Малыш Люций уверенно гнал уборочный комбайн по полю эйфорназии. Фиолетовые коробочки тяжело кланялись навстречу жатке. Иссиня черные семена непрерывным потоком ссыпались в бункер. Необъятное поле "травы жизни" ограждал невероятно длинный забор, за северной стороной которого начинался лес. За ним вздымались обманчиво близкие горы. Там, на энергетическом руднике, работал не прошедший испытание мужества старший брат малыша. Люций выгреб из рыжей шевелюры обрезки соломы и смахнул рукавом комбинезона пот со лба. Жара продержится недолго. Скоро из-за горного хребта прорвутся тучи и изрыгнут на поля струи воды. Несжатая эйфорназия сгниет на корню. Обмолоченные же семена нужно опрыскать Фумисином. А если тетя Фуми в ближайшее время не пришлет фумигант, туннельная живность загубит и то, что люди героически отвоевали у строптивой природы Эйфориана.
Водить комбайн Люций научился в восьмилетнем возрасте, когда отец, несмотря на ворчание КППшных секьюрити, начал брать сына в поле. Возражала и работавшая на элеваторе мать, у которой к тому времени руки уже приобрели серый оттенок. Малышу нравились прикасания этих теплых серых рук, и когда он боязливо спрашивал, а не случится ли чего с мамой, Амалия ловко уходила от ответа и рассказывала Люцику, какое замечательное и нужное растение они культивируют. Мамины истории звучали фантастично. Никто толком не знал, как действует эйфорназия. Из нее делали вытяжки эйфора - вещества, исправлявшего молекулярную и клеточную структуры. Трава однозначно помогала, но всем по-разному, и конечный эффект предсказанию не поддавался. Например, инъекцию эйфора вводили брызжущему проклятьями старику с циррозом печени, в надежде вылечить ее. Через некоторое время старик становился дружелюбным и обходительным, радовался каждому встреченному дню, хотя и знал о скоротечности отпущенного ему срока. А еще через пару месяцев врачи вдруг обнаруживали на печени здоровые участки. Первоначально эйфорназии приписывали способность излечивать на ментальном уровне. Якобы вытяжки эйфора меняли человека психологически, а поскольку почти все болезни связаны с образом мышления, то изменение менталитета приводило в конечном итоге к физическому оздоровлению. Но все оказалось гораздо запутаннее и тоньше. Однажды тяжело раненому солдату ввели эйфор, но выздоровление вопреки ожиданиям не ускорилось. Боец восстанавливался медленно и тяжело. А когда выкарабкался, вдруг обнаружил у себя способность к изучению языков и позже стал замечательным переводчиком. Эйфорназия "решила", что для солдата важнее не лечение ран - они зарубцуются сами - а высвобождение скрытого потенциала. Таких историй Амалия знала множество.
Утром, перед работой, отец сказал малышу, что боится за тетю Фуми. "Вспомни, Люц, зимой она и сводки присылала, и в гости звала. А в последние полгода планета Мертвого моря словно вымерла". "Но ведь совет должен знать, что с ней", - сказал Люций. "Совет старейшин будет до последнего скрывать даже нашествие инопланетян, лишь бы вовремя закончить уборку", - с горечью ответил отец.
...- Люц! - вырвавшийся из динамика голос отца оторвал малыша от воспоминаний. - Тормози и бегом на КПП!
Малыш увидел, как за забором, рядом с ближайшими воротами, грузно приземлилась капсула с эмблемой старейшин - стеблем эйфорназии, прораставшим сквозь изображения галактик. Поднявшиеся клубы пыли тут же поглотили будку охраны и контрольно-пропускной пункт. Шедший первым комбайн отца остановился, тот спрыгнул с двухметровой высоты на сухую землю и, сминая пурпурную стерню, пошел к воротам. Люций догнал его уже в досмотровой камере КПП. Ленивый обрюзгший секьюрити с надписью "Ассоциация эйфорнистов" на спине прогнал их через сканер, потом обыскал комбинезоны и ботинки руками и, не найдя семян, выпустил наружу.
Из капсулы выбрался человек в запыленных серых брюках и укороченной куртке на резинке. Сердце малыша радостно билось в предчувствии чего-то необычного, и он нервно вертел в руках пульт от комбайна. Старейшину звали Трудер, и на фоне долговязого отца Люция он выглядел карликом. Отец подобострастно горбился, стесняясь своего роста.
- Паша, - обратился старейшина к отцу, - через месяц Люциану исполнится восемнадцать лет по нашему календарю. Это соответствует пятнадцати годам по Земному времени. Согласно общегалактическому кодексу мы вправе подвергнуть его испытанию мужества.
Механизатор знал права сына, но слушал настороженно. Раз Трудер начал разговор официально, значит, судьба Люция, скорее всего, решена.
- Ты думал об испытании? - спросил Трудер Люция.
- Да! - воскликнул малыш. - Я поймаю болотную гидру.
Из-за гор долетел глухой раскат грома. Старейшина раздраженно сказал:
- Нам нужен фумигант, а не гидры. Запасы кончатся завтра к вечеру. Гравитационный туннель на планету Мертвого моря заблокирован тамошней охраной. За последние шесть месяцев мы получили всего одно сообщение от химички Фуми. Очень странное сообщение. Его послали не по дигитальной гравитационной связи, а по аналоговому каналу. Поэтому разобрать текст полностью мы не смогли. Раскодированная же часть, точнее ее вменяемый кусок, говорит о том, что планета Мертвого моря в опасности. Все остальное - не поддающийся анализу бред. Совет старейшин боится, что, если мы не предпримем превентивных мер, химичка лишится рассудка и сорвет уборку эйфорназии. Так что, Люциан, испытанием твоего мужества будет бросок туда.
Люций нетерпеливо переступил с ноги на ногу, воскликнув:
- Это же покруче гидры! - и восторженно посмотрел на отца.
- Значит, все-таки приперло, - утвердительно сказал тот, не обращая внимания на бьющую через край радость сына. - Ну, и как ты разблокируешь туннель без проходчиков?
- Никак. Есть тестовый ствол, - ответил старейшина, глядя, как вытягивается лицо механизатора. - По нему можно отправлять примерно шестьдесят килограмм веса за раз.
На Пашиной памяти совет уже утаивал от жителей важную информацию, поэтому комбайнер не верил Трудеру. Задача, поставленная перед малышом, казалась абсолютно реальной и выполнимой, но напряженность, железной арматурой застывшая в фигуре старейшины, и глаза, избегавшие прямого Пашиного взгляда, заставляли сомневаться в успехе.
- Я вешу пятьдесят пять, - прервал раздумья отца малыш. - Отправьте меня!
В этот момент ожила рация старейшины:
- Здесь элеватор. Заполняем двадцать пятую гермокамеру. Еще два баллона фумика ушло, на остатке - четырнадцать.
- Принял тебя, элеватор, - откликнулся старейшина. - Давай, ускоряйся. Медленно работаете. Гроза придет со дня на день.
Вдали опять грохнуло.
- Есть, - ответила рация.
- У нас нет денег на туннельный переход, - заметил Паша.
- Совет даст в долг. "Ассоциация эйфорнистов" уже распределила урожай. На всех желающих, как обычно, не хватит, но выручка будет хорошая. Деньги вернешь, когда получишь свою долю.
Паша не хотел отпускать сына. Уж лучше отправить его в болото к гидре, чем за тысячу световых лет на другую планету.
- Если он не выдержит испытания, - замялся Паша, - может, отправишь его лес корчевать?
- Отправлю на рудник на два земных года, - хлестнул Трудер. - Сегодня нужно топливо, а не поля.
При упоминании рудника Люций вздрогнул.
- Но задание несложное - выяснить причину перебоев с фумигантом и возобновить отправку. Пошли, - сказал Трудер малышу.
Люций оставил пульт управления отцу и, больше ни секунды не раздумывая, помчался к капсуле. Старейшина задержался и без тени сожаления сказал:
- Извини, Паша, но двумя комбайнами одновременно управлять можешь только ты.
Паша сочно сплюнул в разбитую гусеницами комбайнов пыльную колею. Слюна мгновенно впиталась в растрескавшуюся землю. Когда Паша шел к комбайну, глаза его влажно блестели, а из сердца не уходило чувство, что его пацана забрали навсегда.
Капсула понесла старейшину с малышом в поселок. Люций вызвал Глицинию и взахлеб рассказал про испытание. Девушка пожелала удачи и воскликнула, что они, наконец-то, смогут подумать о собственном доме. Рация старейшины, казалось, не молчала и минуты. Весь полет Трудер обсуждал с мастерской ремонт ночных экранов на комбайнах. Во время посадки Люций любовался на вросшие в землю атавистические громады звездолетов, застывшие естественными памятниками вокруг площади совета. Отец рассказывал, что давным-давно, когда человечество еще не знало гравитационных туннелей, на этих межгалактических судах прибыли первые поселенцы. Теперь же по окислившимся столпам металла муравьями лазила восторженная детвора.
- Если я справлюсь, - запинаясь от волнения, спросил малыш Трудера, - то смогу полететь к звездам?
Трудер усмехнулся и промолчал. На Люция у него были собственные планы.
- Транспортировка продлится не дольше пары минут, - сказал старейшина, когда они с малышом добрались до туннеля. Станция перехода располагалась под землей в просторном полусферическом зале. Стены, выполненные из полимерного армированного бетона и инкрустированные мозаичным камнем, сочились мягким зеленоватым светом. Гравитационный колодец начинался в горизонтальной трубе диаметром чуть меньше роста Люция.
- Капсулы в тестовом стволе не предусмотрены, поэтому пойдешь в переход прямо так, - продолжал инструктаж старейшина. Малыш посерьезнел и кивнул головой. Трудер бросил на него испытующий взгляд и выдохнул:
- Воздуха там нет. Придется держаться.
Люций скрипнул зубами. Две минуты без воздуха казалась не самой большой трудностью на его пути к звездам.
- Ты просто пойдешь по колодцу, и гравитационный отлив подхватит тебя. Не бойся. Я пока настрою точку прибытия.
Все произошло так, как и обещал Трудер. Малыш, пригнувшись, двинулся по трубе и почувствовал, как невидимая сила затягивает и пытается приподнять его. Тогда он глубоко вдохнул и перестал сопротивляться. Мгновение спустя Люций уже мчался словно комета. Время бесконечно растянулось. Люций не предполагал, что не дышать в течение "пары минут" настолько трудно. В глазах извивались желтые гидры, пожираемые черными змеями. К тому же за ворот комбинезона набились насекомые. Люций решил не думать, как эти твари выживают в безвоздушном пространстве, и чем они питаются, и лишь плотнее сжал губы. Раздавить инсектоидов рукой малыш интуитивно посчитал непозволительной роскошью. Воздуха в легких почти не осталось. Тут малыша осенила мысль: "А что если тетя Фуми на самом деле сошла с ума? Как он тогда пройдет испытание?" Додумать Люций не смог, его мозг перешел в экономичный режим, и парнишка отключился.
Люций очнулся в темноте и судорожно вдохнул. После тисков туннельного поля грудная клетка возбужденно вздымалась. Отдышавшись, Люций поднялся и пошел к светлому прямоугольнику, из которого доносился невнятный шум, и попал в серый коридор, отделанный пластиком. Мощный удар сотряс обшивку. Полимер на потолке выгнулся и втянулся обратно. Тут же снаружи по стенам застучали отбойные молоточки. Малыш инстинктивно пригнулся.
Из-за поворота выскочил облаченный в экзоскелет мужик. На рукаве его зеленой спецовки болталась нашивка главного технолога. Руки в металлизированных перчатках сжимали похожую на трубу деталь с дымившейся дырой.
- Ты откуда?! - проорал сквозь грохот мужик и потащил Люция по коридору.
- С Эйфориана. Мне нужна тетя Фуми!
- А ты кто?
- Племянник.
- Хреновые дела у нас, племянник. Ты еды или оружия не прихватил?
- Нет, - ответил Люций. - Я за Фумисином пришел.
- Плохо, что ты пришел. Теперь они могут просчитать туннель, - технолог пригнулся. - Не стой столбом, беги быстрее, если не хочешь умереть. Меня зовут Мендос. Я работал на заводе, сейчас - в ополчении. А Фумисина нет.
Их никто не преследовал, но несколько раз малыш слышал повизгивание буравивших пространство коридора пуль. Люций испытал смешанное ощущение удивления и страха, но заставил себя сосредоточиться на фумиганте:
- Как нет? Он обязательно нужен.
Слова Мендоса показались ему дикими. Без фумиганта звезды так и останутся для Люция лишь яркими брызгами на небе. По дороге Мендос несколько раз выглядывал в выходившие наружу оконца с выбитыми стеклами и, не целясь, стрелял из своей трубы. Один раз в оконце влетели расплавленные брызги и растеклись по стене и полу голубым пламенем. Тут же сверху выплеснулась пена и с шипением накрыла огонь.
От Мендоса малыш узнал о катастрофе. Пришельцы появились чуть больше пяти земных месяцев назад по старинке из космоса. Целью чужаков были гравитационные туннели. Всплески энергии при переходе легко засекались. Оружием агрессоры владели виртуозно, убивая всех, кто выходил с территории завода. Видимо, пришельцы рассчитывали, что оставшиеся в живых люди испугаются и уйдут через туннели. Но сотрудники уничтожили два из них, а третий заблокировали. Если чужие и прорвутся к нему, то использовать не смогут. Допускать их в транспортную систему человечества химики не собирались.
Хорошие новости Люций тоже узнал. После остановки производства осталось шестнадцать баллонов Фумисина - мизер, но лучше, чем ничего. И еще людям чудом удалось захватить неповрежденные карабины чужих, прозванные "Качами". Пули, вылетавшие из них, сами находили цель, ведомые ненавистью или страхом стрелка. Мендос рассказывал о добытом оружии с гордостью.
Малыш косился на технолога и думал, что тот помешался, но непрерывный обстрел веско подтверждал слова химика.
Тетю Фуми застали в реакторном цехе рядом с наспех установленным монитором, показывавшим местность вокруг завода. Красные точки на экране окружали здание цеха, огромные окна которого были замурованы свежей кладкой до самого верха.
- Происходит что-то странное, - сказала Фумиганна, не оборачиваясь, - чужаков слишком много.
- Они засекли туннель, - зло сказал Мендос, и Люций почувствовал себя виноватым. - Вот этот тип прибыл тестовым стволом, черт бы побрал конспираторов-проходчиков.
Тетя развернулась в кресле и поднялась навстречу Люцию. Он сразу узнал ее. Черные растрепанные волосы, точеное лицо с тонкими чертами - казалось, за прошедшие годы Фумиганна не изменилась. Она носила облегающие поликарбоновые брюки черного цвета и блузку из того же материала. Одежда идеально подчеркивала ее женские достоинства, но тетя ничуть этого не стеснялась. Никаких халатов или спецовок, как у Мендоса, - все практично, сексуально и, как предполагал Люций, с высшим уровнем защиты. Благодаря гладкому, блестящему поликарбону химичка походила на обнаженную античную статую, почерневшую от вулканической копоти. Глициния для повышения культурности показывала такие изваяния Малышу на картинках в большой старой книжке. Малыш вдруг не к месту понял, что хочет тетю. Всегда хотел, только боялся признаться в этом. И теперь, когда вокруг царил опустошающий хаос вторжения, Люций ухватился за желание, как за соломинку, чтоб не потерять связь с реальностью.
- Тестовый ствол, - задумчиво изрекла Фумиганна, - такую возможность мы не учли. Значит, чужаки пойдут на штурм. Что ж, сегодняшний день не хуже любого другого.
Люций подумал, что ослышался, уловив в тетином голосе нотку обреченности.
- Я думала, Трудер, получив мое сообщение, пришлет солдат.
Люций воззрился на тетю широко открытыми глазами.
- У нас нет солдат - только охранники.
- А! Разжиревшие шестерки из "Ассоциаци эйфорнистов". Давно пора их хорошенько встряхнуть.
- Трудер сказал, что из сообщения можно узнать только об опасности на вашей планете, а все остальное - бред или не расшифровывается.
- Старый, лживый административный хорек, - выругалась тетя. - Не знаю, на что он рассчитывал, отправив тебя, но, видимо, теперь ты и есть спасительная соломинка человечества. И не о Фумисине тебе надо думать.
- А о чем же? Это же мое задание.
- Сейчас гораздо важнее разобраться с оружием чужаков. С фумигантом мы, конечно, поможем, но его слишком мало. Очень жаль, что Трудер прислал тебя. Видишь ли, у человека, овладевшего "Качем", практически нет шансов остаться прежним.
Тетя многозначительно взглянула на Мендоса и продолжила:
- Эта зараза похуже вашей эйфорназии. Что смотришь? Думаешь, тетя сказала крамольную вещь? Человек должен работать над собой. И никакие костыли в виде волшебной травы ему не нужны. Тогда дух его укрепляется и становится нерушимым. А травка избаловала и развратила вас. Вы забыли о том, что существует самопожертвование. Если чужаки дорвутся до гравиков, цивилизация не выживет.
Фумиганна перевела дух и отдала малышу две трубы с дырами.
- Возьми "Качи" и отправляйся обратно. Их обязательно надо передать ученым. Они разберутся и подготовятся к встрече с чужими. Это предохранитель, - тетя указала на подобие синей кнопки. Потом погладила утолщение снизу. - А это активатор. И не вздумай им пользоваться. Ненависть, мгновенно перевоплощенная в орудие убийства, - плохой советчик.
Кладка позади Фумиганны вспухла и обрушилась. Сквозь клубы пыли проскользнули два толстых щупальца и обвились вокруг тетиных ног и шеи. Зрачки малыша расширились, ноги мелко задрожали, а рука потянулась к активатору.
- Нет, - захрипела тетя, - не смей, заразишься. Уходиии!
Щупальца сдавливали ее горло. Мендос стукнул по предохранителю карабина, но тут обрушилась вторая стена, и сразу три щупальца вырвали его. В образовавшуюся дыру пролезло окутанное пылью серое существо, ухватилось за экзоскелет Мендоса и впечатало технолога в стену. Трясущиеся руки малыша подняли "Кач", и взмокшая ладонь нажала активатор. Пули разорвали обоих существ. Тетя прислонилась к стене и сказала с упреком:
- Надеюсь, ты стрелял только страхом.
Дальнейшие события Люций помнил смутно. Мендос отстреливался, пока они швыряли в ствол баллон за баллоном и устанавливали взрывчатку. Потом разгоряченная тетя Фуми всем телом прижалась к малышу, жарко прошептав: "Нам бы встретиться по-другому", - и толкнула Люция в гравитационный колодец. Взрывная волна догнала парня уже в туннеле, опалив брови, ресницы и волосы. "Прощай, тетя", - подумал малыш.
Взъерошенный Люций возбужденно рассказал о войне на Мертвом море. Он выполнил задание. Пусть не совсем так, как хотел Трудер, но теперь человечество сможет противостоять чужим. В доме совета собрались человек пятнадцать: старейшины, охрана, родители малыша, Глициния и еще кто-то. Амалия нервно теребила почерневшими руками нижний край блузки. Молчание, воцарившееся после рассказа, прервала рация Трудера.
- Здесь элеватор. Тридцать вторая камера, - в голосе звучала усталость, - фумика на остатке два баллона. Что делать?
- Тащи из туннеля, - хмуро отозвался Трудер.
- Принял.
Отец малыша грустно взглянул на сына и спросил:
- Так ты говоришь, что эта труба..., хм..., "Кач", стреляет?
- Да.
- Покажи.
- Конечно, - обрадовался Люций, засуетился, нажал синюю кнопку, потом придавил активатор, но тут же спохватился. Ничего не произошло. "Кач" молчал.
- Мне стыдно за своего сына, - сказал Паша в пространство.
- Сожалею, Паша, - в голосе Трудера зазвенела решимость. - Шестнадцать баллонов - это день работы. В довесок фантастический рассказ о пришельцах. Я думаю, Люций нашел фумигант на транспортной площадке, отсиделся, придумал красочную историю и вернулся. Потом уничтожил переход, чтоб мы не смогли ничего проверить. Фумиганну не искал и подставил ее.
Старейшина сделал паузу и со злостью припечатал:
- Твой сын трус, Паша. Он полностью провалил испытание. Охрана, на рудник его.
Однако никто из секьюрити не двинулся. Лица растолстевших охранников, годных разве что конвоировать парную телятину на мангал, оставались непроницаемыми. Если бы раздавленный горем Паша мог мыслить рационально, то сильно удивился бы смелости охранников, даже теоретически не способных на ослушание. Но наэлектризованная атмосфера грозила, как и погода снаружи, вот-вот разрядиться молниями, и люди хранили угрюмое молчание, которое разорвал всхлипывающий голос матери Люция:
- Как же так, сынок? - ее подбородок мелко дрожал. - Мы надеялись на тебя. Ты же опозорил семью. Мало нам старшего, так теперь и младший оказался трусом и подлецом.
- Нет, мама, это не так! - с мольбой в голосе отозвался Люций.
Амалия подошла к сыну и протянула вперед черные, испещренные змеистыми язвами руки.
- Посмотри, сынок, - голос ее едва слышался, - вот руки женщины, вскормившей тебя. Ради тебя я обрекла себя на пожизненную каторгу...
Трудер хотел было запротестовать, услышав про "каторгу", но под взглядом Амалии лишь беспомощно пожал плечами. Какая, к дьяволу, разница? Весь Эйфориан независимо от рода занятий был в сущности одной слегка окультуренной каторгой.
- А ты знаешь, - продолжала Амалия, - что у половины рабочих элеватора язвы со временем распространяются по всему телу? Никто, ни наши горе-ученые, - она махнула рукой в сторону старейшин, - ни земные "светила" не могут объяснить, почему защищенные герметичными костюмами руки, а потом и другие части тела, чернеют и со временем сгнивают заживо.
Амалия вдруг резко задрала блузку, обнажив все еще упругие груди. Собравшиеся шумно выдохнули, а Паша закрыл лицо рукой. В общем выдохе прозвучала печаль, но не удивление. От правого соска паучьей сетью разбегались едва наметившиеся язвы.
- Ради тебя я пошла на риск, думала, мне не грозит сгнить заживо. Ведь есть же элеваторщицы, которые живут долго? А, Трудер, ведь есть? - голос Амалии истерически срывался. - Так как же, Люцик? Вот и ко мне пришла беда. Только я думала, что не зря прожила. Думала, сын пройдет испытание, станет настоящим человеком, тогда и умирать не жалко. Зачем нам здесь еще жить, как не за этим? А теперь что же? Мой сын перечеркнул мою жизнь и угробил свою. Убейте, что ли, меня кто-нибудь, задыхаюсь я.
Первый раз с момента рождения мать упрекнула Люция своим материнством. Малыш с трудом контролировал руки, шарившие по стволу "Кача". На висках пульсировали жилки, а сердце рвало грудину.
- Я помогу тебе, Люц, - вскрикнула Глициния, - я пройду испытание за тебя!
"Лучше бы ты молчала, дура", - подумал малыш и сглотнул подступивший к горлу ком. Большее унижение трудно было придумать. С плохо скрываемой ненавистью Люций глянул на девушку. Свою бывшую девушку. Сказать хотелось многое, но он прошептал лишь одну фразу:
- А как же звезды?
- В туннелях нет звезд, - резко ответил Трудер.
Его слова ножом вспороли сердце малыша.
- Уж не ты ли, гидра болотная, их погасил?! - остервенело крикнул Люций. - Звезды светят тем, кто стремится к ним. А ты больше никогда их не увидишь!
Кровь ударила малышу в голову. Скачущие перед глазами темные пятна заслонили старейшину, мешая целиться. Но Люций знал, что пули сами найдут жертву, и вдавил активатор.
Очередь прошила воздух. Люций вдруг отчетливо представил, как голова старейшины взрывается кроваво-костяной кашей. Малыш побледнел. А коварные боеприпасы неведомой нации уже уловили истинное настроение стрелка и, не задев Трудера, устремились к новым целям. Старейшина, смиренно ожидавший неизбежной развязки, с удивлением наблюдал, как металлические осы рвут плоть Глицинии и Амалии.
Люций исчез сразу же после расстрела матери и девушки. Наступившая ночь и разразившаяся гроза скрыли вооруженного двумя инопланетными стволами парня. Паша остался в госпитале рядом с реанимационными саркофагами жены и Глицинии. Пули не задели жизненно важные органы, но обе потеряли много крови, впав в коматозное состояние. Примчавшийся на выстрелы врач успел ослабить кровотечение и фактически спас женщин. Но и Трудер неожиданно проявил себя с лучшей стороны. Он выбил у совета разрешение на две инъекции эйфора, хотя стратегический резерв Эйфориана составлял всего лишь десять - на большее не было средств. Однако препарат по-разному подействовал на пострадавших. К Амалии быстро вернулось сознание, и раны уже затягивались. Когда ее переодевали в больничный балахон, Паше даже почудилось, что сетка язв на груди потускнела и не производила впечатления обреченности. Но думать о выздоровлении пока не приходилось. Глицинии повезло меньше. Эффект от инъекции вообще не наступил.
В палату вошел Трудер и сел на стул в стороне от комбайнера. Паша выглядел абсолютно выжатым, но старейшина хотел поговорить с ним именно сейчас.
- Сочувствую, Паша.
- Спасибо за инъекции.
Они помолчали, потом Паша сказал:
- Странно, что эйфор не помог Глицинии.
- Ну, возможно, мы просто не знаем, как он помог ей, - возразил Трудер.
- Ты думаешь, помог?
- А что она сказала перед тем, как... э..., как это случилось? - спросил старейшина.
- Она предложила пройти испытание за Люция.
- Хм. А перед этим Люций рассказал про стычку с пришельцами. Возможно, его история повлияла на нее.
Паша смотрел на Трудера, и усталость отступала. Что-то было не так. Сейчас старейшина говорил о пришельцах без тени иронии. Говорил так, будто верил в них. Трудер же продолжал рассуждать:
- У меня есть мысль, как эйфор мог повлиять на Глицинию, но перед этим я должен сказать тебе одну вещь...
- Перед этим я должен спросить, - перебил Паша. - Почему Люц не пристрелил тебя?
- Думаю, стрелял он именно в меня, - не дрогнув, ответил старейшина.
- Но попал в родных людей? - заметил механизатор.
- Наверное, родным людям стоило бы больше доверять своим детям и любимым, - отвлеченно заметил Трудер. - Люций упоминал, что "Кач" наводится страхом или ненавистью. Ну, о страхе, полагаю, мы в данном случае говорить не можем. Остается только один вариант.
- То есть ты мне сейчас пытаешься доказать, что родную мать мой сын ненавидел больше, чем тебя?
- Заметь, Паша, не я это сказал. И рассчитывал я на другой исход.
- Рассчитывал? То есть ты все рассчитал? - Паша грозно навис над старейшиной.
- Конечно.
- На что же?
- Я объясню, но сначала ты должен узнать, что твой сын прошел испытание.
Паша остолбенел. Палату выморозило тишиной. Лишь из саркофага Амалии вырвался вздох облегчения.
- Как прошел? Ты же сам...
- Он прошел его уже после того, как я объявил о том, что не прошел.
- Трудер, ты можешь выражаться яснее?
- Держи себя в руках, Паша. Дело в том, что сообщение Фумиганны мы расшифровали полностью. В нем она подробно описала пришельцев, их намерения и оружие.
- То есть, когда ты отправлял туда Люца, ты уже знал про чужаков?
- Да.
- И когда Люц вернулся, ты знал, что он говорит правду?
- Да.
Переход от разговора к действию занял у Паши мгновение, по прошествии которого Трудер свалился на пол с закатившимися глазами. Механизатор запальчиво подумал, не добавить ли еще, но решил все-таки подождать дальнейших объяснений. Старейшина сел на полу, мягко притронулся к левой скуле и бросил:
- Успокоился?
- Можешь пока продолжать. Но не думай, что мы в расчете.
Трудер оперся о стул, с трудом поднялся и сел на кровать, откинувшись к стене.
- В чем же заключалось испытание на самом деле? - поторопил его комбайнер.
- Видишь ли, Паша, на Эйфориане не было войн уже лет триста. Как нашли эту траву, будь она неладна, так и перестали воевать. Защищать нас от пришельцев некому. Нет у нас бойцов. Охрана обленилась, спилась и оскотинилась. Когда-нибудь по дороге на рудник, они на почве белой горячки прикончат друг друга. Воины из них никакие. Ты, Паша, хоть и распускаешь руки, но тоже не воин. Ты крестьянин. Нет в тебе ненависти. В морду ты мне дал, а добивать не стал. Добренький ты. Женщины не в счет. Амалия, конечно, права, половина элеваторщиц, если не больше, долго не протянет. И все население такое. Не считая меня, мерзкого и подлого администратора. Солдата мы могли сделать только из молодых. Причем сознание подростка надо было ломать кардинально.
- Какая же ты сволочь, Трудер, - брезгливо заметил механизатор.
- Не без этого. Любой хороший администратор обязан быть сволочью, иначе порядка не будет.
- Неужели нельзя вызвать солдат из центральных районов галактики? Или даже с Земли?
- Первым делом я поступил именно так. Знаешь, что мне ответили? - Паша отрицательно покачал головой. - Что мы тут нанюхались эйфорназии, и нам теперь пришельцы мерещатся. Ага. Они обещали прислать инспектора. Инспектора! Вместо солдат. Когда тот освободится. Кроме того, наемники - дорогая и капризная роскошь. Они все в той или иной степени раскуплены крупными дельцами типа тех, которые сидят в "Ассоциации эйфорнистов" и распределяют нашу эйфорназию. И что я должен делать? Ждать, когда из гравитуннелей попрут щупальца? Нет, друг дорогой, я пеньком сидеть не привык. Люций подошел идеально. Но и он, извини, страдал излишней добротой. Пришлось его основательно заразить ненавистью. Теперь, когда он научился ненавидеть своих родных, когда у него зародился комплекс вины, он будет стремиться искупить ее. Он станет настоящим бойцом, поверь мне, Паша. Да и домой к мамке он вернуться уже не сможет.
- Я приму его любым, - послышался из саркофага слабый шепот Амалии.
- Может и да. Но он больше не будет таким, как раньше. Он изменился, Амалия. Он попробовал ненавистью решать проблемы. Это быстро и удобно. То, что нужно для пришельцев, но ты, его мать, ничего, кроме страха за свою жизнь, не получишь. Любите сына и гордитесь им на расстоянии, и никто не пострадает. Извини, я рассчитывал на другой исход. Я отправил его на испытание, я подставил его, я сказал, что он провалил испытание. Он обязан был попасть в меня, но ты, Амалия, своей истерикой поменяла расклад.
- Подожди, - перебил удивленно Паша, - ты с самого начала планировал, что Люц подстрелит тебя?
- Именно!
- Невероятно! - Паша поймал взгляд Трудера и не увидел в нем ни капли лжи. - Но это же смертельно.
Последняя фраза прозвучала глупо, но механизатор не обратил внимания.
- Обмен дряхлого администратора на здорового, молодого и хорошо вооруженного бойца - грамотная рокировка.
- Но что может один солдат против орды пришельцев?
- Орда будет прибывать через гравитуннель по одному или по два. Люций с легкостью их отстрелит. Всех, кто осмелится. После гибели пары десятков они задумаются, после третьего десятка плюнут и развернутся на другие планеты.
Паша изумленно смотрел на хитроумного старейшину и слова застревали в горле. Черт. Такой план обязан сработать. Механизатор почувствовал, как уходит напряжение пережитого дня. Оставался неясным лишь один вопрос, и Паша задал его:
- Ты говорил, что у тебя есть идея насчет Глицинии?
- Да. Она - моя нечаянная надежда. Понимаешь, когда она захотела пройти испытание за Люция, она, конечно, унизила его, вызвав волну гнева. Но, кроме того, ее подсознание принимало в расчет вероятную неизбежность войны с пришельцами. И она все равно вызвалась. Я надеюсь, что эйфор подстегнет ее порыв, и она тоже станет солдатом. Собственно, эйфор старейшины согласились дать только из-за этого.
Сил удивляться у Паши уже не осталось, он лишь устало проговорил:
- Какие же вы все-таки твари. Даже людей спасаете с расчетом.
Трудер вышел из палаты, прикрыв дверь. Комбайнер лег на кровать и закрыл глаза. Завтра намечался трудный день. Предстояло найти Люция, пока он не возненавидел кого-нибудь еще.