Был у нас в семье лохматый пес по кличке Кузя - отъявленный хулиган.
Бросался с лаем на всех, кто мимо калитки проходил, даже мужиков с вилами в руках не боялся. Те полагали, что лохматый "брешет" просто так, службы ради, и шли расслабленно, не поворачивая головы в его сторону, а Кузя подбегал с тыла на расстояние вытянутой лапы и расчетливо прыгал на ближайшую штанину выше кирзового голенища, а потом летел обратно к воротам и у калитки праздновал победу - а за воротами стоял я, принимая негласно его шумный рапорт об очередной успешной операции по устрашению: мол, молодец, Кузьма, пусть все мужики знают - в нашем дворе непрошенных гостей ждет асимметричный ответ.
Ежели кто из мужиков намеревался долбануть Кузю черенком в отместку за хулиганскую выходку, я открывал калитку, выходил и начинал переговорный процесс, улаживая остроту ситуации с помощью дипломатии: мужики, вы чего, кого испугались, у него и клыков то нет.
Мужики разглядывали штанину жертвы нападения, находили пару свежих дырок, но мировой пожар не раздували: двумя дырами больше, двумя меньше - штаны то рабочие, в дорогих костюмах с вилами на плече по поселку не гуляют. Но в следующий раз мимо моего дома шли, оглядываясь - не подкрадывается ли сзади этот лохматый черт из подворотни. А я после каждой стычки приглашал Кузю во двор и там, втайне от чужих глаз, наклонялся низко к земле, чтобы коснуться его вздыбленной шерсти на загривке, и ласково нашептывал: силен, чертяка, так держать!
Почему приходилось низко наклоняться? Так рост у Кузи в холке не выше футбольного мячика - сантиметров двадцать от земли. Ну, может быть, двадцать два сантиметра, но точно не двадцать пять. Кузя родился крупным щенком и в первые два месяца своей жизни имел широкую грудину и толстые крепкие лапы. Когда его нам дарили, сказали, что сука-мать высока ростом: "почти по колено". Нам как раз такой сторож был нужен: не слишком большой, не слишком маленький - люди бояться будут, и ладно. Главное, чтобы гавкал исправно, если кто решит через забор в наш огород перемахнуть, когда огурцы и ягоды поспели.
Щенок этот как-то странно рос: шерсть становилась длиннее, а лапы короче. По сравнению с шириной тела и величиной морды, они нужным пропорциям не соответствовали, поэтому стали почти не видны под рыжей шерстью, волочившейся по земле. Похоже, что у него вся сила роста в шерсть ушла.
Представьте собачий хвост, с которого свисает рыжая лошадиная грива - так Кузя выглядел в профиль. В анфас еще забавнее: уши торчком, но с кончиков свисает бахрома, как волосы Светланы Светличной после ванны.
На чертяку он и правда, весьма сильно смахивал, особенно, когда в сумраке наступающей ночи неожиданно выскакивал на прохожего из под заборной темноты.
Жалобы на Кузю поступали регулярно, особенно со стороны женщин, которые на нашей улице оказались впервые и не знали, что в целях безопасности ходить надо не по тротуару вдоль полисадника, где за углом их поджидал коварный пес, а по дороге, вдали от охраняемой им границы.
Жалобы жалобами, но однажды поселковая почтальонша объявила, что больше не будет носить нам письма и газеты, так как боится приближаться к почтовому ящику, приколоченному к забору у ворот. Дырок в чулках она не показывала, однако было понятно, что "санкции" против нашего домохозяйства включились неспроста: какие-то вопли и женские крики я слышал накануне через двойные стекла в окнах.
Решено было Кузю на улицу не выпускать.
Теперь он наблюдал за происходящими в нашем околотке событиями через щель в воротах. Бежали по улице дети - рычал, но около щели не ерзал. Шли мужики - рычал, ерзал когтями по воротам и грозно гавкал, чтоб не забывали. Появлялась какая-нибудь женщина - звонко выплескивал несколько порций заливистого лая и вскоре замолкал, поскольку "объект" наблюдения быстро исчезал из ограниченного поля видимости его сектора обзора.
По звуковым сигналам, которые долетали до моего уха в комнате, я легко определял общие характеристики движущихся "объектов" и направление их полета: в нашу сторону или мимо. То есть, надо подходить к окну, чтобы разглядеть гостей, или в этом нет необходимости.
А когда послышались звуки собачьей истерики: рык, визг и лай - тревога, срочно на выход: человек у ворот. Надо сторожа придержать, гостя выслушать или проводить в дом.
Однако, иногда я обнаруживал "на границе" не человека, а здоровенного черного пса, который подходил к щели и начинал с Кузей остервенелую собачью перепалку. Оба рычат, скалят клыки, переходят на злобный лай и даже пытаются через щель вонзить друг в друга когти, хотя в эту щель и лапу не просунуть. Морды у них на разном уровне: черный незнакомец высок, тычет морду в доски на метр выше Кузи, но Кузя встает на задние лапы, и у него получается брызгать слюной в щель на той же высоте.
Когда я выходил из дома во двор, чтобы прекратить эту свару, Кузя демонстрировал нестерпимое желание разобраться с гостем по ту сторону ворот. Эмоциональный порыв моего храброго сторожа угадывался безошибочно: выпусти меня на улицу, дай возможность разорвать эту черную морду на мелкие ошметки.
Рвение Кузи кинуться в бой я одобрял, но засов с калитки не убирал: куда ему против такого пасти, что виднеется в щели - перекусит надвое.
Но однажды все-таки выпустил. Уж так хотелось мне дать возможность Кузе отличиться не порванным чулком боязливой почтальонши, а, так сказать, по-крупному. Проявить себя среди своих в кругу сильнейших.
Сразу скажу, что задолго до этого дня уже выяснил, откуда взялся у нас здоровенный черный пес - помесь овчарки разных пород. Он служил деду, который жил на рыбачьей заимке у озера километрах в сорока от поселка. Дед заболел, и дети перевезли его поближе к городу. Когда перевозили, дед настоял, чтобы вместе с ним взяли и собаку: мол, он ей многим обязан, она ему жизнь спасла. Где и как спасла, детям толком не рассказал. Вряд ли на охоте: дед ружье имел, но патроны покупал редко. Да и овчарка - не лайка, с овчаркой только на людей охотиться. Разве что, пришлось ему похитителей рыбацких снастей отлавливать - такое могло быть, таких случаев - каждое лето не по одному.
Дети подробностей не расспрашивали, и вообще не хотели брать к себе в поселок такую большую животину. Когда я свои вопросы им задавать стал, они подумали, что я купить пса желаю, и предложили отдать "почти даром", но чуть позже, месяца через три. Деду они такой срок жизни отмерили.
Выгуливать пса им было лень, на цепи держать дед не позволял, поэтому тот просто сидел около ограды своего нового жилища от завтрака до ужина, ожидая, когда дед поправится и встанет с кровати. Иногда делал пробежку по улицам, замечаний со стороны жителей не имел. Видимо, от вынужденного безделья заглянул в наш околоток, где и нарвался на Кузю за воротами. Почему они невзлюбили друг друга, не знаю. Впрочем, тут и знать нечего, а кто Кузю, кроме нас, любил?
Так вот, решил я Кузю выпустить, когда они в очередной раз устроили собачью перепалку. Но перед тем, как снять засов, сходил за метлой и взял её в руку. Сначала хотел лопату или даже топор прихватить для надежности, слыша, какая злоба в обоюдном лае с двух сторон ворот слышится, но потом подумал, вдруг пораню чужого пса, как потом перед дедом оправдываться буду, и выбрал метлу с гибкими березовыми прутьями на черенке.
Если овчарка в ходе встречи в формате "морда к морде" проявит признаки агрессивного бешенства, пусть метла станет "оружия сдерживания", пусть черенок с прутьями будет нашим с Кузей "ядерным щитом". Чем не "булава"? Если что, ударю по цели без промаха.
Приоткрываю калитку, делаю шаг вперед и встречаюсь с взглядом большой собаки. Знаете, я не ожидал увидеть удивленные умные собачьи глаза. Ни клыков, ни пасти раззявленной с каплями слюны на красном языке - только два внимательных глаза. А в них - ни мути бешенства, ни блеска гнева. Спокойные глаза с вопросом: а метла зачем?
Мне так неудобно за мое оружие стало. Я попытался спрятать метлу за столб, на котором была подвешена калитка. Вроде как, она случайно в моей руке оказалась.
Кажется, этот пес распознал и мои мысли, и мои чувства. И душевное смущение, что вышел позабавиться, предварительно вооружившись. Еще бы карабин прихватил или гранатомет.
Гость перевел взгляд на щель, за которой стихли звуки его "собеседника", отошел от ворот, посмотрел в мою сторону и побежал по улице, прислушиваясь только к звукам впереди себя. Уши в мою сторону черный пес не поворачивал: ему больше не было до меня никакого дела.
А что же Кузя? Он-то куда подевался?
И тут на арене появляется Кузя. Замечает убегающего противника, взрывается лаем и несется вслед за ним. Но недалеко. Оборачивается ко мне, ты, мол, чего стоишь, побежали, вломим этому черному метлой по холке. А я - ни с места. Смотрю, и Кузя включил тормоза и тоже никуда не спешит: пару шажков сделал, гавкнул и в обратный путь - ко мне поближе. Но хвост трубой - последнее слово ведь осталось за ним.
Так и пробежал мимо моих ног через калитку во двор с гордо поднятой гривой на хвосте. Однако, обычной словесной похвалы и ободряющего потрепывания по загривку на этот раз он от меня не дождался: маловато ошметков черной шерсти нарвал.
После этой стычки черный около нашего дома не появлялся, и около щели никаких собачьих "словесных" дуэлей не происходило. Я, помню, подумал как-то, что этот "нездешний" пес чрезвычайно умен. И вот слышу, Кузя как-то странно во дворе неистовствует, неужто, умный в гости пожаловал?
Выглянул в окно - нет никого у ворот. Вышел во двор, а Кузя у щели ерзает, рычит, исходит на лай да еще с визгом в перерывах. Что он там увидел? Сам к щели глаза приблизил на уровне своей головы, а вдалеке, кварталах в двух от моего дома, бежит вереница собак - свадьбу "играют".
Хорошо помню, что это было в феврале, потому что много говорили по телевизору о годе собаки, и что год этот начнется в феврале. Ну, вот он и начался.
Впереди бежала довольно высокая сучонка светлой масти, а за ней крупный черный пес, которого я узнал издалека. Сопровождала их большая стая "участников" торжества: разномастные "свидетели" и "родственники". Вот по какому поводу Кузя неистовствует: на нашей улице праздник, а он не при делах и пролетает мимо темы.
Когда кортеж приблизился, я поразился, как много "нас сегодня собралось". Когда-то во времена моего далекого детства в поселке не было ни одного пуделя, я даже не знал, как они выглядят вживую, не на картинках в книжках. А тут только представителей этого собачьего племени было не меньше трех. Правда, на фоне белого снега они казались грязными клубками шерсти, так как жили, наверное, в овечьих стайках.
А еще несколько не стриженных "шницельнаузеров", скрывающих взор своих горящих глаз под сосульками длинных "ресниц", и, куча классических дворняг, масть и строение тела которых нет смысла описывать, потому что всё их разнообразие сводится к отсутствию четких признаков принадлежности к определенному роду-племени, кроме одного признака, главного - все они четвероногие дети сексуальной страсти и межрасовой терпимости.
Если вы думаете, что там не могло быть пинчера, то ошибаетесь: пинчер тоже был и, кажется, даже не дрожал на своих кривых тонких лапках в морозный февральский денек. Держался прекрасно, хотя и забыл прихватить с собой комбинезончик, пошитый доброй бабушкой из остатков старого одеяла.
Возможно, был и чей-то мопс, но я просто не заметил его среди сотни собачьих лап.
Какие они разные, родственники брачующихся в день собачьей свадьбы. Люди, конечно, тоже весьма сильно отличаются друг от друга на брачных играх. Какой мужчина-кобелек не мечтает потереться о шерстку статной дамы выше его на две головы, но чтобы мелкий мопсяра в человеческом обличье дурел от желания заскочить на бабеночку, что выше его в десять раз, и на которую ему без лестницы ни в жизнь не забраться, - не, такого любовного размаха среди людей все же нет.
Если мы и отправимся на свидание с возлюбленной, прихватив с собой лестницу, то понадобится она нам для преодоления совсем других преград.
Именно участие "мелкоты" в собачьей свадебной церемонии натолкнуло меня на мысль: а может, открыть Кузе калитку? Понятно, что невесту не "догонит" по причине маленького роста, пусть хоть согреется вместе с другими коротконогими.
И я её открыл.
Кузя как стоял у щели, рыча и лая, так с этим злобным рычанием и лаем рванулся прямиком к невесте. Почему он решил, что имеет право быть первым у сучьего хвоста, почему возомнил себя большим и грозным, почему пренебрег здравым смыслом и принятыми в собачьем племени правилами, в которых конституция передних клыков и размер пасти имеют силу закона выживания?
Возможно, надеялся, что я, как обычно, держу на старте оружие дальнего радиуса действия - метлу, а я о ней и подумать даже не успел. Я же думал, он в кружке мопсов будет тихонько бегать вокруг свадебной постели.
Первым ощетинился жених - тот самый огромный черный пес. И первым же кинулся на Кузю, ударил его в прыжке обеими передними лапами, смял, придавил и стал рвать бахрому на кузиных ушах. Вся стая окружила место схватки и каждый кобель обнажил клыки. Лаяли все, а крошка пинчер возбужденно тявкал.
Но Кузя вырвался, я видел, что он выпрыгнул из под соперника и кинулся ко мне. Я тоже сделал несколько шагов ему навстречу. Черный опять сбил Кузю с ног и придавил, но в этот раз могучий пес посмотрел в мою сторону, и мы опять оказались с ним друг против друга на расстоянии взгляда.
В поселке каждый знает, что к стае собак во время их свадьбы лучше не приближаться. Сколько случаев рассказывали нам, как псы неожиданно набрасывались на тех, кто не ушел с дороги или не посторонился. Дикие они, животные, во время гона. Мы тоже, бывает, бесимся не слабо от любви, так что, это у всех у нас наследственное, но мы сходим с ума - поодиночке, а собаки - стаей, что куда страшней.
Когда я вновь увидел глаза пса, я перестал слышать звуки лая. Как бы всё стихло: только два черных зрачка и больше вокруг никого и ничего. Ни собак, ни Кузи, ни меня на улице. "Отпусти", - я не шептал, я даже рта не открыл. Но мысленно я говорил зрачкам пса: "Отпусти".
Он отвернул от меня морду и перестал рычать. Я тоже глянул по сторонам, чтобы понять происходящее. Лай своры собак продолжался, но на меня никто из них не нападал. Союзники жениха, наверное, ждали сигнала: рвать заступника Кузи в клочья или достаточно того, что каждый в стае проявил свою решимость громким лаем. Черный пес побежал в противоположную от меня сторону - к сучке. И шумная бесноватость его свадебной свиты тут же сменилась на молчаливое безразличие к моей персоне. Да и Кузя их больше не интересовал. Даже самый глупый мопс перестает лаять, когда начальник стаи закрывает пасть.
Сучка, кстати, дожидалась окончания возникшей ссоры в полном одиночестве. Странно, что никто из кобельков не воспользовался удобным случаем и не заскочил на неё, когда жених отвлекся и покинул первую позицию в очереди у её хвоста. Видимо, в среде собачьих самцов нет желающих рискнуть и плохо кончить, поддавшись сиюминутному влечению.
Кузя, почуяв, что опасность миновала, вскочил и, знаете ли, весьма бодро побежал к калитке. Гордость или какую другую радость он не демонстрировал, но был цел и никаких внешних признаков опасных ран не имел. Я лишь во дворе заметил, что с его ушей капает кровь. Уши ему порвали, это точно, но Кузе удивительно повезло, что разбирался с ним только тот умный черный пес, который не доверил это дело мелким шавкам. Те бы загрызли насмерть.
- Что произошло? - спросила мама, когда застала меня за разглядыванием алых каплей на снегу во дворе.
- Кузю катали на собачьей свадьбе, - ответил я.
У нас слово катать применительно к собачьим дракам означало валять какую-нибудь мелкую собачонку в пыли или в снегу. До Кузи мы держали собак крупных пород, поэтому раньше наши всегда катали чужих - это было привычным исходом поединков. Теперь чужие катают нашего - будем привыкать к новому раскладу.
- Где он? - мама забеспокоилась.
- В будку убежал раны зализывать.
- На лапах раны?
- На ушах.
- Как он на ушах будет зализывать? Обработай их сам йодом.
Будка стояла в глубине двора под навесом. Её сколотили для предыдущих сторожей, кои были мощного телосложения и высоки ростом, поэтому маленькому Кузе хватало места в одном углу, а всё остальное пространство мы заполнили сеном. При его лохматости и длинной шерсти он в этом "сеновале" чувствовал себя комфортно в любые морозы.
Заглянул я в его "дверь" - входное отверстие таких размеров, что и взрослый человек мог бы вползти в будку по-пластунски, а там темнота, и никаких признаков живого существа. Хотел рукой в сене пошарить, но не стал: вдруг укусит от помрачения рассудка или избытка чувств после "катания". Собрался бежать докладывать маме, что Кузи во дворе нет, но в углу будки за клочком сена заметил мерцание двух кругляшков - тут Кузя, затаился.
Оставили мы его в покое. Вечером мама попросила вымыть его миску, я налил в нее воды, поставил на плиту в печке, остатки замерзшей утренней каши оттаяли, и я смог так отдраить собачью посудину, что хоть на общий стол ставь - чище наших, фарфоровых, была. Плеснула мама супа в миску, добавила кусочек мяса без костей, что раньше никогда не делала, сдобрила суп молоком и подает миску осторожно мне - отнеси, поставь прямо в будку, чтобы чужие не сожрали.
Отнес, поставил прямо в сено, звал Кузю "к столу", пока суп еще теплый, - он к миске не подошел. Мерцание двух круглых стеклышек я видел, но самого его так и не дождался.
На следующее утро нашел суп замерзшим и нетронутым. Мы эту миску несколько раз отогревали, носили, звали Кузю - всё зря. Если бы не мерцание его глаз в углу, решили бы, что Кузя околел.
Мама меня, конечно, ругала за то, что я Кузю на свадьбу из двора выпустил. Просила рассказать, кто и как его катал. Когда мой рассказ дошел до момента прыжка черного на Кузю, она вскликнула: "Да этот бугай все ребра Кузе раздавил!".
Пришлось мне в рассказе сразу перейти к впечатлению о концовке свадебного торжества, когда Кузя вбегал в калитку бодро, не скуля, и не припадая ни на одну из ног.
- Занеси его завтра в дом, если эту ночь переживет, - попросила мама вечером на вторые сутки.
Ночью, в полной темноте, сняв с печки валенки, я засунул в них босые ноги и, накинув полушубок на голые плечи, побежал смотреть, мерцают ли в ней кузины глаза. Светятся - жив! Выскочил еще раз под утро - жив. Ну, как рассветет, полезу в будку Кузю вынимать.
Около восьми часов утра солнце, наконец, встало. Оделся тепло, но во всё старое - ползать же придется. Стою у будки, размышляю, не надеть ли мне на руки брезентовые рукавицы, которые мелким собакам не прокусить. И показалось мне, что к воротам кто-то подошел: как бы тень в щели мелькнула. Подхожу к доскам, а за ними пес этот черный стоит. Он с той стороны смотрит на меня, а я через щель на него. Как Кузя когда-то, но сверху, потому как я выше Кузи во много раз. И снова мы встретились глазами.
Чего пришел, хочешь поглядеть, как я его в дом понесу? Чего дожидаешься, когда Кузю на берег закапывать понесу? - это я у пса спрашивал. Беззвучно, разумеется.
А тот в ответ хвостом мне вильнул. Один раз, второй, потом сильнее, размашистее. Я ему говорю, уходи, а он хвостом машет. И тут я заметил, что он уже не в глаза мои смотрит, а наклоняет морду, чтобы увидеть кого-то за мной. Поворачиваюсь, а у будки Кузя стоит. И пытается тоже хвостом вильнуть. Не то мне, не то псу за воротами.
В общем, закончилась эта история еще благополучней, чем вы сейчас представили. Во-первых, Кузя через пару дней уже носился по двору, во-вторых, его не надо было держать взаперти, так как он ни на кого больше не бросался, в-третьих, когда почтальонша приносила газеты - Кузя встречал её без злобы и даже приветствовал, подметая шерстью хвоста тротуар у почтового ящика.
Кузю будто перезагрузили. И в темной будке закачали новые программы.
А самое главное, Кузя участвовал во многих последующих свадьбах и был не самым последним в очереди, так как держался рядом с черным псом. Единственный, кому тот это позволял.
Когда мы с братом перевозили маму в Тюмень, вещи ехали в контейнере грузовика, а Кузя - на её коленях в моей машине.
За двенадцать лет от одного "года собаки" до другого изменилось в моей жизни многое. Перемен столько, что порой кажется, одна из моих жизней давно закончилась. Сейчас тянется какая-то другая и - уже не моя.
Но если говорить о Кузе, у него всё сложилось гораздо удачнее. Живет в частном доме у маминого внука, спит в комнате на кресле, миска у печки никогда не замерзает, в миске - щи. В раздорах и стычках не участвует, телевизор смотрит вместе с моим племянником, но от увиденного шерсть дыбом не встает, в отличие от волос на голове представителей людского сообщества.
Живет по-человечески.
Как мы могли бы жить, взглянув в собачьи умные глаза.