Егоренков Алексей : другие произведения.

Земля точка небо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Моя вторая книга, труд девяти лет. История, состоящая из маленьких перемешанных обрывков, милицейских допросов, вечерних бесед в палате психбольницы, и так далее. В центре повествования -- неуверенная в себе девушка-психолог Лиза, приехавшая в Москву в поисках богатства и славы; метросексуальный и слегка провинциальный Макс с большими амбициями и серьезными проблемами с алкоголем; и странный тощий паренек Дима, мысленно зовущий себя Механиком. Про последнего, пожалуй, достаточно будет сказать, что он влюблен в погибшую девушку, копию которой хранит в памяти. Хмм. Или он ее просто выдумал? Короче, сплошная психология, экшн и веселье.

   Алексей Егоренков
   Земля точка небо
  
   Оле и Лизе
  
   Once you know, you can never go back
   Otherside
  
  
   Это произведение - художественный вымысел. Любые сходства имен, названий и фактов с реальными прошу воспринимать как случайность. Напротив, любое расхождение прошу считать преднамеренными.
  
  
  
  
  
  
  
  

Вступление. Прошлое

   13 ноября 2011 года
  
   Теперь, шестью годами позднее, когда я женат и у меня есть маленькая дочь, мне трудно делать выводы. Нет смысла думать, но иногда я всё равно думаю. Прав ли я был? Всё ли я сделал? Мне до сих пор не ясно. Могу оправдать себя лишь тем, что я счастлив.
   Говорят, за семилетний период клетки тела полностью обновляются. Уже теперь, шестью годами позднее, я слушаю музыку, от которой меня бросало в дрожь, и слышу лишь милый ностальгический лепет. Я перебираю свое прошлое - и вижу только эти бессвязные обрывки, которые вчера были частью меня, и частью слишком важной, чтобы собраться воедино.
   Эти записи я вел с две тысячи второго по две тысячи четвертый год. Я уничтожил их в две тысячи пятом, из личных соображений, и начал заново, когда соображения эти стали казаться пустыми. И вот, шестью годами позднее каждый осколок занял свое место, кроме дюжины самых важных, которые пришлось оставить как есть.
   Все они собраны в первой части, в главе номер один.

Часть I. Будущее

Глава 1. Так называемая смерть

   26 июля 2005 года
  
   Во-первых, я не жалею, что убил живого человека.
   Что такое "человек". И что такое "живой".
   Мне было неприятно - и только. Больше не изменилось ничего. Сегодня он по-прежнему был мертв, она - далеко, а я всё там же: у вокзальной площади, возле красных палаток, где продаются жирные хот-доги, а температура кофе полностью зависит от настроения продавца.
   Но мобильник умер, и вернулся голос.
   Раньше я каждое утро гулял по этому куску брусчатки: кому-то поднести сумку, кому-то поджечь сигарету. Я был нужен. У меня было занятие. Но теперь я снова выпал из механизма, и эти двое остались единственным исключением за всё утро. Они "заметили неадекватное поведение".
   Мы свернули в неприметный зазор между домами и прошли вдоль южной товарной ветки, и десять минут спустя вышли на 7-й Горизонт, узкий полумесяц города, открытый каждому ветру.
   На Горизонт ходят только маршрутки. Вдоль шоссе тянется железная колея, но трамваев нет, и трава между порыжевших рельсов живет и умирает непотревоженной.
   Летом здесь повсюду зелень. На каждом шагу прут из-под земли целые охапки деревьев, толстыми корнями разрыхляя асфальт. Дворов нет - одни аллеи и распахнутые пространства. Ночью в форточку слышен грохот поездов и бормотание репродуктора. С утра их перешибает свайный молот из соседнего котлована.
   Двое привели меня в старый детсад. Его павильоны, разбитые дорожки, ржавые останки качелей целиком тонули в гибких зарослях дикого клена. Цветы выбрались из развалившихся клумб и росли прямо на земле, тесня бурьян. Ступени были выложены свежим зеркальным кафелем, а у входной двери на жеваных проводах сушилась пара трусов. Новая вывеска, кроме герба и свежей трещины, вмещала только одно слово: "Милиция".
   Всё равно больше идти было некуда.
  
   26 июля 2005 года
  
   - Что, молодой человек, делаем мир интереснее?
   - Это твои показания.
   - Пишите вот тут: с моих слов записано верно и мною прочитано.
   - Подпиши здесь и здесь.
   - И тут.
   - И давай пройдемся по ним еще раз. Начнем с вечера.
  
   25 июля 2005 года
  
   Ее электричка застала меня у рыжего железного моста. На вокзале зажглись прожекторы, и передо мной вытянулись тени. Я шел через треск и шелест вечерних насекомых в сухой траве, молча ругая шпалы, выложенные с таким промежутком, что по ним удобно ходить только в детстве. Теперь же каждый шаг приходилось делать сознательно, идти, идти и идти, слушая хруст и шелест замасленной щебенки.
   За мостом запах одуванчиков сменился гравиевой пылью и вязким мазутным паром. Вдоль насыпи потянулись редкие клены. Далекие огни зябко шевелились, дрожа в их листве. Сойдя к подножью насыпи, я остановился и запрокинул голову.
   Когда смотришь вверх, невольно понимаешь, что будущее уже наступило. Небо исчеркано кефирными следами авиатрасс; они медленно тают, разваливаясь на хлопья и пар. Дома меня ждет ужин двадцать первого века: растворимый суп, концентраты, загустители, эмульгаторы, искусственная колбаса, сушеные напитки. И синтетическое одеяло.
   Мне приходится экономить. Я стригусь под ноль, потому что так дешевле. На завтрак ем яблоки, на обед завариваю лапшу. Последние сто баксов я отдал какой-то нищей, и она даже не сказала мне "спасибо".
   Знаю, я идиот. Но постепенно я учусь.
   Недавно выяснилось, что вместо ножек у моей кровати четыре стопки книг. Я стащил кирпич у двери в подъезде и выменял его на три раздавленных учебника. Механика. Физика. Биология. И черт с ним. Я не из тех, кто просыпается утром, видит людей, которые стучат и копошатся за окном, и не теряет безразличия. Мне нужно разобраться, как они ухитряются это делать.
   Я не люблю свой город. Тем более, это больше не мой город - последние годы я жил не здесь. Теперь мне кажется, что все местные знакомы друг с другом, все действуют сообща и заняты делами, в которые не собираются меня посвящать. Я здесь уже почти два месяца, и до сих пор ищу способ вернуться.
  
   26 июля 2005 года
  
   - Он в клетке?
   - Угу. Что приемная комиссия?
   - У них занято. Я прозреваю, куда эти врачи смотрят? Такие психи на воле, по улицам уже ходить страшно.
   - Косой, это стыдно, ты же милиционер.
   - М-да. И что, сегодня по пиву?
   - Нет. Сегодня - я принимаю наркотики.
   - А-а. Тогда привет нашему комьюнити.
   - Угу. Покасики.
  
   25 июля 2005 года
  
   Странности производят странности. Психоделы собираются в Рейве. Они не говорят ни с кем. В мою грудь уперлись четыре костяшки, и ни слова не последовало из темноты.
   Психодел жевал арбузную жвачку. Он защелкнул шипящие наушники.
   Чирк!
   Синие звездочки растаяли в пустоте, оставив на моей сетчатке лиловый след. Со вдохом пришел...
   Чирк!
   ...запах магния, - подумал я и понял, что снова могу думать.
   Чирк-пф-ф!
   Огонь. Потянуло смоленым пером, и от жара заныли глаза. Маньяк узнал меня уже тогда, когда я отпихнул его руку и прыгнул к лестнице.
   Одинаковые пролеты завертелись как сверло, я споткнулся и жгуче хлопнулся ладонями о бетон, а моя голова продолжала нестись по кругу.
   Всё равно больше идти было некуда.
   Пятно зеленой краски на ступенях. Мое сердце уже толкалось где-то в горле, цокая эхом изнутри висков.
   От черного хода тянется узкий балкон. Под ногами щели, сквозь них виден еще балкон, и еще, и еще. Меня швырнуло вперед, и зубы щелкнули, а голова чуть не ухнула с шеи прочь. В глазах лопастями вертелись тени.
   Пуф-ф, -- и я провалился на дно.
   Со мной это не в первый раз.
   Когда так бывает, внутри что-то выключается, из мира выдергивают затычку, и ты летишь в теплую вязкую пустоту. И в каждой тени мелькают намеки, и у воздуха появляется вкус.
   Если бы только удалось вернуться. Но это всегда проходит.
   Маньяк не побежал. Смятый неподатливой ленью, я слушал эхо его размеренных шагов. Оно мелело, потом растаяло, и психодел вышел навстречу. Я рассмотрел его и понял, откуда молчание. Глаза маньяка были спрятаны за темной лентой очков, а остальное прикрывала респираторная маска. Так одеваются в Рейве.
   Распахнув тяжелую дверь, я нырнул в коридор, где в это время почему-то всегда пахнет малосольными огурцами. Я рухнул на противоположную стену и перекатился на спину.
   И это случилось.
   Не могу сказать, что я хотел убить его. Не в тот момент. Идея была простой и глупой - толкнуть дверь и не дать ему войти. Но чувствуя, как тягучий вес по ту сторону медленно сдается, я вдруг захотел, и сделал это. И кстати, не услышал ни звука. Вопреки традиции, маньяк падал молча.
   Бум-м. Удар я помню. Даже не звук, а подземный толчок. Словно дрогнул весь дом. Зыбь пробежала по стеклам. Будто даже моргнул свет, хотя мне наверняка всё померещилось.
   Впервые я шел такой походкой, когда прочел свое имя в московском таблоиде и понял, что меня все знают. Даже так: МЕНЯ ВСЕ ЗНАЮТ. Известность - это наркотик, и с непривычки она вызывает тошноту. Потерю равновесия. Прохожие сторонятся, а ты идешь, не разбирая дороги, и надеешься, что никто вокруг не обращает внимания. Ползешь, хватаясь за стены, хромая на плохо сросшуюся голень.
   В коридоре было пусто. За мной никто больше не гнался.
   Что еще?
   Каюсь, я блевал. Мой желудок не возражал против собачьего мяса, даже лягушачье он принял нормально, а вот убийство пришлось ему не по вкусу.
   Я живу в однокомнатной квартире, в "американке". Это значит, что ванна стоит прямо в кухне, за клеенчатой занавеской. Я прошел туда, умылся, вымыл из глаз едкий пот, натер щеки мылом. Зачем-то намылил и сполоснул руки. Снова намылил и сполоснул. Уставился в зеркало. Нижняя губа дрогнула, и мой подбородок потянула вниз какая-то мышца. Глотку стиснуло в против-в-в... Хрустнули виски. Я скорчился над раковиной, и меня вырвало.
   Меня рвало ничем. Я блевал и выдавливал из себя пустоту.
   Вз-з. Вз-з.
   Когда застонал на полу мобильник, я понял, что уснул прямо возле раковины. Я нашарил телефон и нажал кнопку. Звонил Музыкант. Очередной старый знакомый.
   - Ну, допустим, - скрипнула трубка его голосом. - Ты спас меня, я тебя. Что еще?
   Расскажу про Музыканта. Он носит в левом ухе гарнитуру, потому что его правая рука не работает, пальцы не сгибаются - их когда-то придавили каблуком. Поэтому Музыкант не может больше играть и занимается другими вещами.
   - Что дальше? - прошипела трубка.
   У Музыканта есть блок-флейта, дешевка из черного пластика, мой подарок. Он носит ее на поясе в кожаной петле. Играть Музыкант не может, поэтому флейта не действует. Она разбирается, в мундштук ее ввинчен железный сердечник, а в нем - тонкое стальное шило, которое целиком прячется внутрь. Музыкант уже заколол этим шилом человек двадцать.
   - Ты понимаешь, что это война? Что теперь либо мы, либо они?
   Если бы психодела убил не я, это наверняка сделал бы Музыкант или кто-то из его людей. С той разницей, что я сам остался бы мертв, или того хуже.
   - Знаешь, как ты нас подставил?
   Одну ногу, одну руку...
   - Трое наших попались, - сказал Музыкант. - Если бы не долг, ты бы ответил за них.
   Почку, легкое и глаз.
   Он говорит "попались", а не "убиты", чтобы не волновать оператора.
   - Мы квиты. Еще раз сунешься - ты понял.
   Он говорит "понял". Ясно, для чего. Но они сами виноваты. Каждый из нас виновен. Его люди создали психоделов.
   А он собрал этих людей вокруг себя.
   А я дал Музыканту способ.
   Хорошо, что Эврика никогда этого не узнает.
  
   27 июля 2005 года
  
   - Итак, вы слышали голос. Он что-то вам приказывал? Покончить с собой? Совершить убийство? А может, не кончать с собой? Не совершать убийства?
   - И хватит издеваться! Перед вами люди с психиатрическим образованием.
   - Спокойно, спокойно. Молодой человек. Я прошу вас. Начните сначала. Но не просто сначала, а полностью. У вашего рассказа ведь есть начало?
  
   16 октября 2001 года
  
   На юге Шварцвальда тогда хлынул такой сильный ливень, что в Альпах падали сосны, а в городе вода смывала листья с деревьев. Но это случилось позже, а сейчас Механик жал на педали, и был зол как никогда.
   Велосипед, желтый облезлый почтовик, без тележки для писем катился легче, но Механик всё равно пыхтел, выжимая из себя последние силы. Ему хотелось нагрузки. Он злился и оттого, что ехать было некуда, и оттого, что отлично знал, куда едет.
   Механик не переживал из-за кражи. В Европе он воровал часто - обувь быстро портилась на мостовых, а новая стояла на уличных стендах без присмотра, где-то левый, где-то правый, оставалось только подобрать пару. Бесплатный суп ему тоже порой становился противен, а яблоки в садах росли не всегда.
   Велосипеды здесь водились в огромном количестве, но каждый был пристегнут хорошим тросом, а то и четырьмя. Исходив туда и сюда огромную стоянку, изучив все разновидности противоугонных систем, Механик заметил в каменной арке почтовый велосипед, ободранный и брошенный. Он не был привязан. Колеса почтовика давали сильный люфт, когда Механик катил его прочь и старался не греметь сетчатыми корзинами. В первой же роще Механик достал набор инструментов и снял всё лишнее.
   - Не знаю, как в Германии можно попасть под машину, - сказала ее подруга. - Тут скорее попадешь под велосипед.
   И это было правдой.
   "Вот дура", - повторял он. Какая же ты дура.
   Механик отказывался вспоминать, как ему нравилось это в Синице. Ее ночные прогулки. В дождь, по разделительной полосе. Он вообще сейчас мало что помнил. Его память, кора головного мозга, распалась на стайку микроорганизмов.
   "Я механик", -- думал он. - "Биомеханик. Я занимался наукой. Был в армии. Сдавал на категорию. Я умел водить трак. И, наверно, еще умею".
   Вокруг него собиралось электричество. Тучи клубились над головой, но ветра не было, и на огромных соснах не шевелилась ни одна ветка. Тишину над серпантином нарушал только ровный скрип педалей и шуршание полуспущенных шин. Насоса у Механика не было.
   Вдруг мир стал фиолетовым и ровным.
   Механик вскрикнул от удивления и не услышал себя. Колеса занесло, и его припечатало об асфальт. Пурпурная стена перед глазами таяла, мерцая в унисон его пульсу.
   "Вот я и сам", - подумал он рассеянно. И это даже интересно.
   Шум в ушах постепенно улегся. Механик лежал на шоссе, облезлый почтовик валялся рядом, и вокруг стало еще тише.
   Черт.
   - Я не умер, - сказал он, приподнявшись на локте.
   Ихь нихьт бин тод... или как его?
   Он повалился обратно и засмеялся в клубящееся черное небо.
   - Молния! Просто молния, - пробормотал он неслышно. - Бахнула где-то рядом. Видно, будет дождь.
   Тяжелая капля упала ему прямо в глаз, и спустя мгновение ураганный ветер обрушился на всё предгорье Альп, и сверху хлынул ливень. Механик поднялся и побрел, толкая велосипед. Капли дождя на его зрачках работали как линзы, и мир стал пронзительно четким. Механик шел, захлебываясь мокрым ветром, и вдруг начал что-то понимать.
   "Итак", - думал он. У каждого тела есть запас прочности. За ним следует точка разрыва. После нее твердая материя либо распадается, либо течет как жидкость. Если допустить, что разум под нагрузкой ведет себя так же, то есть выбор: он или сломается, или...
   "Мой не сломается", - решил Механик. Он просто изменит форму.
   А значит, можно стать кем угодно.
   Он снова улыбнулся. Механик больше не был зол. Он сделал важное открытие.
   Спустя неделю он разыскал водителя дальнего следования, который возил нелегалов через границу. Водитель подождал, когда Механик заберется внутрь, и задвинул выход сосновыми поддонами. На досках высились башни, связанные из книг. Они пахли хвоей и типографской краской. Механику досталось полтора квадратных метра с вешалкой, раскладушкой, пустым ведром и бутылью воды на пять литров. Ухнул двигатель, грузовик дернулся, выдохнул и заскрипел, выруливая к шоссе.
   На вешалке болтался засаленный ватник. На койке лежала подушка из тряпья, завернутого в майку с выцветшим футбольным номером. Механик вытянулся на раскладушке, стараясь не касаться ледяных алюминиевых частей, и выдернул из ближнего штабеля глянцевую книжку. Она скрипела и липла к пальцам от новизны.
   Религиозная брошюра. "КАРМА И ДХАРМА. Так называемая смерть, и после нее".
   Механик зашвырнул книжку вглубь кузова, повернулся боком и стащил на себя ватник. Грузовик набирал скорость, грохоча железными бортами.
   Через сутки двигатель замолк, и водитель освободил путь наружу. Механик выбрался из трейлера, щурясь на бескрайнее серое небо. Снаружи была осень, такая, когда листьев уже не осталось, а воздух пахнет костром и сыростью. Механик вернулся назад.
  
   27 июля 2005 года
  
   - Добро пожаловать в нашу наркологию с ее не менее знаменитой сексопатологией.
   - Секса тут немного, зато колеса выдают бесплатно. Только пригрузи санитара, что тебя ломает. Сам не будешь, я у тебя выменяю. Хочешь апельсин?
   - Не бери апельсин. И главное это... не думай, что мы психи. Мы так, пара извращенцев. А ты? У тебя какая девиация?
  
   25 июля 2005 года
  
   Секс. Второй день подряд я мог думать только о сексе. Была надежда, что меня уберегут ее безобразные остроносые туфли. Ее прическа и косметика тоже помогали держаться.
   Каштановые локоны Эвридики были окрашены в золотистый цвет, и завиты, и пропитаны лаком до такой степени, что их не хотелось касаться.
   - Эффект мокрых волос, - тарахтела Эврика, поправляя спутанный ужас на своей голове. - Когда берешь диффузором, это такая толстая щетка на фене, потом гель, и накручиваешь.
   Зачем она рассказывает мне об этом? У меня нет волос, и завивать нечего.
   - Я Овен. Для меня это очень естественно, такая укладка.
   Она красила губы и веки так сильно, что когда-то, увидев Эврику в полумраке, я решил, что ее избили. Если бы я знал тогда, что она в порядке, то не сидел бы сейчас на ухабистом бревне у костра, пытаясь незаметно перебраться как можно дальше.
   - Ты не обижайся, ты мне очень помог, - сказала Эвридика. - Я думаю, думаю, и...
   И она заплакала.
   От нее веяло таким беззащитным теплом, что я только пялился на туфли, самую жуткую часть Эврики. Вернувшись из Москвы, я обнаружил, что здешние девушки одеваются вдвое хуже, чем раньше. Везде был этот рвотный, злой, блеклый розовый цвет. Каждая девчонка надела тесные брюки, расшитые блестками и рваной бахромой. Их тугие штанины оставляли между ног широкий зазор и обтягивали зад так, что на бедрах выступали кости.
   Но еще страшнее была обувь. Бесформенные узкие мокасины с эффектом утиной лапы, и платформы телесного цвета по форме воловьих копыт.
   Думать об уродствах, отвлечься от Эвридики, - отступать было некуда.
   Узкие сплющенные босоножки Эврики компенсировали ее детскую привлекательность. Не идущие ни к какой одежде, украшенные битым стеклом, заблудившиеся в оттенке между красным, оранжевым и фиолетовым, - такие не продавались на каждом углу. Такую дрянь нужно было поискать.
   Когда любишь одну женщину, невольно ищешь в других изъяны, чтобы уберечь свою верность. Обычно хватает одного или двух.
   Но с Эвридикой приходилось быть начеку каждый миг. Буквально двадцать минут назад Эврика вынула тонкие ножки из двух безобразий и потянула цветастое платье через голову так внезапно и решительно, что мою промежность тут же пронзили судороги.
   - Не могу, - пожаловалась Эвридика. - Я такая жаркая вся, липкая, костром воняю... Я пошла купаться.
   На ее кремовом тельце осталось нижнее белье с кружевами, не купальное. Она спустилась к озеру и прошла в черную воду, не сняв трусы и лифчик, но из-за этого получилось только хуже.
   - Эй! Хочешь ко мне? - крикнула Эврика.
   Я хотел. Спуститься к ней, обрушиться в прохладу и свежесть, подобраться к девушке, обнять ее... Беда только в том, что двух женщин одновременно любить невозможно.
   Но как я хотел ее в тот момент. Дешевая косметика Эврики моментально растворилась в озерных брызгах, а волосы потеряли часть лакового блеска, хотя всё равно отталкивали воду.
   Если бы я остался наедине, то устроил бы грандиозный сеанс онанизма, после которого мое воображение ушло бы в недельный отпуск, прекратив изводить меня порнографией.
   Самое худшее началось, когда Эвридика вышла из озера и пришлепала ко мне, мокрая, с отметками потекшей туши у глаз и каплей на кончике носа. Терпеть ее было невыносимо. Нижнее белье Эврики светилось насквозь, и лучше бы я видел ее голой, потому что мутная ткань оставляла фантазии чересчур многое. Я не мог выдохнуть и едва держал равновесие. Заметив мое смущение, Эвридика скромно улыбнулась, выбрав худшую из реакций.
   - Сходи покупайся, чего ты, - сказала она.
   Нет смысла отрицать. Без плохой косметики, без страшной обуви и почти без одежды Эврика была слишком красива, чтобы не замечать ее близость. Плотски, наивно, животно красива, - на все свои девятнадцать лет.
   Подтянув ворот рубашки, я отвернулся и зажмурился, чтобы не видеть темные кружочки вверху и черную полоску внизу, проступавшие сквозь мокрое не-купальное белье Эвридики.
   - Прикройся, - я едва выдавил это слово, потом сглотнул и повторил. - Прикройся чем-нибудь, пожалуйста.
   Эврика уставилась на меня с детской полуулыбкой и нагнулась за платьем. Откуда ей знать, что у меня не было секса несколько лет. Почти не было.
   - Пойми, - сказал я. - Это неправильно. У меня есть кое-кто. Это самое дорогое, что у меня есть. Прошу тебя. Понимаешь, о чем я?
   Бросив на нее взгляд, я обнаружил, что Эвридика до упора открыла рот и глаза. Вряд ли она поняла. Но я не знал, что добавить.
   - У меня тоже кто-то есть, - сказала Эврика. - Чего ты?
   А кто сомневался, что начнется безумие.
   - Насчет твоего парня, - сказал я, чувствуя легкое головокружение. - Между прочим, за нами гоняется именно он. На скутерах были его друзья из Рейва. Понимаешь, он решил, что мы вместе и ревнует, и это вдвойне странно, потому что он и сам, вроде, кое с кем там...
   Эвридика закрыла рот.
   - В общем, - сказал я. - Черт с ним, забудь о нем.
   Она с размаху села на бревно. Я был рядом, но, почуяв ее аромат, незаметно отодвинулся. Мы долго сидели молча, как две отмороженные птицы на жердочке.
   Вдруг Эврика затарахтела об эффекте мокрых волос, потом сказала, чтобы я не обижался, и разревелась. Я покачивался на бревне, отрешенно думая, что делать теперь, а она плакала и плакала, то рыдая в ладони, то подняв лицо к небу и глотая слезы.
   А я сидел и пялился на ее обувь, размышляя о том, как несуразен бывает мир.
   Спустя минут десять я решился глянуть на Эвридику, и с удивлением обнаружил, что в процессе истерики она успела натянуть на себя платье.
   - Ты ее видел? - спросила Эврика неожиданно взрослым голосом.
   Кого?
   - Ее. Ты сказал, что у него кто-то есть.
   Не помню, чтобы я такое говорил, но да - кто-то есть.
   - Какая она? - Эвридика нахмурилась.
   - Да никакая, - сказал я. - Не вспомнить. Обычная... пустышка.
   Нос Эврики воспалился, ее глаза опухли от слез, но теперь ее черты стали живее. Неловко было думать, что ее я тоже считал пустышкой.
   - Я не спрашиваю твое мнение, - сказала Эврика. - Я говорю, как она выглядит? Как одевается.
   Выглядит как все. Загар. Ногти. Крашеные белые волосы.
   - Блондинки, - Эвридика закатила глаза и тронула свои каштановые волосы. - Почему они всегда бегают только за светлыми? Ну почему?
   Она запустила пальцы в прическу и отжала ее, как мокрую тряпку. В ее руках завитушки распрямились, и по заплаканному лицу Эврики снова побежала струйками озерная вода.
   - Цвет волос тут не при чем, - соврал я.
   - Я знаю, но... Так тяжело встретить кого-то, завести нормальные отношения, а потом всё оказывается... так глупо.
   Нет, глупо то, что творилось во мне. Сидя на бревне рядом с Эврикой, которая застенчиво сморкалась в носовой платок, я провалился в нечто вроде дна. Мои веки сами опустились на глаза, и я, не заметив этого, смотрел уже сквозь них. И видел только секс. Ароматное тепло Эврики ощущалось ярко как никогда, оно струилось и преломлялось, давая жизнь и дыхание фантазиям. Меня тянуло в пучину грязного порно. Я поднял руку, не в силах держаться. И вторую, и вот уже влажная мягкая Эврика сидела у меня на коленях. Моя ладонь оказалась на ее лодыжке, но Эвридика не возражала. Она скользнула навстречу, и ее живот прижался к моей каменной ширинке. Секунда, и я ощутил, что Эврика знает. И еще хуже - она согласна.
   Только не согласен был я. Пришлось обидеть Эвридику, оторвав ее от себя как магнит.
   - Прости, - сказала Эврика, и я не знал, что ответить.
   - Что теперь? - спросил я резче, чем собирался.
   - Поеду домой.
   Нельзя. Дома ждут маньяки из Рейва.
   - К маме. Скоро осень. А у меня нет теплой одежды.
   - Ты уедешь из города? - спросил я.
   - Конечно.
   Да, я струсил. Я испугался, что не сдержусь и возьму ее.
   - Чего мы ждем? - сказал я. - Идем на вокзал.
   - Честно? - она глянула на меня, но быстро отвернулась. - Ты не обидишься, если я тебя брошу?
   Нет. Только если она пообещает не возвращаться в город еще месяц.
   - Разве что весной, - сказала Эвридика.
   Весной будет можно. Пожалуй.
   Обогнув край озера, мы выбрались к железнодорожному пути. Я провел Эврику на вокзал и до самой электрички. Мы расстались у расписания. Можно было поцеловать Эвридику на прощание, но я решил больше не рисковать. Я неловко обнял ее, и мы разошлись навсегда. Она не обернулась, а я не ждал отправления. Я слез на шпалы соседнего пути и взял курс на 7-й, где ждали маньяки из Рейва. Всё равно больше идти было некуда.
   Огромное количество онанизма - вот и всё, что меня пока заботило.
  
   2 августа 2005 года
  
   - Теперь вас таких двое.
   - М-да. Пожалуй, нужно объяснить, о чем говорит наш апельсиновый друг. Со мной был похожий случай. Я был сексуально зависим от одной бабы. В итоге пересел на порнуху. Два года сидел на порносайтах. Там часто вообще ничего нет, кроме ссылок на другой, оттуда на другой, и так далее. Порноиндустрия без всякого порно. Но мне было всё равно.
  
   16 октября 2001 года
  
   По обычной иронии, Механика тоже доконала "порноиндустрия без всякого порно". Тем вечером на Альпы рухнул сильный ураган, который потом назвали собственным именем. Но пока было утро, и воздух едко пах виноградниками. В ночлежке давали бесплатный завтрак, поэтому в столовой полно было нищих и кочевых неформалов.
   Механик взял пару треугольных сэндвичей и побрел наружу. Под вокзальным куполом верещали птицы. Станция, как оранжерея, была сплошь увита цветами. Вдоль центральной платформы располагалось всё подряд, от банковских филиалов до сосисочных, у одной из которых Механик притормозил, чтобы накачать из бесплатного насоса ароматной горчицы.
   Он вышел на площадь, кусая сэндвичи по очереди и сильно щурясь на вокзальные часы.
   - Ух. Это ровно год назад я потерял работу, - прожевал Механик на смеси английского, немецкого и русского, которую понимал только он сам. Его бормотание растаяло в свисте отбывавшего поезда. Если бы поездка на экспрессе не стоила как персональный компьютер, Механик разыскал бы Синицу куда раньше.
   Когда-то он катался по немецким автобанам, заплывая во французские водовороты. Когда-то Механик водил "Актрос". Не какой-нибудь грузовик, а настоящий трак.
   Восточные тракеры были странными людьми, поэтому Механик здесь нашел себя. Всегда слишком пухлые или чересчур тощие, с обгоревшей на солнце левой рукой, спящие при каждом удобном случае, пьющие без перерыва, но мало, всегда под амфетамин, чтобы не спать в пути. Тощий и слабый Механик, как ни странно, терпел ночи куда лучше бывалых тракеров. Ему помогал университетский и армейский опыт. Механик сразу погружался в студенистый вялый ступор и летел над автобаном, качаясь на мягкой подвеске. Иногда ему казалось, что дорожная разметка неподвижна, а иногда - что она медленно струится вдаль, к зареву у самого горизонта, где силуэты ветряков перемигивались красными маячками. Он жил в грузовике как в доме. Ночью видел сны на лобовом стекле. Утром распахивал боковое окно и пьянел от свежего ветра, путая точки дальних фонарей с утренними звездами.
   Ноги его наливались водой, голова сползала все ниже к рулю, а глаза больно закатывались под лоб, но Механик не спал по-настоящему. Главное, чтобы не кончался табак. И чтобы на грудь приятно давило ускорение.
   Настал день, когда дорожные фонари превратились в луны. В каждой луне плыл узор из пятен и черточек. Механик разглядывал их, когда было скучно.
   Спустя месяц луны отпустили щупальца. Они висели на фонарных стеблях как медузы, и над каждой лучилась радуга.
   На следующей комиссии его забраковали по зрению.
   - И это было год назад.
   - Угу, - сказал Механик. - Меня не пустили. Трак весит сорок тонн. Можно переехать легковушку с людьми и не заметить.
   Ее подруга отвернулась и загремела вещами, роясь в черной лаковой сумочке. Двигая острыми лопатками, она сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой и сквозь зубы втянула дым. Пару затяжек спустя ее подруга снова посмотрела на Механика и поправила волосы.
   Губы этой девушки были устроены так, что всегда складывались в легкую улыбку, над которой их хозяйка не имела власти. В уголках ее губ постоянно виднелась отметка горечи.
   - М-м... меня зовут Сюзанна, - сказала она. - Знаешь, как это по-немецки? Зюзя! С ума сойти, правда?
   - А? - Механик тоже растерялся.
   Он десять месяцев жил без табака, и от струйки дыма, попавшей в нос, его немедленно затошнило. Механик помахал у лица рукой.
   - Уф, - взгляд Сюзанны метнулся по большой комнате общежития. Сюзанна прошагала в угол, где в нише теснилась кухня, взяла раскладной стул и вернулась.
   Сюзанна вся состояла из улыбки, худобы и усеянной родинками загорелой кожи. Одетая в легкое платье, выгоревшее до потери узора. Перламутровая заколка в пучке темных волос и цепочка на щиколотке - всё, что успел разглядеть в Сюзанне близорукий Механик.
   - Пардон, - сказала она. - Ну, рассказывай. Значит, ты потерял работу и вернулся домой.
   Она с лязгом разложила стул и уселась, закинув ногу за ногу. Сюзанна была легка и размашиста. Зажав сигарету в тонких губах, она шлепнула себя по чуть оголившемуся бедру, и Механику вдруг стало неловко. Он сказал:
   - До границы я ехал в автобусе. Хотел попрощаться с дорогой.
   Сюзанна три раза медленно кивнула, не отрывая взгляд от кончика своей ноги. Сигарета покачивалась в ее сжатых губах.
   - После границы взял поезд. Купе, - сказал Механик. - Первый раз в жизни.
   - И там ты встретил ее, - подсказала Сюзанна, изучая свой педикюр.
   - Угу, - Механик замялся, но его распирали воспоминания.
   Он вывалил Сюзанне всё. Рассказал про девушку с зелеными глазами, напротив которой просидел двое суток. Рассказал, как им было весело, как хорошо она смотрелась в измятом комбинезоне, как умела непринужденно материться, говорить пошлости, которые Механику тогда казались лучшими шутками на свете. Как он думал о ней по ночам, когда грохотали колеса, и по стенам мелькали отблески придорожных фонарей.
   Проговорившись, как она поймала его взгляд и заявила, что не спит ни с кем в дороге, потому что затрахалась бы насмерть, Механик понял, что терять уже нечего, и рассказал Сюзанне главное.
   - И вот что, - сказал он, глядя в никуда. - Она восхитилась, когда я сказал, что работал тракером. Если честно, это была первая женщина, которая мной восхищалась. А еще честнее - вообще первый человек.
   Она знала, какой это ужас - проводить столько времени в пути. Она с девочками часто ездила на съемки, и тоже сидела по двое-трое суток в автобусе, и это был настоящий ад по сравнению с купе. Так он узнал, что его попутчица работает на телевидении.
   - Она ехала домой на каникулы. Она сошла ночью, а я спал. Я вернулся к себе на 7-й, - Механик почувствовал усталость, подобравшись к концу истории. - Приехал и думаю - что мне тут делать.
   Впервые у него появилась какая-то цель. Синица в руках. Так он стал звать ее Синицей, не заметив этого сам. Вернуться на таможню, пробраться в Европу нелегалом - всё это было реально. Он не знал даже имени, но хоть одно было известно точно: она работала в Германии телезвездой.
   Механик набрал воздуха.
   - Порнозвездой, - бесцветно поправила Сюзанна.
   Что?
   - Что? - просипел Механик, не успев перевести дух.
   - Это "Спайс", - она впервые посмотрела ему в лицо. - Большая немецкая порностудия. Наша порностудия.
   У Сюзанны были синие глаза, безумные, пляшущие, как газовые конфорки. Она тряхнула рукой, указывая на стены. В неподвижном воздухе растаял оранжевый росчерк сигареты.
   - Это что, по-твоему?
   Впервые Механик заметил, что стены комнаты оклеены плакатами, на которых то Синица с парнем, то Сюзанна с парнем, а то и они вместе с парнями и без - занимались сексом в тонком белье и красивых позах, откинув головы, разметав волосы и кусая губы в поддельной страсти. Груди, лобки, - всё было выставлено напоказ. Ничто не осталось воображению. Даже члены. Особенно члены. Стройные, идеально гладкие фаллосы, которые Синица здесь и там брала в тонкие розовые пальцы, почти касалась губами, трогала языком...
   Механик вдруг понял, что смотрит на мир как-то издали, и в следующий миг обнаружил себя на полу. Вскрик Сюзанны обозначился в его гаснущем сознании, как серый росчерк - V.
   Женские образы клубились в голове Механика, пока он силился понять, кого видит перед собой.
   - Ох, слава богу, - Сюзанна вытянулась поперек него и разгладила укрывавшее Механика покрывало. Он понял, что лежит на нижнем ярусе двойной кровати.
   - Ну, что ты, - Сюзанна опять вернулась к нему, тронув рукой его лоб. - Не расстраивайся так, это же просто софт-порн, тут даже не вставляют ничего в тебя, только иногда может надо поцеловать или прикоснуться...
   Механик затряс головой.
   - Всё, не буду, - сказала она. - Смотри, я всё завесила.
   Он увидел, что все стены занавешены цветными простынями. Открыт был только один плакат, где Сюзанна и Синица обнимались, выставив округлые зады и запустив руки между ног.
   - Где она? - спросил Механик.
   Сюзанна обхватила себя руками, покачнувшись на краю матраса.
   - После такого - я боюсь тебе говорить.
   - Ты не думай, это просто от усталости. И сигаретный дым, я давно не курил, - сказал он и сглотнул. - Мне нужно ее хотя бы повидать. Я столько искал.
   - Ты больше не водишь машину? - спросила Сюзанна. - Потому что я теперь водить не могу.
   Механик тупо смотрел на нее.
   - Неделю назад ее сбил грузовик, - выдавила девушка. - "Мерседес", большой такой.
   - "Актрос"?
   - Понятия не имею.
   Механик лишь рассмеялся едким кашлем.
   - Грузовик, - он хрюкнул и вытер слезы рукавом. - Конечно! Сразу поверил.
   Сюзанна криво усмехнулась.
   - Я сама теперь именно так об этом говорю, - сказала она. - Уже отревелась.
   О чем думать - теперь было неясно. И что теперь делать. Куда идти.
   - Вы что, из этих? - спросил Механик, указав на фотографию подбородком.
   - Я лесбиянка, она нет, - ответила Сюзанна. - Была нет. Так что я понимаю твои чувства.
   - Угу, - сказал Механик. Он трижды попытался сглотнуть, морщась от боли в глотке.
   Он не плакал. Сюзанна разрыдалась за него.
   - Я тоже ничего не понимаю, - сказала она в ладонь. - Я не знаю, как в Германии можно попасть под машину. Тут скорее попадешь под велосипед. Ничего, врач мне объяснил, ей было не больно. У нее внутри что-то сломалось, и боль не успела дойти в мозг. Они дали ей газ, она заснула, и всё. С ума сойти, правда?
   - Не плачь, - Механик растерянно погладил волосы Сюзанны, так же вылинявшие от солнца, как ее старое летнее платье.
   - Хорошо, - Сюзанна всхлипнула и притихла. Она подняла голову и уставилась ему в глаза. - Не знаю, чего я. Из-за тебя, наверное. Ты ее искал, и мало того, что она оказалась блядью, снималась в порнухе, жила с подружкой-лесби...
   - Да я...
   - Нет, не возражай, мне уж было ясно, что ты не в восторге.
   Механик отрицательно мотнул головой, но промолчал.
   - Знаешь, ты вошел, а я подумала: вот еще один козел, - призналась Сюзанна. - За нами всегда бегает куча козлов, они считают - если ты в порно, значит, даешь бесплатно. Типа, ради популярности. Когда ты спросил ее, я так разозлилась, что хотела заехать тебе чем-нибудь по голове.
   - Спасибо.
   - Не за что. Потом ты рассказал о себе, и я подумала - блин, ну кто знал, что так бывает? Она точно не знала. Мы встретились на паспортном контроле. Мы думали, едем танцевать легкий стриптиз, а оказалось - сниматься в легком порно. Всё цивилизованно, никого силой не заставляли. Все девочки развернули оглобли. А мы остались.
   - Почему?
   - Потому что думали, что все мужики говно, - Сюзанна прижалась к нему. Левой рукой она обвила его за шею, а правой, свободной, принялась вытаскивать застрявшее между ними покрывало. Механик покрылся испариной.
   - Стой... э-э... Зюзя! Сюзанна! Зачем?..
   - Нам двоим это нужно, - прошептала она ему в ухо.
   - Но ты, это самое... любишь девочек!
   - Би. Только ради тебя.
   Последнюю фразу Механик не понял. Внутри него что-то происходило. Чувствуя горячую ногу Сюзанны, втиснутую между его коленей, Механик боялся. Где-то внутри него, в другом мире, Синица была еще жива, и он хотел сохранить ее.
   - Слушай, - огромным усилием Механик вывернулся из-под Сюзанны. - Ее похоронили? У вас тут хоронят?..
   Таких, как она, - эти слова он проглотил.
   - Хоронят, - ответила Сюзанна растерянно. - Иди ко мне.
   - Не могу, - сказал Механик. - Ты хорошая девушка, но это же предательство.
   - Кого? Очнись, ее больше нет! Прости.
   - Даже не ее, а меня. Это как-то неправильно, - Механик увяз. - Понимаешь, это самое дорогое, что у меня есть.
   Он сел на кровати, стукнувшись головой о верхний ярус. Сюзанна приподнялась на локте и стряхнула волосы со лба.
   - Ну, это правильно, это хорошо, что ты так считаешь, я и не сомневалась. Но... если ты мне откажешь, я обижусь.
   - Где она похоронена?
   - Сначала поцелуй меня.
   Опять Механик почуял отголоски безумия, не дающего уснуть, присесть и даже удержать в карманах руки. Он поднялся, распираемый глупой верностью, которая год назад выгнала его из дома.
   - Извини, - сказал он. - Если ты не скажешь, я сам ее найду. Мне не привыкать.
   Сюзанна уставилась ему в глаза. Она вскочила с кровати и забегала по комнате, срывая простыни с занавешенных стен. Обнажив голую Синицу в чужих объятиях, она развернулась и прошлепала к черной сумочке, брошенной на столе. Достала зажигалку, сигарету, карандаш для бровей и рекламную листовку. Механически закурив, Сюзанна тушью провела на белом обороте листа несколько резких линий.
   - Здесь попросишь водителя повернуть на серпантин, - она сунула пестрый листок ему в руки и постучала ногтем по чертежу. - Блин, как ты близко смотришь!
   Он прошел в коридор и натянул кроссовки. Настоящий "адидас". Механик украл эту пару с двух фирменных стендов. Сюзанна бросила ему куртку и распахнула дверь. Выбираясь наружу, он увидел краем глаза, как она села на пол, вытянула ноги и раздавила сигарету о паркет.
   На стоянке электрический ветер мучил опавшие листья. Механик перевернул листовку. На обороте была реклама. Сотня голых девушек и Синица, блиставшая абрикосовым телом, настоящим сокровищем, которое теперь зарыли в землю. И вот она, карта.
   Он аккуратно сложил листок и убрал его в карман рубашки.
   Вдруг Механик понял, что не хочет ловить машину.
   "Ладно. Поищем велосипед", - решил он, глядя в сторону велостоянки.
  
   2 сентября 2005 года
  
   - Но почему его направили ко мне в сексологию? При всем уважении.
   - Поттер... всё не привыкну звать вас Поттер. Я вам говорю начистоту. Во-первых, нам ответили по личности парня. Так вот, его нет, вы понимаете? Он находится в Москве.
   - И что? Подумаешь...
   - Нет, вы дослушайте. Он мертв. Он похоронен там.
   - Такого... да ну, такого не может быть.
   - Это вы мне говорите? Вы, человек, поменявший имя на черт знает что? Стыдно сдавать реестры... короче, разбирайтесь. Всякая мистика - отныне ваше дело.

Глава 2. Самое дорогое

  
   20 апреля 2003 года
  
   Герметичной тишиной и яркими лампами подъезд напоминал стыковочный модуль. Его стальная дверь, запечатанная электромагнитом, вела на Ленинградское шоссе. Пробок еще не было, и стайки автомобилей носились туда-сюда по утреннему асфальту, вспарывая шинами водяную пленку. Улица пахла сыростью и простором. Солнце едва коснулось самых верхних этажей, и окна сияли красной медью в густой московской синеве.
   Он шел по аллее, стараясь держать курс на далекий центр. Он дважды пытался сосчитать полосы на шоссе, но оба раза сбился.
   - Дорогу! К обочине! Уступи дорогу!
   Вдогонку мегафону рыгнула сирена, и две машины пронеслись мимо, сияя мигалками. За ними хищно скользнул лимузин.
   Первые дни его тошнило от расстояний, от количества пешеходов, от высоченных домов. Проспекты Москвы тянулись от горизонта до горизонта, не давая отдыха глазам. За каждым поворотом открывалась новая вселенная. Но он привык. Москва оказалась таким же городом, просто на вырост.
   Теперь он шел сквозь человеческую рябь, замечая только интересное. Как человек, одетый в рекламные щиты, ест у ларька горячий бутерброд. Как огромный парень в куртке и сапогах просит милостыню. И лимузины. И будки с кнопкой вызова милиции. И рекламные щиты.
   ТВОЙ ЗВОНОК СВЯЖЕТ ТЕРРОРИСТАМ РУКИ.
   Всё это было необычно.
   "Писать о людях", - подумал он, вспомнив Синицу.
   Срочно найти газету и попроситься в редакцию журналистом.
   Его Синица теперь жила в нем. Он хранил в памяти всё, что мог: ее походку, запах и смех. Даже ее мечты. Вместо карты Москвы он таскал в кармане другую карту - старый глянцевый листок. На его обороте все девушки были замалеваны черным маркером - кроме нее. Он хотел закрасить тело и оставить только лицо. И не смог.
   В Москве было девять утра, когда он пересек Земляной и вспомнил разговор с ней.
   - С другой стороны, ты же мечтал кем-то стать? Теперь ты можешь. Кем угодно.
   - Гм.
   - Что, не мечтал? Вообще? Даже в детстве?
   - Ну, в детстве космонавтом.
   - Фу-у. Ну, а потом? В юности?
   - В юности - уехать.
   - Два раза фу. Тебе не идет.
   - Что не идет?
   - Быть обывателем. Ты слишком странный.
   - А ты?
   - Я вообще ненормальная.
   - Да нет. Ты кем мечтала?
   - Я вообще-то еще мечтаю. Много кем. Журналистом, например.
   - Для чего?
   - Я с тобой загнусь от тоски. Писать о людях.
   - Можно же написать книгу.
   - Ну нет, это как раздеться догола. При ярком свете. Перед толпой озабоченных. Я к этому не готова.
   - Но у вас на телевидении разве по-другому?
   Она расхохоталась так отчаянно, что он смутился и покраснел. В уголках ее глаз блеснули слезы. Наконец она смолкла и ощупала затылок.
   - Уф. Даже в голове что-то хрустнуло.
  
   2 сентября 2005 года
  
   - Хотите яблоко?
   - Сам ешь свое яблоко. Ты лучше скажи новенькому, от чего лечишься.
   - Маниакально-депрессивный психоз с навязчивой идеей о вегетофилии.
   - Понял? Каков фруктоёб, а? Вообще здесь яблок не достать. Ему санитары подкидывают, ради смеха.
  
   20 апреля 2003 года
  
   Где-то в стене очнулся репродуктор.
   - Всем доброе утро, в Москве девять часов, и с этой минуты я начинаю принимать ваши заявки по короткому номеру...
   Лиза открыла глаза, не успев еще проснуться, и сразу потерялась в окружающих формах. В полу что-то звякнуло, грохнуло, и потолок отозвался крупной дрожью. По щеке скользнул горячий солнечный блик. Лиза шевельнулась. Поняла, что одета, и вспомнила, где находится.
   Она спала в скором поезде, куда прошлым вечером ее затащил Макс. Лиза вспомнила, как от вокзальной суматохи у нее болела голова, хотя воздух был холоден и прозрачен. Повсюду сияли огни, и тени под навесом были черны как графит. Она спотыкалась, чиркая каблуками, поправляя липнувшие к помаде волосы, сжимая в ледяной руке бокал, в котором бесилось дорогое шампанское. Рассеянно кивала Максиму и пила за удачу.
   Лиза снова бросила всё. Она из года в год поступала так, и каждый раз возвращалась с измотанными нервами и сигаретой в руке. Всю ночь грелась коньяком в темной "студии", обещая себе, что это был последний раз. С последнего ее последнего раза прошло четыре месяца.
   Впервые Лизу занесло так далеко от дома. За алюминиевым окном тянулась Москва.
   Лиза нащупала в кармане зеркальце и бегло привела себя в порядок, напоследок тихо ужаснувшись. Ей хотелось курить, но сигарет не было. Ночью, прикончив свои запасы, Максим гнусно залез в карман ее пальто и стащил оттуда последние ультралегкие (а ведь презирал такие, гад). Раскрытая пачка валялась на столике, а виновный бесстыдно сопел по другую сторону.
   Из репродуктора зазвучала первая утренняя заявка. Два слабых девичьих голоса надрывно затянули песню.
   - Нет, только не "Сказки", и здесь они, я сейчас убью себя, - застонали напротив.
   Одеяло распахнулось, явив растрепанного Макса. Он изобразил харакири, пуча глаза на спрятанный репродуктор. Лиза не выдержала и засмеялась, попутно укорив себя за это.
   - А ты даже знаешь, кто поет.
   - Неудивительно, - сказал Максим, зевая сквозь прикрытый рот. - Их попробуй не знать. Когда станешь звездой, умоляю, разыщи человека по имени Корнеев. Я дам тебе яд, который ты бросишь в его пищу.
   Он прохлопал карманы брюк и потянул с крючка свой пиджак.
   - Корнеев - это кто? - спросила Лиза, с интересом наблюдая за ним.
   - Продюсер, - сказал Макс. - Покровитель всея попсы. Когда он умрет, мы истребим остальных, и они не возродятся вновь. А где сигареты?
   Он глянул по сторонам, комкая в пальцах опустошенную пачку.
   - Кончились, - сказала Лиза.
   - ...ТВОЮ МАТЬ!
   Лиза сжалась и дернулась, видя, как Максим замахивается и швыряет картонный шарик ей прямо в лицо.
   "Вот почему ничего между нами не было и не случится", - думала она, пока скомканная пачка летела в цель. Да, он ей нравился. Да, он хотел заботиться о ней. И всё равно, Лиза в жизни не смогла бы довериться такому человеку. Ей хватало собственной циклотимии.
   Скомканная пачка стукнула в оконное стекло, и конечно, не была нацелена в Лизу, и не произвела разрушений, просто мягко скатилась на стол.
   Макс недовольно уставился в угол купе. Он знал, что противен ей, и злился на себя за это, мучительно думая, как извиниться, не задев темы "икс".
   Он чувствовал себя преотвратно. Без сигареты трудно проснуться окончательно, тем более, когда всю ночь валялся, прихлебывая шампанское из бутылки. Шепча надоедливую фразу, которая пьяно засела в голове и стучала в ушах под ночной колесный грохот:
   С одной стороны,
   ...старая жизнь окончена.
   С другой стороны,
   ...новая будет, как я захочу.
   С одной стороны...
   На рассвете у него закончились сигареты, а еще через полчаса сгорели десять блядских пустышек из пачки, взятой у Лизы в долг. В пять часов он перестал замечать стук колес. В голове стало тихо, но Макс не мог уснуть всё равно - слишком колотилось сердце. Тогда, от безысходности, он решил думать о ней.
   Максим знал, что нравится Лизе. Он мог элементарно соблазнить ее, даже более чем, и ни секунды не ждал бы, окажись на ее месте другая. Но с Лизкой вышло по-другому. С ней он впервые захотел взаимности. Вот она, тема "икс". Макс еще не знал, как добиться своего, хотя абстрактный план у него был. Очень даже был.
   И он заснул, едва три часа назад, чтобы проснуться от звуков чертовой песни "Сказок", без сигарет и с привкусом говна во рту.
   - А шампанское? Есть? - спросил Максим холоднее, чем хотел, зато вне темы "икс".
   Лиза качнула головой, разглядывая бесконечный забор с графитти, тянувшийся за окном.
   Макс поднялся, мимоходом зацепив горлышко пустой бутылки. Та повалилась на бок и с рокотом откатилась Лизе под туфлю. Следом нашлось еще две, тоже пустые.
   - Сколько же мы вчера?.. - спросил он, потирая щеку и вращая бутылку на уровне глаз.
   - Я - один бокал, - сказала Лиза и глянула по сторонам. - Даже не знаю, куда он делся.
   - Кроме шуток? Ты хочешь сказать, что это всё я?
   Максим поймал себя на честном изумлении, но осекся, потому что Лиза могла оказаться права. Даже более чем права: она уснула, оставив бокал на треть полным.
   Так или иначе, получается, что он выпил три бутылки сам. И еще треть бокала.
   - Видимо, да, - сказала Лиза беззаботно - или же с притворным равнодушием?
   Макс неуверенно затолкал бутылку в нишу под стол.
   "Она сама говорила, что я не алкоголик", - подумал он. Разве не так?
   Вообще-то, не совсем. Лиза сказала, что поведение Максима нетипично для алкоголика. Люди с алкоголизмом пьют не для того, чтобы развеяться, а чтобы забыться, вернуться к нормальной жизни. Дальше, они редко идут за лечением добровольно. А Макс пришел сам. Алкаши отказываются признать себя больными, а он готов был.
   Ведь это определенно доказывало, что он не алкоголик, правильно?
   - Мои извинения, - сказал Максим. - Я... не то чтобы мне хотелось выпить, я просто не умею спать в поездах.
   Лиза повернула голову.
   - Макс, тебе незачем оправдываться. Ты взрослый человек и даже не мой клиент. Теперь я сама твой клиент.
   "Очень характерно", -- подумал Макс. Вечное бегство от прямоты. Так называемый психолог. Нет, чтобы принимать людей такими, как есть. Не считая ее странного друга, без которого Лиза не желала ехать. "В этом отношении", -- думал Максим, -- "ее терпимость переходит всякие границы". И нельзя было указать Лизе на это, потому что ревность, как известно, эмоция "икс".
   - Прибываем, - захрипела снаружи проводница, для наглядности грохнув в железную дверь кулаком. - Прибываем.
   И ее голос двинулся прочь.
   Они вскочили по сигналу, как пара десантников. Макс помог Лизе надеть пальто, а она подсадила дорожный рюкзак ему на спину. Внутри лежала ее вторая пара туфель и скудный гардероб.
   - Зачем же ты надел пиджак? Он испортится!
   - Ничего. Это ненужный пиджак.
   Вдоль состава пробежал металлический лязг. Что-то царапнуло под днищем, зарычало, поезд ухнул напоследок и остановился.
   Лиза высадилась первой, а Максим застрял среди пассажиров и теперь брел в очереди, уже приметив в окно тощего паренька, ждущего на перроне. Что связывало этого дистрофика и Лизку - Макс понятия не имел. На вопросы, заданные вне темы "икс", Лиза отвечала, что он вроде ее клиента и заодно как подруга мужского пола. Может, он голубой? Максим не знал и определить не мог. Геи ведь часто дружат с женщинами? В это хотелось верить. Или вообще померещилось, и на перроне стоял кто-то другой?
   - Димка! - крикнула Лиза, и парень обернулся на голос.
   Все-таки это был он.
   Спускаясь из вагона под рюкзаком, набитым ее, кстати, вещами, и наблюдая, как Лиза обнимает и целует свою мужскую подругу, Максим решил - нет, всё нормально. Что она могла найти в этом? Неужели этот мог хоть чем-то ее привлекать? Ни за что.
   Он стоял, разглядывая их, и упрямо думал: просто невозможно, чтобы между этими двумя что-то было. Просто совсем, абсолютно, ни хера такого не может быть.
  
   20 апреля 2003 года
  
   - Твой друг за нами еле успевает, - сказал Дима.
   - Пожалуйста, еще секунду, - сказала Лиза вполголоса. - Мне надо выговориться.
   Всю прошедшую неделю Лиза общалась в основном с родителями и с Максом, а он готов был говорить только о славе и переезде. Слушать его временами было страшно. Лизу мучило предчувствие сделки, в которой под оплату выделена опасно широкая и до сих пор незанятая графа. Потребуй Макс каких-то денег - пожалуйста. Коснись он секса или заяви права на Лизу - она сочла бы его придурком и разорвала всякие отношения.
   Но Максим не требовал ничего.
   - Я прямо спросила - зачем тебе, чтобы я прославилась?
   - А он?
   - Говорит, я это заслуживаю.
   Стоячий апрельский воздух казался теплым, но при быстрой ходьбе сочился прямо сквозь одежду, щекоча кожу ледяными струйками.
   - Правда, убавим ходу, - попросил Дима.
   - Ну, пожалуйста, одну секунду!
   - Я пришел пешком и так.
   - Пешком? Ты что! Вот ненормальный. Я сама на каблуках еле успеваю, но подожди, - взмолилась Лиза, еще больше ускоряя шаг. - Только один вопрос.
   - Ага.
   - Два вопроса!
   - Не беги.
   - Макс - он правда?.. как его. Ну, ты понял.
   У Лизы начали греться щеки, особенно правая, которую Дима не мог видеть.
   - Может, когда ему наскучат деньги, - сказал он.
   Ну вот, подумала Лиза. Просила - и ешь теперь.
   Этим Дима увлек ее вначале и продолжал удивлять до сих пор. Он легко отвечал на любой вопрос, даже когда вопроса не было. Даже если она сама не могла себя понять, - Диме нужна была секунда, чтобы поскрести в затылке и вывалить загадочный, далекий по смыслу ответ.
   Конечно, так делали многие. На ее факультете учились целые поколения девочек и парней, которые прямо лопались от знания подтекстов. Они всегда говорили что-то проницательное, глубокое, с ударением на частицах: "мне ясно, почему ты спросила так". Или "могу сказать тебе, что ты имеешь в виду".
   Но у слов Димы было послевкусие. Они глотались шершаво, как таблетки, оставляя только недоумение. Зато со временем...
   - Спрашивай дальше.
   - Приехать сюда - была хорошая идея?
   - А были другие?
   Лиза прикусила губу, терпеливо ожидая, когда таблетка начнет действовать.
   - Спасибо. Ты прав, - сказала она три шага спустя.
   - Не за что.
   - Эй, - выдохнули позади.
   - Макс! Извини нас, - Лиза повернулась на каблуках, виновато улыбаясь.
   - Это, б... невыразимо, бля... Куда вы торопитесь?
   Максим пыхтел, сжимая губы в попытке сберечь достоинство. Вслед за руганью из его рта вырывался пар и кашель.
   - Прости! Всё, - Лиза положила руку ему на плечо. - Теперь - всё, что ты захочешь.
   Максим потряс головой и тяжело сглотнул.
   - Выкурить сигарету. И перекусить.
   - Сейчас купим, - сказал Дима, глядя по сторонам.
   - Я пойду за сигаретами, - подхватила Лиза.
   - Пончики сгодятся?
   - Жди здесь.
   Лиза чмокнула его в щеку. Ее друг неловко хлопнул Макса по плечу, и они разбежались, оставив его ждать у светофора в круговороте столичных пешеходов. Максим хотел пойти за Лизой, но понял, что слишком устал.
   Его план обязан был сработать. Других вариантов просто не оставалось.
  
   20 апреля 2003 года
  
   Они высадились у котлована, где желтый упрямый бульдозер перекладывал кучи грязи с одного места на другое.
   - Ну что там? Скоро? - в десятый раз повторил Макс.
   - Еще минут двадцать, и мы дома, - сказал Дима.
   Максим потянулся, разминая шею и плечи.
   - Кое-кто уверял нас, что остановка рядом.
   - По здешним меркам.
   - Двадцать минут - это рядом? И нам придется ходить к ней каждый день? На хер надо.
   - Есть метро.
   - И?
   - Но это без меня. Я туда не могу.
   - Что значит - не могу?
   - Ну, хватит вам, - сказала Лиза. - В автобусе было лучше. Хоть посмотрели город.
   "Не стоило доверять выбор жилья такому безобразно неприхотливому существу", - думал Максим. Он сам должен был приехать сюда и найти квартиру. Но тогда Лиза осталась бы с ним. Она не соглашалась ехать без Димы. Третий вариант - ехать с Дмитрием - тоже его не устраивал, потому что Максим хотел быть с ней. Эта усложненная задача про волка, козу и капусту не имела безупречного решения.
   - Вон он, наш дом, - сказал Дима.
   - Панельный, - отметил Максим.
   У подъезда стоял дорогой кабриолет с поднятым верхом. Проходя мимо, Лиза коснулась его борта. Машина свистнула и мигнула фарами.
   - Красивая, - сказала Лиза.
   - У нас тоже такая будет, - пообещал Максим. - Кстати, колеса спущены.
   - Их порезали, - сказал Дима. - Здесь так положено мстить, если чужой паркуется.
   У подъезда торчала железная лавка. Лиза не удержалась и присела, мимоходом нырнув в сумку за помадой и зеркальцем. Железное сиденье напиталось мягким апрельским солнцем, и в ее ногах тут же закипела истома. Лиза достала свежую пачку, сорвала фольгу и закурила, хотя такой воздух жаль было портить курением.
   - Вводи код. Готов? - Дима выудил из кармана неровный клочок бумаги и прочел, шаря в цифрах носом. - Четыре-семь-шесть-три-шесть-ноль-два... Так? Два-пять-восемь.
   - Однако, - сказал Максим, перебирая кнопки.
   Замок рявкнул так выразительно и резко, что Макс отдернул пальцы.
   - Можно? - он взял листок. - Угу. Кое-кто продиктовал лишнюю двойку.
   - А кто-то спешит неизвестно куда.
   Максим обернулся и уставился ему в глаза. Вот что Диме упорно не давалось - говорящие взгляды. Он наугад предъявил Максу высунутый язык. Когда Лиза хихикнула, Дима решил, что все сделал правильно.
   Только он ошибся. "Как он ошибся", -- думал Макс. Найдись хоть один способ разделаться с этим... Нет, умнее было просто трахнуть ее и забыть. Жаль, что не он управлял чувством к Лизе, а наоборот. Макс не годился для этой игры. Его не хватало на козла или волка, - да и капуста, похоже, не всегда решала проблемы.
   В подъезде Дмитрий снова начал выделываться.
   - Что значит - не могу?
   - Ездить в лифте, - сказал Дима.
   - Вместо "не могу" следует говорить "не хочу". Спроси нашего психолога, - Максим кивнул на Лизу.
   - Значит, не хочу. Так правильно?
   Вокруг было стерильно тихо, и ссориться приходилось вполголоса.
   - Хватит, Макс, - сказала Лиза. - Если Диме не нравится лифт, это его дело.
   - Мне нравится. Но я боюсь.
   - Как можно бояться лифта?
   - Так же, как метро. Я на черный ход.
   Максим нашарил в темноте кнопку вызова и нажал ее, потом еще и еще. На третий раз где-то в шахте ухнула и заскрипела кабина.
   - Он вырос в поселке, - шепотом объяснила Лиза. - У него фобия.
   - Восхитительно, - сказал Максим. - Фобия. А что еще? Глисты?
   - Ну тебя.
   - Дизентерия?
   - Заткнись уже, блядь. Надоел.
   Макс немедленно заткнулся. Он знал, что Лиза матерится только в крайнем раздражении - или восторге, о котором сейчас речи не было.
   Они топтались на месте, слушая, как за створками гудит и поскрипывает шахта.
   - Ох, Лизка, - сказал Максим. - Завтра ты станешь знаме...
   - Знаешь, что, - прервала его Лиза. - Наверное, поднимусь и я пешком.
   Максим открыл рот и сразу аккуратно закрыл его, надеясь, что в темноте эта манипуляция прошла незамеченной.
   Дима шел и считал. На сто тридцатой ступени в его ногах разгорелась усталость, и тогда он сбавил ход. Ледяные непрозрачные тени чередовались на лестнице с квадратами золотого воздуха, где чаинками клубилась пыль. Дима присел отдохнуть в одном из горячих островков и задумался, представляя клеточную агонию внутри своих икроножных мышц. Вообразил, как пузырится и плавится умирающая ткань, и потоки свежей крови заполняют полости.
   В его сидячие размышления врезалась запыхавшаяся Лиза.
   - Димка... убьешь! О чем задумался?
   - Что можно такого написать, если стать журналистом.
   - Ого! И почему вдруг журналистом?
   - Между историей и ложью тонкая грань, - туманно сказал Дима. - Идем дальше?
   - Одну секунду... - послышался чей-то голос.
   Из-за угла выполз несчастный Максим, придавленный рюкзаком.
   - Лифт застрял. С какой стати вы расселись?
  
   20 апреля 2003 года
  
   Максим расхаживал по комнате, сунув ладони под ремень брюк.
   - Панельный дом. Верхний этаж. Толчок прямо в ванной. Я уж не говорю про балкон.
   - Балкон? - спросил Дима.
   - Вот именно. Где он? - Максим огляделся. - И более того, комнаты смежные! В этой, проходной, кто будет жить?
   - Я буду, - сказала Лиза.
   - И я могу, - сказал Дима.
   Они двое сидели на диване с потертой бархатной обивкой. Лиза с удовольствием разулась, забралась на подушки с ногами и теперь пыталась раскрутить туфлю на указательном пальце. Забавный интерьер, устало думала она. Этажерка из парусины, везде узкие полки, телевизор просто огромный...
   - Да я и сам мог бы, не вопрос, - Максим тоже присел на край дивана. - Мне вот что непонятно. Я дал тебе координаты агентства. Неужели за тысячу президентов они не смогли найти что-то приличнее?
   - За столько - разве что в неделю или пригород, так они просили тебе передать. Был еще вариант без мебели, и еще вот этот, Речной вокзал, за две тысячи.
   Услышав цену, Макс побледнел.
   - Моих денег хватит на полтора месяца, - сказал он чуть хрипло.
   - Ну и нормально.
   - В том случае, если мы не будем есть.
   Туфля сорвалась у Лизы с пальца и метко задела стеклянный плафон. Тот повернулся, царапнул о железо и рухнул, нацеленный в макушку Димы, который едва успел зажмуриться.
   Вздрогнув, Лиза ждала, что тяжелый шар стукнет ему по черепу, и одно из двух с хрустом расколется надвое.
   Но стука не было. Дима покосился вверх. Над его макушкой висело матовое чудовище, подхваченное рукой Макса.
   - Уф. Спасибо за понимание, - сказал Дима.
   Максим вернул стеклянный шар на крючок, мельком укорив себя за лишние рефлексы. Он посмотрел на Лизу, которая спряталась в угол дивана, запечатав рот ладонью.
   - Без меня вы точно пропадете.
   Полчаса спустя, когда Лиза ушла переодеваться и заперлась в своей новой комнате, она подумала, что Макс очень даже прав. До отъезда столица представлялась ей чем-то вроде карнавала, сборища пестрых интересных людей, занятых в основном деньгами и славой. И вот она, Лиза, выходит им навстречу в роскошном платье, нет, даже в строгом, но с каким-нибудь вырезом. Берет у официанта бокал. Извините, что прервала, я здесь осмотрюсь, а вы продолжайте.
   Но теперь между штор заглядывала настоящая Москва, а в зеркале отражалась настоящая Лиза, которая не покупала роскошных платьев со школьного выпуска. В гардеробе у которой не водилось и просто строгих вещей, не говоря о строгих с вырезом. У нее были красивые ноги - и только две юбки, а все туфли на среднем каблуке или без. "Вообще-то", -- подумала Лиза, -- "умопомрачительные вещи покупаются или мужчиной, или для мужчин". А ей противны были оба варианта.
   Она распахнула шторы, с удивлением обнаружив за стеклом решетку. Открыла форточку и уселась на кровать. Вынула ноги из пыльных джинсов, стащила через голову надоевшую кофту, разделась догола и закуталась в купальный халат. Предвечерний воздух, сочившийся между прутьев, был холоден и терпок.
   Конечно, Макс умел распорядиться деньгами. Пока заведем стабильный доход, сказал он, берем только самое нужное. Изначально всё делим поровну. Когда разбогатеем, тогда решим, кто, сколько и кому должен. Он безоговорочно верил себе, думала Лиза. Ни одного "если". Уметь бы так.
   Она закинула руку за голову, оголила плечо, как девочка с обложки, и попробовала собой восхититься. Местами это удавалось. Лизе нравился искристый цвет своих глаз. И улыбка, только не сильно широкая, иначе слишком выдавались скулы, и куда-то терялся подбородок.
   Но уставшие сутулые плечи. И волосы, обычно мягкие, истрепались и сбились за ушами в клочья.
   Лиза расстроилась и показала язык своему грустному отражению.
   Она запахнула халат и выглянула из комнаты. В гостиной было пусто.
   - Эй! Ванная свободна?
   - Да, - отозвался Дима. - Я на кухне, а Максим вышел за продуктами.
   В небольшой ванной, кроме унитаза, теснилась и дешевая стиральная машина, - еще одно расстройство для Макса. Но вода была отличной. Вместе с пеной в шипучих душевых струях растаяли все опасения, терзавшие Лизу. Она представляла, как плещется голая в незнакомой ванной, а вокруг сотни километров чужого города, и в ней закипала веселая дерзость. Лизе хотелось выкинуть что-нибудь насмешливое и вульгарное, но в голову лезли только наивные глупости.
   На зеркальной полке роилась уйма пузырьков и тюбиков: кремы, шампуни, кондиционеры, бальзамы, - а в шкафчике нашелся даже фен.
   Уперев ногу в край ванны и растирая ее махровым полотенцем, Лиза глянула в зеркало и ощутила прилив нежности к безумной девчонке по ту сторону. Не удержалась и чмокнула себя в коленку. Между двумя Лизами снова установился мир.
   - Вы когда-нибудь делали что-то нарочито вульгарное? - спросила она за ужином.
   - Нарочито? - переспросил Максим.
   Он сидел на корточках, выуживая из клеенчатой сумки бумажные пакеты и свертки.
   - Для удовольствия, - сказала Лиза.
   - Опять какой-нибудь тест?
   - Я делал, - сказал Дима, изучая бутерброд. - Раз в общаге у меня засох хлеб, я отнес его на кухню и выбросил в мусорку. И пнул ее ногой.
   - Зачем? - спросил Макс.
   - Не знаю. Хотелось.
   Лиза рассмеялась и высунула кончик языка.
   - А я, - задумалась она. - А я порвала книгу.
   - Какую?
   - Не помню. То есть, даже не порвала, а надорвала до середины.
   - Гм.
   - А ты сам никогда такого не делал?
   - Какого - такого?
   - Жап, - выдавил Дима. Он разжевал колбасу и сглотнул. - Запрещенного.
   - Да мне все разрешалось, - ответил Максим, шурша продуктами.
   - Ну хоть что-нибудь! - настаивала Лиза.
   - Ладно, - он встал и отряхнул колени. - Я разбил машину отца. Не знаю, считается ли.
   - Ого.
   - Его вторую машину. "Шестисотый", он его только что купил. Ну, вы помните. Все бандиты тогда меняли джипы на "шестисотые".
   Дима выудил из-под стола звякнувший пакет.
   - Что это? - Лиза посмотрела внутрь.
   - Мартини, - ответил Макс.
   - Целых две?
   - Мало ли. Вдруг не только мне захочется.
   Лиза вернула бутылку на место. Стоило бы напомнить кому-то, что он собирался брать только необходимое, и что вряд ли сюда относится мартини. Кроме того, ведь Максим точно выпьет обе бутылки сам, если больше никто не захочет. И не хватало, чтобы он спился здесь от перевозбуждения. Но, посмотрев на хмурого Макса, готового терпеть любые укоры, Лиза сдалась. Деньги, опять же, были в основном его.
   - Ладно, - сказала она. - Главное, не пропей наши обратные билеты.
   И ушла одеваться.
  
   20 апреля 2003 года
  
   - Давайте смотреть ящик, - предложила Лиза.
   Дима спрыгнул на пол и обошел вокруг телевизора.
   - Здоровый. Я такие сто раз видел. Только не знаю, где включается.
   - Сто раз видел - и не знаешь? - ухмыльнулся Макс.
   - Мы их не включали. Мы их кувалдой били.
   Максим рефлекторно сунул руку между диванных подушек. Пульт и вправду нашелся там.
   Щелк! - и на экране проявилось лицо женщины с глубокой черточкой между бровей.
   - ...ный злой рок. - говорила она. - Уверена, что Богу наш с Толиком союз был выгоден...
   Дама на экране улыбнулась, и гостиная взорвалась аплодисментами. На стенах зарябили цветные блики. Грохнула музыкальная вставка - и вдруг телевизор умолк.
   - Эй! - сказала Лиза.
   - Извиняюсь, - отозвался Дима. - Это я сел на пульт.
   - Вернуть? - предложил Макс.
   Лиза поспешно встала.
   - Нет, спасибо. Говорят, это вредно в больших количествах. Какие у нас еще варианты?
   Все задумались. Максим знал вариант, но ему нужен был подходящий момент. Лиза пошла бы на прогулку, но ходить по незнакомому городу в сумерках... Дима углубился в мысли о журналистике.
   Гостиную до краев заполнил московский вечер, и на бежевых обоях плескались тени.
   - Все-таки жалко, что балкона нет, - сказала Лиза.
   - Не выпить ли мартини? - решился Макс.
   - Есть идея!
   Дима вскочил и кинулся прочь из комнаты, попутно едва не обрушив торшер. Хрустнул замок на входной двери. В комнату дунул вечерний холод, и люстра заскрипела, медленно поворачиваясь на крючке.
   - Сволочь, - заметил в полумраке Макс.
   - Идите сюда, - долетело с лестничной клетки.
   Трафаретные буквы на краске сообщали, что за дверью "лифтовая", но вход туда строго запрещен. Облупившийся запрет был подкреплен рыжим навесным замком.
   - Может, не стоит? - вполголоса спросила Лиза.
   - Да ее не трогали много лет, - сказал Дима. - Смотри, ржавое все.
   - Я не умею взламывать замки, - сказал Макс.
   - Ничего, я умею, - сказал Дима. - Уксус есть?
   - Нет.
   - Ладно, справимся так.
   Он вытащил из кармана что-то вроде крупного портмоне из бурой кожи. Распластал его по железной ступени. Внутри оказалась целая мастерская: ключи, отвертки, странные иглы. Дима вытащил тонкий напильник, сунул в рот палец и провел им вдоль стального ребра. Приложил напильник к замку и чиркнул им несколько раз.
   - Композитный, - пробормотал Дима.
   - Это хорошо? - спросил Макс.
   - Плохо. Ничего, я такие хорошо знаю. Утюг без секрета.
   Он взял отвертку с фонариком и посветил ею в скважину, сунув туда же нос. Выбрал две иглы и по очереди загнал их в замочный механизм.
   - Придержи вот эти, - сказал Дима.
   Максим послушно взялся за иглы. Третью Дима взял сам, одновременно ухватив стержень замка плоскогубцами.
   - Левый чуть нажми, - скомандовал он.
   Замок противно заскрипел и подался. Из скважины высыпалась щепотка измельченной ржавчины, испачкав Максу запястья.
   - Держи, не пускай! - Дима подналег на стержень, и еще больше ржавчины высыпалось им под ноги.
   Нижняя часть замка повисла на щупах и рухнула. Максим едва не уронил ее на железный пол, в последний момент изловчившись подставить ногу.
   - Твою м-м... - взвыл он шепотом.
   Дима подобрал замок и пристроил его у двери, которая теперь была открыта.
   Из бетонного колодца дул ветерок. Оттуда пахло смолой и цементом. Справа, за второй железной дверью, непривычно громко щелкал и завывал лифтовой механизм. Наверх вела лестница. В потолке виднелся квадратный лаз, перетянутый матовой клеенкой.
   На полпути стало понятно, что люк открыт. Темная клеенка оказалась лоскутом вечернего неба, который рос и рос, вытесняя мир. Когда Дима вылез на хрустящую смоляную корку и огляделся, вокруг остался только густой воздушный купол. На полусогнутых ногах, хватаясь за стенку вентиляционной шахты, Дима подобрался к бетонной плите и торопливо сел.
   На крышу вышла Лиза, тоже оглушенная холодным ветром. Здесь непрерывно дул ветер. Его потоки захлестывали рот и ударяли в ноздри, заставляя жмуриться.
   - Как на море, - крикнула Лиза, осторожно пробираясь вдоль стенки.
   Далеко внизу, перпендикулярно ветру, катилась лавина огней.
   - А где Макс?
   - Пошел за курткой.
   - Что?
   Все уличные звуки на такой высоте смешивались в равномерный оглушительный рокот, среди которого изредка трубили уличные сигналы.
   Лиза села рядом и наклонилась к Диминому уху.
   - А я не боюсь, - сказала она. - И вообще, мне уже хорошо. Спасибо.
   Дима открыл рот, но его перебил Максим, который тащил что-то громоздкое.
   - Помогите, что ли, а?
   Лиза подобралась к Максу и взяла у него пальто.
   - Что у тебя здесь?
   - Шезлонги. Стояли в гардеробе.
   - Ух ты! Божественно. Димка, иди помоги!
   Бокал мартини в шезлонге на берегу моря огней. Ей хотелось написать песню с таким названием. Или просто: "Берег моря огней". И бокал мартини.
   - Если дальше будет так же хорошо, я здесь привыкну, - сказала Лиза.
   - Я уже, - сказал Дима.
   Ему лень было шевелить языком. Лиза убедила его попробовать вина. Это был первый крепкий напиток за два года, и Дима тут же опьянел. Он развалился в шезлонге и смотрел в небо, где среди рваных весенних облаков угадывались мутные звезды.
   - Лично мне идея Москвы нравится, - сказал Максим. - Человек по природе хищник... ему более свойственно рвать зубами глотки, чем жевать сено.
   - Почему хищник? - спросила Лиза.
   - Клыки во рту.
   Над городом верещали какие-то вечерние птицы. Совсем рядом, под крышей чердачной будки, топтался целый выводок голубей.
   - Тогда это не для меня, - сказала Лиза. - Я не умею рвать глотки.
   - И не придется. Это дело пиарщиков. Как бы эти говнюки меня не обгадили.
   - Кто?
   - Вон, голуби.
   - А... Ну, если меня вообще примут на телевидение.
   - Примут. Это же Москва.
   "Вот оно", - вдруг подумал Дима. Машины едут по земле. А звук - будто в небе.
- Извините, я выйду... - сказала Лиза. - Мне нужно в туалет.
   Она выбралась из шезлонга и прошла к выходу, Почти твердо, едва косясь на открытое пространство.
   Две минуты прошло в тишине.
   - Макс?
   - Я слушаю.
   - Какие в Москве есть журналы? Или газеты?
   - Гм. "Известия". "Форбс". "Ритм-н-блюз".
   - О, а что это? Какая-то музыка? Мне нравится музыка.
   - Поздравляю, - Максим отхлебнул мартини.
   - Поможешь мне к ним попасть?
   Макс поперхнулся.
   - С какой стати?
   - Лиза сегодня спросила про запрещенные поступки. Я не сказал, но я много раз выдавал себя за другого. За журналиста.
   - Да ладно.
   - Честное слово.
   - И... ну хорошо, и что с того?
   - Теперь мне нужно им стать. Иначе получится, что я врал.
   - И думаешь, тебя так запросто возьмут?
   - Ну... это же Москва.
   В просвете между облаков мерцал реактивный самолет. Дима подобрал кусок проволоки и принялся выколачивать пыль из своей кроссовки.
   Максим встал и прошагал к бортику. Выглянул наружу и отшатнулся.
   М-да. А ведь однажды придется спрыгнуть.
   - Зачем? - спросил Дима, и Макс понял, что сказал это вслух, и вдруг потерялся в одном из пьяных измерений, где уличные огни можно было читать как слова, где всё надувалось и опадало: то кисти рук росли, а голова становилась крошечной, то наоборот...
   - Эй, осторожнее, - крикнул Дима, выпрыгнув из шезлонга.
   Он ухватил Максима за ворот пиджака и дернул прочь от борта. Макс повалился на бок, мысленно отметив, что успел изрядно напиться.
   - Уф, - он позволил отвести себя к шезлонгу, с размаху сел и закурил, хотя удержать сигарету было непросто.
   - В расчете за люстру? - Дима осторожно улыбнулся.
   - Б-блядь, ну я исполнил. Можно бутылку? - попросил Максим. Он решил не утруждаться и хлебнул прямо из нее.
   - Вот так, - сообщил он пьяно. - Именно так я умру когда-нибудь.
   И почти угадал.
  
   5 сентября 2005 года
  
   - Ну что, Поттер? Как поживает ваш гость? Разобрались?
   - Я вам так отвечу. Перед нами мошенник. Другой человек, и паспорт не его. И никакой мистики.
   - Да что вы говорите!
   - Я клянусь вам. Его бы назад, в отделение...
   - Так наберите милицию, пускай забирают.
   - Я бы с радостью, но какой у них номер?
   - Ноль-два, Поттер. Ноль-два.
  
   24 июля 2005 года
  
   Всё меняется. Странности производят странности, и теперь всё развивается само по себе.
   До сих пор я был уверен, что экстренные номера действуют безотказно.
   Как наивен я был. И как беззащитен.
   Мы с Эврикой летели вперед, пойманные между двух параллелей: слева вечерняя трасса, а справа чугунным колесом вертелась бесконечная ограда.
   Десять гудков спустя в трубке раздался треск. Автоответчик сыграл "К Элизе" и буднично попросил дождаться оператора.
   Над фонарями разгорался вечер. Каждый пятый штык заводской ограды венчала острая маленькая звезда.
   - Скорее, - торопила меня Эвридика. - Ну пожалуйста, скорее.
   В трубке снова раздался щелчок. Трель и хрип. И женский голос.
   - К СОЖАЛЕНИЮ, - девушка в записи отчаянно пыталась изобразить сожаление. - На данный момент НИ ОДИН оператор НЕ МОЖЕТ принять ваш вызов.
   Хрп! Нас отстрелили, и мобильник утих.
   Я набрал их номер пять раз. И пять раз услышал это сообщение.
   - Скорее же! - позвала Эвридика, успевшая отбежать далеко вперед.
   Выходило совсем не смешно. За нами гналась шайка маньяков, и если мы попадемся, мне сожгут лицо дезодорантом, а как поступят с Эврикой - об этом вовсе тошно было думать. И вот, я снова набираю "02" и слышу...
   - Милиция, - отозвалась девушка, на этот раз живая. У нее был голос человека, который только что отсмеялся и хочет вернуться к разговору, прерванному звонком.
   - Добрый вечер, - прохрипел я в ответ, и постарался коротко объяснить, что меня и одну девушку преследует группа ребят, которые используют предметы.
   - Где вы находитесь... - она зажала микрофон ладонью и что-то крикнула в сторону.
   - Здесь дорога, - сказал я. - И лес. И ограда... завод, наверное.
   - Где вы находитесь? - повторила она чуть раздраженно.
   - Да не знаю же! Вышли из метро... конечная станция.
   - "Серп и молот"?
   - Такая, подземная гробница...
   - Краснооктябрьский. Звоните в райотдел.
   Она продиктовала номер и повесила трубку.
   "Подождите", - хотел сказать я, но было уже поздно.
   - Быстрее, быстрее же! - звала Эвридика. Ее цветастое платьице мелькало далеко впереди.
   - Стой! Дождись меня...
   Прыгая между асфальтовых кочек, я подбежал к Эврике и выдавил несколько свистящих бессмысленных звуков, прежде чем смог заговорить.
   - Бесполезно. Она не кончается.
   - Кто?
   - Ограда, - я обернулся и на шоссе увидел их.
   Фары скутеров поднимались из-за горизонта чередой злых полумесяцев. Они дрожали в колеблющемся полумраке. Зуд моторов теперь был отчетливо слышен.
   Мотороллеры шли неровным строем, один за другим. Пять... Семь... Целая армия.
   Я обернулся к испуганной Эвридике, и она собиралась заговорить, но что-то отвлекло ее.
   Между скутерами неспешно катился призрак.
   Я сразу узнал автомобиль, даже не видя правительственный номер, состоявший из одних нолей. Только один человек в городе водит "Феррари". Тем более с такой раскраской.
   Темные стекла, матовые диски и черный корпус: машина терялась на вечернем асфальте. Видна была только сетка из параллелей и меридианов, фосфорно сиявшая на бортах и капоте. К нам приближался не автомобиль, а его трехмерный каркас.
   - Ты знаешь эту машину? - спросил я Эвридику.
   Она покачала головой, сглотнула и попятилась.
   Странно, что парень Эврики не покатал ее на своем "Феррари". Потому что за рулем сидел он - сумасшедший Фернандес. Сын губернатора. Глава психоделов. Мой старый друг.
   - Стой ты, - я поймал Эвридику за тонкое плечо. Она рванулась прочь так сильно, что едва не порвала бретельку.
   - Нет, пусти, отстань! - Эврика билась у меня в объятиях, пока я безуспешно пытался развернуть ее к себе. - Отс-тань!
   Когда удалось заглянуть в ее глаза, я увидел, как Эвридика напугана. Моторы гудели уже совсем близко.
   - Не туда! - заорал я в лицо Эврике. - Куда ты? Не туда!
   Едва она перестала сопротивляться, я отпустил ее и выбежал на трассу.
   Проскочил разделительную полосу и - пуф-ф! - опять провалился на дно.
   Мир вокруг загустел. Рисунок асфальта, колесо ограды, кривая лесной кромки, созвездие лиловых фар, - всё распалось на простую алгебру. Если считать землю плоскостью, то ограда задавала ее границу. Стая воробьев, метавшихся в небе, образовывала тесный каркас. Черные точки птиц можно было соединить линиями. Трепетавшие фары образовывали на асфальте их перевернутый оттиск. Я подумал, что небо действует как зеркало, и засмеялся бы, если бы мог дышать.
   Тонкие нити связывали действительность в единый механизм. Бесплотные огни смотрели мне в лицо, но я лишился чувства длин и направлений. Фары были повсюду, они кружили вокруг меня, сгущая вечер.
   "Отсюда следует будущее", -- подумал я. Сейчас меня кто-то дернет за руку. Крикнет: эй! Эй!
   И я понял, что это уже произошло. Что Эврика стоит рядом и теребит меня. Я вернулся.
   Резиновое дыхание мотороллеров поймало нас у самой опушки. Мы проломили частокол из высохших сорняков и прыгнули в сосновую гущу, сдобренную осиновым ароматом.
   Сочные побеги одинаково цепко липли к одежде и коже. Но психоделы остались позади - хотя бы ненадолго. Мы с Эврикой запутались в клубке из хлещущих ветвей, душной зелени и паутины, но всё равно продирались напролом, едва разбирая дорогу, поочередно оказываясь то впереди, то сзади, задирая ноги и больно спотыкаясь. Я бежал с полузакрытыми глазами, и в сумраке мне порой казалось, что я лечу в прошлое, и любая сосна на пути означает конец.
   Невидимое бревно крепко задело меня под голень, и я действительно взлетел. Подо мной был ковер из точеных листьев, и я вскинул руки, ожидая удара о землю, но листья охотно расступились, предъявив длинные стебли и гнилушную пустоту.
   "А где земля", -- подумал я и сразу встретил ее, шлепнувшись на дно оврага, на мягкую хвою и охапку сухих веток.
   И где...
   Что-то живое рухнуло на меня и угодило твердыми углами сразу в пару болевых точек.
   ...Эвридика? Она бежала позади? Она видела, как я упал?
   Потрясение исчезло, и я понял, что ответ уже нашелся. Твердые коленки Эврики впились мне под ребра, а под ее подбородком отчаянно ныла шея.
   - Они ушли, - громко простонала она мне в ухо. - Они уш...
   - Тихо!
   В двух метрах от нас пронесся мотороллер, брызнув хвоей из-под колес. Слева раздался стрекозиный шум - оттуда приближался еще один скутер. Психоделы не спешили. Они играли с нами. Мотороллеры, укрытые от нас изнанкой зарослей, неторопливо катились мимо или резко выныривали из леса. Один развернулся у самой кромки оврага, насыпав земли мне за шиворот и заставив нас с Эвридикой вздрогнуть в унисон.
   Не знаю, сколько времени продолжалась игра, но сзади хрустнул шаг. Потом еще один.
   - Оу... - негромко отметили там, за спиной, и я понял, что мы проиграли.
   Это был Фернандес. Сейчас Эврика узнает голос и выдаст нас. Теперь мне казалось, что на загривке у меня лежит бомба, детонатор которой...
   Он присел и, видимо, подобрал какую-то вещь.
   - Оу-у... - повторил он весело. Мне представилось, как взгляд Фернандеса темным лучом сканирует овраг. Что будет, когда он заметит нас? Долго ли вытерпит Эвридика?
   Кто-то остановился впереди. Скутеры прибывали слева и справа, останавливаясь поодаль. Психоделы обступили нас кольцом.
   В унисон моей панике заквакал пси-транс. Неужели они пытают людей под музыку?
   Это был просто мобильник. Я приподнял голову и с удивлением разглядел между длинных стеблей ногу. Обычную женскую ногу, в серебристой босоножке на каблуке. С блестящими ногтями. В самом деле, кто сказал, что психоделом не может быть девушка?
   Она выключила звонок и легко перемахнула через листья, едва не задев нас. Я понял, что она подошла к Фернандесу.
   - Траблы, - сказала девушка беззаботно. У нее был приятный мягкий голос.
   Фернандес, как мне послышалось, лениво выматерился сквозь зубы. Что-то стукнуло в землю прямо у моей головы. Уродливая туфля Эврики.
   Это послужило знаком всем остальным, потому что следом затрещали моторы, скутеры вильнули, обходя наш овраг, и через минуту вокруг не осталось ни единого психодела.
   Для верности прождав еще минут десять, я осторожно вывернулся из-под Эвридики, не переставая удивляться ее огромной выдержке, и обнаружил, что девчонка крепко спит.
   - Чего-то задремала, - сказала она двумя часами позже, когда мы разжигали костер из сосновых веток, шишек, и договоров, вынутых из ее сумочки.
   Эврика была не просто глупенькой. Ее солнечная глупость работала как предохранитель от любых бед. Я лежал, опасаясь за наши жизни, а Эвридика сопела и видела сны.
   - Знаешь, мне снилось, что за нами гнался мой парень, - сказала она и засмеялась.
   - М-да, - согласился я.
   Приснится же.
   - Откуда у тебя зажигалка, если ты не куришь? - спросила Эврика, глядя, как я выгибаюсь и изворачиваюсь, стараясь разжечь костер и не зажарить пальцы.
   Зажигалка нужна, чтобы могли прикурить другие.
   Кроме лягушачьей трескотни с озера, в лесу не раздавалось ни единого звука.
   - Где же все? - Эвридика настороженно глянула вокруг.
   Кто - все?
   - Отдыхающие.
   - Наверное, в отпуске. Мертвый сезон.
   А может, за этим лесом просто закрепилась дурная слава. Может быть, здесь часто стали попадаться самоубийцы и жертвы несчастных случаев. Кого-то выловили из озера. Кто-то повесился на сосне. А кто-то - надо же - упал с обрыва, горлом надевшись на твердый сук.
   Хорошо, что Эврика никогда этого не узнает.
   Она заснула у костра, пристроив голову мне на колени. Я сидел неподвижно около часа, борясь с вожделением и тяжелой усталостью. Потом осторожно снял рубашку, завернул в нее Эвридику и оставил ее спать на мягкой хвое.
   По брачному реву лягушек я нашел озеро. Вдоль дальнего берега шевелились городские огни. Присев у самых камышей, я опустил руку в неподвижное теплое зеркало.
   Если бы добро вознаграждалось, я смог бы ходить по воде. Жаль, что только мошенники умеют кормить толпу одной рыбиной и превращать воду в вино. И делают это снова и снова.
   В моем кармане зажужжал телефон. Потертый "Сименс", вдавленные кнопки, глубокая царапина поперек экрана.
   - Аллё, это звонят из милиции, - сказала трубка.
   Милиция, надо же. Уже забыл, что она существует.
   - Вы звонили по ноль-два, - сообщила трубка. - У вас там порядок?
   - Э... да, - сказал я.
   - Все хорошо?
   - Да, все нормально.
   - Ну и отлично. Извините. До свидания, - трубка щелкнула и смолкла.
   Я отключил мобильник, вернув его в карман. После янтарного экрана глаза отказывались видеть. Нащупав дорогу к Эврике, я устроился между бревен и тут же уснул.
  
   5 сентября 2005 года
  
   - Косой, ты проверял документы? Это он или не он?
   - Мне откуда знать. Тощая лысая морда. Думаешь, я их различаю?
   - Четко ясно одно: это нарк или шизик. По-любому его место в дурдоме.
   - Я говорил. Всё равно впарили назад. И нервы вымотали. Какие-то законы приплели еще.
   - Ты говорил, что показания мы проверили и трупов не нашли?
   - Ну да. И в Рейве я был, там тоже всё как обычно.
   - Значит, так. Веди его назад. А я погуглю, посмотрю законы.
  

Глава 3. Новые имена

  
   21 апреля 2003 года
  
   - Здравствуйте, - сказал Дима.
   - Кто нужен? - спросила охранница, изучая его остро-синими глазами.
   - Мне бы главного редактора, - он смутился и уставился в журнал посещений, лежавший на столике возле черного телефона. Охранница недовольно закрыла тетрадь и отодвинула ее подальше.
   - Главный редактор не у себя.
   - Тогда просто редактора.
   Видимо, сочтя его неопасным (Дима был вдвое уже ее в плечах), охранница сняла трубку и нажала пару кнопок на аппарате.
   - Девочки, - сказала она. - К вам тут какие-то гости. Один. Да. Вы по работе?
   Она вопросительно уставилась на Диму, он спохватился и ответил:
   - Угу.
   Охранница передала его ответ в трубку и вернула ее на рычаг.
   - Ждите, - сказала она.
   Дима кивнул и побрел в сторону. Нескладно выходит. Максим бы завел разговор совсем по-другому.
   "Хотя бы извинюсь", - решил он и развернулся.
   И едва не опрокинул крошечную девушку, стоявшую прямо за его спиной.
   - Ох. Ой! Кто вы? Я не хотел... - он поймал ее за плечо.
   Девушка коснулась пальцем носа, вправив на место съехавшие очки в толстой черной оправе.
   - Это ты звонил по работе?
   - Нет, звонил Макс...
   - Короче так, идем со мной.
   Она кивнула охраннице. Дима, близоруко щурясь, нацарапал в журнале роспись, а потом, увлекаемый стремительной девушкой в очках, прошел за тяжелую дверь.
   У него закружилась голова от путаных коридорчиков, оклеенных листовками, плакатами и распечатками.
   - Здесь основная верстка... Здесь у нас реклама... Это стол координатора, отсюда налево, - девушка летела впереди, комментируя повороты и стремительно жестикулируя.
   Дима бежал следом, отчаянно стараясь не потерять из виду ее красный свитер. В редакции оказалось много людей, и многие были одеты во что-то красное. Они сидели, с головой уйдя в дисплей, шуршали пакетами, хрустели сухариками, щелкали электрическим чайником. Все занимались делом, и все сплошь были женщинами.
   Круто свернув за перегородку в дальнем углу редакции, девушка остановилась и усадила Диму на стул, а сама забралась перед ним на столешницу, поставив локоть на выключенный монитор.
   - Так, привет, я Ксюша, - сказала она. - Тебя как зовут?
   - Дима.
   Ксюша наклонила голову и подперла щеку языком.
   - Дима... - сказала она. - Как-то это, как-то... пускай будет Митяй! Оки? Давай тебя отныне будут звать Митяй, хорошо?
   - Ладно, - Дима растерялся. Сломанная кукла, подумал он. Что-то в этой девушке было от сломанной говорящей куклы.
   - Отлично. Тогда слушай, вот...
   Ксюша изогнулась и вытащила откуда-то из-под себя журнал, оказавшийся последним номером "Ритм-н-блюза".
   - Вот основы, - сказала она, раскрывая журнал на середине.
   Ксюша наклонилась к его плечу и начала торопливо объяснять что-то про колонки, полосы и кегли, про врезки, подвалы и килобайты.
   Дима не слушал ее, потому что разглядел под Ксюшиным ухом темно-фиолетовое родимое пятно, хорошо заметное, страшное и безволосое. Пятно обвивало бледную шею девушки и ныряло под ворот. Дима отвел глаза прочь и уставился на руку Ксюши, пальцами которой она водила по странице. И с ужасом заметил, что край родимого пятна виднелся из-под манжеты, обрываясь у запястья.
   "Вот почему она запросто сразу, как подруга", - решил Дима. Он жалел эту маленькую девушку, но оторвать глаз от двух фиолетовых клякс не мог всё равно. Хуже того, Ксюша говорила, а он начал думать, не одно ли это пятно, от шеи до запястья. И сколько процентов кожи оно занимает под кофтой. И потемнеет ли оно, если Ксюша рассердится. И...
   - У тебя есть какой-то опыт?
   Вопрос прозвучал неожиданно, и Дима начисто забыл наставления Макса.
   - Опыт... - замялся он. - В общем, нет.
   - Никакого?
   - Да.
   - Так, - Ксюша спрыгнула на пол. Она нажала кнопку, и экран затрещал, неторопливо разгораясь. - Значит, так. Я пошла работать, а ты сиди здесь и что-нибудь напиши, оки? Что угодно, мне нужно видеть, как тебя использовать.
   Дима открыл рот, но она уже исчезла за перегородкой, оставив его наедине с монитором и уродливым жирафом на присоске.
   Главным редактором тоже оказалась женщина. Она умела ходить мужской походкой даже на каблуках, носила очки-хамелеоны и хранила за ухом сигарету.
   - Но Елена Михайловна...
   - Нет. Нет. Нет!
   Она категорически не хотела видеть Диму сотрудником журнала.
   - Что мне с ним делать? Ответь мне, Ксения. Что мне. С ним. Делать?
   Краснеющий Дима испуганно шарил мышью, пытаясь закрыть окно редактора, в котором за два часа набрал две строчки. Он не работал за компьютером пять лет и печатал одним пальцем.
   "Воздух при больших объемах непрозрачен".
   "Он густой, молочно-голубого цвета, что особенно хорошо заметно в предгорье Альп".
   - Лена, я тебя умоляю, это же не в штат, - говорила Ксюша. - Ты же знаешь, какой у меня завал. Мы же обсуждали, что мне нужен человек.
   - А учить его кто будет? Ты? Или кто?
   - Лена, я не могу! Полосы горят... Я же не виновата, что девки из "Сказок" отменили прессуху.
   - Вот и объясни ему, - главред указала на Диму крючковатым ногтем. - Спасай материал, а я, пожалуй, ушла курить.
   Она развернулась и вышла. Ксюша виновато махнула рукой.
   - Тебе придется меня извинить, - сказала она. - Я бессильна. Сейчас такой неподходящий момент...
   - А что случилось?
   Ксюша наморщила лоб, потерла его ладонью и снова уселась на стол.
   - Ничего особенного, рутина, - сказала она. - В номер заявлено интервью со "Сказками", две трети полосы, и теперь его не будет. Видишь, Михайловна в каких чувствах.
   Ксюша сидела, глядя в сторону и покачивая ногами. Если бы не родимое пятно, отметил Дима, вообще она была очень симпатичной. Будто в ответ его мысли, Ксюша потянулась и одернула манжету на левом запястье.
   - А если я пойду и возьму тебе интервью? - предложил Дима.
   - Вот ненормальный! Разве так делается? - она засмеялась. - Это в кино разве что.
   - Но тогда ваш редактор взяла бы меня на работу?
   - Не пойму, ты серьезно все это, что ли, - Ксюша махнула рукой и спрыгнула на пол. - Скажем так: если бы - если бы - кто-то принес нам до вечера эксклюзивчик на место заявленного интервью, то с Леной можно было бы говорить. Но...
   Дима выбрался из передвижного кресла.
   - Ты знаешь, где они?
   - "Империаль", номер 609... Ты что, вот так собрался туда? Там же охрана!
   - Угу. Что спросить?
   Ксюша привстала на цыпочки и внимательно заглянула ему в глаза.
   - Однозначно бред, - она покачала головой.
   - Так что?
   - Ну, мечты, творческие планы. Черт, не знаю даже. Про наркотики можно. Сексуальные предпочтения...
   - Я запишу себе.
   - Там у входа коробка с диктофонами, возьми один.
  
   21 апреля 2003 года
  
   Вначале Максу абсолютно не понравились москвички - худые, вертлявые, остроносые, с грацией складного метра. Да, он видел из окна автобуса несколько приятных исключений, но только издалека. Вблизи они смотрелись на пять из десяти, а вели себя и вовсе на два.
   И главное - это отточенное умение, думал Макс, это неуловимое поле, дающее понять, что ты перед ними второй сорт.
   Едва он поздоровался с девочкой из отдела кадров, она поднялась и протянула ему руку - прямо через стол.
   Максим заколебался. Он готов был обмениваться улыбками, терпеть изучающий взгляд, даже выдержать холодный прием, - но только не пожать женщине руку.
   Он неловко протянул ей ладонь, которая моментально взмокла, а рука девушки была сухой и твердой, и получилось не рукопожатие, а безобразие и позор.
   - Я вся внимание, - и девочка вернулась к бумагам на столе. Ее тон не изменился, но Макс понял, что главный экзамен им уже провален. Хорошо еще, что теперь она смотрела в бланки, а не ему в глаза.
   - Меня интересует вакансия, - промямлил Максим, ужаснувшись своему голосу. Он сухо кашлянул и заговорил тверже. - Меня интересует вакансия...
   Девушка вытянула руку и повертела кистью, указывая куда-то в сторону двери. Пока-пока, -- расшифровал Макс. Намекает, что я им не угоден.
   Все это было в корне неправильно. Что такого, если у человека нет привычки здороваться с кем-то за руку? При чем здесь деловые отношения?
   - Садитесь, чего стоите, - девушка повторила жест, и Максим запоздало понял, что он направлен в адрес офисного кресла с оторванной спинкой, жавшегося к стене.
   Скрывая облегчение, Максим уселся напротив девушки. Та лишь повторно кивнула.
   Он заговорил, ощущая растущую уверенность, которую всегда чувствовал в общении с женским полом. Макс выложил на стол диплом юриста - точнее, ксерокопию, - и рассказал, как увлекся веб-дизайном и организовал свою личную студию (здесь на стол легла копия выписки из реестра), и перешел к разговору о самореализации, которая возможна только в Москве и только в шоу-бизнесе.
   - Уверен, вам пригодится юрист моего уровня, - сказал Максим, ни капли не сомневаясь, что так оно и есть. - Меня интересует хорошая вакансия, поближе к звездам.
   - Вы никогда не сотрудничали с крупными фирмами, - внезапно сообщила девушка.
   - Как вам сказать, - умело ответил Макс. - Мне приходилось работать с "Майкрософт", и я знаю, что...
   - Тогда вы понимаете, что наша компания не станет брать юристов с улицы. Как, в общем, и любая уважающая себя компания.
   - Почему с улицы, - возразил Максим. - У меня высшее юридическое образование.
   - При чем здесь образование, - сказала девушка, впервые подняв на Макса глаза. - Важен багаж. Нас интересует ваш багаж.
   - Какой на хер багаж? - едва не спросил запутавшийся Максим. - Разве у вас нет для меня вакансий?
   - Что вы, конечно, есть. Рискнете попробовать себя продюсером?
   - Продюсером... - огромным усилием Макс удержался от немедленного согласия. - А нет ли других вариантов?
   Девушка потянулась через стол и подтянула к себе файл с его реквизитами. Она глянула в экран, выдвинула из-под столешницы клавиатуру и коротко протрещала клавишами.
   - Конечно, - сказала она. - Полно.
   - Тогда почему именно?
   - Поближе к звездам.
   Она быстро ввела что-то с клавиатуры. У ее локтя щелкнул и загудел принтер.
   - Предупрежу заранее, - сказала девушка. - Это ад.
   Максим открыл рот.
   - Нет, - она подняла руку. - Это интересно, и ставка хорошая, но выдерживают немногие. Попробуйте себя, два месяца удержитесь - тогда это ваше.
   В лоток принтера один за другим выползли четыре листка.
   - Ну что? Рискнете? - девушка подхватила тонкую стопку и протянула ее Максу вместе с авторучкой. Он пробежал листы глазами. Обычный договор подряда - в двух экземплярах.
   "Какого черта", -- подумал Максим, постучав бумагами о стол. Отказаться можно всегда, а попробовать стоило. Он размашисто подписал договоры и подвинул их к девушке
   Она склонилась над листами и начала быстро заполнять их.
   - Кстати, - она сдула длинную прядь со лба. - Если собираетесь использовать положение, чтобы соблазнить какую-то знаменитость и продвинуться в шоу-бизнесе, предупрежу, что этого не удастся.
   - Я не... - Макс покраснел. - Но почему?
   - Сейчас не девяностые. В наше время секс ничего не решает.
   - А что решает?
   - Деньги, - сказала девушка. Она сдула прядь со лба и хрустнула печатью, упершись в нее двумя руками.
  
   21 апреля 2003 года
  
   Мохнатый ковер впитывал шаги без звука, и Дима подошел к охраннику незамеченным.
   Это был округлый пожилой тип, до шеи застегнутый в камуфляжную форму. Он сидел у двери шестьсот девятого, разминая складной рыболовный стул широкими ягодицами. На просторном животе охранника лежала цветная газета.
   Охранник заметил Диму.
   И заверещал тонким, почти мультипликационным голосом:
   - Пошел вон! - и вскочил, опрокинув стул. Поскользнувшись на упавшей газете, охранник кинулся прочь и скрылся за бархатным поворотом.
   Слегка растерявшись, Дима постучал в дверь.
   Она приоткрылась, и в щели показалась девушка с рыжими волосами, частично завитыми, а частично торчавшими куда придется. Она выскользнула наружу, ступив на ковер босиком. На ней были только спортивные шорты и кружевной белый лифчик.
   - Вот тебе и телохранитель, бля, - она сонно глянула вслед охраннику.
   - Здравствуйте, - сказал Дима. - Я из журнала. Как его. "Ритмы-блюз".
   Девушка потянулась и схватила его за узел галстука. У нее были некрасивые пальцы - тонкие, плоские, с длинными ногтями.
   Комнату целиком заполнял теплый полумрак той глубины, при которой видны цвета, но стираются оттенки. На потолке ее плескались голубые блики - посередине комнаты в полу скрывался бассейн-джакузи. В его подсвеченной воде носились друг за другом невзрачные серые рыбки.
   Девушка ступила прямо на бассейн, который оказался запечатанным прозрачной крышкой с большой наклейкой: "НЕ КУПАТЬСЯ! Рыб не кормить".
   - Глянь, Юль, чё я привела, - сказала рыжая, усевшись по-турецки над лазурной водой и ухватив себя за большие пальцы ног.
   Из полумрака выплыла еще одна девочка, очень худая, с ненатурально русыми волосами и бледной помадой. На этой не было лифчика. Она с грустью посмотрела на костюм Димы и ушла к большому зеркалу, которое матово светилось на дальней стене. Дима вывел сложный пируэт глазами, чтобы разминуться взглядом с черными точками ее сосков.
   "Странно здесь", - подумал Дима. Как внутри летающей тарелки.
   - Забей, она просто устала, - сказала рыжая. Мелкие серые рыбешки собрались у ее зада, шевеля слюдяными плавниками.
   - Это пираньи, - девушка шлепнула по крышке ладонью, и рыбки бросились врассыпную.
   Нужно было что-то делать. Дима отчаянно старался придумать, о чем бы спросил на его месте настоящий, опытный репортер?
   Он выровнял узел галстука по кадыку и сказал:
   - Юля...
   - Аня, - поправила рыжая и ткнула крючковатым белым ногтем в полуголую девушку возле зеркала. - Она Юля.
   - Аня, я должен спросить у вас... - Дима наклонил голову и поскреб в затылке. - Как вы относитесь к наркотикам?
   Аня сделала большие глаза и качнулась туда-сюда, обхватив руками колени.
   - А ты нарядный, - сказала она.
   - Спасибо. Вы... ты сама ничего.
   Его слова вызвали в девушках бурю эмоций. Русая Юля приползла к Ане и грохнулась ей на колени, распластавшись над стайкой обезумевших пираний. Вода под крышкой почти кипела, а девушки хохотали и хохотали, поминутно толкаясь и падая.
   - Относитесь к наркотикам, - всхлипнула Аня, чуть отдышавшись. - Не знаю... я бы счас максимум покурила.
   - Я б тоже дунула, - согласилась Юля.
   - Так чё, по веселенькому?
   - Давай хэш, меня с веселого рамсит, - белокурая Юля оглянулась на Диму. - Как тебя, слушай, пойди дерни Зиновьева, пускай сходит достанет хэша.
   - Конопли?
   - Да какой на хер конопли! Гашиша! Знаешь такое слово в русском языке?
   - Охранник убежал, - напомнил Дима.
   - Вот бля дурак, - сказала Юля. - Только видит кого-то в костюме, так сразу.
   - Он под судом, - объяснила Аня. - Ударил жену молотком для тефтель каких-то. Прямо в кинотеатре. Пять раз.
   Она поднялась и вышла. Лишившись опоры, полуголая Юля опять повалилась на крышку бассейна. Ее грудь торчала кверху, мешая Диме сосредоточиться.
   - Ты так всегда ходишь? - осторожно спросил он.
   - А ты? - Юля приподняла голову и сразу уронила ее с тяжелым стуком. - Пиджак этот еще. Седло на корове.
   - Я нет, - признался Дима. - Это пиджак Макса. И галстук тоже.
   - Твой любовник, что ли?
   - Нет, нет, - Дима хихикнул. - Долго объяснять.
   - Да мне и насрать, - отозвалась Юля слегка теплее.
   Дверь распахнулась. На пороге стояла Аня.
   - Обслуживание в номер! - она швырнула в Юлю крошечный смоляной брикет.
   Девушки курили гашиш через толстую стеклянную трубку. Еловое марево заполнило комнату, оно пробиралось Диме в легкие и оседало в горле вяжущим липким теплом. Дима заговорил, сам удивляясь. Он рассказал им про Синицу, про Макса, про Лизу, про Ксюшу и это нужное ей интервью. Аня с Юлей только кашляли и смеялись, изумленно глядя друг на друга.
   Потом Аня протянула руку.
   - Давай сюда диктофон, счас поотвечаем.
   - Ну да, а Корнеев...
   - Это наш продюсер, понял.
   - Он нам потом бошки снимет.
   - Да пошел он... говнорыл.
   - Говнорылоговн.
   - Ха-ха-ха-ха!
   - Тихо! Я включаю микрофон, - сказала Аня и громко фыркнула.
   - Ну ладно, значит, вопросы, - Дима вытащил из кармана мятый список и поднес его к носу. - Ваши сексуальные предпочтения?
   - О-О-О! - взревели девушки хором.
   - Дай, я отвечу! - сказала Юля.
   - Нет, ты не хотела, я первая.
   - Давай быстрее, харе му-му дрочить.
   - Короче, мои сексуальные предпочтения, - сказала Аня, сжимая диктофон как рацию.
   - Ну, ну!
   - Баранки гну! Короче, я предпочитаю, типа, раком. И типа в жо.....
   - Дура, нельзя говорить "жопа".
   - Заткнись, Юлька.
   - Это же интервью!
   - Ну, тогда сама давай говори, - Аня сунула диктофон подруге.
   - Я, - сказала Юля и расхохоталась.
   - Познавательно, да.
   - Я люблю... эти самые, резиновые члены... и золотой душ... и... и... мастурбировать с помощью ХОМЯКА-а-а!..
   - А-а-а-а!... - разрыдалась Аня, колотя ладонями по крышке бассейна.
   - Дальше вопрос! - подал голос Дима. - Дальше вопрос. Ну, здесь как раз про наркотики.
   - Фу, это не в теме, - сказала Юля и нахмурилась.
   - Об этом всегда спрашивают.
   - Три-четыре!
   - Когда выходишь на сцену и чувствуешь зал!
   - Наркотики тебе просто не нужны!
   - Всё, что мы делаем, само приносит достаточно кайфа!
   - Музыка - лучший наркотик!
   Они замолчали. Еловый аромат гашиша медленно таял в потоках теплого озонированного ветра.
   - Кондишку накрутить бы, - Аня зевнула.
   - Расскажите про ваши творческие планы, - сказал Дима, увлекшийся ролью журналиста.
   Девушки не ответили. Когда Дима открыл рот, чтобы повторить вопрос, Юля отозвалась, не поднимая диктофон ко рту:
   - Да что рассказывать... на сайте всё есть. Харят меня ваши творческие планы.
   Аня встала и ушла за пультом. Дима спросил:
   - А какие у вас мечты?
   Кондиционер пискнул, заворочался, и в комнате повеяло сухим холодком.
   Юля презрительно чихнула.
   - Мечты... я вообще не помню, что это.
   - А я мечтаю сдохнуть, - сообщила Аня, защелкивая пульт.
   - Так, - Юля по-змеиному гибко поднялась. - Кончать пора этот фестиваль.
   Взвесив диктофон на ладони, она швырнула его через комнату. Серебристая коробочка ярко сверкнула в полете, треснулась о стену и рассыпалась на мелкие куски.
  
   21 апреля 2003 года
  
   За глыбой дымчатого стекла в ряд сидели трое: хмурая девушка с черной прямой челкой, длинный тип в костюме и скучающий молодой человек в очках, со впалыми щеками и выбеленной бородкой.
   "Неприятное сборище", -- подумала Лиза, ерзая на высоком табурете. И сразу одернула себя - об интервьюере нужно думать хорошо. При тренингах учили, что на собеседовании лучше сидеть прямо, но расслабленно, и чтобы носки туфель смотрели куда угодно, только не в сторону выхода. Руки следовало держать на виду, но подальше от лица. Взгляд должен описывать малый или большой треугольник - глаза плюс рот или узел галстука. Узел - при более формальном общении.
   Но главное вести себя естественно и уверенно, что бывает очень трудно, когда пытаешься упомнить все эти мелочи.
   - Приветствую, меня зовут Аркадий Члеянц, - представилось центральное лицо триптиха, худое, с косичкой. - Я помощник исполнительного директора студии "Мега-44", в которой вы и находитесь. Слева от меня - наша звезда, Анжелика Лето...
   - Нельзя урезать начало? - кисло спросила "звезда", девушка с вороной челкой, похожая на школьницу из японского мультфильма.
   - Э-э... - помощник директора глянул по сторонам и вернулся к разговору. - Ладно, если никто не против, давайте начнем собственно кастинг.
   Позади него вспыхнул синий прямоугольник, оказавшийся большим плазменным экраном, на котором через секунду возникло крупным планом огромное, смутно знакомое лицо.
   "Боже, это я", - ужаснулась Лиза. "Почему никто мне не говорил, что у меня такой нос?" И Макс, тоже хорош. Не мог с утра заметить, как я безобразно накрасилась.
   - Прошу, смотрите не на монитор, а в камеру, - сказал помощник, указывая рукой.
   Лиза проследила жест и увидела, что к ней беззвучно ползет массивная камера на штативе, за которой прячется оператор. Лиза уставилась прямо в стеклянный зрачок, и это было куда легче, чем наблюдать себя на большом экране. Она машинально поправила волосы и сразу же убрала руку.
   - Не волнуйтесь, - посоветовал длинный. - Все нормально.
   Он придвинул к себе анкету, которую Лиза заполнила в ожидании прослушивания.
   - Как я понимаю, у вас уже есть опыт работы на региональном телевидении, так что...
   - Но мне трудно сидеть так высоко, - не выдержала Лиза. - У этого стула еще и ножки скользят. Не обижайтесь, но я лучше буду стоять.
   Она звонко спрыгнула на каблуки, проклиная нетерпеливую себя, высокий табурет и всё на свете. Подумав, Лиза оперлась на сиденье локтем. Ножки табурета противно визгнули по гладкому полу, но удержали ее.
   - Ну, вот, - сказала Лиза, чувствуя, как в ней помимо воли растет озорство. - Так ведь гораздо лучше.
   Помощник директора уныло окинул ее взглядом. Хмурая девочка-аниме глянула на Лизу исподлобья и подтянула к себе ее анкету. Молодой человек с отбеленной бородкой смотрел в дальний угол комнаты, не подавая никаких вербальных и невербальных сигналов.
   Помощник хмыкнул, пожал тощим плечом и кивнул оператору. Тот негромко чертыхнулся и поднял жужжание, настраивая заново штатив.
   - Итак, учитывая ваш экранный опыт, наше задание не покажется вам удивительным, - сказал помощник директора. - Во-первых, мы проверим ваше чувство времени, а во-вторых - умение работать с камерой. По моему сигналу вы начнете говорить на заданную тему и попытаетесь раскрыть ее, не забыв о вступлении и выводе. Если не знаете, о чем говорить, то говорите что угодно, главное - не молчите. Если не знаете, с чего начать - начните с фразы: "Сегодня, дорогие телезрители, мы с вами поговорим о...", и озвучьте название темы. Вы готовы? Если хотите задать вопросы или морально...
   - Я готова, - сказала Лиза торопливо, пока не ушло чувство безнаказанности.
   - Тогда начнем, - сказал помощник директора, стуча по стеклу гладкими ногтями. - Я засеку время и дам знак. А вашей темой будет... будут...
   - Будут члены, - вдруг подала голос девочка-аниме, поднимая взгляд от анкеты.
   Картинка на экране дрогнула. Помощник заметно скривился, и даже безжизненный тип выразил интерес, ярко сверкнув очками.
   - Анжела, - сказал помощник директора, аккуратно кашлянув.
   - Не называй меня так!
   - Извини, Анжелика, с твоего разре...
   - Пусть говорит про члены! - отрезала Анжелика. - Члеянц, ты знаешь, сколько стоит мое время.
   Долговязый помощник надул щеки и повернулся к небритому типу в очках.
   - Алекс...
   - Так, так, Аркаша, ты меня только в это дело не путай, ладно? - угрожающе ответил тип.
   Помощник директора снова тряхнул плечом. Этот жест у него, видно, значил что-то вроде "я бы так не делал".
   - Хорошо, - сказал он, глядя на Лизу, которая торопливо уставилась в камеру. - Итак, я засекаю время. Пять минут.
   Он махнул рукой.
   На камере горела красная лампочка. Лизе послышалось негромкое гудение. "Не молчи!" - закричало что-то внутри нее. - "Только не молчи".
   Боже, сколько же секунд уже прошло?
   - Итак, дорогие телезрители, - она даже не помнила точные слова вступления. - Сегодня разговор у нас с вами пойдет о... гм... половом члене.
   Лиза глянула на людей за столом и едва не испугалась, обнаружив, что они исчезли - теперь весь свет в комнате падал только на нее.
   Сколько же времени?..
   - Размер полового члена. Этот вопрос, как ни странно, должен больше заботить женщин, - сказала Лиза, изо всех сил пытаясь не торопиться и дышать ровно. - Однако мужчин он волнует куда больше.
   Вдруг ей припомнились веселые, но довольно пошлые обсуждения этой темы с подругой. Может, пересказать? "Сколько же времени это займет?" - подумала она.
   И махнула на все рукой, не в силах больше противиться дикой, неуправляемой щекотке, безумному озорству, которое заставило ее подружиться с Максом вопреки нормам этики, и которое привело ее сюда, в Москву и в телестудию.
   - У меня есть подруга, которая вечно страшно недовольна, - сказала Лиза, обращаясь к оператору. - Потому что ей вечно попадаются мужчины с большими, а у нее... то есть, ее анатомия...
   Лиза говорила и говорила, забыв о секундах. Она старалась пересказать их беседы как можно пристойнее, но для яркости нужно было сообщать камере такие интимные вещи, от которых Лиза мысленно краснела, пытаясь не вспоминать, что ее слушает двое мужчин, - даже трое, считая оператора.
   - Вот еще один вопрос тысячелетия. Почему у многих парней члены загнуты в сторону? И почему, интересно, у правшей они смотрят влево, а у левшей - вправо? А, мальчики?
   С другой стороны, ей так нравилось чувствовать себя неуправляемой. Каким бы провалом ни обернулось это прослушивание, думала Лиза, всё равно будет весело.
   - Но лично мне, - сказала она. - Кажется, что главное - это пропорция. Очень смешно, когда видишь у основания тонкий, а на конце толстый, или наоборот.
   Лиза не выдержала и расхохоталась прямо в камеру, хлопнув себя по лбу.
   "Боже, а вдруг у одного из них такой", - подумала она. Скажем, у этого Члеянца... эдакий нелепый ч... ч... члеянц...
   Она хохотала до слез, не в силах остановиться.
   В студии зажегся свет. Экран на стене погас, опять превратившись в черный аквариум. Лиза отдышалась, вытерла слезы и посмотрела на троих за столом.
   Долговязый помощник директора (Члеянц!..) выглядел невозмутимым. Не смущен был и молодой человек в очках с бородкой - разве что смотрелся теперь чуть живее. Изменилась только девица - она смотрела на Лизу, довольно ухмыляясь.
   - Благодарю вас, Елизавета, - сказал помощник. - Увидимся с вами здесь же, ровно в одиннадцать.
   Больше никаких замечаний из-за стола не последовало. Лиза немного помедлила, кивнула на прощание и вышла. Снаружи, в небольшой приемной в кресле ожидала своей очереди еще одна кандидатка. Это была девушка, - или женщина, умело замаскированная под девушку - облаченная в стильное платье, с длинными золотыми серьгами в ушах.
   - Ну как? - спросила девушка безразлично.
   - Хорошо, - сказала Лиза, немного смущаясь тому, что сама была одета в джинсы и простую блузку. - Попросили зайти в одиннадцать.
   - Всех просят зайти в одиннадцать, - кивнула девушка.
   Не зная, что ответить, Лиза прошла в коридор.
   Стараясь не выпускать из виду телевышку, Лиза обогнула какой-то огромный автоцентр, пересекла улицу и приятно удивилась, обнаружив себя у входа в Ботанический сад. Весеннее солнце уже набрало силу, но вокруг были сплошь автостоянки и пустыри. Поэтому Лиза, не раздумывая, прошла под листву огромных деревьев, уселась на скамью и закурила.
   "Интересно, скоро ли подойдут знакомиться?" - подумала она. В ее родном городе одинокая девушка могла спокойно посидеть на парковой лавке от силы десять минут, но в Москве, где личное пространство человека было гораздо шире, первый кавалер объявился только через полчаса.
   Это оказался обычный парень, разве что с модно растрепанными волосами и серьгой в ухе. Он уселся на дальний конец лавочки и торчал пять минут болванчиком, мало отличаясь от своих коллег из провинции.
   Даже как-то разочаровывает, подумала Лиза, хотя мысли ее, целиком занятые недавним "кастингом", были очень далеки от знакомства в парке.
   Наконец парень заговорил.
   - А вы приезжая?
   У него был настолько яркий московский акцент, что в первый миг она не поняла ни слова.
   - Ну... да, - сказала Лиза. - Да, приезжая.
   - Вот это я понимаю! - обрадовался парень. - Милости просим, хорошего вам пребывания в Москве.
   - Спасибо, - Лиза была смущена такой гостеприимностью.
   - Наконец вот к нам пожаловала красивая русская девушка, - сказал парень, глядя куда-то в кроны деревьев. - А то понаезжают хачи, азеры всякие, стрём один... Продают нам тут свои помидоры. Дома-то у них помидоры небось и не в ходу, экономика-то слабая, по большому счету.
   - Простите, мне нужно идти, - сказала Лиза, торопливо гася сигарету о край урны.
   Она выбросила окурок, поднялась и быстро пошла к выходу, оставив растерянного парня сидеть на лавочке.
   "Нужно быть осторожнее в новом городе", - напомнила себе Лиза по дороге в студию.
   - Ну что же, - сказал долговязый Члеянц, поскучневший вдвое. Рядом с ним сидела та же девочка, еще более недовольная, а небритый тип в очках и вовсе исчез.
   - Мы еще раз посмотрели вашу запись, - он зашуршал бумагами. - Итак, четыре тавтологии, две фигуры поправления...
   - А что это? - спросила Лиза.
   - Когда вы сами себя поправляете.
   - Это плохо?
   - Плоховато. Далее, слишком часты личные местоимения, - отметил нелепый Члеянц. - И со временем. Конец... не знаю, считать ли это, по большому счету, за конец. Не знаю!
   Он поднял руки и качнул головой, изображая капитуляцию перед стопкой бумаги.
   - Ладно, хорошо, - Лиза поднялась с табурета. От неприязни к этим людям с их дурацкой студией у нее в горле стоял комок. "Тем более", -- подумала Лиза, -- "что скоро будет противно и за себя".
   "Не смей так думать", - приказала она себе, и тут же ощутила первую волну сладкого запретного самоуничижения.
   - Нет, я сказала, я хочу ее! - хмурая девочка внезапно поднялась из-за стеклянной глыбы и топнула ногой.
   - Анжелика...
   - Я хочу, - повторила Анжелика тоном капризного ребенка. - Я хочу, хочу, ХОЧУ ЕЕ!
   Она взобралась на стул и вдруг оказалась прямо на столе, развернувшись на каблуках навстречу помощнику директора. Тот укатился назад вместе с креслом. Стальные шпильки взвизгнули по стеклу.
   "Некрасиво смотрится на девушках брючный костюм", - подумала Лиза.
   - Я сказала, ХОЧУ! - острым носком черной туфли Анжелика пнула белоснежные листы в лицо помощнику, который вяло прикрылся манжетами. - Слушай, мне надоели модельные курвы, у которых с ушей прет эта вся эрудиция! И вообще, меня достало сидеть тут каждый день, понятно?
   - Лиза, - несчастный помощник нагнулся, чтобы глянуть на Лизу откуда-то из-под колена бешеной Анжелики. - Лиза, пока что извините нас, пожалуйста, как только мы придем к окончательному решению, мы сразу наберем вас.
   - Хорошо, - Лиза кивнула и чуть растерялась, когда искала выход. Позади нее снова бушевала Анжелика, а бедный помощник мямлил что-то про бюджет и уровень.
  
   21 апреля 2003 года
  
   - Крупная должность, - Максим потер ногти о манжету. - Предложили сразу. Оставалось только подписать
   - И ты решился? - спросила Лиза.
   Они сидели в гостиной, неторопливо прикуривая сигарету от сигареты. Лиза всегда много курила после ванны, а Максу просто нравилось быть рядом. На Лизе был махровый халат, и какие у нее были ноги! Какие запястья! Какие волосы!
   "Господи", - ужаснулся Максим, - "сколько времени я выдержу с ней в одной квартире, прежде чем изнасилую?"
   Но, конечно, он не смог бы - его терзала вовсе не похоть. Жаркий озноб, продиравший Макса, рождался где-то в легких и таял в области желудка, не опускаясь ниже.
   Проще говоря, его мучила влюбленность - не желание владеть, а жажда быть обладаемым.
   Но какие у нее были волосы.
   "Этот оттенок", -- думал Максим. Как будто пепельно-серые, но против света - скорее русые, а под вечер - даже слегка рыжеватые, как медь.
   Лиза снова о чем-то спросила.
   - А? - встрепенулся Макс.
   - Ты сразу решился? Стать продюсером?
   - А... да... конечно. Может, включить свет? - он приподнялся с дивана.
   - Не надо, зачем?
   - Ладно... а ты что же? - Максим вытащил из пачки новую сигарету и прикурил, оставив первую тлеть на краю пепельницы. - Кстати, завтра прибывают оставшиеся вещи.
   - Хорошо. Что я? Не знаю. Сказали, позвонят.
   Макс разочарованно махнул рукой. Он встал, аккуратно выбрался из пиджака и взялся за узел галстука.
   - Так говорят, когда звонить не собираются, - сказал он, прикусив сигарету.
   Но они позвонили раньше, чем Максим докурил, и даже прежде, чем он снял галстук.
   Лиза раскрыла трещавший мобильник и сунула его под сырые волосы.
   - Да. Да. Спасибо. Хорошо, - она сложила трубку.
   Макс ожидал, что она заговорит, но Лиза только покачала головой, недоверчиво мусоля антенну.
   - Что? - спросил Максим. - Что слышно?
   - Не знаю, стоит ли этому верить, - ответила Лиза. - Звонил этот Члеянц, помощник...
   Макс неторопливо повертел сигаретой.
   - Сколько дают? Сколько?
   - Пятьсот.
   - В месяц?
   - В день.
   - Что?!
   - Пятьсот долларов за день на съемках, - недовольно повторила она, возвращая телефон на столик.
   Ей не понравилось выражение на лице Максима. Он наверняка приписал успех себе от начала (Макс находит телестудию) и до самого конца (Макс уговаривает Лизу перебраться в Москву). Хотя было весьма сомнительно, что он мог бы сам высидеть перед камерой ровно пять минут, рассуждая о половых органах.
   И хватит пялиться на мои ноги!
   Телефон снова зажужжал, осветив полумрак темно-синими сполохами. И снова звонил Члеянц, нелепый помощник директора.
   - Лиза, вы знаете, я погорячился, оказывается, - сообщил он радостно. - Представляете, начали сводить бюджет - и ну совсем никак вам не выходит пятьсот условных единиц.
   - М-м, - Лиза была расстроена, но едва удивилась. Судя по лицу Макса, он всё понял и расстроился куда больше.
   Помощник директора, бормотавший в трубке, предложил Лизе вообразить, какая трудная получается ситуация. Он сказал, что вертел смету так и эдак, но без результата.
   - Жаль, - сказала Лиза, яростно отмахиваясь от Максима, который строил нечеловеческие гримасы и старался показать ей, как вести себя в разговоре.
   - Триста пятьдесят. Это максимум, что мы можем пообещать, - сказал помощник.
   Лиза была приятно удивлена. Она успела мысленно расстаться и с деньгами, и с мечтами о работе - но, видно, поторопилась. Три с половиной сотни в день? Тоже неплохо. Вообще-то, даже с ума сойти, если вспомнить прежнюю зарплату.
   - Что он сказал? - потребовал Макс, когда Лиза сложила трубку.
   - Немного снизили.
   - До какой суммы?
   - Триста пятьдесят.
   - Триста пятьдесят! - Максим сделал большие глаза. - Это же почти вдвое!
   - И всё равно неплохо, - возразила Лиза, доставая новую сигарету. - И совсем даже не вдвое.
   - Лизка, - сказал Макс. - Извини, но...
   Он достал пачку, щелкнул зажигалкой, прикурил Лизе, а потом себе.
   - Но ты просто не умеешь говорить с работодателями.
   - Всё я умею. И вообще, какое тебе дело, прости.
   Максим выдохнул через фильтр.
   - Да тебя ведь жаль. Дала бы трубку мне, я бы сам поговорил.
   - Ой, перестань, - сказала Лиза. - Нормальные это деньги.
   Он сорвался было идти в сторону прихожей, но вернулся и сел на диван. Они курили молча. Лиза смотрела в окно. В домах по ту сторону Ленинградского загорались первые окна.
   - Интересно, куда делся наш журналист, - сказал Макс.
   Лиза вдруг поняла, что задремала, и сигарета вот-вот упадет на диван. Она вздрогнула и поежилась, торопливо приходя в чувство.
   - М... что за... журналист?
   - Некто по имени Дмитрий.
   - А, - сказала Лиза и коротко зевнула, прикрываясь рукой.
   - Я бы сказал, что он задержался в редакции, но, во-первых, вряд ли его туда взяли, а во-вторых, не случилось ли с ним...
   Он замолчал. Не стоило рассуждать об этом при Лизке, тем более на Диме были дорогие туфли, которые Максим рассчитывал получить назад.
   - Может, он просто идет пешком, - сказала Лиза.
   - Что значит "пешком"?
   - Он любит гулять. Так мы с ним и начали общаться, мы оба любим побродить.
   - Но... до центра сколько? Двадцать километров? Тридцать?
   - О, - сказала Лиза, чувствуя легкую гордость. - Для нас это пустяк.
   Макс раздраженно откинулся на спинку дивана, едва не осыпав себя пеплом.
   Новые туфли. Туфли за две сотни - год назад это были серьезные деньги.
   "Всё, никаких, никаких больше подарков. И не забыть его долю в аренде жилья".
   Ж-ж-ж-ж, - насмешливо отозвался телефон Лизы.
   - Давай я отвечу! Дай его мне!
   - Подожди ты! - отмахнулась Лиза. - Я даже не знаю, кто звонит.
   Она открыла трубку. На экране светился тот же номер, и Лиза, секунду помедлив, отдала телефон Максиму.
   - Алло, - сказал Макс, неловко взяв непривычную женскую "раскладушку". - Добрый вечер. Да, я э-э... представляю интересы Елизаветы...
   Лиза не сдержалась и фыркнула. Она хотела тихо попросить Макса никогда в жизни не звать ее этим именем, но он уже отвернулся, прикрыв ладонью свободное ухо.
   Помощник директора совсем не удивился такой замене. По крайней мере, следующие две минуты проговорил он, а Максим только издавал неопределенные звуки.
   - Э... да... стоп! Да, я все понимаю, - прорвался наконец Макс. - Теперь послушайте меня...
   Он заговорил, и Лиза даже восхитилась. Максим ловко и плавно выложил перед Члеянцем целый веер соображений, по которым его клиент - опять Елизавета, сколько можно! - заслуживает максимального внимания. Макс перечислял факты, которые сам только что выдумал - и они казались такими достоверными, что Лиза едва не загордилась. По его словам она была и опытным психологом (еще бы!), и телеведущей (стаж одна неделя!), и способной актрисой, и, между нами, годилась даже в модельный бизнес (тут Лиза слегка покраснела). Максим приводил какие-то цифры, и они невероятным образом выстраивались в колонки. И запросто говорил о телевидении. Надо было признать - она никогда бы не смогла так хорошо подать себя.
   Но едва он сделал торжественную паузу, как в трубке снова забормотали.
   - Да, э... но... - и снова Макс ушел в оборону, бессильно слушая помощника директора.
   "Битва титанов", - подумала Лиза.
   - Э... одну минуту, - Максим повернулся к ней и хотел что-то сказать, но в телефоне не умолкали. - Да! Ну... да, я согласен. Разумеется. Хорошо, спасибо.
   И он сложил трубку.
   - Ну что? - спросила Лиза.
   Макс поворочал во рту языком.
   - Дело обстоит так, - сказал он. - Их можно понять. У них накладки с бюджетом. Новая концепция, новая ведущая, а съемочное время, фактически, то же самое. Но я настоял, чтобы в будущем ты могла рассчитывать на прибавку.
   Лиза поправила халат и взяла из пепельницы свой окурок.
   - Ну, - сказала она. - Ничего страшного, я же говорила, триста пятьдесят - тоже неплохо.
   - А... Нет, пока речь идет о двух с половиной сотнях.
   Она удивленно посмотрела на Максима. Он тут же перешел в атаку.
   - Неужели тебе мало? На каких-то тридцать процентов меньше первоначальной суммы.
   Вообще-то, на пятьдесят, и Лиза решила умолчать об этом, но потом...
   Ей все равно не удалось высказать Максу правду о его способностях вести переговоры. В комнату вошел Дима.
   - Привет! А мы спорили и не слышали, как ты пришел, - сказала Лиза.
   - Никто здесь не спорил, - возразил Макс. Он увидел осколки, которые Дима выложил на тумбочку. - А это что?
   - Диктофон, - ответил Дима, выпутываясь из галстука. - Его нужно склеить.
  
   5 сентября 2005 года
  
   - Харе гонять служебную машину. Вези на метро.
   - Он не хочет!
   - Как это "не хочет"?
   - Говорит, там можно умереть.
   - Что за бред? Кто, блин, когда умирал в метро, блин?
  
   24 июля 2005 года
  
   Птица.
   Маленькая птица сидела в черной канаве между рельсами. Она вертела головой, топорщила перья и клевала воду из мелкой лужицы.
   - Что это за люди? - спросила Эврика.
   Люди?
   - Которые за тобой гонятся.
   Она думала, что психоделы гонятся только за мной.
   А я волновался из-за нее. Иначе не полез бы сюда, на глубину в полсотни метров.
   Здесь можно умереть.
   Мы стояли у края, а сзади топтались вечерние пассажиры. Они прибывали, толкая меня в спину, одна мягкая волна за другой. Мертвые, поддельные люди, запертые в нормальности, занятые несложной рутиной. Они укрывают меня и Эвридику от глаз, но защитить не смогут. Это не маньяки Фернандеса, но они тоже опасны.
   Из тоннеля ударил ветер, запахло резиной и электричеством, и на станцию вылетел поезд. Он несся без остановки, но человеческая масса двинулась. Ее привлекали вагоны. Она давила нам в спины, подталкивая меня и Эврику всё ближе к несущейся стали.
   - ОТОЙДИТЕ ОТ КРАЯ ПЛАТФОРМЫ! - рваный железный визг оборвался, сменившись участливой записью. - Уважаемые пассажиры. Отойдите от края платформы. На этот состав посадки не будет.
   Давление спало. Люди успокоились и обмякли. Красные огни исчезли в темной арке, и о птице не вспомнил никто.
   Когда на станцию вылетел поезд, она заметалась и кинулась в тоннель напротив. И теперь наверняка была мертва.
   Для чего еще поезду на стекле дворники. Под землей.
   Вот так быстро это происходит.
   За первым составом пришел еще один, и двери распахнулись, и люди хлынули по вагонам, припечатав меня с Эвридикой к створке напротив. Мертвые люди спешат домой. Мертвые люди занимают места. Их общество - механизм, и горе тому, кто попал между его трущихся частей.
   Р-р-р.
   Резиновые створки пытались закрыться, но что-то мешало им. Кто-то держал в соседнем вагоне дверь.
   - ОТОЙДИТЕ ОТ СОСТАВА! - заревел истеричный железный голос. - Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. ОТПУСКАЕМ ДВЕРИ! Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена.
   По ту сторону, на станции, заревел милицейский зуммер. Еще и еще раз.
   И створки захлопнулись. И поезд дернулся вперед так резко, что я повалился на Эврику, а в мою спину уперся чей-то отчаянный локоть.
   Мы нырнули в тоннель, и свет погас.
   И я заворочался, полулежа на стонавшей Эвридике, пытаясь вырваться на свободу, но это было невозможно. Я сдался и обнял ее, и стало гораздо удобней.
   Теперь, кроме нас двоих, в мире не осталось никого. Мы летели сквозь ночь, прижавшись к холодному стеклу. За окном во мраке вились и плясали тросы, и на детском лице Эврики мелькали сполохи внезапных фонарей. От свиста у меня заложило уши.
   Мне хотелось ехать так вечно. Мои глаза закрылись, и железная коробка исчезла, и только холодный ветер колыхал землю подо мной, и я заскользил на дно, сжимая тонкую Эвридику в объятиях.
   Поезд вылетел на станцию. Замерцали лампы на потолке, и снова разгорелся свет. Вокруг теснились люди, и мне стало противно до липкой испарины. Люди сидели на лавках. Жуткие старухи, бесформенные от жира и болезней. Оплывшие хмурые тетки, на полпути туда же. Хворые шелудивые мужички. Люди возились и толкались. Люди зевали, и дыхание их пахло луковой шелухой. Я не хотел, чтобы они трогали меня, не хотел, чтобы они притрагивались к Эврике, и не мог ничего поделать. Стоило мне отодвинуться, как жаркое пространство рядом немедленно заполняли люди.
   Они не выпускали нас до самой конечной. Там они хлынули наружу жарким потоком, и утащили Эвридику, а я всё стоял, пока состав не опорожнился, пока снаружи не стало тихо. Я вышел к Эврике лишь тогда, когда в пустой вагон забрела обходчица.
   На платформе кроме нас остался только один человек. Он стоял у соседнего вагона. И он не был мертв.
   Парень весело осмотрел нас и махнул рукой. Отвернулся и вытащил тонкий мобильник.
   "Наверняка это он застрял тогда между створок", -- подумал я.
   Мы не сбежали. Всю дорогу под землей мы по-прежнему были в ловушке.
  
   5 сентября 2005 года
  
   - Чего так долго?
   - Шли пешком.
   - Куда?! До самой больницы?
   - Угу. Я хотел на метро, а он не пошел.
   - Как "не пошел"? А в рыло?
   - Я пробовал, так он укусил меня, зараза ненормальная.
   - Косой, ты че! Срочно в экспертизу, срочно прививку от бешенства. С такими вещами не шутят, вон, в новостях передавали.
  
   22 апреля 2003 года
  
   Его встретила другая журналистка - широкоплечая и молчаливая, похожая на солдата. Она провела Диму в редакцию и оставила его у двери. Едва он успел заскучать, как подошла сама Ксения, по-утреннему живая, с ярко накрашенным ртом.
   - Да выбрось уже эту гадость, - Ксюша отобрала у Димы склеенный диктофон. - Идем
   Она швырнула диктофон в урну и коротко взмахнула рукой.
   - Отлично, просто отлично, - болтала Ксюша по дороге. - Все читают твое интервью, я всем говорю, вот это настоящая журналистика. А не как мы здесь...
   - Мое интервью?
   - Машка! Дай человеку свежий номер! Ага, вот, - она вручила Диме клейкий глянцевый журнал. - С утра звонил уже пресс-секретарь твоих девочек, орал тут, грозился в суд подать.
   - Э... это плохо? - спросил Дима.
   - Нет, конечно! Ты что. Это хорошо! Если б он мог, он что, звонил бы? Он бы подал.
   Дима осторожно улыбнулся.
   - Так я?.. - спросил он.
   - Ты молодец, - она косо сверкнула улыбкой и потерла руки. - Знаешь, что мы сделаем? Мы научим тебя писать, и ты станешь монстром!
   Дима содрогнулся.
   - Ты тоже считаешь, что человек - это хищник? - спросил он.
   - А? Ты о чем? Ладно, не важно, мы пришли, - она притормозила у стола, уже знакомого Диме. - Ты посиди здесь, и кстати, ты здесь и будешь сидеть, располагайся... почитай свое интервью, а я сбегаю к себе за бумагами.
   Ксюша взяла у него журнал, пролистала до середины и грохнула его Диме на колени.
   - Вторая полоса, колонка справа.
   Когда она ушла, Дима огляделся и положил журнал на стол, испытывая перед глянцевой бумагой незнакомый теплый испуг. Дима убрал из-под ног пыльный удлинитель, затолкал системный блок подальше, а экран подтянул к себе. Немного робея, он протянул руку к монитору, отклеил жирафа и убрал его в нижний ящик - два верхних были отведены под чью-то сахарницу, кофейную чашку и пару резиновых кедов.
   "В гостях у двух скандально известных бэд-герлз из коллектива "СКАЗКИ" мы получили ответы на самые дерзкие наши вопросы", - прочел Дима, водя носом вдоль строк, - "Читайте в ОТКРОВЕННОМ ИНТЕРВЬЮ от Митяя Честного!
   МЧ: Ваши интимные предпочтения?
   АНЯ: Мой вариант номер один - это догги-стайл. Еще я люблю анальный секс. Только не говори, что тебя это шокирует.
   ЮЛЯ: Я сложная натура, и люблю эксперименты. Признаюсь, что порой мне нравятся и игрушки, и вотерспортс, и я даже попробовала бы джербиллинг.
   АНЯ: (смеется)
   МЧ: Сейчас модно интересоваться - как вы относитесь к наркотикам?
   АНЯ: Знаешь, когда выходишь на сцену и чувствуешь зал, наркотики тебе просто незачем.
   ЮЛЯ: Всё, что мы делаем, приносит достаточно кайфа само по себе.
   АНЯ: Музыка - это лучший наркотик!
   МЧ: Ваши творческие планы?
   ЮЛЯ: Скоро мы отправляемся в тур по странам ближнего зарубежья, потом у нас будет концерт в Москве. Еще мы работаем над записью нового альбома, он выйдет летом. Больше всегда можно узнать у нас на сайте. (Прим. ред.: см. внизу стр.)
   МЧ: И финальный вопрос - о..."
   - Ну что, как тебе?
   Дима поднял глаза. Рядом стояла Ксюша.
   - Ты знаешь, тебе стоит поставить линзы посильней, у тебя на сколько? - спросила она.
   - А?
   - Тебе нравится интервью? Ощущаешь дуновение славы?
   - Э, - сказал Дима. - Не знаю... Тут же всё не так...
   - Не так? - Ксюша удивленно подперла щеку языком. - Ну конечно, после редакции! Не думал же ты, что кто-то станет прямым текстом печатать то, о чем вы там говорили?
   - А вот это? - Дима взял номер и прочел. - "Финальный вопрос - о чем вы мечтаете. Юля: сняться в чем-нибудь откровенном. Аня: я мечтаю о серьезных интересных отношениях", она такого вообще не говорила.
   Дима посмотрел на Ксюшу, борясь с тяжелым скользким журналом.
   - Ну и что? - она махнула рукой. - Вопрос банальный, я додумала за них интересное окончание.
   - Сама?..
   - Конечно. А о чем еще эти две могут мечтать? Или спортсмены, к примеру, - сказала она, сделав неловкий жест рукой. - Ради бога, да ты знаешь, какие они тупые? Они же вообще ни бе ни ме порой.
   "Бе? Ме?", - растерялся Дима, пытаясь удержать на коленях журнал и уследить за словами Ксюши одновременно.
   - Мы, прежде всего, развлекательная пресса. Ты считаешь, кого-то развлечет этот бред, который несут наши политики или, там, звезды?
   - Но это же неправда, - сказал Дима неуверенно.
   Ксюша нахмурилась, одернула манжеты и сложила руки на груди.
   - Слушай, - она сбавила тон. - Отныне я твой редактор, и давай я буду сама решать, что правда, а что неправда, оки?
   - Ладно, - промямлил Дима, не понимая, чем он мог ее обидеть.
   - Мы делаем грязную работу, - Ксюша вздернула носик. - Если не сможешь с этим жить, то у тебя ничего не выйдет.
   Она развернулась, пронзительно скрипнув туфлями, потом застыла и приложила к дужкам очков указательные пальцы.
   - Ты совсем меня сбил. Я принесла тебе памятку по чтению корректуры и всякие другие советы... - Ксюша шагнула к столу и взяла скрепленные листки. - Просмотри мельком, я вернусь, и будем учить тебя работать. Оки?
   Она улыбалась и больше не казалась обиженной.
   - От Митяя Честного, - сказал Дима, глупо ухмыльнувшись ей в ответ.
  
   22 апреля 2003 года
  
   Площадка напоминала театральный зал после второго звонка. Свежий холодок еще щекотал ноздри, но между кресел уже пробирались люди, за кулисами шумели рабочие, а между подиумом и сценой тянулся целый серпентарий из проводов и запутанного кабеля, в котором прыгал тощий режиссер.
   Это он был на прослушивании справа от Члеянца, подумала Лиза. Она жалась к неоновой декорации ("В-А-У!"), чувствуя себя крошечной и бесполезной. Рабочие, операторы и другие незнакомые люди обходили ее стороной, задевали плечами и стремянками, извинялись очень вежливо, - с режиссером и то вели себя грубее, - а одна женщина даже вручила ей стаканчик кофе. Но Лизу грызли мысли о том, что ей здесь не место. Вот Анжелика, например - явно была при деле, где-то пропадала, вовсю готовилась. Вообще, каждый был занят чем-то, кроме Лизы.
   Решившись, она сделала два робких шага по синему ворсу, покрывавшему сцену.
   - Как тебя там, куда ты, - замахал на Лизу режиссер. - Стой, не теряться нигде. Так!
   Он повернулся к студийной публике.
   - Кто новенький, я говорил уже, запоминайте: в зале НЕ разговаривать, ведущих НЕ разглядывать, - всякий раз, говоря "не", режиссер слегка приседал. - Места НЕ покидать до перерыва. Из своего кармана никто платить не хочет?
   В зале никто платить не хотел.
   - Отлично. Значит, так, перед вами, - он несколько раз указал пальцем. - Вот это табло. Пока мигают "аплодисменты", все хлопаем. Пока "смех", все смеемся. Когда "серпантин" замигает, надо объяснять? Идею все поняли? Так, серпантин у всех есть?
   Идею поняли все, но серпантина не хватало. Режиссер опустил руки и ускакал, спотыкаясь о провода и матерясь под нос. Загорелась рампа и подсветка; от затянутых бумагой ламп тут же потянуло жженой пылью.
   "Так и знала, скоро здесь будет нечем дышать", - подумала Лиза.
   - Где помощница? Воробьева! Иди сюда, - из-за кулисы пробился требовательный голос, и Лиза спешно нырнула в бархатные портьеры, где нашлась и сама Анжелика, уже обутая в туфли на высоченном каблуке и наряженная во что-то вроде платья-коктейль, темно-серого, усыпанного блестками.
   - Что? - недовольно спросила Анжелика.
   Лиза опустила глаза и отчаянно напряглась, чтобы не засмеяться.
   Хмурая Анжелика была накрашена просто чудовищно. Темная бордовая помада, вообще, почти черная, и синие тени с длинными стрелками, все какое-то просто блядское, уродливое, и совершенно ей не к лицу.
   - Ты сейчас такая же будешь, - сказала Анжелика, наверняка прочтя все ее мысли.
   - Извините, - зашелестела Лиза, начиная краснеть.
   - Не называй меня на "вы", это непрофессионально. Знакомься, это наш визажист, - она подтолкнула Лизу в объятия скучающей полной женщины. - Иди с ней в гримерку, там сразу и костюмер.
   Задворки съемочной площадки оказались совсем необитаемы. Сплошные коридоры, голые комнаты и пыльные лампочки без плафонов. В гримерке стоял только верстак, испещренный кляксами от сигарет и кофейными полумесяцами.
   Лиза гадливо тронула столешницу. Та была липкой и холодной. Стены гримерки казались чистыми, но прикасаться к ним тоже не хотелось.
   - Табурет бы хоть поставили, - сказала визажистка, грохнув пухлую кожаную сумку на верстак. - Совсем ведь устроиться негде. Косметику где берешь?
   Она промокнула веки Лизы влажным тампоном.
   - Пока нигде, я только сюда переехала, - сказала Лиза. - Это обязательно?
   - Значит, пока нигде не бери. Я расскажу, где взять. А, ну да, что ты спросила?
   - Обязательно... всё перекрашивать... так сильно? - произнесла Лиза, осторожно двигая губами.
   - Там синяя подсветка, а у камеры низкий контраст, или как его.
   - А нельзя...
   - Ну, ну, минутка молчания, - визажистка хрустнула тюбиком.
   Лиза скосила глаза на язычок помады. Боже, почти фиолетовый, -- ужаснулась она.
   - Умоешься потом. Я тебе оставлю визитку, если интересует визаж, маникюр, макияж -всегда рады, цены умеренные. Глазки закрываем.
   Лиза прикрыла глаза. "Успокойся", - подумала она. Это не конференция и даже не театр. "Это просто видеосъемка. Возьми себя в руки, расслабься". Лиза стиснула липкие губы, и у нее дрогнула правая коленка.
   Она так и стояла, не открывая глаз, а визажистка накладывала один слой за другим, и еще слой.
   - Ну чё, готова моя девчонка? - спросил кто-то новый.
   На пороге стоял низкорослый парень в очках и с отбеленными волосами, одетый довольно непримечательно.
   - Костюмер, дорогая, - он выставил указательный палец, аккуратно перебинтованный желтым сантиметром.
   - Готова, - сказала визажистка. - Дать полюбоваться?
   - Н-нет, спасибо, - Лиза подумала, что лучше такого не видеть. - Хотя ладно, давайте.
   Вообще-то, макияж был совсем неплох. То есть, если бы Лизе хотелось превратить себя в сучку, готовую на всё ради хорошей жизни - лучше раскраски было не придумать. Дикие раскосые тени, блеск и контур - оружие, а не косметика. Мужики изошли бы слюной.
   Нет, помада лежала слишком густо, и ядовитый оттенок тоже не годился. "Чересчур нагло и бессовестно", - подумала Лиза. Все-таки я не до такой степени экстраверт.
   - Ну, раздевайся, - потребовал костюмер.
   - Что? - не поняла Лиза.
   - Снимай одежду.
   - Зачем?
   - Обмерим, - он изобразил, как снимает мерку. - И выберем платье. Ну, бегом.
   Лиза медлила, изучая скучные углы гримерки. Спрятаться было негде, и визажистка уже испарилась.
   - Ты... вы не могли бы отвернуться? - спросила она.
   - Да что там, - отозвался парень. - Всё равно придется на тебя смотреть и тебя лапать. Ну, бодрее, не можешь раздеться на публике - какая ты тогда актриса?
   "Одно дело публика", - хмуро подумала Лиза, расстегивая пуговицы. Она потянула блузку через голову и...
   Боже. Ее бросило в холод.
   Ты помнишь, что надела под низ?
   Но деваться было некуда. Лиза набрала полную грудь воздуха и решительно выпуталась из ситцевого ворота, заранее скосив на себя глаза.
   Все оказалось не так плохо. На ней был самый обычный комплект, не слишком домашний, не слишком откровенный, не слишком застиранный.
   Она расправила плечи и подняла глаза на костюмера. Он кивнул, закусил губу и принялся лениво мерить Лизу вдоль и поперек. Из дверного проема сквозило, где-то рядом возились и бубнили рабочие, и Лиза недовольно поежилась.
   - Ничего, хороший зад, - сказал костюмер, затягивая на ее талии холодный сантиметр и проверяя деление. - Даже чересчур хороший.
   - Это что значит?
   - Значит, придется зашпиливать на талии. Всё, одевайся, но не застегивай.
   Он выпрямился, отряхнул колени и направился к выходу, не забыв споткнуться о туфлю Лизы.
   - Тридцать восьмой, да? Годится, жди здесь. Я приду, и будем переодеваться.
   Она хотела узнать, нельзя ли переодеться в гардеробе, но костюмер уже вышел, почесывая отбеленный затылок и чуть не стукнувшись по дороге о косяк двери.
   Через десять минут Лиза вышла на подмостки в серебряных босоножках на высоченной шпильке и роскошном синем платье, которое сияло радугой и нещадно кололось в плечах и груди. Похрустывая как свежий букет, Лиза шатко прошла к неоновой лагуне, где полагалось стоять ведущим.
   Ее остановила высокая немолодая женщина в пиджаке и прямой юбке.
   - Ты Воробьева? Члеянц, это она?
   - Она, - устало подтвердила Лиза, которой начали приедаться новые лица.
   - Да, Тамара Владимировна, - и у локтя незнакомой бизнес-леди соткался из полумрака Члеянц, нелепый помощник с хвостиком черных волос.
   - Я исполнительный директор, - сказала женщина, протянув руку. У нее было холодное, но правильное лицо пожилой балерины, узкий рот, прямой нос и чуть косящие глаза.
   "Ого, сама мадам Бергалиева", - подумала Лиза, уже слышавшая это имя от режиссера.
   - Очень приятно, - сказала она, пожав сухую, меловую руку директорши. - Меня зовут Лиза.
   Фу, ладонь как у школьной училки.
   - Лиза Воробьева.... нет, - директорша уставилась на Члеянца. - Нет, это ни в какие ворота.
   - Д-да, - замялся помощник. - Э-э, Лиза, вы у нас...
   - Ты у нас будешь Элиза... - перебила его Бергалиева. - Элиза... э... Аркаша!
   - Фрейд! - выдохнул Члеянц.
   - М... Ну да, психолог Элиза Фрейд, - объявила Бергалиева. - Время.
   И они ушли, оставив Лизу торчать на подиуме столбом.
   - Какой еще ФРЕЙД? - хотела она крикнуть им вслед, но директорша и ее помощник уже исчезли. На часах было десять, и беготня в студии достигла своего пика. На сцене клубились люди, которые что-то настраивали, строили, приносили и уносили.
   - Ну что, Фрейд, готова? - рядом появилась раскрасневшаяся Анжелика.
   - Какой еще ФРЕЙД??
   - Ты ведущая, привыкай, - девочка-аниме тряхнула челкой, взяла у кого-то зеркальце и наскоро припудрила щеки.
   - Я... я уже ВООБЩЕ не соображаю! - выдохнула Лиза, едва не разрыдавшись.
   - Так, - Анжелика профессиональным движением поймала ее за плечи. - Ну-ка, гляди на меня.
   - Что? - уныло сказала Лиза. - Что еще?
   - Выпить хочешь?
   - Нет...
   - Серьезно, если нужно пятьдесят, я сразу говорю: видишь тетку возле оператора? У нее стаканчики и коньяк.
   - Нет, - Лиза покачала головой. - Нет, я лучше после.
   - Хорошо, идем курить.
   - Идем.
   И Анжелика снова потащила ее за кулисы.
   После сигареты Лизе стало куда лучше. Она даже удивилась, какого черта было затевать истерику. Ну, псевдоним, Элиза, нормально... ну, Фрейд.
   - Ты понимаешь, дело в чем, строго говоря, Фрейд вообще даже не психотерапевт.
   - И шел бы он к... - отозвалась Анжелика, лениво пуская дым.
   "Нет, она ничего", - подумала Лиза. Просто смахивает на японскую школьницу, вот ты ее и невзлюбила. Познакомиться бы до съемок получше.
   - Знаешь, Анжела...
   - Не называй меня так, - Анжелика сверкнула темными глазами. Она затянулась и сказала чуть тише. - Ладно, я прошу прощения за "Элизу", годится?
   - Конечно... М-м. Анжелика...
   - Слушай, хватит издеваться, ладно?
   - Но как тебя звать тогда?
   Анжелика вынула изо рта белый окурок и пнула ногой урну.
   - Катька, - сказала она, резко стряхнув пепел. - Катька Муромская.
  
   22 апреля 2003 года
  
   В маленьком кабинете было пусто, не считая офисного стула без спинки, черного кресла в форме надувной лодки, и рабочего стола. Его матовую поверхность нарушал только факс, на панели которого тлела одинокая лампочка. Максим сидел и считал ее вспышки, сначала механически, потом с живым отвращением.
   Где-то в районе тысячной отметки телефон булькнул и затрещал. Макс подобрал трубку.
   - С кем я говорю? - потребовал мягкий голос по ту сторону линии.
   - А я с кем говорю? - отозвался Максим. - Это новый сотрудник.
   - Мобильный номер.
   - Что?
   - Дай мне свой мобильный номер.
   - Я сам второй час торчу в кабинете, мне интересно, где эта сволочь шля...
   - Эта сволочь я, - остановил его голос. - Давай мобильный номер.
   Максим продиктовал ему цифры, и факс немедленно умолк. Сразу зазвонил сотовый.
   - Отлично, - в мобильном исполнении голос звучал чуть бодрей. - Теперь: главное, не стой на месте. Выходи из кабинета и к лифту, поскорее. Идешь?
   - Да.
   "Что за кретинизм", - подумал Макс, терзая кнопку лифта. Детский сад.
   - Потом налево, за желтой дверью - костюмерная. Там говоришь: "дресс-код четыре". Запомнил? Я перезвоню.
   Секунду поколебавшись, Максим открыл желтую дверь и оказался в тесном лабиринте из этажерок и шкафов, между которыми во мраке ходили костюмеры. "Только бонусов по углам не хватает", - подумал Макс.
   - Дресс-код четыре, что бы это ни значило, - сказал он, торжественно подняв руки.
   - Вам срочно или долго? - спросил ближайший к нему костюмер, самый высокий, лысый и, по-видимому, главный.
   - Я так понимаю, срочно, - ответил Максим, пытаясь высмотреть где-нибудь стул.
   Присесть он так и не успел. Макса обступили все трое: главный давал указания, остальные два, помоложе и не такие длинные, возились с пыльными тряпками и прикладывали к ноге Максима спортивную обувь.
   - Во-от, переоденьтесь, - главный вручил Максу уродский тренировочный костюм, шапку и пару убитых серых кроссовок.
   - А нельзя ли помедленней, без... - его прервал звонок сотового.
   - Переоделся?
   - Я не стану...
   - Это только временно.
   - В любом случае, не могу же я оставить здесь вещи. Мой костюм стоит...
   - Возьми у них сумку.
   - Не знаю, это... Всё это обязательно?
   - Быстрей, у нас кончается время.
   "Иди ты", - подумал Максим. Увольняюсь, пошли все к такой-то матери.
   - Решай быстрее, - сказала трубка.
   Они ждали. Главный держал в руках пыльные кроссовки.
   - Короче, такая девочка новая к Анжеле пришла, - тихо сказал один младший костюмер. - Из провинции откуда-то.
   "Это моя девочка, козлы", подумал Макс. Это моя девочка, есть вопросы?
   - Хорошо, - он сжал трубку в кулаке. - Что дальше?
   - Переодевайся и выходи налево через длинный холл, там возьмешь сетку для тенниса, и сразу ко мне, выход из "Кропоткинской".
  
   22 апреля 2003 года
  
   - Ну что, всё понятно? - Ксюша взяла у него бумаги. - Оставь себе вот эту, это памятка.
   - Да. Только один вопрос, - признался Дима.
   - Угу?
   Он поскреб коротко стриженый затылок и потер щеку.
   - Вот в журнале напечатали "Сказок" - это же поп-музыка?
   - Ну да, а что?
   - Но ведь это... не блюз.
   - Э? - Ксюша подняла брови.
   - Журнал ведь "Ритм-н-блюз" называется?
   - Блин, - Ксюша наклонила голову. - Ты не знаешь, что такое ар-эн-би?
   - Нет.
   - Ритм-н-блюз. Такой модный стиль, - сказала Ксюша, потерев нос ладонью. - Не имеет отношения к блюзу. Попсовый, глупый, насквозь коммерческий.
   - А зачем называть так журнал?
   - Потому что журнал такой. А журнал, потому что читатель такой же. Оки? Еще вопросы?
   - Да, - сказал Дима. - Что мне нужно делать?
   - Всё очень просто. Пока я не найду тебе следующее интервью, примени свои знания на деле и напиши заметку. Мы ее разберем, и ты поймешь, куда двигаться.
   - А на какую тему?
   - Ха! - Ксюша хлопнула в ладоши. - Знаешь, дай мне тему, я сама напишу. Наша работа и есть, по сути, вечные поиски темы.
   - Ну подскажи хотя бы, с чего начать.
   Ксюша задумчиво потерла запястье.
   - Я так поняла, ты не разбираешься в современной музыке?
   Дима покачал головой.
   - Тогда не знаю... Придумай что угодно. У нас рубрик много, пристроим, если что.
   Дима отвернулся к экрану и дважды аккуратно щелкнул "пробелом". "Про что бы написала ты, Синица", -- подумал он.
   - Можно, - он прикусил и пожевал губу. - Можно я напишу про двух подруг-лесбиянок? Они порнозведзы...
   - Господи помилуй, нет, - сказала Ксюша. - Ты с ума сошел? Это неформат.
   - А? То есть, запрещено?
   - Да нет же, у нас что, по-твоему, цензура? Всё разрешено. Просто неформат. Мы не тот журнал, понимаешь?
   - М-м, - сказал Дима, мусоля ноготь большого пальца. - А если про армию?
   Ксюша тряхнула челкой.
   - Не годится.
   - Тоже неформат?
   - Вообще-то, смотря что... нет, - она поправила волосы. - Нет, все равно, не годится.
   Дима потер щеку и задумался. Ксюша стояла рядом. Не удержавшись, она тихо запела и закружилась между столов, подобрав невидимое бальное платье
   - А что, если, - Дима оглянулся и повторил. - Что, если написать про это... про фобию?
   - Давай, - согласилась Ксюша, продолжая вертеться. - У нас есть психология, там как раз девочка - моя подруга. Конкретно, что за фобия?
   - Ну... страх закрытых мест.
   - Уже было, в декабре.
   - Страх высоты?
   - Было еще раньше.
   - А чего не было?
   - Скажу так, - Ксюша сморщила нос. - В последнем номере писали про лалиофобию.
   - Это что?
   - Боязнь речи. Хочешь взять фобии - найди что-то оригинальное. Хотя бы настолько.
   - А где?
   - Не знаю.
   - Может, в интернете?
   - Там уже всё до тебя найдено. Проще завести знакомого психолога.
  
   22 апреля 2003 года
  
   Несчастный парень сидел на табурете, ссутулив широкие плечи, свесив голову и глядя в синий ворсистый пол. Лиза отчаянно завидовала гостю программы: ей приходилось торчать возле тумбы на затекших ногах и смотреть широко распахнутыми глазами в телесуфлера.
   - Затем я понял, что в наших отношениях не может быть недомолвок. Я понял: должен. Когда Валентина ушла в институт, я...
   У парня дрогнули плечи. Он запнулся и смешно хлюпнул носом.
   - Простите, я... мне...
   В одной руке он непрерывно мял и тискал другую - кисти ерзали и терлись друг о друга, как две горсти сухих костей.
   - Признаться в этом очень непросто, - сообщил парень.
   "Еще бы", -- подумала Лиза. Сто человек и три камеры. Тут сложно даже нос почесать, не то, что признаться. Она покосилась на синий экран, где появлялись ее реплики. Монитор был пуст.
   Передачу снимали вразброс - режиссер объяснил, что трудные сцены делаются на свежих людях. Теперь Лиза мучительно гадала, что происходит, и к чему относятся ее слова на экране. Телесуфлер был только у нее и Анжелики, парень обходился без подсказок.
   - Я взял записную книжку Валентины, и...
   - И еще раз поддержим нашего гостя! - потребовала Анжелика. Публика дружно грохнула аплодисментами. Пока операторы давали панораму зала, Анжелика загородила микрофон на груди ладонью, коротко чихнула и выматерилась.
   - Все у них было хорошо, но Павел не мог жить, не зная свою пару досконально. Ему в руки попала записная книжка Валентины, и Павел не удержался - он решил узнать ВСЕ ЕЕ СЕКРЕТЫ! - Анжелика устремила руку вверх, призывая рампу в свидетели.
   "Классно она умеет", -- подумала Лиза. Даже не видно, что читает с экрана.
   Пошарив за тумбой, Анжелика выхватила поддельный микрофон и зашагала навстречу камере, стремительно тараторя:
   - В эфире "Вау!", я Анжелика Лето, и тема сегодняшней передачи - ВАУ!! ОН НАШЕЛ ВСЕХ ЕЕ ПАРНЕЙ! Оставайтесь с нами на "Мега-сорок-четвертом".
   Она сделала большие глаза и умело прикрыла их веками.
   - Снято, девки, перерыв, - сказал голос режиссера. Лиза вынула маленький наушник и повертела в жарком ухе пальцем. Анжелика уже курила с гостем на двоих.
   - Я вот не понимаю, - говорил тот. - Мой герой, он чё вообще парится, ну залез типа бабе в телефончики, ну, с кем не бывает?
   - От меня хоть отвали, сценарии пишет не ведущий, - Анжелика выпустила дым тонкой струйкой и вернула гостю сигарету.
   - Нет, я как бы не против, контроверсия, оно всё такое, хороший материал, - похвалил он и коротко затянулся. - Это я как бы из любопытства.
   - Слушай, он что, актер какой-то? - спросила Лиза, когда они с Анжеликой возвращались на места.
   - И не какой-то, а мой знакомый. Я их всех знаю, кроме девчонки, она не из театрального.
   Подошла незнакомая женщина, осмотрела Лизу и прошлась тальком по ее щеке. Лиза была растеряна.
   - Тут что... всё не на самом деле?
   - Это телевидение, - Анжелика подобрала и спрятала микрофон-пустышку. - Конечно тут всё не на самом деле.
   - Поехали! Камера, - голосом режиссера каркнул наушник.
   - Выпуск 10-01, сцена 012, - другая незнакомая женщина щелкнула хлопушкой у них под носом.
   Лиза хотела спросить - неужели и в других передачах вместо гостей актеры, но Анжелика только шикнула сквозь зубы. На мониторах бесновались последние кадры вступления: лица девушек и парней, неровно вырезанные из фотографий, на фоне рисованного названия.
   - Добро пожаловать, в эфире "Вау!", я Анжелика Лето, и тема сегодняшней передачи: вау, он нашел - всех - ее - парней. И сейчас я рада пригласить в студию ИХ - семерых! - она помахала кому-то рукой.
   Тут должна была грянуть музыка, и не грянула - "наверное, добавят потом", - решила Лиза. Скрипя половицами в неловкой тишине, на сцену потянулась цепочка тех самых парней, что нашел герой передачи. Шестеро из них застенчиво улыбались и махали публике. Один, которому досталась роль поживее, шагнул навстречу зрителям и двумя руками послал им воздушный поцелуй. В зале немедленно захлопали и засвистели, не потому, что были ему рады, а потому, что серое табло потребовало "аплодисменты", а после "свист". Парень номер семь еще раз поднял руки и уселся на помеченный для него стул.
   - Я хочу сказать тебе, Павел, - обратился он к гостю. - Что ты всё сделал правильно.
   Аплодисменты.
   - Это я говорю ему, Павлу, что он всё сделал правильно, - седьмой парень обернулся и подмигнул Анжелике. - Любой настоящий мужик на его месте бы поступил точно так же, и тоже сделал бы всё правильно.
   Смех. Аплодисменты. Свист. Шесть парней тоже смеялись и хлопали, гость сидел молча и мял в одной руке другую.
   Актеры. Из театрального. Чем дальше, тем Лизе было неуютнее. Ладно, что вся история теряла смысл: и что ей до Павлов с их Валентинами, если это просто сценарий. Речь теперь шла о постановке. Вот что не давало ей покоя. Её окружали профессионалы. Даже Катька-Анжелика, даже зрители были здесь не впервые, и роль живой публики давалась им отменно. А Лиза, дилетант на сцене, оказалась тут чисто случайно. Незачем быть психологом, чтобы сыграть психолога. Боже, да наоборот. Эти реплики, которые подсовывает телесуфлер - они же с точки зрения психолога чушь и бред.
   - Напоминаю, что сегодня с нами в студии впервые - Элиза Фрейд, убийственно знающая психологию и все отношения между людьми.
   Лиза вытянулась по струнке, ощущая почти физически, как жерло каждой камеры теперь упирается в нее.
   "Спасибо, Анжелика", - всплыли два слова на синем экране. Больше ничего.
   - Спасибо, Анжелика, - повторила Лиза. Боже, совсем ведь деревянный голос.
   - Как ты думаешь, Элиза, прав ли был Павел?
   - Думаю, это лишь попытка сублимировать наши личные страхи, - прочла Лиза, стараясь подавить в себе профессиональный ужас.
   - О-о, вот это КРУТО! - обратилась Анжелика к публике. Аплодисменты.
   На экране светилась новая реплика.
   - Хочу еще заметить, - читала несчастная Лиза. - Что, если у Валентины было столько парней, это говорит о непостоянстве. Что, скорее всего, вызвано травмой в ее раннем детстве.
   - Вау, типа, в три года она вывихнула ногу и теперь спит со всеми? - прочла Анжелика, сделав большие глаза.
   - Нет, я подразумеваю душевную травму.
   "Скорее всего, родители не уделяли Валентине должного внимания. Теперь она пытается компенсировать его в отношениях", - поднимались на экране строки, и Лиза читала их, краснея под густой косметикой.
   - Простите, но я не могу согласиться, - гость поднял руку, и все парни начали возражать, сначала хором, потом вперемежку: один из них говорил, а все остальные кивали.
   - Если бы всё было так просто - но всё не так просто. Совсем не просто, - сказал первый, самый широкоплечий и темноволосый.
   - Это неправда, - сказал шестой парень, розовощекий купидончик в шерстяном свитере. - Я давно знаю Валентину, она порядочная девушка.
   - Я согласен с остальными, - сказал второй.
   - Как-то по-ханжески, извините, - сказал четвертый.
   - Я думаю, в сексе девчонки пусть решают сами. Ура! - седьмой подскочил и еще раз послал зрителям воздушный поцелуй.
   Смех. Аплодисменты.
   Лиза устала и была рассержена. Ей подсовывали идиотские реплики, заставляли краснеть, выставляли дурой - а теперь еще публично обвинили в ханжестве.
   - И вообще, какая разница? - бушевала Лиза перед Анжеликой. Они курили и готовились к еще одной порции съемок. - Я сама, знаешь, со сколькими встречалась? Побольше, чем эта "Валентина", блядь.
   - Угу, - промычала Анжелика в сигарету.
   - Вот у тебя самой - сколько было парней?
   - Что есть "парень"?
   - Не важно... Нет, хорошо бы сказать спасибо этому сценаристу, в конце концов. Вообще, не знаю, придушила бы.
   - Это милая такая девочка, тихая и скромная.
   - М-м, - Лиза глубоко затянулась, поправляя наушник. Вдруг он хрюкнул и кашлянул, заставив ее отдернуть руку.
   - Че ты колбасишься, - сказала Анжелика. - Это же шоу. Думаешь, мне сильно нравится, что я говорю тут?
   - Девки, не хочу прерывать дискуссию, - отрешенно сказал режиссер в ухе. - Но, сука, время.
   Снова незнакомая женщина подняла хлопушку. На мониторах плясали неровные буквы, а позади Лизы звякнула и зажглась неоновая вывеска. "В-А-У!".
   - Добро пожаловать, в эфире "Вау!", я Анжелика Лето, и тема сегодняшней передачи: вау, он нашел всех ее парней. И вот, наступает ответственный момент, поприветствуем, у нас в студии ВАЛЕНТИНА!
   Серпантин. Аплодисменты. Свист. На сцену поднялась худая девушка с темно-русыми волосами, немного сбитыми на бок. Она подошла к Анжелике, зачем-то присела в реверансе и заняла кресло поодаль. Восемь парней уставились на гостью с интересом - она была не из театрального.
   - Спасибо, - девушка потупила глаза, но слегка наклонила голову, чтобы ее было слышно в подвешенный микрофон. - Прежде всего я хочу сказать вам спасибо. Вы все отличные ребята, я всех вас люблю. И спасибо тебе, Павел, за то, что ты собрал всех нас здесь...
   - Валентина... - Павел запнулся и встал.
   Гостья встала и заговорила чуть громче.
   - За то, что собрал нас здесь вместе, я страшно рада вас видеть...
   - Валентина... - он сделал шаг к ней, приподняв руки.
   - Я люблю вас, ребята, я люблю вас всех!
   - Валентина, я... - сказал Павел. Из его глаз текли настоящие слезы. Семь парней тоже покраснели и готовы были разрыдаться. "Интересно, как у них это выходит", - подумала Лиза.
   - Я люблю тебя! - воскликнул Павел.
   - И я тебя, - заверила его Валентина. Они упали друг другу в объятия.
   Восторг. Аплодисменты. Серпантин. Аплодисменты.
   Публика бушевала. Хлопала Анжелика, и парни тоже, и Лиза, к своему ужасу, тоже начала бить в ладоши, глупо улыбаясь оператору. Маразм катился валом, он гремел и цвел, пока не истекли минуты, отпущенные графиком на финальную сцену.
   - Ну что же, - Анжелика снова взяла поддельный микрофон и вышла к публике. - Это было просто супер, просто ВАУ, настоящий урок судьбы. Пожелаем Валентине и Павлу удачи, их ждет романтический ужин в коттедже у озера, напоминаю, что это приз от наших спонсоров, "Дом недвижимости", вы ищете дом? Тогда бегом - в "Дом недвижимости" - а я прощаюсь с вами, это была Анжелика Лето, программа "Вау!", до встречи в эфире!
   Анжелика на секунду замерла, потом крикнула, повернувшись к гостям и семи парням.
   - Еб, ТИШЕ нельзя?! Мне это говно потом переозвучивать!
   Так закончилась последняя сцена, но еще оставались первые. Стремительный перекур, и шоу опять завертелось: гость мучился виной, Анжелика болтала, Элиза Фрейд несла чушь, парни спорили. Лизу уже едва держали ноги, а съемки всё шли, не думая прекращаться.
  
   22 апреля 2003 года
  
   Захлебываясь воздухом, он несся по тротуару. Уродливые спортивные штаны хлопали как парус, глаза заливал пот, а пыльный краденый скейт, который Максим прижимал к груди, то и дело норовил поддать ему в челюсть. Но самое главное: на хер все это было нужно? Бежать переулками от незнакомого придурка, страдать от гипервентиляции, и главное, на кой черт исполнительному понадобился этот скейтборд?
   Когда Макс, одетый как последняя рвань, выпутался из лимонных кафельных тоннелей "Кропоткинской", возле арки его поймал исполнительный продюсер.
   - Сетку принес?
   Максим, чувствуя себя идиотом, показал ему теннисную сетку.
   - Отлично, скорей, идти далеко.
   - Если далеко, почему не на машине?
   - Машина стоит еще дальше. Пробки.
   Они бегом миновали несколько переулков и вышли к подножью высокого спуска.
   - Помоги, скорее, - продюсер взялся натягивать сетку между кленом и фонарем.
   - Мы перегородили аллею, - сказал Максим, помогая развернуть тяжелый рулон.
   - Сам знаю. Тут никто не ходит - карабкаться долго. Теперь слушай, - исполнительный выставил палец, не дав Максу заговорить. Он глянул на часы. - Ты стоишь вот здесь.
   Он взял Максима за плечи, отвел в сторону и выровнял.
   "Как со шкафом обращается, урод", - подумал Макс.
   - Так, сейчас вниз будет ехать паренек на доске. Он влетит в сетку, а доска поедет дальше и остановится здесь, - продюсер стукнул носком кроссовка в бордюр. - Хватай ее и беги прямо туда, по улице. Там гаражный комплекс, легко затеряться. В милицию попадешь - не страшно, я тебя заберу. Главное, не трогай пацана. Это категорически. Не дай себя разглядеть и не потеряй доску, если хочешь сохранить работу.
   Максим не был уверен, что хочет этого, но продюсер не стал его слушать.
   - Все, парень уже едет, я исчезаю, - сказал он и немедленно исчез, оставив Макса посреди аллеи.
   "Ну, пиздец", - думал Максим, стоя в позе вратаря. Реально. Полный.
   Кто-то врезался в сетку, так сильно, что с молодого клена посыпались ветки и листья. По асфальту навстречу Максу с грохотом несся черный скейт. Он громко хлопнулся о бордюр и замер. Поколебавшись, Максим неловко сгреб доску в охапку и кинулся прочь.
   И вот он бежал, едва разбирая дорогу, слыша чужой топот и думая: Зачем? На хера? Кому он нужен, этот чертов скейтборд?
   - Стой! Ну стой, козел! - визгливо ревел позади тот, кому скейт был определенно нужен.
   Максим случайно пропустил нужный переулок и хотел нырнуть в следующий, но его обнаружить не удавалось - дома с высокими окнами ложились в ровный коридор, и улица струилась между ними.
   "Только не тупик", - думал Макс. Черт, только не тупик.
   Да, это был тупик. Бетонный забор и запертые ворота.
   Развернуться и двинуть ему в голову, - решил Максим. Выбросить скейт и бежать. И на хер такую работу.
   Между забором и домом виднелся узкий проход, и Макс бросился в него. Пробежав сквозь запах мочи, обнаружив гору строительного мусора, он взобрался наверх и замер.
   Перед Максимом расстилалось целое море из рубероида, переложенного рядами бетонных плит. Это и был гаражный комплекс, точнее - крытый паркинг - но Макс оказался не внутри, а наверху. Повсюду торчали железные поганки дымоходов, гудели отдушины, выгибались дугой ребристые трубы. Гадливо ступая по хрустящему покрытию, он пробирался вперед, пока не заметил бетонную шахту. Макс укрылся в ее невысокой тени, обнял доску и сел, пытаясь тише глотать воздух.
   К-БАХ! К-БАМ, К-БАХ!
   Максим зажмурился, но лишь оттого, что в лицо брызнула колючая бетонная крошка. Он слишком выдохся, чтоб переживать, и только вяло удивился: пистолет? Макс не бывал под обстрелом раньше и вел себя, как пешеход на разделительной полосе.
   К-БАХ! К-БАМ-М!
   "Не задело бы", - подумал он и подавил усталый зевок.
   - Выходи! - донесся истошный рев. - Выходи, сука! Выходи! Выходиэ-гэ-гэ...
   Тьфу. Недоразвитый какой-то.
   - Сука! - пищал и ревел тонкий голос. - Я всё! Папе расскажу всё!
   "Черт", - подумал Макс. Черт, черт, я отобрал, меня заставили отобрать вещь у ребенка!
   Ему стало противно и стыдно. Максим почти решился встать, сказать что-нибудь уместное и вернуть пареньку скейт. Но у ребенка имелась другая игрушка, и Макс не осмелился.
   - Да ты слышишь хоть?! - вопил голос. - Ты знаешь, кто мой папик? Он прокурор, ты понял? Он про-ку-РОР!
   Бетонная пыль оседала на доску. Максим зажал манжету в кулаке и вытер лакированную поверхность. Ему захотелось принять душ.
   - Нет, это правда, - сказал исполнительный продюсер. Они сидели в кафетерии у сухого замшелого фонтана. - Отец прокурор, сын звезда хип-хопа. Вот так. Ты что пьешь? Я капуччино.
   - М-м... айриш-кофе?
   - Угощаю.
   Макс прикурил сигарету. Он уже переоделся в нормальный костюм, а грязные уродливые шмотки остались в машине подальше от глаз. Еще принять душ - и порядок.
   - Парень увлекается тем и этим... экстремальный спорт, - сказал исполнительный продюсер. - И пускай бы. Если бы не прямой эфир сегодня вечером.
   - И?
   - Мне говорить, во сколько нам обошлось бы любое происшествие?
   - Эфир? - Максим коснулся щеки большим пальцем. - И что, по-другому нельзя?
   - Я вообще бы переехал доску машиной, да она стоит почти столько же.
   - Она - скейтборд что ли? - Макс толкнул доску ногой.
   - Тихо. Мне еще сдавать ее вечером.
   Принесли бокал айриша, и Максим присосался к нему, чувствуя, как виски пробирается в застывшие сосуды.
   - Вопрос основной, - нарушил тишину продюсер. - Искренне - как тебе работа?
   Макс облизнул стеклянный обод.
   - Искренне, - сказал Максим, глядя в густое небо за окном. - Так себе.
   Продюсер только улыбнулся.
   - Хотя было интересно, - добавил Макс.
   Да, и если пересказать Лизе. В него стреляли... Опять же, стреляла знаменитость.
   - Продюсеры у нас - это рабы. Хотя отдача есть, - заметил исполнительный продюсер.
   Максим облизал сладкий ободок и причмокнул.
   Отдача была. Определенно.
   - Ладно, - сказал он. - Пока сойдет. Я в деле.
   - Добро. Тебя зовут...
   - Максим.
   - Максим. Учти, отныне твое имя - продюсер. Зовут продюсера - значит, наверняка зовут тебя, и ты приходишь. Главное - не переживай. Это вроде нефтепромысла, - исполнительный допил кофе и отставил чашку. - Готов? Ну, по машинам.
  
   17 мая 2003 года
  
   Конечно, всё оказалось не так радужно. Кроме съемок приходилось высиживать долгую переозвучку в компании режиссера и крикливых монтажников. Анжелике хватало двадцати минут, а Лиза застревала в студии часов на пять, долго разминалась и кашляла в микрофон, пробовала говорить, вечно сбивалась или путалась.
   Кроме Анжелики, ей нравился только режиссер.
   Его звали Алексей, но, в отличие от большинства своих пухлых и добрых тезок, режиссер был из породы тощих, энергичных, вечно недовольных Алексеев; он часто матерился, много курил и изображал на лице мину, говорившую: "я не виноват, что вокруг одни идиоты". Это был единственный человек, который не утомил Лизу в первые две недели.
   - Теперь мне уже не кажется, что 250 долларов - большие деньги. Всего тысяча в месяц. Если подумать, как раз в обрез.
   Лиза вздохнула. Всё стоило так дорого. Она до сих пор не купила себе никакой обуви. И почти ничего из косметики.
   - Прости, - сказал Дима.
   Они трое снова торчали на крыше, слушали реактивный шум Ленинградского и птичий визг. Наслаждались теплым вечером и хвойным ароматом мартини. Лиза выуживала из банки маслины, Дима накалывал их на зубочистки, а Максим раскладывал по бокалам.
   - А? За что "прости"? - спросила Лиза, облизнув пальцы.
   - Ну, что тебя все утомили, я тоже все время спрашиваю про разные симптомы...
   - Утомили? Кто "все"?
   - Ну, все, кроме режиссера.
   - А, да нет, ты что! При чем тут, я же о студии. Кстати, как там наши фобии?
   Дима неправильно проткнул маслину, снял ее и постарался надеть еще раз, но та упорно соскальзывала.
   - Что ты с ней, как с гондоном, ну ради бога, - не выдержал Макс. - Дай сюда.
   Он взял маслину и съел ее.
   - Фобии кончаются, - сообщил Дима, теребя мокрую зубочистку. - Вот, закончили страх червяков недавно. Ксюша говорит, мы уже явно на последнем рубеже.
   - Страх всего, - сказал Максим. - Вот о чем пиши. Фобия: человек боится всего сразу.
   - Это паранойя, - сказала Лиза. И растерялась. Паранойя ведь? Как там ее. Проявляется... м-м... Позорище, и только. Психолог Элиза Фрейд.
   - Макс, а что у тебя на работе? - перебила она себя.
   - Интересного ничего? Темы есть? - оживился Дима.
   Максим устал настолько, что едва мог думать. Морщась, он поднял бокал.
   - Больше в меня не стреляли, к сожалению. Лучше бы, чтобы стреляли. И пристрелили нафиг.
   Макс установил холодный бокал себе на лоб.
   - Вот что странно, - сказал он. - Все эти звезды. Небесной величины. Как-то вблизи они... не впечатляют.
   - Крыльев нет, что ли? - спросила Лиза.
   Максим открыл глаза, сглотнул и поправил бокал на лбу.
   - Нет, другое. Ну вот, разбил...
   - Ничего, я выброшу, - Лиза встала, расправляя примятые волосы.
   - Они маленькие.
   - Что?
   - Трудно объяснить. Известно, что Мадонна какая-нибудь, допустим, метр шестьдесят. Но при встрече все равно думаешь: господи, это что за карлик?
   - Ого! Ты видел живую Мадонну? - спросил Дима.
   Макс был не в силах даже разозлиться.
   - Тьфу, - он махнул рукой и грохнулся в шезлонг.
   - Не обижайся на Диму, - сказала Лиза. - У него кризис тем. Ладно, я мыть руки.
   Машины шуршали все реже, и на крыше почти стало тихо. В мутном небе тонули редкие звезды. Над центром города сияло молочное зарево.
   - Совсем весна. У нас первые комары появились, наверное, - сказал Дима. - А здесь нет.
   Максим не ответил ничего, позволив этой информации растаять в тихом шуме.
   - Макс.
   Ночной ветер стремительно холодел.
   - Макс?
   - Да? - измученно отозвался Максим.
   - Скажи, - Дима подошел и уселся рядом на корточки. - Ты разбираешься в современной музыке?
   - Ну.
   - Ты мог бы меня научить?
   - Господи, чему? - простонал Макс.
   - Научить разбираться.
   Максим тяжело вздохнул. Нет, отдохнуть не удастся. Ладно, к черту, завтра суббота. Если повезет - с утра не дернут. Если повезет.
   - Ладно, - Макс откинулся назад и сказал. - Вначале был Джек, и у Джека был грув.
   - Что? Я...
   - Ничего. Короче, - Максим поскреб щеку, мучительно думая. - Современная музыка... В общем, дело было в одном клубе в окрестностях Чикаго.
  
   5 сентября 2005 года
  
   - Следователи эти - вот кого надо лечить. Водят его и водят. Обсессивно-компульсивное расстройство налицо.
   - Поттер, я не понимаю, вы что, серьезно?
   - А почему нет? Шизофрения, знаете ли, может одеть любую маску.
   - Надеть.
   - Что?
   - Одеть можно кого-нибудь. А надеть - что-либо.
   - Я вас прошу, вы как этот, как текстовый редактор. Нашему брату позволительно. Мы, писатели, с языком на короткой ноге.
  

Глава 4. Земля

  
   24 июля 2005 года
  
   За окружной, где три прожектора обшаривают небо, раньше был многоэтажный паркинг. Отец Вернадского тогда заасфальтировал под автостоянку целое поле, а посередине возвел эту бетонную коробку. Он подарил ее Фернандесу, а тот переделал коробку в Рейв.
   В стенах клуба, в черном зеркале, отражались золотые облака, и можно было представить, что клуб исчез, и уцелел только фасад, лиловый от неонового марева. Я пробирался среди машин, и мне навстречу волнами катился бас.
   Я бывал здесь раньше, но тогда по Рейву слонялись рабочие, везде тарахтели отбойные молотки, а под ногами хрустела грязная клеенка. Фернандес мелькал тут и там в кроссовках и респираторе, оставляя меловые следы и не давая строителям продохнуть ни минуты. Ему всегда хотелось иметь ночной клуб, и Вернадский намерен был получить его. Фернандес показывал мне каждую мелочь: где поставит лазеры, где натянет экраны, где будет отдыхать сам. Поэтому я знал, откуда начать искать, и сразу нашел его в подвале, в обществе ледяной особы с огромной шапкой белых волос.
   Фернандес увидел меня и поперхнулся коктейлем. Вытерев руки о джинсы, он перескочил через стол и оказался рядом.
   - Й... кх-х... й-йоу! - Вернадский схватил меня за плечи. - Ха-а, убийца! Я думал, ты в Москве. Как жизнь?
   - Привет.
   Он почти не изменился: тот же румянец, похожий на боевую раскраску, те же сонные глаза, такая же нетвердая открытая улыбка.
   Еще Фернандес маленький и рыжий - по-настоящему, по-школьному рыжий, хоть и без веснушек.
   - А! - Вернадский повернулся, воздев растопыренные пальцы. - Ты пьешь?
   Не пью.
   - Нет? Почему?
   Потому что боюсь.
   - Боишься? Чего?
   Долгая история.
   - Ладно, радуй, что за повод? Или просто зашел посмотреть на место? Не-ет, всем насрать. Значит, есть повод.
   Это насчет Эвридики.
   - Дафак?
   Сначала я понял Фернандеса не больше, чем он меня. Мы успели отвыкнуть друг от друга.
   - А... ну, эта девчонка, - нашелся я наконец. - Вы недавно... встречались?
   - Кто такая Эвридика? - спросили рядом.
   Мы оба покосились на ледяное кукольное создание.
   - Заткнись, - Вернадский рассмеялся и снова повернулся к мне. - Оу, наркоман, так вот ты кого трахаешь! Тесная планетка, да? Как тебе Эврика? Скажи, тупая, но яд?
   Я не...
   - Ах да, конечно, у тебя теперь гипермегалюбовь, я забыл, ты выше этого.
   Это здесь не при чем.
   - А, значит ты просто хер нацелил, - Фернандес поднял бокал. - Нужно мое разрешение? Разрешаю.
   Дело в золотой цепочке.
   - Какой цепочке? - снова подала голос его девочка.
   - Заткнись, - сказал Фернандес, не глядя в ее сторону. Он сбавил тон. - Слушай. Давай тише, видишь, ме-ме-ме поднимается.
   Хорошо.
   - Так о чем ты?
   Цепочка.
   - Цепочка - что за цепочка?
   Зачем понадобилось красть ее золотую цепочку?
   - Ее золотую цепочку? - Вернадский вскинул руки, едва не расплескав весь коктейль.
   Прощаясь с Эвридикой, Фернандес незаметно снял цепочку и вернул ее себе в карман.
   - Это моя цепочка, чувак, - он снова вернулся к полушепоту. - Это я подарил ее.
   На вопрос Эврики, что в кармане, он сказал:
   - "Не порть себе впечатление", - подтвердил Вернадский, отряхивая джинсы. - Блядь! У меня вся штанина в мороженом! ВСЯ штанина!
   Мне непонятно, зачем нужно было это делать.
   Фернандес поднял глаза от коленей.
   - А? Мофо, ты в загоне, что ли? Ты думаешь, я каждой дырке дарю отдельную цепочку? Чува-ак... - он покачал головой и снова принялся отряхивать штанины. - Нет, я при деньгах, но блин, меня вся эта свора раздела бы при твоем подходе.
   Мне сложно объяснить. Дело в том, что Эвридика - другой случай, она глупая, но добрая. Она близко к сердцу принимает такие вещи. Цепочки, внимание. И дело не в этой дурацкой цепочке, я просто хочу, чтобы он согласился: Эврика не шлюха.
   - Оу, оу, стой! Стоп, стоп, стоп, - Вернадский расправил штанины и выпрямился. - Давай не будем шовинистами, правильно? Давай не трогать женщин и говорить в смысле чисто общечеловеческом.
   Я молча почесал за ухом.
   - Так вот, для нас обоих не секрет, - сказал Вернадский, снова взяв недопитый бокал. - Что люди делятся на настоящих, которых очень мало, и на стадо. Так?
   Я промолчал.
   - Мы знаем, как отличать настоящих, так? Это сразу видно, глаза там, слова, общение... Мы знаем, что мы люди, так?
   Я стоял молча, слушая мычание танцпола, бьющееся в портьеры.
   - Смотри, - Фернандес подошел к своей кукольной блондинке. - Вот это существо не напоминает тебе овцу?
   Девушка покосилась на Вернадского, изобразила губами слово "дурак" и снова устремила холодные глаза в пространство.
   - Животные! - объявил Фернандес, подняв указательный палец. - Красивое тело, простой мозг, вверху одна дырка, снизу две.
   Он шлепнул девушку по тонкой руке.
   - Ноль поэзии, одна физиология. Простые телесные ценности. Верно? Бе-е-е! - сказал Вернадский, нагнувшись к ее точеному ушку.
   Кукольная блондинка скосила глаза на Фернандеса, открыла рот, закрыла его, вздернула подбородок и принялась выбираться из-за стола, оранжево краснея под загаром. Вернадский, ни капли не растерявшийся, скользнул девочке за спину, присел у ее другого уха и быстро зашептал что-то неслышное, упрямо гладя, растирая, теребя ее шоколадные плечи, сантиметр за сантиметром возвращая обиженную блондинку на сиденье.
   Фернандес умеет не пустить. Он даже со мной проделывал такой фокус, не говоря о... ну, людях попроще.
   - Животные, - Вернадский вернулся к беседе, как ни в чем не бывало. - Мы жрем курицу - нам насрать на курицу. Потому что куры тупые.
   Он указал через плечо на блондинку, которая снова насупила брови. Допил коктейль и вытер рот.
   - Даже так. Не животные, а просто вещи. Предметы роскоши.
   Его девочка высокомерно улыбнулась. Роль вещи определенно нравилась ей больше, чем роль овцы.
   - Я, наверное, пойду, - сказал я.
   - Ван сек, тут есть путь напрямую, - Фернандес потащил меня в другой конец бункера, где за лиловыми кулисами открывался грязный бетонный коридор. - Спецвыход для друзей.
   - Слушай, - не удержался я, когда блондинка осталась по ту сторону драпировки. - Я знаю, ты не веришь в отношения, и все такое... Но я хотел сказать, эта девочка, Эвридика, ты серьезно ей нравишься
   Опять я затеваю мелодраму.
   - Бля-а-адь, - зевает Вернадский. - Что значит, "серьезно"? Типа любовь, да?
   Похоже.
   - Любовь, - Фернандес приложил руку к сердцу и улыбнулся своей косой улыбкой. - Это головоломка. Переделай слово "жопа" в слово "роза" за пять ходов.
   Не пойму.
   - Объясню на примере любви к Родине. Вот тебе мой папа, с трибуны заклинает: быдло, люби Родину. То есть, люби государство. А кто государство? Он государство! Значит, когда мой папа просит тебя любить Родину, он буквально подразумевает: стань на колени и целуй мою вислую жопу! Вот так, - Вернадский щелкнул пальцами и хлопнул меня по спине. - Ладно, ладно, возражений у тебя будет много, их у всех много, я просто говорю свое мнение, кому не нравится - заранее извините. Пока!
   Он распахнул передо мной дверь, и я оказался на стоянке позади Рейва. В горячем воздухе пахло асфальтом. Стекла машин горели в закатном солнце. Я сделал два ленивых шага, и кто-то умело обхватил меня сзади, придавив мой кадык рукой и уперев под скулу жгучее острие.
  
   6 сентября 2005 года
  
   - Здоров? Так и сказали "здоров"? Официально?
   - Я сам в шоке.
   - Подожди. Нет, я знаю.
   - Ну?
   - Короче, отведу его к майору... И скажу: товарищ майор, этого человека в дурдоме официально признали здоровым. А теперь почитайте его дело, и может, будете относиться уважительней ко мне, к следователю Касьянченко и другим людям нашего поколения.
  
   20 мая 2003 года
  
   И снова был мартини. Спустя почти месяц первый эпизод "Вау!" с участием Лизы попал в эфир. Ребята уверяли, что это нужно посмотреть вместе. И теперь Лиза сидела, забившись в угол дивана и крепко обняв бутылку. Всякий раз, когда на экране появлялась Элиза Фрейд, произнося ужасным голосом очередную чудовищную реплику, настоящая Лиза торопливо свинчивала пробку и делала глоток елового напитка, совсем не трогая бутерброды. Желудок Лизы ушел в кому с первыми кадрами заставки "Вау! Он нашел всех ее парней", а вот горло пересыхало зверски, и мартини пришелся очень кстати.
   С Лизой творились странные вещи.
   Во-первых, она была удивлена и даже задета. Эти изнурительные съемки, переозвучка, три недели монтажа - и что она видела теперь? Вообще-то, передача мало отличалась от рабочих клипов, под которые она писала голос. Тут и там, конечно, что-то было вырезано, здесь - не очень гладко - склеено, а местами шел откровенный бред. Вопросы Анжелики оставались без ответа, реплики гостей звучали не по теме, Элиза вообще несла сплошную чушь (пробка, глоток), на герое программы были очки, которые сперва торчали из кармана, потом вдруг оказались у него в руках, потом ежеминутно вскакивали на лоб. Нет, эти мелочи наверняка ускользали от зрителей, как и то, что гость был актером. Неясным оставалось другое: на что здесь, боже мой, потрачено три недели?
   - Думаю, это лишь попытка сублимировать наши личные страхи, - объясняла Элиза на экране.
   Пробка, глоток. Лиза боязливо покосилась на парней, смотревших передачу. Лицо Димы, подсвеченное синевой экрана, было серьезным и внимательным. Она глянула на Макса и смутилась еще больше. Глаза Максима блестели. В них отражалась Элиза. В них сиял восторг. Макс поймал ее взгляд и быстро выпрямился, придав лицу нейтральный вид, и Лизе стало вовсе муторно.
   Пробка, глоток.
   Во-вторых, ее распирало незнакомое чувство. Там, за трескучим стеклом экрана, плясала другая реальность. Там жил мир, частично созданный ею. И... и это было так странно. Лизе казалось, что ей стоит только приказать, и Элиза на экране выкинет что-нибудь неописуемое, запляшет или завоет, разденется догола или заявит о смене ориентации.
   Впервые Лиза ощутила, что может дать человеку актерство.
   Ей невыносимо захотелось быть видимой. Лиза вспомнила сверкающие глаза Макса.
   Пробка, глоток.
   Да. Хочется славы. И что, что здесь такого? Не заслужила, потому что я женщина?
   Еще глоток.
   Лиза сидела, окунувшись в бешеный пестрый мирок, упиваясь новым чувством. И в этом чувстве ощущалась такая искренность, такая подлинность, которая бывает у желаний только в детстве; такая чистота, о которой Лиза давно забыла.
   Когда зажегся свет, она поняла, что замечталась. На экране уже плыли титры.
   - Ну как вам? - чужим голосом спросила Лиза.
   - Супер! Восхитительно! Отлично! - Максим упал на колени и воздел руки к потолку.
   - Тебя очень красиво показали, - сказал Дима. - Хотя парня было жалко.
   Лиза выронила бутылку и засмеялась, промокая слезы. Вообще, шоу и правда получилось неплохим. Трудно было сказать, чего она боялась, но уж точно всё должно было выйти в сто раз хуже.
   Бутылка скользнула на пол и шлепнулась на паркет. Она была пуста на две трети, и всё это она выпила сама, так много сразу. Трудно поверить. Лиза решила встать, сразу оступилась и грохнулась в объятия подоспевшему Максу.
   "И к черту всё", - решила она. Дайте звезде отдых.
   Лиза фыркнула, вяло загородившись рукой. Обняла Максима за талию и сообщила:
   - Я хочу спать. Дорогой, не проводите даму до постели?
   Он забыл обо всем - даже о том, что остался без мартини. Он вел Лизу, придерживая ее чуть выше талии, чувствуя, как под тонким свитером скользят ее теплые ребра. В комнате Лиза хихикнула, вынырнула из-под его руки и повалилась на кровать. Потом села, закинула руки за спину и нырнула в свитер, немедленно запутавшись в его шерстяных недрах.
   - Не поможешь девушке раздеться? - глухо спросила она изнутри.
   Сделав три нетвердых шага к Лизе, Макс помог ей выпутаться, стараясь не подать виду, что его взгляд прикован к оборке лифчика, которая натянулась, уступая пространство коже.
   - И джинсы, если можно, - Лиза поправила лифчик и прикрылась ладонью.
   Ворочая деревянными пальцами, Максим одолел пуговицу и расстегнул молнию. Лиза приподнялась, Макс осторожно потянул джинсы за пояс, но зацепился мизинцем за какую-то веревочку на изнанке. Он потянул сильнее, и вдруг понял. Максима одновременно бросило в холод и в жар.
   Это была веревочка от ее стрингов, которые Макс едва не стащил вместе с джинсами. Их заплатка еще была на месте, но уже гнулась, как мягкий лепесток, защищая интимную часть Лизы одной лишь тенью, и недостаточно плотной - тенью самой волнующей густоты.
   Лиза проследила его взгляд и неловко засмеялась, отпихивая руку прочь.
   - Нет. Нет. Спасибо, это я сама.
   Трезвой и не сонной частью сознания она почуяла легкую опасность. Хотя остальной ее ум, одурманенный вином пополам с первой славой... Нет. "Нет, держи себя в руках", - думала Лиза. Потом сама пожалеешь.
   Хотя...
   НЕТ! Она мысленно встряхнула пьяную себя за плечи. "Боже, девочка, ты понимаешь, что тебе с этим человеком жить в одной квартире? Подумай, на таком... тьфу, в такой период - что если где-то у вас не получится? Ну, ты поняла, о чем я".
   А если получится?
   "Хоть раз получилось?"
   Пьяная Лиза ответить не могла и хмуро молчала. А трезвой Лизе ужасно хотелось спать. Она нырнула под одеяло, стащила тесный лифчик и стринги, потом выдала их Максиму, который всё торчал у кровати, как древний идол.
   - И это к вещам... - Лиза зевнула. - Спокойной ночи?
   - Спокойной ночи, - сказал Макс. Он погасил свет, развернулся и медленно вышел, задев коленом чертов дебильный стул, на котором лежали ее вещи.
   В гостиной тоже было темно. Дима вытянулся на диване, но Максим, пробираясь к себе в комнату, заметил, что их сосед лежит с открытыми глазами. Дима не спал.
  
   21 мая 2003 года
  
   Он снова был в Альпах, на горной трассе возле старого рудника, где открывался прямо космический вид на огни застроенной долины, созвездия и мириады фонарей, обозначавших дороги и город.
   Он снова вернулся к ней. Там, у поворота в горы, бушевал узкий каменистый ручей, через который вел декоративный мостик. Синица поставила локти на его массивные деревянные перила, черные от влаги и гладкие от прикосновений. Она смотрела на вечернюю панораму, и огни города сияли в ее любопытных изумрудных глазах.
   - Честно, - сказала Синица, когда он устроился рядом. Ее голос был едва различим в грохоте ручья, очень маленького, но упрямого и буйного. - Серьезно. Кого-то нужно сажать за такое.
   - За что?
   - За то, что не каждый человек в мире может это увидеть, - она повернулась к нему легким танцевальным движением и уставилась ему в глаза, ехидно склонив голову.
   Он посмотрел вокруг, не зная, куда деть нервный взгляд, чтобы не пялиться на Синицу. Она была прекрасна, как ночной вид на долину, слишком прекрасна для реальности, и при мысли об этом хотелось грызть ногти и кусать губы.
   Синица протянула руку и щелкнула у него под носом своими детскими пальчиками.
   - Алё! Ну? - спросила она. - Валяй, что новенького?
   Он глубоко вздохнул, чувствуя запах воды и жухлой травы, разъеденной минералами.
   - Да, в общем, - начал он, трогая скрипнувшие перила. - Лиза теперь звезда. Макс нашел хорошую работу. А в журнале дела так себе. Как обычно.
   Закончились все мыслимые фобии и половые извращения, и Дима снова остался без темы. Он целыми днями бродил в интернете, ковырял сайты и ленты новостей, но идей не было.
   "Ритм-н-блюз" организовал новое "откровенное интервью", уговорив на встречу с Митяем самого Корнеева, владельца крупной студии, продюсера трех успешных проектов. Беседа, правда, шла в редакции, под тихим наблюдением Ксюши, и Диме на этот раз куда меньше повезло с собеседником.
   - Весь толстый, небритый, какой-то неприятный, - говорил он Синице. - И пахло от него, не знаю, смальцем. Хрипит и говорит: я человек непредвзятый. Если вижу, что у девочек вес не в норме, сразу говорю - "ты разжирела, тебе надо худеть".
   Синица прыснула в ладонь.
   - Да это не столько смешно, как противно, - он засмеялся и поежился.
   Вообще, Корнеев говорил о себе с большой охотой. Он рассказал, что давно занимается музыкой, что "Сказки" не попса, а легкий транс, вопреки мнению большинства. Что сам он любит сидеть в чатах под видом юного мальчика или девочки, и ловко ставит на место глупую молодежь, цитируя философов и поэтов.
   Сам Дима был в полном восторге от рассказов Корнеева - из этого, думал он, выйдет убийственное, скандальное интервью. Толстого продюсера было даже жалко, хотя жалости не хватало, чтобы одолеть неприязнь.
   - Как думаешь, будем осторожно, или раскатаем его катком? - спросил он Ксюшу. Они спускались по лестнице - поздним вечером лифты в редакции уже не работали.
   Ксюша фыркнула. Сначала он решил, что в адрес Корнеева, но она заговорила, и ее слова застали Диму врасплох.
   - Катком? Это нам будет каток.
   - Почему? - он едва не споткнулся, нащупывая ступеньку ногой.
   - Мы в пролете. Лену это не обрадует.
   - Но...
   - Что "но"? Это я виновата. Ты хоть понял, что он нес? Он не сказал фактически ничего.
   - А как же... "ты разжирела", это смешно... и про детей в чате.
   - Умоляю, он говорит об этом на каждой прессухе. Я сама виновата. Надо было думать.
   - Что я делал не так?
   - Ну, ты строил из себя профессионала. А он повел себя соответственно. Начал лить воду.
   - Понял. Извини. Но при чем здесь ты?
   - Я думала, он клюнет на новичка, расслабится... но, ей-богу, он такой тупой. Надо было отправить тебя прямо к нему домой. И может, вышло бы лучше... как с девочками.
   - Что мне теперь нужно делать?
   - Всё по-старому. Ищи темы.
   И Дима снова увяз в интернете. Он искал с утроенной силой, но выяснил только одно: едва появлялась новость, едва где-то всплывал хоть небольшой материал, дорогие журналы кидались к нему, как жирные коты на селедку, играли с ним, валяли его в грязи, рвали на части и глотали самое жирное. За ними тянулись тощие, беспородные издания - они жевали потроха, обкусывали кости, лизали еще соленую землю, пока от бедной темы не оставалось ни следа.
   - И представь, чем питаются областные, например, газеты, - сказал он Синице.
   - Ф-фу! - она сморщила нос. - И что? Вообще никаких идей?
   - Честно сказать, одна появилась... Как-то сама собой.
   Прошла еще неделя, и Дима решился. Он аккуратно закрыл все окна и выключил монитор. Выбравшись из офисного стула, Дима обогнул перегородку и остановился у стола Ксюши, которая хрустела чипсами, прихлебывала чай и набирала текст оттопыренным мизинцем.
   - Му? - Ксюша сглотнула и вернула чашку на ее место, помеченное липкой окружностью. - Да, что у тебя?
   - Ничего, - виновато сказал Дима. - Знаешь, у вас тут хорошо, честное слово. Но я пойду.
   - Куда?
   - Не знаю. Просто я ухожу, наверное.
   - Так, - Ксюша выдернула салфетку из пачки, валявшейся у монитора.
   - Что я здесь делаю? Только занимаю место.
   - Так, так, сейчас, - она торопливо промокнула рот и вытерла руки.
   - Я не могу найти материал, я не написал ни одной статьи...
   - Так, всё, стоп, - Ксюша хлопнула его по ладони и нерешительно сжала пальцы.
   - Даже с интервью у нас не получается.
   - Меня послушай, оки?
   Ксюша поправила очки и наклонила голову, стараясь поймать его взгляд.
   - Смотри на меня. Это нормально. Нет, ты слушай. Это полностью нормально. Ты только начал работать и просто еще не свыкся. Понимаешь? Нельзя же бросать меня среди такого завала. Даже Валя недавно ушел, и ты теперь единственный мужчина у нас в редакции, а журналистика должна быть всесторонней, правильно?
   Дима уставился в пол и вздохнул.
   - Не знаю, что я здесь делаю, - повторил он. - Вообще, что я делаю в этом городе. Месяц еще не прошел, а я уже думаю, зачем сюда приехал.
   - Это нормально, - Ксюша хлопнула его по ладони и неловко убрала руку. - Оки? Просто акклиматизация. Думаешь, ты один такой? Мне было не легче. Всем трудно.
   - Тебе? Разве ты не москвичка?
   - Ты что, я из Омска. А Машка вон из Твери. А наша Лена, вон, - Ксюша сбавила тон и кивнула в сторону кабинета главной редакторши. - Вообще из какой-то Бурятии.
   - Серьезно?
   - Конечно, это же Москва, тут одни приезжие. Здесь местного поди найди.
   - Ага, - Дима поскреб в затылке и решился. - Ладно, я останусь еще.
   - Вот и отлично. Увидишь, всё будет в норме.
   - А можно мне получить удостоверение?
   - Что за... а, корочку. Н-нет, сорри, ты же не в штате. А зачем тебе?
   - Ну, просто. Хочу походить, поспрашивать. Вдруг попросят доказать, что я отсюда.
   - А! - Ксюша тряхнула головой и схватила пачку самоклеек. - Я думала, тебе чтоб ментов пугать... Если кто поинтересуется, предложи набрать редакцию.
   Она мелко набросала номер, оборвала листок и протянула ему.
   - Пускай зовут меня, и я подтвержу.
   Дима вернулся к Синице.
   - А зачем? - она приподнялась на руках и уселась на скрипучие перила. - И кого тебе расспрашивать?
   - Была у меня одна идея. Потратил неделю, собирал инфу, так у нас говорят, в редакции.
   - Инфу, - фыркнула Синица, болтая ногами. - Что за?..
   Через пару дней он вручил Ксюше неровно исписанный лист.
   - Смотри. Я всё нашел в интернете, и немного поуточнял.
   - Что это? - Ксюша прищурилась. - Одни фамилии, да...
   - Да! - он выхватил листок и принялся объяснять, наклонившись к ней. - Смотри, здесь разные известные и просто важные в Москве люди, и, представляешь, больше половины приехало сюда из других городов, даже стран! Смотри: тут Литва, и Узбекистан, и Армения, и что хочешь! Правда, классно? Мы можем показать, сколько здесь разных людей собралось из разных мест, это же классная тема? Можно сделать даже полосу, или вообще разворот - тут полно всяких... что?
   Ксюша взяла листок и снова начала читать. Дима наблюдал, как черные зрачки ее глаз мечутся вверх и вниз, рикошетя от строчки к строчке. Остановившись где-то посередине, она протянула листок ему, глядя в сторону.
   - Как? - радостно спросил Дима, забрав список.
   - Никак, - сказала Ксюша. - Нельзя такое печатать.
   - Неформат?
   - Да при чем тут неформат! - она вскочила и ушла смотреть в окно. - Нет. Нет, ты молодец, но ты же понимаешь, когда такое время...
   Ксюша снова повернулась к нему.
   - Пробуй дальше. А это, - она кивнула на мятый список в его руке. - Лучше убери куда-нибудь.
   И снова были Альпы.
   - Странная девочка, - заметила Синица, одергивая джинсы. - Так что, ты ее трахнул?
   - Да ну, - смутился он. - У меня есть ты.
   Он поднял глаза, но Синица исчезла. Вокруг была только гостиная, и в окно мутно светила ночь.
  
   25 мая 2003 года
  
   На студию пришло еще несколько энтузиастов, и Максу досталась организационная часть. Он теперь меньше общался с капризными звездами, больше работал с народом, и снова начал выпивать, но теперь не без удовольствия - у Максима появился даже некоторый контроль. Жаркая весна окончательно затопила город. Вечерняя Москва пахла цветущими липами, ее башни ракетами сияли в небе, которое висело над пейзажем, как огромный киноэкран. Возвращаясь из студии, он заходил в кафе, выпивал пару бокалов пива или вина. По дороге на Речной иногда тратился на добавку, пил ее в комнате, принимал душ и ложился в постель - и засыпал бы спокойно, если бы не то, что произошло между ним и Лизой недавним вечером.
   Мечты о ней терзали Макса с наркотической изощренностью. Чем ближе подбирались сумерки, тем чаще Максим не мог усидеть на месте, не мог работать, не мог соображать - он шел в туалет как на свидание. Раздираемый позором и нетерпением, он закрывался в кабинке и проводил там не меньше получаса, мучительно думая о Лизе и пытаясь снять возбуждение. Он чувствовал, что болен, но остановиться не мог. Это повторялось каждый день, на работе, при вечернем душе и под одеялом - иначе невозможно было уснуть. Он представлял, что обходится с ней грубо, или воображал, что стоит на коленях и целует ее ноги; в его фантазиях она была то прохладна и снисходительна, то перевозбуждена и бесстыдна. Иногда по утрам, апатично распиливая завтрак напротив сонного объекта своих желаний, Максим сравнивал настоящую Лизу с придуманной, и всякий раз чувствовал, что фантазии не могут насытить его полностью. У вымышленной Лизы был такой же голос, тело и глаза - но Макс хотел не просто тело, не просто глаза и голос, - он хотел что-то скрытое внутри, что-то недоступное образной памяти.
   Его потянуло в общение. Без всяких оснований Максим заводил разговоры с коллегами, перекур за перекуром слушая пустые новости и шутки.
   Хотя едва был уверен, что видит день за днем те же лица.
   Он затягивался, кивал, и хотел крикнуть - хватит! Объясните лучше, какого черта мне нужно? Вчера в обед я представлял, что кладу голову ей на колени, и она перебирает мои волосы, и целует меня, и берет у меня в рот... нет, серьезно, о чем еще мечтать? Что другое я ищу, что боюсь потерять?
   Вместо этого он улыбался и говорил:
   - Да, классная ссылка, мне понравилось, - и вынимал новую сигарету.
  
   2 июня 2003 года
  
   Вышло еще три выпуска: "Она снялась голой на паспорт", "Он питается их чувствами" и "Она занимается сексом во сне". Теперь Лиза смотрела шоу спокойно, зная, чего можно ждать. Ребятам передача тоже нравилась - Дима по-прежнему не верил, что в ней снимаются одни актеры, а Макс вообще замечал только Элизу Фрейд и был от нее в таком восторге, что злил настоящую Лизу. Раскрашенная наряженная девочка на экране была ему интереснее, чем живая. Очень типично для парня. Нет, ей не хотелось такого уж прямо обожания, но хоть немного можно понимать, что внимание нужно живому человеку больше, чем картинке?
   Незаметно для себя она стала придираться к Элизе, высмеивать ее реплики и мнения - и вдруг заметила, что это удается поразительно легко. Мало того, что Элиза Фрейд порола чушь как психолог - Лизу бесил даже ее характер. Элиза постоянно называла человеческие эмоции сухими терминами, давала глупые невыполнимые советы, не к месту заводила речь о морали и общественных принципах... Внезапно Лизу осенило.
   - Так и есть! - она вскочила, едва не опрокинув диван. Ребята по очереди скосили на Лизу глаза, в которых искрилась Элиза на телеэкране.
   - Так и есть, - повторила Лиза, внимательно изучая себя в телевизоре. - Смотрите, они делают из меня идиотку!
   - Кто "они"? - спросил Дима.
   - Студия! Они специально дают мне такие реплики, может, даже монтируют так...
   - Да всё отлично, - промычал Максим, отрешенно полируя ногти о щетину.
   Она снова присела.
   - Но для психолога совершенно очевидно, что Артем был неправомочен питать подобные чувства, - говорила Элиза Фрейд за кадром, и Анжелика слушала ее, постукивая маникюром о поддельный микрофон и роняя публике легкие ухмылочки.
   - Я не могу смотреть, - Лиза резко встала и ушла в кухню. Ей хотелось расплакаться, но вместо этого она сломала две спички и поставила чайник на огонь.
   Она пила вторую или третью чашку, когда к ней осторожно заглянул Дима. Хмурая Лиза прихлебывала чай и курила, а он всё мялся на пороге.
   - Закончилось? - спросила она, гася в блюдце сигарету. - Будешь чай?
   - Да... Нет. Нет, не закончилось, но давай попьем.
   Она плеснула ему чашку и чокнулась, прежде чем допить свою.
   - Ты правда считаешь, что тебя как-то обманывают? - спросил Дима в чашку. - Не знаю, ну, зачем им это нужно?
   - Да конечно, просто используют, - Лиза уронила руки на стол и огляделась. - Ведь постоянно, ты сам видишь, меня выставляют образованной идиоткой.
   Она закатила глаза, потом сложила губы бантиком, подражая Анжелике.
   - "Да, послушаем, что скажут нам тупые психологи. Как это знакомо: умничает, дурочка, а сама ничего ни в жизни, ни в чувствах не понимает".
   Нет, только сейчас до нее дошел весь этот ужас. Как можно идти на съемки, зная, что о тебя вытирают ноги, дают тебе роль ничтожества в жизни и профессии. Как можно общаться с Катькой-Анжеликой, раз она такое чудовище? И вообще, дважды чудовище, если делает это сознательно.
   - Не понимаю, - сказал Дима. - Как это получается?
   - Что?
   - Ну, использовать.
   - Сам видел. Мне дают слова, я их читаю. А цель у этих реплик одна - чтобы все поняли, какая я ограниченная дура.
   - Но это ведь одни слова. Тебе же не приказывают, как себя вести?
   - Да, слова, но они просто...
   - Просто слова из букв, - Дима рассеянно и шумно отхлебнул чай.
   - И всё равно, я не могу проговорить их всерьез и не выглядеть дурой. Вот если бы я была... То есть, это же нечестно по отношению к... - Лиза притихла и задумалась.
   "Если бы я была стервой и читала тексты с издевкой". Но это нечестно по отношению к... публике? К тем приглашенным статистам, которые хлопают и смеются по команде? Или по отношению к Анжелике, которая сама над всеми издевается? Или по отношению к зрителям, которые готовы принимать дешевую игру за жизненную драму.
   "Студия будет недовольна", - подумала Лиза и снова усомнилась - а будет ли? Что им какая-то помощница ведущей - они заняты рейтингом, - а разве поведение Элизы, актера второго плана, может повлиять на рейтинг?
   - Я слишком неуверенна.
   - Что? - Дима поставил чашку.
   - Я так выгляжу, потому что не уверена в себе, - объяснила Лиза. - На прослушивании ведь было в сто раз трудней, но я повела себя уверенно, и им понравилось, а теперь...
   "Теперь я всего пугаюсь и говорю скованно, вот и выгляжу как дура, и студия здесь не при чем", -- решила она, встала и прошла к заварнику, и вдруг едва не выронила чашку - так резко у нее закружилась голова.
   Лизу бросило в жар от воспоминаний, - как она плюнула на всё и забылась, передав весь контроль давно знакомому внутреннему дьяволенку. Который жил в ней с детства, которого она любила, стеснялась и боялась. Который постоянно впутывал ее в отчаянные истории и связи. Благодаря которому Лиза и прибыла в Москву.
   "Это она", - чуть не сказала Лиза вслух. Ну конечно, это и есть Элиза Фрейд, она должна быть именно такой: буйной веселой стервочкой, которая знакомится на улице, смеется, не краснея, стучит пачкой о край стола, чтобы достать сигарету и танцует в одиночестве, и плевать ей на всех мужчин.
   - Эй, - позвал Макс из коридора. - Тут всё в порядке?
   - Всё супер, - ответила Лиза. Проходя мимо, она запустила пальцы в его волосы и громко чмокнула Максима в нос, а потом отправилась к себе, не зная, что подарила ему очередную неделю воспаленных желаний.
   - С ней всё в порядке? - напоследок услышала она его осторожный голос.
   - С ней всё отлично! - крикнула Лиза, млея оттого, что это была правда.
   Через пару дней начнутся съемки, а еще через две недели телезрителей ждет сюрприз. И если Анжелика нагнется к ее уху в перерыве и зашепчет: "что ты делаешь", Элиза ответит:
   - Всё отлично. Расслабься, подруга.
   И улыбнется ей.
  
   6 сентября 2005 года
  
   - Нет, вы что двое, издеваетесь? Вы мне шутите, что ли?
   - Товарищ майор, мы в милиции, у нас шутки в сторону.
   - Черт знает что... Психоделы какие-то. психов делают. Или они там с ума посходили?
   - Это жизнь, товарищ майор.
  
   24 июля 2005 года
  
   Невозможно привыкнуть к нападению сзади. Чужая рука оборачивает шею, и ты невольно хватаешь ее, вскидываешь голову и чувствуешь, как мокрый ветерок гуляет под рубашкой, и понимаешь, что твой живот открыт - и пах открыт - и ты беззащитен. Ты ждешь удара спереди или укола сзади, а вместо этого стальная рука ведет тебя прочь, заставляя неловко ступать по асфальту, и усаживает на землю у горячего борта машины, прямо в летнюю пыль, и наконец в легкие сочится воздух, и ты, сглотнув, растирая шею, понимаешь, что это всего лишь Музыкант.
   - Какого черта здесь делаешь? - у него в голосе не было интереса. - Почему вышел через эту дверь?
   Какую дверь?
   - Из подвала. Сюда выходят только психоделы. Ты не психодел - что тебе здесь надо?
   Я попробовал встать, опершись рукой в грязный капот припаркованного джипа, тот ожил и засвистел, мигая всеми огнями. Музыкант ухватил меня за руку и отвел прочь, усадив на высокий бетонный парапет.
   - Так, - он убрал шило в полую флейту. - Рассказывай, какое имеешь к ним отношение?
   К ним? О чем он? Я вышел из клуба здесь, потому что мне показали короткий путь.
   Музыкант осмотрел меня пляшущим болезненным взглядом и зашелестел пачкой сигарет, пытаясь зубами сорвать целлофан.
   - Дай сюда, - я помог ему открыть пачку, достал сигарету и чиркнул зажигалкой, пока он рылся в кармане своей негодной правой рукой.
   - Спасибо, - Музыкант затянулся и густо выдохнул дым. - Угощайся.
   - Не нужно, спасибо, - я потряс головой, и он убрал мятую пачку.
   - Мы вышли на банду, - сказал наконец Музыкант, аккуратно присаживаясь рядом. - Мне трудно что-либо рассказать.
   Он прищурился на закат и вымученно затянулся.
   - Уверен, что ничего не знаешь?
   Я был уверен на сто процентов, и Музыкант заговорил снова.
   - "Психоделы", так, кажется. Уличные преступники новой волны. Мы еле на них вышли, в основном по музыке, - он кивнул на громадину Рейва, темневшую перед нами. Вся задняя стена клуба была увешана кондиционерами, они хором гудели и капали черным конденсатом, а еще выше луч прожектора бесстрастно скользил по вечерним облакам.
   - Мы мало что знаем, кроме названия, - сказал Музыкант. - Это изобретательные и жестокие люди. Целая группа извращенцев. Не исключаем сексуальный мотив. По крайней мере, девушки у них занимаются парнями, а парни девушками.
   Насилуют?
   - Не совсем, - Музыкант выпустил дым через неровно сжатые губы.
   Как это - "не совсем"?
   - Они используют предметы.
   Какие предметы?
   - Малопригодные. Я видел пару девчонок, которые это прошли. Толку мало, с жертвами они не говорят. Это еще ничего. Бывает, что и паяльной лампой.
   - Но почему вы, не знаю, почему не убьете их?
   - В том и дело. Мы прикончили пару. Малыми потерями. Обычные мертвецы, за ними должен был оказаться кто-то живой, вот мы здесь и собрались.
   И что?
   Музыкант затянулся и посмотрел вправо, на безлюдные ряды автостоянки.
   - Что. Да. У них есть главный, - он прокашлялся. - Или просто идейный центр. Его зовут Фернандес. Как только мы определим, кто это - уберем его, потом выловим остальных.
   И почему он так свободно говорит мне об этом?
   - А что ты сделаешь? Ты уже сыграл роль, когда объяснил мне правила. Я до сих пор рад, что написал в газету, - Музыкант протянул нерабочую руку и неуклюже ткнул меня в плечо.
   - Вы убьете всех? - спросил я, чувствуя, как шевелятся подо мной бетонные плиты.
   Музыкант вышвырнул окурок.
   - Не знаю. Некоторые ребята говорят, что это вопрос экологии. Херня это, - он вдруг так резко ударил кулаком о неровный бетон, что я дернулся от мысленной боли. - Вспомни Заводскую. Вспомни вокзал. Полгода назад там даже днем ходить было опасно. А сейчас гуляй хоть целую ночь. Девочки там пьют пиво и веселятся. А они говорят - экология.
   Он спрыгнул на асфальт и побрел между автомобилями, ни разу не оглянувшись.
  
   6 сентября 2005 года
  
   - Я не верю, что это хорошо кончится.
   - Косой, ты пессимист.
   - Я приготовленный оптимист. Всё приятно вначале и неприятно потом. Я знаю, куда падаю, и у меня там соломка. Если не согласен, поговорим, когда ты сдохнешь.
  
   26 октября 2003 года
  
   Осенью ее карьера телеведущей оборвалась так же внезапно, как началась весной. Лиза мучилась от жаркого вечера и едкой московской пыли, когда позвонил Члеянц. Он извинился и длинно сообщил, что на съемки больше ходить не придется - через неделю выходит последний сюжет "Вау!" с Анжеликой Лето, а затем шоу, скорее всего, будет свернуто.
   - А что случилось? - Лиза замерла на полпути между столиком и диваном, не зная, верить ли помощнику директора, и если да, что лучше: вскочить или присесть.
   - Дело в том, что мы потеряли Анжелику, - сочувственно и туманно пояснил он. - Ваши личные способности здесь не при чем.
   - В каком смысле, "потеряли"? - так и не выбрав позу, Лиза потянулась за сигаретами.
   - Она уходит из нашей команды. Но, в конечном счете, есть и положительный момент: ваш гонорар в бухгалтерии, можете подъехать за ним, когда удобно.
   - Спасибо, - Лиза попрощалась и захлопнула телефон.
   "Кажется, машину за мной больше не пришлют". Она прикурила и резко затянулась. У нее дрогнули пальцы, и оранжевые искры посыпались на пол, но Лиза смотрела перед собой, не замечая их.
   Всё это было странно и нелогично. Анжелике понравилась новая Элиза Фрейд - и студии она нравилась, и даже вечно недовольная Бергалиева сказала ей: "раз начала - не вздумай прекращать". А теперь Анжелика вдруг уходит, шоу отменяется. Элиза остается без съемок, без аудитории, без жизни. Тем более, не будет денег, а значит, нельзя остаться. Ей до смерти не хотелось уезжать. Вернуться назад...
   "Одно болото", - думала Лиза, сгибая и распрямляя сигарету в пальцах. Одно болото.
   Усилием воли она заставила себя не рассуждать о далеком будущем и переключилась на ближнее. Что можно сделать прямо сейчас? Какие шаги предпринять?
   Шаг представлялся только один: пойти на "Мега-44" и забрать деньги.
   Возле кассы она встретила хмурую Анжелику. Та ждала в очереди, складывая фантики и кораблики из обходного листа.
   - Привет, Катька, - сказала Лиза.
   Анжелика могла бы внятно рассказать ей, почему отменили шоу.
   - Я валю на государственное, - сообщила Катька-Анжелика, не глядя на Лизу. - Говорят, там хорошо.
   - Серьезно? Что за проект?
   - "Кавказ славянский", политический обзор в новом понимании. Едем с группой в горы, ищем колоритного аборигена, он рассказывает, как сильно любит нашу страну и президента, как плохо жить отдельно от нас. Лица кавказской национальности - теперь с человеческим лицом.
   - Но... - Лиза не могла сказать, что задело ее неприятнее - сама идея или желание Катьки занять в ней место. - Не знаю. Тебе не кажется, что это немного по-фашистски?
   - Кажется, - ответила Анжелика, упрямо глядя вдаль.
   - Зачем тогда?
   - Деньги, блядь.
   Лиза окончательно смутилась.
   - Но... слушай, нельзя же всё делать за деньги?
   Анжелика устало наклонила голову и ответила, глядя поверх Лизы.
   - Когда люди так говорят, они представляют себе определенную сумму.
   Лиза шагнула в сторону и нетвердо присела на подоконник.
   - Что такое? - потребовала Анжелика, следуя за ней.
   - Не знаю, - сказала Лиза. - Просто пока в голове не укладывается.
   - "В голове не укладывается", - передразнила Анжелика, скривив губки. - Нет, вам это нравится? Главное, приехала непонятно откуда, пролезла мне в доверие, засрала мое шоу, я к студии, мне говорят - дай ей время - я говорю - идите в жопу, моя карьера тут закончена, а теперь сама еще читает мне мораль! Да пошла ты знаешь куда? Туда, откуда приехала со своей моралью, и студию забери с собой.
   Анжелика тряхнула чёлкой и выставила наманикюренный средний палец.
   - Стой, - Лиза почувствовала, что время объясниться пришло и больше такого момента не будет. - Во-первых, ты сама взяла меня на шоу...
   - Потому что ты выглядела как неудачница! Мне нужна была тихая, конченая мышка, а не злая сучка! Это я здесь сучка, ты поняла? И я не дам прыгать себе через голову, - неприятно прошипела она Лизе в ухо.
   - Подожди, - у Лизы горело лицо. Ей хотелось проснуться и оказаться не здесь.
   "Боже, все пялятся, не смей плакать", - думала она, копаясь в сумочке.
   Лиза выдернула салфетку и промокнула веки, и ей стало чуть легче.
   - Вообще-то, - сказала Лиза, упрямо посмотрев в черные глаза Анжелики. - Я думала, мы подруги.
   - Она думала! Сколько ты в Москве? Год? Полгода? Ну, знаешь, добро пожаловать!
  
   13 октября 2003 года
  
   Прошло две недели, а Лиза так и не могла как следует поесть, и даже воду пила с трудом, хотя в горле постоянно сохло. Она ни с кем не хотела говорить, а перед сном часто плакала, спрятавшись под одеяло. Постепенно, с легким ужасом, Лиза осознала, что влюблена.
   И, что еще хуже, в другую женщину.
   И даже еще хуже, в другую себя. Лиза отчаянно полюбила Элизу Фрейд и больше не умела жить без нее. А Элиза не могла существовать без чужого внимания. Этой веселой стервочке нужны были зрители, - она хотела восхищать, смущать, пугать или очаровывать - главное, она хотела находиться в центре, от которого теперь была отрезана.
   Передача "Вау!" с Анжеликой Лето закончилась. Лиза попробовала скачать в интернет-кафе последние выпуски, но поняла, что смотреть их невыносимо. Она поискала что-то по Элизе Фрейд и нашла только одну тему в старом форуме, где ее предлагали двадцать седьмой по списку "Кого бы вам хотелось из телеведущих". Почти никто не проголосовал за нее, и Лиза совсем расстроилась.
   - Я не могу назад, - сказала она Диме за чашкой кофе. - Надо что-то придумать. Деньги кончаются.
   - У меня есть, - ответил Дима. - И Макс работает, он сможет помочь.
   - Я не хочу так!
   - Ну, тогда скажи, что ты хочешь.
   Лиза отхлебнула густого кофе.
   - Мне бы самой знать, чего мне хочется. Но я не знаю. Хочется быть интересной.
   - Ты интересная.
   - По твоему мнению.
   - Не веришь мне, тогда спроси Макса.
   Она подержала кофе во рту, пока могла терпеть горечь, потом сглотнула его и придвинула к себе пепельницу.
   - Ты когда-нибудь влюблялся? Знаешь, как оно? - спросила Лиза и прикурила сигарету.
   - Я, в общем, и сейчас, - ответил Дима, разглядывая потолок. - Я до сих пор.
   - А, та девушка, которая разбилась, - Лиза сочувственно кивнула. - Нет, у меня не то - я люблю воображаемую девчонку, которую сама придумала. Это по-другому.
   - По-другому?
   Лиза молча курила сигарету.
   - Ну, в целом ты прав, наверное, - она растерла окурок в пепле. - Да. Я просто впала в детство. Выдумала сказку, а теперь сама страдаю.
   Кофе остыл, и Лиза выплеснула его в раковину.
   "Нет", - подумала она. Снова не то. Хотя... всё это симптомы. Их трудно было самой рассмотреть в себе, но... теперь есть Элиза.
   - Мне кажется, дело во внимании. Потребность во внимании окружающих. Потому я и стала психологом. Инверсия. Слушать других, вместо того, чтобы высказаться самой, - Лиза стукнула пальцем о край столешницы и замерла.
   От такой простоты и значимости у нее потемнело в глазах. Прошлые решения и поступки, смесь бунта и несобранности, теперь казались неутешительной, зато логичной погоней за своим хвостом, вечной фрустрацией, причиной которой был единственный факт. Лиза хотела внимания. Она жила с этим голодом, тихо страдала под коньяк и сигареты, с головой вязла в безумных историях, не замечая такой простой вещи.
   - Я знаю, что мне нужно, - сказала Лиза, улыбнувшись впервые за три недели.
  
   13 октября 2003 года
  
   - Макс, я тебе интересна?
   Он медленно разломил палочки для еды и ответил:
   - Не знаю.
   Максим не был готов к этому. Он покосился на волосы Лизы, потом куда-то в треугольный вырез ее кофты, быстро отвел глаза и уставился на бумажную лампу, висевшую над головой.
   Они ужинали в маленьком суши-баре - пока что им доставили только его пиво и ее чай. Ждать заказ приходилось долго, и Лиза решила завязать приятный для себя разговор, не зная, в какую ловушку загнала Макса простым вопросом.
   - Как это? Да нет же, просто скажи, ты считаешь меня интересной?
   Максим набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул и уставился на перечницу с иероглифом. Он взял ее, начал было вертеть в пальцах, но быстро передумал и вернул на место.
   - Ну, - сказал Макс. - Ты мне, в принципе, нравишься. То есть, как человек. И с точки зрения профессионализма.
   - Да ну его в жопу, - Лиза расстроилась. - Мне хочется узнать, привлекательна ли я как женщина. Нет, я ничего, это понятно, я себе нравлюсь - иногда, но мне нужно услышать твое мнение, то есть, как парня со вкусом.
   - Какое мнение? - спросил Максим, пытаясь казаться вдумчивым, а не слабоумным.
   - Целиком откровенное, - потребовала Лиза тоном Элизы Фрейд. - Макс, ведь мы оба без комплексов. Скажи прямо: я могу очаровать мужчину? Или нескольких? Например, половину - нет, хотя бы треть из тех, кого ты знаешь?
   - Да я... - он был снесен водопадом наркотического восторга. - Я сам парней мало знаю, мне трудно судить...
   Его обычная собранность не первый день была под серьезной угрозой. Более того, грозила сорваться вся его затея. Он привез Лизу в Москву, рассчитывая занять важный пост на той же студии, что она, и потом, когда у Лизы возникнут проблемы - а в том, что они возникнут, Максим не сомневался, - он сумел бы помочь ей. А в такой ситуации, когда Лиза только ему могла бы доверять, реально было сообщить ей о своих чувствах без паники и дискомфорта. Вот такого рода идея. В спальном вагоне на пути в столицу она виделась ему очень четко, но теперь...
   - Макс, - позвала Лиза. - Напротив тебя сидит прекрасная телезвезда. И, между прочим, ждет ответа.
   - Что? Ответа на что?
   Лиза вздохнула, сложив руки и глядя вверх.
   - Прости, задумался, - сказал Максим, торопливо изобразив усталость. Его снова кольнул бездонный страх. "Есть вещи, которые не отменить, ни исправить", - нервно подумал он. Всё случается, рано или поздно.
   - Ты в порядке? - издалека спросила Лиза. - Сильно достали на работе?
   "К черту все планы", - решил Макс. Нужно сказать ей прямо сейчас.
   - Знаешь, вообще говоря...
   - Мне просто... просто нужно внимание, - перебила Лиза. - Мне трудно без публики. И еще, нужна какая-то работа, не могу же я сидеть у вас двоих на шее.
   Официантка до сих пор не вернулась.
   "Вообще, ты сидишь у меня одного на шее", - подумал Максим в обиде и бессилии, как человек, с размаху получивший в живот коленом.
   - У тебя же связи, - сказала Лиза. - Нет ли чего-нибудь, хоть на один раз?
   Макс неслышно вздохнул. Что делать, нужно вернуться к плану. Конечно, у него были связи. Все эти недели, всё свободное время, Максим обзванивал газеты, журналы и студии. Сначала он был уверен, что слава Лизы плюс его навыки общения гарантируют интерес даже крупных брендов. Но почти каждый раз люди спрашивали, кто такая Элиза Фрейд. Конечно, стоило рассмотреть и другие варианты, но их тоже не было, и тогда Макс подумал, что очень переоценил ситуацию. В любом случае, он обязан был разыскать хоть что-нибудь.
   - Вообще говоря, есть одно предложение, - осторожно сказал Максим. - Журнал "РФ", они готовы взять твое фото на обложку.
   - Ух ты, сколько платят?
   - Одну штуку.
   Лиза задумалась, вертя палочки в пальцах.
   - Ну, мало, конечно - то есть, нет, это хорошо, просто...
   - Слушай, тысяча президентов за двадцать минут постоять на месте - это совсем не мало, - сказал Макс. - Я, например, столько не зарабатываю.
   - Не в этом смысле. Прости, ты молодец, - она потрепала Максима по руке и вздохнула. - Наверное, из-за Элизы я уже стала законченной эгоисткой.
   - Да нет, всё нормально.
   - Точно? - Лиза еще раз посмотрела ему в глаза. - Мне можно такой остаться?
   "Ни за что", - подумал Макс.
   - Конечно, - сказал он.
  
   15 октября 2003 года
  
   И снова всё было не так просто. Хотя конверт с деньгами ей вручили еще у входа - "чтоб мотивация расшевелилась", - пояснил жизнерадостный арт-директор - но, как только началась подготовка к фотосессии, Лиза поняла, что гонорар придется отработать до последнего цента. Сначала примерка и бесконечные переодевания. Для удобства Лизе принесли ширму, но одежда, скроенная в основном из сверкающей кожи, была ужасно грубой и тесной, и вся как будто на размер меньше. На юбках и брюках висели тяжелые цепи, из лифчика торчали шипы и заклепки, которые царапались, кололи грудь и обжигали в подмышках, как мелкие кусочки льда. Обувь и вовсе была ужасна, снаружи и внутри - чудовищное, кричащее садо-мазо: высокие ботфорты на стальной платформе, туфли из железных пластин, босоножки из медной проволоки.
   - Мода Святой инквизиции, - Лиза сморщилась и продела ноги в очередные два капкана.
   - Не говорите так, - с укором ответил арт-директор. - Зачем инквизиция. Мы полностью православное издание.
   - Я думала, вы глянцевый журнал, - сказала Лиза, нетвердо переступая на высоченных каблуках.
   - Своего рода. Мы сочетаем разные элементы, - он кивнул на ее сумочку. - В вашем конверте визитка редакции, звоните, если будет интересно.
   Спустя полтора часа возни и споров арт-директор и фотограф утвердили наряд. Гардероб унесли, и начался визаж.
   "Чтобы красиво смотреться на экране или фотке, нужно выглядеть максимально уродливо в жизни, это сто процентов", - думала Лиза, пока худая девочка трудилась над ее лицом, рисуя брови и углубляя слабые тени под носом и подбородком.
   - Ну что, мы готовы? - спросил арт-директор.
   Фотограф согнулся у треноги и поднял руку с указательным пальцем.
   - Отлично, - сказал арт-директор, прицелившись в Лизу большим розовым феном.
   - Ай, фу, - промычала она, когда шипучая струя воздуха ударила в нос.
   - Нормальное лицо нужно, - потребовал фотограф.
   - У меня же глаза пересохнут, - застонала Лиза, пытаясь не морщиться.
   - Простите, здесь только два режима, второй еще хуже, - сказал арт-директор, и сессия началась.
   Лиза вернулась домой уже затемно, измученная и усталая, сильно помятая и оттоптанная в переполненном вагоне метро. Ноги ее горели, их до крови растерла пара стальных болванок на каблуке. Всё тело чесалось и болело после грубых швов изнанки. Лизе хотелось пить, есть, выкупаться, сходить в туалет, купить себе что-то новое, съездить в лес или на реку, встретить кого-нибудь интересного, и еще много чего - и это было здорово. Она вновь ощущала себя живой и радовалась этому.
   Запершись у себя, Лиза решила сначала распечатать конверт, вынуть тысячу и бросить ее к потолку, что и сделала, но красивого дождя из купюр не получилось - бумажки шлепнулись на кровать тремя вялыми кучками, а следом из пачки выпала глянцевая карточка.
   Максим сидел в кухне, сосредоточенно поедая омлет.
   - Ты знаешь, что это за журнал? - спросила Лиза, постучав визиткой о стол.
   - А? - Макс поднял глаза. - Какой журнал?
   - "РФ". - Лиза положила карточку около его тарелки. - "Русский фашист".
   - И что? Почему ты сразу... мне кажется, это скорее от слова "фэшн".
   - Разве? Ты думаешь? - Лиза смутилась. Она снова взяла визитку. - Да нет, что за чушь, у них даже свастика здесь какая-то, из ромбиков. Ты специально мне не сказал! Я бы никогда для такого не снялась! Как я могу себя уважать после этого? И как тебе не стыдно!
   Лиза бросила визитку и села, пряча лицо в ладонях.
   - Слушай, тебе нужны были деньги, правильно? - спросил Максим. Ему не было стыдно, и его несколько задели ее невнятные обвинения. - Это единственные люди, которые тобой заинтересовались. Я всё сделал, чтобы пойти тебе навстречу, а теперь это слушаю.
   - Хоть бы и единственные. Тогда лучше совсем никто. Не нужны мне такие деньги.
   - Ну, знаешь, - теперь Макс уже совсем оскорбился. - Если ты настолько переборчива, так и скажи.
   Лиза не ответила.
   - Позвони им, - он кивнул на визитку. - Верни гонорар, попроси не печатать фото.
   Лиза глянула поверх ладоней.
   - Разве они согласятся?
   - Конечно. Вернешь им баксы - и всё.
   Она вернулась к себе и грохнулась на кровать. Запустив пальцы в негнувшиеся после лака волосы, Лиза стала думать. Она до сих пор не выкупалась. И не поужинала, и ей по-прежнему хотелось пить. И купить себе что-то новое. И съездить куда-нибудь. А деньги валялись на покрывале бесформенной кучей, покалывая Лизу в бок. От них ее отделял только принцип. Какой-то. Не слишком отчетливый.
   "Знаешь, добро пожаловать", - хмуро подумала Лиза. "Да, Катя, я в Москве полгода, и только теперь начинаю понимать".
  
   6 сентября 2005 года
  
   - Нет, и насмотрятся же телевизора, повыдумают черт знает что, а нам мучайся, разберись. Вы проверили достоверность?
   - Ничего достоверно установить не удается, товарищ майор. Были всякие драки... Всякие случаи.
   - Конечно, не удается! Нужно заводить связи в преступной сфере. Старых я знаю, а кто будет знать новых?
   - Мы заводим, товарищ майор.
   - Вы - да вы только на дискотеках торчите и сидите в своих чатах-хуятах!
  
   24 июля 2005 года
  
   - Два вопроса.
   - Каман.
   - Зачем вы убиваете людей?
   - А? - Фернандес нетвердо улыбнулся, приоткрыв рот.
   Настоящий же вопрос был вот каков: для чего я вернулся? Зачем было тащиться вдоль громадины Рейва, опять войти сквозь зеркальные двери, протиснуться через ультрафиолет и грохот, и снова оказаться здесь? Что мне здесь нужно?
   Я не смог бы ответить.
   - Кто такие психоделы?
   Фернандес уставился на меня, перебирая кудри своей подружки. Он подумал секунды три и заговорил, не особенно смутившись.
   - Так, милая, - Вернадский стряхнул девушку с колен. - Иди потанцуй.
   - Но ты сказал...
   - Я сказал "бегом", твою мать, - он шлепнул девчонку под зад. Та развернулась на каблуках и вышла, покосившись на меня с ледяной ненавистью.
   - Окей, - Фернандес чиркнул зажигалкой и прикурил. - Садись!
   Он улыбнулся и махнул сигаретой на табурет рядом.
   - Чего ты спрашивал там? Сорри, я забыл.
   Полуприсев и опершись локтем на массивную стойку, я попробовал сосредоточиться.
   - Зачем нужно убивать...
   - Эй, ты что, - Фернандес перебил меня. - Нихера я никого не убивал.
   Он весело на меня уставился, а я сидел, рисуя пальцем узоры на мраморе и чувствуя себя дураком.
   - А... ты уверен?
   - На сто децибел! Я ж не маньяк, как некоторые. Или ты забыл?
   Я вспомнил и покраснел. "Убивать - это тупо. Лучше забрать одну руку, одну ногу..."
   - Почку, легкое и глаз! - радостно объявил Вернадский.
   Он захохотал и схватил меня за манжету. Сиденье накренилось, и я чуть не грохнулся, но Фернандес удержал меня и пинком выровнял табурет.
   - Да, реально прикольно тогда сидели, - он глянул в потолок и затянулся, стремительно высасывая тонкую сигарету. - Помнишь Нечто?
   Он сунул окурок в пепельницу и закупорил ее ладонью.
   - Короче, где-то в мае сидели тут с ним. Он принес какого-то порошка, я открыл барчик, хорошо кайфуем, я говорю, фак, это планетарная катастрофа. Зверья всё больше, хавчика меньше, ресурсам яйца, короче, - Фернандес отцепил висевший над стойкой винный бокал и перегнулся через бар. Он позвенел бутылками под баром и вынырнул, прихватив угловатый пузырек абсента. Наполнив бокал до краев, Вернандский пригнулся и шумно отхлебнул, не касаясь его руками.
   - И что? - спросил я, когда надоело ждать.
   - А! Ну, - очнулся Фернандес. - Нечто сразу такой, война нужна, убивать их некому, поголовье не сокращается, хули. Но меня, прикинь, повело что-то на добрые дела, я говорю - зачем так. Просто они многого не знают. Их надо пере... - он присосался к бокалу и отпил его на треть. Я сидел и молчал, пытаясь угадать продолжение.
   - Надо переучивать, - хрипло закончил Фернандес, проглотив абсент. - Я говорю такой: если бы кто-то поймал одного из них и наглядно показал ему, как херово и стыдно жить бараном, вот это было бы кайфово.
   - И вы пошли на улицу пытать людей? - у меня сладенько защекотало под желудком.
   - Каких людей! Животных, - сказал Вернадский, плеснув в рот остатки зеленой жидкости. - Именно для начала самых наглых и жирненьких. Типа самых довольных, понял.
   Он хитро глянул на меня, зажав ножку пустого бокала между пальцев и вращая его, как монету. Я пожевал сухие губы, тряхнул головой и спросил:
   - Ну и как? Помогает?
   - Ты прикинь! - Фернандес кивнул, широко распахнув глаза. Потом зажмурился и глухо заговорил, поворачивая бокал в тонких пальцах. - Честно, я тогда спал херово. Полтора года не мог уснуть.
   Он сжал губы.
   - За окном всё то же. Каждый день. И в клубе то же самое, в сортире то же говно. Телки все одинаковые. Веришь, я жил как в ловушке.
   Грохнув бокал на стойку, Вернадский спрятал нос между ладоней.
   Минута прошла в молчании. Потом я осторожно кивнул.
   - Ничего, - сказал я. - Со мной тоже такое бывало. Хочется сорваться, но лучше просто...
   Фернандес хрюкнул. Я осекся и уставился на него. Вернадский продержался еще секунду, снова фыркнул между пальцев, и вдруг расхохотался. Совсем потеряв нить, я сидел и хмуро молчал, а он всё визжал и смеялся, барабаня руками по стойке.
   - Чувак, - выдавил Фернандес. - Нет, ты реально стареешь, блин, я тебя развел под такую драму! О-о, я не могу спать. Мне херово!
   Он трагически взвыл и снова зашелся в истерике.
   - Нет, ты факин точно потерял форму.
   - Значит, с тобой все в порядке? - спросил я, пытаясь не впутываться.
   - Да ты гонишь! Конечно. Столько всего клевого, - теперь Вернадский смотрел на меня по-дружески внимательно. - Слушай, а вообще, ты реально постарел. Знаешь, чего. Поехали ночью с нами. Заценишь, как круто быть человеком.
   - Вы - это психоделы?
   - Нет, бля, я - не психодел. Меня пси-транс кумарит. Один пердеж на скорость. Мокрой резиной по стеклу. Это всё Нечто, баран тупой. Сегодня возьми с собой его телку, завтра ее подружку, послезавтра друзей подружки, а через месяц они ходят в униформе и все слушают одну музыку. Встречайте новое стадо. Короче, не знаю. Я дал идею, а она просто развивается. Сама по себе.
   Но убийства...
   - Да никто не убивает. Ну редко, из самозащиты, это ведь норм.
   Но пытки... эти паяльные лампы...
   - Что за паяльные лампы? - Фернандес вынул что-то из кармана и чиркнул зажигалкой. Коротко полыхнуло грязное пламя.
   - Освежитель, - он потряс цветным баллончиком. - Обычный дезик.
   Я молчал. Вернадский наблюдал за мной с выжидательной гримасой. Потом уселся рядом и закурил сигарету. Время шло, и его азарт испарялся.
   - Да ладно, - сказал Фернандес, нарушив молчание. - Ну что? Скажи мне, в чем я неправ?
   Не знаю. В чем-то.
   - Йоу, - он улыбнулся. - Да брось. Сперва любовь, теперь еще какой-то бред. Общество тебе навязывает, а ты ведешься.
   Ничего подобного.
   - Да? И нах ты тогда пришел?
   Предупредить его.
   - О чем? И зачем?
   Всё-таки, он до сих пор мой друг.
   - Вот о чем, - я встал, и у меня закружилась голова. Фернандес тоже поднялся.
   - Лучше прекращай это, - сказал я. - Скоро могут быть неприятности.
   - Типа? - он не спросил "дафак". Он говорил серьезно.
   - Какая разница. Просто спрячься хоть на месяц, понимаешь?
   Вернадский ухватил меня за плечо и развернул к себе.
   - Да, понимаю, - он раздраженно ухмыльнулся. - Ты решил настучать.
   Нет. Вовсе нет.
   - Всегда ты ссышь как девочка.
   Не в этом дело.
   - Нет, в этом, - Фернандес по-детски топнул ногой. - Ты тупо решил всех заложить. Ты помнишь, кто у меня папа?
   Что за детский сад.
   - Точно, - Вернадский утих и пошел к бару. Он хихикнул и снова достал бутылку. - Да, вот так. Если мне хоть раз покажется, что у меня из-за тебя траблы, ты сначала посмотришь, что станет с твоей новой телкой, а потом, извини, но что-нибудь случится и с тобой.
   Я махнул рукой, отвернулся и побрел к шершавым портьерам. Они мешали, не давались в руки, щекотали мне лицо, но я упрямо брел на грохот зала.
   - И кстати, это будет не убийство! - крикнул Фернандес. - А именно самозащита.
  
   6 сентября 2005 года
  
   - Этого не было. Да к черту, ничего такого не было. Это бред.
   - Вы, наверное, из-за чего-то своего переживаете, товарищ майор.
   - С чего ты взял?
   - Я следователь.
   - Да. Да, не могло ничего такого быть. Слишком, понимаешь, люди тут замешаны. Не те люди. Неправильные люди.
   - Так точно.
   - Выдумки. Одни выдумки.
  
   23 октября 2003 года
  
   На покрывале зажужжал телефон. Лиза валялась рядом и красила ногти. С третьего раза открыв трубку без помощи рук, Лиза приложила к ней ухо.
   - Алло?
   - Тебе не кажется, что это немного по-фашистски - сниматься для журнала с названием "Русский фашист"?
   Звонила экс-Анжелика.
   Лиза вздохнула и переложила трубку на плечо.
   - Деньги, блядь, - сказала она, и они вместе грустно посмеялись.
   - Как ты? - спросила Лиза, с теплым удивлением отметив, как соскучилась по Катькиному ехидству.
   - Ой, ты знаешь, - у Анжелики был новый голос. - Ушла в вечерние новости, думала, там лучше. Хрена с два. Скучаю по нашему шоу.
   По тону было слышно, что она кокетливо улыбается.
   - А что там? - Лиза подула на веер из пальцев. - Тоже сценарий? И ребята из теат...
   - Слушай, я не могу с тобой обсуждать эти вещи, меня уволят.
   Лиза огляделась по сторонам и убрала кисточку в пузырек.
   - М-м... ладно, - сказала она, не зная, о чем спросить дальше.
   - Ну а твои как дела, что у нас на "Мега-44м"? - помогла ей Катька.
   - Я же там не работаю.
   - Ты что! Давно? А что делаешь?
   - Перебиваюсь и сижу у ребят на шее. С тех пор, как виделись.
   Трубка замолчала. Когда Лиза уже решила, что связь оборвалась, голос Катьки раздался снова.
   - Вот ты гонишь. Серьезно, что ли? Чего ты так гонишь?
   - Да... Серьезно, - Лиза привстала и взяла сигарету. - А что такое?
   - Нет, ну, твое дело, конечно. Хотя лично я пошла бы дернула Члеянца по поводу работы, чем фоткаться на маргинальные журналы, - Катька на том конце тоже щелкнула зажигалкой, и несколько секунд они помолчали, раскуривая сигареты.
   - Как я поняла, меня взяли из жалости, - осторожно сказала Лиза.
   - Они - нет. То есть, ты и правда чуток была похожа на неудачницу, не обижайся, но потом же нормально себя показала.
   - Развалила передачу.
   - Это я развалила передачу. Тебя хотели вывести на главную роль.
   - Не знаю. Мне ничего такого не сказали. Если бы я им была нужна, они позвонили бы.
   - Они инертные. Пройди сама туда, пока охрана тебя не забыла. Вломись на планерку и вытряси из них новый договор. Попрыгай на столе, если нужно.
   - Но зачем я студии? - Лиза потушила недокуренную сигарету и вытянулась на кровати. - Шоу нет, какой теперь с меня толк?
   - Они ищут новые концепции, - сообщила Катька терпеливо. - Им всегда нужны идеи. Нужны люди. Приди с концептом. Тебе поверят больше, чем кому-то левому.
   - И сейчас ищут? Откуда знаешь?
   - А откуда знаю, для кого ты фоткалась? У меня нет подписки на "СС", или как его там. Я в государственных новостях. Тут каждый всё знает еще заранее. Даже неинтересно.
   - Ну ладно, - Лиза потерла висок и намотала локон волос на палец. - Но что предложить, если у меня нет четких идей...
   - Какая разница, - Катька фыркнула. - Это "Мега-44". Выдумай какое-нибудь гонево.
  
   23 октября 2003 года
  
   Хлесткий мокрый ветер уже ободрал деревья вдоль Ленинградского. На улице было сыро и холодно, на крыше - еще холоднее, поэтому совещание Лиза решила провести в гостиной. В полумраке сонно бормотал телевизор. Дима сидел на краю дивана, перебирая каналы, а они с Максимом бродили по комнате, останавливаясь лишь затем, чтобы прикурить друг у друга от сигареты.
   - Нужно что-то глупое и понятное, - сказала Лиза. - И такое, жизненное. Как бы.
   - И дешевое в производстве, - подал голос Макс.
   - По-моему, вы уже что-то такое снимали? - спросил Дима, глядя перед собой.
   - Двоим из нас хорошо известно, как работает телевидение, - продолжил Максим, расхаживая по гостиной, но Лиза вытянула ногу и остановила его.
   - Подожди, Макс, - она улыбнулась. - Димка, что ты там говорил?
   - Вы же снимали уже видео, - сказал Дима. - Приходит человек, а вы помогаете ему поменять жизнь.
   - Да, слушай, - Лиза осторожно коснулась переносицы. - Ведь мы так и собирались.
   - Только не я, - Максим развернулся, шагнул к подоконнику и забарабанил костяшками по эмали. - Помнится, это была ваша идея. И помнится, вышло полное говно. Может, на этот раз оставим слово профессионалу?
   "Всегда хочет быть в центре", - подумала Лиза.
   "Не догадался предложить, а теперь злится", - решил Дима.
   "Опять они двое вместе, и опять работают против меня", - думал Макс, разминая пальцы. С ним обходились крайне несправедливо. Какова ей польза от этого клоуна, от взрослого ребенка, который не умеет ровно застегнуть рубашку и двадцать минут завязывает шнурки? Тем не менее, вот он и вот Максим, ее человек на телевидении, готовый все сделать ради Лизы - и что?
   - Знаете, что? - не удержался он. - Мне плевать. Я участвовал по единственной причине - чтобы кое-кому не было стыдно потом сниматься в этом. Я не нужен - пожалуйста.
   - После фото в "РФ" мне уже ничего не стыдно, - сказала Лиза. - Мы ищем хорошую идею, и Дима точно так же...
   - Сойдет любая идея, - Макс вытряхнул сигарету из пачки и снова затолкал ее назад. - Хоть эксперименты ваши драгоценные, хоть любой другой бред - я завтра пойду на "44-й", а послезавтра начнутся съемки.
   - Но... почему сразу вдруг? - спросила Лиза. - Не забывай, у меня тоже есть опыт, я лично знакома со студией. Не так всё просто, как тебе кажется.
   - У вашего Члеянца война с исполнительным.
   - С Бергалиевой?
   - Да. Она не хочет принимать его всерьез, он втайне злится и непрерывно ищет способ доказать старой стерве...
   - Она не старая.
   - Я цитирую. Не составит труда сыграть на его амбициях, и он вполне способен запустить наш проект, если будет считать его своим.
   - Да ну, - Лиза нахмурилась. - Только не Члеянц. Я знаю его, он совершенно безвольный и безобидный, особенно по московскому уровню.
   - Уровень московский, а правила те же, - сказал Макс. - Кто знает людей и умеет с ними работать, добьется чего угодно. Главное навыки и положение.
   - Ты намекаешь, что я безработная?
   - Я намекаю, что собрал много информации, которую теперь могу использовать.
   - Зато я знаю их лично!
   - В случае Члеянца это явно не помогло, - Максим покачал головой. - Кстати, ты в курсе, что он педик?
   ­
   14 ноября 2003 года
  
   - Ты все равно хочешь быть с ним?
   Лиза уронила чашку на поднос, и горячий кофе плеснул ей между пальцев.
   - Ты что, не пошел в редакцию?
   Она решила завтракать на крыше, хотя снаружи падал дождь, и салфетки пришлось убрать в карман. А чашку накрыть ладонью, чтобы тяжелые капли хоть немного пощадили ее кофе.
   - Не хочется сегодня пешком, - сказал Дима. Он подошел и устроился рядом, усевшись на мокрый бетон вполоборота к ней. - Наверное, пойду на автобус, или как-нибудь.
   - А-а. Поддался столичному ритму? - Лиза взяла чашку в другую руку и вытерла губы сладкими пальцами, - Что ты там спрашивал?
   - Макс. Тебе еще нужен Макс?
   Промокнув чашку, Лиза пробормотала:
   - Мне нужен парень, это точно... Эй! - она спохватилась. - Вообще-то, это не твое дело!
   Лиза ухмыльнулась и скомкала мокрую салфетку.
   Дима промолчал, глядя в утреннее рваное небо.
   - Что? - не выдержала Лиза. - Что случилось?
   Она вытерла руки и наклонила голову, заглянув в его неуверенные распахнутые глаза.
   - Думаешь, у него получится? - спросил Дима. - Ну, там, на телевидении?
   - А что?
   - Ничего, просто, - Дима выглянул через бортик на Ленинградское. - С ним разве что-то поймешь. Он когда говорит, как будто всё время руку прячет за спиной.
   - Я, кстати, тоже интроверт. И ты сам, - Лиза хлебнула кофе. Ленивый дождь утих, ветер переменился, и крышу затопил мокрый уличный шелест.
   - Но... - Дима чуть не опрокинул поднос. Он виновато покосился на Лизу и поскреб свой мокрый затылок. - А вот если окажется, что у него в руке ничего нет? Ты всё время старалась угадать - а в итоге там пусто?
   - Димка, с каких пор ты пишешь песни?
   - Что?
   - Или это визуальный мотив? Ты заразился от меня психоанализом?
   - При чем здесь психоанализ, просто, раз человек не совсем искренне...
   - У тебя был когда-нибудь секс? - перебила Лиза, ковыряя ногтем твердую соринку на ободке чашки.
   - Э-э... ну да. Несколько раз, - Дима отнял руку от затылка. - Для меня это не так важно. А зачем тебе?
   - Макс рос без матери. Не знаю, что с ней случилось - он тоже, если верить на слово. Всех девушек ему приходится напоить вусмерть, и самому тоже довести себя. Понимает он сам или нет, но в ясном сознании он никогда не был с женщиной. Морально он девственник.
   Она вернула чашку на поднос и почти с удовольствием заметила, что Дима, ее верный источник успокоения и прозрений, не может найти ответ.
   - Но, - покраснел и замялся он. - Что такого. Разве это важно.
   "Может, я просто переросла его", - подумала Лиза.
   - В итоге Максу приходится уживаться с девушкой, которая ему интересна...
   Надеюсь, интересна.
   "Прекрати!"
   - И с парнем, в котором он наверняка видит соперника, - закончила Лиза себе назло.
   "Тьфу, говорю, как Элиза", - она поскребла ободок. Хоть бы у Макса все получилось там. Хоть бы получилось.
   - А тебе что с этого? - спросил Дима.
   - А? - бугорок на чашке не поддавался. Скорее всего, это был дефект на керамике.
   - Тебе что с этого, если у него проблемы с девушками?
   - Ну ты даешь, - Лиза фыркнула, продолжая ковырять бугорок. - Раз уж я согласилась на авантюру с Москвой, если Макс на нас рассчитывает, разве можно теперь его бросить?
   - Но ты ведь тоже должна рассчитывать. А он ничего не говорит прямо.
   - Он юрист по образованию.
   - Ты уверена?
   - Чего тебе ВСЕ всё должны говорить прямо? - Лиза грохнула чашку на поднос и сжала пальцы. - С чего ты взял, что нужно всем тыкать в лицо свою правду? Не знаю, и не важно, это твое личное общение, тебе и решать. Но чего ты лезешь решать за других? Разве можно считать себя лучше них просто потому, что ты больше видел и больше перестрадал? Что хорошего в этих страданиях? Это просто... просто глупо! - ей в нос попала капелька воды из мокрого воздуха. Лиза чихнула и забыла, к чему вела речь.
   Дима сидел и улыбался.
   - Ты его любишь! Не знаю, насколько меня, но его точно в сто раз больше.
   - Никого я не люблю, - пробубнила Лиза в забитый нос. - Мы все - просто друзья.
   Дима протянул руку, выдернул чистую салфетку из ее кармана и протянул ей.
   - Разве бывает такая дружба?
   - Видно, бывает, - Лиза шмыгнула носом. - Дружба как дружба, просто очень странная.
   Она промокнула глаза салфеткой и снова взяла чашку.
  
   14 ноября 2003 года
  
   И снова были Альпы: черное лоскутное шоссе, кромка деревьев, аромат отсыревших сосен и едкий, вкрадчивый запах виноградной лозы. Синица, маленькая и беззаботная, гуляла по разделительной полосе, а он подошел, коснулся ее руки и с осторожной настойчивостью увлек девушку прочь, к самой обочине, где ее не смог бы - никогда - задеть ни один ночной грузовик.
   - Ну что? - спросила она, как всегда легко позволив увести себя. - Как оно?
   - В общем, непонятно, - сказал он, стараясь попасть в ногу с неутомимой Синицей. - В журнале теперь все мне говорят "привет" и "здравствуйте", у нас куча людей, и даже те, кого я не знаю, всегда приходят ко мне здороваться. Даже Е. М., и та мне кивает на входе.
   - Кто такая Е. М.?
   - Елена Михайловна, - сказала Ксюша, усаживаясь напротив главного редактора. - Все-таки вы должны признать, что это - настоящая журналистика.
   Главный редактор помолчала, вынула сигарету из-за уха, глянула по сторонам и стукнула фильтром о стол.
   - Если пацан молодой и не знает, что можно, а чего нет - это не делает его хорошим журналистом.
   - И все равно, - Ксюша мельком осмотрела свои ногти. - Все равно, разве не здорово, что кто-то вот так занимается этим, вот такими расследованиями...
   - Нет.
   - Но, - Ксюша придвинула стул поближе. Елена Михайловна устало поморщилась. - Вот вдруг мы его отпустим, а он пойдет в другое место работать, и с ним по неопытности что-то случится? Разве вы не переживаете за него совсем?
   - Нет. И Ксения, хорош давить на инстинкты. У меня дома взрослый ребенок. Твой парень сам хочет уйти.
   - Хочет потому, что нет интересной работы.
   - Ее и не будет. Еще придумаешь аргументы, или с тебя достаточно?
   - Его все ОБОЖАЮТ!
   - Что? - Елена Михайловна склонилась вперед, едва не переломив сигарету. - Кто?
   - Все! - Ксюша тоже подалась навстречу. - Все девочки слышали про его список, и все думают, что он талант, и что таких надо беречь!
   - С моей точки зрения это ничего не меняет, - ответила главный редактор, откинувшись назад и сунув несчастную сигарету между коронок в углу рта. - У нас по-прежнему нет для него работы.
   - Машка сказала, что отдаст ему письма читателей, - торопливо добавила Ксюша.
   Елена Михайловна еще больше откинулась в кресле, жуя сигарету.
   - Ну, девочки... Я вообще не знаю... вы прямо не редакция, а какой-то детсад, черт меня дери.
   - Спасибо! - Ксюша вскочила и зарумянилась, торопливо собирая бумаги. - Я тогда передам Машке, что всё в порядке...
   - Доиграетесь вы, - пообещала главный редактор, наполовину прикрыв глаза.
   Снова Альпы, и Синица улыбнулась.
   - Вот, - сказал он ей.
   - Что?
   Дима очнулся. У самого дивана в полумраке светились чьи-то очертания. Это был Максим, - полностью одетый, пахнувший холодной улицей и еловым перегаром мартини.
  
   14 ноября 2003 года
  
   Весь день Лиза чувствовала себя неважно, и только к вечеру, когда начались месячные, ей стало ясно, почему осенний город стал так противен и отчего с утра она кричала на Димку. - но извиняться было уже поздно. Лиза приняла вечерний душ, нацепила широкую неудобную прокладку и забралась под одеяло, укрывшись до самого подбородка.
   Так ее и обнаружил Макс. Он ввалился к ней в спальню почти без стука (пьяный, конечно) и возбужденным шепотом принялся шелестеть о том, как на студии вышел на кого надо и переговорил с кем следует, и кто надо проникся, и завтра же идея пойдет в обсуждение. Лиза лежала и думала о том, что, с одной стороны, она ждала вестей целый день, а с другой, он мог бы и подождать до утра, и пускай, с третьей стороны, она ему благодарна, но, с четвертой стороны, как невыносимо всё у нее сейчас ныло.
   - Конечно, пока дело за маркетингом, но по концепции уже завтра можно будет говорить более определенно...
   Максим достал сигарету и щелкнул зажигалкой.
   - Извини, ты не мог бы здесь не курить? - попросила Лиза из-под одеяла.
   - Но у тебя ведь и так накурено, - Макс огляделся, придвинул к себе тяжелую пепельницу и положил сигарету на хрустальный зазубренный край.
   - Пожалуйста, не кури, - упрямо повторила Лиза. - Я не очень хорошо себя чувствую.
   - Да ладно тебе, - Максим недовольно сломал и потушил едва начатый окурок.
   "Что значит - нехорошо себя чувствую?", - возмутился он мысленно. Как можно плохо себя чувствовать в такие решающие моменты? Когда тебе принесли такие новости.
   Когда ради тебя столько сделали.
   - Мы выпьем хотя бы? - предложил он.
   - Нет! Нет, ты что, - Лиза повернулась на бок. - Я не могу сейчас.
   - Извини, но что это за херня, - Макс обиделся. - Прихожу тут, время еще детское, а меня никто не дождался, все спят... то есть...
   Максим замялся и глянул через плечо на приоткрытую дверь.
   - Кстати, - сказал он вполголоса. - Твой... этот, друг. Он спит вообще когда-нибудь?
   - Ты про Димку? А что?
   Макс неопределенно пожевал губу.
   - Не знаю, я вернулся сегодня - он не спал. И в прошлый раз, ночью, проходил через гостиную, а он лежит с закрытыми глазами, общается с собой чуть слышно, непонятно о чем. Он что, лунатик, или вурдалак, не знаю даже?
   - Нарушение сна, - почти беззвучно ответила Лиза. - Это одна из причин, по которым я не хотела оставлять его одного. Я за него беспокоюсь.
   - Да ну, господи, - он достал сигареты и все-таки закурил. - Что беспокоиться? Взрослый парень, пусть разбирается.
   - Ты думаешь? - устало отозвалась Лиза. Она привстала на кровати, задрапировавшись одеялом, и тоже взяла сигарету. - Почему ты тогда сам с ним возишься, как с ребенком?
   Максим осекся. Когда Лиза прикуривала, одеяло скользнуло ниже, и до сознания Макса дошло, что она совершенно голая, - хоть это было не совсем верно, - и вспомнилось, как в ту сумасшедшую ночь он раздевал ее: здесь же, своими руками, Жарко покраснев, Максим пытался найти ответ, и немедленно припомнил, как учил Дмитрия завязывать галстук и общаться на деловом уровне, - и за двумя воспоминаниями пришло то, что их связывало: нестерпимый ужас, который оба раза являлся позже; невыносимая пустота, заполнявшая тело от живота до горла, обжигавшая холодом и мешавшая перевести дух. Ощущение того, что все моменты жизни имеют свой конец, и что назад вернуться уже нельзя.
   Даже от воспоминаний его спину продрал мерзкий холодок. Макс осторожно пристроил дрожавшую сигарету на край пепельницы и сказал:
   - Лизка...
   Получился сухой неслышный шелест.
   - Лизка, - Максим напрягся. - Что такое страх смерти?
   Но Лиза снова не расслышала. Она курила, откинувшись на подушку. Макс сидел молча и разглядывал ногти. За окном шуршали поздние машины, и по обоям струились полосами размазанные блики фар.
   - В детстве я думала, что это ночные эльфы, - она выпустила дым и указала кончиком сигареты на отблески. - Ну, знаешь, которые приносят сны.
   Макс крепко затянулся сигаретой.
   - Я спрашивал, как можно избавиться от страха перед смертью.
   - Э, - Лиза повернула к нему голову. - По-моему, никак. А зачем тебе? Страх смерти есть у любого живого существа, это естественная биологическая...
   - Затем, что у меня самого некоторые проблемы со сном, - это была манипуляция, но он решил продолжать. - Говоря откровенно, я часто не могу уснуть, потому что на грани сна приходит этот неприятный дебильный страх. Как будто лежишь на квадратном пятачке, и это верх огромной башни... вроде обелиска. И повсюду обрыв. И музыка, и... вот так.
   Максим высказался и обнаружил, что это приятно. Ему понравилось, как он выразил свои чувства. Коротко, емко и достаточно беспристрастно.
   - Вообще, по описанию это непохоже на страх смерти, - Лиза потянулась к пепельнице и стукнула по сигарете ногтем, выбив стайку оранжевых искр.
   - Что значит "непохоже"? - Макс поднял брови. - Ты представь, каково это: ледяной, пронизывающий...
   - Я понимаю, о чем ты, - остановила его Лиза. - Нет, а вообще, правда, это очень частое заблуждение.
   Она затянулась и кашлянула.
   - Страх смерти - это другая вещь. Например, ты стоишь на платформе - нет, допустим, на крыше дома. Грубо говоря, та сила, что толкает тебя прочь от края, и есть этот страх. Или, например, если кто-то попробует тебя столкнуть, ты будешь изо всех сил упираться, и это страх смерти в действии, это такой подсознательный механизм, то есть, наподобие сигнала.
   Максим хотел возразить, но припомнил, как чуть не махнул за бортик, и снова поежился.
   - Но... что со мной, в таком случае?
   - С тобой наоборот, - Лиза старательно потушила сигарету. - То, что ты описал, больше похоже на страх жизни.
   - Страх жизни?
   - Боязнь неустроенности, каких-то, например, упущенных возможностей. Вообще, это страх довольно обычный и, чтоб ты не переживал, он очень субъективный, то есть, ничего не значит. Это просто сигнал от подсознания.
   - Сигнал - по поводу?
   - Ну, с поводами и причинами только ты сам можешь разобраться. Ты не против? - она кивнула на дверь. - Я уже спать хочу.
   Макс помолчал.
   - Извини, но это бред какой-то. Например, это чувство появлялось у меня, когда я, - он чуть не сказал "помогал тебе раздеться", но сглотнул и поправился. - Помогал Дмитрию собраться на собеседование. При чем тут упущенные возможности?
   - Не знаю, - промычала Лиза. - Отцовство, может.
   - Тьфу, да я... - Максим несколько раз открыл и закрыл рот.
   "Отцовство, хер знает что", - подумал он. Тоже мне, Зигмунд Фрейд. Анальное единение.
   - В общем, завтра можно будет говорить о твоем шоу с большей определенностью.
   - Угу, я уже поняла, - ответила Лиза в подушку.
   - Ладно, - Макс поднялся и схватился за столик, чтобы не упасть. - Тогда спокойной ночи.
   - М-м, - сказала Лиза. - Спокойной ночи.
   Максим развернулся и пошел к двери, слегка раскачиваясь на затекших ногах.
  
   7 сентября 2005 года
  
   - Ты звонил в дурдом?
   - Так точно. Передал, что мы намерены вернуть им клиента, или как вы сказали.
   - И что доктор?
   - Говорит, мы его проверим и отправим назад, так что давайте пропустим эту фазу и предположим, что он уже у вас. Говорит, всё равно разбираться вам.
   - Вот как. Пропустим, значит? Хорошо, мы пропустим. Разберемся? Ох, мы разберемся...
   - Товарищ майор, но что тут сделаешь?
   - Эх. Толку от вас двоих.
  
   24 июля 2005 года
  
   Девушки занимаются парнями, а парни - девушками.
   Одинаковые дома ее района листались вдоль шоссе как бетонные страницы. Над головой сухо шумели июльские кроны, густые и зеленые, нависавшие так низко, что нужно было постоянно склонять голову.
   С Эврикой я виделся только раз в жизни. К счастью, в этот единственный раз мне удалось запомнить дорогу. Серый прямоугольник, четвертый в одинаковой череде. Дальний подъезд, высокий этаж. Ее площадка так сильно пропахла краской, что даже мухи не присаживались тут надолго. Эвридика снимала квартиру одна, и - мне снова повезло - в этот вечер она была дома.
   - Кто там?
   - Я, - сказал я, не зная, с чего начать. Нужно было срочно увести ее отсюда.
   - При-вет! - изумилась Эврика, выглянув из дверной прорези. Она была одета в неровно сшитый халат и огромные сине-зеленые шлепанцы. От нее пахло духами и паром. На голове она свила хитрый узел из полотенца - может быть, даже из двух.
   - Привет, - сказал я. Эвридика встала на цыпочки, просунула голову в дверную щель и мягко чмокнула меня в щеку около носа. Поначалу я смутился, но она, видно, приветствовала так любого, кого встречала больше одного раза. Эврика была доверчива.
   - Я пришел забрать тебя.
   Дверной зазор между нами тут же сократился вдвое.
   А может, ей просто нравилось целовать людей в щеку.
   Нужно было срочно исправиться.
   - То есть, - начал я. - Пришел забрать тебя на прогулку. В этом смысле. Пригласить.
   - Куда пригласить, ты с ума сошел, - Эвридика снова приоткрыла дверь. - Я, между прочим, после работы, и вообще я только из ванной.
   - Слушай, - я глянул по сторонам, дурея от химической вони. - Мне больше не с кем, почему не сходить куда-то, выпить кофе? Я угощу.
   - Не люблю кофе.
   - А что тебе нравится?
   - Не знаю. Ну там, пицца.
   - Без проблем.
   - Да? - она еще шире открыла дверь. - Это же просто? Не как свидание? Это же ни к чему не обязывает?
   Эврика вытянула шею и заглянула мне в глаза. Я покачал головой и едва не покачнулся следом. От удушливого запаха краски на языке оставался горький привкус.
   - Фу, как здесь воняет, - удивилась Эвридика. - Что ты стоишь тогда, заходи, подожди меня в комнате, а я в ванной переоденусь.
   Так я оказался в ее тесной спаленке, между бархатных покрывал и кружевных занавесок, среди давящей массы плюшевых медведей и пушистых фламинго, рассаженных везде, где хватало места. Все книжные полки Эврики заполняла череда пластмассовых ламп и часов, декоративных, самого разного вида - бесформенный медведь, воздушный шар, кораблик с розовыми парусами, жуткий надутый гном, оплывшие пупсики и точеные кошечки, слон из гипса и прозрачная хрустальная свинья. В комнате было немного душно - пахло жасмином, сандалом и недорогой парфюмерией.
   Полчаса спустя Эвридика еще не вернулась, а в моем кармане зажужжал "Сименс".
   Вз-з. Вз-з. Вз-з.
   Я снял трубку.
   - Йоу, клево, ты не сменил номер, - это был Фернандес. - Я вот чё. Знаешь, что на самом деле реально грустно?
   Что?
   - Предсказуемость. Мы ищем человека, а находим животное. Одна и та же фигня. Всегда они ведут себя одинаково.
   И Вернадский оборвал связь.
   Стеклянные глаза медвежат, котят и фламинго следили за мной из каждого угла. Часы на полках тикали в унисон, потом вразнобой, потом опять в унисон, медленно перемалывая мой разум. За дверью ванной гудел фен. Потом он умолк, и зажурчала вода. Когда я уже готов был подумать, что Эвридика принимает ванну еще раз, краны замолчали, и в маленькой квартире стало тихо. Через десять минут в прихожей щелкнул выключатель, и в комнату вошла она, припудренная и накрашенная, в цветастом платьице и на таких высоких каблуках, что пальцы ее ног едва касались пола.
   - Ну, - Эврика надула блестящие губки. - Ты хоть скажи что-нибудь. Не видишь, как для тебя нарядились?
   - Очень красиво, - сказал я. - Но, пожалуйста, обуйся во что-то удобнее. Вдруг придется долго идти.
   Или убегать.
   Она нахмурилась еще больше.
   - Мужикам вот ничем не угодишь, - Эвридика тряхнула кудрями и вышла, пошатываясь на высоких каблуках. Я прошел за ней.
   Взамен каблуков Эврика нацепила пару бесформенных уродливых мокасин и собралась перекрасить ногти, но я взял ее под руку и поволок наружу.
   Она была категорически против ("Ну куда, ну там же лак из-за тебя смажется теперь"), но позволила выволочь себя на площадку и сама заперла входную дверь. Эвридика видела свою коллекцию медведей в последний раз.
   - Ты не хочешь вызвать нам лифт?
   Ох, черт. Об этом я не подумал.
   Черт.
   - Н-нет, - ответил я. - То есть, извини, может, спустимся пешком? Неохота в нем ехать, наверх еще ладно, а вниз...
   - Ты какой-то странный, - объявила Эврика. Она протянула руку и нажала кнопку вызова. - Честно, я ничего такого не имела в виду, то есть, это ничего не значит, но меня это иногда в людях просто пугает, ничего, что я так сразу вот? Нет, знаешь, наверное, забудь всё, что я сейчас сказала, хорошо?
   Без проблем.
   Двери скрипнули, Эврика шагнула внутрь и уставилась на меня.
   - Ты езжай, - я улыбнулся ей как можно дружелюбнее. - Мне проще по лестнице.
   Эвридика вытянула руку, вдавила кнопку в стену, и двери с грохотом захлопнулись. Я побрел вниз, но вдруг подумал: Эврика едет одна, а внизу ее может уже поджидать целая стая их. Сколько времени прошло с тех пор, как звонил Фернандес? Я начал спускаться быстрее, потом еще быстрей, и вскоре побежал как школьник, прыгая через три ступеньки и хватаясь на повороте за перила. Что будет, если беззаботная Эвридика выйдет из лифта и попадет в руки психоделов?
   Неожиданно мысль об этом вызвала у меня возбуждение и напугала еще больше. Я хотел Эврику. А это значило, что ее придется спасать не только от Вернадского, но и от себя. Я несся по лестничному колодцу и лихорадочно думал, что будет теперь. И как важно оказаться на первом этаже прежде кабины.
   Я почти успел. Эвридика стояла внизу. Она встретила меня так же хмуро, как провожала, но все равно взяла под руку. Дверь подъезда хлопнула, и мы вышли на долгую прогулку. В небе уже пылали вечерние облака, и низкое солнце трепетало в кронах далеким костром. Я остановился у лавочек и перевел дух.
   - Ты вообще в курсе, что это невежливо, так поступать? - допрашивала меня Эврика. - Когда ты с девушкой, если она хочет ехать в лифте, вообще-то, некрасиво говорить ей...
   У подъезда стоял мотороллер.
   В этом не было ничего странного, мотороллеры часто стоят у подъездов - если бы не его размер. Такой скутер, огромный, как дирижабль, не купишь у нас: за ними ездят куда-нибудь в Таиланд. Такие скутеры можно увидеть только на стоянке у черного входа Рейва.
   - Просто чтоб ты знал потом, вот будешь по-настоящему вести кого-то в кафе...
   Мягкий певучий голос Эврики имел замечательное свойство: при желании его можно было слушать как журчание воды, как птичью мелодию, не разбирая слов. Наверняка Фернандесу это тоже нравилось. Мы пересекли ухабистый двор, а Эвридика пела и журчала без умолку.
   - Ты главное не думай, что я тебя как-то учу, но просто есть всеми принятые вещи - ты не обижаешься, правда? Не обижайся.
   Сзади фыркнул мотор. Я обернулся, и мне в глаза сверкнула передняя фара скутера. Он скользил за нами, не спеша догонять и не отпуская, держа нас в лиловом конусе света.
   Мы уходили вдоль шоссе, и красное солнце мелькало сквозь тополиную изгородь. Около мигавшего желтого светофора к первому скутеру присоединились еще два. Они выкатились неизвестно откуда, и наши тени на асфальте почти исчезли в перекрестном свете фар.
   - Женщину, всё равно, даже чужую, для вежливости нужно какое-то время подождать, а насчет пиццерии, тут есть рядом хорошее место, но я там уже двести раз была, один раз даже с моим парнем, хоть он пиццу и не любит, а наоборот...
   Я не удержался, сунул руку за спину и помахал мотороллерам средним пальцем. Это было ошибкой.
   Двое из них, недавно прибывшие, изменили строй и теперь ехали по сторонам, - пускай не рядом, но всё равно неприятно близко, настолько близко, что запросто можно было видеть их безмятежные лица и черные наушники в ушах.
   Мы с Эвридикой уже почти бежали, но психоделы цепко держались рядом, даже не глядя в нашу сторону, - один позади, один слева от меня и один справа от Эврики.
   - Куда мы спешим?
   - Мы не спешим, - ответил я, переходя на бег.
   - Подожди! Стой! Ну что такое? - Эвридика повисла на моей руке. - Ну подожди!
   Рано или поздно всё равно пришлось бы рассказать ей.
   - За нами гонятся плохие люди.
   - Какие? Я прямо уже не знаю.
   - Например, тот, который от тебя справа. И остальные. На мотороллерах.
   Эврика покосилась на психодела. Тот поднял руку в ответ. Эвридика тут же уставилась на меня и одернула платье.
   - Что им нужно? - спросила она другим голосом, уже не журчавшим.
   - Они караулят нас и хотят что-то сделать.
   - Что? Что сделать?
   - Не знаю, - ответил я, скосив глаза к небу. - Скорее всего, что-то плохое.
   Рывок.
   - Стой! - Эврика остановилась и бросила мой локоть. - Всё, я больше никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, чего у тебя случилось.
   Много чего.
   - Короче, мы идем в кафе, или как?
   Два психодела рванули вперед, лавируя между кочек на асфальте. Я открыл рот, не зная, что сказать ей, но вдруг увидел, что мотороллеры возвращаются. Два сияющих полумесяца двинули навстречу, они шли рядом, как передние фары автомобиля, дрожа от рыка моторов и неровностей асфальта. Издав короткий визг, Эвридика прижала к ушам ладони, а я стоял будто пришпиленный, глядя, как две фары летят прямиком на меня.
   Они пронеслись с обеих сторон, так близко, что мне в лицо ударила волна горячей пыли, а платье Эврики встрепенулось как флаг. Она схватила подол рукой и стояла, приоткрыв рот, беспомощно глядя мне через плечо.
   - Нужно бежать, - я очнулся и схватил ее под руку. - Давай, быстрее!
   И мы побежали, спотыкаясь и петляя, развлекая психоделов, которые больше не следовали за нами. Теперь они носились мимо - вперед, назад и наперерез; пугая нас треском моторов, огнями в лицо и толчками воздуха ниже спины.
   Я начал задыхаться. Худенькая Эвридика с ее тесными легкими и вовсе захлебывалась; ее шея побелела от напряжения, а по лицу ползли густые красные пятна. Еще десять секунд, и я понял, что мы зря тратим силы. Оторваться было невозможно - ни по тротуару, ни через двор и подворотни. Даже забавляясь, эти маньяки держали нас под холодным наблюдением, а где пройдет человек - проедет и мотороллер.
   Лишь когда впереди мелькнули ступени, я ощутил что-то вроде надежды. Собрав остатки воздуха, я крикнул Эврике в ухо:
   - Подземный переход! Они не смогут...
   Глаза Эвридики сверкали на воспаленном лице.
   - Там, - она закашлялась. - Там не...
   Мы запрыгали по неровным ступеням, и я с облегчением услышал, что шум моторов стал глуше, а потом и вовсе затерялся позади.
   - Сейчас, - выдавила Эврика, продолжая кашлять. Она распахнула сумку.
   Коридор петлял, и кафельный пол его спускался всё глубже под землю. Навстречу рванул холодный несвежий ветер. Электричество и резина.
   Эвридика толкнула меня в бок и молча протянула магнитную карточку.
   Мы что, поедем на метро?
  
   7 сентября 2005 года
  
   - У майора друзья какие-то в Министерстве.
   - МВД?
   - Здравоохранения.
   - А при чем здесь дурдом? Там ведь больных держат.
   - Держат - тем самым охраняя здоровых.
  
   10 декабря 2003 года
  
   - Без новостей, да? - спросила Лиза, когда Максим вернулся с подносом.
   - Новость одна: работать никто и здесь не умеет, - он сел напротив.
   Они ужинали в торговом центре - плексигласовом дворце в пять стадионных этажей - и ждали, пока закончится час пик. Макс выбрал закусочную на среднем ярусе, у бескрайнего окна, за которым бушевал фонтан и гроздьями цвели вечерние огни Москвы.
   - Что, нашу идею совсем не приняли? - спросила Лиза, глядя в кофе. - Конечно, глупо было надеяться, хотя...
   - Приняли, с оговорками, - сказал Максим, раскладывая салфетки. - Как всегда, синдром качающейся лодки. Поправки, за ними исправления, снова поправки, а потом идея, уже не наша, завалится на бок и пойдет ко дну, или...
   - Или что?
   - Или ее утвердят в самом первом варианте. Если случится чудо.
   - Желания и страхи? - Лиза болезненно улыбнулась. - Честно, это настолько средне. Не уверена, что я сама взялась бы такое снимать.
   - Идея отличная, - возразил Максим. Он хлебнул безвкусный горячий чай и сморщился. - Ты вспомни, как четко она работала.
   Он сделал еще глоток.
   Лиза отставила кофе и придвинула к себе "карбонара дольче вита".
   - Почему не пиво? - она кивнула на его чашку.
   - А, у них только импортное, кружка от десяти баксов.
   - Ну и что, какая разница, один раз себя побаловать?
   - Дорого. За такие деньги ящик можно купить, - поймав ее взгляд, Макс быстро добавил. - Я просто, к примеру. Я экономлю.
   Лиза кивнула, потом задумалась и ехидно улыбнулась.
   - То есть, сегодня ты без пива?
   - Почему. Куплю по дороге, бутылки три, пожалуй. Еще скажи, что это много.
   - Тебе видней, - ответила Лиза и вернулась к мидиям, запутавшимся в спагетти.
   Макс покосился в сторону.
   - Во-первых, одна бутылка не считается, она уйдет по дороге домой.
   Он подождал секунду, щелкнул пальцами и тоже принялся за еду.
   - Жаль, конечно, что не получается со съемками, - Лиза вздохнула.
   - Всё получится.
   - Неохота зря мечтать.
   - Совсем не зря. Как у тебя дела с работой?
   - Написала две статьи в этот новый медицинский журнал.
   - И сколько платят?
   - Там по знакам. Уцелеет хоть десять тысяч - уже триста долларов.
   - Кстати, - сказал он, жуя кусок отбивной под четырьмя сырами. - Как продвигается твой эксперимент?
   Лиза неудачно глотнула из чашки, поперхнулась и закашлялась так отчаянно, что Макс подскочил, вытянул руки, потом снова уселся на край стула, не зная, как ей помочь.
   - К... к-какой эксперимент? - слабо выдавила Лиза. Она нашарила салфетку, промокнула глаза и продула нос.
   - Да тот, с него всё началось - помочь людям изменить себя. Данные для научной работы.
   - Помню, - Лиза кивнула, продолжая возиться с комком из салфетки. - Если честно, я уже махнула рукой на всё это.
   - Жаль, - Максим огляделся по сторонам, вынул сигарету и закурил, прикрывая огонек ладонью.
   - Зачем ты, здесь же нельзя, - прошептала Лиза. - Тут, наверно, датчики повсюду!
   - Сомневаюсь, - Макс пригнулся и выдохнул дым под столешницу. - Жаль, конечно, что ты забросила психологию.
   - Дай мне, - Лиза отобрала у него сигарету и тоже воровато затянулась. - Я не забросила, а просто немного из нее выросла, мне кажется. Тебе-то что? Разве ты не этого хотел?
   - В каком смысле - "хотел"?
   - Когда звал меня в Москву.
   - Дело в том, - Максим потер голову. - Что мне не помешало бы изменить в себе кое-какие стороны.
   - Например? - спросила Лиза, разглядывая стол. Она что-то хотела взять, но забыла, что именно.
   Услышать такое от Макса, ничего себе.
   - Мне, как и тебе, хотелось бы нравиться людям.
   Еще лучше. Димка ни за что не поверит.
   - Ты и так нравишься, - осторожно сказала она. - Ты... умеешь договариваться, находить общий язык. И всё такое.
   - Нет, нет, - Максим постучал фильтром сигареты о стол и затянулся. - Это манипуляции. А одиночество никуда не девается. Вот почему мне иногда неприятно.
   Он передал сигарету Лизе.
   "Ничего себе", - подумала она. Ничего себе, вот это новости, а ты с ним так.
   Да ладно, Лиза одернула себя голосом Элизы. Он и есть манипулятор.
   "Зато честный".
   Это что-то меняет?
   - Слушай, ты будешь курить, или нет?
   - Прости, - Лиза сделала две торопливые затяжки и вернула сигарету.
   Макс переставил чашку и неловко стряхнул пепел в блюдце.
   - Ну, что посоветуешь? - спросил он.
   - А?
   - Представь, что ты еще психолог. Как мне изменить себя, чтобы нравиться людям?
   - Ну-у, - сказала Лиза, разглаживая ногтем салфетку. - Это непросто. Ну, во-первых, мне кажется, ты слишком закрыт от окружающих, тебе стоило бы чаще открываться.
   - А во-вторых, давай что-нибудь радикальное, как с нашими подопытными. Часть натуры, определяющей личность...
   Лиза сделала вдох и выдох.
   - Это мое личное мнение, но, может, тебе и правда стоило бы пить чуть поменьше. Мне кажется, это серьезный момент.
   - Принимается на сто процентов, - Максим резко потушил сигарету о мокрое блюдце. - Я мог бы вообще бросить пить. Знаешь, что для этого нужно?
   У него был такой энергичный тон, что Лиза на секунду запаниковала.
   "Димка тоже почти не пьет, с кем же..."
   - Конец света! - сказал Макс.
   - Прости, что?
   - Нужен конец света.
   Теперь Лиза совсем запуталась, но Максим решительно продолжил.
   - В девятнадцать я сел на героин. Да нет, подожди, не крепко, ничего такого, - добавил он, когда брови Лизы поползли вверх. - Знаешь, как это... все пробуют, никто не умирает, ты думаешь - чем я хуже, один раз можно. А если еще раз - то минимум через год.
   - А потом?
   - Потом как обычно. Срок сокращается. Сначала пауза в год, потом месяцев десять, потом шесть, потом четыре... к этому времени мне было уже плевать. Тем более, я ждал, что в двухтысячном наступит конец света.
   - Как? - Лиза прикрылась ладонью и фыркнула, но Макс только вяло улыбнулся.
   - Вот так. А ты нет? Я думал, все ждали. Об этом ведь где-то было сказано, нет? В Библии или у Нострадамуса.
   - Не знаю... и что?
   - Ничего, в том-то и дело, - Максим достал еще одну сигарету и прикурил уже открыто. - Первое число наступило, потом второе, и еще один вечер, и ничего.
   - Ты расстроился, наверное.
   Максим передал ей сигарету.
   - Нет, я подумал, наверняка подразумевается, - он махнул рукой, когда Лиза протянула сигарету назад, и закурил еще одну. - Что это произойдет в первый день двадцать первого века. А двухтысячный - это еще двадцатый век, правильно?
   Лиза кивнула, и он прервался на длинную затяжку.
   - В общем, через год Земля бы взорвалась, и можно было не переживать.
   Он умолк и тонкой струйкой выпустил дым.
   - И снова ничего, - подсказала Лиза.
   - Угу. Опять ничего не случилось. Тут меня осенило - ведь это новый календарный стиль, а предсказывалось наверняка по старому.
   Лиза кашлянула и засмеялась. Макс улыбнулся ей в ответ.
   - Тринадцать дней. Всего тринадцать дней оставалось вытерпеть, Логично ведь?
   - Представляю, что ты говорил через тринадцать дней.
   "Все-таки с ним бывает весело", - подумала она, мимоходом удивив себя этим "все-таки".
   - Тринадцатого мне хотелось кого-нибудь убить. Но кого? Эти сволочи подготовили свой заговор пару тысяч лет назад.
   - А ты остался расхлебывать в одиночку.
   Максим кивнул.
   - Да, я вел себя как суеверный идиот. Но в каком-то смысле это меня спасло. Прошел год, а жизнь всё продолжалась, люди ходили на работу и даже не подозревали, что живут после конца света. Куда деваться, нужно было догонять их, - он потер лоб. - И я решил, что с хмурым пора завязывать.
   - Трудно было? - спросила Лиза.
   - Профессиональный интерес?
   - С чего ты взял? Хотя, может быть.
   - Ну, это не глюки, никакого "Трейнспоттинга" и такой хрени. Скорее как отравление. И жить очень погано. Всё серое, серое и серое.
   Несколько мгновений Лиза в тишине пускала дым, ожидая продолжения.
   - И что же? - не выдержала она.
   - А? - Макс поднял голову. - Да, то есть, если бы, скажем, в этот Новый год получилась бы аналогичная ситуация, можно было бы запросто завязать с алкоголем.
   - Но ведь, - Лиза постучала сигаретой о каемку блюдца. - Еще раз такого не будет.
   - Нет, - согласился Максим.
   - И к чему ты?..
   - Просто. Рассказал тебе историю из своей жизни.
   Вдруг Лиза поняла и расхохоталась, не сумев удержаться.
   - Нет, - сказала она, захлебываясь от смеха. - Нет, нет, так не получится.
   - Что не получится?
   - Когда я объясняла насчет открытости, - Лиза снова рассмеялась, видя его суровое лицо. - Я же не говорила, что нужно изливать душу по первому удобному поводу. Дело не в этом, а в умении слушать, проявлять интерес к людям.
   - Ну ладно, - Макс откинулся назад и скрестил на груди руки. - Рассказывай.
   - Нет-нет-нет, - кашляя от хохота, Лиза уронила сигарету. - Пожалуйста, не обижайся.
   Максим наблюдал за ней, упрямо сплетя руки.
   Лиза хихикнула в последний раз и успокоилась. Она тронула запястье Макса и выпутала его руку из плотного узла на груди.
   - Тебе незачем стараться мне понравиться, - сказала она, глядя ему в лицо. - Если бы ты мне не нравился, я не жила бы с тобой в одной квартире.
   Максим дернулся, пытаясь вернуть руку на место, потом безрадостно кивнул и вытряхнул из пачки новую сигарету.
  
   12 января 2004 года
  
   Он хотел видеть ее так срочно, что едва думал о подробностях, и Синица явилась ему на пустом отрезке дороги, ведущей из ниоткуда в никуда. Она шла по разделительной полосе, и ни один грузовик теперь не угрожал ей.
   - Ну, чего так завелся? - Синица улыбнулась. Она поднялась на цыпочки, ухватившись для равновесия за его локоть, и старалась идти строго по желтой полосе.
   - Даже не знаю, - признался он. - Ехал домой на автобусе.
   - По поводу?
   - В общем, - он помялся. - В рождественском номере было наше коллективное фото, на весь разворот, и меня поставили в середине.
   - Как единственного парня? - Синица выполнила пируэт, не удержалась и наступила мимо полосы.
   - Наверное.
   - Бабы, - она снова встала на цыпочки.
   - В общем, получилось, что я на сгибе двух страниц и меня не видно, - он тихо засмеялся, чтобы не поднимать шум в пустой гостиной. - Представь, руки и ноги есть, а головы нет.
   - Наехал хоть на них?
   - Зачем? Тем более, они сами прибегали извиняться. Теперь все девочки в редакции ищут, чем меня порадовать.
   - Кормят тебя с руки? - фыркнула Синица, ухватившись за его локоть.
   - Да нет, кормили меня и раньше, - признался он. - Они мне помогают. Учат писать, находят темы... Даже напечатали со мной интервью.
   - Так это же круто! - она поощрительно дернула его за руку.
   - За интервью мне как-то муторно. Там еще и фотография на полстраницы - у меня от нее ноги ватные. И это еще не всё...
   - Скажи, ты хотел бы стать редактором? - Ксюша остановилась у его перегородки, уперев кулачки в бока.
   - Не знаю, - промычал Дима. Он безуспешно пытался закрыть колонку, и его до сих пор слегка мутило после интервью с фотографией. - Что ты сказала?
   - Я сказала, - отчеканила Ксюша, тряхнув челкой. - "Хотел бы ты стать редактором?". Спорт, интим, досуг, аномалии.
   - Подожди, подожди, - он потряс рукой у затылка. - Это же твои разделы?
   - Мои. Я ухожу.
   - Куда?..
   - В открытый космос! Неужели не понятно? Я - увольняюсь.
   - Но... зачем? Что-то случилось?
   - Митяй, ты хороший парень, оки? Еще мне нравится, когда ты пишешь о себе, но, честно, как журналист ты мог бы больше смотреть по сторонам, - сказала Ксюша и ушла, не добавив ни капли объяснений.
   - Странная девочка, - отметила Синица. Она забыла о полосе и шла рядом, держась за его локоть. - И теперь ты редактор?
   - Нет. Еще нет. Но к этому идет.
   - И тебе страшно.
   - Скорей неприятно.
   - Почему?
   - Вначале было интересно, а теперь... такое серьезное дело.
   Синица поморщилась и скосила в его сторону колючие зеленые глаза.
   - В мире не бывает серьезных дел, - заявила она. - Разве что ты убьешь кого-нибудь.
   - Эй.
   Дима открыл глаза. У дивана в полумраке расплывался Макс.
   - Не спишь еще? Пива не желаешь?
   - Спасибо, не надо, - Дима откинул покрывало и сел, растирая веки.
   Усевшись рядом, Максим отхлебнул пива сам. Это была "тройка", пустая горькая водичка. Но им приходилось экономить - точнее, не им, а ей, но Макс не решался тратить деньги на себя, пока Лиза не могла достойно зарабатывать. От студии не было известий - верхушка ушла на зимние каникулы - и Лизе приходилось искать заказы в медицинских журналах, десятками писать заметки по четыре доллара штука, надеясь, что заплатят сразу же. Наблюдая это, Макс не выдержал и решил пойти на жертвы. Он бросил "девятку" и начал брать "семерку". Когда стало ясно, что на "семерке" не сэкономишь, он пошел еще дальше, решившись на "тройку". Она была прозрачна, неприятна на вкус и стоила немногим дешевле, но дальше идти оказалось некуда. Дальше был только "ноль".
   Максим сделал глоток острой горечи и разместил бутылку возле колена.
   - П-п-п, - задумчиво попыхтел он. - Так что?
   Дима не нашелся, что ответить.
   - Ты всё-таки просто механик, или биомеханик?
   - То и то, - Дима нетвердо улыбнулся.
   Макс ухмыльнулся в ответ:
   - Ни фига себе! И где такому учат?
   - В институте и в армии.
   Максим уставился на горлышко бутылки, метнул короткий взгляд на Диму и снова глянул перед собой.
   - Ты был в армии?
   - Да, уже с дипломом, меня там записали как "механик-водитель". Пришлось учиться.
   Макс отпил ненавистную "тройку" и облизнул губы.
   - Ну и как там, в армии? - спросил он неровным голосом.
   - Да... где-то, не знаю, как в детском саду... Сырники, запеканка, песочница и лестницы.
   - Куда уходит детство, - объявил Максим, глядя в горлышко, словно в микроскоп.
   - А?
   - Ничего. Я, честно говоря, не удивляюсь, что тебя взяли в печатное издание. Иногда как расскажешь...
   Что-то кольнуло его в ладонь. Пошарив между диванных подушек, Макс вытащил тонкую листовку, истертую по краям. Вся она была замалевана черным - уцелела только девочка, чуть пухленькая, на вид так себе, зато совершенно голая.
   - Так вот чем ты...
   Спустя миг он хлопнулся на колени, хрустнув носом о паркет. Острая судорога рванула его за руку, блеснув огнем перед глазами. В шею больно уперся локоть.
   Дима вынул фото Синицы из разжавшихся пальцев Максима, спрятал листовку в карман и снял болевой захват.
   - Ты что, вообще бля придурок, что ли? - промямлил Макс, отпихнув протянутую руку.
   - Извини, но это мое.
   - А нельзя было просто бля попросить отдать? Придурок...
   - Я не хотел просить.
   Не зная, что ответить, Максим поднялся и вышел, матерясь под нос.
   Его интерес к людям - а в частности, к этому психу бля - угас, так и не успев родиться.
  
   7 февраля 2004 года
  
   - Не думала, может уже пора домой?
   - Как пора? Мы только начали. Вуайеризм?
   - Было дважды, последний раз в этом году, - сказал Дима, водя носом около экрана. Они с Лизой сидели в редакции у свободного компьютера и подбирали тему для ее статьи.
   - Не в том смысле, - объяснил Дима. - А в смысле, пора уехать из Москвы.
   - Так разве это "домой"? - удивилась Лиза. Она постучала ногтем по корешку журнала. - Эдипов комплекс?
   - Было трижды. У меня там остался дом, - он покосился в темное окно, где отражалась редакция. - Моя квартира на Горизонте.
   - Зачем тебе уезжать? Ты, вон, редактор журнала.
   - А ты?
   - Я, - Лиза подняла взгляд и уставилась в низкий потолок. - Пока, видишь, пишу статьи. А потом - не знаю. С телевидения до сих пор не ответили.
   - А вдруг и не ответят? Давай дальше.
   - М-м... Фетишизм?
   - Трижды...
   - Нет, смотри, даже так, особенные случаи фетишизма. Дорогая машина как сексуальный партнер.
   - А бывает такое?
   - Какая разница. И вообще, с какой стати мне уезжать?
   - Просто интересно, почему ты хочешь остаться.
   Лиза склонила голову на ладонь и снова уставилась вверх. Над головой жужжала ртутная лампа, и от ее скучного зуда Лизу клонило в сон.
   - Заметил, как тут строят дома? - спросила Лиза. - Вот эти, огромные башни с зеркалами вместо окон. Закладывают фундамент, а потом метр за метром, по любой погоде... и деньги у них кончаются, и рабочие уходят. А они строят и строят, по метру в день. И по ночам даже. Я нигде больше не видела, чтоб люди так работали. От земли и до самого конца. До этой безумной высоты. Разве тебя это не вдохновляет?
   - А? - переспросил Дима, оторвав нос от монитора. - Да, наверно, фетишизм пойдет, если про секс и дорогие машины.
  
   27 февраля 2004 года
  
   А потом, без малейшего повода или намека, это случилось.
   Уже поздно было для новогодних подарков и слишком рано для весеннего пробуждения. Зима тянулась как тяжелая болезнь - окна дрожали от мокрого февральского ветра. По обе стороны Ленинградского тлели высокие сугробы с коркой ноздреватой грязи. Неподходящее время для хороших новостей - и всё-таки, после обеда позвонил Максим, и по его гордым намекам и нежеланию отвечать внятно Лиза поняла: на студии происходит что-то важное.
   Целый час она варила кофе, курила и гуляла: в спальню, поваляться на кровати, на кухню, заново наполнить чашку и прополоскать рот; даже вышла было на крышу, но быстро сдалась, не в силах выстоять под колким снегом.
   Наконец мобильник очнулся, и это снова был Макс.
   - Ну? - выдохнула Лиза, едва сняв трубку. - Ну, что?
   - Пока ничего конкретного...
   - Я тебя убью!
   - Да подожди, я составляю бюджет...
   - Ты? Тебе разрешили?
   - А кто еще... короче, мне нужно знать, за какую сумму ты возьмешься вести...
   - Да хоть бесплатно!
   - Тьфу, да само собой, ты ответь - полторы тысячи хватит?
   - Конечно.
   - Ну и ладно, - Максим явно собрался повесить трубку.
   - Эй! Подожди! - крикнула Лиза.
   - Что?
   - Ну что! Ну расскажи же, что! - она едва могла устоять на месте.
   - Пока еще рано...
   - Нет, я точно тебя убью! - перебила Лиза. Ее зачем-то понесло на кухню. - Скажи, они взяли нашу идею?
   - Ра-но, - мученически отозвался Макс. - Рано о чем-то говорить. Я перезвоню.
   И снова бросил ее одну, в еще большем нетерпении.
   Через два с половиной часа, когда Лиза в отчаянии ушла принимать ванну, опять раздался звонок. Пришлось наспех завернуться в полотенце и бежать в холодную гостиную. Чуть не вытянувшись на скользком паркете, ежась от сквозняка, Лиза схватила трубку, но звонил не Максим. Это была ее мама.
   - Алло, мам?
   - Привет. Ну, как твои дела в Москве? Хорошо?
   - Хорошо...
   - Дочка, я звоню сказать, ты там будь осторожнее. В новостях передавали, участились случаи...
   - Мам, всё в порядке, - Лиза не успела как следует вытереться, и теперь остывшая вода капала с ее волос на плечи и струйками пробиралась между лопаток.
   - Как у тебя с работой, ты сейчас еще снимаешься? Показывала твою программу Вальке и Славе, им очень понравилось. А я говорю - вы можете себе представить...
   - Да? Классно, - сказала Лиза, которой было совсем безразлично, что думают Валька и Слава. Ее сейчас больше заботил холод и отсыревшее полотенце.
   - Звонила твоя хозяйка, спрашивала, будешь ли ты в этом году снимать комнату.
   - Не буду, - сказала Лиза.
   - Вот и хорошо, не будешь где попало ночевать. Ты сейчас тепло одеваешься?
   - Да, - сказала Лиза.
   - Не забывай, когда уходишь из дома - закрой все двери и окна, выключи обогреватель. У тебя плитка или газ?
   - Мам, - сказала Лиза. - У меня ванна стоит полная.
   - Через край не течет?
   - Мам. Мне надо идти.
   - Ну хорошо. Передавай Диме привет, он хороший, порядочный мальчик.
   - Ладно, пока.
   - Хорошо. Целую.
   - Пока. И я тебя.
   - Ну пока.
   - Пока.
   Лиза облегченно захлопнула трубку, бросила ее на столик и пошлепала в нагретую паром ванную. Бросив полотенце на пол и шагнув в пока еще теплую воду, Лиза подумала:
   "Скорей бы. Только бы всё получилось. Боже, хоть раз, только бы всё получилось".
   Но от Макса не было вестей до самого вечера.
  
   27 февраля 2004 года
  
   Они понятия не имели, откуда взялся Максим, но поручили ему бюджет. Худой помощник не мог запомнить его имени, но тем не менее с утра Макс торчал у экрана, расставляя наугад цифры и глядя, как растет общая сумма: десятки, сотни тысяч долларов. Его слегка мутило, видно, с похмелья, но больше Максим не чувствовал ничего. Миром, думал Макс, управляют безымянные люди. Они сидят в офисах и наугад заполняют таблицы, потому что настоящие хозяева для этого слишком неуверены и пугливы.
   И Максим с удовольствием поменялся бы с ними местами.
   Глупо. Как обычно, всё развивалось очень глупо.
   - Господа, - Члеянц начал совещание, постучав о гулкую столешницу толстой стопкой бумаги. - У нас на дворе как бы новый год, и нам, как всегда, очень нужны идеи. Прогресс не стоит на месте, наши конкуренты тоже...
   В этот момент стоявшие позади Макса люди с какой-то стати засмеялись и захлопали.
   - Первое, игровые шоу, как вы знаете, это беспроигрышный вариант. К сожалению, пока у нас есть разве что "Животные"...
   Снова хохот и аплодисменты.
   - Да, господа, не смейтесь, и притом окно в вещании, например...
   - Я давал идею игрового шоу.
   Смешки утихли, и все собравшиеся оглянулись на Максима.
   - Простите? Э-э... Павел? - Члеянц высоко задрал подбородок и указал стопкой бумаги куда-то в сторону Макса.
   - Максим, - ответил Макс, пытаясь убрать недовольство из голоса.
   - Да-да, мы вас слушаем, - помощник директора мелко кивнул.
   - Я, - сказал Максим. Вдруг он понял, что впервые открыл рот на совещании, где обычно говорил только Члеянц, и внимание Макса тут же рассеялось между десятками чужих глаз. Он знал едва треть собравшихся.
   - Идея, которую я давал... То есть, я давал идею шоу, которое... Нет, не шоу, а идея, которая...
   Мать вашу, да что это была за идея?
   Он увяз.
   - Не вы ли, - помощник вытянул руку. - Не вы ли предлагали шоу взрослых клоунов?
   - Нет! - выдохнул Максим. - Не это, а психологическое...
   - А, страхи и желания, - обрадовался незнакомый тип, стоявший рядом.
   - Да!
   - Да? Секунду, - Члеянц поморщил высокий лоб. - Ведь нам нужны игровые. А это, мне помнится, было ток-шоу?
   - Нет, - ответил Макс.
   - Нет?
   - Нет! - подтвердил незнакомый тип.
   И теперь, спустя восемь часов бумажной работы, Максим стоял в кабинете Бергалиевой. Директриса отдыхала в ребристом кресле и вязала титановыми спицами что-то сложное, а перед ней по кожаной столешнице вереницей стелились его документы: концепция "Страхов и желаний", бюджет на первый съемочный месяц, оценка по рискам и аудитории
   - Не поняла, какие-то люди приходят у тебя в студию, и что?
   - Не просто люди, а люди с улицы, - поправил Макс. - Любой может стать гостем. Никто не уходит просто так. Это и реклама, и стопроцентная экономия на актерах.
   - Будут сидеть отмороженные, - констатировала Бергалиева. - И что потом? Какой-то психоанализ?
   - Нет, это раньше, - Максим до сих пор не определился, как обращаться к ней, поэтому держался безличной формы. - Сначала, перед записью, мы прогоним их через простые тесты, по сути...
   - Вот именно, давай по сути, - директор кивнула, не поднимая глаз от вязания.
   - Мы выясняем, о чем они мечтают и чего боятся.
   - Мечтают попасть в ящик, боятся - что не возьмут. Дальше.
   Максим дернулся.
   - Нет-нет! Вы... Ты не видишь главной идеи, - решился он. - Мы берем тайные страхи и желания. Глубинные. Основной инстинкт.
   - Потрахаться, что ли? - отозвалась Бергалиева. Ее помощник вежливо хихикнул.
   - Да! - не сдался Макс. - И потрахаться, и что угодно. Главное, чтоб эти страхи и желания оказались более-менее реальны. Мы покажем фрагменты самих тестов, графики, таблицы.
   Максим провел рукой над столом, едва не сбросив на пол вязание.
   - А потом, - он принял театральную позу. - Мы осуществляем их. Либо самые глубинные страхи, либо...
   - Не старайся меня впечатлить... как тебя там? - Бергалиева покосилась на Члеянца, но тот не заметил ее взгляд. - Тебя не это должно заботить.
   Она постучала спицей по распечатке.
   - Я назначу тебя сопродюсером, и если то, что ты говоришь, разойдется с цифрой здесь внизу, я позабочусь, что всё дерьмо будешь разгребать ты и эта ведущая, кто там она? - директор снова глянула на помощника, который теперь был наготове.
   - Элиза Фрейд?
   - Фрейд, - подтвердила Бергалиева. - Если программа обвалится, это имя полетит вслед за ней. Возражений нет?
   Максим кивнул, не в силах разобрать ни слова. Ему хотелось в туалет и в душ. А после выспаться и перекусить. Тогда, впервые за годы, он смог бы заявить, что счастлив.
   Но сначала нужно было обрадовать Лизу.
   И признаться ей кое в чем.
  
   15 марта 2004 года
  
   Макс выбрал день, когда принес ей контракт и первые шаблоны сценариев.
   Он был идиотом год назад, когда считал, что влюблен безнадежно. Нет, любовь наступила лишь теперь. Не то жгучее тепло, которое заставляло его строить планы, не изнурительный зуд, который мешал ему заснуть и вынуждал по два часа в день пропадать в офисном туалете.
   Дома, в студии, в разных кафе, где они пережидали вечерний ураган пассажиров, всякий раз, когда Лиза была рядом, это чувство преображалось - не росло и не гасло, а слегка меняло форму. Как мост без перил, думал он. Не сойти и не развернуться, и ни малейшего понятия - есть ли на том конце берег. Но приходилось идти, чтобы держать равновесие.
   - Боже, что это? Как это хоть читается? - Лиза помахала титульным листом. "Zemlя & Nebo, игровое шоу".
   - Земля энд небо, - ответил Макс.
   "Итак", - подумал он, мысленно толкая себя в спину, - "давай. Как ты планировал".
   Будут и другие возможности.
   "Конечно. Только чем хуже эта", - возразил он себе, наблюдая, как Лиза с восторгом листает договор.
   По крайней мере, всё закончится.
   "Верно", - решил он. Стоило попробовать хотя бы ради этого.
   Однажды ведь придется и спрыгнуть.
   Так прыгай!
   - Я люблю тебя, - громко произнес Максим. Прозвучало неплохо. Чуть банально, зато не так фальшиво, как можно было ожидать.
   - А?
   - Я люблю тебя.
   - А, - сказала Лиза, отрешенно разбиравшая бумаги. - Да... я тоже. Правда, мы молодцы? Где здесь подписывать?
   - На каждом, правый нижний угол, с датой и расшифровкой, - Макс передал ей ручку. - Не хочешь отпраздновать?
   - Так правильно? - Лиза показала ему первый лист. - Праздновать? Наверное, пока рано?
   - Угу. Правильно. Оставь его здесь на столике.
   Он кивнул на прощание, развернулся и побрел к себе.
  
   13 мая 2004 года
  
   Первыми гостями были трое: Ботаник, Спортсмен и Блондинка, такие скучные образы, что Лиза не запомнила их настоящие имена. Ботан, лицо выпуска номер один, был тощий, наглый и глупый, он мечтал изменить мир и боялся развратных женщин. И дорога ему была в преисподнюю, навстречу кошмарам и ужасам - рекламная вставка - неделя в самом дорогом и престижном стрип-клубе нашей столицы.
   - Клуб и правда дорогой? - спросила Лиза. - У нас ведь даже на обеды на площадке денег не хватает.
   - Не дорогой. И ни хрена не престижный, - утешил ее Макс. - Нам дают его на два часа бесплатно, в обмен на рекламу.
   - Два часа? Нам же нужна неделя!
   - Зачем? Развернем железо, снимем этого барана среди баб и голых сисек, фрагментами покажем, что прошла неделя, потом свернемся и уедем. Часа за два справимся.
   Они справились за полтора.
   Спортсмен был коротко стриженный, небольшого роста, тоже наглый и глупый. Он боялся травм и больниц, мечтал о собственном тренажерном зале. У Максима руки чесались заснять его в полном гипсе, но парень выиграл "небо", а Лиза настояла, чтобы игра шла честно. На выходные Макс арендовал тренажерный зал и заставил группу корчиться на тренажерах и турниках, а гостю вручил свисток и приказал командовать. Выпуск номер два не удался, рейтинги заскользили вниз, еще не успев подняться, и Лиза с трудом удержалась от заранее накопленного разочарования.
   Как ни странно, их выручила Блондинка. Она смертельно, ужасно боялась змей и мечтала (сюрприз!) о личном салоне красоты. После третьего выпуска общий рейтинг "Z&N" вдруг передумал и робко сместился вверх.
   - Просто девочка была не такая наглая, - сказала Лиза. - Меня она не так раздражала.
   - Нет, - возразил довольный Максим. - Просто я догадался перед жеребьевкой показать змей.
   Это было правдой. Еще он хотел, чтобы колесо остановили в положении "земля", но Лиза снова отказалась. Макс едва не высказал ей много неприятных вещей, потому что уже отснял материалы в серпентарии, и это стоило денег. Единственное, на что Лиза была согласна - это оставить кадры с гадюками и кобрами под затравку. И, как выяснилось, не зря.
   - Будем делать это постоянно, - сказал он Лизе.
   - Показывать змей?
   - Не только. Всё, что ждет гостя. В обоих случаях.
   По электронной почте ей пришло сообщение от "е-Женедельника" с предложением дать интервью - к обоюдной выгоде, то есть бесплатно. Лиза едва не удалила его с вечерним спамом; вообще-то, даже удалила, но Максим уговорил ее восстановить письмо и ответить.
   - Это ведь не журнал, даже не газета, - сказала Лиза. - Это просто сайт.
   - У них потенциал. Они раскрутили многие вещи, даже опопсили.
   - Но я же не хочу опопсеть?
   Макс хмыкнул.
   - Ты хоть раскрутилась бы для начала.
   - Ну пускай.
   И Лиза написала им, что согласна.
   Ответ пришел сразу и был очень так себе - она ждала приглашения в редакцию, если не в хорошее кафе, а получила глупую обойму вопросов:
   "1) Ваша фамилия, имя и возраст.
   2) Как давно вы на ТВ?
   3) Гости - ненастоящие?
   4) Жеребьевка - подстроена?
   5) Ваши планы на будущее?"
   Ноутбук с интернетом завелся в квартире недавно. Максим объявил, что деньги у них уже есть, а компьютер нужен ему для работы. Но, конечно, скоро выяснилось, что работа на дому вгоняет Макса в депрессию. Он пробовал играть по вечерам, пока у Лизы не сдали нервы от кваканья сирен и воплей дохнущей кибернетики. Тогда Максим забросил ноутбук совсем, и тот потихоньку обосновался здесь, на кровати у Лизы.
   Устроившись поудобнее, она набрала первое, что пришло на ум:
   "1) Не скажу.
   2) Давно.
   3) Нет.
   4) Нет.
   5) Петь и сниматься в кино".
  
   13 мая 2004 года
  
   - Напрасно, - подал голос Максим.
   Он снова плелся, беззвучно матеря дорогу и этих двоих, которые шли впереди, общаясь исключительно друг с другом. Ленинградский ревел и сиял огнями, но по его левую сторону не видно было ни единого магазина, ни единого пивного ларька и вообще ничего, способного развлечь Макса в пути.
   Он сдавленно перевел дух и сказал громче:
   - Напрасно ты отказалась от интервью.
   - А? - откликнулась Лиза через плечо. - Да я же им ответила.
   - Разве это ответ?
   - Не волнуйся, - она говорила в сторону, и Максим едва мог разобрать слова. - Я таких знаю, что-нибудь придумают.
   "Конечно", - подумал Макс. Ты ведь не просто телезвезда у нас, ты еще и журналистка.
   Вслух добавить было нечего, и он промолчал.
   Самое грустное, что идея прогулки, вообще говоря, принадлежала ему. Как насчет, сказал он Лизе, смотаться на Чистые, зайти в пару хороших мест? Отметить успех. Возможно, что-то выпить.
   Тут оказалось, что психопат Дмитрий тоже собрался в центр, но пешком, и Лиза решила, что они могут прогуляться вдоль Ленинградского вместе, и Максиму пришлось идти следом. Теперь он не мог отделаться от мысли, что эти двое отлично справляются без него.
   "Никакой он ей не друг, и даже не подружка, что бы Лизка не говорила", - думал Макс. Это одностороннее явление. Такие люди, как Дмитрий, ходячее несчастье, которому даже работа досталась по недоразумению, - такие люди всегда нуждаются. И, в отличие от Максима, не стесняются это демонстрировать. Вечные дети, которых нужно водить за руку, которые не могут сказать "я иду в центр, а вы - как хотите". В отличие от Максима.
   - Нет, вы как хотите, - крикнул он и остановился. - А я беру такси.
   - Да вон же стадион, - удивился Дима, показав куда-то рукой. - Почти уже Третье кольцо.
   Максу часто попадался такой характер у женщин, но у мужчин - никогда. "Держаться в стороне", - решил он, - "а Лизка пусть сама решает".
   - Такси? Точно нужно? - Лиза нахмурилась.
   - Нужно, - подтвердил он, решительным щелчком отправив дотлевшую сигарету в небо.
   - Может, не стоит пока тратить? Вдруг с передачей ничего не получится?
   - Получится, - буркнул Максим и достал мобильник. - Ты ведь уверена, что с интервью всё выйдет. А я считаю, что с шоу получится.
   Макс набрал короткий номер.
   - Алло, - сказал он в трубку. - Да, машину, пожалуйста, сейчас посмотрю адрес...
   И отправился разглядывать дорожные знаки.
   - Терпеть не могу, когда он так себя ведет, - тихо призналась Лиза. - Он же знает, что ты не можешь ехать в машине.
   - Я попробую, - ответил Дима.
   - Серьезно? Ты уверен?
   - В автобусе получается, - он вяло улыбнулся и дернул худым плечом. - Главное, чтоб не спереди.
   - "Спереди", - фыркнула Лиза. - Сам ты "спереди"!
   - Я деревня.
   - Ты редактор, бездельник!
   - А ты - Зигмунд Фрейд.
   - А ты... - Лиза увидела, что Максим возвращается, и умолкла. При нем лучше так было не шутить: любое слово Макс легко мог принять в свой адрес.
   - Серебристая "Волга", через двадцать минут, - сообщил Максим, покосившись на Диму.
   - Ого! - Лиза распахнула глаза. - И что мы будем делать всё это время?
   - Найдем пивной ларек, - сказал Макс и ухмыльнулся чему-то.
   Но, естественно, ларька поблизости не оказалось. Потом еще этот Дима обломал ему кайф, не захотев садиться на переднее, хотя Максим лично держал ему дверь. Пришлось усадить на переднее сиденье Лизу и разделить заднее с этим, - лучше так, чем снова оставлять их вдвоем.
   - Чистые пруды, - сказала Лиза водителю. Машина тронулась, остановилась, пару раз дернулась на месте, и, наконец, с ревом устроилась в плотном вечернем трафике.
   - Здесь нет ремня безопасности.
   - Что? - прошипел Макс, едва расслышав.
   - Нет ремня безопасности, - повторил Дима, глядя по сторонам. В свете двойных фонарей его лицо ярко вспыхивало оранжевым.
   - А вы знаете, что эти ремни при столкновении удушают пассажира? - спросил водитель.
   Максим хихикнул, вытянул ноги и устроился поудобнее.
   - Рука, - сказал Дима.
   - Что?..
   - Твоя рука, - повторил он, кивнув на запястье Макса. - Ты продел ее в ручку двери, при аварии она сломается вот здесь и вон там.
   Максим решил, что на сегодня с него хватит.
   - Послушай, - он набрал воздуха и повернулся к Диме, собираясь подробно рассказать о том, почему шизофреникам следует держать рот на замке в компании здоровых людей.
   Макс увидел его и осекся.
   Дима тонул в мягкой обивке, глядя в никуда. Он полностью сгруппировался, уперев локти в переднее сиденье и подобрав колени, готовый спрятать в них голову в любой момент.
   Максим покачал головой, отвернулся и выдохнул с легким присвистом.
   И высвободил кисть из дверной скобы, не из бредовых опасений, а просто ради комфорта.
  
   14 мая 2004 года
  
   Сонная от вина и долгого обратного пути, Лиза ввалилась к себе в спальню, едва не забыв прикрыть дверь. Она грохнулась поперек кровати прямо в уличной одежде и туфлях, потом сделала усилие и спихнула их на паркет. Ноги так устали, что казались на размер больше.
   В целом Лизе понравился вечер. Конечно, дискотека была так себе: люди выходят на танцпол по графику и танцуют непонятно для чего, глядя перед собой. Но музыку крутили хорошую. Мартини тоже был под стать, хоть и очень крепкий - его мешали из джина с вермутом, она даже не знала, что так можно.
   И погода стояла отличная, весенняя, насквозь черная, несмотря на фейерверк центральных огней.
   И такси в оба конца.
   Нет, Макс был прав, она сама устала идти пешком. Но при Диме сознаваться не хотелось.
   Лиза сделала еще одно усилие и подтянула к себе ноутбук.
   Журналисты "е-Женедельника" работали быстро. В ленте уже висела новость, гласившая, что им удалось взять "интервью у ЭЛИЗЫ ФРЕЙД, известного психолога и телеведущей [1]". Которая, судя по тексту, была предельно скрытной, держала в секрете личные данные, но признавалась, что "мечты о звездно-эстрадной карьере порой не дают ей уснуть".
   Внизу предлагалось оставить комментарий, но единственным, кто успел воспользоваться этой возможностью, оказался Аноним (без фото), написавший: "Полное гавно". Лиза была с ним согласна, но все равно не удержалась и слегка обиделась.
   "Ну и пошли вы". Лиза хлопнула крышкой ноутбука и тут же забыла обо всем, готовая провалиться в сон.
   Нет. Сначала раздеться.
   Лиза потянулась, высвобождая ноги из джинсов, нечаянно тронула себя между ног и чуть не застонала от болезненного изнеможения.
   "Блин, нужно найти хоть кого-то потрахаться", - сонно подумала она. А то вообще с ума можно сойти.
   Была поздняя ночь, и сквозь оконную решетку густо сияло московское небо.
  
   12 сентября 2005 года
  
   - Ну что, разместили его, Поттер?
   - В той же трешке. Хотя не понимаю, с какой стати мы...
   - Нас попросили об этом из министерства. И кстати, они прислали к нам человека.
   - Инспекция? Сколько времени...
   - Вообще говоря, нисколько. Вот он, инспектор. Знакомьтесь.
  
   20 июня 2005 года
  
   В углу рта у меня шрам, который я получил, когда встретил Музыканта второй раз в жизни.
   После космических размеров прежней жизни город казался мне крошечным, его тротуары - узкими, а прохожие - сонными и простыми. Частица меня еще не вернулась на землю. Она считала, что парит над большинством.
   Как наивен я был. И как беззащитен.
   На 7-м Горизонте цвело клейкое лето, и солнце, едва успев сесть, уже подсвечивало небо с другой стороны. Заснуть было непросто, и я стоял внизу, у дома, глядя вверх на собственное окно.
   Мне часто снятся ночные дома. И окна. Квартиры. Тесные капсулы, в которых нам выпало жить. Которые мы чистим, обставляем, учимся любить и считать родными. Стена, усеянная горящими окнами - будто картотека. Бетонная этажерка, стопка маленьких теплых укрытий от безучастного тревожного мира.
   - Хули пасешь?
   Сначала я не понял ни слова.
   Искра.
   Маленькая искра сверкнула в уголке глаза, и спустя миг я стоял на четвереньках, разбитыми ладонями упершись в асфальт. Моя скула горела, пульсируя ровными толчками. Я попытался встать.
   - Прошу, не в рёбра, - сказал я.
   Куда угодно, только не в рёбра.
   - Ты чё, страх жизни потерял?
   Меня ударили еще раз, в ухо, к счастью. От пинка лязгнули зубы, и губа застряла между ними. Я с хрустом откусил болтавшийся лоскуток и сплюнул, и под языком сразу начала собираться кровь. Я сплюнул еще раз, изучая густое пятно на асфальте, - оно мелело, вбирая пыль.
   - Ляжь, понял?! Чё он не ляжет? - спросил кто-то и пнул меня в бок. Он сказал еще что-то, но в ухе звенело, и я не разобрал. Теперь явилась боль, она стягивала лицо как резина. Я открыл рот, чтобы кровь текла на подбородок и не мешала дышать.
   Они были правы: я совсем потерял страх жизни. За что и был наказан.
   Когда меня обхватили за спину и подняли, я разглядел нападавших. Двоих уже волокли прочь, один молотил по асфальту пятками, второй был неподвижен. А третий стоял передо мной. Ниже меня ростом, загорелый, пухлый, совсем ребенок. Обычный, если бы не глаза. Они были пусты. Они смотрели в никуда и одновременно повсюду, как неживые.
   - Друг, то есть, понял, уважаемый, понял, не надо, ладно? Мы ж не это самое, понял, - сказал он и дернул овальной макушкой.
   Меня отпустили, и я чуть не упал. Стриженый паренек не смотрел на меня. Он моргнул и приоткрыл рот. У него были яркие белые зубы.
   Кто-то незнакомый шагнул из-за моей спины и выбросил руку вперед. В горле стриженого что-то булькнуло, между его белоснежных зубов выскользнул черный поток. Кровь плеснула ему за шиворот, закапала на асфальт рядом с моей, и была темной, густой как масло. Паренек сказал, - н-н-н-н, - и голова его мелко затряслась. Я смотрел ему в лицо, а кровь широкой лентой скользила за ворот, но взгляд его не переменился - на меня смотрели внимательные пустые глаза насекомого.
   Судороги прекратились. Незнакомец осторожно уложил тело на тротуар и повернулся ко мне. В его руке густо блестело острие. Человек нагнулся и окунул шило в песок у бордюра, потом вынул и затоптал черную дырочку.
   Аллея вдруг наполнилась людьми в белых халатах. Они бродили парами - двое плеснули воды на асфальт. Моя кровь и чужая смешались, побежали струйками, оставив розовую пену. Двое перекатили рыхлое тело на полиэтилен, а я стоял и молча смотрел в насекомовидные глаза, так и не поменявшие выражения.
   - Не волнуйся. Это и так был мертвец, - человек убрал шило в трубку на поясе. Блок-флейта.
   Она разбирается.
   - Я тоже тебя узнал, - кивнул Музыкант. - Обычно мы не вмешиваемся.
   Сзади ударил свет, и наши тени завертелись хороводом. От них меня бросило в штопор, но Музыкант цепко ухватил мое плечо.
   - Сейчас, - тихо сказал он. - Я закончу с делами, проведу тебя домой, и мы поговорим.
   Позади остановился древний фургон с мигалкой. "Скорая". Темно-зеленая, облупленная, как старый умывальник. С полустершимся крестом на белом фонаре.
   Люди в халатах расположили мертвецов перед ней, - три куска мяса, обернутые в мутный полиэтилен. Музыкант уже стоял там. Он говорил тихо, но я слышал всё, и меня тошнило.
   - Этот повесился, вы знаете, где. Этот - зарезал этого, - на сверток шлепнулся кухонный нож. - Нанес удар в шею, пока тот душил его, рану расширьте, отпечатки нужны. Этих в лес, этого в детский сад под дальний павильон - пускай свои найдут.
   Его люди погрузили тела в фургон и захлопнули дверь.
   - Нравится? - спросил Музыкант, когда мы остались наедине. Он хлопнул себя по блок-флейте. - Это твоя. Сначала мы использовали колья. Удобно: сжигаешь, и никакого орудия.
   Я тронул разбитую скулу. Она выросла почти вдвое.
   - Выглядишь, как наш человек, - он махнул рукой с неподвижными пальцами. - Если хочешь присоединиться, могу за тебя замолвить слово. У нас такие все.
   С травмами?
   - Так или иначе. Одним кости переломали, другим жизнь, - Музыкант улыбнулся. - Я их собрал через интернет.
   Рваный ветер прошелестел в кронах деревьев и обдал нас холодом. Я ждал, что начнется буря, но пыль улеглась, только мелкий дождик брызнул за шиворот.
   - Мы позаботимся, чтобы больше здесь такого не случилось, - Музыкант кивнул на меня.
   Он сунул между зубов сигарету и закурил.
   Кто - мы?
   - Ночной дозор, - он коротко хмыкнул, и сигарета пальнула искрами.
   Если бы не разбитая губа, стянувшая рот в тугой узел, я тоже засмеялся бы. А если бы не дождь - перестал бы соображать вовсе.
   - Так получилось, - объяснил Музыкант. - Сперва колья, потом эта машина, и фильм как раз был у всех на слуху...
   Мы кое-как открыли дверь и протиснулись на черный ход.
   - Какой этаж, напомни?
   - Девятый.
   - Хорошо, - он потащил меня к лифту, но я замотал головой. - По ступенькам? А ты не свалишься по дороге, нет?
   Я снова мотнул головой, и мы поковыляли к лестнице.
   - Уже давно следим за Горизонтом, - он привалил меня к стене, вынул сигарету и снова закурил. В его ухе чернел беспроводной наушник. - Обычно не вмешиваемся при свидетелях.
   Но кто-то всё равно может увидеть.
   - И всё равно не поймет. Мы просто "скорая" на месте происшествия.
   А милиция?
   - Где мы, там ее обычно нет, - Музыкант сбил пепел и ухмыльнулся.
   Но они находят тела.
   - Пьяная драка, несчастный случай.
   И до сих пор ни один человек...
   - Если честно, - Музыкант выбросил окурок и подошел ко мне. - Всем плевать.
   В квартире до сих пор горел свет. Мы попрощались и обменялись номерами, как старые друзья. Музыкант ушел, а я побрел в комнату, в три приема лег на шаткую кровать и нащупал здоровым ухом ледяную подушку.
  
   12 сентября 2005 года
  
   - И что же, как дела в столице? Сейчас покажу вам его, и вы увидите...
   - Нет-нет, не утруждайтесь. Я проверю всех. Мне интересно самому найти проблему.

Глава 5. Небо

  
   16 февраля 2005 года
  
   Где-то в стене очнулся репродуктор.
   - C добрым утром, московское время - шесть часов, сегодня шестнадцатое февраля, среда, день рожденья Николая Равноапостольного, вы слушаете новости гос...
   Лиза шевельнулась, поняла, что наполовину одета, и вспомнила, где находится.
   Она спала в гулком "люкс-экономе", в гостинице у Третьего кольца. Лиза вывернулась из скрипучей кроватной сетки, жмурясь на яркое окно без штор. У изголовья пылился телевизор с одним каналом, а где-то под обоями с утра до ночи бубнил замурованный динамик.
   Лиза тронула ногой холодный шершавый пол. Ребята спали в смежной комнате, откуда не доносилось ни шороха. Где-то хлопали двери, лилась вода, но в "люксе" было тихо, не считая радио. Лиза нашарила под кроватью резиновые шлепанцы, обулась и прошаркала в душевую.
   Сбросив халат на кафель, она ступила в кабинку. Зажмурившись, повернула кран, и трубы зарычали. Душ не столько лил воду, сколько плевался острыми струями. Лиза вздохнула и выдавила в руку шампунь.
   "Самое противное, что ты богата", - подумала она. Даже знаменита, отчасти. А живешь в этой дыре, и спишь на дребезжащей сетке, и вода еле теплая, и напор по утрам никакой.
   Лиза приоткрыла глаз, и в него сразу брызнула пена.
   Кто знал, что богатство и слава могут быть так неприятны.
   - Мы купим новую квартиру, нет, всем по квартире, - сказала Лиза, вернувшись из банка, где обналичила первый гонорар. У нее тогда поломалась застежка на сумочке, а Макс не мог сложить пополам бумажник. Но, конечно, выяснилось, что на квартиру не хватит, тем более - на три. Даже разъехаться выходило дорого - куда дороже, чем они платили хозяевам каждый месяц. Нет, Максим нанял агента, они посмотрели несколько терпимых вариантов, но всё шило на мыло, тем более, ни в одном не было выхода на крышу.
   - Ладно, если так, - сказала Лиза, когда они договорились остаться. - Тогда купим новую мебель и всё здесь отремонтируем.
   - Я, в принципе, умею клеить обои, - сказал Дима.
   - Какие обои, вы что, не в себе? - спросил Макс. - Нет, вы делайте, что хотите, но я в этом участвовать не буду. Какой смысл быть при деньгах и что-то делать самому?
   - Блин. А правильно, - согласилась Лиза. - А то я уже подумываю, где найти время.
   - Нищенская психология, - сказал Максим.
   - Можно подумать, у тебя с детства слуги были, - сказал Дима.
   - Представь себе.
   - Ух ты. И как оно?
   - Что?
   - Когда слуги?
   Максим хмыкнул.
   - Воруют.
   И они наняли рабочих.
   Под телевизором, у розетки, заряжался ноутбук. За ночь в ее "Входящие" накапало 1706 сообщений. Все от незнакомых людей, почти все заглавными. "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!!!", "МОЛОДЕЦ!!!", "земля и небо отстой!!!!!!!11". "СДОХНИ СУКА!!!!!!!". Лиза отсеяла их по восклицательным знакам, как показывал Макс, и удалила всей пачкой, не читая.
   За окном темнел февраль, сырой и холодный. Нужно было где-то позавтракать, но искать кафе, открытое в шесть утра, ей не хотелось. Завтрак в гостинице в такую погоду выглядел даже привлекательно.
   Он состоял из плохо сочетавшихся закусок: соленые плавленые сырки, повидло в цветных коробочках, мохнатые дольки мандаринов. Лиза набрала всего понемногу и заварила чай.
   "Срочно найти ресторан на Третьем кольце", - думала она, выбирая, что съесть первым.
   Лиза очистила треугольный сырок от фольги, подцепила его вилкой и отправила в рот. На вкус он был ничего, только...
   - Привет.
   Она подняла глаза от блюдца. Напротив уселась незнакомая девочка, совсем юная, с плохо расчесанными черными волосами.
   - Привет, - ответила Лиза, сглотнув плавленый сыр. - Мы разве знакомы?
   - К моему несчастью, нет.
   - Почему?
   - Что? - спросила девчонка.
   - "К несчастью", - Лиза вскрыла коробку с яблочным повидлом и лизнула фольгу.
   - Ну... ты, наверное, очень разносторонний и интересный человек. Поэтому. Как-то так.
   Хмыкнув, Лиза ковырнула повидло. Девушка уставилась за туманное стекло, по которому вилась одинокая капля воды. Лиза жевала, а девчонка молча следила за каплей, не проявляя интереса ни к чему больше.
   - Так что? - спросила Лиза, допив чай.
   - А? - очнулась девушка. - В каком смысле?
   - Ну, ты же что-то мне принесла.
   - Я?! - девчонка широко открыла глаза, потом достала черный рюкзак и зарылась в него по локоть. - Ну, как-то не совсем, скорей... но сейчас...
   Она выложила на столик неровно скрепленный веер из принтерной бумаги.
   - Вот, это как бы повесть под моим авторством. Если я тебе, конечно, не мешаю. Жанр - постмодернизм. Тема - кризис молодежи в современном обществе.
   - Но при чем здесь я? - Лиза разжевала холодную дольку. После варенья мандарин казался ужасно кислым, и какая-то прожилка забилась ей между зубов. - Я же не издательство.
   - Ну ты же на телевидении! - сказала девушка. - Ты же там знаешь всех, если бы ты ее там покажешь, может, кому-то будет интересно, и по моей повести снимут фильм.
   - Да кого я там знаю, - беспомощно промямлила Лиза, но девчонка не слушала.
   - Смотри, допустим, они купят у меня права за десять тысяч долларов. Тогда пять тебе, а пять мне, так подойдет?
   - Честное слово, я ничем не могу помочь, - Лиза отчаянно пыталась выковырнуть языком застрявшую прожилку. - У меня никто не возьмет читать повесть.
   - Ну ладно, - девчонка устало глянула по сторонам. - В принципе, бери все десять тысяч себе, мне главное, чтоб меня услышали. И сняли фильм.
   "Когда ты научишься отказывать?", - устало думала Лиза, поднимаясь в номер с охапкой рассыпавшихся листов. Можно было включить Элизу, в принципе. Но толку? Элиза тоже взяла бы. Ей нравилось внимание.
   "Не умеешь, так научись хоть выбрасывать".
   Она выудила из-под кровати огромный хрустящий пакет, забитый почти доверху. Чужие тетради, распечатки, компакты, рисунки. Чьи-то мечты, надежды, подробные указания.
   "Как с почтой. Отобрать по восклицательным и удалить целиком", -- подумала она.
   И снова не решилась этого сделать.
  
   25 февраля 2005 года
  
   Острый перламутровый ноготь постучал у его ладони, звонко цокая по столешнице.
   - Ну что? - прошелестели в ухо. - Митяй, ты скажешь ей?
   В редакции были одни девушки. Раньше он как-то этого не замечал.
   А теперь жалел обо всех темах, что брал у них, о каждой полосе, которую уступали ему на время, обо всех конфетах, что девочки клали на край его стола.
   Душок интриги водился здесь и раньше. Наверняка. Обрывки шепота, захлопнутые окна сообщений, негласные стайки, группы по интересам и одежде. Внезапный Ксюшин уход и то, как Диму сделали редактором... что-то было, но в стороне, в области самого бокового зрения, которое редко встречается у мужчин. Особенно близоруких.
   Но теперь проблема вскрылась, она торчала у всех на виду: яркая, как фиолетовая помада, прозрачная, как черный свитер на голое тело, - проблему звали Аля, и она закончила журфак.
   Она и Дима в чем-то были похожи: оба попали в редакцию случайно, оба толком не знали, что здесь делают, но его любили, а ее - нет. Без всякого повода, казалось Диме, просто за то, что Аля не была парнем.
   - Должна же быть какая-то причина.
   - Ну, - девочки оглядывались друг на друга. - Ну вот ты кто по образованию?
   - Биомеханик.
   - Ну вот! И разве ты не понимаешь?
   - Нет.
   Все заговорили хором, не повышая голоса.
   - Она училась на журналиста! Как можно выучиться на журналиста?
   - Это всё равно, что сказать "я фотограф" или "я поэт". Даже хуже.
   - Это значит, человек вообще ничему не учился.
   - И считает себя выше других!
   За окном стелилась прозрачная тишина. Одинокая машина проплыла за поворот, блеснув красными сигналами. Дима уткнулся лбом в холодное стекло. Он заговорил, наблюдая, как слова расползаются пятном конденсата.
   - Получается, Михайловна не хочет ее увольнять, она попросила кого-то из вас. Меня она точно не просила.
   - Лена сказала, это может сделать кто угодно, если она кому-то не нравится...
   - Вот, а эта Аля ведь не нравится всем.
   - И кто еще ей скажет, ты же мужчина!
   Дима молчал. Испарина таяла на стекле, истончаясь по краям и улетучиваясь.
   - Ну и что? - спросил он, когда пятно исчезло.
   Девушки отвернулись, изобразив одинаковую гримасу. Они тихо засовещались, а Дима так и стоял у окна. Ему хотелось грызть ногти. У него чесалось в носу и между лопаток, но он терпел, чувствуя дамское присутствие, ожидая, когда нервные импульсы растают один за другим.
   Девушки снова заговорили хором:
   - Ну слушай, Митяй, ты же у нас самый честный.
   - Ты же всегда говоришь людям правду, всегда!
   - Кто еще скажет ей, как не ты?
   Она сидела за самой дальней перегородкой, там пылился древний "пентиум" с матричным принтером, который девочки назначили Але. Она не возражала. Она вообще мало говорила, и всегда не по делу - это, наверное, и злило остальных, решил Дима.
   - Какими ветрами? - спросила Аля прокуренным голосом, обернувшись ему навстречу.
   Она работала над чем-то, хотя пока ее не печатали. Все ее материалы застревали где-то у редакторов, но Аля работала и работала, добывая темы неизвестно откуда. Дима читал одну ее заметку: вещи лежат в женской сумочке, каждая олицетворяет черту характера ее хозяйки. Говорящие вещи. Неформат.
   На краю стола пылилась черная шоколадка, разломленная на осколки. Дима рефлекторно потянулся к самому мелкому, но Аля отодвинула шоколадку подальше.
   Так было не принято.
   - Говори давай чё-что.
   Его снова потянуло грызть ногти. Дима остановил руку на полпути ко рту, и она повисла у подбородка.
   - В общем, - искусственно проговорил он. - Тебя здесь почти все не любят. Хотят, чтобы ты написала заявление.
   - А ты?
   - Что я?
   - Ну, ты сам как?
   Аля подняла резкие брови, вытянула пыльную джинсовую ногу и стукнула носком сапога о системный блок.
   - Ч-черт, завис опять, - она покосилась на монитор и снова уставилась на Диму.
   - В общем, - снова замялся он. - Если честно, тебе вряд ли понравится здесь работать, раз уж так. То есть, ты тут не при чем, но в таких условиях...
   - Ладно, - Аля отвернулась и принялась размашисто собирать вещи. - Без проблем.
   - Если честно, я сам не знаю, что здесь делаю, - зачем-то сказал Дима.
   - Ничего, - успокоила его Аля. - Разонравится - найдешь себе что-нибудь. Даже я что-нибудь найду.
   Она встала и пошла, споткнувшись о ножку стула.
   "Сломанная кукла", -- подумал Дима. Еще одна.
   - Подожди, а написать... - сказал он, но Аля уже исчезла за перегородкой.
   - Всем пока, - донесся ее шершавый голос, и спустя полминуты хлопнула тяжелая дверь.
   Девушки пришли благодарить. Они спросили, заварить ли ему чай, но Дима не ответил. А так и стоял, держа вялую руку у подбородка.
   "Что-то поменялось", - думал он. И не сейчас, а вообще.
   И не просто, а насовсем.
  
   3 марта 2005 года
  
   Клуб на Чистых назывался "Место, ранее не имевшее названия". Кухня давно закрылась, кальянщик уехал, а расценки в баре Макса решительно не устраивали. Тем более, терминал не работал. Хотя диджей был неплох, и музыка тоже, но ровно в три все дружно засобирались куда-то, и зал опустел. Максим и сам ушел бы - если бы мог выдержать еще хоть ночь в этой засранной гостинице.
   - Слушай, ты же сказал, у тебя можно заночевать, - крикнул он в ухо парню с телестудии, которого тоже, кажется, звали Макс.
   - Можно! - ответил парень, хлопнув его по спине.
   - Но уже почти утро!
   - Да расслабься, тут как раз будет самое интересное. А ты не пьешь?
   - Нет. Дорого, неохота.
   - А, дорого, дорого... короче, тогда у меня тут есть один порошок, МДМ и ЛСД пополам с коксом, хочешь? Я всё равно не буду.
   - Не нужно, спасибо! - Максим затряс головой.
   Он до сих пор немного опасался их, ребят с телестудии, боялся их странных наркотиков, летучего нрава и спонтанных развлечений. Все знали "Z&N" и знали Макса, и относились к нему даже с избытком уважения, а он всё равно чувствовал себя чужим.
   В клуб забрело несколько девчонок, они повертелись у стойки, осмотрели пустой танцпол, расселись на табуретах и дружно закурили, стрельнув у него и второго Макса по сигарете.
   Максим извинился и побрел к шаткой лестнице, ведущей наверх, к туалетам.
   Он устал практически в говно, что было странно. Когда-то Макс не просто мог вынести ночь в клубном грохоте - когда-то он так жил, не мечтая ни о чем еще.
   В огромной туалетной комнате по углам стояло два унитаза, а у стены между ними - часы с маятником. Под ногами оседал мохнатый ковер.
   "Ты стареешь", - заметил Максим, разглядывая себя в зеркальной стене напротив.
   И не почувствовал ничего.
   У двери туалета его перехватил Макс, парень с телестудии.
   - Слушай, как насчет секса, не хочешь потрахаться?
   Максим открыл рот, не в силах подобрать ответ.
   - Короче, тут эта девчонка, я сказал ей, кто ты, все дела, и она ясно дала понять, что хочет забрать нас обоих домой. Она живет где-то, блядь, ну, в Пушкино, или хрен ее знает, в какой-то деревне здесь рядом. Поддерживаешь тему?
   - Нет. Спасибо, конечно...
   - Почему?
   - Ну, скажем, у меня кое-кто есть.
   - И что? - парень сунул ему под нос руку с обручальным кольцом. - У меня тоже.
   Макс вяло качнул головой.
   - Ну смотри, я-то по-любому еду.
   - А я куда денусь? - спросил Максим. - Ты же сказал, у тебя можно переночевать.
   - Ну боже мой, ну езжай с нами, у нее и заночуешь.
   - Ладно, - деваться было некуда. - Только без секса.
   - Как сам хочешь.
   Девочка ждала их у стойки. Длинноволосая, в серебристом платьице из блесток, простая и беззаботно пьяная. Она тут же взяла Макса под локоть обеими руками и щекотно зашептала ему в ухо:
   - А мне про тебя всё рассказали! Я хочу быть в твоем шоу.
   - Ты хоть знаешь, о чем оно?
   - Плевать, - девушка широко махнула рукой. - Хоть о чем. Обещаешь?
   - Ладно, - он сам не понял, что именно пообещал.
   - Ну? Поехали? Такси прибыло! - объявил второй Максим.
   - Кстати, его тоже зовут Макс, - сообщил он девочке, когда они втроем утрамбовались на заднее сиденье.
   - Классно, - мяукнула девушка, полузакрыв глаза. - Ты Макс, и ты Макс. Я сижу между двумя Максами... это на удачу.
   Она зевнула, положила мягкую голову Максиму на плечо и сразу уснула.
   - Куда едем? - спросил водитель.
   - В этот, как его, - отозвался парень. - Эй, Макс, разбуди ее. Как там называется этот ее Зажопинск?
   Близкая весна хлестала город мокрой тряпкой; пустые черные перекрестки неслись мимо, сверкая лужами и желтыми светофорами. Девчонка спала, больно уперев голову в ключицу Максима. Пиджак уже пропитался горьким ароматом ее духов.
   "Ладно", - думал Макс, - "отвозим ее домой, там сразу говоришь им, что хочешь спать. Потом идешь спать". Никакого пьянства. Никаких порошков. Никакого секса.
   - Эй, да, стой на секунду, - ожил впереди Максим номер два. - Вон там, у магазина, притормози?
   Огромный супермаркет был пуст, его яркие лампы, рассчитанные на тысячи покупателей, сияли как день, вызывая у Макса сонливость. Девочка осталась в такси, в качестве залога.
   Второй Макс был полон сил. Он ракетой пронесся между рядами и явился на единственную ночную кассу с бутылкой шампанского в каждой руке.
   - Карточку примете?
   Сонная кассирша молча указала ему на табличку: "ТЕРМИНАЛ НЕ РАБОТАЕТ".
   - Ну вот, - второй Максим расстроился, но быстро нашелся. Он повернулся к Максу. - Слушай, буквально до завтра, займешь чуток? Я честно, ну вообще без налички.
   - Я тоже, - Макс уныло вынул кошелек и протянул оставшиеся купюры. Он глянул на ленту и обмер.
   - Супер, офигенно. И пакетик, - Максим номер два сунул его деньги кассирше, затолкав остаток себе в карман. - Я пока оставлю, мало ли, всё равно потом полностью рассчитаемся. Кстати, насчет секса ты все-таки поразмысли!
   Макс только кивал, беспомощно глядя по сторонам. Ему хотелось исчезнуть.
   "Господи", - мысленно твердил он по дороге к машине, и в такси, и до самого пригорода. "Два парня в три часа ночи берут шампанское и презервативы. Баба на кассе, и охранник, что они подумали?"
   "Нет", - решил Максим, когда машина остановилась где-то в непроходимой глуши, у полосатого шлагбаума. Нет, после такого меня уже не смутишь ничем.
   - Ох, ни хрена себе, - подал голос Макс номер два. - Ни хрена себе.
   Это был закрытый поселок. Охрана с тупоносыми автоматами быстро заглянула в окно и пропустила их дальше. Такси вильнуло на боковую улочку, подпрыгнуло на ухабе и встало у чугунных ворот. За ними сиял гигантский особняк.
   - Ну вот, - пробурчала девушка, сонно улыбнувшись Максиму. - Вот мы и дома.
  
   3 марта 2005 года
  
   - Опять рабочие не смогут закончить вовремя, - сказала Лиза, но он не расслышал.
   - Да, и сортир был просто огромный. Как стадион. И это только на первом этаже...
   - Я оценила размах, - перебила она, глядя в густые заросли, где кричали птицы и журчала вода. - Ты был сильно пьян?
   - Нет, я... при чем здесь? - Максим недовольно сморщил лоб. - Нет, к твоему сведению - нет. Этот пень - это стол, правильно? На нем писать можно?
   Они сидели в "Косметологии и красоте", в центральном холле, который был декорирован под джунгли с размахом дорогой клиники. Шумел водопад, мешая разговаривать. Повсюду кипела и клубилась в тяжелых кадках маслянистая зелень. Отовсюду верещали птицы, и Лиза отчаянно надеялась, что это лишь запись, которая не кинется тебе в лицо и не станет гадить на голову.
   В зарослях тут и там виднелись островки из нескольких пеньков, а между ними стояли кожаные шезлонги, похожие на кресло стоматолога. Где-то в лабиринте темных лиан имелся и буфет, но там давали только чай - поваляться в шезлонге, расслабиться, отдохнуть после долгих процедур.
   А Лизе хотелось есть.
   Еще на витрине лежали маленькие пирожные, но сладкого ей было нельзя.
   Кожа Лизы горела огнем после жесткого пилинга. С ее зубов ободрали камень, и между ними гулял ветер.
   И главное, зачем? Для чего, если на видео ее лицо можно отредактировать как угодно? Да-да, "ты появляешься не только на видео", спасибо, Макс.
   - Короче, с утра выясняется - этот гад уехал, причем накануне он занял у меня все деньги, - снова подал голос Максим. - А девочка сделала мне кофе и купила билет на электричку. Хорошая, в общем, девочка... кофе, правда, дерьмовый был.
   Лиза не ответила.
   "И с какой стати меня это злит", - подумала она. Кто я ему такая... ну да, он пропал с утра, а у нас важный период, но у нас теперь постоянно важный период... да и Максу надо бывать где-то, в гостинице он уже варится живьем. Черт, когда эти суки закончат ремонт?
   - Ты знаешь, - сказала Лиза. - При всех наших деньгах, я до сих пор не купила себе ни одной новой вещи. Не тащить же в гостиницу.
   Макс поднял брови, не отрываясь от бумаг.
   - Если что-то нужно, гардероб на студии в твоем распоряжении.
   Вот и всё. Так для него решалась эта проблема. Как будто в этом гардеробе было что-то, кроме гиперконтрастных съемочных нарядов... и вообще.
   Ведь правда, Лиза теперь появлялась не только перед камерой. И не только перед своей камерой, раз на то пошло. Она брала подработки. Ходила гостем на чужие шоу. Снималась в рекламе.
   - Всё, что, ты есть, и всё, что ты делаешь, это имя, - повторял Максим. - А имя кормит.
   - Кого-то цитируем? - ехидствовала Лиза.
   Макс, который цитировал Бергалиеву, дулся и уверял, что не цитирует, а передразнивает.
   "Имя", - думала Лиза. Вот и всё, что ты есть.
   Даже у этих рекламщиков она подслушала, что они "не могут позволить себе более серьезное имя". Еще бы. Какой-то поганый йогурт.
   Она усмехнулась про себя. Раньше ей казалось, что слава - это когда ты всем нужна. Когда все, типа, жить без тебя не могут. На самом же деле им была нужна не Лиза, а какие-то ее посторонние свойства; как у палки особой формы, которой удобно чесать спину. И если бы они потянулись за палкой и ее не обнаружили, в этом Лиза была уверена, они почесались бы о первый удобный забор без всякой тревожной мысли. Разве что Максим... да и тот до поры, а стоит ему встретить пьяную девочку, которая отвезет к себе домой...
   "Нет", - подумала она. Только не говори, что ты ревнуешь. Это бред. Наоборот, ты должна радоваться. Ну-ка, быстро.
   - Так что там эта девушка... как ее зовут? - фальшиво спросила Лиза.
   - А? - спросил Макс. - Которая Аня? Здесь банковская подпись или обычная?
   - Обычная. Так что там вообще... что она вообще...
   - Я же тебе говорю... мы приехали, я сразу пошел спать. Зашел только в туалет. И просто офигел. Там... там, в общем, и шкафы какие-то, и ванна... джакузи, все дела...
   - Уф... - Лиза откинулась на тяжелый лежак. Над головой висели пальмовые листья. Пластик, определила она. И птицы. И водопад еще. Всё здесь искусственное. Как ты сама.
   - У вас не конфиденциально? - Дима с треском вошел через целлофановые заросли. - О чем это вы?
   - Об огромных туалетах, - устало ответила Лиза.
   - А, - он улыбнулся. - У них здесь тоже ничего. Весь из зеркал... я еле дорогу нашел.
   - Так, давайте не отвлекаться, - Максим подтолкнул к Диме стопку договоров. - Вот твоя часть, бери и заполняй.
   М-да. Лиза достала сигарету и огляделась по сторонам. Вот еще одна сторона богатства, о которой не говорят. Откуда ей было знать, что придется заполнять и подписывать столько бумаг. Сплошные договоры, контракты и соглашения. Банковские документы. Акты. Бланки. Декларации. Интеллектуальная собственность.
   Вскоре она не выдержала, и теперь Дима с Максом расписывались за нее.
   Лиза стряхнула пепел в единственную кадку с живым растением. "Вот так, цветочек", - подумала она. Привыкай. Добро пожаловать, знаешь ли.
   - Простите... Элиза? - прошептали у ее уха. Лиза вздрогнула и чуть не обожглась.
   Рядом стояла неинтересная девочка в белом халате.
   - Как вам не стыдно? - Лиза была возмущена. - Хоть минуту я могу от вас отдохнуть?
   Девочка побледнела еще больше.
   - Простите, но у нас здесь курить нельзя, понимаете?
   - Ладно, хорошо, - Лиза хмуро уставилась перед собой, глядя на тлеющую сигарету.
   - Пожалуйста, - девушка продолжала топтаться у ее локтя. Она помахала рукой вокруг - Честное слово. Огнеопасное. Нас... нас пожарная оштрафует.
   Лиза раздавила окурок о край вазона и протянула девушке. Та взяла его двумя пальцами и растворилась в ненатурально шуршащих зарослях.
  
   14 сентября 2005 года
  
   - Итак, первый номер в комнате. Это не он, правильно? Не подсказывайте, я сам угадаю.
   - Не он... это другой, сексоголик.
   - Сексо-ЧТО? Обычный парень с коллекцией, извините, порнухи, читает слишком много современных авторов - и вы поместили его в отделение?
   - Это серьезное заболевание...
   - Что? Онанизм? Вы по советской энциклопедии работаете? Или по телевизору слышали?
  
   3 июня 2005 года
  
   Экраны повсюду. Везде сияют эти громадные панели - на стенах, на крышах, посередине дороги на железной ноге. Тени дробятся в их призматических бликах, длинные и прозрачные, как осколки стекла.
   Я шел из центра, уставший, голодный, по-прежнему без места в изменившейся реальности, и под ногами плясали разноцветные полосы, а по сторонам беззвучно зверствовала реклама. Ноль процентов. Ноль забот. Ноль копеек минута. Счастливо пляшущий мир, обитатели которого даже не притворяются, что существуют на самом деле.
   До 7-го оставался час пути. А мне нужно было вымотать себя перед сном.
   Я только вернулся. Мои привычки, обязательства и зависимости облетели с меня в дороге, как листья на осеннем ветру. Я нашел улицу, нашел дом, поднялся на черный ход, пробрался через балкон. Нашел квартиру. Она была на месте.
   Тогда я решил отпраздновать.
   Не скажу, чтобы мне хотелось вернуться к прежней жизни. Мне нужен был только символ. Воспоминание, и ничего кроме. Одна сигарета. Одна бутылка пива.
   Вывески на Горизонте - сплошь игровые автоматы и салоны мобильной связи. Я с трудом разыскал продуктовый, взял бутылку светлого, зажигалку и глянцевую пачку. Вынул одну сигарету, остальные смял и выбросил.
   Когда я вернулся на кухню, от предвкушения у меня дрожали руки, и бутылку пришлось установить на полу.
   Я распахнул окно и шкаф, откопал в сушилке пыльное блюдце. Ни открывалки, ни кружки среди посуды не было. Я открыл пиво вилкой и налил его в обычную чашку. Оно шипело, и воздух наполнился горьким ароматом. Посидев минуты две в тишине, я решился. Опрокинул в себя чашку светлого, прикурил сигарету и торопливо затянулся несколько раз.
   И не случилось ничего.
   Как странно я себя чувствовал. Дым не принес ни тепла, ни бодрящей тошноты. А пиво... сначала я решил, что оно испорчено. Дело не в горечи, не в кислом послевкусии - я как будто выпил что-то, для этого совсем не предназначенное.
   Но я не сдался так запросто. Мне хотелось распробовать и вспомнить, хотя бы на вечер. Я налил еще чашку, выпил, снова затянулся.
   И опять ничего особенного. Больше, чем ничего. Во мне вдруг обозначилась пустота.
   Предметы вокруг, мысли, воспоминания, прошлое и настоящее - всё неожиданно потеряло смысл. Только что он был рядом - и вдруг ускользнул, и больше не удавалось вызвать его в себе. И я остался пуст, как деревянный ящик. Я слушал и не мог определить, дышу ли еще, бьется ли у меня сердце. Я искал пульс и не мог нащупать.
   Терпеть это было невыносимо.
   Желтизна на дне чашки. След пены на ободке. Гнилая вода.
   В следующий миг я оказался над унитазом, бросил туда недокуренную сигарету - пс-ст! - и скорчился в судорогах, но смог выдавить лишь кисло-горькую отрыжку. Тогда я сбежал в комнату и скрылся под одеялом. Время шло, но постель не грела, в ней было так же мертво и пусто, как повсюду в новом мире.
   Точно не помню, когда я уснул.
   Наутро мне стало легче. Стараясь не дышать, я выплеснул остаток пива в мойку. Хорошо умылся, заварил лапши и перекусил. Окно стояло нараспашку всю ночь, и квартиру целиком затопил уличный летний воздух.
   Я сунулся в туалет. Там, в унитазе, еще плавал окурок, а стены отдавали табачным дымом.
   Я замер, потому что в голове у меня творилось что-то странное.
   Во мне горело неприятное воспоминание, но его перекрывало другое. Частично я помнил, как обшаривал себя, пытаясь найти признаки жизни, как стоял на коленях перед унитазом, выдавливая через горло эту мерзкую пустоту. Но другой голос, еще один призрак вчерашнего дня, шептал, что мы провели время неплохо, даже очень. Просто я не распробовал, не дал себе насладиться покоем, а ведь какой славный был покой. Стоило попытаться еще, говорил этот новый уголок разума, и увидишь, как всё отлично, и пиво уже подействует как надо, и табак. Я помнил горько-кислую оскомину - и в то же время припоминал, что она не так уж кисла, и не так уж горька, и что-то в ней определенно есть. Нужно только распробовать.
   А главное, новый голос обещал мне, что я вернусь. И всё снова будет хорошо. Как бы я ни страдал, что бы ни случалось раньше - всё закончится, и останется лишь покой.
   Еще одно воспоминание блеснуло сквозь эти путаные чувства, и мне стало не по себе.
   Голос был мне знаком. Это он приходит недалеко от черты. Именно его слышишь перед тем, как попробовать самоубийство. Граница мира всё ближе, и за ней черно. Нечем заняться, некуда пойти, трудно дышать - и вдруг мысли о покое. Настоящем покое. Мягком, холодном, уютном, как долгожданная постель. Мысли приходят робко, но крепнут и быстро набирают силу, и ты уже мечтаешь о нем, и с трудом выносишь мир, не дающий тебе уснуть.
   Не очень хотелось пройти это снова. И я сбежал.
   Мой дальнейший путь кажется теперь хаотичным зигзагом, но я точно помню, что у меня была цель.
   Главное - не стоять на месте.
   Я бросил квартиру незапертой и проскакал через балкон, осторожно перебирая ногами. Я ссыпался вниз по ступенькам и вылетел наружу через тяжелую дверь.
   Город устроен как паутина. Не получается идти наискосок - тебя всегда несет по спирали. Дома быстро мельчают и ложатся в тесные улицы, и ты сам не замечаешь, как выходишь на площадь.
   Это была воронка.
   Я рванул прочь из центра, не сворачивая нигде, даже когда асфальт растрескался и совсем иссяк, и под ногами захрустел гравий, а потом - мягкая пыль. Я миновал последний скверик, и город кончился - передо мной тянулись одни желтые поля, отчерченные посадками. Сосны, дикий клен, сухой треск кузнечиков и нытье летних мух. Чертовы джунгли. Мои ноги были стерты, а шею и спину неприятно покусывал грязный пот.
   Тогда я развернулся и пошел назад.
   Иначе никак. Я уже бывал там. Мне не хотелось снова бежать. Мне хотелось вернуться - но теперь я сомневался, что это будет легко.
   Опять же, снова появился голос.
  
   14 сентября 2005 года
  
   - Ну вот, остались ты и я. Короче, приснилось под утро: какой-то краб, непонятно что - и р-раз меня за член. А сегодня доктор мне стекляшку туда засунул, как дернул - аж слезы из глаз. Как бритвой полоснул. Вещий сон. А еще говорят, их не бывает.
  
   28 марта 2005 года
  
   На самом деле это оказался не "вечер под звездным небом", что бы ни писали в матовом приглашении. Нет, ресторан был громадным, он занимал весь тридцать пятый этаж, и у него имелась площадка с видом на площадь, но туда не пропускали - слишком холодно, ветер, осадки, да и само здание еще строилось, и где-то внизу до утра вяло рычал перфоратор.
   - Скажите, а вот участки здесь, - Дима обратился к незнакомому гостю, пытаясь начать разговор с кем-нибудь. Тот был невысокий, весь какой-то землистый, с тяжелым животом. В его шее тонула золотая цепочка, а у локтя болтались расстегнутые часы.
   - А? - спросил гость.
   - Вот земля здесь. Наверное, каждый лоскуток дороже золота?
   Гость дернул ухом и отозвался, глядя куда-то поверх голов.
   - Золота? Кто ж сейчас золото... сейчас нефть, - он шагнул к подносу с бокалами и сразу потерялся среди других гостей, таких же землистых и полных.
   Ни с кем не удавалось поговорить. Лиза предупреждала, что интересного будет мало. А он и понятия не имел, насколько.
   Ей теперь отовсюду носили эти приглашения, три-четыре за день. Фуршеты, балы, показы мод. Отели и рестораны с охраняемой территорией. У этого даже входа снаружи не было, только из-под земли, где стояли машины.
   Лиза дважды сходила на званый ужин и заявила, что третий вынести не сможет. Теперь ее приглашения валялись горкой среди бумаг, которые сортировал Дима. Когда ему стало жаль выбрасывать одну за другой карточки с тиснением, он спросил, можно ли пойти вместо нее.
   Теперь он знал, почему Лизе здесь не понравилось.
   Было скучно. Играла музыка, но одинаковые гости не замечали ее. Вокруг них топтались девочки, красивые, загорелые, в блестках и золоте, - но девушек тоже мало кто замечал.
   В основном гости ели. И пили шампанское, такое кислое, что Диме пришлось запить один глоток литром холодной воды.
   Дима успел поужинать дома, но решил, что здесь как в дикой природе: в стаю принимают только после того, как что-то съешь. Он пошел к ближнему столику, где работал официант, гладкий и твердый, похожий на столовый нож. Официант аккуратно вскрывал и раскладывал устрицы, по две на блюдце, -- крак-крак, -- одну за другой.
   - Слу-ушайте... - протянул Дима. - А я ведь столько про них читал, и в кино... И никогда не пробовал.
   - Прошу, - нож-официант пододвинул к нему порцию экономным жестом.
   Дима взял квадратное блюдце, и две устрицы моментально съехали к самому краю. Что-то закапало ему под манжету. Дима выругался, облизнул запястье и спросил официанта:
   - Вы не подскажете, как...
   - Смотрите, - тот, не глядя на Диму, взял у него раковину и подрезал мясо с нескольких сторон. - Вот так. Теперь выпейте как из пиалы, жевать не надо.
   - А оно... она не живая? - Дима взял устрицу двумя пальцами. Она подрагивала, словно желе.
   - С открытой раковиной не живут. (Крак-крак).
   - А... - Дима кивнул на половинку лимона.
   - Лучше не надо. (Крак-крак). Тонкий вкус, убьете лимоном.
   Дима кивнул, закрыл глаза и вылил устрицу прямо в рот.
   - М-м, - он сглотнул.
   Нож-официант коротко глянул на пустую раковину.
   - И как вам? (Крак-крак).
   - М-му... - Дима еще раз глотнул и перевел дух. - Ну, вообще ничего. Похоже на это... забыл... в детстве по праздникам было... не помню, какие-то рыбные консервы.
   Он повертел раковину в пальцах, трогая сложный хитиновый узор.
   - А ракушка красивая. Можно, я возьму с собой?
   - Конечно, - официант совершенно не удивился. - Оставьте здесь, я помою и заверну.
   "Видно, догадался, что я село", - решил Дима. Он установил тяжелое блюдце на столик и побрел куда-то в сторону подиума, гонимый неловкостью.
   На сцене выступала группа из двух музыкантов и пары девушек в лифчиках и серебристых шлемах. Они пели советский хит в электронной обработке, и Дима изо всех сил углубился в память, стараясь отыскать название. "Муса Манаров на орбите". Точно.
   "Интересно, это транс или хаус", - подумал он. Спросить бы Макса.
   У подиума всё-таки собралось несколько гостей - мужчины отдельно друг от друга, а их модели-спутницы - тесной кучкой. Девочки поднимали руки и виляли бедрами, прохладно глядя в пустоту. Кавалеры тоже исполняли какой-то необычный танец - они приседали, стараясь не потревожить живот, и рисовали локтем невидимую восьмерку. "Муса Манаров на орбите" закончился длинным аккордом, и все подняли руки вверх. Музыканты раскланялись, прошли в зал и тоже направились есть.
   "Хоть с этими поговорить бы о чем-то", - решил Дима и потянулся за ними.
   И снова ему не повезло.
   Тот, который пел, в желтом костюме и пятнистом галстуке, вообще не хотел говорить. Он дважды притворился, что не слышит, а потом ушел с одной из моделей. Дима подошел к гитаристу, которого больше интересовали не женщины, а пища и вино.
   - Прости, друг, - отозвался тот, подняв ладони. - Руки жирные, никаких автографов.
   У гитариста был зеленый костюм и длинные волосы. Он умел очень интересно смотреть: в точку чуть выше глаз собеседника, отчего сразу казался при деле и становился важнее.
   - Да нет, - сказал Дима. - Я просто.... Хотел спросить. Как называется ваша группа, и всё такое.
   - Группа называется "Муса Манаров на орбите", странно, что ты не слышал, когда нас объявляли. Хотя звук тут... - гитарист отхлебнул из бокала и неодобрительно причмокнул.
   - Подождите... э-э... я думал, это песня "Муса Манаров".
   - Да. Это наша песня.
   - Ого! Ее же этот пел, ну, в восьмидесятые... Это он и есть, что ли? Ваш вокалист?
   - Кто, Жора? - музыкант засмеялся. - Не, ты чё. "Муса Манаров на орбите". Это наша песня. Мы ее купили и поем. Отсюда наше название.
   - А-а, - Дима поскреб в затылке. - Но когда вы играете что-то другое, можно запутаться.
   - Другое? Чё другое? Другого у нас нет.
   - У вас только одна песня?
   - Конечно. Мы чё, миллионеры, по-твоему?
   Гитарист "Мусы Манарова" допил вино, закурил коричневую сигарету и отвернулся. Дима извинился ему в спину и побрел обратно. "Странно у них всё", - думал он. Или это у меня под утро голова не соображает. Дима решил найти кофейный столик, выпить кофе напоследок и вызвать такси домой.
   Он и кофеин были старыми друзьями со времен тракерства. Вторым другом у него тогда значилось пиво. И амфетамины. Дорога и копоть. Милые старые зависимости.
   Девчонка в костюме официанта, моловшая кофейные зерна, оказалась ходячей рекламой кофе. Она топталась на месте и носилась вокруг аппарата, непрерывно что-то делала руками и моргала всегда дважды. Едва Дима успел открыть рот, она задала ему сразу три вопроса:
   - Сорт и помол знаете? С сахаром, сливками, без? Вам у нас нравится?
   - Нравится, - сказал Дима. - А какой самый лучший?
   - Ну-у, в конечном итоге, у нас любой самый лучший. Вот если вы хотите дорогой, тогда это "копи лювак", настоящий "копи лювак" у нас, могу вам сделать, сделать вам?
   - Конечно.
   Кофейная девчонка быстро высыпала зерна в машинку, нажала кнопку, вынула маленький черпак и прижала молотый кофе чем-то вроде катушки, не прекращая жестикулировать и моргать:
   - Вам сделать много пены или нет? Маленькую чашку... "Лювак" распробовать надо, по большому счету, лучше сначала маленькую, а то, знаете, экзотика - а вы в группе играете? Видела, вы стояли с ними возле сцены, я вообще такое не люблю, совок этот, не обижайтесь, если что.
   - Нет, - сказал Дима. От ее беготни у него перед глазами плескались невидимые волны. - То есть, нет, не обижаюсь. И не играю в группе, это просто так.
   - Ваш кофе, приятного, - девушка вручила ему крошечную чашку.
   Кофе оказался крепким и очень густым. Дима попытался сглотнуть его целиком, но "копи лювак" не поддавался так запросто.
   - Вот сейчас, подождите, - неутомимая девчонка сунула длинный ноготь ему под нос. - Я быстро вам расскажу, "копи лювак" делается из зерен, которые прошли желудок пальмовой циветты, это такая кошка, по большому счету. Если вот сейчас вы осторожно вдохнете через нос, вам раскроется его особенный животный аромат, попробуйте! Получилось?
   Испуганный Дима проглотил остаток кофе вместе с гущей и уставился в чашку.
   - Это как же... - теперь он изо всех сил пытался забыть животный аромат. - Из... ну, из какашек эти зерна, что ли, делают?
   - Нет, ну их очищают, - девушка была смущена. - Вы прямо скажете, а иначе как, весь желудок ей что ли вырезать?
   Диму вдруг осенило.
   - Это скорость, да? - тихо спросил он. - Точно! Амфетамины?
   Кофейная девочка замерла и дважды моргнула.
   - Не знаю, о чем вы, - сказала она. - Приятного вечера, идите, пожалуйста.
   - Сейчас утро, - сказал Дима. Он поставил чашку и побрел через пустеющий ресторан, ища глазами выход.
   У лифта его поймал официант-нож.
   - Одну секунду, - сказал он, вручая Диме маленький твердый сверток. - Ваше.
   Дима развернул бумагу. Внутри лежала устричная ракушка.
   - Спасибо.
   Но официант уже исчез.
   "Странные всё-таки люди", - подумал Дима, вытащил телефон и набрал такси.
   Рассказать бы Синице.
   Он попробовал вспомнить ее и опять не смог.
  
   5 апреля 2005 года
  
   - Нужен таймер, - сказал Максим. - С обратным отсчетом. Электронное табло, цифры какие-нибудь. Что-то в этом духе.
   - Зачем? - спросила она.
   - Ну, как еще, каждая минута обходится в пару сотен баксов. Нужно видеть. Чтоб лучше ориентироваться.
   - А как это поможет?
   - Да смотри... а, ладно, к черту.
   Если откровенно, подумал Макс, ему просто хочется знать, сколько времени осталось и когда это кончится.
   В самой глубине души он всё равно боялся. Максим старался выглядеть как профессионал, думать и чувствовать, как профессионал, но где-то под кожей его трясло. Лиза называла это "сценической лихорадкой", и говорила, что сама испытывает ее всякий раз, каждую неделю. И остальные люди в объективе чувствуют себя так же. Она заставила его выкурить подряд две сигареты и выпить глоток коньяка, но Максу стало только хуже.
   - Ладно, не переживай, всё будет хорошо, поверь на слово, я это делала сто раз, - сказала Лиза. Тоже нервная, -- заметил он.
   И самое глупое - это была его идея. Здесь всё было его идеей. По крайней мере - всё, что сделало "Zemlю&Nebo" зрелищным, модным и успешным - всё придумал Максим. Три гостя сразу, и новый сценарный шаблон, и голосование по SMS в реальном времени - кстати, одно из первых таких, и главное...
   - Прямой эфир, - захрипел мегафон голосом режиссера. - Всем приготовиться: три, два...
   И погасла рампа, и на мониторах полыхнула заставка шоу: "Земля!", вспышка, "Небо!", вспышка, "Zemlя&Nebo", - под грохот музыки завертелся сумасшедший калейдоскоп.
   - Добрый вечер, дорогие зрители, и добро пожаловать в нашу студию, это "Земля и небо", с вами Элиза Фрейд, - заговорила Лиза, шагая навстречу камере, спускавшейся на платформе из-под высокого потолка.
   "Штатив хреновый", - думал Макс. Еще навернется. Заменить. И лучше всю платформу.
   - Итак, в прошлом выпуске, - сказала Лиза, и на большом экране вспыхнула картинка, подготовленная заранее. Счастливая гостья на карнавале во Франции. Какой-то невезучий парень, якобы с водобоязнью - его закрыли в стеклянный куб и опустили в подсвеченный колодец, откуда, со дна, он дал интервью. Еще один любимец публики, который отправился в Бразилию, в подлинное индейское селение; и всё это требовало кучи денег, на всё нужны были спонсоры, которых тоже находил Макс. И это он придумал, чтобы каждый личный рай, каждый персональный ад, куда отправлялись гости по решению зрителей, был максимально зрелищным и главное, подлинным. Реальное селение, реальный колодец, реальный Париж. Живые крокодилы, настоящие вертолеты, пожары и гоночные треки.
   Сюжет закончился, и позади камер зажегся красный сигнал. "ПРЯМОЕ ВКЛЮЧЕНИЕ".
   "Никуда не годится", - думал Максим. Просто ни к черту. "Прямое включение", кто вообще так говорит? Заменить, обязательно заменить.
   Теперь Макс видел студию изнутри, и его не устраивало решительно ничего. Посадочные места для публики, которые были так убоги, что их приходилось давать только панорамой и только во фронт. Проходы для камер, в которых постоянно кто-то норовил забыть кабель или трос. Гостевые кресла, отвратительно твердые, пластмассовые, как сиденья в трамвае. Всё здесь нужно было менять. Всё смотрелось безобразно.
   - А теперь, дорогие зрители, поприветствуем нашего первого гостя: это Сергей, двадцать четыре года...
   Ну, или почти всё. Кроме Лизы. Она была как дома. Она была собой, и она играла с ними. Как Лиза играла! "Моя умница, я всегда знал, ты великолепна", - думал он.
   Горячий луч прожектора скользнул по его лицу, и Максима передернуло.
   Спокойно. Теперь у него стучали зубы. Спокойно.
   "Помни, эфир не такой уж прямой", - говорил он себе еще и еще раз. Между реальностью и кадром задержка в пять секунд. Даже когда ты в объективе, можно делать всё, что угодно. Кашлять. Чесаться. Ругаться. Ковыряться в носу. Они это вырежут. Заглушат или запикают. Сменят камеру. Дадут короткую заставку.
   Главное, не дольше, чем на пять секунд.
   Капля пота неторопливо сбежала Максу за шиворот и теперь путешествовала между его лопаток. В животе творилось что-то невообразимое, а мочевой пузырь готов был разорваться. Моментальная смерть от септического шока. Может, так даже лучше.
   Лиза предупреждала его обо всем этом. В студии был дикий холод, но она сказала, что под рампой станет жарко. И про туалет она упоминала. "Ходи, не ходи, это без толку. Скажешь пару слов в камеру, и сразу всё пройдет". И Максим даже верил, что всё пройдет. Неясно было только, как. Не хватало обгадиться в прямом эфире.
   Сергей поднялся с места и поклонился. Загремели стройные аплодисменты.
   "Неужели это всё?", - лихорадочно думал Макс. Неужели так быстро?
   Да. Лиза объявила вторую гостью. А он даже не следил за голосованием. Что получил от зрителей первый гость? Землю или небо? Рай или ад? Картинка на экране уже сменилась, и теперь до конца шоу остается только гадать. Если "земля" - там, кажется, было что-то с электричеством. Терпимый бюджет. Если "небо"... черт его знает. Какая-нибудь путевка. Или аренда ночного клуба. Все хотят примерно одного, и каждый готов пройти любую пытку - всё-таки, им за это платят.
   А ему - нет.
   Максим был третьим и последним гостем. Он месяц уговаривал Лизу показать его в шоу, якобы, чтобы взглянуть на процесс изнутри, а на деле - здесь ему выпадал последний шанс.
   Когда за него проголосуют - а Макс не сомневался, что получит "небо" - и звезда эфира, любимица зрителей, красавица и психолог Элиза Фрейд спросит его о самой главной, самой большой и сокровенной мечте ...
   Он скажет, что мечтает о ней. Что любит ее и сделал всё это ради Лизы, ради нее и только.
   Скажет это перед миллионной аудиторией, и тогда Лизе некуда будет деться.
   "Блядь, скорее бы", - думал Максим. Как на приеме у стоматолога. Давайте же. Три, два, один, и покончим с этим.
   "Три-два-один", - повторил он. Давайте. Три-два один.
   Вдруг желудок успокоился, и Максу стало легче.
   - А теперь, - объявила Лиза. - Я хочу представить вам человека, без которого это шоу просто не могло бы состояться, которого я давно знаю и который мне действительно дорог - встречайте: НАШ ПРОДЮСЕР, МАКСИМ!
   Канонадой пальнули аплодисменты. Все камеры и прожектора смотрели теперь на Макса, но это больше не имело значения. Он решился.
   - Здравствуйте, Элиза, - сказал Максим. - Очень приятно находиться здесь.
   Аплодисменты, крики, свист. Без табло и сценариев. "Рады мне просто так", - подумал Макс. Он был на высоте. Никогда в жизни ему не доводилось испытать такой восторг. Он бредил от счастья. Лиза что-то спрашивала, и Максим отвечал со всем остроумием, со всем обаянием, на которое был способен.
   Он разболтал даже больше, чем собирался. Рассказал о детстве. Отпустил пару довольно резких шуточек в адрес отца. И своей работы. И вообще, своей жизни. И они смеялись. Они радовались. По всей стране, по всему миру они набирали бесплатные сообщения и жали на кнопку. Максу даже незачем было смотреть на монитор - он чувствовал кожей, как растет столбик его "Неба", его всеобщего признания.
   - Ита-ак, - сказала Лиза, глядя на Максима с чуть растерянной улыбкой. - Если вы не успели проголосовать, напомню, у вас осталась одна минута, а пока давайте посмотрим наши цифры!
   Ослепительно улыбнувшись ей в ответ, Макс повернул голову к монитору...
   И обомлел.
   0:59
   Zemlя: 12 985
   Nebo: 23
   Последние три цифры не видны. Дебильный счетчик. Тоже заменить.
   0:47
   Zemlя: 12 992
   Nebo: 23
   Что-то у них серьезно не заладилось.
   0:25
   Zemlя: 13 002
   Nebo: 25
   - Ну-у... - сказала Лиза в камеру с той же нетвердой улыбкой.
   0:10
   Zemlя: 13 015
   Nebo: 26
   - Похоже, мне придется спросить у Максима...
   0:04
   Zemlя: 13 019
   Nebo: 26
   - ...что же пугает его БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ?!
   Дзин-нь! Счетчик замер и вспыхнул адским пламенем.
   0:00
   Zemlя: 13 023
   Nebo: 26
   !! Zemlя Zemlя Zemlя !!
   Взревела музыка, которую Макс едва услышал. Он не мог думать, не мог дышать, только сидел и пялился на огромный экран, где красными огнями цвел его приговор.
   - Итак, Максим? - резкий голос Лизы привел его в чувство.
   Макс обнаружил, что сидит на жестком табурете, что прожектора невыносимо ярко светят ему в лицо, а навстречу ползет камера.
   - Что же? - повторила Лиза. Потом не выдержала и скорчила ему сердитую гримасу.
   - Я... не знаю.
   Его скрипучий ответ громким эхом пронесся от монитора к монитору. Еще пять секунд - и он прозвучит из каждого телевизора, по всей стране.
   Перед миллионной аудиторией.
   - Ну же, - сказала Лиза и незаметно потрясла кулаком, стиснутым до белизны.
   Перед эфиром он сказал ей, что подготовился на оба случая. Это была неправда.
   - Я... - сказал Макс. Чужой голос. Собственно, не голос, а детское блеяние.
   Он сглотнул и заговорил, шелестя пересохшим горлом:
   - Я боюсь остаться один.
   Это было всё, что он смог придумать.
  
   5 апреля 2005 года
  
   - И что это значит, мать вашу? - Тамара Владимировна Бергалиева, директор "Мега-44-го", в прошлом балерина, умела обрушить на собеседника гнев, не меняя тона голоса и выражения лица. - Что за публичная демонстрация влечения?
   Максим не ответил и не поднял глаз. Лизе было жаль его. И обидно за себя. Они с Максом делали шоу сами. Директриса - не участвовала никак, только зажимала деньги и тряслась за прибыли.
   Они стояли и молчали. Бергалиевой, впрочем, ответ и не требовался.
   - Если бы не паблисити, ты был бы сразу уволен. В каждом журнале. В каждой газете. "Элиза и продюсер", "Новый бойфренд Элизы". "Он боится остаться один". И новый эфир через неделю. Как в связи с этим мне с тобой поступить?
   - Бля, отправьте меня в пустыню и бросьте там. Снимите, покажите им, пусть радуются, - не выдержал Макс. - Достали, уроды, ничем им не угодишь.
   - Увы, бросить не получится, - Бергалиева качнула головой и пошелестела бумагами. - Ты сейчас возьмешь камеру, поедешь в аэропорт и полетишь до Ташкента. Выйди за город, поговори на камеру, и сразу назад. И смотри, чтобы в кадре одна степь, никакой частной собственности - вообще никаких построек. И организуй ноутбук с интернетом. Мне нужно, чтобы ты не прекращал координировать.
   Лиза открыла рот, но директор оказалась начеку.
   - А ты отныне - отчитываться передо мной. Я сама теперь утверждаю гостей и сценарий. Без меня никаких решений. Иначе вычту бюджет у обоих из зарплаты на полгода вперед.
   - Слушай...те, - сказала Лиза. - Это просто несправедливо.
   Во-первых, эфир вчерашний получился стоящим. Пускай в конце вышла заминка, пусть Макс не выиграл "небо", как он наверняка собирался, зато его финальная реплика, да и вся сцена, была подлинной. Они показали зрителю искренность. Настоящее откровение, живые эмоции...
   - Нет, сама слушай, - оборвала ее Бергалиева. - Ты хоть понимаешь, в чем твоя роль? Или откуда твоя слава? Ну? Понимаешь?
   - В чем?
   - Они хотят тебя трахнуть. Они смотрят на твои сиськи и мечтают. И на кой ты им, раз у тебя есть мужик?
   - Какой мужик? При чем здесь это...
   - Это, дорогая, основа всего. Если ты думаешь, кому-то интересна твоя трепня или понты психиатрические, - в голосе директрисы что-то звякнуло, и Лиза впервые почувствовала, насколько Бергалиева зла. Воздух у ее лица прямо трещал от невербальной агрессии.
   Она говорила еще о чем-то, но Лиза едва могла следить за речью. Спасаясь от морального давления, ее сознание постоянно уплывало куда-то. Они с Максимом вышли из кабинета, что Лиза тоже не запомнила в деталях, и запетляли в тонком кишечнике "Мега-44-го", в клубке длинных коридоров, полутемных ниш и проходных комнат, через которые они летели, будто спасаясь - Макс впереди, а она - следом, на каблуках.
   - Просто чтоб ты знал, - сказала Лиза, чтобы остановить этот молчаливый бег. - Я правда считаю, что концовка была отличная. Ты не только зрителям показал настоящее лицо, ты даже мне его показал. Искренность...
   - Ты забыла сказать Бергалиевой, что я не твой парень, - отозвался Максим через плечо, не замедляя шаг.
   - А... а что она... - Лиза сбилась и дважды ступила на левую ногу, неловко подпрыгнув. - Точно! Ч-черт.
   В голове у нее снова всё завертелось. "Черт, не хватало, чтоб они нас поженили за глаза". И как она... нет, эта Бергалиева неподражаема, как ей только могло прийти такое в голову...
   - Не волнуйся, - сказал Макс. - Я передам ей.
   Лабиринты "Мега-44-го" здорово смахивали на бомбоубежище: в полумраке здесь и там бродили чем-то занятые люди - они курили в тупиках, шуршали бумагой, трещали клейкой лентой, пили кофе на ступеньках и завтракали прямо в коридорах. И все как один провожали взглядом ее с Максимом.
   "Или у тебя просто развивается паранойя", - подумала Лиза. Да. Отличный диагноз. Браво, Элиза Фрейд. Хотя, если по-хорошему, она всегда была слабым психологом. Именно поэтому ее занесло на телевидение. Со всеми ей подобными.
   Спустя месяцы полноценности Лиза потихоньку заскользила в пропасть несовершенства... и ей даже это нравилось. В самобичевании виделся некий извращенный отдых. Который так нужен был ей в этот миг.
   Они вдвоем нырнули в лифт. Его тяжелые двери сомкнулись, отрезав шум, чужие голоса и студийную беготню. Кабина заскользила вниз, неторопливо минуя один этаж за другим.
   "Только никаких попутчиков", - думала Лиза. Пожалуйста. Не сейчас.
   За то время, пока они с Максом вышли на первом и миновали стеклянную будку охраны, Лиза потеряла добрые полсотни килокалорий. Или как их там.
   - Ладно, - сказала она. - Что мы теперь будем делать?
   - Ты берешь машину и едешь домой. Выспись и отдохни, теперь нам будет сложнее.
   - Я не устала.
   - У тебя глаз дергается.
   - Ладно... - спорить у нее точно не хватало сил. - А потом?
   - Вызови уборщицу, пусть уберет после строителей. Пройдись по магазинам. В общем, что я тебе рассказываю - развлекайся. До эфира тебе нужно быть в форме.
   - А ты?
   - Я договорюсь насчет ноута, и в аэропорт. Сниму материал, отправлю в монтаж, и назад. Или переночую в Ташкенте. Сам отдохну. Надеюсь, там будет трава или что-нибудь.
   - Боже, и я хочу, - простонала Лиза. - Как я хочу куда-то уехать.
   - Езжай, - Максим вытряхнул из пачки сигарету. - Главное, не дольше, чем на пять секунд.
   Он щелкнул зажигалкой и развернулся к ветру спиной.
  
   12 апреля 2005 года
  
   Площадь любой односвязной области, -- думал он. Режешь фигуру прямой линией. Берешь интеграл по каждой из двух половинок. Складываешь.
   Площадь любой двусвязной области. Разбиваешь на две односвязные. Вычисляешь для той и другой. Вычитаешь.
   Закон сохранения. Изменение массы равно общий поток через поверхность... Изменение энергии... Нет, это не в счет, это плохо давалось ему и прежде.
   "Каждые семь лет", - повторял себе Дима, - "клетки человеческого тела полностью заменяются новыми". Кроме нервных. Те в основном умирают, и с ними гибнет информация. Всё подряд - воспоминания, знания, умения. Старые тревоги и секреты.
   "Вот только сначала погибают те клетки, что на поверхности", - думал он. Потому, когда тебе сто лет, ты помнишь вещи из древности, из самых глубин, и забываешь то, что было вчера.
   Это и не давало ему покоя. Дима отлично всё помнил.
   Пару дней назад Максим вернулся откуда-то с юга, и вчера ему пришло оттуда письмо. Тяжелый конверт. Лиза начала бегать кроссы по утрам. Где-то в дорогом спортивном центре, у которого был свой лес, огороженный бетонным забором. Сам Дима опять до ночи торчал в редакции, обучал пару внештатников. Опять девочки - в "Ритм-н-блюз" почему-то шли одни девочки. Потом он шел домой через город, хотел немного срезать и заблудился.
   Вокруг шуршала и ворочалась тихая весенняя ночь. Повернув с Ленинградского, Дима нырнул во тьму. Мимо потянулись темные пустыри и дворы. Он словно плыл в неподвижном космосе, и на чужих домах переливались огни, а позади них, в небе, кружили созвездия. Вокруг тянулся огромный незнакомый мир, и Дима едва мог дышать от восторга. Он брел напропалую, почти не следя за направлением, и готов был идти так вечно - в его распоряжении была и ночь, и следующий день, и целая жизнь.
   Он снова видел детство, черную кромку леса и покосившиеся вехи телеграфных столбов. Они с парнями сидели на бревнах, пили теплый самогон из большой эмалированной кружки. Такими звездными ночами кто-то всегда заводил речь насчет религии, и они обсуждали, что будет после смерти, куда ты попадешь, и как там всё организовано. И спорили, не без мата и оскорблений, как устроена вселенная, и что бы делал каждый из них, если бы жил тысячу лет.
   С годами ему надоело. Разговоры повторялись, и Дима начал понимать, что дай любому здесь тысячу лет, он так же просидит на полене, харкая под ноги и рассуждая, что бы сделал, если бы жил в десяток раз дольше.
   Тогда Дима и решил уехать, и уговорил родных послать его документы в университет.
   Денег на поступление ему не дали бы - не один такой - у Димы было три родных брата, пять родных сестер и еще столько же двоюродных. Поэтому он выбрал теормех - экзамены были сложные, зато конкурс низкий, престижа никакого. Его друзья уже повзрослели, женились, успели завести детей и проблемы с милицией, кто-то сел, кто-то умер, кого-то забрали в армию. Дима занимался целое лето с паническим остервенением, сдал экзамены на четыре и окончательно закрепился в звании ботаника.
   Когда он приезжал домой на каникулы, все лезли к нему с разговорами о тракторах и моторах. Даже родители считали, что Дима учится на механизатора.
   Наверное, потому он и остался на кафедре. За лаборантами сохраняли место в общежитии, хотя ночевать всё равно приходилось где попало. Два года он включал компьютеры, носил парты, разгружал машины, переключал слайды на конференциях. И сидел на шатком стуле в преподавательской. Здесь без перерыва крутились доценты и ассистенты, они пили коньяк из пластиковых стаканов и говорили о науке. О том, как устроена вселенная, и что такое жизнь, и о том, что скоро в медицине произойдут открытия, после которых человек сможет жить практически вечно. Минимум тысячу лет.
   Тогда как раз была весна. В окно рвался мокрый ветер, и Дима не выдержал. Он взял лист бумаги и написал заявление. Когда спросили - почему, он сказал "мало денег". Они поняли. Всем платили мало. Дима бросил заявление в отделе кадров, спустился по главной лестнице, вышел наружу и едва не захлебнулся от чувства свободы.
   Через месяц его призвали в армию. В его документах кто-то написал: "механик-водитель", и Диме пришлось учиться водить. Ему помогли более сильные и опытные сослуживцы - под их руководством он неделями ползал туда-сюда между кроватей, толкая перед собой тряпку и озвучивая поворотные сигналы.
   И закончил службу водителем с категорией.
   Дима не забыл ничего. Он мог воссоздать каждую важную секунду, каждое переживание. Он гордился своей памятью.
   Вчера под утро, когда небо меняло цвет, окрестности внезапно стали знакомыми, Дима узнал свой подъезд, и мир сузился, и предметы в нем заняли свои места. Ухабистый асфальт. Бетонная урна. Зеленая дверь.
   У порога он выронил мобильник и поцарапал экран.
   "Вот так", - подумал Дима, растерянно полируя стекло большим пальцем. Конец любой вещи начинается с первой царапины.
   "Не только вещи", - поправил он себя.
   В квартире было тихо и пахло свежей бумагой. Он вытащил из кармана фото Синицы и опять не узнал ее. В пляшущем комнатном полумраке Дима снова и снова разглядывал мятый листок, но видел только незнакомую девушку. Синица исчезла.
  
   19 апреля 2005 года
  
   - Слушай, реально, не стоило бы здесь курить, - второй Максим качнул подбородком в сторону белого диска на потолке.
   - Детектор, - Макс откинул голову и пустил в потолок густую дымную спираль. - Как видишь, подделка. Не работает. А знаешь, почему? Скажу, почему.
   - Нет, ну я понимаю, если б не дудка, - парень нервно выглянул из комнаты. - Всё-таки, статья...
   - Потому, что всем наплевать, - объявил Максим. - В каком-нибудь хранилище - всё работает - сигнализация, порошок. Или в монтажной. А здесь что? Продюсеры? Да и хер с ними. Угощайся.
   Он подвинул навстречу второму Максу фольгу с прессованной марихуаной.
   - Из Ташкента. Запаял, отправил себе до востребования. Когда-то постоянно так делал.
   Максим номер два яростно рылся в карманах.
   - Я почему зашел. Девочка та, помнишь... - он поднял указательный палец и задумался. - Аня, правильно? Так вот, совершенно вылетело из головы - я же денег у тебя занимал...
   - Оставь, - сказал Макс. Он затянулся полной гильзой и с удовольствием закашлялся. - Тьфу... денег у меня теперь как говна, угощайся, говорю.
   - Нет-нет-нет, - запротестовал второй Максим, листая бумажник. - Я не согласен, мы тогда отлично съездили, у меня был замечательный секс, и я просто не могу... сколько там было? Шампанское, правильно?
   Он выложил на стол пару мятых купюр - осторожно, чтобы не задеть квадрат из фольги.
   - Угощайся, говорю, - повторил Макс. - Забить тебе один?
   - Н-нет, ты знаешь, пожалуй, нет, я пас, работать еще всё-таки. И ты бы сам осторожней, в конечном итоге...
   - Да брось ты, - сказал Максим. Он развернул к себе монитор. - Всё под контролем. Это же не пьянство на рабочем месте.
   - У тебя глаза красные.
   - И кто меня видит? И вообще, - он засмеялся. - Такой умный, а сам-то? Когда нюхал в последний раз? Вчера вечером?
   - Ой-й, - Макс номер два сморщил лоб. - Даже не напоминай. Эта смесь новая, это был пиздец. Куда-то нас понесло среди ночи... Какая-то стройка, собаки. Меня жена искала.
   - Ну вот, - Максим стряхнул холодный пепел широким ленивым жестом. И правда ведь, не пьянство. Макс не терял контроль. Он был расслаблен, остроумен и сообразителен.
   - В чем, кстати говоря, и заключается суть телевидения, - сказал он, пометив точку во фразе тлеющим концом гильзы. - Уделанные трудятся для уделанных. И берут за это сотню баксов в час.
   - А ты правда трахаешься с этой, как ее, психиаторшей? - живо спросил Максим номер два, но Макс его не слушал.
   - И мы подходим к вопросу справедливости, - говорил он. - Какие-то люди производят говно, получают за это большие деньги и спускают их на что хотят - а другие жруг это говно, причем сами платят. И внимание, вопрос: должен ли я уважать их лишь за то, что живу за счет них же? Хоть на грамм?
   Когда Максим прервался, чтобы набрать в легкие дым и задержать дыхание, второй Макс тут же отпросился и вышел, законопатив дверь наглухо и снова бросив его наедине. В этот раз Максим не был против. Он подобрал одну купюру, подумал секунду, и весело свернул из нее косяк. Потом оттолкнулся, не вставая, подгреб к маленькому окну и распахнул его до отказа. Снаружи наливались красками весенние сумерки, а грудь Макса приятно грели изнутри густые вяжущие смолы. Зверски хотелось пить, но это было неважно. Всё прошлое стремительно теряло значимость перед его молодостью и новой весной. Даже Лиза.
   Она бросила курить - просто так, без всяких усилий - сказала, что ей больше не хочется. Максима это весьма расстроило, хоть он и не подал виду. Теперь на перекуры Макс ходил в одиночку, поговорить было не с кем, да и вообще. Он попытался бросить сам, выдержал полтора дня и понял, что дело того не стоит.
   Максим раскурил косяк и закашлялся. Деньги горели плохо и давали жирный едкий дым с отдаленно знакомым душком.
   "Говно", - подумал Макс. Он засмеялся. Точно. Говно и есть.
   Лизка в последнее время определенно загонялась. "Я буду очень рада, если ты найдешь себе кого-нибудь". Нет, это его просто убило.
   И ладно. Макс ухмыльнулся, потягивая косяк из банкноты. Так и быть. Опробуем кого-нибудь из этих остроносых москвичек. Элементарно. Его фото, кстати, в каждом таблоиде. А с машиной - так и вообще. "Привезу домой телку, и посмотрим в твое радостное лицо", - думал Максим. Психиаторша.
   Он хихикнул и вышвырнул догоревший косяк в окно, прямо в гудки машин и свежий уличный шум, в густой квадрат вечернего неба.
  
   26 апреля 2005 года
  
   Лиза теперь жалела, что поручила Катьке выбрать заведение. Да, интерьер был ничего, и посетителей мало - но это оказался жуткий, дешевый, жирный фаст-фуд. Лиза не ела такого ужаса со времен учебы. Картошка-фри, сырные медальоны, куриные ломтики, - в каждом названии слышался приговор... и непередаваемое, почти сексуальное искушение.
   - И все-таки, неужели рядом нет чего-то лучше? - спросила Лиза, мысленно уже прикидывая: допустим, блинчики. Если курятина вареная... тесто на воде... сметана не очень жирная...
   - Лучше - ничего нет, - отрезала Катька, бывшая Анжелика. - И вообще, не все здесь телезвезды, и не всем пофигу, сколько башлять за кофе.
   - "Лучше" не значит "дороже", - сказала Лиза. Так, блинчики ладно. Дальше, котлета в панировке. Нет, это ужасно. Пельмени домашние. И того хуже. - Можно ведь суши какие-нибудь.
   - Суши?! - Катька словно выругалась. - Ты издеваешься, что ли? Знаешь, сколько платят на государственном?
   - И сколько?
   - Короче. Прекрати меня смущать, у тебя это отлично получается. Ты что берешь?
   Тяжело вздохнув, Лиза глянула по сторонам, но деваться было некуда. Они уже стояли у кассы, и девушка в зеленом фартуке с виноватой улыбкой ждала заказ.
   - Так, я буду, - сказала Катька, не дождавшись ответа. - Картошку-фри, кальмаров-фри, бутерброд с ветчиной и сыром... и блинчик вот этот. И кофе. Ну, определилась? Тебе что?
   - Домашние пельмени, - сказала Лиза, глядя в сторону. - И суп с фрикадельками. И салат.
   "В принципе, если суп и салат, получится не так вредно", - подумала она. В процентном отношении.
   - Пить что-то будете? - спросила девушка. - Скажите, а это вы ведете ту передачу, да? Я смотрела много раз. Так классно, особенно когда было с болотом - это по-настоящему?
   Лиза дернула плечом и неопределенно кивнула. Она вообще не помнила, что там было с болотом.
   - Ой, а как у вас это получилось?
   - И чай, пожалуйста, - Лиза откашлялась. - Без сахара.
   - Десять минут, - сказала девушка и крикнула через плечо. - Картошка, кальмары, ветчина-сыр, блинчик, пельмени, суп с фрикадельками! Чай, кофе сразу?
   - Да, несите, - распорядилась Катька. Она прошагала к столикам и с диким скрежетом отодвинула табурет. - Ну что, рассказывай, как оно.
   - Ой, - сказала Лиза, когда они уселись. - Даже не знаю, с чего начать.
   - Я так поняла по телефону, вами теперь командует мамочка-балерина.
   - В общем, да. Она и остальные...
   Вообще, по сути, мало что изменилось. Лиза так же ходила на эфиры, так же уставала и дома падала без сил, едва успев раздеться. Но прежде в этом был ее выбор, и когда студийное напряжение оставалось позади, а дома набиралась ванна, и на чистенькой свежей кухне ждал чай... В такие минуты Лизе казалось, что ей больше нечего желать, и всё на своих местах, и пускай дела пойдут как угодно - у Лизы было счастье, полное и безраздельное.
   Теперь же всё стало по-другому. Из автора она превратилась в исполнителя. Теперь от Лизы вечно что-то требовалось, за нее всё решали другие, какие-то странные, неугомонные люди, которых она едва знала в лицо. Они хотели, чтобы Элиза пела. Хотели, чтобы она выпустила книгу. У них был договор со студией на июнь. С писателем договорятся ближе к осени.
   Свое будущее заменилось для нее чужим.
   Лиза начала переживать из-за болезней. Любая ее простуда могла нарушить чьи-то планы. Любой ушиб или перелом мог всё перечеркнуть. Даже головная боль в неподходящее время способна была сдуть весь карточный домик, которым стала ее судьба; и что делать потом - Лиза понятия не имела.
   Она стала бояться курения - в паре с такими нагрузками запросто может вызвать рак. Она пошла в дорогой бассейн и начала бегать кроссы. Ей страшно было даже поесть лишний раз.
   - Я тебя понимаю, - сказала Катька.
   В этот момент Лиза отправила в рот последний домашний пельмень, и ей стало неловко. В остальных ее тарелках уже было пусто.
   "А, чёрт с ним", - решила она. Приятно же. Когда-нибудь можно себе позволить, тем более, после тренировки.
   - В общем... а твои как дела? - спросила Лиза, чтоб увести разговор подальше от еды.
   - Да что мои, - Катька махнула рукой с яркими ногтями. - Всё как обычно, по большому счету. Делаем выпуск, наверху кому-то что-то не нравится, нас трахают, и все довольны. Ты лучше скажи, как там, это самое. Продюсер твой, как его?
   - Максим, - ответила Лиза. Она не стала говорить "я с ним, кстати, не встречаюсь", и всё такое. Катька не подразумевала этого прямо, а Лизе и так надоело поправлять всех и каждого. - Он купил машину. В кредит, шестисотый "мерс".
   - Шести... - Катька шумно поперхнулась кофе. - Он чё у тебя, бандюган? Зачем?
   - Его спроси, - Лиза и сама не знала. Дима тоже не понял.
   Когда Макс вытащил их на улицу показать "мерседес", Дима трижды обошел его, глянул под колеса и сказал:
   - Ты же сам смеялся, что твой папа купил себе такую.
   - Во-первых, - ответил Максим, размашисто хлопнув ладонью по черному капоту. - Я не смеялся. И никогда не говорил, что смеялся. Во-вторых, это надежно, это стиль, это качество. Это лучшее, что сейчас есть на рынке.
   Катька закурила, позвала официантку, заказала пепельницу и взяла меню.
   - Теперь он без денег, - сказала Лиза. - И не дай бог шоу накроется. С этим кредитом на восемь лет. На восемь лет. Что тогда делать - я просто не знаю.
   - Короче, еще я буду мороженое, - отозвалась Катька, глядя в тонкое меню. - И, наверно, снова по кофе. Ты?
   - Н-не знаю, - сказала Лиза. - Там был какой-то фруктовый десерт... честно, я очень боюсь поправиться.
   - Амфетамин пробовала? Некоторым вроде помогает.
   - Ну, знаешь. Некоторые и глистов себе специально заводят. Я пока что в своем уме.
   - В общем, кофе, чай, мороженое, фруктовый десерт, - перечислила Катька официантке, и та ушла за подносом.
   "Черт с ним", - повторяла себе Лиза. Просто свежие фрукты. И немного сливок.
   После тренировок ее всегда мучил дикий голод.
   - Иди в журналистику, - посоветовала Катька. - Те же яйца, те же эфиры, зато мозги парят так, что не поправишься. И жрать можно что угодно.
   - Мне просто нужен отпуск, - Лиза покачала головой. - Чтоб отстали хоть на время, а там с новыми силами...
   Прибыл десерт и, к сожалению, это были не свежие фрукты, а печеные ломтики, доверху залитые приторным сиропом. Лиза отхлебнула чай и скривилась - на этот раз официантка забыла и добавила в него сахар.
   Из кухни потянуло горелым жиром, и в кафе стало душно. Беззаботная Катька терзала свое мороженое, а Лиза ерзала на табурете, мечтая сбегать в туалет и сунуть два пальца в горло. Ее распирало от тяжелых углеводов и чувства вины.
   "Поздравляю", - думала она. Скоро. Уже скоро у тебя будет не только известность и личный водитель, но и прекрасная, новенькая звездная булимия.
  
   26 апреля 2005 года
  
   Девочка из персонала, худая и длинная, как цапля, носила вязаный свитер, под которым угадывалась такая грудь, что Максима продирала дрожь, когда он представлял, как накроет ее ладонями, в идеале - стоя позади. Отбеленные волосы девочки рушились на ее плечи шелковой лавиной, а каблуки туфель были вдвое выше тех, что Максу доводилось видеть на Лизе. Хоть это и не имело значения.
   - Но ты с ней живешь, ага?
   - Я тебе уже объяснил. Мы снимаем квартиру вместе. У меня своя комната и свои дела, у нее - своя.
   - Но дома курить она тебе не дает, что ли? Просто, чё тогда мы курим здесь?
   Они сидели в машине у подъезда. Девочку звали Света, и она работала гримершей Лизы, хоть это тоже не имело значения.
   (Аня, правильно?)
   - Слушай, - Макс нетвердо засмеялся. - Короче, чего пристала. Тебе моя гламурная тачка не нравится? Так и скажи.
   - Не, всё классно, честно, - девочка уставилась на кончик сигареты. - Просто, ну, знаешь, меня ж могут и с работы уволить.
   - Это еще с какой стати?! Кто?
   - Да не... В общем, забудь. Говори, как докуришь.
   "Говори, как докуришь", - подумал Максим. Господи, и зачем она настолько тупая.
   Он приметил эту Свету уже давно, в основном благодаря формам, которые очерчивал ее свитер, всякий раз новый, хоть непременно вязанный. И благодаря походке. Когда Света шла мимо, она будто несла себя на блюде. У нее всё состояло из живого секса: волосы, плечи, зад. Глаза, лицо... лицо терпимое. Не стыдно показать в компании.
   Макса раздражал только ее голос - будничный сиплый шелест на грани разборчивости, как у библиотекарши. Словно в этом красивом горлышке навечно сели голосовые связки.
   К тому же, она слегка шепелявила.
   Света потянулась, ерзая на сиденье, и забросила ногу за ногу. Подумав секунду, Максим положил руку ей на колено. Потом замялся и убрал ее.
   - Чё это ты? - прошелестела Света. М-мать ее. При такой вялой интонации вообще невозможно было отличить насмешку от флирта. С одной стороны, вроде явный зеленый свет, а с другой - вдруг она просто издевается? Вдруг девочки на студии думают, что он никто?
   "В чате с ней было проще", - думал Макс, вынимая новую сигарету. Там можно было прикинуть. Рассчитать. А здесь - оставалось только действовать.
   Так действуй, идиот.
   Он раздавил в пепельнице едва зажженный окурок и распахнул дверь машины навстречу суровому, беспощадному соблазнению.
   - Вот смотри, - зачем-то начал Максим возле лифта. - Как тебе кажется, разве нормально, когда девушка в твоем присутствии говорит вещи вроде "я бы могла выйти замуж за кого угодно". Если бы захотела. В смысле, за банкира, за министра. Типа она теперь настолько крута, что это не вопрос.
   - Так вы с ней встречаетесь, или не? - отозвалась Света. - Неохота в итоге ссориться, вдруг она подумает чё, мы же как бы с одной работы...
   - Да нет, я же сказал. И дело не в этом. Просто, для женщины, нормально ли говорить о таком в присутствии, допустим, абстрактного парня?
   - Не знаю, - разговор с ней как-то не ладился. - Лично я бы нормально реагировала. Но я же не парень, так что не мне судить.
   "Хоть бы она молчала, если мы встретим Лизку", - думал Макс. Хоть бы она молчала.
   - Так, и главное - тс-с, - на всякий случай попросил он, тихо отпирая дверь. Может, Лизы вообще нет дома.
   Но она была. Лиза сидела на диване в гостиной и пила чай, укутавшись до подбородка в шерстяное одеяло. Максим засуетился. Он понятия не имел, как обставить эту встречу. Раньше ему представлялось нечто вроде показа мод и триумфального шествия, но теперь...
   - Лизка, привет. Это... - он вдруг забыл. - Э-э, это Света.
   (Света, правильно?)
   - Добрый вечер, - сказала Лиза без особой радости или удивления.
   - Ты ее знаешь. То есть вы друг друга знаете. В общем, ладно, Светлана, вот сюда, а я сейчас... нет, то есть я следом. Да.
   Света кивнула и побрела в комнату. Без каблуков ее ноги смотрелись так себе, грустно отметил Макс. И вообще, зря она надела чулки. В джинсах и ноги казались ровнее... да и слишком она худая, какие-то даже ямки на икрах... некрасиво.
   Вдруг ему стало неприятно от мысли, что в его комнату войдет посторонний человек. И что Лиза может услышать их через дверь. Хоть это и не имело значения. Всё на свете не имело значения.
   В спальне он усадил девчонку в кресло, врубил новые колонки и поставил что-то наугад. Лишь бы спокойное. Мягкий звуковой барьер.
   Максим отрегулировал громкость и застыл посередине комнаты.
   - Так-так-так, - он с трудом остановился, чтобы не залипнуть на этом "так". - Ты выпить хочешь?
   - Можно, - ответила Света. Даже будто с облегчением.
   Макс радостно кивнул, отпер дверь и выскочил наружу.
   Лиза сидела на прежнем месте, подобрав ноги и безразлично дуя в чашку. Не глядя в ее сторону, он пронесся на кухню и со звоном распахнул холодильник. Вынул мартини и взял из сушки два бокала. Потом снова открыл холодильник, достал еще одну бутылку и вернулся мимо Лизы в комнату, до отказа нагруженный алкоголем и стеклом.
   Света рылась в его фонотеке.
   - Эй, - Максим еле подавил раздражение. - Прошу к столу.
   Он грохнул бутылки на тумбочку у кровати, отвинтил пробку, и в спальне запахло еловой сладостью. "А в общем, всё может пойти очень даже неплохо", - подумал Макс.
   Спустя пару бокалов ему вдруг захотелось одиночества. И марихуаны.
   - Вообще говоря, ты права, - сказал он Свете, которая пила мартини, продолжая рыться в его дисках. - Я курил бы прямо здесь, но Лизка... рассказать, как мы с ней познакомились?
   Света протянула руку и наполнила доверху свой бокал. Максим воспринял этот жест как согласие. Он закрыл глаза. Теплые сладкие волны несли его куда-то в уютную пропасть, а он говорил и говорил - о том, как встретил Лизу, как они вдвоем поставили эксперимент, как сняли несколько роликов...
   - Заткнись, - кто-то прошипел ему в ухо. Макс поднял веки. Обзор ему закрывала грудь, обтянутая свитером, а острые ногти Светы пробирались в его волосы, то ли гладя их, то ли терзая. - Я тебе счас устрою эксперимент. А ну давай.
   Света надавила ему на затылок, и Максим беспомощно уткнулся лицом в ее прекрасный фасад, задыхаясь от запаха женских волос, и духов, и вязаной шерсти. Он прижался к ней головой и снова зажмурился.
   - Нет, ну вот что ты делаешь? - пробубнили ему в макушку. - Губами давай. И все дела. Тебя чё, учить надо?
   Макс вяло пошевелил губами. Шерсть лезла ему в рот, а длинные ногти царапали затылок. Еще секунда, и это стало невыносимым.
   - Вообще-то, я сначала рассчитывал поговорить, - сказал Максим, вывинтив голову из женских ладоней. - Неужели так трудно дослушать?
   Света отшатнулась, прошла два шага и уселась, едва не промахнувшись мимо кровати.
   - Ты это специально, - заявила она, и господи, как неприятен был ее повышенный тон. - Ты всё это, чтоб надо мной посмеяться.
   - Не знаю, о чем ты, - ответил Макс. - Я просто говорю, что...
   - Я тебе не разрешала, - лучше бы она шелестела, как прежде. - Если я и сказала, то это не значит, что я позволю себя тебя... себе тебе трахать в мозг!
   Она была совершенно пьяна. И в ярости. И Максим теперь не знал, куда деваться.
   - Так, - он забегал по комнате. - Так. Давай так.
   Где этот кошелек, сука?
   Макс поспешно распахнул бумажник и вытащил пару мятых купюр.
   - Двести долларов. И ты уйдешь спокойно. Без скандала. Я провожаю, мы прощаемся.
   - Это я тебе что?! Это ты за что меня держишь?
   - Тихо, - он взял ее за плечи и произнес самым вразумительным тоном, на который был способен. - Допустим, это плата за... разговор. Двести долларов. Как у психотерапевта. Ну?
   Света помолчала, сложив нарисованные губы сердечком.
   - Триста.
   - Хорошо, - сказал Максим, и впервые за вечер почувствовал облегчение.
  
   26 апреля 2005 года
  
   Поначалу это было даже смешно, и, конечно, не могло означать ничего серьезного, - само то, что Макс выбрал именно Светлану (чтобы поразить Лизу навыками соблазнения хищных блондинок). И то, как они вошли - она выше него ростом даже без каблуков, а Максим едва в себе, носится туда-сюда у нее под ногами, как озабоченный гномик, не зная, в каком порядке и за что хвататься.
   Они заперлись в комнате и поставили музыку.
   "Ну и ладно", - думала Лиза, плотнее запахнув одеяло. Противно, конечно. Взял и привел в дом какую-то телку с телеканала, но, вообще-то, здесь и его дом, и ты сама ему это разрешила. Ладно, пускай не это, пускай нечаянно, и всё равно.
   Стукнул замок по ту сторону двери. Максим выскочил и пропал на кухне. Звякнула дверца холодильника, зашипел и смолк новый кран. Макс прошмыгнул обратно, стуча бутылками и тонкими бокалами.
   "Ничего себе, бухла набрал", - подумала Лиза. Хоть бы что-то оставил, эгоист хренов.
   Она прошла на кухню, открыла холодильник и с грустью осмотрела пустую стеклянную полку. Выплеснула заварку прямо в раковину и снова нагрела себе чай, максимально крепкий и горький, чтобы по вкусу напоминал сигарету.
   Лизе плевать было, чем эти двое там занимаются. Она взяла горячую чашку, вернулась на диван и снова укуталась в одеяло. Ее до сих пор мутило после жирного обеда с Катькой.
   "Разрешила", - думала она. Зачем вообще разрешать - слово она дала, тоже мне... они с Максимом взрослые люди, у каждого своя, отдельная жизнь. Крошечная часть Лизы была готова отчаянно возражать, но Лиза предложила ей заткнуться. Собственничество. Вот как это называется.
   За дверью Макса гудела музыка. В холодном воздухе гостиной Лизе начал мерещиться запах чужих духов. И мартини. И едкой помады. И секса.
   Лиза хлебнула из чашки и облизала губы.
   "Ты дура", - сказала она себе. Какая ты дура. Что ты сидишь здесь, как пенек? Неприятно - сходи погуляй. Купи что-нибудь дорогое и бесполезное. Надень кроссовки и намотай пару кругов на школьном стадионе. Потом наверни сладкого.
   Всё равно Лиза знала, что никуда отсюда не денется. Что она так и будет сидеть, ожидая не пойми чего, раздираемая мыслями о своей глупости и несовершенстве. Когда-то, на этом же месте, она превратилась в Элизу, безумную и незрелую. "А теперь", - подумала Лиза, - "сказка кончилась, и ты снова ты". И нет смысла бежать.
   А если они на всю ночь? Сидим до утра?
   Лиза прислушалась. Опять едва различимый голос, снова крошечная несогласная часть ее самой.
   "Элиза, ты?"
   Да, это была она.
   "Значит, так", - сказала Лиза себе, и в ней проснулось желание сделать всё по-своему, и в комнате стало уютней, и снова казалось, что всё будет хорошо.
   Во-первых, хватит молчать. И так уже слишком. Когда-то ты хотела быть с ним, и сейчас тебе снова этого хочется, потому ты и ревнуешь - да-да, и самой обычной ревностью.
   "Просто мне тяжело одной", - возразила Лиза. - "При такой нагрузке без поддержки никуда. Я уже согласна положиться на кого угодно ради хоть капли заботы".
   Во-вторых, -- не слушала ее Элиза, -- тебе нужен отпуск. Пойди и возьми его.
   "Кого? Что?"
   И кого, и что.
   "Ладно", - подумала она. - "Я всё поняла. Я постараюсь".
   Вперед.
   "Ладно", - повторила Лиза, снова оставшись наедине. Давай, Макс. Выставь Светлану, и мы поговорим. Мы всё обсудим прямо. Если хочешь встречаться - можно попробовать. Что нам уже терять.
   Сейчас возьму и постучусь к ним.
   Горький чай кончился. Лиза встала и сделала шаг навстречу очередной безумной затее.
   Дверь спальни распахнулась. В гостиную шагнула Светлана. Ее вел под руку смущенный раскрасневшийся Максим. Света была пьяна и неуправляема.
   - Элиза, как вас там по отчеству, - громко возвестила она. - Я вам передаю, так сказать, этого парня.
   Она нагнулась к Максу и присосалась к нему, едва не свалив на пол.
   - Макс-сим, - Света неровно вытерла губы Макса двумя пальцами. - Всего хорошего, спасибо за отличный секс-с. Чё уставился, ты сам бухой, токо глянь на ся.
   Лиза хотела что-то сказать, но в ее желудке булькнуло, и к горлу подступила желчь.
   - Лизка, она врет, - сказал Максим, глядя в сторону. - У нас абсолютно ничего не было.
   - М-мда? - Света захихикала. - Слышишь, тогда с какого эти триста баксов?
   Она разжала пальцы, и по ее ладони одна за другой скатились три влажные трубочки.
   Сотня. Еще сотня. И еще одна.
   Лиза молча переступила их, нырнула к себе в комнату и расплакалась прежде, чем успела повернуть задвижку.
  
   27 апреля 2005 года
  
   Невидимый ливень барабанил по жестяному навесу где-то над головой. Лиза беспокойно топталась на месте, чувствуя, как мягкая земля крошится под ногами - даже не земля, а бурые листья и жухлый картон. Зыбкий мир вокруг дышал цементом, столярным клеем и сырой бумагой. Сценарий намокнет, -- подумала Лиза, и оглянулась, чтобы подобрать его, но Макс успел раньше. Он бродил где-то рядом, переворачивая шуршащие листы, и негромко говорил с рабочими. Его волосы слиплись, а на рукаве пиджака клочьями свалялась паутина. Максим пытался стряхнуть ее, но паутина и опилки снова липли к его манжетам.
   - Это цена, - сказал он. Нет, ей послышалось. Правильно - "эта сцена". - Эта сцена религиозного характера, где ты, как ведущая, займешь центральный пост вот здесь...
   Слова Макса с шелестом растворились в рабочем шуме: два человека, одетые в зеленую форму студии, установили под навесом большой сосновый крест, взяли по молотку в руки и завозились у опоры.
   Тук, тук, тук. Бревно легко уходило в грунт, подмытый дождем.
   - Здесь тебе висеть, - шепотом объяснил Максим, листая белевший в темноте сценарий. - Спокойно, всё ненастоящее.
   - Зачем? Я что, выиграла землю? - спросила Лиза.
   - Землю выиграл я, - засмеялся Макс, пиная размокшие листья. - Ты как раз выиграла небо.
   Тук, тук, тук. Позади возились рабочие.
   Лиза оглянулась на крест, и ей стало жутко.
   - Стой, я не хочу, - сказала она. - С какой еще стати? Это я отправляю сюда людей!
   - Раньше да, - ответил Члеянц, перебирая бумаги. - Но теперь Тамара Владимировна сама решает, как и что выбрать из материала. Вы же всё подписали?
   Лиза увидела, что белые листочки - не сценарий, а ее контракт, и договор об авторских правах, и банковское соглашение.
   - Нет, если честно, я не подписывала...
   - Тс-с, - сказал Макс. - Эфир уже начался, давай. Виселица в небо.
   Тук, тук, тук.
   Опять постучали в дверь ее спальни. Полумрак растворился, вокруг стало тихо и пусто. На тумбочке мерцал синей лампочкой ноутбук, а за окном шумел весенний ливень.
   Тук, тук, тук.
   - Кь... кто там? - спросила Лиза, окончательно просыпаясь.
   - Я, - это был Дима.
   - Димка? - Лиза вскочила и подбежала к двери.
   Он был полностью одет. Дима прошел в комнату и пристроил у кровати тяжелый рюкзак.
   - Я зашел попрощаться, - сказал он. - Мне нужно идти.
   - Куда? - Лиза потерла виски ладонями.
   - Пока не знаю. Найти водителя, который перевезет меня через границу. Нужно попасть обратно в Европу.
   - З-зачем?
   - Долго рассказывать.
   - Нет, стой. Расскажи. Расскажи мне всё.
   Усевшись на спинку кровати, Дима помолчал и беспомощно выдохнул.
   - Синица исчезла, - сказал он.
   - Кто? Это... подожди, та девочка? Которая погибла?
   - Не до конца. Может, еще что-то можно сделать. Найти Сюзанну...
   - Стой. Димка, пожалуйста, - Лиза дважды сглотнула. - О чем ты? Я вообще не понимаю!
   Тогда он заговорил, медленно пережевывая слова. Он снова пересказал Лизе свою теорию. Что ни один человек не умирает насовсем, пока живут воспоминания. Пока кто-то может представить себе его лицо, походку и голос. Это наше сознание, объяснил Дима ей, оно мало изучено, но суть простая: в каждом из нас хранятся копии тех, кто для нас важен. Наш разум умеет полностью воссоздать их, например - во сне. Мы все продолжаем жить внутри друг у друга. Пока не забываем.
   - А я вот забыл. Все эти новые дела в Москве... клеткам не хватает ресурса. Нужен кто-то другой, кто напомнит. Ты считаешь, я ненормальный, я знаю.
   - Димка, перестань.
   - Нет, слушай, даже если у меня с головой не всё в порядке, это, в общем, не важно - всё равно нужно вспомнить. Это самое дорогое. Не знаю, как объяснить. На любого психа можно найти лекарство. Когда-то я нашел, но оно теперь кончилось.
   Лиза старалась понять, он видел это.
   - Не знаю. Ведь так же у наркоманов, - осторожно сказала она. - Им срочно нужна доза, они бегут куда-то среди ночи... вместо того, чтобы разобраться в себе.
   - Пускай, - Дима подобрал что-то с пола. Маленький пузырек, гремевший желтыми таблетками. Валерьянка. - Мне всё равно нужен отдых от всего этого. Если разбираться в себе, то не здесь, это точно.
   - Ладно, - сказала Лиза. - Что конкретно ты решил делать?
   - Там была ее подруга, Сюзанна. Она должна помнить.
   - И как ты ее теперь найдешь?
   Дима улыбнулся.
   - Уж это я хорошо умею.
   - Ладно, - сказала Лиза. - Знаешь, будь от меня какая-то польза, я бы тебя отговорила. Но я сама в полной жопе.
   Она засмеялась, и Дима тоже не удержался.
   - Вот сразу видно, что ты психолог. Я когда решил ехать, мне всё равно было как-то не по себе. А теперь я точно знаю, что всё получится.
   - Та же фигня. Между прочим, я еду с тобой.
   И веселье кончилось.
   - Нет, ты что, - сказал Дима, помолчав. - Так нельзя. И вообще, у тебя эфир на днях.
   - Плевать, мне всё равно, мне нужен отпуск.
   - Но не так же.
   - Я должна выбраться, - она заглянула ему в глаза. - Серьезно говорю: я без тебя сдохну тут.
   - У тебя есть Макс.
   - Так, - она переменилась в лице. - Давай не будем о нем.
   - Почему?
   - Долго рассказывать.
   Он ждал, но Лиза так и не продолжила.
   - Тебя уволят, - сказал Дима наконец.
   - Я знаю.
   - И много людей потеряет работу.
   - Эх, - Лиза скрипнула зубами. - Вот обязательно тебе? Ты специально? Взял мне и всё пересрал.
   Она едва не заплакала, и Дима растерялся. Он молчал, катая в ладонях твердый пузырек валерьянки.
   - Вот так я каждый день думаю только о других, - говорила Лиза, наклонив к нему лицо. - Стоит мне заболеть или проспать, и что? Один дебил купил машину в кредит... у другого семья и дети... какой-нибудь шалаве нечем будет заплатить за фитнесс... куда мне деваться? Да поставь ты этот сраный пузырек!
   Дима быстро вернул пузырек на тумбочку. Тот покатился и ссыпался на пол. Не зная, чем занять руки, Дима взял подушку. Она была сырая, вся испачканная помадой.
   Он растерянно глянул на Лизу.
   - Глянь в зеркало, - сказал Дима. - Что случилось-то?
   - А, это, - Лиза отвернулась. - Фигня, замажу сейчас. Это как раз поправимо.
   "Ей точно нужен отпуск", - подумал он. Даже больше, чем мне.
   Пока Лиза возилась с косметикой, Дима лихорадочно соображал.
   - Вообще, есть один способ выбраться, - медленно сказал он. - Но тебе придется много работать. И это будет обман.
   - Тоже мне, новость, - ответила Лиза через плечо. - Ну, говори. Давай
   - Со мной тебе всё равно нельзя, это ты сама должна... Машиной очень долго, лучше на самолете.
   - Ну-у! - потребовала она.
   - И тебе нужен Максим.
   - Нет.
   - Да, - нажал Дима. - Не знаю, что у вас там получилось, но без него никак. Придется договариваться.
   - Я не хочу.
   - Не тебе. Ему придется. С телеканалом.
   Лиза спрятала крем и щелкнула зеркальцем.
   - Ладно, - сказала она. - Ты скажешь, что придумал, или мы так до утра просидим?
   В комнате пахло свежими обоями и сосновой рамой, а по жести карниза непрерывно барабанил дождь.
  
   14 сентября 2005 года
  
   - Никаких следов растительных волокон. Вообще никаких.
   - И что...
   - А то, что ваш "вегетофил" - и где вы слово такое взяли? - придумал отличную схему. Он устроился сюда с личной целью. Не суть важно: армия, нейролептики. Главное - он знал, что нормального питания не будет. Вот и придумал. Санитарам веселье, а ему - пара овощей или фруктов каждый день. Неплохо?
   - В таком случае, мы немедленно его выпишем.
   - Без надобности. Я уже сделал это. Итак, остался последний. Видите? Никакой хитрости. Банальный естественный отбор.
  
   23 июля 2005 года
  
   При мысли об эволюции мы видим заботливую силу, которая трудится над организмами, делая из них совершенство. Примат умнеет, берет мотыгу и гордо поднимается с четверенек. Мало кому видится кровавая борона, рыхлящая биомассу. Природе наплевать и на себя, и на своих защитников.
   Я очнулся лишь тогда, когда маятник эволюции просвистел рядом, двинул мне в челюсть и раскромсал губу. Он забрал троих ночных уродцев и понесся дальше, но я знал - он вернется. Любой маятник возвращается.
   Если от тебя нет пользы, ты первая мишень. Иммунная система мира ищет возможности избавиться от лишней детали, пока она не принесла вреда.
   Конец любой вещи начинается с первой царапины.
   Люди перестали меня замечать. Поэтому я и мотался по улицам, пытаясь найти себе место.
   У площади стояла древняя обглоданная старуха, похожая на охапку бурого тряпья. Во мне сработала установка: нужное дело - значит, хорошее. Подать нищей - это хорошо. Скорее, чтобы не передумать, я бросил в ее жестянку сто долларов. Мои последние сто долларов.
   И секунды две мне казалось, что дело сделано.
   Потом старуха рассмотрела деньги и повисла на моей руке мягким грузом.
   - Мало, сынок, мало! - запищала она птицей. - Мало, сынок, мало, мало...
   Я вырвал руку и побежал сквозь пешеходный ливень. И смог остановиться только спустя два перекрестка.
   Так я истратил почти все деньги.
   Отныне мне страшно было иметь дело с нищими. Я шатался вдоль скамеек и витрин целый вечер, пока в голову не пришла еще одна идея.
   Эти парни и девочки, которые раздают листовки - они топчутся на улицах и в переходах по двенадцать часов в день, пытаясь избавиться от своих бумажек, приставая к безучастным прохожим, стараясь улыбаться или хотя бы не хмуриться. Взять у каждого из них по буклету - как милостыня наоборот. И не придется отдергивать руку, боясь, что ее схватят мерзкие требовательные когти.
   Так я нашел себе занятие. День за днем я шел через город, собирая урожай из раздавашек, буклетов и флаеров, трамбуя их в кулаке, пока мог удержать. Потом выбрасывал, и всё шло прекрасно. Мне говорили "спасибо", мне улыбались. Вплоть до сегодня, когда одна девушка протянула мне рекламу какой-то парфюмерии.
   Привычным движением я взялся за липкий глянец, но девчонка рванула листок на себя так резко, что мы качнулись друг навстречу другу.
   - Э-э... - начал я и осекся, рассмотрев ее. Девушка была совсем маленькой. Взбитые каштановые волосы. Дешевое крикливое платье. Слишком высокие сандалии на каблуке. Она беззвучно плакала, и под ее глазом чернело густое пятно.
   - Господи, тебя что, ударили? - спросил я. Трудно было поверить в это, но я сам накануне обзавелся раздутым ухом и соленым шершавым рубцом под нижней губой.
   Девочка помотала шапкой завитых волос. Нет.
   - Это... - тихо булькнула она в заложенный нос. - Это тушь просто... Молодой человек, вы не проводите меня домой?
   Ее звали Эврика. То есть, Эвридика, сказала она. Мы брели по улице, и девчонка неудобно держала меня выше локтя, постоянно меняя хват. И журчала сонным заплаканным голосом, рассказывая куда больше, чем мне было интересно знать.
   Она расстроилась из-за парня, который вообще был очень классный, но украл ее золотую цепочку, которую сам же подарил, еще когда они начали встречаться.
   - Я говорю - ты ее взял, а он такой - нет, я не брал. Я говорю - а что в кармане? А он такой, говорит "не порть себе впечатление". Он вообще при деньгах, он какой-то директор в ночном клубе. Его зовут Фернандес, может, ты его даже и знаешь.
   И вышло так, что я знал. Когда-то я общался с этим Фернандесом. И да, он запросто мог снять цепочку с ее шеи.
   - Главное, это когда мы целовались, ты представь только!
   И я решил не говорить Эврике, что знаком с ним.
   Когда мы свернули на тропинку возле ее дома, Эвридика оступилась и подвернула каблук. Я поймал ее за талию, и Эврика погладила мое плечо тонкими пальцами. Даже в полумраке летнего вечера было видно, что путь не кончится у ее подъезда. Эта дорога вела прямо домой к Эвридике, куда-нибудь на диван, где будет чай и глупые фотографии, а потом сумерки затопят комнату, и мы останемся вдвоем до утра.
   К моему счастью, лифт где-то застрял, и пришлось идти по лестнице, медленно взбираясь по ступенькам. Эврика хромала впереди прекрасными загорелыми ножками, и у меня ниже пояса всё затвердело так, что двигаться стало трудно.
   У самой двери ее квартиры я понял, что не смогу. Притронуться к Эвридике сейчас было так же невыносимо, как остаться в тесной кабине лифта.
   И мы распрощались тогда, как мне казалось - насовсем.
   Вместо того, чтобы утешать Эврику в постели, я решил завтра пойти к Вернадскому и хотя бы уговорить его извиниться.
   "Так будет правильно", - думал я. Это будет нужное дело.
   Сейчас мне куда больше известно о правильных и нужных делах.
  
   9 мая 2005 года
  
   Самолет засвистел, вздрогнул и тронулся с места, подпрыгивая на стыках, а Максим до сих пор не верил, что он взлетит. По ту сторону иллюминатора вид совершенно не изменился - на эти огни и вышки Макс уже насмотрелся из автобуса.
   После двух недель беготни, разговоров, нервов, затхлого ОВИРа и турникетов консульства трудно было просто откинуться в кресле и ждать. Тем более, они с Лизой последние три часа проторчали у терминала: рейс оказался чартерным (Максим так и не понял до конца, что это значит), и за точное время отлета никто поручиться не мог, тем более - в праздник. И тем более, в такую облачность.
   Мягко вздрогнув еще один раз, самолет вырулил на полосу.
   "Наконец", - успел подумать Макс, но они лишь повернули и покатились вдоль цепочки ярких огней.
   - Какого черта, - буркнул Максим в ухо Лизе. - Он до самого Франкфурта вот так ехать будет?
   Лиза промолчала. Она редко говорила с ним после того вечера, и только по своей прихоти. Макс, передай Бергалиевой, что без отпуска я не согласна. Макс, выясни, как поживает мой загран. Макс, помоги мне заполнить анкету
   Он рад был даже этому. Когда Бергалиева проглотила идею фальшивых эфиров, уже после того, как Члеянц неожиданно вызвался помочь, Максим почти решил, что прощен. Они с Лизкой две недели по шестнадцать часов торчали в студии, записывали и нарезали выпуски, тасовали актеров, - настоящих гостей в эту аферу звать было опасно, - придумывали ход "голосований в реальном времени". Приходилось учитывать каждую мелочь: всякий идиот у телевизора должен был верить, что видит Элизу в прямом эфире, и что его голос в интернете немедленно попадет на экран. Четыре выпуска. Публика остается в дураках на целый месяц. На большее телеканал не согласился бы.
   "Все равно неплохо", - думал Макс. Так им, уродам, и надо.
   Стремительный рывок оборвал его мысли. Турбины загудели как огромная сушилка для волос, и самолет ринулся вперед, набирая скорость. Он несся так быстро, что стало трудно дышать.
   - Ого! - крикнул Максим. Он чувствовал себя ребенком на аттракционе: долгое ожидание, внезапный металлический рык, и небо уже летит навстречу, а земля падает вниз. Макс думал, что боится летать, но теперь, едва попробовав, решил, что страх пойдет на хер. Самолет лег на крыло, и в иллюминатор заглянуло море столичных огней, безмятежное с такой огромной высоты. Светлячки текли по дорогам, рябили на ветру и мерцали до самой кромки горизонта, где смыкались низкие облака.
   Лиза что-то сказала.
   - А? - в уши Максима словно набилось ваты. Он сглотнул, и слух вернулся, но лишь на секунду.
   - Раздавишь меня! - повторила Лиза ему в ухо, и Макс отчаянно заерзал, пытаясь сесть вертикально.
   Самолет выровнялся, и городские огни заволокло туманом.
   "Тучи", - ошалело подумал Макс. Вот они какие изнутри, тучи.
   Он снова дважды сглотнул. Тряска прекратилась, и в салоне теперь было относительно тихо.
   Булькнул и погас сигнал на табло. Можно отстегнуть ремни. Максим посмотрел на Лизу и чуть не рассмеялся, потому что она улыбалась. Впервые за... даже не вспомнить, за сколько.
   - Спасибо, - сказала Лиза.
   - За что?
   - Что меня вытащил.
   Макс не знал, как ответить ей. Он набрал воздуха, подбирая слова вроде "что угодно для тебя"... нет, "всё ради тебя"... и тут дымные облака позади нее расступились, и в тесный иллюминатор ударило солнце, чистое, пронзительно яркое, и Максим сразу лишился мыслей.
   - Я, в общем, - он прикрылся рукой, но фиолетовый диск остался гореть перед глазами. - Я хотел сказать... еще раз, по поводу Светланы... короче, на сто процентов - тогда ничего не было.
   - Ну хватит, - Лиза нахмурилась и отвернулась к иллюминатору.
   - Я тебе серьезно говорю...
   - Не нужно, - сказала она, не оборачиваясь. - Прошу тебя, я не хочу вспоминать об этом. Не сейчас.
   "Она права", - подумал Макс. Их прежние размолвки, все эти ссоры, вся глупая возня осталась по ту сторону непроницаемого снега, который ворочался под крылом. Здесь, на космической высоте, это всё не имело значения. Здесь было только небо - такого чистого, прозрачного и огромного небосвода Максим не видел еще никогда. Он готов был смотреть в иллюминатор вечно. И с удовольствием занялся этим, наблюдая, как солнце опускается в облака, и купол стратосферы гаснет, расцветая малиновым, и лиловым, и фиолетовым - куда только хватало глаз.
   "Если разобьемся", - думал Максим, глубже и глубже опускаясь в небесную полудрему, "то я, по крайней мере, умру счастливым".
   Когда разносили спиртное, он уже крепко спал.
  
   10 мая 2005 года
  
   Они сели во Франкфурте поздней ночью. Снаружи шел крупный весенний дождь, и Лиза могла только радоваться, что Макс перед вылетом договорился насчет такси. Микроавтобус подобрал их у стеклянного купола и повез через ночь и другую вселенную, в незнакомый пригород, где Максим заказал гостиницу. Трасса была непривычно гладкой, и машина почти летела, и Лиза уснула бы под шум дождя и мотора, если бы не Макс. Он, зараза, выспался еще в самолете и теперь хотел праздновать. Он трижды спросил засыпавшую Лизу, не стоит ли найти по дороге круглосуточный ресторанчик. К ее счастью, водитель, поляк с огромными усами, едва понимал русский язык и не знал, что такое "круглосуточный". После отчаянных разъяснений он кое-как сообщил Максиму, что по дороге таких нет, и предложил ему "пить дринк ин готел". Но Макс не сдавался. Он не хотел ждать "готел".
   - Ну как же, Лизка, - зудел он над ухом. - Как можно, немецкое пиво, я убью себя, если сейчас его не попробую. Нам ехать три часа! Что мне делать весть этот путь?
   - Боже, ну поспи, как я, - сказала Лиза, не открывая глаз.
   - Да не засну я здесь. Нет, тебе хорошо, ты шампанского взяла в самолете, а я как?
   Лиза почувствовала, что шампанское Максим будет ей вспоминать еще долго.
   - Макс, - бессильно проскрипела она. - Смотри, ты в Германии... вокруг всё немецкое... разве это не круто?
   - Вот именно! О чем я и говорю. Вокруг немецкое пиво, а мне сидеть до самой гостиницы.
   Водитель что-то сказал через плечо. Звук его голоса почему-то напоминал Лизе о свежих огурцах.
   - М-м? - переспросил его Максим на универсальном языке.
   "Станция бензинова", - сказал водитель. Или что-то вроде.
   - Бензоколонка? - догадался Макс. - Гэс стэйшн?
   - Йа, - ответил водитель. Он с горем пополам объяснил, что по дороге есть бензоколонка, где парень может купить себе немецкое пиво, если хочет тратить много денег.
   Максим хотел, а у Лизы не было сил возражать. Они свернули у зеленого указателя ("Аус-чего-то-там"), запетляли по боковым дорогам и, наконец, притормозили у заправки, мутно сиявшей через пелену дождя. Не дожидаясь, пока мотор заглохнет, Макс отодвинул боковую дверь, выпрыгнул на асфальт и скрылся в мокром тумане.
   - Немецки пиво - бест ин ворлд! - крикнул водитель ему вслед и оскалился в усы.
   Они проторчали у бензоколонки минут тридцать. Лиза дремала, а водитель бродил вокруг машины, хлопал капотом и весело насвистывал. Лиза давно не встречала человека, который мог так непринужденно шататься под холодным дождем.
   - Ю кам ту Эуроп из гут, - объявил он, сунув блестящий нос в открытую дверь. - Вэрк?
   - Э... ноу, - Лиза поглубже укуталась в теплую кофту, поражаясь его терпению. Сколько можно, где этого Максима черти носят? Он там что, все запасы решил купить?
   Наконец он показался, довольный и насквозь промокший, в обнимку с черной жестянкой размером в полведра.
   - Представь, никто по-английски не говорит, - сообщил Макс, падая на сиденье. - В итоге она ходила со мной по всему магазину и показывала рукой на всё подряд, пока мы пиво не нашли.
   Водитель сел за руль, что-то крикнул, и они тронулись. Максим с хрустом вскрыл банку, хлебнул из нее и довольно поморщился.
   - Ого, какая здоровая, - сказала Лиза. Ей захотелось пить. - Ладно... дай попробовать это свое немецкое пиво.
   - Вообще говоря, оно датское, - Макс передал ей холодную тяжелую жестянку. - У них из немецкого был только светлый лагер, четыре и пять оборота, я такое не пью.
   Лиза отхлебнула из банки и вернула ее Максиму. Пиво было слишком горьким и крепким. Но Макс теперь нашел себе развлечение, и Лиза могла спокойно поспать.
   Она проснулась только на мостовой под неутомимым дождем, когда огни микроавтобуса уже таяли вдалеке. Сквозь утренний полумрак виднелась улица из детских сказок - дома с черепичными крышами, чугунные фонари... Лиза осталась бы посмотреть, но снаружи было слишком мокро, да и Макс один не втащил бы все чемоданы. Она подхватила две сумки, и они вдвоем побрели через улицу к альпийскому домику с деревянной вывеской. "Гастхаус", прочла Лиза. Как это прекрасно.
   Внутри гостиница напоминала средневековую пивоварню. Здесь даже стоял камин, и даже с настоящим огнем, а другая стена была целиком выложена из огромных бочек с потертыми старинными плакатами. Из плетеного кресла навстречу Лизе поднялась маленькая улыбчивая старушка. Она побрела за конторку, вручила им ключи и по-немецки спросила что-то насчет "эссен". Ужинать.
   Максим оглянулся на Лизу, но ее до сих пор мутило с дороги. Она помотала головой, и они друг за другом побрели к деревянной скрипучей лестнице и наверх, волоча по смоляному полу неподъемные дорожные чемоданы.
   Номер оказался совсем небольшим, зато под самой крышей, с окнами на косой наружной стене. По стеклам водопадом катился дождь, и свет уличных фонарей уютно плясал в его струях. Между кроватей на столике лежало два полотенца, два квадратика мыла, и горел бумажный торшер.
   - Ой, как классно, - сказала Лиза. - Интересно, у тебя тоже в комнате так?
   - У меня? - не понял Макс. - Это наш общий номер.
   - Подожди, ты что, совсем? Как это, общий номер?
   - Слушай, - Максим поморщился. - Только не начинай. Это комната на двоих. Кровати раздельные.
   - Но с какой стати? Ты что, не мог снять две разные? Мне нужно уединение! Я не хочу жить с тобой в... не важно с кем, в одном тесном номере.
   - Извини, - Макс бросил куртку в угол, сел на кровать и принялся развязывать шнурки. - Я за тебя отвечаю. У меня вполне четкие указания.
   - Это... - Лиза ощутила, как возвращается забытое давление. Максим топтался рядом, от него пахло аэропортом и баночным пивом. - Это как же получается? Ты теперь постоянно будешь ходить за мной следом?
   - Да, - он протиснулся мимо и побрел в каморку с умывальником и душевой.
   - Блин... даже не знаю, что сказать, - рухнув на свежую постель, Лиза уставилась в окно, прямо в небо, размытое безразличными потоками дождя. Где-то внизу скрипел водостоком незнакомый ветер. Максим возился за открытой дверью, раскладывая бритвы, шампуни и зубные щетки. Его большая тень окутывала комнату.
   - Ты стоишь больших денег, - подал голос Макс. - Нельзя допустить, чтобы в поездке с тобой что-то случилось.
   - И студия приставила ко мне личного надзирателя, - сказала Лиза, не поднимая головы.
   - Можешь воспринимать это так, - скрипнула ручка крана, зашипела вода. - Или можешь - я просто предлагаю - считать, что мы друзья, которым интересно проводить время вместе.
   Максим сунул руки под воду и коротко вскрикнул: из горячего крана лился обжигающий кипяток.
  
   10 мая 2005 года
  
   Всё, что ты есть, и всё, что ты делаешь, и всё, что после тебя останется - это твои истории. Вещи разрушаются слишком быстро, люди - еще быстрее, и только их невидимые оттиски живут и живут, лишь бы кто-то хранил их среди воспоминаний.
   Лиза всегда удивлялась, как ему удалось разыскать Синицу, а это было совсем несложно. Он ходил от человека к человеку и спрашивал. И рассказывал одну и ту же историю. Дима говорил, что собирает материал для статьи. Он притворялся журналистом, потому что думал - раз она с телевидения, значит, так ее найти будет проще. И было. Если бы Дима знал, что Синица работает в порно, то разыскал бы ее сразу же.
   Оказалось, что быть журналистом выгодно - стоило вынуть потертый блокнот и огрызок карандаша, и люди начинали говорить немного другим тоном. И если они хотели в газету, то старались помочь изо всех сил, а если нет - то всё равно старались, только бы отделаться без лишнего шума. Редко кто мог удержаться.
   Но между историей и ложью тонкая грань, поэтому Дима решил когда-нибудь в самом деле стать журналистом. И стал.
   - Еще раз, какое издание вы презентуете? - спросил мелированный парень с необычным произношением. Родился в эмиграции. Русский, конечно же.
   - "Ритм энд блюз", журнал для прогрессивной молодежи, - ответил Дима автоматически. - Митяй Честный, город Москва.
   Парень сложил бумаги в аккуратную стопку и постучал ей о светлый полированный стол.
   - Не совсем понимаю, чем наша студио может вам помочь, - сказал он и снова подровнял бумаги.
   Теперь, когда Дима на самом деле был журналистом, говорить стало еще проще. Теперь он умел рассказать историю правильно. Главное - выбрать слова нужной полярности.
   Положительная: сказать то, чего не ждут, но хотели бы слышать. Отрицательная: чего не хотят, но втайне ждут. Простые основы манипуляции.
   - У вас на студии работала девушка по имени Сюзанна, - теперь вместо блокнота у Димы был личный диктофон, и действовал он в тысячу раз мощнее. - Я хочу взять у нее интервью.
   - Простите, мы не разглашаем приватной информации о наших моделях, - парень укусил колпачок от ручки. После московских звезд он был слабым противником.
   - Жалко, - Дима огляделся по сторонам. - То есть, мне придется так и записать с ваших слов... "не разглашаем", менеджер студии - как вас зовут, кстати?
   - Неважно. И вы не имеете...
   - Ладно, это я узнаю, это нетрудно, - Дима поднялся из-за стола. - Спасибо, тогда у меня всё.
   - Подождите, - мелированный парень замахал рукой в его сторону. - Вы хоть фамилию от нее знаете, хоть что-нибудь?
   - А я должен?
   - Итак, - парень заерзал в пластиковом стуле, елозя им по гладкому полу. - Вы вообще понимаете, что вам, фактически, посчастливилось, что я знаю, о ком вы?
   - О-о, это хорошо! - Дима снова уселся напротив. - Так вы подскажете, где мне ее найти?
   - Нет! Мы не располагаем такой информацией. Поймите, она находилась здесь по своей воле. У нее был стандартный контракт, она прервала его и уехала.
   - Стандартный контракт?
   - Мы не держим здесь никого силой, - и парень не врал. Он слишком нервничал, чтобы врать.
   Дима задумался.
   - И вы не знаете, где она сейчас?
   - Нет. За пределами страны, это я вам точно скажу.
   "Плохо дело", - подумал Дима. По ту сторону границы Сюзанну найти будет очень тяжело. Сколько времени понадобится? Год? Десять лет? Весь остаток жизни?
   Дима снова поднялся.
   - Ладно, - сказал он, рассеянно заталкивая диктофон мимо кармана. - Тогда спасибо, до свидания.
   - И вам, - парень вскочил и протянул руку. - Делать нечего, в Германии вы ее не найдете.
   - В Германии? - от неожиданности Дима сжал его пальцы, и бедный парень дернулся от боли. - Извините... я думал, она выехала из Европы.
   - Нет, вы что, - сказал парень, спрятав руку в карман. - Из Европы, отчего бы. Она во Франции. Сменила имидж, или мне неизвестно, что за обстоятельства.
   Дима улыбнулся, снова извинился, подхватил рюкзак и выскочил из приемной.
   "Хорошо, ладно, хорошо", - думал он, сбегая по черным лестницам. Во Франции. Хотя бы ясно, где искать дальше.
   Дима пошел через велостоянку, и через арку, откуда когда-то угнал почтовик с корзинами, и дальше, вверх по мостовой. Радость пополам с горечью. "Всё равно, что прийти туда, где игрался в детстве", - подумал Дима. И двор на месте, и та же куча песка, и лавочки выкрашены свежей краской, и вокруг стало не то чтобы хуже, а даже лучше - и всё равно назад уже не вернуться. В тот же поселок. И на 7-й. И в Москву, наверное. Всякий раз, уезжая откуда-то, ты уезжаешь навсегда.
   "И вечно мы пытаемся что-то вернуть", - подумал Дима. С детства каждый рвется вперед, а потом - раз! - и уже все хотят только назад. И фотоальбомы ведем ради этого, и напиваемся. И та же психотерапия с геронтологией.
   "Ну, хватит".
   Интересно, как там Лиза с Максом? Дима обещал показать им Германию. "Встретимся - скажу, пока занят", - решил он. Европу мы еще посмотрим. Только бы сначала найти Сюзанну.
   Только бы Синица вернулась, и всё хоть каплю было по-старому.
  
   10 мая 2005 года
  
   Воздух при больших объемах непрозрачен.
   Он густой, молочно-голубого цвета, что особенно хорошо заметно в предгорье Альп. На такой высоте было холодно, и Лиза жалела, что не захватила куртку. И не обула что-то без каблуков. Она взбиралась по тропинке из молотого гравия целую вечность. Ее обгоняли люди в кроссовках, с двумя странными палками в руках. Они улыбались ей как знакомой, говорили "халё", а у Лизы едва хватало воздуха, чтобы здороваться в ответ. Старые каменные башни, крошечные снизу, теперь висели прямо над головой, но тропа, как назло, петляла размеренно и неторопливо, с каждым изгибом поднимая Лизу всего на пару метров.
   "Надо же, замок", - продолжала удивляться она, чтобы не думать о морозном ветре и боли в стоптанных ногах. Такой маленький город, а в нем замок. Послушать Диму, здесь они чуть ли не в каждой деревне. Иллюстрация из сказки. Лиза до сих пор не могла поверить, что такой город может существовать на самом деле, что в этих старинных домах с черепицей, литыми балконами и нарисованным четвертым окном живут обычные люди. Тесная мощеная улочка, ведущая от гостиничной площади, тонула в цветах, и прямо на мостовой стояли плетеные стулья. Вдали гудели колокола, и запах булочных казался таким божественным, что Лиза не удержалась и присела возле кафе, и взяла маленькую булку с чашкой кофе, и это была самая вкусная булочка на свете.
   Приятная женщина, которая принесла заказ, немного говорила по-английски.
   - Скажите, у вас сегодня праздник? - спросила Лиза, глядя на прохожих. Даже грузчики таскали ящики с радостным видом, и даже здоровенные ребята в брезентовых робах о чем-то шутили, ворочая крышку люка в мостовой.
   Официантка беспомощно улыбнулась и покачала головой.
   - У вас, - объяснила Лиза. - У вас в городе праздник сегодня?
   - О! Нет, нет, - женщина махнула рукой. - Следующий праздник осенью. День нашего города. Унд Октоберфест.
   - Просто мне казалось, - Лиза отчаянно вспоминала английские слова. - Я думала, может быть, вы ждете праздник. Все такие... счастливые.
   - Октоберфест - очень счастливо, - согласилась женщина. Она указала рукой на башни, парившие над городом. - Фейерверк. Много. Вон там.
   Конечно, не всё было так уж радужно, думала Лиза теперь, карабкаясь на гору. От кофе началась изжога. На улицах куча людей в инвалидных колясках. На площади сидели нищие, а по дороге сюда ей попался ненормальный старик. И две женщины с непонятной болезнью - они тоже улыбались, но у каждой вместо рук из плеч росли...
   "Как плавники, что ли", - вспоминала Лиза. Она в жизни не видела ничего подобного. А может, ей вообще померещилось.
   Стены замка подступили так близко, что скрылись из виду. После очередного изгиба тропа раздалась и выпрямилась, потянулись гранитные ступени, и стала видна смотровая площадка у ворот. Тут же, вдали от гулявших пар, туда-сюда бродил Дима, который не заметил ее, пока Лиза не позвала:
   - Эй, привет! - и смутилась в предчувствии, что десятки голов повернутся сейчас на звук чужой речи. Но волноваться было не о чем - в ее сторону посмотрел только он.
   - Привет! - сказал Дима. - С приездом, а где же Макс?
   "Так странно", - подумала Лиза. Будто встретиться с кем-то у себя во сне.
   - Я сбежала, - она засмеялась и обняла его. Дима был худой и угловатый, как деревяшка.
   В замок, оказывается, пропускали бесплатно. Они поднялись на стену и теперь гуляли по камню вдоль неровных амбразур. За ними в голубой низинной дымке застыл игрушечный городок. Солнце коснулось гор, и под черепичными крышами одно за другим разгорались оранжевые закатные окна. Гудел колокол на городской ратуше, и на другом конце долины, где лежала тень, уже тлели первые фонари.
   - Вообще, - Лиза покачала головой. - Представь себе: тысячи людей живут и не знают, что такие места где-то есть. Я и сама не знала.
   - Кого-то нужно сажать за такое, - криво улыбнулся Дима.
   - За какое?
   - Что не каждый человек в мире может это увидеть.
   - Впервые слышу, чтобы ты так говорил.
   - Это не я. Это она.
   - А-а, - Лизе не хотелось сейчас думать о мертвых девушках. Она подобрала камешек и примерилась вышвырнуть его с обрыва, но передумала и сунула в задний карман. - Как там твои дела? Нашел кого искал?
   - Н-нет, - Дима покачал головой. - И еще, Лиз. Я не смогу остаться с вами. Мне нужно во Францию.
   - Ого! Всё, я еду с тобой.
   - Нет.
   - Ну-у. Ну пожалуйста!
   - Серьезно. Я должен сам. Это личное.
   - Да ну тебя. В своем стиле.
   - Я позвоню. Вы можете приехать потом.
   "Ну почему", - думала Лиза. Почему обязательно что-то не складывается? Почему даже в такой сказке кто-то все равно обделен?
   Они зашли в гранитный тупик и повернули обратно. Дима шаркал ногами рядом, и Лиза знала, что он теперь может идти вот так, молча, до самого подножья, и до самой Франции, а потом очнуться и заговорить в пустоту откуда-то с полуфразы.
   У ворот она всё-таки решила спросить.
   - Кстати, слушай, а что за болезнь, когда у людей вот руки... вот как бы сразу кисти... - Лиза повертела у плеча двумя пальцами.
   - А-а, это "Контерган", - ответил Дима. - Было здесь такое лекарство для беременных. В конце пятидесятых, а потом обнаружились дефекты у новорожденных.
   - Ничего себе, - она задумалась. - Подожди, я видела двух таких ... ну, одной было лет сорок... но второй гораздо меньше. Она никак не могла родиться в конце пятидесятых.
   - А, нет, - объяснил Дима. - Тогда было первое поколение. Просто это наследуется.
  
   10 мая 2005 года
  
   - И они настолько чувствуют себя нормальными, что не боятся завести детей, - сказала она Максу в номере. - Представь, какая здесь должна быть терпимость.
   - Какой должен быть идиотизм, - ответил Максим. - Я бы их вообще стерилизовал.
   - Ты как фашист. Они же не виноваты.
   Макс убрал с груди ноутбук и бешеным усилием оторвал голову от подушки.
   - Чтоб ты знала, - сказал он. - Я жду тебя с двух часов. Еще бы час, и я готов был начать массовые расстрелы.
   - Ждешь? Зачем? - Лиза сняла куртку и повесила ее в шкаф. - И как ты вообще можешь целый день торчать в номере, когда вокруг такая красота? Неужели не хочется выйти хоть на минуту?
   - Я не собираюсь нарушать обещание и рисковать работой, - соврал Максим.
   На самом деле он собирался. Когда Макс вернулся из душевой и обнаружил, что Лиза успешно смылась, он решил, что плевать хотел на такую работу. Если кое-кто считает, что он, Максим, не ждал этого и сильно расстроился... тогда первым делом он закажет хороший обед в номер. И запишет расходы кое-кому на счет.
   И кстати, он заказал совсем немного. По крайней мере, так ему казалось, пока хозяйка не внесла тарелки. Кружка пива... обычная, но салата - целое ведро, и гора картошки, а из мяса при желании можно было собрать небольшое животное. И в порцию мяса, оказывается, входил еще один салат.
   Максим съел всё до грамма. Он пытался сдержаться, но готовили здесь великолепно, и ему невыносимо было, что остатки придется выбросить. Он жевал и жевал, и хлебал горькое пиво (снова жалкие четыре с половиной оборота), и, смыв последним глотком последний кусочек мяса понял, что скорая прогулка отменяется. Едва в силах пошевелиться, Макс рухнул возле ноутбука, вяло настроил гостиничный интернет и следующие два часа медленно ковырялся в сети, пытаясь разыскать что-то новое о себе и о Лизе. Но свежих комментариев на сайтах не было, а старые новости Максим уже перечитывал раз по сто, и его начала одолевать легкая пищевая апатия. Он думал поспать, но заснуть не удавалось. Тогда Макс опять раскрыл ноут и валялся с ним до сих пор. Пока вернулась Лиза, полная впечатлений о городе и местных уродцах, на которых ему, Максиму, было плевать как никому.
   Когда она взяла полотенце и заперлась в душе, Макс подумал: "ну ладно". Выйти хоть на минуту? Пожалуйста.
   Сложившись пополам, он нашарил под кроватью ботинки. Тихо приоткрыл шкаф и вынул новый сложенный пиджак. Еще не просунув руки в рукава, он вышел из номера и спустился в тихий вестибюль, и вышел наружу, почему-то чувствуя удовлетворение. Пусть гадает, куда он делся. Пускай ждет его до поздней ночи. А уж Максим найдет, чем заняться.
   Кроме новостей о себе, он много прочел о городе. Макс теперь знал все местные кабаки. И первый из них располагался прямо через дорогу.
   Спустя три часа Максим вышел на окраину, уставший, пьяный и злой. Он только начал осознавать, какой ужасной страной была Германия. Переставляя ноги, совершенно разбитые о брусчатку, волоча на себе два килограмма стеклотары, он искал мусорный контейнер. И не просто контейнер, а для стекла. И не просто для стекла, блядь, а для коричневого стекла.
   Всё, буквально всё оказалось разочарованием. Немецкое пиво - в первом кафе опять была только светленькая моча, все сорта одной крепости и почти одинаковые на вкус. Ладно, он даже смирился и хотел остаться - но в туалете какой-то мужик начал болтать с ним прямо у писсуара, и Макс удалился, втайне решив, что там собираются голубые.
   Он подался в ночной клуб. Вход оказался бесплатным, но внутри было совершенно пусто, а в меню - только газировка и бабские коктейли. Девушка у стойки туманно объяснила ему, что сюда многие заходят под таблетками, и клуб предпочитает не подавать крепкий алкоголь.
   Кстати, девочки в Германии были так себе. Тощие вешалки, ни фигуры, ни рожи. Хотя это Максим знал и раньше, из немецкого порно.
   Третья забегаловка оказалась как бы в турецком стиле, настолько, что официанты даже не говорили по-английски. Он с трудом выяснил, что здесь продавали табак, поэтому алкоголя, видите ли, в меню вообще не было.
   "Какого черта", - думал Макс. Нет, что за свинство?
   Он закурил и обнаружил, что сигареты почти закончились.
   Нужно было искать бензоколонку.
   Он нашел ее. И купил сигарет по бешеной европейской цене. И крепкого пива - видимо, единственный сорт на всю Германию, - в бутылках с проволочным намордником. Пришлось устроиться с пивом на лавке и пить его под косыми взглядами, но Максиму уже было плевать на чье-то внимание. Он решил выпить пару бутылок, взять еще две, и отправиться домой.
   И тут возникла проблема стеклотары.
   Макс не хотел оставлять бутылки под лавочкой - что бы ни воображали себе немцы, он принадлежал к цивилизованному миру. О чем теперь жалел, потому что вокруг, оказывается, стояли урны для какого-то особенного мусора, куда не полагалось выбрасывать бутылки. Максим поволок их через весь город, высматривая контейнер для стекла, и ему попалось несколько. Правда, мать их, никто ему не сказал, что бывают контейнеры для зеленого стекла, для белого и коричневого - по отдельности.
   Вскоре он сдался. Макс выбросил коричневое стекло в зеленый бак и ушел, невольно ощущая себя нарушителем. У него оставалось еще две бутылки пива, и нужно было срочно найти туалет.
   Вот теперь Максим почувствовал себя в западне. Дома с этим не возникло бы проблем - на улице давно стемнело, зайди в любой темный угол, раз-два, и можно пить дальше. Но здесь...
   Он метался вперед и назад по узеньким средневековым улицам, вдоль красивых фасадов и палисадников, сбитых в одну мощеную кишку. Изнывая от растущего давления в мочевом пузыре, сжимая в руках неудобные холодные горлышки, Макс пытался высмотреть хоть один пустырь, хоть один высокий забор, хотя бы какие-то дикие заросли. Но ему не попадалось ни кустика, ни заброшенной арки, ни безлюдного тупика. Все кусты росли в кадках, все оградки едва достигали пояса, и в каждом углу горел фонарь.
   В последний момент, уже едва в силах держаться, он повернул на детскую площадку, обогнул кучку подозрительных людей у фонтана и нырнул в стриженный зеленый лабиринт. Здесь, в тишине среди ароматных зарослей, было даже чище, чем на улице, но Максим уже не мог выбирать. Расстегнув брюки, он уставился в звездное небо и минуты две поливал рыхлый песок, содрогаясь от невыносимого блаженства.
   У выхода из лабиринта его ждал человек.
   Он спросил о чем-то по-немецки.
   - Простите, ду ю спик инглиш? - Макс едва успел перевести дух.
   Перед ним стоял полицейский в аккуратной фуражке. Вежливый, корректный европейский полисмен. Деньги предлагать не было смысла, это Максим понял сразу.
   - Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете? - спросил полицейский на правильном английском. Куда правильней, чем спросил бы Макс.
   - Мой... - он беспомощно убрал руки за спину. - Э-э... мои штаны... я сел на грязь и должен был почистить. Их.
   - Вы знаете, что это за место? - полисмен наклонил голову и внимательно посмотрел ему в лицо. Максим растерялся окончательно.
   - Это, хм, - он кашлянул и глупо хихикнул, понимая, что совершенно пьян. - Германия. Это Германия. Правильно?
   - Ваши руки, пожалуйста.
   - Что?
   - Могу я посмотреть, что вы держите в руках?
   У Макса пересохло в горле.
   - Это, - полисмен добавил что-то неразборчивое. Он жестом попросил Максима извлечь руки из-за спины. В них Макс по-прежнему сжимал по бутылке пива. Как две гантели.
   "Хероин спот", - разобрал наконец Макс. Вот что сказал мент.
   - Здесь собираются наркоторговцы и их клиенты.
   - А, - перед ним блеснула искра надежды, и даже по-английски стало говорить легче. - Нет. Понимаете, я не отношусь. Я русский.
   - Как многие из них, - полисмен еще смотрел ему в глаза, но Максим уже поймал нить.
   - Окей, слушайте, - заявил он, набираясь уверенности с каждым словом. - Я здесь никого не знаю. Я гулял и пил пиво.
   Полицейский выглядел растерянным, и Макс быстро поправился.
   - Да, так вот, я пил пиво, а затем гулял. Мне нужно было почистить штаны, - он показал, как чистит брюки. - И я зашел сюда. Сейчас я иду в гастхаус и несу пиво с собой.
   Он сунул полисмену бутылки в доказательство.
   Тот еще немного поколебался и устало отдал честь.
   - Пожалуйста, будьте осторожны, это плохое место для прогулки.
   И всё. Полицейский развернулся и ушел.
   "Ни хрена себе", - подумал Максим, едва сдерживая радость. Нет, какие идиоты. Какие милые, наивные идиоты.
   "Хероин спот", - мысленно повторял он по дороге в гостиницу. Вот это место не помешало бы навестить.
   В номере было тихо. Лиза давно спала. Грохнувшись на кровать, Макс весело расправился с оставшимся пивом. И отключился, строя планы на завтрашний день.
  
   11 мая 2005 года
  
   Он всё-таки нашел ее.
   Сюзанна похудела, ноги ее стали еще тоньше, а черты еще острее, но губы по-прежнему складывались в горькую улыбку, которую Дима хорошо помнил.
   - Блин, - она сразу полезла в сумку за сигаретами. - Это ты. Мне сказали, это какой-то журналист.
   Они сидели в бистро напротив съемочной площадки. По ту сторону витрины копошились рабочие, все как один загорелые и носатые. Они весело ругались по-французски, раскладывая стремянки и закрепляя прожектора.
   - Надо же, - Дима улыбнулся. - Настоящая киностудия. А я думал, ты еще снимаешься в этом, в порно.
   Сюзанна выпустила дым сквозь плотно сжатые зубы.
   - Прости, но можно вот без этого? Я, конечно, понимаю, что никто не разберет, о чем ты, но можно не афишировать?
   Дима не знал, что сказать, и только кивнул.
   - Я актриса, - объяснила Сюзанна. - В кино много кто... начинал по-разному, но об этом незачем говорить.
   Он снова кивнул.
   - Ну, - теперь она улыбалась по-настоящему. - И чего тебя снова принесло в такую даль?
   И опять, четыре года спустя, Дима не знал, как рассказать ей. Он заговорил о Синице, об их свиданиях у него в голове, о том, как стал журналистом, потому что этого хотела она. И о том, как Синица исчезла. И о том, как устроена память. Как в ней хранится отпечаток живого человека, пока у мозга достаточно информации, чтобы воссоздавать его.
   Официант принес кофе, и Дима умолк.
   - Живого человека? - Сюзанна взяла крошечную ложечку и постучала ей о блюдце. - Она же умерла.
   - Нет, не совсем, - сказал он. - Видишь, получается, ее можно вернуть.
   - Стоп, - выдохнула девушка, взяв чашку тонкими пальцами. - Давай я спокойно выпью кофе, и мы поговорим.
   - Давай.
   Она хлебнула из чашки, и Дима заговорил снова, не в силах ждать ни секунды.
   - Понимаешь, это самое дорогое, что у меня есть. Я люблю ее. У меня ничего нет, кроме этого. Без нее всё не важно.
   - Первое, - Сюзанна звякнула чашкой о блюдце. - Если уж честно, ты совсем ее не знал.
   - Нет, знал, - он сглотнул и поправился. - Нет, знаю. Мы всё время говорим. Я могу ее представить... мог ее представить в каждом сне. И если мне что-то было нужно...
   - Ты говоришь с собой, - вдруг ее улыбка стала злобной. - Прости, я знаю, это жестоко, но ты просто занимаешься мастурбацией, выдумал себе девчонку, которой никогда не было, и я без понятия, зачем тебе это нужно, но только прошу, не втягивай меня. Я еще живая.
   - Поверь, - Дима силился объяснить ей. - Это она. Я люблю ее настоящую, я мог ее вспомнить до самых мелочей...
   Сюзанна что-то сказала, но он не расслышал.
   - Что? - переспросил Дима.
   - Как ее имя? Как ее зовут? Ты говоришь, ты ее знаешь. Кого "ее"?
   - Синицу! - выдохнул он. - То есть, это я так придумал. Понимаешь, "синица в руках"...
   Сюзанна подняла два пальца с тлеющей сигаретой, и Дима остановился.
   - Прости. Вот что ты сейчас несешь? Что за бред ты только что сказал?
   Он мог объяснить ей, что это не бред. У Димы нашлась бы тысяча возражений, и он легко переубедил бы Сюзанну, если бы она замолчала на секунду и дала ему подумать. Но Сюзанна забыла о кофе, забыла о сигарете и всё говорила. И слушать ее было всё тяжелее.
   - Между прочим, я, в отличие от тебя, два года жила с ней в одной комнате. И у нас были отношения. Да-да, и вообще, я за то и это время пережила столько говна, сколько тебе и не снилось. И вот она я, и у меня всё в порядке. А ты - блин, прошло столько лет, и ты всё там же, и всё ноешь, и еще просишь, чтобы я тебе помогла заниматься этим дальше.
   - Заткнись! - Дима вскочил и зачем-то схватил пепельницу. У него так сильно дрожали руки, что окурок выскочил наружу и упал на стол, взорвавшись искрами.
   Сверкнув холодными глазами, Сюзанна подняла недокуренную сигарету.
   - Ну и дурак, - она затянулась. - А мог бы потрахаться.
   Постояв секунду, Дима выронил пепельницу и побрел наружу, опрокинув по дороге пару тяжелых стульев.
   - Несчастным быть глупо! - крикнула Сюзанна, и больше он ее не слышал.
  
   11 мая 2005 года
  
   Когда у подушки забулькал гостиничный телефон, Лиза проснулась так резко, что сначала не могла вспомнить, где находится. Она сняла трубку автоматически, еще думая, что вокруг Москва и нужно ехать на студию.
   - Здравствуйте, - сказали в трубке с немецким акцентом. - Вас зовут Элиза Фройд?
   - Э, да, - в голове у Лизы было совершенно пусто. - Да. А что... в смысле, кто...
   - Приносим извинения за беспокойство. Это полицейское управление. У нас находится человек, который утверждает, что путешествует с вами.
   - Макс! - она сразу пришла в себя. - Что случилось, он... он в порядке?
   - Да, вы можете не волноваться, - говорила женщина. - Вы не могли бы к нам приехать сейчас?
   - Конечно, - Лиза нервно пошарила в темноте, стараясь нащупать сумочку. - Но... как я приеду, на чем?
   - Мы пришлем за вами авто, - сказала трубка. - До свиданья.
   - А... - начала Лиза, но связь уже прервалась.
   "Боже, Максим, ну что ты успел натворить", - гадала она, быстро надевая вещи. Краситься или нет? Черт. Ну, спасибо тебе.
   "Нажрался ведь", - думала Лиза, садясь у гостиницы в полицейский "мерседес". Водитель не знал английского, и ей пришлось мучиться в тишине до самого участка.
   В крошечном вестибюле за стеклянной дверью Лизу встретила женщина лет пятидесяти, пухлая и рыжая, похожая на здешние пирожки.
   - Здравствуйте. Хотите кофе? - спросила она, указав на кофейный автомат. Лиза кивнула, взяла у нее бумажный стаканчик и присела на край дивана.
   Женщина села напротив и раскрыла папку с бумагами.
   - А где... мой друг? - спросила Лиза.
   - Ваш друг, - сказала женщина. - Утверждает, что болен нервным расстройством, а вы сопровождаете его в поездке как личный психотерапевт. Это правда?
   - Н-ну, - Лиза поежилась и хлебнула кофе. - В общем, да. Более или менее.
   З-зараза, Макс, вот я тебе покажу "расстройство". Не хватало еще, чтобы ее посадили за лжесвидетельство. Или что-то в таком роде.
   - У него есть проблема с наркотиками? Или с алкоголем? - женщина мельком глянула на Лизу. - Мы пока не можем обыскать его, вы понимаете.
   - Наркотики... вряд ли. Не знаю, - ответила Лиза чужим голосом. - С алкоголем - может быть. Что он там сделал?
   С-скотина.
   - Что? Нет, нет, не сделал. Но если вы его лечащий врач, мы обязаны поставить вас в известность. Возможно, его следует проверить.
   - Я проверю, - мрачно пообещала Лиза. - Но где он?
   - Сейчас его приведут, - женщина посмотрела в бумаги и вдруг спросила. - Вы еврейка?
   - Э-э... нет, - удивилась Лиза. - А почему вы спрашиваете?
   - Ваша фамилия Фройд?
   - Фрейд, - машинально поправила она, и хотела добавить, что это сценическое имя, но вовремя остановилась.
   - Загранпаспорт у вас при себе?
   - Простите, нет, - Лиза отвернулась, чувствуя, как загран колет ее сквозь задний карман джинсов.
   Еще не хватало, чтобы в документах прочли другое имя.
   - Вы хотели бы учиться в Германии?
   - Я?
   - Мы проводим государственную программу, набираем студентов. Нехватка специалистов со знанием языка. Если вы еврейка, вам нужно быстрее. Скоро нас перестанут сюда брать.
   - Но я как раз не знаю немецкого...
   - Нет, нет, русского. Сюда постоянно прибывают репатрианты. Технически это немцы, но они говорят только по-русски. Страна предоставляет им жилье и работу, но они не хотят. Они практически всегда в депрессии, у них проблема с алкоголем, им обязательно нужна терапия.
   - У нас почти всем нужна терапия, - пошутила Лиза, но женщина не поняла ее.
   - Вы правы, но этим людям она нужна в первую очередь, а нам трудно ее предоставить. Они не хотят учить язык, а найти русскоговорящего терапевта очень сложно. Кроме меня, вообще-то, сейчас никого нет. Видите, даже по ночам, - она улыбнулась. Лизе нравилась эта тетка. И такое доверие... учиться в Германии... хотя платят копейки, скорее всего. Психологам везде так. Но всё равно. Хотя шоу, конечно. Хотя опять же...
   - Мне надо подумать, - сказала Лиза. - Дайте ваш номер, пожалуйста, на всякий случай.
   Женщина щелкнула кошельком и протянула визитку.
   - А вот и ваш друг, - она кивнула на Максима, который уже мялся на пороге в компании полицейского. Вид у Макса был несчастный, лицо перепуганное. Он нес загранпаспорт, и у него дрожали руки.
   - Элиза, здравствуйте, - сказал Максим фальшиво и развязно. - Объясните господам, пожалуйста, что я нахожусь здесь противозаконно, и не забудьте упомянуть о моем нервом заболевании, благодаря которому, точнее, по причине которого...
   - Заткнись, идиот, - прошипела Лиза в ухо Макса, вонзив ногти ему под локоть. - Молчи, и идем со мной.
   - Распишитесь вот здесь, пожалуйста, - женщина выложила на журнальный стол какую-то бумагу.
   Лиза схватила ручку и, не глядя, поставила косой росчерк.
   - Еще раз извините за беспокойство. Вызвать вам такси?
   - Нет, - она помотала головой. - Спасибо, мы как-нибудь найдем дорогу.
   - Я знаю дорогу, здесь нефиг искать. Ай! - сказал Максим. - Аккуратнее можно? Хватит этими своими когтями здесь...
   Не слушая и не глядя по сторонам, Лиза выволокла его за стеклянную дверь, свела вниз по ступеням и отпихнула прочь.
   - Эй, ты куда? - спросил Макс. - Ты идешь не в ту сторону! Это, конечно, не мое дело...
   Лиза развернулась ему навстречу и остановилась в бессильной злобе. Максим улыбался нездоровой улыбкой. Он достал сигарету и пытался закурить, и у него по-прежнему дрожали руки.
   - Подожди, - вдруг Лизу осенило. Зафиксировав голову Макса между двух ладоней, она заглянула в его черные зрачки. - Ты что, принял что-то? Это потому тебя задержали?
   - Да нет, - Макс дернулся, пытаясь вывернуться, но Лиза удержала его. - Нет, они взяли меня потому, что я снова обретался возле, как его, есть тут такое, "хэ-эроин спот", место встречи барыг и клиентуры, которые...
   Лиза сделала шаг назад, и он замолчал.
   - Это героин? - она заранее ощутила ужас.
   - Гер... да нет, ты что! - Максим порылся в кармане. - Геро... какой на хер героин, ты что, задрачиваешь, это спиды обычные, хочешь?
   И вытащил запаянную авторучку.
  
   11 мая 2005 года
  
   Я механик. Биомеханик. Я занимался наукой. Был в армии. Сдавал на категорию. Я умел водить трак. И, наверно, еще умею.
   В комнате стояло три кровати, и Дима лег на ту, что посередине. Лунные блики сначала лежали под окном, а теперь вытянулись и карабкались по стене напротив. Комната медленно вертелась, следуя ходу планеты, и где-то здесь, казалось, проходит ее центральная ось.
   Дима снял номер в дешевом хостеле, весь целиком, чтобы ночью кто-нибудь не ввалился с вещами и холодом. Чтобы ему не мешали думать.
   Всё случилось очень быстро. Сколько жизни осталось позади? Треть? Половина? Раз, два, ты ребенок, у кровати пружинная сетка и холодный железный каркас, во дворе урчат собаки, в небе гудит самолет. Ты закрываешь глаза, и перед тобой метелью несутся звезды. Раз, два, и ты здесь, на три десятка лет в будущем, за четыре тысячи километров от дома, у тебя работа в каком-то журнале, дорожная сумка, чужой пиджак висит у изголовья, и ты боишься спать, потому что больше не видишь сны.
   - Мы так не договаривались, - неслышно сказал Дима.
   Он сел на кровати, порылся в сумке и вывернул ее на пол. Он порылся в куче барахла и подобрал свой очередной блокнот. Совершенно чистый. Маскировка под журналиста.
   - Записать всё, - решил Дима. - Срочно всё записать.
   Он пошарил в груде белья и нашел карандаш. Тоже новый, с фабричной огранкой.
   "Я механик", - нацарапал Дима скачущими детскими буквами. "Я биомеханик".
   Мне скоро тридцать четыре.
   "Я занимался наукой. Я был в армии. Я водил трак. Я встретил девушку. Я ее не помню. Мне было одиноко".
   Он повертел карандашом над строчками и зачеркнул "было".
   Я работал мусорщиком. Я работаю журналистом.
   И всё. Едва треть листа.
   Дима с треском перевернул страницу и принялся царапать дальше.
   "Проблема старости интересна тем, что разрушение организма с возрастом - не следствие его износа", - он застрочил еще быстрее. "То, что мы называем старением - это не результат механического повреждения тканей, а следствие работы отдельных гормонов, которые тело начинает вырабатывать с определенного возраста".
   Конец любой вещи начинается с первой царапины.
   "Если устранить или обратить это действие, например, убрав гормоны, тогда получилось бы остановить процесс саморазрушения клеток, а их механического ресурса хватит, по разным оценкам, на..."
   Щелк. Кончик грифеля подломился и скатился на пол.
   Дима хотел нагнуться за ним и сразу передумал.
   Толку в этом не было. Он перечитал новые строки.
   - Геронтология! - Дима едва не рассмеялся. - Вот же она, геронтология.
   "С тем же успехом можешь написать, что бы ты делал, если бы жил тысячу лет", - подумал он.
   Через минуту, сковырнув ногтем пару щепок и обнажив грифель, он вернулся на страницу назад и аккуратно вывел сразу после "я механик":
   Я хочу снова водить машину.
   Я хочу научиться играть на флейте.
   Я хочу дорогой велосипед.
   Когда список уперся в геронтологию, Дима выдрал ее вместе с парой чистых страниц и продолжил царапать дальше, не исправляя и не перечитывая.
   Я хочу бегать по утрам.
   Я хочу много интересной работы.
   Я хочу попробовать всю еду в мире.
   Я хочу съездить в Америку.
   Я хочу новую куртку.
   Страница кончилась. Еще одна, и еще. Спустя десяток он замешкался на секунду и начал с новой строки, не в силах удержаться:
   Я не хочу пугаться метро.
   Я не хочу пугаться лифтов.
   Я не хочу жить на одном месте.
   Я не хочу, чтобы меня звали Митяй.
   Я не хочу быть один.
   Блокнот почти закончился. Дима выдохнул, опять подковырнул грифель и дописал:
   Я не хочу быть несчастным.
   Он перечитал эту строчку несколько раз.
   - Всё верно, - пробормотал Дима. - Потому что несчастным быть глупо.
   Впервые за всю жизнь он столько раз подряд написал "я".
   Положив распухший блокнот на тумбочку, Дима вытянулся на скрипнувшей кровати.
   "Всё равно, что в туалет сходить", - блаженно подумал он...
   Я хочу спать.
   И уснул.
  
   11 мая 2005 года
  
   Магазин работал до шести вечера, как и всё остальное - супермаркеты, аптеки, почта, банк - после восемнадцати ноль-ноль деловая жизнь в городе прекращалась, открыты были только кафе и бензоколонки. "И ведь ни один идиот не догадается торговать после шести", - думал Максим. Когда практически нет конкуренции. Смех и абсурд.
   - Какого черта мы здесь делаем? - спросил он Лизу. - Лучше бы зашли в продуктовый, взяли что-то поесть.
   - То есть выпить? - она ухмыльнулась, и Максу пришлось замолчать.
   В музыкальной лавке было тесно, хоть и совершенно безлюдно. Здесь пахло деревом и бумагой. Ни одного покупателя, зато повсюду картонные ящики, набитые старыми тусклыми компактами. Видимо, немцы разучились качать музыку из сети. Этого Максим тоже не мог понять.
   - Еще раз, тебе действительно что-то здесь нужно? Смотри - "Абба" за восемь евро.
   - Я ищу подарок, - ответила Лиза.
   - Какой же это подарок, если, как ты говоришь, он напрямую сделал тебе заказ?
   - Он просил обычную блок-флейту. А я хочу сделать сюрприз.
   - Я вообще не пойму: у него там что, не нашлось этой дудки? В целой Франции?
   - Ему нужно срочно. И он знает только этот магазин.
   Они прошли в новую комнату, где на полках и стенах в беспорядке висели музыкальные инструменты. И снова им пришлось тесниться, пробираясь у стен, потому что всё помещение занимал огромный белый рояль.
   - Вот, - сказал Макс. - Купи ему вместо флейты. Настоящий сюрприз.
   - Гм, - Лиза наклонилась и заглянула под тяжелую крышку. - Кстати, интересно, сколько такой стоит?
   - Сто пятьдесят кусков, - ответил Максим.
   - Да ладно.
   - Только так. У отца стоял такой же в гостиной.
   - Да ладно. Зачем?
   - Как зачем, - Макс гордо выпятил подбородок. - Мы же с ним были аристократы.
   Он манерно обошел рояль, касаясь его ладонью, и уселся за клавиши, откинув невидимый фрак. Лиза открыла рот, чтобы посмеяться, но Максим взял две ноты - правильные ноты - и заиграл, и она застыла с идиотским лицом, не зная, что подумать.
   Макс играл нетвердо и без особого интереса, как скучающий любитель, но он играл, и это было полностью неожиданно. "Это всё наркотики", - подумала Лиза растерянно. Тьфу. Какие еще наркотики?
   Ей просто не верилось, что Макс умел играть. Всё это время.
   Но рояль гудел, и от басов звенели инструменты на стенах. Кто-то зашел на звук, и еще один, и в комнате уже толпились люди. Хозяин магазина, немецкий старичок в гороховом жилете, хмурился, когда Максим неровно играл пассажи, но в целом поглядывал в их сторону благожелательно.
   Мелодия, конечно, была заезжена до ужаса. Бетховен, "К Элизе". Она преследовала Лизу от рождения. Каждый второй мужик пытался сыграть ее Лизе на чем придется, в меру слуха и навыков. Хотя черт с ними. Она слушала и гордилась.
   Макс обернулся, заметил публику и немедленно сбился, заиграв что-то вовсе мимо партии. Он быстро отнял руки, встал и опустил крышку.
   Лиза не удержалась и захлопала, и спустя миг весь магазин аплодировал вместе с ней.
   - Короче, - сказал Максим, пройдя сквозь толпу нетвердым шагом. - Ищи свою дудку, и пошли отсюда. Сейчас начнутся заказы. Такие вещи меня нервируют.
   Но люди разошлись, и они с Лизой снова остались бродить наедине в поисках флейты.
   - Никогда бы не подумала, что ты умеешь, - она кивнула на закрытый рояль.
   - Я не умею, - Макс качнул головой. - Меня натренировали играть только вот это. Штук десять преподавателей, и никакого толку. Выучился жать на клавиши в нужном порядке, чтоб он отстал.
   - Кто?
   - Отец. Постоянно требовал, чтоб я ему играл это. Странно, да? Бандюган шансонный...
   - Гм, - Лиза поджала губы. - Правда, странно. Почему бы это.
   - Может, потому, что мать звали как тебя.
   "Ничего себе, новости", - подумала Лиза.
   - Но... слушай, это так важно! Было. Почему на сеансе ты ни разу...
   - Я шучу, - ответил Максим. - Я без понятия, как ее звали. Он мне так и не сказал.
   Лиза снова растерялась. Говорить с Максом о его отце было еще труднее, чем о нем самом. "Как жаль, что ты не разобралась", - подумала она. Вот так бросила всё, перешла на личные отношения, затеяла детсадовские игры...
   А человек нуждался в твоей помощи. И таких вокруг еще миллионы
   "Ты обязана сказать ему".
   - Я решила остаться, - с трудом выдавила Лиза.
   - Где? - не понял Максим.
   - В Европе. Начать заново.
   - М-да? Конечно, - он хихикнул. - Типа, гори всё огнем. Слава. Деньги. Положение.
   - Как раз от этого всего я сюда сбежала, помнишь? И мне предложат жилье, а потом, наверное, и работу, можно переоформиться, даже выезжать никуда не нужно...
   - Аллё! - неприятно перебил Макс. - Тебе напомнить? Ты звезда.
   - Я психолог, - упрямо сказала Лиза. - И очень жалею, что занялась не своим делом.
   - А как насчет людей, которые от тебя зависят? Которые заняты в шоу? Как насчет меня? Ты думала обо мне?
   Теперь настал ее черед разозлиться.
   - Слушай, Максим. А ты думал обо мне, когда пришлось ехать забирать тебя среди ночи? И врать полиции? Когда размахивал своей... своей дурью перед входом в участок?
   - Я тебя умоляю! Наивные идиоты... кстати, я мог бы сам о себе позаботиться. Если что.
   - Вот и позаботишься, - ответила Лиза. - А я остаюсь.
   Макс остановился и уставился под ноги. Потом вскинул голову и сложил руки за спиной.
   - Сколько угодно, - сказал он. - Поступай, как знаешь. Мне поебать.
   Она всё-таки нашла красивую блок-флейту. И взяла набор для чистки. И коробочку воска. Лиза ходила от полки к полке, собирая Диме подарок, а Максим стоял и наблюдал за ней. Он ждал чего-то, но так и не дождался. Всё было сказано, и вряд ли чужие заботы теперь могли ее удержать.
  
   12 мая 2005 года
  
   - Нет, серьезно, ты не обиделся? Ты в порядке?
   Макс поднял глаза на Лизу, рассеянно кивнул, и уставился в меню. Тяжелое, в деревянном переплете, на двух языках.
   - Здесь даже цены не указаны, - сказал он. - Я, конечно, всё понимаю, но не все среди нас миллионеры. Может, не стоило выбирать настолько крутое заведение?
   - Это не я, - Лиза махнула рукой в сторону туалетов. - Это он выбрал.
   - Кто? Дмитрий, что ли?
   Она кивнула.
   "Нет, это не мое", - подумал Максим. Он, конечно, ел в дорогих московских ресторанах, но здесь всё было иначе. Что в Москве? Понты в основном. Вилки потяжелее, скатерти потолще, салфетки из бархата. Иногда перед заказом дают бесплатные закуски. Да и всё.
   А здесь люди обедали во фраках и галстуках. В настоящих, киношных фраках. И они смотрели.
   "Как пить дать, нас попросят отсюда. Чтоб не портили репутацию заведения".
   И Дмитрий, баран. Раз выбрал такое место - хоть бы пиджак надел.
   Официантка, симпатичная белокурая девушка, раскладывала перед Максимом столовые приборы: две вилки справа, два ножа слева, две ложки горизонтально. С точностью хирурга.
   - У французов, конечно, бабы красивей, чем в Германии. Раз в двести, - сказал он Лизе. - Хоть это радует.
   - Спасибо, - официантка улыбнулась. Она говорила по-русски. - Я не француженка, я из Словакии.
   Лиза хихикнула. Макс покраснел и заткнулся.
   Из туалета вернулся Дима, благоухающий освежителем. Придвинул себе дубовый стул и уселся.
   - Куэ, - сказал он, чудовищно квакая. - Куэ муа манж, сё эскаргё, сильвупле.
   - Она говорит по-русски, - хмуро подсказал Максим.
   - Да? - ни капли не смутившись, Дима улыбнулся. - Мне, в общем, улиток, можно? Во Франции же как раз едят улиток?
   - Не только во Франции, - сказал Макс.
   - А вы не станете заказывать обед? - девушка наклонилась к Диме и раскрыла его меню. - Обычно полагается выбрать сначала аперитив, после этого основное блюдо...
   - Нет, спасибо, - Дима кивнул в их сторону. - Это вон, Лиза с Максимом пускай. А я хочу улиток, попробовать, как оно, что оно. И стакан воды, запить, и всё.
   "Бля", - подумал Макс. Точно, сейчас вышвырнут его. И нас вдвоем за компанию.
   Но официантка лишь кивнула и повернулась к ним.
   - Э... я буду устриц, - сказала Лиза. - А ты обязательно хочешь улиток? По-моему, уж лучше устрицы.
   - Их я пробовал, - ответил Дима. - У меня даже ракушка с собой.
   Максим скривился еще больше.
   "И чего мы такие веселые", - думал он. Совсем на Дмитрия не похоже. "Может, он под чем-то? Хотел бы я сам такого же".
   - Вы что будете есть? - официантка приняла заказ у Лизы и повернулась к нему.
   - Спасибо, я не голоден.
   - Ты точно уверен? - спросила Лиза. - Ты уже похудел даже, съешь хоть что-нибудь.
   - Бокал "Божоле", пожалуйста, - сказал Макс, не глядя в ее сторону. Он пытался красиво произнести название, хотя вышло немногим лучше, чем французский у Дмитрия.
   Когда девушка забрала меню и ушла, он не сдержался и хрюкнул, прикрывшись ладонью. Потом захихикал, не отнимая руки, и спустя миг они все тряслись от беззвучного смеха. Лиза стонала, промокая слезы плотной салфеткой, а Дима кашлял и тряс головой. Они чувствовали себя террористами в мире этикета и сложных манер.
   Впервые за долгое время они трое были вместе. И не могли успокоиться даже тогда, когда прибыл заказ.
   - Фу, и ты правда собрался это есть? - ужаснулась Лиза, глядя на черное тельце улитки, проколотое вилкой.
   Дима торжественно отправил улитку в рот и принялся жевать.
   - А что, - сказал он, не успев сглотнуть. - Не так уж плохо, между прочим.
   И отправил в рот еще одну.
   Максим отхлебнул вина и поперхнулся.
   - Тьфу... - выдавил он сипло. - Кислятина беспонтовая. И сколько шума... французские вина, хуе-мое! Год кометы...
   - Да это же, наверное, нужно понимать! - Лиза ткнула ножом устрицу. - Боже, я вообще не знаю, как есть их.
   - Я тебя научу, - промычал Дима с набитым ртом и взялся показывать ей, как подрезать устриц.
   Макс отпил "божоле", на этот раз даже что-то распробовав.
   - Кажется, я понял, - сообщил он, глядя сквозь бокал на свечи. - Нужно думать о цене, тогда сразу чувствуешь его неуловимый, тонкий букет.
   Кстати, вышло не так уж дорого. Когда официантка принесла счет, они с Лизой боялись открыть его, обнаружив четырехзначную цифру, но сумма едва превышала сотню евро.
   - В Москве и то было бы дороже, наверное, - Лиза раскрыла сумочку, но Дима остановил ее.
   - Я угощу теперь, - сказал он.
   Максим так удивился, что забыл напомнить о чаевых. Впрочем, Дима помнил о них сам и положил, судя по глазам официантки, сумму куда больше обычной.
   - Слушай, а ты не разоришься? - спросил Макс. - Без обид, но ты в этом журнале, как бы, не гребешь деньги лопатой.
   - Я когда-то год жил вообще без денег, - ответил Дима. - Черт! Вылетело... Девушка!
   Официантка вернулась.
   - А это самое, лягушачьи лапки? - он хлопнул себя по лбу. - У вас есть лягушачьи лапки?
   Девушка впервые смутилась. Наклонившись между ними, она заговорила вполголоса.
   - Вы знаете, это не принято спрашивать, это запрещено законом. Охрана животных.
   - Но улитка тоже животное, - возразил Дима. - По сути, брюхоногие тоже животные.
   "Брюхоногие", - подумал Максим и опять хрюкнул, едва зажав рот ладонью.
   К черту лягушек. Обед и так вышел замечательным.
   - Между нас с вами, - сказала официантка, не повышая голос. - Если вы так хотите эти лапки, вам нужно обратиться к китайцам. Только тихо. Здесь рядом есть китайское заведение.
   Спустя десять минут они уже сидели там.
   В китайском ресторане было темно. Свет одинокой лампы едва пробивался сквозь красный бумажный абажур, который поворачивался на теплом сквозняке. По настенной росписи из вееров и драконов кружились алые отблески. Хозяин-китаец говорил только по-французски. Диме пришлось искать карандаш и рисовать своих лягушек на салфетке. Когда хозяин понял, о чем идет речь, он поклонился, смял рисунок и ушел. И Максим ощутил себя заговорщиком. В нем даже проснулся аппетит.
   Симпатичная китаянка принесла квадратное блюдо и три набора палочек. На блюде горкой лежало нечто вроде салата из грибов и каких-то замасленных побегов. Дима ковырнул салат, и под ним действительно оказались конечности, природа которых не вызывала сомнений.
   - Ну-ка, дай палочки, - сказал Макс. Они с Димой выудили по одной прозрачной лапке в медовом соусе и принялись жевать, сосредоточенно глядя друг на друга.
   - Боже, вы бы видели свои лица, - сказала Лиза.
   Сладко-горькое мясо липло к зубам. Максим раскусил косточку, и ему в язык моментально впился колючий осколок.
   - Тьфу, - Макс осторожно сплюнул недожеванную лапку в бумажное полотенце. - Жаль, что на вкус как дерьмо, мне только есть захотелось.
   - М-м, - сказал Дима, ковыряясь в зубах. - Да, ты прав. Ну их, этих жаб. Сейчас, у меня еще идея.
   Он взял колокольчик и позвонил. У столика немедленно вырос китаец-хозяин. Он без тени смущения взял начатое блюдо, унес его и вернулся.
   - Сейчас... сильвупле, - Дима снова нацарапал что-то на салфетке. Хозяин посмотрел ее на свет и широко улыбнулся. Сказал что-то по-китайски, положил рисунок на стол и опять исчез.
   Максим подобрал салфетку и фыркнул. В углу ее была изображена маленькая такса.
   - Нет, всё-таки, это уже слишком, - он показал рисунок Лизе.
   - Ого! - сказала Лиза. - А что, я бы попробовала.
   - Собаку? Ты в своем уме?
   - Ну, извини. Не ты ли только что ел жабу?
   - Лягушку, - поправил Макс. - И что? Всё-таки лягушка - не собака.
   - Вот именно.
   - Блин. Это безумие.
   - Да, - Лиза улыбнулась. - И что?
   Максим только хмыкнул.
   Хозяйка принесла накрытое блюдо. Оно было нагретым, и когда Дима поднял крышку, им в лицо тут же ударил горячий мясной пар. И, надо сказать, аромат оказался приятным.
   - И как оно? - не выдержал Макс, наблюдая, как Лиза и Дима таскают с блюда кусочек за кусочком.
   - М-м. Очень вкусно, - сообщил Дима.
   - Да, как ни странно, - держа в каждой руке по деревянной палочке, Лиза подцепила еще кусок. - Если плюнуть на культурные установки, то очень даже.
   - Ну ладно. Дайте попробовать.
   Мясо было красным и очень мягким, почти как желе. Содрогнувшись, Максим положил в рот маленький лоскуток и тронул его языком.
   - М-м, - сказал он. - И правда, вкусно.
   Собачье мясо таяло во рту и стремительно исчезало с тарелки. Чуть переждав, они взяли еще порцию и уничтожили ее с таким же аппетитом.
   Еще один приятный сюрприз их ждал, когда хозяин принес счет.
   - Да здесь вообще копейки, - удивилась Лиза.
   - Ну еще бы... поймали шавку в подворотне, - сыто прокомментировал Макс.
   - Кстати, он лягушек не записал, - сообщил Дима, роясь в кармане.
   Забрав деньги, китаец вернулся с подносом и расставил перед ними три бокала вина. И три блюдца с маленьким печеньем. Он снова поклонился и объяснил жестами, что это "ритуал".
   - Традиция, - перевел Максим. - Китайская традиция.
   Дима раскусил печенье.
   - А что это за бумажка?
   - Предсказание будущего, - сказала Лиза.
   - М-да, - Макс разломил сухое тесто и вынул крошечную записку. - И что здесь можно прочитать? Одни иероглифы. Хрен будущее узнаешь.
   - Так это же наоборот здорово, - сказал Дима.
   Лиза улыбнулась и подняла бокал с прозрачным китайским вином.
   - Я предлагаю тост. За наши безумные поступки. Ради чего еще стоит жить?
   - Аминь, - ответил Максим и выпил. - Ух ты. Вот таким должно быть вино. А не таким, как это "божоле" поганое.
  
   15 мая 2005 года
  
   Ее второй лифчик висел на сушилке возле душевой. Лиза отнесла его в комнату и бросила на кровать рядом с первым. Две пары нераспакованных колготок, чистая пара джинсов, юбка, туфли на среднем каблуке (всё равно большая оплошность, учитывая здешние мостовые). На покрывале в ряд лежал весь ее нынешний быт. Зубная щетка, паста и ноутбук. Тени, помада и зарядное устройство.
   Лиза старалась припомнить хоть что-то нужное из вещей, оставшихся на Ленинградском. Кроссовки? Зимняя куртка? Летний купальник?
   "Хлам один", - подумала она. Два года жизни, и совершенно нечего взять. Даже ищи Лиза повод вернуться, его просто не было.
   Лиза села на свежее покрывало. Что-то кололо ее сквозь джинсы. Камешек, подобранный ею в замке. Лиза взвесила его на ладони, разглядывая гору вещей.
   Большое искушение смены места: облить прошлое бензином и своими руками поджечь его. Выбросить привязчивый мусор и хоть на время ощутить легкость. Пока не обрастешь им заново. Лиза уже проделала это с переездом в Москву, и опыт ей понравился. Тем более, денег у нее теперь была целая куча, даже по европейским меркам.
   Она расстегнула сумку и принялась раскладывать вещи по отделениям. Сменное белье. Гражданский паспорт. Две толстые пачки евро. Загран. Визы хватит на три месяца, но отпуск через две недели кончится. И лучше договориться здесь прежде, чем подавать на увольнение в "Мега-44м". Бергалиева, конечно, взбесится. И хрен с ней. Она хотела полный контроль над шоу - вот и пускай теперь разбирается. И Члеянца подключит.
   Лиза не беспокоилась даже за Макса. Тем более, он вроде смирился. Говорил, что проблем не будет. Они легко найдут кого-то на ее место. "И правильно", - думала Лиза. Желающих наверняка тьма.
   Правда, она слегка переживала за Диму. В последнее время он изменился, - так резко, что это просто не могло считаться нормальным. Он постоянно говорил, даже больше Максима под этой дрянью. Когда-то Лиза едва могла вытащить из Димы одно внятное слово, а теперь он постоянно вещал о каких-то откровениях, постоянно рационализировал, брал и вываливал наружу любые свои мысли, и это ее нервировало.
   - Дело не в Синице, - говорил Дима. - И дело не в любви, то есть, не в любви к реальному человеку, то есть, на подсознательном уровне мне хотелось вернуться, и я придумал себе повод, и причем такой, чтобы потом задержаться здесь как можно на дольше, а потом, когда выяснилось, что опять надо ехать назад, я отказался и решил на подсознательном уровне, что лучше быть несчастным, но сохранить этот свой повод, а всё дело в том, что уезжать-то мне было некуда, потому что до тех пор у меня особо не было настоящей жизни, разве что с тракерами, но теперь, уже в Москве с вами, она появилась, и как раз поэтому мои выдумки стали исчезать, а вовсе не потому, что обновляются клетки мозга, которые, кстати, почти не обновляются, просто я, как всегда, не хотел этого видеть, пока мне прямо не дали понять...
   И так до бесконечности. Лизу не радовала та легкость, с которой Дима вышвырнул на помойку свою мечту. Пускай даже одержимость. Пускай ради счастья. На подсознательном уровне.
   Всё-таки прежний Дима нравился ей больше.
   С другой стороны, он хотел рано или поздно вернуться сюда. И остаться легально. Это ее успокаивало.
   Лиза упаковала последние вещи, аккуратно застегнула сумку и посмотрела в сумерки за наклонным окном. Где-то в Москве люди по-прежнему строили башню из темных зеркал, из последних сил и средств, по метру в день карабкаясь навстречу звездам. И Лизе нравилось их упрямство, но теперь ее грело другое. Она мечтала о низких постройках - о старых домах из детской сказки, затянутых виноградом, о мощеных улицах без проезжей части, где на каждом фонаре есть каркас для гирлянды из живых цветов. Где люди способны улыбаться по дороге на работу.
   На этот раз ее незачем было уговаривать. На этот раз Лиза выбирала сама.
   В недрах дорожной сумки тихо затрещал сотовый. Негромко выругавшись, Лиза вывалила сложенные вещи на пол и нацарапала вибрирующую трубку, похороненную на самом дне.
   Ей звонила мама.
   "Ничего себе", - подумала Лиза, глядя на экран и не решаясь ответить. Каждая минута в роуминге стоила бешеных денег. По крайней мере, для ее матери.
   Повод наверняка был серьезным. Лиза нажала кнопку.
   - Алло, мам?
   - Привет. Ну, как дела в Европе? Хорошо?
   На душе у Лизы стало еще тревожней.
   - Нормально, - осторожно сказала она. - А у вас как?
   - И у нас нормально, - отозвался мамин голос. Почти мамин. Что-то в нем было не так.
   - Точно? Всё в порядке? Тогда зачем ты звонишь?
   - А что, разве нельзя узнать, как у тебя дела? Всё ли хорошо?
   - Мам, - сказала Лиза, чувствуя привычную усталость. - Здесь всё просто отлично. Со мной ничего здесь не случится. Со мной двое друзей.
   - Друзей? - спросила мама. - Это тех друзей?
   - Каких, мам?
   - Не важно. В принципе, это твоя личная жизнь, я не хочу вмешиваться.
   - Мам. Что произошло?
   - Ничего. А что?
   - И ты просто звонишь узнать, как дела.
   - Ну да.
   - Дела хорошо. Как я уже говорила.
   - Ну, тогда хорошо.
   - Пока?
   - Пока, береги се... - мама повесила трубку, оборвав себя на полуслове.
   Нет, у них определенно было не всё в порядке.
   Лиза открыла ноутбук и включила интернет. Новости - всё по-старому, как отдохнуть летом, самый жаркий май с такого-то года... лесные пожары, где-то как всегда стрельба... валовой доход, повышения тарифов...
   И вдруг Лиза увидела. Не в обычной ленте, а среди мелких баннеров, которые липнут к любой странице, вопя о заработке, бесплатных сиськах и пустых сенсациях. Она щелкнула на заголовок, ожидая спам и тонну рекламы, но ссылка вела на простую заметку, набранную огромным шрифтом. Едва шевеля курсором, Лиза прочла до конца и снова открыла поиск. Так и есть. Это было повсюду. Двадцать четыре тысячи совпадений.
   Когда вернулся Максим, она перехватила его у порога.
   - Нужно вернуться назад, - сказала Лиза. - Прямо сейчас.
   - Это с какой стати? - удивился Макс.
   - Пойдем.
   Она потащила его в комнату и развернула ноутбук Максиму навстречу.
   - Это что? - спросил он.
   - Читай.
   - "Развратные знаменитости", - медленно прочел Макс. - Э-э...
   ЭЛИЗА ФРЕЙД ЖИВЕТ С ДВУМЯ МУЖЧИНАМИ.
   И фото Лизы с приделанной обнаженной грудью.
   - Нужно вернуться. Прямо сейчас.
  

Часть II. Настоящее

Глава 6. Снова земля

  
   15 сентября 2005 года
  
   Изнутри психбольница обманывает любые ожидания. Ты ждешь смирительных рубашек - а их нет. Ждешь безумия - а его не больше, чем на улице. Ждешь хоть чего-то необычного - а это просто больница: грязная, холодная и нищая. Здесь есть решетки на окнах, но они бывают везде. Есть решетка и на двери, но только на той, что ведет наружу. И дежурный запирает ее только вечером. Или когда идет на перекур.
   Здесь нет буйных. Их держат в другом здании, куда из наркологии можно попасть лишь за особые заслуги. Мои обрывочные ночи и дни прошли в компании двух самых безобидных ребят, которых мне доводилось видеть. Когда приехал инспектор, быстро выяснилось, что им здесь вообще не место, и я остался в тройной палате один.
   Режим, питание, железные кровати - больше всего напоминают мне детский сад. Я смутно помню те же правила: тихий час, руки на одеяло, культурные походы в столовую. Я уже ел все эти блюда: сырники, яйца всмятку, гороховая жижа, от которой шарахаются мухи, - так же точно мне приходилось давиться ими ребенком, под суровым надзором садистов в белых халатах. Так устроена жизнь: когда оказывается, что ты не готов, тебя снова и снова приводят сюда, и опять заставляют пройти вводный курс.
   Мой экзаменатор, врач из министерства, что успел за пару дней вычистить наркологию и сексопатологию, оказался совершенно лыс. По его мягкому длинному лицу, слегка похожему на гриб, невозможно было определить, шутит он или говорит серьезно.
   - Вот она, местная знаменитость, да? - спросил он, усевшись на койку возле моей. Сетка заскрипела и натянулась. Инспектор поерзал, усевшись глубже, и раскрыл на коленях тонкий портфель.
   Кроме меня в палате не осталось никого, поэтому лысый доктор не ждал ответа.
   - Посмотрите сюда, - он улыбнулся, а может, просто глянул в мою сторону. - Прислали распечатку скана ксерокопии. В конверте. Сказали, файл с картинкой большой, по электронке не отправишь.
   Я молчал. Неловко говорить с человеком, по лицу которого невозможно определить даже возраст. Сколько лет ему было? Тридцать? Пятьдесят? Я не знаю до сих пор.
   - Черт знает сколько работаю в министерстве, - сказал инспектор. - И ни разу не получал документов по электронной почте. Только на такой вот, на папиросной бумаге. Так еще и на матричном. Приходится буквы от руки дорисовывать.
   Врач говорил и рылся в портфеле. Его лицо оставалось гладким, как продолжение лысины.
   - Ну? - спросил он, так и не подняв глаз. - А у вас какие соображения по поводу?
   По какому?
   - По любому. По всей этой, вон... суровой действительности?
   В оконную сетку царапались первые желтые листья.
  
   16 мая 2005 года
  
   Лиза сидела в кресле.
   Они с Максом погрузились в автобус тем же вечером, уснули и проснулись в нем, и снова наступил день, а потом опять был закат, и снова за окнами стемнело, а Лиза всё так же сидела в кресле.
   Весь день гудел мотор. Весь день у нее мерзли ноги. Лиза сбросила туфли ночью, а с утра не смогла надеть их - как и предупреждал Дима. Ее шея не поворачивалась. Она горела так, будто позвонки растерлись в мелкий песок. Об этом Дима тоже говорил. Они с Максимом пытались убедить Лизу часа два, но всё без толку. Она добилась, чего хотела, и жаловаться теперь было некому.
   - Я звонил во Франкфурт, - говорил Макс. - Вполне реально взять билеты на завтра, мы закажем такси с утра, и днем уже сядем в самолет. Завтра же вечером будем на месте.
   - Когда долго сидишь неподвижно, в ногах собирается жидкость, - рассказывал Дима. - Обувь будет на размер меньше.
   - Нет, нет, - Лиза мотала головой. - Я не могу. Нужно ехать прямо сейчас. Я не смогу заснуть, пока мы не выедем.
   - В автобусе ты тоже не поспишь, - возражал Дима. - На этих креслах нормально заснуть не получится, это нужно уметь.
   - Завтра же, - повторял Максим. - Завтра вечером. А не послезавтра, как в случае с автобусом.
   - Нет, нет, - бубнила Лиза, едва прислушиваясь. - Пожалуйста. Срочно нужно ехать. Я не высижу на месте до завтра.
   Только сейчас ей стало ясно, насколько глупо это звучало.
   За целый день автобус остановился два раза, утром и вечером. С утра Лиза даже выползла на свежий воздух. Под вечер уже не хватило сил. Она сидела и пялилась в экран. В автобусе без перерыва крутили американские комедии, скучные и бездарные, с этим черным актером, который одинаково играет в каждом фильме. Едва одна успевала закончиться, как начиналась другая, и Лизе казалось, что и сюжет, и шутки, и титры, и синий экран - всё повторяется снова и снова, подавляя в ней сознание. Время загустело, и в голове у Лизы клубился вакуум.
   - Когда приедем, мы будем экспертами по ничего-не-деланью, - сказала она Максу.
   - Э-эм, - ответил тот, бросив на Лизу пустой отяжелевший взгляд.
   Она завидовала Максиму. У того не возникло проблем с ночевкой в автобусе - он набрал в дорогу столько пива, что в первый вечер легко упился до беспамятства и вырубился, свесив подбородок на грудь. И дрых беспробудно всю ночь, пока Лиза отчаянно вертелась, пытаясь лечь буквой Г поперек косого сиденья.
   Теперь снова был вечер, и Макс решил повторить фокус с пивом. Заснуть он еще не успел, но для беседы уже не годился. Поэтому Лизе осталось только одно занятие.
   Она сидела в кресле. И смотрела в окно, за которым висел чернильный горизонт. Сидела и думала, что могла бы выпить, если бы знала, где Максим прячет запасы своего пойла. И если бы ее не мутило при мысли о выпивке. Сидела и думала, что за дерьмо творится в Москве, и какого черта теперь делать. Она представляла себе Диму, который, скорее всего, трясся где-то рядом, в закрытом прицепе для нелегалов. Потом думать стало не о чем, и Лиза просто сидела в кресле.
   Она пыталась уснуть и снова не могла.
   Лиза пробовала смотреть на экран, но там был только Уилл Смит в роли Уилла Смита, и снова, и снова, и снова.
  
   17 мая 2005 года
  
   Он пришел в себя от грохота воды, льющейся в полупустую ванну. Он сел вертикально и растер кулаками веки, чтобы не уснуть в очередной раз.
   Его нервы и кости дрожали, а в горле застрял непроглоченный спазм. Гостиничная ванна была просторной и белоснежной, но даже в чистой горячей воде Дима чувствовал себя чуть озябшим и слегка грязным.
   И немного пустым.
   "Абстиненция", - определил Дима, стуча зубами. Алкоголь... да, этот точно. Может, еще и табак. И какой-то другой наркотик. Минимум один.
   Экстази?
   Дима потрогал скулы. "Уже теперь не вспомню".
   Он просто зашел узнать насчет перевозчиков. Кто едет через границу. У кого есть тайник. Кто хочет заработать. У Димы были деньги, и найти машину стало гораздо легче.
   Тракеры у стойки что-то праздновали. Трое или четверо, все с востока: худые, зубастые, простые как наждачная бумага. Они предложили ему выпить, и слово за слово.
   Дима помнил, что долго не мог опьянеть. А потом - как учил кого-то на стоянке разным болевым захватам. Это уже был не тракер. А вроде даже немец.
   Потом они двое как-то сразу попали на дискотеку. И, помнилось Диме, там он пил еще. И танцевал.
   Гостиничная ванна была полна до краев. Из последних сил вытянув затекшую ногу, Дима захлопнул кран.
   Что еще? Вроде бы он курил. По крайней мере, сейчас першило в горле. Вроде занимался сексом. Дима помнил, как стаскивает трусы по ноге какой-то девочки. Она еще заехала ему в ухо тогда, в качестве флирта. Перед сексом. Если был секс. Дима вспоминал, как стоит у автомата и пытается купить презервативы, которые нигде теперь не удавалось найти.
   Он погрузился в горячую воду по самый подбородок. Ему хотелось пить, и Дима хлебнул прямо из ванны. Еще и еще раз, пока не сдалась его бездонная жажда.
   Ну как? Ты счастлив?
   Теперь он постоянно задавал себе этот вопрос, и каждый раз не мог ответить. Что делает человека счастливым? Удовлетворение всех желаний? Стимуляция нервов? Серотонин? Он был почти уверен, что за ночь перепробовал всё это. Он помнил, что перепробовал.
   А теперь чувствовал себя грязным - и ничего кроме. Дима торчал в гостиничной ванной с утра: набирал воду, спускал воду, мылился, поливал себя из душа, полоскал рот и снова лез набирать ванну. И всё равно ему мерещилась эта несвежая липкость по всему телу. Грязь и усталость.
   И сухость в горле. И сожаление.
   Глупо быть несчастным - да, но по-другому он просто не умел. И кто знает, сколько уйдет времени, пока научится.
   Ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь, а Синица исчезла.
   "Ее и не было", поправился Дима. Ты и есть она. Ты сам ее выдумал.
   - Тогда почему не поговорить с собой? - громко спросил он, поворачивая к себе зеркало. - Да, правда. Итак, начнем заседание. Что скажешь... Дима?
   Предлагаю обсудить наши планы.
   - Да, предлагаю обсудить наши планы. Нам нужно выбираться отсюда.
   Лизка с Максом уже, наверное, возле границы.
   - Давай собираться, и догоним их. А там посмотрим.
   Точно. В точку, Дима, как всегда.
   - Спасибо. И обсудим по дороге нашу суровую действительность. В машине у нас будет много времени.
   Знаешь, а ты настоящий псих.
   - Знаю, Дима. И даже... радуюсь этому.
   Уж хоть так, для начала.
   - Классно погуляли, да?
   Он засмеялся и вернул зеркало на полку. В гулкой ванной опять стало тихо.
  
   17 мая 2005 года
  
   Максиму пришлось тяжелее всех. Лизка спокойно отдыхала в кресле, смотрела фильмы; за Дмитрия он тоже не переживал - тот наверняка привык терпеть и большие расстояния - а вот Макса колбасило очень не по-детски.
   Ему доводилось терпеть подобное, и он подготовился заранее. Побольше алкоголя, чтобы уснуть. Еще нужны были кое-какие таблетки, но в немецкой аптеке они не продавались - там вообще ни хера не продавалось без рецепта, кроме леденцов. "Если бы знать", - думал он, - "можно было спросить что-нибудь на хероин споте". Но кто знал.
   И кто знал, что в бездействии терпеть это окажется настолько трудно.
   Всё началось через сутки, как по графику. Лёгкое недомогание. Потом оконный свет начал жечь ему глаза. Максим опустил веки и ждал, регулярно отогреваясь пивом. Рано или поздно это должно было пройти, и прошло, но апатия, пришедшая следом, уходить не спешила. Она ждала, готовясь превратиться в черную, глубокую абстинентную депрессию. И Макс, не имея других занятий, ждал вместе с ней.
   Автобус притормозил и заглох. Максим запоздало понял, что движение прекратилось. Его голова поплыла вперед, и Максу пришлось ухватиться за подлокотник.
   На Людвигсдорфе бушевал ветер, и флаги трепетали на мачтах почти вертикально.
   Хотелось выйти. Но приходилось терпеть, пока между рядов шел польский таможенник, собиравший паспорта. Наконец автобус тронулся и сантиметр за сантиметром пополз через границу. Когда зашипела и распахнулась дверь, Максим вылетел наружу первым. Еле сгибая ноги, он побежал к серому бункеру, где виднелась надпись "Туалет", выведенная забытыми буквами.
   Ступени вели под землю, в невыносимо смердевший кафельный мешок. Пол был затоплен, и под ногами хлюпала какая-то мерзость. Помочившись в неровную дырку, Макс оглянулся в поисках раковины, которой не было. В углу виднелся стул. На его спинку опиралось мутное зеркало - старинное, огромное, в резной деревянной раме.
   "С возвращением", - подумал Максим, вытерев руки изнанкой кармана.
   Из последних сил он вскарабкался по крошащимся ступеням навстречу дневному свету, забрался в автобус и рухнул около Лизки, которая так же безучастно смотрела в экран.
   - Есть хочешь? - спросила она.
   Макс помотал головой.
   - Достань мне гамбургер, пожалуйста.
   Вынув замасленный пакет, Максим осторожно понюхал содержимое. Оно не пахло ничем. Макс передал бутерброд Лизе, и она съела его в три жадных укуса. А Максиму было плевать. Ни аппетита, ни обоняния, до сих пор.
   Когда они снова набрали скорость, Максу показалось, что у автобуса сломалась подвеска. До таможни он будто плыл, мягко покачиваясь на шоссе - а теперь кабину трясло, швыряло, подбрасывало на каждом ухабе. Кресло било Максима под зад. Вокруг дребезжало железо, а где-то внутри тяжело грохал незакрепленный багаж.
   "Ни фига себе", - вяло подумал Макс. Нет, он слышал эти шутки о дорогах, и сам иногда пересказывал их, но чтобы настолько...
   Вдоль обочины тянулась распаханная грязь. Они проезжали какую-то деревню, всё серое на сером - косые заборы, неровные шиферные крыши. Жуткие горбатые старухи брели вдоль трассы, волоча то повозку, то пыльный мешок, то неровную вязанку дров. Земля, до самого горизонта, казалась неопрятной, убогой и совершенно брошенной.
   - Черт, - пробормотал Максим непослушными сухими губами. - Ведь мы улетали из нормальной страны. Что здесь случилось, пока нас не было?
   - Боюсь, это та же страна, Макс, - Лиза потерянно смотрела по сторонам.
   Он силился и не мог понять, значит ли это, что ей видится то же самое, или наоборот.
   - Скажи, это один я... - начал он, но Лиза не слушала. Она неловко подобрала бумажный пакет, наклонилась, и ее сильно вырвало.
   - Гамбургер, - сказала Лиза. - Испортился. И укачало.
   - Дай сюда, - Максим забрал у нее отяжелевший пакет, завертел его наглухо и растерянно держал в руках эту мерзость до следующей остановки, безразлично надеясь, что пропитанная жиром бумага стала водонепроницаемой. Он уже истратил запас отвращения.
   - В райцентре остановка пять минут, - оглушительно передал стюард по громкой связи. - Будьте осторожны, здесь воруют.
   Макс вышел из автобуса, держа сверток на вытянутой руке, и едва не споткнулся о тощего загорелого паренька.
   - Дядя, дай на хлеб, - потребовал тот.
   - Нет денег, - хмуро ответил Максим.
   - Тогда давай еду, - паренек вытянул руку, норовя схватить тяжелый булькающий пакет.
   - Это не еда.
   Макс отошел к бетонной урне и сбросил неприятный груз. Парень тут же нырнул следом, зарывшись в мусор по локти. Максим резко отвернулся и закурил, но спустя миг вышвырнул начатую сигарету, которую немедленно подобрали.
   "Санитары леса", - подумал он. Ни вкуса, ни обоняния. И курить не тянет.
   Возможно, так даже лучше.
  
   18 мая 2005 года
  
   "Виолончель", - сообразила Лиза, еще не проснувшись. Ребристый тягучий рев прорвался в ее грезы, оставив воображаемый привкус меди во рту. Звук ширился и рос, и Лиза открыла глаза, не в силах удержать обмелевшие грезы.
   На высоком потолке раскинулась люстра - чугунное страшилище, увешанное гроздьями матовых шаров. Лиза перевернулась на бок. Упругая кровать, покрытая бархатом, спросонья показалась ей бесконечной - ползешь и ползешь, а края всё нет.
   Зато у Лизы было время, чтобы вспомнить место. Дорогие апартаменты в одном из этих кирпичных небоскребов на охраняемой территории, за полосатым шлагбаумом и стриженной изгородью. Швейцар у входа. Повсюду геометрический порядок. Не столько жилье, сколько дорогой аксессуар.
   Лиза спрыгнула на пол и оглянулась в поисках одежды, но ее не было. На Лизе осталось только нижнее белье, к тому же - не первой свежести. Ее джинсы, свитер, даже чулки - всё исчезло.
   Она протиснулась мимо широкой кровати. Стену напротив целиком занимал встроенный шкаф. За его тяжелой дверью обнаружилась целая выставка платьев - на вид дорогущих, хоть и чересчур парадных, как на последний ужин. Лиза выбрала самое неброское (всё равно тысячи две зеленых) и надела его, вдохнув роскошную шелковую свежесть.
   В дверце шкафа нашлось и зеркало, но краситься было нечем, да и незачем, решила Лиза. Умыться только - и сойдет. Решив найти ванную где-нибудь по дороге, Лиза прикрыла за собой дверь и ступила босиком на мягкий ковёр. Ноги до сих пор гудели после автобуса.
   Музыка струилась ей навстречу. Лиза пошла на звук, спустилась по мраморной винтовой лестнице и вышла прямо к хозяйке.
   Бергалиева сидела в кресле посреди широкой гостиной. Второе кресло, пустое, стояло напротив, отделенное низким полированным столиком. "Мебельный стенд", - подумала Лиза.
   Директриса вытянула руку и щелкнула ногтями по кожаному сиденью.
   - Присаживайся.
   Ухватившись за спинку двумя руками, Лиза сдвинула тяжелое кресло и уселась. Сиденье было удобным, но каким-то нарочито упругим, будто ортопедический снаряд.
   - Хорошо выспалась?
   "Странно всё это", - подумала Лиза. Начиная с прибытия. Она ждала, что возле автобуса их встретит разгневанная толпа с гнилыми помидорами, но площадь была пуста. Когда они с Максом вышли из здания вокзала, а через дорогу стоял огромный белый джип, из которого вышла Бергалиева, то Лиза решила: вот сейчас - точно начнутся помидоры или того хуже. Но директриса повела себя уж вовсе непредсказуемо.
   - Ты, - сказала она Максиму. - Лови машину, вези домой багаж. А тебя я забираю к себе.
   - Зачем? - спросила Лиза, хотя Макс не был против и сразу побрел искать такси.
   - Тебе надо выспаться, - ответила директриса. - Отдохнешь с дороги, придешь в себя, тогда поговорим.
   И вот, они сидели у нее. Лиза выспалась, отдохнула и теперь ждала чего угодно. Кроме новых проявлений заботы.
   - Любишь музыку? Классическую? - спросила Бергалиева, указав пультом на колонки позади. Каждая напоминала два огромных внимательных зрачка.
   - Я вообще больше росла на джазовой... - промямлила Лиза.
   - У меня и такая есть, - директриса нажала кнопку, переключив колонки на Эллингтона.
   Они посидели молча, слушая музыку. Лиза гадала, можно ли как-то намекнуть, что она с детства ненавидит джаз. Выходило, что уже нельзя, момент упущен.
   Ладно, хорошо хоть не "К Элизе".
   - Не знаю, где мои вещи, - сказала Лиза, кивнув на платье.
   - В мусоропроводе, - ответила Бергалиева. - Это моей дочери. Она учится в...
   Директриса небрежно произнесла несколько букв, которые, видимо, должны были значить что-то престижное, но Лиза не разбиралась в московских вузах, и гордое название оказалось потрачено впустую. Как и роскошь апартаментов. Как и музыкальное сопровождение. Лиза всё равно была начеку.
   Скорее закончить прелюдию.
   - Зачем вы меня пригласили? - спросила она. Вообще-то, Элиза говорила "ты" всем и каждому, включая директоров, но пока Лиза решила оставаться собой. Тем более, кто знает - возможно, Бергалиева позвала ее не только от своего имени.
   - Зачем? - директриса поднялась из кресла и прошла к барной стойке. - Потому что мы - девочки. Мы должны держаться вместе.
   Бергалиева распахнула шкаф над мойкой. Весь кухонный уголок, да и остальной интерьер, выглядел так, будто попал сюда прямо из мебельного. Лиза невольно ждала, что в шкафчике окажется пусто, не считая пакетика запчастей и мятого техпаспорта, но за дверцей виднелась батарея стекла и зеленых бутылок.
   - Будешь вино?
   - А? Нет, спасибо, желудок, - Лиза коснулась живота и поморщилась. У нее до сих пор не было аппетита.
   - Итак, - Бергалиева вернулась и села в кресло, полируя в руке бокал красной жидкости. "До сих пор старается меня впечатлить", - отметила Лиза и чуть не хихикнула. Лиза не очень разбиралась в культуре вин и вечно путала, как правильно пьют белое или красное. Но знала точно: ни то, ни другое не полагается хлебать как чай, держа бокал за ободок и вытянув до отказа мизинец.
   Ей бы с Максом померяться. Лиза снова едва удержалась от смеха.
   - Итак, - повторила директриса, причмокнув тонкими губами. - Зачем вызвала. Теперь у тебя, сама понимаешь, будет другое шоу.
   - Другое? В смысле, другое?
   А ничего, что я трахаюсь с двумя мужиками? Этот вопрос мы оставим на потом?
   "Заткнись, Элиза".
   - Я говорю о звездах, - объяснила Бергалиева. - Не гости из народа, а эстрада, ведущие, кто там еще? КВН... и черт и дьявол. Дальше, без "небес", только страхи. И без эфира. Мы обе уже видим, что с эфиром ты не справляешься, права я?
   - Почему не справляюсь?
   - Я говорю о сексе, - директриса не слушала. - Нужен будет от тебя новый имидж. Какие-то сапоги, здесь кожа, там кожа, что-то более жесткое. Ты поняла? Агрессивное, открытое, смелое. Чтоб ты была как... чтоб тебя боялись. Да?
   - Мода Святой инквизиции, - Лиза косо ухмыльнулась.
   - Инквизиции? Нет. Я думала скорее насчет вампиров. Скоро опять будут популярными. После нашего шоу - гарантирую.
   Бергалиева нагнулась через низкий дубовый столик, пихнула Лизу в коленку и засмеялась. Лиза наблюдала это явление в первый раз. "Не так уж плохо", - решила она. По крайней мере, зубы у директрисы были красивые - белые и ровные, прямиком из рекламы. Лиза даже робко улыбнулась в ответ.
   - Так, и самое главное, - сказала Бергалиева, проглотив остаток вина.
   "И самое главное", - мысленно повторила Лиза и нахмурилась.
   - Что бы ты ни делала - не слушай Члеянца. Что бы он тебе ни предлагал. Не слушай и не ведись. Я могу здесь на тебя рассчитывать?
   Она ждала чего угодно, кроме этого. От растерянности Лиза даже покачала ногой в такт музыке.
   - А... - замялась она. - А что он такого может мне предложить? Просто чтоб я знала
   - Скорее всего, то же самое, - директриса размашисто поставила бокал на столик. - То же, что и я.
   - Но тогда... - Лиза смутилась окончательно. Эта квартира, этот дурацкий надоедливый джаз - всё сбивало ее с толку и мешало думать. - Тогда... ладно, хорошо. Пожалуйста.
   - Кроме твоего водителя, я к тебе приставлю двух баб. Из охраны. Да, я хотела мужиков, но их будут путать с этими твоими двумя.
   - "Эти" - не мои. У меня с ними ничего подобного нет, это просто...
   - Плевать! Плевать, - Бергалиева мелко помахала рукой. - Твои, не твои, мне нет дела. Я хочу убедиться, чтобы ты понимала: мы имеем дело с очень, повторяю, очень рискованным материалом. Из него можно получить большие деньги, а можно - большие проблемы. Я всё сказала, а ты - выбирай сама.
   - Проблемы? - Лиза поерзала на ребристом сиденье. - Значит, всё-таки, будет толпа с помидорами?
   "И охрана", - подумала она. Да, видно, радоваться пока нечему.
   - Какая толпа? Какие помидоры? - теперь удивилась Бергалиева. - Что будет - я тебе скажу. Будут журналисты. Берегись журналистов. Мы не готовы продаться так дешево. Если кто-то лезет с вопросами - девочки его успокоят. Кстати, Члеянцу тоже передам, а то вечно пытается всё пересрать, а, между прочим! Видела ты этот последний...
   Они проговорили до самого вечера, теперь уже ни о чем. Директриса расспрашивала про Европу, хвасталась отдыхом, хвасталась дочкой, хвасталась большими идеями "44-го". Она вела себя как обычный начальник, принимающий в гостях обычного подчиненного. Лишь у порога, когда Лиза обулась и повернула ручку двери, Бергалиева сказала за спиной:
   - Один совет напоследок. Касательно твоей карьеры.
   - Да? - Лиза оглянулась. Директриса подошла к ней вплотную, дыша винным паром.
   Она уставилась Лизе в глаза и произнесла, качнув подбородком:
   - Не наступай снова на те же грабли.
   И больше ничего. И они попрощались.
   "И какого черта это значит", - гадала Лиза, протискиваясь на заднее сиденье.
   Нужно поскорее вернуть ей платье.
  
   18 мая 2005 года
  
   - Итак? - Елена Михайловна потянулась к сигарете за ухом.
   - Что "итак"? - спросил Дима.
   Впервые он смотрел ей прямо в лицо, грубое и дубленое. Когда Е. М. говорила, морщины вокруг ее рта отчерчивали каждый звук так резко, что сами по себе читались как подтекст. Необязательно было знать лицевые тонкости - даже близорукий Дима мог разобрать, о чем главредша молчит. Стоило лишь посмотреть ей в лицо.
   - Твои комментарии? - спросила она.
   Михайловна нервничала. "Ей нужно что-то", - решил Дима. Наверное, пошла бы в атаку, да зацепиться не за что.
   - Мои комментарии? - он улыбнулся. Выходило смешно. И кому придет в голову, что Е. М. может вести себя как нервный подросток? Никто в журнале не решался посмотреть на главреда в упор.
   Дима придумал это недавно, буквально утром. Смотреть на людей вот так. И почему нет, раз теперь можно всё.
   Е. М. нашарила между бумаг тяжелую медную зажигалку. Прикурила, щелкнула крышкой, и в кабинете приятно запахло бензином. Дима так и не ответил ей. Он разглядывал сигарету в зубах Михайловны и молча ждал.
   - Ты закурить хочешь? - спросила Е. М. - Или чего ты уставился?
   - А? Нет, - он впервые смутился. - А это "Зиппо", да?
   - Короче, - теперь главред была раздражена. - Ты будешь рассказывать или нет?
   - Что рассказывать?
   - Твою мать. Ты спал с этой бабой или нет?
   Но ее опять выдали черточки возле губ. Конечно, всем хотелось знать. Еще бы. Девочки в редакции чуть не лопались от желания докопаться. Они хихикали, спрашивали у него какие-то глупости, шутили непонятными фразами вроде "у кого что болит" и "жениться пора". Но когда Дима смотрел каждой в лицо, он видел только большое - "СЕКС?"
   Они все провожали его взглядом чуть по-новому.
   Но Е. М. не интересовало - был секс, есть секс, будет секс. Ей нужно было что-то другое.
   - Вам нужно что-то другое, - Дима снова улыбнулся, глядя на Михайловну. - Сказали бы прямо уже.
   - Прямо, да? - редакторша затянулась и обильно выпустила дым. - Хорошо. Будет тебе прямо. Меня интересует интервью. Твое интервью. На разворот.
   - Стойте, - Дима поскреб в затылке. - Я должен сам взять у себя интервью?
   Она знает? Кто ей рассказал?
   - А в чем проблема? - Е. М. подняла брови и воткнула сигарету в пепельницу. - Есть некто Дмитрий, засветился в ее любовниках. Есть Митяй, работает в нашем журнале. Второй расспрашивает первого.
   - И честно всё рассказывает?
   - И говорит то, что интересно читается. Честно, нечестно. Твое интервью, тебе решать.
   - А если он скажет, что ничего не было?
   - Это неинтересно. Пусть подумает лучше. Пусть не рассказывает, пусть намекает. Ты. Ты профессионал? Или кто?
   - Ну ладно. Намекает. И что получает за это?
   - Не дави. Стандартный гонорар. Хорошо, с надбавкой за скандальность. Если - заметь - если она будет.
   - А второй? Митяй? - Дима хихикнул, разглядывая окурок. - Ему-то что с этого?
   - Гм. Дай подумать, - незачем было читать морщины. Е. М. собиралась напасть. - Как насчет сохранить работу? А? Его такой вариант устроил бы?
   - Дайте подумать, - он подготовился раньше, чем она закончила. - Если честно, "Ритм-н-блюз" не такой уж богатый журнал. И вообще. Не такой уж прямо журнал. Мы, Дмитрий с Митяем, почему-то уверены, что найдем варианты и лучше.
   Главред откинулась в кресле и посмотрела Диме в лицо. Он спокойно уставился в ответ. Не зря он тренировался целое утро.
   - Я вот что не пойму, Митяй, - наконец ответила Михайловна. - Когда это ты стал таким?
   - Каким?
   - Таким, - она повертела рукой. - Этаким вот довольным, самовлюбленным мудаком?
   Дима смутился и промолчал.
   "Сама такая". Ничего другого в голову не лезло.
   - Так что? - спросил он. - Мне писать заявление?
   - Какое заявление, - редакторша устало глянула в потолок. - Работать кто будет? Оставил родное издание без полосы - так ищи теперь, чем заполнить.
   Дима поднялся и побрел к стеклянной двери. В редакции только у Е. М. была дверь.
   - Митяй, - позвала Михайловна новым голосом. Дима остановился.
   - А? - спросил он, не оборачиваясь.
   - Ты залез в крупные деньги. И очень жаль, что ты всё-таки не мудак. А тот же наивный ребенок.
   - Спасибо, - хмуро ответил Дима, сделав еще два шага к выходу.
   - Постой, - лениво одернула его редактор. - Ты, конечно, этого не понимаешь, но просто так выйти тебе не дадут. И, раз ты не с нами - я не могу тебя защитить. Разбирайся сам.
   - Кто не даст? От кого защитить? - Дима повернулся к ней. - Так вы знаете, кто всё это начал?
   Михайловна фыркнула.
   - Что тут знать? Дарование, тоже мне. Ты спроси: "куи боно"?
   - Уи... что?
   - К чьей выгоде, Митяй. К чьей. Выгоде.
  
   18 мая 2005 года
  
   Слева и справа была пропасть. Да, под тонким слоем бетона с хрустящей рубероидной корочкой, но всё-таки. Горячий сладковатый ветер трепал волосы на его затылке, и Максу приятно думалось о том, что позади сорокаметровый обрыв, долгое стремительное падение и гарантированное ничто.
   Максим слегка нервничал. Пускай самую малость, но ему хотелось жить. И это радовало.
   Он вынул пудреницу и осторожно приоткрыл ее, держа подальше от ветра. В зеркальной крышке отражался розоватый порошок. Вот что не давало Максу покоя - этот мерзкий цвет, желто-розовый. И консистенция. Истлевший моллюск на дне квадратной раковины. Выгляди смесь хоть каплю привлекательней, Максим колебался бы меньше. Второй Макс уверял его, что здесь есть амфетамины. Возможно и так. Но что еще?
   Максим номер два сказал - в принципе, ничего, и это "в принципе" охлаждало Макса не хуже странной окраски. Нужно было слегка прийти в себя, но вовсе не хотелось очнуться на другом конце Москвы и брести неизвестно куда, обходя трещины на пляшущем асфальте и приветствуя каждое встречное дерево.
   "Нет, это не мое", - решил Максим, защелкнув пудреницу. И снова приоткрыл ее. В пятый раз. Или в шестой, кто знает.
   - Макс!
   Он дернулся, услышав голос. По крыше пробирался Дима, неуклюжий и раскрасневшийся, в своей обычной психованной манере.
   - Блин, чуть дурь из-за тебя не рассыпал, - пробормотал Максим, ровняя порошок ногтем.
   Вот оно. Сначала испытать на ком-нибудь.
   - Ты, помнится, решил всё перепробовать, - он сунул Диме коробочку. - Не желаешь?
   - А что это?
   - Смесь неизвестного происхождения с пока не установленным эффектом.
   - А, - Дима нетвердо улыбнулся. - Спасибо. Я такое уже пробовал.
   - Хозяин барин, - Макс убрал пудреницу в карман.
   - Так вот, - Дима присел рядом. В его дыхании явно прослеживался спирт. - У меня к тебе серьезный разговор. Насчет Лизы.
   - Угу, - хмуро кивнул Максим. - В обычном шведском доме, обычная шведская семья. Ты как предпочитаешь, вдвоем или по очереди?
   Дима поскреб в затылке.
   - Я о чем, - он наклонился к Максу, дыша свежим перегаром. - Нужно срочно рассказать ей, кто виноват.
   - В чем?
   - Во всем! Из-за кого это началось, в интернете, в газетах...
   - Подожди, подожди, - Максим растер виски, пытаясь собраться. - Во-первых, ты пьян.
   - Взял немного пива по дороге...
   - Во-вторых, с чего ты вообще решил, что я каким-то образом...
   - Это студия! - перебил Дима. - "Мега-44", они запустили всю кампанию! Вот глянь: кому выгодно? Забыл, как там по-латыни... Кому больше всего прибыли? Конечно, студии! У них теперь скандал, у них новости, все теперь будут смотреть шоу просто чтобы увидеть, кто такая Лиза, даже если кто-то не видел, даже наоборот! Те, кто еще не видел, и сядут первыми смотреть.
   Макс тяжело вздохнул. Опираясь на руку, он выудил свежую пачку, неловко раскрыл ее и сунул в рот сигарету. Прежде, чем Максим успел прикурить, Дима чиркнул у него под носом дешевой зажигалкой.
   - Гм-м. Спасибо, - Макс раскурил сигарету и затянулся. - Так вот. Во-первых, Дмитрий, скажу прямо. Нам обоим известно, что ты слегка... экстравагантен, так?
   - То есть, ненормальный? Да, - согласился Дима.
   - М-м. Да. Ладно. Неважно. Как ни назови. Теперь, как я уже сказал, ты еще и выпил. И вдруг понял - заметь, я не говорю "выдумал", просто понял - что за скандалом в газетах стоит "Мега-44й".
   - Вот именно!
   - Подожди, дай закончить. Так вот: твоя догадка всем хороша, я признаю, но это - теория заговора. Ты согласен?
   - Конечно. А я тебе о чем?
   - Теперь - что мы знаем о теориях заговора?
   - Что?
   - То, что в девяноста процентах случаев это плод больного воображения. Или нетрезвого ума. Правильно?
   - Да не-ет... выпил я уже потом.
   - Я всего лишь хочу сказать, - Максим повысил голос. - Что Лизе и так сейчас непросто. Возможно, прежде, чем обрадовать ее твоей находкой, нам следует позволить тебе немного передохнуть? Проспаться. Всё обдумать.
   - Но я уже обдумал! - Дима тряхнул головой так резко, что едва не повалился на Макса.
   - И я тебе верю! - Максим поднял руки, зажав сигарету между пальцев. - Честное слово. Я тебе верю. Но что скажет она? Если ты набросишься в таком виде, с перегаром, с этими твоими нервами. Что скажет Лиза?
   - Н-ну, - Дима покраснел еще сильнее. - Может ты и прав.
   - Конечно, я прав, - Макс приложил ко рту ладонь и затянулся.
   - Да. Наверное. Пускай сначала отдохнет. И я отдохну. Потом спокойно втроем обсудим. Правильно?
   - На сто процентов.
   - ЭТО ТЫ!
   Максим вздернул голову. К ним шагала Лиза. Смола трещала и гнулась под ее каблуками, как тонкий лед, - крак-крак. Черное вечернее платье хлопало по ветру. Лиза была похожа на пиратский крейсер.
   Она подошла в упор и присела напротив Макса, не в силах терпеть высоту.
   - Это ты сделал, - повторила она, глядя Максиму в лицо.
   - Господи, что еще? - он уставился куда-то в небо и промямлил. - Вы как сговорились...
   - Ты видел, что я решила остаться, и позвонил Бергалиевой, чтобы вместе придумать эту мерзость... чтобы я вернулась... как ты вообще мог додуматься до такого? З-зараза, нет, тебя убить мало.
   - Подожди, - Макс поднял руки, не глядя в ее сторону. - Подожди. Тебе не кажется, что могут быть и другие объяснения? Чисто теоретически.
   - Да? Ну ладно, давай послушаем, - Лиза склонила голову, ловя его взгляд. - Давай, расскажи мне свои теоретические объяснения.
   - Во-первых, - хрипло сказал Максим. Он кашлянул и вышвырнул окурок. - Во-первых, за каким хреном я стал бы выдумывать подобный бред?
   - Нет, объясни мне другое: почему раньше она бесилась, когда узнала, что мы вдвоем... типа, вдвоем. А теперь, когда нас трое, всё в порядке? Теперь мне главное не наступать на те же грабли. На какие грабли, Макс? Ты объяснишь это?
   - Я вообще не понимаю, о чем ты. Честное слово.
   - Хорошо. Тогда ответь мне прямо: да или нет. И, блядь, в глаза смотри!
   - Ну, - он вымученно уставился Лизе в переносицу.
   - Ты звонил Бергалиевой? Тогда, в гостинице?
   Пошарив в кармане, Максим вынул коробочку и потер ее между пальцев.
   - Не Бергалиевой, а Члеянцу, - хмуро сказал он. - Я просто передал, что ты хочешь уйти. Всё равно пришлось бы. Рано или поздно.
   - И устроил панику? Просил вернуть меня любой ценой, да?
   - Ничего я не устраивал.
   Возможно, он и впрямь слегка нервничал, -- припоминал теперь Макс. Она сама виновата. Что ему оставалось?
   Тем более, под немецкой дурью у него постоянно стартовал легкий невроз. О чем, правда, говорить теперь не стоило. Да и не было смысла.
   - Я набрал Члеянца, - сказал Максим. - И передал ему, что ты решила уйти, и если они хотят тебя вернуть, им нужно срочно придумать что-нибудь. Я имел в виду прибавку. Или новый бюджет. Что-то в этом духе. Члеянц ответил, что разберется. Откуда мне было знать.
   Он закончил и теперь сидел молча, полируя коробочку в пальцах. Мечтая забыть обо всем и тихо исчезнуть, растворившись в далеком уличном шуме. Дима тоже молчал.
   - Значит, так, - сказала наконец Лиза. - Мы соберем пресс-конференцию. Сейчас я звоню Катьке, договариваюсь насчет телевидения. Димка, ты сможешь организовать газетчиков?
   - Наверное, - ответил Дима. - Каких-нибудь точно смогу.
   - Ты, - Лиза кивнула Максу. - Найди нам помещение. И срочно, нужно сделать всё как можно быстрее, чтобы на "Мега-44м" не успели помешать.
   - Что - всё? - спросил Максим, открывая пудреницу. - Что ты собралась делать?
   - Рассказать правду, - Лиза прикусила губу. - Нужно всем рассказать, как получилось. И откуда сплетни. Уволят - мне всё равно. Я больше не могу с ними работать.
   - Окей, - Максим оттолкнулся свободной рукой и встал.
   - "Окей"? - переспросила Лиза. - Вот так сразу? Ты со всем согласен?
   - Конечно, - ответил Макс. - Или, ты думаешь, мне приятно, что о нас треплют?
   Он говорил искренне. Максиму куда больше нравилось, когда его считали единственным любовником.
   - А это что? - Лиза кивнула на пудреницу в его руке. - Ну-ка, выброси эту гадость, и чтоб я ее не видела. Ты мне нужен в нормальном состоянии.
   Не говоря ни слова, Макс развернулся и швырнул коробочку в никуда.
   - Видишь? - он посмотрел на Лизу. - Кое-кто может вить из меня веревки. Пользуйтесь.
   Тем же вечером они поехали смотреть конференц-зал.
  
   19 мая 2005 года
  
   Она не успела подготовиться. И не выспалась. В такой ситуации то и другое было просто нереальным. Лиза давно привыкла к эфирам: она сто раз давала интервью, сидела у гостевого микрофона на радио, в газетах, даже в утренних новостях. И всегда это воспринималось чуть по-другому. И никогда - так буднично, размеренно и неуютно.
   Людей явилось море. Когда Максим искал в интернете место, Лиза специально просила, чтобы это был небольшой симпатичный холл, где-нибудь при гостинице, с круглыми столиками, с бумажными торшерами, с маленьким баром. Спокойная атмосфера, коктейли и закуски за ее счет. Не ради гостей, а ради себя. "Устраивать революцию - так со вкусом и комфортом", - решила Лиза.
   И просчиталась. Крошечный зал был трижды переполнен, а гости всё прибывали. Они стояли в проходах, грызлись за места для операторов, ругались из-за свободных розеток и микрофонных гнезд. Им не хватало света, не хватало звука, не хватало бутербродов. По вине Лизы, которая собралась искать у них поддержки.
   "Хватит. Перестань", - думала она. С таким настроем ты проиграешь, не успев начать.
   "Ты пришла не оправдываться. Ты пришла разоблачать". И тебя всё равно возненавидят. Не эти, так другие.
   Главное - рассказать правду. И пусть делают с ней, что хотят.
   А ты - на самолет и в Германию. И пошли все к черту.
   "Спасибо, Элиза".
   Она взобралась на сцену и подошла к микрофону.
   - Внимание. Прошу внимания.
   Ее не услышали. Микрофон еще не работал.
   - Пожалуйста, тише! - крикнула Лиза в полные легкие. - Где звук? Сделайте звук!
   Внезапно микрофон ожил, и ее голос обрушился на собравшихся рваным грохотом, треща и завывая помехами. Но в зале стало тихо. И то хорошо.
   - Здравствуйте, - сказала Лиза, отодвинувшись дальше от стойки. - Приветствую всех собравшихся, извините, если кто в тесноте, надеюсь, мы закончим быстро. Так вот, я думаю, можно представиться на всякий случай, я Элиза Фрейд, вы все наверняка много обо мне слышали... особенно в последнее время...
   Она улыбнулась, ожидая смешков, но их не последовало. Микрофон был закреплен очень неудобно, буквально на сантиметр ниже губ, и Лизе приходилось сутулиться, чтобы ее слова звучали отчетливо.
   "Будет выглядеть ужасно на камерах".
   Заткнись.
   У нее моментально затекла шея.
   - Итак, - сказала Лиза. Она тронула штатив, но микрофон сидел как приваренный. - Я не стану пересказывать вам эту прекрасную историю, ее и так все читали - я сразу предлагаю задавать вопросы. Вы спрашивайте, а я отвечу максимально честно. Договорились?
   В зале гудели камеры. Громадные чудовища на штативах, наплечные гробики поменьше, и даже серебристые дутые мыльницы - камеры смыкались вокруг Лизы полукругом, выпятив любопытные объективы, светя во мраке паучьими глазками. Над камерами страусиными шеями тянулись руки. Они сжимали диктофоны. Они направляли фотоаппараты, держа на спуске указательный палец. Они ждали.
   Какая-то тетка с завитыми волосами толкалась между рядами, шепотом требуя микрофон. Часть операторов развернулось к ней, и Лизе слегка полегчало. Съемки как съемки, пускай напряженней обычного.
   "Раз, два, три прямых эфира", - сосчитала она. Даже при задержке в пять секунд - эти вряд ли пропустят хоть один кадр. Даже если Лиза поперхнется, закашляется или почешет нос. Даже не "даже", а тем более.
   - Да? - она вытянула руку в сторону тетки. Еще несколько камер отвернулись прочь. Еще на пару отметок легче. - Пожалуйста, ваш вопрос.
   - Спасибо, - завитая тетка нашла у кого-то микрофон и удовлетворенно прищурилась. - Дорогая Элиза. Скажите пожалуйста. Вы крещеная?
   - Я... - Лиза растерялась. - Ну да... вроде бы... а при чем здесь?
   - Тогда ответьте следующее. Как вы считаете. С точки зрения христианской морали такие нравы заслуживают уважения?
   В полумраке загомонили. С трудом нащупав какой-то ответ, Лиза согнулась у микрофона, и бормотание зала моментально улеглось.
   - Мне придется снова повторить, что вся история...
   - Нет, давайте не будем об этом конкретном случае, - перебила тетка. - Просто скажите. По вашему мнению. Если у женщины такие отношения с двумя, допустим, тремя, четырьмя мужчинами - с точки зрения веры. Как вы на это посмотрите?
   - Ну, - Лиза окончательно смутилась. - Вообще-то, у ранних христиан это было даже в порядке вещей...
   Публика дружно загудела, будто где-то за спиной Лизы вспыхнул сигнал "Неодобрение".
   - Нет, нет, - тетка еще раз помотала шапкой завитых волос. - Давайте без экскурсов в историю. С точки зрения православной морали. Ответьте нам с точки зрения православия.
   В зале стоял гул. Камеры опять уставились на Лизу. Диктофоны подмигивали, качаясь на стеблях вытянутых рук.
   - Если честно, - сказала Лиза. - Я не знаю, что вам ответить.
   Теперь они засмеялись. Кто-то даже хлопнул в ладоши. Микрофон взяла другая женщина, высокая и пронзительно худая.
   - Скажите, Элиза, - она немедленно перехватила эстафету. - У вас есть мать?
   - Есть, - хмуро ответила Лиза.
   Жидкий смех. Вялые аплодисменты.
   - Она смотрит вашу передачу?
   - Смотрит.
   Ха-ха-ха. Шлеп-шлеп-шлеп.
   - И вы поделитесь, что она думает по этому поводу?
   - Нет.
   - Отлично. У меня всё.
   И микрофон перешел в следующие руки.
   Вопросы продолжались. Дурацкие, пустые вопросы, на которые Лиза отвечала всё той же хмурой бессмыслицей.
   Только сейчас она начала понимать, какую ловушку себе устроила. Лиза собиралась резать перед ними суровую правду, обличать родную студию, открыть людям глаза на бездушность и меркантильность, которую исповедует Бергалиева и ей подобные.
   Лиза не учла одного. Перед ней стояли журналисты. Им неинтересна была правда. Они плевать хотели на студию, на бездушность и на Бергалиеву. Да и на Лизу, раз на то пошло.
   Им нужен был материал, и они любой ценой готовились получить его.
   Они хотели знать, как обстоят дела в ее семье. И оба ли ее родителя православные. И как ее воспитывали в детстве. И читала ли она русских классиков. И когда Лиза в последний раз была в церкви. И принимает ли она наркотики. И как Лиза относится к упадку духовности у современной молодежи. Например, среди ее друзей. Многие ли из них читают книги. Многие ли слушают Чайковского. Много ли среди них верит в Бога. С точки зрения православия.
   "Короче".
   Всё.
   Она не выдержала.
   "По крайней мере, это точно последний раз. Никаких больше съемок".
   - Стоп, - Лиза перебила очередной идиотский вопрос. - Один момент.
   Наступив туфлей на стойку, она схватила микрофон обеими руками и рванула. Колонки визгнули и загудели. Гости отворачивались, морща лица и запоздало прикрывая руками уши.
   Так вам и надо.
   - Ладно, - устало продолжила Лиза, когда фон улегся. - Я всё поняла. Думаю, все поняли, кому нужно. Мне только одно неясно - почему вы везде городите эту духовность? Как что, сразу "духовность". Или "православие". Я вообще-то не против религии, но почему всегда "православие"? Почему я не могу исповедовать, скажем, иудаизм?
   В прямом эфире, перед журналистами, перед миллионной аудиторией, с задержкой в пять секунд или без нее - при всем желании трудно было найти слова хуже.
  

Глава 7. Дно

  
   15 сентября 2005 года
  
   До сих пор мне неясно, чего хотел этот лысый доктор. Возможно, он чего-то ждал. Или пытался разозлить меня.
   Мое единственное умение - рассказывать о себе. Обычно люди слушают, и думают, что я не в своем уме. Или принял что-нибудь. Или вру. Но они хотя бы слушают, а этот тип улегся на соседней койке, сунул руки за голову и целый день валялся, не издавая ни звука. Только смотрел на часы. Когда в дверь сунулась голова дежурного, который явился просигналить обед, инспектор прогнал его жестом. Потом раздумал и отправил меня вдогонку, заказать у дежурного пиццу. И снова вытянулся на койке, глядя в потолок.
   Возможно, ему было просто неинтересно.
   Тогда я заговорил о провалах. Как из мира выдергивают затычку. Пуф-ф. Как я попадаю в другое измерение, где всё становится понятным и существенным. Где видна каждая связь. Каждая плоскость и граница. Каждый шаг экосистемы.
   Лысый доктор заворочался и сел на кровати.
   - По поводу того, о чем вы говорите, - сказал он без выражения. - Эти провалы, "дно", вы их так называете, правильно? Я читал запись.
   Правильно. Его невозможно объяснить. Его трудно описать...
   - Объяснить возможно всё, - перебил доктор. - Не говорите ерунды.
   Ноль интереса. Опять. Или мне только казалось?
   - Состояния, которые вы описываете, имеют под собой конкретную природу. Но у вас, я так понимаю, был какой-то опыт с наркотиками, правильно? Так что я ограничусь. Добавлю только, что причина в физиологии.
   Он не понимает. Я встретил Бога. Именно поэтому я не умер. И как раз тогда всё началось: голос, дно, вторая жизнь. Именно тогда старые привычки облетели с меня, как...
   - Ну, ну, остановитесь, - врач сел на кровати. - Слушайте сюда, и слушайте внимательно.
   Мне нужно объяснить. Иначе он решит, что я псих, и ничего больше.
   Но кое-что большее есть. И это очень важно.
   - Слушайте меня, - врач наклонился мне навстречу. - Прежде, чем мы с вами продолжим, я категорически - слышите? - категорически хочу предостеречь вас от мистики любого рода. У вас пока нет серьезного расстройства. Пока нет. Вы просто запутаны. Для вас из этой точки есть два пути - рациональный и иррациональный. Я запрещаю вам трогать иррациональный. До сих пор ясно? Продолжайте.
   Лысый доктор снова улегся. Как будто не вставал.
   Но я успел заглянуть в него, пускай на секунду.
   Инспектор не считал меня сумасшедшим. Пока нет. И говорить стало легче.
  
   21 мая 2005 года
  
   - На кой? Почему здесь? - Катька всё косилась на зарешеченные ячейки. - Тут же охереть как стремно.
   - Сама просила в безлюдном месте, - сказала Лиза.
   - Безлюдном, еще бы. Тут же змеи кругом... ч-черт.
   Лиза и сама теперь жалела, что выбрала серпентарий. В ее телефонной книге полно было других координат - рестораны, клубы, спортивные центры. Все одинаково проверенные, все знакомые. В каждом бывал или Макс, или сама Лиза. Почти в каждом они снимали что-то для выпусков.
   - Максим тут когда-то брал змей для "Земли-неба", - сказала Лиза. - Мы показали их, и выпуск удался. Может, поэтому. На счастье.
   - Сбежит одна через эти прутья, и будет тебе счастье, - мрачно пообещала Катька.
   Они брели вдоль бесконечных полок, забранных металлической сеткой. Полки делились на ячейки, и в каждой лежала или висела очередная пестрая колбаса.
   "Как в супермаркете", - подумала Лиза и нервно хихикнула.
   Ей как-то не пришло в голову, что здесь будет голая сетка. Лизе представлялся террариум, защита из толстого стекла, подсветка, декоративный папоротник. Но это оказался не зоопарк. В серпентарии змей не выставляли на обозрение - здесь их разводили и добывали яд.
   И теперь ячейки казались Лизе слишком непрочными, проходы - чересчур узкими, а змеи явно замышляли недоброе. Пускай они не поднимали голову, не разевали пасть, не кидались на сетку - они вообще не двигались, насколько могла видеть Лиза. Но вокруг постоянно что-то шуршало, терлось о железо и сонно шипело, напоминая о своем опасном присутствии.
   - Еще скажи, что ты сама не боишься, - сказала Катька.
   - Если честно, - сказала Лиза. - Меня сейчас больше пугают люди.
   Она вспомнила утренние лица, раздутые от припасенного возмущения. Мятые, как сизые гениталии. Верующие старухи трясут кулаками, стараясь доплюнуть ей под ноги из-за спин охраны. Молодые люди смотрят и молчат. Заросшие, бородатые, с бровями разной высоты. На всех черные футболки. Черепа, кресты и купола. Христос или смерть. Вера или печь.
   - Да ладно, - Катька цокнула языком. - Ты как всегда. Безбожно всё драматизируешь.
   Они зовут ее "лже-спасительницей" и "лже-психологом". Каждое утро привозят розовый манекен, наряженный в подражание Элизе, и жгут его горелками на стоянке у дома.
   - Что-что, а змеи лучше, - сказала Лиза.
   - Да брось, - Катька осторожно махнула рукой, стараясь не коснуться полок. - Никто же не делает ничего реально для тебя опасного. Нельзя же запретить десяти придуркам портить манекены...
   - Десяти придуркам? - Лиза нечаянно задела какую-то штангу, и вокруг сразу поднялась возня. Сбавив тон, Лиза повторила. - Десяти придуркам? Ты шутишь? Это же повсюду!
   Раньше Элизу мусолили только в сети и желтых изданиях. А теперь везде: по телевизору, на радио, в забегаловках и кухнях, по всей стране: едва кто-то поминал Элизу Фрейд, как сразу находился умник с пространным суждением. Элиза Фрейд то, Элиза Фрейд сё. И кстати, дело совсем не в религии.
   Но согласитесь, она не вправе оспаривать нашу духовность и насаждать эти чуждые нам, да и попросту варварские обычаи и взгляды.
   Жидовка хренова, - соглашались люди попроще.
   У всех будто открылись глаза. Элиза Фрейд, повторяли они. Элиза - Фрейд. Как же мы не замечали раньше?
   - Главное, не понимаю, откуда эта агрессивная религиозность. Этот весь антисемитизм.
   - Ой, прошу тебя, нет там никакого антисемитизма, - сказала Катька. - Ты не понимаешь. Это просто контекст.
   - Какой еще "контекст"?
   - Ну как же. Представь как ты позлила эту категорию, в конечном итоге. Они все живут в дерьме, носятся с каким-то дерьмом, выглядят как дерьмо... а ты известная, красивая, ездишь на своем "Лексусе", у тебя охрана вон, деньги. Трахаешься с кем и как хочешь...
   - Ни с кем я не трахаюсь! - Лизе уже плевать было на змей, да и на обслугу, если здесь кто-то остался. - Я вообще, между прочим, больше года не трахалась. Крыша скоро поедет...
   - Не важно, не важно, - Катька затрясла челкой. - Им-то откуда это знать? И конечно - это я тебе гарантирую - куча народу на твоей стороне. Они просто молчат, как всегда. Сама знаешь, как оно со славой, по большому счету. Кто станет утруждаться, хвалить? А с говном смешать, это да, это всегда пожалуйста. Желающих море.
   - Ну и кто на моей стороне?
   - Да все, у кого мозги есть. Я на твоей стороне. И студия тоже.
   - Угу, как же, - Лиза поморщилась. - Бергалиева мне не сказала ни слова. Они вообще меня избегают сейчас.
   - Ну и что? Деньги платят? Машину не забрали? Охрану к тебе приставили? Я же говорю - все за тебя.
   - Но нельзя же молчать! Когда кругом фашисты, в открытую...
   - Какие фашисты? Ну какие фашисты? Эти, что ли? Твое сборище плешивых дегенератов? Тоже мне, высшая раса. Я понимаю, были бы молодые, типа, блондины, арийцы там. А это клоуны просто, вот и плевать на них всем. И ты наплюй.
   - Я бы и плевала. Если бы не паяльные лампы.
   - К черту лампы. Я бы на твоем месте лучше о юристах позаботилась.
   - Это еще зачем?
   - Да, в общем, - Катька впервые замялась. - Вдруг начнется политика.
   - Что за политика?
   - Молодежная. Ты скажи, ты вообще не еврейка, да? Ни грамма?
   - Блин.
   - Нет, серьезно.
   - Моя бабушка встречалась с одесситом, - хмуро ответила Лиза. - Это считается?
   - Э... м-м... нет, наверное нет. И у тебя что, никаких связей? - допрашивала Катька.
   - Каких "связей"? - Лиза окончательно запуталась.
   - Ну в этой, в иудейской общине. В каких-нибудь организациях? Чтобы тебя прикрыли?
   - От чего прикрыли? Хватит вилять, говори уже.
   - Да в общем, в конечном итоге, - Катька облокотилась на сетку, но опомнилась и стала прямо. - Кое-что назревает там. Рассказывали на государственном.
   Лиза молча уставилась ей в лицо.
   - Ну, в общем, - сказала Катька, опять теребя сетку. И снова замялась.
   В ячейке что-то заворочалось и подняло голову: бледный грибок с треугольной шляпкой, зачеркнутой крест-накрест - X.
  
   21 мая 2005 года
  
   Мобильник снова дернулся и пополз на край стола.
   Он знал, кто звонит. И догадывался, почему. В последнее время у Макса выработался дар неприятного предвидения. Каждый раз, поднимая трубку или открывая рабочий почтовый ящик, Максим кожей ощущал, что сейчас будет. Хотя бы примерно. И от этого приторного чувства его тошнило
   Макс поднял трубку.
   - Да, Лиз? Я отлучился на минуту.
   - На меня хотят подать в суд.
   - Кто?
   И он догадывался, кто.
   - Не знаю, - ее тон был неприятно требовательным. - Какая-то молодежная организация. Государственная даже.
   - Номер статьи?
   - Да не знаю я! Откуда мне знать. Ты же у нас адвокат. Вот и защищай меня.
   - Посмотрим.
   - Что значит "посмотрим"? Мне нужна помощь, у меня нет знакомых юристов. Кроме тебя.
   - Лиза, - сказал Макс. Он кашлянул и повторил. - Лиза, не нужно забегать вперед. Потом обо всем поговорим. Я делаю для тебя что могу - профессионально или нет.
   - Узнай, пожалуйста, что за организация и что за статья. И серьезно ли всё это. Нам нужно подготовиться.
   - Угу. До встречи, - Максим нажал кнопку.
   Он поднялся из глубокого кресла, отряхнул колени. Будущее грызло Макса, как болезнь.
   В распахнутые окна бил майский сквозняк, душистый, свежий, - его хотелось глотать как воду, его невозможно было вытравить ни студийной пылью, ни табачным дымом. Максим свернул за угол и остановился. В курилке было тихо и гулко. На перилах долговязой вороной торчал помощник директора.
   Макс разместился напротив и с третьей попытки разжег сигарету. Члеянц молчал.
   - Не знал, что ты куришь, - сказал Максим.
   - Я не курю, - ответил помощник, глядя под ноги. - Я к тебе.
   "Опять без сюрпризов", - подумал Макс.
   - Как она? - Члеянц подал голос.
   - Можешь себе представить, - Максим выдохнул облачко дыма. От табака стало немного легче.
   - Могу, - согласился помощник. - Но я не об этом. Она еще хочет уйти?
   Неожиданно для себя Макс хихикнул.
   - Если захочет, вряд ли задержится... Уф-фп, - он беззвучно чихнул - Вы ей нужны сейчас. То есть, ваши бабы из охраны. Тебя и Тамару это, конечно, порадует.
   - Это всё закончится. А вот Элиза Фрейд теперь в коротком списке. Ее имя будет стоить денег. Заметь, просто имя. Мне бы хотелось видеть под ним Елизавету, но исполнительны...
   - Лучше скажи мне, Аркадий, - перебил Максим. - Тебе в самом деле наплевать? Тебя лично, как человека - совсем не заботит эта травля?
   - Какая травля, - скривил губы Члеянц. - Какая травля? Ты знаешь, что такое травля?
   Он замолчал, и Макс отвернулся к сигарете. За окном верещали птицы.
   - Я голубой, - сообщил помощник директора.
   - Поздравляю.
   - Один раз ребята устроили парад гордости. Здесь, в Москве, смешно, да?
   Макс промолчал.
   - Парад гордости, - повторил Члеянц. - Так знаешь, что они сделали?
   - Что?
   - На них выпустили скинов. Взяли и выпустили. Как бы те сами пришли. А наши начали драку.
   Максим затянулся и передвинул ногой жестянку для окурков. Члеянц еще бормотал, глядя в кафельный пол:
   - В новостях, везде, все говорили, что люди принесли пакеты с кровью, под одеждой, и обмазались ей, чтобы скомпроментировать молодежь. Возмущенная общественность...
   - Аркадий, - прервал Макс.
   - Что?
   - Я хорошая шлюха, правда? Вы дадите мне медаль?
   Члеянц устало закатил глаза. Он спрыгнул на пол, оглушительно щелкнув подошвами.
   - Максим, помни, что бы мы ни просили, пусть это тяжело, но мы все - ты, я, Тамара Владимировна - в конечном итоге мы стараемся только для твоей девушки.
   - Она не моя, - промычал Макс, не вынимая изо рта сигарету. - То есть, не совсем моя. Помнишь, у нее нас двое?
   И он визгливо засмеялся, не в силах остановится. И фыркал, пока Члеянц не ушел. И скалился в метро, до самого Ленинградского.
   Максим умолк только дома, когда навстречу вышла Лиза.
   - Как там дела? - спросила она, и Макса опять затошнило.
   - Я найду тебе хороших адвокатов.
   - Не хочу я никаких адвокатов! Почему ты сам не можешь? Я им не верю, я могу доверить это только тебе.
   И опять без сюрпризов. Кто сомневался, что начнется безумие.
   - Я не смогу защищать тебя в суде, - сказал он, и ему стало чуть легче.
   - Но почему? Ты же юрист, у тебя диплом.
   - Нет никакого диплома.
   - Я видела копию.
   - Да, копия есть. Я взял чужой ксерокс, отфотошопил немного. Ясно теперь? У меня нет высшего.
   "Вот и всё", - подумал он. И Максима захлестнула болезненная, нервная безмятежность, и кислое признание растаяло в сладком послевкусии.
   Лиза помолчала. Выпрямилась и скрестила на груди руки.
   - Я всё равно не хочу адвокатов.
   - Ладно.
   - Ладно? И что будем делать? - спросила она вызывающе.
   - Тебя зовут на публичное оправдание. Не хочешь суда - рекомендую явиться.
   - Какое оп... с какой стати? Кто зовет?
   - ФАЦИ.
   - Кто?
   - Фонд активных целеустремленных избирателей. Тот самый. На страже нравственности и порядка.
   - Ты что, шутишь? - Лиза уставилась в потолок. - Да пошли они.
   - Какие тут шутки, - вздохнул Максим. - Буквально месяц назад их стараниями какого-то лузера вот так успешно прикрыли. За решеткой сейчас.
   - Но... а... что он им сделал хоть?
   - Ничего. Стихи писал. Пропаганда наркотиков и разврата.
   Лиза опустила руки и повернулась.
   - Ты был прав, - сказала она. - Пока нас не было, что-то серьезно поменялось. Очень так.
   Макс устало выбрался из пиджака и бросил его на вешалку. Лизы уже не было в прихожей - она возилась на кухне, гремя чашками.
   - Да потерпи ты десять минут перед ними, - крикнул он ей. - Это же кретины малолетние. Им тоже хочется внимания. Погавкают на камеру и успокоятся.
   Он рухнул на диван и включил телевизор. У них теперь было спутниковое, каналов двести, но в последнее время по ним крутился либо шлак, либо очередное расстройство для Лизы. Всё равно они с ней иногда включали ящик и проверяли. Искали полезные новости. Искали союзников.
   - Скандал вокруг имени популярной московской телеведущей, - объявил диктор, едва проявившись на экране.
   Щелк. Максим переключил канал. Морские котики.
   Щелк. Реклама.
   Щелк. "Песня-88", ретрансляция.
   Щелк. Интервью.
   - ...ой-то попсовой куклы, и впервые слышу это имя, и считаю всю эту шумиху праздным, дутым занятием, и разносят его те люди, которых мы вчера видели по телевизору, - говорил перед камерой мохнатый столичный рокер, и Макс едва не крикнул Лизке, что нашелся кто-то вменяемый, но тот моментально продолжил. - Хотя я понимаю ребят, которые вышли на улицы, не испугавшись погонов, не испугавшись личной охраны, явились высказать этой вавилонской блуднице, что думают о наших... наших бесстыжих королевах попсы.
   Щелк. Реклама.
   Щелк. Реклама.
   Щелк. Два пожилых румяных юмориста в окружении театральных кресел.
   - Это, знаете, как говорят: любит русский жидом похвалиться...
   Щелк, щелк, щелк. Союзников не было.
   Едва сбежав на кухню, Лиза открутила до отказа кран, раскрыла мобильник и нервно пролистала номера.
   - Алло. Привет, Кать. Да. Да, слушай... мне нужна кое-какая помощь. Да, и мне не на кого больше рассчитывать. Хорошо? Ладно, внимание...
  
   21 мая 2005 года
  
   - Во-первых, можно поинтересоваться, какой велосипед у вас был до этого? - молодой худенький продавец говорил вполголоса, как в библиотеке, хотя вокруг пахло резиной и девственной фабричной смазкой.
   - До этого, - Дима поскреб в затылке. - В общем, такой, желтый. Что за модель, не знаю, это было в Европе, там на таких ездят почтальоны...
   - Ладно, понял, - кивнул продавец. - А перед этим?
   Они шли между двух велосипедных колонн, тянувшихся вдаль, растворявшихся где-то в холодном полумраке. Фасад у магазина был крошечный, но помещение вместило бы хороший стадион, и здесь продавались не только велосипеды.
   - Ну, - сказал Дима. - Перед этим "Аист". Но это давно, где-то лет двадцать назад.
   - "Аист"?.. - продавец хихикнул. - Точно? На полном серьезе?
   - Не знаю. Там спереди был нарисован аист. А может, чайка. Без рамы велик.
   Продавец хмыкнул, нетвердо ухмыльнулся и помял одну костлявую руку в другой. У него сильно торчали зубы.
   - Ну, это не совсем мой был, - признался Дима. - На нем еще отец ездил. И братья, когда были маленькие.
   - Т-т. Так вы прошли, в конечном итоге, большой путь.
   - Что да - то да.
   После этого беседа окончательно расклеилась, и они брели молча.
   - О, - сказал Дима. - Вот такой мне нравится. Сколько такой?
   - Этот... - худой продавец растерялся вовсе. - Ну, это двухподвес, по большому счету, экстра-класса, то есть, сами понимаете...
   - Ладно, я всё равно не разбираюсь, - Дима зачем-то нагнулся и заглянул велосипеду под шестерни. - Так он сколько стоит?
   - Вам в рублях или долларах? - парень затоптался на месте. - Вас что меньше шокирует? Если в долларах, то грубо, скажем, восемь тысяч. Но нужно учитывать...
   - О, нормально.
   Дима полез за кошельком.
   - Но вы еще ничего не посмотрели!
   - Мне этот нравится.
   - Подождите, я вот что хочу сказать: учтите, это довольно-таки... переоцененная модель, в районе такой суммы вы могли бы...
   - Но он красивый? - спросил Дима.
   Парень сделал усталое лицо.
   - Я вам честно скажу. Вам нужен велосипед чисто для понтов? Чтобы было видно, сколько он стоит, и все дела?
   - Мне он нравится, - хмуро ответил Дима.
   - Окей, - продавец раскинул худые руки и стал похож на ветвистое дерево. - Тогда окей. Никаких вопросов. Наверное, лучше не спрашивать, откуда у вас такие деньги?
   Он ухмыльнулся, снова обнажив крупные зубы.
   - Почему, - сказал Дима. - Я заработал их в журнале, за пару лет, это не считая моей доли за квартиру, плюс еда и одежда... и еще много, правда, растратил на рестораны и дискотеки. Вы карточку примете?
   - Карточку? Кредитку, что ли? Нет, нет, вы что, - парень замотал головой. - Терминал на такую сумму - это, во-первых, нереально.
   - Ладно, - Дима затолкал кошелек на место. - Где у вас ближайший банкомат?
   Он вернулся спустя полчаса, сжимая в каждой руке охапку бумажных денег.
   - Буквально пару сотен не хватило, - радостно сообщил он продавцу. - То есть, смотря какой у вас курс... нет, наверное, это всё равно. А мобильный на остаток не возьмете?
   Дима протянул кассиру телефон.
   - Это "Сименс", ему два года всего. Экран, правда, чуть поцарапался.
   Парень уставился на мобильник, отмахнулся и прошаркал в сторону кассы.
   - Я вас проведу как постоянного клиента, - он устало порылся в ящиках за прилавком. - Трехпроцентная скидка... вот, подпишите... ваши техпаспорта, гарантия на все обвесы три года, кроме рамы, на раму пожизненная.
   - То есть, пока я не умру? - не понял Дима.
   - Да нет... пока не умрет конструкция, - парень швырнул на прилавок ручку. - Надеюсь, вы ее переживете. Так, ваша сдача... да, в конечном итоге, при вашем... стиле и опыте, а тем более, зрение, как я вижу... я бы вам рекомендовал на сдачу приобрести хотя бы простенький шлем.
   - А, в общем, спасибо. Нет, я лучше, - Дима огляделся. - Я лучше куплю насос. И какую-нибудь классную футболку.
   - Завидую вам, - продавец опять ухмыльнулся в два крупных зуба. - В конечном итоге, я сам так хотел бы... ну, пользуйтесь. Ручку-то оставьте.
   - Уф, - Дима полез в карман и вынул авторучку, застрявшую в мятых бумагах. - Сейчас, еще одну минуту.
   Он хотел поставить отметку напротив "Я хочу велосипед". Дорогой велосипед. Но списка в бумагах не было, точнее, Диме подвернулся другой список, уже забытый. Старая работа для журнала, теперь едва знакомая. Фамилии, имена, должности.
   Страны и города.
   - Гм, - сказал Дима в пустоту. - А вот это весело.
  
   22 мая 2005 года
  
   Пока она и ребята занимали места в углу сцены, в зале рябило от фотовспышек, и резкие тени метались по тяжелым бархатным портьерам. Камеры тоже были здесь, и много - вот только достаточно ли? Одна... вторая... Лиза пыталась сосчитать их, но всякий раз отводила взгляд, наткнувшись в толпе на очередную пару хмурых сверкающих глаз под синим прямым козырьком.
   - Ты прав, - шепнула она Максиму. - Это и правда дети.
   "Таким даже спиртное не продадут, наверное", - подумала Лиза. Хотя вряд ли кому-то здесь это мешает.
   На сцену поднялась румяная девица в меховом воротнике и синей кепке, похожая на пролетарского вождя. Микрофоны еще не работали, поэтому девчонка бесцельно затопталась у стойки. Подумав немного, она подняла кулачок и яростно потрясла им над головой.
   Между кресел засвистели и завизжали.
   - Маня! Маня, зигуй! - крикнула худенькая школьница в первом ряду, подпирая носик двумя сложенными ладонями.
   Если честно, Лиза ждала куда большего, - или просто другого. Не такого, как этот злой, извращенный детский утренник. Прокуренный зал в полузаброшенном доме культуры - у потертых кресел сбиты углы, на потолке мерцает зарешеченная лампа, а под ногами при каждом неловком движении скрипят ухабистые серые подмостки.
   И бетонный холод, и лиловые флаги, перечеркнутые крест-накрест.
   Ф-фи-и-и, - завелся микрофон на сцене, и меховая девица сделала шаг вперед.
   - Ребята, - сказала она, капельку гнусавя. Ф-фи-и. - Дорогие ребята, расправьте крылья! Это мы! От северных равнин до южных морей, и всё это мы, наша страна, наше будущее!
   Она говорила еще что-то, и ее голос ревел из плохих огромных колонок, трещал от помех и дробился, ломаясь между сценой и залом, но Лиза уже не могла разобрать ни слова. Да и вряд ли звучало что-то важное, судя по интонации. Девица в меховом воротнике трясла охапкой белых листов, и основная тема, как представлялось Лизе, похоронена где-то там, на сладкое под занавес. А пока - они хотели насладиться моментом.
   "Насладиться", - подумала Лиза. В том-то и дело. "Это же бред", - думала она, глядя поверх собравшихся. - "Ведь они в большинстве". За ними государство. Каждый из них готов идти до конца, и увидеть Лизу за решеткой, и всё равно они недовольны: все как один суровые и мрачные, даже когда одобрительно кричат выступающим. "Многим даже", - осенило ее, - "плевать на тебя, но каждый словно обижен, и на кого - неизвестно".
   На сцене рядом с девицей вырос аккуратный паренек, старательно расчесанный, в пиджаке и малиновой повязке, будто прямиком с выпускной фотографии. Он потерянно улыбнулся Лизе, открыл тяжелую папку и вострубил:
   - Обвиняется - ведущая и психолог Элиза Фрейд! - и опустил глаза, читая по бумаге. - Мы, молодежь и будущее Родины, порицаем: за вульгарный внешний вид и образ жизни...
   И опять Лиза не слушала. Ей хотелось извернуться и заглянуть в глаза этим двоим, меховой румяной девице и выпускнику года, увидеть стыд или хотя бы насмешку. Разглядеть неловкость или сарказм. Весь этот детский сад - ведь это просто не могло быть на полном серьезе. Если бы Лиза сидела в зале, а не за партой в углу, она сползала бы под кресло, давясь от хохота. Нет, правда же. Разглядеть бы их лица, хоть на секунду.
   Но глаза девицы скрылись под опущенным козырьком, а паренек лишь долдонил, читая новые и новые обвинения.
   - Разжигание межнациональной розни по отношению к русскому народу... Насаждение ксенофобии в адрес православной церкви...
   Лиза откинулась на скрипучем подвижном стуле и прикрыла глаза. Вдруг ее навестило смутное, очень туманное воспоминание, откуда-то из школьных времен, из младших классов. Тоже актовый зал. Круг Позора. Звонкая пионервожатая, в руках малиновый скоросшиватель.
   "За неуспеваемость и хулиганство..."
   Эхо разносит фамилии, и круглые стриженые затылки один за другим бредут на сцену. В зале молчат.
   Как будто старый неприятный сон. "Бедные мальчики", - подумала Лиза. Зачем ты их сюда тащила? "Для поддержки". В чем? Перед кем?
   Она приоткрыла веки и скосила глаза на Макса. Тот сидел прямо и непрерывно ерзал взад и вперед, рискуя доломать скрипучий ветхий стул. Он ждал чего-то. Наверняка - когда всё это закончится.
   Девица с пареньком спустились в зал. На сцену поднялась уже знакомая худая школьница. Она изо всех сил тянула шею, стараясь докричаться в микрофон. Она читала стихи.
   - Враг президента, враг народа. Иерихонская блудница...
   Кто-то длинный вынес девочке ведро гладиолусов. Она засмущалась и начала заново.
   Рядом кто-то негромко хрюкнул. Лиза глянула вправо и встретилась глазами с Димкой. Он тоже оказался на взводе, но совсем по-другому.
   Дима хихикал и грыз кулак. Он шел пятнами от возбуждения, и его короткие волосы сверкали искорками от пота. Когда Лиза посмотрела в его сторону, Дима склонился к ней и громко зашептал:
   - Не волнуйся! Не... Всё будет классно!
   - В чем дело? - беззвучно спросила Лиза.
   - Ни в чем, я просто придумал... там, одну вещь. Не переживай. Всё будет хорошо. В конечном итоге, - и затрясся, глотая смех.
   Маленькая школьница прочла стих, взвалила на себя гладиолусы и осторожно побрела в зал. Публика спохватилась и захлопала ей вдогонку.
   "Верх безумия", - подумала Лиза. Нет. То есть, низ безумия. Самое дно.
   На сцену опять поднялась девушка со щеками и воротником.
   - Еще раз поблагодарим... - она глянула в бумаги. - ...Тёмную Ярость за ее выступление, А теперь - патриотическая десятиминутка, ребята, не расходитесь, пожалуйста. Сейчас вам раздадут памятные флажки и буклеты, и после этого мы продолжим!
   Она повернулась к Лизе и пробормотала:
   - Готовьтесь, хорошо? Мы сейчас будем транслировать ваши извинения, для телевидения.
   Лиза открыла рот, но девица уже смотрела вдаль. Парень в костюме галопом пронесся мимо и оставил перед Лизой два малиновых буклета. Кто-то тронул ее за локоть. Это был Максим. Он наклонился и оглушительно прошептал на ухо:
   - Десять тысяч, - и затолкал в руку Лизы твердый бумажный квадратик.
   - Что? Не пойму.
   - Тебе просили передать. Десять тысяч долларов, если ты прочтешь этот ответ. Можно своими словами.
   - Кто просил? - она развернула бумагу. Обычный принтерный листок, вверху две строчки текста.
   - Сама знаешь, - Макс подобрал буклет и уставился в него.
   "Я полностью отрицаю ваши пустые инсинуации", -- прочла Лиза. - "Да, я знаменита, молода... гм... красива и развратна, и останусь такой несмотря на всё. Увидимся в обычное время на "Мега-44м"!"
   Вот как, значит.
   Лиза подняла глаза и немедленно увидела знакомое лицо. Бергалиева сидела в небольшой ветхой ложе, среди кабелей и аппаратуры, и наблюдала за ней так же пристально, как Лиза смотрела в зал. Директриса ждала реакции.
   "Откуда ты взялась", - растерянно подумала Лиза. Она повернулась к Максиму, стараясь не потревожить хрупкий стул.
   - Я не стану читать это дерьмо.
   Макс ухмыльнулся, не поднимая глаз от буклета.
   - Это еще не худший вариант. Ты бы видела, что Члеянц изначально придумал. А у тебя - это примерно десятая редакция.
   - Не нужно меня уговаривать, - Лиза нахмурилась. - Я не стану.
   В зале стоял гомон, но Бергалиева наверняка разобрала всё по невербальной части.
   - И я не стал бы, - легко согласился Макс.
   - Спасибо.
   - Не за что. Кстати, я только что потерял работу.
   Лиза втянула носом пыльный воздух и едва не чихнула.
   - Вот так ты, да?
   - Как? Что тебе не нравится? Или ты считаешь, я не на твоей стороне? Или я мало ради тебя сделал?
   - Я именно об этом. Именно. Ты заламываешь мне руки.
   Максим открыл рот, но Лиза не дала ему заговорить.
   - Уйди, - сказала она, шмыгая носом. - Встань и уйди, я не хочу тебя видеть.
   Вдруг Лиза поняла, что в зале тихо. Снова начался эфир, и все камеры смотрели в ее лицо, и время шло, и вокруг не раздавалось ни звука, только один раз в гулкой тишине истерично хихикнул Макс.
   - И-и... - девица поднялась на сцену, шурша бумагами. - Попросим обвиняемую встать.
   Но встал кто-то другой. Позади с грохотом повалился стул. Дима побрел к микрофону, скрипя немытым паркетом, и девушка с воротником растерянно потеснилась.
   - Раз, раз... - пробормотал Дима, не глядя в зал. Он порылся в заднем кармане, вытащил мятую бумагу и принялся читать, близоруко водя носом от строчки к строчке.
   Он совсем не годился в ораторы. Голос Димы то звучал оглушительно, то пропадал вовсе. Дима неправильно ставил ударения и вещал о чем-то совсем неинтересном и скучном: какие-то фамилии, порой даже знакомые. Какие-то должности и регалии. Города и страны, часто уж вовсе экзотические.
   И национальности.
   Лиза понятия не имела, что это значит. И не только она. Меховая девица хлопала глазами и жевала губы. Хмурые дети ерзали на сиденьях и переминались между рядами. Даже люди с телевидения растерянно вертели головами, не зная, куда направить объективы.
   На сцену поднялся охранник в черных кожаных ботинках. Он сделал несколько тяжелых шагов, но остановился, когда одна из телекамер повернулась ему навстречу. У его пояса болталась расстегнутая кобура, и охранник стоял неподвижно, шевеля только челюстью.
   - Да, подержите его, мне быстро, - сказал Дима, прервавшись на середине чьей-то значимой фамилии. - Вот, я составлял этот список еще давно, когда искал материалы. Так мне тогда казалось: такая классная идея, показать, сколько тут собралось народу из разных городов и стран, и все чего-то добились, и всё такое.
   Девица что-то заговорила у него за спиной, но микрофон был далеко, и ее не услышали.
   - Я тогда только недавно приехал в Москву, и чуть не уехал обратно, потому что ничего и никого здесь не знал, - сообщил Дима, опустив мятый листок. - А теперь я хочу уехать, потому что всё знаю. И мне противно быть здесь, рядом с такими, как вы.
   - СТОП! - рявкнул мегафон, и гомон публики улегся, не успев разрастись. Головы поворачивались одна за другой, и кепки в зале сменялись бритыми затылками.
   - Рекламу! - Бергалиева взобралась на какой-то осветительный ящик. Она махнула рукой, и Лиза увидела, как между рядами одна за другой гаснут камеры.
   Директриса развернула мегафон в лицо меховой ведущей.
   - Заканчивайте, освобождаем зал. Представление окончено.
   Но в зале, к счастью, были не только люди Бергалиевой. И не только суровые дети. Здесь и там по-прежнему чернели объективы. И не только с государственного. Отовсюду. Раз, два... пять крупных видеокамер, -- сосчитала Лиза, едва дыша от беззаботного злорадства.
   - Катька! - сказала она Максу, который вился у ее уха. - Это Катькины.
   И не только. Штук десять любительских мыльниц. И даже насупленные юноши кое-где снимали их на свои бюджетные телефоны.
   - Бергалиева Тамара Владимировна, - пробубнил со всех сторон голос Димы, и публика снова притихла. Охранники прекратили осаждать журналистов. Активные избиратели опять уставились на сцену. Они слушали и ждали.
   - Исполнительный директор, студия "Мега-44", - читал Дима. - Член совета директоров сети вещания... кабельной сети вещания "Мега-44й" Место рождения - Узбекистан. Отец...
   - Заткни ЕБАЛО!
   Все лица повернулись к Бергалиевой. Все уцелевшие камеры теперь были направлены ей в лицо, и директор беспомощно косилась по сторонам, переводя взгляд с одной на другую, и вдруг публика взорвалась.
   Свист и ор. Вопли и аплодисменты. Хмурые дети больше не казались недовольными. Они веселились как школьники, перед которыми опозорилась нелюбимая директриса.
   Когда Лиза покинула ненавистную сцену и двинулась прочь, ее охрана уже была отозвана. Бергалиева тоже пропала, и черт с ней. Кепки расступались перед Лизой и Максом, а Диме и вовсе свистели вслед, и орали "зиг хайль", и каждый второй норовил похлопать его по спине.
  
   25 мая 2005 года
  
   В густом небе раскатистой нотой ревел самолет. Тяжелая летняя жара придавала город, не дождавшись, когда закончится май. Лиза отключила вентилятор и перенесла его на кухню.
   Третий день ей было катастрофически нечем заняться. Она скиталась по квартире будто кочевник - из спальни в гостиную, оттуда на кухню, оттуда в кафельный полумрак ванной.
   "Эксперт по ничего-не-деланью", дразнила себя Лиза. Как же, как же.
   Нет, дел было полно. Стоило прибраться, стоило разобрать чемодан, который валялся у ее кровати еще с возвращения. Можно было выйти на крышу. Или выбраться погулять.
   Только ей не хотелось ничего. Лиза спала, грызла сухие завтраки, пила чай. Иногда читала заметки в интернете. Пару раз даже смотрела телевизор.
   Ей больше незачем было искать союзников. Элиза Фрейд покинула новости и выпала из коллективного сознания. Лизу почти не вспоминали на форумах, о ней больше не шутили в КВН. И она впервые радовалась этому.
   Свежий поддельный выпуск "Z&N" вышел на экраны в понедельник вечером, как обычно. Как ни в чем не бывало. Как будто Лиза до сих пор отдыхала в Европе. Это был последний из них. Студия молчала, и о новом выпуске, похоже, речи не шло.
   Если о ком и говорили теперь постоянно, так это о Диме - точнее, о людях, чьи фамилии он произнес с экрана, в прямом эфире, перед миллионной аудиторией. Или миллиардной, кто знает. Его речь показала каждая служба новостей - почти без звука, под сухие комментарии ведущих, - но полная запись лежала в интернете повсюду, и не двадцать тысяч совпадений, а все шесть миллионов. Лиза так и не добилась от Катьки подробностей, но, как видно, для многих эта запись не прошла даром. Кое-кто из Диминого списка твердо отрицал всё, и был неоднократно за это осмеян. Кое-кто из значимых людей наоборот публично соглашался - кто спокойно, кто яростно - и тоже получил свою порцию неприятностей.
   "Как с иудаизмом", - вспоминала Лиза разговор с Катькой. Не сами его слова подняли шум, а их контекст. То, как они были сказаны, и когда, и в чей адрес. И сколько пройдет времени, пока кто-то из гонимых увяжет эти слова с ее именем.
   Лиза взяла чашку, побрела в гостиную и осела перед черным экраном.
   Щелк. Помехи.
   Щелк. Помехи.
   Щелк. Настроечная таблица.
   Щелк. Она было подумала, что телевизор поломался, но...
   Щелк.
   - ...к счастью, местным властям пока удается контролировать ситуацию, хотя в отдельных районах столицы и Подмосковья обстоятельства по-прежнему остаются критическими, - сообщил диктор.
   На экране плыли странные кадры: центр города, потом какие-то окраины, потом, кажется, даже Ленинградский - везде неподвижные колонны машин, повсюду крики и беготня. Каких-то бледных людей ведут из-под земли. Спасатели в касках толпятся возле "скорой помощи".
   - По предварительным данным, число граждан, запертых в тоннелях метро и нерабочих лифтах, может превыша...
   Щелк, -- и экран погас.
   Сжимая в руке тяжелую горячую чашку, Лиза встала и побрела в коридор. Она тронула выключатель.
   Щелк. Никакого эффекта.
   Она попыталась собрать разбежавшиеся мысли. Подумаешь, нет света. Ладно в Москве - там, где она жила прежде, его выключали постоянно.
   "Нет", - остановила себя Лиза. Зачем это самоуспокоение. Лучше было позвонить Катьке и всё разузнать.
   Стараясь не бежать, она прошла в кухню, где вяло поворачивался утихший вентилятор. Жара постепенно брала верх, но внутри Лизы гулял тревожный холодок. Она поставила чашку, взяла мобильник и нашла Катькин номер.
   Тишина. Ни коротких гудков, ни длинных. Лиза посмотрела на экран.
   НЕТ ОПЕРАТОРА.
   "Что-то стряслось", - подала голос крепнувшая истерика. Нет, точно, что-то стряслось.
   - Спокойно, - процедила Лиза, не разжимая зубы.
   Она старалась припомнить, что нужно делать в экстренных ситуациях. Какие-то паспорта, бомбоубежища... ничего толкового в голову не шло. Да Лиза и не запоминала никогда. Кто мог подумать, что это пригодится.
   Она присела на табурет и снова взяла чай.
   "Хотя бы чемодан собран, если что", - беспомощно подумала Лиза.
   В доме и на улице было тихо. Необычно, подозрительно тихо. А может, ей только кажется.
   Когда чай закончился, Лиза побрела в спальню и вывалила из шкафа свой небогатый запас белья. Стоило затолкать в чемодан какое-то свежее нижнее белье... хотя бы пару лифчиков. Вдруг и правда бомбоубежище.
   Сверху лежало вечернее платье, черное, полупрозрачное, совершенно не в ее стиле. Платье Бергалиевой-дочери. Лиза взяла невесомый комочек и помедлила.
   С одной стороны, неплохо бы отомстить директрисе и выбросить платье в мусор.
   С другой стороны, разве это месть? Вот если нагло продолжать носить его... или, скажем, продать. Будет ли это считаться хорошей местью?
   Дверной замок оглушительно щелкнул, заставив Лизу очнуться. Жаркий пыльный ветер распахнул входную дверь и хлопнул ею о стену. На пороге стоял Максим. Он едва дышал.
   - Лизка? Где наши вещи? Сро... срочно, мы уезжаем!
   "Я ходила по этой лестнице всего один раз", - потерянно думала Лиза, пока они с Максом прыгали вниз по ступеням: он впереди, пересчитывая ступени ее тяжелым чемоданом, а Лиза на полтора этажа выше, на каблуках, держа в охапке несколько пиджаков Максима и Димины вещи. Да, всего один раз, когда мы только приехали.
   Сто тысяч лет назад.
   - Так что случилось? - крикнула Лиза, осторожно перебирая ногами. - Почему нет света и что там за люди? Это теракт, или война, или что?
   - А? - голос Макса звучал отовсюду сразу. - А, нет, нет, это авария на электростанции. Она здесь вообще не при чем.
   - Тогда что? - спросила Лиза, но Максим уже спустился и вышел.
   Лиза прикрыла тяжелую дверь, щурясь на ослепительный весенний асфальт, расчерченный полуденными тенями.
   Она подошла к Максу, который скорчился возле своей машины, прямо на четвереньках, в замасленной пыли.
   - Если это просто авария, тогда что...
   Максим ее не слушал. Он смотрел куда-то в сторону, мотая головой.
   Он был совершенно не похож на Макса, которого привыкла видеть Лиза.
   - Вот суки, черт, что же делать, а, - пробормотал Максим, и она впервые заволновалась по-настоящему.
   - Что происходит? - спросила Лиза.
   - Порезали мне колеса.
   И вправду. Четыре шины "мерседеса" расплылись по асфальту, как черные раздавленные медузы. "Здесь так положено мстить", - припомнила она. Если чужой паркуется.
   Макс подобрал что-то с асфальта и вдруг подскочил с утроенной резкостью.
   - Нет! - он повернул к ней лицо, тающее в болезненном облегчении. - Нет, я же знал, не могли так быстро. Только воздух выпустили!
   Распахнув дверь машины, он заметался между передним сиденьем и багажником. Вынул какой-то шланг и тяжелую пружину с рычагом.
   - Садись в машину, - сказал Макс.
   Но Лиза всё стояла и теребила Димин рюкзак.
   Максим уперся руками в домкрат и принялся ворочать рычагом, отчаянно пыхтя в унисон. Выдох-вдох. Выдох-вдох.
   - Макс, - позвала она, когда домкрат сменился насосом. - Объясни мне, что происходит.
   - Нам нельзя оставаться в городе (выдох-вдох) поэтому мы уезжаем.
   Неожиданно для себя Лиза ощутила злость.
   "Да нет же", - подумала она. Всё это просто спектакль. Очередная затея Бергалиевой. Не зря ведь его не уволили, наверняка пообещал им что-нибудь новенькое.
   Ну конечно. Теперь всё становилось на места. Лиза не знала, как он проделал эту штуку с телевизором, но с электричеством - запросто, только выкрутил пробки. Вломился, начал орать, чтобы не дать ей подумать как следует.
   И куда он собрался ее везти? В кабинет мамочки-балерины? На съемки? В очередной актовый зал?
   Лиза готова была растерзать его.
   - Максим.
   - А?
   - Я никуда не поеду, пока ты прямо не скажешь мне, в чем дело.
   Домкрат качнулся и с лязгом повалился на землю. Макс отряхнул колени. Встал и поднял к ней местами бледное, местами воспаленное лицо.
   - Дмитрия убили, - сказал он. - И, если не поторопимся, то, возможно, убьют и нас.

Глава 8. Точка разрыва

  
   15 сентября 2005 года
  
   Лысый доктор ушел.
   Ночь украшает больницу. Звучит странно, но это так. Свет уличных фонарей ложится сквозь решетки извилистым орнаментом, ровняет голые стены, маскирует трещины и пятна сырости, разглаживает самые непривлекательные углы. В полночь фонари гаснут, и между прутьев заглядывает луна, и даже горбатый линолеум, даже жуткие узоры на туалетном кафеле приобретают волшебный оттенок.
   Доктор ушел, и у него был довольный вид. Может быть, после хорошего ужина и долгого отдыха на кроватной сетке. А может, он считал, что раскопал что-нибудь. Если так - значит, инспектор ошибся. Я не рассказал ему ничего вообще. Ни единой важной подробности. Например, как очутился здесь. И почему я здесь. Он был уверен, что понял всё, но я сам до сих пор ничего толком не понимал.
   Ночью можно гулять. Недалеко - в коридор, на лестницу, в душевые. Можно принимать наркотики, если они есть. Можно заняться онанизмом. Или поговорить. Можно даже с кем-то, если найдется с кем. Скромная программа, но многим ее хватает. И я говорю не только о местных обитателях.
   Со мной беда в другом - когда не с кем говорить, я думаю, постоянно думаю, и это меня тревожит.
   Вот первое, о чем я не рассказал инспектору: "Сименс", мой сотовый, на самом деле не мой. Но я всегда держу его рядом. Днем он лежит в нагрудном кармане. По ночам торчит в розетке у изголовья кровати; с утра он всегда заряжен на сто процентов. Иногда телефон просыпается, и загорается экран, и я кидаюсь на двойной гудок, если я рядом. Беру его в руки, проверяю ящик. В основном это мусор: бесплатные мелодии, ненужные мне скидки и акции. Выиграй машину. Загрузи новый хит. Приведи трех друзей. Отправь 50 поздравлений.
   Они думают, я здесь из-за того, что убил человека. Или считаю, что убил. А на деле - я здесь из-за этого старого мобильника. Потому что в ту ночь он просигналил в последний раз. Я прищурился на экран, спросонья пытаясь разобрать латиницу.
   Срок действия данного номера истекает 25/07/2005. Номер будет заблокирован с 0:00 26/07/2005.
   Так закончилось прошлое, без грохота и без шума. Так я попал в настоящее - всё равно больше идти было некуда. И вот я здесь, уже почти два месяца.
   И до сих пор ищу способ вернуться.
  
   25 мая 2005 года
  
   - Как-то холодно, - сказала она.
   А еще ты опять сидишь в наклонном кресле и снова пялишься в наклонный экран.
   "Не в экран", - поправила себя Лиза. Это был не экран, а лобовое стекло. Руки у обочины скребли по нему как ветки, царапали ногтями, задевали костяшками пальцев, но в урчание мотора не вмешивался ни один посторонний звук. Только...
   - Холодно как-то, - повторила Лиза чуть громче.
   Шлеп. Чужая ладонь прижала к наклонному стеклу бумажку. Сто долларов. Сотня баксов за подбросить. Максим нервно вдавил педаль, рука замешкалась и пропала.
   - Да нормально, почему, - сказал он, шевеля бледными губами. - Это, возможно, даже не микроклимат, а естественный сквозняк. Хочешь, окно слегка опущу?
   - Нет! - торопливо отозвалась Лиза. - Нет, ты прав, показалось.
   Над бесконечной чередой прохожих скользнула знакомая вывеска. Тот самый фастфуд, где Лиза обедала с Катькой. Возле спортивного центра с бассейном и забором. Целых три часа они с Максом пытались убежать, а Москва всякий раз ловила их, опутывая щупальцами знакомых улиц, дразня обрывками надоевших пейзажей, стискивая в километровых пробках и хватаясь миллионом голосующих рук. Обезумевший город не собирался отпускать их.
   - Опять мы здесь, - Лиза потрогала матовый квадрат на приборной доске. - У тебя же бортовой компьютер. Там же и карта есть, наверное. Может, включишь его всё-таки?
   Максим пошевелил кадыком и хрипло отозвался.
   - Я не знаю, как.
   - То есть?
   Он не собирался отвечать, но Лиза смотрела на Макса, пока тот не сдался.
   - Да, - сказал он. - Да, скажи это прямо, я идиот, у меня тачка уже месяц, а я до сих пор не разобрался в ней.
   - Как?.. Это же "шестисотый". Ты говорил, у твоего отца был точно такой!
   - Не говорил. И это не "шестисотый". Разве что похож немного. Снаружи.
   Мысли в ее несчастной голове кинулись врассыпную, и совсем отказывались цепляться друг за друга. Лиза коснулась пальцами серой панели и отдернула их. На пластике остался смазанный черный след.
   - Блин... ты бы ее... протер бы иногда, что ли, - сказала она. - Или помыл, не знаю даже.
   - Я мыл, но давно. Я не ездил с тех пор как всё это, - Макс очертил дугу подбородком. - Началось. Всё это.
   - Как не ездил? Почему?
   - Не хотел, чтобы меня в ней узнали. Еще краской потом изрисовали бы, эти говнюки, ты же сама видела, м-мудаки, от них всего можно ждать, м-м... - он дважды шлепнул в мягкий руль кулаком.
   Вдруг до Лизы дошло.
   Он боится.
   "Боже, Макс, тебя же трясет от страха. И ты молчишь".
   - Стоп, - Лиза мысленно зажала в кулаке собственные нервы. Выручать их было некому, и от этой мысли ей стало немного легче. - Остановись. Останови машину. СТОП.
   Максим будто ждал команды. Он повернул руль, машина плавно вильнула к обочине и заглохла. К ней моментально сбежались люди, они бродили вокруг, барабанили по стеклу, дёргали все четыре дверные ручки и глухо требовали внимания. Ни Лиза, ни Макс больше не замечали их. Теперь - наконец - они смотрели только друг на друга.
   - Давай по порядку, - Лиза сморщила нос и кольнула виски ногтями. - С чего ты вообще решил, что с... с ним что-то произошло?
  
   25 мая 2005 года
  
   Утром в студии пропал интернет, и всякая работа остановилась. Люди галдели в коридоре, шумели на лестницах и непрерывно совались к Максиму в дверь, не утруждаясь прикрыть ее за собой. Макс не выдержал. Он бросил кабинет и полчаса бродил по внутренностям "Мега-44го", пытаясь отыскать хоть один спокойный угол, но повсюду теперь копошились люди. Они завтракали и курили, радовались и негодовали, совали Максиму свободные и занятые руки, говорили "привет", говорили "как дела", а он по-прежнему не был уверен, что видел их раньше и хочет видеть сейчас.
   И что у него есть какие-то дела.
   Сдавшись, Макс вернулся к себе.
   Третий день он ездил сюда по инерции, как в былые времена, ранним утром, в диком, живом и беснующемся столичном метро, где рассветные маньяки уже мешались с дневной тягловой силой и плотными волнами пробивалась в центральные районы суетливая занятая толпа. Его выплевывал наружу эскалатор, подталкивали в спину заботливые прохожие, тянул наверх зеркальный студийный лифт, и Максим, сделав несколько шагов по ковру, оказывался в родном осточертевшем кабинете, будто и не покидал его.
   Будто ничего еще не случилось.
   Макс даже не помнил, как бывал дома: все его внимание пожирали часы, проведенные здесь. Пристальные, тревожные секунды, продавленные в кресле, у молчавшего телефона.
   Он ждал короткого холодного увольнения.
   Он ждал ругани и кровавых мер.
   Он ждал, что позвонит Бергалиева. Или Члеянц. Или охрана здания.
   Он ждал официоза. Ждал перехода на личности. Ждал непрофессионализма.
   И в этот момент, когда в офисе не было даже интернета, настольный телефон забулькал и затрещал.
   И Максим поднял трубку.
   Он ждал чего угодно, только не того, что услышал.
   - Здравствуйте! - гаркнул ему в ухо незнакомый голос. Женский, невыносимо громкий и пронзительный - голос человека, уверенного, что его не слышат.
   - Да? - спросил Максим, отдернув квадратный наушник прочь. - Тише, пожалуйста.
   - Здравствуйте, - так же громко проревел голос. - Я звоню по экстренной линии, здесь очень плохо слышно, я на опознании, вы друг Митяя? Вы можете как-то прокомментировать? То, что случилось? Как он погиб, и в каких вы были отношениях?
   - Что? - Макс почесал небритую щеку. - Не понял, вы кто? И потише говорите, я вас слышу.
   - Меня зовут Мария, - раздельно произнес голос. - Я сотрудница молодежного журнала
   "Ар-эн-би", Митяй - наш штатный редактор. Вы не знаете? Его буквально час назад нашли мертвым, в вагоне метро, там была эвакуация... в общем, здесь тоже нет света, представьте? Даже в моргах... так вот, нас вызывали на опознание, меня главный редактор отправила с вами связаться...
   - Подождите, - Максим зачем-то сделал у микрофона жест рукой. - Вы хотите сказать... да, во-первых, кому вы звоните? Откуда у вас этот номер?
   - Вы Максим, - сообщил голос. - Правильно? Нам выдали его вещи, здесь визитки в его пиджаке...
   - Это мой пиджак, - автоматически поправил Макс.
   - А... ну да, вы же, ну, второй парень, правильно?
   - Так, еще раз, - Максим раздраженно глянул по сторонам. - Чего вы от меня хотите?
   - Не я, а главный редактор, она просила вас найти... возможно, прокомментировать. Как это случилось, какие у вас соображения. И вообще. Какие между вами были отношения. То есть, им, вами, э... Элизой, тоже. Не беспла...
   Макс протянул руку и с грохотом утвердил невесомую трубку на рычаге. Он заметил, что стоит, и опять сел. Откинулся в кресле. Опять склонился вперед.
   Скрипнув пальцем о полировку, Максим провел линию. И вторую. Крестик.
   - Это мой пиджак, - рассеянно пробормотал он, шаря по себе в поисках сигарет. - Мой.
   Сознание Макса отказывалось переварить остаток телефонных известий. Да, пиджак его, Дмитрий по-прежнему носил его костюм. Это объясняло... что-нибудь. Дальше, эвакуация. "Здесь тоже нет света". Тоже. Вот ключевое слово. Но к чему тут главный редактор?
   Осколки беседы просто не подходили друг к другу. Сколько Максим ни вертел их в уме, детали упрямо не желали собираться в одно целое.
   Сам не заметив этого, Макс вышел из кабинета, спустился в холл, покинул здание и выскочил на улицу, с каждой минутой ускоряя шаг. Нужно было успеть куда-то - зачем? "Нет, прежде всего позвонить Лизке", - решил Максим. Убедиться, что всё хорошо, и повесить трубку. Она вряд ли захочет говорить, да и ему пока нечего было сообщить ей. Он вынул телефон.
   НЕТ ОПЕРАТОРА.
   - Дайте позвонить! - какая-то женщина выхватила у него мобильник прежде, чем Макс успел отреагировать. - Пожалуйста, мне срочно... а... нет, у вас тоже.
   Она сунула Максиму трубку и немедленно исчезла в толпе.
   В толпе? Откуда здесь толпа?
   Вопросов было слишком много. Куда больше, чем Максу хотелось бы.
   У студии постоянно дежурили таксисты.
   - Речной вокзал, - Максим распахнул дверцу и сунулся в мягкий салонный полумрак.
   - Пятьсот долларов, - хмуро отозвались из-за руля.
   Что?
   - Пятьсот долларов, вам же сказали, молодой человек, садитесь или не задерживайте, - истерично потребовал новый голос. Макс обернулся и с тупым удивлением обнаружил на заднем сиденье обойму спрессованных тел.
   Он молча подался наружу, и кто-то сразу нырнул в машину, заняв его место. Дверца захлопнулась, и такси отбыло прочь, распугивая сигналом несостоявшихся пассажиров.
   Лохотрон, конечно.
   "И хрен с ним, и хрен с ним", - затараторил в нем истеричный голос. Только бы скорее добраться. Теряя остатки здравого смысла, Максим кинулся к следующей машине.
   - Речной вокзал?
   - Семьсот.
   Макс опустил в карман непослушную руку. Вынул и раскрыл бумажник.
   - Шестьсот... семьсот, - и отсчитал почти все наличные.
   - Тыща! - крикнул паренек с пухлыми губами, вынырнув у Максима из-под локтя. Он ловко впрыгнул на сиденье и с треском захлопнул дверь. - Тыща, тыща, поехали!
   Второе такси отчалило. Второе и последнее. И Макс решил идти пешком. Он пока не знал, почему, но вариант с метро даже не мелькнул среди его рассеянных мыслей.
   Следующие два часа он шел. Сначала это было нетрудно. Все шли. Кроме тех, кто стоял у обочины, ловя непонятно что в едва ползущем транспортном потоке. Грозди светофоров на столбах и проводах смотрели пустыми глазницами - умер даже желтый, мигавший когда-то при любых обстоятельствах.
   Третье кольцо осталось позади, а Максим по-прежнему не мог думать. Ему было некогда. Он только матерился: когда про себя, когда сквозь зубы. Он пытался держаться проспектов, но каждый раз упирался в очередное препятствие. Москва, оказывается, состояла из одних заборов: жестяных, сосновых, бетонных и шиферных. Где не забор, там канава. Где не обвал, там полосатая лента.
   "Вот сука, я же ходил здесь", - повторял он. Буквально месяц назад, и перед этим, и еще раньше, тысячу раз он пересекал вот эту улицу, и вон ту, и под мостом проход был открыт, мать вашу. Но это, конечно, не имело значения. Город менялся постоянно. В Москве что-то строилось каждый день, каждую ночь, и в каждую свободную минуту. Улицы ломались и дробились, образуя незнакомые углы. Дома - что дома, целые районы исчезали бесследно и так же незаметно подменялись новыми.
   Раньше он как-то этого не замечал.
   У Макса лопнула подошва, когда он решил срезать по гравию. Ну конечно. Эта обувь стоила денег. Она была создана для ковров, а не для промышленного альпинизма.
   Он так устал, что едва мог злиться. Ручьи пота застилали Максиму глаза, рубашка липла к телу, совершенно не холодея на ветру, а пиджак, заброшенный на плечо, грелся и медленно жарил спину.
   "Мой пиджак".
   "Пора менять обувь", - решил Макс. Он не догадался бы, но по другую сторону щебенки как раз виднелся спортивный магазин.
   Кеды стоили полторы тысячи. До аварии сумма наверняка была той же, правда, совсем не в долларах. Магазин перешел на экстренную валюту решительно, не меняя ценников. Макс ухмыльнулся и вдруг заметил, что может рассуждать. Он вынул мобильник. Связь есть, одно деление, будто внезапный мыслительный процесс каким-то образом восстановил линию.
   Максим набрал цифры, вдавил кнопку и затих.
   - К сожалению, - раздался искусственный женский голос. - На данный момент абонент не может принять ваш вызов.
   Еще раз.
   - К сожалению...
   Еще.
   - К сожалению...
   Выходило совсем не смешно.
   Сунув бесполезную трубку в карман, Макс почти разжал пальцы...
   Вж-ж. Ж-ж.
   ...когда прозвучал рингтон.
   - Лизка, - выдохнул Макс, еще не приложив телефон к уху.
   Но в трубке отозвался Члеянц.
   - Привет. Есть разговор. Точнее, короткий разговор. Мне нужна Елизавета. Если хочешь остаться в команде, сделай так, чтобы мы в ближайший час ее получили.
   Максим не был готов к этому голосу. Он даже не придумал, что ответить.
   - А... Бергалиева что говорит по поводу?..
   Верно. Члеянц боялся исполнительного. Выиграть немного времени.
   - Бергалиева уволена, - ровным тоном сообщила трубка. - Я прошу тебя лично от себя.
   - Пошел на хер.
   Еще немного времени.
   - Максим, - голос в трубке опять не изменил тона. - Когда я говорю, что прошу от себя, то ты должен понимать, что я прошу не от себя, а от довольно серьезных людей, интересы которых я намерен представлять в ближайшем будущем...
   - Я вот что не могу понять, Аркадий, - перебил его Макс.
   - Да?
   - Как его занесло в метро? Почему он оказался в метро? Что, блядь, такого он делал в метро?
  
   25 мая 2005 года
  
   - Блин, - Лиза улыбнулась и шмыгнула носом. - А я даже не заметила, что ты в кедах.
   Она полезла в сумочку, вынула салфетку и высморкалась. Достала еще одну и промокнула края век.
   Ты что, плакала?
   "Я не помню".
   Максим говорил и говорил, и Лиза давно потерялась в его путаном нетвердом изложении. Кажется, в итоге ему позвонил Члеянц. И требовал Елизавету. И что потом?
   - Ничего, в том-то и дело, - пятнисто красневший Макс поднял растопыренные пальцы. - Он не спросил, кто. Он знал. Я гарантирую, он знал с самого начала. Потому так и взялся моментально, категорически. Подать сюда Елизавету. Он знал, понимаешь, после чего тебя придется убеждать. Или, кстати, почему стало возможным пригрозить. Серьезные люди...
   - Да у тебя паранойя просто, извини, - Лиза произнесла это так громко, как не говорила с последнего эфира, и тут же сбавила тон, сама напугав себя. - Ты... ты как маленький, сразу боишься всего. Везде тебе видится ф-фигня какая-то.
   - Нет, нет, не боюсь, и не хрена, - теперь повысил голос Макс. - Если и боюсь, то совсем не так, как тебе представляется.
   - Ой, - она сморщила лоб. - Типа я тебя не знаю.
   - Это я тебя знаю, - Максим отвернулся. - Я тебя изучал. А ты меня - нет.
   Лиза подскочила на сиденье.
   - Например? Откуда? И что значит "изучал"...
   - Откуда? О-о. Подумай, с чего мне начать. Во-первых, я читал твою почту.
   - Вот зараза, - хотя для Лизы это был лишь очередной неприятный сюрприз. - Это же мне люди писали, а не тебе.
   - Да нет, - Макс бегло глянул в ее сторону. Не ту почту. Не того времени, а старую, год назад и более.
   - Как это? Подожди, - Лиза огляделась по сторонам. - Это же не смешно, какую почту, с какого момента?
   "Блин", - подумала она лихорадочно, - "блин, там же сплошные, сплошные, сплошные фотки и письма мужиков".
   - Вообще-то, - сказал Максим. - С того момента, как ты создала ящик.
   "И это я не удалила, и то", - вспоминала Лиза, пробираясь между неподвижных машин. Когда движение на трассе совсем замерло, Макс предложил зайти выпить кофе, и Лиза молча согласилась. Теперь она сидела в том же самом фастфуде, у того самого окна, заняв бывший Катькин стул. Максим сгорбился напротив, раскочегаривая сигарету, а Лиза всё перебирала мысленно.
   И еще... и то расставание... ну ладно, это пускай читает, это можно и даже полезно.
   "Да и вообще хорошо, что кто-то другой прочтет всю эту муть. И что ему она интересна. И лучше пусть это будет Макс, чем, скажем, Ди..."
   Ей принесли стакан воды. Она заказала только воду, а Максим лишь курил сигарету за сигаретой, глубокомысленно изучая тлевший огонек. Кофе не состоялся.
   "И никаких больше проблем с диетой". Лиза нечаянно повалила солонку. Помедлив, она коснулась белого пятнышка и облизнула соленый палец. Макс автоматически сделал то же самое и бессмысленно уставился на две ямки, оставшиеся друг возле друга.
   Лиза шумно вдохнула носом.
   - Блин, ну как же, ну как же так, они же говна, говна, ГОВНА ЕГО НЕ СТОИЛИ! - она с размаху грохнула по столу кулаком, так сильно, что звякнула посуда, и стакан плеснул водой на кристаллики, смыв их прочь.
   Соленая вода закапала ей на ладонь.
   "Все пялятся. Все пялятся, не вздумай плакать".
   - Ладно, - резко сбавив тон, Лиза снова шмыгнула носом. - Короче, у тебя не "мерседес", и ты не юрист, и так далее. Тогда кто ты? Хоть это я могу знать? Кто ходил ко мне на прием, кто потащил меня в Москву, с кем я жила в квартире все эти годы?
   Максим взял салфетки и медленно, старательно, досуха вытер стол.
   - Не здесь, - процедил он сквозь зубы. - И еще. Если я расскажу, велика вероятность, что ты начнешь меня презирать. Я просто предупреждаю.
   - Брось, - шатаясь на каблуках, Лиза выбралась из-за столика. - Тебя когда-то презирали за то, что ты сказал правду?
   - Нет, - Макс поднялся и отряхнул колени. - Возможно, как раз потому, что я никогда этого не делал.
  
   2 марта 2003 года
  
   Как порой бывает в марте, невыносимо тягучий, чавкающий, каплющий дерьмовый вечер без промедления развернулся в кристально-черную ночь. Такую, когда с юга порывами налетает сладкий ураган, когда хочется бросить привычные занятия и делать что-то новое, более значимое, чем рутинная возня. Или хотя бы встать и уехать куда-нибудь.
   Но было слишком поздно. Они уже начали: первая мутно-зеленая бутылка разошлась по бокалам, и первая белая дорожка перечеркнула мраморный бар.
   Максим не трогал спиды - под ними практически невозможно было опьянеть, а он не умел общаться с дамами трезвым. В женском обществе он слишком много и резко язвил, кроме того, постоянно чувствовал, что выпадает из разговора.
   Вернадского это не смущало. Он пил абсент и нюхал всё, что Макс умел раздобыть - а Максим умел раздобыть и правильный фен, и чистый ЛСД, и даже кокаин, пускай не совсем белый и не очень проверенного качества.
   - Предупреждаю, здесь может оказаться много для одного, - Макс постучал расческой о стойку. - Это не ваш толченый мелок из ночного клуба.
   - Один хер, - Фернандес убрал линию в один росчерк и шмыгнул носом, уперев его в ладонь. - Пускай штырит, всё равно факин спать одна трата времени.
   - А можно, я попробую? - к ним подскочила девочка с большими накрашенными глазами.
   Утробно мыча, Вернадский замахал рукой в сторону Максима. Тот нахмурился и полез в нагрудный карман.
   И кто за нее платить будет, интересно. Выброшенные деньги.
   Но других вариантов не предлагалось. Таковы были негласные правила. Вернандский находит апартаменты, Нечто приносит выпивку, его баба ведет подруг, а Макс отвечает за наркотики.
   "Ничего", - подумал он, - "еще отработаешь".
   Максим хищно покосился на девочку с нарисованными глазами. Та примерилась к новой дорожке, неумело втянула носом пару кристаллов и чихнула, сдув остатки прочь. В ее тесном декольте мялись и терлись друг о друга крошечные веснушчатые груди.
   И как отработаешь.
   Всё-таки ему нужен был секс. Очень нужен был. Который день.
   Он провел девочку к столу и уселся рядом. Фернандес и Нечто уже наперебой разливали мутное пойло в глубокие винные бокалы, и воздух над тяжелым низким столом загустел от паров аниса, разбавленных табачным дымом.
   - Все фрики в истории пили абсент, - объявил Вернадский, раздавая полные бокалы. - Ван Гог. Леонардо. Сам Цезарь, бля. Чуть ли не с Древнего Рима времен Италии.
   - Ой, а вы знаете, что у Леонардо ДиКаприо есть ручная игуана? - спросила накрашенная девочка. - А у Джорджа Клуни свинья.
   - У меня тоже есть ручная свинья, - Фернандес обхватил Нечто за шею. - Слышишь, ну-ка, свинка, хрю-хрю!
   - Уи-и! - сипло выдавил тот.
   - "И-и", - передразнил Вернадский. - Это что, типа свиньи так делают? Просвети меня, что это было?
   - Это, - Нечто сглотнул и ухмыльнулся. - Это было нечто.
   - Ха-а! - заревел Фернандес, и девочки захихикали вместе с ним. Вернадский умел вести себя в женском обществе.
   Макс поспешно опрокинул в себя бокал и сглотнул обжигающий напиток.
   "Сироп от кашля сраный", - подумал он, силясь переждать омерзение и не морщиться. Фернандес этого не любил. По крайней мере, не в отношении абсента.
   - Вообще, фриков сейчас осталось реально мало, - говорил Вернадский девочкам, пока Максим боролся с проглоченным алкоголем. - Я думаю замутить такое место, типа ночного клуба, только реального клубняка, по типу как в Европе. Чтобы он, короче, типа привлекал. Как бы притягивал разных прикольных чуваков, вообще со всей страны, такая как раз идея. Я реально, реально не могу дождаться, когда эти мудаки всё там доделают.
   - Скажи он прикольный? - прошелестела нарисованная девочка в ухо Максима. - Такой весь необычный, на "Ферарри" ездит, он тебе показывал?
   - Ум-гу, - промычал Макс, торопливо глотая очередной бокал абсента. - Я его с детства знаю, кстати. Мы вместе ушли из юридического, с третьего курса...
   - Не-не, - вклинился Фернандес. - Вот это, сука, не надо. Тебя выперли, а я нормально. Я там еще числюсь, между прочим, типа на заочке.
   Он ухмыльнулся. Максим сделал вид, что Вернадский говорил не о нем.
   - Да, кстати, я тоже стартую небольшой бизнес, - сообщил он большим глазам девочки. - Веб-дизайн, всякого рода интернет-услуги...
   - Не-не-не-не, - Фернандес не сдавался. - Начинается, факин щит, кончай грузить тёлок. Именно бизнесмен ты наш. Мачо-хуячо.
   Макса уже слегка вело. Плеснув себе новую порцию анисовой жижи, он поднял бокал и заговорил, обращаясь к его мутным зеленым недрам.
   - Ну хорошо. Поговорим на вашу тему. Все они - такие особенные. Так называемые "фрики", не правда ли? Хорошо. Я, б... бля, могу назвать вам хороший способ. Как любого, любого, хоть тебя, - он кивнул девочке с подведенными глазами. - Любого сделать - с нуля - совершенно особенным. Крайне особенным. Особеннее некуда.
   - А мы и так... а я и так... - девочка вздернула нос, оглядываясь по сторонам.
   - Итак, я обещаю, - Максим не слушал ее. - Что это будет хуже смерти. Хуже. Но жить будет интересно... так интересно, что я сам бы понаблюдал.
   - Ну что ты такое говоришь, - нарисованная девчонка обиделась. - Зачем вообще нужны всякие мрачные вещи.
   - Убивать таких вот, обычных, - хрипло перебил ее Макс. - Убивать - это тупо. Лучше забрать одну руку. Одну ногу. Почку, легкое и глаз.
   Как-то вдруг они с Вернадским оказались на балконе. Вдвоем, среди чистого весеннего холода, вдали от девочек, вдали от Нечто и его квадратных бутылок. Максим всё говорил, не в силах остановиться.
   - Вот так мы натурально сделаем из обывателя что-то большее. Только таким образом, только вот таким образом м-м... мы выдернем его из круго... ворота повседневного пустого существования, и может... может...
   - Ну всё, мофо, завязывай, - Фернандес хихикнул и пихнул его кулаком под ребра.
   - Может быть, увидим рождение н-с... настоящего, живого человека.
   - Завязывай, слышишь, говорю, тёлки с тебя на измене. Педрило бухое.
   Совершенно обессилев, Макс привалился к ледяной стене и закурил. Фернандес оставил его, подойдя к литой ограде, за которой сияли городские огни.
   - Нет чтоб бля мрамор, а то - чугуний, - он сплюнул вниз и пнул носком кованые прутья.
   - А... о чем мы там, к-кстати? - от табака и холода Максим слегка отрезвел. Теперь у него стучали зубы.
   - Очень низкая концентрация фриков в этом городе, итс факин райт, - Фернандес рывком поднялся на оградку, расстегнул штаны и с холодным интересом уставился вниз, поливая далекий проспект.
   - Уйди оттуда. Твою ма-ать, уйди оттуда, мне не по себе, когда я смотрю на такое, - процедил Максим, надеясь, что в голосе не слышен озноб.
   - Какое "такое"? - извернувшись, Вернадский прыгнул и ухватился за прутья верхнего балкона. - Такое?!
   Он выполнил пируэт, словно гимнаст на трапеции, на миг, как показалось Максу, вообще оставив хват. Фернандес болтал ногами, повернувшись лицом и сверкая распахнутой мотней, а позади него плыли крошечные фары машин.
   Затянувшись до отказа, Максим вышвырнул окурок.
   - Ширинку застегни. Педрило бухое, - и торопливо отвернулся.
   Рука Вернадского тяжело повалилась ему на плечи, а в ноздри ударил анисовый перегар.
   - Всё, браза, всё. Я слез, без балды.
   Другая рука Фернандеса мягкой змеей скользнула ему под ворот, и Макс выбросил назад локоть, но слишком поздно - Вернадский отскочил, сжимая в руке его мобильник.
   - Та-ак, давай прозвоним твои контактики, - и Фернандес принялся жать на кнопки.
   Тряхнув головой, Максим бросился к нему с кулаками, но Вернадский был наготове - он вилял и ускользал, продолжая ковыряться в чужой телефонной книге, а Макс только хрипел, беспомощно прыгая вокруг.
   Он сдался, потоптался у чугунных перил, и снова пошел в атаку, собрав остатки пьяного внимания. Спасало то, что Фернандеса отвлекал телефон. Максим прыгнул.
   - Фаербол! Боевая магия! - Вернадский щелкнул зажигалкой, и в лицо Максу полыхнуло грязное пламя.
   - Блядь, откуда дезодорант? - выдохнул Максим, стремительно оставляя позиции. - Ты что, не расстаешься с ним вообще...
   - Освежитель дыхания, йоу, - Фернандес игриво ухмыльнулся. - У нас же дамы.
   - Ну хорошо. Хватит.
   Макс уронил руки, едва в силах дышать.
   - Финиш хим, - проревел Вернадский. - Фаталити!
   И швырнул мобильник в черное весеннее небо.
   - Я думал, это левый какой-то, - улыбнулся Фернандес, когда они вернулись к барной стойке. - Откуда мне знать, что это реально твоя мобила? Она старая какая-то, фак. Я думал, ты решил меня позадрачивать.
   - И положил себе в карман старый телефон? - Максим уставился в потолок. - То есть, тебе назло, да? Знаешь, иди-ка ты н-на хер со своими тусовками.
   Он пошатнулся в сторону выхода.
   - Стоять, - Вернадский мягко и цепко поймал его. - Слышь, Нечто!
   - М-м? - нетрезво отозвались из-за стола.
   - Иди погуляй. И тёлок забери с собой.
   - М-м? - спросили чуть недовольнее.
   - Фак офф отсюда, я сказал! Пшли! Бегом все!
   Фернандес подхватил бокал и запустил его в толпу.
   - Ай! - визгнула какая-то девочка.
   - М-мазафака, облил всего, - констатировал Нечто, выбираясь из-за стола. - Девочки? М-м-идем на свежий этот самый.
   - Извини меня, но я т... - начал Макс, когда тяжелая дверь захлопнулась и утихли голоса.
   - Всё решим, спокуха, всё будет, - Вернадский был везде сразу, он неизменно оказывался на пути Максима. - Макс. Максим, баран ты.
   - Что? - Макс на секунду прекратил борьбу за отступление.
   - Сейчас тебе притащат аппарат.
   - Да пожалуйста, - Максим сдался. Фернандес умел не пустить.
   - Сейчас, - Фернандес, тесня его назад, вынул собственный мобильник. - Чувак, без вопросов. Тебе "Сименс", правильно?
   - Неправильно, - Макс отпихнул его и растерял остаток сил. Он хлопнулся на табурет, подобрал упавший бокал и плеснул себе порцию абсента. - Ты не хуже меня знаешь, что мобильный телефон - это "Нокиа". А "Сименс" - кухонные принадлежности.
   - Короче, бля, - Вернадский уселся рядом. - Уже заказал. Давай выпьем.
   - Давай, - устало кивнул Максим.
   Через три часа, когда отбыл курьер, они потерялись в запутанной беседе, настолько связной, насколько обоим позволяло опьянение.
   - Я чё беру у тебя? Правильно? Чё беру у тебя? - Фернандес лизнул палец и собрал белые крупицы с барной стойки. Он сунул палец в бокал и поболтал им, растворяя наркотик. - Того, что я сам, понял, тебя тренировал.
   - М-мугу. Иди ты, - сказал Макс, продираясь сквозь тяжелый хмель.
   - А чё, ну реально, это же всё чисто тренинг, - Вернадский протянул руку и пихнул Максима в нагрудный карман, где у того лежал бумажник. Макса качнуло. - Ты спросишь, нафига. Нафига это мне - если я - всё равно отмажусь от любых ментов. Я объясню. Плохо это для шоу-бизнеса. Для политики, тоже...
   - Нахера тебе шоу-бизнес? - хрипло спросил Максим. - Ты как будто мало исполняешь. И так мало исполняешь.
   - А скажу нахера. Ни у кого, чувак, - Фернандес наклонился к нему и выставил палец. - Ни у кого тёлки не берут в рот так. Как у того, кто в шоу-бизнесе. Ага? Ага-а-а...
   Макс очнулся дома. Он вроде помнил, что разговор этим не закончился. И вечеринка тоже. Наверное, они двое катались посмотреть Рейв. По крайней мере, в голове Максима осталось воспоминание, как он шел, едва переставляя ноги по хрустящей весенней грязи, а вокруг тянулись пустыри, и рядом чернела недостроенная громадина, а впереди скалился арматурой уродливый строительный котлован, и Макс еще подумал: "не влететь бы туда", - и в следующий миг обнаружил себя на дне этой жуткой ямы. Он барахтался среди осколков кафеля и бетона, пытаясь выбраться наверх по осыпавшейся глине и не мог понять - "как?" Почему? С какой стати он вдруг оказался здесь?
   Эта часть наверняка была правдой. Ее подтверждали сбитые руки, уничтоженная обувь, штанины по колено в говне... за остальное Максим не ручался. Он знал только, что всё еще пьян до ошаления. И совершенно измотан. Макс оставил грязную одежду у порога, швырнул ботинки в мусор, вымыл руки и лицо, незаметно для себя перенесся в комнату и зарылся в гостеприимное шелковое одеяло.
   Но праздник не кончился даже во сне. Максим снова пил, опять ломился через пустыри, как на безумной карусели, и снова падал в бесконечные траншеи, теряя обувь и распарывая одежду в клочья. Во сне наступал день, и опять ночь, и снова был абсент, и снова утро. В который раз обнаружив себя дома, у кровати, Макс вытянул руки и повалился в небытие.
   Что-то было не так.
   Во-первых, Максим обнаружил, что лежит на полу. У Макса окаменела спина, а затылок пылал, отдавленный твердым паркетом.
   Во-вторых, Максим был полностью раздет, и утренний сквозняк, пробиравшийся между штор, неприятно щекотал его кожу.
   На столе внезапно ожил и завелся компьютер.
   "В-третьих, мне страшно", - подумал Макс.
   - Спокойно, - пошевелил он губами. - Спокойно. Это ты сам. Ты сам настроил.
   Да, он сам настроил будильник. Чтобы по утрам комп автоматически грузился и включал сигнал. Какую-нибудь спокойную музыку. Настроил давно, месяц или два назад.
   - Меня просто никогда нет дома, - промычал Максим и хихикнул.
   Вкрадчивый бас прокатился от стены к стене, и над его мягкой волной тихо задрожал женский голос. Макс открыл глаза, но моментально зажмурился. Над головой сияла люстра, и в комнате было ослепительно светло.
   Голос снова вступил, теперь громкий, он струился из каждой щели, ступенями поднимаясь ввысь.
   Ни хрена себе, бля, спокойная музыка.
   Она звучала не просто грустно - она была настолько депрессивной, что легко вытесняла из мира все краски, выдавливала жизненный сок, отметала всякую тень веры и грёз, оставляя лишь пустую, колючую, бессмысленную действительность.
   Максиму хотелось подняться на локте и вырубить компьютер нафиг, прямо из розетки, но сил не хватило даже на полный вдох. Женский голос накатывал приступами, вытесняя из комнаты воздух, и легкие Макса наполнил давящий вакуум. Голос дрожал и пузырился, набирая силу, и Максим беззвучно орал с ним под органное крещендо. Стены комнаты треснули и осыпались, и за ними был голый космос, и квадрат пола оказался вершиной железобетонной башни, которая росла и росла навстречу тесному небу. Голос подбирался к нему шаг за шагом, и Максим несся вверх, раздавленный ужасом, считая облака как этажи.
   Мелодия отхлынула, и видение угасало. Мелодия опять набирала силу, и Макс опять несся вверх.
   Он не помнил, сколько раз это повторилось.
   Когда Макс очнулся, за окнами давно разгорелся день. Максим рванул одеяло прочь, и ему в глаза ударило бледное солнце. Он был полностью одет, разве что брюк не хватало. И лежал в кровати, там же, где уснул.
   Компьютер оказался выключен. Но это не говорило ни о чем. Как и одежда на Максе. Он мог одеться и вырубить комп уже потом, и забыть об этом. Следующие три часа Максим провел у экрана, пытаясь разыскать на дисках эту чертову композицию, и не смог ее найти. И это тоже не говорило ни о чем: он мог удалить ее в пьяном бреду.
   Макс так и не смог установить, произошло ли всё на самом деле.
   Страшен был не похмельный вакуумный кошмар - Максима пугала своя неспособность отличить грёзы от воспоминаний. Насколько это далеко от шизофрении? От белой горячки?
   Осторожно ступая, он выбрался на кухню, подобрал с табурета брюки, каменные от сухой грязи, и распахнул дверцу стиральной машины. Вспомнив, порылся в карманах и с тенью отвращения извлек тусклый "Сименс". Подарок Вернадского.
   Максим уселся на табурет, закурил и набрал единственный номер в телефонной книге.
   - Йо-о-о-о, - хрипло взревела трубка. - Ну че, алкаш, как добрался?
   - Привет. Слышишь, Фернандес, - Макс подтянул к себе пепельницу. - Мы как раз вчера обсуждали мои нервы... так вот, я подумал - а не трахнуть ли мне симпатичного психиатра?
   - Мужика, что ли?
   - Какого бля мужика? Хорошую девочку. Сможешь устроить?
   - Не-а.
   - Тогда пошел ты - короче, вообще, знаешь, закупайся теперь у...
   - Стоп! Стоп. Неделя - решает?
   - Да.
   Вернадский мог устроить всё.
  
   25 мая 2005 года
  
   - Сволочи вы, конечно, - пробормотала Лиза в ответ собственным мыслям.--Чтоб ты знал, мне позвонили из деканата на ночь глядя, все дела, срочно примите молодого человека, для нас и вас это важно. Думаю - всё, ехать с утра в нашу практикантскую конуру, но они говорят - нет, пожалуйста, в другой обстановке. А я еще думала, у тебя настоящие проблемы. Если бы знала, я тебя и на порог не пустила бы.
   - Значит, мои проблемы для тебя недостаточно хороши? Я правильно понимаю? - Максим нахмурился, глянув через плечо назад.
   - При чем здесь, - она потрясла увесистым пакетом, морщась от усталости. - Всё было бы хорошо, этого бы не было.
   - Я переживал за свое состояние.
   - Так сильно, что сбежал.
   - А тебя никто не просил бежать следом.
   - Никто. Вот только... - и она увязла, не в силах найти аргументы для "вот только". Так и не придумав ничего, Лиза оттеснила Макса и прищурилась, глядя в захватанный пальцами экран. - Сколько осталось для снятия?
   - Вроде тысяч пятнадцать, - ответил Максим, колотя по клавишам банкомата двумя онемевшими пальцами. - Еще штук пять обойдем, и всё, пожалуй.
   Она уже жалела, что позволила втянуть себя в этот бесконечный забег. Часа три назад, у закусочной, когда Макс обнаружил работавший банкомат, Лиза не думала, что снять деньги окажется так сложно. Максим хотел снять всё - от студии, говорил он, можно ждать чего угодно. Вдруг заморозят ее карточный и накопительный. Вдруг банк решит сверить подписи. Вдруг захотят поймать ее и Макса в ловушку. Тогда ей казалось, что в его опасениях есть доля смысла. Теперь же, спустя три часа беготни, Лиза была согласна пожертвовать тысячу-другую, лишь бы всё закончилось. Она понятия не имела, столько денег успела заработать.
   - Черт. Нет банкнот. Так, эти в пакет... - Максим сунул ей пачку спрессованых купюр. - Сейчас... ближайший банкомат... по адресу...
   "И сколько все они весят", - подумала Лиза, роняя деньги в шуршащий пакет. У нее и так ныло плечо, и с каждым разом пластиковый мешок становился немного тяжелее.
   - Давай, давай, бегом, - Макс уже стремился прочь, к новому источнику наличных. - Они могут созвониться с банком в любой момент. Или снова электричество вырубят.
   Лиза едва поспевала и за ним, и за его суетливыми мыслями.
   "Он что, решил, что свет в городе тоже отключила студия?"
   - Подожди, давай хотя бы забросим деньги в машину.
   - Это в другую сторону.
   Вот псих ненормальный.
   Она побежала следом, подпрыгивая и спотыкаясь на каблуках.
   - Я всё равно не понимаю этой истории с нашим сеансом. Зачем ты пришел, почему ты ушел, и с какой стати я должна начать тебя презирать.
   - "Парня было жалко", - Макс вырвался так далеко вперед, что она едва могла его слышать. - Помнишь, мы смотрели твой первый выпуск? Он это в конце заявил. Вот баран.
   И Максим рассмеялся под нос, а может, ей только показалось.
  
   2 марта 2003 года
  
   - Да, обычно мы даем консультации по телефону, - сказала Лиза, ровняя стопку чистых анкет. - Линия доверия... мне непривычно иметь дело с клиентами персонально, поэтому извините, если я покажусь вам... например, слишком закрытой для общения. Хотя вряд ли, конечно, покажусь, но...
   Хватит оправдывайся. Не смей оправдываться. Кто так делает?
   - Я, собственно, и звонил вам по телефону, - Максим внимательно осмотрел ее студию, и Лизе стало неловко вдвойне. - Просто вы как-то не настроены были вести разговор.
   - Потому что это мой личный номер, - она не сдержалась. - Пожалуйста, не звоните мне на личный номер. Для этого есть телефон доверия. Я... я предложила этот сеанс потому, что, в общем...
   Чтобы посмотреть на "молодого человека".
   "Нет, потому, что это не игрушки, блядь".
   - В общем, не будем тратить время, - Лиза снова передвинула бумаги. - Второй вопрос. Это обычный вопрос, не пугайтесь, нас учат задавать его всегда. Садитесь, вот туда, на стул, пожалуйста.
   - А разве?.. - Макс кивнул в угол, где маячила наспех застеленная кушетка.
   - Нет, - Лиза покраснела. - Нет, извините, это моя. Я... не могу вас туда пустить. Я на ней сплю.
   Она хихикнула.
   "Спроси его, спрашивай уже, и дальше по заученному".
   И хватит всю дорогу оправдываться.
   Он сел напротив, вытянул скрещенные ноги и поскреб щетину.
   - Второй вопрос, доктор, - Максим ухмыльнулся.
   - Так, - Лиза снова взяла себя в руки. - Второй вопрос. Что именно заставило вас набра... э... привело вас ко мне?
   - Был мой день рожденья, - охотно сообщил Макс, не сводя внимательных глаз с ее лица. - И я перебрал. Испортил обувь. И с подарком неудобно получилось.
   - Ага. Хорошо, - Лиза растерянно огляделась, не зная, к чему перейти дальше. Всё-таки по телефону было проще.
   С шумом выдвинув ящик стола, она порылась в блокноте, стараясь не звякнуть бокалами, которые стояли там же. Вообще, за такое надо увольнять. У человека проблемы с алкоголем, и что он видит? Хотя бы коньяк успела спрятать.
   Да, по телефону было проще. Раз в пятьдесят.
   - Запишите, пожалуйста, телефон доверия, - сказала Лиза. - В будущем первым делом звоните туда, хорошо? Там есть другие люди, вам помогут, кто угодно.
   - Запишу, но только при условии, - Максим вынул мобильник. - Что это будет не кто угодно, а лично вы.
   - П-посмотрим, - ответила Лиза, сомневаясь, что такое возможно, и можно ли вообще. Она кивнула на трубку, стараясь увести разговор куда-нибудь подальше от невыполнимых обещаний. - Красивый. Тот самый?
   - Какой "тот самый"? - недовольно отозвался Макс. - Это "Сименс"
   - Тот подарок. Неловко получилось, как вы говорите.
   - А-а, нет. Тот подарок - это одна девочка.
   - И что вам подарила ваша девушка?
   - Не моя. И не подарила. Подарок - это и была девочка. Симпатичная, глаза вот такие. Ну, вы понимаете.
   - Ага. Кхм.
   Не кривись. Веди себя профессионально.
   Максим переписал телефон доверия, вернул трубку в карман и снова уставился ей в лицо. "Умеет нервировать", - подумала Лиза.
   - Значит, - она поискала слова. - Это была, э-э, какая-то... девушка по вызову?
   - Вы что, - Макс фыркнул. - Обычная девочка. Более чем. Грудь, все дела. Ножки тоже вполне. Лицо - терпимое. Не стыдно в компании показать.
   Поерзав на сиденье, Лиза передвинула собственные ноги куда-то в сторону.
   - Скажите, Максим, - она в который раз пыталась взять профессиональную ноту. - Как вы считаете, нормально ли получать такие вещи "в подарок"?
   Он лишь поднял брови.
   - То есть, я хочу сказать, - и опять Лиза ерзала на стуле. И оправдывалась. - Неужели для вас не существует других, более обычных способов... найти то, что вам нужно?
   Макс улыбнулся.
   - На "ты", пожалуйста.
   О нет.
   - Хорошо. Максим.
   - Макс.
   - Макс, - она рассеянно придвинула к себе его анкету. - Я заметила, что здесь нет ничего о семье. Давай... давайте поговорим о ваших родителях.
   Опять Лиза всё делала не так.
   - Стоп, одну секунду, это еще что за фрейдизм? - теперь он был агрессивен. - Я скажу - на фиг эти анальное единения. У тебя нет других способов выяснить то, что тебе нужно?
   Пришел черед Лизы. Она злилась и не собиралась больше терпеть. Иначе выходила не консультация, а черт знает что. Пора было прекращать это.
   - Ты пришел ко мне с проблемой алкоголя. Я правильно поняла? - спросила Лиза сухо. Максим кивнул. - Если так, то прежде всего нужно знать семейную историю. Были похожие проблемы у твоих родителей или нет. Это стандартный вопрос, и это важно.
   "И я не оправдываюсь".
   - Ну, если так, - Макс приподнялся и сел ровнее. - Отец, конечно, был алкаш тот еще. Но вряд ли это можно считать его проблемой.
   - Был?
   - Я давно его не видел. С тех пор как отселился.
   - Может, он просто скрывал это?
   - Он ничего и никогда не скрывал.
   - Вы... ты уверен? Может, он считал, что беспокоить своего ребенка...
   - Слушай, - Максим поморщился, вытянув руку ладонью вперед. - Хорошо. Наверное, придется рассказать тебе об отце. Примерно, в общих чертах.
   И он заговорил, впервые глядя в сторону, а не прямо на Лизу. А она слушала, приоткрыв рот и не в силах вмешаться, потому что всё, о чем рассказывал Макс, было важно. Настолько же важно, насколько жутко, и она совершенно не знала, что делать с этим.
   - А китаец... или кореец, не знаю, я не умел их отличать, - сообщил Максим неохотно и глухо. - Он только извинялся и кивал. Это было прямо у нас дома. На кухне. Там до сих пор, наверное, вмятина на паркете. Я думал, он будет орать, или плакать, не знаю, а он кивал только. Представь себе, у людей воспитание.
   "Ужас", - подумала Лиза. Или сказала вслух?
   - Когда его вынесли, отец мне всё объяснил. Зачем поломал колени, локти, все дела. Мог ведь просто убить, это он сразу дал понять. Но он говорит - я создал пример. Вальнул бы - кого бы это научило? А так, он будет жить. До-олго еще будет жить. В общем, мне было... не знаю, лет девять. Короче говоря, если бы папа хотел что-то скрыть - он скрыл бы, уж поверь мне. Только он мало скрывал. У него были убеждения, сыновняя преданность. Типа того. Мудила старый. Откровенно, я бы легко его сдал, если бы не боялся. Или вообще прикончил нахер. Ненавижу бандитов.
   Он умолк, и в студии - в чердачной каморке, что снимала Лиза - стало невыносимо тихо. В пыльном воздухе сладковато пахло книгами и старым табачным дымом.
   - Хорошо, - Лиза хрипло откашлялась. - А мать? Она как-то реагировала?
   - Не знаю, - ответил Максим, теряя интерес. - Я никогда ее не видел.
   - Как это? Совсем никогда?
   - Совсем. Понятия не имею, кто она, что она. Были у нее проблемы с алкоголем, не было. Здесь я тебе ничем не смогу помочь. Могу только сказать, что проблемы есть у меня. То есть возможно, есть. Уже не уверен.
   - Сейчас, - она распахнула ящик, гремя стаканами. Плевать. Записная книжка. Хотя бы не забыла номер. Перед ней был тот случай, когда нужно звонить, а не копаться самой. К тому же кривыми руками. - Я должна продиктовать... у вас действительно могут быть проблемы, алкоголь здесь не при чем, скорее всего, но я вряд ли смогу вам помочь лично. Есть хороший специалист...
   - Нет, забудьте, - Макс резко поднялся и взял с ее стола листок. Свою анкету. Он тоже перешел на "вы". Плохой сигнал. - Мне не нужны ваши специалисты, я не хочу обращаться ни за какой помощью, мне не нужны лекарства, вмешательства, уютная койка в палате, и так далее. Меня устраивает то, как я живу.
   Он аккуратно сложил бумагу и разорвал ее пополам.
   - До свидания, - и улыбнулся ей. - Приятно было познакомиться.
   - Но... куда вы? - Лиза совсем растерялась. Она покраснела и старательно пыталась не хлюпать носом. - Куда же вы пойдете?
   - Знаете, пожалуй, выпить, - Макс опять заулыбался, потом неожиданно вытянул руку и потрепал ее по вздрогнувшему плечу. - Не расстраивайся. Ты классная, у тебя здесь очень неплохо. Думаю, с нормальным клиентом у тебя всё получится.
   Он развернулся и вышел, закурив на пороге.
   - Подожди! - Лиза нагнала его уже в подъезде, на лестнице у первого этажа. - Стой. Анонимный алкоголик. Я тоже иду.
   - Куда? - спросил Максим настороженно.
   - Не знаю. Куда ты там собрался. Выпьем и поговорим.
   Он поколебался.
   - Ну хорошо. С меня ресторан, с тебя такси. Пойдет?
   Ни фига себе, предложеньице.
   "К черту".
   - Пойдет, - сказала она.
  
   25 мая 2005 года
  
   - А твои деньги? - спросила Лиза, щурясь на мягкое низкое солнце. - Которые у тебя на карточке?
   - Мои деньги в порядке, - Макс выдохнул дым и затянулся. - Всё схвачено, вложено и пересчитано.
   Упершись ладонями в шершавый парапет, Лиза до отказа вытянула ноги, и в ее коленке что-то щелкнуло. Ее плечи до сих пор горели после беготни с тяжелым пакетом, который теперь покоился между ней и Максимом, весь угловатый, раздувшийся от банкнот и пачек, наваленных как попало. Мешок с деньгами шуршал и кололся, постоянно норовя свалиться вниз, на вечернее шоссе. До асфальта метров пять, определила Лиза. Пускай не крыша, но тоже сойдет. Лиза соскучилась по высоте.
   Они сидели молча, подперев боками шуршащий мешок. Солнце неторопливо сползало к закату, и на дорогу ложились длинные мягкие тени, наперерез которым неслись машины, озверевшие после бесконечных пробок. Столица постепенно набирала привычный темп.
   - Только чтобы ты понял тогда меня правильно, - сказала Лиза, глядя под откос. - Если человек обращается ко мне, значит, он уже видит какие-то проблемы, а если он к тому же пугается, значит, он действительно наткнулся на что-то важное.
   - Ну да, - Макс фыркнул, едва не выплюнув сигарету. - Есть о чем поговорить за бокалом мартини.
   Она покачала головой.
   - Я должна была тебя убедить. Тебе нужен был настоящий специалист, а не девочка из линии доверия. Если бы я правда была терапевтом, тогда другое дело.
   - Ты не могла бы пойти со мной.
   - Я и так не могла. Но всё равно пошла.
   - Если честно, - Максим коротко покосился в ее сторону. - Меня это радует до сих пор.
   - Спасибо.
   Вдруг он засмеялся, прикрыв рот ладонью.
   - Что? - спросила Лиза.
   - Тема "икс".
   - Что?
   - Объясню тебе как-нибудь.
   Терять всё равно было нечего. Макс ухватил тяжелый пакет и отставил его в сторону. Он посмотрел на Лизу. Та секунду помедлила и скользнула ближе, прижавшись к нему теплым бедром. Волосы Лизы коснулись его шеи, и по коже Максима будто затрещали колючие микроскопические разряды. Он заворочался и уселся глубже.
   - Что такое?
   - Ты вроде током бьешься.
   - Да? Не знаю... - Лиза снова коснулась его плеча. Макс опять завозился и поправил воротник, будто что-то кололо его в бок.
   В обнимку с мешком денег и то было удобней.
   Лиза не выдержала и села прямо, и Максим тоже чуть отодвинулся.
   "Как два магнита", - рассеянно подумала она. Подносишь их друг к другу, и кажется, они вот-вот соприкоснутся и защелкнутся в одно целое, - как вдруг эта скользкая невидимая прослойка, и хочется стиснуть их, сдавить и прижать обеими руками, но магниты сильнее, и не поддаются, и больно выворачиваются из пальцев.
   У них с Максом всегда было так.
   Солнце коснулось горизонта. Внизу шумели машины, вздымая едкую пыль.
   - Зачем ты продавал наркотики? - спросила Лиза.
   - Не продавал, а доставал за определенное вознаграждение. И это не самое худшее, что я делал.
   - А что еще?
   - Брал деньги у глупых жадных людей. Притворялся веб-дизайнером. Воровал номера кредиток. Много что.
   - Зачем? - опять спросила она.
   - Я же говорил. Когда отец выставил меня из дома, он дал мне десять штук.
  
   2 марта 2003 года
  
   - Десять тысяч президентов, - сообщил ей Макс, разливая мартини в бокалы. - Всё сверх этого - я заработал сам. Веб-дизайн, инвестиции, хорошие связи.
   - Он тебя выгнал? - Лиза коротко затянулась, разглядывая кончик сигареты. - Из-за чего? Как это получилось?
   - Взял у него тачку, слегка неудачно прокатился. Определилась? Тебе что брать?
   - Не знаю, - Лиза постучала фильтром о кожаное меню. - Тут всё как-то по-японски. Я ни разу такого не пробовала. Не пойму, раз она сырая - за что такие деньги?
   - Концепция, - ухмыльнулся Максим. - Приготовить, например, жареную рыбу может любая домохозяйка. Мука, соль, на сковородку - главное чтоб пожирнее, а вкус подобным людям, как правило, безразличен.
   - А я люблю жареную.
   Он не слушал.
   - Но приготовить сырую рыбу, при том, чтобы есть ее было приятно - это, мне кажется, требует настоящего мастерства. Да, прости, что ты говорила?
   - Что люблю жареную рыбу.
   - Ну, знаешь ли. Кому-то нравится и "Мак-Чикен". Но человек вроде меня, скажем, даже оказавшись на необитаемом острове не станет такое есть. Даже умирая от голода, он, скорее, закажет "икура сашими"... и добавку мартини, пожалуйста, - сообщил он, протягивая меню подоспевшему официанту.
   Тот кивнул и уставился на Лизу.
   - Где ты на острове найдешь мартини? - спросила она.
   - Я говорил образно, - сказал Макс, аккуратно сбросив пепел в черную вазочку. - Ты собираешься делать заказ, или что?
   - Ой, да, - вспомнила Лиза. - Сейчас... я буду... а горячее что-то у вас есть?
   - Конечно, - официант наклонился к ее меню и пролистал хрустящие страницы. - Рыба на гриле...
   - Жареная?
   - Ну, - парень задумчиво глянул в потолок. - В общем, да.
   - Давайте, - не удержалась Лиза. - Вот эту жареную рыбу, пожалуйста.
   И показала Максиму язык.
   Тот лишь прикурил новую сигарету, желая показать, что его это не касается.
   Хотя, откровенно, Макс был весьма недоволен. Вне профессионального образа Лиза не казалась ему такой уж привлекательной. Она быстро опьянела, и теперь слишком много, слишком резко язвила. Он не привык терпеть от женщины столько уколов в минуту. Кроме того, Лиза совершенно не отреагировала на заведение. А это был не поганый суши-бар - это был хороший, дорогой, престижный ресторан.
   Он снова прикурил и плеснул себе мартини. Опомнился и подлил ей, на два пальца больше своего.
   Кроме того, Максиму приходилось теперь выпивать осторожнее. Иначе он мог сболтнуть что-то лишнее и дать ей новый повод для издевательства.
   Еще мартини. Еще сигарету.
   Кроме того, Макс не любил разговаривать так долго, и от избытка общения у него слегка кружилась голова.
   Еще мартини.
   И он наверняка успел растрепать ей слишком многое. А она, как психолог, явно успела сделать массу нелицеприятных выводов.
   Еще сигарету.
   Вообще, это была первая умная женщина, которую Максим повстречал в жизни. И не только умная, но и симпатичная - не модельная кукла, конечно, зато с огромным личным обаянием, которое сквозило в каждой черточке у ее глаз
   Всё это казалось Максу предельно опасным.
   Мартини. Сигарету. Еще мартини.
   Едва Лиза успела проглотить и запить последний кусок семги на гриле (кстати, просто божественной), как Максим засобирался прочь. Он вытянул руку, попросил счет и полез за деньгами прежде, чем официант успел вернуться к ним.
   - Ой, а это что? - спросила Лиза.
   - Где?
   - Вот это.
   Его бумажник был крепко пристегнут цепочкой, скрывавшейся в потайном кармане.
   - А-а... противоугонная система, - пояснил Макс. - Защита от дружеских шуток.
   - И что за друзья, с которыми нужно ставить цепь на кошелек?
   - Не только на него. Я подумываю что-то изобрести и для телефона. Когда раздобуду новый.
   - А этот чем плох?
   - Тем, что это не телефон. Это "Сименс".
   Лиза задумчиво нахмурилась.
   - Слушай, раз он тебе не нужен, я бы, наверное, купила его у тебя. Если недорого.
   - Нет. Ты не настолько мне безразлична. Я не хочу, чтобы у тебя был такой телефон.
   - Это не для меня. Просто... у меня есть один друг. С ним трудно бывает связаться, и я за него переживаю.
   - Друг? - спросил Максим как-то насмешливо.
   - Ваш счет, пожалуйста, - официант положил у его локтя черную книжку с иероглифом.
   Макс пошевелил губами, отсчитывая деньги. Когда он извинился и вышел напоследок в туалет, Лиза осторожно заглянула в книжечку. Пара крупных бумажек, пара мелких. Даже несколько монет, сложенных в аккуратный столбик.
   "Ни фига себе".
   Она проверила. Так и есть. Максим отсчитал ровно ту сумму, что была на чеке.
   - Я оставлю хоть немного на чай, - сказала Лиза, когда Макс вернулся.
   - Не нужно, - он стал у ее локтя. - Чаевые здесь включены.
   - Да некрасиво же, - она замялась. - Нам жалко, что ли.
   - Богатые люди всегда кладут минимум, - пробормотал Максим, наклонившись к ее уху. - Официанты смеются над теми, кто оставляет много. Это как приговор, как моментальное клеймо, я тебя уверяю. Не стоит этого делать.
   Лиза только нахмурилась. Она вынула кошелек и добавила в книжечку еще две купюры, демонстративно глядя на Макса.
   - Видишь? Кусок не отвалится.
   Максим болезненно ухмыльнулся.
   - Я что. Ты себя позоришь, не меня.
   Лиза убрала кошелек в матерчатую сумку, обшитую бахромой.
   "Как половая тряпка", - подумал Макс. И джинсы эти застиранные. Хоть бы немного приоделась, не для ресторана, ладно, так хоть раньше, перед его визитом.
   Она пошла к выходу, не дожидаясь его. Максим помедлил секунду, подхватил ее бокал и вылил остатки мартини в рот. Поправил галстук, одернул пиджак, и лишь потом отправился следом.
   На улице давно стемнело. Кашица хлюпала под ногами, а в глаза хлестал жидкий коктейль из дождя и снега, будто весна с зимой договорились, решив устроить все прелести сразу. Макс поднял ворот пальто и шагнул к Лизе.
   - Ну что? - крикнул он ей сквозь мокрую пелену. - Где обещанное такси?
   - Какое такси? - не поняла Лиза. - Мы же сюда на нем приехали.
   - И обратный путь, по-твоему, не считается?
   - Ну, - она даже не знала, стыдиться ей или злиться. - Вообще-то, я отдала последние деньги на чай.
   Вышло что-то среднее, вроде злого стыда.
   - Хорошо, допустим, меня ты не учла, - Максим поднял ладони. - Я не против. Но сама ты как рассчитывала добираться?
   - Я... ну... прогуляться пешком.
   Он замер, потом рассмеялся, потирая бровь кулаком.
   - Отлично. Ну что же. Тогда спасибо. Я прогуляюсь пешком.
   Махнув рукой на прощанье, Макс развернулся на каблуках и побрел куда-то прочь, сквозь мокрый занавес, искрившийся в лучах фонарей.
   - Подожди! - крикнула Лиза. - И ты меня не проводишь?
   - Нет, - донеслось из темноты.
   И Лиза осталась под дождем одна, чувствуя себя брошенной и ненужной.
   А ведь он даже начинал ей нравиться. Секунды на две.
   "Вот и еще один", - подумала она. Еще один человек, с которым лучше было расстаться заранее.
  
   25 мая 2005 года
  
   Он даже не успел осознать, когда и как потерял ее. Мир вокруг Максима разматывался, словно тугая пружина, и у него просто не хватало внимания уследить за всем. Только что они носились по банкоматам, выскребая деньги с ее счета, какой-то миг назад присели отдохнуть на парапете у шоссе, поднялись, сделали два шага, и вдруг на пути к стоянке вырос этот огромный торговый центр.
   - Мне нужно заскочить кое-куда, - сказала Лиза.
   - Сейчас не время, - ответил Макс. - Нужно ехать, машина ждет.
   - Прости, конечно, твоя машина всем хороша, - она улыбнулась. - Только встроенного туалета в ней нет.
   И прежде, чем он смог что-то придумать, Лиза снова извинилась и пропала, снесенная потоком людей, озабоченных вечерним шопингом и дневными стрессами. И Максим застрял у входа, под зелеными электронными часами, боясь покинуть то место, где они расстались. Он бродил туда-сюда как часовой, держа неудобный мешок и тряпичную сумку Лизы - ту самую, до отказа набитую чужими личными вещами.
   Пытаясь убавить ход, Макс глянул на табло.
   18:57
   Сколько времени прошло с ее ухода? Пять минут? Десять? Нет, скорее пять. Даже четыре.
   Никакого повода для беспокойства.
   Он хотел закурить, полез в карман, но осекся, увидев на стеклянной двери перечеркнутую сигарету. Лучше было не связываться. Не в таких обстоятельствах.
   Максим посмотрел на часы.
   18:57
   "Какого черта", - подумал он, и пристально уставился на цифры, и не отводил глаз целую вечность, пока не убедился, что табло действует.
   18:58
   Вокруг ходили люди. Макс не замечал раньше, сколько их повсюду. Безразличные, пустые, ненужные люди плыли вверх на эскалаторе. Они говорили, неприятно смеялись и ругались. Останавливались и налетали друг на друга.
   "Кажется, больше незачем опасаться, что меня узнают", - подумал Максим. Люди забыли его и больше не замечали, и часто пытались идти прямо сквозь Макса, когда он попадался им на пути. Стоило ему подвинуться, как жаркое пространство рядом немедленно заполняли люди.
   19:02
   Еще немного, и он сдался, выхватил мобильник, торопливо набрал ее номер.
   Ж-ж. Что-то шевельнулось у него под локтем, и Максим едва не подпрыгнул.
   Ж-ж.
   Он раскрыл сумочку. Под россыпью женских принадлежностей тихо пиликал и жужжал телефон.
   Ж.
   Максим оборвал звонок. Он хотел убрать мобильник, но...
   Сам не зная для чего, Макс набрал холодеющими пальцами еще один номер.
   Что-то отозвалось. Максим прислушался.
   З-з-з. З-з-з.
   Он распахнул сумочку, едва не вывернув наружу содержимое. Не глядя, порылся в груде вещей. Так и есть.
   З-з-з.
   Он вытащил еще один мобильник. "Сименс". Этот тоже оказался в сумке Лизы. Не только он - здесь нашелся и Димин паспорт, и водительские права, и еще какие-то бумаги.
   Ну конечно. Он едва не рассмеялся. Бомбоубежище. Полный эвакуационный комплект.
   Стиснув зубы, Макс посмотрел на часы.
   19:09
   Он сдался и беспомощно присел у стеклянной двери, сунув под спину пакет с деньгами. Максим облокотился на мешок и сидел, чувствуя, как в желудке зреет нездоровый холодок, и пробирается в горло и руки трепещущими метастазами, не давая ровно дышать.
   Макс не знал, что делать теперь. Ему страшно было оставаться на месте, но еще больше - идти на поиски Лизы. Он боялся найти ее мертвой. Или - что она найдет его мертвым. По законам новой вселенной это могло произойти в любой момент. Да к черту, какой там новой. Правила не изменились, просто Максим не замечал их прежде. Как он был наивен. И как беззащитен.
   - Это не мир, а хер знает что, - хрипло сказал Макс. Какая-то девушка повернула голову и нервно обошла Максима стороной, дважды споткнувшись на высоких каблуках. Он не стал обращать внимания.
   Не мир, а хер знает что.
   Максу редко бывало настолько противно. Даже просто находиться здесь. Где угодно.
   - Что это ты расселся?
   Перед ним стояла Лиза, уставшая и бледная, но вполне живая. Максим запрокинул голову.
   19:29
   Ничего себе.
   - Ты что, вообще охуела? - тихо спросил он. - Я не мог уже представить, куда деваться.
   - Прости, - сказала она. - Мне нужно было посидеть и подумать.
   - О чем "подумать", позволь узнать? Сколько подумать? Полчаса? Сорок минут?
   - Мало ли, о чем. О нас. О нем. О тебе.
   - Ладно, идем поскорей.
   - Куда спешить теперь?
   - Не знаю. Просто мне хочется уйти.
  
   3 марта 2003 года
  
   Она любила одиночество. Лиза очень любила одиночество, и тем более странным было то, как редко ей удавалось побаловать им себя. Мужчины просачивались к ней в студию, будто легкий сквозняк, и въедались как плесень. Метили территорию, захватывали пространство и обрастали своими вещами, запаса которых хватало на десятки надоедливых визитов после расставания. Каждый раз, выметая из-под кушетки очередные комочки мужских носков, Лиза понимала, что снова подхватила надоевшую болезнь, и что ремиссия опять будет долгой.
   Но в такую редкую ночь, лежа в кровати с бокалом коньяка на груди и сигаретой во рту, Лиза представляла, будто в мире не осталось больше никого, и вокруг тишина, и никто уже не придет, ни о ком не придется заботиться, ни для кого - притворяться, не разочаровываться ни в ком.
   В такую редкую ночь, как сейчас, Лизе казалось, что ничего другого ей сроду не было нужно, и не будет, и вообще, она и вселенная в полном расчете друг с другом. До той самой поры, ночи две-три спустя, когда ей снова захочется хоть какого-то подобия близости, и Лиза возьмет телефон в руки, или кто-то позвонит в дверь...
   Бз-з!
   Дверной звонок оборвал ее мысли, короткий и резкий, как злая насмешка.
   "Обломайтесь. я даже не шевельнулась", - отметила Лиза. И бокал на груди не дрогнул, и коньячная гладь осталась непотревоженной.
   Лиза была довольна собой. Всего месяц назад она бы нервно вздрогнула. А еще месяца два - подскочила и ринулась бы открывать дверь, заранее презирая себя.
   Бз-з-з!
   "Идите вы", - подумала она с наслаждением.
   Лиза отхлебнула коньяк, вытянула ноги и осторожно уронила туфли на пол.
   Бз-з-з! Бз-з!
   Как ей надоели все они. Парни, которым дай то, что им нужно, в любом виде, только дай: переспать, сожрать остатки еды, поскулить час-другой у порога. Родители, которые ждали, что она скоро, буквально завтра, будет защищать кандидатскую. Скучные ряхи из универа, которые уже, пожалуй, ничего такого не ждали, но всё равно донимали ее по инерции.
   Звонки прекратились, и Лиза невольно перевела дух.
   "Надо сменить звонок хотя бы", - напомнила она себе. Чтоб звучал не так противно, тем более - среди ночи. Какую-нибудь мелодию. Только для этого всё равно нужен был мужик. Сама она не могла даже починить задвижку в туалете и по-прежнему запирала его на тряпку, уже примерно год.
   БЗ-З-З-З-З-З-З-З-З!
   На этот раз ее тряхнуло, да еще как. Бокал накренился и плеснул коньяком ей за ворот, и в ноздри ударил едкий спиртовой дух, от которого Лизу едва не вывернуло на месте.
   "Сиди. Не смей идти к двери".
   Она вытерла слезы.
   Наверняка это был кто-то из них. Спроваживать не меньше получаса. Если удержишься и не пустишь дальше порога.
   БЗ-З-З-З-З-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З-З-З-З-З!
   Она чертыхнулась, отставила бокал и побрела открывать дверь.
   За дверью стоял Макс. От него пахло дождем и снегом.
   - Извини, - он боязливо улыбнулся. - Я знал, что ты дома. В окне свет.
   - Блин, - пробормотала Лиза. Она сразу пожалела, что не выключила свет. Чтобы не уснуть, или не уронить сигарету в постель, или то и другое сразу, и вообще, черт побери, блядь, может девушка ночью побыть одна?!
   - Ты хотела купить телефон, - Максим хлопнул себя по карману. - Я принес его.
   Лиза открыла и прикрыла рот. Отвернулась и беспомощно махнула сигаретой, приглашая Макса войти.
   - Где можно разуться? - спросил он.
   - Не парься, - она рухнула на кушетку. - Всё равно завтра убирать.
   "И, надеюсь, мне не придется выметать чьи-то носки из-под этой кровати".
   Лиза подхватила с пола бокал и вернула его себе на грудь.
   - Итак, телефон, - Максим уселся в ее кресло, не спросив разрешения. - Я точно не знаю, сколько такой стоит. Проверил в интернете, но сумма колеблется в зависимости от состояния. Хотя трубка фактически новая, так что, надеюсь, ты не будешь возражать, если я попрошу процентов семьдесят от реальной цены. Всё равно это лучше, чем предложат в магазине.
   - Печальный факт номер один, - сообщила Лиза, не поднимая голову. - Я не могу купить у тебя телефон прямо сейчас.
   Он закурил. И придвинул к себе пепельницу. Тоже без спроса. "Едва успел просочиться, и уже начал пускать корни", - подумала она.
   - Я даже не назвал цену, - сказал Макс, выпустив дым сквозь зубы.
   - Независимо. Я же сказала, что оставила все деньги на чай.
   Максим поскреб в затылке, переваривая информацию.
   - Все деньги?
   - Да, все. Пока других нет. Когда будут, не знаю. Может, завтра вечером.
   - И чем ты намерена, скажем, питаться до той поры?
   - Печальный факт номер два, - ответила Лиза, прихлебнув жгучий коньяк. - Надеюсь, ты не проголодался.
   - Хорошо, - Макс вынул мобильник и положил его на стол. - Мне всё равно пока он не нужен. Отдашь деньги, когда сможешь.
   - Блин. Ну почему, ну зачем это делать в полпервого ночи?
   - Я, вообще-то, хотел также извиниться за ресторан. Сама понимаешь, вышло мало приятного, особенно в такую погоду.
   Максим ждал ответа, но Лиза молчала, и он заерзал в кресле, не зная, что добавить или убавить.
   Дело в том, что он врал ей от самого порога. И "Сименс" этот конченый был не при чем, просто Максу хотелось увидеть Лизу настолько, что годился любой повод, и едва Максим припомнил разговор о трубке, как сорвался к ней, едва подумав о времени суток. Дело в том, что две последние ночи, включая эту, Макс абсолютно не мог уснуть. И страдал, и постоянно хотел пить, но в этом наверняка было виновато похмелье.
   Дело в том, что после мысли о телефоне он вспомнил о ее друге, и с тех пор отчаянно ревновал, и мысленно перебирал каждую черточку Лизы, все ее маленькие подробности, и даже в памяти о ней ощущал это спокойное тепло, превращавшее обычные мысли в глупые детские грезы.
   - Это всё? - спросила Лиза. - Я могу ложиться спать?
   - Знаешь, - Максим уселся глубже. - Раз уж я передаю свою вещь в руки незнакомого человека... расскажи, пожалуйста, чуть подробней об этом своем друге.
   - Ты что, издеваешься?
   "Уже пустил корни", - подумала Лиза.
   - Я говорю это к тому, - Макс упрямо игнорировал намеки. - Что мог бы уступить трубу дешевле, если твоему другу она так нужна.
   - Спасибо, не нужно, - Лиза указала рукой с бокалом на дверь. - Тебя проводить?
   - Я мог бы даже подарить ее.
   - Понятно. Короче, мы тут застряли надолго, да?
   - Мне запрещается осторожно относиться к людям?
   - А, хрен с ним, - сказала Лиза в потолок. - Раз так надо, сиди и слушай.
   Ночь всё равно была испорчена. Лиза откашлялась и начала.
   - Это обычный мальчик. Тихий и спокойный. Очень добрый, и все дела.
   - И как вы познакомились?
   - Блин, ну зачем тебе?
   - Нет, - Максим наспех изобразил безразличие. - Если это романтические подробности...
   - Он не мой парень, если ты к этому клонишь. Он мне вроде клиента. Или как подруга, только мужского пола.
   - И где ты нашла эту "подругу"?
   - На улице. Точнее, на площади в центре. Первого января, в шесть утра. Он сидел и играл на флейте. Так себе играл. Было холодно, дудка свистела, как простуженная. Я подошла и попросила его заткнуться на время, потому что мне хотелось тишины. Нигде не бывает такой тишины, как на площади в шесть утра, после Нового года.
   - Он что, музыкант? Или пытается стать?
   - Нет, он мусорщик. Или пытается.
   Максим фыркнул.
   - Талантливый паренек.
   - Представь себе, это не так просто. У него высшее техническое. Ему отказали в центре занятости. И отправили на эту работу, вроде как мусорщик, но требования выше. При сети магазинов, утилизация отходов электроники, или как ее.
   - Интересно, - Максу было вовсе не интересно, только уходить пока не хотелось. - И в чем эта "утилизация" выражается?
  
   25 января 2003 года
  
   - Она какая, ситуация, - объяснил Толстый. - Человеческая душа приходит в этот мир как на экскурсию.
   - Слышь, это я без тебя знаю, - сказал Высокий, ухватив кувалду покрепче. - Мелкий, не тормози уже, запускай.
   Дима нацелил видеокамеру. На снегу перед ними лежал дорогой телевизор, глядя вверх матовым плоским экраном. Телевизор был уже списан, и на его боку трепетала бумажка с пометкой "хуйовый", неровно посаженная на скотч.
   Высокий замахнулся, и Дима задержал дыхание, торопливо приоткрыв рот.
   БУМ-М!
   Эхо лопнувшего кинескопа беспощадно пальнуло им в лицо и покатилось дальше, хлопая о стены домов.
   У Димы постепенно отложило уши.
   - Это же вирус сознания, - говорил Толстый. - Люди смотрят эту криминальную хронику, и какой приказ для мозга? Что говорят? Убил, зарезал в состоянии алкогольного опьянения. А это какой сигнал? Они учат тебя, внушают, что и как делать. И на тыщу берется один, кто решает - а надо попробовать и мне, понял.
   На кафедре было гораздо скучнее.
   Им троим платили копейки, зато с Толстым и Высоким почти не удавалось заскучать. И можно было каждый день наблюдать десятки вакуумных имплозий, которые радовали Диму не хуже детского фейерверка.
   Еще с утра Толстый и Высокий бывали изрядно пьяны. Они таскали в чехле от камеры флягу самогона. Они увлекались переселением душ, толкованием Библии и многомерными пространствами.
   - И как всё перекликается, - беззаботно продолжал Высокий, опустив кувалду. - С одной стороны во вселенной тринадцать измерений, а с другой - апостолов тоже было тринадцать, считая с Иисусом.
   Дима специально запоминал их реплики, пересказывал ей, и Лиза каждый раз хохотала до икоты. Жаль, что кроме этого пользы от него было мало.
   - Вообще никакой, - говорил он Лизе, когда они гуляли через город от края до края. - Я хотел быть нужным, помогать убирать мусор, а из меня сделали штатив для камеры. Вечно у меня как-то не так получается.
   - Еще одно общее между нами.
   - Но ты довольна вроде бы. А я очень устал, - признался Дима тогда. - Я чуть не умер два раза в жизни. Один раз нес ящик из погреба, и лестница качнулась назад. Я как-то успел, не думая, толкнуть ее, чтоб стала на место. Второй раз, это в Альпах, в меня чуть не попала молния. Ну и вообще. После Европы, честно сказать, я сначала думал взять и умереть, чтоб не смешить уже Вселенную. Но вместо этого, видишь, пошел работать.
   - Копишь на мыло с веревкой? - Лиза осторожно улыбнулась.
   Дима сунул руки в карманы.
   - У нас в общаге был один тип. Он как расстался с жизнью: пришел, съел десять пачек сухой вермишели, запил пивом как следует. Забрали в больницу через час, он умер по дороге. Блокада, паралич сердца.
   - И зачем он так поступил, вы узнали?
   - Да нет, он-то просто хотел поесть. А у меня как раз дома почти ящик этой вермишели.
   Она улыбнулась еще осторожней.
   - И бочка пива?
   - Я так думаю, сойдет и вода из-под крана.
   С этих пор Лиза начала постоянно ездить на Горизонт, только чтоб убедиться, всё ли в порядке. Чтобы нормально спать под утро. Так они стали видеться каждый день.
  
   25 мая 2005 года
  
   Максим курил, лежа в кресле водителя. Подушка сиденья располагалась низко; голова Макса тонула в ней, и перед его глазами был только бархатный потолок.
   - По крайней мере, его желание сбылось, хоть и запоздало, - сказал Максим.
   Что-то ткнулось ему в ухо, и Макс вяло удивился, сообразив, что Лиза ударила его, притом довольно резко.
   - Скотина, - опять тычок в ухо. - Как, ну как ты можешь? Сидеть и слушать меня, быть человеком, а потом взять и перегадить всё одним махом, одной фразой, как настоящая дрянь?
   Она смолкла, и в салоне "мерседеса" стало тихо, лишь бормотал и шипел микроклимат.
   Не поднимая головы, Максим сунул в угол рта сигарету и затянулся, сопя носом.
   - Возможно оттого, что я завидую, - сообщил он.
   - Чему? Тому, что он умер?! Тому, что ты не умер? Тому, что я дружила с кем-то еще, с тем, кто не ведет себя как мудак?
   - Тому, что он мертв, а я жив, - Макс выдохнул дым через нос. - И всё равно значу для тебя в сотню раз меньше. И значу ли вообще.
   - Зачем, почему, к чему ты всегда такое говоришь? И говоришь, и продолжаешь, - Лиза едва не плакала.
   "Всё равно нам всем конец", - подумал Максим, ощущая пустую, невесомую легкость.
   - Я люблю тебя
   - Угу. Рассказывай, - она шмыгнула носом. - Будто это вообще для тебя возможно.
   - Возможно, - упрямо сказал Макс. - Я бы хотел, чтобы нет, но возможно.
   - Прекрати это.
   - Значит, ответ тебе не нужен, правильно? - он повернул лицо к ней и скосил глаза. - Ты хотела знать, откуда это всё. Почему это. А я сразу понимал, что отвечать бессмысленно. Будет только хуже. Так вот, я говорю это сейчас потому, что хуже уже не станет. Зачем я притащил тебя в Москву? Потому что люблю тебя. Зачем я хотел, чтоб ты была на телевидении? Потому что ты хорошо смотришься на экране? Нет. Потому что люблю тебя. Почему я всегда сбегал? Потому что боялся остаться. Почему всегда возвращался как идиот, под любым идиотским предлогом? Потому, что боялся тебя потерять. Почему - потому, что ты мне нравишься, потому что ты в моем вкусе, потому что я хочу тебя?
   Максим покачал головой и отвернулся.
   "Четыре... три... два... один... оди-ин..."
   Скрипнула дверца. И хлопнула. И снова хлопнула, защелкнувшись на этот раз.
   Макс только поджал губы в безрадостной улыбке. Последний кусочек его картины мира занял свое место с этим легким щелчком, и больше узнавать было нечего.
   Нервы Максима давно исчерпали аварийный запас напряжения. Он был спокоен, и теперь его пророческий дар обострился как никогда. Всё получалось крайне предсказуемым. Намеки теперь виделись ему даже в прошлом.
  
   31 марта 2003 года
  
   - Так, пока не забыла - я принесла тебе телефон.
   - Зачем?
   - Надоело мотаться в твой прекрасный район на ночь глядя.
   Они сидели рядом, продев ноги между ржавых балконных прутьев, как две птицы в клетке из порыжевшей арматуры, привинченной к стене здания. Перед ними асфальтовым блюдом тянулся 7-й Горизонт. Сумерки лишь коснулись города, и уличные огни еще казались лишними.
   - Мне раньше представлялось, это страшно, так сидеть, - признался Дима. - И страшно, зато думается лучше. Стоять, по-моему, еще страшнее.
   - Пожалуйста, всегда носи его при себе.
   - Если бы не решетка эта вместо пола. Все кости в заднице болят.
   - И не забывай ставить на зарядку.
   Протянув руку, Лиза дала трубке соскользнуть в карман его рубашки. Дима опустил глаза с оттенком удивления, будто заметил мобильник в первый раз.
   - Я не могу взять, - сказал он. - Мне придется для тебя что-то сделать взамен.
   - Не парься, он мне достался бесплатно. Взамен можешь мне пообещать...
   - Бесплатно? Откуда? - Дима насторожился.
   - Пф, - Лиза надула щеки. - Ну, это неинтересно.
   - Неинтересно?
   - Ну, есть один парень.
   - Один парень?
   - Да, который мне его подарил. Если скажешь "подарил?" - я тебя убью.
   - Подарил... э-э... в смысле, на свидании?
   - Да. Нет. Не знаю, - раздраженно сказала Лиза. - Смотря что понимать под свиданием.
   - Гм, - Дима снова уставился себе в нагрудный карман. - Но он тебе нравится?
   - Смотря что понимать под "нравится".
   - Ну хватит подкалывать. Я не специально.
   - А я не подкалываю, - призналась Лиза. - Я сама не знаю. Встречаться с ним я не буду, если ты об этом. И да, именно потому, что всё плохо кончится.
   - Откуда ты знаешь?
   - Пф, - она снова фыркнула под нос. - Я знаю, потому что у меня есть опыт. Особенно в этих случаях. В них уж я эксперт.
   - В каких случаях?
   - В каких... - с Димой невозможно было говорить общими фразами. Лиза до сих пор не могла к этому привыкнуть. - В таких, что ты встречаешь человека, и он весь такой сложный, и с одной стороны интересный, а с другой - обычный до пиздецов, и вся его, извини меня, "сложность" заключается в том, что он в любой момент может повести себя как свинья, и тебе нагадит, а потом явится извиняться и ныть, и ты его пожалеешь, а он еще раз нагадит, пока до тебя не дойдет, что ему не нужно, чтобы у вас было всё хорошо - ему нужен только повод еще раз доказать себе и тебе, что жизнь говно, потому что это его картина мира, с которой ты пытаешься спорить.
   - Но он же может и поменять ее.
   - Я, в свою очередь, хочу хоть немного побыть счастливой, а людям вроде Макса не нужно счастье. Им нужно только несчастье, и понятно, почему - за счастье нужно бороться, его нужно оберегать, а несчастным можно быть просто так, и не нужно делать ничего, и тебя всегда оправдают, потому что тебе плохо. Ради счастья нужно прежде всего честно смотреть на себя в зеркало, а такие, как Макс - они смотрят туда, чтобы лучше замаскироваться, чтобы проверить, что никто не разглядит в них какие-то подлинные черты, слабости, страхи, опять же... что ты там говорил? Он может поменять что?
   - Картину мира. Этот Максим, он же может и измениться.
   - Люди не меняются.
   - А я изменился. И я знаю способ.
   - Вот именно - человек может это только сам. А я с ним ничего не смогу поделать, никто не сможет.
   - Так попроси его.
   - О чем?
   - Поменяться. Чтобы нравиться тебе. Он же захочет, наверное.
   - Блин, что за бред, - Лиза сморщила лоб. - Даже если бы существовал какой-то способ, как ты говоришь. Всё равно, как ты себе это представляешь - я скажу ему "знаешь, Максим, почему бы тебе не перестать быть мудаком, резко, раз и навсегда?" Так, что ли?
   - Нет, так, наверное, не стоит. Лучше как-то по-другому.
   Лиза открыла рот, но вдруг задумалась. Вообще говоря, можно и по-другому, здесь Дима был прав. Но всё равно, затея казалась ей слишком безумной, даже в применении к обычным Лизиным похождениям.
   - Хорошо, когда-нибудь может и попробую. Недели через две, скажем.
   Через две недели будет три месяца. Как раз твой обычный перерыв.
   "Заткнись".
   - О, здорово, - сказал Дима. - Можно, я сам объясню ему способ?
   Лиза и впрямь хотела дотерпеть пару недель, но четыре дня спустя, когда позвонил Макс, она не выдержала и сказала в трубку:
   - Кстати, Максим, почему бы нам не встретиться? Мне нужно обсудить с тобой одно дело.
  
   3 апреля 2003 года
  
   - Так, - Макс ожидал чего угодно, только не обнаружить на кушетке Диму. - Это что, запоздалое Первое апреля?
   Он стоял на пороге, держа в руках по бутылке шампанского и зажав локтем огромную коробку шоколада.
   - Мы просим тебя помочь в одном эксперименте, - торжественно сказала Лиза. - Сложи вещи на стол, если хочешь, а то будет неудобно слушать. И садись, конечно.
   "Мне она прилечь не разрешила", - отметил Максим. Садиться он не торопился.
   - Идея вот такая, - пробубнил Дима, встав на кровати. - У каждого твердого тела есть запас прочности.
   Что-то кольнуло Макса в грудь. Он сунул руку под отворот пиджака и одернул рубашку. Бутылка мешала ему, и Максим аккуратно поставил ее на стол, а потом сгрузил и конфеты. Вторую бутылку Макс решил пока оставить себе, на всякий случай.
   - В итоге, при такой резкой перемене жизни характер человека как бы сдается, - объяснял Дима, глядя перед собой. - И начинает изменяться, а с ним меняется сам человек... и это по идее можно контролировать. Я точно не знаю. Лиза вот хочет попробовать, я предложил...
   - И это типа что? - Максим распутал проволочный намордник и с коротким хлопком открыл шампанское. - Реальный научный эксперимент?
   - Это для меня, прежде всего, - ответила Лиза, поправляя волосы.
   - Для кандидатской?
   - Мы ищем того, кто согласится попробовать, чтобы, в общем, стать немного другим, - объяснил Дима.
   - Так, - Макс огляделся по сторонам. - Для начала, бокалы.
   Спустя десять минут они с Лизой пили холодное шампанское. Дима отказался, и Максима это вполне устроило. "Пусть излагает, нам больше достанется", - решил он. И Дима излагал.
   - Главное - это пройти точку разрыва... такая точка, после которой меняются свойства материи. Ну, и сознания, по-моему, как мне кажется. Сознание - это же тоже проявление материи. И под нагрузкой оно себя ведет примерно так же, как железо, например. Твердое вещество начинает течь как жидкость. Ну, или у него просто рассыпается кристаллическая решетка, но это не знаю... какое-то алмазное нужно сознание.
   - Ты мне лучше скажи, - Макс глотнул разом полбокала колючего напитка и сморщился. - Как ты собираешься вызывать это в людях? Такую, не знаю, сильную, как ее. Психическую реакцию. Правильно?
   Он коротко глянул на Лизу и снова вернулся к шампанскому.
   - А, это просто, - нетвердо улыбнулся Дима. - Человеку нужно изменить мир. Чтобы всё было не как прежде. И чтобы нельзя было взять и вернуться назад.
   - Забрать руку, ногу, - пробормотал Максим.
   - Э-э, нет. Ну, так тоже сработало бы, наверное. Но нельзя же у здорового человека что-то ампутировать только ради этого.
   Дима поскреб в затылке.
   - Можно просто кардинально изменить привычки, - сказала Лиза у Макса за спиной. - И менять, и менять, пока не создастся нужное напряжение.
   - То есть, я правильно понимаю? - Максим потер глаза двумя пальцами. - Берем нашего клиента... стоп, а с какой стати он захочет на это пойти? Ты думала, как его заинтересовать, например? На мой взгляд, это самая важная часть, и вы совершенно ее упускаете.
   Лиза длинно откашлялась.
   - Нужен кто-то, кому надоело жить, - сказал Дима прежде, чем она нашла ответ. - То есть, надоело то, как он живет. Сильно надоело.
   - Главное, чтобы этот человек четко представлял, чего он хочет, - тихо добавила Лиза. - И помнил об этом в течение всего процесса. Вот это самое важное.
   - Понял. Без проблем, - Макс поднялся и отряхнул колени. - Я согласен участвовать. Только одна маленькая деталь.
   - Да? - спросила Лиза.
   - Какая? - спросил Дима в унисон.
   - Это нужно документировать. Всё, полностью. Встречу с человеком, беседу, разговор. И процесс, конечно. И это должно быть на телевидении.
   - Зачем? - спросили они хором.
   - А как вы думаете сделать на этом деньги?
   - Мы не ради денег... - начала Лиза.
   - Вот и зря. Всегда нужно извлекать любую возможную прибыль. Какая вам польза, - Максим кивнул. - Ладно, с Елизаветой понятно, у нее кандидатская. А ты?
   Дима глянул по сторонам.
   - Я... мне интересно будет поговорить... ну, с тем, кто попробует. Узнать, как это было. Сравнить с тем, что вышло у меня. И какие в этом есть возможности.
   - Скучно. Тоскливо. Бессмысленно, - Макс треснул по столу ладонью и поднялся. - Суть я понял. Ждите, я позвоню.
   И стремительно вышел, прихватив нераспечатанную бутылку.
   Лиза и Дима посмотрели друг на друга.
   - И куда он? - спросила она.
   Дима снова поскреб в затылке. И вдруг беззвучно захохотал.
   - Честное слово, - сказал он, выдыхая сквозь неслышный смех. - Кажется, он приведет тебе кандидатов. И не одного.
   Прикурив сигарету, Лиза придвинула к себе бокал.
   - Черт знает что, - сказала она, качнув головой. - Даже не знаю, стоит ли это начинать.
   - Ничего, - сказал Дима, опять повалившись на кушетку. - Что-то получится, и ладно.
   В подъезде дома, где жила Лиза, всё пропахло старыми книгами. Стоячий воздух отдавал сукном и клейстером, будто внутри старого чемодана. Максим вынул мешавшую коробочку, изучил ее с остервенением, и убрал в задний карман брюк.
   Пускай не в этот раз, но презервативы могли еще пригодиться.
  
   25 мая 2005 года
  
   Солнце давно исчезло за кромкой города, и небо всё окислялось, меняя цвет, но вечер не торопился уступить место ночи. Макс наблюдал за ним сквозь лобовое стекло, безразлично считая мутные звезды.
   "Всё предсказуемо", - думал он. Всё несется по кругу. Сколько ни беги, сколько ни жди, планета движется, и с ней движешься ты сам. И твой сложный путь, все твои метания - лишь окружность, помноженная на окружность, помноженная на другую окружность. Галактика - не хаос. Галактика это спираль, и жизнь - это спираль, и любое направление всегда приводит в единственную центральную точку, которая видна заранее и отовсюду.
   Щелк. Справа открылась дверь, обдав его уличным шумом и ветром, и Максим едва успел повернуть голову, как пара теплых рук обняла его затылок. Еще миг, и упрямые мягкие губы запечатали ему рот, и облако волос укрыло его от мира.
   - Лизка? - промычал Макс, освободившись на секунду.
   - Тихо, - шепот обжег ему щеку. Лиза пробиралась к нему напролом; она предупреждала каждое движение, сминала всякое сопротивление, которое тщился изобразить растерянный Максим. Она целовала его требовательно и беспощадно, чуть не вгрызаясь под язык, не оставляя Максу ни глотка воздуха кроме своего яростного дыхания, - и она не успокоилась, пока Максим не ответил ей.
   Лиза не хотела прелюдий. Едва Макс коснулся ее локтя, как она вывернулась и прижалась грудью. Лиза пробралась ему на колено, и Максим ощущал женский голод прямо сквозь одежду, сквозь грубую ткань.
   - Я... в общем, не уверен, что смогу, - признался он ей через плечо.
   - М... не нужно, - острый укус в шею. - Ничего не нужно, только не уходи.
   - И куда, интересно, я пойду?
   - Никуда, - сказала Лиза, на миг подняв голову.
   "Где же эти презервативы теперь?" - подумал Макс. В каком пиджаке, в каких брюках?
   Пальцы Лизы медленно путешествовали у него под рубашкой, царапая кожу, отстегивая пуговицу за пуговицей. В шею Максима упирался холодный женский нос.
   Ладно, хрен с ними. Наверняка давно истек срок годности.
   Ему в промежность ударил холодок.
   - Эй... - едва Макс успел открыть рот, как твердая рука скользнула в его расстегнутые брюки, нашла то, что хотела получить, и заворочалась, высвобождая его наружу.
   Болезненно выдохнув, Максим подался назад, в мягкое кресло, откинул голову и прикрыл веки. Он чувствовал себя беспомощным и жалким, хотя его эрекция была такой сильной, что отдавалась болью где-то внутри, как мышечный спазм.
   Волосы Лизы разметались по его коленям. Ее обжигающий рот коснулся Макса и поглотил его, совсем не принеся облегчения.
   Позади с шорохом повалился мешок, набитый деньгами. Он прошуршал и шлепнулся на пол с заднего сиденья, и Максим невольно вздрогнул, лязгнув зубами.
   Ему было стыдно за себя, потому что Лиза старалась. Ее ласки казались чуть спонтанными и неумелыми, но она выкладывалась, насколько хватало сил. Она делала то, о чем он мечтал так долго, и то, о чем Макс не догадался помечтать. Она просила, каждым движением она умоляла его раствориться в ней.
   Но Максим так и остался в стороне.
   Противный холодок сочился из-под приборной доски и сухо щекотал ему ноздри. Кроме ветра существовала только боль и раскаленный жар вокруг нее. Больше Макс не мог ощутить ничего, как ни уговаривал себя. Как ни ругал себя.
   Еще миг, и это стало невыносимым.
   - Стой! Стоп, хватит, хватит, стоп, - он выскользнул из-под волос Лизы, заправил себя в штаны и резко задернул ширинку.
   - Что? Что случилось? - Лиза наклонила голову, чтобы видеть его лицо.
   - Нет, всё нормально, просто... просто больно как-то, блядь.
   - Ой. Извини, - она коснулась губ кончиками пальцев.
   "Как маленькая девочка", - остро подумал Максим.
   - Да нет, не там, - он запрокинул голову и распутал галстук. - Здесь. Где-то здесь.
   И коснулся ямки под горлом.
  
   12 апреля 2003 года
  
   Еще трое гостей: парень в свитере, очень юная девочка с красивыми черными волосами, и вторая, не совсем юная, с некрасивыми плохими волосами и припухшим лицом.
   - Итак, если честно, мне бы хотелось много зарабатывать, - рассказывал парень, загибая пальцы. - Второе - хотелось бы купить дорогую машину, и третье, бросить курить, или просто курить меньше.
   Они расселись перед Лизой на диване, слишком развязные и возбужденные оттого, что их снимал оператор. Все, кроме девушки с плохими волосами. Та сидела прямо, ухватившись за диванную подушку, и каждым невербальным сигналом давала понять, что ей неприятны эти двое, и Лиза, и оператор, и ярко-зеленая стена позади, и вид собственных ногтей, и что-то еще, от всех ускользавшее.
   - Я бы сказала, - Лиза осторожно подбирала слова, не в силах забыть о телекамере. - Что первые два желания связаны... это во-первых... То есть, если вы будете много зарабатывать, вы сможете купить какую угодно машину, дорогую ли, или недорогую...
   Она сразу решила быть собой и говорить всё как есть, не стараясь позировать. Но теперь Лизу мучило сознание того, что собой быть ей дается хреново, особенно когда в ухо смотрит объектив.
   "Лучше уж играть", - решила Лиза. Знать бы еще, как это делается.
   - Не-ет, я же сказал вам, - парень в свитере ярко улыбнулся. - Только дорогую. Только.
   - Я говорю о том, - она старалась хотя бы не перебивать их, что тоже давалось нелегко. - Что эти желания не являются искренними, это заимствованные...
   - Извините, я не согласна, - вмешалась девчонка с хорошими волосами. - Если человеку свойственно стремиться к богатству, например, по знаку Зодиака, то он будет искренне к нему стремиться, а значит, это и есть его искреннее желание.
   Она изо всех сил хотела делиться познаниями в области человеческой души и успела очень достать этим Лизу.
   И остальные двое. За три часа проб каждый опротивел ей по-своему.
   "Где Макс только нашел их", - думала она. Просто вопиющая глупость. С ее стороны в том числе. Чего она пытается здесь добиться, если по-хорошему?
   Как тебя вообще занесло сюда?
   - Хорошо. Я спрошу так, - Лиза постаралась использовать что-то из тренингов по работе. - Что сейчас вам мешает делать карьеру и... и получить то, чего вам так хочется?
   - Ну, я резко увлекаюсь разными вещами, а потом мне как-то надоедает, и я резко бросаю. Это же ненормально, согласитесь.
   "Боже, да совершенно нормально, посмотри на себя, ты же еще ребенок".
   - Допустим, - она склонила голову. - То есть, вы хотите меньше отвлекаться на "разные вещи".
   - Это невозможно, - вставила девочка с хорошими волосами.
   Вторая, с плохими волосами, шумно вдохнула и выдохнула, не поднимая головы.
   - Хорошо, давайте перейдем к вам, - Лиза переключилась на девушек. - Что в себе хотите изменить вы?
   - Я хочу, во-первых... - начала юная девчонка. У нее тоже, видимо, припасен был целый список, но вторая девушка решила взять слово прежде.
   - Почему она? - хмурый взгляд исподлобья. - Здесь есть и другие люди, которым нужно высказаться, почему она лезет? Вы ведущая, или кто? Скажите ей, чтоб помолчала, пока ее не спросят.
   - Алё! - сказала басом юная девочка. - Слышишь, ты.
   - Тише, пожалуйста, тише, - Лиза вытянула руки. - Мы всех выслушаем и всё разберем. Давайте будем говорить спокойно и по очереди. Если вы не против, я сначала поинтересуюсь у вас.
   Она кивнула девушке с плохими волосами. Та моментально заговорила.
   - Я хочу - я хочу убить себя, понимаете? Нафиг. Мне так это всё надоело, эти разговоры, психологи так называемые, вы знаете, что хотя бы мне сказал этот последний, так сказать, психолог с дипломом? У вас вообще есть диплом?
   Лиза осторожно улыбнулась, пытаясь не казаться беспомощной.
   - Продолжайте, - сказала она.
   - Я такая говорю ему "и что мне делать?", а он такой "а что вы хотите! Вы сами себе это устроили". Нормально, да? Каково вообще, да? - в каждой паузе хмурая девушка противно взвизгивала. - Вот вы тогда мне скажите, что мне, простите пожалуйста, для вас поменять в себе, чтобы меня от вас от всех не тошнило вообще?
   На прослушивании Лиза не слышала от этой... этой истерички ничего подобного. Вообще-то, в первый визит она вела себя тихо и мягко, даже излишне вежливо, как показалось Лизе.
   - Надеюсь... Мария... - Лиза как можно незаметнее глянула в анкету, чтобы вспомнить имя. - Вы прислушаетесь к тому, что я скажу. Да, у меня есть диплом, и вы можете доверять мне.
   - Ну, - хмурая девочка сплела пальцы рук в запутанный бесформенный узел. Она ждала продолжения.
   - Ваше состояние, - сказала Лиза. - Может являться клинической депрессией. Заметьте, я не говорю, что является, а только говорю, что может. И в этом случае для вас было бы очень важно обратиться в хорошую клинику...
   - Не пойду я в клинику! - узел из пальцев взорвался. Девушка повисла на краю дивана, едва не приподнявшись на руках. - Я только оттуда! К такой-то, извините, матери ваших этих врачей так называемых!
   "Если это попадет в эфир, весь наш деканат увидит", - запоздало ужаснулась Лиза.
   - Простите, - сказала она как можно тверже. - В любом случае я не могу продолжать с вами разговор. Одного подозрения на такое состояние должно быть достаточно...
   - Ах вот как? - истеричка вскочила, оттолкнувшись двумя руками. - Ну и пошла ты тоже! Пизда тупая! Корова! С-собака бездушная!
   На этом девушка с плохими волосами повернулась и вышла, яростно скрипя ботинками и трижды дернув не ту дверь.
   Лиза оглядела двух уцелевших гостей.
   - Хорошо, ребята... перекур. Можно же, правильно? Я перекурю? - крикнула она.
   Оператор кивнул, выключая камеру.
   Это был небритый мужчина лет сорока в грязных джинсах и клетчатой рубахе. На его лице красовалось выражение непобедимого интеллектуального превосходства, - такое встречается разве что у строителей и пожилых сантехников. Он любил произносить речи, в которых Лизе не удавалось отыскать начало и конец.
   - Накал страстей требует и оправдывает, - говорил оператор, пока Лиза курила сигарету в подсобке. - Вырезать, конечно, в районе "тупая", как минимум. А так вообще, истина бывает в деталях чаще, чем хочется в нашей жизни.
   - Вы знаете, - она потушила сигарету. - Наверно, хватит на сегодня.
   Лиза вышла, пересекла студию и попрощалась, не обернувшись.
   В пятницу вечером они просматривали записи на компьютере у Макса.
   - Аниме, каркаде, - перечислял какой-то ранний гость. - Контактная импровизация, Басё, Гюго, Дали, Руссо Жан-Жак...
   Она пялилась в экран, не в силах разобрать ни единого слова. Как будто на другом языке. Как будто говорил шизофреник.
   Или ты сама уже свихнулась потихоньку.
   - Максим, я больше не могу, - призналась Лиза, отодвигая табурет. - Это видео, блин, это полное говно.
   - Пока рано судить.
   - Нет, не рано.
   Она встала, и Макс поднялся из кресла ей навстречу.
   - Всё, я пойду, это просто уже ни в Красную армию, - сказала Лиза. - Я всё объясню тебе, но только потом. Ты всё не так понял, и вообще, это долгая история, спасибо, что тратишь на меня время, и все дела...
   - Но почему? - он шагнул в сторону, оказавшись на ее пути, и Лиза остановилась. Максим щелкнул "пробелом", и лицо застыло на экране в идиотской нечеловеческой гримасе. - Я считаю, вполне пристойная запись.
   Лиза не удержалась и захихикала.
   - Кстати, - Макс развернулся на каблуках и сложил руки за спиной. - Чтобы ты знала, это уже видели в Москве.
   - Что, серьезно? - она еще смеялась, не в силах остановиться. - Кто? Зачем?
   - Те, кому, возможно, нужна телезвезда.
   - Наверное, хорошо поржали, - отмахнулась Лиза, вынув салфетку из сумки.
   Максим помолчал.
   - Зря ты так думаешь, - произнес он, не оборачиваясь. - Между прочим, тебя приглашают на кастинг.
   - Не может быть! - Лиза подбежала к Максу, взяла его под локоть и развернула к себе. - Ты серьезно? Нет, честное слово?
   - Твои мысли по этому поводу? - он уставился ей в глаза.
   - Ну, - сказала она. - Заманчиво, конечно. Что говорить. Ведущая... это что, на самом деле? Сниматься для передачи? В эфире, все дела?
   - Богатство и слава, - Максим приподнял бровь.
   Лиза подумала и тряхнула головой.
   - Нет, - она снова полезла в сумочку. - Нет, спасибо, конечно. Только... другой город, и так далее. Я там никого не знаю. Это же нужно остановиться где-то. И все дела.
   - Сними квартиру. Как всегда и делается.
   - А деньги? Я даже здесь, блин, живу на чердаке. И то по знакомству.
   Макс уселся в кресло и закрыл окно с видеороликом.
   - Откровенно говоря, - сказал он, треща клавиатурой. - Я сам думал перебраться туда.
   - М-да? - спросила Лиза. - Для чего?
   - А что мне здесь делать. Значит, так. Предлагаю снять жилье на двоих. А потом, как чуть осмотримся, будет видно. Даже так: я арендую что-то двухкомнатное, одна комната - тебе. Что скажешь?
   - Может... - Лиза высунула кончик языка. - Может, тогда три комнаты?
   "Отлично", - подумал Максим.
   - Для чего тебе вторая?
   - Не для меня. Это Димке. Я бы взяла его с собой. Не могу его здесь оставить. Не сейчас.
   - О нет, - ответил Макс. - Нет, нет, нет. Без вариантов.
   - Я просто подумала, если он тоже поедет... тогда, может, и я решилась бы.
   "Просто отлично", - подумал Максим.
   - Хорошо. Я подумаю, - сказал он.
   - Спасибо! - обрадовалась Лиза. И как сильно ей хотелось ехать. Она сама не ждала от себя этого, но всё перевернулось за какие-то пять минут. Как обычно.
   - Так, всё, до свиданья, теперь мне нужно поработать, - объявил Макс.
   - Ладно, конечно. Только скажи, - она развернулась на пороге. - Это правда? Это всё... серьезно? На самом деле?
   - Более чем правда, - заверил он. - И куда более, чем на самом деле.
   И выпроводил Лизу, аккуратно защелкнув тяжелую дверь.
  
   13 апреля 2003 года
  
   "Как ты вообще придумал такое?", - допытывался у себя Максим, барабаня по клавишам давно онемевшими пальцами. С какой стати, почему, и главное, нахера? Москва, телестудии, кастинг, бля-а-АДЬ...
   Он просто запаниковал. В тот миг, пять или шесть часов назад, Лизка прямо дала понять ему, что съемки ей надоели, результат ее не устраивает, эксперимент продолжать нет смысла, и так далее. Макс лишь хотел доказать ей обратное, максимально простым способом. Типа, сказать ей, что это смотрели крутые ребята с телевидения и одобрили. Невинная ложь.
   Зачем он ляпнул про кастинг - это другой вопрос. И про апартаменты в Москве. Зачем-то Максиму показалось нужным устроить так, чтобы поселиться рядом с Лизой. Которая станет телезвездой. После того, как пройдет кастинг. На студии, где одобрили ее видео. Которое, говоря откровенно, было полным говном, причем стоило Максу не одну сотню президентов.
   Он знал, что роет себе яму. И Максим прыгнул бы в эту яму вниз головой, если бы она вышла достаточно глубокой. Но сейчас, пятью часами позже, оконное стекло уже помутнело от холода и утренней дымки, а ему удалось разве что поцарапать грунт.
   - Давай, - бормотал Макс, рефлекторно перебирая клавиши. - Если действительность не соответствует идее, нужно менять действительность.
   В сети Лизы практически не было. Он создал ей профили на всех популярных ресурсах. Выложил ролики, написал сотни две комментариев от виртуальных гостей. Сгенерировал пару тысяч голосов. Разослал десяток писем на телестудии. Закурил и хлебнул кофе, ожидая результата.
   Его, разумеется, не было. И не будет еще долго, как ни старайся. Подобные вещи быстро не делаются.
   Он выкурил новую сигарету и плеснул себе новую порцию кофе. Накапал в ложку коньяка и размешал его в чашке. Еще подумав, долил прямо из бутылкм.
   Не зная, на что истратить предстоящие часы, Максим взялся декодировать сайты крупных студий. Изнанка, список файлов, временные архивы. Здесь было чем заняться, это факт. Горы неразмеченных данных, свалка шестнадцатеричного мусора. Ничто в интернете не пропадает бесследно, даже то, что было кем-то удалено и забыто сто лет назад.
   Персональные карточки. Личные коды. Сигналы для магнитных замков. Номера платежей. Номера счетов.
   Если бы через интернет можно было так же легко красть наличность, Макс давно стал бы миллионером. К сожалению, деньги нельзя отправить себе до востребования, оставив номер чужой кредитки.
   Как и славу, как и признание. Как и приглашение на телевидение.
   А ведь Максим почти все костюмы добывал таким образом. "Версаче", "Хьюго Босс", ни малейших проблем. Каково, а?
   Лучше бы подарил ей шубу или туфли, идиот.
   - Я подарю, - буркнул он себе под нос. - Я всё подарю, только дайте ясности с кастингом.
   "У них там вообще, мать их, существует кастинг?"
   Макс отставил пустую чашку, побрел в кухню и вернулся с начатой бутылкой коньяка. Он расположил ее на столе, и перспективы сразу начали казаться Максиму чуть более светлыми.
   Он снова проверил ящик. Писем нет.
   Хлебнув из горлышка, Макс проглотил жесткий напиток и переключился на ящик Лизы.
   Впереди был не один час ожидания, и Максим принялся читать, бегло, стыдливо, многое пропуская сразу.
   В основном ее адресаты были мужчинами. "Неудивительно, тормоз", - подумал Макс. Не переписываться же ей с деканатом. Или бабами.
   Он попытался найти что-то от этого Дмитрия. Просто чтобы прояснить ситуацию. Кто он, что он. Что у них там друг с другом. Но такого в адресах не обнаружилось, и Макс начал открывать всё подряд, прихлебывая коньяк и слегка вспотев от избытка эмоций.
   Первое, что ему бросилось в глаза - это с какими уродами Лизке приходилось общаться прежде. С какими жалкими, опасными, недалекими уродами. Он читал их пространные речи, придираясь к словам, запятым и буквам. Ревность застилала Максиму глаза, стискивала горло и пылала в нем, как инфекция. Он заглянул и в "Отправленные", и слова Лизы, адресованные кому-то другому, зазвучали в Максе сладкой болью. Он даже почти взялся набрать ответ.
   Коньяк в этих условиях совсем не действовал. Утром нового дня, когда остатки спиртного в холодильнике были до капли перелиты в исстрадавшийся желудок Максима, он дочитал ее почтовый ящик и закрыл окно.
   И Макс не чувствовал себя виноватым. По крайней мере, теперь, когда лучше узнал Лизу. Кроме того, он ничего особо не взламывал. Она сама оставила почту открытой.
   Щурясь на молочно-белые окна, Максим поднялся, хрустнув суставами, и побрел в туалет.
   "И всё-таки, настолько же свиньи... насколько же это свиньи... все эти свиньи", думал он, пошатываясь и хватаясь за стены. Эгоистичные свиньи. Разве таким известно, как заботиться о девушке? Максу, например, известно, и он позаботится так, как этим свиньям и не снилось. Он всё продумал и всё сделает, только надо быстро.
   Застегивая ширинку, Максим вернулся к компьютеру. Закурил и нашарил под монитором новую трубку. Он взял мобильник и чуть не выронил его.
   А ведь ты пьян.
   "Угу".
   Ты понимаешь, что прежней жизни конец?
   Он замялся, держа палец над кнопкой вызова. Еще раз огляделся по сторонам.
   "Всё равно осточертела"
   Макс нажал кнопку и встал, приложив телефон к уху.
   - Да, чувак?
   Вернадский мог устроить всё.
   - Слышь, привет, - заговорил Максим севшим голосом. - Короче, я сейчас пришлю тебе видео, смотри, во-первых, нужно место ведущей где-то на московском канале, во-вторых...
   - Во-вторых, ты пьяный что ли в говно, браза? Ты в теме, который час?
   - Да. Поэтому скорей, пока я не передумал.
   На том конце щелкнула зажигалка.
   - Я слушаю, - Фернандес закурил.
   Макс откашлялся и промокнул глаза.
   - У меня серьезные проблемы, - сказал он.
  
   25 мая 2005 года
  
   Когда всё кончилось, она затихла, ткнувшись мягкой головой ему в плечо.
   - Бедный мальчик, - прошептала Лиза. - Бедный, несчастный мальчик.
   Снаружи темнела кромка леса.
   - Ты зря считаешь меня безразличным, - сказал Максим. - Я тоже не в себе после этого случая с Дмитрием. Из меня будто кусок вырезали, к твоему сведению.
   - Я не о нем, - Лиза отстранилась. В ее глазах отражались цветные огни приборной доски. - Я говорю о тебе.
   - Слушай, вот только не надо меня жалеть, хорошо? Я не хочу в итоге запомнить жалость.
   Она заплакала или засмеялась - в темноте определить было невозможно. Макс нашарил кнопку, и в салоне мягко зажегся лиловый ночник.
   - Прости, - Лиза улыбалась, вытирая слезы. - Я сама виновата, на меня нашло что-то... типа мы двое... ну... как будто вымирающие животные.
   Максим закурил, дурея от внутренней легкости, пустой и нехитрой, как яичная скорлупа. Два последних года он шел по мосту без перил, не зная, будет ли впереди берег, цепенея из боязни оступиться. Но теперь, когда Макс окончательно сдался, когда он сошел прочь в один безразличный шаг, оказалось, что это не больно и совсем не тяжело. Максим наслаждался падением, он радовался ему, как празднику. Единственное, что еще тревожило его нервы - это Лиза, которая падала рядом. То был его личный путь, и Макс не хотел увлечь ее за собой.
   - Ты права, - сказал он.
   - В чем?
   Максим повернул ключ зажигания. Машина тронулась, разворачиваясь по широкой дуге, и мимо ветрового стекла поплыли фонари.
   - Куда мы едем? - спросила Лиза.
   - В аэропорт, - ответил Макс.
   И вывел "Мерседес" на шоссе.
  
   13 апреля 2003 года
  
   Вернадский не отвечал.
   Щелк-щелк. На том конце дважды щелкнула его зажигалка.
   Он думал.
   Щелк-щелк.
   - Пять тысяч, - сказал он наконец.
   - Кльх, - Максим хотел возмутиться, но подавился слюной. - Что значит "пять тысяч"? Здесь мебель. Здесь мой комп.
   - Еще там твой факин кредит, с которым мне разбираться.
   - Я за один ремонт отдал пять тысяч.
   - И нах пошел твой ремонт.
   Макс сглотнул. Еще и еще раз. Горло упрямо не хотело слушаться, оставшись деревянным и неподатливым.
   - Восемь тысяч, - сказал он. Получился какой-то цыплячий писк.
   - Четыре, - недовольно ответил Вернадский. Он не любил переговоры.
   Максим глубоко вздохнул, давясь коктейлем из углекислоты и табачного дыма, которым до краев была заполнена комната.
   - Согласен. По рукам, - сказал он.
   Щелк-щелк.
   Разговор не был закончен, и Макс терпеливо ждал.
   Щелк-щелк.
   - Чувак? - Фернандес подал голос. - Чувак, ты там?
   - Да.
   - Чувак. Блин, ну как так можно? Только глянь, что она с тобой сделала.
   - Я сам делаю, - ответил Максим.
   Щелк-щелк.
   - Это безумие, друг мой.
   Его сердце колотилось бешеным галопом, выстукивая надоедливую мелодию.
   С одной стороны,
   ...старая жизнь окончена.
   - Для меня сейчас это единственное... - сказал Макс.
   С другой стороны,
   ...новая будет, как я захочу.
   - Ради чего стоит жить, - закончил он, млея от чувства подвешенности.
   ХРП! ХРП! Что-то оглушительно треснуло на том конце, и Максим с удивлением понял, что Вернадский дважды грохнул трубкой о какой-то предмет.
   Он уже не щелкал зажигалкой.
   - Ну ок, хули. Езжай, чувак, - сказал Фернандес добродушно. - Бабло я тебе скину, когда пришлешь бумажки. Езжай и молись, чтоб я не нашел твою тёлку прежде.
   - Позволь узнать... - начал Макс, но его не слушали.
   - Без понятия, браза, без малейшего понятия, - перебил Вернадский. - Если чё, если не понравится - извини.
   И связь прервалась.
   Максим поднялся из-за компьютера. Подумав, нажал пару клавиш напоследок.
   "При форматировании жесткого диска все данные будут потеряны. Хотите продолжить?"
   Он щелкнул "пробелом" и отвернулся. Макс работал за этим компьютером в последний раз.
   И поднялся из кресла в последний раз.
   Он выключил свет и вышел на лестницу.
   И запер квартиру - в последний раз.
   Вся его прежняя жизнь ушла за четыре тысячи. "И нужно успеть еще многое", думал он, "прежде чем эти деньги придут на счет".
   Нужно было действовать быстро.
  

Глава 9. Конечный итог

  
   16 сентября 2005 года
  
   С утра санитар швырнул в меня распечатанным конвертом и нехорошо посмотрел вокруг.
   - Отделение прикроют, слышь, я работу потеряю, доктора работу потеряют, а всё из-за каких-то гандонов столичных, которые тут записочками обмениваются. Раз ты сдох, так надо было там и лежать, в своей Москве, бляха, ёпта.
   Он стиснул рот в маленький огузок, харкнул на пол и вышел, оставив дверь нараспашку. Я сел на койке, развернул мятую бумагу и прочел:
   "Дорогие братья по разуму наверняка ознакомятся с этой запиской, поэтому специально для них укажу: в случае изъятия карандаша или бумаг, которые я оставил в палате известного вам пациента, я позабочусь о том, чтобы путь в здравоохранение отныне для вас был закрыт. Пациенту - мне некогда пока слушать вас, прошу записать для меня всё, что вспомните по отбытию - я уверен, самое важное где-то там. Нужны все факты, все переживания, особенно напугавшие и/или вызвавшие потрясение. Но старайтесь держаться рационального пути, увидимся завтра - не хочу застать адепта веры по возвращении. Лысый доктор".
   Я нашел карандаш и бумагу прямо на соседней койке, на клетчатом шерстяном одеяле - санитары не тронули их. Я сел у подоконника и начал царапать из памяти лишь потому, что больше заняться было нечем. С этих путаных каракулей, скорее выдавленных на бумаге, чем записанных грифелем, и начиналась книга. С рассказа об устройстве вселенной и о том, как я впервые попал на дно и кратко пообщался с Богом.
   И с моей гибели секундой позже.
   Мне так и не удалось понять, об этом ли "отбытии" писал инспектор, или его интересовал тот, другой отъезд.
  
   17 апреля 2003 года
  
   - Так, с этим ясно, - Максим выложил деньги на шерстяное одеяло. - Здесь тысяча. Адрес агентства я тебе дал. Теперь: где моя гарантия, что ты не пропьешь эти деньги?
   - Это просто, - улыбнувшись, Дима присел рядом. - Я больше не пью.
   - Да мне плевать, - ответил Макс. - Вообще, я говорил образно. Пропьешь, потратишь на девочек, проиграешь в карты. Сумма крупная. Мы почти незнакомы. Где гарантия?
   - Спроси Лизу, - Дима поднял и уронил худые плечи. - Она меня знает дольше.
   Максим выложил на блюдце мокрый пакетик чая. Он вынул сигарету, закурил и выпустил дым. Стряхнул искры в пустую чашку и продолжил:
   - Она-то да. Но я - нет. И Лизу я знаю не дольше, чем тебя, извини уж.
   - И как ты... - Дима замялся. - Как ты планируешь...
   - Мне нужен залог.
   Кровать скрипнула и поплыла куда-то вбок. Макс нервно сел, оставил сигарету на краю блюдца и выразительно глянул на Диму.
   - Не знаю, - пробормотал тот. - И зачем вас туда несет, хотя бы. Может, вам лучше всё обсудить сначала?
   - Время, - Максим отмахнулся. - Мой человек уже договорился о кастинге на двадцать первое. Четыре дня, если тебе нужна помощь с расчетами.
   - Не нужна, - улыбнулся Дима. - Я, в общем, математик.
   Макс подобрал окурок и затянулся.
   - Рад за тебя. Итак, залог. Скорее, у тебя поезд через, - он глянул в экран мобильника. - Через два часа.
   - Я готов, я всё собрал.
   - Залог, - Максим уставился на Диму еще выразительней.
   - Да... - тот оглядел голые стены комнаты. - У меня как-то и нет ничего за такие деньги.
   - Уверен?
   - Ну... не знаю. Квартира эта, разве что.
   - Отлично. Подойдет, - оттолкнувшись, Макс поднялся с визгнувшей кровати и вытянул руку. - Итак?
   - Что "итак?" - Дима завозился, допивая чай. - Хочешь, я еще сделаю?
   - Я жду ключи, - подсказал Максим.
   - От чего? - Диме почему-то лез в голову старый "Актрос", давно оставшийся на базе. Потом он догадался. - От дома, что ли?
   - От квартиры, - улыбнулся Макс. - Достаточно только от квартиры.
   - Но... тебе прямо сейчас?
   - Так, ладно. Отдашь на выходе, сам закроешь. Наслаждайся пока.
   - Чем? - засуетился Дима. - Я только хочу уточнить - ты же вернешь их потом?
   Макс опять рухнул на одеяло.
   - Твою мать, - простонал он в потолок. - Нет, знаешь, себе оставлю.
   Почесав бритый затылок, Дима заулыбался.
   - А-а, прикалываешься. Ну я тогда их заберу в Москве, потом.
   - Без проблем.
   - Еще что-то нужно?
   - Техпаспорт, право на собственность.
   - А это для чего?
   Максим поднял голову.
   - Откуда мне знать, что эти роскошные апартаменты принадлежат тебе?
   - Нет, - твердо сказал Дима. - Их я тебе отдать не могу. Они важные.
   - Да не нужно отдавать, просто покажи, господи.
   Протяжно скрипнув шаткой кроватью, Дима встал и пересек комнату в три коротких шага. Он встал напротив большого серванта и покосился на Макса.
   - Не смотри, пожалуйста.
   Максим фыркнул, выдохнув облако дыма, и насмешливо уронил руку, прикрыв ею глаза.
   - Вперед, - разрешил он. - Я не вижу.
   С грохотом выдвинулся ящик, потом еще один. Что-то упало и покатилось, Макс поднял голову. Дима стоял перед ним, торжественно протягивая хрупкие желтые документы.
   - Свидетельство.
   - Отлично, - сказал Макс,. - И твой паспорт.
   - Паспорт?
   - Конечно. Откуда мне знать, что здесь твоя фамилия?
   - Ладно, - Дима побрел к вешалке и вернулся с паспортом.
   Максим поднялся, осторожно придерживая кровать, еще раз заглянул в документы и сунул окурок в чашку.
   - Принимается. Это всё. Тебе помочь собраться?
   - Гм. Давай.
   Спустя две минуты они упаковали вещи.
   - Ну что? - спросил Дима. - Обулся уже? Пойдем, наверное?
   - Идем, - Макс кивнул, и они вышли наружу.
   - Черный ход, - сказал Дима, исчезая в темноте. Лязгнула тяжелая дверь.
   "Ну и дыра", - еще раз подумал Максим. И осторожно побрел следом.
   - И лифт не работает? - спросил он, когда они вдвоем пробирались через шаткий балкон.
   - Не знаю, - ответил Дима.
   - А.
   На улице Макс перевел дух и закурил.
   - Ну что? Будем прощаться?
   - Ага, - сказал Дима. - Увидимся в Москве.
   - Ты всё запомнил? Какое агентство, что просить?
   - Ага, - повторил Дима.
   - Что же, - Максим ухмыльнулся, сунув руку в карман. - Тогда - до встречи. Увидимся в Москве.
   И Дима ушел. Макс покурил у черного хода, запрокинул голову и осмотрел суровое кирпичное здание. Пощелкав языком, он вынул мобильник, набрал такси и сунул руку в карман. Связка Диминых ключей была изъедена зеленью, она пачкала и пропитывала медью всё, к чему прикасалась.
   Спустя два часа Максим снова тащился вверх по этой лестнице, нагруженный рюкзаком, проклиная себя за то, что не догадался проверить лифт. Он разыскал нужный этаж - пятно зеленой краски на ступенях. В коридоре стоял запах малосольных огурцов. Этажом ниже о чем-то ругались и спорили. Макс нашел квартиру и со второй попытки отпер дверь.
   "Всего пару дней", - думал Максим. Каких-то пару дней, и они с Лизкой тоже уедут. Если получится - насовсем. Других вариантов не оставалось.
  
   25 мая 2005 года
  
   Теперь, двумя годами позднее, сидя в "мерсе" на обочине разбитого шоссе, зажав между колен бутылку дорогого пойла, облитую сургучом и перетянутую капроновой нитью, Макс только смеялся. Он вспоминал день перед отъездом, и как с утра не оказалось холодной воды, а днем отключился свет, а вечером опять исчезла вода, на этот раз горячая. Тогда он материл район, и город, и какие-то власти. Теперь же - Максим точно знал, что власти не при чем, как и всё остальное. Проблема была не в районе. Проблемой был весь мир: это гнилое, мертвое, глубоко ущербное место под названием "известная часть Вселенной". Простая и грустная истина: здесь не работало нихуя. Каждая дорога вела к началу или в никуда. Любое дело оборачивалось ничем.
   Это была спираль. Это была воронка, и Макс достиг ее центральной точки.
   И ему здесь даже нравилось.
   Он поднял виски и посмотрел на звезды сквозь его янтарный полумрак. Максим купил эту бутыль по бешеной цене, даже втройне бешеной, потому что на заправке и потому, что возле аэропорта. Купил скорее рефлекторно, будто чтобы сдержать обещание.
   - Пакетик нужен? - спросила девушка у кассы.
   - Нет.
   - Провожаете кого-то? - она улыбалась, хоть Максу и было плевать.
   - Да. Себя, если честно.
   - О, в конечном итоге, как нам без этого, - она щелкнула кассой и оборвала чек. - Почему я спросила - просто у вас вид какой-то знакомый... это не вы были в газетах, или где-то еще?
   - Нет, если честно, - ответил Максим.
   - А, ну, в общем. Простите.
   - Не страшно, - Макс поднял бутылку за сургучное горлышко. - Мне часто это говорят.
   Он развернулся и побрел наружу. Автоматические двери скользнули в стороны, и в лицо Максиму плеснула свежим воздухом ранняя майская ночь.
   Сидя в машине, он поежился, открыл и снова прихлопнул дверь. Пить желания не было. Не ради ясности ума - просто Макс как-то перерос саму идею хотения. Он прислушивался к своим желаниям, перебирал свои потребности, и не мог отыскать ничего вообще. Даже спать не было смысла - всё равно с утра обнаружишь за окном тот же безнадежный, бесполезный, бессмысленный мир.
   Максим улыбнулся.
   - Ну что, господа, - сообщил он пустым сиденьям. - Обратного пути нет. Время пришло, по большому счету.
   И даже курить ему больше не требовалось. Разум Макса был чист и прозрачен, как стекло "мерса" и весенняя ночь по ту сторону.
   Максим нашарил ключ и повернул его в зажигании. Двигатель затарахтел, потом чихнул и заглох.
   Сраная тачка.
   Она упорно его не слушалась. Она не хотела принадлежать ему. Бля, он даже не понял до сих пор, как выключается микроклимат.
   - Ничего, девочка, - ухмыльнулся Макс. - Хочешь ты этого или нет, но мы покатаемся. В конечном итоге.
   Забросив мешавшую бутылку назад, он повернул ключ еще раз и взялся за руль. Теперь мотор грохнул и заработал, мягкой вибрацией пульсируя в руках. Максим убрал ручник и выжал газ, и машина тронулась, выбираясь на дорогу, перемалывая колесами гравий.
   Вдоль трассы плыли оранжевые фонари, и в глазах Макса лопастями завертелись тени. Он прищурился, глядя в сияние, набирая скорость, и в полудреме ему казалось, что дороги нет, и столбов нет, и фонарные сферы плывут в космическом мраке как звезды, а он скользит между ними, трезвый и спокойный, пустой и будничный, как яичная скорлупа.
   Максим летел в прошлое.
  
   25 мая 2005 года
  
   - У тебя какой-то радостный вид, - заметила Лиза тогда, в аэропорту перед таможенным контролем, пристраивая сумку на весы.
   Макс поскреб свежую щетину.
   - Я счастлив за тебя, - он криво ухмыльнулся. - И рад, что всё более-менее решилось.
   - М-да? А я вот за тебя переживаю, - она коснулась его плеча мягкой ладонью. - С тобой точно будет всё в порядке?
   - Не нужно.
   - Что "не нужно"?
   - Переживать. Когда ты это делаешь, для кого-нибудь это плохо кончается.
   - Блин, - Лиза закусила губу и отвернулась. - Ладно, я рада, что ты меня отпускаешь. Так, наверное, будет лучше всего.
   - Я просто не хочу найти тебя мертвой, - сказал Максим.
   Или чтобы ты нашла меня.
   Но Лиза уже не слушала. Она заполняла декларацию.
   - Сколько именно наличных вы берете? - спрашивала ее аккуратная женщина в форме.
   - Не знаю, - сказала Лиза, взваливая мешок на весы. - Сколько здесь, по вашему?
   - Бо-оже, - женщина склонилась над пакетом. - Вы что, банк ограбили?
   - Банкомат, - ответила Лиза. - И не один.
   - Так, ладно, давайте запишем примерно, - женщина в форме вынула охапку банкнот. Она подняла мешок и грохнула его на весы. Щелкнула парой клавиш на калькуляторе. - Здесь все сотенные, правильно? Тринадцать и восемь. Ба-атюшки. Миллион пятьсот пишите.
   - Хорошо, - сказала Лиза, царапая в бумагах. - А сколько в евро получается?
   - Одну минуту, - женщина поправила тонкие очки. - Это у вас багаж или ручная кладь?
   - Ручная, - подал голос Максим. Еще не хватало, чтобы Лизка сдала пакет носильщикам.
   - Стоп, - аккуратная женщина снова пощелкала калькулятором. - Тогда вам придется доплатить за вес.
   - Возьмите из пакета, - сказала Лиза, не поднимая головы от бумаг.
   Женщина вынула из пакета охапку шуршащих купюр и снова глянула на весы.
   - Погодите. А так вес в норме. Тогда не нужно доплачивать.
   - Хорошо, - Лиза кивнула.
   - Стоп, но тогда придется вернуть их назад, и снова будет тринадцать и восемь. Так?
   - Возьмите их себе, - не выдержал Макс.
   - Что?
   - Возьмите эти деньги себе.
   Аккуратная женщина сделала большие глаза.
   - Нет-нет-нет, вы что, нельзя, - зашептала она. - Это получится нехорошо, и кстати, здесь видеонаблюдение, вы же знаете.
   - Ладно, - Максим протянул руку и взял охапку банкнот из ее пальцев. - Тогда я возьму.
   Женщина вздохнула с заметным облегчением.
   - Готово, - сказала Лиза. Оставив последний росчерк, она положила бумаги на стойку.
   - Прекрасно, - женщина в форме дважды хрустнула печатью и оборвала корешок. - Всё. Можете идти на контроль.
   Она улыбнулась и протянула им талоны.
   - Куда ты потом? - спросила Лиза, когда они брели к таможенным будкам.
   - Для начала - выпью, - Макс хлопнул себя по карману, в который сунул деньги. - И не бодяги пивной, а хорошего виски.
   Лиза улыбнулась, прикусив губу.
   - Тогда я верю, что ты в порядке.
   Она встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Послюнила два пальца и стерла оставшееся жирное пятнышко.
   - Молодые люди! - их нагнала женщина с конторки. - Вы с ума сошли? А ваша ручная кладь?
   Ее затуманенные очки съехали на кончик носа. Женщина тащила раздутый пакет, ухватив его за горловину двумя руками.
   - Ой, - Лиза хихикнула, забирая неудобный мешок. - Извините. Чуть не улетела просто так.
   - У вас что, совсем никакого уважения к деньгам? - женщина разрубила воздух ладонью.
   - Никакого, - сказал Максим, обнимая Лизу за плечи. - Оставьте нас, пожалуйста.
   Они расстались под электронным расписанием. Макс наблюдал, сунув руки в карманы, как Лиза постояла в короткой очереди, сунула в окошко загран с еще действительной визой, и выбралась через турникет по другую сторону. Она ни разу не оглянулась, а Максим не стал ждать, пока объявят рейс. Он развернулся и побрел, нетвердо ступая по мягкому ковру.
   вышел сквозь автоматические двери, и ночь расстелилась перед ним от горизонта до горизонта: ровный асфальт, кромка соснового леса, смолистый запах аэродрома и маячки вышек, окурками тлевшие среди звезд. Только отныне Максим очень сомневался, что за этими горизонтами есть хоть что-нибудь. Он брел через огромную стоянку, и под его резиновыми подошвами хрустел крошащийся гравий.
   Макс вынул сигарету и прикусил сухими губами ее шершавый фильтр.
   Чирк!
   Синие звездочки растаяли в пустоте, оставив на его сетчатке лиловый след.
   Максим втянул носом запах магния и скривился.
   Чирк!
   Ему лез в голову этот древний сериал, где люди застряли в покинутом здании аэропорта посередине бесцветного пустого мира. И еда там не имела вкуса, и зажигалки не работали.
   Чирк-пф-ф! Огонь полыхнул ему в глаза, и Макс прикурил, стараясь не опалить ресницы.
   И они так же смотрели на горизонт, наблюдая, как мир вокруг сужается, и рушатся вышки, и странные шарообразные монстры поедают всё, оставляя голый вакуум.
   Теперь он сидел в "мерсе", провожая глазами крошечную точку, мерцавшую в небе среди россыпи неподвижных звёзд.
   Сигарета казалась абсолютно бессмысленной. И он знал, что виски тоже не будет иметь вкуса.
   Потому, что Лиза спаслась, улетела на самолете, как те люди. А Максим остался. И вокруг него теперь происходило всё то же, абсолютно то же самое, не считая монстров. Горизонт приближался, и за ним было черно. Граница мира подбиралась всё ближе, и за ней больше не было ничего, только космический холод, от предвкушения которого Макса уже сейчас тянуло стучать зубами.
   За все два года, за все последние часы - он не сказал Лизе ни слова. И лучше было так, чем оставить даже легкий намек.
   Потому что она была не при чем. Мир сужался вокруг Максима давно, лет с восемнадцати, и бегство в Москву лишь отсрочило этот день на пару лет. Даже не будь Лизы. Даже не будь ничего - этот момент всё равно настал бы, и теперь, когда он был рядом, бояться осталось нечего. Чем ближе подбирался горизонт, чем холодней ощущалась пустота, тем спокойней, уверенней и веселее становился Макс.
   Однажды всё равно пришлось бы спрыгнуть.
   Хорошо, что Лиза никогда этого не узнает.
   17 апреля 2003 года
  
   "Нет, этого к ней нельзя отправить", - думал Максим, распихивая по чужой квартире личные вещи так, будто они всегда находились тут, лежали на своих местах, упорядоченно, пускай слегка обыденно, зато чуть эмоционально. Макс обязан был вписать свой быт и себя в этот ветхий интерьер, и у него оставалось едва полчаса.
   Перед звонком неадекватного товарища Максим делал судорожные попытки навести в квартире порядок. Макс терпеть не мог неустроенность, и жилье Дмитрия казалась ему обителью неуловимого, подлого, всепроникающего хаоса, - дувшего в скрытые оконные щели, звонкой навязчивой капелью плескавшегося в унитазном бачке (господи, ванна стоит в кухне, туалет за фанерной перегородкой) и готового опрокинуть любую горизонтальную поверхность, стоило Максиму неверно к ней прикоснуться.
   Пришлось разобрать вещи, упакованные для отъезда. Макс так и не смог вымыть посуду - воду отключили с раннего утра. Он так и не успел вытереть пыль (нечем) и вымыть пол (без толку, линолеум изъеден порами как губка). И не разобрался, отчего кровать так своеобразно плывет, когда садишься на ее край.
   Максим хотел развесить одежду и застрял посреди комнаты, сжимая в руках пиджак.
   На вешалку его пристроить было нельзя - оба крючка уже разошлись под зонт и пальто. Макс набросил бы пиджак на спинку какого-нибудь стула, но стульев у Дмитрия не было - лишь тумбочка и одинокий табурет. Свои вещи Дима клал прямо на кровать, но это были его вещи, и Максим не собирался оставлять дорогой пиджак на волосатом синтетическом одеяле.
   Макс так и держал пиджак наизготовку, когда постучали в дверь.
   Это он.
   Черт, не стоило его приглашать. Совсем, абсолютно, ни хера не стоило.
   - Здравствуйте, - сказал этот тип по телефону, и сразу объявил, не дожидаясь ответа. - Мне очень нужно изменить себя. Я говорю серьезно. Я не могу дальше жить так, как живу с определенного времени.
   "Бли-и-ин", - подумал Максим тогда. Ну где вы такие были раньше?
   И Лизку в Москву тащить не пришлось бы.
   - Извините, мы уже закон...
   - Не понимаю. Вы меня слышали? Кто вы? - допрашивал голос в трубке.
   - Кто я? - спросил Макс. Он быстро изменил свое мнение.
   - Не ты, а вы. Кто вы такие? У вас есть соответствующие документы? Разрешение? Вам позволено заниматься такими вещами?
   - Позвольте узнать, какими "такими" вещами? - спросил Максим деревянным тоном. - Я вам, кажется, наоборот...
   - Вы секта какая-то, да?
   - Мы - я - представляю известного психолога. Он - она - проводит научный эксперимент.
   - Ответь на мой вопрос, пожалуйста.
   - Нет, - сказал Макс, думая пригласить товарища в студию просто затем, чтобы набить ему рыло. - Мы не "секта какая-то".
   - В принципе, мне всё равно...
   Максим повысил голос.
   - И это не имеет значения, - настала его очередь перебивать. - Мы уже закончили прием участников.
   И вдавил кнопку сброса так, что у него заныл большой палец.
   Нет, это точно был какой-то шизиак и психопат. Не в смысле, что слишком нервный, а в смысле, что, бля, ненормальный, странный, больной урод. Лизке незачем было иметь с ним дело. А Максу... Максу по горло хватало одного Дмитрия.
   Теперь даже не проверишь, в каком издании этот тип вычитал об эксперименте Лизки. Максим отправлял текст через агентство, и объявление могло засветиться где угодно. Теперь оставалось только гадать.
   "Вечерний параноик"? "Еженедельное расчленение"? "Финансы и суицид?"
   Мобильник снова зажужжал, и опять Макс рефлекторно снял трубку, думая, что может позвонить Лиза.
   - Прошу, возьмите меня. Скорее, если можно. Не знаю, сколько еще смогу выдержать.
   И снова на проводе оказался этот тип.
   "Нужно было отказать ему", - думал Максим, пытаясь отпереть дверь изнутри. Без нервов, спокойно, участливо - но прямо отказать ему.
   К сожалению, Макс этого не сделал. Он договорился о встрече, и теперь ожидал увидеть за дверью кого и что угодно.
   Но только не такое.
   - Здравствуйте. Это я звонил вам по телефону.
   - Да уж без балды, - сказал Максим, оглядывая гостя.
   Макса самого нельзя было назвать амбалом, но паренек, топтавшийся у порога, оказался уж слишком, до смешного щуплым - не тощим, как Дмитрий, а именно щуплым, комплекции школьного слабака, от вида которого даже у отличников появится желание сказать колкость, выбить портфель из рук и очки с носа, хотя при госте ни того, ни другого не было.
   - Разуваться нужно? - спросил паренек, осторожно ступив навстречу Максиму.
   - Нет, - Макс отвернулся и побрел в гостиную. - Забей. Чай, кстати, будешь?
   Теперь ему даже жалко было этого нервного хлюпика.
   "Изменить жизнь, еще бы". Либо что-то делать, либо в могилу.
   Спустя десять минут они уже пили чай.
   - Итак, - Максим отставил чашку и осторожно повалился на кровать. - Раз уж ты явился по моему объявлению, и если это для тебя настолько важно, давай рискнем. Вопрос первый. Что тебе нужно?
   "Круто". Даже Лизка не умела начать так гладко. Он сам видел ее в записи.
   Паренек бродил туда-сюда по комнате, сунув правую руку в карман, и вытягивал шею, оглядывая скудный Димин быт. В ответ на слова Макса он скованно улыбнулся, будто ему жал ворот, застегнутый под горло.
   - Мне нужен повод.
   - Повод, - хмыкнул Максим. - Какой повод? Для чего?
   - Чтобы жить.
   О-о-о-о да.
   - Ну, знаешь ли, - Макс лениво оторвал затылок от постели. - А куда деваться? Думаешь, ты сможешь вот так запросто убить себя?
   Вдруг что-то рухнуло на кровать, и неприятный тонкий нос паренька воткнулся прямо в личное пространство Макса.
   - Я не хочу убить, - у него мелко тряслась нижняя губа, а изо рта несло корвалолом. - Я хочу жить. Я сказал, нужна причина, чтобы жить! Чем ты слушаешь, а?
   Огромным усилием Максим не двинулся с места.
   - Извини, может быть, я неправ, - он лишь аккуратно коснулся ногами пола с обратной стороны кровати. - Но вид у тебя довольно живой. Так в чем же проблема?
   Как и ожидалось, парень не стал хватать Макса за глотку. Он уполз прочь и отвернулся, не вынимая из кармана руки.
   - Я н-не живу, - буркнул он. - Я мертв. Как и ты. Как и все люди, которых я вижу.
   Максим сел на постели, взял себя за подбородок и хрустнул затекшей шеей. Он молчал, и щуплый паренек снова подал голос.
   - Я боюсь, - у него снова задрожала губа.
   "А ведь не врет", - искренне удивился Макс. И еще - ведь это не ярость.
   Перед ним стоял напуганный ребенок, готовый разреветься и кинуться прочь, как недавно хотел сбежать от него сам Максим.
   Теперь Максу стало действительно не по себе.
   "Отправить бы всё-таки его к Лизке".
   Нет. Затеял эти игры - так разбирайся теперь.
   - Хорошо, - сказал Максим, обращаясь больше сам к себе. - Попробуем разобраться.
   - Наконец-то, - парень вздохнул с долгим присвистом и уселся рядом. И впервые тронул чай.
   Что там Лизка хотя бы делала?
   Макс опять мысленно промотал ее видеозапись. Ага. Итак, для начала...
   - Для начала скажи мне, - он склонил голову, глядя на парня как можно дружелюбнее. - Кто ты и чем бы хотел заниматься... ну, в идеале?
   - Я музыкант, - ответил тот, приложив чашку к губам. - И в идеале хотел бы заниматься музыкой.
   Он вынул дешевые сигареты в мягкой пачке и теперь отчаянно пытался закурить, помогая себе двумя руками.
   - Ну? - спросил Максим. - И что тебе ме...
   У паренька не гнулись пальцы. На правой руке, и Макс только заметил это, потому что тот постоянно держал ее в кармане.
   Отлично. Всё стало куда понятнее, хотя не проще ни на грамм.
   - С-сука, - парень ухватил пачку за торчавший кончик фильтра и яростно затряс рукой. Пачка сдалась и брызнула сигаретами по всей комнате.
   Встав с кровати, Максим наклонился и принялся собирать их, аккуратно, чтобы не измять - эти сигареты и так были помяты достаточно.
   Заправив предпоследнюю из них в мягкую пачку, Макс сунул последнюю себе в зубы и чиркнул зажигалкой, прикурив себе и пареньку.
   - Итак, - объявил Максим, кривясь от дешевых табачных миазмов. - Кто это был?
   Подумав, он бросил начатую сигарету в остатки чая - пст! - и закурил собственную, не столь разившую мочой и сеном.
   - Не знаю, - отозвался парень, раскуривая сигарету без рук. - Гопота? Здоровые слишком для гопоты. Может, бандиты. Хулиганы, допустим. Я что, обязан в них разбираться?
   - Ага, - Макс опять не знал, за что ухватиться. - Но... с какой стати хотя бы?
   - Извини, они мне не сообщили. Этот, что стал каблуком, сказал только "ты вообще страх потерял" - что-то наподобие. Наверное, спутали с кем-то. Я ночью с концерта ехал, как раз у вокзала. Где игровые автоматы.
   Максим сосредоточенно затянулся. Выдохнул дым. Еще раз вдохнул через сигарету, уже ощущая недомогание. Снова выдохнул и медленно затянулся еще раз.
   Ему нужно было время. Но сигарета тлела слишком быстро, да и мешала думать, а вовсе не помогала. Сдавшись, Макс положил ее на край блюдца и секунду подышал нормальным воздухом. Он надеялся, что паренек добавит еще хоть что-нибудь, обронит хоть какую-то зацепку, но тот молчал. Он сам теперь ждал ответа.
   Максим подобрал окурок, но сигарета успела намокнуть и погасла.
   - Короче, - он затянулся еще раз, больше рефлекторно, и бросил мокрый фильтр обратно. - Извини, но помочь тебе я не могу. Да и не искал я таких, как ты, если честно. Мне нужен был, скорее обычный, нормальный человек, а не кто-нибудь, волей судьбы попавший в такие, как бы лучше выразиться, неординарные обстоятельства.
   - Просто ты сам боишься, - немедленно ответил парень.
   "Нет, ведь какой же мудак нахальный", - подумал Макс.
   Он не стал комментировать, только кивнул терпеливо, дважды сжав и разжав пальцы.
   - Я пришел к тебе в твой стремный район, - продолжил нытье паренек. - Заметь, еще и на ночь глядя. Я себе страшней за последние три месяца ничего не мог представить. Я, извини, мочился по ночам - ладно, это частично оттого, что избили - когда представлял себе такие районы, как твой. Пустыри эти, дома огромные. А ты в ответ боишься даже подумать. Даже сказать хоть пару сло...
   - Ну хорошо, - Максим вскочил и прошел к окну и раздернул тяжелые пыльные шторы, Что-то упало с подоконника, издав гулкий пластмассовый стук, и укатилось прочь. - Ладно. Итак, ты музыкант. Но играть тебе не светит. Какие еще будут желания?
   - Не знаю, - парень сделал непонятный жест.
   - Во-от, - отметил Макс, удовлетворенно закурив новую сигарету. - Я поймал тебя простым вопросом.
   Паренек не услышал.
   - Хочу, чтобы больше ни с кем такого не случилось, - и опять махнул пальцами, будто стряхивал невидимую воду. - Ни у вокзала, нигде.
   - Но те...
   - Хочу, чтобы они - все они и такие как они - ответили перед законом.
   - Законом, - фыркнул Макс, пялясь в мутное запыленное окно, где отражалась комната. - Ты сейчас говоришь о ком? О хулиганах? Им насрать на закон.
   - Но ведь, - парень затряс головой. - Ведь не хотят же они попасть в тюрьму?
   - Тебе что, извини, совсем башню отбили? - Максим обернулся, не в силах держаться. - Настоящие бандиты, друг мой, любят тюрьму. Живут в тюрьме. Крепнут, бля, в тюрьме.
   - Не выражайся, пожалуйста.
   - Иди на хуй. Ты пришел изменить себя? Вот тебе первый совет - учись ругаться матом.
   Сглотнув, паренек опять двумя пальцами вправил кадык под застегнутый ворот.
   - Допустим, - сказал он. - Что еще?
   - Гм. Извини, конечно, но на твоем месте я всё-таки занялся бы спортом и научился стоять за себя.
   Парень скривился и мотнул головой, подавшись за ней всем телом.
   - Ну как? Вот как ты себе это представляешь? - он затряс руками. - Куда мне такому? На турник? На брусья?
   - Да убери ты грабли, - Макс фыркнул. - Отжиматься ты точно можешь. Пальцы там не нужны.
   - Так. Допустим, - паренек опять резко сбавил тон. - Еще?
   - Еще... - протянул Максим. - Еще ты мог бы найти людей. Таких же, как ты.
   - Зачем?
   - Чтоб не бояться, например, - Макс поднял брови. - Ты собираешься навести порядок на улице в одиночку?
   - Подожди, какой порядок? В смысле... побить их? Разогнать?
   Максим сделал два шага парню навстречу. Учуял запах корвалола и скривился.
   И сказал, раздельно проговаривая слова.
   - Бить, разогнать - не получится. С этой швалью нужно идти до конца. Поверь мне, как человеку, близко знакомому с их несложной психологией.
   Бульк. Паренек сглотнул и опять поправил кадык. Он слушал.
   - Ты готов идти до конца? - спросил Макс.
   - Я... не понимаю, если честно.
   Прищурившись, Максим уставился щуплому парню в глаза.
   Нет. И правда не понимает.
   - В общем, забей, - Макс отвернулся и сложил руки за спиной. - Да, ты прав. Ты умный и смелый, а я боюсь, и так далее.
   УБИВАТЬ сук надо, УБИВАТЬ их, тебе что, всё разжевывать нужно, идиот?
   Паренек сел на корточки, потом с кряхтеньем выпрямился, подобрав какой-то предмет. Максим не заметил этого. Он несся сквозь пустоту, летел куда-то в мутную ночь, гонимый внезапным ураганом эмоций.
   Убивать сразу - единственный способ. И ни закон. Ни тюрьма. Ни разговоры. Ни сила. Ничто не действенно. Только одно.
   Пожалуй, всё началось, когда щуплый парень вытащил руку из кармана. Эти пальцы. Что-то внутри Макса переключилось, закапало тонкой струйкой, и потекло, и хлынуло, и теперь его несла прочь волна яростного протеста, лавина эмоций, за годы накопившихся внутри.
   Ведь он мог ее взять и пришить. Вот так, запросто, и не сказал бы тебе никогда.
   - Тебе это нужно? Ух ты... она разбирается.
   - А? - Максим поднял глаза.
   "Дудка какая-то".
   Нет, с ними - только один путь. Другого способа нет.
   - "Ямаха". Твоя блок-флейта. Я бы взял ее себе, в принципе. Если не нужна.
   - А-а, да. Забирай, - сказал Макс, опять ныряя в поток неуправляемых эмоций.
   - Хорошо. Спасибо... тогда я вас покидаю.
   Когда Максим прикрывал входную дверь, паренек окликнул снаружи.
   - Эй! Подожди, я придумал.
   Он зажал флейту в левой руке и трижды рубанул ею полумрак, неровно, в три коротких тычка, содрогаясь при каждом ударе всем телом.
   - Вот так, - парень довольно улыбнулся. - И кто заподозрит, главное.
   - Ага, - Макс ухмыльнулся в ответ. - Всего хорошего. Увидимся.
   - Пока! - крикнул паренек, растворяясь в гулком полумраке.
   "А в целом, получилось совсем неплохо", - решил Максим, заперев дверь. Капля участия, небольшой подарок - и бедный парень ушел довольным. Лизка бы гордилась.
   Пожалуй, из Макса вышел бы неплохой психолог. Или психотерапевт, как там правильно.
   "Господи, бля", - думал Макс. Дайте ему год в Москве, и он сделает себя кем угодно. И будет есть в самых дорогих ресторанах. Пить самый дорогой вискарь. Накачиваться отборной дурью.
   Дайте еще год, и он будет водить "мерс".
   Единственное, что Максим не до конца понял - к чему относились танцы с флейтой? Нет, паренек был однозначно какой-то псих.
   25 мая 2005 года
  
   В основном это оказалось весело. Он часто представлял себе нынешний день, тот самый вечер - так или эдак, нечто величественное, слегка печальное, в какой-то мере символичное. Тогда Макса немного беспокоил страх - не самой гибели, а боли, неудачи, боязни сделать это. И легкое раздражение из-за того, что нельзя будет наблюдать последствия. Тогда Максим понятия не имел, насколько мало всё это значит при близком рассмотрении.
   Он переживал, что станет нервничать. Он думал, что придется крепко выпить для начала. Теперь, когда время пришло, Макс опустил боковое стекло и коротким движением отправил дорогой виски наружу, прямо в пустоту, свистевшую мимо. Ему совсем не хотелось пить, и сургуч на горлышке остался непотревоженным.
   Вслед за бутылкой туда же отправился телефон.
   Следом испуганной птичьей стаей упорхнула пачка денег.
   Максиму не хотелось ничего - только опустить сиденье, откинуться назад и расслабиться, погрузившись в мягкую тень.
   "Пилот одного снаряда", - подумал Макс, истерически хихикнув.
   Он выжал газ, и кресло подтолкнуло его в спину. Мотор урчал, перебирая трансмиссии.
   Щелк.
   Снаружи моросил дождь. И это выглядело странно, потому что вокруг была ночь, и по всему небу высыпали звёзды, нетронутые столичным заревом. Мелкие капли воды сыпались прямо из космоса, и свет фонарей дробился в их струях на лобовом стекле, и Максиму было лень искать, где включаются дворники в этой поганой тачке, и он до сих пор не знал, как вырубить микроклимат.
   Снаружи не осталось ничего.
   Щелк.
   Бессмысленный, дешевый, глубоко ущербный мир окончательно свернулся, распавшись на декорации. Мир, в котором любая цена искусственна. Мир, в котором можно приобрести что угодно, просто шевельнув пальцем, и потерять всё, когда пальцем шевельнет кто-то другой. Мир, в котором есть лишь одно направление - в землю, вниз; где каждый летит под откос, цепляясь за минутные радости на пути к разочарованию и утрате. Где каждый безразличен каждому, и всё равно нет покоя, где невозможно уснуть без грамма забот и проснуться без капли отвращения.
   На деле, если отбросить лирику и позу, Максу просто хотелось выспаться. Основательно. Долго. Раз и навсегда.
   Щелк.
   Когда-то он воображал, во что нарядится по этому случаю. Какую музыку поставит себе. Какие намеки оставит другим. Сейчас он готов был рассмеяться при одной подобной мысли. И смеялся, прямо за рулем, откинувшись назад, вытянув ногу, плавно выжимая педаль. "Одежда, музыка", - думал Максим. Намёки. Жалкие попытки ухватиться за внимание окружающих. Заставить их переживать. Заставить остановить тебя.
   Он не собирался пытаться. Наоборот, Максу было легко и радостно при мысли о том, что удержать его больше невозможно.
   Не при такой скорости.
   Максим выжимал газ, воображая, как достигнет границы трухлявого ненастоящего мира, пробьет нарисованный горизонт и - пуф-ф! - окажется в мягкой, прохладной, томительной пустоте.
   Щелк.
   То единственное место, куда придет каждый. Тот единственный уголок пространства и времени, где больше не будет изнурительной гравитации, давления и боли.
   Частично он уже находился там. Мир вокруг загустел, и Макс оказался на дне, опускаясь всё глубже, утопая в жидкой расслоившейся действительности.
   И вдруг начал что-то понимать.
   Он понял, зачем перерезал тонкую связь, уцелевшую между ним и Лизой. Не потому, что боялся вдруг найти ее мертвой, а потому что знал - это случится обязательно. Не потому, что она могла найти его труп, а потому, что обязательно нашла бы. Не сразу, так спустя долгие годы вранья, старения и болезней. Я всё еще красивая? Конечно, моя любовь. Я тоже ничего, хоть и ссу мимо унитаза, кстати, не помнишь, где мои костыли?
   Куда приятней было думать, что она запомнит Максима таким, как в аэропорту.
   И если он уйдет сейчас, в его снах Лизка останется жить вечно.
   Мысль об этом была слишком привлекательной, чтоб захотеть проснуться.
   Щелк.
   Асфальт блестел как черный пруд, и в нем отражались фонари. Их рисунок повторял расположение звезд, и Макс вдруг понял, что небо действует как зеркало, и засмеялся бы, если бы мог дышать.
   Он утонул чуть глубже, и встретил Диму. Тот сидел прямо рядом, в пассажирском кресле; Дмитрий был серьезен и мудр, как сраный ангел, не хватало только золотого сияния.
   - Если ты - точка на поверхности Земли, - говорил Дима, обращаясь в никуда. - То даже на такой скорости твоим перемещением можно пренебречь. Ты всё равно движешься по маленькой планетарной орбите, а она - по кругу чуть больше, вокруг Солнца, и еще больше, вокруг...
   Хрен его знает, допустим, центра Галактики.
   - И получается, - рассказывал Дмитрий. - Что никто из нас вообще не контролирует, куда он движется во вселенной, и все наши как будто непредсказуемые перемещения - это просто наложение одной траектории на другую, круг, помноженный на круг, помноженный на круг.
   - Это спираль, - прохрипел Максим, ухмыльнувшись понимающе. - Это воронка.
   - Нет смысла бороться, - сказал Дима, теперь невидимый. - Нужно просто сесть вот так.
   Макс оглянулся. Дмитрий теперь сидел позади. Он тонул в мягкой обивке, глядя в никуда, и полностью сгруппировался, уперев локти в переднее сиденье, подобрав колени, готовый спрятать в них голову в любой момент.
   - Нет, - Максим отвернулся и покачал головой, еще ухмыляясь пустому зеркалу. - Нет, я вырвусь. Одним резким движением. Седьмая космическая - щелк!
   - И так ты умрешь?
   - Так я проведу черту.
   Одну решительную прямую в целом мире кривых дорожек.
   Щелк.
   Макс очнулся и посмотрел на спидометр.
   Седьмая космическая.
   Впереди, у горизонта, шоссе резко брало в сторону, и навстречу капоту машины сосновым частоколом скалился лес.
   Далеко? Отнюдь. Не при такой скорости. Макс быстро прикинул в уме.
   Ему осталось жить четыре секунды.
   "А что насчет жизни перед глазами, хор, тоннель, все дела?", - запоздало подумал он.
   Три.
   Уж слишком буднично приходилось сидеть и ждать.
   Два.
   И вдруг это чувство, шквал несущихся образов, как будто клетки тела шепчут тебе: "всё будет хорошо... всё будет хорошо... всё будет хорошо..." - и радость плещет в лицо тёплой волной, скользит по коже солнцем из самых ярких твоих дней, касается твоих волос губами самой нежной девушки, что ты встреча...
   - Бог? - перебил Максим. - Бог, это ты?
   Но чувство ушло, оставив только пустой салон, и пресные звезды в окне, скучный космос, в котором никогда, сроду не было и не будет жизни.
   Макс вынырнул.
   Один.
   И свистящий визг разорвал пространство в скользкие полосы. Позади грохнуло железо. Мир тошнотворно завертелся и двинул Максиму в лицо. Смерть, - ровная, серая, как бычий пузырь, смерть потеснила всё. Макс коротко хлебнул глоток давящей боли, и лишь вкус крови остался меж его зубов, утекая вслед за сознанием.
   Этот вздох оказался последним.
  
   25 мая 2005 года
  
   На высоком парапете, когда солнце едва подкрасило вершины самых высоких башен, и тени еще не успели расчертить асфальт, Лиза сунула руку в карман, больно ткнув Максима в ребра.
   - Вот, - сказала она, ворочая локтем. - Держи.
   И протянула ему старый мобильник. "Сименс", давняя царапина поперек экрана.
   - Зачем мне это? - спросил Макс. - Выбрось.
   Он ухватил мобильник двумя пальцами, думая взять его и швырнуть подальше, но Лиза отдернула руку.
   - Нет, - сказала она. - И обещай мне, что он всегда будет у тебя. И всегда будет заряжен.
   - Всегда? Он и года не протянет, - фыркнул Максим.
   "Не говоря обо мне", - этого он не стал добавлять.
   - Сколько протянет, столько и будет. Год так год. Обещаешь?
   - Но чего ради?
   Лиза нахмурилась, разглядывая кончик туфли.
   - На всякий случай.
   - Какой? На тот случай, если он позвонит?
   - Да.
   - Напомнить те...
   - На тот случай, если он жив, - теперь Лиза смотрела прямо на Макса. - И на случай, если это - одно большое недоразумение.
   - Угу, - сказал Максим. - Я понял. Твое доверие ко мне безгранично.
   - Если бы я не верила, - Лиза не отводила глаз, и Максу пришлось отвернуться самому. - Я бы не сидела рядом с тобой.
   - Значит, тебе нужен самообман?
   - Мне нужно знать, что я сделала для него всё.
   Максим вдохнул и выдохнул сквозь зубы.
   - Хорошо, - он вытянул руку, не глядя. - Давай трубу. Если Дмитрий выжил, уверен, она его очень обрадует.
   Лиза не ответила, но потертый "Сименс" мягко улегся в его ладонь. И еще что-то, следом.
   Паспорт Димы, засаленный и блеклый, с обглоданными углами и линялым гербом.
  
  

Глава 10. Вернуться назад

  
   19 сентября 2005 года
  
   - В конечном итоге вы уцелели, да? - гулко спросили в коридоре.
   Лысый доктор нырнул в палату как в укрытие, стаскивая на ходу пальто, бежевое, длинное и слегка дамское. С доктором в комнату ворвался запах горелых листьев, осколки колючего холода, - и мне до боли захотелось оказаться на улице.
   Где его носило третий день? Я исписал пачку бумаги, попросил у санитара еще, но больше не принесли. Только забрали эти. Где их теперь искать - неизвестно. Скорее всего уже нигде.
   - Они у меня, - признался лысый доктор, оглушительно падая на сетку кровати.
   Он раскрыл тонкий портфель и вернул мне стопку истрепанных слипшихся листов.
   - Читал под кофе, по темени. Простите, днем недосуг.
   Где он пропадал, можно узнать? В больнице становится опасно. Меня здесь ненавидят. Я жду со дня на день укола серой. Или чем-то с окончанием "зепам". Мне показывали, во что превращаются люди после этого.
   Доктор сложил руки перед собой, будто сжимая невидимый глобус.
   - Вы скажите мне следующее, - потребовал он. - Меня направляют инспектировать некое отделение. Да и клинику в целом, не важно. Приехали, видим антисанитарию, упадок, мор и глад. Хорошо. Допустим. Подумаешь. Бывает и хуже.
   Невидимый глобус раскололся на два полушария.
   - Итак, в ответ на характеристику от меня требуют бюджет. Запросто. Даем бюджет. Оптимизируем. Вот это, например, отделение, - лысый доктор кивнул по сторонам. - Как думаете, сколько человек здесь было вылечено?
   При мне - нисколько.
   - Не только при вас. А вообще нисколько, по большому счету. Здесь и не должны лечить. Здесь должны заботиться. Вы много заботы видели за свое пребывание?
   И он решил закрыть сексопатологию. С ее наркологией.
   - Это решать не мне, - инспектор стукнул пальцем о свою гладкую макушку. - Это решат там.
   И указал куда-то за окно.
   - Я могу лишь рекомендовать, - он заворочался, скрипя кроватью и шурша бумагами. - Сократить затраты в этом направлении... социопаты, наркоманы... кто здесь им поможет, им нужны близкие, семья. Меня же беспокоят... беспокоят люди на вашем, как его, "буйняке", допустим. Или пациенты других отделений. Шизофрения, олигофрения, серьезные случаи. Такие, кому нужен профессиональный уход, кто сам не выживет. Касательно же остальных - моя задача, как медика - лишь убедиться, что в другом месте им будет лучше.
   Касательно остальных?
   - Таких, как вы, - и он впервые уставился прямо мне в лицо, зафиксировал меня цепкими колючими глазами. - Ну что? Будем убеждаться?
   Что ему нужно?
   - Спросить, как и почему - внимательно, пожалуйста - как и почему вы оказались здесь?
   И доктор поднял к потолку указательный палец.
   Я промолчал. Это слишком долгая история. Мне не хотелось пересказывать ее снова.
   - Хорошо, начнем по порядку, - доктор снова завозился на койке. - Почему вы не умерли?
   Потому что меня спас...
   - Господь всемогущий, конечно же. Старик с бородой. Невидимая высшая сила. Что я говорил вам про иррациональный путь?
   Это правда. Как иначе? На седьмой космической...
   - Подушка безопасности?
   Не при такой скорости. Лобовое столкновение...
   - Кхм! - лысый доктор громко оборвал меня. В его руках хрустнул лист бумаги, и доктор принялся читать, подчеркнуто коверкая мой тон. - Свистящий визг разорвал пространство... Позади... позади грохнуло железо. Мир тошнотворно завертелся - я не вижу здесь лобового столкновения. Напротив, мне сдается, кто-то в последний миг выжал тормоза, нет? И почему он это сделал?
   Возразить было нечего.
   Да. Потому, что хотел жить. Потому, что хотел исправиться. Хотел быть нужным.
   - И кто же спас его? Бог? Или... - доктор вытащил предмет, смутно знакомый мне.
   Кожаный бумажник. Он медленно вращался на обрывке стальной цепочки. Лысый доктор раскрыл его как маленькую книгу и сунул мне под нос. В отделении, где хранят фотографии близких, оказался квадратик зеркала.
   В нем отражался Макс. Коротко бритая макушка, худое лицо, белый шрам в углу рта - но это был Максим, тот самый Макс, который погиб в салоне "мерседеса", но решил остаться еще ненадолго, чтобы всё исправить.
   Этим лысый доктор не доказал ничего. То чувство, настигшее Максима в последний миг жизни - оно не принадлежало ему.
   Не принадлежало мне. Я никогда такого не ощущал, ни прежде, ни потом. Сколько ни пытался, сколько ни погружался на дно - мне так и не удалось вернуться. Не удалось еще раз повидаться с ним. Как его ни зови. Бог. Сила. Присутствие.
   - Осмелюсь предположить, что вы искали не там, - инспектора невозможно было увлечь. - И, видно, сначала нужно просветить вас, как работает сознание.
   Он говорил дотемна. Я спрашивал, и он снова говорил. У меня осталась тысяча вопросов, но в итоге лысый доктор ушел, заявив, что ему когда-то необходимо спать.
   На сбитом пороге комнаты он в последний раз обернулся.
   - Итого - мы выяснили, почему вы остались жить, - и снова ухватил невидимый шар. - Завтра расскажете мне, почему в итоге передумали.
   Я не передумал.
   - Почему в итоге передумали, - упрямо повторил инспектор. - И как вы оказались здесь. Ну, в общем...
   Он уронил руки, повернулся и вышел, как прежде, не прощаясь.
   Но в этот раз, впервые за долгое время, мне стало видеться, что...
  
   26 мая 2005 года
  
   Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.
   Макс дернулся и очнулся. Мир, по-прежнему блеклый и неподатливый, как бычий пузырь, упирался ему в лицо.
   Подушка безопасности.
   Максим нашарил холодную ручку, рванул ее и толкнул дверь. Машину затопил утренний воздух, и только сейчас Максу стало ясно, что салон переполнен едким химическим дымом, вонью горящего пластика, от которой голова шла кругом и перед глазами вертелись черные лопасти.
   Максим выскользнул наружу, свалился в предрассветную хвойную сырость, закашлялся и выплюнул свернувшуюся кровь. Он сразу поднялся и медленно заковылял вокруг машины.
   Правая нога едва слушалась, но Макс не чувствовал ничего. Ни боли, ни сожаления.
   Багажник оказался снесен полностью. Запасное колесо, домкрат, тяжелая канистра - вещи расплескались по широкой дуге, как темные брызги.
   Это была спираль.
   Так я разбил еще один "мерседес". Второй по счету, и опять не совсем мой.
   Но в этот раз меня искали. Будут искать. Не только студия. Милиция. Автоинспекция. Тот банк, которому достанется разбитая машина.
   Нужно было скрыться, не оставляя улик.
   Я подобрал канистру и поволок ее к "мерсу", стараясь не ступать на правую ногу. Теперь явилась боль, и скорее всего, у меня был перелом, и не только в области голени. Поясница горела. Невозможно было вдохнуть без судорог; я выл и плакал, когда приходилось раз за разом вскидывать канистру и поливать разбитый "мерседес". Черные лакированные бока, и капот, и крышу.
   Вопреки традиции, машина не взорвалась и не загорелась. И это нужно было исправить.
   Я распотрошил пачку сигарет и поджег ее. Отскочил подальше, кривясь от чугунной боли, и швырнул горящий комок бумаги в раскрытую дверь.
   Грязное пламя затопило салон, и угольный дым повалил к небу. Трещала кожа, тек и морщился пластик, а я стоял рядом. Что-то не давало мне отойти прочь и бросить машину, и я стоял, пытаясь думать, но мою голову полностью занимала боль. Она плавила сознание, прожигала и преображала его во что-то новое, и логично мыслить не удавалось..
   Только когда лопнула подушка безопасности, я понял, что мои вещи остались внутри.
   Паспорт и загран. Ноут и зарядник. Обувь и костюмы.
   Я дернулся к задней двери, но было поздно - лак уже свернулся и полз металлическими проплешинами, а ручка нагрелась докрасна.
   Дверь с обратной стороны оказалась разбита всмятку. Ее границы измялись и смазались. Там скалилось разбитое стекло, и металл провалился сквозь металл.
   Когда из бензобака ударил трехметровый факел, я понял, что нужно идти.
   И ушел, хромая по мягкой хвое, на шоссе и дальше, остро наступая в гравий и окаменелую грязь. Смешно было вспоминать, как я опасался, что умереть окажется больно. Теперь мне стало ясно, что жить больнее во много раз.
   Сначала меня грызли опасения: вдруг кто-то встретится на пути, навяжет помощь, начнет требовать объяснений, - но этого не случилось. Полдень набирал силу; в сочной траве зудели пчелы, сухо шелестели кузнечики, и ни единого звука больше. Ни признака цивилизации, кроме асфальта, столбов и дорожных вех. Одни чертовы джунгли. Гонимая жарой мошкара кидалась мне в лицо, и пиджак нещадно жарил спину.
   Мой пиджак.
   Я выбросил его три часа спустя. Еще через два часа у меня лопнул кед. Один из тех, за полторы тысячи - за полторы штуки президентов.
   Мимо потянулись неровные серые заборы. Вдали орали петухи. Я повалился на лавку у старого колодца - гнилой дыры в земле, обложенной бревнами. Мне хотелось пить, но колодец был мертв, обрушен, изъеден пометом и плесенью, уже погибшей от нехватки воды.
   Я вывернул на лавку содержимое карманов.
   Бумажник и немного мелочи. Есть карточка, нет банкомата. Зажигалка. Старый мобильник с царапиной на стекле. Чужой истрепанный паспорт.
   Это было всё, что у меня осталось.
   Нечего есть. Нечего пить. Нечем заняться, да и незачем.
   Всё будет хорошо, - опять начал голос. Но теперь он звучал по-другому, и от его мягкой истеричной настойчивости мне стало не по себе. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.
   Голос не подразумевал жизнь. Совсем наоборот. Он рисовал покой - настоящий, мягкий, уютный и холодный, как долгожданная постель. Он намекал, что стоило попытаться еще раз. Теперь будет легче. Намного легче. "Ведь ты знаешь", - говорил он. "Уже знаешь теперь - никакого страха, никакой боли, одно радостное нетерпение".
   "И если тебе нужен Бог", - говорил он, - "то нет лучше способа вернуться назад и повстречать его снова, только на этот раз - остаться насовсем".
   Голос предлагал мне вести себя разумно. Спокойно взвесить обстоятельства. И выбрать.
   Я встал с трухлявой скамьи, сделал шаг и заглянул в дощатую яму.
   Колодец, пускай заброшенный, был очень даже глубок. Из него пахло землей и прохладой.
   Вз-з. Вз-з.
   Мобильник шевельнулся у меня в кармане. Я нашарил его и выдернул наружу, щурясь на тусклый янтарный экран.
   Одно непрочитанное сообщение.
   Дышать стало еще труднее. Отойдя в тень, я открыл "Входящие" непослушным пальцем.
   Реклама. Обычный мусор, рассылаемый оператором.
   Ноль процентов. Ноль забот. Ноль копеек минута.
   Вернув трубку в карман, я побрел дальше, оставив тень, бросив лавку и старый колодец.
   Пора было возвращаться назад.
   Именно поэтому. Знаю, я идиот, но именно благодаря телефону я остался. Временно. До той ночи, когда истек срок у номера, и голос вернулся.
   И он еще здесь. И, боюсь, он всегда будет рядом.
  
   19 сентября 2005 года
  
   Лысый доктор сказал тогда, что в каждом из нас живет много нас. Ребенок, взрослый, наркоман. Ученый, художник, извращенец. Жестокое напуганное животное.
   По словам инспектора, "нормальных" людей не бывает. Нормальность определяется лишь тем, какая часть управляет сознанием. Может она поддерживать в теле жизнь, и хочет ли. Оставляет соседям право голоса, или мечтает уничтожить их.
   И в каждом из нас, по его словам, есть маленькая частица, яркий бриллиант, затерянный в осколках подсознания - та часть нас, которая знает, как нужно. Как должно быть. Которая отчаянно и упрямо жаждет равновесия, справедливости, верности и счастья.
   Эту частицу, по словам инспектора, в ранней науке называли "сверх-я".
   А вне науки - "Бог".
   - И это вы, - сказал он. - И я. Это проявление личности, с которым люди контактируют в моменты крайнего стресса, будь то религиозный экстаз, простой оргазм или даже опьянение.
   Единственной разумной целью нашей жизни, если верить доктору, является отыскать эту часть, отбросив деструктивные методы - церковь, наркотики, избыточный стресс. Научиться замечать ее просто так, сквозь возню обычного мира. Научиться слушать ее и жить ради нее.
   Ради себя настоящего.
   Даже не знаю, с чего начать.
   - С того, - ответил лысый доктор. - Чтобы предельно ясно, искренне, объективно понять, кем и чем вы хотите стать. В вашем самом идеальном идеале.
   "Нужно выбрать путь", - сказал он. "И этот путь должен быть рациональным. Тем более, из отметки, подобной вашей".
   Проблема номер один: я уже слышал это. Я сам предлагал выбирать. Да и не только я. И ни разу, ни в одном случае этот выбор не принес результатов.
   Проблема номер два: путь можно изменять бесконечно, а орбита всё равно останется прежней. И точка, в которой ты находишься, не сдвинется никуда.
  
   29 мая 2005 года
  
   Я вернулся три дня спустя.
   За эти трое суток я съел только пару жутких пирожков, каплющих раскаленной начинкой, и полкило незрелых вишен, от которых меня пронесло водой. Я пил из уличных колонок, из садового шланга, из реки под мостом. Мои ребра начали заживать, хотя нога еще болела. Я растерял все привычки и зависимости. На второй день я побрился наголо в душной сельской парикмахерской, за цену двух бутылок пива. Чтобы не страдать от кусачих немытых волос и не бояться опознания. Кроме того, в их прейскуранте было только две стрижки: модельная и "под ноль". Денег на модельную не хватало.
   Банкомат я нашел только следующим утром, в маленьком оазисе безымянного райцентра, в ледяной офисной прохладе. Охранник не хотел пускать меня: лопнувшие кеды, изжеванная грязная рубашка, бритая голова - я мало был похож на клиента. Но я сунул руку в карман и передал ему паспорт. Не мой - тот сгорел в машине. Охранник посмотрел на страницу, на меня, потом опять на фото. Кивнул и протянул обратно. Две бритых морды, тощие и жалкие. Разницы никакой.
   Прежде я не знал, куда идти. Просто шел, чтобы занять себя чем-нибудь. Но эта внезапная импровизация дала мне свежую идею.
   На карточке уцелело две сотни долларов.
   Сначала я нашел кафе, вымыл руки, отдохнул на прекрасном белом унитазе и съел втрое больше обычного. Потом спросил официанта, как лучше пройти на станцию.
   К вечеру я сидел на бетонном перроне среди леса (опять чертовы джунгли) и складывал из билета фантики. Утром я вышел на вокзальную площадь, миновал красные палатки, свернул в неприметный зазор между домами, прошел вдоль южной товарной ветки, и через десять минут вышел на 7-й Горизонт, узкий полумесяц города, открытый каждому ветру.
   Три дня спустя. Третий раз в жизни.
   Оставалось найти дом, подняться в квартиру и придумать, чем заняться дальше. Отныне я был один.
   Итак.
   Для начала - выспаться. Не в стогу, не ерзая на скамейке, а по-настоящему.
   Затем, возможно, отпраздновать. Символически. Максимум - сигарета и бутылка пива.
   Потом сделать что-то нужное. Что-то полезное.
  
   20 сентября 2005 года
  
   - Итак, - доктор уселся напротив. - Получается, вы здесь потому, что истек срок номера?
   Мы заперлись в кабинете главврача, в угрюмой комнате без окон, и утреннее солнце било сквозь матовое дверное стекло, расчерчивая квадратами лысину инспектора, заставляя меня скрести бритый затылок.
   Я здесь потому, что ничего другого не оставалось. Я спас невинную девочку, и еще одну. И даже не умею ходить по воде. И, если откровенно, меня тошнит от хороших дел.
   Последним открытым вопросом был этот старый мобильник. С ним закончилось прошлое. С ним началось будущее, в котором для меня не осталось места.
   - То есть, - инспектор хитро прищурился. - Вся пьянка из-за жалкой услуги? И ее можно восстановить одним звонком оператору?
   Это бессмысленно. Мне некому звонить и не от кого ждать звонка.
   - Вы уверены? - доктор выложил на стол мобильник. - Ведь телефонная книга не пуста. Здесь есть один номер.
   При виде "Сименса" меня передернуло, и ножки стула царапнули кафель.
   Откуда у него это? И бумажник, и паспорт. Откуда у инспектора мои вещи?
   - Из регистратуры. Выдали при выписке.
   Что значит "при выписке"?
   - Вы поступили сюда с посттравматическим стрессом, прошли курс под чутким надзором здешнего персонала, и только что были выписаны. Одобрено лично мной.
   Зачем ему нужно это? С какой стати он заботится обо мне?
   - Не о вас. Мне предписано закрыть отделение. Чтобы закрыть, его нужно освободить полностью. Всё! - доктор хлопнул по столу. - Выметайтесь. Главврач под дверью, шлите его сюда, у нас много работы.
   Я обернулся, не успев дойти к выходу.
   Известно ли ему, что я могу убить себя в любой момент?
   - Если бы могли, - отозвался инспектор. - Я бы вас не выпустил.
   К тому же, на свободе психоделы и Ночной дозор. Их нужно остановить.
   - Не планировал, честно говоря, но если хотите, - ответил доктор, не поднимая солнечной лысины от бумаг. - Тогда уж придется не забыть и вас.
   Потому что те и другие появились на свет благодаря мне?
   - Благодаря всем нам, - сказал инспектор. - А так же ФАЦИ, и наци, и сотни тысяч им подобных. Лично я не вижу смысла лечить симптомы, не победив болезнь.
   Тогда при чем здесь я?
   - Вы разбили машину. Скрылись. Опасно вели себя за рулем. Возможно, устроили лесной пожар. Возможно, непреднамеренно убили человека. Если вам комфортнее в тюрьме, чем на свободе, говорите прямо сейчас, я позвоню.
   И он снял трубку с белого факса.
   Я шагнул к двери и опять замер.
   Но куда мне деваться теперь? Что делать?
   Лысый доктор отодвинул бумаги. Он взял невидимый глобус и уставился на меня.
   - Ведь вы знаете, чего хотите. Где хотите быть. Кем хотите быть. Зачем же спрашивать меня? Обсуждайте с собой лично.
   Во-первых, у меня больше нет денег.
   Инспектор лишь засмеялся и замахал рукой, выгоняя меня наружу.
   И я вышел прочь, навстречу утреннему свету.
   Снаружи прошел дождь. В лужах мокла заварка из листьев, и улицы пахли свежим чаем.
   Я вышел на перекресток и улыбнулся, не в силах оставаться спокойным.
   Потому что несчастным быть глупо.
   Лысый доктор понимал меня лучше, чем я сам. Я жаловался и ныл, пытаясь выпросить сострадания, а он не стал делиться им, и вместо этого дал мне цель.
   Я смотрю в зеркало, наблюдая бледного, тощего, брошенного Макса, но инспектор видел правду. Он видел того, кто всегда знал, чего хочет. Кто умел добиться своего. Видел бывшего мошенника и барыгу, на руках у которого оказался чужой паспорт, а с ним - документы на право собственности.
   И счастливого полноценного человека, запертого внутри.
   Продать квартиру, вернуться на таможню, пробраться в Европу нелегалом - всё это было реально. Не уверен только, хотелось ли этого мне.
   Зато я точно знал, что буду делать. Нужное, полезное - я только сейчас понял, что значат эти слова.
   Восстановить номер. Открыть телефонную книгу. Позвонить ей.
   И попросить о единственной встрече. Создать повод, чтобы быть рядом, быть как можно дольше, снова и снова, до того самого дня, когда я найду ее мертвой, или она найдет меня, или по глупому совпадению мы погибнем одновременно.
  
   2002-2004, 2005-2011
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"