Аннотация: Мы - те, кто нами думает! Опубликован в сборнике "Из офиса с любовью"
Рабочий день начался буднично: Кулак Сатрапыч откусил Адмуле голову. Я заскочил в "предбанник", когда уже все произошло, и поначалу ничего не заподозрил.
Иногда после утренней езды по пробкам у Сатрапыча на плечах вырастал чужой чуланчик для хранения мозгов. В такие моменты Кулак походил на поспешно проглоченного моллюска, которого выплюнули за несъедобностью. Я беззастенчиво пользовался этим состоянием, чтоб отхватить у Сатрапыча кисть или стопу - на большее меня пока не хватало. Возможно, кто-то его и не переваривал, но при нашей работе приходилось закусывать человечиной не ради утоления голода, а во имя Тирана.
За стеклом, в "парилке", купалась в солнечных лучах пыль, придавая воздуху видимую упругость. Пятна на сером ковролине занимали привычные места. Стены и потолок были чисты, как помыслы недавно принятого на работу манагера. И криминалист не нашел бы ни единого признака расправы. Даже прозрачный чайничек, наполненный до краев, так и стоял на столе нетронутым. Сатрапыч всунул голову в телефонную трубку по самые ключицы. Его живот, завернутый в белую полосатую рубашку и подвязанный желтым галстуком, конвульсивно вздрагивал, будто хозяин заглатывал что-то объемное. Кисть свободной руки сжималась и разжималась в такт движениям. Сегодня нападать на Кулака бессмысленно: он явно в своем уме. Сожрет, и денег взять не успеешь. Тогда жертвы Тирану буду приносить уже не я, а Сатрапыч.
Адмуля склонилась над ящиками. Я виртуально очертил ее контуры, обтянутые черными бриджами и кремовой кофточкой с короткими рукавами, и собрался в шутку пригласить на "Показательную экзекуцию" в Большой:
- Адачка, бросай бумажную волокиту, рванем в Большой Колизей!
Она выпрямилась и хищно зыркнула на меня. Правую руку ей, похоже, недавно оттяпали - смятый рукав неестественно болтался. От него надо держаться подальше: кто знает, чья конечность вырастет в ближайшие минуты. Хотя догадаться было несложно. Вместо симпатичного личика на меня смотрела физиономия Кулака, венчающая роскошное молодое тело Адмули. В ее возрасте инородные органы прививаются быстро. Видимо, усечение произошло перед телефонным разговором Сатрапыча. Я с трудом подавил приступ отвращения.
- В Колизей? Можно, - выдохнула Адмуля. - А ты кто?
Она внимательно осмотрела мою одежду и, когда распознавание закончилось, сказала:
- Жорочка, какой-то ты не такой. На Кулачка не похож. Дай-ка, я тебя подровняю...
Единственной рукой она поднесла нож для бумаг к плечу, нацелив лезвием вперед. Потом облизнулась фиолетовым языком и невероятно широко открыла рот, зиявший, словно кратер вулкана. Губы безобразно вытянулись, истончились и побелели, отчего лицо ниже носа приобрело черты оскала. С болезненной неуверенностью, которая вылечивается после первого опыта, и с безудержным любопытством, всегда заканчивающимся кровью, Адмуля вытянула шею. Я судорожно выгреб из кармана горсть мелочи и бросил в жерло глотки.
- Кулачок Сатрапчикович дал руководящее указание. Ты не понимаешь! Ты должен, как он! Отдай мне голову, и я заплачу тебе, - заскулила Ада.
С лицом Сатрапыча такой тон не вязался.
- Мне бы самому ее найти, давно не видел. А это не моя.
Ответ Адмуле не понравился. Я ждал, что она сведет брови к переносице и выдаст очередную безапелляционную блажь, но ошибся. Ада с неуместным выражением мольбы на лице начальника досадливо взмахнула ножом. Охотников за моей головой хватало, и им так часто везло, что я нестерпимо хотел вернуть ее. Взбудораженный мрачными мыслями я не заметил, как Адмуля неуклюже прокусила мне на локте кожаную куртку. Хорошо, на пиджак сноровки не хватило. Я гадливо дернулся и почувствовал стальную хватку на шее. Вытянул ее и запрокинул голову. Пошатнулся, увидев перевернутую обстановку позади, но прочный захват удержал меня от падения. Так и есть. Правый рукав Адкиной кофты разошелся по шву, не вместив раздувшиеся мышцы Кулака. Именно его рука и отросла на свободном месте.
"Вот ведь податливая крольчиха, хоть бы чуть сопротивлялась метаморфозам!" - мелькнула мысль.
Пронзительно завыла сигнализация. Мимо "предбанника" промчался Бестия, лучший манагер прошлого квартала и любимец женщин по жизни. Ада ослабила захват, и я вывернулся в коридор. "Аквариум" бурлил, как уха из живой рыбы. Из кабинетов высовывались заинтересованные лица сотрудников, недвусмысленно напоминавшие либо Кулака, либо даже Деда.
- Как он посмел?! - послышался голос. - Это привилегия Кулака Сатрапыча!
- Какая дерзость - прийти на работу со своим лицом! - вторил ему другой.
- Камикадзе! - вставил третий. - Мог бы сразу отрезать башку и презентовать Сатрапычу.
- Красавчик, так держать! - крикнул какой-то сумасброд.
Адмуля побежала вслед за Бестией. Я глянул в "парилку". Кулак вылез из трубки, держа в зубах чью-то ногу. Услышав сигнализацию, он проглотил конечность и поднялся из-за стола. Я нашарил в кармане ключ от кабинета и, стараясь не привлекать внимания, побежал на место. Главное, успеть запереться. Рабочий день начался.
Захлопнув дверь, я осмотрелся. Засохшие кактус и "денежное" дерево выживали на подоконнике. Три пустующих стола с компами и телефонами стояли друг за другом. Стеллажи с папками довершали корпоративный гарнитур. На стене висело помутневшее зеркало. Занимать кабинет с одинаковым успехом могли и Кулак, и Бестия, и я. Впрочем, был и один персональный штрих - фотография улыбающейся девчушки трех-четырех лет, одетой в розовое платьице. Части ее тельца на зависть гармонично уживались друг с другом. Из-под красной шляпки с обожанием смотрели хитрые глаза. "Маленькая Лю", - вспомнил я. Скорее всего, моя дочь. Наверное, полагалось любить ее. Постой-ка. Она же пошла в меня! Если разгляжу в ней себя, то верну голову! Даже Тиран не придерется. Я сел в кресло и принялся сосредоточенно изучать фото. "Зацеплюсь за характерную деталь и от нее выстрою остальные черты лица. Попробую от уха. Только бы не попасть потом в поле зрения камер сигнализации", - подумал я, но закончить не успел. По "аквариуму" прокатилась серия резких звуков, которые, казалось, исходили от огромного молота, вколачивающего стекло в бетон. Прозрачные перегородки задрожали, папки попадали с полок. Уши заложило. К общему шуму добавился телефонный вызов. Я снял трубку. Звонила Риса с ресепа.
- Риса, что у вас происходит?
- Полный пипец! - ответила она. - Бестия потерял рассудок, пришел со своей головой и бузит не по-детски. Пупсик, ты сигналку не слышал что ли?
- Слышал, - эхом отозвался я.
- А у него уже третий случай. Теперь надо Кулаку докладывать. Давай-ка лучше помоги. Адмуля Бестии тыкву отъесть прицелилась, а он опупел и из самострела в упор бахнул, надо вернуть девчонку, - затараторила Риса.
- Сатрапыча не видно?
- Неа.
- Адмуля в отключке?
- Да, да. Давай бегом!
Я положил трубку и с сомнением посмотрел на дверь. В течение дня кабинеты покидали обычно те, кому нечего терять. Однако дважды я уже отказывался прийти на помощь коллегам. Третий отказ влек аудиенцию у Кулака с очевидным исходом. Риска, крольчиха, знала, кого звать.
Пока я добирался, невидимый молот заколотил в бетон еще пару стекол.
Ресеп напоминал поле боя. Риса пряталась за стойкой. Прислонившись к входной двери, полулежала Адмуля. Ее легкие, пробитые в двух местах стрелами, исторгали свистящие звуки. Еще одна стрела торчала из правого подреберья. На девичьем личике застыло удивление. Мнимая близость последнего края таки вернула исконную Адкину красоту. Кто-то из "аквариумников" уже "обрабатывал" девчонку, натягивая пасть псевдо-Сатрапыча на ее лицо. Кролики! А стрелы кто выдернет? Если бы Адмулю обстреляли раньше, она легче перенесла бы нападение. Что ж, все когда-то случается в первый раз. В любом случае ей помогут и без меня. В паре метров от Адмули на коленях стояло безголовое тело Бестии. Перед ним валялся самострел. Лучшего манагера прошлого квартала за плечо поддерживал Сатрапыч. Я даже позавидовал - профи: не пролил ни кровинки. Одновременно Кулак вытаскивал из своего живота четвертую стрелу. Самострел против Кулака был бессилен. На плечах Бестии вздулся бугор, готовый вот-вот лопнуть. Сатрапыч довольно постукивал манагера по спине, приговаривая, чтоб слышали остальные:
- Мы поставщики! Мы должны диктовать!
Из вздутия проклюнулось знакомое лицо с шарообразными щеками Кулака, голова вышла полностью и качнулась отрицательно, словно Бестия и после экзекуции хотел опровергнуть босса. Такое еще никому не удавалось. Я оценил трагизм положения и попытался ретироваться.
- Жорж, - окликнул Сатрапыч, - а ваши едоки знают?
Я замешкался на повороте, размышляя о том, известно ли мне то, что должны знать мои едоки, и Кулак, крольчихин сын, достал из-под левой руки боевой бумеранг и бросил в меня. Хруст шейных позвонков заглушил бессильную обиду, так и не переросшую в ярость. Какое-то мгновение вместилище дум еще держалось, а потом шея подломилась, и потерявшая связь с телом голова полетела вниз. Сатрапыч, словно довольный аллигатор, открыл рот и заглотил ее. Меня принесли в жертву Тирану. Я не мог ни видеть, ни слышать, ни вообще что-либо ощущать. Мерещился лишь смутный образ дрессировщика диких слонов.
- Мы должны диктовать, - тихо, но с нажимом, сказал дрессировщик.
Мысль вонзилась в печень и осталась там. Сатрапыч легко удерживал тело, ожидая окончания метаморфоз. Когда ко мне вернулась способность воспринимать внешний мир, я заметил, что Кулака распирает от проглоченных конечностей. Он стал даже важнее, чем был вчера, когда Дед оттяпал его башку и вырастил свою. Кулак аккуратно промокнул платочком чистые губы и взял курс на "парилку".
- За деньгами приходи пятого, - бросил Сатрапыч напоследок. - Одному Тирану служим.
Сидя в кабинете перед прояснившимся зеркалом, я придумывал варианты, как вернуть лицо. Налюбовавшись узенькими, словно бойницы, глазами Кулака, плюнул в отражение, стекло спружинило и вернуло плевок обратно. Слюна растеклась по щекам, будто слезы. Я утерся и набрал номер Ключевого.
- Правую, как и договаривались. Деньги в конце месяца организуем. Да ты совсем там, в "аквариуме", "зацвел"?! Проветри мозги, смени репу!
Ключевой не подозревал, что этот совет уже исполнился. Из трубки змеей вылезла голова и приготовилась кусать.
- Мы поставщики,- неожиданно сказал я, глядя в глаза Ключевому.
- О, я уже по твоей новой физии вижу, - протянула его голова, - много вас таких.
- Мы диктуем, - продолжал я.
Язык с трудом произносил слова, подвластные чужой воле.
- И вы тоже? - искренне удивился Ключевой.
- А кто еще?
- Да есть тут у нас пара Гигарей. Они любят диктовать. Но бабки регулярно подкидывают и отжирают по две ноги сразу. И все во имя Тирана. А что, брат, делать? Сейчас желающих запродать ноги больше, чем едоков. Изгаляются по-всякому: предлагают лодыжки, стопы, даже коленные чашечки и мениски. Обойти нас хотят. Но мы с Гигарями договариваемся. Компромиссы ищем. А ты говоришь, диктуем...
- А мы диктуем. Сначала деньги - потом руки!
- Ну, брат, - разочарованно протянул Ключевой, и его голова втянулась обратно, - как знаешь. Сегодня Сандра звонила, она уже шесть рук отрастила. Отдает теперь по дешевке и любыми частями. Денег сразу не просит. Тирана уважает.
- Мы поставщики, - возразил я не к месту.
- Как очухаешься, звони, - ответил Ключевой и положил трубку.
Я с ненавистью посмотрел в зеркало. Организм сопротивлялся тому, что говорил язык, но контроль оставался за Сатрапычем. А в правильности его тезисов я сомневался. Одного едока он мне уже спугнул. Если так продолжится дальше, денег у нас ощутимо убавится.
Размышления прервал звонок. Я решил, что лучше вообще не поднимать трубку, чем разругаться с очередным едоком. Сменю лицо, тогда и буду общаться. Телефон смолк, но в дверь постучала Риса и сказала, что меня требует некто с таким бархатным кошачьим голосом, что просто пипец. Отказываться нельзя, так как она, видите ли, уже сообщила, что пупсик (то есть я) на месте. Крольчиха! На что она рассчитывает, называя меня пупсиком? Я снял трубку. Звонил Сучара.
- Приветище, дружище! - вкрадчиво начал он. - Как сам? Знаю, знаю, все дорожает, даже кобчики в цене подпрыгнули. Тебя объели всего, наверное?
- Здорово, - коротко откликнулся я.
- Хорошо бы ты мне деньжат откатил. В счет будущих отношений. Надо же цементировать фундамент. Я девчат из финконтроля давненько не подпитывал. Они голодненькие. И твою ногу отчленил бы. Финконтроль расстарается и деньгу тебе оперативно загонит. Что мыслишь?
- Правильно, - поддержал Сучара. - Еще классик говаривал: "Не подмажешь - не поставишь".
- Мы, - запинаясь, сказал я, - дик-ту-ем.
- С таким подходом тебе впору Тирана менять. Я, конечно, не настаиваю, - удивился Сучара, - но на твоем месте крепко задумался бы. Диктуй на здоровье, но девчонки-то голодненькие. Ищи варианты, не первый год метаморфозничаешь. Даже Тиран жертвы принимает и подаркам благоволит, что уж про нас, едоков, говорить?
- Мы не откатываем, - выплюнул я, хотя с удовольствием откликнулся бы на столь человеческую просьбу.
Внедренный Кулак обладал потрясающей силой.
- Жаль, - разочарованно вздохнул Сучара.
Раздались короткие гудки. Похоже, связь, прервалась. Или Сучара плохо закончил разговор. Очень плохо. Минус еще один едок. Тут телефон ожил вновь, и я резво схватил трубку, надеясь услышать любителя подпитки. Звонил Гурман. Он хотел мою левую лобную долю. Я заявил, что мы диктуем. Он одобрил, принял все условия, сразу дал денег и тонким хоботком высосал лакомую часть. О, Тиран, благослови гурманов! Их так мало осталось. Правду сказать, у меня он был всего один. Хотя на большее число мне все равно серого вещества не хватило бы. На месте проданной лобной доли быстро прорастали мозги Гурмана.
По дороге в персональное убежище меня поймала Пистия. Сказала, что я забыл ее, семью, и вообще она мне весь день не могла дозвониться. Я попробовал оправдаться, но из мобилы вытянулись ее руки. Одна из них сжимала секатор для ног, которым Пистия и воспользовалась. Потом четверть часа я сидел на парапете под памятником обезглавленному пролетарию и пил пиво, дожидаясь пока отрастет новая конечность.
Монумент изображал стоящее перед плахой тело, одетое в мешковатую рубаху, подпоясанную веревкой, и поношенные штаны. Палач держал за волосы только что отсеченную голову и удивленно смотрел на вспухший на плечах бывшего осужденного бугор, из которого показалась макушка. За спиной палача монарх в отороченном горностаевым мехом плаще возносил к небу руки, сжимавшие скипетр и державу. Его глаза, устремленные на пролетария, странным образом выражали любопытство и животный страх. На гранитном основании красовалась тисненая серебром надпись: "Палач, отрубая голову ему, готовишь смену себе".
Я вытряхнул пену из банки и отправил ее в металлоприемник. На месте отсеченной ноги выросла Писткина, которая была заметно короче. Продавщицы с пониманием улыбались, глядя на мою ковылявшую походку. Я привычно откусывал фаланги их пальцев и шел дальше. После обхода магазинов инородная конечность трансформировалась в мою.
За дверью меня встретила Маленькая Лю и тут же закричала:
- Тетя Мама, кто пришел? Это какой-то дядя!
Она испуганно спряталась за угол, и тайком подглядывала за мной.
- Не бойся, это Папа, - сказала подошедшая мама.
Мы посмотрели друг на друга и сдержанно обнялись. Неприятно, знаете ли, целовать жену с лицом незнакомого мужика, пусть он даже и начальник моей Пистии. Да и она не рвалась в объятия Сатрапыча. "Так и семью потерять можно", - подумал я. Срочно требовалось вернуться в себя. Но как?
- Почему он разный все время?- не унималась дочка. - Зачем он меня пугает?
На мгновение дочкино лицо сменилось тещиным. Меня всегда поражала быстрота, с которой Маленькая впитывала новую информацию.
- Его Тиран таким сделал.
- Даааа? - недоверчиво протянула Маленькая. - Ну, он же не похож на Папу. Куда уехал мой Папа? Может, у него там другая Мама?
- Посмотри на его животик, - предложила Пистия.
- Животик в принципе похож, - все еще с сомнением сказала Лю. - Дядя Папа, а что ты мне принес?
Она немного осмелела, вышла из-за угла и полезла в сумки.
- Сейчас покажу, - ответил я.
- Нет, - закричала Лю, - я сама сейчас покажу. Хлебушек? Спасибо.
Она вытащила батон и отнесла его на кухню.
- Сметанка? Спасибо.
Унесла сметану.
- Фаршик? Мммм, вкусненький! - радостно завопила она, достав мясной фарш, и тоже утащила.
Ее лицо периодически сменялось тещиным или маминым.
За ужином голова начальника жены объясняла мне, что завтра они отправляются на схватку с налоговиками. Кто что кому откусит, и сколько за это придется платить, будут решать в процессе "переговоров".
- Дядя Папа, пойдем со мной.
Прибежавшая Лю схватила меня за палец и потянула в комнату. Мы поиграли в мячик, и она сказала, указывая на левую сторону груди:
- Что у тебя там дрыгает?
- Сердечко.
- Ну, можно я откушу кусочек мааааленький?
- Конечно, можно, - ответил я.
Лю остренькими зубками впилась в предсердие. Никогда до тех пор я не испытывал такого противоречивого чувства: кинжальная боль, перемешанная с умилением и гордостью за собственное чадо. Маленькая откусила совсем чуть-чуть, забрызгав кровью мордашку. Я вытер ее платком. На месте съеденного кусочка тут же начала прирастать дочкина мышца.
- Дядя Папа, а у меня есть сердечко?
- Есть.
- Ну, попробуй его тоже, - предложила она.
Я смутился.
- Попробуй же, - настаивала Лю.
Я осторожно надкусил правый желудочек. На ее глаза навернулись слезы, но Маленькая мужественно сдержалась и срывающимся голосом сказала:
- Попробовал? Значит, ура! Теперь ты настоящий Папа.
- Ты мое счастье!
- Я такая, - подтвердила она.
Перед сном я скормил несколько пальцев гитаре. А потом мне на глаза попалась новенькая видеокамера. Продолжительность записи на сменный DVD диск достигала десяти часов. "Вот оно!" - подумал я и установил устройство на подоконник напротив кровати так, чтобы запечатлеть ночью себя и жену. Уж во сне-то я должен вернуться!
Долго не засыпал. Несмотря на выдающееся здоровье, меня бросало то в жар, то в холод. Временами начинал испытывать беспричинный страх. Пытался успокоить себя аутотренингом. На рассвете мне приснилась Адмуля в прозрачном пеньюаре, вытеснив все мысли, кроме эротических. Я в полудреме нашарил бедро жены. Она отделила один из моих органов, и только тогда я расслабленно заснул.
Проснулся я опять Сатрапычем. Блин! В зеркало плевать не стал, а прокрутил запись, надеясь, что эксперимент удался, и удивился разнообразию перевоплощений. Сначала у меня отросла голова с худощавым лицом, на котором выделялся рельефный нос. Я быстро сообразил, что это мой психолог. Вторым явился мужлан с испещренной оспинами физиономией, которую он изредка почесывал толстыми пальцами с зажатой между ними сигарой. Мужлан бесцеремонно протянул под одеялом лапищу к Пистии и сделал то, ради чего и появился. Меня передернуло от неприглядности развернувшегося действа: жена-то тоже была не в себе. Я долго не мог понять, кто же он, пока не вспомнил, наконец, что так выглядело лицо режиссера "Раскованных профурсеток", которое я видел на афише. Когда оно исчезло, какое-то время мое тело лежало вообще без головы, пока из вспухшего бугра не вылупилась еще одна личность. Память отказалась ее опознавать, но меня не покидало чувство, что где-то я уже видел и узковатые глаза, и сломанный нос, и выступающий вперед подбородок. К моменту пробуждения эти приметы заместил Кулак.
Я бросился к компу и лихорадочно начал просматривать фотографии. Вот мы с женой на даче - я с ее головой. Вот мы в доме отдыха - я с головой тещи. А вот в Египте под навесом спит мужик, который смутно кого-то напоминает. Рядом с ним Пистенька. Стоп. Я запустил интимный момент из ночной записи. Физиономия Египетского отдыхающего до мельчайших морщинок совпадает с лицом, возникшим после секса. Нашел! Я выхватил из подвернувшейся дамской сумочки зеркальце и всмотрелся в отражение. Метаморфоза заняла секунды. Я вспомнил себя. Держись Кулак Сатрапыч, твой час настает!
Сбор занял десять минут, пять из которых я искал самострел. Он валялся в тумбочке за мясорубкой. Чугунный агрегат для измельчения мяса смотрелся внушительно. Какая-то мысль промелькнула в подсознании, но я торопился, боясь потерять лицо, и упустил ее. Захватив кое-что из кухонных принадлежностей, полный решимости я выскочил из убежища.
На выходе из лифта я недостаточно быстро опустил голову, поэтому камера отсканировала меня. Взвыла сирена. Путей к отступлению не осталось, и я рванулся вперед. "Аквариум", как и следовало ожидать, забурлил.
- Смотри-ка еще один осмелился!
- Идиот!
Я ткнул в пару животов самострелом, и гул несколько стих.
В "предбаннике" Адмуля грубо отхватила голову у Риски. Пол, стены, шкаф, принтер и дисплей были забрызганы кровью, но Ада счастливо улыбалась. Первое усечение состоялось. Увидев меня, она растянула губы и направилась в мою сторону. Зря. Я, не целясь, выстрелил, и стрела растеклась термоусадочной пленкой по лбу, носу и рту. Адмуля заскребла по ней холеными ногтями и, задыхаясь, упала на кожаный диван. Я отбросил ставший ненужным самострел и вошел в "парилку".
Кулак Сатрапыч удивленно посмотрел на меня. Все-таки небольшой элемент неожиданности сохранился, иначе я не мог объяснить ту минутную нерешительность, которая позволила мне выхватить из сумки тесак и отрубить по плечо правую руку. Всхлип! Доставать бумеранг стало нечем. Кулак совершил вторую, роковую, ошибку, попытавшись вытащить оружие одной левой. Всхлип! Еще одним взмахом я снес и ее. Проглотил обе отсеченные конечности. Славно. За спиной раздался невнятный шум. Обернувшись, я увидел дюжину восторженных лиц, наблюдавших за нами из "предбанника".
- Откуси ему все! - заорал кто-то из зрителей.
Я плюнул в их сторону, и плевок прошел сквозь стекло, зашипев кислотой у кого-то на брюках.
- Может, поговорим, - предложил Кулак.
- Поговорим, - согласился я и поставил на стол тарелку.
- Что это? - спросил Сатрапыч.
- Тарелка.
- Зачем?
- Есть.
- Что есть?
- А что у тебя есть, то и буду есть.
Я положил вилку слева от тарелки. Достал нож и положил его справа. На лице Кулака промелькнула догадка, но он, будто загипнотизированный, все еще не понимал происходящего.
- Мы больше не диктуем, - прошипел я, вывернул губы гигантской трубой и всосал его голову. - Мы слушаем, о чем нас просят.
Безголовое, безрукое тело Сатрапыча откинулось на спинку кресла. В "предбаннике" царила оглушительная тишина. Создавалось впечатление, что никто из присутствующих не поверил в то, что я сделал. И тут мир расширился. Я видел одновременно себя, стоявшего у стола с окровавленными губами, и другого себя, сидевшего в кресле. Ошеломленные физиономии коллег вызвали короткий приступ тщеславия. Это меня и погубило.
- Сейчас ты наберешь номер Деда, - твердо сказал я Сатрапычу.
Кулак моей отросшей рукой (до чего же приятно чувствовать еще пару конечностей!) включил громкую связь и нажал программную кнопку. Я услышал, как хлопнула перегоревшая лампа, словно и не стояли за моей спиной полтора десятка манагеров. Длинные гудки вдруг смолкли. "Парилка" погрузилась в ожидание. И тут из динамика вылезла голова Деда.
- Что у вас происходит, прахоборы! - заорал он.
Кулак натянул свою (мою) пасть на Деда. Послышалось невнятное бормотание, а потом хруст. От боли у меня заломило челюсть. Сатрапыч выплюнул невредимого Деда и пяток зубов. Он оказался старым и жестким. Мы не сумели разгрызть его. Я вспомнил про мясорубку. Надо было ее брать. Дед с запозданием оценил ситуацию и откусил сначала меня, а следом Сатрапыча.
- Работать! Во имя Тирана, - зло сказал Дед и втянулся обратно.
Вся процедура заняла не больше минуты. Злость целиком захлестнула меня, заставив сопротивляться метаморфозам.
Когда я выходил из "парилки" коллеги расступались. В их глазах застыло уважение. Я, не спеша, добрался до кабинета. Сел в кресло, опустошенно уставился в чистое зеркало, ожидая увидеть голову с седыми волосами и морщинистым лицом, и замер. На меня смотрел все еще я сам, но несколько изменившийся. Нос, лоб, уши, щеки приобрели неуловимые черты Деда. А вместе с ними ко мне пришло понимание взаимосвязи событий и поступков. И еще я сохранил способность выражать не навязанные мне идеи, а то, что считал нужным. Только теперь мысли проходили сквозь призму иного восприятия, уравновешивающего интересы многих сторон.
Вечером я гулял с дочкой.
- Папа, а Тиран плохой? Мы прогоним его? - спросила она.
- Нет, он не плохой и не хороший. Он просто есть, и мы все ему служим.
- Дааа? - протянула Лю.
- Благодаря ему у нас есть наше убежище. Он дает нам одежду, еду и игрушки.
- А какие игрушки? - заинтересовалась дочка.
- Любые. Детям - детские, взрослым - взрослые. Редко наоборот.
- Ты пока не служишь ему, да и любить его необязательно. Хотя в любви к Тирану, возможно, заложен высший смысл. Только доступен он далеко не всем. Вот подрастешь, тогда вспомнишь мои слова.
- Я уже большая девочка. Я хочу служить Тирану, - серьезно сказала Лю.
"Наступит и твое время, Маленькая", - подумал я.
По вершинам деревьев бежали облака, которым не было дела до Тирана.