вопрос командиру роты связи:
- Неужели в части нет обычной школы?
Такая школа была. Стал Ваня ходить на занятия по своему выбору. Больше всего его интересовала физика. Особенно электро- и радиотехника. Командир роты махнул рукой.
- Пусть ходит! Даже в увольнения не просится, не то, что удирает в самоволку.
Закончилась учебка. Ваня служил на радиостанции, расположенной в автомобиле с глухой будкой. Вместе с тем, Ваня продолжал ходить в учебные классы. Попросил разрешения рыться в старых списанных радиостанциях. Некоторые из них были совсем раскуроченными. Ваня вынимал из общей кучи радиостанцию, открывал описание и схемы, внимательно изучал. Скоро взял в руки паяльник.
Одну за другой восстанавливал Ваня радиостанции. Исправную радиостанцию включал, настраивал и выходил в эфир:
- Раз, два, три, четыре ... Раз, раз ... И больше ничего ...
Быстро засекли выход, давно списанной радиостанции контрразведчики. Доложили наверх. Вскоре последовал приказ:
- Радиостанции найти, виновных в хищении и использовании не по назначению наказать.
Пеленг указывал на работу раций в расположении роты связи. Этого только не хватало! Поиск вели оперативно. Вечером открылась дверь и в учебный класс вошла солидная команда в составе командира роты связи, командиров взводов, и контрразведчика. А Ваня в этот момент настраивал очередную восстановленную радиостанцию.
Отремонтированные станции находились на полках деревянного, выброшенного за ненадобностью из склада химической защиты, стеллажа.
- Чем занимаешься?
- Восстанавливаю то, что можно восстановить. Зачем добру пропадать.
Придумали для Вани должность: Начальник материальной части учебного класса роты связи. Списание любой аппаратуры шло через него. Все, что было возможно, восстанавливал. И ставил на полки стеллажа. Восстановленная аппаратура служила наглядным пособием для новых курсантов. Так, совсем незаметно прошли три года службы. Когда пришла пора демобилизации, вызвали Ваню к командиру части:
- Предлагаем вам остаться на сверхсрочную. Старшиной. Это и зарплата, и обмундирование, питание, каждый год отпуск. Кроме того, предоставим возможность закончить общеобразовательные десять классов и дадим направление в среднее военное радиотехническое училище связи. А дальше от вас будет зависеть!
- Согласен, товарищ полковник!
- Проблем с алкоголем нет? - напрямик спросил командир части.
- Нет! - сказал Ваня. - я совсем не пью уже много лет.
- Почему много лет? Вам самому не так уж и много лет.
- Так, пацанами еще до МТС баловались.
- Он за три года всего несколько раз ходил в увольнительную. Всегда трезвый. Его так и прозвали в роте: "трезвенник".
- Решено! Ждите приказ!
В воскресенье выпала Ване очередная увольнительная.
- Ваня! Пойдем! Разъезжаемся по разным концам Союза. Когда еще встретимся? Ты тут останешься, а мы с Кавказа и Прибалтики вряд ли еще когда будем в этих местах!
- Пошли!
В городе сослуживец из Ставрополья предложил:
- Ребята! Пойдемте, посидим на "Веранде". - Это был ресторан на открытом воздухе.
- По пятьдесят грамм, хлопцы! На прощанье! Когда еще свидимся?
Ваня отказывался долго. В конце концов уломали.
- Ладно! Ради дружбы, ребята! Но не более пятидесяти грамм.
Подал кавказец официанту условный знак. Алкогольные напитки военнослужащим не отпускали. Особенно в разлив. Скоро две бутылки, одна с минеральной водой, другая с лимонадом стояли на столе. Подали холодные закуски. За ними сразу принесли второе. Ставрополец разлил в бокалы минеральную воду. Точно угадал! На четырех как раз одна бутылка.
- Сразу до дна! - сказал ставрополец, - чтобы сразу налить лимонад!
- Не чокаемся! - сказал кавказец. - Патрули могут быть переодетыми. Один в гражданском сидит с девушкой, а остальные, с повязками, в пределах видимости. Знак подадут, они тут как тут.
В ресторане Ваня почему-то перестал колебаться. В него вселился какой-то веселый, бесшабашный черт.
- Поехали!
Выпили ребята "минеральную" воду из бокалов, сразу разлили "Лимонад". А расторопный официант поспешил убрать бутылку из-под минералки и попросил рассчитаться сразу.
После ресторана солдаты пошли по городу. Ставрополец был в городе своим человеком. Знал все ходы и выходы.
- Пойдем к одной бабке! Не самогон - чистая слеза. Только бабка продает по стакану и сразу же требует смываться.
Узкими переулками шли доблестные воины к заветной бабке. Старуха жила в низеньком деревянном, почерневшем от времени, домишке, окруженном высоким, таким же черным, сплошным дощатым забором. Ставрополец постучал в мутное оконце. Открылась форточка. Зыркнув глазами в сторону калитки, старуха спросила:
- По сколько?
- Четыре гранчака!
Старуха, словно ждала их, подала два стакана самогона, за ними молниеносно еще два:
- Только пейте быстрее! И сразу через заднюю калитку! - пряча деньги в карман передника, почти прошептала старуха.
Ваня, как и в ресторане, колебался недолго. Самогонное зелье обожгло глотку. Закусить нечем. Не подумали! Положили стаканы на подоконник. Старуха захлопнула окошко. Послышался стук опущенного шпингалета. Вышли наши воины мимо зловонного туалета через узенькую щель между кольями забора на другую, параллельную улицу.
- А теперь куда?
- Давай на танцплощадку! Когда еще погуляем? Через месяц дембель!
- Ребята! - попробовал остановить их кавказец. - Со стороны ЖБИ перемахнем через забор. Там сегодня наш взвод в карауле. И сразу в казарму!
Кавказец, пошатываясь, побрел в сторону роты связи. Хмелеющая на глазах тройка направилась в городской парк. Метров за двадцать до входа на танцплощадку тройку остановил повелительный окрик:
- Ваши увольнительные документы!
Ставрополец бросился бежать. Далеко не успел. Споткнувшись о бордюр, растянулся на тротуаре. Солдата, кинувшегося к Ване, наш герой припечатал к каменному забору. Тот медленно сполз на тротуар. В это время раздался свисток. На выручку к патрулю бежали трое патрульных и два милиционера. Ваня сражался дольше всех. Физически крепкий, он расшвыривал блюстителей воинского и гражданского порядка, как малышей. Один из милиционеров применил болевой прием. Ваня растянулся на асфальте. На него навалились патрульные. Связали.
Очнулся Ваня на гауптвахте. Бровь разбита, сломан нос, все тело словно цепами молотили. Голова раскалывалась от боли. Видно старуха в самогон чего-то для забористости добавила. Утром построение нарушителей. Выкликнули Ванину фамилию.
- Два шага вперед шагом марш!
- За дисциплинарные нарушения в увольнении, распитие спиртных напитков, сопротивление патрульным - пятнадцать суток ареста!
Ваня стоял окаменелый. Все рушилось в его мыслях.
- Встаньте на место.
С перепою и нетренированный к строевой службе, связист повернулся через правое плечо.
- За грубое нарушение Устава строевой службы вооруженных сил СССР дополнительно десять суток ареста! - прорычал низкорослый майор, помощник военного коменданта города.
В последний день отсидки на "губе" Ваню с утра вызвали к начальнику гауптвахты. За столом сидел все тот же майор, помощник военного коменданта. Ваня, по совету "бывалых", стоя по стойке "смирно" четко доложил о прибытии по вызову. За нечеткий или неправильный доклад могли впаять еще суток пять. Майор даже не приподнялся. Протянул небольшой пакет с документами о демобилизации, проездные документы до места призыва ...
- Демобилизован! Круго-ом ма-арш!
Вышел Ваня на улицу, как оплеванный.
- Куда идти?
Решил Ваня пойти в роту связи, попрощаться с товарищами, с которыми столько времени служил. Многих из них он учил радиоделу, как говорится, "вывел в люди".
В проходной его остановили. Знакомые все ребята!
- Ваши документы!
Отдал Ваня документы и говорит:
- Я попрощаться с ребятами! Дембель! Еду домой! Когда еще увидимся?
Старший открыл Ванины документы:
- На основании приказа Љ .... вы уволены в запас вчерашним днем. Вход на территорию воинской части посторонним строго воспрещен! Прошу покинуть помещение!
Захотелось Ване взять сержанта, которого сам обучал азбуке Морзе, за шиворот, развернуть и изо всей силы ударить лицом об стенку караульного помещения. Но рядом были еще два солдата первогодка. Все с автоматами. Взглянул Ваня через широкое окно проходной на небольшой плац перед казармой, аллеи с каштанами, высаженными, по преданиям, еще до революции. В конце аллеи по диагонали виднелось здание красного кирпича, которое он целых три года считал своим домом. Вышел Ваня из караульного помещения, закинул солдатский вещмешок за плечо и медленным шагом направился в сторону железнодорожного вокзала.
Ехал Ваня домой на второй полке общего вагона. Внизу целая семья из четырех человек спешно, словно до следующей станции им надо закончить обед, накрывала узкий столик. Ваня отвернулся лицом к стене, но дразнящий запах жареной курицы, малосольных огурцов и зеленого лука заставлял часто глотать слюну. Отец семейства, сказав что-то шепотом жене и поднялся. Дети за ним. Через несколько минут мужчина вернулся. Звякнули на столе друг об друга бутылки. Несмотря на но, что Ваня был голоден, уткнул лицо в угол полки.
Женщина с детьми засобирались в тамбур.
- Служивый! Вставай, перекусишь слегка. Давай, давай! Я сам в сорок седьмом познал голод, теперь по спине вижу: сыт человек или голоден. А ты еще и обижен! Спускайся, поешь! Куда едешь?
Повернувшись в сидящему за столиком мужику, Ваня не мог оторвать глаз от его лица. Все лицо представляло собой месиво зарубцевавшихся шрамов. Глаза были без ресниц. Веки рваные. Правое ухо в виде небольшой круглой дырочки. Левого уха не было. Нос был рваный, только дырки. Ваня спрыгнул на пол, намотал портянки, рывком обул сапоги. Сел напротив мужика. Но смотреть на него уже не мог.
- А ты не смотри! Глазам примелькается, тогда посмотришь. Вон, мои дети не засыпают, пока я им сказку очередную не расскажу. Уже избрехался весь. Вижу, чувствуют они, что на ходу придумываю, а все равно просят рассказать. А ведь они меня с рождения таким видят!
Ваня заставил себя посмотреть в глаза, сидевшего напротив, мужчины. По телу пошла волной крупная дрожь, до тошноты:
- Где вас так?
- Лагерные псы. Вдвоем набросились на меня одного. Только псы не немецкие, советские. После войны до дома не доехал. Арестовали меня на узловой станции, когда выписывали проездные документы. Прочитала кассирша мои документы, позвонила куда-то. Тут меня и скрутили. Привезли в город. В комендатуре допрашивал молоденький капитан из НКВД:
- Где воевал?
- Я рассказал все как было. В сорок первом отступали, попал в плен. Потом концлагерь. Затем повезли поездом на запад. Мы оторвали доски в полу вагона, и по одному, спускались под вагон. Где поезд шел тише, отрывались и старались ложиться плашмя, чтобы не раздавило. Мне повезло. Помяло малость. Скорость была малая, ночь темная. А так, много наших на шпалах осталось.
- Прятался я в лесах. Даже не знал, где я. Потом наткнулись на меня партизаны. Воевал в отряде до сорок четвертого. Потом весь партизанский отряд, за исключением стариков и мальчишек, влился в состав наступающих частей действующей армии. За тридцать-сорок километров до Берлина тяжело ранило в живот. Помучались со мной доктора. Вытащили с того света. Демобилизовали по ранению уже после войны. А потом арестовали.
По этапу повезли на восток. Уже за Уралом, поезд остановился среди леса. Многие, среди них были власовцы, бандеровцы, были белорусы, во время войны служившие в полиции, предатели. Сорвали они дверь вагона с роликов и бежать. И я, сдуру, за ними. Нагнали меня два пса. Искусали лицо и руки, пока охранники псов не остановили. Потом лагерный лазарет. На удивление, лицо зажило быстро. Даже доктора удивлялись. Руки вот такие. Там, в госпитале, только стали разбираться со мной. По документам выходило, что я служил у немцев карателем. Дотошный попался следователь. Совсем мальчишка, но рыл глубоко. Я еще был в лагерном лазарете, а он уже выяснил, что мы не только однофамильцы с тем карателем. Имена и отчества были одинаковыми. Спасибо следователю, человеком оказался.
А всех остальных, что меня задержали, включая терзавших меня собак, мне что, до смерти ненавидеть? А ты сейчас ненавидишь! И себя больше всех. За что, не знаю. Муть у тебя на душе. Потерял ты себя, вижу. Рассказывай!
Разлил пиво изуродованной рукой, подвинул Ване кусок курицы. Жадно выпил пиво Ваня. Жажда мучила его еще до отправления поезда. Стал есть курицу. Мужик снова разлил пиво. Выпив, стал Ваня рассказывать. Все рассказал, как было.
- Сейчас еду домой. Не знаю, куда податься? Как в глаза смотреть? Выходит, что меня из армии выгнали! Всех увольняют в запас, а меня, после того, что предложили остаться на сверхсрочную, выгнали. Даже проститься с ребятами не дали.
- Ты сам себя погнал метлой поганой! И ребят подвел! Никуда тебе не надо подаваться, мил человек. От себя не спрячешься. Работать иди, куда душа тянет. С работой ты не пропадешь! А вот по тому, как ты, парень, пиво пил, как глотал его, скажу. Нельзя тебе ни пива, ни водки! Вообще никаких спиртных напитков в жизни. Сейчас выпей еще стакан, утоли жажду и завязывай. Не клянись никому, себе тихо скажи, что это последний стакан. Иначе плохо кончишь. Не для водки ты милый, для работы! Помни!
Отошел от пережитого в дороге Ваня. Искусанный лагерными псами, мужик с семьей сошел с поезда в Киеве, а Ваня все переваривал его простые и беспощадные слова. Куда ни кинь, всюду прав мужик! Так доехал Ваня до очередной узловой станции. Там снова пересадка. За час до прибытия поезда на станцию, стал готовиться Ваня к выходу на перрон. Вдруг кого из знакомых встретит! Начистил сапоги, поправил погоны, значки за классность и разряд начистил суконкой. Блестят, как новые.
Прибыл Ваня домой. Во дворе мама у дворовой плиты возится. Сестренка в огороде копается. Выросла, совсем невестой стала. Увидела сестренка Ваню, завизжала, бросилась на шею. Мама, сидевшая у плиты на низенькой неокрашенной скамеечке, увидев Ваню, охнула. Так и осталась сидеть. Силы покинули ее.
На следующий вечер собралась родня, соседи, друзья. На столе вино, самогон. Налили. Ваня перевернул свою стопку вверх дном:
- Пейте на здоровье! А я завязал!
Гости пили, поздравляли демобилизованного, в шутку подбирали подходящую невесту. Только мама, наблюдая, как судорожно дергается Ванин кадык при виде пьющих мужиков, молчала. Неспокойным было материнское сердце!
На неделе поехал Ваня в районный военкомат. Оформили документы, вышел Ваня на центральную улицу. А там доска объявлений:
Требуются рабочие, строители, сварщики, электрики, монтажники ... В самом низу одно слово: "Радист" с опытом работы не менее двух лет. Ваня не раздумывал. Скоро стоял Ваня у, служившей конторой строящегося консервного завода, сдвоенной будки на колесах.
Встал в, медленно продвигающуюся внутрь вагончика, очередь. В это время, входивший в будку мужчина, спросил, идущую рядом, молодую женщину:
- Радиста у нас так до сих пор нет? Пищепром и минстрой требуют сведения каждый день к десяти часам утра. А телефонные линии в это время перегружены. Срывается график поставки стройматериалов, оборудования.
- Я радист!
Мужчина, который, как оказалось впоследствии, был директором строящегося завода, повернулся:
- Кто радист?
Ваня выступил на два шага вперед и, не отдавая себе полного отчета, отчеканил:
- Демобилизованный радист первого класса для трудоустройства на работу прибыл!
- Пройдемте!
Провел директор Ваню в небольшую, уставленную забитыми и опечатанными ящиками, комнату. Ваня всмотрелся в этикетки на зеленых продолговатых ящиках.
- Наши, только устаревшие модели ...
- Что, вызывать монтажников из Кишинева?
- Зачем? Завтра с утра радиограммы будут переданы!
- Ну-ну! Завтра и посмотрим!
- Разрешите обратиться, товарищ директор!
- Слушаю.
- Сегодня радиостанция будет установлена. Только, согласно инструкции, в комнате работающей радиостанции необходима, обитая железом дверь и два замка. Один внутренний, второй на штанге по диагонали! Кроме того, окно должно быть зарешеченным, чтобы не мог пролезть даже ребенок.
- Вижу инструкции знаете. - директор обратился к женщине. - пригласите главного механика и начальника столярного цеха.
- Еще одно! - вспомнил Ваня. - У этого окна буром необходимо сделать шурф глубиной не менее трех метров. Все остальное должно быть в комплекте радиостанции.
- Дайте мне ваши документы! - сказал директор.
Ваня отдал директору все бумаги. Тот скрылся за дверью, на которой была надпись: "Отдел кадров". Скоро прибыли главный механик и мастер столярного цеха. Ваня каждому из них поставил задачу.
- К какому числу должно быть готово?
- Сейчас! Максимум через два-три часа. Покрасите завтра. - раздался голос, стоящего в дверях, директора.
Через полчаса трехметровый шурф был готов. Машина с буровой установкой уехала. А Ваня распаковывал ящики, раскладывал по столам аппаратуру. Скоро засверлили коробки окна, установили и приварили решетки. Вскоре было готово и заземление. Двери сняли с петель и унесли в столярный цех. Обивать дверь там сподручнее. Ваня сложил, как положено, в углу пустые зеленые ящики, попросил веник и тряпку. Перед монтажом необходима влажная уборка, Потом проветрил помещение. Он чувствовал себя на коне, хозяином положения.
Скоро все разъемы были соединены. Ваня подключил шнур питания.
Защелкали тумблеры. Все в порядке. Прошелся по всем диапазонам приемника. Порядок. Проверил выходную мощность передатчика без передачи сигнала (вхолостую) и при нагрузке (при замкнутом ключе). Привинтил к столу телеграфный ключ. При выключенном передатчике прогнал все азбуку Морзе. Рука помнила каждый знак.
Из приемной директора принесли папку, в которой, среди остальных документов была карта рабочих частот Пищепрома и дополнительно карта частот по остальным ведомствам на случай экстренных ситуаций.
На основной карте нашел позывные главной станции Пищепрома и всех дочерних станций по районам. Ваня, впервые за последнее время, чувствовал себя нужным человеком и хозяином положения. С удовлетворением ощущал на себе любопытные взгляды девчат из отделов сбыта, снабжения и бухгалтерии. В это время принесли, обитую железом, дверь. Навесили. Засверлили отверстия и закрепили свозь стену широкую полосу металлической штанги. По центру широкого паза засверлили еще одно отверстие и закрепили массивную шпильку с кольцом для второго, навесного замка с контролькой.
Рабочий день приближался к концу. Осталось установить аккумуляторные батареи, зарядное устройство и умформер. Но это завтра. Розетки есть. Подача электроэнергии бесперебойная. Аккумуляторы и умформер на случай аварийной ситуации.
На следующий день с утра в эфир понеслись позывные вызываемой основной станции, за которой последовали позывные вызывающей станции. Основная станция (матка) долго молчала. Потом понеслась в эфир морзянка: Повторите. Так была установлена радиосвязь строящегося консервного завода с министерством. Отпала необходимость в упрашивании телефонисток:
Прошло около года. Ваня жил в общежитии вдвоем с, тоже непьющим, главным экономистом. Страна праздновала Первомай. Перед демонстрацией стало традицией до выхода на центральную улицу городка "окропить" пролетарский праздник. Так было и в тот раз. Всегда собирались в кабинете начальника отдела сбыта. В тот день его не было. Радиостанция была открытой.
- Ваня! Прими на пятиминутный постой. На улице свежо. Возьмем в честь праздника по пятьдесят грамм.
- Пожалуйста, ребята, только я не пью.
Разлили водку. Налили и Ване.
- Ребята, я не могу, мне врачи запретили! - попытался отказаться Ваня.
- Ваня! Пятьдесят грамм на твой вес? Это же ровно ничего. Нельзя подводить коллектив! Ты что в секту непьющих записался?
Уговорили Ваню. После демонстрации Ваня вернулся в общежитие. На второй этаж он подняться не успел:
- Ваня! Зайди к нам! - это была комната девчат, ждавших переселения в женское общежитие.
Не мог Ваня пройти мимо предложения девушек. Усадили его как почетного гостя. Ваня был парнем видным. Многие девчата засматривались на него.
Через час Ваня с некоторым трудом поднялся на второй этаж. Все комнаты были открыты. Все праздновали Первомай.
- Ваня! С Первомаем! Давай к нам!
В свою комнату Ваня попал, как сейчас говорят, на автопилоте. Проснулся. Голова трещит. Тошнит.
- Ваня! Тридцать грамм! Как рукой снимет! А в одиннадцать заводской автобус везет всех в лес. На Маевку!
Когда заводской автобус вернулся с Маевки, Ваню в комнату занесли четверо дюжих ребят. Здоровый, мускулистый был парень! А потом! Пошло, поехало! К двенадцати районные радиостанции заканчивали сеансы связи с основной, министерской. В двенадцать открывалась рабочая столовая. Перед обедом компания избранных запиралась в радиостанции и, выпив по сто грамм, бежали обедать. После обеда Ваню, как правило никто не тревожил.
Однажды Ваня, вернувшись с обеда, уселся за рабочий стол. Чего-то не хватало душе! Открыл Ваня тумбочку. Из глубины достал бутылку самогона. Варили его уже по новой технологии, из сахара. А вместо дрожжей - томатная паста. Полно на складе. Тем более, что в дело шла и бомбажная. Налил Ваня стопку. Опрокинул. Налил еще одну. Вторая последовала за первой. Ваня уронил голову на телеграфный ключ и ...
К концу рабочего дня, так сложилось давно, директор уходил почти всегда последним. Уже никого нет, а радиостанция открыта. Вошел директор в кабинет. А радист Ваня спит, уронив голову на ручку ключа. Растолкал директор Ваню. Тот поднял голову, а посреди лба глубокая вмятина от ручки телеграфного ключа. Директор вызвал сторожа и дежурного сантехника. Те перетащили Ивана в комнату для приезжих. Закрыли. Запер директор радиостанцию и пошел домой.
Наутро проснулся Ваня, не мог даже сориентироваться, где находится. Вошедший сторож рассказал ему о событиях вчерашнего вечера. Зайти в "радиорубку", как ее в последнее время называли, не мог. Ключи у директора. Умылся в туалете Ваня, причесался. Постучал в кабинет директора. Тот даже не поднял глаз от бумаг.