Я - вижу.

Силуэт прогнившего, покосившегося креста. На нем болтается привязанное тело в лохмотьях. Нет, не привязанное, а прикованное цепями. Кандалы до крови натерли запястья мученика. Христос? Прометей? Да мало ли их было?

Голова почему-то перебинтована. Кончики марлевой повязки реют на ветру. Красные пятна на белой ткани. Нижняя челюсть отвисла, отпечатывается в памяти белыми раздробленными зубами.

Подлетают стервятники, садятся на перекладину. Убедившись, что жертва неподвижна, приступают к трапезе. Костяными пинцетами рвут кожу, стремясь добраться до теплых внутренних органов.

Дождь хлещет на эту картину черными штрихами. Плетью чернил раскрашивает тряпье, разбрызгиваясь, темная кровь.

Тело передергивает судорога и оно вспоминает, что еще живо. Смертник открывает глаза, но ничего не видит, его ослепили щелочью. Он пытается вытаращить глаза из орбит, ошалело вращает головой, но тщетно. Сдавленный стон едва различим - в отравленных легких не хватает воздуха. Он шевелит ногами в мутной луже, комья грязи разлетаются из-под озябших ступней. Размытая почва впитала в себя его жидкости, пот и кровь.

Неожиданно крест пошатывается под натиском ветра. Мученик падает лицом в грязь и захлебывается в вонючей мутной жиже. Комья сырой земли и темная вода закрашивают светлые волосы в черный цвет.

Я - слышу.

Его последние слова. Его булькающее бормотание, его вопль сквозь грязь и нечистоты, в которых он захлебывается:

Режьте меня! Рубите на части! Уничтожьте любое мое проявление! Замажьте кляксами отпечатки в памяти! Сотрите меня прочь! Не вспоминайте обо мне никогда!