Эгерт следил за новостями из края, находясь в Московии. Когда опубликовали обвинительные заключения, он позвонил папе и сказал, что, как это ни странно, урожай на старой ферме все-таки созрел. Папа приятно удивился и поинтересовался, кто собирает. Эгерт посетовал, что из-за забора плохо видно, но похоже, все-таки новые владельцы. Папа заинтересовался деталями и предложил ему сходить в гости, если это будет уместно, и осведомиться поточнее.
Все, что касалось инопланетян, вызывало живое любопытство по всему миру. Не стал исключением и большой судебный процесс - главное событие лета две тысячи двадцать седьмого года. Весь июль в край стягивались журналисты, публика в крае и за его пределами обсуждала возможную политическую и экономическую подоплеку, пока не решив, чем считать происходящее - новым витком репрессий или переделом сфер влияния в крае.
Обещание наместника провести процесс одновременно по двум системам права было реализовано так. Судебную коллегию сформировали из сааланцев, исполнявших обязанности городских судей в крупных городах края, и их земных коллег, входящих в городской суд Санкт-Петербурга. Прецедент объединения правовых систем уже был, в деле да Фалле, том самом, с которого правозащитники вели отсчет начала репрессий, и имперской администрации казалось логичным воспользоваться полученным опытом. Кроме того, Димитри да Гридах, похоже, вспомнил, что Озерный край - колония, и озаботился пригласить несколько человек из метрополии. Как объяснили журналистам в пресс-службе, "очень уважаемых и сведущих в законах и обычаях саалан людей, привыкших разбирать самые запутанные дела". Двое из них за это свое знание уже успели получить титулы от императора, один был аристократом по рождению и происходил из семьи, не связанной с наместником ни дружбой, ни деловыми отношениями, а последний приглашенный принадлежал к простому сословию. Обрадованные журналисты попытались в них было вцепиться, но оказалось, что дружелюбие и открытость и этих, непривычных к земным обычаям, сааланцев заканчиваются ровно в тот момент, когда их начинают расспрашивать о деталях процесса, еще не оглашенных в зале суда. Впрочем, о судебной системе и праве империи саалан они рассказывали весьма охотно. Журналисты пересылали тексты друзьям-юристам и получали в ответ осторожные вопросы: "Слушай, а у них там какой век на дворе?"
Узнав о решении наместника судить своих соотечественников по привычным им законам, некоторые из подсудимых сааланцев заявили, что полностью доверяют суду, говорить от своего имени будут сами и отказались даже от консультаций земных юристов, другие наоборот, вцепились в адвокатов Эмергова, как в свой последний шанс, и попытались найти дополнительную помощь за свой счет еще и в пределах края. Впрочем, в этом они не особо преуспели. Разумеется, желающие работать на стыке двух систем права имелись и поближе Московии, но дальше первых договоренностей дело почему-то не пошло ни с кем из заинтересовавшихся.
Ко второму августа наконец окончательно определились формат процесса и все процедуры. Сааланцы решили транслировать судебные заседания в прямом эфире на сайте администрации, по одному из каналов телевидения и в пресс-центре. Публика с подачи СМИ приняла этот ход за уверенность в том, что подсудимые и свидетели будут давать только правильные показания и задумалась о возможных методах достижения согласия сотрудничать с судебными властями. В любом случае сааланцы принялись за дело очень живо. По первым оценкам получалось, что наместник намерен разделаться с преступниками в том же бодром темпе, какой он взял в девятнадцатом году. После первого заседания в социальных сетях появились карикатуры, на которых дама с небрежной прической в поношенном старинном платье спрашивала у нарядно и строго одетой в том же стиле подруги-аристократки: "Неужели опять я?" Чтобы никто не перепутал, на подолах платьев было написано "Сенная площадь" и "Дворцовая площадь".
А потом имперская администрация ознакомила журналистов с обвинительным заключением в том виде, в каком оно было подготовлено для суда, и всем стало не смешно. Нет, все по-прежнему ждали, что наместник будет отмазывать своих соотечественников, в лучшем случае вешая вину на покойников, и старательно закапывать местных, но список статей Уголовного кодекса, унаследованного краем от Российской Федерации, все равно впечатлял. Сааланцы вытащили всех виновных, своих и местных, и вменили все, что нашли: начиная с организации преступного сообщества и заканчивая доведением до самоубийства, посчитав за последнее в том числе все передозировки наркотиков, повлекшие за собой смерть жертв траффикинга. В обвинении звучали формулировки от торговли людьми и использования рабского труда до дачи и получения взяток. Не были забыты и статьи, памятные горожанам по публичным поркам зимы двадцать четвертого года, а именно "организация занятий проституцией и принуждение к оной". По итогам оглашения обвинительного заключения кто-то из имперских гостей сказал журналистам, что, мол, на его взгляд, в праве края сильная недоработка: если уж земляне приговаривают своих преступников к рабству, то было бы логично складывать сроки по всем преступлениям вместе, а не считать, что большой поглощает маленький. Донести до него наличие разницы между тюремным заключением и рабством никто из присутствовавших журналистов не сумел, хотя попытались многие.
Дейвин да Айгит на пресс-конференции не присутствовал. Он в тот день пришел к своим местным коллегам за советом по делу Полины Бауэр. Там получалось слишком богато и цветисто, чтобы выносить сразу весь букет на общее обозрение. Это дело было, с одной стороны, абсолютно несвоевременно, а с другой, совершенно необходимо, и спустить его на тормозах, как предложил Иван Кимович, было нельзя. А решить вопрос цивилизованным способом саалан уже не могли, им просто не хватало опыта для определения верных действий в сложившейся обстановке. Иван Кимович обещал помочь, и вот, помог. Граф да Айгит встречался с его учителем, уже давно вышедшим в отставку. Эта встреча состоялась по инициативе Ивана, Дейвин и надеяться не мог лично увидеть человека, который застал холодную войну и успел поработать в тот период. Так что задачу, которая Дейвину казалась совершенно неразрешимой, он назвал сложной. Иван не представил его Дейвину, так и объяснив, что получил согласие дать консультацию, а не общаться постоянно, и секрет имени этого человека - залог его безопасности. Полина Юрьевна, знай она все детали встречи, включая оставшиеся тайной для графа да Айгита, была бы очень удивлена, а возможно, и посмеялась: именно тот, кто согласился консультировать сааланского безопасника, предлагал для "Ключика" мастер-классы по переплетному делу, домашнему ремонту и изготовлению мебели из подручных материалов. Но этого не знали ни Дейвин, ни Иван Кимович.
Беседа была совершенно частной, и происходила она в крохотной переговорной, раньше принадлежавшей агентству купли-продажи недвижимости в городе. Сейчас ее занимала какая-то структура, относящаяся к визовым службам, Дейвину говорили ее название и функционал три раза, но он не стал разбираться, запомнив себе при необходимости спросить у графа Скольяна. Старик, которому его представили, был невысок, жилист и напомнил графу то ли скального ящера, то ли горную сосну. Руку для приветствия он все же подал. Дейвин пожал прохладную шершавую ладонь, мельком удивившись ощущению - будто не разведчик, а ремесленник перед ним.
- Ну что, - буднично сказал безымянный человек, - давайте разбирать ваш вопрос.
Дейвин коротко кивнул и начал. Минут пятнадцать он излагал свой взгляд на предысторию проблемы, начиная с появления легата императора Димитри да Гридаха в крае и своего места в его команде, потом около трех минут отвечал на вопросы, неприятно удивляясь тому, что этот безымянный старик, оказывается, очень подробно осведомлен о рейде графа в Заходское в двадцать втором году, о его конфликте с людьми Эмергова и о причинах обоих инцидентов. Иван Кимович звал старика Батя, но они не были похожи, и Дейвин понял сразу, что видит новую ситуацию. Собеседник скрыл имя не потому, что оно было очернено каким-то недолжным поступком. Недолжной для него стала их встреча, он не хотел марать свое имя участием в ней.
Добравшись до ареста Алисы и участия Аугментины в формировании мнения горожан и жителей края об этом событии, они застряли надолго. Каждое "мы решили так", произнесенное Дейвином, старик встречал вопросом "почему", а потом еще и спрашивал "зачем". Иногда он менял вопросы местами. Легче не становилось. Дейвин ощущал себя на очень тяжелой конфиденции у крайне строгого досточтимого, если не на дознании. И его поддерживала только мысль о том, что если этот человек согласился помочь, то лучше отвечать на все его вопросы как можно более честно. Про сайхов старик знал немного, но быстро прервал рассказ Дейвина словами "это несущественно, пока что они не фактор влияния". Граф начал было рассказывать о появлении Полины в резиденции наместника, но Батя прервал его снова и попросил начать с начала, с даты ареста. Потом его заинтересовала дата начала нового этапа борьбы достопочтенного Вейлина с некромантией. Слушал он совершенно спокойно, только почти незаметно прищурив глаза, и лицо его от этого стало очень холодным, что не добавило Дейвину присутствия духа. К его счастью, старик решил закурить, и граф, опередив Ивана, предложил ему огонь прямо на пальцах. Батя усмехнулся, поблагодарил кивком, на его лицо вернулось более теплое выражение, и Дейвин уже относительно спокойно рассказал ему всю часть истории, начиная с подпольных боев. Выслушав, старик спросил, где сейчас выжившие гладиаторы, и граф рассказал о судьбе тех пятерых, новости о ком он получал из воинской школы более или менее регулярно. Об остальных он знал меньше и честно признался в этом, но сказал, что если понадобится, узнать это можно будет за десять дней. Старик неодобрительно качнул головой и сказал, что это следовало оформить официально и представить к началу суда. И желательно с доказательствами в виде фотографий и видеодокументов. Но поскольку до суда уже не сделали, то остается надеяться, что вопросов не зададут. Дейвин поинтересовался, какие же вопросы могут быть заданы, и Батя начал перечислять. Минут через пять граф уже чувствовал себя маленьким мальчиком с деревянным мечом, стоящим на спине громового ящера. Он осмелился прервать этот длинный ответ ради одного лишь вопроса: как его собеседник оценивает свою собственную безопасность в сложившихся условиях. Старик равнодушно пожал плечами и сказал, что как профессионал он закончился уже давно, да и как гражданин страны примерно тогда же. А что до физического благополучия, добавил Батя, для его возраста у него очень приличные шансы даже в условиях края. И вернулся к описанию ситуации. С его точки зрения, любому идиоту было понятно, как эти процессы называются, чем все это логично кончится и в каком положении окажутся коллеги, в том числе Ванька, которого он еще старлеем помнит.
Дейвин вдруг очень остро понял тех, кто встречал их в Озерном крае - вторую экспедицию. А заодно и первую. Эта земля была чужой. Совсем. До озноба по всему телу. И вдруг он услышал в ухе тихий голос Женьки. Женька сказал: "Спокойно". А потом добавил: "Сними лапшу с ушей и слушай фактаж, журналист ты или нет?" Дейвин совсем не был журналистом, но собраться сумел. Из того, что он слышал, он сумел вычленить и запомнить следующее. Князь Димитри сумел сунуть палку в самый центр местного змеиного гнезда и хорошенько ей повертеть, причем неоднократно. Итоги были предсказуемы: палку захотели отобрать. Но поскольку палкой было право на край, точнее, на власть в крае, проще всего было поставить обнаглевших чужаков на место, то есть под контроль. И получалось, что князь сам предоставляет возможности для этого любому желающему. Заявив в двадцать третьем году, что Алиса - его агент, он, по существу, взял на себя ответственность за все ее акции в крае. А начав после этого планомерно и открыто уничтожать интеллектуальную элиту края, создал обстоятельства, в которых ему можно вменить любые людоедские намерения - и ответить он не сможет. Таким образом, все действия наместника дискредитируются одним движением, после чего его претензии к участникам преступных схем за пределами края отметаются без обсуждения. А в случае, если это не возымеет действия, можно попробовать и войска ввести, объясняя это тем, что Димитри да Гридах - пособник террористов, организатор и заказчик терактов против мирных граждан, враг идеи неприкосновенности личности и права человека на достоинство и честь, а заодно и наркоторговец. Старик добавил, что с точки зрения международного права торговля наркотиками выглядит хуже, чем торговля людьми, потому что жертву работорговца можно продать еще не один раз - прессе, телевидению, благотворительным организациям - и каждый присоседившийся получит свой кусок пирога. А встроиться в цепочку торговли наркотиками так же легко не получится. Так что прежде, чем делать резкие заявления, наместнику хорошо бы закрыть вопрос с террористкой, хозяином которой он себя назвал. Дейвин поблагодарил консультанта и положил на стол конверт с купюрами. Старик приподнял брови, но конверт принял. Граф вышел в коридор, поставил портал и ушел в Адмиралтейство, а оттуда сразу в Приозерск. В своем кабинете он сел на подоконник с чашкой кофе и, глядя в окно, начал думать, как рассказать об этом всем князю. За окном был лес. Дейвин пригляделся к кронам, потом отставил чашку, пригляделся еще внимательнее и начал ставить портал снова. Прямо в ту точку, которая привлекла его внимание.
После завтрака я подошла к школе. Полина как раз уже собрала старших, и мы пошли с ними в лес примерно километра за полтора-два от границы резиденции. Я, сопровождая их, готовилась к очередному дню позора. Карантин кончался, и я должна была выходить на дежурство с отрядом, но Сержант все равно загнал меня в оцепление к ветам. Наверное, новых неприятностей до конца сезона не хотел. Меня эта мысль не сильно утешала.
С Полиной было хотя бы весело. Она показывала детям, как ходить по мху, не проваливаясь, как не хрустеть ветками на ходу, как не увязнуть, проходя по топким местам и по песчаным осыпям, как на ходу не путаться ногами в высокой траве. Ничего подобного не показывали ни Сержант, ни Серг. Через пару часов я была потная настолько, что только с ушей не текло, как и полинины питомцы, но довольная по эти самые уши. А в казарме... пусть дразнятся, сегодняшнее мне когда-нибудь пригодится. После того как все слегка обсохли и отдышались на мелкой траве, щедро пересыпанной хвоей, Полина предложила учиться качать большие сосны, под которыми мы отдыхали.
- Это очень просто, - говорила она. - Только сначала надо проверить, справишься ли ты с этим деревом. Оно не должно быть шире, чем ты сам: в плечах, если ты мальчик, или в бедрах, если ты девочка, - она сделала паузу, подняла палец и ужасно назидательно произнесла. - Дети! Быть тощим плохо! Надо уметь есть хорошо! - и все засмеялись, даже я.
Потом мы подходили к деревьям, обнимали их и учились правильно толкать ствол, чтобы дерево начало раскачиваться. Смотреть на качающиеся кроны было очень весело, а ощущение, что от твоего прикосновения большое дерево кивает макушкой и шевелит ветками где-то высоко наверху, на минуту делало меня, как и остальных, большой и могучей. И вдруг Полина мне сказала:
- Алиса, сядь на землю ко мне спиной и молчи.
Я послушалась, хотя от ее голоса было не по себе. А она встала ко мне вплотную, так, что я чувствовала спиной ее ноги, и сказала:
- Мастер да Айгит, здравствуйте. Как неожиданно увидеть вас тут.
Голос Дейвина произнес в ответ:
- Добрый день, мистрис Бауэр. Я смотрел в окно и не мог понять, что происходит. Как вы делали это?
Голос Полины, в котором была слышна улыбка, произнес:
- Никита, покажи, как мы это делали.
С сосны посыпалась сухая хвоя, старые шишки и чешуйки коры. Ее обнимали и толкали за сегодня уже, наверное, седьмой раз.
Голос Дейвина сказал:
- Да, потрясающе во всех смыслах. Спасибо, мистрис Бауэр. Не буду вам больше мешать.
Затем заскрипел песок - он уходил с поляны. Через минуту Полина постучала меня пальцем по плечу:
- Отомри. Уже можно.
Я встала, не зная, что говорить.
- Все поняла?
Я замотала головой:
- Ничего не поняла.
Полина улыбнулась:
- Дети, кто что увидел в произошедшем?
Мелочь загалдела наперебой, но довольно быстро организовалась, под смешки и междометия Полины. Эти котята заметили, что у меня с пришедшим магом - раз на пальце кольцо, значит маг - какие-то трения. Я еле успела удивиться тому, что дети уже называют сложности между людьми этим словом, как они насыпали еще мешок сюрпризов. Они заметили и то, что он успел подойти раньше, чем мы все его услышали, а значит, не подошел, а появился, и то, что Полина в этих трениях не хотела с ним ссориться, но была на моей стороне.
- Хорошо, - сказала Полина. - А кто понял, что я сделала?
...Они видели все. И понимали не хуже князя без всякой магии. Они поняли, что она меня спрятала у мага на виду так, что ему и в голову не пришло обойти ее со спины и проверить, а кто это опирается спиной на ноги учителю. И что он не сделал этого только потому, что она была мила и вежлива с ним. Из глаз у меня потекло. Теперь я поняла, что такое нормальная партизанская подготовка. Жалко, поздно.
Димитри повернулся от окон эркера, за которыми в общем зеленом море несколько крон то ли плясали, то ли оживленно переговаривались отдельно от прочих, и вызвал секретаря. Иджен, как всегда, мгновенно появился.
- Что это у нас в лесу?
- Ничего особенного, мой князь. Школьники гуляют с мистрис Бауэр.
- Что они делают с этими соснами?
- Мой князь, они толкают их руками. Просто толкают руками.
- Понятно. Спасибо, иди.
- Мой князь, с тобой хотел поговорить граф да Айгит, когда ты освободишься.
Димитри вздохнул. Ничего приятного Дейвин ему не нес, конечно.
- Пригласи его, Иджен. И прикажи подать нам чай.
Пятого августа у меня была очередная конфиденция у Хайшен. Предыдущую, выпавшую на мое первое дежурство после конца карантина, я пропустила. В июне, когда я встречалась с ней первые разы, я ждала, что будет как с Нуалем, но она оказалась другой. С ним я могла поменять тему беседы, дождавшись, когда он закончит сперва с неприятным, а потом с надеждами на будущее, с Хайшен - нет. Она говорила со мной о том, что я чувствую, и учила видеть, как это влияет на мои поступки, но ни разу я не услышала оценок правильности или намеков, что именно я должна испытывать в той или иной ситуации, чтобы ко мне не было вопросов от начальства или других досточтимых. Хайшен говорила со мной обо мне и моих обстоятельствах, и в беседе не было места посторонним людям и явлениям. И я точно знала, что все, что я скажу, останется между нами. Встречи с ней не были связаны с расследованием деятельности наместника, которое она проводила в крае. В один из дней досточтимая и вовсе сказала, что пока не считает нужным привлекать меня к следствию и задавать мне какие-либо вопросы о событиях, участницей и свидетельницей которых я была, потому что это может повредить мне, и что потом будет, конечно, видно, потому что суд и все дела, но говорить со мной в любом случае будет кто-то другой, пусть и из ее людей. С точки зрения саалан, Хайшен, став моим конфидентом, вольно или невольно могла принести в процесс дознания узнанное в рамках договора, заключаемого между доверенным лицом и доверителем, каким я и была для нее.
А в пятницу вечером у меня началась длительная увольнительная. Наша магесса Агнис грохнула очередного оборотня и решила проставиться, обмыть хвост. У нее уже была очень милая коллекция, занимавшая одну из стен в ее комнате, да так, что казалось - это ковер такой. Но каждому новому хвосту она радовалась, как первому. Гулять нас отпустили на три дня, так что теплой и не очень трезвой компанией мы поехали сперва в Приозерск, потом, слово за слово, двинулись в Выборг, где я пообещала экскурсию по настоящему замку со страшными легендами, а потом - пьянку в Башне.
Как-то так само сложилось, что поехали мы чисто женской компанией. Кажется, причиной были планы на ночное купание голышом, а приличия наша магесса блюла строго. Замок, Башня, слово за слово - и я ненароком вспомнила про свою нычку с паспортами, под Светогорском. Одну из, которой я не пользовалась ни разу после аварии. Магесса заинтересовалась, и мы, еще менее трезвые, чем были в Приозерске, но куда более довольные жизнью, поехали к границе. Кажется, даже песни пели. К моему удивлению, схрон оказался в целости и сохранности. Девочки передавали друг другу паспорта, удивлялись, смеялись над несхожестью физиономий и над визами. Магесса не вовремя сказала, что, мол, даже если личину цеплять, через границу не пройдешь, там же бдят, и я все вру, что так можно кататься. А замаскироваться иначе, гримом, не выйдет, мол. "Дел-то с рыбью ногу", - ответила я и прямо на песке стала рисовать, как именно смотрит чувак на границе, заодно объясняя, когда и почему он невнимателен, когда и на что погранцы отвлекаются, как увести взгляд финнов и что делать с полицейскими, если им трезвость водителя не понравится. Не помню, кто первый сказал, что типа обидно будет вот все это добро обратно закопать и поехать на базу. До темноты, когда границу закрывают на замок, оставалось еще несколько часов, так что идея напрашивалась сама собой.
Мы совместными усилиями свинтили номер с нашей машинки, заменив на один из моей коллекции, а дальше магесса под моим чутким руководством начала ваять сперва документы на машину, чтобы и у нас пройти, и финны не особо дергались, а потом и новые личины для всех авантюристок. В общем-то, получилось неплохо. Я критично оборзела... то есть обозрела документы, потом тачку, подсказала, как ее сделать еще более приличной и соответствующей техпаспорту, и мы отправились в путь. Куртки от формы мы свернули и запихнули в багажник, закопав в них оружие: не голыми же по лесам кататься. Без магии этот багажник теперь не увидеть. Ну и я на всякий случай посмотрела в сети, не изменилось ли чего, вдруг документы уже не годятся. Но нет, все было чисто. Чувствовала я себя просто волшебно, и, пока мы ехали последние километры, трындела, обещая и водохранилище в Иматре, и кафе "Майорша" в Лаппеенранте. Зачем возвращаться здесь же, лучше через другой пункт пропуска, надежнее будет, потом крюк за номерами сделаем, и все. Деньги из моего схрона мы выгребли подчистую, там как раз было на четверых, если без вопросов, и с красным коридором, если тащить в одну морду. Не доезжая границы, почистили машинку, выкинув весь мусор: пустые бутылки, банки и пачки от сигарет. Обе границы прошли как по маслу, проинструктированные девочки отвечали на вопросы четко, ясно и понятно для погранцов с обеих сторон. А погранцы спешили закончить рабочий день и особо не докапывались. Да и кому хочется застрять на всю ночь с углубленным досмотром, если можно вот сейчас всех проштамповать и разойтись. А так-то все и ежику понятно: девочки на старой развалюхе едут за контрабандой и потусить, брать их надо, если надо, на обратном пути, а не сейчас.
Потом была Иматра и тихий еще бар, гонка по шоссе с песнями и радио на финском языке, ночные клубы Лаппеенранты и похмельное пробуждение на берегу озера вместе с рассветом. С машины местами пооблезла маскировка, и Агнис, чертыхаясь на головную боль и дыша перегаром, ее подновила. На нас личины держались как влитые, сажала она их на совесть. Деньги мы потратили даже не все, так что, дождавшись открытия магазинов, еще и шопинг устроили, как положено хорошим девочкам. Я вспомнила, что Полина вроде что-то говорила о нижнем белье и спортивных штанах, и прикупила ей джинсиков и футболочек, авось что и подойдет. Чего деньгам пропадать, у меня все равно форма. Себе я позарилась только на совершенно шикарное коктейльное платье изумрудно-зеленого цвета, расшитое бисером и какими-то камушками. Магесса его горячо одобрила, отсыпав из своих денег недостающее. Потом мы попили чаю в "Майорше", оставив там последние евро. И еще где-то на заправке купили плюшевого кота в тельняшке. Агнис посадила его на переднее сиденье и пристегнула, чтобы было прикольно, и мы двинулись в обратный путь, решив все же гулять следующую ночь по ту сторону границы, где-нибудь в Выборге, что и сделали. Ну а следующим вечером я заскочила к Полине, отдать пакет - точнее, вызвала ее к проходной школы, потому что кто бы меня внутрь, такую хорошую, пустил, - приняла душ, пристроила вместе с девочками кота на окно, вручив ему несколько хвостов и поставив игрушечную миску, типа с молоком, и уснула, довольная и счастливая. Впереди было очередное дежурство, на этот раз в городе.
Судебный процесс, инициированный наместником, шел своим чередом. Формат заседаний определился окончательно, они шли два раза в неделю, и каждый понедельник и четверг подсудимых доставляли в зал судебного заседания "сааланскими лифтами". Попытка одного из подсудимых заявить о плохом самочувствии и отложить заседание закончилась вызовом в зал суда скорой и досточтимого с каким-то сааланским круглым камушком. Врачи сказали, что ничего определенного сказать не могут, а вот досточтимый был более конкретен. Дав в руки мужчине каменный шар, он задал только один вопрос: "Ты правда болеешь?" - услышал еле слышное "да", после чего мужчина закричал и выронил из рук этот камень. Досточтимый повернулся к коллегии, сказал: "Подсудимый лжет", - и суд после короткого совещания продолжился заслушиванием свидетелей обвинения.
Кроме уже знакомых журналистам Ксении Кучеровой и Юлии Векшиной, показания давали другие жертвы рассматриваемых преступных схем, найденные в борделях Европы и Московии. Заслушали и эпопею Стаса Кучерова, отправленного наместником вскрывать преступные схемы за пределами края. Во многом благодаря именно его работе удалось найти и вернуть девушек, вывезенных из края, но не покинувших Землю. Рассказанное ими тянуло на сценарий для детективного сериала или даже боевика, но когда начали выступать эксперты из саалан, сюжет сместился в сторону политического триллера с фантастическим уклоном.
Журналисты, присутствовавшие в зале суда, глядя на цветные графики и схемы и слушая совершенно непереводимую чушь в абсолютно сааланском духе, с отсылками на их повеления Пророка и священные книги, с изумлением отмечали, что и для судей из саалан, и для присяжных весь этот бред является приемлемыми доказательствами. Более того, сааланские технические эксперты с сертификатами на самостоятельную работу и практиканты, только готовящиеся к сертификации, были готовы объяснить своим менее сведущим коллегам и вообще любому, кто захочет слушать, все доводы экспертов. Именно эту абстрактную живопись, окруженную образцами сааланской каллиграфии, предлагалось считать доказательствами авторства "лифтов" саалан как на их родине за звездами, так и на Земле. Все попытки адвокатов подозреваемых исключить из дела показания экспертов и заключения экспертиз успехом не увенчались. Они не преминули поделиться с журналистами своими подозрениями о фальсификации доказательств, но и без авторства "лифтов" подсудимые из саалан были достаточно замараны в преступных схемах внутри края.
Публика было задумалась, насколько саалан соблюдают международные договоренности о неприменении своих технологий за границей аннексированной территории, если отследить факт их применения земляне все равно не могут, и насколько вообще можно полагаться на обещания этих инопланетян, но возник еще один вопрос. Кто-то внимательный пригляделся к подсудимым и обнаружил, что среди сааланской их части нет ни одного человека, связанного с наместником близкими или деловыми отношениями, что для саалан, как все успели уяснить, было почти одним и тем же. Поверить, что в громкой истории, заставившей Димитри да Гридаха перетряхнуть весь город, половину края и еще дотянуться до столицы за звездами, замешаны только чужие ему люди, казалось невозможным. В конце концов, схемы вывоза леса за пределы края существовали и до саалан, было бы логично вовлечь в них новую власть. Да и кто когда отказывался от лишних денег? С точки зрения авторов расследования, графы Новгородский и Псковский, да и графы марок Ленинградской области просто не могли не быть замешаны в криминальном бизнесе, а бароны, державшие приграничье, неизбежно участвовали в торговле живым товаром. В качестве доказательства предъявлялись путешественники по подземной железной дороге, покидавшие край. Если эти законопослушные граждане смогли беспрепятственно уехать, то и у организаторов траффикинга не возникло бы ни малейших проблем, тем более что договориться с соотечественниками им было бы всяко легче, чем землянам, убегающим от власти оккупантов. И значит, наместник просто прикрыл от судебного преследования своих вассалов, воспользовавшись лазейками в архаичном и диком праве саалан, и именно поэтому решил судить своих соотечественников исключительно по законам империи.
Но кроме расследований гипотетических злоупотреблений администрации наместника появились и другие, базой для которых послужили приключения Стаса Кучерова. Разделавшись с необходимостью давать показания в суде и получив соответствующее разрешение, он охотно делился своими результатами с заинтересовавшимися ими журналистами и правозащитниками. Из его слов внимательный наблюдатель мог заключить, что преступные схемы, часть которых вытащил на свет Димитри да Гридах, не ограничиваются одним только Озерным краем. Также получалось, что наместник не намерен останавливаться в своих расследованиях.
Лейшина появилась у наместника в условленное время, все в тех же мертвых уже два месяца джинсах, дышащей на ладан косухе и все с той же улыбкой.
- Ну что, разворошил гнездо?
- Да, - с озорной улыбкой ответил пресветлый князь и прочая, и прочая. - Гнездо серьезных людей с приличными лицами. Шипение вполне ожидаемое, но пока они себя ведут вполне цивилизованно, по крайней мере, на мой взгляд.
- Димитри, - сказала правозащитница несколько озабоченным тоном, - но ты же должен понимать, что это только начало. И сейчас тебе уже начнут угрожать всерьез.
- Да, - кивнул князь. - И убеждать, что я ничего не могу на самом деле сделать и вообще по уши в навозе, с какой стороны ни глянь.
- Но ты понимаешь, что верить этому нельзя? - Лейшина потянулась в карман за сигаретами.
Димитри понимал, и еще как. Накануне вечером у князя был Скольян да Онгай, и говорил он, как чаще всего и случалось за последние месяцы, о неприятном. С началом процесса земляне стали осознавать, насколько всерьез князь намерен разбираться в преступных схемах, в которых оказались замешаны его соотечественники, и понравилось это далеко не всем. Скольян пришел рассказать князю о разговоре, состоявшемся у него на днях с финским юристом, приглашенным присутствовать на процессе по рекомендации мистрис Лейшиной. Насколько помнил Димитри, этот человек был кандидатом в команду, работающую по делу мистрис Бауэр, но по каким-то причинам выбрали другого правозащитника. Собеседник спросил да Онгая, понимает ли администрация империи, насколько серьезных людей могут задеть расследования за пределами края, и осознает ли в полной мере последствия? Саалан со своими этическими принципами, странными на взгляд землян, напоминали им слона в посудной лавке. А предъявлять претензии за разбитые вазы и помятые цветы умели не только пришельцы. Услышав все это, Димитри еле погасил гнев. Получалось, что для местных он недостаточно серьезен, чтобы принимать в расчет его требования и позицию. Но это значило только одно - останавливаться нельзя. Даже если он не сможет достать партнеров и участников схем, живущих за пределами края, он выложит результаты расследований в общий доступ, и пусть земляне сами разбираются со своими уродцами или по крайней мере знают, кому они доверяют говорить от своего имени.
- Марина, я не дурак, и память у меня хорошая. Я помню историю Марвина Химайера и знаю, что если выводишь киллдозер из гаража, останавливаться уже нельзя. И это верно до тех пор, пока снаружи есть кому возражать. - Князь коротко засмеялся, совсем как "дети пепла", обсуждая акции, и сказал. - Но не выводить эту штуку из гаража у него тоже не вышло бы. И у меня не вышло. Мы уже две недели как едем, Марина. Спасибо, что напомнила, я знаю. И не остановлюсь.
- Хорошо.
Эту теорию подруги Марина очень не любила, считая ее чистой воды махновщиной и вообще не аргументом ни в каких спорах, но за годы знакомства уже привыкла, что если переговоры заходят в тупик, а Полю заклинило, то результат, хоть и совершенно нецивилизованным способом, получен будет. И теперь ей предстояло участвовать в этом скандале с той самой стороны, которая не хочет договариваться. Она достала сигарету и прикурила, а Димитри перешел к следующему вопросу, как будто ничего особенного сейчас и не прозвучало.
- И давай обсудим результаты работы приглашенных юристов по делу Бауэр. Справку я получу, но мне интересно твое предварительное мнение.
Марина выдохнула дым и смирилась с ситуацией.
- Ну, начнем с того, что в рамках земного права обвинение надуманное и повод ничтожный. Приговор, таким образом, оказывается неправомочным по следующим причинам. Вы, конечно, здесь власть и вправе устанавливать свои порядки, но дело как раз в том, что вы их не установили, а сочли, что они сами установятся вот просто по факту вашего тут появления. Интеграция права саалан в местное правовое поле должным образом произведена не была. Честно-то говоря, она вообще никак не была произведена. То есть на эти ваши странные темы даже никакие статьи не внесены в конституцию края. Разумеется, нет должных законов в соответствующих кодексах, отсутствуют регламенты их выполнения, не прописаны должностные обязанности лиц, которым поручено их исполнение... В общем, вашего права в местном правовом поле нет, а наше никто из вас, конечно же, не читал и даже не просмотрел по диагонали.
Димитри кивнул, продолжая внимательно слушать. Это можно было нести императору хоть завтра. Или отдавать Хайшен, в окончательный вердикт. Но Марина продолжала говорить и уже перешла к конкретике.
- И сейчас, кроме прав живых людей, пострадавших от произвола саалан, а именно так это и называется, Димитри, в поле конфликта существует еще одна категория объектов права. И объединяет их, только не смейся, наша общественная нравственность. Спасибо, я знаю, кем вы нас считаете, с нашей манерой неприлично оголяться по поводу и без причины и сводить личные отношения к купле-продаже. Но все же нравственность есть и у нас. В данном случае вы попустительствовали оскорблению памяти о наших павших и ее вещественных символов, а именно мемориалов. И заодно останков павших, которые должны были быть захоронены согласно местным правилам и обрядам, что сделано не было. И это, вообще-то, повод для иска ко всем виновным к надругательству над останками. И в первую очередь к досточтимым и их руководству - там, за звездами.
- Но тогда действия Полины Юрьевны в вашем правовом поле тоже подсудны? - спросил князь. Вот только этого и не хватало сейчас, подумал он, задавая вопрос.
- Нет, - ответила Марина. - Действия Полины по этой категории не проходят, потому что художественная обработка любой кости делает ее из останков произведением искусства, и поскольку в сложившихся обстоятельствах защитить останки от осквернения она могла только так, она это и делала. То есть, с точки зрения наших правовых норм, бульдозером по захоронению - это надругательство, а сделать пластинку из берцовой кости или ребра и выгравировать на ней надпись - это, извините, способ создать памятный знак. Он может быть передан в музей, может находиться в личном владении. А может быть и захоронен, но как произведение искусства, вместе с владельцем, или как посмертный дар.
Димитри привычно подумал много плохого про своего предшественника. А потом и про себя самого за то, что не перепроверил элементарное, положившись на репутацию да Шайни. Повисла пауза, после которой Марина решила подытожить тему. Хотя бы на этот раз.
- Вообще, про Полину и ее дело в связи с твоими процессами я могу сказать одно. Тебе было бы хорошо нормализовать отношения с ней в достаточной мере для заключения договоренностей. Инфраструктуру придется все-таки выстраивать нормально, и лучше уже начать это делать, например, с помощи в легализации бизнеса для участников портала. Самостоятельно лопатить несколько десятков тысяч витрин у тебя времени нет, доверить это некому, так что лучше бы тебе это решать хотя бы при минимальной помощи Полины. Знаешь, - задумчиво добавила она, - конфликт конфликтом и гордость гордостью, но есть вещи, которые надо уметь просто перешагнуть, чтобы идти дальше.
Димитри только вздохнул. Дело было вовсе не в его гордости, а в том, что Полина, этот кусочек гранита в человеческом облике, так держала дистанцию, что... Как боец, сражавшийся холодным оружием много лет, он не мог не восхищаться ее мастерством, а как человек, умеющий дружить и нравиться женщинам, он чувствовал, что все лето стучит в скальный монолит только потому, что ему сказали, что дверь там все-таки есть и она может открыться.
- Но Полина и ее портал - это отдельно, - продолжила Лейшина. - Вообще, я приехала поговорить с тобой об Алисе Медунице.
Димитри кивнул. Если его люди правильно рассчитали время, идентичность Алис уже подтверждена хозяевами Эгерта Аусиньша. Так что он предполагал в самое ближайшее время получить вопросы о ней отнюдь не только от местных правозащитников. Тем временем Марина продолжила:
- Итого, по сумме известного пока что очень узкому кругу, Алиса, едва выйдя из твоей юрисдикции, которая, прости меня, тоже тот еще фиговый листок, немедленно оказывается международной террористкой масштаба Шакала или Белой Вдовы, и все, что происходит в регионе сейчас, с точки зрения любого заинтересованного и вовлеченного лица по ту сторону границ, - это ее, и только ее рук дело. Она вообще единственный известный фигурант, имеющий лицо и имя, которые можно предъявить в камеру.
Димитри снова согласился. Террористическое подполье он в свое время зачистил не хуже, чем администрацию своего предшественника, а других авантюристов, кроме Алисы, не только причастных к организации диверсий в крае, но и громко выступавших на всех доступных трибунах за все хорошее против всего плохого, в общем-то и не было. Алису знали, и знали хорошо.
- И если это твой человек, то возникает вопрос, для чего ты отдавал ей приказы, дестабилизирующие ситуацию чуть более чем полностью. А если не твой, то или ты предаешь дело огласке и решаешь вопрос законным для этой территории порядком, или ты вне закона, и ждать миротворцев с крылатыми ракетами можно, например, вчера.
- Но это же... - князь прервал фразу, чтобы вдохнуть, - война? Здесь же гражданское население, оно по вашим законам имеет право быть против и сопротивляться.
- Да если бы. Самое противное, что если говорить от имени всех жителей города, а не только оппозиции, картинка получается еще более неприятной: мы хоть орем. А если считать нас в общем зачете с теми, кто молчит... - прикурив, Марина продолжила реплику. - Нам всем, конечно, страшно, но после ЛАЭС уже не очень страшно. И нам, конечно, больно за город, но на фоне оборотней в городе, нам уже не сильно больно. И умирать конечно, не хочется, но уже меньше не хочется, чем до Вторжения. Так что сопротивляться мы имели право вам. А эти, - затянувшись, она прищурилась и криво усмехнулась, выдыхая дым, - они придут нас спасать. С добрыми, так сказать, намерениями.
Димитри хотел было возразить, но вспомнил сперва справку по истории двадцатого века, подготовленную пресс-службой по его просьбе, а потом визит эмиссаров ООН, "не заметивших" восстановленную канализацию вместо отсутствующих, но заявленных в транше программ реабилитации для секс-меньшинств, и размер подарка этим честным людям с приличными лицами, - и передумал. Марина тем временем продолжила.
- Ужасно жаль тратить время на этот бред, я тебя знаю как умного и порядочного человека, но в нормы международного права ты зашел совершенно не под тем углом. Особенно обидно понимать, что угол тоже задавал не ты. Я не намерена тебя пугать и портить тебе настроение, но все, что я сказала, выглядит как очень толстый намек на то, что хорошо бы декларацию о намерениях как-то официально опубликовать. Позавчера, например. Но позавчера ты был занят. Так что надо успеть к послезавтра. И пора уже как-то начинать если не договариваться, то готовиться общаться. Нет, не с местными. Для начала - с соседями и теми, кто не соседи, но очень любят подглядывать через дырки в заборе.
- Знаешь, про европейцев я все уже понял, - вздохнул князь. - Вот сейчас передо мной нормальные люди, а прошло пять минут - и они несут невесть что, и вовсе мимо обстоятельств. Объяснить им что-то, что до начала разговора уже не лежало в их голове, не проще, чем научить устрицу петь. Да, у меня отличные отношения с теми же британцами, но это классовое, аристократия вообще легко принимает друг друга. А решения принимают не они. И мне надо, чтобы мои партнеры сами нашли объяснение тому, что здесь происходит, причем такое, которое меня бы устроило. Я не хочу отвечать за их фантазии на мой счет и насчет империи Белого Ветра. Поэтому мне надо успеть первым предъявить позицию, которая им поможет принять происходящее не как мою злую волю, а как стихийные неприятности вроде наводнения или лесного пожара, с которыми можно и нужно бороться, но за которые невозможно отвечать.
- Для начала, решает не Европа. Их позиция не больше чем фон.
- Остается Америка, - кивнул князь, - но их позиция мне совершенно неясна. Честно говоря, Марина, я не могу найти в их позиции отношения к вопросу.
- Есть у них такое слово - экстремисты, - Марина как-то кривовато улыбнулась. - На тех, к кому уже прикреплен этот ярлык, удобно повесить все вообще. Начиная с ЛАЭС и заканчивая гибелью всех ваших, кто полег от рук террористов. А вас, со всеми вашими летающими предметами и передачей мысли на расстоянии, не бывает. И магии не бывает, это вы все оптом грибов наелись.
- Которых тоже не бывает, - усмехнулся Димитри.
- И Алиса в такой системе воззрений - именно это слово, - продолжила Лейшина. - Она экстремист. И это верно до тех пор, пока она сидит у тебя под боком и делает вид, что самое важное в ее жизни - это пристрелить оборотня на дежурстве и нажраться до беспамятства в увольнении. А ты, соответственно, хозяин этого чучела без намордника.
Димитри рассмеялся - вряд ли Марина знала, что именно так Алису в подразделении и зовут. Рассказав ей, как она угадала, он задал вопрос:
- Что ты предлагаешь?
- Озвучь позицию по всем вопросам, которые они не задают тебе, но обсуждают за твоей спиной. Хотя бы заяви намерение с ними что-то сделать. Или ты будешь для них не правитель, а пустое место, а об этот край можно будет вытирать ноги, потому что он ничей.
- Хорошо, - сказал князь, - давай начнем сначала. С персоналий. Ты ведь имела в виду мужчину по имени Карлос Ильич Рамирес Санчес и женщину по имени Салли Джонс?
- Да, их, - удивленно ответила Лейшина.
- Марина, я исследовал вопрос террора, в том числе с помощью ваших историков. Это новое для нас явление, и я решил изучить его. Отчасти из любопытства, отчасти чтобы знать, что говорить императору обо всей этой истории. И это не считая родных и друзей магов и дворян, погибших от рук вашего боевого крыла, а они тоже хотят знать причины гибели родичей. Так что я, в общем, в курсе темы. Начал я с книги "Конь бледный", - Димитри лукаво глянул на Марину, - автор некто Савинков, кажется? Так вот, начав с нее, я прошел назад до народовольцев и вперед до настоящего времени так глубоко, как успел во всей этой суматохе. Разумеется, я знаком и с этими именами. И знаешь, внимательно посмотрев на лица и судьбы тех, кто называл Ильича Санчеса Шакалом, я кое-что понял. Биографию Белой вдовы я тоже прочел очень внимательно, ее и Санчеса часто сравнивают, хотя говоря об Алисе, мой зам называл совсем другое имя, Ульрики Майнхоф. А за это лето я еще немного усвоил подход Полины Юрьевны к вопросам оценки мнений. Я родился и жил не здесь, это верно, но вы не первый новый народ, который я вижу. Полина дала мне ваши слова для того, что я делаю, когда смотрю чужими глазами, но и до встречи с ней я умел представить, что нужно иметь в голове, чтобы поставить в один ряд и назвать одним словом совсем разных людей, и знал, что именно это говорит о сравнившем.
Марина молча закурила. Димитри, увидев, что он наконец произвел должное впечатление, продолжил:
- Если значимые для нас люди за рубежом могут приравнять успешного охотника за воротилами, грабившими его страну, и женщину, разделившую с любовником дурную судьбу явно не от большого ума и удачи, разговор с ними придется начинать с объяснения разницы. И знаешь, говоря о репутации Алисы, я бы предпочел, чтобы ее сравнивали именно с Санчесом. Кому он Шакал, а кому и Ильич. И эти, вторые - наша группа поддержки за границей края.
- Димитри, ты себе представляешь их репутацию? - Лейшина чуть не выронила сигарету.
- Марина, - князь взглянул собеседнице прямо в глаза, - их репутация сейчас лучше моей. И при правильном подходе мы можем быть очень полезны друг другу - коммунисты, анархисты, радфем, прочие экологические группы и я, аристократ из чужого мира. Мы найдем общий язык быстрее, чем эти люди с приличными лицами нас услышат. И кстати, насчет их приличных лиц. Мне приватно передали, что мои расследования могут задеть интересы серьезных людей за пределами края. Как будто я сам недостаточно серьезен, а интересов у меня нет. Останавливаться я, как ты понимаешь, не намерен. Работорговля слишком мерзкое преступление, и тем хуже для этих серьезных людей, если они решили воровать и продавать, как скотину, жителей моих земель. И знаешь что?
- Что? - спросила Лейшина, унося окурок к камину.
- Если мы договоримся, им придется к нам прислушаться и согласиться с результатами моего расследования. А наши с Алисой размолвки останутся нашим личным делом.
Димитри не стал упоминать за очевидностью один простой факт. Чтобы установить отношения с этими людьми, ему была нужна Алиса. Такая, какой она была, когда писала "манифест убитого города" и рассказывала Дейвину да Айгиту, что нет ни его, ни ее, да и империя Белого Ветра всем привиделась. Гражданка края, называющая присоединение оккупацией.
- Знаешь, что меня в тебе больше всего удивляет? - задумчиво сказала правозащитница, возвращаясь к рабочему столу князя.
- Что же? - Димитри получал удовольствие от разговора, это была его партия, он, наконец, выиграл у нее в этой игре интеллектов.
- Как ты за свою великолепную наглость по морде не имел, вот что.
- Имел, и не раз, - засмеялся князь. - На мне быстро зарастает.
Журналисты едва успели осознать показания свидетелей и поведать миру истории жертв траффикинга - и неделя кончилась. В нескольких глянцевых изданиях еще готовили статьи о "межвидовой дружбе" Ксении Кучеровой с разумными мышами саалан и о браке Юлии Векшиной, вполне, на ее взгляд, счастливом. А процесс шел дальше. Пришло время подсудимым давать показания. Представители изданий и порталов сдавали статьи в редакции и шли в пресс-центр за очередным пакетом горячих новостей.
В очередной понедельник августа всех снова ожидал сюрприз от имперского правосудия. Подсудимые из саалан не пытались отказываться от дачи показаний, добросовестно подтверждали результаты очных ставок и дознаний и вообще больше напоминали кающихся младших школьников, чем опытных преступников. Необычным было и поведение сторон на процессе: кроме прокурора, имперских следователей и адвокатов, вопросы охотно задавали и судьи, и присяжные. Впору было начать говорить о пытках, но участники преступной группировки из землян при поддержке адвокатов вполне успешно опровергали уже доказанное и вселяли сомнения в показания, полученные от свидетелей и сааланцев. Их изобличали во вранье, да и картину в целом попытки подсудимых уйти от ответственности уже не меняли. Так было, пока кто-то из сааланских аристократов не сказал в интервью московскому журналисту, что мол, "доказательства собраны вполне достаточные, но куда важнее, что подсудимые сами признались и изобличили себя в совершенных ими преступлениях". Сам он не видел в своих словах ничего странного. Любому ребенку, рожденному под двумя лунами мира саалан было известно, что врать опытному магу-менталисту, а тем более во время процедуры дознания, не имеет никакого смысла. Определять, говорит человек правду или врет, составлять список контрольных вопросов и отрабатывать их - первое, чему учились молодые дознаватели Святой стражи. В быту империи эти практики использовали при проверке торговых партнеров и сделок, добросовестности контрагентов и честности намерений, ничего секретного или сакрального в них не было. И, разумеется, сааланец ни секунды не сомневался, что его соотечественники просто не хотят увеличивать издержки своих семей из-за задержки судебного процесса глупым и бессмысленным враньем. Но объяснить это землянам он оказался не в силах. Наместнику тут же вспомнили древнюю фразу "Признание - царица доказательств" и начали сравнивать устроенные им публичные процессы с аналогичными, прошедшими в Московии около ста лет назад и закончившимися смертными приговорами для их фигурантов. Кто-то из журналистов сунулся за комментарием непосредственно к главе края и, к своему удивлению, получил его. Димитри да Гридах сказал, что пока эти нормы не применяются администрацией империи к местным уроженцам, лучше не делать скоропалительных выводов, чтобы культурная разница не исказила картину. А то выйдет непрофессионально. Журналист отнес это в редакцию, статья вышла, и наместнику снова припомнили все. Начали с попавшихся и выпоротых плетками сутенеров и клиентов, не забыли и судьбу еврокомиссара, всего-то хотевшего проверить, как живут обычные граждане в городе после аварии, и выкинутого в двадцать четыре часа - на самом деле, первым рейсом - без вещей, а продолжили процессом да Фалле. Упомянули и эксцесс с подсудимым, пытавшимся затянуть нынешний судебный процесс, сославшись на плохое самочувствие. В эфир полетели оценочные суждения и пожелания. Для наместника весь этот шум означал только одно: он на правильном пути.
А во вторник с утра Марину вызвали в Адмиралтейство звонком. У нее с вечера обретался Паша, пришедший со знатной сплетней о недоромане Ведьмака с Динкой Вороновой, лично неизвестной Марине, зато известной Паше и его знакомым. Он взвился на потолок и ринулся звонить Леночке и писать Кене в Суоми, что эти патлатые гады охренели вкрай и теперь чего-то хотят от Марины Викторовны. Ей пришлось повысить голос, чтобы остановить его судорожную деятельность.
- Успокойся, - сказала она второй раз, уже тише. - И запомни: если ты к ним едешь своим транспортом, ты, скорее всего, вернешься домой. А вот если за тобой приехали, может быть гадательно. Я сейчас пойду, пешочком, отсюда недалеко. Будешь уходить, захлопни дверь до щелчка.
- Хорошо, МаринВикторовна, - успокаиваясь, ответил Паша. - Я через час в Апрашке буду, и до вечера уже, пойдете назад, заходите на кофе. Я от Кены капсульный привез.
Через обещанные в телефон сорок минут Марина уже входила в Адмиралтейство, объясняла гвардейцам да Онгая, кто она и зачем, и получала очередной разовый пропуск. За проходной ее уже ждала совсем молоденькая девочка в форме имперской гвардии, с ней Марина и шла в кабинет на третьем этаже с видом на Медного всадника. В кабинете ее встретила та самая досточтимая Хайшен, страх и ужас всей администрации наместника.
- Здравствуй, - сказала она обрадованно. - Ты пришла, и теперь хоть кто-то может мне объяснить что тут, к крысьей матери, происходит. Спасибо, что нашла время.
Марина, привыкшая видеть в сааланских досточтимых образцы невозмутимости, даже растерялась от этой экспрессии.
- Здравствуйте, то есть, здравствуй. А что такого происходит, и почему вдруг я могу объяснить то, что не может, например, пресс-служба наместника или кто-то из администрации?
Марина быстро просмотрела их. Это были три статьи какой-то явно проплаченной группы с критикой наместника, политики саалан, процедуры дознания, а главное - идущего судебного процесса.
- Так, и что здесь непонятно для тебя? - шаря в сумке футляр с очками, спросила она.
- Мне непонятно, кто эти люди, в чем суть их претензий к князю Димитри и чем их не устраивает моя работа и работа судей и присяжных. Они называют себя правозащитниками, но то, что они делают, совсем не похоже на то, что делаешь ты. Кто они, Марина?
Пока Хайшен говорила, очки все-таки нашлись и заняли свое рабочее место.
- Хайшен, - вздохнула Лейшина, - мы с тобой две взрослые женщины, давай говорить прямо.
- А с другими людьми ты не говоришь прямо? - удивилась досточтимая.
Марина движением бровей поддернула очки на носу.
- Я говорю прямо с теми, кто хочет слушать, а не обижаться, как деточка. Так вот. Никто не может помешать этим людям называть себя правозащитниками. Они действительно защищают права, но не рядовых граждан, а тех людей, которые им чем-то нравятся. Возможно, у них какие-то общие дела с подзащитными, и я не могу исключить, что это дела финансовые. Может быть, они защищают родных или тех, кому они обязаны. Или, может, те, кого эти люди защищают, разделяют их взгляды. Я не знаю, что именно, давай посмотрим, кто они такие, и узнаем. Тут есть свободный ноутбук? Нам с тобой нужен только поисковик.
Хайшен задумалась ненадолго, потом встала, вышла в коридор и принесла небольшой лаптоп. Поисковик по нужной ей группе показал массу интересного сразу. Марина, глядя на эти россыпи, не могла не засмеяться.
- Почему ты смеешься? - спросила Хайшен.
- Потому что они забавные, - Лейшина развернула гаджет экраном к досточтимой.
Группа, заинтересовавшая Хайшен, откровенно лоббировала интересы сразу нескольких бизнес-структур, не слишком старательно маскировавших свои связи с игорным и эскорт-бизнесом. Статьи на эту тему, подписанные активом группы, в поисковике занимали половину первой страницы.
- Персоналии смотрим? - весело предложила Марина.
- Нет, - ответила Хайшен. - Это все понятно, они связаны с теми предприятиями, как ты - с "Ключиком от кладовой". Я не понимаю другое. Марина, ты предложила помощь князю, несмотря на то, что он ваш политический противник. Ты правозащитник. Почему они, называя себя этим же словом, не играют честно, как ты?
- Они проплаченные, Хайшен, - ответила Лейшина, все еще улыбаясь. - Обычно употребляют слово "ангажированные", но разницы, в общем, нет никакой.
- В чем отличие? Тебе тоже оплачивают работу.
- Ты же его уже назвала, - пожала плечами Лейшина. - Вот именно в том, что я пришла к наместнику и предложила ему помощь, хотя деньги на существование моей организации выделяет "Ключик от кладовой", именно им едва не угробленный. А эти люди будут помогать только тем, кто им платит или чьи интересы им выгодно поддерживать. А в остальном они вполне правозащитники, не поспоришь. Права каких-то людей защищают? Защищают. А что при этом они топят тех, кому не помешала бы защита от их подопечных, так это вопрос третий.
Утро Дейвина началось со звонка. Его коллега по ту сторону границы только что отправил электронное письмо с приложениями и хотел убедиться, что Дэн его прочитает, не откладывая. "Нет-нет, совершенно не официальное, мы решили не давать делу ход. Нет, Дэн, что ты, конечно же, никаких журналистов, у нас спокойная провинция, и..." Собеседник графа хотел, чтобы так это и оставалось, пока он не уйдет в отставку.
Дейвин вздохнул и открыл ожидаемо неприятное письмо. Управление полиции Южной Карелии выражало озабоченность бесконтрольностью технических специалистов Озерного края и уведомляло, что седьмого августа имел место инцидент с незаконным пересечением границы. К счастью, обошлось без жертв и ущерба для имущества. В конце послания финны выражали надежду, что подобные происшествия не повторятся и намекали, что, несмотря на все сложности и неудобства, предпочтут видеть у себя в гостях технических специалистов, а не инородную фауну.
К посланию прилагалась пачка штрафов за превышение скорости и вождение в нетрезвом виде, выписанных на имя Димитри как хозяина транспортного средства "в связи с невозможностью установления лиц, находившихся за рулем". Дейвин посмотрел фотографии со спутника, на которых старая развалюха превращалась во внедорожник Охотников и выматерился вслух. Ну кто, кроме этой пакости, мог такое устроить? Кому бы в голову пришло подбить всех на авантюру и быть при этом настолько убедительной, чтобы недомагесса забыла, чего ей будет стоить это приключение? Эта мразь - оружие массового... разложения, да.
Выдергивать подразделение с дежурства не стали, не тот повод, но вот передышки практикантке князя не дали. Ее вызвали в Приозерск к мастеру да Айгиту сразу, как закончилась неделя в городе и Охотники уже пошли отмечать. Можно сказать, прямо с крыльца бара и сняли.
Когда Агнис вошла, Дейвин стоял и смотрел в окно, на чужой лес в чужой стране. Тратить слова на приветствия маг не стал, выслушав положенное "Господин маг, прибыла по твоему распоряжению", не спеша повернулся, подошел и отвесил этой дуре пощечину, а потом вторую, с другой стороны. Только потом он кивнул ей на свой рабочий стол, на котором лежало подробное описание их веселой прогулки милой девичьей компанией.
- Я хочу объяснений. Кто автор кретинской выходки с поездкой в Суоми?
Недомагесса смотрела фотографии и читала протокол, присланный финнами. На скуле у нее наливался синяк, а сама она стремительно бледнела. И было с чего: финны со свойственной им дотошностью называли вещи своими именами. Незаконное пересечение границы, вождение автомобиля в нетрезвом виде, подделка удостоверений личности, контрабанда, предположительно оружия. Действительно, а что еще могли ввозить Охотники? Не в кустах же у КПП они свое табельное оружие прикопали...
- О ваших приключениях в Суоми я знаю в деталях, - припечатал Дейвин. - Теперь я хочу знать, что было до этого. Можешь начинать с выезда с базы.
Агнис дернулась, переступила с ноги на ногу, но быстро собралась и начала монотонно отчитываться о действиях: как пили в Приозерске, как пили по дороге, как пили в Выборге. В этом месте она немного запнулась, и Дейвин вопросительно поднял брови в ожидании продолжения. Сюрприза не случилось: в разговоре всплыл один из не найденных тайников Алисы с документами и деньгами, алкоголь подогрел бурный интерес к новому опыту - и вот, три дуры и одна уголовница едут совершать глупость, с чувством, с толком и с расстановкой. И, судя по всему, с большим удовольствием. Сколько в них на тот момент плескалось алкоголя и было ли что-то кроме него, практикантка ответить затруднилась. Ответ на вопрос, как именно они планировали пересекать границу и почему именно так, она попыталась зажевать, но Дейвин надавил и вскоре наслаждался красотами высокого Искусства имени Медуницы в изложении для безответственных дур. Все же из этой земной мрази при должной подготовке маг вышел бы что надо...
Когда Агнис замолкла, граф спросил:
- Ты представляла обстановку в крае перед началом увольнительной?
Она опустила голову. Про суд знали все, как и про майский тинг, но девушка не понимала, какое отношение могут иметь эти события к грубому нарушению дисциплины. Ее соотечественников судили за ужасные преступления, которые не имели ничего общего с ее выходкой. Но если мастер Дейвин задал вопрос - значит, связь была, прямая и непосредственная. Агнис, колдуя во время их поездки, ни разу не вышла за очерченные для нее, недомага, пределы. Как и все маги, прибывшие в край, она знала правила и ограничения: местные за границей очень нервничали, сталкиваясь с технологиями саалан, и из уважения к их чувствам и праву устанавливать свои законы в принадлежавших их землям сааланцы обязались не использовать свои возможности явно и открыто, когда приезжали в Суоми и другие страны в гости и по делам. И это означало, что за границей края любой маг с кольцом, каким бы опытным он ни был, должен был себя ограничивать, как недоучка, еще не сдавший экзамен в Академии. Никаких порталов, огненных шаров, сияющих стрел, самопроизвольных возгораний и наводнений, никаких массовых иллюзий, левитации и телекинеза. Оставалась только мелкая бытовая магия, ее местные могли принять и смириться. Накладывая заклинания на машину и своих спутниц, отводя глаза пограничникам, Агнис тщательно следила, чтобы не взять из Потока больше, чем ей было дозволено вне ее служебных обязанностей. Но и об этом сказать мастеру Дейвину она не могла. То, что казалось таким веселым и хорошо придуманным там, в лесу под Выборгом около тайника Алисы, выглядело совсем иначе в кабинете графа да Айгита.
- Ну что, - вздохнул старший маг князя Димитри, - опять начинается?
- Что начинается? - вздрогнула девушка.
- В столице тобой крутили, как хотели, гвардейцы легиона, к которому ты была придана. Не было ни одного группового нарушения дисциплины, в котором не поучаствовала бы Агнис да Сиварес. В том монастыре, откуда ты прибыла в столицу как недомаг, ты тоже отметилась во всех групповых нарушениях правил, кроме, пожалуй, попрания чисто бытовых приличий. Ты понимаешь, что здесь произошло то же самое?
- Что - то же самое? - тупо спросила недомагесса.
Дейвин с трудом удержал руку. Третья пощечина не изменила бы уже ничего.
- В отсутствии командира твое подразделение крутит тобой, как хочет, хотя второй командир ты, и это ты должна их контролировать и ими управлять. И ты опять следуешь за своими подчиненными, как раньше следовала за младшими детьми и смертными сверстниками! Как квам в уздечке!
- Я просто... - пролепетала Агнис.
- Что "просто"? - свистящим шепотом осведомился граф. - В крае идет суд, на котором вопросы по поводу попрания законов задают отнюдь не рожденным здесь, включая даже Медуницу. Это нас, саалан, обвиняют в том, что наши соотечественники творят что хотят. В том числе тебя и меня. Но в первую очередь - князя. И ты именно теперь грубейшим образом нарушаешь договоренности с местными. Твоя удача, что финны решили неформально подойти к вопросу и не отдали все это журналистам.
Ответом ему было молчание и тихие всхлипывания.
Семья Агнис жила в Южном Саалан довольно далеко от предгорий со всеми возможными сложностями с ддайг. Их земли были далеко и от моря. По меркам саалан, с одной стороны, это были благополучные защищенные земли, достаточно богатые и обустроенные, а с другой - глухая провинция, где ничего никогда не происходит. Агнис была пятой или седьмой из десяти детей. Училась она в интернате на юге, при монастыре, где, разумеется, переняла все нравы провинциальной школы, вызывавшие у рожденного почти в столице Дейвина тоску пополам с тихим бешенством. Родители девушки разошлись настолько скандально, что шум докатился и до Исюрмера. Но ни там, ни в столице никому не могло прийти в голову даже с похмелья, что ребенок может стать одним из предметов спора. Сам факт возникновения спора о детях, в котором ребенок вынужден составлять решающее мнение, включенное в вердикт суда, говорил об этом браке не с лучшей стороны. После участия в семейном скандале, оказавшемся достоянием всех сплетников империи, характер Агнис стал неуправляемым, и заложниками репутации дочери оказались не только оба ее незадачливых родителя, но и их супруги. А придать поведению девушки хотя бы видимость благообразия не удавалось никакими средствами. Насколько знал Дейвин, ее родня приложила немало усилий, чтобы отправить этот позор семьи, только чудом не создавший еще одного скандала имперских масштабов, в новую и перспективную колонию империи на престижную практику. Представление Академии на сдачу экзамена и получение кольца подписал бы Димитри. О практиках у князя молодые маги давно говорили: "будешь магом или перестанешь быть". Своей выходкой и ее возможными последствиями девочка фактически заработала высылку домой и очень сильно ухудшила положение в сложных столичных интригах себе и всей своей родне. О перспективах замужества и говорить не приходилось. Оно у саалан было и остается формой делового соглашения и заключается вовсе не для того, чтобы узаконить близость и определиться с судьбой детей. Их, кстати, могло и вообще не быть, если в условиях брачного договора не значилось условие передачи части имущества общему ребенку пары. Но кто согласится иметь общие финансовые дела с партнером, репутация которого стала посмешищем всех земель саалан, или с его близкими родственниками? Несмотря на хорошие магические данные, милую внешность, приятный голос, храбрость и хороший вкус девушки, дураков не было.
Дейвин раздраженно посмотрел на Агнис. Девушка молчала, как обычно после очередной выходки. И решать, что с ней делать, должен был граф. Он вздохнул и задал первый вопрос:
- Чем ты думала, садясь пьяной за руль или в машину к пьяному водителю? Кто, кстати, был за рулем?
- Мастер, я... Я знала, что выпила куда больше, чем позволяю себе обычно, но вроде бы девочки были... Они меньше заказывали и пили. Я спросила, может ли кто-нибудь за руль или искать водителя, и кто-то вызвался. Я не помню кто.
- Алиса? - тихо и чуть свистяще спросил Дейвин.
Девушка качнулась назад.
- Нет. Точно нет. Она на заднем сидении была.
Дейвин отвернулся к окну. Для себя он уже связал то, что Агнис, с ее дурным контролем и безответственностью, даже не попыталась бы осмыслить. Месяц назад на дежурстве подразделения погиб боец. Ей, магу отряда, пришлось принимать меры, обеспечивая отряду безопасность, а парню - легкую и безболезненную смерть. Весь последующий месяц граф ждал очередной выходки от Медуницы, свидетельницы событий, но того, что известная пакостница втащит за собой записную дуру, он не предусмотрел.
- Мастер... - просительно сказала Агнис. - Я знаю, что нарушила технику безопасности, понимаю, что по большому счету результаты нашей прогулки оказались далеко за рамками ограничений...
- Результаты? - усмехнулся граф. - Прогулки? Скажи уж сразу, итоги преступного сговора. Стесняться больше нечего, Агнис да Сиварес.
- Но я все равно не понимаю, - продолжила она, как будто не слыша его реплику, - почему ты ставишь рядом наши ошибки и их преступления. Их судят за работорговлю, хуже только некромантия, а мы... это же просто неудачная шутка!
Дейвин проглотил первые три фразы, просившиеся на язык, и осведомился:
- И что следующее у тебя в программе? Ужин с сайни? Ночь с оборотнем? - Увидев ее протестующий жест, он усмехнулся снова. - А почему нет? Если после всего содеянного ты еще спрашиваешь, почему я ставлю то и это в один ряд, названное тоже возможно. Наверное, даже весело, и уж точно щекочет сердце. Кстати, ты понимаешь, что будет с репутацией твоих родителей после этой выходки?
Агнис сникла окончательно.
- Они уже извещены?
Дейвин покачал головой:
- У князя не было времени вникать в ваши милые шалости, так что пока еще нет.
- Граф... - Агнис смотрела на Дейвина умоляющими глазами. - Я обещаю...
Дейвин вздохнул.
- Передо мной сидит недомагесса, готовящаяся к сдаче экзамена в Академии. Эта недомагесса уже давно выбрала специализацию - боевую магию. Она зубрит основы Искусства, соблюдает технику безопасности и чаще помнит о ней, чем нет. О ней идет не очень хорошая слава, но у начальника подразделения, к которому она придана, к ней нет вопросов. И вот - грубое правонарушение в пьяном виде во время службы в колонии со сложной политической обстановкой, чреватое международным скандалом. Что бы ты на моем месте сделала с виновной в нем?
Агнис выглядела так, будто вот-вот расплачется в голос, и Дейвину стало скучно. Видеть эту безответственную дуру на Ддайг он совсем не хотел, там от нее зависело бы больше жизней. Он подождал ответа несколько вдохов, слушая прерывистое дыхание девушки, потом озвучил решение:
- С завтрашнего утра ты прикреплена к погранотряду заставы Торфяновка. Можешь попрощаться с бывшими сослуживцами и, если хочешь, проконсультироваться с Алисой Медуницей о практиках контрабандистов. Она знает и их немагическую составляющую. Ты все поняла?
- Да, господин маг.
- Выполняй.
Недомагесса поклонилась и вышла, а Дейвин потянулся за коммом: с остальными фигурантками Сержант разберется сам. И, судя по времени, подразделение как раз сейчас должно выдвинуться на базу из города. Подумал и поставил письмо на отложенную отправку, пусть узнает утром.
...И ничего нам не было. Вот вообще ничего. Когда, вернувшись под утро и вывесив в соцсети все фоточки с хвостами и мертвыми оборотнями, мы узнали от Сержанта, что у нас с завтрашнего дня новый маг, он посмотрел на девочек, потом на меня и огорченно сказал: "Твою мать. Вот следовало ждать. Иди, тебя детский сад уже заждался". И я пошла, прихватив мою пару хвостов: какой теперь прок их хранить в казарме. А малыши так гордятся, что им дали целый настоящий хвост на всю ночь, как переходящий приз.
С дежурства нас снимали. Требовалось время, чтобы сработаться с новым магом, а без него мы ничем не лучше ветконтроля или каких-нибудь ОМОНовцев. И значит, теперь будут тренировки, тренировки и еще раз тренировки. И, может быть, через месяц, а то и к концу сентября нас куда-нибудь и выпустят. Шансов быть хоть как-то отмеченными в этом году не осталось вообще никаких. Мы вылетели из общего зачета. Безнадежно отстали. И... И ничего. Даже Инис пожала плечами и сказала Саше: "Что ты на них так смотришь? Они не сами по себе были, а с Агнис. Следить и думать о последствиях - ее обязанность. А вместо этого сама знаешь, что было". Полина, выслушав рассказ о поездке в Суоми, спросила только, сколько у меня еще таких схронов, и узнав, что еще штуки три, поинтересовалась, почему они не обнаружены до сих пор. Я и рассказала, что это не точки на карте, их-то все зачистили и изъяли после ареста. Это последовательность действий, причем что надо сделать следующим, узнаешь, только завершив предыдущее действие. Потому и не нашли. И не найдут, пока мне самой тайник не понадобится. Как сделала? Руками, блин. Она хмыкнула и лишь сказала, что "коллекция сувениров из заграничных поездок" - это не то, что я думаю. И ее нормальным людям ни прятать не приходится, ни добираться окольными путями, чтобы полюбоваться и похвастаться.
Расписание оказалось зверским, а новый маг - самодовольным занудой. И правда, кого еще в середине года можно дернуть? Логично, что вечно второго, который хотел, да не брали. Он сидел на чемодане и ждал места, вот оно и появилось. Мейрин да Алгей, так его звали. Семья, в которой он родился, владела землями на восточных границах империи, как я поняла из объяснений Сержанта, в довольно неспокойном месте, где можно было ждать набегов и от горных ддайг, когда те вдруг вспоминали, что плодородные предгорья когда-то принадлежали их предкам, или решали, что люди слишком много взяли в лесах и реках по их сторону границы, и от хаатских степняков, приходивших пограбить и за пленниками. Последних они либо продавали где-то далеко на юге, либо возвращали за выкуп. Империю они за власть не признавали, поклонялись духам предков и камням, на саалан не походили совсем, были темными и мелкими, ездили, как получалось из описания Мейрина, на каких-то родственниках страусов, только ящерицах. Вообще, если верить ему, выходило, что с северными ддайг люди как-то договаривались и могли решить дело миром, а вот степняков за возможных партнеров саалан не держали ни в торговых делах, ни в политических, считая, что нечего тратить время на тех, кто так и ищет, как бы тебя обмануть, и не важно, что принадлежит он к одному с тобой биологическому виду.
Сам Мейрин родился в столице, учился в Городе-Над-Морем, как и многие отпрыски аристократических семей, показавшие способности к Искусству, так что в землях, принадлежащих семье, почти не бывал. Впрочем, это не мешало ему черпать уверенность в своих силах из рассказов братьев матери о приключениях в горах и караванах в степях, да из баллад и преданий о подвигах предков и родни.
В Озерный край он приехал еще весной, но мастер Дейвин не приставил его к делу сразу, а присоединил к своим гвардейцам и дал время освоиться и выучить язык как следует. И вот ему, можно сказать, повезло. Место в отряде Охотников освободилось задолго до конца сезона. И, разумеется, Мейрин очень хотел оправдать доверие графа да Айгита. Так что большую часть дня мы бегали с ним по полигону и лесу, тренировались в виртуальной реальности и всячески срабатывались. В "детский сад" я теперь ходила строго по расписанию: часа полтора утром, когда у них прогулка, и в личное время после ужина. Вечером сил у меня хватало только на почитать книжку, рассказать страшную историю перед сном и попить чаю с Полиной, да раз в неделю сходить на конфиденцию к Хайшен.
Это только со стороны кажется, что нет никакой разницы между магами и их методами работы. Искусство, несмотря на всю свою "научность" и внешнюю технологичность, так называлось отнюдь не просто так. Что в языке саалан, что в Созвездии, что в русском переводе подразумевалось одно и тоже: мастер и его Дар. И если к Агнис и я, и другие уже успели приноровиться и, считай, чувствовать ее намерения и планы, то с этим парнем приходилось начинать все заново. В один из дней мне настолько обрыдло не понимать, что Мейрин делает, и слушать его брезгливое фыркание, что перед самым отбоем я взяла альбом, коробку цветных карандашей и по памяти восстановила, что именно он колдовал днем, кто где был, как должна идти волна, куда - обратная волна, как он тянет нити и куда их цепляет. Стало понятнее, а еще очень остро захотелось ему сказать, что он чудак на другую букву алфавита и что если не начнет объяснять нормально и координировать действия не через ту часть тела, какую он сейчас выбрал, то трупы будут. Точно будут, и хорошо, если только в подразделении. Поразмыслив, я решила, что у этого недомага для инструкций и коррекции его действий есть старшие маги, а моя задача - держаться подальше что от него, что от его дурацких идей. И утопила разорванные расчеты в унитазе.
К неделе, открывшейся прением сторон, судебный процесс утомил всех, и активных участников, и зрителей. Его итоги казались очевидными всем: обвинительные приговоры участникам и организаторам преступного сообщества, попытки наместника дотянуться до участников преступных схем, проживающих за пределами края, не глядя на их гражданство и прошлые заслуги. Не стали сенсацией и последние слова подсудимых. Сааланцы каялись и просили прощения, пытались снизить размеры компенсаций жертвам и их семьям, обязательную составную часть любого приговора, вынесенного по обычаям империи, и доказывали, что издержки должны нести не только они. Земляне отрицали свою вину и указывали на ангажированность процесса. Уже было понятно, что часть дел будет выделена в отдельное производство и весь следующий год имперская администрация посвятит распутыванию преступных схем, существующих в крае, частью которых и стал траффикинг.
Новостью стал приезд комиссии ООН для расследования фактов нарушения прав человека в крае и готовность имперской администрации сотрудничать с эмиссарами международного сообщества. Но первых результатов ее работы ждали не раньше конца месяца.
Макс попросил о встрече достопочтенную Хайшен, настоятельницу монастыря Белых Магнолий и дознавателя Святой стражи, в последней декаде августа. Итог процесса был очевиден и ему, и его соотечественникам, но его беспокоила не казнь, не судьба жертв похищения и горе их близких, а куда более приземленные обстоятельства. Сайхи понимали, что Димитри не остановится в своих расследованиях, он принадлежит своему историческому времени так же, как оно принадлежит ему, и это значит, что уговаривать его отступиться и не наказывать покусившихся на край и людей, которых он должен был защищать, как наместник императора в крае, бесполезно. С таким же успехом можно бить быка поленом в лоб, а к хвосту льва привязывать консервную банку в надежде, что тот испугается и убежит. И Максу Асани, с его опытом, казалось совершенно очевидным, что неуместную активность наместника в наведении порядка, соответствующего этическим представлениям саалан, будут подавлять всеми возможными способами. Начиная просчитывать вероятные ходы оппонентов Димитри, он неизменно приходил к выводу, что одним из средств давления и дискредитации действий наместника и всей империи Белого Ветра может стать история Алисы.
Остальные его мысли, узнай о них кто угодно из его сородичей, вызвали бы у них ужас и отвращение. Он думал, что его подругу уже однажды разменяли. И это случилось в Доме, где такое было непредставимо и полностью противоречило самой его сути для принадлежащих к нему и живущих в нем. А значит, вполне могут обойтись с ней так еще раз. И не хотел этого.
Макс не знал и не мог знать условия, на которых Алиса находилась среди саалан. У нее было кольцо князя. Его приятели из собратьев по Искусству однозначно делали из этого вывод, что девушка дала присягу князю, и относились к ней, как к его вассалу. Но сын принца помнил это кольцо по Саэхен и знал, что Лисица получила его как обещание новой жизни, если она решит вернуться, а не в обмен на клятву верности. Но за прошедшие годы все могло измениться, пусть князь и не был похож на человека, который станет принимать присягу у существа с сомнительной дееспособностью. И, значит, в своих предположениях саалан могли оказаться правы, а Макс - нет. Он, как и любой из его соотечественников, не хотел бы оказаться между вассалом и его сюзереном. Если бы связи Алисы с Созвездием сохранились в полной мере, Макс попросил бы помощи и совета у Ранды. Но в сложившихся обстоятельствах глава миссии и так сделала для нее все, что могла. Она согласилась поговорить с Лейдом и попросить прекратить общение, выглядящее двусмысленно как с точки зрения Созвездия, так и на взгляд саалан. Размышления, как лучше поступить, чтобы не навредить Созвездию и в тоже время помочь Алисе, заняли у Макса не один вечер. Прямые вопросы и выраженный интерес князь и его люди могли справедливо счесть попыткой вмешательства во внутренние дела Озерного края, тем более что с вопросами пришел бы не просто один из многих сайхов, славящихся среди саалан своей бесцеремонностью, а сын принца дома Утренней Звезды. Алиса, какой она стала, просто его бы не поняла. Пережив сперва радость встречи с ним, потом страх от его слов, затем безрезультатно попытавшись осознать сказанное, она бы махнула рукой, улыбнулась и предложила не забивать голову, пока звездная пыль не преградила им путь. Нужен был кто-то достаточно властный, чтобы повлиять на нее и ее решения, и в тоже время не имеющий намерений ей навредить, во всяком случае сейчас и в имеющихся обстоятельствах. Просить о помощи Полину Бауэр Макс счел неуместным. Благополучие Алисы в текущих обстоятельствах слишком уж зависело от ее отношений с возможным сюзереном и его людьми, то есть с человеком, подписавшим Полине смертный приговор. Идти к самому князю значило создавать конфигурацию, могущую осложнить совместную работу с империей Белого Ветра для всего Созвездия. И строго говоря, у Макса не было средств, позволяющих изменить решение наместника, если он уже собрался разменять Алису. И, после очередной прогулки по берегу Ладожского озера, Макс решился. Не откладывая дело до утра, он дошел до резиденции достопочтенного, представился и спросил у послушницы, еще не спавшей в это довольно позднее время, как и когда он может поговорить с досточтимой Хайшен. Девица вопросу не обрадовалась, но и не удивилась. Лишь не очень довольно кивнула и быстро набрала что-то на коммуникаторе. К удивлению Макса, ответ пришел меньше чем через десяток минут и содержал координаты, позволившие поставить портал. Судя по первым цифрам, досточтимая Хайшен этот вечер проводила в городе, в казармах, выделенных Святой страже.
О том, кто просит ее о встрече, Хайшен знала и от князя, рассказавшего ей все, что она пожелала знать об истории отношений между саалан и сайхами, и от Алисы, вспоминавшей этого человека, но ни разу не назвавшей по имени. Для местных время было скорее позднее и неприличное для визитов, но досточтимая еще читала протоколы допросов и документы, принесенные ее подчиненными, так что сразу же откликнулась. Для мага, одной из специализаций которого были порталы, кинуть нить по координатам прямо в ее кабинет не представляло сложности.
Эхо портала сайхов оказалось узнаваемым, но все равно чуть отличным от привычного Хайшен, а Макс - неотличимым от местного ни по одежде, ни по отсутствию краски на лице и глазах, ни по длине волос. Для досточтимой дознавательницы это была первая встреча с кем-то из Созвездия Саэхен. Обстоятельства знакомства двух наций, в одинаковой мере наделенных Даром, не способствовали возможности расспросить гостей князя о том, что они думают о случившемся в крае, и до этого дня Хайшен довольствовалась их оценками в пересказе князя и графа да Айгита.
- Добрый вечер, досточтимая Хайшен. Прости за поздний визит, - гость говорил на сааланике с непривычным мягким акцентом. - Мы не представлены друг другу, меня зовут Макс Асани, и я родом из Созвездия Саэхен.
- Добрый вечер, Макс, - Хайшен кивнула ему и улыбнулась. - Садись в кресло и расскажи, что привело тебя ко мне в этот час. Здесь принято предлагать гостям кофе или чай, у нас тоже есть похожий обычай. Ты хочешь что-нибудь?
- Нет, благодарю тебя, - сказал Макс, устраиваясь в кресле. Хайшен села напротив него, ожидая услышать, с чем к ней пришел собрат по Искусству и сын принца Дома, к которому принадлежала Алиса до того, как вернулась к князю. - Я хочу поговорить с тобой об Алисе, но не о том, что она думает или чувствует, а о ее интересах и угрозах для нее. Боюсь, что больше мне не с кем разделить этот груз.
Хайшен кивнула и сказала ему то, что должна была. Как конфидент Алисы, она не могла действовать в ущерб ей, своему доверителю. Очевидное для обоих слов не потребовало: Хайшен при этом все равно оставалась дознавателем Святой стражи, вызванной в край князем для проведения расследования деятельности его как наместника, и могла влиять на политический расклад саалан одним своим интересом к той или иной теме. Разговор затянулся далеко за полночь, Хайшен пришлось послать за чаем и поздним ужином. Макс рассказал ей все, что думал о положении Алисы, подчеркнул несколько раз, что пришел исключительно как частное лицо и что предпочел бы не оповещать своих соотечественников ни о случившемся визите, ни о теме беседы. Ему пришлось объяснить Хайшен, что такое национальные государства и каким путем развивалось общество Земли последние несколько столетий, пояснить, что он, конечно, не наблюдатель, но у саалан эти процессы в принципе будут протекать иначе, уточнить, насколько понятия, которыми он оперирует, противоречат культуре и воспитанию сайхов. Закончил он просто:
- Алиса никогда не заговорит на эту тему сама. И не поддержит разговор, если он случится. Ни как наблюдатель от Созвездия, ни как маг она никогда даже не задумывалась о том, кто она для мира, в котором живет. Даже подумать о том, чтобы восстановить гражданство и начать выяснять свой правовой статус на своей же родине, для Алисы сейчас равнозначно признанию, что она больше никогда не будет магом. Любой, кто попробует добиться ее согласия, будет видеться ей агрессором, окончательно поражающим ее в правах. Но ей нужно быть гражданкой края для ее же безопасности. И, насколько я понимаю ситуацию, для безопасности края.
Хайшен задумчиво кивнула.
- Благодарю тебя, Макс Асани, что рассказал мне об этом. Я подумаю, что можно сделать и как ей помочь. Твой рассказ поможет мне лучше понять и ее, и жизнь края. Могу я попросить тебя продолжить рассказ, но уже о другом? Я не встречалась с твоими соотечественниками и только слышала о Созвездии и ваших обычаях. Мне очень любопытно знать, что видите вы в решениях и действиях саалан в Озерном крае? Как вы понимаете свою помощь нам и почему выбрали работать здесь и рисковать, что ксенофауна придет по порталам и к вам, а не ушли, оборвав контакт? Чем занят ты? Я не смею настаивать, и в любом случае это долгий разговор, а время сейчас позднее. Но мне бы очень хотелось узнать лучше и тебя, и чувства твоих соотечественников.
- Конечно, - улыбнулся Макс. - Я буду рад поговорить с тобой об этом. Тем более что по меркам Созвездия ты не просишь ничего, что можно было бы поставить в упрек тебе или мне.
Не помню, когда именно, но в какой-то из дней ближе к середине августа меня вдруг выдернули прямо с полигона, чтобы я немедленно явилась перед светлые очи князя.
В своем официальном кабинете он был не один, рядом с ним сидела Марина Викторовна Лейшина, и я малость офигела, увидев их вдвоем. Говоря официально-привычное про "прибыла по" и так далее, я озадаченно пыталась понять, она-то тут зачем. Князь сказал, что мистрис Лейшина хочет со мной поговорить и он не считает возможным мешать, и что-то там еще про мои права. Нас с ней проводили в маленькую и довольно-таки пустую комнатку в башне, в которой были и стол, и стулья, и даже электрический чайник, плюшки и пакетики с кофе. Его нам обеим мистрис Лейшина и налила, щедрой рукой положив сахар.
Я отхлебнула кофе и вздохнула про себя - похоже, это надолго. И, судя по толщине папки и общей конфигурации ситуации, она пришла не объяснять, чем в текущей политической ситуации могут обернуться мои выходки и почему не стоило ездить в Суоми так, как мы в начале месяца.
Дальше были полтора часа полного кошмара. Будь у меня возможность выбирать, предпочла бы полигон, честно. Из Марины вопросы сыпались, как из рога изобилия. "Алиса, какое у тебя гражданство на текущий день? У тебя документы в порядке, не просрочены? Что у тебя с регистрацией? Ты знаешь, какие у тебя есть гражданские права? Ты сейчас работаешь? Кто твой работодатель? Как оформлен договор? Кто тебе выплачивает вознаграждение за труд и в какой форме? Как именно оно выплачивается? Какая организация? Кто владелец или ответственное лицо? К какому ведомству принадлежит?" И ровно в тот момент, когда я уже надеялась, что все кончилось, Марина Викторовна вдруг снова задала вопрос о гражданстве.
- Вы знаете, - ответила я, вспомнив свою "коллекцию" и не только ее, - у меня такой широкий выбор, и все варианты такие интересные, что я еще не решила!
Больше всего хотелось просто встать и уйти, но князь приказал говорить, и значит, надо говорить. Уходить, громко хлопая дверью, я этим летом уже пробовала.
Марина вздохнула, поправила очки.
- То есть ты считаешь себя апатридом?
- Да, - радостно подтвердила я и подумала, что раз у нее вопросы кончились, может, она теперь меня отпустит наконец?
- Понимаешь ли ты, что в этой позиции ты уязвима с правовой точки зрения любым желающим на этой территории, потому что ты тут никто? Этого ли ты хотела?
Я кивнула. Она вздохнула снова.
- Понимаешь ли ты, что если ты заявляешь себя апатридом, то тебе придется отвечать перед законом за все, что ты делала в крае? Ведь твой работодатель не сможет защитить тебя иначе, как нарушая местные нормы закона и морали.
- Работодатель? - переспросила я.
Марина Викторовна посмотрела в свои бумаги:
- Осенью двадцать третьего наместник заявил, что ты его агент, и это значит, что за все твои действия несет ответственность он. И ему вспомнят все, под чем ты подписывалась в своем блоге и статьях на всех этих помоечных ресурсах. Не потому что международное сообщество против твоего подхода, но это способ остановить расследование преступных связей саалан за пределами края. А из тебя, если ты апатрид и наемник, получается хорошая разменная монета, которую можно потребовать в уплату за все неудобства, причиненные наместником и его желанием разгрести помойку, образовавшуюся из его же поспешных решений, принятых восемь лет назад.
Только минуту назад мне казалось, что самое плохое осталось далеко позади. Вот только привыкнешь, только приспособишься - и тут же находится что-то, что все обрушивает снова, когда же это кончится? Я уже почти завидовала Фейрану. Марина Викторовна, кажется, увидела, что я обо всем этом думаю и, заглянув мне в глаза, сказала:
- Алиса. Это все можно прекратить одной простой фразой: "Помогите мне восстановить гражданство, пожалуйста". И если тебе это нужно, ты сможешь сделать не меньше, чем Полина Юрьевна. Это возможно даже в той ситуации, в которой ты оказалась. Ведь реально все действия Полины правомочны уже потому, что она гражданка Озерного края, а саалан тут оккупанты, и основания, на которых они ее удерживают, вообще-то незаконны и противоречат местным нормам. Верни себе гражданство - и вопрос станет в разы яснее, чем он сейчас выглядит.
Я похолодела. Вот это уже было. Я точно где-то слышала предложение помочь, причем в сфере, где я ни в зуб ногой, потому что ну не мое это. И с тем же запевом: ты вот подпиши, что нам надо, и будет тебе и небо в апельсинах, и нос в попкорне. А потом все кончилось так, как не во всякой страшной сказке случается, а только в хорроре, где жуть будет от первого до последнего кадра.
Я помотала головой.
- Марина Викторовна, я вас услышала. Спасибо за желание помочь. Мое положение отличается от положения Полины Юрьевны тем, что я выбрала быть здесь сама. Да, возможно, это не самая стабильная ситуация. Да, это риск. Но я оказалась здесь в результате действий, которые совершала в твердом уме и здравой памяти, и было бы странно все переигрывать только потому, что я могу остаться одна и без поддержки.
Выходя, я успела заметить, что Марина Викторовна что-то быстро набирает на коммуникаторе.
- Поля, я только что с ней поговорила.
- И?
- "Сама сварила, сама и съем", примерно так. А, еще "ложки не надо, так расхлебаю".
- Я тебе сразу сказала, что так будет, потому что ей страшно очень.
- Понятно. Что думаешь делать?
- Формировать интерес к согласию. Вручную.
- Лучше бы успеть, пока ее личность снаружи не установили и не предъявили Несравненному. Это и в твоих интересах тоже.
- Да, я в курсе.
Из электронного архива Марины Лейшиной, 13.08.2027
Отложив коммуникатор, Полина потерла висок. Чего-то подобного она и ожидала. Причем с таких давних времен, что дети, рожденные в том году, уже успели закончить школу. Тогда, в две девятом году, к ней ввалился Лелик, весь черный от переживаний и с выражением лица человека, только что узнавшего дату конца света и обнаружившего, что она совпадает с ближайшим воскресеньем. Внятно говорить он, естественно, не мог, и Полина уже решила было, что Алиса от него уходит, но все оказалось интереснее. Влив в товарища по работе и внерабочим благородным безумиям семьдесят капель корвалола и пару ложек валерьянки поверх, Полина вытрясла из него суть новостей. Он эту суть принес с собой, и выглядела она как четвертинка черного формового хлеба, если не приглядываться. Но Полина пригляделась и увидела стопку паспортов. Все паспорта были на женщин с именем Алиса. Больше повторений не было никаких. Гражданство, возраст, фамилии, отчества, годы рождения - отличалось все. Фотографии тоже были не очень похожи. Мягко говоря.
Полина прекрасно помнила и следующий разговор, на троих с барышней, во время которого Лелик молча ходил по комнате и трясущимися руками тер голову. Его черная челка становилась дыбом, и все равно синие глаза блестели так, что даже полностью слепому идиоту было бы видно, что мужик чудом удерживается от слез. Он почти до обморока боялся потерять свое безмозглое сокровище вот так, по ее же собственной глупости, а Алиса никак не понимала, в чем проблема, если ненужные в это время паспорта можно просто спрятать и никому не показывать. Полина объясняла и объясняла, а потом поняла, что бьется в стену, и решила вопрос просто, хотя, кажется, не очень гигиенично. Она взяла Алису за плечи, развернула лицом к мужу и сказала: "Посмотри на него". И барышню наконец проняло. Она обещала уничтожить все это или хотя бы спрятать так, чтобы точно никто не нашел. И спрятала, как обещала, на совесть. Судя по тому, что через четыре года после ареста они с Агнис и еще двумя дурами сумели воспользоваться по меньшей мере одним тайником для своего знатного отжига, после которого граф да Айгит пару дней ходил с лицом под цвет его зеленого костюма. Между прочим, этот ее тайник с шансами был не единственным. И значит, каким бы овощем она сейчас ни прикидывалась, например, завтра можно ждать любого сюрприза в ее неподражаемом стиле. А чего точно не стоит ждать, так это просьбы о восстановлении гражданства. Обращаясь с такой просьбой к администрации наместника, она признает законность власти этих людей - и соответственно, законность всего, что они делали. В том числе с ней лично. Да, она не помнит, что ее пытали, и смотрит на наместника влюбленными глазами, но все ее поведение говорит, что это было. Вчуже Полине были интересны детали, типа точного авторства - участвовал ли Димитри да Гридах в процедурах допросов лично или перепоручил все Дейвину да Айгиту, при виде которого у Алисы пропадал голос и начинали слегка дрожать руки. Но, в общем, это пока не было важно. Важно было знать, что именно барышня планирует делать и когда. Если словосочетание "планирует делать" вообще применимо к человеку в этом состоянии.