Егоров Валентин Александрович : другие произведения.

Киев и Москва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Киев и Москва

Трудные времена 1941 года

Война, которой мы не забудем

   Егоров В.А.
   Тел: 8 (916) 612-7964
   E-mail: val-egorov@mail.ru
  

Книга третья

Часть первая

Глава 1

- 1 -

   Колонну немецких грузовиков "Бюссинг" с бойцами штрафной роты Западного Фронта остановили перед шлагбаумом блокпоста, устроенного заградотрядом НКВД и расположенном чуть ли не на самом въезде в столицу. Затем капитана Любимова, вежливо попросили, грузовики с бойцами с проезжей дороги отогнать на специально отведенную для досмотра автоколонн площадку, которая находилась в метрах ста от шоссе. Площадка со всех была сторон окружена высочайшим забором, через который было невозможно увидеть то, что происходило за его пределами.
   Как только грузовики оказалась за забором, то лица бывших штрафников мгновенно потускнели. Они перестали улыбаться, разговаривать и перешучиваться между собой. Штрафники замерли в ожидании того, что же с ними будет далее происходить. Уж очень этот забор напоминал им заборы спецлагерей недавних бесправных времен, только вокруг этого забора не было вышек с вертухаями и пулеметами. В те времена они были доходягами лагерниками, когда у них не было свободы и помимо отбывания наказания на свежей таежной природе в лагерях, им ничего более не грозило. Сейчас же по лицам этих бойцов можно было бы понять, что они ожидали несколько иного приема или встречи в столице своей великой родины.
   Две недели боев с гитлеровцами во многом изменили их внутренний мир и их понимание сегодняшней ситуации, когда отечество сражалось не на жизнь, а на смерть с врагом, к этому времени покорившему все страны Европы. Даже оставаясь в положении штрафников, именно таким образом бойцы штрафной роты сегодня понимали свое положение в армии и в обществе, они все же не рассматривали самих себя каким-то там уркаганами или репрессированными людьми. За время боев с немцами, бойцы роты сумели превратиться в опытных и много повоевавших красноармейцев, которые сохранили способность сплачивать и давать отпор любому врагу.
   Бойцы сидели на лавках в кузовах немецких грузовиков, с тоской посматривая по сторонам. Ротные командиры во главе с капитаном Любимовым бродили между этими грузовиками, перебрасываясь между собой и бойцами отдельными и ничего не значащими словами. Эти командиры так же, как и их бойцы, не понимали, что сейчас с ними происходит, почему их грузовики загнали на эту площадку?
   Вскоре на этой же площадке появилась еще одна группа командиров, которые были в синей форме войск НКВД. Они повели себя так, как от них ожидали. Прежде всего, эти командиры заинтересовались немецкими грузовиками "Бюссинг". Они начали бродить между грузовиками, с любопытством заглядывая в кабины водителей. С видом профессионалов своими ногами, обутыми в нагуталиненные сапоги, постукивали по шинам колес. Изредка поднимались на колесо и заглядывали в кузов какого-либо грузовика.
   В такие моменты энкеведешники внимательно всматривались в застывшие лица бойцов штрафной роты. Эти бойцы старались всячески избегать встречных взглядов этих энкеведешников. Чаще всего, чтобы не встретиться глазами с этими командирами, бойцы опускали к полу свои глаза и крепко, до белизны, в руках сжимали свои винтовки, карабины и пулеметы.
   Осмотрев все колонну, командиры энкеведешники собрались в небольшую кучку и о чем-то пошушукались. Затем из этой группы выделился майор НКВД, который к тому же, видимо, возглавлял эту группу, глазами он отыскал капитана Любимова и, расправив гимнастерку по поясным ремнем, решительно направился к капитану. В этот момент Артур Любимов беседовал с сержантом Алексеем Молоковым, его начштабом роты. Майор НКВД ловко и браво козырнул капитану Любимову и представился:
   - Позвольте представиться, товарищ капитан, майор госбезопасности Николай Огурцов. Довожу до вашего сведения, что моей группе командиров НКВД поручена встреча и проводы до Москвы вашей роты. До особого распоряжения ваша рота будет располагаться в Покровских казармах города Москвы. В этой связи Лаврентий Павлович обратился к вам, товарищ капитан, с личной просьбой. Нарком полагает, что с тем, чтобы немецкими грузовиками не пугать москвичей, вашей роте следует пешим порядком добираться до Москвы и таким же порядком пройтись по московским улицам. Сейчас бойцам вашей роты подвезут горячий ужин и хорошо накормят перед дорогой. После ужина им будет полезно пройтись по вечернему холодку. Лаврентий Павлович лично обращается к вам и просит о том, чтобы красноармейцы роты свое оружие оставили бы в грузовиках, так как оно им больше не понадобится.
   Артур Любимов на долю секунду задумался, столь неожиданные просьбы энкеведешного майора производили большое впечатление. Выясняется, что высшее руководство НКВД в полной мере не доверяет даже своим особо доверенным лицам. Не зря же в народе говорят, что "горбатого могила исправит". Артур посмотрел в глаза начальнику штаба роты сержанту Молокову, который в этот момент, вероятно, тоже размышлял о могиле и о горбуне. Тот только улыбнулся ему в ответ, утвердительно кивая головой.
   Тогда капитан Любимов подтянулся, пальцами рук провел, как его гимнастерка заправлена под армейский ремень. Затем бодрым строевым шагом он вышел вперед и остановился перед грузовиками, чтобы громким и протяжным голосом скомандовать:
   - Внимание бойцам бывшей штрафной роты! Вы должны покинуть кузова грузовиков, а оружие оставить на своих местах в грузовиках! Для вашей информации, товарищи красноармейцы, сообщаю вам о том, что в ближайшее время вас покормят горячим ужином. Затем рота в полном составе и пешим порядком отправится в Москву, где мы должны остановиться в Псковских казармах. Там нашу роту расформируют, а вас, товарищи красноармейцы, распределят по другим частям и подразделениям Красной Армии. А сейчас приказываю, бойцам роты покинуть грузовики...
   Бойцы один за другим, словно горох, посыпались из грузовиков на землю. Когда последние бойцы роты, это были шоферы, покинули кабины своих "Бюссингов", то их места тут же занимали другие бойцы. Это были ладно скроенные парни в повседневной форме рядовых красноармейцев. Никто ранее этих парней и в глаза не видел, но, видимо, это были водители, прибывшие вместе с группой командиров НКВД.
   Через минуту и чуть ли не одновременно завелись двигатели немецких грузовиков. Немецкие грузовики "Бюссинги" один за другим трогались с места, чтобы тут же покинуть площадку с высоким забором, выезжая в раскрытые ворота. Когда последний "Бюссинг" проследовал через створ этих ворот, то они немедленно снова затворились. Еще некоторое время бойцы и командиры бывшей штрафной роты могли слышать гул работающих двигателей удаляющихся о дороге "Бюссингов". Но вскоре и эти звуки растворились в тишине наступающего августовского позднего вечера.
   Без грузовиков и без оружия красноармейцы почувствовали себя совсем неуютно на этого огороженной со всех сторон площадке. К тому же она имела большой площадь, рота красноармейцев на ней чувствовала себя чрезвычайно вольготно. Когда энкеведешники угнали немецкие грузовики, то ее территория еще более увеличилась, но на этой территории оказалось невозможным найти хотя бы один стул или лавку, на которых можно было по-человечески посидеть и отдохнуть.
   Бойцы и командиры роты оказались предоставлены самим себе, чтобы на этой площадке устроиться с удобством. Дальний угол, по армейской привычке, отвели для оправления нужд человеческого организма, а сами красноармейцы группками распределились вдоль забора там, где еще пробивалась поросль зеленой травы. Красноармеец РККА никогда не отличался особым чистоплюйством или армейским аристократизмом, он обладал редчайшей способностью микроорганизма, везде и повсюду приспосабливаться, чтобы выживать в любых условиях.
   Артур Любимов, вместе с капитаном Евлампиевым, лейтенантами Гавриловым, Немчиновым и начштаба Молоковым, устроился на траве в одном из солнечных уголков забора. Сложив руки на своем затылке, капитан лежал на траве и, прищурив глаза, всматривался в синюю бездонность летнего неба. В этот момент капитан Любимов вспоминал свою первую любовь и свою первую женщину, лейтенанта медицинской службы Дарьюшку.
   Когда рота покидала город Холм, то она внезапно пропала!
   Никто не видел, что с этой девчонкой случилось, куда и как фельдшер роты могла пропасть? Артур думал о том, что жизнь его Дарьи можно было описать очень простыми словами. Жила-была красивая девчонка, которую звали Дарья. После окончания медицинского института она получила звание "лейтенант медицинской службы" и тогда началась война. Эта шаловливая девчонка оказалась хорошим фельдшером, которая во время боев лазала по окопам и спасала жизнь раненым красноармейцам. Однажды ее встретил и полюбил молодой парень инопланетянин, который имел простое русское имя, Артур Любимов. Но этой девчонке и этому парню любовь так и не задалась, вмешалась война и развела их друг от друга.
   Ожидание развития дальнейших событий оказалось делом нудным и тоскливым. От мыслей о своей Дарье капитан Любимов незаметно перешел к мыслям о погибших бойцах его роты. Он почему-то верил в то, что его рота не понесла бы таких больших потерь, если бы не предательство младшего лейтенанта Добродеева. Он тоже бесследно исчез. Чуть ли не в последнюю минуту боя за город Холм, Артур вспомнил о существовании предателя и своему вестовому Боре Нефедову приказал, доставить к нему предателя бывшего младшего лейтенанта Добродеева. Артур специально предупредил Бориса Нефедова, своего вестового, о том, чтобы он был очень осторожным и близко не подходил бы к человеку-предателю, настолько коварным и подлым тот был. Но, видимо, Боря Нефедов чего-то не учел или не обратил должного внимания на предупреждение своего командира, он ушел и вовремя не вернулся.
   Когда бойцы штрафной роты занимали места в грузовиках, рота почти уже была готова покинуть Холм, то Боря Нефедов все еще не возвращался со своего задания. Тогда Артур вскочил на трофейный мотоцикл, чтобы на скорости смотаться в расположение третьего взвода, где в одном из взводных блиндажей взаперти содержали Добродеева. Там на пороге блиндажа, он и нашел труп Нефедова, из спины которого торчал штык от его же винтовки СВТ40. При виде подобного святотатства Артура обуяла жажда мести, желание найти и убить этого гада-предателя, который поднял руку и убил совершенно невинного и молодого парня. Он обегал кругом все ближайшие городские улицы и переулки в поисках младшего лейтенанта, убийцы. Но так никого не нашел и ничего не увидел. Капитану Любимову пришлось и самому на мотоцикле удирать из города Холма, на улицах которого появились немецкие мотоциклисты-разведчики, которые и обстреляли из пулеметов одинокого мотоциклиста красноармейца.
   Эти грустные воспитания капитана были внезапно прерваны приближающимся шумом двигателей нескольких машин. Снова распахнулись ворота, на площадку въехали и сразу же затормозили две полуторки, одна из которых тащила на прицепе армейскую походную кухню. В роту прибыла походно-полевая кухня, персонал которой состоял из одних только женщин.
   Не прошло и мгновения, как командование ротой перешло в нежные женские руки. Женщины тут же заставили красноармейцев таскать и расставлять на площадке раскладные столы и стулья, за которыми могли бы одновременно поужинать почти триста человек. Вся эта, казалось бы, нелегкая работа проделывалась легко и быстро с шуточками и прибауточками.
   Вскоре к шеф-повару, молодой девчонке лет двадцати пяти, начала выстраиваться очередь проголодавшихся молодых парней. Парни шутили, смеялись и говорили девчонке тысячи комплиментов. Вблизи этой девчонки они превращались прямо-таки в уголовников с сексуальными наклонностями. Правда, ничего лишнего они себе не позволяли. Раздатчицы походно-полевой кухни работали столь быстро и сноровисто, что очень скоро очередь сексуально настроенных уркаганов быстро разошлась. Вскоре все бойцы роты чинными рядами сидели за столами и, с видимым аппетитом и невиданной скоростью, работали своими ложками, поглощая вкуснейшийукраинский борщ со сметаной, чесноком и пампушками.
   Также быстро, как и появилась, походно-полевая кухня свернулась - собрала свои столы и стулья и, забросив их в кузов полуторки, исчезла за воротами. Только приятная тяжесть в животе напоминала бойцам роты о желании еще немного отдохнуть и покемарить. Эта тяжесть в желудке напоминала о том, что бойцы роты только что хорошо и вкусно поужинали.
   Через пару минут после ужина на площадке снова объявился майор госбезопасности Огурцов и вопросительно посмотрел на капитана Артура Любимова. Этим своим взглядом майор НКВД напоминал армейскому капитану о том, что штрафной роте пора отправляться в путь-дорогу на Москву. Тогда вперед уже выступил начальник штаба штрафной роты, сержант Алексей Молоков и протяжным голосом скомандовал:
   - Рота в две шеренги становись!
   Бойцы повскакали с травы, бегом начали выстраиваться в отделенные и взводные шеренги. Командиры отделений доложили взводному о наличии бойцов в строю, те в свою очередь рапортовали командиру роты, капитану Любимову, о том, что рота построена и готова к пешему переходу в Москву.
   Артур Любимов прошелся вдоль строя своей роты, вглядываясь в лица ее бойцов. Сегодня в ротной шеренге он уже не встречал бойцов с туманными или отводящими в сторону глазами трусов, дезертиров и каких-либо других подлецов. Сейчас перед ними в шеренге замерли мужественные люди с ясным взором, в которых можно было прочитать, что эти люди многому научились и многое узнали. Главное, бойцы его роты теперь хорошо знали, что они не должны больше подчиняться чужой воле, что они должны сражаться до последней капли крови на поле боя. Бойцы его роты теперь хорошо знали, как постоять за себя и отстаять уважение к себе простых людей.
   За спиной Любимова послышалось легкое покашливание, кто-то пытался привлечь к себе его внимание. Артур, на каблуках, резко развернулся, и оказался лицом к лицу с майором госбезопасности Огурцовым. Легким поднятием бровей, капитан Любимов как бы поинтересовался тем, почему командир НКВД его снова беспокоит? Одновременно глаза капитана наливались свинцом, этим он хотел показать, что ему не нравится столь частое обращение к нему командиров из НКВД. Ведь к этому времени его рота была уже построена и через пару минут пеше-походным порядком должна была отправиться в Москву?!
   Майор госбезопасности Николай Огурцов подошел к Артуру Любимову и, склонившись к его уху, тихо прошептал:
   - Товарищ капитан, в настоящий момент нарком внутренних дел, Лаврентий Павлович Берия, ожидает вас в своем рабочем кабинете Наркомата внутренних дел. Он хотел бы встретиться и обсудить с вами важный государственный вопрос. В этой связи, не могли бы вы оставить роту и поехать вместе со мной. Командование ротой можно было бы поручить, скажем, вашему капитану артиллеристу Евлампиеву. О своей роте и ее бойцах, товарищ капитан, можете не беспокоиться. На всем протяжении пути до Москвы ваша рота будет сопровождаться моими людьми. Они ее доведут непосредственно до ворот Покровских казарм и присмотрят за тем, чтобы во время перехода с бойцами роты ничего бы не случилось.

- 2 -

   Усаживаясь на заднее сиденье легкового автомобиля, Артур Любимов своим внутренним чутьем сразу же догадался о том, что этот автомобиль не был советского производства. Уж больно роскошным оказался его внутренний салон, а сиденье - мягким и чрезвычайно комфортным. Майор госбезопасности Николай Огурцов, с видимым удовольствием, расположился на переднем пассажирском сиденье. Он дождался момента, когда Артур захлопнет свою заднюю автомобильную дверцу, чтобы вежливо, но лаконично бросить водителю наркомовского автомобиля:
   - Наркомат внутренних дел, пожалуйста, товарищ водитель!
   Автомобиль, мощно и коротко взрыкнув двигателем, легко и плавно тронулся с места. Пригородное московское шоссе было мощено крупным и неровным булыжником, поэтому водитель, сберегая автомобиль и его колеса, не стал сразу же набирать высокой скорости, а ехал, осторожно объезжая дорожные выбоины и канавы. Но и такая скорость легкового автомобиля превышала скорость движения одной из колонн военных грузовиков, которую они обогнали. Каких-либо других транспортных средств на этом шоссе не было видно.
   В этот момент Артур Любимов сидел с закрытыми глазами, вспоминая тот вселенский бедлам, который стоял на шоссе Старая Русса - Великие Луки, когда ему вместе с ротными разведчиками пришлось отправляться на встречу с полковником Ивановым. В тот момент все смешалось на этом шоссе, мужчины и женщины, старики и дети, гражданские и красноармейцы. Все эти люди страшно кричали, смотрели в небо и кулаками зло и яростно махали на пикирующие вражеские бомбардировщики и штурмовики. От взрывающихся авиабомб люди на шоссе гибли десятками и сотнями, кровавые ручейки сливались в небольшие реки, а затем эти реки стекали в придорожные канавы. Особенно страшно и пугающе звучали сирены пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс-87", которые одним своим появлением над дорогой сводили с ума бредущих по ней людей с котомками.
   Когда капитан Любимов через мгновение снова открыл свои глаза, то в боковое автомобильное стекло он увидел одну только пыльную обочину Ленинградского шоссе, мощеная поверхность которого стремительно уносилась назад. А само шоссе, по-прежнему, продолжало оставаться пустынным, ни одного гражданского транспортного средства или бредущих по обочине беженцев не было видно. Может быть, это происходило из-за того, что уже была вторая половина дня, на пригород и на сам город вот-вот должна была опуститься вечерняя темнота.
   Как только они миновали московский пригород Химки, а затем переехали через узкий железнодорожный мост через Москву-реку, то шины колес автомобиля тут же ласково зашуршали, на дороге появился асфальт. Ленинградское шоссе в пределах столицы было заасфальтировано одним из первых. Автомобиль сразу же и резко прибавил в скорости. За его окнами замелькали двух и трехэтажные городские дома. Эти дома вскоре сменились громадами жилых и служебных зданий, построенных в стиле буржуазного классицизма, который так уважал Иосиф Виссарионович Сталин.
   Сменилась атмосфера и воздух, Артур Любимов сразу же ощутил, что вернулся домой, в свою родную Москву. Один год учебы на факультете журналистики Московского государственного университета сделал его настоящим москвичом. За год учебы он многое узнал о столице и ее жителях, москвичах. Он подружился с Жорой Жуковым, Николаем Погодиным, Катенькой Воробьевой и с профессором Александр Николаевичем Воробьевым. В этот же момент сознание и память капитана Любимова категорически отказывались вспоминать его арест и пребывание во внутренней тюрьме Наркомата внутренних дел СССР.
   Слева и справа мелькнуло Бульварное кольцо, автомобиль на скорости проехал площадь Пушкина. Вскоре, в самом начале улицы Горького последовал поворот налево, и вот перед ними во всей красоте возникла площадь Дзержинского. Затем перед его глазами появились мощные дубовые двери, которые собственными руками открыл майор госбезопасности Огурцов. Майор, не оглядываясь на Любимова, прошел внутрь здания.
   Старшина, стоявший на часах при входе в подъезд, был в аккуратно отглаженной синей командирской гимнастерке и с фуражкой на голове. Он тщательно проверил командирские удостоверения капитана и майора. Затем взял трубку и позвонил по какому-то внутреннему номеру телефона. Повернувшись к командирам спиной, старшина что-то очень тихо произнес в телефонную трубку. Затем он снова повернулся лицом к ожидавшим его командирам, вежливо им козырнул и, махнув рукой по направлению к ближайшей стене, попросил:
   - Товарищи командиры, прошу отойти в сторону и немного подождать. Скоро за вами придут!
   Ждать действительно долго не пришлось, скоро открылась дверь, ведущая в наркомат, а в ее проеме показался человек, грузинского происхождения. На нем был одет отлично пошитый и ладно сидящий гражданский костюм. Грузин-красавец правой рукой попридержал дверь и гостеприимным голосом с густым грузинским акцентом произнес:
   - Товарищи командиры, прошу проходить и следовать за мной!
   По лестнице все трое поднимались быстрым шагом.
   Единым махом тройка взбежала на четвертый этаж здания наркомата, при этом грузинский красавец не задохнулся и ни капельки не запыхался. Он даже находил время от времени с удивлением поглядывать на обоих командиров, типа, мол, как это у этих парней получается пробежка по лестничным пролетам?! Артур Любимов в свое время мог единым махом и бегом подниматься до десятого этажа любого здания, а вот майора госбезопасности Огурцова спокойная служба в столице подвела, к четвертому этажу он слегка запыхался.
   Пройдя короткий коридор, группа командиров оказалась в громадной приемной, за столами которой сидели величественные женщины секретари, а также крутились, занимаясь своими делами, несколько командиров в синей форме НКВД. Майор Огурцов и капитан Любимов замерли по стойке смирно, сделав всего несколько шагов по красной ковровой дорожке. А сопровождавший их грузинский красавец тут же нырнул за двустворчатую дверь, расположенную чуть левей от входа. На минуту в приемной наркома внутренних дел воцарилась тишина, женщины секретари и командиры НКВД с любопытством рассматривали только что вошедших командиров в приемную наркома.
   Пауза в работе приемной наркома продолжалась очень недолго, раскрылась двустворчатая дверь, и грузинский красавец недвусмысленным жестом руки показал капитану Любимову, чтобы он проходил в кабинет. Переступая, вдруг почему-то отказавшими сгибаться в коленях, ногами, капитан Любимов, ориентируясь только по красному цвету дорожки, прошел в кабинет наркома внутренних дел СССР. Он так и не заметил, как переступил порог кабинета столь высокого начальства. Только Артур внезапно почувствовал, что пространство впереди позволяет ему сделать еще только два шага, после чего ему следует остановиться и поднять голову. Артур так и поступил, он сделал еще два шага вперед, остановился и только затем поднял голову. Далеко впереди виднелся письменный стол, за которым сидел человек в очках и что-то писал на лежащем перед ним листке бумаги.
   В отличие от приемной, кабинет наркома не подавлял человека своей несуразной огромностью, он был большим, но в меру. И в нем имелось столько мебели, сколько было необходимо человеку для работы. Длинный стол для совещаний, небольшой стол на шесть человек для чаепития и приватных бесед, и большой хороший письменный стол для работы над документами. Артур Любимов немного растерялся, он полагал, что хозяин кабинета выйдет из-за стола и пойдет ему навстречу, чтобы пожать руку. Но владелец кабинета продолжал сидеть за письменным столом, не отрывая головы от стола, он продолжал писать. Тонкий скрип перьевой ручки, скребущий по бумаге, достигал ушей Любимова.
   Скрип пера затих и тут же послышался спокойный и мягкий голос Лаврентия Павловича:
   - Так и будешь стоять столбом, капитан, у порога и ожидать, когда тебя пригласят к столу? Вообще-то я не таким тебя представлял, путешественник по мирам, Артур Любимов!
   Когда Артур слышал голос этого человека, то сразу обратил внимания на его какой-то странный и не так уж ярко выраженный "грузинский" акцент. Тут он вспомнил, что перед ним мингрел, а не грузин и все сразу же стало на свои места. А голос Берии убаюкивал и обволакивал, заставлял внимательно прислушиваться к каждому его слову.
   - Ты оказался удивительно способным юношей, мы за тобой наблюдаем вот уже почти целый год, а ты только начинаешь раскрывать перед нами свои таланты. В течение нескольких месяцев от простого мальчишки пройти путь до опытного бойца, воина?! Этого не каждый взрослый мужчина сумел бы сделать, а ты Артур из простого сержанта стал настоящим боевым капитаном. Если бы не ты и не твоя рота штрафников, то сейчас 22-я армия вместе со своим командующим Филиппом Ершаковым куковала бы в окружение за Холмом. Честно говоря, я не ожидал, что штрафники в столь короткое время сумеют переподковаться и стать настоящими людьми и красноармейцами. Но, прежде, честь и хвала их ротному командиру, которому удалось в этих уголовниках пробудить здоровый и здравый дух советского гражданина.
   Лаврентий Павлович поднялся из-за стола и неторопливо направился к Артуру Любимову, застывшему столбом у порога кабинета. Подойдя чуть ли не вплотную к молодому человеку, нарком слегка приподнял голову, на полголовы нарком был ниже капитана, и принялся внимательно его разглядывать. Каких-либо особых мыслей в тот момент у Артура Любимова в голове не было. Он так много слышал плохого об этом человеке, отправившим на тот свет миллионы простых советских людей, что сейчас ему было попросту страшно находиться в его присутствии, этакого человека каннибала
   Игра взглядов продолжалась недолго, Лаврентий Павлович аккуратненько поправил свой гражданский пиджачок, а затем решительно протянул ему свою руку.
   Рукопожатие оказалось по-мужски крепким и коротким!
   - Ну, вот, кажется, и познакомились. Все-таки нормальные люди должны общаться с глаза на глаз, а не вести замогильные переговоры через посредство астрального мира... .
   - Мы тогда с вами в больнице вели виртуально-мысленное общение...
   - Что ты сказал?
   - В больнице я с вами разговаривал через посредство передачи мысленных образов. И вы, товарищ нарком, оказались весьма способный учеником в этой области.
   - Способным, говоришь, учеником? Ну, это мы еще посмотрим?! А ты, между прочим, не умеешь ли читать мысли других людей?
   - Если вы, Лаврентий Павлович, имеете в виду, могу ли я вторгаться в деятельность разума другого человека, с целью выяснения мыслей, глубоко запрятанных от других людей. То смею заверить вас в том, что таких людей не существует и в природе, никому не дано, даже нашему творцу, знать о том, что думает о нем другой человек.
   - Да, Вольф Мессинг нам об этом неоднократно говорил. Между прочим, а ты о нем слышал и не встречался ли с этим провидцем?
   - Никак нет, товарищ нарком.
   - Ну, да ладно, время нас поджимает. Нам пора собираться и отправляться в Кремль. Иосиф Виссарионович хочет на тебя посмотреть и парой слов с тобой переброситься. Ты уж меня не подкачай, молодой человек, мне столько пришлось доказывать необходимость твоего существования?! Наш хозяин, человек строгих правил, а главное не терпит, когда ему говорят неправду!
   Лаврентий Павлович вернулся за свой письменный стол, собрал бумаги аккуратной стопочкой и убрал их в большой многотонный сейф, вмурованный в стену за его спиной. Прежде чем, подняться на ноги нарком внимательно осмотрел поверхность стола, переговорил по телефону, вызывая машину к подъезду. Затем удовлетворенно хлопнул ладонью по столу и поднялся на ноги, готовый отправляться в дорогу.
   За спиной капитана Любимова едва слышно скрипнула открываемая дверь, в кабинете появились четыре красавца мужчины восточной национальности с большими черными усами под крючковатыми носами. Они встали рядом, но чуть в стороне от капитана Любимова, ни в коем случае себя с ним не ассоциируя. Нарком внутренних дел тут же зашагал навстречу этой четверке усачей по красной ковровой дорожке. Получилось так, что Лаврентий Павлович прошел точно по центру между ними, четыре его охранника тут же взяли его в окружение. Капитану Любимову пришлось идти сзади всего этого эскорта, но он не испытал ни малейшей обиды или сожаления по поводу того, что не шел по обок с наркомом внутренних дел.
   В приемной майора госбезопасности Огурцова уже не оказалось. На первый этаж группа эскорта, состоящая из наркома Берии, капитана Любимов и усачей охранников, спустилась на лифте. Причем, для этого никому из членов группы не пришлось покидать наркомовской приемной, в одной из ее стен оказалась дополнительная дверь, через которую все сразу же вышли к лифту с открытыми дверями. Лифт медленно проезжал этаж за этажом, а Артур все это время не отрывал глаз от декора внутреннего салона этого старинного лифта. Стенные зеркала отражали яркий свет самой настоящей люстры, висевшей под потолком, а три стены лифта были украшены плюшевыми и тоже ярко красного цвета диванами. Любимову вдруг захотелось немного напроказничать и на виду у всех посидеть на плюшевом диване, но он не успел этого сделать, лифт достиг первого этажа. Двери лифта раздвинулись, и все пассажиры вышли в небольшую комнатенку, а затем через дверь прошли прямо за спину старшине, застывшему по стойке смирно с ладонью, приложенную к козырьку фуражки.
   На улице давно стемнело, но из-за войны не горел ни один уличный фонарный столб, ни одна лампа. Даже в вестибюле здания наркомата имелось специальное синее освещение, чтобы случайно через открытую дверь свет из подъезда не вырвался бы на улицу. Никто не должен знать, что через эту дверь выходит нарком внутренних дел. Несколько дней назад две тысячи вражеских бомбардировщиков бомбили столицу, она тогда понесла тяжелые потери. Поэтому сегодня меры светомаскировки были драконовскими. С наступлением темноты миллионы жителей города внимательно отслеживали то, как затемнены окна государственных и жилых зданий Москвы. Окна были закрыты темными портьерами так, чтобы ни один луч света не прорвался бы наружу. Автомобиль наркома стоял всего в нескольких шагах от подъезда здания НКВД.

- 3 -

   Поездка в Кремль получилась стремительно-короткой, не успели они отъехать от здания на Дзержинской площади, как уже въезжали в ворота Спасской башни Московского Кремля. Артур Любимов предположил, что это была именно Спасская башня, в основном полагаясь на свое внутреннее наитие.
   В городе бывало настолько темно, что иногда на улицах было трудно что-либо вообще рассмотреть. К тому же сегодня на ночном столичном небосклоне не было видно красавицы и одновременно предательницы Луны. Ночной небосклон был затянут тяжелыми тучевыми облаками. Водитель автомобиля, видимо, так много раз совершал поездки по этому маршруту, что ориентировался, совершенно не включая фары, затянутые синей бумагой для подсветки дороги.
   Проехав Спасскую башню и вильнув пару раз, водитель вскоре остановил автомобиль у какого-то маленького подъезда со стеклянными входными дверьми. Лаврентий Павлович сам открыл дверцу авто, его охрана ехала во втором автомобиле, и вышел наружу. Он подождал немного, чтобы Любимов, сидевший на переднем сиденье, мог бы к нему присоединиться, и они вдвоем прошли в двери стеклянного подъезда. Несколько шагов и внезапно появившийся свет так резко и болезненно ударил в глаза Берии и Любимову, что им пришлось на некоторое время зажмуриться.
   В этом подъезде документы у них обоих проверял командир в звании "майор". Ему потребовалась доля секунды на то, чтобы, взглянув на удостоверение наркома внутренних дел, согласно кивнуть головой и его вернуть Лаврентию Павловичу. Но на изучение командирского удостоверения капитана Любимова майор потратил не менее трех минут, он тщательно рассмотрел фотографию и чуть ли не пальцами ощупал каждую его страничку. Все это время Лаврентий Павлович простоял в стороне, терпеливо и безропотно ожидая окончания проверки документов Любимова, не выказывая при этом какого-либо нетерпения или претензий к работе майора. Майор вернул удостоверение личности Любимову, сказав, что он может проходить.
   Они вдвоем с наркомом по лестнице поднялись на второй этаж, чтобы затем долго идти по длинному и мрачному кремлевскому коридору. Только один раз в этом коридоре им повстречалась молодая женщина, которая куда-то спешила. Она пронеслась мимо них, даже не оторвав взгляда глаз от пола коридора. В этот момент Артур подумал о том, что стены коридора были специально покрашены именно в такой суровый цвет, чтобы люди не думали о своем личном, а думали только о государственных делах.
   В какой-то момент они остановились перед невзрачной дверью, которая ничем не отличалась от других дверей этого мрачного коридора. На двери не было никаких надписей, а имелся один лишь порядковый номер. Лаврентий Павлович уверенно взялся за ручку, ее повернул и они оказались в приемной, размеры которой поражали своими размерами. Артур Любимов успел только заметить, как за тремя письменными столами работали секретари, а пара человек с папками в руках сидели на стульях в правом углу, видимо, чего-то ожидая. В этот момент перед ними оказался коренастый, невысокого роста и совершенно лысый человек. Он широко улыбался, но его глазами при этом оставались холодно-ледяными и невозмутимыми. Послышался несколько хрипловатый голос этого лысого человека:
   - Лаврентий Павлович, вы, как всегда, вовремя! Он уже вас ждет!
   Не ожидая ответа наркома, человек развернулся и зашагал к другой двери, находившейся в противоположной стене. На секунду лысый человек задержался перед двухстворчатой дверью, затем взялся за обе ее ручки и широко распахнул дверь перед гостями. Проделал он это с некоторой небрежной ловкостью и профессионализмом царского камергера. По всему чувствовалось немалые годы тренировки и работы в этом направлении. Но комната, порог которой Артур вместе с Лаврентием Павловичем перешагнул, оказалась не сталинским кабинетом, а кабинетом охраны. За столом сидел генерал Власик и хмуро смотрел на входящих. Его губы зашевелились и сложились в нечто похожее на улыбку, когда он узнал наркома внутренних дел. Всесильный нарком и всесильный сталинский охранник явно не любили друг друга, только и смог отметить капитан Любимов. В это время он вместе с наркомом внутренних дел уже проходил в другой кабинет.
   Первое на что Артур Любимов обратил внимание, перешагнув порог этого кабинета, так это было то, что он своей площадью был значительно меньше приемной, да и к тому он имел ярко выраженный жилой вид. Словно в нем временами не работал, а постоянно проживал какой-то человек.
   Затем Артур был вынужден прекратить осмотр и изучение кабинета великого вождя советского народа, так как Иосиф Виссарионович Сталин уже стоял перед ним. Он был невысокого роста, слегка рыжеволосым человеком, на плечах которого был серый китель френч, а также брюки, заправленные в голенища юфтевых сапогов. Одним словом полная смесь цивильной и военной одежды. Иосиф Виссарионович пожал руку Лаврентию Павловичу и добродушно похлопал его по плечу. Затем он подошел к Артуру и пару минут разглядывал молодого командира РККА. Иосиф Виссарионович вдруг радостно улыбнулся и радушно протянул капитану руку. Рукопожатие получилось крепким, дружеским и долгим.
   Затем хозяин кабинета сделал шаг назад и, еще раз осмотрев юношу в полевой армейской форме, широким гостеприимным жестом пригласил Лаврентия Берия и Артура Любимова устраиваться за длинным столом для совещаний. Лаврентий Павлович уверенно прошел в начало стола и сел на стул по правую сторону от Иосифа Сталина. Артуру Любимову пришлось садиться спиной к окну, по левую сторону от вождя. Иосиф Виссарионович сел в кресло, стоявшее посредине и во главе всего этого стола, он комфортно откинулся на спинку кресла и весело сказал:
   - Ну, что, Лаврентий, может быть, дадим слово молодым. Попросим нашего несколько необычного гостя рассказать о том, как оно там на фронте. Почему мы отступаем, и почему наши красноармейцы сотнями тысяч сдаются в плен врагу? Давайте, товарищ капитан, начинайте рассказывать, а мы, старики, внимательно послушаем вас.
   И тогда Артур Любимов решился и начал рассказывать правду и свои мысли о недавних военных приключениях. Казалось бы, и говорить было особенно не о чем, но рассказ продолжался около часа. Иосифа Виссарионовича Сталина очень заинтересовал один эпизод рассказа Артура, когда он говорил о защитниках Брестской крепости. В этот момент Сталин пару раз многозначительно переглядывался с Лаврентием Берия.
   Еще в ходе рассказа Любимова о приключениях в тылу врага Иосиф Виссарионович прервал его, чтобы поинтересоваться его мнением о том, что же на деле собой представляет немецкий солдат?! Следовало бы сказать, что Иосиф Сталин все же был крайне удивлен словами Любимова, когда тот заговорил о том, что средний немецкий солдат имеет лучшую боевую и психологическую подготовку, чем средний красноармеец. Но Артур Любимов, не обращая внимания на то, что Сталину не очень-то понравилось первое такое его обобщение, заявил о том, что средний немецкий офицер имеет лучшую подготовку, чем средний командир РККА.
   Во многом, объяснял Любимов, это произошло потому, что любой немецкий офицер, прежде чем получить офицерское звание в обязательном порядке должен был пройти шестимесячный курс подготовки рядового стрелка вермахта. Сегодня наши красноармейцы и командиры только в отдельных случаях проявляют настоящий военный профессионализм в боях с немцами. Потребуется год, полтора года боев с вермахтом на то, чтобы в РККА сформировалась бы и окрепла новая, более инициативная плеяда командиров и генералов, которые Красную армию приведут к победе над нацизмом.
   - Одним словом, ты хочешь сказать, что мы оказались не готовыми к такой тоталитарной войне с нацизмом не по тому, что у нас плохое вооружение, бронетехника или самолеты, а потому, что мы неправильно готовили к войне своих людей, армию и народ? - Поинтересовался Иосиф Виссарионович.
   - Товарищ Сталин, позвольте мне только привести один пример в защиту своей позиции. Вы хорошо знаете о том, что сейчас наши красноармейцы в большинстве своем вооружены винтовками СВТ38 или СВТ40. У меня тоже была такая винтовка, снайперская винтовка СВТ40. Про эту винтовку я могу сказать одно только хорошее, что это вполне современное оружие. Она легка, удобная в обращении, из нее можно стрелять на расстояние до полутора километров. Магазин винтовки вмещает до десяти патронов. Но красноармейцы не любят этого оружия, они часто бросают их на поле боя, предпочитая иметь устаревшие трехлинейки Мосина. Спрашивается, почему?
   - Любой красноармеец на этот вопрос вам ответит, что новые винтовки боятся грязи, что по этой причине они часто выходят из строя. Но почему же тогда, немецкое командование аккуратно подбирает СВТ38 и СВТ40 на поле боя, складирует и хранит их в специальных арсеналах. Причем, этим оружием оно вооружает свои пехотные и эсэсовские подразделения. Казалось бы нонсенс, да и только? Но ответ на этот вопрос прост, данные винтовки весьма чувствительны к своевременным качественным смазкам. Наш красноармеец, прошедший курс молодого бойца, не в состоянии технологически правильно эксплуатировать эти винтовки. Подготовка немецких солдат не имеет подобных проблем.
   - М-да, интересные ты, капитан Любимов, рассказываешь нам вещи. А главное, ты так молод и так много знаешь! Но и я должен откровенно признаться в том, что все то, о чем ты нам рассказывал, помогает нам с Лаврентием разбираться во многих ранее не понятных вещах. Так мы начинаем понимать, что происходило и сейчас происходит на фронтах? Почему наши красноармейцы и командиры, в обучение которых мы столько вложили столько сил и средств, терпят одно поражение за другим. Теперь мне хотелось бы тебя послушать о том, как воевала твоя штрафная рота и что ты предлагаешь нам с ней делать.
   Рассказ о штрафной роте уложился в двадцать минут, но вопросов со стороны Сталина и Берии было очень много. На этот раз они интересовались вопросами, имеющими отношение к боевым действиям роты, батальона, полка, дивизии на фронте. И снова Артур Любимов высказывал свое личное мнение, которое в чем-то нравилось и в чем-то не очень-то нравилось Сталину.
   А именно, когда Артур заявил, что фронт не должен все имеющиеся в его распоряжении дивизии, без резерва и эшелонированной обороны, тонкой линией на передовой противопоставлять противнику, то Иосиф Виссарионович довольно-таки резко заявил, что это классика оборонительной войны. На что Артур Любимов сказал, что сегодня другие времена, когда в войне побеждает тот, кто имеет больше танков и правильно ими командует. Концентрируя танки и артиллерию, можно легко прорывать линейные обороны противника. Поэтому такое линейное построение войск покрывает, разумеется, зону обороны фронта. Но этот фронт уже неспособен выдержать малейшего удара бронетанкового кулака противника, он обязательно развалиться. Артур Любимов считал, что наши фронты должны научиться строить боле глубоко эшелонированную оборону, выдвигая в переднюю линию опытные, умевшие хорошо стоять в обороне дивизии. А в резерве фронт должен иметь специальные ударные армии и корпуса, способные прорывать оборону противника.
   - А что такому командующему фронту следует делать, когда он, построив такую глубоко эшелонированную оборону, узнает о том, что противник прорвал его фронт на участке, который имел боле слабую оборону? - Поинтересовался Лаврентий Павлович.
   - Командующий обладает правом осуществлять любой маневр имеющимися в его распоряжение войсками. Поэтому он вправе маневрировать своими ударными армиями и корпусами, в случае прорыва противником его фронта. Когда я вам рассказывал об этой проблеме, то имел в виду тот хаос, который творился на стыке двух фронтов Северо-Западного и Западного. Там нашей роте пришлось повоевать с немцами. Командующие этих фронтов прилагали неимоверные усилия, чтобы восстановить линию обороны фронта на всем ее протяжении. Они были вынуждены в течение одного только дня по несколько раз перенацеливать движение своих дивизий. Когда та или иная дивизия прибывала на положенную точку фронта, то она не успевала даже окопаться, как немцы наносили по ней удар бронированным кулаком. Во фронте тут же образовывалась очередная дыра-прорыв немецких войск.
   - Хорошо, - оживился Иосиф Виссарионович, - по крайней мере, мы снова встретились, и нам удалось выслушать твое мнение по интересующим нас вопросам. Твои мысли очень интересны и, я бы сказал, весьма познавательны. Ты, молодой парень, впереди у тебя большое будущее, но имей в виду, что с этого момента я не буду спускать с тебя глаз. Пока ты, Артур, останешься в подчинении наркомата внутренних дел, но твою штрафную роту мы все расформируем. Нам нужны знающие и побывавшие под огнем противника красные командиры. Так, что отправляйся в Покровские казармы и попрощайся с бойцами своей роты. Правда, пока можешь оставить за собой небольшую группу бойцов, которым особо доверяешь. Тебе вскоре предстоит выполнить мое небольшое поручение. Ну, так ты иди, а мы с Лаврентием Павловичем сейчас послушаем доклад генштаба, маршала Шапошникова, который ожидает в приемной. А нам с тобой еще предстоит немало встреч и разговоров.

Глава 2

- 1 -

   Рота уже крепко спала, ее бойцы видели вторые сны, когда капитан Любимов прибыл в Покровские казармы. Водитель наркоматовского автомобиля оказался настолько вежливым человеком, что вызвался проводить Артура до КПП Покровских казарм. Любимов, разумеется, отказался от такой помощи и до казарменной караулки дошел самостоятельно.
   В караул на КПП уже заступили красноармейцы его роты, капитан Любимов с ними поздоровался, крепко пожав каждому бойцу руку, а затем он поинтересовался тем, как Покровские казармы приняли его роту, чем бойцов кормили на ужин?! Караульные, перебивая друг друга, со смехом и прибаутками рассказали ему о том, что военный и гражданский персонал Покровских казарм принял их очень гостеприимно. Первым делом была организована общая помывка, после которой красноармейцев и командиров роты переодели в новое обмундирование, а затем всех накормили горячим и вкусным ужином. Вовремя прозвучал сигнал отбоя, который был исполнен живым горнистом, после которого красноармейцы разошлись по взводным спальням и сейчас впервые за последние месяцы спят, как младенцы, раздетыми и на чистом постельном белье.
   После разговора с караульными капитан Артур Любимов почувствовал, как усталость обрушилась на его плечи, голодный червяк завозился у него в желудке. Перед сном было бы не худо чего-нибудь перекусить горяченького. Проходя по коридору мимо поста дневального, Артур хотел было у него поинтересоваться, чтобы узнать, где располагается столовая и как он мог бы до нее добраться. Но в этот момент хорошо знакомый голос, принадлежащий ефрейтору Бове, прозвучал у него за спиной:
   - Не надо останавливаться, товарищ капитан! До кухни я вас сам провожу! Сейчас в столовой собрались все командиры нашей роты! Они с нетерпением ожидают твоего возвращения, хотят услышать последние новости. Каждому из нас хочется знать, что с ним будет завтра?!
   В казарменной столовой все еще оставался накрытым белой скатертью один столик, за которым расположились шестеро ротных командиров, - командиры взводов лейтенант Гаврилов и рядовой Снегирев, начштаба сержант Алексей Молоков, лейтенант Немчинов, капитан Евлампиев, а также командир взвода управления рядовой Морозов. Пожав руки друзьям и приятелям, капитан Любимов присел на свободный стул, специально для него приготовленный. Он с явным сожалением посмотрел на тарелку с остывающими зелеными щами, на серую треску с картофельным пюре и на граненый стакан с холодным компотом. Он хорошо понимал, что ужин может еще немного подождать, собравшиеся же командиры прямо-таки умирают от желания узнать о новостях, которые он с собой принес.
   - Да, ты ешь, Артур, ешь! Мы еще немного можем подождать! У нас вся ночь впереди, да утром спешит некуда, так что всегда успеем выспаться! - Проговорил Алексей Молоков.
   Но по его глазам Артур хорошо видел, что этот человек многое бы отдал за то, чтобы, как можно скорее, узнать, что же с ним произойдет завтра. Не смотря на уговоры друзей, капитан Любимов решительно отодвинул от себя тарелку с зелеными щами, и начал рассказ о том, что же с ним происходило в сегодня. Он в деталях описал обстановку кабинетов Берии и Сталина, к чему руководители государства и партии проявляли интерес, какие они задавали вопросы?! Закончил свой рассказ Артур словами о том, что завтра утром к ним в казарму приедет нарком внутренних дел СССР, Лаврентий Павлович Берия, который лично красноармейцам и командирам его роты объявит о том, кто и куда они будут распределены. Правда, в этот момент он ни словом не упомянул о том, что скоро ему поручат новое боевое задание. Капитан хорошо понимал, что в этом случае его друзья и товарищи постараются приложить немалые усилия для того, чтобы перебраться к нему, в новое подразделение.
   Командиры были удовлетворены полученной информацией, они, накоротко перебросившись парой слов по этому поводу, покинули столовую и отправились спать. С капитаном Любимовым остался один лишь ефрейтор Бове, но на этот раз эта помесь орангутанга с человеком хранила полное молчание, только изредка бросая короткие взгляды на своего командира. Таким образом, капитан Любимов, наконец-то, получил возможность спокойно поужинать. В тот момент окончательно остывшие щи Артуру показались удивительно вкусными.
   На следующее утро вовремя не прозвучал сигнал общей побудки, исполняемый армейским горном. Это утро приказом по роте было объявлено частью выходного дня для всех красноармейцев и командиров бывшей штрафной роты. Они могли оставаться в постелях столько времени, сколько пожелают, но не имели права покидать Покровские казармы. На поздний завтрак бойцов вели не повзводно, а они шли сами небольшими группами, по несколько красноармейцев в каждой. Одним словом, в то утро штрафникам позволили почувствовать, что они люди. Это утро действительно получился выходным и воскресным, когда красноармейцам позволили отдыхать и лентяйничать практически все утро до обеда!
   Что же касается чувств и ожиданий самих красноармейцев и командиров роты, то в то утро они жили одним только ожиданием, когда в Покровские казармы приедет нарком внутренних дел СССР, Лаврентий Павлович Берия. Им страшно хотелось узнать о том, что он им скажет, куда и кем пошлет дальше служить?! Эта тематика ими была уже тысячу раз обговорена самими красноармейцами, добавить чего-либо нового к этой теме было невозможно, поэтому молчаливые красноармейцы и командиры от нечего делать склонялись по коридорам казармы. При этом все они выглядели по настоящему потерянными и растерянными людьми.
   Где-то в районе одиннадцати часов на учебном плацу Покровских казарм началось какое-то движение.
   Там неожиданно для всех появились столы и стулья, которые красноармейцы из других рот начали расставлять аккуратными рядами, словно парты в школьном классе. Затем на плацу появились грузовики с тентами, кузова которых были загружены бумажными папками с номерами и фамилиями. Эти папки выгружали неразговорчивые красноармейцы в синей энкеведешной форме, которые тут же стопы этих папок разносили по столам. Как только грузовики были разгружены, то они отъехали в сторонку и выстроились там аккуратным рядком. А вокруг столов с папками был выставлен вооруженный караул из тех же красноармейцев в синей энкеведешной форме. Вскоре на плацу появились военные командиры с эмалевыми ромбами в петлицах, это были военюристы. Командиры попытались подойти к столам с папками, но охрана их не допустила. Тогда военюристы принялись без дела слоняться по плацу, стараясь, как можно дальше, держаться от штрафников.
   Наступило время обеда, но пока еще не поступало достоверной информации о времени прибытия в казармы наркома внутренних дел. Тогда капитан Любимов проявил инициативу и приказал повзводно кормить красноармейцев и их командиров своей роты. Он также вежливо предложил пообедать и новоприбывшим командирам. Те довольно-таки охотно приняли предложение капитана Любимова и быстро перекусили в столовой казармы. Вскоре они снова толклись на казарменном плацу, боясь даже на минуту отойти в ближайшую тень с раскаленного солнцем асфальта.
   Чуть ли не сразу после обеда, в голове капитана Любимова неожиданно прозвучала нежная трель колокольчика. Он, действуя уже по наитию, тут же приказал роте выстроиться в три шеренги на плацу. Как только красноармейцы образовали эти шеренги, раскрылись казарменные ворота, и на учебный плац Покровских казарм выехали три американских автомобиля "Паккард".
   Лаврентий Павлович Берия вышел из салона второго автомобиля и тут же направился к тому месту, которое еще в дореволюционные времена использовалось старшим командиром Покровских казарм для наблюдения за муштрой солдат на плацу. Поднявшись на подиум, нарком повернулся лицом к выстроившейся роте, бойцы которой в этот момент замерли по стойке смирно. Артур Любимов хорошо видел, как преобразился Лаврентий Павлович, он перестал быть тем неприметным советским гражданином, которым любил прикидываться, в нем вдруг проявилась некая властность и... непонятное ожидание. Он стоял на подиуме и через обычное гражданское пенсне всматривался в лица красноармейцев и командиров бывшей штрафной роты.
   В этот момент капитан Любимов снова почувствовал, как внутри его рождается ощущение того, что он не должен тянуть время, а должен действовать. Удивляясь тому, что его никто заранее ни о чем подобном не предупреждал, Артур сделал шаг вперед и, развернувшись лицом к шеренгам красноармейцев и командиров, громко и протяжно, как на параде, скомандовал:
   - Штрафная рота на наркома внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, товарища Берия, равняйсь и смирно!
   Строй штрафной роты слега вздрогнул и подтянулся. Двести сорок красноармейцев командиров стали прямо-таки глазами поедать Лаврентия Павловича Берия. Нарком, ощутив тяжкую весомость взгляда этих людей, слегка подтянулся, немного подобрал свой гражданский животик и выпятил вперед грудь. Правую руку он машинально подтянул к краю своей знаменитой шляпы, которую очень напоминала шляпу американского ковбоя. Одним словом, сейчас он чем-то напоминал некого французского императора.
   Капитан Любимов, высоко подбрасывая ноги, чуть ли не на уровень своего поясного ремня, прошел до середины строя роты. Там он сделать четкий разворот налево, точнехонько на девяносто градусов, чтобы тем же "прусским шагом" пройти непосредственно к наркому внутренних дел СССР. За несколько шагов до подиума капитан Любимов остановился, ловко и громко щелкнул каблуками сапог. Приложив ладонь правой руки к козырьку своей фуражки, капитан Любимов громким командным голосом начал рапортовать:
   - Товарищ нарком внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, по вашему приказанию бойцы штрафной роты построены! Больных и отсутствующих - нет. Командир штрафной роты, - капитан Артур Любимов.
   С явной благодарностью посмотрев на капитана Любимова, Лаврентий Павлович прошел вперед и встал перед шеренгами красноармейцев и командиров роты. Капитан Любимов тенью сопровождал Лаврентия Берия, поэтому он хорошо слышал, как нарком внутренних дел начал свое выступление. По непонятным причинам Лаврентий Павлович был очень взволнован, но говорил лаконично и очень понятно тем красноармейцам, которые стояли перед ним в ротном строю.
   - Товарищи командиры и красноармейцы Рабоче-крестьянской Красной армии! Я решил приехать к вам в казарму с тем, чтобы лично сообщить о том, что с этой минуты приостанавливаются исполнение приговоров и вердиктов, вынесенных и наложенных на вас гражданскими судами или военными трибуналами. Вам будут возвращены прежние воинские звания, вы будете направлены на командирские должности в действующую армию. Но хотел бы вас предупредить о том, что вам прежде, товарищи красноармейцы и командиры, придется пройти процесс документальной реабилитации. Со мной к вам прибыли военюристы, которые в обязательном порядке встретятся с каждым красноармейцем и командиром. У них имеются ваши судебные дела, они законным образом оформят пересмотр судебных решений по вашим делам с тем, чтобы снять судебный приговор или приостановить исполнение вердикта трибунала. Мы пошли на этот ускоренный пересмотр ваших судебных дел только по причине героизма, проявленного вами при обороне города Холм. Но, если вы снова окажетесь под судом или трибуналом, то будете строго наказаны по общей совокупности совершенных вами преступлений. К врагам отечества у нас жалости никогда не было и не будет!
   После этих слов Лаврентий Павлович отошел назад, на ходу глухо бросив капитану Любимову:
   - А теперь, капитан, вы можете снова командовать!
   Артур Любимов набрал в легкие больше воздуха и снова громко и протяжно скомандовал:
   - Штрафная рота для торжественного прохождения перед наркомом внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, товарищем Берия, шагом м-а-р-ш...
   Ни красноармейцы, ни командиры роты капитана Любимова никогда раньше не совершали торжественных проходов перед высшими государственными лицами. Поэтому капитан Любимов в душе был уверен в том, что такое прохождение его рота проведет с ошибками или недочетами. Но вопреки ожиданиям, его бывшая штрафная рота своим парадным прохождением и печатанием шага не испортила настроения наркому внутренних дел. Лейтенант Гаврилов, командир первого взвода, оказался большим любителем и знатоком такой солдатской шагистики. Он шел впереди роты, забрасывая ноги выше пояса, что следующие за ним красноармейцы только следовали его примеру, сохраняя заданный им ритм и такт. Единственные, кто действительно мог бы испортить настроение наркому своим парадным прохождением перед его взором, были разведчики ефрейтора Бове.
   Все они были выходцами из простых уголовников, большинство их в действующую армию попали по ошибке военкоматов. Поэтому парадным шагом они ходить не умели, да и не хотели! Перед Лаврентием Павловичем они прошли стадом баранов и без общего строя. Но к этому времени Берия очень понравилось то, как капитан Любимов управлялся со всем этим балаганом уголовников и штрафников. К тому же он спешил на очередное совещание и Лаврентий Павлович не стал столь придирчиво воспринимать тот театр, который ему устроили разведчики Бове. В какой-то момент этого спектакля Лаврентий Павлович повернулся к капитану Любимову, взял его под локоток и так осторожненько повел к своему автомобилю. По ходу движения он тихо и доверительно нашептывал молодому капитану, которому явно протежировал:
   - Артур? штрафной роты уже больше не существует. Ты, капитан, уже больше не командир этой штрафной роты. До позднего вечера наши военные юристы будут заниматься твоими бывшими красноармейцами, в этой связи оформляя соответствующие документы. Ты же можешь смело приступать к выполнению поручения Хозяина. Вечером от него я получу указания касательно целей и задач этого поручения. Ты же тем временем займись отбором бойцов и командиров в свою группу. Бери парней, которых знаешь и с которыми хотел бы работать. Советую присмотреться к ефрейтору Бове, по моему мнению, очень интересная личность. Сегодня ему присвоят звание капитана, и его хотят направить на работу в ГРУ, командиром взвода тактической разведки. Но мне почему-то кажется, что именно Бове и его взвод уголовников наиболее подходит тебе в выполнении твоего нового задания. Да, между прочим, пока у тебя имеется свободное время, то ты мог бы посетить полковника Воробьева и его управление. Было бы совсем неплохо, если бы вы обменяетесь информацией, чтобы каждый из вас был бы в курсе того, чем другой в данный момент занимается. В заключение разговора я хотел бы тебе передать большой привет от Алексея Карпухина, который стал уже совсем своим человеком у немцев. Этот парень очень жалеет о том, что судьба вас развела по разные стороны баррикады, что ему приходится работать в одиночестве. Это, примерно, все, Артур, что я хотел бы тебе рассказать. Ну, ты, разумеется, хорошо понимаешь, что эта информация строго секретная и не предназначается для чужих ушей.
   Когда они подошли к автомобилю, то один из наркомовских охранников усачей перед Берией услужливо распахнулся заднюю автомобильную дверцу. Лаврентий Павлович остановился у дверцы автомобиля и, слегка приподняв голову, посмотрел в глаза молодому капитану и тихо, чтобы охранники не слышали, произнес:
   - Сердце мне подсказывает, парень, что следующий раз мы встретимся, когда ты вернешься в Москву после выполнения поручения Хозяина. Наверное, у вас, у военных, не принято друг другу желать удачи в военную пору. Плохая примета, вы говорите, но я глубоко гражданский человек. Поэтому в приметы особо и не верю, но хочу тебя попросить об одном, чтобы ты все-таки вернулся бы домой живым и здоровым. Да и Хозяин, вероятно, будет рад снова с тобой встретиться, он так и говорил мне о том, что... . Извини, Артур, но, вероятно, еще рано нам говорить об этом. Да и последнее, сегодня указом народного комиссара обороны тебе, парень, присвоили официальное звание "полковник войск НКВД". Но ты, Артур, получаешь исключительное право на то, чтобы на воротничке гимнастерки или кителя носить любые шпалы, ромбы, которые, по твоему мнению, тебе потребуются при выполнении заданий, которые будешь получать от меня или от Хозяина.

- 2 -

   К концу дня только что расформированная штрафная рота начала постепенно преображаться. Все началось с того, что на уголках отложных воротников гимнастерок рядовых красноармейцев начали появляться треугольники, ромбы и даже шпалы. Интересная получалась картина, рядовой красноармеец вдруг становился полковником артиллеристом или майором танкистом. Главное заключалось в том, что начали меняться сами красноармейцы. Если раньше почти поголовно они были забитыми парнями или мужиками, то сейчас становились нормальными командирами РККА.
   В коридорах Покровских казарм зазвучал нормальные человеческие голоса, а более не слышались орущие матерщину голоса младших командиров и дневальных. В ожидании отправления в новые воинские части лейтенанты, капитаны, майоры и полковники бродили по коридорам казармы, тихо беседуя между собой о местах своей новой службы.
   Одни только бойцы взвода разведки бывшей штрафной роты ходили, словно в воду опущенные. Никто их никуда не вызывал, никто с ними не беседовал и никто им не предлагал продолжить службу в РККА. Такое отношение к ним, по пониманию разведчиков, было плохим предзнаменованием. Завтра, по-прежнему, оставалось для них далеким и смутным.
   Ефрейтор Бове, не выдержав тягомотины всего происходящего, а также накала отношений в своем взводе разведки, побежал к капитану Любимову, плакаться в рубашку и жаловаться на несправедливость судьбы. По словам ефрейтора, если разведчики воевали вместе с красноармейцами, получившими реабилитацию и восстановленным в своих прежних воинских званиях, вместе с ними проливали кровь в боях с врагом, то и они должны были бы вместе с этими людьми разделять плоды победы.
   Артур Любимов, не зная, как можно было бы успокоить чересчур взволнованного ефрейтора орангутанга, ему прямо заявил о том, что взвод разведки не будет расформирован. Что этот взвод в полном составе поступает в подчинение ГРУ, руководство которого уже согласилось с тем, чтобы взвод тактической разведки временно перешел бы в его, капитана, подчинение. Затем, осмотревшись по сторонам и убедившись в том, что поблизости никого не было и их нельзя подслушать, Любимов на ухо своему волосатому орангутангу другу прошептал о том, что с этих пор ему придется отзываться на обращение "товарищ капитан". Что все его разведчики станут кадровыми красноармейцами, всем им будет присвоено звания младших и средних командиров РККА.
   Не смотря на полную секретность перешептывания капитана Любимова с ефрейтором Бове, об этой новости мгновенно узнали все бывшие бойцы штрафной роты. Новость о разведчиках и о том, что капитану Любимову будет поручено новое задание, мгновенно разлетелась по Покровской казарме.
   Полковники Молоков и Снегирев, а также лейтенант войск НКВД Немчинов тут же разыскали капитана Любимова. Загнав его в темный угол, они обратились к нему с личными просьбами о своем переводе в его формирующееся подразделение. Эта тройка хотела бы всем вместе воевать на одном фронте. Артур смотрел на лица своих друзей, было очень приятно осознавать то, что боевые друзья не хотят с ним расставаться. Но капитан Любимов решительно отказал обоим полковникам. Он полагал, что они больше пользы принесут родине, командуя крупными войсковыми и специальными соединениями РККА. В отношении же лейтенанта НКВД Немчинова он обещал подумать. Ведь, сегодня лейтенант НКВД Немчинов из-за отсутствия каких-либо судимостей не попадал под пересмотры судебных дел и своего командирского звания не восстанавливал.
   Сразу же после ужина Любимов позвонил полковнику Воробьеву и договорился с ним о встрече. Когда он дошел до здания наркомата внутренних дел на Лубянке, то было около десяти часов вечера. Во многих окнах этого здания горел свет, свидетельствующий о том, что большинство сотрудников наркомата находятся на рабочих местах. В договоренном месте, на углу здания наркомата его уже дожидалась девчонка блондинка, на которой была светлая блузка и до колен черная юбка. Артур вежливо представился девушке, а в ответ услышал, что секретаршу полковника Воробьева зовут Наталья Васильева. Она пришла, чтобы его встретить и проводить до кабинета полковника Воробьева, начальника управления Наркомата.
   Оказалось, что управление полковника Воробьева находится не в главном здании наркомата внутренних дел СССР, а в одном из зданий, расположенных на противоположной стороне площади. Вскоре новое командирское удостоверение Артура Любимова, которое ему привез и передал один из телохранителей Берии, проверял молодой, невысокого росточка лейтенант НКВД, который быстро просмотрел и практически тут же вернул удостоверение хозяину, хмыкнув и сказав при этом:
   - Прошу прощения, товарищ капитан, но у вас проход всюду! Я впервые в жизни вижу удостоверение с таким мощным "вездеходом"!
   Старым и скрипучим лифтом они поднялись на восьмой этаж здания, где снова был расположен внутренний пост для проверки документов. Капитан, стоявший на этом посту, внимательно изучил документ лейтенанта Васильевой, а капитану Любимову он просто козырнул, приглашая его проходить.
   В коридоре Артур Любимов чуть ли не нос к носу столкнулся с каким-то мужчиной в военной форме и с погонами генерал-лейтенанта на плечах. Тот внезапно замер на месте, вперив взгляд своих бесцветных глаз в капитана Любимова. Артур этого уже не видел, они с Натальей Васильевой скрылись за поворотом коридора и уже входили в приемную кабинета полковника Воробьева. Она по сравнению со сталинской приемной была раз в двадцать меньше по своей площади. И не смотря на то, что в приемной начальника управления с большим трудом могли бы разойтись два человека, в этой приемной уже были три человека, которые чего-то ожидали и были одеты в гражданские костюмы.
   При появлении секретарши полковника в сопровождении незнакомого капитана, эта молодежь сумела втиснуться в какие-то щели и проходы, позволяя пройти армейскому капитану. При этом она по-армейски правую руку подбросила ладонью к самым бровям, чтобы его поприветствовать. Артур хотел было отчитать эту молодежь за неуставное приветствие, нельзя козырять, когда на голове отсутствует форменная пилотка или фуражка. Но вовремя передумал, зачем ему было этим парням портить хорошее настроение. Наталья Васильева без стука открыла дверь кабинета своего начальника и перешагнула его порог. Следуя за секретаршей полковника Воробьева, капитан Любимов сделал два шага по красной ковровой дорожке, вдруг остановился, а свои руки ладонями прижал к бедрам и, словно он был простым немецким гренадером, заговорил по-немецки:
   - Господин оберст, обер-ефрейтор Зигфрид Грабе имеет честь вас приветствовать!
   Александр Николаевич хотел было отмахнуться от трюкачества своего бывшего студента Артура Любимова, но все-таки ответил ему на чистом немецком языке:
   - Артур, ну, зачем вы это делаете? В моем департаменте работают особо доверенные лица, нам нечего их опасаться.
   Затем полковник Воробьев перевел взгляд на лейтенанта Васильеву и, обращаясь к ней, вдруг выпалил фразу на немецком языке:
   - Наташа, время очень позднее. Завтра вам рано заступать на дежурство, так что идите домой и хорошенько отдохните. А с Артуром я сам уж справлюсь, смогу заварить ему стакан чая.
   У возмущенной до слез, Натальи не оказался слов, чтобы выразить свое негодование по поводу вероломного предложения своего начальства. Отдыхать в тот момент, когда все управление стоит на голове и работает в ночную смену, ни одна настоящая комсомолка такого не может себе позволить. Она, молча, развернулась и опрометью бросилась вон из полковничьего кабинета. Вскоре, глотая слезы обиды, она рассказывала товарищам о том, как ее обидел Александр Николаевич и его гость, предложив отправляться на отдых. Девчонка была настолько обижена, что не обратила внимания на внимательный и какой-то прощупывающий взгляд одного майора, который недавно заменил старшего лейтенанта Сергея Голубева, недавно ушедшего на повышение в другое управление.
   А беседа в кабинете полковника Воробьева продолжалась своим чередом. Александр Николаевич не обращал внимания на то и дело звонящие телефонные аппараты. Но, извиняясь перед Артуром, отвечал на звонки 1-й и 2-й Кремлевки. Во время одного из таких звонков полковник ничего не говорил, а только выслушивал звонящего абонента. Положив трубку на рычаг аппарата, он всем телом повернулся к Артуру и сказал:
   - Только что звонил мой заместитель, в прошлом он был главным контрразведчиком Западного фронта, который вы с Карпенко спасли от немецкого парашютного десанта. Так Гаврилов признал в тебе того унтерштурмфюрера СС, которого они нашли полуживым на месте боя немецкого десанта с полком охраны фронта.
   Артур Любимов немного подумал, вспомнил встретившегося в коридоре управления человека с генеральскими погонами на плечах. Порылся в своей памяти и ощущения и сказал:
   - В контрразведчике Гаврилове ничего опасного нет. Но в твоем управлении, Александр Николаевич, появился сотрудник, за которым, похоже, тянется кое-какой темный след. Находясь от твоих сотрудников на таком далеком расстоянии, я не в состоянии определить, кто это может держать камень за пазухой. Поработать же с каждым твоим сотрудником управления я тоже не могу, слишком много народу узнает о моих, увы, несколько странных способностях, а мне это не хотелось бы.
   Затем Любимов рассказывал полковнику об участии своей штрафной роты в боях за Холм, заявив, что в том районе сейчас наступила тактическая пауза. А немцы перебрасывают свои войска на юг, видимо, концентрируют войска для захвата Киева. Александр Николаевич осторожно поинтересовался, говорил ли он об этих своих мыслях наркому Берии. Артур легким кивком головы подтвердил, что да, что он об этом рассказывал высшему руководству страны. Правда, не Берии, а самому Иосифу Виссарионовичу Сталину, который не поверил его словам, а сказал, что у него в Киеве сейчас находится свой человек, который не позволит немцам захватить столицу Украины. В этот момент в голове Любимова вдруг промелькнула мысль о том, что, вероятнее всего, Иосиф Виссарионович направит его группу на Юго-Западный фронт, исходя из принципа, доверяя, проверяй. Вождю советского народа срочно требовался дополнительный источник доверительной информации по этому направлению.
   Перед уходом, Любимов оглоушил полковника Воробьева своей информацией о том, что, похоже, противная сторона, немцы, в своем распоряжении имеют аналогичного ему человека. Этот человек так же, как и он, обладает способностями переходить из одного материального мира в другой, телепат и может менять физиономию.
   Александр Николаевич чуть-чуть не задохнулся от такой неожиданности и важности полученной информации, он до конца разговора все время пытался у Артура выяснить, как можно было бы разыскать и захватить в плен такого человека, этого проводника миров. В конце концов, Артур Любимов не на шутку разозлился и попытался объяснить полковнику Воробьеву одну простую вещь, что в жизни, как и на войне, не все так просто. Нельзя найти человека по одним только косвенным догадкам о его существовании. Потребуется многомесячная работа для того, чтобы точно и окончательно установить, что такой человек действительно существует. А потом, возможно, пройдет еще не один год на реальные его поиски, чтобы с ним было бы можно реально встретиться и познакомиться. И только после выяснения такой информации с этим человеком можно было бы попытаться установить деловые контакты.
   - Я бы на вашем месте, Александр Николаевич, предупредил бы Алексея Карпухина и Игоря о существовании такого человека. А также о том, что в системе немецкого Абвера существует аналогичная вашей организация. Тем более что мы, я, и Алешка, знаем в лицо человека, который встал во главе этого немецкого управления по поиску неземных артефактов. Да и вы, Александр Николаевич, уже слышали его имя, полковник Курт фон Рунге, не правда ли?!
   - Впервые своему бывшему студенту я говорю о том, что он является очень опасным человеком, который слишком много знает. К тому же никто не знает его истинных источников информации. Мне же почему-то совершенно не хочется даже знать о том, откуда вы с Алексеем Карпухиным слышали или знаете об этом немецком полковнике. Разумеется, я обязательно последую твоему совету и проинформирую Алексея о существовании фон Рунге и его управлении в Абвере. Но хочу также добавить, что мои сотрудники накопали информацию о том, что рейхсминистр безопасности Гиммлер проявил искренний интерес к работе этого управления. Он у Гитлера попросил разрешения на перевод управления в Главное Управление имперской безопасности. Гитлер принял половинчатое решение, управление фон Рунге осталось в подчинении Абвера, но Гиммлер получил к нему прямой доступ через одного из заместителей полковника Курта фон Рунге, эту должность занял один из его доверенных эсэсовцев.
   Собеседники расстались около трех часов утра.
   Полковник Воробьев остался ночевать в своем управлении на диване дежурного по управлению. А капитан Любимов опять-таки пешком отправился в Покровские казармы. За время перехода его ни разу не остановили военные или милицейские патрули. Но капитан явственно ощущал, что ночная Москва не спит и, не смотря на войну, ведет свою собственную жизнь.

- 3 -

   Группа капитана ГКВД Артура Любимова прилетела в небольшой украинский городок Пирятин, расположенный в ста семидесяти километрах от Киева, под вечер 7 сентября 1942 года. Пилот самолета ПС-84 с большим трудом нашел свободный кусок взлетно-посадочной полосы аэродрома, всю заваленную разбитыми или сгоревшими самолетами, чтобы совершить посадку. Видимо, он уже не первый раз летал и садился на этом аэродроме подскока, расположенный в селе Гребенка, под Пирятином. Не выключая двигателей самолета, пилот на довольно-таки большой скорости порулил к лесному массиву, который подступал к самому краю этого аэродрома. Самолет остановился под сенью крон деревьев этого лесного массива. Видимо, пилот самолета листвой этих деревьев хотел замаскировать от вражеских глаз свой далеко не военный самолет.
   Бойцы разведывательного взвода капитана Бове в количестве тридцати бойцов покинули пассажирский салон самолета, неся на руках личное оружие и сидоры с вещами. Но вскоре все парни вернулись к самолету и принялись его разгружать. Из грузового отсека самолета они вытаскивали длинные ящики, окрашенные в цвет хаки мешки, армейские баулы и всякое другое барахло, которое относили к окраине леса, аккуратно складывая его под деревьями.
   Артур Любимов, которой стоял неподалеку и наблюдал за работой бойцов разведчиков, увидел капитана Бове и поманил его к себе рукой. Они вдвоем отошли на пару шагов и от самолета, и от работающих разведчиков, чтобы кое-что обсудить наедине. Время от времени они поворачивали головы в сторону взлетной полосы, которая в своем недавнем прошлом была простым колхозным или совхозным полем, чтобы еще раз взглянуть на горящие самолеты.
   Но это было единственное удобное и ровное место для посадки самолетов, расположенное вблизи Верхояровки, где находился штаб Юго-Западного фронта. У обоих беседующих капитанов создавалось впечатление, что этот аэродром подскока только что подвергся вражеской бомбардировке. Сейчас его поле было покрыто пожарами и черными клубами дымов, а также разбитыми и сожженными самолетами и какой-то покореженной транспортной техникой.
   В самом конце взлетно-посадочной полосы догорал большой самолет, который так и полыхал огромным костром пламени. Самолет стоял, как-то несуразно раскорячившись, перекрывая собой начало или конец всей взлетной полосы. Над языками пламени, срывавшимися с горящего самолета, вдруг промелькнули две коротко-толстые, но скоростные тени, которые тут же своими шасси коснулись ВПП и попылили прямо к их ПС-84. В последний момент оба истребителя И-16 ловко и практически одновременно уклонились от столкновения. Они также одновременно шмыгнули под кроны деревьев леса. Вскоре там заглохли оба двигателя истребителей И-16. В какой-то момент капитану Любимову показалось, что в том месте леса находятся люди, занимающиеся какой-то работой.
   Подбежал сержант разведчик и, тяжело переводя дыхание, рапортовал о том, что самолет разгружен и может возвращаться обратно на свою базу. В этот момент за спинами обоих капитанов послышался приятный женский голос, на звук которого они мгновенно повернулись. Перед ними стояла довольно-таки полная, молодая и красивая женщина, в летном комбинезоне и с нашивками майора авиации. Оказалось, что эта женщина была пилотом их самолета, которым их группа была доставлена на этот аэродром подскока. Женщина приятно улыбнулась молодым людям и сказала:
   - Какие симпатичные мальчики! Любая девочка мечтала бы о том, чтобы познакомиться с вами. Особенно хорош и производит хорошее впечатление этот черноглазенький парнишка, который одной своей статью так смахивает на настоящего орангутанга! Жаль, что не могу задержаться и с ним провести время, а то сегодня вечерком мы вместе посидели бы и винца хорошего попили бы... . Но, извините, мальчики, война есть война! Я должна возвращаться на базу, расположенную под московской Кубинкой! Ночью мне предстоит еще один вылет, на этот раз в тыл к немцам. Так, что мальчики, если вы не возражаете, то мне пора возвращаться домой.
   Вскоре за спинами обоих капитанов, которые продолжали беседовать, сидя на траве, послышался рев обоих двигателей самолета. Пассажирский ПС-84, прототип транспортно-пассажирского самолета Ли-2, выскользнул из-под тени деревьев и тут же начал разбег для взлета. Он так и взлетел, не добежав до ВПП и не набрав высоты, полагающейся для нормального полета. На бреющем полете, этот самолет, едва ли не касаясь своими шасси крон деревьев, ушел в вираж и тут же скрылся за кронами деревьев лесного массива.
   Тем временем, пока еще полностью не стемнело, над пирятинском аэродромом появились четыре пикирующих бомбардировщика "Юнкерс-87". Неторопливо проплыв над головами московской группы разведчиков, те начали бомбежку аэродрома. Воздух над аэродромом подскока Гребенка заполнился дикими звуками воющей сирены, извещающей о появлении вражеских самолетов и о начале его бомбежки. С первыми же взрывами авиабомб по полю заметались красноармейцы и люди в гражданской одежде. По аэродрому начали на скорости проноситься легковые автомобили и грузовики. Одним словом, на аэродроме Гребенка началась легкая паника!
   - Артур, нам нужно, как можно быстрее, убираться отсюда и желательно, как можно дальше! А то иначе от нас, как от знаменитых козлят, не останется ни рожек, ни ножек. Если немецкие бомбардировщики вцепятся в нас, то они не отстанут, пока не покончат с нами.
   - Капитан Бове, что вы говорите?! Может быть, вы абсолютно правы, а может быть и неправы в своих мыслях о действиях пилотов немецких бомбардировщиков! Наша разведгруппа состоит из тридцати красноармейцев и двух командиров РККА! Ну, зачем, скажите мне, немцам нужны эти тридцать два человека?! За ними нужно еще погоняться, выковырнуть из щелей и укрытий, да и к тому же собой они представляют столь малые цели! Когда помимо этих людей, на аэродроме находится столько самолетов, бронетранспортеров и грузовиков с грузами. Летай себе в удовольствие и бросай вниз свои авиабомбочки! Нам было бы лучше, товарищ капитан Бове, чтобы твои разведчики сейчас под панику немного бы подсуетились, нашли бы парочку исправных грузовиков и к нам их на погрузку твоего барахла подогнали!
   - Старшина Желудь! - Тут же послышался по-орангутангски громкий рев капитана разведчика Бове.
   Откуда-то из-под земли чуть ли не мгновенно вынырнул ладно скроенный красноармеец. Ему было лет двадцать - двадцать два не более. Этот парень с лычками старшины в уголках воротника гимнастерки вытянулся перед своим капитаном и замер по стойке смирно в ожидании дальнейших распоряжений.
   - Старшина Желудь, нам нужны два грузовика на ходу. Может быть, ты, Желудь, с парой своих хлопцев покрутился бы вокруг на аэродроме, посмотрел, что у нас хорошего под рукой имеется? Только лишних трупов, парень, нам совсем не нужно! - Уже в спину убегающему старшине разведчику капитан Бове прокричал свои последние слова.
   Налет вражеских бомбардировщиков все еще продолжался, когда из-под деревьев, где прятались два истребителя И-16, выкатились обе эти боевые машины. Их пилоты, следуя примеру летчика пассажирского самолета, не выходя на ВПП, еще в лесу набрали скорость для разбега, чтобы сразу же пойти на взлет. Поднявшись на высоту метров в сто, оба истребителя выполнили рискованный крутой вираж, слишком малой для этого была высота, и тут же скрылись над лесным массивом. Вскоре в небе послышались короткие пулеметные перестуки, два советских истребителя бросились в атаку на вражеские пикирующие бомбардировщики. Артур Любимов впервые за месяцы войны своими глазами наблюдал действия наших истребителей. Он был до крайности изумлен тем, в каких трудных условиях пришлось нашим летчикам истребителям сражаться с превосходящими силами противника.
   Один из истребителей И-16 с высоты свалился на один из "Юнкерсов-87", в небе послышалась длинная пулеметная очередь и этот немецкий бомбардировщик, раскручивая жирный хвост дыма, встал на крыло и начал, нехотя, заваливаться к земле. Немецкий бомбардировщик упал за лесом, но ни взрыва, ни клубов дыма на месте его падения так и не появилось. В этот момент воздушное пространство над аэродромом Гребенка прорезали две стремительных пары вражеских истребителей. Они тут же схлестнулись в клинче с советскими истребителями, завязали с ними смертельную петлю-удавку. В эту удавку попал советский истребитель, который только что сбил немецкий бомбардировщик. Четыре немца истребителя клевали его машину до тех пор, пока этот маленький, курносый и такой симпатичный советский истребитель вдруг не исчез во взрыве, ярко вспыхнувшем уже в темнеющем небе.
   Капитанов Любимова и Бове несколько удивило поведение пилота второго истребителя. Тот так и не пришел на помощь к своему сбитому немцами товарищу, а вильнув хвостовым опереньем, снова скрылся в вираже, уходя в полет над лесным массивом. Молодым капитанам совершенно не хотелось думать о чем-либо плохом по отношению к этому летчику-истребителю, ведь всякое с ним могло случиться. Вдруг у пилота этого истребителя закончились боеприпасы, и сейчас ему нечем было сражаться с вражескими истребителями.
   Оставшиеся три немецких бомбардировщика построились строем "клин" и отправились восвояси. Немецкие истребители еще пару минут на очень низкой высоте стригли траву над этим аэродромом Гребенка, затем они резко взмыли вверх и скрылись в набегавших облаках. На землю пала вечерняя темнота.
   В этот момент два грузовика вынырнули из полосы пожарищ, полностью перекрывшие пару секторов аэродрома. Они быстро покатили по направлению к их группе. Подъехав к сидящим на траве и все еще продолжающим беседовать капитанам, грузовики притормозили и остановились. Старшина Желудь выскочил из кабины первого ЗИС-6 и бегом подскочил к своему командиру взвода для рапорта. А капитан Любимов в этот момент с громадным любопытством в глазах рассматривал 30 мм зенитное орудие, стоявшее в кузове одного из грузовиков. С этим орудием он впервые встретился и использовал в боях под Холмом, его можно было использовать, как против вражеских самолетов, так и против танков. А в кузове второго грузовика стояла счетверенная пулеметная зенитная установка. И этим богатством почему-то никто до них не хотел воспользоваться!
   Разведчики капитана Бове практически мгновенно перебросали груз, доставленный самолетом, в кузова. Сами разделились на две равные группы и тут же начали обустраиваться в кузовах этих грузовиков. Капитан Бове из своих разведчиков сформировал два артиллерийских расчета и прикрепил их к новому оружию. Капитан Любимов занял место рядом с шофером в кабине первого грузовика, а капитан Бове с удобством расположился в кабине второго грузовика.
   Двигаясь практически в полной темноте, Луна еще не взошла на небосклон, оба грузовика проехали село Гребенку и по проселочной дороге попылили к Пирятину. Через этот украинский город проходило шоссе Харьков - Киев, в данный момент оба грузовика двигались к этому шоссе. Этой ночью по дороге в Киев разведгруппа должна была посетить штаб Юго-Западного фронта, передать там посылку адресату, послать шифрограмму в Москву, а затем уже следовать в Киев. Шофером грузовика, в кабине которого на пассажирском сиденье дремал Артур Любимов, был молодой красноармеец первогодок, который, видимо, обладал кошачьим зрением. Он грузовик вел в полной темноте и ехал на такой высокой скорости, что второй грузовик едва за ними поспевал.
   Вскоре оба грузовика на этой скорости пролетели украинский провинциальный городок Пирятин. По пути следования им встретился милицейский патруль, командир которого, капитан милиции, сдернул с плеча винтовку мосинку и, угрожающе потрясая оружием, потребовал, чтобы подозрительные грузовики с людьми и с оружием остановились бы для проверки документов. Такая остановка, наверняка, привела бы к тому, что они надолго бы задержались в этом провинциальном городке. В свою очередь это могло бы привести к тому, что они вовремя бы не доставили адресату очень важную посылку и не смогли бы вовремя проинформировать Хозяина о том, что благополучно долетели до требуемого места и что сейчас они направляются в Киев.
   Капитан Бове высунулся по пояс из кабины и простым русским языком объяснил милиционерам, кто они такие и что они не могут останавливаться. К тому же орангутанг опять продемонстрировал свой отвратительный характер, куда-то далеко послав капитана милиции. На что, разумеется, украинские милиционеры сильно обиделись и одновременно обнаглели до такой степени, что поснимали с плеч свои винтовки и угрожающе защелками затворами своих старых дореволюционных мосинок. Тогда, кто-то из бойцов разведчиков капитана Бове поднялся на ноги в кузове грузовика и, чтобы не упасть на колени, покрепче ухватился за ручки счетверенного зенитного пулемета. На этом распри сторон мгновенно прекратились.
   Шоссе Харьков - Киев, несмотря на то, что оно было круто мощеным на всем своем протяжении, своим верхним покрытием оно мало чем отличалось от проселочной дороги Гребенка - Пирятин, те же украинские ухабы, рытвины и ямы. Разве что эти дорожные болячки были покрыты крутым булыжником. Одним словом, сидеть пассажиром в кабине грузовика капитану Любимову стало совсем невмоготу, задница болела и требовала срочного лечения. В этот момент шофер свернул с мощеного шоссе и по мягкой пыли проселочной дороги и, мягко покачиваясь на рессорах, покатил к селу Верхояровка, где в настоящий момент располагался штаб Юго-Западного фронта.
   Штабные контрразведчики довольно-таки настороженно встретили появление в штабе двух неизвестно откуда возникших капитанов войск НКВД. Если бы не "вездеход" в удостоверении капитана Любимова, к тому же подписанный самим Иосифом Виссарионовичем, то они сразу же арестовали бы всю эту подозрительную гоп-компанию, бойцы которой более походили на уголовный сброд, а не на заслуженных советских диверсантов, как утверждалось в сопроводительных документах. Начальник Особого отдела Юно-Западного фронта комиссар третьего ранга госбезопасности Михеев категорически отказался встречаться с капитаном Любимовым, мотивируя свой отказ словами о том, что он такого командира НКВД не знает и с ним ранее не встречался.
   Капитан Любимов стоял несколько в стороне и наблюдал за тем, как Анатолий Михеев демонстративно покинул свой кабинет и, не поздоровавшись и не попрощавшись ни с кем из "москвичей", по узкой лестнице стал спускаться на первый этаж штабного здания. С группой для продолжения беседы задержался старший лейтенант НКВД Лезниенко, который занимал должность оперуполномоченного Особого отдела ЮЗФ, ниже этой должности в Особом отделе никого уже не было.
   Старший лейтенант НКВД был до глубины души потрясен поведением и наглыми просьбами этого никому не известного и такого неопытного московского капитана. До встречи с ним старший лейтенант НКВД Лезниенко никогда не слышал о существовании в штабе фронта какого-то там лейтенанта Максимова. Но мощнейший "вездеход", стоявший в удостоверении этого московского капитана Любимова, заставил энкеведешника взять в руку трубку внутреннего штабного телефона и девушку на коммутаторе попросить найти и связать его с неким лейтенантом Максимовым. Когда в трубке послышался мужской голос, то у старшего лейтенанта НКВД Лезниенко хватило сил на то, чтобы спокойным голосом попросить лейтенанта Максимова зайти в кабинет начальника Особого отдела фронта и получить доставленную ему посылку.
   Вскоре в кабинете начальника Особого отдела ЮЗФ появился невзрачного вида лейтенант в ни чем не примечательной форме армейского командира. Капитан Любимов и лейтенант Максимов тут же бросились обниматься друг с другом. При этом лейтенант укорял капитана в том, что тот слишком задержался с доставкой посылки. В этот момент у Лезниенко сложилось впечатление, что эти два командира РККА незнакомы друг с другом и никогда раньше не встречались. Что у него на глазах происходит встреча, о которой позже ему лучше не вспоминать. Лейтенант Максимов ушел с двумя небольшими кофрами, которых Лезниенко прежде в глаза не видел. В этот момент ему также показалось, что лейтенант Максимов уж слишком осторожно поднял, а затем выносил из кабинета оба эти кофра. Капитан Любимов же будто бы начал более свободно дышать, когда лейтенант с обоими кофрами скрылся за дверью кабинета.
   Когда капитан Любимов в заключение встречи его попросил проверить, не поступало ли на его имя шифровки их Москвы, то старший лейтенант НКВД уже действовал гораздо более спокойно. Он без внешнего удивления связался с начальником шифровального отдела штаба фронта. Начальник отдела тут же ему ответил, что такая шифровка поступила, но он так и не смог ее прочитать, так как во фронтовом шифровальном отделе отсутствовал ключ для расшифровки такого кода.
   Вскоре прибежала совсем молоденькая дежурная шифровальщица с нерасшифрованной телеграммой из Москвы и, заставив капитана Любимова, расписаться в толстенном гроссбухе, передала ему в руки эту шифрограмму. Она совсем уж собралась вернуться в свой отдел, как капитан вытащил из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный листок бумаги и попросил его срочно отправить в Москву. Шифровальщица искоса посмотрела на старшего лейтенанта НКВД Лезниенко и, получив в подтверждение кивок его головы, снова раскрыла свой гроссбух для регистрации новой шифрограммы.

Глава 3

- 1 -

   При въезде в ночной Киев грузовики группы Любимова были остановлены мобильным милицейским патрулем. Патрульными были милиционеры различного возраста, но все они имели сурово нахмуренные глазами и трехлинейки через плечо. Командовал патрулем майор киевской милиции Ящиков. Он потребовал у Любимова, который вышел из кабины грузовика, предъявить документы, разрешающие передвижение группе по городу в ночное время суток.
   Бойцы киевского патруля были чем-то сильно озлоблены. Они были готовы пойти даже на то, чтобы разбудить спящих в кузовах грузовиков красноармейцев только для того, чтобы у них проверить наличие так называемой "книжки красноармейца", основного документа военнослужащего РККА. Но после того, как майор Ямщиков ознакомился с удостоверением личности капитана Любимова, он как бы подобрел и разговорился с Артуром и капитаном Бове. Последний, позевывая, вышел из кабины второго грузовика и, как бы невзначай, присоединился к своему командиру, беседующего с патрулем. Артур Любимов так же хорошо знал о том, что бойцы капитанской группы сейчас не спят, что они были готовы в случае неожиданности поддержать его огнем из своего оружия
   По словам майора Ямщикова, который был киевлянином третьего поколения, оказывается уже с начала войны все жители города, от мала до велика, жили ожиданием немецкой оккупации. И чем ближе немецкие войска подступали к столице Украины, тем большее количество киевлян начинало готовиться к предстоящей немецкой оккупации. Они опечатывали свои городские квартиры и переезжали на временное жительство к своим родственникам в сельской местности. Многие киевляне хорошо помнили времена прежней немецкой оккупации, поэтому знали, что и во времена новой оккупации им придется самим изыскивать продукты питания, чтобы кормить себя и подрастающее поколение. В селах жить и питаться было гораздо проще, чем, скажем, в большом городе.
   К сегодняшнему дню, по словам Ямщикова, по селам и весям Украины уже разъехалось до трети киевлян. Где-то в начале августа советская власть эвакуировала в Сибирь и на Дальний Восток рабочих и инженеров некоторых больших киевских промышленных предприятий. Таким образом, Киев оставила еще одна треть городских жителей. Сейчас в городе, говорил майор Ямщиков, осталось примерно от четырехсот до шестисот тысяч гражданских лиц.
   Капитан Бове поинтересовался у майора Ямщикова тем, что тот думает по поводу тог, что же сейчас происходит на фронте под Киевом? Почему сегодня он с семьей не покидает Киева и не уезжает к своим родственникам в село?
   - Понимаешь, мужик, не все так просто в нашей жизни. Я всю жизнь прослужил в милиции, дослужился до начальника отделения милиции. Соседи и подчиненные милиционеры меня уважали и ценили мою службу и мои советы. Одним словом, я был уважаемым человеком в одном из районов Киева. В действующую армию меня отказались забрить, мотивируя своей отказ тем, что я слишком важная шишка в киевской милиции. Сегодня бросать любимое дело всей своей жизни и ехать к родичам на львовщину я не хочу и не могу по той причине, что Львов уже давно оккупирован немцами. А что касается положения наших войск на фронте, то я могу сказать только одно, что не знаю, что на фронтах в действительности происходит?!
   Почему наши войска постоянно отступают?!
   Да и откуда я могу знать какие-либо детали боев под Киевом?! Информбюро по радио только и твердит, что бои с переменных успехом идут под Киевом. Но ты посмотри, что сейчас происходит в Киеве. Все уважаемые политические деятели компартии Украины, градоначальники всех членов своих семей уже давным-давно отправили в эвакуацию, а кое-кто и сам, скажем, к примеру, наш первый секретарь уже давно покинул город.
   В этот момент капитан Любимов решительно вмешался в разговор еврея москвича и украинца милиционера. Он предложил им для продолжения знакомства и интересного разговора снова встретиться завтра или послезавтра, но уже в другой обстановке. А то, по словам Любимова, скоро начнет светать, а ему совершенно не хотелось бы разъезжать на грузовиках по незнакомому городу, спрашивая у встречных, как добраться до того или иного места. Поэтому он предложил, прервать разговор и заняться своими делами. Пожимая на прощанье руку киевскому милиционеру Ямщикову, Артур Любимов поинтересовался:
   - Товарищ майор, а вы бы не подсказали, продолжают ли сейчас функционировать киевские гостиницы? Нам нужно было бы остановиться в такой гостинице на пару ночей, где киевляне на нас не обращали бы особого внимания.
   - Почему бы вам не остановиться в казармах Киевского особого военного округа для приезжих красноармейцев и командиров? Округ пока еще живет и дышит. Правда, он сейчас живет уже не так хорошо, как в прежние годы советской власти. Но он пока еще дышит, несмотря на то, что все его войска переданы Юго-Западному фронту. А городские казармы пока еще остаются в его распоряжении.
   Капитан Любимов не мог, не имел права говорить этому умному майору киевской милиции о том, что его группа красноармейцев на деле является группой тактической разведки войск НКВД. Его бойцы не имели права и не должны были до поры до времени или до особого приказа своего руководства вообще светиться на людях в своей военной форме. В случае размещения его разведчиков в военных казармах КОВО это бы означало, что они сами громогласно всему белому свету заявляли о том, что в Киеве появилась специальная группа разведки НКВД. Причем, эта группа помимо того, что не желает заявлять о своем появлении в городе, она неизвестно кому подчиняться в этом прифронтовом городе Киеве. Такое странное стечение обстоятельств, наверняка, могло бы привлечь к себе внимание немецкой разведки и контрразведки, а также добровольных немецких помощников, оуновских наймитов. Артур Любимов совсем уже собрался попросить майора Ямщикова забыть о об этой его просьбе и, сердечно его поблагодарив, грузовиками отправляться в город, попытаться на собственный риск разыскать нужную им гостиницу, но в этот момент Артем Ящиков продолжил свою мысль:
   - На территории моего отделения милиции имеется маленькая, но очень неплохая гостиница, которая называется "Спортивная". Она расположена на Крещатике, совсем недалеко от центра города. Если вы решите там остановиться, то дежурному администратору просто скажите о том, что эту гостиницу именно я вам рекомендовал. Тогда вас обязательно туда заселят, а ее персонал сумеет удержать язык за зубами, не будет особо распространяться о вашем появлении и проживании в этой гостинице. Между прочим, эта гостиница имеет внутренний дворик, где свободно могут разместиться оба ваших грузовика. Так, что, товарищ капитан Любимов, счастливого вам пути и до новых встреч. А я когда-нибудь к вам обязательно загляну на чашку чая и тогда мы от души наговоримся.
   Пожилая женщина администратор гостиницы "Спортивная", поначалу и слышать не хотела о размещении в ее гостинице группы из тридцати двух красноармейцев. Эта женщина сидела в кабинке со стеклянным окном и с надписью на стекле "Администратор", установленной в дальнем углу мрачного и слабо освещенного гостиничного вестибюля. Она громко кричала Артуру Лебедеву о том, что гостиница переполнена, что места в ней все заняты. Что завтра ожидается заезд новых гостей, поэтому она не может выделить такого большого количества номеров для какой-то проезжей группы красноармейцев.
   Артур Любимов и капитан Бове сразу же обратили внимание на то, что этот крик женщины администратора слишком надрывен и театрален. Да и если судить по общей обстановке в гостиничном вестибюле, то гостиница "Спортивная" давным-давно уже не видела гостей постояльцев в своих номерах. В тот момент обоим капитанам даже показалось, что эта женщина администратор чрезвычайно боится того, что при очередной проверке документов киевская милиция обнаружит, что в ее гостинице вдруг объявилось такое количество постояльцев без соответствующей разнарядки сверху, Тогда за нарушение паспортного режима в прифронтовом городе ее обязательно накажут или даже расстреляют.
   Чтобы итак разгоряченную ситуацию не доводить до крайности, Любимов отозвал капитана Бове в сторонку. Он тихо на ухо ему прошептал о том, чтобы тот в течение пятнадцати минут организовал бы разнарядку сверху на расселение в гостинице "Спортивная" тридцати двух командиров Красной армии. Капитан Бове своей длиной ручищей орангутанга задумчиво почесал затылок, куда-то исчез, но вскоре снова объявился, а в руке он уже держал бумагу с печатным текстом, штампами и большими печатями. Не совсем доверяя излишней интеллигентности капитана Любимова, капитан Бове сам переговорил с этой крикливой администраторшей.
   Разговаривая с капитаном Бове, женщина почему-то перестала кричать, а испуганно оглядываясь на Артура Любимова, о чем-то долго перешептывалась с Бове, все время ему улыбаясь. В результате этих непонятных переговоров взвод капитана Бове получил в свое распоряжение два верхних этажа гостиницы. Самый большой и единственный номер на последнем этаже был выделен капитану Любимову. А все бойцы взвода, да и сам капитан Бове, разместились этажом ниже в очень широком, но не очень длинном коридоре, проходящем между номерами. Они просто бросили на ковровую дорожку добытые где-то тюфяки и матрасы без белья, в изголовья сложили армейские баулы с личными пожитками.
   Затем бойцы принялись разгружать грузовики и перетаскивать груз на свой, пятый этаж, раскладывая его по номерам, при входе с лестничной клетки в коридор этажа. Капитан Любимов отправился в свой номер на шестом этаже, чтобы немного поспать, до восхода солнца оставалось совсем ничего. Он был до глубины души обижен тем, как его друг капитан Бове так быстро разрешил напряженную ситуацию с администратором. Тот так и не удосужился разъяснить своему другу и командиру, что он именно сделал, чтобы получить места в гостинице?? Чтобы отомстить орангутангу за поруганную честь, при уходе капитан Любимов приказал тому, чтобы он к утру решил бы вопрос с питанием бойцов и командиров группы. Помимо этого капитан Бове, по приказам капитана Любимова, нес ответственность за разгрузку грузовиков, а также за то, чтобы их затемно перегнать во внутренний дворик гостиницы.
   Подниматься на шестой этаж капитану Любимову пришлось по лестнице, в гостинице имелся старинный лифт, но сейчас он бы отключен. С первого же взгляда выделенный гостиничный номер капитану Любимову показался отличным. Это была большая комната с узкой кроватью, как и в красноармейских казармах, которая стояла в одном углу этой комнаты. В номере был письменный стол, на котором стоял телефонный аппарат. И с прекрасным широким окном, к которому Артур сразу же подошел и, широко его распахнув, он несколько минут любовался красивой панорамой этого старинного и спящего города, который стоял на берегу Днепра. Снимая на ходу гимнастерку, Артур подошел к кровати и, откинув, покрывало в сторону, рухнул в объятия постельного белья. Через секунду капитан Любимов глубоко спал.
   Утром капитан Любимов проснулся от громкого трамвайного звонка и человеческого гула голосов. Это было настолько неожиданно, что Артур открыл глаза и внимательно прислушался. Звон трамвая и гул человеческих голосов до него доносился из распахнутого окна.
   Он упруго вскочил на ноги и, босыми ногами шагая по чуть прохладному дощатому полу, подошел к окну и, перегнувшись через подоконник, выглянул наружу. То, что капитан внизу увидел, заставило от полной неожиданности и одновременной радости задрожать его сердце. Внизу, под окном его гостиничного номера, проходила киевская улица, по которой ходил трамвай. Невдалеке на этой улице была трамвайная остановка и сейчас в вагон, только что подошедшего трамвая, поднимались киевляне. Причем, их было много, а в толпе можно было бы увидеть людей различного пола и возраста. С удивлением Артур Любимов видел, что среди киевлян было много юношей призывного возраста.
   Артур с умилением наблюдал за этой картиной жизни такого большого украинского города. Он никак не мог поверить в то, что сейчас всего в пятидесяти или ста километрах от этого города идут бои, в которых погибает тысячи красноармейцев. Немецкие танки рвут оборону наших дивизий, обороняющих этот город. Что вчера вечером бойцы взвода капитана Бове, рискуя жизнями и под немецкими авиабомбами, разгружали самолет, на котором они прилетели в город. А сейчас над Киевом ярко светит и приятно пригревает жаркое летнее солнышко, на небе над городом не было ни одного облачка или вражеского бомбардировщика.
   Внутри Артура что-то щелкнуло, он подумал о том, что эта картина крупного мирного города говорит о том, что этот город не знает, что это такое вражеская бомбардировка. Киевляне на улицах и площадях даже не остерегались вражеских бомбардировщиков, они не поднимали своих голов к небу, чтобы заранее увидеть подлетающие к городу вражеские "Юнкерсы 88", "Хейнкели 111" и штурмовики "Юнкерсы 87". Да и одеты киевляне были совершенно не по военному, в тяжелые платья и костюмы темного цветов расцветки. Сейчас они были одеты по южному, в легкую и светлую одежду, которая во многом отличалась от одежды, которую сегодня носили москвичи и ленинградцы.
   - Артур, почему ты проснулся так рано? Мог бы еще поспать! Ведь о завтраке мы договорились, что он будет готов к десяти часам утра! Но, если ты хочешь, то мы можем позавтракать и прямо сейчас. Ребята рано поутру на базар сбегали, накупили курицы, яиц, творога и масла. Все это мы должны съесть в завтрак, а иначе в эту киевскую жару продукты быстро испортятся. Я умею и могу сейчас быстро пожарить нам яичницу.
   Послышался за спиной Артура знакомый голос капитана Бове. Он не слышал того, как этот капитан проник в его номер, но на то он и разведчик, чтобы без шума проникать туда, куда не нужно. Развернувшись лицом к двери, капитан Любимов увидел капитана Бове, который в руках держал около десяти карабинов. Свалив из в беспорядке в углу номера своего командира свалив, капитан отправился готовить яичницу из свежих яиц. Честно говоря, перловая каша с американской тушенкой, которой Артуру приходилось постоянно питаться последнее время, успела набить ему ужасную оскомину. Ему очень хотелось позавтракать чем-либо вкусненьким и новеньким. Пока Бове готовил яичницу, Артур снова повернулся к раскрытому окну, чтобы продолжить любоваться красотой Киева и его жителей.
   Прямо напротив себя, на крыше дома на противоположной стороже улицы он вдруг заметил молодого паренька в новенькой красноармейской форме с металлической каской на голове. Тот так же, как и Артур, склонившись над парапетом крыши здания, пытался наблюдать за тем, что сейчас происходило внизу, на главной киевской улице Крещатике. Слегка повернув голову в сторону от этого паренька красноармейца, капитан Любимов увидел на крыше здания установленный счетверенный зенитный пулемет "Максим". Видимо, этому молоденькому красноармейцу надоело бестолково вышагивать по крыше и всматриваться в свободное от вражеских бомбардировщиков небо, вот он и решил, немного поразвлечься, наблюдая с крыши за просыпающимся городом. Вероятно, в своей российской деревушке этот паренек никогда не видел таких больших зданий, такого большого количества хорошо и красиво одетых горожан! Тем более, что среди них было немало красивых украинских девчонок.
   Дверь гостиничного номера снова распахнулась, в дверях снова появился орангутанг Бове. Из-за запаха яичницы, гулко и вкусно разнесшегося по номеру, Артуру Любимову сразу же стало понятно, что командиру взвода разведчиков все уже удалось пожарить холостяцкую яичницу. Помимо громадной чугунной сковороды с яичницей, которая была в руке капитана Бове, он умудрился в своих же руках принести два табурета для едоков, большой кус свежего деревенского сыра, почти литровую кружку молока и целый каравай белого хлеба.
   Завтрак у капитанов получился очень вкусным и весьма познавательным. Во время завтрака капитан Бове делал две взаимоисключающие вещи. Он поглощал завтрак и одновременно вводил Артура в курс уже сделанных или еще предстоящих сделать дел.
   Запивая молоком ломоть белого хлеба с положенной на него яичницей, Бове говорил о том, что сейчас его бойцы в окрестностях гостиницы разыскивают киевского портного. Артур тут же вспомнил о том, что в суматохе сборов к вылету на Киев они совсем забыли взять с собой штатскую одежду, без которой было бы невозможно появляться на киевских улицах.
   Разведчик орангутанг продолжал говорить о том, что этот киевский портной должен пошить гражданские костюмы всем бойцам взвода за сутки и предстоящую ночь. А затем капитан рапортовал о том, четверо бойцов разведчиков во главе со старшиной Желудем отправлены в киевский укрепрайон для выяснения того, как там обстоят дела и где находятся фрицы. В укрепрайоне оборону держит 37-я армия генерала Власова. Отдельные пятерки разведчиков капитаном Бове были направлены в 5-ю, 21-ю и 26-ю армии для выяснения того, как они держат фронт против немцев. Делая очередной глоток молока, капитан Бове заявил о том, что в данную минуту он держит оборону этого гостиничного комплекса в полном одиночестве, так как все бойцы вверенного ему взвода разведки сейчас находятся на выполнении боевых заданий. В заключение своего рапорта-завтрака этот капитан орангутанг нагло заявил о том, что сейчас он уйдет и ляжет спать, так как не имеет права покидать гостиницу, бросая на произвол судьбы имущество взвода тактической разведки.
   Капитан Любимов мгновенно догадался о том, что этим своим последним заявлением капитан Бове, будучи интеллигентным командиром, проявляет интерес к тому, а чем конкретно его друг и командир одновременно сегодня будет заниматься?! Он поднялся на ноги и несколько раз прошелся по своему номеру, где кроме кровати и письменного стола с телефоном ничего больше не было.
   Вчера утром ему пришлось, Сталин на этом особенно настаивал, посетить штаб Юго-Западного направления, размещенный в Харькове, чтобы встретиться с "особо доверенным лицом Иосифа Виссарионовича" членом Военного Совета ЮЗН Никитой Сергеевичем Хрущевым. Уже тогда Любимов не понял, почему Хрущев вместе с Тимошенко несет службу в Харькове, а не сражается вместе с генерал-полковником Кирпаносом, обороняя Киев. Ведь Хрущев умудрился одновременно быть членом Военных советов и Юго-Западного направления и Юго-Западного фронта. Он также не понимал того, для чего образованы и сейчас существуют три штаба - штаб Юго-Западного фронта во главе с генерал-полковником Кирпаносом, штаб Южного фронта во главе с генерал-лейтенантом Рябышевым и штаб Юго-Западного направления во главе с маршалом Тимошенко. Если существование штабов обоих фронтов еще было более или менее понятным делом, то существование штаба Юго-Западного направления, который при этом только советовал и консультировал командующих фронтами, но ничего практически не решал, было несколько странным и непонятным делом.
   Любимову требовалось время и человек, который мог бы помочь ему разобраться во всех перипетиях этих непонятных вопросов, но он пока не знал такого человека. Поэтому и не знал, чем будет сегодня заниматься. Может быть, было бы целесообразным побродить немного по городу, прислушиваясь к людской молве и собирая слухи.

- 2 -

   В своем армейском сидоре Любимов, чтобы особо не выделяться энкеведешной формой на киевских улицах, разыскал форму военного инженера 2-го ранга. Натянув ее на себя, он внимательно осмотрел себя в небольшой осколок зеркала, случайно найденный в номере. Из зеркала на него смотрел молодой парень, который выглядел несколько чужим и незнакомым в форме военинженера. Видимо, эта доля неузнаваемости появилась в нем во многом из-за того, что сейчас на Артуре была не синяя форма командира войск НКВД, к которой он уже привык. Затем из сидора же капитан Любимов достал кобуру, в которой лежал добротный советский пистолет ТТ и повесил ее на поясной командирский ремень. Ему очень хотелось взять с собой много раз проверенный "Вальтер Р38", но сейчас Артур решил особо не рисковать и не носить с собой немецкого пистолета, на улицах города всякое может случиться! Еще раз привычным движением рук он расправил гимнастерку под поясным ремнем, проверил центровку звездочки на пилотке по своему носу.
   А затем покинул свой номер и по коридору прошел к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж. На пятом этаже прямо на ступеньках лестницы сидел капитан Бове. Он сидел к нему спиной, но, услышав за спиной звуки шагов, тут же обернулся. Затем капитан вскочил на ноги и, решительно выхватив из кобуры наган, зло поинтересовался:
   - Молодой человек, откуда вы здесь...?
   Но капитан Бове тут же в этом военном инженере признал своего командира, капитана Любимова. Он сунул свой любимый наган обратно в кобуру, злобно сплюнул на пол, и опять-таки довольно злобно поинтересовался:
   - Ну, чего ты, Артур, так нарядился? Тебе, что нормальной формы не хватает, а то одним своим видом в смущение меня вводишь?!
   - Успокойся, Жора, все в полном порядке! Мне нужно по городу немного прогуляться, встретиться с одним весьма интересным человеком. Так, что жди, я скоро вернусь!
   Выйдя из подъезда гостиницы на улицу, Артур Любимов сразу же на своей собственной шкуре почувствовал, как сильно пригревает осеннее киевское солнце. Он мгновенно вспотел и, будучи северянином, он не привык к подобной жаре в конце лета. Поэтому принялся белым платочком вытирать пот со лба и висков головы. Понаблюдав пару минут за киевлянами, стоявшими и ожидавшими прибытия трамвая на трамвайной остановке, Любимов решил для начала дойти до Владимирского спуска, а там сесть на трамвай и доехать до Контрактовой площади. Его, по-прежнему, удивлял прямо сказать не очень-то военный вид этого города.
   В этот момент над городом послышалось противное завоевание немецкого двухмоторного разведывательного самолета "Фокке-Вульф-189", который у красноармейцев на фронте получил кличку "Рама" за свою двух балочно-килевую конструкцию. Киевляне не обратили внимания на появление этого немецкого разведчика, они продолжали спокойно расхаживать по тротуарам города, а не искали и не бежали прятаться в ближайшее городское бомбоубежище.
   Военинженер 2-го ранга Артур Любимов, особо не выделяясь в общей массе киевлян, неторопливо шел по правой стороне Крещатика, направляясь к Владимирскому спуску. В нормальном режиме в городе продолжали работать продуктовые магазины, булочные, молочные, бакалеи, галантереи, спортивные магазины. Через витрины магазинов Любимов мог видеть небольшие очереди горожан, которые по карточкам, которые были введены в СССР в июле месяце, получили продукты. Но очереди действительно были небольшими, а горожане, которые в них стояли, приветливо между собой разговаривали. В глазах покупателей не было страха или опасения того, что продукты скоро кончатся, что им ничего не достанется, что им придется голодать. К тому же в городе имелись и такие магазины, в которых товары продавались за советские рубли.
   В трамвае, который следовал по Владимирскому спуску, было не очень много пассажиров, в основном это были девушки и женщины, но встречались и молодые люди призывного возраста. Некоторые из этих парней старались держаться подальше от военного инженера или они смущенно отводили взгляды, когда перекрещивались их взгляды. Другие парни нагло чему-то ухмылялись, не отводя взглядов от глаз русского военинженера. В трамвае в основном слышалась украинская мова, девушки и женщина говорили на мелодичном украинском языке. Когда Артур Любимов на русском языке поинтересовался, где ему сходить, чтобы добраться до Лукьяновки, то одна из девушек ответила на чистом русском языке. Она подробно рассказала, где военинженеру следует сходить с трамвая и как от трамвайной остановки добираться до Лукьяновки.
   Сойдя с трамвая на указанной остановке, Артур Любимов сразу же увидел молодую киевлянку, которая так подробно и на русском языке ему рассказала, как добираться до Лукьяновки. Разумеется, молодая кровь Артура тут же взыграла, как можно было бы молодому парню пройти мимо такой красивой девушки. Ему ничего не оставалось делать, как с ней познакомиться. Уже через пару слов выяснилось, что Марысе, так звали девчонку украинку, тоже требовалось попасть в здание бывшего киевского артиллерийского училища. Сегодня в этом здании располагался штаб военного гарнизона Киева, во главе с его действующим комендантом генерал-майором Горрикером. Оказывается, Марыся работала секретаршей самого генерала Михаила Горрикера.
   Так разговаривая и дурачась, украинская девушка и русский парень незаметно для себя дошли до здания бывшего киевского артиллерийского училища и оказались в приемной военного коменданта. Приемная, несмотря на позднее время, было девять часов утра, была абсолютно пуста. С минуты на минуту, по словам Марыси, должен был прибыть сам генерал майор Горрикер. Но в генеральской приемной не было ни одного человека, который ожидал бы с ним встречи.
   Действительно, когда большие напольные часы прозвонили девять часов утра, в коридоре послышались шаги и в приемной появился генерал технической службы. Это был среднего роста человек с интеллигентным лицом ученого. Он вопросительно посмотрел на военинженера 2-го ранга и, когда Любимов доложил о своем желании приватно с ним переговорить, то генерал кивком головы пригласил его пройти в кабинет.
   Прежде всего, Любимову бросилось в глаза малые размеры генеральского кабинета, в нем могли разместиться два-три человека, не более. На столе стоял один обычный городской телефон и никаких других аппаратов спецсвязи. Горрикер попросил Марысю приготовить и принести им чай, и только после этих слов перешагнул порог своего кабинета. Он сел на стул и стал внимательно рассматривать Артура Любимова, все еще стоящего перед генералом.
   - Что-то мне внутри подсказывает, что вы, молодой человек, кадровый военный, но не имеете никакого отношения к техническим войскам. Пускай, я плохой комендант города Киева из-за того, что в моем распоряжении нет ни взвода красноармейцев. Но я хорошо знаю всех командиров технических служб Киевского особого военного округа и штаба управления Юго-Западным фронтов, вы там никогда не служили. Да, что вы стоите, товарищ инженер 2-го ранга, садитесь на стул и начнем наш разговор!
   - А вы, товарищ генерал, не боитесь, что я засланный немецкий агент и пришел к вам на встречу, чтобы вас убить?! У вас в штабе я не встретил ни одного часового или постового.
   - Вы, знаете, молодой человек, я этого совершенно не опасаюсь! Не столь я важная сегодня фигура в городе Киеве, чтобы этого опасаться. Да, это я изобрел противотанковые ежи, которые получили большое распространение при обороне крупных городов и оборонительных узлов сопротивления. Теперь каждый обороняющийся город строит танковые препятствия на основе этих моих ежей. Но, повторяю, что в данный момент я ни в малейшей степени не влияю на оборону города Киева. Да и вы, если внимательно присмотритесь, обратите внимания на то, что в самом городе крупных воинских частей и соединений нет, мне и командовать нечем. На территории Киева находится, разве, что находится полк 4-й охранной дивизии НКВД, но эта дивизия имеет специфические задачи и специфическое подчинение. Правда, есть еще несколько истребительных и ополченческих батальонов, в которых с немцами воюет в основном гражданская молодежь, наши комсомольцы. Основные же войска четырех армий, которые вместе с 37-й армией, засевшей в дотах киевского укрепрайона, обороняют наш города, расположены и воюют вне рамок городской территории.
   В этот момент в кабинет зашла Марыся, она принесла большой чайник с кипятком и две металлические кружки, изготовленные из медных гильз артиллерийских снарядов. Помещение кабинета действительно оказалось таким малым, что Марыся, когда расставляла чайник, заварку и две кружки на стол, своим бедром крепко прижалась к плечу Артура.
   Этого прикосновения оказалось достаточным для того, чтобы все мысли парня смешались! Он чуть ли не забыл о том, зачем в этом месте появился, и зачем вообще ему была нужна встреча с генерал-майором Горрикером, военным комендантом Киева.
   Но Артур Любимов сумел удержать себя в руках и свою голову привести в порядок. Пока Марыся находилась в кабинете, он сумел вернуться к прежним мыслям и продумать, как ему в дальнейшем вести разговор с Михаилом Горрикером. Артур дожидался момента, когда Марыся покинет генеральский кабинет, чтобы официально представиться военному коменданту города, генерал-майору Михаилу Горрикеру. Девушка нехотя направилась из кабинета, ей было так скучно одной сидеть перед телефоном, который никогда не звонил. Как только за ней закрылась дверь, Артур Любимов из нагрудного кармана гимнастерки вытащил удостоверение личности, которое было подписана Сталиным, и протянул его для ознакомления генералу. Внимательно прочитав этот документ, Горрикер поднял глаза на военинженера 2-го ранга и одновременно капитана войск НКВД Любимова и поинтересовался:
   - Что вы хотели бы конкретно знать, товарищ капитан?
   И тогда Артур Любимов этому кадровому военному человеку, генералу Горрикеру рассказал о своих мыслях в отношении того, что в характерах киевлянах имеется какая-то особая струнка, которая их отличает от москвичей и ленинградцев. Горрикер внимательно выслушал Любимова, немного подумал и, в этот момент он пальцами правой руки по поверхности стола выстукивал какой-то популярный киевский мотивчик, сказал.
   - В отношении бомбардировок города вы правы и одновременно не совсем правы. Да, последнее время немцы очень мало бомбят Киев, явно город берегут для себя. Но совсем его бомбить они не перестали. По ночам частенько наносят бомбоштурмовые удары по киевским предприятиям, до сих пор выпускающими военную продукцию, которые в основном расположены в рабочих окраинах Киева.
   Затем комендант города сделал короткую паузу, после чего продолжил свою мысль:
   - Но в одном вы, несомненно, правы! Сейчас на Украине, в Киеве или за его пределами существует слишком много дублирующих друг друга гражданских и военных организаций. Что позволяет довольно-таки многим нечистоплотным людям, стоящим у кормила власти, осуществлять свои аферы и авантюры. Вы мне назвали три штаба фронтового значения, один из которых ничего не решает и ничем не занимается, а советует и консультирует других людей, как им вылезать из того или иного дерьма, сложившегося на фронте. Сегодня в Киеве вы не найдете ни одного командующего из четырех армий, которые его обороняют, ни командующего Юго-Западным фронтом, ни командующего Юго-Западным направлением, ни первого секретаря или других секретарей КП(б) Украины. Их семьи давно эвакуированы в Куйбышев, а они сами в качестве членов Военного советов Юго-Западного фронта или Юго-Западного направления находятся за городскими пределами украинской столицы.
   - К сожалению, я вынужден согласиться с мнением простых киевлян, когда они говорят о том, что немцы рано или поздно возьмут Киев. Да, сейчас в Киеве не находится ни одной политической фигуры, которая на высшем уровне представляла бы советскую власть и к которой горожане относились бы с должным уважением. Скажем, типа, товарища Жданова, который возглавляет оборону и обком Ленинграда, цементируя силу и волю ленинградцев. Никита Сергеевич Хрущев как был, так и остался случайным человеком в окружение Иосифа Виссарионовича Сталина. Он оказался способен только на то, чтобы танцевать гопак под балалайку и распевать матерные частушки на партийных ночных увеселениях.
   Любимов не ожидал такого откровенного разговора, но все, что говорил этот генерал, было сущей правдой. Когда вчера утром он разговаривал с Никитой Хрущевым в Харькове, то у него сложилось впечатление, что первый секретарь КП(б) Украины совершенно не понимал того, что же сейчас происходит под Киевом. Ему был совершенно безразличен трехсот километровый Киевский выступ, а также то, что в этом выступе находится миллион красноармейцев, пять общевойсковых армий со всем тяжелым вооружением. Во время разговора, этот человек бросался словам, типа, "Киев мы не сдадим" или "Киевляне настроены до последней капли крови защищать свой город". В тот момент Любимову очень хотелось товарищу Хрущеву задать вопрос:
   - Да, киевляне настроены до последней капли крови защищать Киев! Но почему вы, Никита Сергеевич, в эти критические дни обороны Киева находитесь в Харькове. Вам следовало бы оставаться в Киеве, поднимать киевлян на вооруженное сопротивление немцам?!
   Сейчас Артур Любимов очень жалел о том, что в тот момент он, похоже, струсил и не задал этого вопроса Н.С. Хрущеву. А теперь уже совершенно другой человек, заслуженный кадровый генерал, повторил его мысли о высшем политическом руководстве обороной украинской столицы. Тогда он, Артур Любимов, мог бы задать этот вопрос, так как находился и встречался с Хрущевым, будучи личным посланником самого Иосифа Виссарионовича Сталина, и тот за подобный вопрос ничего с ним не мог бы поделать.
   Когда военинженер 2-го ранга Артур Любимов покинул кабинет командира военного гарнизона города Киева, генерал-майора инженерных войск Михаила Горрикера, то секретарши Марыси в генеральской приемной почему-то не оказалось. Донельзя раздосадованный этим обстоятельством, Артур вышел на улицу и зашагал в обратную сторону на свой Крещатик. А немецкая "Рама" все продолжала и продолжала кружить над Киевом, а в городе так и не прогудела сирена "воздушной тревоги". Ни один советский истребитель так и не вылетел с пригородных аэродромов на перехват этой "Рамы".

- 3 -

   Информация, доставленная разведгруппами капитана Бове из обороняющих город советских армий, была весьма тревожного характера. Все четыре армии вели напряженные бои на ближних подступах к Киеву. Можно было бы сказать, что эти бои армии вели на грани своих возможностей. У командующих армиями отсутствовали резервы, все части и подразделения этих армий были задействованы в боях. Немецкое командование явно владело стратегической и тактической инициативой и, выискивая малейшие прорехи в обороне частей РККА, своими мобильными частями наносили неожиданные удары, захватывая все новую и новую территорию, шаг за шагом приближаясь к Киеву.
   Наши командармы снова и снова пытались восстановить линию фронта, чтобы остановить и задержать продвижение противника. Снова и снова они повторяли свои же прежние ошибки, все имевшиеся в распоряжении командармов части и подразделения войск выстраивались в одну оборонительную линию, словно командармы никогда не учились организации эшелонированной обороны.
   Одна только 37-я армия вела довольно-таки успешные бои в киевском укрепрайоне, который и стал форпостом обороны всего киевского выступа. Во многом это произошло благодаря тому, что эта армия укрылась в развитой и до войны построенной системе тяжелых артиллерийских дотов. Но нельзя было и не отметить и того, что командарм этой армии генерал Власов грамотно маневрировал и использовал в боях части и подразделения своей армии. Дивизии командарма Власова не просто отбивали натиск наступающих немецких войск, но они часто переходили в контратаки, заставляя отступать немецкую моторизированную пехоту.
   Разумеется, вся эта информация была собрана разведгруппами капитана Любимова без какой-либо дополнительной помощи со стороны и в течение всего лишь одних суток. Перед отбытием из Москвы, начальник Генерального штаба маршал Шапошников, по приказу Иосифа Виссарионовича Сталина, подготовил и разослал в штабы 5-й, 21-й, 26-й и 37-й армий соответствующие директивы, в которых просил не препятствовать разведчикам капитана Бове вести самостоятельные сбор разведданных. Задача разведчиков часто состояла в том, чтобы добраться до штабов этих армий, встретиться с нужными людьми в разведотделах и получить от них требуемую информацию. Но иногда им приходилось выбираться на передовую той или иной армии, производить разведпоиск, чтобы подтвердить или опровергнуть полученную разведывательную информацию.
   Свидетельством того, насколько жидкой была линия фронта 5-й армии в те времена, стал следующий факт. Группа разведчиков во главе со старшиной Желудем, возвращаясь в Киев, внезапно натолкнулась на немецкий разведдозор, следовавший на тяжелом пушечном бронеавтомобиле Sd.Kfz.231. Полуторка разведчиков была сожжена пулеметным огнем немцев, когда она чуть не в лоб в лоб столкнулась с этим бронеавтомобилем. Успевшим соскочить на землю из горящего грузовичка бойцам этой группы пришлось вступить в неравный бой с так внезапно появившемся противником. Они автоматно-винтовочным огнем, а также гранатами уничтожили шесть немецких мотоциклистов и перебили экипаж этого бронеавтомобиля. В бою один наш разведчик был убит, а другой получил тяжелое ранение в живот. Чтобы спасти жизнь товарища, с большим трудом старшине Желудю удалось завести бронеавтомобиль Sd.Kfz.231 и своего раненого товарища доставить в киевский госпиталь. Сейчас этот бронеавтомобиль уже стоял во внутреннем дворике гостиницы, ожидая ремонта.
   Ознакомившись с разведданными, обобщив и приведя их в общий порядок, капитан Любимов дописал к ним выводы, сделанные на основании своих наблюдений жизни в городе. Он подчеркнул и выделил, что как бы этого не ожидали военные всех рангов и уровней, река Днепр, не стала естественным препятствием на пути немцев в Киев, уже к сегодняшнему дню по обе стороны от города река форсирована значительными силами противника, который создал на ней множество плацдармов. А армии и их командармы, ведущие оборонительные бои на ближних подступах к городу, сегодня не готовы и главное, они и не готовятся вести бои с противником внутри городского периметра. Горожане не эвакуируются, более шестисот тысяч киевлян остаются в городе. Артур далее писал о том, что имеются прямые и косвенные данные о том, что противник в самое ближайшее время приступит к исполнению последней фазы своей фронтовой операции по окружению и разгрому киевской группировки войск РККА, что вскоре Киев падет перед немцами.
   Весь вечер и первую половину ночи следующего дня уже капитан Бове проработал с донесением, подготовленным Артуром, шлифуя разведывательную информацию специальным шифровальным ключом. Завтра утром капитану Бове предстояло встретиться с полковником Строкачом, заместителем министра внутренних дел Украинской ССР, чтобы при его содействии отправить подготовленное донесение в Москву, в Наркомат внутренних дел и в Кремль. Сам же Любимов собирался посетить генерал-майора Тупикова, начальника штаба Юго-Западного фронта, который должен был ему передать копию своего донесения в Москву, на имя товарища Сталина, которое он не хотел отправлять общей спецсвязью.
   Как известно, штаб Юго-Западного фронта располагался в селе Верхояровка, которое находилось в двенадцати километрах от Пирятина и от аэродрома Гребенка. Немецкая бронемашина была еще не отремонтирована, поэтому Артур Любимов вынужден был отправляться в это село на одном из ЗИС-6, которые стояли во внутреннем дворике гостиницы. Он решил ехать на ЗИС-6, который имел в своем кузове зенитную 30 мм автоматическую пушку, и взять с собой группу сержанта Когтева, которого бойцы по старой уркагановской привычке все еще называли "Когтем".
   По тем киевским улицам, которые в те времена уже были покрыты асфальтом, грузовик ЗИС-6 прошел легко и ходко. Но, как только началась загородная мощеная булыжником дорога, то этот деревянный ЗИС-6 начинал скрипеть всеми своими частями и агрегатами. В этот момент казалось, что еще немного, и этот грузовик благополучно развалится на запчасти. Без задержки пройдя встретившиеся при выезде из города энкеведешные посты и заставы, ЗИС-6 с разведчиками в кузове вырвался на простор Харьковского шоссе и, словно морской парусник, расправив паруса, полетел к Пирятину.
   Было рано и в тот момент на шоссе в основном были одни только одиночные военные грузовики. Среди военных грузовиков особенно часто встречались грузовики ГАЗ-ААА, полуторки на языке простых красноармейцев. Иногда казалось, что этот полуторатонный грузовичок является основный грузовиком РККА. ЗИС-6 на фоне полуторки выглядел настоящим исполином.
   Артур Любимов сидел на пассажирском месте в водительской кабине и внимательно наблюдал за всем тем, что происходило на этом шоссе. Очень низко над ним прошла немецкая "Рама", ее пилоту, видимо, стало скучным болтаться в небесах. Вот он и решил немного порезвиться столь низкими пролетами над шоссе, распугивая одиноких красноармейцев. Этот немецкий пилот был до глубины души возмущен тем обстоятельством, когда из кузова какого-то красноармейского грузовика по его разведывательному самолету вдруг ударила зенитная автоматическая пушка. Пилот "Рамы" сумел-таки вовремя сманеврировать и уйти из-под первой очереди 30 мм снарядов. "Фокке-Вульф-189" был супер маневренной машиной, мог развернуться на одном своем хвостовом киле.
   Дальнейшая дорога до Пирятина прошла без особых авиа приключений. Только мощеное булыжником харьковское шоссе оказалось не такой уж ровной дорогой, ЗИС-6 то сильно клонился или вправо, или влево, то чуть ли не упирался радиатором в дорожный бугор. В такие моменты Артур Любимов вспоминал о том, как учился скакать на лошадях. Тогда у него сначала очень сильно болел зад от постоянного подскакивания в лошадином седле, затем он натер ноги. В результате по вечерам он мог ходить, только сильно их расставляя и не выпрямляя спины. Вот и сегодня, когда они прибыли в штаб фронта и капитану Любимову пришлось покидать кабину своего грузовика, то из-за разбитой задницы ему было трудно ходить.
   Начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Василий Тупиков с раннего утра уже был на ногах, ему было нужно завершить много дел, оставшихся еще с прошлой ночи.
   Когда только что приехавший в штаб фронта капитан Любимов подошел к его кабинету, то он оказался закрыт и заперт на ключ. Как капитану подсказали, проходившие по коридору штабные командиры, в этот момент генерал-майор Тупиков находился на очередном совещании, проводимом в кабинете командующего фронтом генерал полковника Кирпаноса. Артур Любимов отошел к первому же в коридоре окну и в ожидании появления начштаба фронта принялся наблюдать за тем, что происходило во дворе здания штаба фронта.
   Туда, видимо, только что доставили пленного немца, которого привезли на допрос разведчики какой-то армии. Несколько командиров штаба фронта собрались вокруг него и, негромко переговариваясь, стали внимательно его рассматривать. Один из командиров штаба обратился к немцу с каким-то вопросом, но тот лишь отрицательно и надменно покачал головой в ответ. Что-то в выражении лица этого пленного немца капитану Любимову показалось очень хорошо знакомым. Присмотревшись более внимательно к этому немцу, Артур в нем вдруг узнает своего бывшего второго номера пулеметного расчета, рядового красноармейца Ягодкина. Два месяца назад этот молодой человек добровольно поднял руки вверх и сдался немцам в плен, начав у них служить в качестве переводчика.
   Недолго раздумывая, капитан Любимов по штабной лестнице скатился со второго этажа и выскочил во двор штаба на улицу. А там продолжался допрос пленного немца, командиров штаба интересовало, почему представители немецкого пролетариата служат в вермахте и поддерживают захватнические планы Гитлера? Но немец только улыбался и не отвечал на этот вопрос советского командира. И тогда Артур Любимов подкрался к кружку командиров штаба сзади и хорошо поставленным командным голосом скомандовал:
   - Рядовой красноармеец, Ягодкин, стоять смирно!
   Предатель Ягодкин, одетый в немецкую форму, по этой команде вытянулся по стойке смирно. Но через долю секунду этот парень сообразил, что прокололся. Он вьюном закрутился в кругу командиров, чтобы из него вырваться и бежать, куда глаза глядят. Эта ситуация оказалась неожиданной не только для бывшего красноармейца и предателя Ягодкина, но и для окружающих его разведчиков и командиров. Поэтому Ягодкину почти удалось вывернуться из этого окружения бойцов разведчиков и штабных командиров, чтобы бежать и скрываться дальше. Но в этот момент рукоять пистолета ТТ капитана Любимова опустилась на затылок предателя. Послышался хруст кости и предатель Ягодкин как-то странно и громко икнул, без памяти свалился на землю.
   Фронтовые разведчики снова упаковали предателя в мешок и крепко связали веревкой его руки и ноги. Из группы штабных командиров вышел полковник, он козырнул и представился капитану Любимову, как начальник отдела разведки штаба Юго-Западного фронта, полковник Григорий Бондарев. В ответ капитан Любимов сам представился, вытащил из нагрудного кармана гимнастерки свое удостоверение командира РККА и передал его для ознакомления полковнику Бондареву. Тот долго читал и перечитывал командирское удостоверение капитана войск НКВД Артура Любимова. Полковника до глубины души поразила подпись Иосифа Виссарионовича Сталина под короткой рукотворной строчкой "Данному лицу прошу доверять без ограничений".
   Артур Любимов коротко перерассказал эпопею предательства рядового красноармейца Ягодкина, как он был его вторым номером в пулеметном расчете, как перешел на сторону немцев и помогал немецким охранным частям в работе с пленными красноармейцами. После рассказа и с разрешения полковника Бондарева, капитан Любимов обратился к разведчикам и поинтересовался, где они этого предателя Ягодкина нашли и как пленили. Все оказалось до невероятного просто, всего в десяти километрах от Верхояровки на дозор разведчиков совершенно случайно нарвалась небольшая группа немецких мотоциклистов. Всех немцев мотоциклистов разведчики положили на месте, а вот Ягодкина они взяли в плен. С начала своего пленения предатель разведчикам представлялся, что он немец, при этом категорически отказываясь отвечать на любые вопросы командиров РККА.
   Полковник Бондарев приказал своим разведчикам Ягодкина, все еще находящегося в беспамятстве, отнести в одну из камер разведотдела, которые в отделе имелись для военнопленных немцев. А затем поинтересовался у капитана Любимова целью его пребывания в штабе фронта и, когда услышал о его желании встретиться с генерал-майором Тупиковым, то предложил Артуру его сопроводить до кабинета начштаба фронта. На этот раз Василий генерал Тупиков находился в своем кабинете, который был битком забит командирами оперативного отдела штаба фронта. Полковник Бондарев представил капитана Любимова генерал-майору Тупикову и ушел в свой разведотдел.
   Генералу Василию Тупикову потребовалось совсем немного времени для того, чтобы вспомнить о том, кто же это такой капитан НКВД Любимов и какое задание он должен выполнить. Генерал, извинившись перед капитаном, попросил Артура Любимова немного подождать, когда он освободится. Генералу удалось сдержать свое слово, вскоре с капитаном НКВД он остался наедине в кабинете. Тупиков открыл сейф, утопленный глубоко в стене, с полки взял две странички печатного текста и тут же передал их в руки капитана Любимова.
   Затем они немного поговорили, но к генералу в кабинет постоянно заглядывали разные командиры для того, чтобы передать поступившую информацию или получить новое задание. Сообразив, что нужного разговора с генерал-майором Тупиковым не получится, Артур Любимов попросил разрешения на отбытие в Киев. Тупиков чему-то улыбнулся и попросил капитана НКВД взять с собой письмо жене и передать его в Москве. На удивленный и одновременный вопросительный взгляд капитана Любимова, генерал Тупиков спокойно пояснил:
   - Немцы вот-вот должны перейти в наступление, чтобы под корень срезать киевский выступ. У нас сейчас нет крупных резервов, ни живой силы, ни танков и ни бомбардировочной и штурмовой авиации, чтобы остановить наступающие немецкие войска. Небольшие силы, которыми в данный момент мы располагаем, это всего две - три стрелковых дивизии, два - три артиллерийских полка, могут только приостановить продвижение ударных сил неприятеля на пару дней, но не локализовать полностью удар противника. Мы слишком задержались с отводом наших войск из этого выступа, поэтому впереди нас ожидают очень беспокойные времена.
   Генерал-майор Тупиков первым протянул капитану руку для прощального рукопожатия и пожелал Артуру Любимову счастливого возвращения домой, в Москву. Спускаясь по лестнице на первый этаж здания штаба фронта, Артур Любимов посматривал на встречных штабных командиров. Он вдруг понял, что большинство этих командиров не переживут приближающейся трагедии, что впереди их ожидает большая личная трагедия и, возможно, полное забвение.
   Разумеется, в свое время он много читал и смотрел фильмов о трагедии Юго-Западного фронта, о падении и оккупации немцами Киева. Но сейчас он находился среди красноармейцев и командиров РККА, которые еще ничего не знали о том, что в ближайшие десять дней на фронте произойдут большие изменения. Вскоре немецкие дивизии начнут наступление на Юго-Западном фронте, оккупируют этот великий и древний город Киев. А этим штабным командирам будет суждено погибнуть на поле боя или умереть в немецком плену.

Глава 4

- 1 -

   Грузовик ЗИС-6 с зенитным орудием стеснительно забился между двумя хатами села Верхояровка, а из его кузова на всю деревню разносилось веселое похрапывание разведчиков капитана Бове.
   Разведчики исполняли настоящий музыкальный храп, основную партию в котором вел густой, задиристый храп какого-то красноармейца. Он храпел широко и вольготно, словно в данный выступал солистом на большой оперной сцене. Его храп широко и раздольно разливался, чуть ли не по всему украинскому селу. Причем, в такие моменты явственно ощущалось, что солистом музыкальной партии храпа был опытным исполнителем. В нужном месте он умело поднимал свой храп до определенных высот, и тогда в нем как бы прослушивались переходы от одного сна к другому. Скажем, переход от легкого и фривольного сна к тяжелым ночным кошмарам. Когда храп густел, наливался внутренней силой, то в нем прослушивались радостные мажорные ноты, это когда солист видел хорошие сны. Но, когда его храп опускался на более низкие высоты, то веселое похрапывание сменялось грустным, печальным и минорным храпом. Видимо, солист в такие моменты боролся с кошмарами в своих снах.
   Время от времени к солисту присоединялись еще два других молодых храпа. Сразу же ощущалась существующая разница между этими храпами. Становилось ясным, что молодые голоса - это простые подмастерья, они только-только начинали учиться этому искусству музыкального храпа.
   Проходившие по деревенской улице штабные командиры часто останавливались, чтобы послушать и насладиться этим могучим русским храпом. Но долго у грузовика они задерживались, а были вынуждены продолжать свой путь. Перед грузовиком взад и вперед расхаживал сержант Когтев с немецким шмайсером в руках. Он, по-волчьи, скалил зубы на любого командира или красноармейца, которые задерживались перед грузовиком, чтобы в полной мере насладиться великолепным трио.
   Сержант Когтев явно обрадовался и облегчено задышал, когда увидел появившегося на улице и направляющегося к грузовику капитана Любимова. Он ловко вскочил на заднее колесо грузовика и, перегнувшись через его борт, своими руками произвел какие-то действия, после чего могучий храп сразу же прекратился. Когда сержант уже стоял на земле, то над бортом грузовика сначала показались три заспанных лица красноармейцев, а затем поползли три тощих зада, это таким неуклюжим способом прославленные разведчики капитана Бове спускались с небес на бренную землю.
   Когда Артур Любимов оказался у грузовика, то его уже встречала и приветствовала, приложением правой руки к виску головы, шеренга в четыре бойца разведчика. Сержант Когтев, сверкая кошачьими глазами, яростно отрапортовал, что вверенные ему красноармейцы отдохнули и готовы следовать в обратный путь, в Киев. Приняв рапорт сержанта, Артур прошелся вдоль строя все еще продолжающих спать разведчиков, он внимательно всматривался в заспанные лица лихих разведчиков. Но этот осмотр лиц ему ничего решительно не принес, тогда Артур взглянул на сержанта Когтева и вопросительно изогнул свою правую бровь. Тот мгновенно и правильно понял не озвученный голосом капитана вопрос. Небрежным кивком головы он показал на самого низкорослого красноармейца в строю, о которых людях всегда говорят "от горшка два вершка", который к тому же был шофером грузовика.
   С явным уважением посмотрев на этого ничем не примечательного бойца, Артур подумал о том, что "русская земля не одних только богатырей рождает". Вдоволь насмотревшись на русского гения храпа, капитан Любимов подал команду об отправлении в дорогу.
   Вскоре ЗИС-6 пылил по проселочной дороге, снова приближаясь к украинскому городку Пирятин. Городок только что пережил очередную вражескую бомбардировку. В огне пожарища были несколько домов, которых некому было тушить! Пару дней назад немецкие "Юнкерсы-87" разбомбили городское пожарное депо, уничтожив все три пожарные машины с четырьмя автоцистернами. Все еще остававшиеся в городке жители проходили мимо пожаров, а в их глазах их плескалось настоящее море грусти и сожаления. Женщины плакали кончиками платков аккуратно и часто вытирали слезы, но и они понимали, что слезами горю соседям не поможешь, а воды в городке практически не было.
   Перед самым поворотом на Харьковское шоссе, на выезде жирным пламенем догорал бензозаправщик. Шофер их грузовика, великолепный солист храпа, эдак осторожненько, бортом машины едва не касаясь пылающего жарким пламенем бензозаправщик, прополз мимо него и выехал на шоссе. На мощеном булыжником шоссе этот парень свой грузовик сумел разогнать аж до тридцати километров в час. Он уверенно держал руль в своих руках, которые были до ногтей на пальцах покрыты густой шерстью. Время от времени он выжимал педаль сцепления и с грохотом и каким-то странным металлическим звоном переключал рычаг скоростей. Скрипя и скрежеща всеми своими металлическими частями, ЗИС-6 мчался по харьковскому шоссе в сторону Киева, прошло около двадцати минут такой скоростной езды, когда из его кузова вдруг послышался мощный сержантский рев:
   - Тревога! Воздух! Воздушная тревога!
   Хотя кабина ЗИС-6 была относительно широкой и свободной, но из нее было невозможно рассмотреть, что же происходит в небе над головой. Поэтому Артур Любимов вылез из кабины и встал на подножку грузовика, в этом положении он хорошо видел одновременно три вещи одновременно. То, что происходит в воздухе над грузовиком. Какие дела творятся в кузове грузовика? Да и то, что в этот момент происходило на самом шоссе.
   Артур Любимов сразу же обратил свое внимание на то, что в этот момент их грузовик обгонял батальон пехоты, который двигался пешим порядком по обочине шоссе. Впереди и сзади, а также им навстречу двигались несколько других гражданских и военных грузовиков. В небе же два немецких истребителя "Мессершмидт 109" совершали заход в атаку на батальонную колонну красноармейцев. Они отлетели в сторону Киева, там развернулись и сейчас летели низко над шоссе, явно намереваясь пулеметно-пушечным огнем прочесать батальонную колонну красноармейцев. От вязкой злобы Артур Любимов стиснул зубы, но ему от этого стало еще хуже, он многое бы отдал, чтобы накостылять по загривкам этим немецким пилотам хулиганам.
   Командир батальона оказался совсем неподалеку от грузовика, его хорошо видел капитан Любимов и его разведчики, которые в этот момент широко раскрытыми глазами наблюдали за приближающейся катастрофой. Артур полагал, что в эту минуту командир батальона подаст команду, типа:
   - Внимание всем красноармейцам, враг в воздухе, рассредоточиться по укрытиям!
   Как это делали все командиры РККА при виде авиации противника. Но его страхи оказались напрасными! Командир батальона совершенно для него неожиданно вдруг подал следующую команду:
   - Внимание всем красноармейцам, ложись на землю! К открытию пулеметно-винтовочного огня по вражеским самолетам, готовсь! Огонь по противнику открывать только по моей команде.
   Команду комбата разноголосицей повторили командиры рот, взводов и отделений. К удивлению капитана Любимова красноармейцы этого батальона почему-то ложились на землю лицом к небу. Затем они по отдельной команде своего комбата к своим плечам приставили приклады своих трехлинеек, СВТ и РПД. Одни только красноармейцы, вооруженные автоматами, оставались без дела и оружия своего в небо не направляли. Было бы глупо вести огонь из автоматов по воздушным целям, когда прицельная дальность огня из такого оружия составляла всего триста - четыреста метров, а самолеты противника летели на высоте около километра. Очень скоро батальон, около пятисот красноармейцев, лежал на земле, готовый в любую секунду открыть залповый огонь по приближающимся вражеским истребителям.
   Наблюдая за действиями красноармейцев и командира пехотного батальона, капитан Любимов приказал своему шоферу храпуну вывернуть грузовик круто влево и тут же притормозить. В результате выполнения этого маневра грузовик с зенитным 30 мм орудием в кузове остановился рядом с этим необычным пехотным батальоном, но ближе к другой стороне харьковского шоссе. А время продолжало тикать, вражеские истребители по мере приблиэения начали увеличиваться в своих габаритах.
   Наводчиком к зенитной 30 мм автоматической пушке, укрепленной на специальной тумбе в кузове грузовика, встал сам сержант Когтев. Этот парень стоял, широко расставив ноги, опираясь телом на плечевые опоры зенитной установки, через прицел орудия он внимательно наблюдал за приближающимися вражескими истребителями.
   Впервые с самого начала войны капитан Любимов получил возможность понаблюдать за боем с воздушным противником со стороны, который, как, оказывается, продолжается всего малую долю секунды.
   Немецкие "Мессершмидты 109" шли вдоль шоссе на небольшой высоте и, понемногу снижаясь, выходили на батальон русской пехоты, залегшего в пыли харьковского шоссе. Пилоты истребителей хотели огнем своих бортовых пушек и пулеметов от начала и до конца пройтись по этому батальону русской пехоты. Пилоты немецких "Мессершмидтов 109" явно не ожидали увидеть того, что сейчас происходило на этом шоссе. Русские красноармейцы не испугались их появления над шоссе и не разбегались, сломя головы, по придорожным кустам и в обе стороны от шоссе, как это случалось всегда. Они все, как один, лежали на спинах, а свои винтовки направили в небо, видимо, собираясь открыть огонь из доисторических винтовок по приближающимся истребителям.
   Немецкие истребители чуть-чуть раньше времени открыли пулеметно- пушечный огонь, крупнокалиберными пулями и снарядами подметая это пыльное русское шоссе. Вот-вот этот вал пуль и снарядов должен был прокатиться по красноармейцам, но он так и не успел до них окатиться. Потому что в этот момент сержант Когтев открыл огонь из своей автоматической зенитной пушки. Трасса из пяти 30 мм снарядов устремилась навстречу и прямо в лоб вражеским истребителям.
   Послышался бешенным рев двигателей обоих "Мессершмидтов 109", немецкие машины стремительными тенями мелькнули над грузовиком с зенитной установкой и над русскими пехотинцами. Этот страшный и убийственный вал из пуль и снарядов так и не докатился до людей. Нервы немецких пилотов не выдержали неожиданности появления этой пушечной трассы, они отвернули в стороны с прямого пути своей атаки. Трудно было бы также утверждать, попали ли снаряды, выпущенные сержантом, хотя бы в один немецкий истребитель?! Слишком уж юрким и маневременной машиной оказался оба "Мессершмидта 109", которые до момента атаки веером разошлись в разные стороны и, быстро набирая высоту, вскоре скрылись из поля зрения и своих атак не повторяли.
   Пехотинцы поднимались на ноги и приводили себя в порядок, отряхивая свое обмундирование от дорожной пыли. Очень скоро красноармейцы встали в походную колонну и также дружно зашагали, запылили по харьковскому шоссе. К грузовику с зенитной установкой на низкорослой лошадке подскакал молодой капитан комбат и, озорно улыбаясь, громко прокричал:
   - Товарищ капитан и товарищи бойцы красноармейцы, большое вам спасибо за помощь и поддержку в трудную минуту. Если нам придется когда-нибудь встретиться, то свой долг мы воздадим сторицей! Мы, красноармейцы и командиры Красной армии, в долгу не любим оставаться!
   Комбат тут же развернул свою лошадку и, не дожидаясь ответа от ни капитана, ни от красноармейцев, одетых в форму войск НКВД, поскакал вслед за своим батальоном.
   До Киева осталось ехать совсем немного, как говорится, еще три поворота и Киев будет перед вами. К этому времени капитан Любимов совсем устал от картины полупустынного и пыльного харьковского шоссе, сейчас подремывал в водительской кабине. Но он моментально проснулся, когда в небе над шоссе вдруг появились три бомбардировщика "Юнкерс-87" с неубирающимися шасси.
   "Лапотники" неторопливо плыли над шоссе на высоте в полторы - две тысячи метров и, не обращая ни малейшего внимания на то, какая паника поднималась на шоссе при их появлении, они следовали своим курсом. У капитана Любимова создалось впечатление, что эти бомбардировщики явно что-то искали, ведь им по пути встречались достойные цели для атаки, но "Лапотники" их не атаковали. Совсем недавно встречным курсом прошла небольшая колонна артиллерии на гужевой тяге, и на эту цель немецкие бомбардировщики не обратили внимания. При появлении этих вражеских бомбардировщиков люди начинали сходить с ума и совершали глупейшие поступки. Они от немецких авиабомб искали укрытия в придорожных редких кустиках. Никто из красноармейцев не брался за винтовку или пулемет, чтобы огнем из оружия отпугнуть приближающиеся немецкие бомбардировщики.
   Видимо, в РККА было еще мало красных командиров, способных научить и заставить своих красноармейцев силой своего оружия противостоять воздушному противнику, успел подумать капитан Любимов. Он с искренним любопытством и интересом наблюдал за разбегающимися с шоссе красноармейцами, стариками, женщинами и детьми. Ведь, на окружающей местности не было ни одного настоящего укрытия от воздушного противника!
   Поведение пилотов немецких бомбардировщиков сразу же изменилось, когда на полотне харьковского шоссе они заметили грузовик ЗИС 6 с зенитной установкой в кузове, двигающийся по направлению к Киеву. Они явно оживились, походный порядок следования бомбардировщиков начали перестраивать в круг для бомбометания по цели. В голове капитана Любимова мгновенно сработали реле и чипы, в результате чего в его сознании появилось понимание происходящих на его глазах событий. По всей очевидности, пилоты "Мессершмидтов 109" не оставили без последствий свою сорванную атаку на батальон русской пехоты. По начальству они донесли о том, что основным виновником их сорванной атаки является этот грузовик с зенитным автоматом в кузове. Он не позволил им расстрелять целый пехотный батальон русских. Начальство тут же выделило звено бомбардировщиков и его командиру приказало найти и уничтожить этот грузовик.
   Артур Любимов совсем уж было собрался покинуть кабину водителя и лезть в кузов грузовика, чтобы встать наводчиком к зенитному автомату, но в заднее окошко кабины он увидел, что сержант Когтев уже занял место наводчика. У капитана не было морального права отставлять от боя этого бравого сержанта, но в то же время и самому капитану Любимову не хотелось оставаться в стороне от участия в этом бою. Но никакого оружия, помимо пистолета ТТ в кобуре у Артура Любимова не было.
   Внезапно он почувствовал толчок в бок, повернулся к шоферу и увидел, что тот ему протягивает свою винтовку СВТ40 с подсумком обойм с патронами. Всего полминуты у Артура Любимова ушло на то, чтобы проверить техническое состояние этой винтовки и загнать в ее магазин обойму патронов. Убедившись в том, что с винтовкой все в порядке, Артур Любимов покинул кабину грузовика и глазами обвел пространство вокруг себя, чтобы отыскать место, откуда ему было бы удобнее всего вести огонь из винтовки по вражеским бомбардировщикам.
   Первый "Юнкерс-87" уже вошел в крутое пике и камнем падал к земле, а его сирена завывала, разрывая на части, слух и душу людей. Сержант Когтев уже стоял в штангах зенитной автоматической пушки, вместе со своими разведчиками он был готов к открытию огня по вражеским бомбардировщикам. Но пока он не спешил открывать огня, ожидая более выгодного момента, когда его снаряды, наверняка, не пройдут мимо вражеского бомбардировщика. Оскалив зубы, подобно серому хищнику, сержант терпеливо выжидал своей минуты, не заметив того, что он сам превратился в серого зверя, жаждущего крови своего врага.
   Звук очереди из пяти выстрелов из винтовки СВТ40 совпал с рокотом пяти 30 мм снарядов, покинувших ствол зенитного автомата. Следует отметить, что и винтовочные пули, и снаряды зенитного орудия достигли цели, они попали в крыло вражеского штурмовика, превратив его в полное решето. "Лапотник" был устаревшей конструкции бомбардировщиком-штурмовиком, сделанный немецкими авиамастерами весьма крепким по своей конструкции. Этот прекрасный немецкий самолет умел хорошо летать и на одном крыле. Вот и сейчас бомбардировщик "Юнкерс 87", имея сильное повреждение крыла, с большим трудом набрал высоту, а его пилот, попрощавшись с товарищами, решил возвращаться на свой аэродром.
   Второй штурмовик, находясь в пике, успел прицелиться и сбросить пятидесятикилограммовую авиабомбу, которая взорвалась метрах в десяти впереди грузовика. В тот момент получилось так, что по бомбардировщику-штурмовику никто не вел огня. Сержант Когтев снова стоял в штангах зенитного автомата и терпеливо ожидал своей новой минуты, он жаждал крови, а в душе сержант был полностью уверен в том, что сегодня он ее получит. Когда немецкий штурмовик, сбросивший бомбу, пошел в набор высоты для того, чтобы пойти в новую атаку, то в эту минуту он себя подставил под вражеский огонь. Очередью из пяти 30 мм снарядов сержант Когтев прошелся по днищу его центроплана. Этой же очередью он вдребезги разнес кабину пилота, убив самого пилота. Один снаряд, видимо, попал и в бомбовой отсек бомбардировщика-штурмовика. В небе всеми цветами радуги расцвел взрыв, после которого бомбардировщика-штурмовика никто уже больше не видел.
   И тогда день мгновенно превратился в ночь!
   Пилот последнего немецкого штурмовика не бросил поля боя, а сразу же бросился в отчаянную атаку на грузовик, который в тот момент стоял в центре харьковского шоссе. Его зенитный автомат встречал атаки немецкого штурмовика редкими и часто одиночными, но очень злобными выстрелами. Пилот бомбардировщика-штурмовика почувствовал, что у красноармейцев кончались снаряды к этому зенитному автомату. Немецкий пилот продемонстрировал весь свой приобретенный опыт ведения штурмовок наземных целей, атакуя грузовик с зениткой из различных положений. Иногда авиабомбы рвались от него так близко, что осколки бомб звонко стучали по решетке автомобильного радиатора, а сам грузовик содрогался от близких к нему разрывов авиабомб.
   Сержант Когтев увидел, что штурмовик скользнул к земле и начал выходить на него в атаку, стелясь всего в десяти метрах над землей. А у него к этому времени совсем закончились снаряды. От полного отчаяния и нежелания умирать, сержант Когтев подскочил к борту грузовика и с разбега сиганул из его кузова на землю. Достигнув земли, Когтев несколькими перекатами добрался до обочины шоссе и забрался в самую глубину придорожного кустарника. В этот момент добрый и деревянный советский грузовик ЗИС-6 вдруг расцвел ярким бутоном пламени и... перестал существовать.
   На том месте, где только что стоял ЗИС-6, осталось черное пятно с неглубокими воронками от разрывов двух авиабомб, пятидесяти и ста килограмм. Уничтожением грузовика бой сразу же закончился! Немецкий бомбардировщик-штурмовик с торжествующим подвыванием двигателя пошел в набор высоты. В связи с только что одержанной очередной победой над противником, его пилот решил возвращаться на свой аэродром.
   С матюками и громкими стонами из кустов выбрался весь поцарапанный и в синяках сержант Когтев. В ста метрах от места, где стоял и с воздушным противником дрался ЗИС-6, он нашел капитана Любимова, который был без сознания, и труп шофера грузовика, великого храпуна маленького роста. У этого парня еще в начале боя разрывом авиабомбы оторвало ногу, но он, истекая кровью, так никого не позвал на помощь, видя, что его друзья разведчики по горло заняты отражением воздушных атак противника. Еще один красноармеец из их группы пропал без вести, сколько бы его не искали, но так и не смогли найти. Пятый член их группы, молодой пулеметчик, уже стоял на дороге и ожидал своего сержанта и капитана. В душе он уже в пух и прах изругал самого себя за то, что не взял с собой пулемета и в этой связи он всю дорогу был вынужден прятаться от воздушного противника.
   Вскоре по Харьковскому шоссе брели очень странно выглядевшие люди. Впереди медленно шел совсем молодой, но какой-то разбитый, капитан НКВД, который во время ходьбы опирался на винтовку СВТ40. Рядом с ним шел красноармеец, который на своем плече тащил какого-то раненого бойца, последним шел и громко ругался сержант цыганистого типа.
   Нашелся-таки сердобольный дедуля украинец, который этих болезненных красноармейцев и их молодца командира подсадил себе в телегу и довез, чуть ли не до самого Киева. Но в Киев, даже за большие деньги этот дед украинец категорически отказался везти, все время, крестясь и повторяя, что это чертово и проклятое место, что никого он туда не повезет. Капитану Любимову и его разведчикам пришлось пройти пару километров, прежде чем они достигли энкеведешной заставы, где часовые проверили их документы и помогли найти транспорт, который и довез их до самой гостиницы на Крещатике.
   Таким образом, перед тем, как ночная темнота опустилась на Киев, капитан Артур Любимов, сержант Сергей Когтев, рядовой пулеметчик Сергей Руднев вошли в вестибюль своей гостиницы "Спортивная".

- 2 -

   Сержанта Когтева уложили на матрас и выдали самое действенное в мире для советского гражданина и красноармейца лекарство, полкружки неразбавленного медицинского спирта. После этой кружки, опустошенной чуть ли не одним глотком, избитый и поцарапанный Константин Когтев перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но так и не смог, его будоражили мысли о погибших товарищах. Сегодня взвод тактической разведки капитана Бове понес первые боевые потери. Два бойца не вернулись из боя, один красноармеец истек кровью, а второй - пропал без вести.
   Узнав от сержанта о подробностях столкновения с воздушным противником, капитан Бове категорически отказался верить в то, что какой-либо боец его взвода мог бы дезертировать. Ведь, с каждым бойцом он лично беседовал тет-а-тет, прежде чем принимал решение о его зачислении в свой взвод тактической разведки. К тому же капитан Бове был сильно взволнован всеми этими обстоятельствами поездки своего друга и командира в штаб Юго-Западного фронта. Поэтому капитана Артура Любимова вместо желаемой кружки молока он угостил и практически силой заставил того выпить полкружки неразбавленного спирта. Если от такой лекарственной дозы у капитана Бове только повысилось настроение, разгорелся аппетит, и окрепло неукротимое желание повторить лекарственную дозу, то у капитана Любимова напрочь испортилось настроение.
   Артуру Любимову удалось, несмотря на яростное сопротивление орангутанга Бове, подняться в свой номер и, быстро раздевшись, броситься в нежнейшие объятия своей по-солдатски узкой гостиничной кровати. Как только голова молодого человека коснуться подушки, капитан Любимов уже крепко спал. Молодость взяла свое, на следующее утро Артур проснулся совершенно другим человеком. Он отлично выспался, голова была свежей и хорошо работала. Да и утро выдалось жарким и солнечным. Под окном номера снова слышался шум проходящих мимо по Крещатику трамваев и гвалт киевлян, спешащих на работу. Только на крыше соседнего дома на этот раз не было видно молодого солдатика в большой каске, да и зенитный счетверенный пулемет куда-то исчез.
   Одевшись и умывшись, капитан Любимов спустился этажом ниже, где только что проснувшиеся бойцы разведгруппы одевались и готовили завтрак для себя и своих командиров. Капитан Бове, в позе Будды, восседал в центре коридора-спальни, он, видимо, медитировал. Одновременно он своими глазами, слегка прикрытыми веками, наблюдал за тем, как просыпались и готовили завтрак бойцы его взвода. Сам он вчера сильно закорешил с полковником Строкачом и был рад тому, что сегодня ему предстояла новая встреча с этим неординарным человеком. Об этом его только что проинформировал Артур, как только оказался в коридоре, который одновременно служил общей казармой, общей спальней для бойцов взвода тактической разведки.
   Перед тем, как спуститься на пятый этаж Артур Любимов достал и внимательно прочитал текст, напечатанный на двух листочках бумаги. Генерал-майор Тупиков информировал Москву об обстановке в киевском выступе, отмечая большую опасность расположений армий Юго-Западного фронта. Начальник штаба Юго-Западного фронта предлагал, чтобы избежать возможного окружения войск фронта, усилить его фланги несколькими стрелковыми дивизиями и артиллерийскими полками. И только затем главные силы фронта отводить за Днепр. Генерал-майор Василий Тупиков искренне верил в то, что осуществление предлагаемых им мер, могло бы предотвратить окружение пяти армий Юго-Западного фронта. Он пока еще не знал о том, что немцы уже закончили концентрацию своих дивизий и были готовы в любой момент перейти в решающее наступление.
   Подумав, Артур решил докладную записку генерал-майора Тупикова отправить в Москву без дополнительной правки и своего к ней комментария. Она, по его мнению, по сути, верно, отражала ситуацию, которая к настоящему моменту сложилась в Киеве и под Киевом. Аккуратно сложив листки с генеральской докладной запиской, он ее передал капитану Бове для последующей шифровки. А сам решил, не теряя времени, написать рапорт наркому внутренних дел в связи с событиями вчерашнего дня, основным героем которых был предатель Ягодкин.
   Вскоре закончив с рапортом, Артур Любимов подошел к окну, раскрытому настежь и расположенному в торце гостиничного коридора, и из него выглянул. Сейчас на киевских улицах все еще не было видно автоколонн с суровыми красноармейцами в кузовах, отправляющимися на фронт. По улицам и проспектам не шли колонны ополченцев и добровольцев в гражданской одежде и с трехлинейками за плечами. В городе, по-прежнему, по рельсам туда и сюда бежали киевские трамвайчики, весело и беззаботно перезванивавшиеся друг с другом. Киевляне, по-прежнему, торопились на работу, спешили в магазины за продуктами или просто шли по своим делам.
   В этот момент за его спиной капитан Бове вполголоса вел рассказ о своей первой встрече с полковником Тимофеем Строкачом и о том, как они крепко скорешились и каким умным и гостеприимным оказался этот украинский полковник. Артур Любимов слушал рассказ друга в пол уха, одновременно размышляя о своих делах. Личное задание Иосифа Виссарионовича Сталина его группа как бы уже выполнила. Она собрала и направила в Москву достоверную информацию о положении под Киевом, на фронте. Теперь пора было бы подумать и о возвращении разведгруппы в Москву, но какое-то внутреннее чувство обеспокоенности сейчас терзало душу капитана Любимова. Это чувство не давало ему возможности почувствовать себя человеком, честно и до конца выполнившего приказ своего командира. Через минуту Артур Любимов все же сообразил, что эта обеспокоенность в основном была связана со встречей с бывшим красноармейцем, бывшим вторым номером его пулеметного расчета, - Ростиславом Ягодкиным.
   Ягодкин был не тем человеком, чтобы вместе с немецкими полевыми разведчиками случайно появиться в районе штаба Юго-Западного фронта. Господин Ягодкин был слишком большим трусом и весьма предосторожным человеком, чтобы поступить на службу в вермахт и воевать на фронте рядовым стрелком в какой-либо немецкой пехотной части! Капитан Любимов не верил и п то, чтобы этот трус и предатель рядовым немецким разведчиком мог бы отправиться за линию фронта, в тыл советских армий!
   Артур хорошо помнил также и о том, что в их последнюю встречу, Ягодкин уже командовал взводом или ротой полиции. За полтора месяца службы у немцев этот гадский человек с его изворотливым умом и талантом вовремя оказать услугу нужному человечку, наверняка, добился чего-нибудь большего. Ведь, недаром прагматичные немцы перебросили его с одного фронта на другой.
   И причиной этого могла быть только одна, на Украине Ягодкин был никому не знаком?!
   Это в свою очередь могло означать, что в районе штаба Юго-Западного фронта предатель Ягодкин появился не случайно, что там он выполнял важное задание немцев. Сейчас Артур Любимов, не обладая всей полнотой информации, сейчас он мог бы только предполагать, что Ягодкин должен был или до своего ареста уже встречался с немецким агентом. Этим же агентом мог быть командир РККА в высоком звании, с которым сами немцы по многим причинам не могли встретиться.
   В этот момент за спиной капитана Любимова послышался жеребячий хохот разведчиков капитана Бове. Повернувшись к ним лицом, Артур тихо поинтересовался, что это за шум, а драки нет?! Старшина Желудь тут же поднялся на ноги, продолжая громко смеяться. Он шел по направлению к капитану Любимову, неся на руках небольшой квадрат доски, который сметливый парень использовал в качестве подноса. На этом квадрате яростно шипела на сковороде яичница из десяти яиц, пожаренная на украинском сале. На доске подносе лежал большой ломоть белого хлеба, стояла кружка, до краев наполненная молоком.
   Но, не смотря на то, что этот завтрак выглядел аппетитно, он так и притягивал к себе глаза капитана Любимова, тот все же пересилил свое внутреннее желание, все это съесть одним махом. Капитан для начала взял в свои руки экземпляр киевской газеты, развернул ее и глазами пробежал газетные заголовки, которые ничего ему не говорили. Но на развороте он увидел большую фотографию, на которой бравые и весело смеющиеся красноармейцы сидели на броне и стояли рядом с немецким бронеавтомобилем. Под фотографией была подпись, в которой говорилось: "Немецкий бронетранспортер SdKfz-231, захваченный солдатами 1-го дивизиона 4-го батальона особого назначения НКВД".
   Присмотревшись более внимательно к этой плохо отпечатавшейся в газете фотографии, Артур Любимов вдруг на ней нашел и узнал знакомые лица: старшины Желудя, сержанта Когтева, рядового Руднева, а также лицо коренастого красноармейца, шофера грузовика ЗИС-6, который вчера на харьковском шоссе истек кровью. Одним словом, на фотографии в полном составе красовался взвод тактической разведки капитана Бове, но на фотографии не было самого командира взвода. Тогда Артуру стало понятно, почему так весело смеялись разведчики. Он также вспомнил о том, что несколько минут назад капитан Бове ему уши оборвал рассказом о том, что именно полковник Строкач ему предложил, чтобы бойцы его взвода сфотографировались бы на память у захваченного немецкого бронеавтомобиля.
   По мнению Любимова, это была не совсем хорошая идея, чтобы взвод тактической разведки в полном составе фотографировался бы на память. Чтобы эта фотография через газету выставлялась бы на обозрение разведки противника. Немецкая разведка, наверняка, внимательно читала и перечитывала все издаваемые в Киеве газеты в поисках крупиц информации о городе и его горожанах.
   Но сейчас, капитан Любимов хорошо понимал, что было уже поздно искать и наказывать виновника этой фотоавантюры. Тем более, что главный виновник уже предпринял определенные шаги для защиты своего тощего зада. Виновато улыбаясь, капитан Бове подошел к капитану Любимову и протянул ему небольшой, но тщательно запечатанный конверт. Распечатав конверт, Артур обнаружил внутри его листок бумаги с коротким текстом, написанный от руки и следующего содержания:
   "Большое спасибо, товарищ Любимов. Полученная информация интересна и нужна. Продолжайте в том же духе. Мне бы хотелось, чтобы вы в ближайшие дни лично посетили бы 37-ю армию и познакомились бы с ее командармом. Сталин"
   Еще раз, прочитав записку, капитан Любимов аккуратно ее сложил и убрал в нагрудный карман гимнастерки, а подошел к капитану Бове и ему приказал:
   - Собирайся, капитан! Приказ товарища Сталина следует выполнять, не откладывая дела в долгий ящик. Подумай, на чем поедем в 37-ю армию. Грузовик дело хорошее, но уж очень он неповоротлив под атаками вражеской авиации. Может быть, ты свяжешься с тем майором милиции, с которым встретились, когда въезжали в Киев. Кажется, он тогда назвал себя майором милиции Артемом Ящиковым, и говорил, что работает начальником отделения милиции. Он здорово нам помог с гостиницей, может быть, и сейчас поможет нам в том, чтобы достать штук десять - двадцать мотоциклов?! Наверняка, в таком большом городе, как Киев, имеется свое собственное производство мотоциклов.
   К концу дня, 9-го сентября, колонна из десяти мотоциклов "Днепр 10М" с колясками двигалась по украинскому шляху Киев - Вишневое - Тарасовка. Мотоциклы были новыми машинами, только что полученными с Киевского мотоциклетного завода, директором которого оказался киевлянин, друживший много лет с майором милиции Артемом Ящиковым.
   Когда капитан Бове нашел Артема Ящикова, то тот сразу же вспомнил о своем старом друге. В разговоре с капитаном Бове, директор завода заявил, что в случае разнарядки он готов выдать армии любое количество мотоциклов, но предупредил, что на заводе нет ни капли горючего. Полковник Строкач помог получить разнарядку на двадцать мотоциклов "Днепр" с колясками и, практически в мгновения ока, мотоциклы были доставлены во внутренний дворик гостиницы "Спортивная".
   Капитану Бове страшно хотелось вместе со всеми своими бойцами и капитаном Любимовым отправиться в 37-ю армию, чтобы там познакомиться с ее командармом, генерал-майором Андреем Власовым. Командарм 37-й армии прославился в августовских боях за Киев, когда едва было не начались бои на территории самого этого города. В начале августа немецкие дивизии вышли на окраину Киева, перед ними уже не было подразделений РККА, способных противостоять их натиску. Из глубины страны железнодорожными составами прибывали отдельные дивизии, которые тут же бросали в бой против немцев. Тогда среди высшего командного состава РККА не нашлось генерала, который смог своей волей и под своим командованием объединить эти дивизии, взять под свое начало тридцать пять тысяч киевлян ополченцев.
   Таким генералом оказался Андрей Власов, который железной рукой подчинил себе эти разрозненные дивизии и киевское ополчение. Он организовал и осуществил контрудар, части немецкого вермахта были отброшены от Киева на пятнадцать - двадцать километров. Эти дивизии теперь были объединены в армию, которая стала называться 37-й армией, которая прорвали блокаду Киевского укрепленного района, по настоящее время его удерживала в своих руках.

- 3 -

   Украинские села вдоль шляха Киев - Тарасовка неоднократно подвергались вражеским бомбардировкам. С шоссе было хорошо видно, как много сельских хат сгорело в этих селах. Днем было практически невозможно проехать по этой дороге, вражеская истребительная и штурмовая авиация моментально реагировала на любое малейшее движение на всех дорогах перед Киевом. Иногда можно было бы наблюдать, как пилоты немецких штурмовиков наносят бомбоштурмовые удары по красноармейским частям и подразделениям, меняющим свои позиции. Или как они гоняются за отдельными красноармейцами и гражданскими лицами. Вся дорога Киев - Тарасовка сплошь и рядом была усеяна воронками от разрыва авиабомб, некоторые из которых уже были засыпаны гравием специальными крестьянскими командами, а некоторые продолжали чернеть свежими воронками. Все это говорило о полном господстве немецкой авиации в воздухе, о полной безнаказанности действий немецких люфтваффе под Киевом.
   Под вечер таких пока еще не зарытых воронок от немецких авиабомб было так много, что многие грузовики стояли и ожидали, когда ремонтно-дорожные команды забросают воронки гравием и по ним можно будет проехать.
   Небольшая колонна из десяти мотоциклов спокойно пробиралась среди воронок на дороге, придерживаясь средней скорости двадцати километров в час. На каждом мотоцикле было два седока красноармейца, один был рулевым, а другой сидел в коляске мотоцикла. Таким образом, двадцать бойцов взвода тактической разведки капитана Бове сопровождали капитана Любимова в его поездке в 37-й армии. По тем временам красноармейцы этой колонны были неплохо вооружены, они имели винтовки и карабины СВТ38 или СВТ40, а также несколько немецких автоматов МП38 или МП40. Помимо этого бойцы имели два пулемета РПД с несколькими сменными дисками.
   Сегодня утром в Киеве, провожая их в путь, киевлянин Артем Ящиков, который пришел проверить, получили ли они мотоциклы с завода, внимательно посмотрел в глаза Артуру Любимову, и сказал:
   - Артур, постарайся, сегодня быть более внимательным на наших украинских дорогах. Обстановка на фронте под Киевом ухудшается день ото дня! С каждым днем все больше и больше красноармейцев и гражданских лиц гибнет на дорогах Киевщины. Понятно, что, когда люди гибнут от авиации противника, это и есть война. Но по последним нашим милицейским ориентировкам, большим скачком увеличилось число нападений лиц в гражданской одежде на небольшие подразделения красноармейцев. Причем, мы точно знаем о том, что на дорогах действуют не переодетые в гражданскую одежду немецкие диверсанты.
   Поэтому, когда группа проехала большое украинское село Крюковщина, капитан Любимов приказал паре мотоциклистов оторваться от основной группы их колонны и уйти вперед в дозор. Эта пара мотоциклистов передового дозора только начала увеличивать скорость движения своих мотоциклов, как пулеметная очередь взбила перед ними полотно дороги. Это было так неожиданно, глупо и непонятно, почему, кто-то мог решиться открыть огонь по его мотоциклистам со столь большого расстояния. Любимов услышал звук выстрелов, на так и не увидел наствольных вспышек пламени при стрельбе из пулемета.
   Но его парни, не даром были разведчиками, они моментально отреагировали на этот обстрел. Прямо на мотоциклах съехали с дороги и по обочине устремились вперед. Вскоре старшина Желудь обнаружил позицию вражеского пулемета, которая была расположена, примерно, в метрах восьмистах впереди.
   - Товарищ капитан, вражеский пулемет вел огонь вон из той расщелины. Но это не вражеская засада, это самый настоящий наш дот. Что-то во всем этом не так?! Позвольте мне разобраться до конца в этой проблеме?
   Капитан Любимов утвердительно кивнул головой. Сейчас он в бинокль хорошо видел впереди плохо замаскированную амбразуру нашего дота, замаскированного под обычную украинскую хату. Артур Любимов не понимал, почему этот дот открыл пулеметный огонь по его красноармейцам. Единственным объяснением этого могли стать только их мотоциклы, немцы по настоящую пору повсеместно пользовались мотоциклами для проведения разведывательных операций и сопровождения своих бронетанковых и транспортных колон. Можно было предположить, что гарнизон этого дота, заметив, что по шляху движется колонна мотоциклистов в красноармейской форме, на всякий случай дал предупредительную очередь из пулемета. Парни гарнизона хотели остановить колонну, а затем уже проверить, что же это за колонна?!
   В этот момент старшина Желудь уже подобрался к доту и начал что кричать в его амбразуру. Старшина тоже догадался о том, что гарнизон этого дота стрелял не прицельно, а только в целях предупреждения, поэтому и решил с этим гарнизоном установить дипломатические отношения. Вскоре на крик старшины неизвестно откуда, никто не успел этого заметить, появился помятый пехотный сержант. Старшина Желудь и этот сержант о чем-то немного побалакали, затем сержант махнул рукой, словно разрешая следовать дальше, и тут же снова исчез в неизвестном направлении.
   Старшина Желудь вышел на дорогу и начал так призывно и отчаянно махать своим шмайсером, что любому бойцу взвода стало понятным, что проблема с гарнизоном этого дота положительно разрешена. Когда бойцы группы капитана Любимова подъехали, чуть ли не вплотную к доту, то в нем сохранялась полная тишина, ни один боец его гарнизона не подал голоса. Когда группа двинулась в путь, до штаба 37-й армии оставалась каких-то пара километров, то, прежде чем тронуться в путь, старшина Желудь нагнулся и в пыльную дорогу вдавил белоголовую бутылку "Московской". Это был знак благодарности за понимание и быстрое разрешение возникшей проблемы.
   Штаб 37-й армии располагался в нескольких деревенских хатах, примерно, в трех - четырех километрах от деревушки Тарасовка. Армия генерала Власова занимала правый фланг Киевского выступа и своими зубами, вернее, 147-й стрелковой дивизией, вцепившись в Киевский укрепрайон, успешно отбивала атаки противника и даже сама изредка контратаковала. В отличие от трех других армий Киевского выступа Юго-Западного фронта, командарм 37-й армии освоил искусство массированного применения войск своей армии. В этих целях отдельные армейские подразделения транспортными средствами мгновенно перебрасывались из одного района в другой, где успешно отбив вражескую атаку, они тут же перемещались на третье опасное направление, которое подверглось атакам превосходящих сил противника.
   Такая мгновенная по тем временам переброска частей и подразделений 37-й армии, не смотря на полное господство вражеской авиации в воздухе, позволяла генералу Власову своевременно реагировать на возникающую опасность прорыва обороны своей армию. Если бы этот генерал имел бы большее число армейских подразделений, то он, наверняка, перешел бы к построению глубоко эшелонируемой обороны своей армии. Такую информацию капитан Любимов получал из бесед и разговоров с командирами РККА. Во время короткого разговора с начштаба Юго-Западного фронта, генерал-майором Тупиковым, у Любимова сложилось впечатление, что ни начштаба, ни командующий Юго-Западным фронтом генерал полковник Кирпанос не очень-то любят генерала Власова. Они с явной неохотой вообще говорили об этом генерале.
   Начальник Особого отдела 37-й армии майор НКВД Земнов встретил капитана Любимова и его группу красноармейцев во дворе и с большим любопытством наблюдал за тем, как бойцы соскакивали с мотоциклов и закатывали их в большой сарай. Он коротко распорядился о том, чтобы бойцов покормили, а сам капитана Любимова повел в свой так называемый кабинет. Самая большая комната хаты была поделена на комнатушки, в которых работали командиры Особого отдела. Одна из таких комнатушек со стенами из деревенского белья и служила отдельным кабинетом начальника Особого отдела 37-й армии.
   Принесли чайную заварку, за чаем пошла неспешная беседа о делах на фронте 37-й армии. Майор Земнов оказался патриотом своей армии и своего командования, поэтому о 37-й армии он говорил одно только положительное. Но и в его рассказе прослеживалась тенденция обеспокоенности развитием ситуации и обстановки за последние дни. Майор Земнов очень беспокоился по поводу только что пришедшего приказа генерал-полковника Кирпаноса о передислокации 147-й стрелковой дивизии из Киевском укрепрайоне. По словам майора, обстановка под Киевом сложилась такая сложная, что из-за отсутствия стратегических резервов у фронта, любой немецкий прорыв мог бы обернуться катастрофой для всей войск, сосредоточенных под Киевом.
   Артур Любимов вежливо полюбопытствовал по поводу того, можно ли ему посетить какой-либо полк 147-й или 171-й стрелковой дивизии, чтобы на месте ознакомиться с положением на фронте. Майор Земнов на секунду задумался, а затем сказал, а почему бы и нет, и начал собираться в дорогу. Он кому-то крикнул о том, чтобы принесли его автомат и предупредили бы сержанта Моисеенкова о том, чтобы он должен его сопровождать в 600-й стрелковый полк 147-й дивизии полковника Потехина. А затем майор Земнов поинтересовался, не мог бы капитан Любимов в свою очередь выделить для него и сержанта Моисеенко мотоцикл с пулеметом. По его мнению, добираться до расположения 600-го полка мотоциклом было бы гораздо легче и быстрее. Разумеется, обе стороны мгновенно договорились о поездке в 600-й полк двумя мотоциклами.
   Перед отъездом майор Земнов вкратце рассказал о том, что ровно месяц назад именно этот полк оказался на острие главного удара 1-й немецкой танковой армии. Он отступал до самых корпусов Киевской сельскохозяйственной академии, расположенной на Юго-западе Киева и ожесточенно дрался за каждое здание академии, не позволяя немцам проникнуть в город. Воздушно-десантная бригада поддержала этот полк и вместе с ним перешла к контратаку, которая отбросила немцев на двадцать километров от города.
   В районе одиннадцати часов вечера, майор Земнов и капитан Любимов входили в помещение штаба полка. Тут же выяснилось, что командир дивизии срочно вызвал к себе командира полка. Но майор Серебрянников, заместитель командира полка, гостеприимно встретил прибывших и выделил им лейтенанта для сопровождения до штаба второго батальона, где они могли ознакомится с деталями батальонной обороны. Лейтенант, Любимов почему-то тут же забыл его имя и фамилию, сумел их быстро провести в штаб батальона. Там молодой парень, старший лейтенант Корнилов, ознакомил их со схемой обороны своего батальона и сказал, что в настоящее время в батальоне всего 140 активных штыков, четыре станковых пулемета "Максим" и восемь РПД, есть гранаты и бутылки с коктейлем "молотова".
   Втроем они прошлись по батальонным траншеям, на постах были одни только дежурные, которые вели внимательное наблюдением за противником. Капитан Любимов сразу же обратил внимание на то, что траншеи были вырыты неполного профиля. Вначале рылись одиночные окопы бойцов, а потом уж они соединялись не очень глубокими проходами. Таким образом, появились траншеи, по которым во время боя бойцам приходилось перемещаться ползком. Но пулеметные гнезда были расположено очень толково, имели запасные позиции, чувствовалось, что старший лейтенант Корнилов успел повоевать. Он хорошо знал, как строить сектор обстрела из пулемета и как беречь своих бойцов. Тихим голосом Артур Любимов ему посоветовал, чтобы завтра поутру он приказал бы своим бойцам прорыть траншеи полного профиля и тогда на личном опыте тот сможет убедиться в том, насколько траншеи эффективно сокращают потери в живой силе.
   По возвращению в штаб 600-го полка, а это было уже около трех часов утра, капитан Любимов вместе с майором Земновым решил сразу же возвращаться в штаб 37-й армии. Сержанты Когтев и Моисеенко за время их пребывания в 600-м полку выспались и были готовы хоть сию минуту отправляться в обратную дорогу. Они заняли места за рулями мотоциклов, а капитан Любимов и майор Земнов устроились в колясках мотоциклов, чтобы немного подремать по дороге в штаб армии.

Глава 5

- 1 -

   Ехать до штаба армии было недалеко, всего километров шесть - восемь, те же восемь - десять минут дороги. Капитан Любимов, сидя в коляске мотоцикла, немного расслабился, но вскоре он клевал носом по ходу движения мотоцикла. Внутренне капитан остался доволен поездкой, а главное тем, что встретился и познакомился со старшим лейтенантом Корниловым и бойцами его батальона. Именно такие батальоны в скором времени будут стоять насмерть, они не пропустят немецкие войска далее вглубь Советского Союза. Со временем эти батальоны повернут немцев вспять и победоносно закончат войну в Берлине.
   Внезапно мотоцикл остановился, сержант Когтев выключил зажигание мотоцикла, звук двигателя машины прекратился. Ту же самую операцию повторил сержант Моисеенко, в коляске мотоцикла которого ехал майор Земнов. В наступившей тишине явно прослушивалось далекое пение двигателей других мотоциклов.
   - В нашей армии вообще нет мотоциклов, значит, это могут быть только немцы! - Прошептал майор Земнов.
   - Ожидая твоего приезда, я сидел и готовил командарму записку о положении на фронте и в тылу нашей армии. В разведданных ни слова не говорилось о том, что какая-нибудь группа немецких мотоциклистов прорвалась и гуляет по тылам нашей армии. Так, что мы должны выяснить, что это за мотоциклисты, чем они здесь занимаются. Если это немцы, то мы должны их остановить, а то за ночь они наделают таких дел в тылах нашей армии, что плохо не покажется.
   Капитан Любимов уже полностью проснулся и внимательно слушал то, что ему говорил майор Земнов. Немного подумав, он предложил майору устроить засаду и, если мотоциклисты окажутся немцами, то провести бой из засады.
   - Хорошо, майор, давай заберемся вон в те кусты и посмотрим, кто это едет нам навстречу?! Если это немцы, то преподадим им небольшой урок. Пора кончать с тем, чтобы немцы так свободно разъезжали бы по нашим тылам. Когда противник приблизится к нам, то мы заводим двигатели мотоциклов, я с майором веду огонь из пулеметов по врагу, а вы, парни, бросаете во фрицев гранаты. Своими автоматами вы поддерживаете нас в том случае, если противник будет превосходить нас числом и попытается окружить. Тогда мы от него отрываемся на мотоциклах и уходим по дну вон того старого лога.
   В секунду сержанты откатили свои мотоциклы в придорожный кустарник, там их поставили на расстоянии десяти - пятнадцати метров друг от друга, а стволы РПД направили на дорогу, по которой приближался противник. Звук двигателей неизвестных мотоциклов становился все громче и отчетливей. В какую-то минут Артуру Любимову стало понятно, что это были немецкие мотоциклы. По своему опыту он знал, что двигатели немецких ВМВ или Цундапов работают и звучат боле равномерней, чем, скажем, двигатели киевских "Днепров". Но к звукам двигателей немецких мотоциклов примешивался и какой-то другой посторонний гудящий звук.
   Капитан Любимов только успел прошептать:
   - Это немцы! Ребята, готовься к бою!
   Как на темной пыльной дороге показались первые мотоциклы. По всей очевидности, это были дозорные мотоциклы. Вскоре они увидели, что вслед за мотоциклистами в некотором отрыве от них движется немецкая автоколонна. Грузовик вражеской колонны шли со скоростью примерно в двадцать - двадцать пять километров в час. Безлунная ночь и рессоры полуторатонных немецких "Опель Блиц" плохо воспринимали ухабы и рытвины этой украинской проселочной дороги. Именно эти обстоятельства заставляли немецких шоферов придерживаться такой низкой скорости движения автоколонны.
   Когда ночная темнота озарилась двумя пулеметными трассами, которые родились в придорожном кустарнике и острыми осами, то для гауптмана Рейнхарда Питцке, командира моторизованной роты немецких гренадеров, это явление стало полной неожиданностью. Ветровое стекло этого грузовика разлетелось мелкими осколками и брызгами, рядовой стрелок гренадер Франц Куртаг и командир взвода, лейтенант Курт Вогланд, сидевшие в кабине грузовика, тут же господу богу отдали свои души. Грузовик с мертвым водителем проехал еще около десятка метров вперед и грузно завалился на правый борт в кювет, своим корпусом перекрывая дорогу движущимся вслед за ним другим грузовикам ротной колонны.
   Из-за темноты и полной неожиданности произошедшего, второй грузовик этой колонны не успел затормозить и с жутким хрустом радиатора въехал в тентованный кузов первого грузовика, который был до упора забит сидящими на лавках солдатами первого взвода этой роты. По украинской степи пронеслись жуткие крики острой боли тех немецких гренадеров, которых наезд второго грузовика покалечил и травмировал. Две ручные гранаты взорвались при столкновении и пулеметной обстреле бедламе, вспыхнуло пламя пожара, которое начало охватывать оба поврежденных грузовика.
   Ночь превратилась в день, если до этого момента вражеские пулеметчики вели огонь длинными очередями и в основном по силуэтам грузовиков колонны, то при свете пожара они повели огонь короткими прицельными очереди в три или четыре патрона, стараясь выбить немецких офицеров, а затем унтер-офицерский состав этой моторизованной роты.
   К этому времени немецкие гренадеры, опытные вояки, покинули кузова грузовиков автоколонны и, прячась за колесами грузовиков, открыли ответный огонь из винтовок и автоматов по вражеским пулеметчикам. Но тут снова полыхнули два гранатный разрыва, еще один грузовик "Опель Блиц" заполыхал ярким пламенем. Из-под его колес во все стороны брызнули прятавшиеся там немецкие гренадеры. Одна из пулеметных очередей прошлась по этим немецким солдатам, трое гренадеров так и не успели добежать до укрытия. Они свалились на землю, а их ноги еще долго продолжали бежать, пока души гренадеров совсем не покинули их тела.
   Гауптману Рейнхарду Питцке доложили, что вражеские пулеметчики скрываются в придорожном кустарнике. Спокойным голосом он отдал приказ третьему взводу своей роты, командиром которого был лейтенант Карлесон, окружить вражеских пулеметчиков и взять их в плен. Гренадеры третьего взвода обязательно выполнили бы этот приказ командира роты, но именно в этот момент произошло нечто непредвиденное и непонятное.
   После того, как прозвучали два гранатных взрыва, то немецкие гренадеры собственными глазами увидели, что пулеметчики начали быстро перемещаться вдоль левой стороны ротной автоколонны. Одновременно они вели прицельный огонь по немецким гренадерам, тридцать которых было убито и тяжело ранено к этому моменту.
   Случайная стычка на дороге медленно, но верно перерастала, чуть ли не в полный разгром этой немецкой моторизованной роты. Гауптман Питцке был на восточном фронте с первых же дней после перехода советской границы. Ему не раз приходилось наблюдать, как попавшие под немецкий обстрел его гренадеров красноармейцы прекращали сопротивление и чуть ли не толпами сдавались в плен. А сегодня ночью в каком-то случайном столкновении с двумя вражескими пулеметам, его рота потеряла почти треть своего приписного состава. Немецкому гауптману показалось, что это всевышний творец решил его наказать за совершенные им прегрешения. Но гауптман Питцке так и не выяснил, за что конкретно так наказали его и солдат его моторизованной роты.
   Он вдруг заметил, что слева от шоссе быстро движутся два вражеских мотоцикла. Русские пулеметы, установленные на турелях колясок, вели непрерывный огонь по его гренадерам. Немецкий гауптман вдруг увидел, как один из водителей мотоциклов привстал на педалях и на ходу что-то швырнул в его направлении. Круглый предмет пролетел по крутой дуге, а затем он точно попал в распахнутый верхний люк его ротного кюбельвагена "Бюссинг". Одного взгляда Питцке хватило на то, чтобы понять, что это была вражеская граната. Через долю мгновения граната разорвалась внутри командной машины. Гауптман Питцке, как настоящий ариец, погиб на своем боевом посту, но он так и не узнал о том, что его рота впервые не выполнила боевого задания.
   Из-за этой глупой задержки рота вовремя не появилась в заранее условленном месте, где должна была встретить некоего важного человека, а затем его сопроводить или отконвоировать в распоряжение командования группы армий "Юг".
   С большим трудом капитану Любимову удалость разжать ладонь правой руки, чтобы прекратить нажимать спусковую скобу пулемета РПД. Стрелять уже было нечем, патроны кончились минуты три назад. Он обернулся через плечо, чтобы снова посмотреть на зарево, оставшееся у него за спиной. Там горели немецкие грузовики, другие же грузовики немецкой автоколонны торопливо разворачивались в обратном направлении. Артур Любимов почувствовал, как напряжение боем постепенно оставляет его тело, но ему вдруг страшно захотелось сей момент отлить. Осипшим голосом он приказал сержанту Когтеву остановить мотоцикл, вылез из коляски и, отойдя от него на несколько шагов, начал поливать дорогу. Вскоре рядом с ним зазвенели еще три мужские струи.
   Никому из этих четырех человек этот бой не дался так просто. Когда капитан Любимов в первый раз нажимал спусковую скобу пулемета и очередью прошелся по первому немецкому грузовику, то в тот момент он уже не думал о жизни или о своей смерти. В тот момент он видел одни только смутные очертания немецких грузовиков и тени мечущихся на дороге вражеских солдат, только что покинувшие кузова грузовиков. Когда на дороге вспыхнул первый пожар, то эти тени превратились в людей. Но и тогда ведя огонь из пулемета по немецким гренадерам, Любимов видел в них не людей, а бездушные цели учебного тира. В тот момент он не ощущал ни упоение боем, ни страха перед противником, ни храбрости перед собой. Основной его задачей тогда стало вести непрерывный огонь по противнику, постоянно нажимать спусковую скобу, своевременно менять пулеметные диски.
   И вот только сейчас до сознания капитана Любимова дошла мысль о том, что лишь какая-то случайность спасла их жизни в этом неравном бою с опытным противником. Немецкий солдат умел и хорошо воевал, он без проблем мог сломить их сопротивление, но в эту ночь в нем что-то серьезное сломалось и у них ничего не получилось. А рядом с его мотоциклом стоял майор Земнов, он яростно разговаривал сам с собой:
   - Я этих гадов обязательно разыщу и узнаю, почему целая немецкая рота на грузовиках спокойно разъезжает по армейским тылам. Куда смотрела полковая и дивизионная разведка? В этом районе ничего нет ничего интересного для немцев, ни складов, ни скопления живой силы. Здесь немцам совершенно нечего было делать, а они спокойно разъезжают на грузовиках, чуть ли не с включенными фарами!
   Вскоре они добрались до штаба армии. Несколько звонков по внутреннему телефону и майор Земнов сообщил, что начальник штаба Добросердов готов с ним встретиться. Они перешли в другую хату, где и встретились с генерал-майором Добросердовым, но дельного разговора с генералом так и не получилось. К нему постоянно подходил народ и командиры, они вели с начштаба долгие беседы, постоянно его, отрывая от разговора с капитаном из Киева. В конце концов, Добросердов извинился перед разведчиками и отправился на какое-то срочное штабное совещание.
   Когда они уже покидали армейский штаб и направлялись к своим парням, которые заводили мотоциклы, чтобы возвращаться в Киев, то им повстречался почти двухметрового роста генерал-майор с несуразными очками на носу. Он зло посмотрел на майора разведчика с строго поинтересовался тем, почему это майор так своевольничает? Почему без согласования с ним, командармом, встречает и принимает какую-то команду из Киева, сопровождает ее на передовую? Майор Земнов начал объяснять ситуацию, одновременно рукой за своей спиной показывая капитану Любимову, чтобы тот уезжал. Пожав плечами, капитан устроился в коляске мотоцикла и приказал сержанту Когтеву отправляться назад, в Киев.
   Колонна из десяти мотоциклов "Днепр 10М" подъехала к гостинице "Спортивная" на Крещатике в районе семи утра. А в десять часов очередная шифрограмма покинула шифровальную комнату управления связи министерства внутренних дел Украинской ССР.
   Пока еще никто из киевлян не знал о том, что до наступления немцев на Киев остался всего один спокойный день.
   Получив информацию из Киева от неизвестного никому источника, Иосиф Сталин окончательно уверился в том, что Киев придется сдавать, но он очень боялся того, что запланированное отступление РККА из-под Киева может снова превратиться в бегство, как это неоднократно бывало в более ранние месяца этой войны. И как это позже выяснилось, что верховный главнокомандующий не зря опасался такого развития событий.

- 2 -

   В конце августа - начале сентября немецкое командование неожиданным ударом своих сил захватило мост и форсировало Днепр в районе села Окунино, образовав там плацдарм. Появление подобного плацдарма на левом берегу Днепра вызвало серьезное беспокойство у ставки Верховного командования, так как этот плацдарм нарушал целостность обороны советских войск по Днепру в районе Киева. На ликвидацию плацдарма Юго-Западный фронт бросил один корпус 37- армии и подразделения 5-й армии. Но такая передислокация сил фронта еще более увеличило длину фронта, что в немалой степени способствовало появлению разрывов между соединениями и армиями фронта.
   4-го сентября командование вермахта на узком участке фронта сосредоточило 3-ю и 4-ю танковые дивизии, ударом в один такой разрыв направлением на Кролевец прорвали оборону 293-й стрелковой дивизии 40-й армии Юго-Западного фронта.
   3-й воздушно-десантный корпус, выдвинутый из Конотопа для обороны железнодорожного моста через реку Сейм, не выдержал встречного удара противника и отступил. 7-го сентября немецкие части захватили мост и организовали по нему переправу танков обеих своих дивизий, чтобы нанести удар в направлении на Бахмач и Конотоп.
   9-го сентября 3-я танковая дивизия Вальтера Моделя прорвалась на юг и 10 сентября захватила небольшой украинский городок Ромны, организовав круговую оборону этого городка. Продвижение 4-й танковой дивизии и 10 моторизованной дивизии того же моторизованного корпуса вермахта были остановлены контратаками наших войск на фронте Бахмач, Конотоп. Но эти же войска почему-то не контратаковали танковую дивизию Моделя, чтобы выбить ее и образованный ею кровавый танковый клин из тела Юго-Западного фронта. Даже начальник генерального штаба маршал Шапошников несколько пренебрежительно отнесся к этому немецкому прорыву, предполагая, что прорыв 30 - 40 немецких танков легко можно ликвидировать.
   10-го сентября приступили к работе немецкие саперы 73-го и 74-го батальонов 107-й группы Имперской рабочей службы и 18-й мостовой отряд вермахта, которые день и ночь работали ударными темпами по строительству тяжелого понтонного моста в Кременчуге. К 12.00 следующего дня 16-ти тонный и 2000 метровый мост был построен и за короткое время по нему на левый берег Днепра переправились 9-я, 13-я и 16-я танковые дивизии, а также 16-я и 25-я моторизованные дивизии. Циклопических размеров махина танков, автомашин, тягачей с орудиями на прицепе 1-й танковой группы генерал полковника фон Клейста без какого-либо серьезного противодействия со стороны противника переправлялись по длинному мосту во тьме ночи и под проливным дождем. Переправившись на левый берег, эта махина танков и моторизированных войск вермахта тут же развернулась на север и начала выходить на тылы Юго-Западного фронта.
   Разведка Юго-Западного и Южного фронтов, а также советская авиаразведка проворонили сам факт строительства такого мощного понтонного моста в Кременчуге. Этот зевок стоил того, что позволил 1-й танковой группе Клейста прорвать оборону и наголову разбить противостоявшую ей на левом берегу Днепра 38-ю армию. Командование нашей 38-й армии и Ставка Верховного главнокомандования были уверена в том, что немцы этой свой удар нанесут с плацдарма под Черкассами. В результате, 1-я танковая группа фон Клейста выходит на оперативный простор и окончательно разворачивает свой фронт в тыл Юго-Западному фронту. При этом следует отметить, что командование Юго-Западным фронтом и Ставка Верховного главнокомандования долго не верили в открывшуюся угрозу фронту со стороны его левого фланга, не предпринимали требуемых мер для ее ликвидации. Да и следует признать, что у них в резерве не было особо много сил, чтобы остановить это наступление танковых дивизий фон Клейста.
   Таким образом, в 1941 году в операции по окружению советских войск под Киевом участвовали две ударные немецкие танковые группировки. 2-я танковая группа Гудериана в составе: 3-й, 4-й и 17-й танковых дивизий, моторизованной дивизии СС "Рейх" наступала по направлению Конотоп - Ромны - Лохвица для соединения с 1 танковой группой фон Клейста. Одновременно предполагалось, наступлением 17-й танковой дивизии, 10-й моторизованной дивизии и моторизованного полка "Великая Германия" оттеснить войска 40-й армии на восток, образуя внешний фронт окружения. Рассечение пополам "Киевского котла" должно было осуществляться 2-й армией генерала Вейхса с целью раздробления сил советских 5-й и 21-й армий и выхода на тылы 37-й армии в районе Яготина.
   Но ничего такого не знали и не могли знать простые красноармейцы, командиры и строевые генералы Юно-Западного фронта, которые на фронте из последних сил удерживали свои позиции на правом берегу Днепра.
   Ничего этого не знали командующий войсками Юго-Западного фронта генерал полковник Кирпанос, начальник Генерального штаба маршал Шапошников и Ставка Верховного главнокомандования, но последние генералы и маршалы должны были, по крайней мере, предполагать о возможности подобного развития событий. Командование фронтом настолько погрязло в переписке и разговорах с Генштабом и Ставкой в Москве по вопросу выводить войска из котла или не выводить, что ни на что другое уже не обращало внимания. Переписка по этому вопросу продолжалась и в тот момент, когда штаб Юго-Западного фронта, расположенный в селе Верхояровка под Пирятином, сам оказался под ударом танков 1-й ударной танковой группы фон Клейста 16 сентября.
   Получив устный приказ своего прямого начальника маршала Тимошенко, в то время командующего Юго-Западным направлением, о передислокации войск фронта с правого на левый берег Днепра, командующий Юго-Западным фронтом, генерал полковник Кирпанос, практически отказывается выполнить этот приказ. Он с новым запросом, в котором уже просит подтвердить правомочность приказа старшего командира, обращается в Москву?! Это ли не пример прямого нарушения армейской субординации, когда уважаемый генерал для прикрытия своего неподчинения, свой... авторитет прикрывает никому не нужной перепиской.
   Особое внимание следует уделить и тому фактору, что все это происходит опять-таки в тот момент, когда транспортная колонна управление штабом Юго-Западного фронта в три тысячи красноармейцев и командиров уже покинула Верхояровку и двигалась по направлению Киева. Такое решение о передислокации штаба фронта в Киев принял генерал полковник Кирпанос 16 сентября. В одном из донесений в Ставку он утверждал, что из Киева с его развитой инфраструктурой связи будет легче управлять войсками. Такая вера командующего фронта несколько наивна, но можно было бы предположить, что к этому времени штаб фронтом уже потерял управление войсками фронта. И возможно, генерал полковник Кирпанос был храбрым генералом и хотел погибнуть вместе со своими войсками на городских улицах, обороняя Киев?! Но продвижение штабной колонны Юго-Западного фронта к Киеву было приостановлено немецкими танками в небольшом украинском городке Городище.
   17 сентября после долгих проволочек и получения соответствующего подтверждения из Москвы штаб Юго-Западного фронта начал передавать шифровки с приказом об отходе с правого на левый берег Днепра 5-й, 12-й, 26-й и 37-й армиям. Как впоследствии вспоминали некоторые штабисты фронта, оставшиеся в живых, то с громадным трудом и в самый последний момент была установлена связь и передана шифровка об отступлении 37-й армии. Но отсутствие управление войсками со стороны генерал полковника Кирпаноса, а также постоянно оказываемый нажим дивизий 6-й немецкой армии на защитников Киева уже сказывался на боевом состоянии советских войск, фронт рассыпался на отдельные точки сопротивления окруженных армий.
   Сегодня, когда прошло много лет с тех пор, трудно говорить об этом, но было очень похоже на то, ни Генштаб, ни штаб Юго-Западного фронта не имел предварительных и продуманных планов действия своих войск в окружении противника. Ведь, когда войска окружал противник, то он первым делом старался нарушить общность действия войск окруженной группировки, в первую очередь, блокируя работу средств связи.
   По получении приказа на отход, командармы четырех окруженных армий действовали в зависимости от складывающейся ситуации, но практически их действия мало чем отличались друг от друга. По непонятной причине они почему-то затягивали принятие оперативных решений по выходу или прорыву из окружения. Они не пытались объединить или собрать вокруг себя наиболее опытные и боевые части и подразделения своих армий, чтобы их последовательными ударами прорывать вражеское окружение. Наши командармы поступали с точностью наоборот, они старались рядом с собой оставить небольшое количество верных им людей и в одиночестве выходить из окружения.
   Такой подход можно было бы назвать игрой в немецкую лотерею!
   Как бы немецкие войска не были бы отлично организованы, каким бы боевым опытом, полученным в предыдущих войнах, они не обладали в первый год войны с Советским Союзом, то, когда в окружение к ним попадала та или иная советская армия, главное командование вермахт не было в состоянии организовать непроницаемое окружение. В основном перекрывались большие и малые дороги вокруг окруженных частей РККА, но существовали дороги и тропинки, которые не были даже нанесены на карту. Поэтому те воинские части, которые пытались прорваться по нанесенным на карту большим и малым дорогам, вели постоянные бои с немецким окружением и, в конце концов, ими рассеивались или сдавались в плен немцам. А те части, которые прорывались не нанесенными на карту дорогами и тропами, со временем пересекали линию фронта.
   Почему это была самая настоящая лотерея, да и по одной простой причине, из четырех командармов, чьи армии были окружены под Киевом, к своим вышел только один командарм 37-й армии, генерал майор Власов. Причем, из окружения он вышел в гордом одиночестве и через два месяца путешествий по оккупированной Украине. Его только сопровождала одна только молодая военврач, которая была его гражданской женой.
   Командующему Юго-Западному фронту генерал полковнику Кирпаносу так же не повезло, он погиб от осколков разорвавшейся немецкой мины при попытке прорыва из немецкого окружения.

- 3 -

   Одетый в гражданскую одежду, выглядевший настоящим украинским парубком, только-только начинающим свою рабочую жизнь, капитан Любимов шел вниз по Лукьяновке, с интересом наблюдая за тем, как киевляне бойко и оживленно грабят городские магазины.
   На следующий день после посещения 37-армии взвод капитана Бове все свои мотоциклы запрятал в десяти километрах за пределами Киева, в Пуще-Водице, куда можно было бы добраться по Дымерскому шоссе от улицы Шевченко. Там в лесу, подальше по глаз посторонних людей бойцы взвода вырыли и замаскировали партизанскую землянку. В эту землянку они перегрузили свои красноармейские пайки, а также выкупленные на карточки продукты питания, которые были доставлены в лес грузовиком. Рядом с землянкой в лесном овраге они подготовили площадку, на которую перегнали и тщательно укрыли мотоциклы "Днепр".
   Еще раз, внимательно осмотрев выбранное место для партизанской землянки, лесной овраг с замаскированными мотоциклами, капитаны Любимов и Бове приказали старшине Желудю, подобрать себе пару бойцов, и вместе с ними заняться охраной землянки и мотоциклов. Уже вместе со старшиной они еще раз прошлись и осмотрели подходы к землянке, решая которые подходы следует заминировать, а какой проход оставить незаминированным. На всякий случай взвод тактической разведки капитана Бове готовился к партизанской войне и в этой связи запасался продуктами и оружием.
   Когда работы по рытью партизанской землянки были завершены, продукты, оружие и боеприпасов из грузовика перенесены в землянку, а подходы к ней заминированы, то шестнадцать бойцов переоделись в новенькую синюю форму краснознаменной киевской милиции. Каждый милиционер теперь был вооружен простой трехлинейной винтовкой Мосина, ни каких тебе немецких шмайсеров или советских РПД. Но Жора Бове категорически настоял на том, чтобы все его "милиционеры" были бы вооружены десантными ножами, которые сейчас в ножнах висели на поясных милицейских ремнях.
   Бойцы неторопливо поднимались в кузов грузовика и рассаживались по лавкам. Вскоре к грузовику подошли оба капитана и, пока Бове давал последние указания старшине Желудю, Любимов занял в кабине место водителя. Облокотившись обеими руками на руль и, положив голову на перекрещенные руки, он задумался о том, что же произошло сегодня утром.
   Сегодня утром совершенно неожиданно для всех их приют в гостинице "Спортивная" посетил полковник Строкач. Он ни с кем, не разговаривая, вошел в гостиницу и самостоятельно поднялся к ним на пятый этаж. Хорошо, что в тот момент дневалил сержант Когтев, который негромким голосом скомандовал:
   - Всем стоять смирно!
   Бойцы взвода вскочили на ноги и замерли по стойке смирно. Затем сержант Когтев подошел к полковнику Строкачу и опять же тихим голосом попросил у него разрешения на то, чтобы разбудить командиров. К этому времени капитан Бове уже проснулся, оделся и шел навстречу полковнику. Один только капитан Любимов продолжал спать в своем номере на шестом этаже сном праведника. Вчерашний ночной бой в тылу 37-й армии забрал у него много сил. Да и к тому же он всю ночь пытался, но так и не мог вспомнить, где он раньше встречался с генерал-майором Власовым. Капитану потребовалась пара минут ля того, чтобы окончательно проснуться, привести себя в порядок и предстать перед заместителем наркома внутренних дел Украинской ССР.
   Разговор с полковником Строкачом состоялся в номере Любимова. Строкач достал из кармана конверт с запиской и, протянув его капитану Любимов, попросил, чтобы он сейчас прочитал сообщение. Следуя указаниям полковника, Артур Любимов несколько неловко надорвал конверт, достал из конверта лист бумаги, на котором был текст, написанный карандашом от руки.
   Текст гласил:
   "Если имеется такая возможность, то просил бы вас задержаться дней на десять в захваченном немцами Киеве. Меня интересуют ваши впечатления обо всем, что увидите? Ответ через товарища Строкача. Сталин".
   Артур Любимов аккуратно вложил листок с текстом в конверт и протянул его обратно полковнику Строкачу. Тот взял конверт в руки, достал из бокового кармана кителя бензиновую зажигалку и глазами поискал, на чем бы этот конверт можно было бы сжечь. Первым сообразил, как поступить в этом случае, капитан Бове. Он стремительно вылетел из номера и через секунду вернулся с большой и глубокой тарелкой. Конверт еще догорал в этой тарелке, когда капитан Любимов повернулся к полковнику Строкачу и, решительно глядя ему глаза, произнес:
   - Мой ответ, товарищ полковник, "да".
   Строкач утвердительно кивнул головой, преподнес правую руку к околышу фуражки, четко через левое плечо развернулся на каблуках, покинул номер и начал спускаться по лестнице на первый этаж. Его провожал капитан Бове, который несколько возбужденный вскоре вернулся и его первыми словами были:
   - Артур, полковник приехал на машине наркомата внутренних дел Украинской ССР, его водитель был одет в соответствующую форму войск НКВД. Так, что теперь каждая крыса на этой улице знает, что мне не те, за кого себя выдавали?!
   - Успокойся, Жора! В любом случае мы должны покинуть эту гостиницу уже сегодня. Ты с бойцами можешь возвращаться в Москву, а мне приказано на пару недель задержаться в Киеве.
   Услышав такие слова, капитан Жора Бове и бойцы его взвода самым категорическим образом отказались покидать капитана Любимова и его одного оставлять в Киеве. Когда Артур немного разъяснил ситуацию, заявив о том, что ему на пару недель требуется задержаться в городе после оккупации немцами Киева, все бойцы были до крайности удивлены самым предположением того, что Киев может быть сдан врагу. Но, тем не менее, не изменили своего мнения по поводу того, что хотели бы остаться и сражаться вместе с капитаном.
   Именно в этот момент к ним на огонек заглянул майор милиции Артем Ящиков, который был явно чем-то обеспокоен. Втроем, они уединились в номере Любимова, где Ящиков сообщил, что один его друг, который занимает высокий пост в управлении гормилиции, экивоками ему только что сообщил о том, что какие-то ожесточенные бои развернулись на левом берегу Днепра. Что в этой связи срочно в эвакуацию начали собираться работники ЦК КП(б) Украины и ответственные киевские горработники. Далее Артем Ящиков говорил о том, что свою жену и двух малых сыновей ему удалось-таки сегодня рано утром посадить в эшелон, который эвакуировал рабочих одного киевского заводов, и отправить в Сибирь, к родственникам жены. В заключение, немного подумав, майор Артем Ящиков тихо добавил, что теперь у него руки свободны, что он пришел к ним, чтобы вступить в их партизанский отряд и сражаться с немецкими оккупантами.
   Капитаны Любимов и Бове внимательно выслушали Артема Ящикова, а затем поделились с ним своими проблемами. Артем Любимов рассказал о том, что их взводу нужно задержаться в Киеве даже на начало оккупации Киева, но они не знают, как это можно сделать, так как они в этом городе чужие люди. Даже сейчас из-за некоторых обстоятельств они должны в срочном порядке покинуть свою гостиницу. У них имеется много продуктов и оружия, которое они не хотели бросать или оставлять в номерах гостиницы.
   Подумав немного, Артем предложил им следующий вариант действий. В ближайшем лесном массиве, который наиболее близко подходит к городу, организовать землянку-схрон, в которой можно было бы хранить продукты и оружие. Перевезти туда все необходимое, законсервировать и охранять двумя - тремя бойцами. Командиров и бойцов взвода переодеть в милицейское обмундирование и поселить в здании его отделения милиции. Четыре пятых сотрудников его отделения под различными предлогами и отговорками уже покинули Киев, остались одни только честные люди, с которыми можно было бы договориться, что они ничего не знают и ничего не видели. В отделении милиции можно было бы дождаться, в этот момент своего рассказа Артем Ящиков горько усмехнулся, когда РККА начнет отвод своих сил из города, а дальше действовать по обстоятельствам. Или оставаться в здании милиции, или переселяться в партизанскую землянку.
   Это был реальный план действий, и они его приняли за основу.
   В кабину грузовика залез капитан Бове и командирским голосом бросил:
   - Ну, что же, ефрейтор Любимов, поехали! Настало время нам послужить и в советской милиции. Думаю, что и там мы не посрамим имя советского солдата.
   В город они приехали опять-таки затемно. К тому же их грузовик в этот раз никто не останавливал и документов не проверял. Как только они подъезжали к какому-либо посту или заставе и становилась видна милицейская форма, то караульные тут же махали руками, это, мол, свои и давай проезжай дальше. Не заезжая в гостиницу, Артур Любимов грузовик направил к отделению милиции, начальником которого был майор Ящиков. Отделение располагалось в хорошо сохранившимся с дореволюционного времени двухэтажном каменном здании.
   Майор Ящиков вместе с каким-то мужиком, тоже одетым в форму милиционера, но только с погонами старшины, стоял у здания отделения, явно ожидая их прибытия. Когда грузовик притормозил и из кабины на пешеходный тротуар соскочил Жора Бове в милицейской форме с капитанскими погонами, парень не хотел ни при каких условиях понижать статус своего командирского звания, то оба милиционера бросились распахивать ворота. Артур Любимов задом, под многочисленные советы всезнаек, загнал грузовик во двор отделения милиции и заглушил двигатель грузовика.
   Пока бойцы взвода вместе со свои капитаном осматривали помещения милицейского отделения, выбирая ту комнату или комнаты, которые было бы можно относительно легко превратить в казарму на двадцать бойцов, Артур Любимов стоял во дворе, полной грудью вдыхая чуть-чуть прохладный воздух, поднимающийся с Днепра. В этот момент к нему подошел милицейский старшина, посмотрел на лицо Артур и сказал:
   - Ну, совсем дитя еще, а уже ефрейтор в армии! Ну, как можно в таком возрасте детей забирать в армию. Хоть в высоту и вытянулся парень, а психологически ему будет трудно убивать солдат противника. В первую Мировую нас в армию призывали в двадцать один год, а сколько блевать и реветь приходилось, когда немцев на штык брали. Ты парень, не бойся, ты на рефлексы свои полагайся, всегда думай, что, если ты не убьешь, то тебя убьют.
   К старшине подошел Артем Ящиков и что-то тихо прошептал ему на ухо. Старшина выслушал, удивленно повращал головой из стороны в сторону, а затем решительно шагнул вперед, как-то косо коснувшись согнутой ладонью руки козырька милицейской фуражки, отрапортовал:
   - Товарищ капитан, прощу извинить за неуставное обращение. Больше этого не повториться. Позвольте представиться, старшина милиции Григорий Голохвастов, в мировую войну трех Георгиев имел, а в гражданскую войну я у батьки Махно пулеметчиком на тачанке служил. Пять лет назад был прощен и отпущен на волю советской властью. Первое время пришлось помыкаться, а потом меня товарищ Языков подобрал, и я него служил. Вот, до старшины и дослужился. Товарищ капитан, прошу принять меня в свой партизанский отряд.

Глава 6

- 1 -

   Вот уже почти неделю бойцы взвода капитана Бове проживали в помещении отделения милиции, которым руководил майор милиции Артем Ящиков. Причем, ни один милиционер этого отделения не написал доноса в районное или городское управление НКВД о постоянном нахождении странных вооруженных людей в помещении районного отделения милиции.
   Может быть, это произошло потому, что большинство молодых милиционеров ушли в армию, в войска НКВД или разъехались по своим селам и деревням, а в отделении остались старые, проверенные и здраво рассуждающие кадры, в свое время подобранные самим начальником отделения. Они во всем верили и доверяли своему майору Артемке Ящикову, полагая, что такой человек врагов не приведет.
   Однажды в одном разговоре на эту тему, дядька Григорий Голохвастов, который из своих пятидесяти двадцать лет, честно просидевший в лагерях за махновщину, вдруг заявил, что он верит не только Артему Ящикову, но также и тому мальчишке в ефрейторских погонах. Мальчишка с несерьезным выражением, на своем постоянно улыбающимся, лице в этот момент проходил по коридору. Голохвастов на него перекрестился и заявил, что за этого мальчишку готов пойти в огонь и в воду. Тогда мужики серьезно призадумались о своем сегодняшнем положении и о своем будущем.
   А дядьке Голохвастову была серьезная причина так говорить.
   В тот вечер, когда он впервые встретился с ефрейтором милиции Любимовым, произошли кое-какие вещи, и состоялось его новое боевое крещение в этой уже третьей в его жизни войне, но старшина Голохвастов уже не имел права об этом рассказывать своим друзьям по милицейской службе. Все тогда получилось одновременно просто и неожиданно. Выслушав тогда просьбу старшины, молодой ефрейтор Любимов призадумался, а затем спросил:
   - Старшина, ты хорошо знаешь Киев? Можешь ли меня незаметно провести к гостинице "Спортивная", которая от отделения находится в паре кварталов?
   - Так точно, товарищ ефрейтор, могу! Здесь дворами есть один ход, который приведет нас прямо к черному ходу гостиницы. Нас ни одна собака не видит!
   - Собака, говоришь? Так это хорошо, ну а что в отношении кошек? Они, ведь, лучше собак в темноте видят!
   - Если постараемся и шуметь по пустякам не будем, то кошки нас тоже не увидят. Городские кошки они не такие сторожкие, как скажем, деревенские красавицы. Ты только подумаешь, о каком либо деле, а они уже знают, что ты делать собираешься.
   - Хорошо, старшина! И насчет кошек все понятно стало. Но вот насчет оружия, что взять с собой предлагаешь?
   - Сейчас в городе стрелять нельзя, сразу много народа сбежится. Все требовать будут, кто и зачем стрелял? Как я полагаю, что лучшее оружие в темноте и тесноте, это будет нож!
   - Хорошо полагаешь, старшина! Но у тебя нет ножа, а у меня уже имеется. Может быть, я тебе и второй найду?!
   - Нет, благодарствую, товарищ ефрейтор, нож и у меня имеется. Только он спрятан, а не на виду, как у тебя, на поясе болтается!
   Как и обещал старшина Голохвастов, к гостинице "Спортивная" они пробирались глухими киевским дворами. Луна еще не взобралась на городской небосклон, а в городе не строго, но все-таки соблюдалась светомаскировка. Не горел ни один фонарный столб освещения, ни одна электрическая лампа не освещала киевские дворы. Старшине Голохвастову все у этих дворах было привычно, он хорошо знал о том, где следует пригнуться, чтобы не удариться лбом, и куда не стоит ставить ногу, чтобы там чего-либо не треснуло. Артуру Любимову приходилось гораздо хуже. Ему приходилось во всем в точности следовать старшине, аккуратно, но точно повторять все его движения и шаги. Один двор следовал за другим двором. Любимов долго не мог сориентироваться, где они со старшиной в тот или иной момент находились.
   Но вот старшина сделал еще один шаг, а затем резкий поворот. Впереди показалась хорошо знакомая дверь черного входа в гостиницу. Голохвастов хотел уже браться за ручку двери и ее открывать, но легким касанием руки старшинского плеча Любимов остановил его от поспешного действия. Старшина и ефрейтор мертво застыли на месте, всем телом вдавливаясь в еще теплую от солнцепека стену.
   Вначале Любимов ничего не ощущал, здание гостиницы "Спортивная", как и все другие окружающие здания, было мертво и ничего не излучало в пространство. Но внутри здания вдруг родился и разнесся тонкий женский крик ужаса и боли:
   - Я не знаю, где они! Они никуда не собирались уезжать. Вы же видите, что все их вещи на месте.
   Нагнувшись к уху старшины Голохвастова, Артур Любимов едва слышно прошептал:
   - В здании кто-то находится, их много и они нам не друзья. Сейчас они пытают одну женщину паспортистку гостиницы и, вероятно, ее вскоре убьют. Мне очень жаль эту женщину, но и наше вторжение ее не спасет. Я просто хочу узнать, что это за люди и откуда они об нас узнали? Хочу также предупредить их о том, что они не хозяева в этом городе и никогда ими не будут. Ты, старшина, если хочешь, можешь пойти со мной. Но имей в виду, что наш противник имеет хорошую подготовку в рукопашном бое и не боится поединков. Если не хочешь ввязываться в драку, то подожди меня у этой стены, я скоро вернусь, тогда ты меня проводишь домой.
   В этот момент взошла луна, лунный блик коснулся окна на четвертом этаже и неожиданно высветил окровавленное и избитое лицо женщины. Оно было в сплошных кровяных царапинах и порезах, сквозь разбитые губы виднелись десна с выбитыми зубами. Из глаз женщины текли слезы, а ее губы шевелились. Видимо, она еще отвечала на задаваемые ей вопросы, но человека, задававшего эти вопросы, не было видно. В проеме окна не просматривался даже силуэт его тела. Но вдруг женщина сильно вздрогнула и поддалась вперед. Оконное стекло разбилось, на землю полетели осколки, которые звучно разбивались об утрамбованную землю и камни. Голова женщина упала на подоконник и больше не шевелилась.
   Артур Любимов, увидев нож в руках Голохвастова, решил действовать. Он левой рукой тихо и ободряюще коснулся его плеча и слегка его подтолкнул, а сам беззвучно скользнул к двери черного хода. Старшина не слышал скрипа двери или какого-либо движения своего напарника, он только что был рядом с ним, а теперь его не было. Старшина увидел, что дверь все еще приоткрыта и, уже не раздумывая, ужом ввинтился в ее проем. Плечом он почувствовал присутствие ефрейтора и ничего, не видя, а действуя на грани чувств обаяния, старшина двигался вслед за Любимовым.
   Вскоре оба милиционера оказались в вестибюле гостиницы. Лунный свет, проникая снаружи, слабо, но все же освещал вестибюль. После сплошной темноты черного хода это освещение и Любимову и Голохвастовому показалось ярким светом, в котором были хорошо видны четыре человеческие фигуры. Они расположились в разных сторонах и углах этого помещения и не отрывали своих глаз от двери с улицы. Ни на секунду не задерживаясь, ефрейтор и старшина перешли к действиям. Первым с противником столкнулся старшина, руками левой ладони он крепко зажал своей жертве рот, а правой рукой удар ножом в основание шеи. Только на третьем ударе Григорий ощутил, что его жертва больше не дышит и не шевелится, и тихо опустил ее на пол.
   А в этот момент ефрейтор Любимов приканчивал третьего неизвестного бойца. Все четверо были вооружены карабинами "Маузер 98к". Старшина Голохвастов хотел было извиниться за свою медлительность, но Артур Любимов отрицательно потряс головой и пальцем ткнул в сторону лестницы, ведущей на этажи гостиницы. У старшины похолодело в груди, только сейчас он осознал, что каждый этаж гостиницы будет им доставаться только с боем. Жестами Артур показал старшине Голохвастову, оставаться на месте и внимательно следить за лестницей, а сам исчез, растворился в служебных помещениях гостиницы первого этажа. В этот момент послышался скрип ступеней лестницы. Два человека спускались по лестнице с верхних этаже, мгновенно определил старшина.
   Те спускались по лестнице и полушепотом переговаривались:
   - Ты, паря, несколько поспешил ее прикончить. Ведь она нам так ничего не рассказала.
   - Да она ничего и не знала, поэтому ей нечего было рассказывать.
   Григорий Голохвастов бесшумно переместился к лестнице, размышляя о том, как бы ему одновременно атаковать двоих человек. Вдруг в его голосе возник голос, который произнес:
   - Ты, Григорий, молодец и ножом дерешься хорошо! Несколько медлителен только, но это скоро пройдет. Не бойся противника, смело иди в атаку. Само тело тебе подскажет, как поступать в той или иной ситуации.
   Когда два вооруженных шмайсерами человека в гражданской одежде сошли с лестницы и оказались в вестибюле гостиницы, то один из них, внимательно вглядываясь в рассеянный лунным светом сумрак помещения, негромко позвал:
   - Виктюк, где ты спрятался? Чего краснозадых бояться, они тоже люди и умирают от пули и штыка.
   Этими своими словами гражданский с немецким автоматом в руках заглушил легчайший стон своего напарника, которому старшина Голохвастов ударом ножа кадык вбил в гортань. Но гражданский все же почувствовал, что что-то произошло за его спиной и медленно начал разворачиваться. Перед его глазами мелькнул неясный силуэт человека с ножом в руке, а затем сильный удар в затылок лишил его сознания.
   Артур Любимов нагнулся над этим человеком, которого только что ударом рукоятки ножа лишил сознания, и мысленным зондом вошел в его сознание. Пары секунд оказалось достаточными для того, чтобы узнать о том, что немецкий Абвер предпринимает экстраординарные меры по розыску специальной группы НКВД, которой, якобы, поручено заминировать и взорвать государственные здания Киева, когда он будет занят вермахтом. В сознании этого человека сохранилось изображение командира РККА, который, якобы, имеет прямое отношение к этой группе и к этому заданию. На фотографии был изображен лейтенант Максимов, которому в штабе Юго-Западного фронта Любимов передал два чемодана.
   - Прикончи его!
   Просто сказал Любимов, поднимаясь с пола, и в нескольких мыслеобразах объяснил старшине Голохвастову суть сложившейся ситуации:
   - Ищут не нас! Но и этим вражеским прислужникам мы не можем позволить уйти живыми! Неожиданная смерть двадцати - двадцати пяти вооруженных человек запутает немцам расследование и поможет нашим товарищам выполнить задание.

- 2 -

   Каждый день прошедшей недели бойцы взвода капитана Бове регулярно ходили в утренние, дневные и ночные патрули по городу. Патрулирование позволяло Любимову, по-прежнему, оставаться в курсе дел всего происходящего в Киеве. Но ему все-таки не хватало информации о том, что же происходит на фронтах на правом и левом берегах Днепра. Поэтому, однажды, он снова переоделся в привычную форму капитана войск НКВД и отправился в наркомат внутренних дел Украинской ССР. Когда он доехал в одном из киевских трамваев, то вдруг ощутил какое-то одиночество и внутреннее беспокойство.
   Прищурив глаза и притворившись, что весь ушел в себя и ни на что не обращает внимания, Артур Любимов внутренним зрением стал всматриваться в лица людей, пассажиров этого трамвая.
   Пассажиры трамвая этого маршрута мало чем отличались от пассажиров трамваев других маршрутов, они чему-то улыбались, но особо не разговаривали друг с другом. Но одно отличие в вагоне этого трамвая обращало на себя внимание, целых четыре парня уркагановского вида столпилось в заднем тамбуре трамвая. И временами, то один, то другой из этих парней мазал своим взглядом спину молодого капитана войск НКВД. Другие же пассажиры, а в основном это были женщины, видели эти взгляды, но ни одна из них не поднялась на ноги, чтобы подойти и предупредить капитана о грозящей ему опасности.
   Вблизи здания НКВД Артур Любимов легко соскочил с подожки трамвая и, не торопясь, направился к зданию наркомата внутренних дел. Прямо рядом с центральным подъездом наркомата было устроено пулеметное гнездо, крупнокалиберный ДШК был с трех сторон обложен мешками с песком. Перед подъездом расхаживал рядовой боец войск НКВД с винтовкой СВТ40 через плечо. Такого еще никогда не было, ограничивались лишь одним караульным внутри подъезда, который проверял документы. Любимов сердцем почувствовал, что война все ближе и ближе подступает к этому большому городу.
   Караульный поинтересовался, к кому идет товарищ капитан? И когда Любимов сообщил, что хочет встретиться с полковником Строкачом, то дежурный доверительно ему подсказал, что наркомат практически полностью эвакуирован. А товарищ полковник в данный момент провожает полковника Мажирина, командира 4-й дивизии НКВД по охране железнодорожных объектов, которая на пару дней еще задержится в Киеве. В течение пары секунд постовой энкеведешник проинформировал Артура Любимова о сроках проведения операции по эвакуации города, теперь он может более или менее ориентироваться в своих планах по выполнению боевого задания.
   Сегодня 16 декабря, Ставка, видимо, только-только отдала приказ об отступлении войск Юго-Западного фронта с восточного берега Днепра, значит, немцы где-то 18 - 19 сентября могут войти в Киев. Но перед этим обязательно будут взорваны киевские мосты. Как только они прозвучат, а взрывать будут обязательно ночью, то утром следующего дня немцы появятся в городе. Это означает так же и то, что советское командование боев на улицах этого города не планирует.
   Капитан Любимов совсем уж собрался, развернуться и отправляться восвояси, как на одной из лестниц появились два человека и тут же послышался знакомый голос полковника Строкача:
   - Ба, какие гости нагрянули к нам?! Капитан Любимов, как это вы решились навестить нас? По всей очевидности, в вашем партизанском убежище, товарищ капитан, не хватает информации о том, что же сейчас происходит в городе?! Вот, вы и решили заглянуть к нам на огонек! Исчезнуть, не попрощавшись и не испросив на то разрешения старшего начальника, так поступают только москвичи!
   Полковник Строкач по лестнице спускался вместе с каким-то незнакомым Любимову другим полковником НКВД. Подойдя к Артуру, Строкач добродушно протянул для рукопожатия руку. Когда крепкое рукопожатие состоялось, то полковник освободившейся рукой показал на сопровождающего его полковника и сказал:
   - Знакомьтесь, полковник Мажирин, командир 4-й дивизии НКВД. Его дивизии предстоит серьезная работа, поэтому он и я вместе задерживаемся в Киеве на пару дней.
   Внутри Любимова тотчас же появилось ощущение и твердое понимание того, что решение об отходе войск Юго-Западного фронта с восточного берега было принято самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Что в свою очередь могло означать так же и то, что товарищ Сталин, принимая такое решение, мог принять во внимание и информацию, подготовленную его группой. Артур Любимов начал было улыбаться во весь рот, но тут же поскучнел. Потому, что отвод наших войск с правого берега Днепра одновременно означал, что Киев будет сдан немецким войскам. Он также понял и то, что 4-я дивизия НКВД, которая специализируется по охране железнодорожных объектов, задерживается в Киеве для того, чтобы заминировать мосты через Днепр, а также исполнит специальное поручение Сталина, выполнение которого его группа должна проследить.
   - Скажите, товарищ капитан, а не могли бы вы объяснить, почему ваша группа так внезапно исчезла после нашей последней встречи? А вы ни единым словом не намекнули о такой возможности?
   Капитан Любимов тихим голосом попытался разъяснить, что неожиданное появление полковника Строкача в их гостинице едва не привело к демаскировке их взвода, который был вынужден срочно покинуть гостиницу и искать пристанище в другом месте. Разведка гостиницы, проведенная тем же вечером, на практике показала, что промедление с передислокацией, могло бы привести к ненужным потерям среди бойцов группы.
   - Капитан Любимов, вы хорошо понимаете, что сейчас говорите и что пытаетесь утверждать?! Я не мог, вы понимаете, что я, полковник НКВД, не мог навести врага на ваше убежище!
   - Товарищ полковник, никто этого не утверждает! Но вы должны понять, что ваше появление в гостинице "Спортивная" попало в поле зрения диверсантов Абвера. А эти диверсанты, которые случайно обнаружили наше убежище, имели другое задание. Они разыскивали спецгруппу НКВД, которая должна была заминировать и взорвать некоторые государственные здания Киева. Столкнувшись с абверовскими диверсантами, нам пришлось уничтожить поголовно весь их ударный отряд.
   После этих слов молодого капитана полковник Строкач внезапно замолчал и начал удивленно переглядываться с полковником Мажириным. Полковник Мажирин поинтересовался:
   - Так вы, капитан Любимов, утверждаете, что немецкий Абвер занимается выяснением вопроса о готовящихся взрывах в Киеве?
   - Так точно, товарищ полковник! Абвер направил в Киев три группы своих людей, одна из которых должна была действовать в районе Крещатика, но ее мы полностью уничтожили. Абвер имеет информации о том, что главные здания, как и мосты через Днепр будут обязательно взорваны отходящими частями и подразделениями РККА.
   Когда Артур Любимов покинул здание наркомата НКВД, то за оградой из мешков с песком, трое красноармейцев из котелков с заметным удовольствием поедали горячую перловую кашу. Один из красноармейцев обратил внимание на то, что капитан НКВД за ними наблюдает, он добродушно улыбнулся ему в ответ и по-крестьянски просто пожелал хорошего дня. От этого какая-то натянутость, появившаяся в здании НКВД, растаяла и бесследно исчезла в душе Любимова. Улыбнувшись в ответ, Артур решил возвращаться обратно в отделение милиции, которое за несколько дней стало ему почти родным.
   По дороге в отделение, он решил до конца разобраться с уркаганами, которые в трамвае к нему прицепились, чтобы выяснить, почему они именно им так заинтересовались?!
   Легкой танцующей походкой он спустился к городскому скверу, полагая, что "его друзья" именно там ожидают его возвращения, и оказался совершенно прав. Трое уркаганов расселись на лавочках сквера таким образом, чтобы любой человек, случайно зашедший в сквер, сразу же оказался бы в их окружении. Вот и капитан Любимов войдя в сквер, как бы автоматом, влетел в окружение этих трех парубков. В этот момент за его спиной внезапно появился четвертый уркаган, который толчком руки отправил его глубже в скверик. Артур давно заметил этого четвертого парубка, но притворился, что будто бы столь неожиданное появление четвертого уркагана его смутило. Он, якобы, с трудом удержался на ногах и замер в самом центре сквера, руками испуганно прикрывая свое лицо. В этот момент серые личности поднялись на ноги, угрожающе медленно переступая ногами, с четырех сторон начали к капитану Любимову сходиться. Когда до него оставалось сделать три - четыре шага, то все парубки вдруг остановились, не сводя с Любимова угрожающих взглядов.
   Это было настолько театрально, что Артур Любимов едва сдерживал смех, одновременно сохраняя испуганное выражение на своем лице. Как Артур и ожидал, то первым заговорил именно тот парень, который, по-прежнему, старался держаться за спиной у капитана:
   - Мы долго тебя разыскивали, капитан, полковник Курт фон Рунге хочет с тобой встретиться и переговорить.
   - А кто такой полковник фон Рунге и почему он хочет встретиться именно со мной?
   - Полковник фон Рунге служит начальником департамента Абвера, а чем департамент занимается, то нам не положено знать. Мы простые исполнители, люди нам говорят "убий", и мы убиваем. Люди говорят нам "поймай" и мы ловим того человека, которого нам приказали поймать. Так, что собирайся и пойдем с нами.
   Капитана Любимова до крайности удивила та прямота, с которой действовали агенты какого-то там немецкого полковника Рунге. Уж очень здорово эта прямота напоминала человеческий идиотизм. Такое в жизни очень редко случается, мимо этого нельзя было просто пройти, с этим нужно было бы попытаться разобраться. К тому же Любимову было чрезвычайно интересно узнать или выяснить, что вообще сейчас происходит? Что это за люди и как эти агенты немецкого полковника определили, что он именно тот человек, который нужен этому немцу. Поэтому Любимов, прежде чем кончать с этими людьми, полуидиотами, решил с ними поиграть в вопросы и ответы.
   - А каким образом в таком громадном городе вы сумели меня разыскать?
   - Все очень просто, нам задали твои параметры, по ним мы тебя и нашли.
   - Все-таки я не совсем понимаю, как это можно задать параметры и по этим параметрам разыскать человека? Да и вообще, каким образом вас перебросили в Киев и как вы собираетесь обратно переходить линию фронта?
   - Вчера ночью катером по Днепру нас доставили прямо в Киев и высадили на берег. А что касается возвращения, то в этом вообще для нас нет проблем. Через два дня немцы войдут в город, а нам вместе с тобой следует выйти на улицу и первому же немецкому жандарму полевой фельджандармерии сообщить пароль. Нам тут же предоставят автотранспорт, чтобы доставить до места назначения, где нас уже ждет полковник Курт фон Рунге и его команда. А что касается твоих параметров, то они заложены в блоки нашей памяти и активируются, когда ты находишься вблизи. Или наши сканеры показывают направление, в котором ты с большой вероятностью находишься. А что касается...
   Артур Любимов не дал человеку, стоявшему за спиной довести до конца свою мысль. Он на каблуках сапог совершил резкое балетное фуэте, и еще находясь в развороте, мыском сапога сильно ударил парубка в подбородок. Человек, как то странно спиной взлетел вверх, но не успел еще упасть на землю, как металлически кашлянул "Вальтер Пк38", который так неожиданно оказался в правой руке Любимова. Потом негромко прогремели еще шесть выстрелов и трое непонятно кто, по крайней мере, у этих "парней" совершенно не было мозгов, так и, не сделав и шага или движения рукой, легли на землю. Поменяв обойму в пистолете, Любимов подошел к слишком разговорчивому кукловоду, который, наверняка, был командиром этой группы захвата, он хоть мог говорить на фоне этих безголосых киевских гоп-стопников. Кукловод не нуждался в контрольном выстреле.
   Нагнувшись, быстрыми движения рук Артур ощупал карманы кукловода. В одном нашлись его документы, настоящий советский паспорт, а в другом - рация уоки-токи. Несколько секунд ошеломленный Артур Любимов рассматривал рацию, обратив внимание на то, что световой индикатор рации свидетельствует о том, что она сейчас находится в рабочем состоянии. Затем он решительно выключил рацию, убрал ее в карман и, быстро осмотревшись, покинул этот киевский скверик.
   В отделении милиции капитан Любимов появился ближе к полночи, Жора Бове весь изождался своего друга и места себе не находил, постоянно поглядывая на циферблат дореволюционных ходиков. Все запланированные на ночь патрули уже давно разошлись по своим улицам, а Любимова все не было и не было. За весь день от него не было никакой весточки. Несколько раз звонил городской телефон, но в основном это были киевляне, которые очень волновались по поводу обстановки в городе. Когда надежда, казалось бы, иссякла, то внезапно распахнулась дверь, и на пороге отделения появился капитан Любимов. Его командирская форма сейчас была далеко не свежей и отутюженной, она была вся измята и даже порвана, с кровавыми пятнами крови. Увидев, вопросительный взгляд Жоры Бове, Артур небрежно бросил:
   - Эта кровь не моя! -
   А затем через паузу негромко добавил.
   - Послезавтра немцы войдут в Киев.

- 3 -

   Во второй половине 18 сентября войска Юго-Западного фронта в большинстве своем прекратили оказывать сопротивление наступающий 6-й немецкой армии и начали свои армии отводить с правого берега Днепра. Не сразу дивизии 6-й немецкой армии обратили внимание на то, что ослабло сопротивление четырех советских армий, находившихся на правом берегу Днепра. Еще продолжались ожесточенные бои, еще красноармейцы ходили в контратаки, но это уже дрались воинские части, прикрывавшие отступление главных сил.
   Немецкие дивизии хорошо помнили о том, что еще вчера им с громадным трудом и с большими потерями убитыми и ранеными им доставался каждый квадратный метр советской земли. Поэтому, когда передовые части донесли, что сопротивление армий РККА резко понизилось, то командование 6-й армии сразу не поверило в такие донесения, а стало направлять разведку для выяснения и уточнение полученных данных. Только к ночи командование 6-й армии убедилось в том, что организованное сопротивление советских войск на правом берегу Днепра прекратилось, что части РККА отходят и стараются переправиться на левый берег.
   А за ночь противник совсем исчез, растворился в Днепре. Всю ночь с 18-го на 19-е сентября по шести киевским мостам на левый берег Днепра переправлялись части и подразделения 5-й, 12-й и 26-й армий, вернее было бы сказать, остатки частей. К этому времени 37-я армия, находясь на крайнем правом фланге Киевского выступа, воевала на обоих днепровских берегах, где была окружена и уничтожена немцами.
   Только поздно ночью командование 6-й немецкой армии поверило в свершившийся факт, но настолько находилось под гнетом рассказов о всесильном НКВД, что в 4 часа утра артиллерия немецкой 6-армии открыла огонь по предмостным укреплениям, которые оборонялись подразделениями 4-й дивизии войск НКВД. Немецкое командование, видимо, не было в достаточной мере информировано о том, что эта дивизия в Киеве занималась своим непосредственным делом. Сначала дивизия охраняла киевские мосты, а затем их уничтожала. С 12 часов дня на здании ЦК КП(б) Украины развевался фашистский флаг. Дарницкий мост был взорван в 14.20 минут 19 сентября, а Наводницкий мост был облит бензином и смолой и подожжён в тот же день.
   Таким образом, корпуса и дивизии 6-й армии отправились в Киев только после того, как их гренадеры и стрелки хорошо позавтракали и отдохнули. Это произошло, скажем, где-то после восьми - девяти часов утра .
   Вскоре о взятии Киева доложили и самому фюреру.
   А киевляне в этот день проснулись и не знали о том, что Киев в эту ночь вместе с 4-й дивизией НКВЛ покинули последние руководители украинской коммунистической партии и правительства. Только в некоторых районах города прошлой ночью вдруг исчезло электричество, вода в водопроводе, правда, в других районах кое-где все еще ходили трамвая. Ночью слышались сильные взрывы, а утром горожане увидели, что на Днепре остались только два из шести мостов, соединявшие правый и левый берег. Но к этим мостам гражданским лицам нельзя было и близко подойти, подступы к этим двум мостам охранялись постами НКВД. Но ни советских, ни немецких войск утром 19 сентября в Киеве не было. Таким образом, уже утром этого дня киевские горожане могли праздновать анархию, полное безвластие, никакой тебе советской милиции или какой-либо державной власти.
   Вот от такого безвластья у некоторых киевлян душа и сердце не выдержали, они начали взламываться государственные продуктовые магазины, а также магазины промтоваров, бакалеи и различные склады. На улицах города появились большое количество молодых людей призывного возраста, которые профессионально быстро фомками и гвоздодерами взламывали замки и двери государственных магазинов, складов и баз. Эти молодые люди хорошо ориентировались в том, что, где и что находится и на правах инициаторов грабежей брали себе лучшие товары и продукты. К тому же они оказались среди горожан и лучше подготовленными по транспортным средствам. Ну, что, скажем, можно унести в руках или в какой-либо коробке или детской коляске. Вот они для этого и организовывали целые полуторки и ЗИСы, кузова которых моментально загружались по "самое не хочу", и грузовики тут же исчезали в неизвестном направлении.
   Одетый в гражданскую одежду и сейчас ничем не отличавшийся от настоящего украинского парубка, только-только начинающим свою рабочую жизнь, Артур Любимов шел вниз по Лукьяновке, с интересом наблюдая за тем, как киевляне бойко и оживленно грабят городские магазины. Он остановился у одного промтоварного магазина и магазина одежды и смотрел, как пожилые горожанки через разбитую витрину лезут в промтоварный магазин и набирают для своего дома промышленные товары. А молодые и симпатичные киевляночки с озабоченным видом перебирают летние сарафанчики, решая, что им лучше подходит.
   В этот момент проходившая мимо киевская девчонка случайно толкнула Любимова в спину. Девчонка несла такую большую коробку с женскими платьями, что впереди себя ничего не видела. Артур отодвинулся в сторону, предлагая, ей пройти мимо, но в этот момент он видит симпатичную мордашку и в этой девчонке узнает Марысю, секретаршу военного коменданта города Киева Михаила Горрикера.
   - Ты почему не уехала в эвакуацию? Твой начальник, наверняка, тебе помог попасть в списки эвакуируемых людей.
   Не здороваясь, поинтересовался Артур Любимов, не отрывая взгляда от красивой девушки.
   - Он и помог, да только, что мне там делать? Там ведь некому обо мне позаботиться, да и мама у меня больна. Ее нельзя оставлять одну.
   Ответила Марыся. Она только сейчас, наконец-то, разглядела, с кем столкнулась из-за своей коробки с платьями. Ее щеки моментально приобрели цвет спелых помидор, но девчонке еще больше не понравилось то, что сейчас Артур был одет в гражданскую одежду. Артур по недоброму взгляду Марыси догадался об этом, понял, какой именно вопрос эта девчонка собирается ему задать прямо при людях. Чтобы не попасть в конфузную ситуацию и не дать даме в полной мере высказаться, он тут же предложил Марысе свою помощь в подноске коробки с одеждой до ее дома. Подумав, Марыся согласилась, она не стала ему задавать вопроса, почему он в гражданской одежде и в Киеве.
   Марыся передала Любимову свою коробку с одеждой и, извинившись перед ним, тут же перебежала на другую сторону улицы туда, где грабили уже продуктовый гастроном. Она обменялась парой слов с молодыми людьми, которые стояли у входа в магазин, и влетела внутрь гастронома. Любимов обратил внимание на этих парней по тому, что свой внешностью эти парни были точной копией агентов полковника Рунге, с которыми ему пришлось немного повздорить пару дней назад.
   Вскоре Марыся появилась с двумя пакетами в руках. Один из парней, видимо, пожалел девчонку и подарил ей сумку торбу, которую было бы так удобно носить через плечо. В ответ на подарок Марыся снова нырнула в гастроном и не показывалась оттуда минут пять.
   Когда они шли к Марыси домой, по крайней мере, на это надеялся Артур Любимов, то по Лукьяновке проехали первые немецкие мотоциклисты. Они шли скученной взводной колонной по два мотоциклиста в ряд, а не мчались, сломя голову, как обычно это делали на украинских шляхах. Там немецкие мотоциклисты были короли королями, что хотели, то и творили, а здесь в Киеве жилые дома давили на этих немецких гренадеров, да и слишком много людей было вокруг них на киевских улицах, поэтому мотоциклисты не чувствовали себя в своей тарелке.
   Горожане останавливались и с немым удивлением в глазах смотрели на немецких солдат, которых не видели вот уже двадцать три года, которые своим внешним видом и ухоженностью чуть-чуть отличались в лучшую сторону от красноармейцев. Киевляне подходили к обочине тротуара, выстраивались длинной линией любопытных вдоль этой обочины и удивленно-изумленными взглядами провожали иноземных захватчиков. В этих взглядах было все, двадцать лет киевлянам говорили, что никогда более нога иноземного оккупанта не коснется киевской земли. Все это лето они слышали явственный гул артиллерийской канонады, а им продолжали толковать, что враг будет разбит и он никогда не вступит на землю советского Киева. Те, кто говорил хорошие слова о славе и героизме украинского давно уже эвакуировались, а самим киевлянам приходится сейчас дивиться на немецких гренадеров и стрелков на мотоциклах проезжающих по Лукьяновке.
   На лицах киевлян пока еще не было страха, сохранялись лишь любопытство, да и тоска по старому и такому обжитому прошлому.
   А киевская детвора, ее вдруг оказалось достаточно много на улицах Киева, так и оставалась детворой, никого не боясь, простые шкеты, пацаны и девчонки устроили бега наперегонки друг с другом, сопровождая колонну немецких мотоциклистов. Время от времени раздавался веселый свист и окрик на гортанном языке, это уже немцы комментировали забеги киевской детворы.
   Марыся вдруг неожиданно повела своим плечиком и тесно прижалась к Артуру Любимову, ему даже показалось, что в этот момент девчонка слегка всхлипнула. В какой-то момент Артур почувствовал всю несуразность и нереальность происходящего действия. Как же это могло случиться так, чтобы его армия не смогла сдержать наступление противника, что Киев, миллионный город СССР, оказался захваченный немцами?!
   Колонна немецких мотоциклистов прошла к центру города, а люди, по-прежнему, стояли на тротуарах и тупо смотрели на мостовую. Они вдруг осознали, что их будущее не совсем ясно, а можно было бы сказать, что оно становится совершенно туманным. Первыми эту толпы любопытных киевлян покинул Любимов с Марысей, а вслед за ними потянулись домой и сами киевляне.
   С Днепра потянуло запахом гари, позже разведчики доложат капитану Артуру Любимову о том, что в эту минуту бойцы 4-й дивизии НКВД подожгли Наводницкий мост. Ровно в 14 часов 20 минут грянули сильнейшие взрывы, это на воздух взлетел Дарницкий мост, также подорванный бойцами 4-й дивизии НКВД. Таким образом, можно было бы считать, что последний красноармеец покинул Киев 19 сентября в 14 часов 20 минут.
   Провожая Марысю, Артур Любимов продолжал кропотливо копаться в своих чувствах. Он никак не мог разобраться в них и понять, прав или не прав был Иосиф Виссарионович столько времени не отдавший разрешения приказа на отход войск Юго-Западного фронта с восточного берега Днепра. В сию минуту он всем сердцем полагал, что будь он на месте вождя, то обязательно потребовал бы, чтобы Юго-Западный фронт выполнил бы свой воинский долг до конца. Он потребовал бы, чтобы армии этого фронта сражались бы до победного конца на улицах Киева. И если этого потребовала история, то они должны были погибнуть, как герои на баррикадах этого города или победить. Всего каких-то около двух лет тому назад в гражданской войне в Испании простые испанцы и испанки вместе с интернационалистами почти два года защищали свой Мадрид от фалангистов. Мадрид превратился в город-легенду, о нем слагали песни и стихи.

Глава 7

- 1 -

   Артур Любимов бежал и, яростно работая локтями, помогал своим легким перерабатывать больший объем воздуха для выработки большего количества кислорода и адреналина для питания головного мозга, сердца и всего своего организма. Слава богу, что мускулы его ног были неплохо поднакачены, а сейчас работали, подобно железным шарнирам в механизмах. Любимов пока не ощущал усталости или нехватки кислорода в легких, но все равно, пробежав километр, на секунду останавливался и прислушивался. Услышав звуки погони, он снова устремлялся вперед к своей цели, почему-то во время бега, размышляя о том, что очень хорошо то, что у его преследователей пока не было собак.
   Все произошло очень просто, неожиданно и глупо, и произошло прямо на глазах многочисленных немецких командиров, рядовых и простых киевлян и киевлянок, которые в тот момент шли или прогуливались по Тургеневской улице. С первого дня встречи Марыся не отпускала Артура Любимова от себя ни на шаг. Только пару раз ему удавалось вырваться от девушки, чтобы встретиться со связным Григорием Голохвастовым, бывшим киевским милиционером, и предупредить его о том, что пару дней будет ночевать у знакомых в Киеве. Григорий только внимательно на молодого парня, но его усталые и не выспавшиеся глаза, на в кровь искусанные девичьими зубками губы, и тихо молвил, словно про себя и для себя:
   - Ты там парень осторожней! Наши киевские девчата таковы, что один раз укусив сладкое, они постараются это сладкое положить себе в карман, чтобы ей только одной им наслаждаться!
   Но Артур не услышал этих слов матерого жениха, вот уже третью ночь он наслаждался любовью этой украинской девчонки. Марыся оказалась неутомима в любви, могла ею заниматься с раннего утра и круглосуточно. По ночам, после шестого или седьмого раза, она не смыкала глаз и от Артура требовала все новых и новых подвигов. Иногда Артуру казалось, что все, что больше он ни на что не способен, но через несколько минут отдыха, он был снова готов на исторические деяния. Так молодые люди и проводили вместе все свое время, только мать Марыси за дверь, как они начинали заниматься любовью.
   Прогремевший 20-го сентября первый взрыв произошел на смотровой площадке Лавры. В результате этого диверсионного взрыва погиб начальник артиллерии 6-й германской армии, а также много немецких солдат и командиров, в тот момент любовавшиеся красотами и достопримечательностями древнего Киева.
   Любимову пришлось на время оставить свою девчонку и смотаться на смотровую площадку Лавры, чтобы собственными глазами оценить результаты взрыва. Но много он так и не увидел, только несколько карет скорой медицинской помощи, немецких солдат и первых украинских полицейских в красноармейской форме в оцеплении. Немного огорченный результатами своего поиска, Артур Любимов вернулся к своей ненаглядной, жизнь снова понеслась по любовной плоскости.
   Немецкие войска входили в Киев с заранее составленным планом дислокации штабов, подразделений. Военная администрация заняла "Гранд-Отель" на Крещатике, командиры разместились в гостиницах "Континенталь", "Савой", "Палас" и других городских гостиницах. Комендатура обосновалась в бывшем магазине "Детский мир", что на углу улицы Прорезной и Крещатика. В это здание, по распоряжению немецкого военного командования киевляне несли радиоприемники, оружие и различную амуницию.
   Войдя в город, немцы практически сразу начали искать себе постоянное жилье. Изначально они, выселив всё гражданское население, заселили район Липок, оставив в этом районе одних только украинских швейцаров и дворников. Здесь разместилось командование отборных военных частей, жандармерия и другая военная знать. Гитлеровцы полностью заселили улицы Екатерининскую, Левашовскую, Банковою, Виноградорную, улицы Энгельса, Октябрьской революции, Кирова. Высшее немецкое руководство разместилось на Тимофеевской.
   Взрывы на Крещатике возобновились 24-го сентября, после обеда произошел сильный взрыв на первом этаже немецкой комендатуры Киева. В результате этой диверсии погиб первый комендант Киева и весь личный состав немецкой комендатуры. Жители Крещатика и опасной зоны в спешке начали покидать свои жилища. Над Киевом образовалась огромная туча черного дыма, пахло гарью, ночью стояло зарево от пожаров. При минировании применялись мины различных типов, в том числе новейшей конструкции радиоуправляемые фугасы, так называемые ТОС -- техника особой секретности, изобретателей Бекаурия и Миткевич. Потом начали взрываться дома по Прорезорной улице. Спустя некоторое время был полностью уничтожен городской почтамт, а затем дом Гинзбурга на Институтской и "Гранд-отель". Попытки немцев погасить пожар хотя бы только в центре Киева не дали результатов.
   Немецкие пожарные оказались не в состоянии погасить очаги пожара из-за отсутствия достаточного количества воды и пожарных машин. Проложенные шланги для подачи воды из Днепра выводились из строя подпольщиками. Огонь пожаров начал перебрасывался на соседние жилые здания. Быстрому распространению пожаров также способствовало и хранение киевскими жильцами в своих квартирах большого количества керосина для примусов. Он хранился в бутылях, бачках и даже в ваннах.
   С целью локализации пожаров немецкие саперы взрывали рядом стоящие дома, образуя "мертвую зону", предварительно выселив оставшихся жильцов. Жители взорванных и покинутых домов размещались у родственников и у знакомых, в городском Ботаническом саду, Золотоворотском сквере, а также в других безопасных местах города. Более 50 тысяч киевских семей лишились крова над головой. Впоследствии городская управа выделила им жилой фонд, оставшийся после эвакуации семей на восток, а позже -- квартиры расстрелянных евреев в Бабьем Яру.
   Все эти дни с утра до вечера Артур Любимов проводил на улицах города, он вместе с другими киевлянами помогал ведрами заливать очаги пожаров, исподтишка присматриваясь к немецким пожарным, которые прилагали невероятные усилия с тем, чтобы пожарища прекратились. К тому моменту, когда взрывы начали сходить на нет, гореть стало нечему, у Артура скопилось порядочно материала, на основе которого можно было бы готовить донесение в Москву, да и взводу настала пора собираться в обратную дорогу.
   Пару раз после наступление комендантского часа Любимова останавливали ночные патрули. Первый раз, патруль состоял из одних немецких солдат, поэтому Артур довольно-таки легко удалось от них скрыться. Практически одним прыжком ему удалось отскочить в сторону и скрыться в развалинах какого-то здания, да и немцы оказались ленивы и не расторопны. Они только скинули свои карабины "Маузер 98к" с плеч, пощелкали для виду затворами, а затем так же неторопливо и вразвалку продолжили свой маршрут. Второй раз, Любимов столкнулся с полицейским патрулем, на это раз ему пришлось поработать ножом и пару раз стрелять из "Вальтера Мк38". Шесть трупов этих выродков ренегатов рода человеческого осталось неприкаянными лежать на киевском асфальте.
   Одним словом, Артур считал, что его группа задание вождя выполнила. Ему оставалось только сформулировать и написать заключение к своему донесению. Артур нутром чувствовал, что Иосифа Виссарионовича волновал ответ только на один вопрос, как сами киевляне воспримут и отнесутся к этим взрывам. Он прекрасно знал ответ на первую половину этого вопроса, который формулировался следующим образом, имело ли право советское руководство в таком густонаселенном месте, как город Киев, проводить минные диверсии такого большого масштаба? В ходе таких диверсий уничтожались здания, в которых проживали и располагались оккупационная военная администрация, военнослужащие вермахта, а по соседству находились здания, в которых проживали киевляне.
   Если говорить о людях, сделавших все возможное и невозможное для того, чтобы приблизить Победу в этой проклятой войне, то, конечно, да - такое решение советского руководства было оправданным. Если же иметь в виду киевских граждан, лишившихся крова в результате этих взрывов, то ответы этом случае становится не столь неоднозначным, но и эти граждане, лишившись своего жилья, этим они делали свой столь небольшой вклад лепту в победу всего народа. В то время как эти взрывы наносили ощутимый ущерб противнику, кем бы этот противник ни был, немецким оккупантом или украинским коллаборационистом или украинским коллаборационистом или полицаем. На войне не может быть друзей с булыжником за пазухой, третьего не дано, или ты друг и мы вместе сражаемся против общего врага, или ты прислуга врага и вместе с ним сражаешься против своего народа.
   На десятый день своей незаконной супружеской жизни Марыся вдруг почувствовала несомненную угрозу этому своему полурайскому существованию с Любимовым из-за его постоянных отлучек в город, которые прямо-таки принимали регулярный характер. И она решила с этим бороться всеми возможными ей способами. Сначала Марыся начала говорить, прижимаясь и ласкаясь к Артуру, что ей страшно оставаться одной. Но замечая, что этот способ не приносит желаемого результата, что ее коханый, по-прежнему, при каждом новом взрыве вылетает из дома на улицу и до самого поздна где-то там проводит время, молодая женщина начала отказывать супругу в исполнении супружеского долга.
   Но, тут выяснялось, что, отказывая в чем-то супругу, Марыся сама вдруг лишалась в обладании своим любимым мужем, от чего молодая женщина еще более отчаивалась и начинала навзрыд рыдать. А затем Марыся плевала на все свое отчаяние и снова и снова отдавалась мужу, превращая приближающий рассвет в неистощимую оргию любви.
   Вот после такой ночи объяснений, затем бешеной любви, а затем снова тяжелых объяснений Артур Любимов, не умытый, не причесанный и не побрившийся, словно лев из клетки, выскочил из дома на Павловской, в котором была квартира матери Марыси, и, прошагав по этой улице до Тургеневской улицы, на ней повернул резко налево. Доведенный Марысей почти до крайности, Артур Любимов, будучи полностью погружен в мысли об этой молодой украинской красавице, не обратил внимания на идущую ему навстречу группу молодых немецких офицеров. Когда они совсем сблизились, то Артур Любимов своими ушами услышал, как один немецкий командир в чине лейтенанта вдруг произнес на чистейшем русском языке:
   - Интересный день у нас сегодня получается, господа! Криминальная полиция и гестапо, который день разыскивают неизвестного советского диверсанта, который одним махом взорвал центр Киева. А вы представляете, что этот советский диверсант, господин Артур Любимов, сейчас находится перед вашими глазами и в ус себе не дует скрываться или прятаться. Сколько времени мы с вами не встречались, товарищ сержант Любимов?
   До глубины души удивленный такими словами от какого-то там немца, Артур Любимов поднял глаза и остолбенел на месте. Перед ним среди пяти других командиров, одетых в немецкую полевую форму, находился Петя Ягодкин. Тогда он решил продолжить игру в эти слова, чтобы выиграть время и найти возможность бежать, и сказал:
   - Капитан!
   Немецкий лейтенант Ягодкин удивился и переспросил:
   - Капитан, чего капитан?
   В этот момент из толпы немецких командиров послышался второй голос, который опять-таки на отличном русском языке произнес:
   - Ты, что дурак, Петя? Товарищ Любимов имеет в виду, что он капитан РККА!
   Внимательно присмотревшись к другому немецкому командиру, тоже в лейтенантском чине, Артур Любимов в нем узнал бывшего старшего лейтенанта ленинградской милиции Василия Лицына, который в свое время пытался его засадить за решетку. Оставаясь спокойным, подобно теплокровному удаву из зоопарка, Артур Любимов вдруг понял, что, если сейчас он не предпримет попытку побега, то ему уже никогда не позволят убежать. Он, по-прежнему, стоял перед этой группой немецких командиров, которые вовсе не были немцами, а были предателями своего народа, одетыми в форму немецкой армии, в летних брюках и в рубашке нараспашку, чуть ли не до пояса.
   В такой одежде этому молодому киевлянину просто было негде спрятать оружия, а эти предатели родины, каждый из них имел тяжелый парабеллум в кобуре на поясе. И к тому же их было шестеро, а этот капитан РККА был в единственном числе. Вокруг начали собираться любопытные киевляне и киевлянки, в начале оккупации немцев еще так не боялись, как стали бояться чуть позже.
   - Нет, я не вам капитан РККА, а капитан НКВД!
   Артур Любимов поправил Василия Лицына и добавил:
   - Хотите, я вам свое командирское удостоверение покажу?
   С этими словами он нагнулся, приподнял правую брючину и из легкой кобуры на голени выхватил свой верный "Вальтер Р38", Артур начал стрелять еще в процессе выпрямления своего тела. Первая пуля из его "Вальтера Р38" попала в бедро Ваське Лицыну, тот тут же свалился на свою задницу с вытаращенными от дикой боли глазами. Вторую пулю Артур послал в Петю Ягодкина, но тот обладал феноменальной предосторожностью, его уже не оказалось на прежнем месте, пуля ушла в молоко.

- 2 -

   Артур Любимов не готовился к тому, чтобы вести активную подрывную деятельность в оккупированном немцами Киеве, проводить диверсии или заниматься подпольной работой, он специально не изучал сам город и плохо знал его проходные дворы. Поэтому, чтобы достичь Дымерского шоссе, а оттуда пробраться к взводу Бове, ему пришлось пробежаться чуть ли не по центральным улицам Киева, сначала по Тургеневской улице, где в лужах крови остались лежать ранеными и убитыми друзья-приятели предателя родины Пети Ягодкина. Но после этого расстрела, у Артура в "Вальтере Р38" осталось еще два патрона и запасная обойма на восемь патронов. Затем он вышел Дорогожицкую улицу и быстрым шагом ее прошел. На этой улице он уже не бежал, чтобы не привлекать к себе внимание народа и немецких патрулей, чутко прислушиваясь и присматриваясь к тому, что происходило вокруг него.
   По косвенным признакам Артур мог судить, что немецкая машина поиска преступников, набирает обороты. Временами в отдалении взвизгивали сирены машин криминальной полиции, а затем с той стороны скопом бежал народ, это киевляне убегали от сетей проводимых там облав.
   Любимов вышел на Вышгородскую улицу и чуть ли не всю ее прошел, как увидел, как пара грузовиков "Опель-Блиц" с кузовами, заполненными солдатами фельджандармерии, вдруг обогнала его, они остановились в том месте, где Вышгородская улица переходила в Дымерское шоссе. Жандармы попрыгали из кузовов и тут же своими цепями перегородили улицу. А Артуру пришлось спрятаться и затаиться в одном из разрушенных домов на Вышгородской улице. Он прекрасно понимал, что с десятью патронами в пистолете такую ораву немецких жандармов ему не перебить.
   В этот момент до сознания капитана Любимова вдруг дошло понимание всей глупости сложившейся ситуации. Он пару дней назад должен был бы уже покинуть Киеве, так как к этому времени он свое задание уже выполнил. И мог бы уйти из Киева совершенно спокойно и без какого-либо риска, но задержался из-за Марыси и ее любви! А теперь он оказался в личине преследуемого и разыскиваемого немцами человека, и чтобы его донесение было бы доставлено в Москву, ему теперь было необходимо любой ценой прорваться к своим.
   В последнюю встречу, полковник НКВД Строкач передал ему радиоустройство, которое имело автоматический выход на радиотранслятор, несколько которых были скрытно установлены в оккупированном немцами Киеве. Шифрованную телеграмму нужно было ввести в это устройство, которое в автоматическом режиме связывалось с ближайшим радиотранслятором. а затем по цепи автоматических ретрансляторов телеграмма доходила до Москвы. Сейчас Любимову оставалось только добраться до устройства, которое было спрятано в землянке-схроне.
   Но немецкие жандармы на пересечение Вышгородской улицы и Дымерского шоссе решили не ограничиваться одной только проверкой документов и обыском проходящих по улице горожан, они образовали две группы по десять жандармов, которые принялись с немецкой педантичностью осматривать и обыскивать дома по обеим сторонам Вышгородской улицы. Артур мысленно подсчитал, сколько же у него осталось времени до начала последнего боя, когда жандармы подойдут к руинам дома, в котором он сейчас прятался, и у него получилось час с небольшим хвостиком. Любимов еще раз проверил, сколько у него осталось патронов для этого боя и, с глубоким сожалением, констатировал, что ничего в этом вопросе не изменилось. Десятью патронами своего "Вальтера Р38" он должен будет покончить с немецкими жандармами, которые примутся осматривать развалины его дома и, захватив новое оружие, он должен будет с боем пробиваться на Дымерское шоссе.
   Чтобы ловчее было бы вести бой с жандармами и чтобы случайно не попасть в какой-либо завал или каменную ловушку, Артур решил более внимательно осмотреть руины этого дома. Видимо, авиабомба попала прямо в крышу одно подъездного здания и, пробив практически все этажи, взорвалась на втором этаже. От этого образовалась куча камня, битого кирпича и щебня чуть выше двух этажей. В этой куче можно было бы вырыть две три огневые позиции, но не для стрелка из пистолета, сохранялось слишком уж большое расстояние между стрелком и целью. Тогда Любимов внимательно осмотрел основание этой кучи битого камня, но и там было не лучше. Для того чтобы из пистолета с десятью патронами перебить десять жандармов, ему было нужно, чтобы немцы всем скопом вышли на него и в течение нескольких секунд не двигались. Это было совершенно нереально!
   Тогда Любимов принялся снова копаться в этой куче битого камня, пытаясь выкопать себе хоть какое-нибудь укрытие для ведения огня из своего "Вальтера Р38". Когда работаешь голыми руками и, при этом прячась от посторонних глаз, то работа никогда не спорится. Прошло минут сорок, жандармы вскоре должны были подойти к этим развалинам. В этот момент руки Любимова в завале камня пробили какую-то большую дыру, в которую посыпался щебень и битый кирпич. Артур от полной неожиданности не удержался на ногах и лицом вперед рухнул в эту так внезапно образовавшуюся дыру.
   Вытянутые вперед руки не позволили Любимову сильно разбить лицо, но грудью он сильно и болезненно ударился об острый выступ. Когда боль прошла, тогда Артур руками начал ощупывать поверхность вокруг себя, чтобы понять, куда же он свалился. Через несколько секунд ему стало понятным, что он упал на пролет какой-то лестницы, по всей очевидности, ведущей в подвал разбомбленного здания. Случайно, приподняв голову, Любимов увидел светлое овальное отверстие над головой. Вспомнив о немецких жандармах и о том, что они вскоре подойдут для осмотра этого разбомбленного здания, Артур рывком поднялся на ноги и помчался дальше вниз по лестнице. Но уже через секунду ступени кончились, он оказался на ровной площадке, которая была очень маленького размера.
   Стоя на одном месте, с вытянутыми вперед руками Любимов, которыми он мог ощупывать стены этой площадки, стены были как кирпичные стены и ничего более. Одним словом, это был небольшой каменный мешок, из которого некуда было бежать и отстреливаться. У Любимова совершенно упало настроение, опустились руки, и он спиной прислонился к стене этого темного каменного мешка, моментально почувствовав боль под левой лопаткой. Там оказался какой-то круглый с острым конусом барабан с двумя ручками, торчащими в стороны. Развернувшись лицом к барабану, Любимов на ощупь руками нашел этот конусовидный барабан и, взявшись обеим руками за ручки, попытался барабан повернуть то в одну, то в другую сторону. Только с третьей попытки ему удалось заставить провернуться барабан.
   Внезапно стена ушла вниз, перед глазами Артура Любимова открылся небольшой зал, который имел достаточное освещение, чтобы в нем можно было бы рассмотреть большой пульт и кресло, перед ним стоящее. Видимо, это пульт управления какой-то системы пожаротушения или оповещения граждан о воздушной тревоге, первое, что пришло в голову Артуру, когда он шел к пульту, поэтому немцы и разбомбили это здание. Но уже через несколько шагов, он понял наивность своей мысли, когда совсем близко подошел к пульту.
   На пульте горели множество зеленых и красных индикаторов, из панелей торчали ручки реостатов и трамблеров, было большое число кнопок различной окраски. И все это Артуру Любимов было совершенно непонятным и необъяснимым. Но, тем не менее, он сел в кресло и постарался разобраться в том, что же с ним сейчас происходит?! Уже сидя в кресле, он увидел мониторы, расположенные поверху пульта. На большинстве мониторов в этот момент демонстрировались непонятные ему кадры, но один монитор, расположенный справа, показывал немецких жандармов, крутившихся вокруг громадной кучи строительного щебня. Жандармы пытались в эту кучу строительного мусора загонять длинные железные палки зонды. Но, уходя примерно на метр в глубину кучи, эти зонды из-за кирпича и булыжников дальше уже никуда не проникали.
   В этот момент на центральном мониторе вдруг вспыхнула, загорелась, а затем замерцала надпись:
   "Пост обслуживания TAW обнаружил, что ваш организм нуждается в срочной релаксации".
   Артур не успел ничего предпринять, как внезапного погрузился в глубокий сон. Этот сон, по всей очевидности, продолжался очень недолго, когда он снова открыл глаза, то немецкие жандармы все еще продолжали заниматься зондированием строительных завалов своими железными палками. Только их осталось пять человек, остальные перешли и сейчас приступили к обследованию следующего дома, в котором еще были жители. Самым удивительным было то, что сейчас работу немецких жандармов Артур Любимов наблюдал уже не по монитору какого-то пульта управления, который до этого совершенно случайно обнаружил в подвале этого разрушенного авиабомбой дома, а своими собственными глазами. Он снова находился наверху завала из разбитых кирпичей и строительного мусора, прятался в этом самом строительном мусоре.
   В этот момент один жандарм повернул голову, чтобы взглянуть себе за спину. Видимо, этот немец почувствовал взгляд Любимова. Таким образом, глаза жандарма встретились с глазами Артура. В долю секунду в голове Любимова промелькнули все мысли и внутренние ощущения этого немца. Ведь, он только что стоял на том месте и своим железным зондом проверял строительный мусор с тем, чтобы обнаружить, возможно, прячущегося в этом мусоре советского диверсанта. Когда жандарм потянулся к кобуре парабеллума и пальцами коснулся ее клапана, то Артур понял, что у него нет времени на дальнейшее осмысление ситуации, что для него снова настала пора действий.
   Он удивительно легко оказался на поверхности кучи строительного щебня и мусора, двумя скользящими шагами Артур достиг жандарма, левой рукой обхватил его за подбородок, чтобы тот не кричал, а правой рукой ударил ножом в подмышечную впадину. Немец сильно вздрогнул, попытался скинуть с себя Любимова, но глаза его внезапно закрылись, жандарм перестал дышать. Опуская бездыханное тело жандарма на кучу мусора, Артур уже знал, кто из оставшихся в живых четверых немцев будет его следующей жертвой. В течение всего пары минут четыре немецких жандарма покинули этот бренный мир, подарив Артуру два карабина "Маузера 98к" и пять парабеллумов Люгера.
   Дозарядив патронами обойму своего "Вальтера Р38", он снова спрятал его в кобуру под брючиной. Затем Артур, самым внимательным образом осмотрев карабины, отобрал тот, который был в лучшем техническом состоянии и десять к нему обойм с патронами. Затем также внимательно отобрал два хороших Люгера, остальные, предварительно испортив их спусковые механизмы, выбросил за ненадобностью. Теперь он был достаточно вооружен для настоящего боя с жандармами, если такой предстоит.
   Любимов еще раз самым внимательных образом осмотрел предстоящее поле боя, мысленно проиграв возможную ситуацию. Он не собирался атаковать или одну за другой уничтожать группы жандармов, как по своей стороне улицы, так и по ее противоположной стороне. Они уже миновали его зону, а сейчас находились у него за спиной. Любимов хотел тихо и незаметно подобраться к той группе жандармов, которая собрала большую толпу киевлян, проверяя у них документы и обыскивая, на переходе Вышгородской улицы на Демарское шоссе. Он хотел их обстрелять из карабина и, вызвав небольшую панику у киевлян и жандармов, захватить грузовик "Опель-Блиц" и на нем уходить из города.
   Приняв окончательное решение, Артур Любимов приклад немецкого карабина приложил к плечу и тщательно прицелился в жандармского офицера, который с парой стрелков стоял в стороне и внимательно наблюдал за работой своих жандармов.

- 3 -

   Немецкий полуторатонный грузовик "Опель-Блиц" мало чем отличался от нашей полуторки, та же грузоподъемность, та же простота управления и та же максимальная скорость в сорок - пятьдесят километров в час. Захваченный Артуром грузовик, видимо, имел отвратительного водителя и отказывался развивать скорость, более чем сорок километров в час. Всматриваясь в зеркала заднего вида, Любимов хорошо видел, как два преследующих его грузовика "Опель-Блиц" медленно-медленно догоняют его грузовик. Они от города уже отъехали пять километров, их пока еще разделяло 500 - 600 метров, но задние грузовики были все же быстрее своего бывшего коллеги.
   И тогда Артур Любимов решил воспользоваться спецификой русских дорог, он начал понемногу маневрировать своим грузовиком, направляясь, но в последнюю секунду объезжая страшные ухабы, рытвины и канавы Дымерского шоссе. Один немецкий водитель не обратил на этого внимания и практически мгновенно за это поплатился поломкой переднего моста своего грузовика, не выдержавшим испытания хорошей украинской дорогой. Но второй грузовик сократил расстояния до четырехсот метров между грузовиками. К тому же в его кузове сидело около десяти жандармов со своими карабинами "Маузер 98к", из которых из-за дикой тряски в кузове грузовика они даже не пытались стрелять.
   Артур Любимов сидел за рулем "Опеля-Блиц", спиной с силой вдавливаясь в спинку водительского сиденья и мысленно проклиная себя за то, что выбрал не тот грузовик. Просто не было времени на то, чтобы их долго рассматривать и отбирать. А также за то, что в спешке, занимая место водителя и запуская двигатель грузовика, почему-то сам отбросил в сторону карабин "Маузер 98к". А к нему оставалось еще четыре обоймы патронов, они бы сейчас так бы пригодился. Держа педаль акселератора полностью вдавленной в пол кабины, он вдруг увидел, как Дымерское шоссе перебежало несколько человек, и скрылись справа в придорожном кустарнике.
   Логика поведения преследуемого требовала, чтобы он остановил грузовик и попытался скрыться в начинающемся слева лесном массиве. Но принимая во внимание то, что была только середина дня, а также то, что этот лесной массив только-только начинался, поэтому сейчас в нем было невозможно укрыться, Артур Любимов не снял правой ноги с педали акселератора. Он просто закрыл глаза, когда проезжал кустарник, в котором укрылись перебегавшие дорогу люди.
   Когда грузовик Любимова отъехал метров на сто от того опасного места, то за его спиной вдруг послышался такой родной и желанный перестук ручного пулемета Дегтярева. Затем послышались два взрыва ручных гранат. Любимов остановил свой "Опель-Блиц" и выключил его двигатель.
   Он все еще сидел в кабине немецкого грузовика, собирая силы, чтобы его покинуть, как к правой пассажирской двери подошел капитан Жора Бове и, ловко щелкнув каблуками грязных сапог, доложил, что его приказание выполнено, преследующие его жандармы уничтожены. Заметив удивленный взгляд своего командира, Жора серьезно пояснил, что примерно пару часов назад Артур с нимбом над головой являлся к старшине Григорию Голохвастову. Старшине он четко пояснил, что примерно через два часа он будет находиться именно в этом месте, но его будут преследовать немецкие фельджандармы.
   Далее Артур Любимов приказал старшине Голохвастову грузовик с жандармами уничтожить. Что и было бойцами взвода исполнено, но самого старшину после того, что с ним произошло, хватил сердечный приступ и принять участия в операции он так, он так и не сумел.
   Любимов встал на подножку Опеля, чтобы затем сойти на землю, но совершенно случайно заглянул в кузов грузовика, который спас ему жизнь, кузов которого чуть ли не до верха был заполнен пластиковыми пакетами с обмундированием фельджандармов. В голове у него тотчас родилась мысль о том, как они будут прорываться через линию фронта. Любимов посмотрел на Жору и его попросил о том, чтобы этот грузовик перегнать, как можно ближе, к их партизанской землянке. В кабину на место водителя тотчас же заскочил молодой парень и, запустив двигатель, первым делом подальше отогнал его от этого места, а затем глухими лесными тропами подогнал к землянке.
   Когда Артур Любимов вместе с другими бойцами и капитаном Бове подошел к землянке, то его грузовик уже стоял, чуть ли не вплотную к входу в землянку. Все бойцы взвода высыпали на полянку перед землянкой, чтобы встретить друзей и приятелей, возвращающихся после выполнения боевого задания.
   Понимая, что немцы не дураки в военном деле, что вскоре он разыщут место засады и обязательно пойдут по следам тех, кто ее устроил, Артур Любимов приказал капитану Бове свой взвод готовить к срочной передислокации. В этих целях бойцы должны в течение тридцати минут переодеться в форму полевых фельджандармов, а также привести в рабочее состояние запрятанные неподалеку мотоциклы "Днепр". Через тридцать минут здесь уже никого не должно было бы быть, были последними словами Любимова. В этот момент он входил в землянку проведать Григория Голохвастова, который не встал с топчана и даже не поднялся наверх его встречать.
   Голохвастову, вероятно, действительно было совсем плохо. Он лежал на топчане, запрокинув голову, отчего черты его лица заострились и приняли мученическое выражение. Он не шевельнулся, когда Артур подошел к нему и кончиками пальцев потрогал пульсирование шейной вены. Слегка удивившись, Любимов отметил нормальное наполнение пульса. Тут же послышался звук голоса милицейского старшины:
   - Со мной все нормально, Артур! Я не умираю! Просто нам нужно было наедине поговорить, ты сам попросил меня поступить подобным образом. Тогда ты заявил, что сегодня мы расстанемся. Взвод уйдет пробиваться через линию фронта, а все мы, бывшие милиционеры Киева, останемся в тылу врага, чтобы помогать Артему Ящикову, создавать партизанский отряд. Более того, ты указал мне место, где находятся схроны с оружием, боеприпасами и продуктами. С этим все разумно и понятно, я не понял только одного, кто же это был, ты или не ты во сне так обстоятельно и вразумительно со мной говорил?!
   - Не беспокойся о спасении своей души, старшина! Это я разговаривал с тобой в твоем же сне! Просто я обладаю некоторыми уникальными способностями, типа, разговоров во сне с другими людьми. Так, что с твоей душой все в абсолютном порядке! Теперь тебе пора подниматься на ноги и отсюда уходить. Скоро здесь будут немцы, они здесь все разнесут и взорвут к чертовой матери. Тебе и твоим друзьям сейчас надо уходить на встречу с Артемом Ящиковым и начинать с ним общую работу, которой вы и собирались заниматься. Знай и, пожалуйста, не удивляйся этому, теперь мы оба с тобой повязаны одной цепочкой и одной судьбой. Теперь ты со мной можешь общаться, когда захочешь, не смотря на расстояния нас разделяющее. Только ты этого должен захотеть и мысленно пожелать, и мы будем на связи. А теперь я должен с тобой попрощаться, ты пока собирайся в дорогу, а мне нужно тут быстренько кое-что сделать.
   Артур Любимов подошел к своему топчану, нашел донесение на кристалл памяти, быстро его просмотрел от начала до конца, кое-что исправил, дописал заключение и кристалл вставил в передающее устройство. Через минуту на экране устройства появилось краткое сообщение о том, что шифрограмма доставлена по указанному адресу и устройство тут же рассыпалось в пыль. Кристалл памяти Артур аккуратно вставил в камеру хранения , специально устроенную в пряжке немецкого командирского ремня. Пока устройство полковника Строкача передавало шифрограмму, Артур Любимов успел переодеться в форму гауптштурмфюрера СС, надел поясной ремень с портупеей, чтобы окончательно превратиться в гауптштурмфюрера СС Зигфрида Грабе.
   Все это время старшина милиции Григорий Голохвастов стоял рядом и, пошатываясь, с замиранием сердца наблюдал за тем, как его товарищ и брат превращается в заклятого врага. Собрав ранец и направляясь к выходу, Любимов подошел к старшине и по-дружески полуобнял того за плечи. Он сразу же почувствовал внутреннее волнение и переживания Григория. К тому же у него оказалось слабоватым сердечко, оно было слишком предрасположено к инфаркту. Незаметно для Голохвастова Артур подкачал ему жизненной энергии, укрепил мышцу миокарда, а затем они оба покинули землянку.
   Взвод гауптмана Франца Ферейна был готов отправляться в путь. Все бойцы давно уже переоделись в форму полевой фельджандармерии, только отделение унтер-фельдфебеля СС Клауса, в прошлом сержанта Когтева, было одето в серую полевую эсэсовскую форму. Они несколько выделялись на фоне фельджандармов своей чуть лучше пошитой формой. Еще было несколько минут оставалось до момента, когда они должны были покинуть это место.
   Построив восемнадцать бойцов в шеренгу, Артур Любимов начал обходить бойцов взвода, сверяя фото на их документах с лицами бойцов. Когда нужно, то он вносил нужное изменение в фотографию, одновременно закладывая в головы бойцов облегченную программу по изучению немецкого языка. Завтра они уже будут понимать, что им будут говорить настоящие немцы и односложно отвечать на вопросы, а через десять дней их немецкий ничем не будет отличаться от настоящего немецкого языка.
   Прежде, чем приступить к сверке документов, Артур Любимов попрощался с Григорием Голохвастовым и тремя его друзьями, будущими украинскими партизанами. Минуту он наблюдал за тем, как трое мужиков в годах начали удаляться в лесную даль, им предстоял путь на целых три года войны на Украине. Трое бойцов тут принялись маскировать следы ушедших партизан, присыпать их табачком, чтобы не учуяли собаки, когда немцы начнут все здесь проверять, они не должны были бы обнаружить эти следы.
   Когда сверка документов была завершена, то бойцы, эсэсовцы и фельджандармы, перестроились в колонну по два бойца в ряд, осторожно спустились в овраг и по его дну побежали в сторону лесной дороги, где под охраной их ожидали железные кони, мотоциклы. Гауптштурмфюрер Зигфрид Грабе тут же сделал зарубку себе в памяти, чтобы в ближайшие дни мотоциклы и оружие поменять на немецкое, а то они будут уж слишком привлекать к себе внимание со стороны своих собратьев, тех же немцев. Бойцы заводили свои "Днепры", когда со стороны землянки послышалась винтовочно-пулеметная стрельба, а затем взрывы ручных гранат. Это немцы нашли-таки партизанскую землянку и своим огнем сейчас уничтожали этих гнусных и преступных партизан, которые два часа тому назад из-за засады на тот свет отправили восьмерых фельджандармов и угнали целый грузовик с новой формой одежды для всего дивизионного взвода военной полиции.
   А в это момент, всего на три километра дальше от места засада, на Харьковское шоссе один за другим вылетали мотоциклы с фельджандармами и эсэсовцами. Выскочив на шоссе, он тут же организовали по-немецки аккуратную колонну мотоциклистов, во главе колонны следовали три мотоцикла с эсэсовцами, а вслед за ними уже ехали семь мотоциклов с фельджандармами.
   Таким образом, завершились приключения капитана НКВЛ Артура Любимова в Киеве. Он в этот город вернется только через три года после окончания войны, чтобы разыскать следы Марыси. Но он так и никогда не узнает о том, что Марыся ему родила сына, а она сама вместе со своей матерью была расстреляна, как партизанская пособница, в Бабьем Яру. Это ей так отомстил за свое ранение в бедро некий Василий Лицын. Став в 1943 году майором разведки РОА, он специально приедет в Киев, чтобы провести собственное расследование того, откуда здесь тогда появился тот бешеный советский диверсант, который расстрелял всех его товарищей. Он решил ему отомстить, отправив в Бабий Яр семь молодых украинок, которые проживали неподалеку от Тургеневской улицы. И одной из этих семи молодых украинских девушек оказалась Марыся, а двухлетнего сына воспитала ее дальняя тетка.

Глава 8

- 1 -

   Видимо, Киев очень рассердился на капитана НКВД Артура Любимова, когда он так неожиданно, бросив свою любимую, покинул город! Уже на первом блокпосту Харьковского шоссе один немецкий унтерштурмфюрер СС Донцигер, командир блокпоста, придрался и к мотоциклам, и к оружию бойцов взвода гауптмана Франца Ферейна и их задержал. Унтерштурмфюрер СС Донцигер смотрел в глаза гауптмана Ферейна и строго ему указывал на не соответствие уставу транспортных средств и оружия его фельджандармов. Донцигер хватался за полевой телефон и звонил в штаб какой-то дивизии, пытаясь прояснить это нарушение устава, но, видимо, и в этом штабе этот педант устава кого-то успел достать, там не отвечали на его вопрос и бросали трубку.
   Ситуация постепенно накалялась, два командира вежливо обменивались мнением, но каждый из них уже был готов вытащить личное оружие и хладнокровно прикончить своего визави. Но дело происходило на глазах у подразделений вермахта, двигавшихся колоннами и отдельными транспортными единицами по Харьковскому шоссе. На разворачивающуюся склоку на блокпосте командиры этих частей, разумеется, обращали внимание, но влезать в спор с унтерштурмфюрером СС никто, разумеется, не собирался, да и не хотел. Гауптман Ферейн уже давно бы перерезал горло, в прямом смысле понимания слова, разумеется, этому молокососу унтерштурмфюреру СС Донцигеру, но не мог этого сделать на глазах тысяч солдат и командиров вермахта. Одним словом, даже Донцигер понимал, что происходит непонятная глупость, но остановиться и прекратить этот скандал почему-то был не в силах.
   В связи с приближающейся ночью небольшой эсэсовский патруль, пять стрелков эсэсовцев во главе со гауптштурмфюрером СС Грабе на трех мотоциклах с колясками, остановился неподалеку, видимо, они тоже собирались устроить на ночной постой. Все это действие происходило в небольшом ельничке на обочине шоссе сразу же за поворотом шоссе от этого блокпоста с его скандальным командиром. Эсэсовцы из близлежащего ручейка набрали в котелки воду, соорудили костер и его разожгли. На рогатине над костром эти парни вывесили большой чайник и с, расстелив на землю какую-то тряпку, стали на скорую руку готовить ужин.
   Во времена начала войны подразделения вермахта находились в постоянном движении, привычными стали явлениями, когда малые мобильные группки солдат во главе с унтер-офицерами ужинали и ночевали на лоне природы в отдалении от своих частей. Поэтому никто из немецких солдат и командиров, чьи подразделения сейчас передвигались по Харьковскому шоссе, не обращал ни малейшего внимания на то, что небольшая группа эсэсовцев остановилась и на обочине шоссе и готовит себе ужин в небольшом ельничке. Тем более что эту группу возглавлял командир в чине гауптштурмфюрера СС. Пока его собратья готовили ужин, офицер СС задумчиво бродил взад и вперед по небольшой поляне, скрытой от дороги ельничком, видимо, этот эсесовец совершал вечерний моцион перед ужином, нагуливая свой аппетит.
   Артур Любимов, он же гауптштурмфюрера СС Зигфрид Грабе, был серьезно обеспокоен тем обстоятельством, что в данный момент происходило на блокпосте за поворотом дороги, почему были задержаны его товарищи. Ведь, до момента появления на шоссе фельджандармов гауптмана Ферейна, на мотоциклах украинского производства и вооруженных винтовками СВТ38 и СВТ 40, унтерштурмфюрер СС Донцигер ни на кого не обращал своего просвещенного внимания, никого не останавливал и ни с кем не вел беседы на тему соблюдения уставных норм. Во время военных действий всякое могло произойти, тем более, что командиры и офицеры воющих сторон особо не соблюдали догм уставов.
   Сейчас, установив мысленный двусторонний канал связи с Жорой Бове, Артур Любимов прислушивался к все еще продолжающейся перепалке между двумя командирами. У Жоры же был не такой простой характер, чтобы сразу же принимать на веру и тут же успокаиваться по поводу первого же заявления противной стороны. Не обращая внимания на то, что разговаривает с командиром СС, гауптман Ферейн требовал разумного обоснования своей и своих жандармов задержки, тем более что они были представителями военной полиции. А унтерштурмфюрер СС Донцигер крутил хвостом, прилагая неимоверные усилия для того, чтобы из своих рук не выпустить эту подозрительную группу фельджандармов.
   В какой-то момент Любимов вдруг сообразил, что пока еще по неизвестной причине унтерштурмфюрер СС Донцигер совершенно сознательно задерживает фельджандармов гауптмана Франца Ферейна на своем блокпосту. Но этот командир СС не желает этого открыто заявить, вот он и придумывает различные придирки. Ведь, если внимательно присмотреться к происходящему, то тогда получается полнейшая несуразица, военная полиция воинской части войск СС задерживает подразделение военной полиции воинской части вермахта. И очень похоже на то, что унтерштурмфюрер СС Донцигер ждет и не дождется темноты, которая должна опуститься на землю через каких-то два часа.
   В этот момент на шоссе остановилась большая колонна бронетранспортеров, бронеавтомобилей и грузовиков, кузова которых были плотно забиты гренадерами моторизованных войск. Из батальонного кюбельвагена вышел подтянутый майор и направился навстречу гауптштурмфюреру Зигфриду Грабе, не доходя до него пары шагов, он небрежно по-армейски козырнул и представился.
   - Позвольте представиться, майор Дитер фон Клоффенбах, командир моторизованного батальона 50-го полка 3-ей пехотной дивизии. Господин гауптштурмфюрер СС, вы не будете возражать, если мой батальон расположиться на ночь неподалеку от вашего бивака. Из-за задержки в комендатуре Киева мы не успеваем вовремя прибыть в Пирятин и там расположиться на ночь. А я, как понимаю, сегодня будет замечательная теплая ночь, мы вдвоем сможем неплохо поужинать на свежем воздухе.
   - Ну, что вы, господин майор, какие могут быть возражения по этому поводу и по поводу остановки вашего батальона на ночь. В свою очередь позвольте мне представиться, гауптштурмфюрер СС Зигфрид Грабе. Сам я родом из семьи инженера из Франкфурта на Майне. Здесь выполняю небольшие поручения своего группенфюрера. Немного скучновато все свое время постоянно проводить со своими простыми товарищами по борьбе. Ну, а чем с ними можно поговорить на досуге, ведь, кроме войны они ничего не знают. Так, что я с удовольствием приму приглашение с вами поужинать.
   - Тогда до встречи, господин гауптштурмфюрер! Я пришлю своего ординарца, он вас проводит ко мне.
   Снова козырнув, майор фон Клоффенбах красиво и четко развернулся на каблуках, начищенных до глянца сапог, отправился в расположение своего батальона. А там уже развернулась обычная проверка по наличию рядового состава, ротному размещению. Развернулась батальонная походная кухня, которая занялась готовкой горячего ужина. Вся эта работа исполнялась с чисто немецкой педантичностью, каждый гренадер батальона был занят выполнением своего определенного дела.
   Подумав еще немного, Артур Любимов связался с Жорой Бове и ему сказал:
   - С этим придурковатым унтерштурмфюрером СС Донцигером нам нужно будет разобраться сегодня ночью, лучшим выходом из положения будет, если ты с ним покончишь. Он что-то знает и сейчас пытается тебя и твоих людей задержать до наступления вечерней темноты. Что может произойти этой ночью - не понятно, но он ждет ее наступления. Ты же продолжай отстаивать свое мнение по отношению того, что он задержал тебя незаконно. Одновременно постарайся сделать вид, что тоже чего-то ожидаешь. Заставь эсэсовца поволноваться, он тогда, может быть, совершит ошибку и раскроется. В любом случае, заставь унтерштурмфюрера сильно поволноваться, чтобы он не был готов к тому, что на его блокпост нападут сегодня ночью!
   Где- то в районе девяти часов вечера появился ординарец майора фон Клоффенбаха и господина гауптштурмфюрера СС Зигфрида Грабе от имени майора пригласил на ужин. Своим внешним видом этот ефрейтор вермахта больше походил на дворецкого, а не на солдата. Он шел и развлекал господина Грабе старыми немецкими шутками анекдотами, которые имели очень длинные бороды, чуть ли не с первой мировой войны. Существовала полная вероятность и того, что эти анекдоты рассказывали друг другу гренадеры времен Великого Фридриха. Но Зигфрид Грабе вежливо посмеивался и этим анекдотам. Солдат-дворецкий сопроводил гауптштурмфюрера СС до уединенной полянки в ельничке.
   Ужин получился замечательным, французские деликатесы и вина немало этому поспособствовали. К тому же им никто не мешал, за время ужина к майору фон Клоффенбаху не подошел ни один из его командиров, видимо, у него был замечательный и способный заместитель, который и решал все оперативные вопросы. Только время от времени появлялся ординарец, и то в основном для того, чтобы поменять тарелки, салфетки или принести новые приборы.
   Майор фон Клоффенбах оказался весьма информированным человеком. Он в деталях рассказал о том, как немцы брали Киев, какие войска и генералы принимали участие в этой операции. Он также в малейших деталях рассказал о том, какие ошибки допустило руководство Юго-Западного фронта и как оно погибло под Дрюковщиной. После разговоров о войне оба командира заговорили о том, как они скучают по женам и родным домам. Гауптштурмфюреру СС Зигфриду Грабе хватило ума не расслабляться на эту тему и сказать о том, что пока он молод и не женат. Фон Клоффенбах тут же взял с него слово, что он непременно посетить имение фон Клоффенбахов под Кобленцем.
   Ужин завершился через час с небольшим, когда небо над головой начало стремительно темнеть. Пришедший дворецкий вежливо напомнил майору фон Клоффенбаху о том, что настала пора отправляться в постель. Обе стороны, обменявшись адресами, расстались чрезвычайно довольные встречей и ужином.

- 2 -

   Едва Артур Любимов, гауптштурмфюрер СС Зигфрид Грабе, успел дойти до своего бивака, как с ним мысленно связался гауптман Франц Ферейн, капитан Жора Бове, и сообщил, что с унтерштурмфюрером СС Донцигером происходят непонятные вещи. Он внезапно обеими руками схватился за область сердца, произнес непонятные слова и скрылся в землянке, где находился гарнизон блокпоста. Артур, действуя на одном только наитии, приказал сержанту Когтеву, унтер-фельдфебелю Клаусу, взять трех бойцов, одного оставить для охраны бивака, и срочно бежать вслед за ним к блокпосту. Уже через секунду Артур услышал звук бегущих вслед за ним шагов четырех бойцов.
   А капитан Жора Бове с какой-то надрывающейся мыслью вещал о том, что из землянки появляются самые настоящие оборотни, очень похожие на волков, но не волки. В ответ Артур Любимов передал ему мыслеобраз, в котором хотел сообщить Жоре следующую идею:
   - "Огнестрельное оружие в этом бою не применять, а вражеских оборотней брать в штыки и на ножи. Оборотни, это только начальная стадия разработки универсального солдата. Пальцы их рук до конца не доработаны, поэтому оборотни не способны пока держать в руках какого-либо оружия. Все, на что они способны, так это драться голыми руками. Надо их удерживать на расстоянии от себя и близко к себе не подпускать"
   Когда Любимов выбежал из ельника, то оказался за спинами оборотней с блокпоста, он увидел картину рукопашного боя. Четырнадцать бойцов Жоры Бове в рукопашную сражались с какими-то волосатыми существами. Это были уже солдаты войск СС, а самые настоящие гориллы и орангутанги. Приматы заросли коричневой шерстью, их лица, руки и ноги были покрыты коричневым и слегка лоснящимся подшерстком. В среднем они были ростом в нормального человека, но чрезвычайно быстро перемещались с места на место. Они выскакивали из-за спин собратьев, нападали на бойцов капитана Бове, стараясь руками перехватить какого-либо бойца, нанести ему глубокий порез, царапину или ссадину, чтобы молниеносно снова скрыться за спинами своих собратьев, когда-то бывших эсесовцами.
   Любимов сразу же догадался о том, что внезапное превращение эсесовцев в приматов все-таки сказалось на бойцах капитана Бове, они никак не могли собраться с духом и коллективным ударом штыками вырезать эту камарилью. А приматы, по всей очевидности, все еще находились на своей низшей стадии своего развития, они никак не могли неорганизованную толпу превратить в организованный строй, чтобы этим организованным строем атаковать своего противника. Со стороны было хорошо видно, что в среде приматов был один орангутанг, который, видимо, был командир среди приматов. Орангутанг всеми силами старался своих животных построить в единый строй, но его команд гориллы не понимали и к ним не прислушивались.
   - Внимание всем, - мысленно скомандовал капитан Любимов, - противника атакуем организованным строем с обеих сторон. Если появиться возможность, то рыжего орангутанга взять живым. В атаку идем на счет три: раз..., два..., три ... пошли.
   Объединенные усилия обеих атакующих сторон тут же дали положительный результат. Неожиданно оказавшись между двух вражеских линий, приматы как бы попали в ограниченное пространство, что немедленно сказалось на скорости их перемещения. Они теперь не успевали уходить от штыковых ударов, винтовки со штыками оборотней держали на достаточном расстоянии от бойцов. Один за другим на землю начали падать эти создания преисподней, они умирали, молча, стиснув руки на окровавленных штыках и пытаясь вырвать винтовки из рук бойцов. Только сейчас Любимов сообразил, что перед началом атаки он не потрудился сосчитать общее количество вурдалаков. Но чей-то незнакомый голос тут же прогудел у него в голове:
   - Их было двадцать четыре создания!
   Сейчас вурдалаков осталось пятнадцать, но в это мгновение три бойца во главе с сержантом Когтевым наискосок прорезали толпу вурдалаков. Любимов проследил за направлением их удара и понял, что его парни охотятся за рыжим орангутангом. Тому самым непонятным образом удалось сколотить вокруг себя около пяти горилл и сейчас эта группа ударами рук и ног пробивались из окружения. Сержант Когтев с бойцами встал на самом их пути, и первым же выпадом штыка отправил к праотцам одного из вурдалаков, а трое его бойцов приняли в штыки остальных оборотней. Самый молодой боец вдруг промахнулся с ударом и в тот момент, когда возвращал винтовку в исходное положение, то к нему на загривок вспрыгнул рыжий орангутанг и ловким приемом свернул его голову.
   Артур Любимов рванулся было на помощь парню, но в этот момент еще два оборотня ринулись на него, желая прорвать оцепление. Молодой боец безжизненно свалился на землю, а получивший свободу орангутанг, по всей очевидности, это был унтерштурмфюрер СС Донцигер, перед тем, как скрыться в ночном лесу, вдруг остановился, а в голове Любимова сформировалась мысль:
   - Сегодня ты победил, капитан Любимов! Но наша война будет еще долго продолжаться, мы обязательно еще встретимся. Тогда и посмотрим, кто из нас сильней?!
   С этой мыслью вурдалак, а по жизни унтерштурмфюрер СС Донцигер, скрылся в лесной чаще.
   Бой с оставшимися оборотнями продолжался еще пару минут, наловчившиеся бойцы капитана Бове быстро покончили с пятью гориллами. Взвод потерял четырех бойцов, включая молодого парня из отделения сержанта Когтева. Усталые бойцы, а многие из них к тому же имели порезы и царапины от когтей приматов, еще долго приходили в себя, восстанавливали дыхание. Но в этот момент капитан Бове сердитым голосом, он был очень недоволен тем, что так много потерял бойцов, приказал:
   - Старшина Желудь срочно осмотреть поле боя, подсчитать убитых и раненных бойцов. Также внимательно осмотреть и обыскать помещение блокпоста.
   Тут же прекратилось шушуканье, бойцы по подсказке старшины разделились на отдельные группы, каждая из которых занялась своим делом. Через десять минут поступила первая информация. Из всего взвода погибло четыре бойца, один получил тяжелое ранение и сам не мог стоять на ногах. Какой-то вурдалак умудрился сильно покусать его шею, с большим трудом удалось остановить кровь, но сам парень нуждался в квалифицированной медицинской помощи. Артур Любимов осмотрел рану и внутренне ужаснулся, в ране просматривались шейные позвонки, парню требовался абсолютный покой. Он своими средствами обеззаразил рану и убрал болевые ощущения. Затем создал нечто вроде воротника с жестким креплением шеи и залил рану целебным воском, который случайно обнаружили в помещении землянки блокпоста.
   Остальные пять бойцов имели ссадины и порезы, которые просто залили зеленкой.
   Вот тут-то старшина Желудь принес и приятную весть, за землянкой блокпоста в ельнике были обнаружены пятнадцать боевых мотоциклов "BMV R-75". Причем, все мотоциклы были с колясками и с пулеметами МГ-34. По приказу капитана Бове, бойцы его взвода быстро произвели замену своих мотоциклов "Днепр М10" на немецкие "BMV R-75", но винтовки оставили советские СВТ38 и СВТ40. В немецкой землянке старшина Желудь нашел кое-что и для капитана Любимова, в помещении он раскопал новенькую снайперскую винтовку "Gewehr 41".
   Практически через двадцать минут после окончания боя с эсэсовскими оборотнями взвод капитана Бове был готов начать движение. Гарнизон блокпоста был уничтожен очень тихо, не прозвучало ни единого выстрела, и можно было бы задержаться на месте, чтобы дать бойцам отдохнуть, а завтра утром тронуться далее в путь. Но одно то, что оборотню унтерштурмфюреру СС Донцигеру удалось скрыться, ставил под большой вопрос это намерение. Ведь, этот оборотень, наверняка, где-то имеет базу. Это же в свою очередь означает, что взвод, задержавшись на этом месте, может быть атакован и блокирован.
   А во-вторых, информация майора фон Клоффенбаха о предполагаемом месте гибели командования Юго-Западным фронтов была настолько значима и важна, что капитан Любимов решил проверить достоверность этой информации, побывав в селах Городище и Дрюковщине. Восемь мотоциклов "BMV R-75", работали на холостом ходу, их было практически не слышно. На малой скорости они проползли мимо расположения моторизованного батальона майора фон Клоффенбаха. Отъехав километров на пятнадцать от места расположения блокпоста, мотоциклы с бойцами снова приткнулись к обочине шоссе. Впереди предстояла дальняя дорога, было бы хорошо, чтобы бойцы все-таки отоспались. Очень скоро все спали, не спали только двое часовых, которые охраняли сон своих товарищей.
   Не спал и капитан Любимов, который на карте пытался найти и отметить села и деревня, которые посещала колонна штаба Юго-Западного фронта. Он не знал и никогда не встречался с генерал полковником Кирпаносом. Встречался и разговаривал с генерал майором Тупиковым, но тот оказался слишком занятым для разговоров военным человеком, поэтому разговор был скомкан и не получился. Несколько часов назад безызвестный немецкий майор рассказал ему в определенных деталях о последних днях этих двух генералов, о том, как они погибли. Эти два генерала не проявили должного характера и не смогли перед Иосифом Виссарионовичем Сталиным отстоять своего мнения о необходимости вывода войск Юго-Западного из Киевского мешка.
   В результате несостоятельности Кирпаноса и Тупикова перед Сталиным киевская группировка войск была окружена немцами и сейчас они завершают ее разгром. Оказавшись в немецком окружении, эти два советских генерала повели себя самым достойным образом, пытаясь вывести из окружения штаб Юго-Западного фронта и вернуть управление войсками фронта. К сожалению, по словам майор Дитера фон Клоффенбаха им этого не удалось сделать. В штабе фронта имелся немецкий разведчик, который заблаговременно информировал немецкое командование о намерениях генерал полковника Кирпаноса и о направлениях движения штабной колонны. Куда бы не направлялась эта колонна, то она повсюду, если в ней находился Кирпанос или же Тупиков, встречалась с немецкими танками и моторизованной пехотой.
   Последний бой со штабной колонной Юго-Западного фронта немецкие части вели в треугольнике Городище, где состоялось последнее заседание военного совета фронта, Сенчи и Дрюковщина, Полтавской области Украины. Там, в этом треугольнике штабная колонна рассеялась, много красноармейцев, командиров и генералов погибло, из окружения вырывались одни только небольшие и разрозненные части РККА. Но о Кирпаносе и Тупикове никаких известий не было, они пропали, словно они никогда не существовали.

- 3 -

   Чем дальше взвод капитана Бове удалялся от Киева, тем спокойней становилось на Харьковском шоссе. Все меньше внимание уделялось восьми мотоциклам полевой фельджандармерии. Бойцы все больше и больше привыкали к немецкому языку, что Артур Любимов начал обращать внимание на то, что его парни даже в разговорах между собой говорят на немецком языке.
   Уже под вечер второго дня своего путешествия на мотоциклах группа разведчиков прибыла в Пирятин и по-хозяйски расположилась на центральной городской площади. Короткое посещение военной комендатуры городка, группа снова движется, но теперь уже по направлению к Городищам. Староста этого поселка, только что назначенный немецкой администрацией, производил двоякое впечатление, как и двуликий Янус. Иногда посмотришь на него, и он производит на тебя впечатление нормального человека, но иногда - к нему даже близко подходить не хотелось бы, выглядел нечисть нечистью. Но этот человек очень многое знал, а если не знал, то многое слышал.
   В Городище группа прибыла под самый вечер, поэтому были вынуждены остановиться на постой у местных жителей. Гауптштурмфюрер СС Зигфрид Грабе остановился в доме старосты, но за весь вечер так и не смог найти к нему ключик, чтобы того разговорить. Вечером к нему в гости пришел гауптман Франц Ферейн и тогда Грабе пожаловался Ферейну, что ему никак не удается разговорить местного старосту. Франц некоторое время с широко раскрытым ртом смотрел на своего друга, а затем пригласил за стол и хозяина дома, старосту. На второй бутылке беленькой с сургучной печатью на горлышке староста потерял осторожность и выдал всю информацию, которой обладал.
   Вскоре, после третьей бутылки, он начал свободно говорить уже на немецком языке, восторженно рассказывая о том, что генерал полковник Кирпанос стоял на постое в его доме, а он сам лично ему разносолы из погреба носил и угощал. Генералу очень понравились малосоленые огурчики его собственного приготовления, он их один чуть ли не половину кадки съел. Несколько менее восторженно староста отзывался о генерале Тупикове, он все время повторял слова "из молодых, да ранний". О члене Военного совете Бурмистенко говорить совсем, даже в дупель пьяный, не захотел. Из слов старосты Артур Любимов выяснил одну интересную вещь, которая ему не очень-то понравилась. При генерал полковнике постоянно находился какой-то командир порученец, который генерал полковнику постоянно что-то советовал и тот постоянно слушался этих советов.
   Колонна в тысячу командиров, по словам, пьяного старосты, который на деле оказался добрейшей душа человеком, покинула Городище утром 20-го сентября и направилась в сторону Сенчи через мост в селе Мелехи. Утром, едва проснувшись, староста снова вернул себе личину нелюдимого человека, он вздрогнул всем телом, когда гауптман Франц Ферейн, по-дружески, толчком руки в бок с ним попрощался. Когда колонна мотоциклов покидала Городище, то гауптштурмфюрер СС Зигфрид Грабе обернулся за спину и увидел старосту, который поднял свой кулак к небу и гневно им потрясал.
   В Мелехи они остановились на пять минут, чтобы гауптман Ферейн мог бы задать вопрос встретившемуся им полицейскому, но тот оказался полным дауном и на все вопросы отвечал:
   - Да, господин начальник, тут шибко тогда стреляли, много немецких танков было!
   Тогда Артур Любимов не выдержал и рискнул, всей колонной он доехал до села Дрюкашина. Село и по сию пору, прошло почти десять суток с того боя, было забито местной полицией и представителями немецкой оккупационной администрации. Им очень повезло в том, что четыре бойца и сам Любимов были в эсэсовской форме, а остальные бойцы в форме полевой фельджандармерии. Никто не спрашивал, почему они появились в Дрюкащине и чем тут занимаются. Гауптштурмфюрер СС Зигфрид Грабе переговорил с местным администратором фольксдойче и тот доверительно ему нашептал на ухо о большом бое, весь день гремевшим, не переставая, в урочище Шумейково 20-го сентября.
   Он оказался дальним родственником полковника, командира танкового полка, которому свыше поступил приказ о том, чтобы остановить и блокировать большую колонну красноармейцев, которая с боем прорывалась на северо-восток. Полковник оказался большим профессионалом и сумел-таки эту вражескую автоколонну загнать в урочище и накрыть их минометным огнем. Красноармейцы раза три или четыре поднимались в атаку, но немецкие танкисты пулеметным огнем отбивали все эти атаки. Итак, продолжалось в течение светлого времени суток, под вечер атаки прекратились, а ночью они возобновились с новой силы. Танкисты этого не говорили, но, похоже, красноармейцам все же удалось прорваться из окружения. Под утро стрельба затихла и больше уже не возобновлялась.
   Но утром следующего в Дрюкащино понаехало множество высоких немецких чинов, некоторые из них были в такой же форме, как и у вас, господин командир. Все они тут же отправлялись в урочище и внимательно там осматривали трупы погибших красноармейцев и командиров РККА. Как они тогда говорили, что ищут тело генерал полковника Кирпаноса, командующего Юго-Западного фронта. Сейчас никто не знает, нашли они или не нашли тело этого генерала. Такими словами закончил свой рассказ представитель немецких оккупационных властей.
   Поблагодарив фольксдойче за рассказ, гауптштурмфюрер СС Грабе отошел в сторонку и подозвал к себе гауптмана Ферейна. Некоторое время они обменивались собранной информацией, одновременно решая вопрос, стоит или не стоит им самим соваться в тот овраг, в который немцы загнали штабную колонну Юго-Западного фронта и там расстреляли из минометов, пулеметов и танковых орудий. Жора считал, что они должны до конца выполнить свой гражданский долг и точно выяснить, погиб или не погиб генерал полковник Кирпанос, а если погиб, то, как именно?
   Артур повернулся и посмотрел на то, сколько же бойцов осталось во взводе капитана Бове, когда уходили на задание, то их было тридцать бойцов и два командира. Сейчас же на него смотрели четырнадцать бойцов, а им еще надо было пробиваться через линию фронта. Но внутри Артур Любимов уже знал ответ на стоящий перед ними вопрос, он сложил карту в планшет и ремешок от него перекинул через голову. Затем почему-то посмотрел на небо и отправился к своему "BMV R-75", за рулем которого в небрежной позе бывалого немецкого мотоциклиста сидел унтер-фельдфебель Курт Клаус с очками консервами на лбу под металлическим шлемом.
   Довольно-таки неуклюже он залез в коляску мотоцикла и негромко приказал унтер-фельдфебелю Курту Клаусу:
   - Auf geht's, marschieren!
   Курт выжал сцепление, мотоцикл тронулся с места, Любимов даже не стал оглядываться. Он прекрасно знал, что за ним последуют и семь других мотоциклов. Он также прекрасно знал и о том, что за ними сейчас наблюдают и им не дадут спокойно покинуть урочище Шумейково. Они выехали за околицу села и повернули направо на дорогу Кроповец - Пирятин. Некоторое время они двигались, молча и не разговаривая. Затем Артур мысленно связался с Жорой и передал ему мыслеобраз того, как бы им разыскать могилу погибшего Кирпаноса.
   В ответ на его вопрос Жора тут же мыслеречью ему сообщил:
   - Артур, пока ты слушал фольксдойче, я успел переговорить с двумя местными крестьянками, которые мне за шестьсот рейхсмарок нарисовали точный маршрут, как попасть на то место, где погибло много генералов РККА. Понимаешь, их мужей немцы время от времени в поле выгоняют хоронить убитых. Вот они, по-крестьянски, потихоньку и мародерничают. То обувку с убитых красноармейцев или командиров снимут, то хорошую гимнастерку к рукам приберут. В крестьянском хозяйстве все пригодится. Так вот в том урочище есть одно место, куда немцы никого не пускают, в свое время там много трупов генералов нашли. Сейчас это место местная полиция охраняют, полицаи под предлогом охраны жрут водку или самогон, да и спят пьяными под кустами. Я уже старшину Желудя на это дело, вырезать этих гадов, настропалил. Так, что, Артур, уступай нам лидерство и следуй за нами. Мы тебе путь и покажем.
   Не сразу, но они все-таки нашли могилу генерал полковника Кирпаноса. Его тело не было глубоко закапано, могила была практически рядом с тропой у родника. Ее хорошо прикрывал разросшийся кустарник. Бойцы взвода капитана Бове пару раз копнули и вот он, Кирпанос, командующий Юго-Западным фронтом лежал перед ними, без сапог, но в генеральских галифе и атласной рубашке. На голове сохранились бинты в крови, да и смотрелся генерал довольно сурово, словно собирался отдавать приказ на подъем бойцов в атаку. В правом нагрудном кармане генеральской рубахи просматривался билет члена ВКП(б) СССР. Артур не стал его даже доставать. Все, что сейчас они могли сделать этому генералу, так это перезахоронить его невдалеке, чтобы его тело случайно не обнаружили немцы. Капитан Любимов самым аккуратнейшим образом нанес на карту новые координаты могилы генерал полковника Кирпаноса и встал в строй со своими красноармейцами, чтобы отдать последний долг командующему фронтом.
   Как это не было удивительным, но группа спокойно, без выстрелов и преследования, покинула урочище Шумейково и в течение какого-то часа доехала до Пирятина, где снова влилась в мощное движение вражеского транспорта по Харьковскому шоссе.

Глава 9

- 1 -

   Артур Любимов сидел в коляске мотоцикла и внимательно изучал карту, раздумывая, каким путем им выбираться к своим за линию фронта. Одного только взгляда по сторонам ему хватало для того, чтобы понять, что он опять наблюдает картину начала войны. Немецкие войска мощными и бесконечными бронетанковыми колоннами устремляются на восток, а по обочинам дорогам на запад движутся нескончаемые колонны пленных красноармейцев. А когда темнело, то снова оживали придорожные леса. Мало и многочисленные окруженные красноармейские части начинали бои на прорыв из окружения. Те части РККА, которым удалось это проделать, походными колонными следовали на восток к линии фронта. Одним словом, обстановка на украинских дорогах и украинских лесах сегодня снова напоминали многослойный бутерброд, когда было трудно разобраться, где свои красноармейцы, а где части вермахта?!
   Немецкие подразделения хотели захватить, как можно больше советской территории, и своими стремительными атаками старались всячески помешать советскому командованию, восстановить линию фронта. Но и сам вермахт к этому тоже стремился, но до поры до времени он не был способен восстановить целостность своего тыла. В этой маневренной, передвижной войне немецкие части снова зарекомендовали себя отлично обученными войсками, наголову превосходящие красноармейские части.
   В этой фронтовой мешанине громадную роль играла фронтовая разведка, полученные ею данные позволяли и тому и другому командованию принимать своевременные решения. И надо честно признать, что фронтовая разведка РККА проигрывала фронтовой разведке вермахта по всем параметрам. Немецкое командование лучше знало обстановку в треугольнике Киев - Конотоп - Кременчуг и на всем его протяжении до Полтавы и Харькова. Ту информацию, которую не успевала или не могла собраться разведка танковых и пехотных дивизий вермахта, собирала немецкая авиаразведка. Десятки самолетов авиаразведки "Фокке-Вульф-189" часами висели над этим громадным пространством, высматривая и выискивая свободно бродящие красноармейские подразделения, которые шли на восток.
   И как только немецкая авиаразведка обнаруживала какую-либо крупную красноармейскую часть, то на нее она немедленно натравливала фронтовую штурмовую авиацию. Штурмовая авиация атаковала обнаруженные цели до тех пор, пока красноармейцы не переставали выдерживать эти бомбоштурмовые удары, бросали оружие и в панике разбегались по окрестным лесам. Если же штурмовикам попадалась особо сплоченная красноармейская часть, она выдерживала воздушные удары, то на такое подразделение наводились немецкие танки, которые и наносили смертельные удары по красноармейцам.
   Уже в первую свою ночь движения на восток Любимов мог наблюдать, как в паре мест в километрах двадцати - двадцати пяти от Харьковского шоссе "Юнкерсы-87" авиабомбами зло обрабатывали какие-то наземные цели. Правда, с шоссе был видно, что штурмовики один за другим пикируют, и слышен был грохот разрывов авиабомб. При виде такой картины Артур Любимов тут же мысленно представил себе, как в панике под бомбами мечутся красноармейцы, пытаясь укрыться от немецких пикировщиков. Одновременно ему на память приходили и воспоминания о том молодом командире батальона, который на спину положил весь свой батальон, чтобы ружейно-пулеметным огнем отбить вражеских истребителей.
   После Пирятина, продолжая двигаться в на восток по Харьковскому шоссе, взвод капитана Бове решил следующую ночь провести, как и в прошлый раз, на обочине шоссе. Им повезло, часовые вовремя заметили, подняли по тревоге остальных бойцов и несколькими выстрелами из винтовок остановили подползавших красноармейцев, которые собирались вырезать вражеский взвод одни только ножами. Когда восемь мотоциклов сорвались с места и в доли секунды умчали бойцов на довольно-таки дальнее расстояние от атаковавших их красноармейцев, то только тогда Артур Любимов сообразил, насколько они недалеко были от своей гибели и насколько они были лакомой добычей для окруженцев. Не очень большое количество рядовых немецких стрелков, с которыми можно было бы покончить одной штыковой атакой! Эти немцы имели прекрасный и подвижный транспорт, восемь быстроходных мотоциклов. А главное эти немцы собирались ужинать, на костре варилась картошка с консервированным мясом.
   После этого случая и в течение последующих ночей взвод старался располагаться на ночь вблизи под боком крупных частей.
   В ту же ночь им все-таки пришлось останавливаться, чтобы накормить бойцов и дать им хоть немного отдохнуть. Но на этот раз бивак устроили на абсолютно голой степи, там не было лесов или кустарников, где могли бы прятаться красноармейцы! Пока бойцы готовили ужин, Любимов и Бове провели небольшое совещание, на котором решили изменить направление движения своей группы. Вместо того, чтобы двигаться на Полтаву или Харьков, они решили поспешить к Москве, пробираясь по направлению на Орел и Курск.
   В Лубнах они сошли с харьковского шоссе и повернули на Гадяч, чтобы там по мосту пересечь реку Псел, и двигаться на Лебедин. К этому времени парни взвода в достаточной мере освоили немецкий язык и на достаточном уровне, не вызывая подозрений, могли беседовать с другими немецкими солдатами. По крайней мере, в населенных пунктах, где им приходилось задерживаться, на них уже не обращали внимания. Артур Любимов или Жора Бове смело посещали местные комендатуры или начальников гарнизонов и вели с ними долгие беседы, выясняя обстановку на дорогах и о возможных маршрутах движения окруженных и скрывающихся в лесах частей РККА.
   Но в Гадяче произошла еще одна странная вещь, которая заставила Любимова и других бойцов взвода разведки вспомнить о бое с оборотнями. Когда их группа на мотоциклах выкатила на мост через Псел, то она внезапно была блокирована. На обоих концах моста вдруг появились какие-то пулеметчики, которые заняли заранее подготовленные позиции и были в любую минуту открыть огонь на поражение. Группа из восьми мотоциклов и четырнадцати бойцов внезапно оказалась под пулеметным прицелом на абсолютно ровной поверхности понтонного моста. Бойцам укрыться от пулеметного огня было абсолютно негде!
   А перед этим снова возникла проблема, так как снова вдруг объявился унтерштурмфюрер СС Донцигер, тоже командир взвода фельджандармерии, но только 3-й танковой дивизии СС. Разговорившись с этим немецким подофицером, гауптман Франц Ферейн у него попытался выяснить, не бывал ли тот когда-нибудь в Киеве или под Киевом. Получив отрицательный ответ, Жора Бове тут же поинтересовался, не имеет ли этот офицер родственника, который тоже служил бы в фельджандармерии?! Но и на этот вопрос бы получен отрицательный ответ, да и внешностью этот Донцигер мало походил на прежнего Донцигера. Но вот поведение немецких пулеметчиков на мосту через Псел снова всколыхнули воспоминания о встрече и коротком бое с оборотнями под Киевом.
   Парни начали готовиться к своему последнему бою, так как сдаваться врагу никто не собирался, но боя так и не состоялось. Неожиданно на другом конце моста появилась рота танкистов 3-й танковой дивизии СС, которая остановилась на берегу и потребовала, чтобы мотоциклисты освободили бы дорогу их танкам. Проезжая мимо пулеметных гнезд на левом берегу реки Псел, гауптштурмфюрер СС Грабе не обнаружил в них ни единого пулеметчика. Он даже попросил унтер-фельдфебеля Клауса притормозить мотоцикл у танка командира танковой роты, чтобы у него поинтересоваться, если в их дивизии взвод военной полиции во главе с унтерштурмфюрером СС Донцигером. Но командир этой танковой роты оказался не очень-то вежливым командиром СС, он даже не приоткрыл люка своего танка, а во главе роты выехал на мост.
   В этой связи всю дорогу до Лебедина Артура Любимова преследовали мрачные мысли и отвратительное настроение, но так ничего плохого в дороге не произошло. Ночевать им пришлось в самом городе, каким-то невообразимым образом Жора Бове сумел договориться с какой-то старушкой, владелицей неплохого дома с большим двором, о том, что они все остановятся у нее на ночевка. Старушка согласилась, но поставила два условия: чтобы ее накормили вместе с бойцами, и чтобы никто из бойцов не заходил бы к ней в дом.
   Лебедин вот уже десять дней находился в руках немцев, за это время в нем появились офицерский и солдатский бары. Артур Любимов предложил Жоре Бове сходить в офицерский бар, где можно было бы поужинать заодно попытаться у офицеров вермахта получить хотя бы какую-либо информацию о положении на фронте и на подступах к фронту.
   Офицерский бар находился на центральной площади Лебедина, всего в паре сотен шагов от бабушкина подворья. Стоявший на посту у офицерского бара местный полицейский, при виде эсэсовского и армейского командиров, подобрал свой пивной живот и подобострастно заулыбался. Но ни гауптштурмфюрер СС, ни гауптман на эту мразь не обратили ни малейшего внимания и прошли в бар. В баре было темно, слегка была освещена одна только барная стойка, за которой работал русский красавец в белых брюках и в белой атласной рубахе. Время от времени к бармену из темени зала подходили молоденькие девчушки официантки и делали заказы, с которыми снова уходили в темноту.
   Немного растерянные тем обстоятельством, что в темноте ничего нельзя было разглядеть или разобрать, имеются ли в зале свободные столики, оба офицера застыли у входа, не зная, что им дальше делать. Тут из темени выделилось миниатюрное чудо девушка, она знаками рук предложила немецким офицерам следовать за ней. Волей неволей Артур Любимов примерился к этой девушке официантки, она была маленького росточка, ее голова была на уровне его груди, но уж очень она была стройна и грациозна.
   Следуя за девушкой, им пришлось спуститься в зал на пару ступенек, и тут выяснилось, что зал наполнен каким-то замогильным зеленым светом, но даже от такого освещения в зале превосходно все было видно. Там было много столиков, они практически все были заняты немецкими офицерами. Девушка их подвела к одному из свободных столиков, знаками рук предложила садиться, а дальше она замялась, видимо, не знала, как на немецком спросить, что они желают себе заказать. Гауптман Ферейн тут же поспешил ей на помощь, на хорошем русской языке он сказал:
   - Мой друг, гауптштурмфюрер СС Грабе, не знает русского языка. А в свое время учился русскому языку в Гейдельбергском университете и теперь могу на нем прилично изъясняться. Мой первый вопрос, как тебя зовут, птичка? И не могла бы ты для начала принести нам по стопочке русской водочки, солененький огурчик, а также ваше меню. Нам нужно время на то, чтобы изучить ваше меню и кое-что себе заказать. А что касается стопочки с огурчиком, то не могла бы ты, дорогая, повторять этот заказ каждые тридцать..., нет, каждые двадцать минут.
   Водка была охлаждена в меру и пошла по хорошо наезженным рельсам, каждые двадцать минут пятьдесят грамм водки опрокидывались в желудки молодых офицеров. Каждый раз этот процесс вызывал недовольное брюзжание гауптмана Франца Ферейна по поводу того, что Европа совсем оскудела и вместо граненого стакана пьет водку малюсенькими стопочками. Но эти же стопочки прекрасно позволяли гауптштурмфюреру СС Зигфриду Грабе общаться со своими товарищами немецкими офицерами на самые разнообразные и даже секретные темы. Он выяснил, что группа армий "Центр" перешла в наступление на Москву второго октября, что Брянский фронт кряхтит и вот-вот падет под ударами 2-й танковой группы Гудериана. Что фронт наступления этой танковой группы Гудериана проходит совсем недалеко от них, в каких-то двухстах километрах от Лебедина.
   Полученная информация испортила настроение гауптштурмфюреру СС Грабе, у него зверски заболела голова, он решил вернуться в дом к бабуле, чтобы хорошенько отоспаться перед завтрашним днем. Гауптман Ферейн домой не спешил и решил немного продлить свой вечерний отдых, давненько ему не приходилось бывать в таких заведениях, где было много водки и очень красивых девушек.

- 2 -

   Когда утром следующего дня Артур Любимов проснулся, он хотел было сразу отправиться побриться, как обратил внимание на весьма обеспокоенные лица бойцов. Они метались по двору, время от времени исчезали за воротами, но вскоре возвращались, но при этом выглядели еще более обеспокоенными. В конце концов, Любимов поинтересовался у старшины Желудя, в чем дело?
   - Капитан Ферейн, - на чисто немецком языке отрапортовал фельдфебель Бернард, - до настоящего не вернулся из бара. Парни бегали в бар, пытались выяснить, что могло задержать гауптмана, но бар уже закрыт, некому было задать вопрос о том, куда бы мог запропаститься наш гауптман.
   Эта новость наповал поразила капитана Любимова. Когда он вчера покидал бар, то, разумеется, о своем желании предупредил Жору и предложил тому вместе вернуться в дом к бабуле. Но тот ему заявил, что пока не хочет покидать этого хорошего места. Жора Бове был достаточно взрослым человеком, чтобы отвечать за свои поступки, но сейчас Артур начинал себя проклинать за то, что не настоял на своем и не заставил капитана Бове покинуть бар вместе с ним. Городок Лебедин был только что оккупирован немецкими войсками, нелюбовь к оккупантам его населения была достаточно велика, что всякое могло в нем произойти.
   Прошел еще один час, а Жора Бове так и не появился. На суматоху, творившуюся в ее дворе, обратила внимание и бабуля. Она с явным интересом посматривала на мечущихся взад и вперед немецких солдат, время от времени произносящих какие-то немецкие слова. Только на второй или третий раз Артур Любимов прислушался к тому, что же говорила бабуля. А она произносила всего одну и ту же фразу:
   - Ну, чего мечутся, сломя голову, мотаются по двору?! Видать его Галка на ночь подобрала. Она девка ненасытная, вот и перебивается от парня к парню.
   Он тут же приказал фельдфебелю Бернарду найти адрес этой Галки, сбегать к ней и узнать, куда же мог подеваться гауптман Ферейн?! По словам бабки, ветреница Галка жила всего лишь через двор от ее двора. Вскоре к бабкиной соседке умчал фельдфебель Бернард с одним из бойцов. Они отсутствовали достаточно долгое время для того, что Любимов начал беспокоиться и готовиться к тому, чтобы отправить за ними следующую пару бойцов. Но калитка в воротах заскрипела и распахнулась, в нее оба бойца торжественно внесли тело пьяного гауптмана Ферейна. Они аккуратненько тело своего командира положила на травку у поленницы дров.
   Артур Любимов подошел и посмотрел на своего друга Жору Бове. Тот лежал на траве, бессмысленными словами смотрел в небо и счастливо улыбался. По всему его облику можно было сделать вывод о том, что этот человек счастлив не смотря на то, что идет война, что кругом гибнут люди. Что немцы начали наступать на Москву и сейчас переламывают части и подразделения Брянского фронта. Что им нужно срочно покидать Лебедин и по тылам 2-й танковой группы генерал полковника Гудериана прорываться через линию фронта. Внутри Любимова еще вчера вечером появилось твердая уверенность в том, что в Москве с нетерпение ожидают их возвращения.
   А его друг и боевой товарищ напился и сейчас тяжелым балластом повис у всего взвода на руках. Когда он находится в таком состоянии опьянения, то с Жорой нельзя покидать этот двор, а время начинает их подгонять. В этот момент он заметил, что старшина Желудь что-то собирается ему сказать, Артур повернул голову к старшине и вопросительно на него посмотрел. Тот мгновенно вытянулся во фрунт и бойко отрапортовал:
   - У нас имеется испытанная метода, позволяющая не выдержавших характера товарищей, мгновенно приводить в сознание. Через пятнадцать минут, господин гауптман будет в полном сознании и к нему вернется состояние самостоятельно движения. Правда, у него будет сильно болеть голова.
   Артур Любимов некоторое время внимательно смотрел в честные глаза старшины, а затем утвердительно кивнул головой. Десять бойцов взвода начали собираться в дорогу, паковать вещи и походную посуду на мотоциклы, а четверо принялись за дело.
   Первым делом, они догола раздели Жору.
   Этот орангутанг в образе человека вдруг Артуру показался таким маленьким и гадким утенком, что Любимов не выдержал и отвернулся, чтобы его глаза не видели, что сейчас будут творить с его другом. Пятнадцать минут отрезвляющих пыток над другом он так и простоял спиной к истязателям. Артур не отводил взгляда от ворот, волей неволей, прислушиваясь к комментарию, делаемого независимым наблюдателем, бабкой, которая постоянно всплескивала руками и приговаривала:
   - Ну, надо же так издеваться над честным человеком, не смотря на то, что он и нехристь, немец! Меня бы попросили привести его в сознание, то я сделала бы это не столь жестоким путем.
   Вскоре орангутанг Жора Бове начал соображать и узнавать друзей и товарищей. Правда, бойцам пришлось ему помочь, чтобы он натянул на себя мундир немецкого гауптмана. Жора кое-как доковылял до первой мотоциклетной коляски и прямо-таки свалился в нее, руками быстро ощупал пулемет МГ-34 и, приложив щеку к пулеметному прикладу, счастливо замер.
   Мотоциклы с бойцами взвода один за другим выезжали с бабкиного двора, затем поворачивали направо на центральную улицу Лебедина и по ней катили на выезд из города. Блокпост на выезде был по горло занят проверкой документов у частей и подразделений вермахта, которые направлялись в город, поэтому на разъезд смешанной группы фельджандармов не обратили внимания. Только один из фельджандармов поста крикнул собратьям вслед, чтобы они были более осторожными, так как авиаразведка обнаружила большую колонну красноармейцев, пробирающуюся на восток.
   Вчерашний немецкий командир в баре, выболтавший тайну о начале операции по разгрому Брянского фронта, так же говорил о том, что 2-я танковая группа Гудериана предварительно сосредотачивалась в районе Ворожба - Глухово - Шостка под Конотопом. Поэтому Артур Любимов внес некоторые коррективы в маршрут движения своей группы, он решил уйти дальше влево и в районе Белополья выйти в тыл танковой группировки Гудериана. Практически весь день группа двигалась на скорости сорока - пятидесяти километров в час, она стороной прошла Сумы. Но когда они собрались форсировать полотно железной дороги, то мотоциклисты внезапно были обстреляны неизвестным противником. Пришлось снова уйти в лес, так как форсировать железную дорогу под огнем двух вражеских пулеметов было бы весьма рискованным делом, а бросать мотоциклы и пешком переходить насыпь железной дороги Любимову совершенно не хотелось.
   Без выстрелов и потерь железную дорогу удалось форсировать чуть ли не в самом Белополье. Но при приближении к Белополью - Ворожбе послышалась сильная артиллеристская канонада, 2-я танковая группа Гудериана начала взламывать линию обороны левого фланга Брянского фронта.
   Они буквально только что форсировали железную дорогу и отъехали от нее на десяток километров, как были внезапно атакованы неизвестным противник. Этот противник огнем трех пулеметов заставил разведчиков покинуть мотоциклетные седла и начать окапываться в небольшой роще. Проснулся Жора Бове, который всю дорогу до этого момента сладко посапывал, отсыпаясь на ходу, он открыл глаза и длинной пулеметной очередью из своего МГ-34 заставил замолчать один из вражеских пулеметов. Но два других вражеских пулемета так и не прекратили свой злобный перестук, стараясь не позволить фельджандармам оторвать головы от земли.
   Любимов очень боялся того, что их атакует какая-либо красноармейская часть, выходящая из окружения, но уж очень круто и не жалея жгли патроны эти вражеские пулеметы. Красноармейцы этого себе позволить, наверняка, не могли бы, поэтому Артур Любимов и решил проверить, кто же их атакует. Он достал немецкую снайперскую винтовку "G41" и пополз в сторонку, чтобы выбрать позицию для снайперского огня. В полусотне шагов от окапывающихся бойцов взвода он нашел ложбинку, по дну которой протекал маленький ручей. Удобнее пристроившись на склоне этой ложбинки, окуляр прицела снайперской винтовки Артур приблизил к своему правому глазу. Четырехкратное увеличение позволило ему обнаружить все три пулеметных гнезда, в одном из которых можно было увидеть два трупа пулеметчиков, которых одной очередью убил Жора Бове.
   В двух других пулеметных гнездах были видны силуэты пулеметчиков, но из-за маскировки было невозможно рассмотреть их детали их обмундирования, чтобы понять, немцы ли это или красноармейцы?! Время очень резко поджимало, внутри Любимова все более росло и крепло желание, как можно быстрее попасть в Москву. Поэтому любая задержка в пути сейчас воспринималась им с большим раздражением. К тому же в прицеле можно было хорошо рассмотреть, что на вооружении у этих неизвестных пулеметчиков были немецкие, а не советские пулеметы.
   Артур Любимов прицелился и произвел сдвоенный выстрел по правому пулеметному гнезду, обоими выстрелами он прикончил пулеметчиков этого гнезда. Пулемет левого гнезда немедленно открыл огонь по позиции снайпера. Уже на второй минуте, Артур Любимов подумал о том, что, если у этого пулемета лента на пятьсот патронов, то вражеские пулеметы не дадут ему теперь вообще голову над землей поднять. Он собрался переменить позицию, но в этот момент коротко, в десять патронов, снова рыкнул старенький МГ-34 Жоры Бове, который имел свой собственный стиль стрельбы и этим хорошо выделялся на фоне своих собратьев.
   Приподнявшись над бруствером, Артур Любимов в прицел снайперской винтовки увидел, что с пулеметчиками левого гнездо тоже покончено. Протрезвевший Жора Бове оказался своего рода снайпером по стрельбе из немецкого пулемета МГ-34, двумя очередями он уничтожил два вражеских пулеметных гнезда.
   - Интересно, - риторически подумал Артур, - сумеет ли Жора сохранить такую же меткость в стрельбе из пулемета и в трезвом состоянии?!
   Затем на всякий случай через снайперский прицел Любимов осмотрел дальние окрестности, и вдруг увидел что, примерно, в пяти - семи километрах от них по дороге и в их направлении быстро движется колонна в десять немецких "Опель-Блиц". Артур почему-то сразу же решил, что эта колонна спешит по их душу, он тут же поднялся на ноги, вернулся к бойцам с мотоциклами и всем приказал, срочно покинуть эту рощу. Выехав на дорогу, восемь мотоциклов с бойцами взвода устремились по дороге к лесу, чтобы там скрыться от глаз неизвестных преследователей. Сержант Когтев, водитель мотоцикла, в коляске которого устроился Любимов, не спрашивая на то специального разрешения командира, выскочил на поле и свой мотоцикл подогнал к ближайшему пулеметному гнезду.
   Любимов, не покидая коляски, внимательно осмотрел трупы пулеметчиков. Это были два молодых парня явно славянской наружности, но в каких-то странных мышиного цвета немецких мундирах. Любой немецкий солдат всегда старался выглядеть хранить свой мундир чистым, опрятным и отутюженным, а мундиры этих парней были грязны и порваны в нескольких местах, а ворота расстегнуты до пупа. У обоих на рукавах мундиров имелись круглые эмблемы с русскими буквами и скрещенными молниями, которые абсолютно ничего не говорили Артуру Любимову. Но то, что эти пулеметчики не были красноармейцами, ясно говорили лица этих трупов, разожравшихся свинячьих рож, каких Артур уже давно не видел.

- 3 -

   Любое пьянство до добра не доводит, так и беспросветное пьянство прошлой ночью капитана Бове сказалось на всем его взводе. Только взвод, не потеряв ни одного бойца, сумел избежать вражеской пулеметной ловушки и скрыться на лесной дороге, как через два часа, двигаясь по этой же лесной дороге, взвод нарывается на два немецких танках Т-3, один из которых ремонтировался, а второй танк его охранял. От потерь взвод спасло передовой дозор из двух мотоциклов, который до входа в лес Любимов почему-то выслал вперед колонны.
   Почему он это тогда сделал, то даже сейчас он не может этого объяснить. Последние три дня, постоянно находясь среди немцев, они стали вести себя подобно немцам. Забыли о необходимости формирования головных дозоров и боковых охранений. Они продвигались вперед своей компактной группой из восьми мотоциклов и в ус не дули о выполнении каких-то там положений, тем более немецкого устава. Но вот перед въездом в обычный лес Любимов приказывает выдвинуть вперед передовой дозор, два мотоцикла тут же углубились в лес на пятьсот метров. И только после этого за ними пошли остальные шесть мотоциклов.
   Передовой дозор повернул направо и тут же начался длинный пологий спуск в ложбину, на дне которой один немецкий танк наскочил на мину и порвал гусеницу. Второй танк стоял на противоположном склоне, с которого обозревал то, как танкисты первого танка завершают ремонт гусеницы. Этот танк первым увидел мотоциклистов, появившихся на противоположном склоне ложбины, он развернул башню и из орудия бабахнул по передовому дозору. Один мотоцикл был поврежден осколками снаряда и загорелся, но его водитель успел вовремя скатиться из седла. Он даже не получил ранения, а второй водитель мотоцикла с коляской и с пулеметчиком успел развернуться и снова скрыться за поворотом дороги.
   Таким образом, для взвода создалась патовая ситуация, возвращаться обратно нельзя, там могут находиться те преследователи, чьи пулеметчики пытались их задержать. Впереди два немецких танка, которые по непонятной причине обстреляли же своих фельджандармов. Любимов приказал спешиться и скрытно выдвигаться на позиции, с которых можно было бы наблюдать действия вражеских танкистов. В этот момент он очень сожалел о том, что в свое время не запасся противотанковыми гранатами, а сейчас этими немецкими пехотными гранатами толкушками ничего с танками не поделаешь.
   Когда Артур Любимов нашел себе огневую позицию, то первым делом он осмотрел немецкие танки через прицел снайперской винтовки. Они оба стояли с закрытыми люками и мелко подрагивали от работающих двигателей. Нижний танк ремонт гусеницы закончил и сейчас прогревал свой двигатель, готовясь к движению, а верхний танк, по-прежнему, находился на противоположном склоне ложбины и чего ожидал. Старшина Желудь доложил о том, что все бойцы взвода заняли позиции и готовы открыть пулеметно-винтовочный огонь по противнику, но стрельба из винтовок и пулеметов по танкам, это все равно, что палить из пушек по воробьям. Поэтому Любимов запретил, открывать огонь.
   И в эту самую минуту в мозгу Артура Любимова вдруг родилась мысль о том, что экипажи вражеских танков медлят и пока не двигаются с места по одной простой причине.
   Что перед этим по этой лесной дороге эти танки двигались его взводу навстречу!
   Что во время движения по этой дороге передовой вражеский танк наскочил на мину на самом дне этой ложбины. А сейчас оба экипажа оказались в такой же дурацкой, что и они, ситуации. Не успев проверить наличие мин на противоположном склоне, где сейчас взвод образовал огневой рубеж, экипажи обоих танка боятся двигаться вперед, опасаясь нарваться на новые мины и на засаду мотоциклистов, которых только что обстреляли и чей мотоцикл догорал на дороге. Но ожидание вскоре закончилось, оба танка медленно попятились назад и, вскоре поднявшись на гребень противоположного склона ложбины, скрылись за ее гребнем. Два разведчика, прикрываясь кустами, быстро поднялись на противоположный склон и скрылись за его гребнем, вскоре один разведчик вернулся и знаками рук показал, что немецких танков там уже нет.
   Уже собираясь отдать приказ взводу на начало движения, Артур Любимов внезапно почувствовал сильную дурноту в желудке и желание его срочно опорожнить. В этот момент в его сознании сформировался образ его закадычного друга бывшего сержанта РККА, а сейчас Алексей Карпухин был в голубой форме майора Люфтваффе. Несколько мгновений Алеха строго смотрел на своего друга, затем зашевелись его губы и послышался какой очень далекий голос Карпухина:
   - Полковник Воробьев попросил срочно связаться с тобой и довести до твоего сведения информацию о том, что Хозяин срочно хочет тебя видеть и просит прибыть к нему завтра, в крайнем случае, послезавтра. От себя хотел бы только добавить, что со мной пока все в порядке, работаю самостоятельно. Надеюсь, что когда-нибудь вместе поработаем. В заключение хочу предупредить, что к тебе очень сложно прорваться, Москва так и не смогла этого сделать.
   Любимов пришел в себя и обнаружил, что он стоит в кустах на коленях и его сильно рвет. После очередного сильнейшего спазма желудка он почувствовал себя немного лучше, смог самостоятельно дойти до мотоцикла, чтобы без сил завалиться в его коляску.
   - После того, как выберемся из этой ложбины, постарайся километров через три - четыре углубиться в лес и найти местечко для отдыха. - Едва успел Артур прошептать сержанту Когтеву эти слова, как потерял сознание.
   Когда он снова открыл глаза, то первым делом рядом с собой увидел добрые и внимательные глаза Жоры Бове, в которых не было ни искорки каких-либо пьяных флюидов. Он выжидательно посмотрел на Артура и Любимов рассказал, что его плохое состояние является результатом психологического давления, под которым он находился с того момента, как только взвод покинул Киев. Затем Артур дословно пересказал капитану Бове разговор, который только что состоялся с его бывшим напарником Алексеем Карпухиным, заключив этот разговор словами:
   - Понимаешь, Жора, уже завтра я должен быть в Москве, но пока мы находимся на таком от столицы расстоянии, что только авиация является тем единственным транспортом, которым можно было бы вовремя выполнить распоряжение Хозяина.
   - Ну, Артур, и что в этом такого? Если нужно воспользоваться авиацией, то нам требуется найти самолет, которым бы мы могли долететь до цели. - Очень просто капитан Бове прореагировал на слова Любимова об авиатранспорте.
   - Да, ну а кто тогда будет пилотировать этот самолет, наверняка, у нас во взводе нет...
   - Да почему ты так думаешь? Даже Я в свое время оканчивал курсы ОСОВИАХИМ, после которых могу пилотировать любой тип самолета. А твой сержант Когтев три года учился летать пилотом бомбардировщиков, пока его любовь не подвела парня под монастырь, и он не загремел в ГУЛАГ.
   - А что это такое "ГУЛАГ"?
   - "Главное управление лагерей Народного комиссариата внутренних дел", товарищ капитан НКВД.
   - Вот оно как! Но ты, Жора, извини меня, но я этого не знал.
   - Ну, и хорошо! Все, кто там побывал, те хорошо знают, что это такое "ГУЛАГ". Но лучше вернемся к нашим баранам! Таким образом, во взводе у нас есть бойцы, которые могут пилотировать самолеты. Нам, Артур, остается только сегодня ночью найти самолет, которым бы ты смог вылететь в Москву!
   - Нет, ничего проще! передвижной командный пункт 2-й танковой группы генерала Гудериана сейчас находится где-то под Рыльском, а при нем имеется аэродром подскока, где взлетают и садятся связные самолеты "Физель-Шторх". Найдем аэродром, тогда и найдем самолет. Но только мы все сразу не улетим на одном таком самолете. На нем только пять или шесть человек смогут улететь.
   - Так в чем проблема?! Ты с Серегой Когтевым и полетишь, он - за пилота, а ты пассажиром.
   - За нас не беспокойся, мы к тебе по земле ножками пробиваться будем. В Москве и встретился!
   Последний связник "Физель-Шторх" привез почту из Верховного штаба Главнокомандования вермахта во 2-ю танковую группу поздно вечером, где-то после одиннадцати часов вечера. Пилот самым аккуратнейшим образом посадил самолет на аэродроме подскока и подогнал его ближе к строениям штаба. Лично проследил за тем, как техники осмотрели самолет и заправили его горючим, а затем отправился отдыхать в отведенное ему помещение. Поэтому этот пилот, разумеется, не мог видеть того, как проезжавшее мимо на мотоциклах подразделение полевой фельджандармерии вдруг задержалось у его самолета. Один из мотоциклов подъехал к постовым, охранявшим связной самолет, и о чем-то у них поинтересовались.
   Минут через пять в середине ночи вдруг заработал двигатель связного самолета. Полк охраны всего передвижного штаба 2-й танковой группы первоначально не отреагировал на рев двигателя самолета, частенько случалось, что по ночам авиатехники занимались ремонтом двигателя самолета и гоняли его на малых режимах. Но когда рев двигателя усилился, а самолет начал разгоняться, чтобы взлететь, то охраны выслала полевой патруль к этому самолету с просьбой ремонт перенести на утро. Но патрульные только увидели хвостовое оперение "Физеля-Шторха", скрывающегося в темени ночи.
   В самолете было четыре человека, два легкораненых бойца, капитан Любимов и сержант Сергей Когтев, которые сидели на передних диванах. Но один только Сергей Когтев пилотировал самолет. Он сильно волновался до того момента, пока бойцы не убрали двух часовых и их тела не оттащили подальше в кусты. Когда Сергей брался за ручку дверцы, то к этому времени он был совершенно спокойным человеком. Ему не сразу удалось включить зажигание и запустить двигатель связного самолета. Вместо одной минуты, сержант Когтев две минуты прогревал двигатель. Когда все стрелки приборов передней панели успокоились и стали выдавать показания, что с самолетом все нормально и можно взлетать, то только тогда он разрешил пассажирам занять свои места и снял тормоза с колес.
   Взлет произошел как-то незаметно, только что самолет подпрыгивал на кочках взлетного поля, а сейчас плавно скользил в полной темноте, ни неба, ни земли не было видно. Сержант Когтев сидел, сильно наклонившись вперед, держа руки на штурвале, а ноги - на педалях, свои глаза он ни на секунду не отрывал от передней панели управления. У него просто не было времени на то, чтобы посмотреть на небо или глазами отыскать землю. Понимая, что разговаривать с пилотом сейчас невозможно, он слишком сильно был сосредоточен только на одном, чтобы удержать самолет в воздухе, Артур Любимов скользнул Когтеву в сознание и ему подсказал, что необходимо разыскать Орел, затем выходить на Тулу, а потом уже лететь на Центральный аэродром Москвы.
   В конце этого мысленного контакта, сержант Когтев вдруг мысленно ответил, что задание понял, принял и оно будет исполнено.

Глава 10

- 1 -

   Истребители или зенитчики ПВО Москвы, наверняка, расстреляли бы их почтовый самолетик еще на подлете к городу, поэтому сразу же после того, как они пролетели Тулу, капитан Артур Любимов вышел на самого Лаврентия Павловича по ментальному каналу связи. Их мысленный обмен мнения получился несколько неожиданным, но принес весьма плодотворные плоды и результаты.
   Во-первых, неожиданно выяснилось, что товарищ Берия не был проинформирован Иосифом Виссарионовичем Сталиным о том, что он срочно вызвал к себе полковника Артура Любимова. Этим обстоятельством Лаврентий Павлович был чрезвычайно огорчен и обеспокоен! Во-вторых, Лаврентий Павлович был страшно возмущен тем фактом, что какой-то там полковник Артур Любимов настолько бесцеремонным образом воспользовался своими московскими связями, что это даже сказалось на его личной жизни. Оказывается нарком только что поужинал с одной молодой и подающей надежды московской актрисой и, пригласив ее к себе в гости, занимался самым увлекательным занятием, ломал ее упорное сопротивление. И в-третьих, нарком Берия, к концу мысленной связи забыв о существовании своей очередной жертвы, был вынужден срочно приступить к исполнению своих служебных и неслужебных обязанностей. Он тут же связался по телефону с командующим ПВО Москвы и отдал тому приказ о том, чтобы его архаровцы случайно не сбили бы немецкий связной самолетик "Физель-Шторх", который в данный момент подлетал к столице.
   Сразу же забыв о более мелких делах, народный комиссар внутренних дел набросил на плечи легкий плащ, а на свою лысину натянул шляпу, без которой последнее время не появлялся на улице, чуть ли не бегом покинул свой жилой особняк. Он настолько спешил, что в кое времена, не ожидая лифт, быстрой рысью спустился по лестнице на первый этаж здания, вскочил в машину и шоферу из наркомата приказал на скорости гнать на Центральный городской аэродром Москвы.
   Надо было бы отдать должное умению и навыкам этого персонального шофера по скоростному вождению автомобиля, они успели вовремя оказаться в центральном аэропорту. Лаврентий Павлович своими близорукими глазами смог лично наблюдать за тем, как из нарождающегося рассвета, из низких туч выскользнула маленькая стальная птичка в окружении, по крайней мере, десяти истребителей ПВО. Эта птичка прямо-таки с ходу пошла на посадку, а на борту и крыльях этой птички отлично просматривались большие черные тевтонские кресты. На середине пробега по взлетно-посадочной полосе у птички вдруг прекратился вращаться пропеллер, а маленький самолетик все бежал и бежал и никак не мог остановиться. Когда до здания аэропорта оставалось метров сто, самолетик вдруг сложил шасси и упал на свой животик. Проскользив на животе по земле, по крайней мере, метров десять, он, наконец-то, остановился.
   К самолетику со всех сторон вдруг хлынуло не менее пары сотен молодых человек в синих мундирах войск НКВД, которые попытались открыть дверцы самолета, дергая подряд за все ручки. Вскоре дверцы с обеих сторон самолета были открыты, из его салона на свет божий было вытащено четыре человека в ненавистной глазу советского человека эсэсовской форме. Командиры людей в синей форме несколько замешкались, а молодцы, не мудрствуя лукаво, тут же пустили в ход свои кулаки. Секундное дело, морды эсэсовцев мгновенно покрылись большими синяками и ссадинами. Но в этот момент последовал приказ "не бить", а четыре пленника вскоре уже стояли перед самим Лаврентием Павловичем.
   Невольные свидетели этого встречи в Центральном аэропорту своими глазами наблюдали картину братания. Здоровый, словно откормленный бык-производитель, гауптштурмфюрер СС, прилетевший на самолетике, вдруг вытянулся перед наркомом во фрунт и на чистом немецком языке что-то ему пролаял. А народный комиссар внутренних дел по-дружески ему улыбнулся в ответ и по-русски произнес:
   - Спасибо, Артур, за отличное выполнение боевого задания, но об этом мы еще переговорил несколько позже. А сейчас срочно по машинам и к Хозяину на дачу, он там тебя уже ждет.
   Они торопливо прошли между двумя шеренгами бойцов в синей форме, и уже на выходе из аэропорта Лаврентий Павлович тихо, чтобы никто еще не слышал его вопроса, поинтересовался:
   - Что, на дачу мы все вместе поедем?
   Артур Любимов мгновенно догадался о подоплеке вопроса и также тихо пояснил:
   - Двоих раненых бойцов нужно отправить в госпиталь, а меня и сержанта Когтева - на дачу.
   Сразу же после этого перешептывания была произведена мгновенная сортировка прибывших немцев в эсэсовской форме. Двоих немцев отдельной машиной и в сопровождении отделения бойцов в синей форме отправили в московский госпиталь, а вторых двух посадили в автомобиль "Паккард" самого наркома. Двадцать минут бешеной гонки по просыпающейся Москве, вскоре один и в гордом одиночестве "Паккард" проезжал в зеленые ворота ближней дачи в Кунцево вождя трудового народа. Когда Лаврентий Павлович уже поднимался по лесенке к центральному входу, охрана вождя произвела мгновенный обыск доставленных наркомом обоих немцев.
   Один из охранников склонил голову к Артуру Любимову и прошептал:
   - Полковник, ты уж извини нас, что облапали тебя всего сверху донизу, но такая уж у нас служба. Хозяин ждет только одного тебя, а товарищ твой пусть с нами немного побудет, мы его чаем напоим, бутербродами с колбасой накормим.
   Иосиф Виссарионович встречал гостей в столовой, он был в своем любимом рабочем френче военного покроя, брюках, а на ногах у него, как показалось Артуру Любимову, были домашние тапочки. Иосиф Виссарионович расхаживал вдоль стола, за которым могли обедать одновременно человек десять, а если стол раздвинуть, то и больше. Да и к тому же вождь ходил и курил, в руках он держал небольшую трубку и, делая вдох через чубук трубки, синхронно большим пальцем прикрывая отверстие для табака. На многих фотографиях и картинах художников Артур Любимов видел, что Иосиф Виссарионович курит, но только сейчас он воочию увидел товарища Сталина с курительной трубкой руке.
   Увидев гостей, Иосиф Виссарионович слегка ускорил свой шаг и их встретил у самого порога столовой. Первым заговорил Лаврентий Павлович, который неожиданно произнес:
   - Извини, что явился без приглашения! Но дела сложились так, что полковнику Любимову потребовалась моя срочная помощь, мне же пришлось забросить все дела и немного ему помочь.
   - Спасибо, Лаврентий. И пожалуйста, не подумай плохого в отношении того, что полковника Любимова я вызвал в Москву, минуя твои каналы. Тайн от тебя у меня нет, можешь остаться и поприсутствовать при нашей беседе.
   Затем последовала пауза, в течение которой товарищ Сталин подошел к Артуру Любимову, некоторое время его внимательно рассматривал, а затем сказал:
   - Ну, как поживаешь, молодой человек! Читал и очень внимательно читал твои записки из Киева. Спасибо, своей информацией ты на многое раскрыл мне глаза, позволил более или менее свободно ориентироваться в переговорах с генералами. Так, что видишь, что нам придется еще немало времени провести вместе, беседуя на тему нашего поражения под Киевом. Но я тебя вызвал несколько по другому вопросу. Настают тяжелые времена для нашего государства рабочих и крестьян. Немецкие войска ломают оборону наших войск и довольно-таки быстро приближаются к Москве. Но, может быть, ты голоден и наш разговор мы могли продлить за столом. Я сейчас попрошу, и нас накормят. Да и не мог бы ты рассказать, откуда к нам прилетел и что это за немецкая форма на твоих плечах.
   Иосиф Виссарионович сделал широкой приглашающий жест правой рукой, в кулаке которой все еще держал курительную трубку, и легко отступил в сторону, открывая дорогу к столу Берии и Любимову. Лаврентий Павлович, как человек не раз, бывавший и хорошо знающий, как следует вести себя на этой даче, первым тронулся с места, направляясь к столу. Артур Любимов нерешительно затоптался на месте, всем своим видом показывая, что не хотел бы быть за таким столом в мундире гауптштурмфюрера СС. На этот раз Иосиф Виссарионович догадался о чувствах молодого человека, прямо-таки проявил отцовское понимание возникшей ситуации. Он негромко произнес:
   - Товарищ Власик?!
   И когда на пороге столовой возникла коренастая фигура генерала, Иосиф Виссарионович вежливо попросил:
   - Не могли бы вы найти что-либо из формы полковника РККА, наш молодой гость очень неудобно себя чувствует в этом мундире немецкого командира.
   Генерал, молча, кивнул головой и попросил Артура Любимова вместе с ним пройти в другую комнату, где на диване была разложена полная форма полковника Красной армии. Но прежде Артур молниеносно принял душ, переоделся во все чистое нижнее белье, а затем натянул на плечи форму полковника. Пару раз, взглянув в зеркало, Любимов совершенно себя не узнал, форма командира РККА его совершенно преобразила, состарив лет на десять и сделав его серьезным мужиком. И если уж честно самому признаваться, то в этой форме командира РККА он почувствовал себя, словно корова, на которую надели седло лошади. Но времени на приведения себя в полный порядок у Любимова не было, нельзя было товарища Сталина и Лаврентия Павловича заставлять себя ожидать.
   Когда Артур снова появился в столовой, то товарищ Сталин и товарищ Берия сидели с одной стороны стола и о чем-то беседовали, напротив них лежали еще один столовой прибор, а к столу был придвинут стул со спинкой. Любимов подошел к своему месту и, приложив правую руку к голове, дождался, когда вожди советского народа перестанут переговариваться и поднимут на него глаза, негромко отрапортовал:
   - Товарищ Сталин, полковник Любимов прибыл по вашему приказании и готов к беседе. Разрешите занять место за столом?
   Иосиф Виссарионович в ответ утвердительно кивнул головой и как-то странно посмотрел на Артура Любимов, словно в этот момент он мысленно его с кем-то сравнивал. Это взгляд Иосиф Виссарионовича заметил и Лаврентий Павлович, но он только внешне посуровел и насупился.
   Когда полковник Любимов сел на стул и сложил руки на коленях, словно ниоткуда появилась подавальщица и половником из супницы налила ему в глубокую тарелку горячее первое, суп харчо. Артуру страшно хотелось есть, но он сдержал свой голодный порыв и продолжал сидеть с руками на коленях, словно ожидал дополнительного приказания.
   Иосиф Виссарионович усмехнулся в усы и тихо сказал:
   - Ты ешь, я знаю, что ты страшно голоден, поэтому не обращай на нас стариков внимания, и ешь свое харчо. Когда оно горячее, то очень вкусное.

- 2 -

   Разговор у товарища Сталина закончился под самое утро, где-то в шесть - семь часов утра. Сразу же после разговора командир порученец Лаврентия Павловича Берии отвез молодого полковника Любимова и сержанта Когтева в гостиницу "Москва", где Поскребышев, секретарь товарища Сталина, заказал им номера. Во время прописки новых проживающих в гостинице возникла небольшая проблема, у них никаких советских документов, удостоверяющие их личности, кроме эсэсовских удостоверений, не оказалось. По вызову дежурной гостиницы для разбора дела тут же прибежал оперуполномоченный НКВД, совершенно молодой лейтенантик. Но воинственное настроение у парня мгновенно исчезло, когда он увидел документы командира порученца. В конце концов, Любимова и Когтева все-таки рассели в соседних номерах на четвертом этаже гостиницы.
   Артур Любимов, как только прошел в свой номер и едва только успел только снять с себя свою новенькую полковничью форму, рухнул в постель и мгновенно заснул. И ему тотчас же начал сниться бесконечный сон о том, как оставшиеся под Рыльском бойцы взвода под командованием капитана Бове уходили от вражеского преследования.
   Сон ничего не объяснял, почему все так происходит, а констатировал лишь факт того, что та сила, которая до этого охотилась и постоянно преследовала самого Любимова, сразу же узнала о том, что его больше здесь нет. И тогда эта черная сила, желая отомстить, всю свою ненависть и злобу бросила на оставшихся в немецком тылу восьми бойцов Жоры Бове. Все бои происходили во сне, но Артур Любимов воспринимал их, словно они шли наяву. Он хорошо видел, как группа подвергается одна за другой атаке странных немецких солдат, как погибли три бойца, которые, будучи ранеными, остались прикрывать отход своих товарищей.
   Оборотней среди преследователей не было видно, но эти немецкие солдаты совершенно ничем не напоминали нормальных немецких стрелков и гренадеров. Прежде всего, они были какими-то психически не уравновешенными и не стойкими людьми. Эти психи, невзирая на точную, почти снайперскую стрельбу бойцов Бове, и свои большие потери прямо-таки перли в атаку. Три раненых бойца ценой своей жизни остановили психическую атаку врага, позволили своим товарищам скрыться на мотоциклах. Последнее, что в этом сне увидел и запомнил Артур, так это была картина, когда три мотоцикла на высокой скорости уходили от вражеского преследования.
   Когда Артур проснулся, то не сразу мог сообразить, выспался ли он или нет, голова плохо соображала и не хотела отрываться от подушки. Но сегодня в три часа ему вместе с сержантом Когтевым предстояла поездка в Звенигород, где он должен был принять под свое командование бригаду войск НКВД особого назначения, сформированную на базе его штрафной роты. Все бывшие бойцы его роты стали командирами подразделений этой бригады. Лаврентий Павлович во время вчерашней ночной, или сегодняшней утренней беседы говорил о том, что бойцы бригады получили самое современное вооружение, а транспорт только что поступил по ленд-лизу из Америки. Поэтому Артур пересилил себя и с громадным трудом поднялся на ноги и пошел отмокать в ванную комнату своего номера.
   К его величайшему удивления в кранах ванной оказалась самая настоящая горячая вода, Артур не удержался, наполнил ванну почти кипятком и около часа прогревал каждую косточку своего тела. Вот тогда и ушла усталость из тела и на полную мощь заработали мозги этого молодого человека, Любимов почувствовал себя заново рожденным человеком. Он даже побрился острым лезвием бритвы, ни разу не порезавшись, а затем вылил полфлакона "Шипра" на свои щеки. Мир сразу же начал принимать нормальные очертания и становилось понятным, что, даже не смотря идущую войну, мир прекрасен и создан для нормальных людей.
   Когда нормальный человек вернулся обратно в номер, то он сразу же заметил обеденный стол, сервированный на две персоны. Артур подошел к телефонному аппарату и поднял трубку, когда ответил мужской голос, то он попросил его соединить с номером, где проживает сержант Когтев. Через секунду этот же мужской голос ответил, что сержанту Когтеву присвоили воинское звание лейтенанта войск НКВД, и чтобы товарищ полковник хотел бы передать лейтенанту Когтеву?!
   - Я хотел бы с ним пообедать и жду его появления в своем номере через десять минут. А также в три часа нам будет нужна машина для поездки в Звенигород. В этой связи я хотел бы обратно получить свой "Вальтер Р38", а также новый пистолет ТТ с двумя обоймами и винтовку СВТ40 с четырьмя обоймами. Лейтенанту Когтеву потребуется пистолет ТТ, и немецкий пулемет МГ-34 с двумя лентами по двести пятьдесят патронов.
   - Будет исполнено, товарищ полковник! - Послышалось в ответ.
   Когда Сергей Когтев появился в номере, то его было не узнать, форма лейтенанта войск НКВД на этом парне сидела без единой неуставной складочки. Сам парень сиял и цвел своей побритостью щек, стрижкой волос в стиле "а ля белый командир дениковец". Даже издали было хорошо заметно, что этому парню очень понравились те изменения, которые только что произошли в его молодой жизни. За обедом они перемолвились только парой слов, из которых было ясно, что в три часа они выезжают в Звенигород, а также то, что Сергею Когтеву приснился практически полностью аналогичный сон, что и Артуру. В этом сне рассказывалось о последнем прорыве из окружения их товарищей. Под завершение обеда Любимов вежливо поинтересовался у лейтенанта Когтева, где он предпочтет служить у него командиром порученцем или командиром взвода в роте разведки капитана Бове. Лейтенант ответил именно таким образом, который от него ожидал сам Артур, а именно в разведке у Бове.
   Машина, поданная к подъезду гостиницы для поездки в Звенигород, оказалась из гаража народного комиссариата внутренних дел. Ее водитель сильно удивился, когда к нему в салон автомобиля сели незнакомые полковник с винтовкой в руках и лейтенант с немецким пулеметом и сказали, что можно отправляться в путь. Водитель в звании старшины войск НКВД, был мужчиной в возрасте и весьма дотошным по своему характеру, прежде чем тронуться в путь, он все-таки поинтересовался, а будет ли их сопровождать охрана. Молодой лейтенант весело и заливисто рассмеялся на этот вопрос и ответил:
   - Отец, ну, зачем нам какая-то там охрана! Мы сами с усами, с любым немцем справимся. Так, что трогай в путь и смотри за дорогой, а мы уж тебя охраним.
   После этих слов в салоне машины как-то посветлело и потеплело, и у шофера на душе сразу же стало спокойнее.
   Когда они ехали по Москве, то оба пассажира не отрывали глаз от автомобильных окон, всматриваясь в московскую жизнь, по инерции сравнивая ее с той жизнью, которую неделю назад они наблюдали в Киеве, как до захвата города немцами, так и впервые же дни его оккупации. Им мгновенно бросалось в глаза, насколько серьезно настроены москвичи, и как серьезно сами горожане выглядят, брови насуплены, глаза решительны. Москвичи не просто так шли или гуляли по своим московским улицам, все они были заняты каким-то определенным делом.
   Незаметно для самого себя полковник Любимов снова углубился в воспоминания о вчерашнем разговоре с Иосифом Виссарионовичем Сталиным на даче в Кунцево. К середине разговора товарищ Сталин вдруг почернел лицом, а глаза налились гневом. Немцы снова перешли в наступление теперь уже на Москву, одним за других прорывались обороны фронтов. Генерал Еременко, вступая в командование Брянским фронтом, чуть ли не клятвенно божился в том, что обязательно разгромит танковую группу Гудериана. Все же получилось с точностью наоборот, 2-я танковая группа Гудериана прорвала и окружила три армии Брянского фронта. Аналогичная картина наблюдается на Калининском фронте и на любом другом фронтах.
   Тогда Артур Любимов возьми и под дурачка спроси, а почему в сводках Информбюро так редко упоминается имя генерала Георгия Жукова, которого красноармейцы зовут "генерал Победа". Иосиф Виссарионович как-то странно посмотрел на Любимова, хотел что-то сказать, но сдержался и ничего не рассказал о том, что сегодня в Кремле прошло совещание о назначении командующего Западным фронтов. Среди многих генеральских кандидатур рассматривался и генерал Георгий Жуков, но товарищ Сталин собственной рукой вычеркнул это имя из общего списка, не нравились ему генералы, которые много думали о том, как бы набить свой собственный карман.
   И тогда Артур Любимов прямо сказал о том, что в любом мире трудно встретить человека, который будет хорош по всем параметрам. Обычно встречаются люди, которые в чем-то одном хороши, а в чем-то другом - не очень-то. Иосиф Виссарионович многозначительно переглянулся с Лаврентием Павлович и где-то в глубине души своей уже решил пересмотреть результаты вчерашнего заседания Комитета обороны.
   Товарищ же Сталин продолжил говорить о том, что обстановка под Москвой сложилась такая, что на повестку дня встал вопрос, оборонять ли столичный град или его сдать, а войска отвести к Вологде. Многие члены Политбюро высказывают и такие мысли, что Россия на Москве не кончается, что с немцами можно воевать и после того, как Москва достанется немецким войскам. Далее Иосиф Виссарионович говорил, что, принимая во внимание нестабильность военно-политической обстановки под Москвой, а также существующую возможность того, что немецкие войска могут вплотную подступить к нынешним городским границам и даже готовы их пересечь, то он принял решение сформировать специальную бригаду, бойцы которой будут до последней капли крови защищать Москву. А если возникнет такая возможность то и ...
   Далее Иосиф Виссарионович уже не говорил, а замолчал и начал снова внимательно рассматривать молодого полковника, который сидел напротив него. И в этот момент Артур Любимов сообразил для чего он ездил и немного воевал в Киеве, для чего он задерживался и находился в Киеве впервые дни его оккупации. Ему предоставили возможность ознакомиться с тем, что может происходить с Москвой, его готовили, натаскивали к тому, чем он будет со своей бригадой заниматься в этом мегаполисе, когда немецкие войска, возможно, пересекут черты города. Он и его бригада не покинут и умрут в Москве, если сложится такая обстановка. Тогда полковник Любимов поднял голову, и смело посмотрел в глаза Иосифу Виссарионовичу Сталину.
   Тот, разумеется, заметил этот смелый и открытый взгляд своего молодого визави, снова усмехнулся в усы и поинтересовался, как ему понравился ужин. Этим товарищ Сталин как бы говорил о том, что он не хочет продолжать беседу на эту горькую тему. Может быть, потому, что в этот момент они были не одни, а Лаврентию Павловича Берию вождь советского государства явно не хотел вводить в курс своих замыслов, поэтому перевел разговор о том, каким образом бригада может быть переброшена в Москву. Лаврентий Павлович даже предложил организовать воздушное авиаприкрытие переброски бригады в Москву.
   Но здесь вмешался полковник Любимов и поинтересовался только одним вопросом, имеет ли бригада достаточно автотранспорта для переброски свое личного состава в Москву. И здесь, не веря своим ушам, услышал о том, что чуть ли не каждый боец бригады имеет немецкое или американское автотранспортное средство. И тогда полковник Любимов снова решился поднять голос и предоставить ему такие полномочие, чтобы командующие армиями не имели права раздергивать ее бригаду и вырванными из-под его командования частями бригады затыкать дыры в обороне своей армии.
   На эту просьбу почему-то утвердительно кивнул головой один только Лаврентий Павлович.

- 3 -

   Автомобиль "Паккард" мягко скользил по Успено-Рублевскому шоссе, он только что свернул с Кутузовского проспекта, и сейчас проезжал небольшой поселок Бузаево. В начале октября световой день был короток, а темнело очень быстро, поэтому Любимов и выехал из Москвы в три часа вечера, чтобы засветло, за какой-то час, добраться до места дислокации своей бригады. Он хотел, хотя бы один ее полк, уже сегодня отправить в Москву, этот полк должен был разместиться в старых Петровских казармах здания Арсенала московского Кремля. Охрана Кремля слегка потеснилась и выдела достаточно койко-мест для размещения четырех с половиной тысяч бойцов 1-го полка особой бригады в кремлевских казармах.
   Эта легкость и мягкость движения автомобиля, молчаливость водителя создавали все условия для размышлений, Артур Любимов не заметил, как снова вернулся к воспоминаниям о вчерашней встрече. Иосиф Виссарионович в завершение вчерашней беседы тихим голосом попросил, чтобы вся бригада была в Москве к шестому октября, а седьмого октября взяла бы под свою охрану центр города, по садовому кольцу, и приступила бы к его регулярному патрулированию. Взгляд, брошенный Лаврентием Павловичем Берией в этот момент в сторону полковника Любимова, как бы говорил о том, что это не просьба, а приказ, что именно таким голосом товарищ Сталиным отдает приказ для немедленного исполнения. Это понял и сам Артур Любимов, он поднялся на ноги и доложил о том, что приказ понят, принят и что он готов немедленно приступить к его исполнению. Но Иосиф Виссарионович как-то по-граждански вдруг замахал своей правой рукой и мягко сказал:
   - Товарищ полковник, вам поручается очень важное дело. Мне бы очень хотелось бы, чтобы вы правильно восприняли сегодняшнюю обстановку на фронте и в городе. В настоящий момент у нас нет войск для его обороны от наступающего противника. В настоящий момент у нас очень мало сил для такого, чтобы поддерживать требуемый общественный порядок в этом многомиллионном городе. Мы не будем требовать от вас, чтобы ваша бригада вела оборонительные операции. Но, кто знает, как в дальнейшем будет развиваться военная ситуация под стенами древней Москвы. И если возникнет в этом необходимость, то, весьма вероятно, вашим бойцам придется сходиться в рукопашных схваткой с немецкими солдатами.
   Было хорошо заметно, что в этот момент Иосиф Виссарионович сильно разволновался. Он внезапно замолчал, поднялся на ноги и подошел к буфету, стоящему в дальнем углу и что в нем поискал. Не нашел, повернулся лицом к сидящему за столом Лаврентию Павловичу и вытянувшемуся в фрунт полковнику Любимову и, словно их не видя, раздраженно-обиженных голосом произнес:
   - Товарищ Власик, а где мои папиросы "Герцеговина Флор" для трубки?
   В столовой мгновенно возникла тень кряжистого человека в военной форме, но без знаков различия. Эта тень прошла к буфету, и через секунду из другого ящика буфета достала пачку папирос и передала их товарищу Сталину, а затем человек-тень так же, как и возникла, тихо исчезла из столовой. Иосиф Виссарионович, все еще находясь в состоянии полного раздражения, вытащил из пачки две папиросы, отломал гильзы с табаком и, хорошенько размяв папиросный табак, начал им набивать свою курительную трубку. Но в середине процесса набивки табаком курительной трубки он вдруг снова произнес:
   - Из Москвы я не уеду, и Москвы мы немцам не отдадим!
   Снова возникла пауза в разговоре. Иосиф Виссарионович сердито швырнул начатую коробку "Герцеговины Флор" на стол, а трубку все еще продолжал держать в правой руке, но по всему чувствовалось, что о ее существовании вождь мирового пролетариата забыл.
   - Если потребуется, то я лягу в цепь вместе с твоими бойцами и буду из винтовки от немцев отстреливаться до самого последнего момента, но города немцам мы не отдадим! Так и передай своим противникам и сторонникам, - в этот момент товарищ Сталин посмотрел в глаза Лаврентию Павловичу, - в правительстве, в Верховном Совете и ГКО. И кое-кому из них пощады не будет, если я только узнаю о том, что они, не предупредив меня, эвакуировали из Москвы своих родственничков. А я об этом узнаю, обязательно узнаю. Ты сам, Лаврентий, мне об этом сам обязательно расскажешь!
   В этот момент Любимов почувствовал, как водитель притормозил и, подогнав автомобиль к обочине дороге, его совсем остановил. Он повернулся в сторону шофера и увидел, что тот внимательно всматривался во что-то, лежащее посередине дороге.
   - Это очень похоже на человека, - послышался голос водителя, где-то в пятистах метрах четверо перед нами перебегали дорогу, а один из них вдруг упал на дорогу и больше не поднимается на ноги...
   - Пулемет к бою! -
   Тут же коротко бросил полковник Любимов. Задняя дверца автомобиля слегка хлопнула, и лейтенант Когтев с пулеметом наизготовку успел-таки свалиться-нырнуть в придорожную канаву. Буквально через долю секунды пламегаситель ствола его пулемета озарился частыми вспышками и только после этого послышался рык пулеметной очереди. Но через ветровое стекло автомобиля не было видно, по кому сейчас стрелял лейтенант. Протянув руку к заднему сиденью, Любимов нащупал приклад винтовки СВТ40 и, перетянув ее к себе, сказал водителю спокойным голосом:
   - Когда я покину автомобиль, то сразу же отгоните его метров на пятьсот назад. Жалко будет, если его поцарапает пулями. Вы только не беспокойтесь, мы обязательно к вам вернемся.
   С этими словами полковник Любимов вывалился на землю в открытую пассажирскую дверь и, дождавшись, когда водитель отгонит назад свою машину, внимательно осмотрелся. Но со своего места он ничего не увидел, все действие происходило за поворотом дороги. Низко согнувшись, он сделал перебежку и оказался рядом с лейтенантом Когтевым. Почувствовав рядом присутствие командира, в этот момент он никак не мог оторвать своего взгляда от полотна дороги, лейтенант Когтев скороговоркой доложил:
   - Отсюда плохо видно, чем они там занимаются. Я только успел увидеть, как они в затылок пристрелили своего человека, труп которого сейчас лежит на середине дороги. А оставшиеся четверо убежали и скрылись за поворотом дороги. Когда я занял огневую позицию, то они как раз возвращались, чтобы забрать труп. Я их огнем пулемета обратно отогнал, и с тех пор их не было видно и слышно, но временами они постреливают по моей позиции из своих шмайсеров.
   Из слов лейтенанта можно было понять, что подозрительные люди не ушли, а сейчас пытаются их обойти лесом. Ни слова не говоря, полковник Любимов стал забирать вправо, уползая вглубь леса, чтобы не даться себя обойти и позволить врагу атаковать позицию пулемета из леса. За три - четыре минуты он максимум мог отползти на пятнадцать - двадцать метров, как увидел перебегающие от деверева к дереву четыре человеческие фигурки. Одна фигурка была с винтовкой в руках, видимо, это был снайпер, а три фигуры были с пистолетами пулеметами МП40. Особо не спеша и не медля, Артур приложил свою винтовку к плечу и тщательно прицелился. Сейчас он только сожалел о том, что, когда было можно, то не заказал себе в дорогу снайперской винтовки.
   Но чего жалеть о том, чего не имеешь?!
   Полковник Любимов плавно выжал курок СВТ40, послышался резкий и сухой щелчок винтовочного выстрела. Человек, бежавший с винтовкой в руках, вдруг остановился на месте, широко всплеснул по сторонам руками и упал на землю. В ответ моментально прогремела короткая, на пять патронов, злая автоматная очередь. Пули из шмайсера впились в кору дерева, за которое после выстрела успел откатиться и спрятаться Любимов. Полковник вдруг понял, что, если бы у этого врага сейчас в руках была бы винтовка, а не автомат шмайсер, то он уже был бы мертв. Не отрывая головы от земли, глазами Любимов разыскал человека, стрелявшего в него из автомата, и снова прицелился. В самую последнюю минуту перед выстрелом Любимов вдруг подумал о том, что в фигуре этого человека было что-то лишнее, не мужское. Но курок уже дополз до предела и перешел его, снова послышал резкий и сухой щелчок выстрела.
   Винтовочная пуля пробила стальную каску на голове этого вражеского автоматчика и размозжила его лобную кость. Автоматчик не упал на землю, а умер, стоя, крепко прижимаясь к стволу дерева.
   На дороге в этот момент послышался топот многих ног и дикие вскрики "ур-ра". Прежде чем пониматься на ноги и идти к дороге, полковник Любимов внимательнейшим образом осмотрелся, но людей вокруг в лесу уже не было. Два последних вражеских автоматчиков нырнули в какой-то овраг и исчезли из виду. Тогда оглядываясь и осматриваясь, полковник Любимов подошел к автоматчику, только что им убитого и от неожиданности и от жалости плотно сжал губы и чуть ли вслух не застонал. Прислонившись плотно телом к стволу дерева, перед ним стояла мертвая и очень красивая молодая женщина, из-под маскировочной палатки которой проглядывал мундир обершарфюрера СС. Она имела утонченные черты лица и аристократичный нос, Любимову с трудом верилось в то, что такая женщина могла взять в руки оружие и воевать, как настоящий мужчина.
   Появившийся лейтенант Когтев только громко и выразительно матерно охнул при виде убитой красивой женщину, от которой никак не мог оторвать своих глаз полковник Любимов. Затем в паре слов он рассказал о том, что их машину скрытно сопровождали парни из НКВД. Лаврентий Павлович этим парням строго-настрого наказал, что, если с полковником Любимовым что-либо случится, то он с каждого из них три шкуры спустит.
   Вполуха слушая лейтенанта Когтева, Артур подошел к убитой эсесовке, положил ее на землю и начал ее аккуратно, методично, особо не стесняясь, обыскивать. Первым делом снял с ее плеча планшетку с картой, раскрыл кобуру на поясе и вытащил из нее такой же, как свой, "Вальтер Р38", расстегнул пояс и снял с него боевой нож "Пума" в ножнах. Затем расстегнул на груди погибшей женщины маскхалат и самым внимательнейшим образом обследовал ее нагрудные, внутренние и боковые карманы. К своему величайшему удивлению, Артур Любимов в одном из ее карманов нашел подлинные документы, унтер-офицерскую книжку этой женщины солдата, обершарфюрера СС Элизы Штаффер. Сейчас он не стал разбираться со всеми этими документами и картами, а аккуратно сложил их в планшетку, перебросив планшетку через плечо.
   Затем нагнулся, поднял с земли пистолет пулемет МП40, приложил к нему "Вальтер П38" и нож "Пума", и все это богатство протянул лейтенанту Когтеву, который, разумеется, от такого трофея не отказался.

Часть вторая

Глава 1

- 1 -

   Бойцы и командиры особой бригаде рвались в бой с немецко-фашистскими оккупантами! Они не понимали, почему такое мощное воинское подразделение, как их бригада, пока еще не находится на фронте, не бьет в хвост и гриву проклятых гитлеровцев! Красноармейцы прежде еще не видели и не воевали под командованием капитана Артура Любимова, но от своих командиров много слышали о его подвигах. Поэтому появление полковника Любимова в качестве командира отдельной бригады основной массой красноармейцев было встречено с громадным энтузиазмом. Теперь все они были уверены в том, что уже завтра бригада будет отправлена на фронт!
   Поэтому многие красноармейцы и командиры бригады, услышав о том, что бригада будет передислоцирована в Москву, к этому приказу отнеслись с недоверием. Они начали писать возмущенные письма в армейские политорганы и даже в Особые отделы, требуя, пересмотреть этот приказ! Пришлось комиссарам и особистам идти в народ для объяснения сути приказа.
   К тому же к этому времени фронт подошел едва ли не к самым воротам военного городка в Звенигороде, где стояла особая бригада, где ее бойцы обучалась военному искусству. Ложась спать и просыпаясь, ее бойцы хорошо слышали фронтовое дыхание, приближающуюся артиллеристскую канонаду. Поэтому красноармейцы, отправляясь на полигон, там учились метко стрелять, ходить в атаки на оборонительные позиции противника, жестко сражаться в рукопашном бою. Одновременно с недоумением они наблюдали за тем, как бригадные тылы, обоз готовятся к переезду на новое место, в противоположную от фронта сторону.
   Полковнику Любимову сразу же по своему прибытию в бригаду пришлось провести ее общее построение, на котором в нескольких словах рассказать о возможной цели и задаче, которые будут поставлены перед бригадой. Это его выступление в какой-то мере успокоили бушевавшие среди красноармейцев страсти, что в свою очередь позволило приступить к самому процессу передислокации отдельной бригады в Москву. Причем, первый полк бригады должен был убыть в Москву уже сегодня вечером. С полным напряжением сил заработали и забегали штабные, строевые командиры и снабженцы бригады. Транспортная рота начала прогревать двигатели студебеккеров, которыми в Москву должен был убыть полк подполковника Николая Гаврилова.
   Полковник Любимову с удовольствием наблюдал за тем, как слаженно работали его старые друзья и приятели, в недавнем прошлом командиры и бойцы штрафной роты. Именно в этот напряженный момент подготовки произошла первая несуразица, для разрешения которой Артуру пришлось воспользоваться делегируемыми ему Верховным командующим правами. В свое время он выпросил у товарища Сталина право-разрешение на то, чтобы на личном уровне иметь право отказывать командиров РККА всех рангов в том, чтобы те были лишены права властью старшего командира из его бригады забирать хотя бы одно подразделение для затыкания дыр в обороне своих войск.
   Тогда Артур Любимов, словно в воду смотрел! Оказывается командарм 16-й армии, которой была поручена оборона звенигородского сектора московского оборонительного кольца, командарм Лукин положил глаз на эту, казалось бы, бесхозную, полнокровную бригаду особого назначения. Пользуясь временным отсутствием командира бригады, командарм совсем уж было собрался, без официального обращения в Генеральный штаб, тихой сапой использовать полки бригады в чисто своих армейских целях.
   Когда объявился командир этой бригады, то армейские штабисты тотчас же донесли своему командарму Лукину о том, что в бригаду прибыл ее командир, полковник Артур Любимов. По годам этот полковник годился в сыновья Лукину и, по его и армейским штабистам мнению, был простым молокососом, ни черта не забирающимся в военной науке. Этот молокосос, видимо, попросту был чьим-то протеже в генштабе или министерстве обороны. По словам тех армейских штабистов, новый командир бригады, как только в ней объявился, тут же принялся свою бригаду готовить к передислокации в Москву, причем, первый ее полк убывал в столицу уже сегодня ночью. Одним словом обескровленная 16-я армия командарма Лукина теряла последнюю надежду пополнить свои ряды хорошо обученными и подготовленными красноармейцами!
   Сам же командарм Лукин аж взбеленился, он же тоже прекрасно понимал, что у него из-за рта уводят такой лакомый, а главное такой нужный кус пирога, - бригаду в двенадцать тысяч красноармейцев, получивших отличную военную подготовку. С небольшим конвоем командарм Лукин ринулся в отдельную бригаду, как ему казалось, для наведения должного армейского порядка.
   Генерал-лейтенант был сильно обескуражен теми обстоятельствами, с каким почетом и уважением его приняли в штабе бригады. Начальник штаба, полковник Алексей Молоков, начал ему по-очереди представлять бригадных командиров, которые в тот момент прибытия в штаб командарма 16-й армии оказались в помещении штаба бригады. Не желая особо расслабляться в столь дружественной атмосфере встречи, генерал-лейтенант Михаил Лукин потребовал срочной, желательно с глазу на глаз встречи с командиром бригады, с полковником Артуром Любимовым. Полковник Молоков добродушно усмехнулся в свои пшеничные усы и произнес:
   - Товарищ генерал-лейтенант, я же вам только что представил нашего командира бригады. Вот он стоит перед вами, прощу любить и жаловать, полковник войск НКВД Артур Любимов! Вы можете сами с ним договориться о месте разговора тет-а-тет, мои услуги в этом вопросе не требуются.
   Командарм Лукин попробовал энкеведешное звание "полковник" этого совсем еще мальчишки перевести в армейскую систему воинских званий. Парень выглядел таким молодым парнем, что у генерал-лейтенанта сердце дрогнуло воспоминаниями о сыне, погибшем в первый же месяц этой проклятой войны. С некоторым внутренним смущением генерал-лейтенант Лукин вдруг осознал, что этот мальчишка в мундире с полковничьими погонами имеет более высокое армейское звание, что он генерал-полковника. Но командарм решил стоять до последнего, надеясь договориться с этим парнишкой.
   Лукин, молча, протянул ему ладонь руки для рукопожатия, поинтересовавшись при этом, не найдется ли в штабе бригады такого местечка, где они могли бы побеседовать наедине, с глазу на глаз. В ответ полковник Любимов вежливо попросил генерала Лукина пройти в его небольшой рабочий кабинет. Этот кабинет был совсем уж мал, но в его помещении генерал-лейтенант и полковник смогли спокойно разместиться. Они сели за стол, друг напротив друга и некоторое время смотрели в глаза друг другу, не начиная разговор. Вскоре им принесли крепко заваренный чай в металлических кружках, и только тогда началась доверительная мужская беседа. Командарм Лукин решил, зря не терять времени, сразу же брать быка за рога:
   - Товарищ полковник, я предлагаю вам стать командиром дивизии в моей 16-й армии! Как вы посмотрите на это мое предложение? Со своей стороны я вам обещаю, что приложу все усилия для того, чтобы этот вопрос был бы быстро проработан в Генеральном штабе РККА. Прошу учесть одно важное обстоятельство, генштаб мне еще ни разу, ни в чем не отказывал. Я также могу лично переговорить с Лаврентием Павловичем по вопросу, о вашем переводе из ведения войск НКВД в мою армию. Я полагаю, что нарком внутренних дел СССР прислушается к мнению боевого генерал-лейтенанта, войска которой сейчас обороняют важные подступы к столице нашей великой родины. Для вашей же информации, молодой человек, я бы хотел рассказать об одном, что части и подразделения моей армии сильно обескровлены, ослаблены. Мы ведем бои с немцами на последней грани своих возможностей, вливание же вашей бригада в мою армию, наверняка, повысила бы ее боеспособность. Тогда 16-я армия была бы в силах остановить врага и повернуть вспять его войска.
   - Я хорошо понимаю состояние и положение вашей армии, товарищ генерал-лейтенант. Вам сочувствую в этом, но своей бригады бросить на передовую линию фронта не имею права. Несколько дней назад мне пришлось с боями прорываться от Киева до Москвы. Я собственными глазами видел, какую махину войск немецкий вермахт бросил на захват Москвы, ее защитникам сегодня этому не позавидуешь. Но повторяю, товарищ генерал-лейтенант, что я не могу принять решения о направлении своей бригады на ваш участок фронта. Могу только дать вам один совет, вы сами решайте, стоит или не стоит вам им воспользоваться! По моему мнению, немцы снова и снова повторяют свои ошибки начала войны, они продвигаются вперед только по автомагистралям и шоссейным дорогам. Для продвижения вперед совершенно не пользуются проселочными дорогами...
   - Весьма любопытную мысль вы только что высказали, полковник. В ней вы точно подметили то в действиях нашего противника, на что другие наши командиры упорно не желают обращать внимания. Сколько раз я говорил своему начальнику штаба армии, как следует строить оборону дивизии, корпуса и самой армии. Но сколько бы раз я ему не говорил о том, что нашей армии не следует все свои армейские корпуса вытягивать вдоль самой линии фронта, что их следует массировать по основным секторам обороны, в которых имеются магистрали и автомагистрали. И вот вы, полковник, казалось бы, совершенно не армейский командир, высказываете вполне здравую мысль о действиях и противодействии противнику. В моей армии вы бы могли, эти свои мысли осуществлять на практике. Почему бы вам более серьезно не прислушаться к моему предложению?! К тому же я действительно обещаю вам должность комдива, да еще в таком молодом возрасте!
   - Товарищ генерал-лейтенант, но вы же сами понимаете, что я не вправе принимать решения подобной важности, без соответствующего приказа сверху. Если такое случится, то это будет не армия, а анархия какая-то?! Вы же сами понимаете, что армейская дисциплина строится на строжайшем иерархическом подчинении, младший командир беспрекословно выполняет приказы старшего по званию командира. Но я хочу вас заранее предупредить о том, что вопрос о моем переводе нельзя решать в Генеральном штабе, ни я, ни моя бригада не подчиняются Генеральному штабу РККА. Бригада уже имеет боевое задание, мы же приступили к его исполнению. Но я не вправе разглашать сути этого боевого приказа! Могу только сказать, что уже сегодня первый полк нашей бригады, а свои полки должен отправить в Москву. Сегодня Звенигород покидает мой первый поле, а завтра вслед за ним последуют все другие подразделения бригады.
   - А как же ваши подразделения будут передвигаться по шоссе в дневное время суток? Сегодня немецкая авиация господствует в воздухе и днем, и ночью, жалко будет, если сегодня или завтра немецкая авиация отбомбится по вашей бригаде. Большие, однако, могут быть потери!
   - Товарищ генерал-лейтенант, еще в боях под Великими Луками и Холмом мы придумали и на практике стали использовать одну любопытную новинку. Малокалиберные зенитные установки начали устанавливать в кузовах грузовиков. В результате, у нас появилась мобильная зенитная батарея, которая отлично справлялась со своей задачей, она еще на дальних подходах расправлялась с немецкими штурмовиками и истребителями. Так, что завтра, для вашей информации, товарищ генерал, вдоль всей трассы следования нашей бригады мы расставим четыре такие зенитные батареи, которые огнем зенитной своих орудий наши прикроют грузовики с живой силой!
   - Спасибо за полезную информацию, полковник! Я прекрасно понимаю, что вы имеете боевой приказ, который не медлит задержки с исполнением. Но ведь ваша бригада передислоцируется в тыл, а не на фронт! А сегодня ваше место, полковник, как настоящего мужчины, должно быть на фронте, а не в глубоком тылу, рядом с женщинами?!
   - Вы и в этом правы, товарищ генерал-лейтенант. Наступают суровые времена для защитников Москвы и для тех, кто будет драться с противником на подступах к столице и в нашем тылу. Потому что прочный тыл во многом будет определять и способствовать нашим победам на фронте!
   Убедившись в том, что никакими посулами, обещаниями, он не в силах переубедить этого молодого полковника, командарм Лукин начал собираться в обратную дорогу, в свою армию. Он был глубоко разочарован в постигшей его неудачи, что так и не сумел убедить молодого парня продолжить военную службу в его армии.
   Проводив всем известного командарма до машины, полковник Артур Любимов потом долго стоял у дороги и смотрел за тем, как машина командарма исчезала в вечернем сумраке. Подошел полковник Алексей Молоков и молодцевато отрапортовал о том, что бойцы первого полка бригады уже заняли места в кузовах грузовиков. Что первый полк готов трогаться в путь на Москву в любую минуту. Артур Любимов оторвался от своих грустных мыслей и, утвердительно кивнув головой Алексею Молокову, пошел к воротам военного городка, чтобы проводить в дорогу свой первый полк.
   Подполковник Гаврилов суматошно метался вдоль грузовиков нескольких автоколонн, которые в полной готовности стояли у главных ворот военного городка. В кузовах грузовиков на широких деревянных лавках сидели красноармейцы в новеньком зимнем обмундировании и с винтовками, автоматами и пулеметами в руках. При взгляде на них сразу же бросалось в глаза то, что это были молодые и физически развитые парни, к тому же все они были людьми славянского происхождения.
   Подполковник Николай Гаврилов, командир первого полка бригады, под насупленными бровями и гневными выкриками скрывал свое внутреннее нетерпение и волнение. Ему очень хотелось, чтобы полк, как можно быстрее, отправлялся бы в путь-дорогу, а волновался он из-за того, что во время этого ночного переезда в Москву полк совсем не будет иметь воздушного прикрытия. Майор Евлампиев, командир артдивизиона бригады, от подполковника Гаврилова не отходил ни на шаг, все это время он пытался его успокоить и подбодрить:
   - Ну, чего вы, товарищ подполковник, так беспокоитесь! Две мои зенитные батареи уже выдвинулись на позиции. Они уже сейчас готовы к тому, чтобы прикрыть передвижение наших полковых колонн. Да, и честно говоря, уже совсем стемнело, да и очень похоже на то, что луны сегодня не будет! Вы же знаете, что немецкие штурмовики очень не любят летать в сплошной темноте. Им, видите ли, луна нужна для таких полетов!
   - Слушай, Евдоким, перестань нудить под ушами. Ведь, сам же хорошо понимаешь, что этой мой полк, что это мои бойцы отправляются в Москву. Я не хочу потерять ни одного из них! Понимаешь, Евдоким, я не хочу потерять ни одного бойца перед решающими событиями для бригады.
   В этот момент подполковник Гаврилов увидел, как из дверей штабного здания вышли полковники Любимов и Молоков, которые, видимо, шли, чтобы проводить его полк. Дождавшись, когда Любимов и Молоков окажутся совсем близко, подполковник Гаврилов приложил правую руку и начал громко рапортовать:
   - Товарищ командир бригады, приписной состав первого полка особой бригады в составе трех тысяч четырех сот восьми человек находится в кузовах грузовиков и готов к выдвижению в Москву. Больных и отставших - нет. Четыре автоколонны полка начнут движение через двенадцать минут.
   Выслушав рапорт командира полка, Артур Любимов еще раз взглядом окинул четыре колонны грузовиков какой-то странной конструкции, которые были ему совсем незнакомы. Забыв о грузовиках, полковник Любимов повернулся к Николаю Гаврилову и, полуобняв его за плечи, отвел на полшага назад и сказал:
   - Спасибо, тебе, Николай, за все то, что ты сделал для своего полка. У меня еще не было времени, но я успел познакомиться с кое-какими документами, в частности, о том, как твой полк формировался и как ты его готовил к боям. Сегодня твой полк лучший в бригаде, во многом благодаря только тебе и твоим усилиям. Если хочешь, то мы можем вместе пробежаться по тому маршруту, которым будет следовать твой полк. У меня перед встречей с тобой мелькнула мысль о том, почему бы тебе не объединить две колонн, тогда одним только этим ты вдвое сократишь время пребывания твоих бойцов под угрозой воздушного нападения противника.

- 2 -

   После сигнала отбоя бойцы остальных двух полков бригады уже давно спали, когда командиру бригады перезвонил Николай Гаврилов и сообщил о том, что бойцы его полка только что поужинали и сейчас отходят ко сну в Петровских казармах московского Кремля. Положив телефонную трубку, полковник Любимов вернулся к продолжению разговора с командирами, задержавшимся для того, чтобы поделиться с ним своими мыслями и проблемами, с которыми они столкнулись в еще период формирования отборной бригады. К тому же многое произошло за время его отсутствия и многого Любимову хотелось узнать, поэтому разговор для обеих сторон оказался интересен и познавателен.
   Но вскоре, обратив внимание на то, что уже поздний час, а командиры бригады за день все же очень устали, Артур Любимов распустил их на ночлег, чтобы они выспались к завтрашнему беспокойному дню, который обещал стать не менее беспокойным. А сам удобнее расположился на стуле и за крепким чаем продолжил разговор с начальником штаба Алексеем Молоковым, который пока совершенно не хотел спать, а с только что вернувшимся другом был готов проговорить всю ночь напролет. Из рассказа начштаба Артур Любимов узнавал о том, как в штрафной роте развивались события, когда он со взводом капитана Бове срочно убыл на задание.
   Лаврентий Павлович выполнил и одновременно не выполнил своего обещания. Во время выступления перед бойцами роты нарком говорил о том, что все осужденные будут реабилитированы. Так оно и случилось, всем осужденным были возвращены их прежние звания, были временно сняты судимости!
   Товарищ Берия пообещал, что все реабилитированные командиры будут служить на других фронтах и в других подразделения, а не останутся в штрафной роте. Частично, это так и произошло, реабилитированные командиры штрафроты получили соответствующие должности в разных подразделениях действующей армии. Но неожиданно все те командиры штрафроты, которые воевали с капитаном Любимовым, были срочно вызваны на приватный разговор к самому Лаврентию Павловичу. В кабинете очень строго настроенный нарком встретился с этими командирами РККА, которым разъяснил, что из-за изменения некоторых обстоятельств дела, он вынужден бы изменить свое прошлое решение. Посмотрев в глаза собравшимся командирам, нарком внутренних дел СССР пояснил, что все они продолжат службу на командных должностях штрафроты, которая будет развернута в бригаду особого назначения. Лаврентий Павлович подчеркнул, что формирующаяся бригада будет до поры до времени находиться в резерве, в его личном подчинении. Она будет выполнять специальные задания руководителей советского государства и коммунистической партии, им же командирам не стоит особенно много говорить о своей службе, даже своим отцам и матерям.
   После такого серьезного разговора указанных товарищей командиров вывели из наркомовского кабинета, посадили в тюремный автобус, чтобы отвезти в военный городок, расположенный в Звенигород под Москвой. Этот городок уже охраняла энкеведешная охрана, которая на первых порах запрещала командирам даже на секунду покидать территорию военного городка. Вскоре в городок начали прибывать красноармейцы, многие из которых только что были призваны на военную службу. Таким образом, началось формирование бригады особого назначения. Первым делом были сформированы три мотострелковых полка.
   Подполковник Николай Гаврилов был утвержден командиром первого полка этой бригады. Командиром второго полка стал подполковник Андрей Снегирев, которого военные разведчики несколько раз пытались к себе забрать, но у них так ничего не получилось. К слову сказать, Андрею страшно не хотелось продолжать службу вместе со штрафниками. Он предпринимал всякие возможности для того, чтобы уйти в армейскую разведку. Из него ругались и спорили высокопоставленные армейские генералы, но они никак не могли решить эту, казалось бы, простейшую проблему.
   Тогда к спору подключился Лаврентий Павлович, который в данной ситуации поступил самым наипростейшим образом. Он вызывал подполковника Снегирева к себе якобы для собеседования. В течение часа товарищ Берия промывал Снегиреву мозги, а затем прямо тому объявил о том, что им только что был подписан приказ о расстреле подполковника Снегирева за измену родине. Расстрел будет приведен в немедленное исполнение в том случае, если подполковник когда-либо покинет территорию военного городка в Звенигороде, где формировалась бригада особого назначения, командиром которой станет полковник НКВД Любимов. Последняя фраза наркома внутренних дел СССР запала в душу Андрею Снегиреву, из-за чего у него мгновенно отпали какие-либо сомнения в отношении того, где он продолжит военную службу. Таким, правда, несколько странным образом, друзья и боевые товарищи Артура Любимова узнали о том, что именно Артур Любимов станет командиром бригады особого назначения, формированием которой они сейчас занимаются.
   Начштаба Молоков неторопливо продолжал свой рассказ. Недолгое время просуществовала проблема и с назначением командира третьего полка бригады. Лейтенанту Худякову, как, впрочем, и другим командирам, присвоили армейское звание подполковник. Его друзья полагали и надеялись, что Худяков вернется в бригаду, займет должность командира третьего полка. Но, когда друзья узнали о том, что Худяков из-за своего ранения несколько раз переживал клиническую смерть, то они поняли, что этот командир уже никогда не вернется на службу в армию.
   С течением времени формирующуюся бригаду неожиданно посетил когда-то бывший рядовой, а ныне полковник, Дмитрий Морозов, который и был утвержден командиром третьего полка бригады. Алексей Молоков, вводя командира бригады в курс дела, говорил негромким голосом, отчетливо выговаривая каждое слово. Называя того или иного командира, он тут же старался дать ему деловую характеристику, хотя Любимов неплохо знал всех этих командиров. Перечислив имена и характеристики командиров полков, начштаб Молоков перешел к рассказу о бойцах бригады.
   Первым делом, Алексей Молоков это особо выделил и подчеркнул, что все бойцы бригады поголовно были комсомольцами-добровольцами, призывались они из Москвы и Ленинграда. В своем недавнем гражданском прошлом все эти парни занимались различными видами спорта, достигли в нем немалого успеха. Они имели отличную физическую подготовку, которую сержанты инструкторы учебных курсов старались еще более развить, но уже с уклоном в военную специальность, которую должен был получить тот или иной красноармеец. Так, по словам Молокова, биатлонисты становились снайперами или же первыми номерами, наводчиками, крупнокалиберных пулеметов. Спортсменов легкоатлетов отправляли в бригадную или полковую разведку. Боксеры становились мотострелками, они вооружались автоматическим оружием, их специально готовили для рукопашных схваток с хорошо подготовленным противником.
   Организационная структура бригада строилась по организационному принципу моторизованной бригады войск СС Германии. В бригаде было три мотострелковых полка, в каждом полку по три батальона мотострелков. Три стрелковые роты, бойцы которых были в основном вооружены автоматическими винтовками СВТ40, составляли батальон. Батальон, помимо стрелковых рот, имел пулеметную роту и взвод разведки. Каждый полк бригады имел собственную артбатарею 76 мм орудий. Бригада в дополнение к полковой артиллерии имела отдельный зенитно-пушечный дивизион. Все мотострелковые батальоны бригады имели собственный автотранспорт, бортовые студебеккеры, только что пришедшие по ленд-лизу из Америки.
   Алексей Молоков посмотрел на ходики, ритмично отстукивавшие время на казарменной стене, и сказал:
   - Я очень надеюсь на то, что завтра тебя, Артур, никто и никуда не отзовет, не поручат какого-нибудь нового задания на стороне. Мне лично очень хочется, чтобы ты, Артур, остался бы с нами, командиром бригады, чтобы мы бы вместе и в дальнейшем воевали. Таким образом, у меня рождается надежда на то, что и завтра я тебя снова увижу, что завтра у нас будет достаточно времени для того, чтобы наговориться от души. Поэтому, сейчас время позднее, я предлагаю нам разбежаться, чтобы хотя бы немного поспать до утра. Завтра будет новый день, завтра будут новые проблемы, две трети бригады нам предстоит перебросить в Москву.
   Остаток ночи Артур провозился в своей койке без какого-либо сна в глазу. Волнения вчерашнего и сегодняшнего дней давали себя знать. К тому же, как только он закрывал глаза, чтобы заснуть, так его головной мозг начинал будоражиться, вспоминая о каком-либо нерешенном вопросе. И он тут же, без участия самого Любимова этот вопрос начинал прорабатывать, подходя к его решению со всех сторон. В результате всего этого - в эту ночь Артур так и не сумел заснуть.
   Если уж честно говорить, то полковник Любимов пока еще мало чего знал о конкретных проблемах, которые сейчас стояли перед командованием бригады. Но когда он узнал общую численность своей бригады, то его до глубины души потрясла общая цифра бойцов, по настоящий день числящимися в составе бригады. Эту цифру еще в ночном разговоре упомянул начштаба бригады полковник Алексей Молоков.
   В настоящий момент общая численность его бригады составляла двенадцать тысяч активных штыков!
   Что, в принципе, эта численность составляла, равнялась и даже в некоторой степени превышала численность иной армейской дивизии! Теперь Артуру стало понятно, почему командарм Михаил Лукин, забросив все дела по обороняющейся армии, примчался в штаб его бригады решать срочный вопрос о ее зачислении в состав своей 16-й армии. К тому же, едва ли даже в какой-либо ударной дивизии найдется такое количество отлично физически сильных и профессионально подготовленных бойцов спортсменов. В конце концов, под самое под утро Артур все-таки заснул!
   Перед самым рассветом, он попытался мысленно связаться с Жорой Бове, чтобы узнать, как он там и его бойцы поживают? Но тот, видимо, еще спал и присланный им в ответ мысленный образ был краток и слишком уж очень выразителен, этого отклика было достаточно для того, чтобы сообразить, что с капитаном Бове и его разведчиками все было более или менее нормально. Артур Любимов так и не выдерживал пытки бессонницей, поэтому решил подниматься, отправиться в свой кабинет, чтобы заняться рассмотрением конкретных дел по бригаде.
   В кабинете, в котором сейчас сидел полковник Любимов, явно ощущался не жилой дух, ни его рабочий характер, повсюду было слишком много пыли. Маленькая и аккуратно сложенная стопочка бумаг лежала на середине поверхности его письменного стола. Это Алексей Молоков, начальник штаба, заранее позаботился о своем командире и подготовил для его рассмотрения эти бумаги.
   Артур присел на стул, сложил руки за голову и откинулся на его спинку. Деревянное сооружение оказалось хлипким и пару раз под ним опасно проскрипело, но оно все же выдержало вес и напряжение его тела. Полковник Любимов быстро просмотрел и ознакомился с документами, лежавшими на столе. Это были копии документов, которыми штаб бригады регулярно обменивался с наркоматом внутренних дел СССР. В документах говорилось о том, что в формирующуюся бригаду поступает новое пополнение, а также о том, как же будет осуществляться обучение этого пополнения.
   Один из документов был копией приказа о местах расквартирования бригады в Москве. В приказе говорилось, что 1-й полк особой бригады размещается в Петровских казармах московского Кремля, 2-й полк - в Спасских казармах, 3-й полк - в Покровских казармах, артдивизион бригады - в Хамовнических казармах, а отдельный разведывательный батальон капитана Бове - в Фанагорийских казармах на Бауманской улице.
   Снова и снова углубляясь в чтение документов, полковник Любимов думал и о том, какую же именно задачу его бригаде предстоит решать в Москве?! Но факт того, что его бригаде придется в какой-то мере иметь дело с горожанами столицы в самые трудные для них времена, его очень смущал и беспокоил. По статистике, сегодня в Москве проживало чуть более четырех миллионов человек. В глазах задумавшегося полковника начали появляться и исчезать кадры того, как до поры до времени бывшие такими мудрыми, спокойными и веселыми киевляне и киевлянки вдруг превращались в неуправляемых людей, злодеев и грабителей. В те несколько часов безвластия, когда войска РККА покинули, а войска вермахта еще не вошли в Киев, жители города лихо грабили свои же продуктовые гастрономы, магазины одежды, винно-водочные склады. Когда простые люди прямо на твоих глазах превращались в животных, начинали грабить и растаскивать по домам все то, что плохо лежит, то тебе становилось трудно понять, почему такие вещи вообще происходили?!
   Артур поднялся на ноги и несколько раз прошелся по кабинету, потирая виски головы и продолжая размышлять на тем, каким же таким образом бойцам его бригады следует работать с городским населением, впадающим в панику. Ведь может случиться и такое, что нужно будет останавить не одного паникующего человека, а большую толпу сходящих с ума людей, а это уже не такое простое дело. К тому же следует всегда учитывать и то обстоятельство, что, если вовремя остановить панику, то и больших эксцессов можно будет избежать!
   Пока в голову Артура не приходило ответа на этот весьма и весьма не простой и щепетильный вопрос. Единственное, на чем решил остановиться полковник Любимов, так это он решил последовать совету, которым обычно заканчивались все русские сказки, "утро вечера мудренее"! Он решил сразу же по прибытию в Москву собрать и провести специальное совещание по этому вопросу, исходя из принципа, что одна голова хорошо, но много - гораздо лучше! К тому же, по его мнению, было бы неплохо организовать и провести на учебном плацу, который находился бы вне поля зрения для широкой публики, показательный разгон толпы деморализованных горожан.
   С этими мыслями Любимов вернулся за письменный стол и, окунув перьевую ручку в чернильницу, начал аккуратно записывать свои мысли по этому поводу. В конце своих записей Любимов крупными буквами вывел слово "связь" и дважды его подчеркнул.
   Любому понятно, что для успешного выполнения задания городские патрули должны были бы иметь постоянную и устойчивую радиосвязь со штабом бригады. Артур начал вспоминать свою вторую встречу в Кремле, когда он передал в руки Иосифа Виссарионовича Сталина рацию "уоки-токи" и вкратце объяснил, что это такое, где он эту рацию нашел. Лаврентий Павлович в этот момент разговора недовольно блеснул линзами своих новых очков, которые плохо держались на переносице его носа, постоянно сползая к кончику его носа. Иосиф Виссарионович повертел коробочку рации в своих руках, он понял объяснения Артура, но пока сам, видимо, не понимал, как такая маленькая коробочка может быть рацией и поддерживать связь на больших расстояниях. Полковник Любимов попросил разрешения и снова "уоки-токи" взял в свои руки. Достал из нагрудного кармана зарядное устройство и вставил его в выемку. Тотчас же загорелся зеленый индикатор и послышался программный радио фон с характерным завыванием радио эфира.
   Сталин и Берия переглянулись, Иосиф Виссарионович несколько неуверенно поинтересовался:
   - Радиоприемник! Но почему он такой крошечный?
   - Не совсем так, товарищ Сталин! Перед вами миниатюрная приемопередающая радиостанция с радиусом действия от 3 до 5 километров в зависимости от рельефа местности. Каким-то образом эта радиостанция оказалась в нашем мире, ею пользовались диверсанты полка Бранденбург, которых мы несколько потрепали в бою. Из этого можно сделать вывод о том, что немцы бывали в одном из параллельных миров, где такой миниатюрной радиостанцией широко пользуются. Я же подобрал эту мини радиостанцию для того, чтобы показать вам, Иосиф Виссарионович, что в параллельных мирах существуют технологии, которые можно перенять для использования в нашем мире. Эту радиостанцию можно было бы разобрать до винтика или чипа и, подобрав, существующие в нашем мире аналоги этим деталям, создать качественно новую переносную радиостанцию.
   Некоторое время Иосиф Виссарионович молчал, и с любопытством смотрел на полковника Любимова. Затем также, молча, поднялся из-за стола и, обойдя его, подошел к Любимову, чтобы снизу вверх посмотреть парню в глаза. Затем он снова забрал радиостанцию из рук Артура, чтобы очень внимательно ее рассмотреть, то включая, то ее выключая. При этом ворча себе под нос что-то вроде:
   - Ну, и времена пошли, Лаврентий. Яйца курицу учить начали!
   Товарищ Сталин подошел к своему рабочему столу и, подняв трубку одного из телефонов, коротко произнес:
   - Александр Николаевич, не были бы вы столь любезны, найти товарища Пересыпкина, нашего наркома связи и одновременно начальника Главного управления связи РККА. Тут у нас возникла интересная идея по их части, в этой связи нам бы хотелось с ними встретиться, как можно быстрее. Спасибо!
   Закончив разговор со своим секретарем Александром Поскребышевым, затем товарищ Сталин вернулся к столу, но он на мгновение задумался, а затем уверенно сказал:
   - Лаврентий Павлович, наш главный хранитель государственных секретов, полагает, что наркому связи не стоит знать секрета появления в моих руках... этой радиостанции. Так, что вы, товарищ Любимов, можете быть свободны и заняться делами непосредственно по своей бригаде, а мы уж сами переговорим с товарищем Пересыпкиным по этому вопросу. Если потребуется ваша консультация, то мы вас обязательно позовем.
   Артур Любимов, открыл глаза и снова осмотрел непрезентабельльную обстановку своего кабинета. С той встречи прошло достаточно много времени, так что можно было бы поинтересоваться у товарища Сталина, как обстоят дела по этой "уоки-токи". Если ее можно в том или ином виде запустить в производство, тогда проблема связи с городскими патрулями будет разрешена. Полковник Любимов подошел к окну и одновременно посмотрел на наручные часы, скоро должна была прозвучать побудка!

- 3 -

   Каким бы удивительным это не показалось, но самым страшным моментом во всем процессе передислокации бригады в Москву для полковника Любимова стала именно та минута, когда открылись ворота военного городка в Звенигороде и первые грузовики с бойцами бригады начали проезжать сквозь них. Как только первый грузовик оказался за воротами военного городка, то все страхи полковника моментально улетучились, лопнули, подобно мыльному пузырю. Решение принято, оно начало осуществляться, теперь ему было нужно приложить максимум усилий для того, чтобы автоколонны грузовиков с бойцами бригады успешно прошли бы маршрут следования от Звенигорода до Москвы, как это вчера проделал 1-й полк Николая Гаврилова. Нужно было принять очевидные усилия для того, чтобы передислокация бригады в Москву осуществлялась бы без людских потерь!
   Первый этап пути проходил по малому московскому бетонному кольцу. Он-то и был наиболее опасным участком всего пути, так как кольцо проходило, чуть ли не вдоль линии фронта. Но колонны его бригады прошли по бетонному кольцу в то время дня, когда немцы еще завтракали, а немецкая авиация только собиралась взлетать в воздух. Поэтому этот отрезок пути в двадцать километров восемь колонн грузовиков с бойцами бригады проходили на повышенных скоростях. Участок же пути от поворота с малого московского бетонного кольца в районе Супронева на Петрово-Дальнее пришлось проходить под прикрытием четырех зенитных батарей, которые были расставлены в шахматном порядке по обе стороны дороги на протяжении семнадцати километров пути.
   Появившийся в небе, немецкий самолет наблюдатель "Фокке-Вульф-189" заметил движение бригадных колонн, он тут же вызвал фронтовых штурмовиков "Юнкерсов-87" или "Лапотники", как по-простому называли их красноармейцы. Уже через двадцать минут двенадцать "Юнкерсов-87" выходили в атаку на одну из бригадных автоколонн. И в этот раз немецкие штурмовики действовали по своей стандартной манере, они образовали общий большой круг, из которого штурмовики по одному друг за другом пикировали на цели, чтобы бомбами их обработать.
   Такой стандартный подход к делу стал роковой ошибкой немецких летчиков штурмовиков!
   Как только первый немецкий штурмовик свалился в пике, атакуя одну из автоколонн бригады, то по нему одновременно, с четырех позиций открыли огонь двенадцать 25 мм автоматических зенитных автоматов образца 1940 года, смонтированных в кузовах грузовиков. Двенадцать трасс по пять зенитных снарядов в каждой потянулись с земли к немецкому штурмовику, черные облачка разрывов со всех сторон окружили вражеский штурмовик. Такая плотность зенитного огня оказалась неожиданным сюрпризом для немецкого пилота. У него не выдержали нервы, он тут же поспешил выйти из пикирования, уйти в сторону в сторону от атакуемой цели. Авиабомбы этого немецкого штурмовика разорвались далеко в стороне от самой дороги, а не только от цели.
   Артиллеристы майора Евлампиева впервые приняли участие в настоящим бое, они сильно волновались, поэтому с первого залпа в вражеский штурмовик не попали и даже его не повредили. Но атакованная немецким штурмовиком батальонная автоколонна тоже не получила потерь. Она благополучно миновала открытый участок дороги, чтобы затем скрыться в лесу. Но вслед за первой автоколонной на этот же открытый участок дороги выходила вторая батальонная колонна.
   Немецкие пилоты штурмовиков тут же изменили тактику своих действий. Они свой круг общего сбора и выхода в атаку растянули радиусом еще на пару километров, теперь этот круг позволял одновременно нескольким штурмовикам атаковать наземные цели. В результате и артиллеристы майора Евлампиева были вынуждены изменить свою тактику, теперь каждая отдельная батарея зенитных автоматов "72-К" выбила собственную цель и вела по ней огонь. Артиллеристы зенитчики стали вести более аккуратный и прицельный огонь по вражеским штурмовикам.
   Когда на земле снова рванули немецкие авиабомбы, правда, на это раз они взорвались гораздо ближе к дороге, по которой один за другим пробегали студебеккеры с бойцами в кузове. Но и бойцы в этих грузовика не оставались инертными к воздушным атакам врага. Они, заранее закрепив свои ручные пулеметы на турелях на кабинах грузовиков, вели бешеный огонь по немецким штурмовикам, проносящимся чуть ли не над их головами.
   В какой-то момент перед одним из студебеккоров одной из батальонных колонн рванула пятидесятикилограммовая немецкая бомба, грузовик остановился и загорелся его двигатель, поврежденный осколками авиабомбы. Взвод мотострелков одним духом покинул кузов загоревшегося грузовика. Красноармейцы, чтобы освободить дорогу другим студебеккерам колонны, вцепились руками в его борт и, упираясь ногами в дорогу, сдвинули тяжелый грузовик с места, а затем накатом сбросили с полотна дороги. Студебеккер догорал под откосом дороги, а мотострелков уже подобрали другие грузовики. Колонна без особых промедления и особых проблем, правда, под непрерывным огнем воздушного противника, продолжила свое движение. Она скоро пересекла очередное открытое место, чтобы скрыться на участке дороги, проходящему по лесу.
   Стопроцентная добыча - целая батальонная автоколонна, благодаря единым и хорошо скоординированным действиям простых мотострелков, ушла из-под рук пилотов немецких штурмовиков. От чего они о прямо-таки стервенели, столько усилий с их стороны было приложено для того, чтобы остановить автоколонну, а затем в пух и прах ее разбомбить. И все эти вражеские усилия оказались напрасными, в результате сгорел всего лишь один грузовик. Вражеские "Лапотники" всем скопом бросились в атаку, они стригли воздух над головами мотострелков, заходили в атаку с различных направлений. Над дорогой стоял душераздирающий вой немецких сирен, когда "Юнкерсы 87" заходили в атаку на цель, слышались пулеметно-пушечными очереди, взрывы авиабомб и трескучие залпы зенитных автоматов.
   В самый разгар этой заварухи немецкая авиабомба взорвалась в середине очередной батальонной колонны бригады полковника Любимова. На месте взрыва этой авиабомбы остались лежать убитые и раненные мотострелки бригады.
   Разгневанный полковник Любимов тут же отправил к майору Евлампиеву вестового с запиской, в которой он приказывал майору лучше координировать огонь своих зенитчиков по воздушным целям. Он посоветовал Евлампиеву, чтобы тот маневрировал своими грузовиками, в кузовах которых стояли зенитные автоматы, чтобы грузовики не стояли бы на позиции одной огневой, а с разных позиций вели бы огонь по пикирующим вражеским штурмовикам.
   Может быть, этот совет сыграл свою роль, а может быть, попросту зенитчики Евлампиева наловчились и стали вести более прицельный зенитный огонь, потому что как-то одновременно в небе стали разматываться два хвоста черного дыма. Если первый немецкий штурмовик с таким хвостом дыма еще удерживал высоту полета, то второй штурмовик черным клубом дыма вперемешку с огнем лавинообразной массой катился с неба. Вскоре невдалеке от дороги в небо поднялся большой султан взрыва, это немецкий "Лапотник" врезался в придорожный косогор. А затем вслед за первым "Лапотником" в землю врезался второй немецкий штурмовик, но он взорвался в глубине лесного массива.
   После этих событий натиск немецких штурмовиков как-то сразу же ослаб, а вскоре и совсем прекратился, десять "Юнкерсов-87" выстроились в походный ордер, взяли курс на Волоколамск. Артур Любимов вместе с небольшой группой командиров с одного из пригорков наблюдал за ходом этого боя. Осматривая воздушное пространство в бинокль, он заметил, как на горизонте появилась новая группа вражеских штурмовиков. От полной неожиданности у полковника даже сердце екнуло от того, настолько многочисленной была эта новая группа "Юнкерсов-87". Но в этот момент из-за облаков на немецких штурмовиков вдруг обрушились четыре краснозвездных истребителя с тупыми носами, и все мгновенно перемешалось в этом небе.
   Последняя батальонная колонна бригады на большой скорости проскочила опасный участок маршрута, чтобы скрыться в лесном массиве, протянувшегося от Петрова-Дальнего до станции Усово, которая была конечным полустанком железнодорожной ветки от Белорусского вокзала. В тот момент на этом полустанке формировались три дивизии народного ополчения, по этой железнодорожной ветке им подвозилось вооружение и продукты питания. Этот район формирования московского ополчения и сама железнодорожная ветка неплохо прикрывалась московскими истребителями, которые сейчас атаковали немецкие штурмовики.
   К вечеру передислокация бригады в Москву была завершена, все автоколонны преодолели маршрут, прибыли в те московские казармы, которые им полагались по упомянутым в приказе казармам. Штаб и комендантская рота особой бригады расположились в Покровских казармах вместе с третьим полком Дмитрия Морозова.
   В казармах полковника Любимова уже ожидало письмо первого секретаря московского городского комитета ВКП(б) Александра Щербакова, в котором тот приглашал его посетить Московский горком для предварительных консультаций, такая встреча должна была состояться уже сегодня вечером. Артур еще раз перечитал это письмо и понял, что это не письмо, а приказ, который обсуждению не подлежал.
   Пожав плечами, полковник Любимов задумался над создавшейся ситуацией. Его ближайший друг, капитан Жора Бове, с которым он привык вместе решать конфликтные ситуации, все еще со своим взводом разведки бродил по вражеским тылам. Поэтому в данную минуту Артуру Любимову было не с кем пойти на прием к Александру Щербакову, первому секретарю московского горкома партии. На встрече с таким человеком, как Щербаков, он нуждался в человеке, которому бы он доверял так, как доверял своему орангутангу Бове. Но немного подумав, Артур Любимов вдруг вспомнил о незаметном лейтенанте Алексее Немчинове, который получил звание майора войск НКВД, сейчас стоял во главе Особого отдела бригады. В чем-то он все-таки симпатизировал этому молодому энкеведешнику!
   Артур Любимов поинтересовался у начштаба Молокова, имеется ли в бригаде разъездной мотоцикл, а также попросил найти и срочно направить к нему майора Немчинова, с которым сегодня вечером хотел бы посетить московский горком партии. Майор Немчинов появился через четыре минуты, а вот появление разъездного мотоцикла им пришлось немного подождать.
   Вскоре во дворе Покровских казарм послышался ровный гул мотоциклетного двигателя. Из-за угла здания внезапно вынырнул и перед двумя командирами остановился мотоциклист на мотоцикле К-72, старом знакомым Артура Любимова. Этот тяжелый советский мотоцикл К-72 прекрасно себя зарекомендовал в боях первых дней войны. За рулем мотоцикла сидел пожилой сержант войск НКВД. Когда мотоцикл оказался рядом с командирами, то сержант его притормозил и, ловко соскочив с седла рулевого, отрапортовал:
   - Товарищ полковник, ваше задание выполнено! Надежный мотоцикл найден, проверен и вам подан. Докладывает старший сержант Григорович!
   Любимов совсем уже собрался отпустить старшего сержанта, как вдруг вспомнил о том, что в следующие дни ему придется много времени проводить в разъездах по Москве. А Москву, если уже честно признаваться себе, он и не так уж хорошо знал. Год учебы на факультете журналистике позволил ему, в какой-то степени, ознакомиться с городским центром, а вот с окраинами города он был совершенно не знаком.
   Тогда Артур Любимов вежливого обратился к старшему сержанту:
   - Товарищ старший сержант, а с Москвой вы насколько хорошо знакомы?
   - Что вы имеете под этим в виду, товарищ полковник?! Я ведь коренной москвич, своего города надолго не покидал. К тому же последнее время я работал водителем у секретаря Тимирязевского райкома ВКП(б). Да, вот он ушел на фронт, а меня с собой не взял, стар, говорит я для этого дела. Вот мне и приходится из-за своего возраста мыкаться по чужим углам... Так, что город я хорошо знаю, с закрытыми глазами могу в нем спокойно ориентироваться.
   - А не хотели бы вы, товарищ старший сержант, ко мне в бригаду перейти, чтобы вы со мной поработали бы личным водителем. Но заранее предупреждаю вас о том, что всем автомобилям я предпочитаю боевой мотоцикл с пулеметом, нам придется в основном путешествовать только на мотоцикле.

Глава 2

- 1 -

   Встреча и знакомство Артура Любимова с первым секретарем московского горкома ВКП(б) Александром Щербаковым не задались, что-то в самой начале встречи пошло не так. Обе стороны еще на первой стадии знакомства, когда они только-только пожимали друг другу руки, вдруг почувствовали острое чувство недоверия, вдруг начавшее зарождаться в них по отношению друг к другу.
   Майор Немчинов, как особист бригады, пока они ожидали появления водителя с мотоциклом, вкратце проинформировал Артура Любимова об основных факты и вехах биографии человека, с которым ему предстояла встреча. Александр Щербаков родился в 1901 году, член ВКП(б) с 1918 года, избран членом ЦК ВКП(б) в 1939 году, стал кандидатом в члены Политбюро ЦК в феврале 1941 года. С 1941 года стоит во главе московской партийной организации. С 1938 года Щербаков был первый секретарем МК и МГК ВКП(б), с 1941 года - секретарь ЦК ВКП(б) и начальник Совинформбюро, начальник Главного политического управления РККА и заместитель наркома обороны СССР.
   Любимову сильно не понравилось одно уж то, что один только человек, Александр Щербаков, одновременно занимал такое большое количество ответственных государственных должностей. В таком случае можно было бы говорить о том, что этот человек в любой из своих должностей с работой, наверняка, не справлялся. Ну, в силу своей натуры и характера ни один хороший человек не в силах одинаково хорошо выполнять работу сразу по всем перечисленным выше государственным и партийным должностям! Во-первых, у этого человека попросту не хватало бы времени в сутках даже на то, чтобы войти в курс дел, хотя бы по одной такой должности. Быть первым партийным секретарем Москвы, этого пятимиллионного индустриального города, быть секретарем ЦК ВКП(б) и одновременно руководить Совинформбюро, да еще в первые месяцы войны, не имея для этого профильного образования, - все эти факты позволяли говорить о том, что на какой-то из своих должностей Щербаков не справлялся со своими обязанностями.
   Обуреваемый всеми этими мыслями полковник Любимов вместе с майором Немчиновым прошел в здание московского горкома, где на посту охраны их уже встречал юркий с незапоминающейся внешностью молодой человек в гражданском костюме.
   - Вы, товарищи полковник Любимов и майор Немчинов? - Поинтересовался он и, не ожидая ответа, сделал знак рукой постовому лейтенанту, что бы тот этих командиров даже пропустил бы без предъявления командирских документов. Часовой вытянулся по стойке смирно и, приложив руку к пилотке, поприветствовал молодых командиров войск НКВД.
   Проход до кабинета первого секретаря московского горкома ВКП(б) занял немного времени, в течение которого Артур Любимов успел заметить, что, не смотря на столь позднее время, горком партии продолжал работать. По коридору взад и вперед пробегали в основном молодые люди призывного возраста с аккуратными бюрократическими папочками в руках. Внезапно сопровождающий их товарищ остановился у одной из неприметных дверей и он, убедившись в том, что оба командира от него не отстали, повернул ручку и потянул дверь на себя.
   Любимову и Немчинову ничего не оставалось делать, как переступить порог, как они вдруг оказаться в большом кабинете, который мало чем по расстановке и самой мебели отличался от кабинета Иосифа Виссарионовича Сталина. Тот же длинный стол для совещаний, письменный стол для работы в углу кабинета и пара стульев для гостей у этого стола. Только, если кабинет товарища Сталина был площадью всего лишь около ста пятидесяти квадратных метров, тот этот кабинет главы московских коммунистов занимал все триста квадратных метров или даже более!
   Из-за рабочего стола, как только командиры переступили порог кабинета, выкатился полный человек в очках и он, подобно детскому мячику, покатился им навстречу. При этом этот человек радостно улыбался, протягивал вперед обе сои руки для рукопожатия. Но стоя у порога, Любимов вдруг услышал громкие и хлюпающие звуки, вырывавшиеся из груди этого колобка. Это явно была одышка по причине сердечной недостаточности! Из своих тридцати девяти лет, в течение двадцати трех лет Александр Щербаков вел малоподвижный образ жизни партийного аппаратчика. Распорядок его дня строился следующим образом: дом, семья - машина - нелимитированная по времени работа в кабинете - машина - и снова дом и семья с отличным питанием.
   В этот момент в памяти Артура промелькнула дата, - десятое мая 1945 года, когда усталое сердце первого секретаря московского горкома ВКП(б) перестало работать.
   Но Щербаков был уже рядом с командирами НКВД, но, жизнерадостно улыбаясь, пожимал руку одного только полковника Любимова. Затем он нежно приобнял Артура Любимова за локоток, чтобы отвести его к небольшому чайному столику, стоявшему в дальнем углу кабинета. Про существование майора Немчинова этот московский аппаратчик совсем забыл. Он оставил его стоящим у порога, больше не обращал на него ни малейшего внимания, словно майора с орденами совсем и никогда и не существовало. К слову сказать, первый секретарь московского горкома ВКП(б) мгновенно уловил внутреннее недовольство своего визави этим обстоятельством, но он явно притворился, что их встреча идет, как и была запланирована.
   К тому же следует признать и тот факт, что самому Щербакову не очень-то понравилась молодость полковника Любимова. Причем, Щербакову особенно не понравилось то обстоятельство, что этот полковник не был партийным аппаратчиком, а был простым кадровым военным. Это на деле означало, что он не был человеком их круга, поэтому первый секретарь не знал о чем можно или было бы нельзя говорить с этим человеком. Одно только то обстоятельство, что сейчас этот полковник ходит в "любимчиках" у самого товарища Сталина, подвинуло первого секретаря с этим полковником на встречу. Перед самой встречей Александр Щербаков созвонился с Александром Поскребышевым, чтобы у того выяснить кое-какие обстоятельства, связанные с появлением полковника Любимова в окружении Хозяина. В этом разговоре он также узнал и о том, что этот полковник является еще и выдвиженцем наркома внутренних дел Берии! Получив такую информацию, Александр Щербаков тут же решил держаться на расстоянии, не иметь дел с этим опасным выдвиженцем!
   Устроив Любимова за чайным столиком и ожидая, когда принесут заранее заказанный чай, Щербаков привычно и кратко рассказал о своей работе на посту первого секретаря московского Горкома ВКП(б) и о своих партийных кадрах. С упоением в голосе первый партийный секретарь Москвы говорил о том, что именно партийный человек является образцом для подражания народным массам, которых партиец ведет к великой победе социализма во всем мире. Затем Александр Щербаков рассказал, что Москва сформировала и отправила на фронт добровольческие дивизии, основную массу которых составили истинные партийцы. Что сегодня эти дивизии народного ополчения яростно сражаются на подступах к Москве с немецко-фашистскими захватчиками.
   Сделав минутный перерыв для того, чтобы не выдать своей секретарше секретных сведений. Секретарша в тот момент разливала чай в стаканы с металлическими подстаканниками. Эти металлические подстаканники только начали входить в моду у партийных аппаратчиков, так как они свидетельствовали о простоте и нетребовательности в жизни партийных аппаратчиков. Все это время Александр Щербаков промолчал, не вымолвил и полслова, только изредка хитренько поглядывая в сторону своего визави.
   Как только за девушкой закрылась дверь кабинета, Щербаков заговорил о том, что тысячи и тысячи эшелонов с людьми и заводским оборудованием в эти месяцы денно и нощно уносят от врага все, что было возможным из Москвы. Что СССР производит невиданное по масштабам и темпам перемещение производительных сил на Урал и в Сибирь, причем, такая масштабная эвакуация происходит в самый сложный период войны, когда враг стоит на подступах к Москве. Продолжая выпуск продукции до последнего момента, коллективы предприятий, заученно говорил первый партийный секретарь, были озабочены и тем, чтобы своевременно обеспечить демонтаж и эвакуацию оборудования своего предприятия. А затем в кратчайший срок само предприятие восстановить на новом месте, наладив производство продукции, столь необходимой фронту.
   Полковник Любимов слушал первого секретаря московского горкома ВКП(б) и не совсем понимал, что же сейчас происходит на этой встрече?! Вместо того, чтобы дать ему конкретные указания по пресечению антисоветских выступлений, саботажа и диверсионных действий в самом городе в тот период, когда враг подошел к самым окраинам Москвы, сейчас ему читали общую лекцию о героизме партийных аппаратчиков по эвакуации промышленных предприятий города. Полковника Любимова интересовало, что же сейчас жители города думают, как они относится к войскам немецкого вермахта, которые с небывалой скоростью приближавшиеся к Москве. Он-то надеялся, что Александр Щербаков ему конкретно расскажет о том, на что в своей работе он должен обращать особое внимание, как его воинская часть должна работать с населением, с рабочими коллективами в эти критические дни?
   Щербакова же было невозможно остановить, теперь он говорил о роли партии и великого товарища Сталина в обороне Москвы. В разговоре с этим полковником он пытался утверждать два противоречащих друг другу аргумента. В первом аргументе этот аппаратчик утверждал, что без товарища Сталина оборона столицы рухнет и немцы захватят столицу СССР. Во втором аргументе московского первого аппаратчика Артур Любимов вдруг услышал, что товарищ Сталин должен прислушаться к мнению некоторых членов Политбюро, которые считали, что он должен сам эвакуироваться, покинуть столицу. Эти члены политбюро полагали, что они уже были морально готовы занять его место, стать во главе обороны Москвы. Александр Щербаков тяжело поднялся из-за чайного столика, прошел к своему письменному столу, где взял лист бумаги и с ним вернулся к Любимову.
   - Вот посмотрите, товарищ Любимов, сегодня товарищ Сталин завизировал постановление ГКО СССР, завтра оно будет опубликовано в газете "Правда". При внимательном прочтении содержания этого документа становится понятным, что товарищ Сталин собирается покинуть Москву. Если такое случится, то нам с тобой, товарищ Любимов, следовало бы более плотно работать друг с другом! Мы должны уже сейчас хорошо понимать друг друга, чтобы завтра принимать ответственные решения.
   В тот момент Щербаков выжидательно смотрел на молодого полковника, только что в словах первого секретаря московских партийцев прозвучало завуалированное предложение полковнику Любимову на то, чтобы он переориентировался и, вместо товарища Сталина, поработал бы с товарищем Щербаковым, растущей звездой московского партийного аппарата. Для того, чтобы выиграть время, не дать ответа на это завуалированное предложение, Артур Любимов решил ознакомиться с документом, который Александр Щербаков только что передал ему в руки.
   Это было обращение ГКО СССР:
   "В связи с создавшейся военной обстановкой Государственный Комитет Обороны постановляет:
   Для проведения специальных мероприятий по предприятиям города Москвы и Московской области организовать пятерку в составе: Заместителя наркома внутренних дел СССР Серова (руководитель); Начальника Московского управления НКВД Журавлева; Секретаря МГК ВКП(б) Попова; Секретаря МК ВКП(б) Черноусова; Начальника Главного военно-инженерного управления Наркомата обороны Котляра".
   В тот момент, когда Любимов во второй раз перечитывал это постановление ГКО, снова послышался мягкий голос Александра Щербакова, который говорил:
   - Вы видите, товарищ Любимов, насколько я вам доверяю! Повторяю, что это постановление ГКО СССР будет опубликовано "Правдой" только завтра утром. Так, что решайте с кем вы будет работать, когда товарищ Сталин эвакуируется из Москвы.
   Действуя машинально, полковник Любимов повернулся, и документ с постановлением ГКО СССР передал майору Немчинову на ознакомление. Немчинов к этому времени плюнул на партийную субординацию, пересек кабинет и устроился на свободный стул у чайного столика. Он взял бумагу с постановлениием ГКО и с самым серьезным видом принялся его читать. Лицо Александра Щербакова моментально пошло красными пятнами раздражения и гнева одновременно, как опытный партийный аппаратчик, он догадался, что означает этот жест Любимова. Тот не собирался, не будет работать вместе с ним. У него есть задание товарища Сталина, которое он собирается выполнять в первую же очередь!
   В кабинете тут же появился 2-й секретарь Московского Горкома ВКП(б) Георгий Попов, а Александр Щербаков как бы отошел на второй план. Георгий Попов, будучи заместителем первого секретаря московского горкома ВКП(б), на своем горбу тянул и тащил всю партийную работу по Москве и Московской области. Беседа с ним сразу же перешла на реальные, прагматические рельсы подготовки населения города к наступающим тяжелым времена.
   Никто из беседующих так и не заметил, в какое именно время Александр Щербаков исчез из своего кабинета, из-за чего беседа не стала менее острой и напряженной. Но, в конце концов, обе стороны поняли свои цели и задачи, четко поделили свои полномочия и обязанности, согласились всемерно помогать друг другу в критические времена для города.
   Воспользовавшись оказией, полковник Любимов передал Георгию Попову небольшой список вещей, предметов и оборудования, которые могли бы потребоваться бойцам его бригады в случае возникновения массовой паники среди москвичей.

- 2 -

   Следующим утром в пять часов в штабе особой бригады раздался звонок из Кремля. Звонивший человек представился Александром Поскребышевым, секретарем товарища Сталина. Он потребовал срочно найти и доставить к телефону полковника Любимова, строгим голосом добавив, что с ним хочет срочно переговорить сам товарищ Сталин. Красноармейцы особой бригады уже привыкли к своему особому и высокому положению, на красноармейцев других подразделений РККА они посматривали слегка свысока.
   Но в данном случае связисты бригады явно не ожидали, что им позвонят из самого Кремля, что Иосиф Виссарионович Сталин захочет лично переговорить с их командиром бригады.
   Одним словом, в штабе бригады возникла небольшая паника. Вместо того, чтобы к телефону подозвать полковника Любимова и дать ему переговорить с вызывающим его абонентом, связисты в течение двух минут перекоммутировали внешний телефон с дозвоном из города, на внутренний телефон в той казарменной комнатенке, в которой только что заснул Артур Любимов. Услышав звонок телефонного аппарата, Артур Любимов машинально схватил трубку телефона и, полагая, что ему звонит, кто-то из своих командиров, то решил звонящего прежде всего хорошенько отругать:
   - Ну чего вам не спится, я только что прилег, а до этого не спал полтора суток!
   А в ответ на эти слова он вдруг услышал хорошо знакомый голос:
   - Вы уж нас извините, товарищ полковник! Но иногда нужда заставляет нас будить вас среди ночи, чтобы вы внесли ясность в некоторую ситуацию, чтобы вы ответили бы на мои вопросы. Я хорошо понимаю, что с Щербаковым вы не нашли общего языка и работать с ним вместе не сможете. К этому я был готов, Лаврентий Павлович меня заранее предупредил о том, что Щербаков несколько искоса смотрит на вас и вашу бригаду. Щербаков, как и Лукин, хотел бы прибрать к своим рукам вас и красноармейцев вашей бригады. Это обыкновенные выверты политической борьбы, которые я хорошо понимаю, к которым я привык. Но я совершенно не понимаю, зачем вам нужны пожарные машины, резиновые дубинки, а также дымовые шашки и гранаты в таком количестве? Ведь именно эти предметы упомянуты вами в записке, которую вы передали Попову, второму секретарю МК и МГК ВКП(б).
   К этому времени полковник Любимов поднялся уже на ноги и во время сталинского монолога простоял на ногах, внимательно его слушая. Как только товарищ Сталин сформулировал свой вопрос, полковник Любимов тут же принялся рассказывать о том, что видел своими глазами в Киеве, накануне входа немецких частей в город. В рассказе он упомянул о том, что волнения среди киевлян начались еще восемнадцатого сентября, но они достигли своего апогея только к утру девятнадцатого сентября. Киев находился без власти в течение всего четырех - шести часов, но народные волнения приняли такой сильный характер, которому было бы трудно препятствовать одними только красноармейцами. Артур Любимов говорил о том, как в иные минуты в киевской толпе иногда взыграли настоящие животные страсти, люди дрались из-за украденной добычи, из-за нее были готовы убивать друг друга.
   Иосиф Виссарионович, молча и ни разу не перебивая, выслушал монолог полковника Любимова, а когда тот завершил этот монолог, то сказал:
   - Я полностью удовлетворен вашим ответом, товарищ Любимов. К тому же вижу, что вы правильно подходите к решению поставленной перед вами боевой задачи! В этой связи я не поддержу просьбы товарища Щербакова о выделении вам военного комиссара для поддержки в командовании особой бригадой. Все то, что вы запросили, мы выделим в ваше распоряжение. Вы же продолжаете работать вне рамок постановления ГКО СССР, поэтому подчиняетесь только одному мне. Следующий раз постараюсь вам звонить в рабочие часы. Да, чуть не забыл, товарищ Любимов, свяжитесь сами или попросите своих заместителей связаться с товарищем Пересыпкиным, наркомом связи СССР, и получите у него новые рации. Они, разумеется, не такие маленькие, как вы мне показывали, но один красноармеец может ее легко поднять и день носить на себе. Одну такую рацию я обязательно заберу в свой секретариат, чтобы всегда иметь вас на постоянной связи.
   Как только завершился телефонный разговор, то Артур Любимов обратил внимание на то, что в его комнатушке собрался практически весь командный состав бригады. Жалобный голосом он обратился к своим друзьям и приятелям:
   - Слушайте, ребята, вы же взрослые люди, а ведете себя, как любопытная дворовая пацанва?! Нам предстоит большая работа. нам нужно все сделать так, чтобы эту работу наши красноармейцы проделали бы наотлично. Дайте мне еще полчасика на то, чтобы отоспаться. А через час мы снова соберемся на совещание, чтобы определиться, кто и чем будет заниматься или кто и на чем будет специализироваться. Леша Немчинов, не мог бы ты найти старшего майора безопасности Журавлева, начальника Управления НКВД по Москве и Московской области, и его пригласить к нам на совещание.
   Ровно в десять часов утра старший майор безопасности Михаил Журавлев прибыл в Покровские казармы и после знакомства с командирами бригады выступил с небольшой информацией о положении в Москве. Он вкратце охарактеризовал военную обстановку под Москвой, сказав, что немцы начали свое наступление тридцатого сентября. В результате этого наступление разбиты и окружены части РККА под Вязьмой, 3-го октября был сдан Орел, 5-го октября - Юхнов. В этом месте Журавлев сделал паузу, виски своей головы машинально потер руками, а затем сказал:
   - Вы же понимаете, что все, о чем я вам рассказываю, является военной тайной. Она ни при каких случаях не должна покинуть пределы этой комнаты для совещаний. Когда я получал соответствующее разрешение у Лаврентия Павловича на выступление в вашей бригаде, то он мне сказал, что вы особые командиры, вам можно многое доверять и обо всем рассказывать. Так, вот 7-го октября немцы разгромили и окружили войска Брянского фронта. Таким образом, в настоящий момент у Ставки главного командования нет серьезных резервов для обороны Москвы. Подготовлено и на подмосковный фронт отправлено более двадцати пяти коммунистических рот и батальонов, но это последняя капля в море.
   - Резко ухудшавшаяся военная обстановка в немалой степени влияет и на настроения москвичей. В городские госпиталя эшелонами и автоколоннами прибывают раненые бойцы, которые с ужасом в голосах рассказывают о превосходстве немцев на поле боя. Москва прямо-таки заполнена дезертирами, самовольно покинувшими поля сражений, сейчас скрывающиеся от власти у родственников и у случайных людей. Город регулярно слушает выпуски Совинформбюро, но мало кто из горожан им верят. В самое ближайшее время будет принято постановление ГКО об эвакуации промышленных предприятий из города и их рабочих, по моему мнению, это скажется на ухудшении социально-политической обстановки на территории Москвы. Уже в сентябре было замечено повышение кримогенной обстановки, появилось немало банд, члены которых при решении спорных вопросов, не задумываясь, прибегают к применению оружия. Так, что товарищи командиры, уже сегодня в вечер и ночь выводите свои патрули на неспокойные городские улицы для поддержания общественного порядка в Москве.
   После отъезда старшего майор государственной безопасности Михаила Журавлева, полковник Любимов отдал приказ, согласно которому 1-й полк бригады подполковника Николая Гаврилова поручалось отвечать за охрану Кремля, за оборону Кутузовского проспекта, в случае необходимости полк должен был бы поддержать охрану вождя. Полковник Дмитрий Морозов, как крупный специалист по планированию и осуществлению диверсий, должен был отвечать за организацию и проведение диверсионных операций на территории Москвы. А его первый заместитель майор Фадеев отвечал за организацию обороны Ленинградского шоссе в пределах Москвы. 2-й полк подполковника Андрея Снегирева отвечал за оборону Серпуховского шоссе в пределах Москвы. Майор Немчинов, как начальник Особого отдела, отвечал за организацию с сегодняшнего дня патрульно-постовой службы в пределах Садового кольца.
   В заключение совещания Артур Любимов попросил начальника штаба бригады полковника Молокова по возможности быстрее документально оформить только что сделанные им распоряжения. С этими документами ему хотелось самому съездить к Лаврентию Павловичу, чтобы того проинформировать о проделанной работе и о том, что бригада приступает к несению патрульно-постовой службы, к возведению баррикад и инженерных заграждений по обороняемым ею направлениям. Но полковнику все же пришлось предварительно срочно связываться с наркомом внутренних дел, так как прибыл нарочный от Ивана Серова, заместителя наркома внутренних дел, с приказанием полковнику Любимых срочно явиться в наркомат внутренних дел для представления и получения соответствующих приказов. Лаврентий Павлович мгновенно догадался о подоплеке вызова его человека к Серову и сказал:
   - Ни из-за одного советского гражданина мне столько не звонили, столько о нем я не беспокоился, как о тебе, полковник. Хорошо, я свяжусь с Иваном и его попрошу его тебя больше не беспокоить, но имей в виду, что мой заместитель человек злопамятный, он этого тебе уже никогда не забудет. А ты, Артур, приезжай ко мне вечерком, часам к девятнадцати, тогда мы все твои дела за чаем и обговорим.

- 3 -

   После двух часов, проведенных в разговорах и решениях повседневных проблем в кабинете Лаврентия Павловича, Любимов чувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным человеком. Нарком внутренних дел до основания выпил из него жизненный тонус, оставив немного энергии только для того, чтобы полковник мог бы добраться до казарменной койки, свалиться в нее и заснуть крепчайшим сном. Но впереди Любимова ожидали рапорты и доклады старших патрулей, которые бригада из своих красноармейцев впервые выпустила на московские улицы и площади.
   Старший сержант Нефед Григорович сидел в седле мотоцикла К-72 с коляской, ожидал его появления невдалеке от здания НКВД на Лубянке, он потягивал самокрутку и о чем-то думал своем. Коснувшись рукой плеча своего водителя, Артур Любимов его попросил о том, чтобы тот дал бы ему затянуться пару раз перед обратной дорогой. Он надеялся, что самосад Григоровича позволит ему восстановить ослабленный жизненный тонус, преодолеть непонятную и неприятную вдруг возникшую слабость во всем своем организме.
   Первая же затяжка так шибанула в голову полковника так, что из глаз рекой полились слезы. В голове что-то треснуло, желание поспасть тут же испарилось в неизвестном направлении. С уважением посмотрев на самокрутку с самосадом, на ее владельца, водителя служебного мотоцикла, которому только-только исполнилось пятьдесят лет. Несмотря на этот возраст, старший сержант продолжал из года в год курить сильнейший табак - горлодер.
   На улице уже совсем стемнело!
   По вечерам становилось прохладно, но ночные заморозки еще не наступили, и, не смотря на октябрь месяц, на землю еще ни разу не ложился снег. Из-за налетов вражеской авиации в городе соблюдалась строжайшая светомаскировка и, когда Любимов сильно затягивался самокруткой Нефеда Григоровича, то для этого он заходил в подъезд ближайшего дома. Но сегодня светила предательница луна, она высвечивала все огрехи того, чего москвичи и их начальство пыталось спрятать от чужих и любопытных глаз.
   Ехать на мотоцикле от здания наркомата НКВД до Спасских казарм было всего нечего, до казарм можно было бы добраться по старым московским переулкам за десять минут ходьбы пешком. Любимов обратил внимание на то, что, несмотря на военное время, москвичей в вечерней темноте на улицах стало не меньше, а, кажется, еще больше, нежели в светлое время суток.
   И тогда Артур Любимов решил проветрить голову, пешком прогуляться до Покровских казарм, где размещался штаб бригады. Ему очень хотелось посмотреть и послушать, о чем же говорит народ московский. Он попросил, Нефеда Григоровича, отправляться в казарму, а там начштаба полковника Молоков предупредить о том, что он слегка задерживается.
   А сам же Любимов вступил на тротуар улицы Сретенка и неторопливо зашагал в сторону Садового кольца. Уже пройдя квартал двухэтажных деревянных зданий, Любимов вдруг обратил внимания на то, что на этой улице ему встречается слишком много молодых людей с очень наглыми лицами, которые воровато шныряли из одного переулка в другой. Криминальные преступники, дезертиры из армии, религиозные отщепенцы и политические ренегаты, - все они во времена войны предпочитали прятаться и оседать в больших городах, как например, в Киеве или в Москве. Они явно полагали, что в таких городах, которые имели миллионное население, им будет легче спрятаться, затеряться, как от своей власти, так и от наступающих немцев.
   Некоторое время, постояв и понаблюдав за ночной жизнью москвичей в военное время, Артур Любимов обратил внимание на то, что только сейчас многие горожане возвращались с работы домой. По дороге они заглядывали в гастрономы, чтобы купить себе чего-нибудь на ужин. В магазинах выстраивались небольшие очереди, в основном за хлебом и колбасой. Полковник Любимов зашел в один из гастрономов на Сретенке, ему тоже захотелось купить себе свежего хлеба и колбасы пожевать на ночь. Очередь к продавщице за прилавком состояла в основном из женщин, одна из которых оглянулась, посмотрела Артура Любимова и что-то прошептала на ухо своей подруге, которая стояла в очереди ее впереди.
   Но в гастрономе было достаточно тихо, поэтому этот шепот был услышан всеми людьми, которые стояли в очереди.
   - Только сегодня Совинформбюро объявило о сдаче нашими войсками Орла "после упорных боев". Хотя люди говорят, что город был сдан немцам без боя не то 3-го, не то 4-го октября. А что произойдет дальше? Защита Москвы? Ну кто же тогда ее будет защищать...?
   Обе женщины как-то странно посмотрели на Любимова, который был единственным мужчиной в очереди, одетый в военную форму. Они явно чего-то засмущались и быстро, видимо, на всякий случай, покинули гастроном. Артур Любимов сделал вид, что он ничего не слышал, ничего не знает. Когда до него дошла очередь, то продавщица вежливо поинтересовалась тем, имеет ли, товарищ полковник, карточки на продукты. Из-за чего Любимов сильно покраснел и застеснялся, никаких продовольственных карточек у него не было. Он даже не думал, что они могут понадобиться. Увидев, что молодой командир в таком высоком звании заволновался и не знает, как ответить на ее вопрос. Продавщица за прилавком улыбнулась Артуру в ответ и, желая его подбодрить и успокоить, объяснила, что все эти продукты она может ему продать без предъявления продуктовых карточек, по коммерческой цене, которая будет в два раза выше нормальной цены.
   Сложив в командирскую сумку килограмм белого хлеба, полкило докторской колбасы и литровую бутылку молока, Артур Любимов вышел из гастронома и нос к носу столкнулся со старшим сержантом Нефедом Григоровичем. Тот успел уже съездить в казармы, передал информацию начштаба Молокову в отношении того, что с комбригом все в порядке, а затем вернулся на улицу Сретенка, чтобы заняться охраной своего командира. Полковник Любимов не рассердился на инициативу своего старшего сержанта Григоровича, но лезть в коляску мотоцикла категорически отказался, решив, продолжить пешее знакомство со столицей и ее горожанами. Они так парой продолжили идти к Садовому кольцу, впереди по тротуару шагал молодой полковник, а за ним на мотоцикле едва полз старший сержант Нефед Григорович.
   Артур Любимов никуда не спешил, шел нормальным шагом, внимательно посматривая по сторонам, получая искреннее удовольствие от самой прогулки и от всего им увиденного. А народа на улице становилось все больше и больше. В небе послышался ухающий, подобно лесному филину, рокот двигателей "Юнкерса-88", затем свист падающей авиабомбы и где-то в районе Арбата взметнулся султан разрыва тяжелой авиабомбы, над жилыми кварталами города прокатился глухой грохот взрыва.
   Народ на улице Сретенка не стал разбегаться по домам, не помчался, сломя головы, к станциям метрополитена в бомбоубежища. Люди собирались в проулках, которые спускались к Трубной площади, наблюдали за тем, как вдали на Арбате разгорался пожар. Там горел театр Вахтангова!
   Артур Любимов уже по собственному опыту знал о том, что почти каждую ночь надсадно взвывали сирены городской воздушной тревоги. Над городом изо дня в день появлялись вражеские "Юнкерсы 88", из-за сильной истребительной и зенитной обороны Москвы они предпочитали столицу великой страны бомбить по ночам. В ночную темноту над городом безжалостно вонзались лучи авиационных прожекторов, высматривая вражеские бомбардировщики. Яростно и неумолчно рвали воздух зенитки, осыпая городские мостовые улиц и площадей градом стальных осколков с зазубренными краями. Полковник Любимов хорошо понимал, что московские ночи именно этим тревожным беспокойством отличались от киевских ночей! Понаблюдав за пожаром на Арбате, Артур продолжил свой проход по Сретенке.
   Каждое утро московские дворники проверяли, заполнены ли доверху песком сорокаведерные бочки на чердаках и лестничных площадках всех зданий домов города. До появления на дворе дворников, оставшиеся в городе мальчишки по утрам поднимались на чердаки, чтобы для своих коллекций собрать не сгоревшие до конца стабилизаторы и корпуса немецких авиабомб - зажигалок. Бойцы МПВО, в прошлую ночь дежурившие на московских крышах и чердаках во время вражеских налетов, вовремя затушили эти бомбы - зажигалки песком, а не то бы они наделали бы много плохих дел - пожаров. К октябрю москвичи перестали бояться налетов немецкой авиации, горожан больше уже не паниковали, как часто случалось в первые дни налетов вражеских бомбардировщиков на Москву.
   В памяти Любимова всплыли цифры, приведенные в докладной записке старшего майора госбезопасности Михаила Журавлева, которую он подготовил для товарища Сталина. За пять месяцев войны между Германией и Советским Союзом вражеской авиацией на Москву было совершено 90 налетов. Самый первый налет вражеской авиации произошел в ночь с 21-го на 22-е июля 1941 года. Самолетами противника на город было сброшено 1521 фугасных и 56620 зажигательных авиабомб. В результате этих авиабомбардировок пострадали 6380 человек, из которых было убито 1327 человек, тяжело и легко ранено 6053 человек. Вражескими бомбардировками были полностью и частично разрушены 124 промышленных объекта, в том числе: 54 завода, 38 фабрик, 29 предприятий городского и железнодорожного транспорта и 3 электростанции. Была разрушена типография газеты "Московский рабочий", издательство газеты "Правда", немецкими бомбами были серьезно повреждены театр Вахтангова и Большой театр.
   В Последнем переулке Сретенки вдруг мелькнула какая-то быстрая тень, Артур Любимов в мгновение ока вышел из созерцательного состояния. Тень промелькнула слишком быстро, нормальный человек, даже самый проворный уличный шкет, не смог бы так быстро переместиться из одного в другое место. Да и само это перемещение имело определенный подтекст, тень явно не хотела бы, чтобы на нее обратили бы внимание. Поэтому свое перемещение эта тень совершила несколько в глубине самого переулка, подальше от самой Сретенки, где сейчас находилось много спешащего по делам московского народа. Существование это тени выдал случайный лунный блик, который как бы насквозь прошил Последний переулок, уходящий резко вниз под горку переулка. Артур Любимов прямо-таки ощутил, что в этой тени скрывалось нечто опасное. Он внимательно стал всматриваться в сумрак Последнего переулка, пытаясь разобрать, что же именно там происходит, что означало на деле появление этой тени?
   Артур Любимов машинально проверил висевшее на его поясном ремне оружие. В поясной кобуре находился верный "Вальтер Р38" с двумя запасными обоймами, да еще немецкий десантный нож, который болтался в ножнах на поясном ремне под шинелью. Полковник Любимов повернулся лицом к старшему сержанту Григоровичу и в тот момент, когда свою командирскую сумку с планшеткой укладывал в коляску мотоцикла, постарался старшему сержанту мысленно внушить:
   - Отсюда несколько минут езды до штаба бригады. Срочно там разыщи майора Немчинова, чтобы он вместе с отделением комендантского взвода бегом отправился бы ко мне на помощь. Никакого автотранспорта, до меня они быстрее добируться пешком, на своих двоих. Я буду его ожидать на этом же самом месте!
   Старший сержант Григорович, сидя в седле мотоцикла, хитро посмотрел на комбрига и, морща лоб, сказал:
   - Так точно, товарищ полковник. Возвращаюсь в штаб и буду вас там ожидать. - А затем негромко добавил. - Никогда у меня так сильно не болела голова, так и хочется немного поспать.
   Как Артур Любимов понял, последняя фраза старшего сержанта означала, что его мысленное послание дошло-таки до сознания адресата. Не очень громко прострекотал стартер мотоцикла и тут же заработал его двигатель. Краем глаза Артур успел заметить, как мотоцикл покинул Сретенку, повернул направо на Садовом кольце, где начал стремительно набирать скорость. В вечернее время, скоро должен был наступить комендантский час в десять часов вечера, никакого транспортного движения на Садовом кольце уже не было, проскочит пара - тройка военных грузовик, да прошелестит легковая М 1, вот и все движение.
   Тень в Последнем переулке куда-то запропастилась, но в этот момент полковник Любимов увидел двух молодых девушек, о чем-то весело беседующих между собой и явно направляющихся в его сторону. Опять-таки, Артура насторожили не сами девушки, не то, что идут по его стороне улицы Сретенка и вскоре должны были пройти чуть ли не в шаге от него самого. Его явно насторожил слишком уж оценивающий взгляд одной из девушек, словно она в тот момент выбирала место на теле стоящего перед ней человека, куда собиралась нанести удар правой ногой. Да, и к тому же нельзя было забывать и о том, что вот-вот должен был наступить десятый час вечера, в военное время слишком уж позднее время для того, чтобы молодые девчонки так свободно разгуливали бы по вечерней московской улице. Вряд ли кто из родителей решился в такую позднюю пору выпустить одну юную девушку на прогулку по Москве!
   Одновременно с этими мыслями в сознании полковника Любимова вдруг сформировалась и промелькнула еще одна мысль о том, что он вскоре подвергнется вражескому нападению. Машинально Артур Любимов отступил на шаг назад, чтобы спиной почувствовать стену двухэтажного здания. Одновременно, продолжая наблюдать за тем, как стремительно перед ним началась расчищаться площадка для рукопашного боя, Артур Любимов увидел, что куда-то запропала бабуля, только что стоящая в подъезде дома. Два паренька в кепках типа аэродром начали переходить улицу на его сторону.
   Но эти парни, очевидно, не имели какого-либо отношения к нападающей стороне, Артур Любимов собственными глазами увидел, как один из них с явным удивлением возвел кверху свои глаза, затем у него во лбу вдруг появилась маленькая красная точка, из которой струйкой и какими-то толчками побежала кровь. Вскоре этот паренек уже мертвым человеком начал медленно оседать на мостовую московской улицы.
   Это слишком поспешное убийство московского паренька оказалось грубым просчетом нападавшей стороны.
   Убийцы выбрали наиболее удачное место для того, чтобы неожиданно, с крыши здания атаковать и покончить с полковником Любимовым.
   Один из убийц, перехвативший удивленный взгляд паренька, неожиданно посчитал, что их засада раскрыта и в сердцах из своего бесшумного пистолета пристрелил невинного мальчонку. Если бы не эта невинная смерть, то полковник Любимов, наверняка, оказался бы не готов к атаке с крыши двухэтажного здания. В этот момент он слишком увлекся наблюдением за девушками, присчитыванием их действий при сближении с ним. А девчонки и не собирались ни на кого нападать, основной их задачей, по-видимому, было отвлечь его внимание от прятавших над головой убийц.
   Артур Любимов сделал резкий вперед шаг от стены, на которую опирался, в образовавшийся промежуток между полковником и стеной с крыши рухнул только что стрелявший по пареньку убийца. Тот явно не ожидал такого шага своего противника и, падая с крыши, промахнулся, он упал не на Артура Любимова, а попал в этот самый промежуток между человеком и стеной, сильно ударившись о тротуар. Носком правого сапога с короткого размаха полковник Любимов нанес сильнейший и смертельный удар мыском сапога в висок человеку, только что свалившемуся с крыши здания. Тот тут же перестал ворочаться и подавать признаки жизни, но в этот момент с крыши прыгал второй убийца. За спиной Любимова вдруг коротко цокнул бельгийский наган, второй труп коснулся тротуара.
   Полковник Любимов машинально поинтересовался, а кто же это стрелял, его защищая?
   Пока его глаза рыскали по сторонам, он на какую-то долю секунды упустил из поля зрения подходивших к нему девиц, одна из которых ему нанесла высокий и сильнейший удар ногой по голове. Удар достиг цели, Любимов, удивляясь тому, как это случилось, чтобы юбка этой девушки позволила ей так высоко подпрыгнуть и для удара широко развести ноги, находился в состоянии частичного нокаута. Поэтому он не мог вспомнить того, как же это случилось так, что у него в руках вдруг оказался окровавленный нож, который был спрятан под шинелью. А в этот момент вторая красивая девчонка умирала у ног Артура. Она отчаянно захлебывалась кровью, пыталась всеми силами протолкнуть в легкие очередной глоток воздуха, но так и не смогла этого сделать, ее горло было грубо перерезано.
   И перед ними появился новый противник, на этот раз это был старый знакомый унтерштурмфюрер СС Донцигер! Он стоял перед ним и злобно ухмылялся, только сейчас на эсесовце был не шикарный мундир унтерштурмфюрера СС, а простенький, дешевый и совсем мятый костюмчик рабочего одного из московских промышленных предприятий. Рабочий Донцигер не спешил атаковать своего врага, полковника Любимова, он явно чего-то дожидался. Справа от Артура промелькнула какая-то тень, и тут же последовал резкий удар в его предплечье. От этого удара правая рука Любимова онемела и совсем перестала его слушаться.
   В этот момент полковник Любимов подумал о том, что, видимо, настало время для него умирать, но в этот момент послышались резкие винтовочные выстрелы. Это с подмогой подоспел майор Немчинов, сейчас он вместе с бойцами комендантской роты бригады бежал по Сретенке, стреляя на бегу из маузера, а красноармейцы из винтовок.
   Рабочий Донцигер постоял секунду, он, криво улыбаясь, посмотрел на своего противника. Чтобы за тем бесшумно раствориться во мраке ночи в Последнем переулке.
   Ночная темень вдруг с оглушительной силой обрушилась на полковника Артура Любимова, падая на землю, он потерял сознание.

Глава 3

- 1 -

   Еще не рассвело, как в бригаду примчался Лаврентий Павлович, который узнал о ночном происшествии на Сретенке, о ранении полковника Любимова. Наркома внутренних дел СССР сопровождал начальник научного управления НКВД СССР генерал-майор Воробьев. Они прибыли по указанию самого Хозяина для выяснения обстоятельств происшествия, каким образом командир бригады получил ранение, кто же был лично виновен во всех этих обстоятельствах. Нарком и генерал-майор чуть ли не бегом промчались в казарму, разыскивая комнату, в которой находился полковник Артур Любимов, где и устроили небольшое выездное совещание.
   В тот момент, когда Лаврентий Павлович и Александр Николаевич появились в его комнатушке, Артур Любимов занимался самолечением резаной раны правого предплечья. Разрез получился глубоким, из него постоянно сочилась кровь, Артуру пришлось несколько раз повторить заклинание о заживлении глубокой резаной раны. Но рана, видимо, была нанесена магическим оружием, поэтому она плохо поддавалась магическому заживлению.
   Незваные гости вошли в комнатенку, без приглашения расселись на свободных стульях. Затем они с благовейным ужасом в глазах наблюдали за процессом заживления раны, которым на их глазах Артур Любимов продолжал, как ни в чем ни бывало, заниматься.
   Лаврентий Павлович, как партийный аппаратчик высокого ранга, большую часть своей жизни был вынужден проводить в кабинете, покидая его только для участия в каком-либо совещании или по вызову Хозяина. Поэтому он был практически лишен живого общения с людьми, не сталкивался с проявлением каких-либо жизненных ситуаций. С этой самой реальной жизнью он теперь сталкивался только через посредство глаз и ощущений своих помощников и секретарей, с которыми изредка беседовал на эти темы. Сейчас же, наблюдая за точными движениями рук, выражением лица и глаз Артура Любимова, Лаврентий Павлович вдруг с глубоким сожалением подумал о том, как много интересного, любопытного он из-за своей работы потерял в этой жизни, вынужденно ее проводя в четырех стенах кабинета партийного аппаратчика.
   Прочитав последнее заклинание, завершив лечение раны, Артур еще раз внимательно осмотрел ровный, но пока еще розоватый шрам на предплечье, а затем поднял глаза и поздоровался со своими гостями. Он ни словом не выразил, ни удивления, ни негодования по поводу их непрошеного и столь раннего вторжения! Затем он поднял трубку внутреннего телефона и дежурного по штабу командира попросил пригласить майора Немчинова для участия в совещании, которое будет проводиться в его комнате. На немой вопрос Лаврентия Павловича, пояснил, что майор Немчинов мог воочию увидеть оборотней, поэтому его мнение следует обязательно выслушать. Как только майор Немчинов вошел в комнату, то все присутствующие вооружились блокнотикам и карандашами для записи интересных фактов. В комнате не оказалось свободного стула, майору Немчинову пришлось присесть на койку, к Артуру.
   Первым заговорил Артур Любимов, который в деталях начал рассказал о вчерашнем вечере. В своем рассказе полковник несколько раз подчеркнул одно интересное обстоятельство. А именно, несмотря на то, что о вчерашнем происшествии он говорил в больших деталях, по настоящее время Артур не был вполне уверен в том, происходило ли вчерашнее с ним в действительности, или, может быть, это была сплошная игра его воображения?! Но в одном он был уверен на сто процентов, что вчера на Сретенке полковник Любимов снова столкнулся с унтерштурмфюрером СС Донцигером, который свой эсесовский мундир сменил на кургузый пиджачок московского рабочего. Так же, как и в том, что вчерашняя встреча с Донцигером оставила ему колото-резаную рана в предплечье, которую, как это все присутствующие видели, только что залечил.
   После такого противоречивого вступления к совещанию полковника Артура Любимова, Лаврентий Павлович стал несколько скептически посматривать на некоторые детали его рассказа о вчерашнем происшествии. Он даже говорил:
   - Ну, какие вурдалаки могут появиться у нас в таком большом городе, как Москва? Тебе, артур, это попросту почудилось, а вурдалаков никаких не было и не могло быть, поверьте мне!
   - Мы же вам, Лаврентий Павлович, уже много раз писали и говорили о том, - тут же вступил в разговор Александр Воробьев, - что некий немецкий полковник Курт фон Рунге был недавно назначен командиром дивизии "Аненербе". В лабораториях этой дивизии ведутся научные исследования по созданию искусственных солдат. По мнению командования этой дивизии и третьего рейха, настоящий немецкий солдат должен быть высоко дисциплинированным бойцом, беспрекословно выполняющим любое поручение своего командира. А для этого он должен быть физически сильным, безукоризненно владеющим всеми приемами рукопашного боя и огневого контакта. Должен быть настоящим суперсолдатом! Поэтому неудивительно, что некоторых своих солдат немцы постарались одарить отдельными магическими талантами и дарованиями. Мы уже имеем доказательства того, что некоторые немецкие солдаты могут превращаться в животных, становиться оборотнями и в вурдалаками. Один такой умелец уже сидит в одной из наших камер, правда, сам о себе он практически ничего не может рассказать!
   - Хорошо, Александр Николаевич, я еще могу согласиться с тем, что немцы уже имеют оборотней и перевертышей! Но я не могу себе представить такого, чтобы эти немецкие оборотни могли бы свободно бродили бы по улицам нашей столицы, Москве?! Как об этом вообще можно так спокойно говорить! Если о таком случае доложить, товарищу Сталину, то он просто не поверит в эти детские рассказы.
   В этот момент в общий разговор вступил остававшийся незаметным майор Немчинов:
   - Товарищ нарком Советского Союза, позвольте вам доложить о некоторых других обстоятельствах этого же дела. Когда с отделением бойцов комендантского взвода бригады я прибыл на место происшествия, все действие, как вы помните, происходило на углу Сретенки и Последнего переулка, то еще издали там увидел небольшую группу людей. Люди просто стояли и как бы окружали товарища полковника Любимова, но они не дрались, не ругались, а просто стояли, не нарушая общественного правопорядка. За спиной товарища полковника на мостовой лежали два человека, двое мужчин, а перед ним - две женщины. Сейчас я не могу точно сказать, были ли те люди живы или же они уже были мертвыми, так как когда стрельба завершилась, то мы ни одного трупа так и не смогли обнаружить. Когда моя группа бойцов приблизилась к этому месту, то первое, что я заметил и поэтому на это обратил свое внимание, то в этот момент товарищ полковник Любимов беседовал с каким-то пожилым московским рабочим, причем их беседа шла в нормальной тональности, без надрыва и крика. Но, когда моя группа бойцов попыталась оцепить это место происшествия, то в этот момент начало происходить для меня совершенно непонятное. Все люди, скопившиеся в этом месте, вдруг разом пришли в движение! Они начали так быстро перемещаться с одного на другое место, то черты их лиц расплывались таким образом, что их было попросту невозможно рассмотреть! Именно в этот момент рабочий, беседовавший с товарищем Любимовым, заметил наше появление. Он бросил какое-то короткое указание окружающим нас людям, в результате все мгновенно изменилось. Тогда одна из теней вдруг устремилась к товарищу полковнику Любимову, коснулась его плеча, после чего он начал падать на тротуар. Чтобы восстановить правопорядок на Сретенке я отдал приказ своим бойцам на открытие огня. Прозвучало несколько выстрелов из карабинов и винтовок, люди начали разбегаться, и никого более за исключением товарища полковника, лежавшего на тротуаре, в этом месте не оказалось. Что же касается персональных впечатлений, то я хотел бы заметить, что еще на подходе к тому месту я начал ощущать какое-то непонятное давление на свою голову. Тогда мне с трудом удавалось командовать своими красноармейцами, я с трудом понимал, зачем здесь появился и что должен был там делать!
   - Да, между прочим, перед выездом к вам, товарищ Любимов, я на пару минут задержался в своем кабинете, чтобы ознакомиться с милицейским протоколом происшествий за прошлую ночь. Там упоминалось о ночной бомбежке Арбата, о небольшом волнении людей в конце улицы Сретенка, но ни слова не говорилось о каком-либо расследовании этого волнения. Товарищ полковник, может быть, вы имеете еще одного очевидец того, что с вами происходило вчера вечером на Сретенке. Было бы неплохо допросить и этого человека. Назовите его имя, я немедленно прикажу своим следователям с ним или с вами связаться и...
   - Товарищ народный комиссар внутренних дел Советского Союза, - вдруг Артур услышал свой сухой и какой-то очень официальный голос, - давайте, не будем подвергать широкой огласке это не простое и пока никому не понятное дело. Не будем выносить недостоверные слухи на суждение московских горожан! В связи с наступающими событиями, эти слухи могут быть слишком серьезно восприняты населением Москвы, что может усугубить общую социально-политическую обстановку в городе, послужит основанием для возникновения панических настроений среди горожан. Моя бригада прекрасно справится с борьбой с такими клеветническими слухами, к тому же мы имеем военный персонал для проведения должного и законного расследования. Ведь, именно для подобных расследований нас передислоцировали в Москву.
   Было хорошо видно, что Лаврентий Павлович задумался над словами полковника. Но думал нарком очень недолгое время, вскоре он поддержал предложение полковника Любимова, все расследования подобных непонятных случаев вести только на базе бригады, не выходить за ее пределы. Чтобы окончательно не испортить отношений с этим наркомом мингрелом, полковник Любимов решил сделать ему одну небольшую уступку и предложил:
   - Я был бы глубоко признателен вам, Лаврентий Павлович, если бы вы об этом происшествии сами бы доложили Иосифу Виссарионовичу.
   Нарком внутренних дел только утвердительно кивнул ему головой в ответ. В этот момент его голова была явно занята осмысливанием какой-то новой интриги. Берия поспешил вернуться в свой кабинет, поэтому уже на ходу, он повернул свое лицо с очками на носу в сторону генерал-майора Воробьева и поинтересовался:
   - Александр Николаевич, у вас есть персональная машина, вы сами сможете добраться до нашей канторы, а то я очень спешу! А ты, Артур, я бы сказал, что с каждым днем становишься все более зрелым человеком. С тобой приятно и интересно работать! Ну, а я побежал, сегодня много народа сидит в моей приемной и ожидает встречи со мной. - С этими словами Лаврентий Павлович спешно покинул жилую комнатенку Любимова в казарме.
   Вслед за ним на ноги поднялся и Александр Николаевич, бывший преподаватель Любимова на факультете журналистики, а ныне генерал-майор НКВД. По всей очевидности, Воробьев не очень-то любил доверительные беседы вести в других местах, а не в своем кабинете. Он ни полковнику Любимову, ни майору Немчинову даже не пожал на прощанье руки и, уже выходя из комнаты, сказал, обращаясь к Артуру Любимову:
   - Ты уже второй день в Москве, так что будь мил, найди время заглянуть ко мне в управление. У нас много новостей, с которыми тебе следовало бы познакомиться. Да, Лаврентий Павлович, видимо, об этом забыл упомянуть, но эта новость тебя, наверняка, обрадует. Вчера ночью в полосе 33-ей армии линию фронта пересекли три красноармейца и командир в звании капитана НКВД, некий Григорий Бове. Особый отдел 33-ей армии в настоящий момент проверяет достоверность представленных ими личных данных и общей информации по ситуации в тылу наступающих вражеских войск. До свидания, товарищи!
   И с этими словами генерал-майор Воробьев осторожно прикрыл за собой филенчатую дверь. Артур Любимов тут же сдернул с себя одеяло, он все еще был в одних трусах, вскочил на ноги и начал на себя натаскивать исподние теплые штаны, а затем уж полковничьи галифе. Вскоре он был одет и готов покинуть комнату:
   - Алеш, ты представляешь, что все это совещание я провел, находясь в одних трусах, ни встать, ни сесть! Эти-то ввалились в комнату, не спрашивая разрешения, и давай себе, лясы точить. А у тебя в голове одна только мысль, как бы они тебя на ноги не подняли и не заставили бы рапортовать, как полагается. Слава богу, что по складу своего характера, они простые гражданские люди и в воинской дисциплине не больно-то разбираются! А то, сплошная срамота вышла бы, полковник и командир бригады, а разгуливает по казарме в одних только трусах! Ты, Алеш, давай собирайся быстрее, смотайся в 33-ю армию, выцарапай из их Особого отдела Жорку Бове и его команду. Здорово ребят потрепало, если из восьми бойцов, только половина осталась!
   Сегодня было десятое октября, а в штабе бригады, по-прежнему, оставались неподъемные кипы бумаг, на которые требовались срочные ответы в вышестоящие штабы. Но, если засядешь в кабинете, начнешь отвечать на эти документы, то тебе тогда обо всем следует забыть, у тебя ни на что не будет хватать времени. Слава богу, полковник Алексей Молоков штабист не от мира сего, он не просто великолепно знает, как функционируют штабы всех рангов и классов. Он сумел найти нужных ему командиров, которые своевременно справлялись со всей этой бумажной писаниной, не забывая заниматься организацией передвижения, снабжение и управления боевых частей и подразделений бригады.
   Встретившийся по дороге полковник Морозов коротко доложил о том, что его штабная команда отобрала несколько московских школ, в которых с завтрашнего дня начнут работать курсы по подготовке партизан и диверсантов. Среди московской молодежи очень много желающих поступить и учиться на этих курсах. Артур Любимов серьезно посмотрел на Дмитрия Морозова и попросил его, чтобы на курсы отбирали более или менее взрослых парней, а не совсем уж юных, пионерского возраста мальчишек и девчонок.

- 2 -

   Командир специальной роты связистов и радиотехников, майор Сергеев, сидел за столом, а перед ним было разложено двадцать комплектов радиостанций "Шершень", которых он ранее в глаза не видел. Перед широко сейчас используемой радиостанцией "Север" эти комплекты устройств имели целый ряд несомненных преимуществ, они были тяжелыми, но не очень-то большими по размерам. Иметь бы небольшой мешочек с лямками, как для противогаза, и радисты могут с ними повсюду свободно разгуливать. Если бы не наушники, то никто со стороны не догадается о том, что перед ним находится радист с приемопередающей станцией на плече. И это маленькое приемо-передающее устройство работает на расстоянии более пяти километров.
   Радиостанции "Шершень" были получены еще вчера, но целый день ушел на их докомплектацию, изучение их возможностей. Бойцы его роты всю Москвы обегали и объездили, выходя на связь со штабом бригады из различных мест. Все было замечательно, только в Сокольниках, когда три бойца начали сеанс связи, то их окружили местные энкеведешники и милиционеры, арестовали и тут же собрались расстреливать немецких шпионов на месте преступления. Хорошо, что за день до этого майор Иван Сергеев разослал по районным отделениям НКВД Москвы циркуляр о том, что с девятого октября в Москве начнет работать новый радиопозывной "Шершень", которому требуется оказывать содействие.
   С некоторой задержкой в помещении штаба бригады появился полковник Любимов. Он остановился, несколько минут о чем-то разговаривал с начальником штаба полковником Алексеем Молоковым. Затем Любимов направился прямо к столу майора связиста, поздоровался с ним, пожал ему руку. Радиостанции "Шершень" его сильно заинтересовали, один такой комплект он взял в руки и начал его разбирать. Наблюдая за тем, как быстро и уверенно полковник разбирает радиокомплект, майор Сергеев понял, что Любимов хорошо знаком со схемой и устройством этой радиостанции. Но Любимов временами грустно качал головой и приговаривал:
   - Это они хорошо сделали, но вот с этим перестарались... . - Задумчиво говорил он.
   А затем полковник поднял голову, посмотрел на майора Сергеева и продолжил:
   - Знаете, что майор, давайте-ка запишем наши претензии, а затем пошлем их наркому связи Ивану Пересыпкину, чтобы в следующей партии этих недоделок или переделок не было. Тогда наша радиостанция станет самой лучшей в Советском Союзе. Она действительно такая легкая, мобильная и уверенно работающая. На нее ведь можно с телефона звонить!
   Претензий оказалось не очень много и в основном они касались электробатареи. Требовалось уменьшить ее размеры и вес. Батарея к сегодняшнему радио комплекту весила шесть килограмм, на восемьсот грамм больше, чем сама радиостанция.
   В этот момент полковника Любимова подозвали к телефону, звонил старший майор госбезопасности Михаил Журавлев и сообщил, что в одно городское районное НКВД от местного жителя поступила странная информация о том, что в одной деревеньке, расположенной в километрах двадцати от московских границ, происходят странные вещи. Туда приехала бригада-артель шабашников, она предлагает свои строительные услуги, сарай или новый дом поставить или же хорошо отремонтировать дом. Странно только то, что эти мужики шабашники появились в военное время. Сейчас всех мужиков под совковую лопату в армию гребут, а этим, хоть бы что, ходят по деревне и у свободных баб ночуют.
   - Данную информацию проверить срочно надо. - Говорил Михаил Журавлев. - Я сердцем чувствую, что эта информация по твою душу, она каким-то образом связана со вчерашнем инцидентом на Сретенке.
   - Это, что, - полковник Любимов гневно прервал Журавлева, - о вчерашнем столкновении теперь каждый милиционер знает?
   - Да, не баламуться ты, полковник?! Об этом происшествии знают очень немногие командиры. Те, кто знают, их по пальцам пересчитать можно, все они доверенные люди Лаврентия Павловича. Но те мужики шабашники, о которых я говорил, остановились в деревне Жабкино, которая под городом Видным. Если у тебя есть время и люди, можешь туда съездить и пообщаться с теми мужиками. Но, если у тебя такого желания не будет, тогда придется мне этим делом заниматься. А у меня свободных людей, да и автотранспорта пока нет.
   - Хорошо, во второй половине дня пошлю кого-либо из своих парней. Они посмотрят, что там, в деревне за шабашники появились.
   Положив трубку на рычаги телефонного аппарата, Любимов осмотрелся вокруг, размышляя, кого можно было бы послать в деревню Жабкино. У всех командиров, в этот момент находившихся в помещении штаба бригады, были озабоченные лица, каждый из них был занят каким-то определенным делом. Полковнику Любимову было не совсем удобно отрывать командира от дел. На целых полдня засылать его на непонятные переговоры с какими-то непонятными шабашниками в дальнюю подмосковную деревню. В этот момент одна идея родилась в его голове, он окликнул бойца вестового, находившегося поблизости, чтобы попросить того, срочно разыскать и прислать к нему старшего сержанта Нефеда Григоровича.
   Вскоре старший сержант Григорович объявился в помещении штаба бригады и, завидев полковника Любимова, направился прямо к нему:
   - Здравия желаю, товарищ полковник! Явился по вашему приказу.
   - И тебе того же желаю, Нефед! У меня тут для тебя небольшое поручение имеется. Возьми отделение бойцов, желательно, разведчиков и с ручными пулеметами. Быстренько смотайся с ними в деревню Жабкино, которая расположена под городом Видное. До нас слух дошел о том, что там какие-то странные мужики шабашники не ко времени появились. Ты, проявляя осторожность, сначала определи, что это за мужики, а потом примени к ним соответствующие меры, то ли их выгонишь из деревни, то ли их арестуешь, а то ли ничего не делай. Да, и особенно долго там не задерживайся, я твоего возвращения ожидать буду
   Только Любимов распрощался со старшим сержантом Григоровичем, даже пообнимался с ним, как появился начштаба Молоков, который тотчас же наклонился к уху полковника, и нашептал в него о том, что по Москве слух прошел о том, что Иосиф Виссарионович генерала армии Жукова назначил командующим Западного фронта. Это была действительно хорошая новость! В ответ Любимов проинформировал начштаба о том, что сформирована разведгруппа, которая во главе со старшим сержантом Григоровичем отправлена в деревню Жабкино под Видное. А также о том, что вскоре в бригаду вернется Жора Бове, выручать которого из рук Особого отдела 33-й армии отправился Алексей Немчинов.
   Они вместе отправились в кабинет Молокова, чтобы обсудить, как полки бригады ведут строительство противотанковых укреплений по своим направлениям. Московские заводы к этому времени научились и начали производство в промышленных масштабах противотанковых ежей Горрикера, по воли судьбы ставшего военным комендантом Киева и бесследно сгинувшего в дни отступления Юго-Западного фронта. Мешки с песком и противотанковые ежи еще не стали, но становились привычными деталями московских проспектов и улиц, по которым могли прорываться немецкие танки и мотоциклисты.
   Вчера утром полковник Любимов разговаривал и с председателем исполкома Моссовета Василием Прониным о возможности налаживания в Москве производства бетонных пулеметных и орудийных дотов и их установке на пересечениях крупных транспортных развязок. Тогда Пронин пообещал выяснить этот вопрос и попросил ему перезвонить на следующий день. Но все сегодняшние его попытки связаться с Прониным пока были напрасными, он все время был у начальства, а важный вопрос оставался нерешенным. Постепенно внутри у Артура Любимова начало формироваться мнение о том, что об его неудачной встрече с первым секретарем Московского Горкома ВКП(б) Щербаковым многие в городе знают. Поэтому они особо не торопятся с ним встречаться и претворять в жизнь его предложения. Он понимал, что его звонок Иосифу Виссарионовичу или наркому Берия, не решит этой проблемы.
   Полковник Молоков, увидев задумавшееся лицо Любимова, протянул ему плотный конверт, только что поступивший из московского Управления НКВД от старшего майора госбезопасности Журавлева. В короткой записке тот сообщал о том, что направляет полковнику Любимову информацию, которая позволит ему более свободно ориентироваться в той ситуации, кто именно сегодня мог бы укрываться среди городских жителей. Это была выдержка из одного секретного документа НКВД, поэтому старший майор госбезопасности Журавлев был бы признателен за то, чтобы по прочтению полковник Любимов уничтожил бы эту выдержку.
   - "С начала войны по 10 октября сего года Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 тысяч 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта... Особыми отделами арестованы 25.878 человек, остальные сформированы в боевые части и отправлены на фронт. По постановлениям Особых отделов и по приговорам военных трибуналов расстреляно 10.201 человек, из них перед строем 3.321человек".

- 3 -

   Сегодня в ночь бригада особого назначения силами одного полка должна была провести первую масштабную операцию облаву по обезвреживанию дезертиров и криминальных авторитетов в Москве. Такую масштабную операцию еще никто и никогда не производил в государстве рабочих и крестьян, тем более с участием армейских частей особого назначения. Но ситуация во фронтовой столице складывалась таким образом, что задержка с проведением подобных операций облав, могла привести к непредсказуемым результатам. В Москве скопилась, по меньшей мере, целая армия дезертиров, криминал из тихих переулков вышел на широкие столичные проспекты, стреляли и грабили простых людей не только по ночам, но среди бела дня. Этот беспредел должен был быть остановлен и прекращен, но партийное руководство столицы умыло руки и отошли в сторону от принятия решения по этому вопросу, мотивируя свой поступок тем, что ничего об этом не знает.
   Москва была наводнена не только дезертирами и собственным криминалом, с которыми в той или иной степени справлялась московская милиция со своими наганами и мосинскими трехлинейными винтовками. В городе появилась и агентура Абвера, немецкой армейской разведки, которая не только пускала ракеты по ночам, наводя "Юнкерсы 88" на важные промышленные цели, Немецкая военная разведка была представлена целыми диверсионными группами и профессиональными тактическими разведчиками. Эти уже занимались более серьезным делом, производили картографические работы, проставляя на картах секретные объекты, крупные военные и промышленные объекты, а также разведывали маршруты следования танковых и моторизованных колонн вермахта по городским дорогам. Контрразведка НКВД в рабочих записках и рапортах на имя наркома внутренних дел, товарища Берия, неоднократно отмечала факты формирования в пределах Москвы "пятой колонны", которая активно готовилась к организации и проведению массовых мероприятий.
   Лаврентий Павлович несколько раз поднимал вопрос о положении в Москве перед товарищем Сталиным, некоторое время тот отмалчивался, а затем прямо сказал:
   - Почему с такими вопросами ты, Лаврентий, ко мне обращаешься? Я хорошо понимаю, что это очень важный и актуальный вопрос, но не это меня сейчас беспокоит. Мы с товарищем Жуковым готовим немцам небольшой сюрприз под Москвой, а для этого нам нужны войска из Сибири и Дальнего Востока! Понимаешь, в течение недели эти наши сибирские дивизии должны появиться у нас здесь в Москве, а это оказывается не простое дело иметь дело с нашей железной дорогой. Так, что, дорогой, занимайся своими делами и наводи должный порядок в Москве, а я поработаю с маршалом Жуковым! Если у тебя не хватает сил, так от доброты души своей позволяю тебе воспользоваться бригадой полковника Любимова, она для этого и создана.
   Таким образом, бригада особого назначения полковника Артура Любимова бросили на проведение крупномасштабных облав в наиболее криминогенных кварталах Москвы. Наиболее опасными рассадниками опасного элемента были признаны жилые кварталы рабочих, которые в недавнем прошлом были простыми крестьянами в родных деревнях и селах. Особенно в этом направлении выделялись временные бараки, специально построенные для проживания рабочих семей. Первую облаву такого масштаба было решено провести в районе Лефортово, где рядом стояли три такие барака, построенные в свое время Водоканалом Москвы для рабочих из крестьян. Планировалось силами одного полка бараки окружить, специальные команды бойцов должны были обыскать внутренние комнаты рабочих, проверить их документы с целью выявления незаконно пребывающих людей в этих помещениях.
   Коллективизация, раскулачивание, словно безжалостной металлической гребенкой прошлись по российскому крестьянству, были лишены своих хозяйств, расстреляны или сосланы в Сибирь миллионы крестьян. Как политический класс, под корень были уничтожены богатый и средний крестьянин. Который и был основным поставщиком сельских продуктов питания. А тут еще грянула индустриализация, великая страна создавала промышленное производство там, где его никогда не было. Появилась тяжелая промышленность, которая в нашей стране, да еще в таких масштабах никогда прежде не существовала!
   Для работы на всех новых промышленных предприятиях нужны были все новые и новые рабочие руки. Пролетариат крупных и малых городов состоял из весьма ограниченного контингента рабочих разных специальностей и его, разумеется, попросту не хватило на эту реформацию такой большой страны. Одно только крестьянство оказалось способным выделить из себя такое большое количество рабочих рук. В тридцатых годах широкой рекой большие лапотные ватаги молодых и среднего возраста крестьян потянулись в большие города великой страны. Там их ожидали ликбез, курсы по получению рабочих специальностей, а затем работа до старости на заводе или на крупном промышленном предприятии.
   При этом партийное руководство страны напрочь забыло о необходимости обеспечения нового гегемона всемирной революции крышей над головой. К этому времени уже произошло выселение из больших городских квартир людей буржуазного происхождения. Их большие квартиры превратились в мощные коммуналки, но и комнат в коммуналках стало катастрофически не хватать для новой волны рабочих. Жилищного строительства в те времена практически никакого не велось, крупные города ни шатко, ни валко строили по одному - двум новым зданиям в год, но и это была капля в океане.
   Тогда-то и родилась идея, которая так понравилась партийным аппаратчикам, для новых рабочих построить производственные общежития и временные бараки для социалистического образа жизни. В производственных общежитиях жили одинокие деревенские девчата и ребята, ставшие токарями, фрезеровщиками, столярами, но когда они переженились и у них пошли дети, то их переселяли во временные бараки, которых только в Москве была чертова куча. Эти бараки представляли собой уникальную архитектуру социалистического жилья.
   Бараки были одноэтажными деревянными зданиями в четыре коридора, по обеим сторонам которых располагались, примерно, восемнадцати или двадцати метровые комнаты, в которых жила или одна, или две рабочих семьи. Не надо только забывать о том, что в те времена средняя русская семья имела более четырех детей. В самом центре барака имелся зал, от которого и отходили четыре коридора в разные стороны. В таком бараке проживали до восьмидесяти семей, более трехсот человек постояльцев. В нем имелась центральная кухня, на которой бывшие комсомолки и ударницы труда, ставшие женами и матерьми четырех или более детей, готовили семейные завтраки, обеды и ужины. Эта центральная кухня была идеальным помещением для женских скандалов, ссор и показательных драк с вырыванием клоков волос и нанесением царапин на лицо. Главы семейств, мужчины, на кухнях никогда не дрались, их драки без пролития крови проходили в коридорах барака, а с применением холодного оружия, ножей, шила и заточек за его стенами. Пример, в течение одного или двух лет в таких бараках обязательно кого-либо убивали, простого рабочего по пьяни или по соседским разборкам лишали жизни насильственным путем. Иногда этим делом занималась милиция, но чаще никто бытовыми драками и убийствами не занимался.
   К сороковым годам эти бараки превратились в сплошной криминальный рассадник, часть сыновей рабочей династии очень неохотно шли по стопам отцов, работали на заводе или на фабрике. Другая часть сыновей занималась уголовщиной, крали кошельки и грабили запоздалых прохожих. Милиция их честно ловила и отправляла в колонии на исправление, но оттуда эти дети возвращались уже профессиональными уркаганами. Таким образом, в этих бараках соседствовала мечта о светлом социалистическом будущем и заветы старого прошлого, которые говорили: "хочешь жить, умей вертеться". К советской власти в целом в таких бараках было двойственное отношение, ее не любили, но терпели. Участковый милиционер днем мог посещать любой такой барак, но по вечерам и ночам несознательные элементы обязательно били ему морду, когда он переступал порог этого семейного заведения.
   Когда началась война с Германией, то лучшие парни из этих бараков добровольцами отправились на фронт, в результате, так и не поевав, одни попадали к немцам в плен. Другие же, на собственной шкуре убедившись, что с такими командирами, которые красноармейцев не принимали за людей, хорошо не повоюешь, дезертировали из Красной армии и, скрываючась от энкеведешных заградотрядов, возвращались к родителям домой в эти же самые бараки. Здесь следует отметить, что население такие бараков было крепко сбитым и всегда стояло и покрывало своих соседей, действуя по принципу поруки, своих не выдавать.
   Поэтому свои собственные дезертиры могли пребывать дома столько времени, сколько им потребуется, никто из соседей по бараку никогда не выдал бы их милиции на расправу. А если из соседей, кто и занимался таким постукиванием в энкеведешные органы, то его очень скоро находили в палисаднике с перерезанным горлом. Но дезертирство имело и другую сторону медали, соседские дезертиры возвращались домой с оружием, часто даже с автоматическим оружием, которое они, особо не задумываясь, пускали в ход. Поэтому теперь по ночам в Москве можно было услышать и автоматные очереди. Вместе с дезертирами москвичами в Москву бежали и пришлые дезертиры, которых никто не знал и за них поручиться не мог. Среди таких дезертиров было очень опасных людей.
   Когда Артуру Любимову перезвонил Лаврентий Павлович и вежливо поинтересовался мнением комбрига по вопросу использования бригады для организации и проведения масштабной облавы на дезертиров и криминогенный элемент в рабочих кварталах и временных бараках, то полковник Любимов очень удивился самой сути этого вопроса. Он никогда в подобных местах не бывал, с таким рабочим людом не встречался, искренне полагая, что рабочие бараки не могут быть рассадниками криминала и дезертирства. Тогда Лаврентий Павлович ему и поведал в деталях эту грустную историю превращения пролетариата, гегемона всемирной революции, в отсталый и криминальный элемент. Выслушав наркома внутренних дел, Артур Любимов заявил, что прежде чем бросать красноармейцев бригады бросать на выполнение такого неблагодарного задания, он бы хотел произвести личную разведку объекта и только после этого, выдвигать свой полк на операцию.
   Лаврентий Павлович рассмеялся и сказал:
   После твоей разведки в этих бараках ты уже ничего не найдешь. Там же сплошная круговая порука, они сразу же заметят твое появление и немедленно предпримут все необходимые действия для укрывательства своих дезертиров и уголовников. Только внезапные действия твоих красноармейцев, полное окружение подозрительных мест и их тщательное прочесывание, позволит нам выявить элемент, нарушающий общественный порядок в городе. Между прочим, я все время забываю тебя спросить, а ты имеешь расстрельную команду или хочешь, чтобы я прислал тебе своих людей, весьма опытных по этому делу.

Глава 4

- 1 -

   - Товарищ полковник, первый полк вашей бригады особого назначения прибыл по указанному адресу и в соответствии с вашим приказом, окружил и блокировал жилые бараки под номерами "пять", "шесть" и "семь", расположенных по улице Малая Почтовая. - Отрапортовал подбежавший ко мне подполковник Николай Гаврилов.
   - Благодарю вас, товарищ подполковник! Приказываю, через пять минут командами-тройками приступить к проверке документов членов семей граждан, проживающих в указанных бараках. При проверке документов приказываю бойцам таких команд проявлять тактичность, вежливость при непосредственном общении с людьми. Бойцы команд должны также проявлять максимальную осторожность, быть готовыми применить табельного оружия в случае проявления любого неповиновения со стороны несознательных граждан. В том случае, если какой-либо боец этой команды будет уверен в том, что существует непосредственная угроза его жизни, то он должен быть готов табельное оружие применить немедля и без каких-либо дополнительных предупреждений. Если при проверке граждан, проживающих в том или ином бараке, обнаруживаются лица, которые не имеют документов, которым не положено находиться в данном месте, их личность невозможно установить, то данных таких нраждан арестовывать на месте, под вооруженным конвоем отправлять в автобусы, специально выделенные для этих целей. По завершению операции, автобусы с арестованными лицами доставляются в ближайшие районные участки городской милиции для дальнейшего выяснения их личностей. Начальник участка милиции обязан арестованных принять по нашему списку. Позднее данный факт он подтверждает предоставлением своей собственной расписки старшему командиру нашего конвоя. Товарищ подполковник, товарищи командиры приказываю всем немедля приступить к выполнению боевого задания.
   Отдав приказ, полковник Артур Любимов отошел в сторону и, из-за охватившего его волнения закурил папиросу, хотя ранее никогда еще не курил. Затем он стал наблюдать за тем, как полк Гаврилова исполнял его приказ. Командира полка начал повсюду рассылать вестовых с устными и письменными приказами, отделения, взводы и роту красноармейцев зашевелились, кто бегом, а кто неторопливым шагом начали выдвигаться, чтобы воврпемя занять предписанные позиции.
   Тем временем, Артур Любимов снова и снова вспоминал вчерашний разговор с наркомом Берией, суть разговора ему совершенно не понравилась. Его бригаду, без всякого согласования с ним, приказом наркома отправили на выполнение какого-то мелкого милицейского задания, - окружить и провести проверку документов. Внутренне Любимов уже решил не поднимать большого шума по этому поводу, поэтому он не стал звонить товарищу Сталину, чтобы пожаловаться на поспешные действия наркома внутренних дел. Сам он был твердо уверен в том, что Лаврентий Павлович был слишком умным наркомом, чтобы особую бригаду, любимое детище Иосифа Виссарионовича, предварительно не испросив на то согласия самого Хозяина, бросать на какое-либо дело.
   К этому времени Артур Любимов уже неплохо разбирался в общей обстановке, к этому времени сложившейся в столице. Ему было хорошо известно о том, что Москва к этому времени совершенно осталась без каких-либо гарнизонных войск, которые могли бы взять на себя ее внутреннюю оборону от прорвавших внешний периметр городской обороны войск вермахта. Полковник Любимов уже давно согласился и с тем, что красноармейцам его бригады придется не только патрулировать московские улицы, переулки и площади, но и со временем вести уличные бои с немецкими войсками.
   Поэтому Артур каждый вечер в штабе бригады проводил совещания с командирами бригады, в ходе которых в деталях обсуждал и строил маршруты передвижения бригадных патрулей. На этом совещании также часто обсуждалась само процедура проверки паспортов у припозднившихся с работы граждан, а также процедура ареста подозрительных лиц или уголовников, когда их задержание производилось в ночное время, при нарушении этими гражданами комендантского часа. Постепенно Артур Любимов сам психологически готовился, готовил бойцов своей бригады тому, что бригада начнет широко использоваться для силового предотвращения паники среди городского населения, когда жители города начнут открытые грабежи магазинов и продовольственных складов.
   Но вот к чему полковник Любимов оказался совершенно не готов, так это к тому, чтобы своими бойцами окружать дома примерных трудящихся, советских граждан. Он был не готов к тому, чтобы поздней ночью красноармейцы его бригады вламывались бы в квартиры таких горожан под одним предлогом того, чтобы проверить у проживающих в квартирах горожан наличие документов, удостоверяющие их личность, а также документов, подтверждающих их право на проживание в данном помещении. В телефонном разговоре по этому вопросу полковник Артур Любимов попытался доказать Лаврентию Павловичу, что проведение такой милицейской операции пока еще несвоевременно, что красноармейцы его бригады пока еще психологически не готовы к участию в подобной операции, но эти возражения полковника Любимова так и не были услышаны наркомом внутренних дел Берией.
   Второй вопрос телефонного разговора, в котором нарком Берия упомянул о наличии в бригаде расстрельных командах, поверг Артура Любимова в тихий ужас, так как он не собирался своими красноармейцами ни под каким-либо предлогом заниматься расстрелом представителей московского пролетариата, гегемона революции семнадцатого года. Артур Любимов попросту не понимал того, как это было бы возможно без суда и следствия лишать жизни людей, даже если они уже были преступниками?! По его мнению, только суд был вправе устанавливать справедливую меру ответственности, наказания того или иного гражданина, которые стали дезертиром, мародером или самострельщиком. Сейчас ему попросту говорят о том, что сегодня ты и твоя бригада является верховной политической и военной властью в этом столичном городе! Что же касается приговора суда, то тебе опять говорят о том, что суд будет выносить такие решения, которые ты ему подскажешь, чтобы иметь основание для того, чтобы расстрелять врагов народа, преступников, пойманных на месте преступления! Казалось бы, правильные судебные наказания, выдвинутые в самые тяжелые для всей страны дни, но в самой ситуации скрывалось что-то постыдное, неприемлемое для чести и совести Артура!
   Полковник Артур Любимов стоял на набережной Яузы, расположенной строго напротив Лефортовского дворца, наблюдал за тем, как красноармейцы его бригады бегом таскают какие-то ящики, перемещаются внутри окружения. Три почти вросших в землю длинных деревянных барака по двадцать окон в каждой из сторон были окружены сплошным оцеплением из красноармейцев, стоявшие друг от друга на расстояние трех метров. Сейчас в эти бараки, имевшие с каждой стороны по одному входу, невозможно было свободно пройти или свободно из них выйти. Сейчас не светилось ни одно из сорока окон трех мрачных бараков, все они были закрыты занавесками и темными солдатскими одеялами, причем, так плотно, что ни одна искорка света не проникала на улицу, где сохранялась ночная темнота, нарушаемая только движением. перемещением большого количества красноармейцев. Рабочие московских предприятий, постоянные жильцы этих бараков свято соблюдали обязательную для всех москвичей светомаскировку.
   У реки дышалось на много легче, но не было слышно ни единого лая, ни одной дворовой шавки, которые куда-то вдруг срочно поисчезали, попрятались по своим лежбищам и логовам. Хотя днем, когда в целях дневной рекогнистировки местности Артур Любимов проезжал на "Эмки" по Малой Почтовой, то он мог в районе этих бараков наблюдал большое количество городских псов. Видимо, эти умные дворняги все же испугались появления такого большого количества народа с оружием в руках и в военной форме. Они каким-то образом поняли, что им очень опасно иметь дело с кем-либо из этого народа, вот и попрятались по своим лежбищам и укрытиям.
   Подъехала полуторка с незажженными фарами, ее кабину покинули две женщины в красноармейской форме и, негромко переругиваясь, тяжелый ящик вытащили из кузова грузовичка и его потащили к небольшому мосту, соединявшему улицу Малую почтовую с одним из лефортовских проездов. Там, под мостом работало несколько саперов, они, видимо, этот мост готовили к подрыву в случае проникновения гитлеровцев на московские улицы. Любимов зло сплюнул в реку и туда же швырнул недокуренную паписросу.
   В этот момент в седьмом бараке вдруг приоткрылась дверь, на улицу вышел кряжистый мужчина в сопровождении двух парней. Вместе с ребятами на улицу сумел проскочить слабый лучик света, который осветил несколько красноармейцев, стоявших в оцеплении. Мужик мгновенно отреагировал на то, что этой луч света высветил перед его глазами, нн звонко и отчетливо на всю улицу проорал:
   - Мужики, полундра! Спасайся, кто может! Лягавые кругом!
   Мужик практически без разбега ловко сиганул через штакетный палисад, которым был окружен седьмой барак. Тяжелым галопом он выскочил на улице, повернул направо и помчался вверх по Малой Почтовой улице. Вслед за ним в погоню бросилась тройку красноармейцев, одна из команд, сформированная для проверки документов внутри бараков.
   А за седьмым бараков вдруг прогремели два винтовочных выстрела. Любимов не видел, что именно там случилось, но, видимо, сопровождавшие мужика молодые парни не успели бежать за мужиком. Когда тот перепрыгнул штакетник палисада, то они побежали в противоположную сторону. За седьмым бараком они нарвались на другое оцепление, но не остановились и не сдались, а выхватили ножи из карманов и с ними в руках попытались наброситься на красноармейцев в оцеплении. Тогда один мордастый сержант из Особого отдела бригады обоих этих подростков хладнокровно застрелил двумя выстрелами из своего карабина.
   Артур Любимов тут же попросил микрофон радиосвязи у радиста, который постоянно вертелся неподалеку от него, чтобы тут же быстро в него проговорить:
   - Гаврилов, наше присутствие раскрыто! Ускорь темп проведения операции. Срочно, во избежание ненужных потерь, громко объявите по рупору о том, что сейчас будет проводиться общая проверка документов, что в этой связи все граждане обязаны сохранять спокойствие и порядок!
   В середине Малой Почтовой прогремели еще два винтовочных выстрела. Перед входами в бараки появились так называемы горлопаны красноармейцы, которые в рупоры, наперебой друг с другом, начали выкрикивать объявление, предназначенное для проживающих в бараках жильцов и членов их семей:
   - Граждане москвичи, сохраняйте спокойствие и порядок! Не покидайте своих помещений. Сейчас милиция будет производить проверку ваших документов!
   Артур Любимов не был уверен в том, что это объявление было услышано и правильно понято, но из бараков больше никто на рожон уже не прорывался. Тогда он снова связался с Николаем Гавриловым и попросил его срочно выяснить, что же конкретно произошло с мужчиной, бежавшим из седьмого барака. Вместе со своими сопровождающими, радистом и двумя автоматчиками охранниками, он направился к ближайшему бараку, который, кажется, имел пятый номер.
   Барак настолько просел и врос в землю, что Любимову пришлось сильно наклониться, когда он переступал порог барака, чтобы не удариться своей головой о низкую притолоку. Вместе с сопровождающими полковник оказался в центральном зале барака, от которого направо и налево в торцы этого деревянного здания отходили по два коридора. С правой стороны особенно сильно несло зловонно-жаренным запахом, видимо, в той стороне находилась кухня всего барака, восемь-десять газовых плит, на которых готовилась семейная еда. А с левой стороны сильно попахивало туалетом.
   Коридоры барака имели в ширину два, два с половиной метра, по обе стороны коридора, через равные промежутки стояли филенчатые двери. В одну из них в самом начале коридора заходила группа из трех красноармейцев. Начиналась процедура проверки документов у граждан, проживавших в этом бараке. Все время пребывания в бараке Артур Любимов чувствовал себя не в своей тарелке, что-то его явно беспокоило, но полковник никак не мог разобраться в сути этого внутреннего беспокойства. Полковник Любимов решил снова связаться с командиром полка и у него поинтересоваться, как идут дела по проверке документов, как в этот момент Николай Гаврилов сам вышел на связь:
   - Артур, товарищ полковник, хочу доложить. Того мужика мои бойцы подстрелили и он умер на их руках. Все это время он повторял: "как не вовремя вы появились!". Он бы, наверняка, убежал, поэтому мои бойцы были вынуждены пару раз по нему пальнуть, чтобы остановить мужика. Одна пуля попала ему в спину и перебила позвоночник, от этого он и умер.
   - Спасибо, Николай, за информацию! Как у тебя идут дела?
   - Да, кажется, пока все в порядке! Мы только начали проверку документов, поэтому особо нечего и рассказывать! Черт подери, кажется, в седьмом бараке опять стреляют. Я туда побежал, немного позже с тобой свяжусь и проинформирую о случившемся.
   Связь прекратилась, Артур Любимов микрофон вернул радисту, и именно в этот момент его осенило сверху, почему он так неуверенно до этого момента себя чувствовал в этом бараке?! С момента своего он не слышал ни одного детского голоса, хотя перед началом операции ему постоянно твердили, что каждая семья в бараке имеет по четыре ребенка. Сейчас же, где бы он в этом бараке не побывал, ни одного ребенка он пока еще не увидел. Хотя он прекрасно понимал, что дети это такие создания, что ради удовлетворения своего любопытства они могут хоть куда угодно проникнуть. Сейчас они должны были бы встречаться в коридорах, на кухне, везде, где сейчас находились красноармейцы полка Гаврилова.
   А то, что детей в настоящий момент нигде не было видно, одно уж этого говорило о том, что отцы и матери семейств этого барака осознавали, что им угрожает большая опасность, поэтому детей ни на шаг не отпускали их от себя. Но, какая именно опасность угрожала этим детям, полковник Любимов пока еще не знал! В этот момент к нему на связь снова вышел подполковник Гаврилов:
   - Товарищ полковник, разрешите доложить о ЧП! В результате внезапной перестрелки трое бойцов роты капитана Глаголева погибли. Их тройка проверяла документы в одной семье, обнаружила дезертира. Вежливо предложили молодому парню пройти вместе с ними в автобус. Отец же этого парня вдруг откуда-то выхватил немецкий шмайсер, одной очередью он убил своего сына и моих трех бойцов, сам же потом застрелился. И ты понимаешь, Артур, ни жена, ни его дети, а их у него осталось еще трое детей, так ни разу не всплакнули по этому поводу. Сидят на кровати, уставясь глазами в пол, и ни на кого не реагируют. Я решил ил в больницу на всякий случай отправить, не хочу, чтобы дети с ума посходили!
   Наступила небольшая пауза. В микрофоне слышалось тяжелое дыхание командира полка. Он явно переживал гибель и трех красноармейцев, которые готовились сражаться с немцами, а погибли от рук своего же русского рабочего. Затем в микрофоне рации снова послышался голос подполковника Гаврилова:
   - Артур я тут немного подумал, что может быть нам не следует особо спешить с проверкой документов, а проводить ее следующим образом. Граждан вежливо просить, покинуть комнату и выйти в коридор. Там их расставить лицами к стенке, а затем у них проверять документы. А наши бойцы тем временем проведут обыск самой комнаты. Такой порядок проверки документов не позволит этим гражданам внезапно выхватывать оружия и внезапно расстреливать моих же красноармейцев.
   Полковник Любимов помолчал немного. Теперь он точно знал, почему ему не нравится это операция в целом, которая более походила на издевательство над людьми, а не на проверку документов. Даже такой отличный командир Красной армии, как подполковник Николаев, становится жандармским квазимодой, из лучших побуждений, желая, прекратить бессмысленный обмен выстрелами, от которого бессмысленно гибнут люди и с той и другой стороны.
   - Хорошо! Я согласен! - проговорил Любимов, и микрофон с наушниками вернул своему радисту.
   Трое погибших красноармейцев легли тяжелым бременем на душу полковника Любимова, как комбриг он нес полную ответственность за жизнь любого командира, за жизнь любого красноармейца своей бригады. Что-то было не совсем так организовано во всей этой операции. И, может быть, эта неорганизованность произошла потому, что красноармейцы понятия не имели о полицейских функциях, которые им пришлось выполнять.
   Артур Любимов направлялся на выход из барака, когда двое красноармейцев из комнаты номер сорок, начали выводить и расставлять лицом к стене всех членов семейства, проживавшего в этой комнате. Жена и муж не представляли интереса, это были политические горлопаны, которым от имени рабочих часто поручали со вступительным словом выступать на пленумах ЦК ВКП(б), на партийных тусовках. Они и сейчас громко говорили о своих гражданских правах, все время порывались переговорить с командирами красноармейцев. Одним словом, они вели себя очень неспокойно, чем обратили на себя внимание Артура Любимова.
   Задержавшись перед самым выходом из барака, Артур Любимов внимательно рассмотрел всех членов этого семейства. Со стариками - все было понятно, они не представляли особого интереса, покричат и замолчат! Но вот третий взрослый член этой семейки представлял несомненный интерес. Трое детей выглядели полностью забитыми и запоротыми даунами.
   Полковник Любимов развернулся и подошел к этой семейке. начал внимательно рассматривать лицо мужа и отца семейства.

- 2 -

   - Все-таки меня узнал, чекист! А я так надеялся, что ты пройдешь мимо и останешься жив!
   Лицо рабочего прямо на глазах всех присутствующих красноармейцев вдруг приняло свой истинный облик. Оно превратилось в лицо унтерштурмфюрера СС Эдварда Донцигера.
   - Как же ты меня, чекист, нашел в этом вонючем и затхлым бараке?
   Очевидно, Донцигер имел длинный язык, любил поболтать по пустякам, но очень короткий ум, не помнил о том, что русский солдат, с которым он впервые столкнулся под Киевом, с каждым разом реагировал все быстрее и быстрее на все его подкалывания. Вот и сейчас, когда этот вурдалак эсесовец все еще продолжал разевать свой рот, произнося никому не нужные слова, Артур Любимов уже пошел в атаку.
   Неуловимым движением правой руки он выхватил десантный нож, которым сделал стремительный выпад вперед, нацеливаясь в грудь Донцигера, левой же рукой тащил из кобуры свой верный "Вальтер РК38". Его тело стремительно сместилось в левую сторону, сбивая с ног радиста с рацией "Шершень", освобождая сектор обстрела для сопровождающих его двух автоматчиков. Но и старый рабочий Донцигер не стоял на месте, цепляясь руками и ногами за малейшую выщерблину, он в мгновения ока по отвесной стене, правда, стена была не очень высокой, около двух с половиной метров, взлетел к потолку и тут же начал растворяться в потолочном люке.
   Любимову только успел удивиться тому, что этот люк почему-то вдруг оказался прямо над его головой вурдалака.
   Прогремела автоматная очередь, это открыл огонь один из сопровождающих полковника автоматчиков. Артур Любимов собственными глазами наблюдал за тем, как пули попадали в тело вурдалака, но тот так и не потерял скорости своего движения. Мгновением позже должен был открыть огнь второго автоматчик, но сбоку мелькнула кривая тень, этот парень начал валиться на пол барака с перерезанным горлом. Двое красноармейцев полка Гаврилова, которые членов этого семейства выводили из сороковой комнаты, расставляли их вдоль стен коридора, сейчас стояли в полной растерянности, ничего не предпринимая. Они не могли включиться в мгновенно меняющуюся обстановку. Поэтому эти парни и не уследили за тем, как жена рабочего Донцигера, сорокалетняя симпатичная женщина, внезапно превратилась в тигрицу, она в длинном прыжке и своей лапой распорола горло молодому бойцу автоматчику, схватила его автомат ППШ.
   В тот момент полковник Любимов все еще лежал на теле третьего члена этого рабочего семейства, не позволял тому шевельнуться, подняться с пола, чтобы вступить в общую свалку. Не имея другой возможности противостоять тигрице, Артур извернулся и два раза выстрелил из своего "Вальтера РК38". Вместо глаз у женщины тигрицы вдруг появились две кровавые глазные впадины, она умерла в тот момент, когда пистолетные пули разворотили ее мозг. Оставшийся в живых автоматчик поднял свой ППШ и длиной очередью прострочил потолок, он все еще надеялся на то, что своими пулями достанет старого рабочего вурдалака. Радист пока еще лежал на полу и был сплошь залит кровью второго автоматчика, но он быстро пришел в себя. Достал из-за пояса металлические наручники и одел их на руки молодого парня, который все еще покорно лежал под телом полковника Любимова.
   Теперь радист и этот парень, слабая тень из команды эсесовца Донцигера, были скованы в одну связку. Цепочка от поясного ремня радиста протянулась к наручникам на руках молодого парня. Артур одним прыжком поднялся на ноги, быстрым профессиональным взглядом окинул место боевого столкновения. Оно было залито потоками человеческой крови, на полу покоились два трупа.
   Артур еще раз выразительно посмотрел на этого молодого парня. Очень походило на то, что парень не был в команде эсесовца Донцигера, поэтому он и вел себя соответствующим образом, пока не предпринимая никаких действий. У Артура попросту не было времени мысленным щупом проверить мысли этого парня, а не то бы он узнал, что в этот момент парнишка думал о том, как бы ему сподручно, ловчее напасть на эту свору красноармейцев, чтобы позволить своему учителю, унтерштурмфюреру СС Донцигеру, скрыться от преследования.
   На улице прогремела пара коротких очередей из автомата ППШа, послышались громкие крики красноармейцев:
   - Лови, хватай его! Он спрятался за тем деревом! Это не человек, а настоящая кошка! Парни, осторожнее там, он не один!
   А затем заговорили немецкие шмайсеры, крики и выстрелы со стороны красноармейцев прекратились. Полковник Любимов приказал второму автоматчику, чтобы тот вышел бы на улице, где должен был осмотреться, разобраться в том, что же сейчас там происходит, а затем моментально возвращаться обратно. Автоматчик перезарядил рожок автомата, и решительно направился к двери барака. Радист, наконец-то сообразил о том, что происходят серьезные вещи. Он снял с плеча свой карабин, проверил наличие обоймы в нем!
   - А ты, - тем временем, полковник Любимов обратился к радисту, - срочно свяжись с подполковником Гавриловым. Передай ему, чтобы он срочно завершал проведение операции по проверке документов жильцов бараков. Красноармейцами своего полка он должен снова окружить все три барака, строго-настрого воспретив передвижение кого-либо из барака в барак.
   - А вы, товарищи красноармейцы, чего стоите, словно невесты, опустив глаза к полу, где ваш третий товарищ? Ведь он к этому времени должен был вывести из комнаты остальных членов семейства этого рабочего!
   Видимо, эти двое красноармейцев все еще находились в состоянии аффекта, они пока еще не пришли в себя, от всего произошедшего в этом внутреннем вестибюле барака. На слова командира бригады они, словно куклы неваляшки, беспрестанно и утвердительно кивали головами. А затем один из них снял с плеча винтовку СВТ40, с нею наперевес, нерешительно направился к двери комнаты N 40.
   - Эй, дружище, ты там особо не спеши! Мне и так хватает трупов! - Остановил его Артур. - Давай, мы оба вместе туда заглянем! А ты, рядовой, сними свою винтовку с плеча и предохранителя, охраняй радиста и этого пленного парня, пока мы вдвоем будем осматривать комнату. Если заметишь что-либо подозрительное, то стреляй, не задумываясь! Стреляй в любую тень, даже если ты ее не увидишь, а она тебе только покажется!
   Вдвоем с бойцом Артур Любимов подошел к двери комнаты N 40, прислушался, надеясь услышать за дверью чьи-либо голоса. Но ничего, кроме бубнения радиста в радиомикрофон, он передавал приказ полковника Любимова подполковнику Гаврилову, не было слышно. От резкого удара подошвой сапога по филенке двери, дверь широко распахнулась, Артур Любимов ласточкой нырнул в комнату, чтобы затем перекатом через плечо уйти из зоны возможного вражеского обстрела.
   В комнате сохранялась тишина с каким-то сладковатым привкусом запаха уюта и комфорта. Ни одного человека в ней не было, стекла в окне были разбиты, а оно само было широко распахнуто. Еще лежа на полу, Артур почувствовал, что какая-то мертвечина покидала эту комнату. Он повернулся на бок, чтобы подниматься на ноги, как вдруг увидел распахнутую дверь из коридора, в проеме которой стоял сопровождавший его красноармеец. Причем его фигура отлично просматривалась на освещенном фоне, лампочки, освещающие коридор барака, никто не выключал.
   - А тута никого нет, товарищ полковник! - Вдруг послышался мягкий говор красноармейца.
   - Закрой дверь, балда! Светом из коридора нарушаешь светомаскировку! Этим светом вражеские бомбардировщики можно навести на цель!
   Зло проговорил Артур Любимов, внутри он почему-то ожидал дальнейшего не очень-то приятного развития событий. Что-то было не так во всей этой операции, да и этот сам красноармеец был каким-то не таким. Сейчас перед ним находился самый настоящий деревенский призывник, валенок! А ведь Николай Гаврилов ему как-то говорил о том, что в его полку не было ни одного деревенского, что все его парни были призваны из Москвы или из Ленинграда!
   - Когда ты с другими красноармейцами был в этой комнате, то кого ты еще видел? - Отвлекая внимание этого красноармейца вопросами, полковник Любимов осторожно поднялся на ноги, но своего "Вальтера РК38" так и не убрал в кобуру.
   - Родителей с тремя детьми! Младшей девчонке было лет тринадцать. Старшим был парень, который сейчас остался в коридоре! Третьим же был совсем малыш, ему еще годика не исполнилось! Герр унтерштурмфюрер СС Донцигер нам запретил малютку трогать, он ее сам конфетками умертвил. Когда твои красноармейцы вошли к нам в комнату, то мы их ножами положили. Они явно этого не ожидали, поэтому не успели кого-либо своим криком предупредить. Ведь любому парню страшно умирать, когда тебя тринадцатилетняя девчонка ударом ножа убивает. Красноармейцы одеревенели, когда мы с ними расправлялись под видом детей.
   Красноармеец, который никогда и не был таковым, выстрелил из своей винтовки по Артуру Любимову, но даже и с полутора метра оказалось не очень-то просто попасть в цель, которая мгновенно начала перемещаться по комнате. Его горло вдруг всполохнуло кроваво-красным рубцом от одного уха до другого, порез на горле оказался настолько глубоким, что голова парня свалилась за спину. Его напарника, остававшегося в коридоре вместе с радистом, Артур Любимов нейтрализировал ударом сапога в прыжке.
   Лаврентий Павлович, услышав все то, что ему хотел рассказать полковник Любимов, а также узнав то, что взяты живыми два пленника из московской команды невидимок унтерштурмфюрера СС Донцигера, то он тут же приказал прекратить операцию в бараках, что сам лично выезжает на поле боя.
   От Лубянки до Малой Почтовой улицы было всего двадцать минут езды на легковом автомобиле. "Паккард" Лаврентия Павловича в сопровождении четырех бронетранспортеров Б-10 объявился в районе бараков минут через десять.
   Полковник Любимов вместе с подполковником Гавриловым встретил наркома у наружного оцепления. Они втроем прошлись к бараку N 5 по узкому коридору, составленному из красноармейцев, которые стояли спинами к проходящим мимо командирам с оружием наперевес. По барачному коридору партия подошла к комнате N 40, по дороге на минуту задержавшись на месте первого столкновения, произошедшего в вестибюле барака. Лаврентий Павлович внимательно осмотрел труп немецкой диверсантки, на теле которой еще сохранились участки с тигриной кожей и рыжей шерстью. Лаврентий Павлович чрезвычайно заинтересовался следами, оставленными самим Донцигером на стене и потолке барака, ведущими к ранее скрытому отверстию выхода на чердак барака. Одну из таких когтевых вмятин он даже коснулся свои пухленьким пальчиком, но пока хранил молчание, так и не задал ни единого вопроса, никак не прокомментировав увиденное.
   В комнате под номером сорок, он бросил короткий взгляд на тела трех умерщвленных красноармейцев, а затем долго и внимательно осматривал тело девчонки тринадцати лет, клыкам которой мог бы позавидовать саблезубый тигр. За время экскурсии Лаврентий Павлович так и не произнес ни единого слова. Правда временами он бросал на Артура Любимова какие-то странные взгляды, то ли удивлялся его паранормальными способностями, то ли думал о том, что мало еще этого полковника знает. Одновременно он пытался в Артуре отыскать еще неизвестные ему черты характера. Он долго ходил вокруг двух пленников, ор чем-то размышляя Затем коротким движением пальца он приказал своему адъютанту забрать пленников.
   Перед расставанием Лаврентий Павлович взял Артура Любимова под локоть, отвел его от всех в сторонку и сказал:
   - Ты знаешь, дружище, все, что ты показал мне, впечатляет, весьма впечатляет! Не зря же китайцы говорят, что лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать. Но товарищу Сталину об этой операции ты будешь сам рассказывать, мне он попросту не поверит! Советую тебе для такого случая сохранить пару-тройку зримых свидетельств, он голым фактам мало верит. Может быть, для этого я верну тебе одного из вурдалаков!

- 3 -

   Жизнь Москвы, обычная жизнь громадного мегаполиса, продолжалась своей чередой, как будто ничего такого серьезного не случилось на Малой Почтовой. Площади, улицы и проспекты города, несмотря на то, что уже пять месяцев продолжалась страшная война с Германией, по-прежнему, были заполнены большим количеством народа, в большинстве женщинами и подростками допризывного возраста. Москвичи же призывного возраста уже давно районными военкоматами были призваны и отправлены в действующую армию. На московских заводах работали только те мужчины, которые были специалистами высокого класса, они имели бронь от армии, а на заводах и предприятиях работали в основном только женщины и дети.
   Лето и осень 1941 года на улицах и площадях Москвы продавались мороженое и газированная вода. Горожане продолжали ходить в театры, посещать кинотеатры. Москвичи смотрели фильмы "Щорс", "Если завтра война", "Шел солдат с фронта", "Профессор Мамлок", "Болотные солдаты", "Семья Оппенгейм", "Боксеры". В летнем театре "Эрмитаж" на Петровке, совсем как в мирное время, пел Козин, танцевали Анна Редель и Хрусталев, острил Дыховичный, смешили публику Миров и Дарский. В ЦПКиО им. Горького работал цирк шапито, и каждое воскресение сюда приходила едва не вся городская молодежь, чтобы посетить цирк, себя показать и с подругами и друзьями повеселиться.
   Но чем ближе немцы приближались к окраинам города, тем чаще и чаще звучал сигнал "воздушная тревога". Пожилые москвичи, схватив дежурные чемоданчики с документами и деньгами, бежали прятаться в бомбоубежищах, вырытых во дворах домов, устроенных в подвалах каменных зданий или на ближайшую станцию метрополитена. Молодежь же на все наплевала, она оставалась по домам или просто бродяжничала по городским улицам, стараясь избегать милиционеров или дежурных МПВО, пытавшиеся весь народ загонять в бомбоубежища.
   Но за этой внешней стороной жизни Москвы скрывалась и теневая сторона жизни мегаполиса, как и в любом прифронтовом городе. Каким-то неожиданным образом московская милиция, вернее ее патрульно-постовая часть, начала стремительно терять свой ранее непререкаемый авторитет и уважение. Каким-то рывком в городе вдруг увеличилась преступность! Если раньше на улицах этого города было невозможно услышать выстрел из пистолета, а если он и прозвучал, то это становилось чрезвычайным происшествием и немедленно расследовалось, то сегодня такие выстрелы звучали во многих жилых кварталах. Гибли москвичи, а дела совершенно не расследовались! Может быть, это происходило потому, что много эксперты криминального сыска ушли на фронт, а их места заняла необученная и безусая молодежь.
   Полковник Любимов сидел за столом и слушал выступление командиров полка подполковника Гаврилова, в которых они высказывали свои личные мнения по поводу полного провала ночной операции в рабочих бараках. Десять погибших бойцов, четырнадцать раненых, это были настоящие фронтовые потери, бригада же во время этой операции не достигла практически ни одного положительного результата. По-прежнему, неизвестна суть этих вражеских диверсантов, конкретные цели, которые перед ними стояли, а главное, где скрывались их главные силы. Подобного случая в жизни Любимова давненько уже не случалось. Он снова и снова вспоминал этого проклятого вурдалака, оберштурмфюрера СС Донцигера, и думал о том, где же этот чертина сейчас скрывается.
   Захваченных пленных вурдалаков пришлось передать в управление Александра Николаевича Воробьева. Эти начинающие немецкие оборотни как раз подходили ему по своему профилю. Артур надеялся, что Воробьев, в конце концов, поделиться с ним полученной информацией. В душе Артур Любимов не верил в то, что вражеских языков когда-либо вернут в его бригаду, хотя он знал какие, как этим теням следовало бы задавать вопросы.
   Бригада, по-прежнему, оставалась чисто военным подразделением, она не имела специальных изоляторов для временного содержания и предварительного допроса арестованных, не имела, и ей не следует иметь, это уже по мнению командира бригады, расстрельной команды. Лаврентий Павлович в этом вопросе проявил присущую ему принципиальность! Из своего наркомовского аппарата он выделил, направил в личное распоряжение полковника Любимова комендантский взвод под командованием капитана войск НКВД Владимиром Лыковым. Тот по прибытию тут же доложился начштабу Алексею Молокову о прибытии вместе со взводом для дальнейшего прохождения службы. По приказу начштаба Молокова капитан Лыков и его взвод были поставлен на довольствие при комендантской роте самой бригады. Молоков тут же поспешил связаться и доложить полковнику Любимову о том, что капитан Лыков и бойцы его комендантского взвода на него произвели положительное впечатление.
   В тот момент проходило бригадное совещание, на котором подполковник Николай Гаврилов отчитывался по результатам ночной операции, проведенных в лефортовских бараках. Он вопросительно посмотрел в сторону комбрига, будет ли тот подводить итоги совещания, но Артур Любимов только отрицательно покачал головой. Когда командиры бригады начали расходиться, то Артур поднялся на ноги и отправил к выходу, чтобы подняться в свою жилую комнату и немного соснуть. Скоро осеннее солнышко поднимется над Москвой, и тогда на смену ночным придут дневные проблемы. С минуты на минуту Алексей Немчинов должен был в расположении бригады доставить орангутанга Бове и его разведчиков, тогда уже ему никогда не удастся и глаза закрыть. Увидев Алексея Молокова, Артур призывно помахал тому рукой, чтобы поинтересоваться, поступала ли какая-либо информация от старшего сержанта Нефеда Григоровича?!
   Начштаба Молоков только отрицательно покачал головой в ответ, тогда Артур Любимов ему приказал, чтобы тот лично проследил за тем, чтобы ни одно подразделение не покидало бы расположения бригады без радиста и устойчивой радиосвязи. Затем он вместе с начштаба выслушал рапорт подполковника Снегирева о том, как его красноармейцы сегодня ночью несли патрульно-постовую службу по городу. Сразу же выяснилась одна небольшая проблема, красноармейцы второго полка в основном были ленинградцами, призывались ленинградскими военкоматами, поэтому Москвы они практически не знали, путались в ее улицах и площадях. Всю ночь бригадные патрули должны были сопровождать московские милиционеры, чтобы более или менее ориентироваться по городу. Некоторые бригадные патрули имели таких сопровождающих московских милиционеров, но большинство патрулей были вынуждены нести ночной дозор на свой страх и риск.
   В результате многих недоразумений и результаты такой службы оказались не очень высокими. Три человека задержаны и сданы в отделения милиции на допрос и составление протокола о правонарушении. Был обнаружен ракетчик, который ракетами наводил на цели вражеские бомбардировщики, но он скрыться от преследования патрульных.
   Андрей Снегирев стоял перед ними навытяжку и беспомощно хлопал глазами, по его поведению чувствовалось, что организация и осуществление патрульно-постовой службы явно были не его любимым коньком. Одна информация, доложенная подполковником, заинтересовала Любимова. Речь шла о том, что один патруль полка Снегирева столкнулся с группой подростков, которые вели себя непонятным образом. Они небольшой стайкой сбились на набережной Москвы-реки и явно кого-то ожидали. Когда один из патрульных поинтересовался, что они тут делают во время комендантского часа, то одна из девчонок ответила, что они ждут своего учителя. Патруль не стал задерживать и отправлять этих подростков в ближайшее отделение милиции, а проводил их до дома и строго проследил за тем, что эти девчонки и мальчишки разошлись по своим комнатам и больше на улице бы не показывались.
   Обменявшись понимающими взглядами со своим начштабом, Любимов принял решение о том, что впредь патрульно-постовую службу в городе будут нести красноармейцы третьего полка, полковника Дмитрия Морозова. Полк же Снегирева будет в основном специализироваться на разведке и расследовании произошедших за ночь подозрительных происшествий. Первым таким делом Андрея Снегирева станет детальное расследование происшествия с этими подростками, что-то с этими ребятами было не совсем в порядке. Освободившись от дел, Артур Любимов быстрым шагом направился в свою комнату, но выспаться в эту ночь ему так и не удалось.
   У самого входа в комнату ему на спину запрыгнул какой-то орангутанг и пронзительным голосом пропищал. Это был капитан разведчик Бове, который к тому же был невообразимо грязен, от него несло смрадом лет десять немытого тела. Ну, не десять лет, разумеется, мысленно согласился Жорка Бове, но суток десять точно будет, а дальше они беседу повели нормальным человеческим голосом, чтобы у окружающих красноармейцев и командиров не возникало сомнений в том, что они все-таки нормальные люди.
   - Вот так и познаются друзья в беде, при первой же возможности одни бросают других в немыслимых условиях существования! Сами крадут у немцев связные самолеты, а друзьям приказывают пешком мытариться по всем Европам, разыскивая дорогу домой, через линию фронта. Но мы таки дрались, огрызались, но и домой добрались! Но в этом проклятом окружении у меня осталось более двадцати парней, которым я во всем доверял. Сержант Когтев, старшина Желудь и рядовой Васька Черномазов, вот и все, кто остался в живых, кто сейчас находится со мной, а остальные или погибли, или судьба раскидала по всем уголкам родины. Я многое отдал бы, чтобы вернуть тот момент, когда мы с тобой и с моими разведчиками отправлялись по приказу Сталина в Киев, но прошлого, как говорится, не вернуть!
   Они вошли в комнату командира батальона разведки особой бригады. Там Жора Бове, сбросил с себя грязное обмундирование и отправился в душ,, Артур критическим взглядом осмотрел своего друга разведчика, удовлетворенно цыкнув языком. В чем только у этого парня душа держится, но он загорелый, это в октябре-то, сильно похудевший, все же неплохо выглядел.
   - Ты, как сначала помоешься, а затем перекусишь, мы с тобой переговорим по душам?
   - А можно ли сделать так, помыться, перекусить и поговорить одновременно?! - Поинтересовался Жора Бове.
   - Все, Жора, сделать, возможно! Но я думаю, что нам все делать одновременно, так поступать не нужно. Ты прибыл на место, теперь бригада - это твой дом родной и никуда от тебя не денется! Спешить теперь тебе попросту некуда, и незачем?! Сначала помойся, перекуси чего-нибудь, а потом мы переговорим. Но уже сегодня, ты должен занять свою должность, командира разведчиков, приступить к исполнению своих обязанностей.
   - Лешка Немчинов, мне говорил что-то о том, что я должен пройти какое-то собеседование на Лубянке. Только после этого собеседования я могу занять свою бригадную должность.
   В этот момент зазвонил телефонный аппарат на прикроватной тумбочке, Артур и подошел и поднял к уху трубку, он некоторое время слушал собеседника, а затем сказал:
   - Хорошо, Александр Николаевич, в три часа я у вас буду. Но хотел приехать к вам с неким капитаном Бове, своим бригадным разведчиком. Вы не возражаете, тогда отлично и до встречи, товарищ генерал-майор. - Артур поднял глаза на Жору Бове и сказал:
   - Звонил небезызвестный тебе генерал-майор Воробьев, нас обоих попросил посетить его управление сегодня вечером. Вчера ночью во время облавы в одном из заведений мы обнаружили и задержали одного из подчиненных известного тебе унтерштурмфюрера СС Донцигера. Так этот парень дает очень интересные показания.

Глава 5

- 1 -

   С утра по бригаде оказалось так много дел, что полковнику Любимову только и оставалось проводить бесконечные встречи, беседы и совещания с командирами бригады. С красноармейцами он встречался и в классных комнатах по теоретическим занятиям, и на небольших полигонах, устроенных на задниках казарм, где молодых и физически сильных парней учили вести рукопашные бои, ходить в атаки и отбивать вражеские атаки. А главное, как разгонять паникеров, большие массы жителей города, впавшие в паническое состояние.
   По вопросам, задаваемыми красноармейцами, и которые затрагивали темы взаимоотношений бойцов бригады с гражданским населением Москвы, возникающих в рамках чрезвычайных ситуаций, Артур Любимов всей душой понимал, что именно эта тематика сегодня особенно беспокоит, занимала все умы красноармейцев его бригады. Все дело заключалось в том, что существовала большая разница между тем, что говорили этим призывникам в военкоматах Москвы и Ленинграда, и тем, чему их сейчас обучали в бригаде! Эти парни рвались на фронт, готовились бить фашистов на линии фронта, или в глубине гитлеровских тылов, а сейчас выходило, что им придется воевать за родину на улицах и проспектах самой Москвы. И главное, что красноармейцам его бригады особенно не нравилось, заключалось в том, что они-то прекрасно сами понимали, что именно им придется применять насилие по отношению москвичей, впавших в панику и начавших нарушать правопорядок!
   Поэтому полковнику Любимову сегодня приходилось по несколько раз на день затрагивать эти чувствительные вопросы, объясняя молодым парням, застывшим перед ним в строю, те цели и задачи, которые им придется решать в самые ближайшие дни. Причем, такие ситуации возникали практически в каждом подразделении бригады, поэтому Артур Любимов настолько завертелся, что опять-таки забыл о существовании старшего сержанта Григоровича и его группы, вот уже второй день находившихся на задании в подмосковной деревушке Жабкино.
   Только после обеда, когда Артур Любимов прервал свои посещения и беседы с красноармейцами бригады, он созвонился с начштаба, полковником Алексеем Молоковым, чтобы узнать, вернулся ли обратно в бригаду старший сержант Григорович со своей командой. Снова услышав отрицательный ответ полковника, Любимов устроил настоящий разгон начштабу и его штабистам. Он не понимал, как вообще такое могло произойти, чтобы в течение двух суток отправленная на задание группа красноармейцев не давала бы о себе информации, что никого в штабе его бригады такое затянувшееся молчание не обеспокоило?! По его приказу тут же была сформирована вторая группа разведчиков, во главе которой встал только что вернувшийся из окружения сержант Когтев, которая была немедленно отправлена в Жабкино для поиски группы Григоровича.
   В управление НКВД, которым руководил генерал Воробьев, полковник Артур Любимов отправился автомобилем "Эмка", за рулем которого сидел молодой сержант из транспортной роты бригады. На всякий случай Артур, отправляясь в НКВД, решил с собой захватить Жору Бове!
   Сержант, водитель "Эмки", был незнаком ни Артуру, ни Жоре. Но он отлично ориентировался по городу и, храня молчание, крутил баранку руля своего автомобиля. Капитан Бове, по-нахалке, устроился на пассажирском сиденье рядом с водителем, оказался до глубины души поражен картинами Москвы, как прифронтового города, видневшимися за окнами автомобиля. Бове прекрасно знал о том, что немцы вот-вот могли прорвать линию внешнего периметра обороны Москвы, после чего внутри города должны были начаться бои на московских улицах. Сейчас же этот одессит наблюдал совершенно пустынные городские улицы и проспекты, никаких крупных автоколонн с живой силой или бронетехники сейчас на этих городских улицах не наблюдалось! Только тогда до сознания этого одессита начало доходить понимание всей этой ситуации, что Москву защитят некому, что сейчас внутри Москвы каких-либо крупных подразделений РККА попросту не было!
   Часовые на входе и в самом здании НКВД быстро проверяли их командирские удостоверения. Вскоре Любимов и Бове уже входили в приемную кабинета Александра Николаевича Воробьева. Его секретарша, лейтенант Наташа Васильева, отсутствовала на своем месте. Вместо нее за телефонами сидел совсем молодой парень с лейтенантскими погонами войск НКВД на плечах. При виде незнакомых командиров, он ловко вскочил на ноги, чтобы их поприветствовать отданием чести. Широким жестом руки лнйтенант также показал, что они могут проходить прямо в кабинет начальника управления, не задерживаясь в приемной.
   Но, как только Любимов и Бове подошли к двери кабинета начальника управления, то она внезапно распахнулась. На пороге тут же показался генерал-майор Воробьев, владелец этого кабинета и начальник управления НКВД. По внешнему виду Александр Николаевич явно куда-то очень спешил, увидев полковника Любимова, он дружески кивнул ему головой и на ходу произнес:
   - Ребята, подождите меня! Лаврентий Павлович только что и срочно меня вызвал к себе, но сказал, что задержит ненадолго. Вы уж дождитесь моего возвращения, можете посидеть в моем кабинете, или посидите тут в приемной, чтобы с лейтенантом Кириллиным поболтать на секретные темы. Скоро вернется Наташа, она вам чай с сахаром приготовит.
   Как только начальник управления скрылся за дверью своей приемной, то капитан Бове тут же снял со своей головы фуражку, по его плечам рассыпались длинные пряди, не очень-то чисто вымытых волос. Сегодня утром Жора Бове сумел переделать очень много нужных дел, он успел хорошо выспаться, а затем очень неплохо позавтракать. Повара с бригадной кухни успели даже пожаловаться заместителю командира бригады по тылу на то, что в бригаде появился ненасытный капитан, который уже сожрал три завтрака подряд, но, по-прежнему, остается голодным!
   Потом Жора долго мылся, смывая с тела дорожную пыль и грязь, совсем собрался побриться, как тут его к себе вызвал полковник Любимов. Вот и пришлось капитану свои волосы, отросшие в Киеве и по дороге из Киева в Москву, скрутить жгутом и заправить под армейскую фуражку. Когда же они оказались в приемной у Воробьева, то Жора Бове забыл об этой своей проблеме с волосами, остававшимися не по уставу длинными, вот и выпустил их на волю, поразив воображение того лейтенанта НКВД!
   Полковник Любимов даже не обратил своего внимания на это неуставное несоответствие волос на голове своего подчиненного! Он, по-прежнему, пребывал в размышлениях, мысленное решая срочные дела по своей бригаде. Но лейтенант Кириллин все-таки позволил себе слегка ухмыльнуться по поводу этого неуставного выверта капитана разведчика. К тому же Кириллин был пока еще незнаком с этим длинноволосым орангутангом, поэтому он не знал о том, что капитан Бове по своему пролетарскому происхождению одессит, но породой из местных евреев и армейских орангутангов. Зато капитан Бове крепко знал о том, что армейский устав строго-настрого запрещает младшему по званию командиру ухмыляться, подвергать остракизму старшего по званию командира РККА. Поэтому орангутанг и капитан РККА Бове, четко действуя в рамках армейского устава, поднялся на свои немного кривоватые ноги и громким голосом произнес:
   - Лейтенант Кириллин за неподобающее отношение к старшему по званию командиру РККА вызываю вас на дуэль! Если откажетесь, то вы будете должным образом посрамлены, а также должны будете принести мне официальное извинение.
   Этот вызов на дуэль оказался настолько неожиданным, что ему успел удивиться не только лейтенант НКВД Кириллин, но и полковник Любимов. Он уже совсем собрался слегка прищучить своего расхулиганившегося капитана Жору Бове, поставить его на место с тем, чтобы призвать того к порядку, как лейтенант НКВД Кириллин весело вскочил на ноги и задиристым голосом произнес:
   - Когда и где изволите, капитан! Я к вашим услугам! Готов драться с вами на шпагах, на рапирах и на однозарядных пистолетах.
   В этот момент широко распахнулась дверь приемной начальника управления НКВД, на ее пороге показались раскрасневшаяся и веселая Наташа Васильева и незнакомый Артуру майор в гражданской одежде. Задай сейчас полковнику Артуру Любимову вопрос о том, почему он решил, что этот человек в гражданском костюме имеет звание майора, то он сразу бы и не ответил. Попросту, при виде этого гражданского лица сознание полковника само собой сформировало понимание того, что этот человек в гражданском костюме имеет звание "майор НКВД".
   Тем временем, Артур Любимов уже переносил свое внимание на своего любимого орангутанга, хулигана и дуэлиста, походя, он совершенно случайно коснулся сознания этого гражданского майора! Что-то ему вдруг показалось не вполне соответствующим с тем, что должно было бы существовать в сознании советского человека и что на данный момент существовало в сознании этого майора. Артур тут прибег к помощи мысленного щупа, которым мазнул по сознанию майора. Видимо, по этой причине внешний порядок в приемной начальника управления НКВД сменился на первозданный хаос. Этот майор, видимо, мгновенно догадался о том, что его прозондировали, или же он почувствовал, как зонд проникает в его сознание. В результате такого касания, на глазах Наташи, лейтенанта Кириллина, капитана Бове и самого Артура Любимова этот майор остановился, начал превращать в большое и мохнатое животное!
   В приемной сразу же воцарилась тишина, все люди, присутствующие в приемной, остолбенело, наблюдали за происходящей метаморфозой с этим майором! Первой не выдержала и как-то странно хихикнула лейтенант Наталья Васильева. Мохнатое животное тут же махнуло правой лапой, голова все еще продолжающей смеяться девушки, отделилась от тела и с фонтаном из крови и сгустков мозга отлетела в дальний угол приемной.
   Этот фонтан девичьей крови с головы до ног обдал капитана Бове. Лейтенант Кириллин машинально схватился за кобуру своего нагана. В этот момент мохнатое животное прыгнуло на него, своей лапой нанесло сильный удар по плечу лейтенанта. Лейтенантская рука тут же повисла на одних только сухожилиях, а кровь сильным потоком начала оставлять тело лейтенанта Кириллина. Молодой парень бледнел на глазах, он терял сознание. В этот момент непонятное животное получило сильнейший удар рукояткой ТТ по своему черепу. Это в схватку вмешался капитан Бове, действуя, как разведчик, он не стал дожидаться приказов, а на голову этого человека-животного обрушил рукоятку своего пистолета. Пистолет мгновенно пришел в негодность и как огнестрельное оружие, и как укороченная дубинка в рукопашной схватке.
   Какое-то мгновение человек и животное смотрели друг другу в глаза, этого времени вполне хватило Артуру Любимову для того, чтобы, протянув вперед обе руки, он бы мысленно попытаться воздействовать на мозг этого оборотня.
   На какое-то малое мгновение полковнику удалось приостановить движение этого оборотня, взять под контроль его сознание. Но в этот момент снова распахнулась дверь приемной, в ее проеме показалась небольшая кучка людей с оружием в руках. Эти молодые парни работали в соседних комнатах управления, они сразу же обратили внимание на шум, грохот и непонятные выкрики, вдруг раздавшиеся в приемной начальника своего управления. Парни обнажили табельное оружие, чтобы тут же отправиться на помощь своим товарищам. Увидев в приемной безголовый женский труп, потоки человеческой крови на стенах и лужи крови на полу, молодые капитаны и лейтенанты оказались в рамках чрезвычайной ситуации. Они еще не успели переварить этой картины ужасов, как увидели уже метаморфизировшегося монстра, который в этот момент верхом восседал на лейтенанте Кириллине. Парни тут направили на него свои руки с пистолетами и наганами, готовясь открыть прицельный огонь на поражение.
   - Огня не открывать! Запрещаю кому-либо стрелять! Взять оборотня живым! - Командным голосом проревел команды полковник Любимов, он оказался в положении, когда был вынужден силой своей мысли сдерживать действия этого монстра и действия противостоящих монстру молодых сотрудников НКВД.
   На какое-то мгновение он еще сдержал порывы молодых командиров, которые горели одним только желанием открыть по врагу огонь на поражение! Краем глаза Артур успел заметить, как в этот момент один из них, ничем неприметный капитан, первым нажал спусковой курок своего бельгийского нагана, тут же прозвучал первый выстрел. Вслед за этим выстрелом приемная начальника управления заполнилась грохотом множества беспорядочных выстрелов. Крупное мохнатое животное, оборотень, упало на пол на десятом попадании пуль в его тело.

- 2 -

   Генерал-майор Александр Николаевич Воробьев сидел в кресле в своем кабинете, он не курил, а каждую минуту нервно менял немецкие сигареты у себя во рту. Прикуривал одну, чтобы тут же ее бросить в пепельницу, достать из портсигара следующую, чтобы снова ее прикурить. Итак, до бесконечности, к слову сказать, пепельница на столе уже была переполнена недокуренными сигаретами. Генерал явно нервничал, его руки при этом сильно дрожали, лицо раскраснелось, словно перед инфарктом, губы шевелились, но генеральского голоса не было слышно. Артур Любимов резко покачал головой, надеясь этим движением головы восстановить свой слух.
   И, видимо, ему этого удалось достичь, он вдруг он услышал голос Александра Николаевича Воробьева.
   - Понимаешь, Артур, Лаврентий Павлович только что провел короткое совещание с начальниками управлений наркомата, на котором он нам сообщил о том, что в НКВД только что поступила секретная информация о том, что в одном из управлений нашего наркомата скрывается немецкий "крот". Возвращаюсь я в управление, а в управлении всемирный бардак, на полу лежит Наташа с оторванной головой, Кириллин находится без сознания. Врач говорит, что лейтенант будет жить, но, видимо, останется без руки. Майор Суров, оказавшийся немецким "кротом" и оборотнем, расстрелян сотрудниками управления на месте. Сейчас он почти трупом валяется на полу приемной. Да, я все еще не понимаю, но почему ты приказал арестовать еще капитана Нуреева. Он- то здесь причем?
   Но тут послышался резкий и требовательный звонок телефонного аппарата 1-й кремлевки. Генерал Воробьев мгновенно схватил трубку, четко отрапортовал, что он слушает. Разговор продолжался очень недолго и, вернув телефонную трубку на рычаги аппарата, Александр Николаевич тяжело поднялся из-за письменно стола и, сказав, что их всех ждут, направился к выходу из своего кабинета. Артуру Любимову и Жоре Бове не потребовалось объяснять, кто же их может ожидать, они безропотно поднялись из-за своего стола и отправились вслед за генералом Воробьевым.
   В приемной все еще ощущались остатки первозданный хаос, не были замыты пятна и не затерты лужи крови. В помещении все еще работали следователи и оперативники из других управлений наркомата, молодые парни в гражданской одежде бродили с задумчивыми лицами, они что-то фотографировали или что-то внимательно рассматривали в свои лупы. На генерала, начальника управления, и на двух его сопровождающих командиров в форме РККА эти парни не обратили ни малейшего внимания!
   Тело Наташи, с головой накрытое белым куском материи, лежало в дальнем углу приемной. Оно привлекло внимание Артура Любимова по тому, что на этом белом куске материи особенно ярко проступали красные пятна крови. Врач все еще продолжал возиться с лейтенантом Кириллиным, который так и не пришел в сознание. Когда три старших командира пересекали приемную, направляясь к выходу, врач в форме майора медицинских войск подошел к телефонному аппарату, стоявшему на столе секретаря начальника управления, набрал трехзначный номер, чтобы негромко произнести в трубку:
   - Товарищ командир, похоже, мы не сможем его удержать. Громадная потери крови, рука не ампутирована, рана не санирована, всякое может случиться! Транспортировку в госпиталь лейтенант, наверняка, не выдержит, умрет. Я попросту не знаю, что должен делать в таком случае? У меня такого ранения еще не случалось!
   Услышав слова врача, полковник Любимов, молча, по ходе дела развернулся, направляясь к лежавшему на полу лейтенанту Кириллину.
   - Артур, ты что задумал? Нам нельзя опаздывать к Лаврентию Павловичу! Нам следует поспешить к нему в кабинет, ты же сам ничем не сможешь помочь раненому лейтенанту! - Тихим голосом произнес генерал Воробьев.
   В тот момент генерал уже сознавал, что он напрасно произносит эти слова, что полковник все равно его уже не послушает. А в этот момент Любимов уже склонился над лейтенантом Кириллиным, приложил руку к пульсу на шее парня. Биение сердца прослушивалось, но оно было совсем слабым. Если судить по биению сердца, то этот парень явно угасал, переезда в госпиталь он действительно не переживет. Тогда Артур, также молча, снял с плеч свой китель, бросил его на спинку ближайшего стула, и, оставшись в исподней рубашке, ладонями рук принялся массировать плечи и шею лейтенанта.
   Времена он замирал, к чему-то прислушиваясь. Народ в приемной, наблюдая за его работой, перестал передвигаться с места на место. Люди отошли в сторону, освободив квадрат пола, в центре которого остался только полковник Любимов наедине с Кириллиным. Врач, майор, попытался пройти в этот квадрат, чтобы остановить полковника, но в этот момент он обратил внимание на предостерегающие знаки генерала Воробьева, поэтому он тут же прекратил свои попытки остановить работу этого странного полковника. Но врач-майор так и не отошел в общую толпу, он остался стоять на границе квадрата, готовый в любую минуту броситься на помощь самому Артуру.
   Тем временем Любимов с массажа шеи и плеч лейтенанта перешел на массаж его груди в области расположения сердца, время от времени ладонями он сильно надавливал на саму грудину. Когда послышался первый хриплый стон лейтенанта и снова начала сочится кровь из страшной плечевой раны, то Артур, не оборачиваясь, коротко бросил себе за спину:
   - Укол камфары прямо в сердце!
   Врач мгновенно сообразил, что этот странный полковник имел в виду. Он бросился к своему чемоданчику с лекарствами, начал в шприц набирать камфару. Через минуту был произведен укол камфары в сердце лейтенанта, а Любимов снова превратился в чисто механическую куклу, делающую открытый массаж сердца раненого лейтенанта. Всем присутствующим показалось, что прошла целая вечность, прежде чем лейтенант Кириллин начал подавать признаки жизни, негромкими стонами, подрагиванием век своих глаз.
   Но из ужасной рваной раны лейтенанта, по-прежнему, сильным потоком сочилась кровь. Тогда Артур на некоторое время прекратил массаж сердце, он чуть-чуть приподнял ладони над грудиной и снова надолго замер в полной неподвижности. Наблюдатели со стороны хорошо видели, как между ладонями полковника и телом раненого лейтенанта появилось слабое зеленое свечение, потом это свечение переросло в разряды. Примерно, минуту зеленые разряды мощно долбили по грудине человека в области сердца, в эту минуту все услышали голос Кириллина, который едва слышным голосом произнес:
   - Хватит! Мне очень больно!
   В приемную начальника управления заглянул один из усачей охранников наркома, он целую минуту изучал общую обстановку в приемной и, в частности, проследил за тем, чем же был занят полковник Любимов. Так и, не произнеся ни единого слова, через эту долгую минуту голова грузина усача исчезла за тихо прикрывшейся дверью.
   Артур Любимов не обратил внимания на слова лейтенанта Кириллина, свои скрещенные ладони продолжал держать над его сердцем, но зеленое свечение сначала поубавило мощь своего свечения, а затем полностью исчезло. Отряхнув руки, словно они все были в грязи, полковник Любимов прекратил работу с сердцем раненого лейтенанта, перешел к его раненому плечу и почти оторванной руке. Некоторое время Артур внимательно изучал целые и порванные сухожилия, а также вены и капилляры, из которых сочилась кровь.
   - У кого третья группа крови? - Поинтересовался Любимов, опять-таки не оборачиваясь в сторону людей.
   Вперед выступили два парня.
   - Ложитесь по обе стороны от лейтенанта, молчите, чем бы я ни занимался.
   Парни, не задавая лишних вопросов, подошли к лейтенанту Кириллину, лежащему на полу и, молча, распростерлись по обеим от него сторонам. Любимов пару раз взмахнул руками перед их глазами, оба парня тут же заснули. Затем снова пришли в движение обе руки полковника, при этом он вглядывался во что-то, чего другие явно не видели.
   В этот момент приоткрылась входная дверь, в приемной появился нарком внутренних дел Берия в сопровождении одного только охранника. Лаврентий Павлович тихонько на цыпочках прошелся к свободному стулу и также тихо, чтобы стул не скрипнул, на него опустился. Александр Николаевич, было, дернулся к нему с рапортом, но тот жестом руки попросил генерала сохранять спокойствие.
   Артур Любимов держал руку лейтенанта и с нею производил непонятные действия.
   - Он сшивает порванные сухожилия руки! - От избытка чувств простонал майор военврач.
   Этот вид операции продолжался довольно долго. Наконец-то, Артур Любимов удовлетворенно кивнул, приложил руку по месту и зеленым свечение одной руки занялся восстановлением сумки сухожилий плечевого сустава. Только через час, когда была полностью воссоздана мускулатура плеча, его хрящи, шаровые опоры, лопатка, Артур Любимов разогнулся и произнес:
   - Наложите гипс и отправляйте лейтенанта в госпиталь!
   Военврач тут же принялся за свою работу.
   Лаврентий Павлович, молча, поднялся со стула и прошел в кабинет начальника управления. Там он дождался, когда ответственные работники управления займут места на стульях, чтобы затем с горечью произнести:
   - Ну и что, дорогие товарищи! Чего мы добились? Два оборотня в одном только управлении, чего же мне тогда ожидать от других управлений наркомата?! Если бы не Артур Любимов, то мы бы и сейчас кормили бы врага секретной информацией! Враг стоит у ворот города, а мы, как беспомощные дети, не можем навести должного порядка в своем собственном тылу. Не можем справиться с вражеской агентурой. Где же ваш унтерштурмфюрер СС Донцигер, товарищ Любимов? Где он и где его люди скрываются? Хорошо, что мы кое-что выяснили и уже знаем, что оборотень активен только в течение одного часа, а все остальное время он является больным и слабым человеком, которому требуются сутки только для того, чтобы восстановить свои физические и моральные силы. Но и за этот проклятый час вражеские оборотни могут таких больших дел натворить, что мало не покажется! Так, что, товарищи командиры, ищите их базу, надо лишить их возможности, отдыхать, не дать немецким оборотням возможности восстанавливаться в спокойном и безопасном месте.
   Нарком внутренних дел не на шутку разволновался, он вскочил на ноги, ему захотелось пройтись по кабинету, размять ноги и поразмышлять одновременно. В последнее время в каких-то привычках Лаврентий Павлович начал подражать самому Хозяину. Но, к сожалению, помещение кабинета начальника управления оказалось совсем небольшим по площади! Д еще и к тому же в нем находилось несколько и других людей. Так что Лаврентию Павловичу е оставалось места для каких-либо проходов.
   - А теперь, товарищи командиры, поступила секретная информация и только для ваших ушей. Немцы вплотную подошли к Москве, а у нас в городе нет никаких войск для обороны города. Так, что, товарищ Любимов, вашей бригаде нужно будет ко всему готовой, ко всяким неожиданностям. Впрочем, ты, товарищ Любимов, хорошо знаешь, чем именно должна заняться твоя бригада, когда враг окажется на городских улицах. Я только что разговаривал с Иосифом Виссарионовичем, он очень доволен действиями твоей бригады в последние дни. Но я хотел бы, дословно, передать тебе его слова о том, что ты, по его мнению, не должен особо сильно увлекаться немецкими оборотнями, заниматься их ловлей! Сегодня твоя задача и забота - это москвичи, жители города. Мы не должны им позволить превратиться в паникеров, которые своими собственными руками могут разрушить свое сообщество, могут погубить свою жизнь. Так, что с тобой, товарищ полковник, все ясно! Хочешь встретиться и покончить со своими оборотнями, встречайся, но в свободное от основной работы время! Ты полковник можешь пообщаться с пойманными оборотнями, Александр Николаевич тебе предоставит такую возможность! Но Артур, пожалуйста, не забывай слов товарища Сталина о главной боевой задаче для своей бригады.
   - Да, последнее, товарищи командиры, о чем я хотел бы вам сказать. Никто из вас ничего не видел из того, что происходило в приемной начальника управления. Никаких кротов, никакой перестрелки - не было, лейтенант Кириллин - у нас не служил! Через пять минут специально выделенные люди возьмут у вас расписку по этому поводу.
   Сразу же по завершению встречи с наркомом внутренних дел, генерал Воробьев сопроводил полковника Любимова в подвал здания на Лубянке, где сейчас содержались оба захваченных немецких оборотня, тяжелораненый майор Тихонов и капитан Нуреев. Артура особенно интересовал капитан Нуреев, которого он приказал арестовать только из-за того, что этот капитан первым и без приказа открыл огонь на поражение по только что им раскрытому им немецкому кроту, майору Тихонову.
   Обоих немецких оборотней содержали на самых нижних уровнях здания НКВД на Лубянке в каменной камере. Эта камера была поделена на две равные части железной решеткой с толстыми прутьями, которые нельзя было бы перепилить ни ножовкой, ни тем более напильником. Площадь камеры была постоянно освещена яркими софитами света, она прострелировалась ручным пулеметом Дегтярева, намертво закрепленным на специальной турели. В случае чрезвычайного происшествия или попытки заключенных к побегу, надзиратель простым нажатием кнопки открывал огонь из этого пулемета.
   Сегодня в роли такого надзирателя выступал пожилой старшина, этот энкеведешник постоянно крутился рядом с генералом Воробьевым, полковником Любимовым и капитаном Бове. Впервые увидев смуглого от загара капитана Бове, да еще с длинными волосами, волнами, спадающими из-под простой армейской фуражки капитана РККА, пожилой старшина истово перекрестился. Он свято верил в существование потусторонней нечисти. А этот капитан в его глазах так и выглядел этой самой нечистой силой!
   Александр Николаевич Воробьев практически ничего не говорил по поводу условий содержания немецких оборотней, а полковник Любимов ничего не спрашивал по этому поводу. Перед заходом в камеру к заключенным старшина надзиратель попытался их запугать рассказами о том, что немецкие оборотни - это те еще нехристи, в этот момент старшина головой кивнул в сторону клеток, которые силой воли своего сознания могут влиять на разум и поведение другого человека. Что они могут любого человека превратить в свою марионетку, что только благодать господа Бога может помочь простому человеку противостоять замыслам и козням этим тварям.
   Но Любимов прекрасно знал о том, что это не так, что немцы таких оборотней создавали только для того, чтобы они великолепно выполняли бы функции простого солдата, стали бы суперсолдатами. Да и к тому же он не собирался заходить в камеру, чтобы пообщаться с этими оборотнями неудачниками. Оказаться во вражеском плену, попасть в руки врага, для оборотней - это должно было означать только одно, полный провал работы тех изобретателей, которые работали над созданием этих оборотней.
   Незаметно для сопровождающих, Артур Любимов воспользовался своим мысленным зондом и по очереди прошелся по сознанию первого и второго оборотня. С некоторым удивлением для себя он вдруг выяснил, что капитан Нуреев, оборотень, расстрелявший своего собрата в управлении генерала Воробьева, умирает. Еще пару часов и этот оборотень предстанет перед Творцом. При надзирателе, перед этим вездесущим старшиной, ему не хотелось с кем-либо вообще разговаривать, поэтому на ментальном уровне он обратился к Александру Николаевичу, чтобы того проинформировать о только что полученной информации. Генерал Воробьев оказался начинающим, но весьма способным телепатом. Он быстро разобрался в послании Артура, чтобы тут же прийти в сплошной ужас. Генерал Воробьев попросту не знал, как ему построить ответ на телепатическом уровне.
   Увидев замешательство своего генерала, тогда Артур Любимов уже голосом у него поинтересовался:
   - Товарищ генерал, а вы, знаете ли, о том, что капитан Нуреев, немецкий оборотень, который сейчас умирает! Через два часа он перестанет дышать, кончится?
   Все еще находясь под давлением мысли о том, что он, генерал-майор войск НКВД, только что переговорил с полковником Любимовым в мысленном диапазоне, Александр Николаевич отрицательно покачал своей головой. Сообразив, что Воробьеву потребуется некоторое время для того, чтобы свои мысли привести в порядок, Артур Любимов решил свое внимание переключить на капитана Нуреева, попытаться из его памяти выудить любую информацию о нем же самом. Но капитан оказался умелым телепатом, он не отвечал на вопросы Артура Любимова, время от времени произнося какую-то детскую считалочку, типа:
   - Раз, два, три, четыре, пять
   Вышел зайка погулять!
   Но, в конце концов, капитан все же сломался, когда донельзя разозленный его мысленным сопротивлением Любимов ему прямо в лоб сообщил о том, что через час он покинет мир живых людей. Артур Любимов не только не остановился на этом сообщении, но этому несчастному немцу он в подробностях рассказал всю правду о том, что же с ним происходит. Что его собратья в его же организм заложили мину замедленного действия, согласно которой его сердце перестанет биться, после пяти часов, проведенных под арестом. Капитан не выдержал напряжения такой правдой, он сломался и начал правдивый рассказ о себе и о своей судьбе.
   Артур слушал, старался запомнить все то, что этот немец ему рассказывал. Каким-то внутренним и звериным чутьем он догадывался о том, что, если он прервет рассказ этого оборотня что-либо, его переспросит или задаст дополнительный вопрос, то этот оборотень выйдет из состояния говорить одну только правду.
   Жизнь этого немца капитана мало чем отличалась от жизни других германских юношей, которые, достигнув совершеннолетия, свою жизнь посвящали служению Гитлеру. Многие из этих немецких парней стали офицерами вермахта, год отслужив рядовыми стрелками в подразделениях вермахта, они, сдав экзамен на солдата, три года учились в офицерской школе. Макс Циннер мечтал стать пилотом люфтваффе, а стал разведчиком артиллеристом. В Польше он получил чин обер-лейтенанта, а в Париже стал капитаном. Именно в Париже он случайно встретился с майором Абвера неким Куртом фон Рунге, с которым крепко подружился. Майор фон Рунге предложил ему перейти на службу в Абвер и, после окончания специальным курсов, поработать в Абвере, специализируясь по Советскому Союзу. Будучи протеже майора, капитан быстро продвигался по служебной лестнице Абвера, стал настоящим и опытным экспертом по советской армейской артиллерии.
   Но однажды с ним произошла одна необъяснимая вещь, он заметил, что с некоторых пор с ним начали твориться странные вещи, что он не спит по ночам, что ночное время проводит вне стен своего жилища. К тому же он стал ловким и цепким человеком, начал бегать так быстро, что ни один из сослуживцев не мог его догнать. Правда, после таких забегов он чувствовал сильную усталость, ему требовалось специальное время и еда для восстановления своих физических и моральных сил.
   Примерно, в этот период времени вместе с ним в Абвере начал служить и некий шарфюрер СС Донцигер, который оказался самым настоящим идиотом. Он громогласно заявлял своим сослуживцам о том, что некие солдаты оборотни спасут Рейх и принесут фюреру победу, с удовольствием демонстрировал свои физические преимущества перед нормальными людьми. Именно этот шарфюрер и ему, капитану Циннеру, не раз говорил о том, что он инициализирован, так же, как и он шарфюрер, что он, капитан Циннер, как и он сам, является настоящим оборотнем. С этого момента его жизнь капитана Циннера покатилась по наклонной плоскости, он перестал быть самим собой, должен был подчиняться таким эсесовцам психопатам, как Донцигер. Капитан Циннер начал много пить, но шнапс его особо не брал, а как бы только раззадоривал.
   За несколько минут до того момента, когда должно было бы остановиться его сердце, капитан Циннер рассказал о том, что группа унтерштурмфюрера СС Донцигера насчитывает до ста пятидесяти человек. Она имеет базу в Подмосковье, откуда ведет боевые диверсионные операции по всей территории города Москва. Основная задача этой группы оборотней, спровоцировать массовые беспорядки среди населения столицы, когда немецкие войска войдут в Москву. В распоряжение группы Донцигера передана абверовская агентурная сеть по столице, а также названы имена потенциальных участников пятой колонны. Но главное, унтерштурмфюрер СС Донцигер лично установил связь с одним старым абверовским агентом, который имеет генеральское звание в РККА.

- 3 -

   В бригаде полковника Любимова и капитана Бове ожидали очень неприятные вести, погиб сержант Когтев вместе со всеми своими разведчиками, до сих пор никакой информации не поступало о местонахождении группы старшего сержанта Нефеда Григоровича. Сержант Когтев вышел на связь по рации со штабом бригады и сообщил о том, что его группа по дороге в деревню Жабкино попала во вражескую засаду и была вынуждена принять неравный бой. С сержантом разговаривал дежурный по штабу бригады командир, который сделал соответствующую запись в бригадном журнале и принялся разыскивать командира или начальника штаба бригады, но тех не оказалось на месте. Тогда он связался с командиром второго полка подполковником Андреем Снегиревым, тот тут же выделил группу своих полковых разведчиков и на студебеккерах отправил их на поддержку разведчикам сержанта Когтева, которые вели бой с неведомым противником.
   Но эта группа еще не успела покинуть Спасских казарм, в которых стоял второй полк бригады, как на связь со штабом бригады снова вышел сержант Когтев. На этот раз сержант, видимо, не слышал ответного голоса дежурного командира, а все время повторял:
   - Товарищ капитан Любимов, немецкие десантники не люди!
   Повторив несколько раз эту фразу, радиостанция сержанта Когтева замолкла и с того времени не выходила на связь. Артур Любимов настолько рассердился на нераспорядительность этого дежурного командира по штабу бригады, обвиняя его в том, что тот его не разыскал и не доложил о происходящем. Из-за этого полковник едва не потерял лица, едва не перешел на крик с употреблением матерных слов с ним в разговоре. Но в этот момент рукава его кителя коснулась рука капитана Бове, а в голове послышался его шепот:
   - Уезжая к Воробьеву, мы не оставили координатов в штабе бригады!
   Безнадежно махнув рукой в сторону ни в чем не повинного дежурного по штабу командира, Любимов направился в свой кабинет. Откуда он связался с Андреем Снегиревым и с ним переговорил в отношении его группы разведчиков, которых тот отправил на место засады. Еще в момент разговора, какая-то странная мысль проскользнула в его сознании, он вдруг вспомнил слова немецкого капитана Циннера о том, что группа унтерштурмфюрера СС Донцигера имела базу в одной из подмосковных деревень. Машинально и мысленно полковник сопоставил два события, произошедшие вчера и сегодня в жизни его бригады, и неожиданно пришел к весьма убедительному выводу:
   - Андрей, а ты имеешь радиосвязь со своей разведгруппой? - Поинтересовался полковник Любимов.
   - Да, товарищ полковник, разумеется! - Коротко ответил полковник Морозов. - Мои парни готовы к любым неожиданностям и просто так противнику не подставятся.
   - Хорошо, подполковник, отлично! Тогда срочно свяжись со своими ребятами и им прикажи срочно прекратить открытый поиск группы сержанта Когтева. Теперь они должны скрытно приблизиться к деревне Жабкино, чтобы установить над ней скрытое наблюдение. Это наблюдение твои разведчики должны вести, таким образом, словно они находятся на вражеской территории. И только в крайнем случае они могут выходить с тобой на радиосвязь.
   - Будет исполнено, товарищ полковник!
   - Подожди, Андрей, это еще не все! Поднимай свой полк по тревоге, сажай красноармейцев на студубеккеры и вместе с полком отправляйся в деревню Жабкино. Два батальона ночью поставь в оцепление, чтобы ни одна тварь из деревни не проскользнула сквозь это оцепление. Всех людей, которые начнут покидать деревню, арестовывай и надевай на них железные наручники, после разберемся, кто или что они собой представляют. Третий же батальон с рассветом брось на зачистку деревни! Твои бойцы должны действовать или тройками, или пятерками, но ни в коем случае они не должны оставаться в одиночестве. Если такие бойцы у тебя все же появятся, то и их ты арестовывай и надевай на них железные наручники. С ними тоже после боя майор Немчинов разбираться будет. Андрей, ты понял меня и боевую задачу, которую я поставил перед твоим полком?
   - Так точно, товарищ полковник, понял и готов приступить к исполнению...
   - Хорошо, отлично, Андрей! Не забудь, возьми с собой и свою полковую артиллерию. В случае ожесточенного сопротивления противника, не сомневайся, открывай артиллерийский огонь на его поражение. Я полагаюсь на тебя, твоих бойцов и на твою прозорливость! Только имей в виду, что твоим противником может оказаться и наш крестьянин. Так, что не верь глазам своим, сначала стреляй, а потом проверять будем, что и как?
   Завершив разговор с подполковником Снегиревым, Артур Любимов устало откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону капитана Бове, который, как ни чем не бывало, крутился перед осколком зеркала и тщательно расчесывал свои длинные, словно у девушки, волосы.
   - Может, ты все-таки пострижешься! - Миролюбиво проговорил полковник Любимов. - Ты у нас общественно-значимое лицо, все-таки разведчик, и постоянно у людей бываешь на виду!
   - Лаврентий Павлович, ни единого слова не произнес, когда меня увидел в таком виде.
   - Ему просто не до тебя было. Но, если желаешь найти приключений, то ищи, но после не говори, что тебе никто не советовал постичь волосы, как положено по уставу! А сейчас мне нужно переговорить с Дмитрием Морозовым, сегодня его полк будет нести патрульно-постовую службу.
   С этими словами Артур Любимов потянулся к телефону, взял трубку и набрал трехцифровой номер телефона. Затем он довольно-таки долго разговаривал с подполковником Морозовым, обсуждая с ним детали и секреты несения патрульно-постовой службы.
   Второй день в Москве шла эвакуация крупных промышленных предприятий в Сибирь и на Дальний Восток. В эшелонах с демонтированным оборудованием покидали Москву рабочие высокого разряда, инженеры и их семьи. Впервые у москвичей на руках появились зримая информация, свидетельствующая о том, что враг находится у ворот Москвы, может захватить город. В Москве же оставались миллионы беззащитных горожан, Патрули второго полка бригады самим своим появлением на городских улицах должны нести успокоение и веру горожанам в то, что не все потеряно, что враг не пройдет в Москву.
   Когда разговор с подполковником Снегиревым закончился, то Артур Любимов снова повернулся к капитану Бове и протянул ему лист бумаги для ознакомления. Жора взял бумагу и прочитал текст, отпечатанный на лицевой стороне бумаги. Это был приказ, якобы только вчера подписанный первым генерал-квартирмейстером вермахта Эдуардом Вагнером и в котором расписались места расквартирования частей и подразделений вермахта в Москве, которое должно было иметь место завтра, 12-го октября 1941 года.
   - Вчера немецкие бомбардировщики, помимо авиабомб, сбрасывали над Москвой и такую вот бумагу. Я не совсем уверен в том, что действительно ли такой приказ вчера подписывался генерал-квартирмейстером Вагнером, но немецкая разведка явно его использовала явно для своих целей. С целью дезориентации москвичей в происходящих под стенами города событиях. Нам следует быть честными по отношению к самим себе, да и к тому, что наше Совинформбюро не совсем точно, а главное не совсем своевременно информирует население нашей великой страны о течение боевых действий между РККА и вермахтом. Вот немецкая разведка этим и пользуется, одной только этой информацией, сбросанной с бортов "Юнкерсов 88", она добилась своей цели. Москва взбудоражена этой новостью, которая с быстротой молнии разнеслась по москвичам. Сегодня каждый горожанин знает и уверен в том, что завтра немецкие солдаты пройдут по Красной площади. Партийные и городские власти практически ничего не предпринимают в этой связи. Они сегодня, по-моему, ни на что не могут реагировать, разве что ли на кулуарные игры в своих партийных кругах.
   В этом месте Артур Любимов сделал паузу и подошел к окну, за которым стремительно темнело. Осенью светлое время суток сокращалась и в свои права вступала зимняя ночь. Стоя у окна и всматриваясь в ночную темноту, полковник Любимов продолжил свою мысль:
   - Я даже думаю о том, что немецкая разведка постарается распространением самых нелепых слухов взорвать спокойствие городского населения, вызвать среди него панику. Но это может произойти только в том случае, если у немецкой разведки в Москве, помимо группы унтерштурмфюрера СС Донцигера, имеется еще одна такая диверсионная группа. Дай бог, чтобы такого не случилось! А Донцигеру, я надеюсь, Андрюша Снегирев не даст ходу, удержит его в Жабкино и не пустит в Москву. Я бы тебе посоветовал вместе со своими разведчиками, но на бронетранспортерах, которые мы только-только получили, отправляйся в эту деревню. В дела Снегирева не лезь, за это с него особый спрос будет, а займись поутру расследованием того, как погиб Когтев и куда все-таки подевался Нефед Григорович?
   Капитан Бове, молча, козырнул и тут же исчез за дверью кабинета. Дело молодое, орангутанг Бове, не задумываясь, отправился выполнять приказ своего командира. Артур Любимов сразу же почувствовал, как на его плечи обвалилось непосильное бремя ответственности за судьбы москвичей, которые сейчас не знали покоя и в панике метались по своим жилищам, ожидая появления в городе немецких солдат. Он стоял у окна и вдыхал холодный ночной воздух, поступающий в его кабинет через полуоткрытую форточку. Послышался вежливый стук в дверь.
   - Войдите! - Приказал полковник Любимов и в темном стекле окна увидел, как медленно раскрывалась дверь, на пороге появился мальчишка в военной форме и с лейтенантскими ромбами на воротнике.
   - Лейтенант Трезубов, назначен вашим ординарцем! Прибыл для дальнейшего прохождения службы в бригаде особого назначения. - Вытянувшись доложил этот малец.

Глава 6

- 1 -

   Как это не было удивительным, но ночь с 11-го на 12-е октября для москвичей прошла более или менее спокойно, без особых волнений. Во-первых, этой ночью немцы не бомбили город. Вовремя и без проблем прошли рабочие смены на заводах и крупных промышленных предприятиях мегаполиса. Да и криминал в тот вечер повел себя на удивление спокойно, без особых эксцессов! Всего шесть вооруженных ограблений, десять квартирных краж, ни одного убитого или зарезанного в подворотне жителя столицы. И это были все происшествия на четырехмиллионный город, к подступам которого приблизился враг!
   Но вот в деревне Жабкино, которая была расположена в каких-то десяти - пятнадцати километров от столицы, в ту ночь произошло самое настоящее сражение красноармейцев второго полка бригады особого назначения с будто бы прорвавшимися в село гитлеровцами. В набегавших вечерних сумерках жители этой подмосковной деревушки хорошо видели, как в их деревню прибыли первые красноармейские подразделения. Зисы - 5 с кузовами, заполненными красноармейской пехотой, остановились на самой окраине. Красноармейцы с винтовками в раках, попрыгавшие из кузовов этих грузовиков, тут же начать разбегаться по периметру поселения, создавая кольцо окружения вокруг самой деревни.
   Подполковник Андрей Снегирев сначала одним батальоном создал схематическое кольцо окружения этой деревни, установив на возвышенностях ручные и крупнокалиберные пулеметы первого батальона. Затем это кольцо окружения командир полка насытил красноармейцами второго батальона. В некоторых местах рылись траншеи полного профиля, чуть ли не в рост человека. Действуя на грани интуиции, Снегирев свой резерв, третий батальон, который утром должен был бы заняться зачисткой деревни, расположил на пространстве между городами Видное и деревней Жабкино. Там же на возвышенности была сооружена огневая позиция полковой батареи, состоявшее из четырех 76 мм орудий.
   Только-только были завершены земляные работы по строительству укреплений, рытью окопов и траншей для красноармейцев, как в самой деревне Жабкино началось подозрительное шевеление.
   На деревенских улицах вдруг появились мордатые молодые парни приписного возраста, которые переходили от одно деревенской избы к другой, ведя оживленные беседы с хозяевами этих деревенских изб. В этот момент несколько винтовочных выстрелов прогремели в небольшом лесном массиве, который лежал между деревней Жабкино и Подольском шоссе. Как впоследствии Андрею Снегиреву стало известным, жители деревни с большим волнением отнеслись к этим выстрелам. Многие из них предположили, что захватившие Подольск немецкие танки двинулись на Москву, они начали собирать вещи для того, чтобы уходить в Москву. Вместе с деревенскими жителями в дорогу начали собираться и члены так называемой шабашкиной артели, которая уже почти месяц находилась в Жабкино.
   Причем, бригадир этой артели, пожилой рабочий краснодеревщик, троих своих парней направил по направлению к перестрелке, чтобы они там выяснили, кто и в кого стрелял?! Но, как только эти трое парней вышли за околицу деревушки, то тут же, все еще находясь на дороге, ведущей в перелесок, оказались под обстрелом пулемета. Пули вокруг них так и свистели, так и зачпокали, но никто из этих парней не был убит или даже ранен. Тогда эти парни сползлись вместе, о чем-то пошептались, затем развернули свои залы и так ловко, перебирая ногами и руками, снова поползли обратно в деревню. Видимо, они посчитали целесообразным вернуться в деревню, чтобы переговорить со своим бригадиром, чтобы получить его указания на то, что они будут делать дальше.
   Бригадир шабашников был очень горластым человеком, говорить нормальным человеческим языком он вообще не умел, разговаривая со своими шабашниками, он всегда и на все кричал матерным языком. Одним словом, услышав объяснения своих бугаев, бригадир очень рассердился. Тогда своим шабашникам он приказал, всех жабкинцев собрать вместе, а затем их распределить по группам и разослать по различным дорогам, ведущим из деревни, чтобы проверить, выпустят ли их или не выпустят красноармейцы. Но те никого, разумеется, не выпустили, по всем деревенским также стреляли из пулеметов, правда, красноармейцы стреляли выше голов людей, требуя, чтобы все вернулись в деревню, а завтра предстали ли бы перед проверяющими деревню людьми.
   Видимо, вскоре такая же мысль о том, что из деревни никого выпускать не будут, дошла и до разума бригадира шабашников. Он весь вызверился, что-то громко пролаял на незнакомом деревенским языке. После чего в руках у каждого шабашника артели в руках появилось оружие, маузеровские винтовки и карабины, автоматы РП 38 и пулеметы МГ-34. Шабашники как-то подтянулись, постройнели, они стали более походить на солдат, только одетых в гражданскую одежду. Когда деревенские жители подсчитали количество этих шабашников с оружием, то очень удивились. Они-то думали, что шабашников в их деревне всего десять-двенадцать человек, а на деле оказалось сто восемьдесят один солдат. Шабашники бросили через плечо свое оружие, разделились на команды и направились пешими в сторону Москвы.
   Подполковник Снегирев уже на следующий день рассказывал о том, что дружной и хорошо организованной атакой неприятель еще ночью гранатами уничтожил боевое пулеметное охранение, а затем неожиданной штыковой атакой прорвал окружение деревни Жабкино. В штыковой атаке погибли три красноармейца второго батальона, десять молодых бойцов получили ранения различной тяжести. Неприятель же потерял четырех человек, при осмотре убитых и раненных многие красноармейцы удивлялись тому, что это были очень странные люди, с головы до ног они заросли различной звериной шерстью.
   Далее атакующий неприятель очень удачно обошел артиллеристскую позицию полковой батареи, но не стал ее атаковать с тыла, так как в этот момент он спешил скрыться на московских улицах. Но здесь в дело вступил третий батальон, лежавший в засаде, который в течение двадцати минут вел пулеметный расстрел то ли обезьян, то ли каких-либо других животных - волков, медведей и почему-то саблезубого тигра.
   Три четверти жабкинских шабашника так и остались лежать на сырой подмосковной земле с оружием в руках, в различной стадии превращения в оборотней. Только небольшая их часть пустилась в бега, пытаясь скрыться от преследования красноармейцев в лесу. Им бы это дело, наверняка удалось бы, если не бронетранспортеры бригадной разведки, три из которых выползли из леса, прямо навстречу бежавшего к ним со всех ног неприятеля. Бронетранспортеры залаяли практически в упор из крупнокалиберных пулеметов, расстреливая толпу бегущего по дороге неприятеля.
   Утром следующего дня капитан Бове, рассказывая Артуру о встречном ночном бое, говорил о том, что он собственными глазами видел, как саблезубый тигр скакнул через кювет подольского шоссе, чтобы тут же скрыться в придорожном лесу. Красноармейцы полка подполковника Снегирева настолько были напуганы этим боем с неизвестным и странным противником, что еще ночью категорически отказывались углубляться в лес для поиска или преследования этого противника. Поэтому только утром следующего дня было организовано преследование в лесу этих оборотней диверсантов, но ни одного человека так и не удалось разыскать!
   По рации Артур Любимов приказал Андрею Снегиреву с рассветом разыскать все вражеские трупы, погрузить их на студебеккеры, и отправить в один московский научно-исследовательский институт для последующего вскрытия и проведения необходимых научных исследований. Так вот, когда все мертвые тела вражеских солдат были собраны, то их оказалось всего сто шестьдесят девять трупов. Таким образом, было установлено, что двенадцати немецким оборотням диверсантам удалось скрыться, что они, вероятнее всего, скрываются в москве. Дополнительное прочесывание леса ни к чему положительному не привело. У полполковника Снегирева моментально испортилось настроение, но ни его самого, ни красноармейцев его полка, ни в чем нельзя было обвинить. Второй полк бригады выполнил свое боевое задание, окружил деревню Жабкино, весьма удачно провел ночной бой с профессиональными вражескими диверсантами, потеряв убитыми всего тридцать человек и десять раненых.
   Разведывательная рота капитана Бове провела, можно было бы сказать, образцово-показательный бой с противником. Несмотря на сплошную ночную темень, бригадные разведчики разыскали место последнего боя группы сержанта Когтева, а также установили местонахождение вражеской засады. Они ее окружили и, когда начались вначале очень вялые действия в самой деревне Жабкино, на вражескую засаду обрушились всей своей огневой мощью. Чуть ли не в полной темноте, да еще в ночном лесу, они успешно преследовали вурдалаков и один за другим выводили их из строя. Капитан Бове не забыл своего обещания Артуру Любимову и пару оборотней взял в плен. При допросе одного из вурдалаков выяснилось, что бойцы и сам старший сержант Нефед Григорович попали в плен и их допрос вел лично унтерштурмфюрер СС Донцигер, который любил принимать обличье саблезубого тигра. Ни один из пятерых красноармейцев этого допроса не выдержал, их останки закопаны в общей могиле на опушке леса.
   Что же касается разведгруппы сержанта Когтева, то в том, что они попали в засаду, скрывалась какая-то загадка. Пленный рассказывал о том, что сначала появился унтерштурмфюрер СС Донцигер, который прошел к их командиру взвода, они долго говорили о каких-то действиях в Москве в ночь с 11-го на 12-е октября. А затем, когда Донцигер покидал место размещения их взвода, то он вдруг громогласно заявил о том, что к ним в гости пожалует новая группа красноармейцев, которых не нужно брать в плен, а следует расстрелять. Не подпуская на близкое расстояние. В самом начале столкновения оборотням удалось подстрелить трех красноармейцев, а трое других долго сопротивлялись и долго отстреливались. Захваченный пленным оборотень даже не был уверен в том, что им удалось бы справиться с этими красноармейцами, если бы не сам Донцигер, который зашел оборонявшимся в тыл и из снайперской винтовке их попросту расстрелял.
   Затем Донцигер подошел к одному из убитых красноармейцев, ткнул его в бок своим сапогом и сказал:
   - Ну, вот видишь парень, судьба все-таки на моей стороне! Мы с тобой месяц назад повстречались, тогда ты убежал от меня! Но я первым тебя разыскал и убил!
   Выяснив все обстоятельства ночных событий, полковник Любимов набрал номер телефона и попросил его соединить с товарищем Берия, наркомом внутренних дел Советского Союза. Кто-то, видимо, один из секретарей поинтересовался тем, почему он звонит по простому телефону, на что Любимов сердито ответил, что другого телефона у него нет. Тогда человеческий голос на другом конце провода поинтересовался тем, не может ли товарищ полковник Любимов со своим рапортом товарищу Берия немного подождать, так как аппаратура показывает, что данная телефонная линия кем-то прослушивается.
   Когда Артур Любимов положил телефонную трубку на рычаги, то капитан Бове удивленно поднял свои брови, явно интересуясь тем обстоятельством, что Лаврентий Павлович с ним так и не переговорил.
   - Жора, кто-то начал прослушивать наши телефоны, поэтому мне посоветовали чего-то подождать.
   Капитан Бове поднялся со своего стула и начал кружить вокруг телефонного аппарата, словно что-то вынюхивая. Минут через пять он сказал:
   - Артур, кажется, у меня появилась новая способность?! Я чувствую, что с этой линией что-то происходит, но не здесь, а где-то там. - В этот момент он махнул рукой, условно показывая направление. - Почему бы мне со своими разведчиками не пройтись по этой телефонной линии до места, где находится нарушитель и у него не поспрошать, почему и для кого он это делает?
   Несколько секунд Артур Любимов с удивлением смотрел на своего друга, а затем утвердительно махнул рукой, мол, давай, но все же командирским голосом добавил:
   - Тогда возьми с собой майора Сергеева! Иван у нас спец по телефонам и радиостанциям.
   Вскоре по вызову в кабинете появился майор Иван Сергеев. Ему не пришлось долго объяснять возникшую проблему, поэтому уже вдвоем, капитан Бове и майор Сергеев, покинули кабинет командира бригады. Только он снова устроился на стуле, собираясь немного подремать, так как не спал всю ночь, как раздался требовательный стук в дверь и в его кабинете появились трое военинженеров.
   - Товарищ полковник, по распоряжению наркома обороны, мы должны установить вам первую и вторую кремлевку, это защищенные линии спецсвязи. Не могли бы вы нам подсказать, где у вас будет приемная с секретарем и кабинет?
   - Какой кабинет, какая приемная, какие телефоны спецсвязи...? - От полного отчаяния вдруг не вскричал Артур Любимов.
   В этот момент за спиной военинженеров появился лейтенант Трезубов.
   - Товарищ полковник, прошу вас не беспокоиться! Этими вопросами буду заниматься я. Пока вас не было, я их все проработал. Нашел хороший кабинет с приемной, в которой я буду постоянно находиться. Вам подобраны две секретарши, которые будут отвечать на телефонные звонки. Так, что не беспокойтесь, с завтрашнего дня вы будет работать в новых условиях. А вас, товарищи военинженеры, прошу пройти за мной. Я вам все покажу и расскажу, как и где ставить телефонные аппараты!
   Когда за военинженерами и лейтенантом Трезубовым закрылась дверь, то полковник Любимов почувствовал, что работа с товарищем Сталиным, имеет свои определенные минусы, его же товарищи по партии поначалу начали ограничивать его в свободе передвижения. Он, молча, подошел к деревянному диванчику и удобно пристроился на нем, предстоял длительный сеанс ментальной связи с Лаврентием Павловичем. Ему было нужно доложить наркому результаты работы бригады особого назначения, проделанной за сегодняшнюю ночь.

- 2 -

   Плюгавенький инженеришко московской городской телефонной службы стоял перед полковником Любимовым и с каким-то отрешенным видом поглядывал в окно его кабинета. Дело пока происходило в старом кабинете полковника, в новый кабинет он еще не успел переехать, хотя как сообщил его помощник, лейтенант Трезубов, что там уже было все готово к его переезду. Но в этот момент с задания вернулись капитан Бове и майор Сергеев, которые привезли с собой этого телефонного инженера Василия Беляева.
   Беляева они забрали в бригаду прямо с его рабочего места, хотя на подобное действие ни Бове, ни Сергеев не имели никакого законного права. Но они еще раз убедились в том, что форма командира войск НКВД очень много значит и влияет на сознание простых людей?! Даже в кадрах МГТС ни один кадровик, хотя в прошлом они сами были работниками этого же самого НКВД, не заикнулся о том, что они не имеют права предоставлять личное дело инженера пятого разряда Василия Беляева в руки какому-то там капитану войск НКВД, что для этого нужна санкция районного прокурора.
   Сейчас Любимов сидел за столом и внимательно изучал это самое личное дело, изредка бросая взгляды на этого плюгавенького человечишко. Гражданин Василий Беляев пятидесяти двух лет, не женат, не служил, не воевал, одним словом, во всех графах у него стоит предлог "не". Капитан Бове вместе с майором Сергеевым, по-прежнему, хороводились в кабинете своего командира. Они, видимо, вообще не собирались уходить и оставлять полковника один на один с арестованным. Слегка рассерженный этим обстоятельством, полковник Любимов совсем уж собрался перейти в игру с вопросами и ответами, чтобы затем этого человечишку выкинуть за шкирку из своего кабинета, чтобы заняться реальными проблемами по своей бригаде.
   Ведь, даже вина этого инженера МГТС не была прямо доказана, он не был схвачен на месте преступления. Бове, спевшийся с майором Сергеевым, от казармы различными зигзагами прошел до неприметного серого зданьица, в котором, как, оказалось, располагался районный филиал городского МГТС. Здесь же все дело заклинилось на этом инженере. Телефонные пары на выходе из этого здания, по утверждениям Бове, были чисты. Но кто, кроме самого капитана Бове, мог бы доказать, что на телефонных парах, входящих в это здание, имелись какие-то технические повреждения, которые сам же Бове отнес к категории - прослушивания. Правда, приемная наркома Берии тоже утверждала тот факт, что телефонная линия товарища полковника Любимова кем-то прослушивалась. Так, что в чем-то капитану Бове можно было бы верить.
   Далее в дело вступил опытный телефонист! Этот командир НКВД, благодаря своей технической специальности, хорошо разбирался в телефонном деле. А из-за того, что на нем была форма командира войск НКВД, мог бродить повсюду, где ему заблагорассудится. Майор Сергеев прошел в это здание и прошелся по всем комнатам, чтобы ознакомиться с установленным там техническим оборудованием. Следует отметить, что майор НКВД обнюхал каждый уголок, где имелось хоть какое-либо техническое оборудование. Затем майор Сергеев твердой рукой указал на инженера Василия Беляева и сказал, что этот инженер или сам подслушивал чужие разговоры, или же хорошо знает, кто мог организовать такое прослушивание на его техническом оборудовании.
   Капитан Бове, по-честному и прямо этот вопрос переадресовал инженеру Беляеву, но тот молчал и ни на какие вопросы не захотел отвечать. Тогда и было этой двойкой, капитаном и майором, решено доставить этого мутного инженера полковнику Любимову. Пускай, мол, он сам в этом деле разбирается.
   Таким образом, вдобавок к своей должности комбрига, полковник Любимов получил и должность бригадного следователя, благодаря усилиям своего друга разведчика. Тем более, его дико заинтересовало, кто же это такой заинтересовался его телефонными переговорами. Снова посмотрев на Василия Беляева, Артур Любимов самому себе задал мысленный вопрос о том, почему же он сейчас не спешит прибегнуть к своему испытанному методу допроса, при помощи мысленного зонда. Этот метод он всегда применял с незнакомыми и нежелающими давать показания людьми. И вдруг сам же себе ответил на этот вопрос, потому что Василий Беляев не инженеришко и не человечишко, а нечто другое и гораздо большее.
   - Вот и я это приметил, - тут же влез в размышления Любимова, друг и соратник капитан Бове, - чего-то он притворяется. Мне также показалось, что он, в принципе, готов к сотрудничеству, но для этого Василию нужно что-то преодолеть внутри самого себя?
   - Слушай не мешай думать! Сам не решил этой задачи, тогда позволь другому нормальному человеку над этим хорошенько подумать.
   Обиженный таким резким отпором друга, капитан Бове повернулся к майору Сергееву, и они начали свой бесконечный разговор, начинавшийся со слов: "а ты помнишь?".
   Полковник Любимов снова углубился в изучение личного дела инженера Василия Беляева, надеясь там обнаружить зацепку для начала с ним разговора. О военной службе в личном деле Беляева ни в Первой Мировой войне, ни в Гражданской войне не полслова не упоминалось. Но возраст Василия был именно таким, что он должен был бы послужить во благо отечества или царя батюшки в Первую мировую войну, или же давить краснопузых в Гражданскую войну! Только этим обстоятельствами, можно было бы объяснить тот факт, что в личном деле Василия Беляева все было хорошо и отлично для советского работника, начиная с 1921, когда он после гражданской войны вернулся в Москву и начал работать на телефонной станции.
   К этому времени Беляеву исполнилось тридцать два года, но в его личном деле было не совсем понятно непонятно, чем же этот человек занимался с семнадцати до этих тридцати двух лет. А ведь, если предположить, что он пошел по военной линии и служил царю батюшке, то к этим годам он мог бы дослужиться до звания царского штабс-капитана, подполковника или даже полковника?
   - Ротмистр он, Артур! Он был ротмистром 1-го лейб-драгунского Императора Петра Великого полка! - Снова влез в мысли друга полковника капитан Бове, просто у этого орангутанга в облике человека имелась внутренняя потребность без мыла влезать туда, куда его не просят.
   И тогда полковник Любимов решил пойти ва-банк. Он отложил личное дело Василия Беляева в правый верхний угол своего письменного стола. Но таким образом, чтобы сам Беляев мог бы увидеть свою фотографию на своем личном деле. Он так долго держал взгляд своих глаз на инженере, что Василий Беляев непроизвольно ответил на этот взгляд и посмотрел ему в глаза. И тогда, полковник Любимов спокойным голосом спросил:
   - Товарищ Беляев, а вы знаете немецкий язык? А если знаете, то, на каком уровне?
   От этого вопроса почему-то очень сильно вздрогнул капитан Бове, а инженер Беляев никак не отреагировал, внешне, по крайней мере. Он посчитал, что это пустой вопрос и на него следовало бы ответить. Приятным баритоном он сказал:
   - Я неплохо владею разговорным немецким языком и свободно могу изъясняться с верхнешвабским диалектом.
   - Хорошо, отлично, - но уже на вехнешвабском диалекте продолжил беседу Артур Любимов, - понимаете, именно с вами мы оказались в некотором затруднении. Наша бригада особого назначения занимается подготовкой диверсантов для действия в тылах нашего противника. Поэтому нам особенно нужны люди со знанием немецкого языка. В вашем личном деле имеется упоминание о том, что вы немного знаете немецкий язык, но...
   - Да я неплохо знаю немецкий язык и мой верхнешвабский акцент неотличим от истинного верхнешвабского акцента.
   - Иными словами, вы владеете немецким языком в такой степени, что даже сами немцы не смогут разобраться в том, что вы не истинный немец из Баварии? - Артур Любимов продолжал на немецком языке гнуть свою линию.
   - Да, можно и так сказать! -
   Неохотно согласился Василий Беляев, он пока не мог разобраться в том, что же с ним происходит в эти последние несколько недель. В середине сентября у нему в московскую квартиру с неожиданным визитом нагрянул однокашник по Тверскому кавалеристскому училищу подполковник Твердохлебов. С ним они проучились вместе, вышли в большую жизнь корнетами в далеком 1897-м году. После этого их пути разошлись, он практически всю свою жизнь прослужил и провоевал Первую мировую в 1-м лейб-драгунском Императора Петра Великого полку, где вырос до ротмистра, командира эскадрона, а в конце шестнадцатого года его документы с заявкой на досрочное присвоение звания "подполковник" были направлены в Главный штаб в Санкт-Петербурге. Но началась революция, которая одним росчерком пера зачеркнула всю его предыдущую жизнь, он остался у разбитого корыта. Последние двадцать лет он терпеливо ожидал, когда же вернется прежняя жизнь, но лишь дождался того, что немцы снова вторглись на территорию его великого отечества.
   Вечер и ночь он, ротмистр Василий Беляев, провел с подполковником Твердохлебовым за бутылочкой беленькой. Они вспоминали прошлое, учебу в кавалеристском училище, как дрались с немцами на фронтах Первой мировой войны. Твердохлебов рассказывал о том, как он воевал у генерал-лейтенанта Шкуро и бил красных казаков Примакова. Перед уходом подполковник ему предложил пойти на сотрудничество, Твердохлебов прямо не говорил о том, с кем именно нужно будет сотрудничать. Но он много болтал о том, что его работа в рамках такого сотрудничества принесет скорый конец комиссарам и тогда, наконец-то, вернется старая жизнь. Василий Беляев тогда не ответил ни "да", ни "нет", но он так же не сказал Твердохлебову о том, что пару дней назад заходил в районный военкомат и оставил там заявление, в котором просил снять с него бронь и отправить рядовым красноармейцем в действующую армию на фронт.
   Вскоре из военкомата пришло письмо-отписка, в котором говорилось о том, что его возраст достиг критической отметки, поэтому его не могут призвать в армию в рамках рядового состава, а царским офицером или командиром РККА он не является. Беляев был сильно разозлен таким ответом, который ставил жирную точку над его жизнью, превращая ее в пустую и никому, даже ему, не нужную жизнь. Василий из тайников достал свой старый офицерский наган, почистил и уже приготовился пустить себе пулю в висок. Но снова послышался звонок в дверь его комнаты, на пороге стоял подполковник Твердохлебов. Снова была распита бутылка водки, и Василий Беляев согласился на сотрудничество... с немцами, так, по крайней мере, говорилось в листе бумаги, который он подписал по пьяни.
   Все это Василий Беляев на одном дыхании выложил полковнику Любимову. Он был настолько взволнован, что не обратил внимания на тот факт, что они оба все еще продолжают говорить на верхнешвабском диалекте немецкого языка.

- 3 -

   Артур Любимов и капитан Бове вышли к воротам Покровских казарм, чтобы проводить и на прощание пожать руку русскому ротмистру Василию Беляеву, который отказался стать немецким шпионом и нашел в себе смелость рассказать правду о своей жизни. Лаврентий Павлович первоначально не поверил словам Артура Любимова, когда тот начал ему рапортовать об аресте некого телефонного инженера, и даже его переспросил:
   - Ты, Артур, что, хочешь передать в мои руки только что завербованного немецкого агента. Ты действительно хочешь, чтобы я занялся его дальнейшей разработкой.
   - Так точно, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности! В моей бригаде нет специалистов, которые могли бы заняться дальнейшей разработкой "пятой колонны" в городе Москва!
   - Ты, случайно не сбрендил, Артур! Не сошел ли с ума! О какой "пятой колонне" ты говоришь? В Москве нет, и не может быть "пятой колонны"! - Краснея лицом, настаивал нарком внутренних дел Советского Союза.
   - Тогда, не создавайте специальной бригады по расследованию деятельности "пятой колонны" в Москве. Тогда, мы посмотрим, как завтра или послезавтра начнут развиваться события на московских улицах и проспектах.
   - Ты, Артур, полагаешь, что это так серьезно?
   - Так точно, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности! Только вы мне этого мужика верните, когда прекратите с ним работу.
   - Хорошо! Тогда я высылаю машину за твоим несостоявшимся шпионом, мы создам специальную группы из десяти следователей для быстрого расследования его связей.
   Когда прибыл "паккард" наркомата внутренних дел, то Артур Любимов отвел Василия Беляева в сторону и ему сказал.
   - Ни пуха, ни пера тебе ротмистр в новой жизни! Постарайся, чтобы тебе все-таки не было бы стыдно за то, что прожил зря жизнь и ничего не сделал. Даже ребенка не родил. Я будут ждать твоего, возвращения, ротмистр. В моей бригаде всегда найдется командирская должность для честного царского офицера.
   Он долго стоял у ворот казарм и смотрел на москвичей, проходивших мимо. Артур Любимов давно обратил внимание на то, что жители столицы кое-чем отличаются от жителей других советских городов. Взять, к примеру, киевлян по одежде они на голову выше простых москвичей, те любят приодеться неприметней и одежду выбирают темного цвета. Иного москвича можно и не приметить, но киевлянин всегда на виду, он южанин и его одежда пестрит яркими летними красками. Вот и сейчас, когда зима на пороге, 7 октября выпал первый снежок, правда, он тут же растаял, москвичи одеты в демисезонную одежду каких-то темных и мрачных оттенков.
   Да и на городских улицах сейчас, когда еще не закончились рабочие смены на заводах и фабриках, в основном молодые парни и женщины, но вот шагают они по улицам куда быстрее, чем жители других городов. Словно у всех них имеется какая-то точная и определенная цель, к которой москвичи так стремятся. Артур Любимов полюбил москвичей всем своим молодым сердцем. Всего год назад он сам едва не стал москвичом.
   Но повседневные заботы по бригаде, когда каждый день ее работы в Москве превращается, чуть ли не в настоящий бой с противником, снова завладели мыслями молодого полковника. Как же с ним могло случиться такое, чтобы за последние три дня бригада под его командованием в мирном городе потеряла убитыми тридцать пять красноармейцев, среди них такие замечательные люди, как сержант Когтев и старший сержант Григорович! На теле Нефеда Григоровича медики бригады насчитали восемьдесят две колото-резаные раны, сердце старика не выдержало изуверских пыток, он умер от разрыва сердца. Артур Любимов сердцем чувствовал, что нужно было бы предпринимать какие-то меры для того, чтобы исправить это положение.
   Но социально-политическая обстановка в Москве стремительно ухудшалась с каждым часом. Москвичи, которых до этой поры держали в ежовых рукавицах, когда им было нельзя сделать и шага в сторону, за что органы внутренних дел тут же расстреливали на месте, сразу же почувствовали веяние свободы. Этот слабый ветерок появился в том момент, когда партийные и городские власти уже не могли больше говорить экивоками о реальной ситуации на подступах к городу. Вместо того, чтобы готовить москвичей к обороне, они забились в щели укрытий и внимательно наблюдали за поведением Иосифа Виссарионовича Сталина, что его действиями оправдать свое малодушие и трусость.
   Одним словом, в середине октября в Москве создалась ситуация, когда власти не стало, а ее представители, потеряв веру в силу красноармейца, начали готовиться к эвакуации из города. Причем они думали только о самих себе, своих ближайших родственниках и больше ни о ком, народ для них перестал существовать.
   Артур Любимов на минуту отвлекся от своих горестных мыслях и снова побрел в свой кабинет, но уже в тот, который для него подготовил лейтенант Трезубов. Перед наступлением самого тревожного времени суток, ночи, он решил встретиться и переговорить с командирами полков и других подразделений бригады о работе с подростками.
   Новый кабинет встретил его запахом краски, ярким освещением, плотными светомаскировочными занавесями на окнах, удобным креслом и множеством телефонных аппаратов под правую руку. Артур Любимов сразу же обратил внимание на то, что мебель в его новом кабинете была расставлена аналогичным образом, как и в кабинете товарища Сталина. Письменный стол в углу, длинный стол для большого количества участников совещаний стоял перед письменным столом. Небольшой столик для чая и задушевных бесед с друзьями и приятелями стоял в другом углу кабинета. Но Артур Любимов едва не впал в ступор, когда увидел свою приемную. Это было нечто фантасмагоричное, яркое освещение тремя люстрами, стол для красивой девушки секретаря и стол для товарища лейтенанта Трезубова и множество стульев и кресел для командиров, ожидающих приема у комбрига.
   Такого не должно было бы существовать в красноармейских казармах, но оно существовало. Поэтому Артуру Любимову ничего не оставалось делать, как пройти в кабинет и расположиться в кресле, которое на порядок было удобнее колченого стула в старом кабинете. Как только он устроился в кресле, то внезапно загорелся зеленый индикатор на пульте с множеством телефонных аппаратов, послышался голос лейтенанта Трезубова и тот произнес:
   - Товарищ полковник, вы не будете против того, если я зайду в кабинет и вам представлю сотрудников вашего аппарата.
   Удивление Любимова не знало границ, он оказался в ситуации, когда кто-то за него принимает решение и навязывает людей, которых он сам не выбирал. Но и говорить слово "нет" Любимов пока не решался.
   - Хорошо! Сказал он и нажатием индикатора отключил интерком.
   Через минуту лейтенант Трезубов вошел в кабинет, а за ним потянулся небольшой хвост гражданских лиц.
   - Товарищ полковник, с нами будут работать две секретарши Надя и Таня. Они будут сменять друг друга каждые сутки, сегодня работает Таня, а завтра у нас будет работать Надя. Вашим личным водителем автомобиля станет Иван Мкртчало. Автомобиль будет выделен наркоматом внутренних дел, и сегодня его доставят в наше распоряжение. У вас также будут личная подавальщица Ольга и личный повар Саша Белых. Каждый день он будет получать наркомовский паек, и готовить вам завтраки, обеды и ужины. Помимо этого вам выделили отдельную квартиру в центре города, в которой будут работать горничной Люся, а Саша Белых будет вам готовить и там.
   Впервые в жизни Артур Любимов оказался в подобной ситуации, внутри себя он ощущал, что сейчас ему не стоит вставать в позу и отказывать от всего того, что его помощник только что перечислил. Такое его поведение, наверняка, вызовет недоумение у того человека, который санкционировал подобное действие. А может, его даже арестуют за несогласие жить по тем законам общества, куда его стремительно втягивают. Любимов утвердительно кивнул головой, он хорошо также понимал, что эти блага, по понятиям других, а не его, разумеется, свалились на его голову не просто так. Это была своего рода плата за все то, что проделал для этих людей своей работой.
   Отрешившись от этих мыслей, полковник Любимов освободил работников своего аппарата, но лейтенанта Трезубова попросил задержаться в кабинете. Он повел себя, таким образом, словно всегда занимал аналогичное положение в обществе.
   - Товарищ лейтенант, я был бы очень признателен за то, если каждый к своему приходу на столе буду находить информацию о положении на фронте. Причем, не сообщение Совинформбюро, а реальную информацию о фронте. Мне нужна будет ежедневная милицейская сводка по Москве и Московской области. Желательно, найти двух или трех молодых командиров, которые из нашего штаба получали бы информацию по всем событиям, в которых участвовали бы бойцы нашей бригады. И на основании этой информации готовили бы нашу сводку по бригаде с рассылкой только по двум адресам.
   В этот момент Любимов подумал о том, что лейтенант Трезубов поинтересуется и спросит, по каким именно двум адресам отправлять эту секретную информацию. Но лейтенант этого не сделал, он, наверняка, знал оба адреса, по которым полковник собирался направлять свою информацию. Кивнув, как и полковник, утвердительно головой, Трезубов поднялся на ноги и направился в приемную, но Любимов его остановил, протянул лейтенанту Трезубову лист бумаги с написанным от руки списком командиров бригады и попроси пригласить их на совещание к 15.00. Совещание по вопросам взаимодействия с московскими подростками началось точно в установленное время.
   В ту ночь очень многие патрули бригады останавливали или задерживали московских подростков, нарушивших комендантский час, и доставляли их в расположение Покровских казарм, где с ними специально подобранные молодые командиры бригады вели воспитательные беседы. Причем, это были не просто ничего не значащие беседы, проводимые для отметки галочкой. Это были просьбы о помощи в борьбе с превосходящими силами противника. Уже на второй день таких бесед появилась подростковая группа, которая на свои плечи взвалила все работу по общению с молодой московской шпаной, начинающими уркаганами и просто подростками.

Глава 7

- 1 -

   Утром 15-го октября 1941 года содержание приказа ГКО N 801 каким-то непонятным образом стало достоянием всех москвичей, они вдруг начали в подробностях обсуждать вместе с своими соседями и товарищами по работе. В приказе говорилось о военном положении столицы, проблеме ее эвакуации, то есть горожане заговорили о таких секретных вещах, о которых они не должен были бы попросту знать. Сам же приказ говорил:
   "В виду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:
   1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС -- т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД -- т. Берия организует их охрану).
   2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
   3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата Обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба -- в Арзамас.
   4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД -- т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).
   Председатель Государственного Комитета Обороны СССР
   И. СТАЛИН"
   Наиболее всего москвичи оказались потрясены словами, которые были употреблены в приказе, о том, что: "т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке". Все горожане эти слова восприняли, как прямое доказательство того, что Москву сдадут немецким войскам, что город защищать не будут. Именно эта часть приказа стала наиболее обсуждаемой среди москвичей всех поколений и возрастов. В частных домах, в частных и коммунальных квартирах тут же начались сборы в дорогу, в дорожный багаж начали упаковываться одежда, продукты питания, а также немало совершенно ненужных вещей на эвакуационных дорогах.
   В этом месте следует обязательно упомянуть о том, что к этому времени, к 10-му декабря 1941 года, Москва начала организованную эвакуацию своих промышленных предприятий, квалифицированных рабочих и инженеров. Эшелоны с платформами, загруженные промышленным оборудованием, а также с теплушками, выделенными под эвакуируемых специалистов, один за другим, по четкому графику, покидали Москву. Они отправлялись на Восток, - на Урал и в Сибирь! 10-го октября также, но, вероятнее всего случайно, совпали две вещи, началась организованная эвакуация, которой была охвачена только малая часть населения Москвы, и внезапно по городу распространилась информация о скором падении самой Москвы.
   Все же остальные московские предприятия, которые не вошли в заранее составленный и согласованный список предполагаемых к эвакуации фабрик и заводов, были брошены на произвол судьбы! Ни их рабочим коллективам, ни администрации ничего не разъяснялось, они как бы попросту в этом мире больше не существовало!
   Ни один член советского правительства, ни один член городского совета не выступил перед москвичами по радио, не приезжал к рабочим на предприятия, чтобы им объяснить, что же ожидает Москву в ближайшем будущем. Никто из аппаратчиков в те времена ни единым словом не упоминал слово "эвакуация", не говорил людям о том, что же это такое, как простые горожане должны были бы себя вести, покидая город, отправляясь в эвакуацию!
   А таких рабочих и членов их семейств общим счетом переваливало за два миллиона человек!
   Если молодые и неженатые рабочие оказались легки на подъем, собрав немногие одежду, они покупали батон колбасы в дорогу, и они были готовы отправляться в эвакуацию.
   В больших же рабочих семействах, где было до четырех детей, закипели немалые страсти! Женщины бились в истерике, бранились с мужьями по поводу и без всякого повода, желая понять, что им нужно брать в дорогу, чтобы детей обеспечить всем необходимым, чтобы сберечь детское здоровье на дорогах эвакуации. Не найдя нужного решения, родители начали встречаться с соседями, чтобы вместе с ними обсудить свои животрепещущие семейные проблемы. Естественным образом, но пока внутри рабочих коллективов, жилых домов начала создаваться чрезвычайно опасная ситуация готовящегося внутреннего взрыва. Тогда вместе начали собираться главы многих рабочих семейств, проживавших в одном подъезде, в одном рабочем бараком. Поначалу они по-соседски пытались разобраться в содержании приказа ГКО, а затем приступали к обсуждению вопроса, стоит ли или не стоит им отправляться в эвакуацию?! Обсуждался и такой вопрос, сможет ли рабочая семья выжить в оккупации под немцем?!
   Одним словом, глубоко запрятываемая семейная паника медленно, но верно начала пробивать себе дорогу из души простого человека на улицы и проспекты Москвы. В ходе таких соседских бесед исподволь начали расти панические настроения, в городе стремительно росла лавина ничем не обоснованных слухов. Соседи больше запугивали друг друга, нежели обменивались правдивой или достоверной информацией! Стоит также отметить, что в этот критический момент, никто из москвичей не обращался к советской прессе и радио, простые москвичи уже давно перестали доверять газетам, журналам, радио и Совинформбюро.
   Утром 15-го октября привычно и еще затемно проснулась, собралась и отправилась на работы в утреннюю смену большая часть мужского населения Москвы. Это утро пока еще некоим образом не предвещало того, что последующие двое суток, 15-е и 16-е октября 1941 года, станут самыми позорными днями в тысячелетней истории столицы великого российского государства!
   Примерно в это же самое время по Ленинградскому шоссе уже ехал взвод мотоциклетной разведки 11-й танковой дивизии вермахта. Согласно боевому заданию этот взвод должен был проследовать по Ленинградскому шоссе, ведя поиск блокпостов, засад и других различных фортификационных укреплений на пути следования 11-й и 5-й танковых дивизий вермахта. Немецкие мотоциклисты разведчики особо, а едва ползли вперед по этому грубо мощеному советскому шоссе, с подозрением поглядывая по сторонам.
   К тому же сам день 15-го октября был пасмурным и холодным октябрьским днем. Видимость на дороге была отвратительной, да и температура поигрывала, то падал мокрый снег, то шел холодный дождь. Сильный и холодный северный ветер насквозь пронизывал жиденькие шинели немецких мотоциклистов, даже, несмотря на то, что поверх шинелей мотоциклисты укутывались в резиновые дождевики для сохранения тепла, для защиты от осеннего дождя со снегом! Немецкие стрелки сидели на мотоциклах, зябко поеживаясь, некоторые из них подремывали, одновременно мечтая о том дне, когда, наконец-то, закончиться эта проклятая война с этими непонятными русскими. Никогда еще немецкая армия так долго не была задействована в боевых действиях, она уже провоевала целых три летних и два осенних месяца, но ее конца и края пока еще не было видно. Сегодня, когда русская осень демонстрировала свой откровенно гадкий характер, некоторые офицеры немецких танковых дивизий все еще говорили своим солдатам о том, что еще одно небольшое усилие и Москва поддет, тогда и война закончится!
   Унтер-фельдфебель, командовавший этим взводом мотоциклетной разведки, был совсем молодым парнем, ему еще пока не пришлось повоевать с русскими. Вчера парень был прикомандирован к 11 танковой дивизии вермахта, кто-то из командования дивизионной разведки этого молокососа прикрепил к лейтенанту Фогелю для обучения азам разведки. Но вчера вечером лейтенанту Фогелю здорово повезло, он был легко ранен русским снайпером, после чего его отправили на излечение в Германию. Этого же безусого парнишку, унтер-фельдфебеля, назначили исполняющим обязанности командира взвода мотоциклетной разведки!
   Настолько много и настолько часто происходили замены офицеров в частях и подразделениях вермахта, наступавших на Москву, что в большинстве таких случаев кадровики были вынуждены задними числами оформлять новые офицерские назначения. Так и в нашем случае, полное имя этого унтер-фельдфебель никто из стрелков и гренадеров его взвода разведки попросту не запомнил, когда он появился в их взводе!
   Сегодня, когда этот парень вступил в командование взвода, то рядовые стрелки и гренадеры сразу же обратили внимание на то, что этот парнишка фельдфебель совсем плохо ориентировался на топографических картах с непроизносимыми названиями русских деревень, поселков и городов. Как только взвод разведки покинул расположение своей части, то унтер-фельдфебель не отрывал головы от карты, сверяясь с названиями сел и деревень, пытаясь с определиться с местами, которые его взвод проезжал. В конце концов, этот фельдфебель окончательно запутался в названиях русских сел и деревень! Тогда он плюнул на работу с топографической картой, впал в дрему, только регистрируя проезжаемый его взводом километраж по брусчатке Ленинградского шоссе.
   А по сторонам этого ужасно замощенного шоссе время от времени мелькали русские деревни и села, которые своим внешним видом внушали одно только сострадание. Немецкие мотоциклисты не понимали того, почему русские люди жили в таких полуразрушенных избах, некоторые из которых провалились в землю чуть ли не до подоконников. В русских деревнях не светилось ни единого окошка, а в крестьянских дворах не наблюдалось ни малейшего движения, не мычала домашняя скотина. Но за пять месяцев войны эти немецкие солдаты и не такого насмотрелись, поэтому сейчас все эти стрелки и гренадеры сидели в колясках и на задних сидениях мотоциклов, они дремали, уткнувшись носами в складки своих шинелей.
   Впереди вдруг неожиданно возникли жилые дома какого-то русского города. Рядовые гренадеры встряхнулись от спячки, начали перекрикиваться со своим командиром взвода. Но на все вопросы своих подчиненных стрелков унтер-фельдфебель только упрямо махал рукой, требуя, чтобы взвод продолжал бы двигаться вперед. Шоссе, по-прежнему, оставалось свободным от какого-либо движения. Только ранним утром этого дня, когда взвод отправился на разведку и выезжал на это советское шоссе, то мотоциклисты внезапно наткнулся на какой-то русский легковой автомобиль, который стремительно ехал по этому шоссе. Тогда немецкие стрелки в одно мгновение располосовали его своими пулеметами МГ-34, превратив в дырявую рухлядь. Немецкие пулеметы прекрасно работали при любой русской непогоде и даже при сильном русском морозе.
   Продолжая разведку, взвод мотоциклистов проскочил через неохраняемый железнодорожный мост, переброшенный через не очень большую и пока еще не замерзшую реку, как внезапно их мотоциклы прекратили бешено трястись по ухабам и рытвинам шоссе, они начали плавное движение по асфальту. Появление асфальтируемого шоссе становилось прямым указанием того, что немецкий взвод разведки сейчас находится на самом подъезде к советскому городу.
   Когда немецкая армия пересекла границы СССР, то ее офицеры и солдаты на собственных задницах убедились в том, что между советскими городами в обязательном порядке имелись так называемые мощеные шоссе, но все они находились в ужасно плохом состоянии! Как русский человек в таких случаях говорил, не шоссе, а ухаб на ухабе! Когда же мосластые немецкие задницы вдруг получили облегчение, а их транспортные средства начинали плавно ехать по асфальтированному шоссе, то одна уж эта плавная езда говорила о том, что шоссе перешло в другое качество, оно стало улицей советского города.
   К этому моменту молодой унтер-фельдфебель, командир взвода разведки, уже и сам догадался о том, что его взвод разведки следует по городской улице какого-то советского города.
   Самым большим городом на его топографической карте была именно Москва.
   Любой бы опытный немецкий офицер на месте этого без года неделя командира взвода, тут же приказал бы свои стрелкам и гренадерам срочно развернуться и, как можно быстрее, бежать из этой городской ловушки. Но этот молодой чудак, унтер-фельдфебель, решил немного подождать, посмотреть, куда эта дорога выведет его взвод. К тому же этот молодой парень слишком уж верил в силу и мощь немецкого оружия. Пару раз он попытался по рации связаться со штабом своего полка 11-й танковой дивизии, но радиосигнал не проходил, видимо, сейчас слишком большое расстояние их разделяло. Тем временем, разведвзвод продолжал наматывать километры на колеса своих мотоциклов, продвигаясь вперед по Ленинградскому шоссе.
   Этот разведвзвод впервые с противником столкнулся на мосту через какие-то железнодорожные пути, когда он начал подниматься на этот мост, то его обстреляли красноармейцы. Два русских пулеметчика, охранившие этот мост, открыли внезапный огонь из четверенных зенитных пулеметов по приближающемуся противнику. Но, к сожалению, красноармейцы, дежурившие у пулеметов, были новобранцами и в свое время не получили толковой подготовки одиночного бойца, попросту говоря, они из пулеметов не умели хорошо стрелять. Своими внезапными пулеметными очередями молодые красноармейцы повредили два мотоцикла, ранили четырех немецких стрелка. Остальные десять немецких мотоциклов сумели развернуться и, прикрывшись от огня зенитных пулеметов возвышенностью, принялись своими пулеметами расстреливать красноармейцев, которые в этот момент с винтовками в руках пошли на них в атаку.
   После десяти минут встречного боя, разум все же взял вверх в голове командира немецкого взвода разведки, который приказал гренадерам возвращаться в распоряжение своего полка. Взвод только успел развернуться в обратную сторону, снова переехать железнодорожный мост, как мотоциклисты заметили, что в топливных баках их мотоциклов заканчивается бензин. Найти какую-либо бензоколонку в этой стране было невозможно, но на топографической карте фельдфебеля имелась отметка о наличии такой бензиновой станции в московском пригороде. Десять мотоциклов свернули с Ленинградского шоссе, и отправились на розыск этой заправки.
   В тот момент одна из женщин, мимо дома, которой проехали эта мотоциклетная колонна, подошла к телефону и, услышав родные гудки, быстро набрала городской номер. Ей ответил молодой голос:
   - Лейтенант Трезубов у телефона!
   - Немцы тут, у нас! - Испуганно прошептала эта женщина.
   - Какие немцы? Почему немцы? И где тут, у вас? - Переспросил парнишка.
   И тогда женщина, набравшись сил, попыталась четко объяснить тому парнишке возникшую ситуацию, связанную с появлением немецких мотоциклистов. Мальчишка внимательно выслушал рассказ напуганной женщины, после чего попросил ее успокоиться и ее вызов перевел на мужчину с приятным баритоном в голосе. Женщина и этому приятному баритону объяснила возникшую ситуацию. Ни разу не прервав женщину, мужчина дождался конца ее рассказа, а затем вежливо попросил:
   - Не волнуйтесь и не беспокойтесь. уважаемая! Все будет в полном порядке. Мы приняли от вас информацию! Сейчас займемся этими блуждающими немцами. Вы только время от времени позванивайте нам, чтобы проинформировать о том, чем они сейчас занимаются.
   Тогда эта неизвестная женщина совсем успокоилась, она приступила к наблюдению за немецкими мотоциклистами, обещав звонить каждые полчаса. Ее же собеседник, полковник Любимов, набрал телефон полковника Дмитрия Морозова и коротко тому приказал:
   - Поднимай по тревоге любой свой батальон! Бойцов батальона загрузить в студубеккеры! На полной скорости летите в Химки! Там сейчас объявилась блуждающая группа немецкой разведки на мотоциклах. Ты, Дмитрий, должен сделать так, но ни один из немецких разведчиков не ушел бы живым. Если твои красноармейцы смогут, то возьми пленного языка, поговорим с живым немцем. Приступай, полковник, к немедленному исполнению приказа.
   А затем на штаб бригады обрушилась лавина телефонных звонков. Москвичи начали со штабом бригады делиться информацией о появлении немецких солдат или подразделений на мотоциклах или на бронетранспортерах на улицах Москву. Москвичи в таких звонках почему-то говорили о том, что немцев они видят у Белорусского, Курского, или у Павелецкого вокзалов. Один звонивший москвич в деталях рассказывал о том, что собственными глазами наблюдает выгрузку немецких солдат из вагонов поездов, только что прибывшего к перрону Курского вокзала. Артур Любимов с внутренним удовольствием наблюдал за тем, как работали молодые командиры штаба его бригады. Что он правильно поступил, назначив лейтенанта Трезубова руководителем группы телефонных операторов. Основной задачей этих девчонок и мальчишек была успокоить звонивших людей, а не просто получить требуемую информацию.
   Полковник Любимова вернулся в свой кабинет, когда там впервые зазвонила кремлевская вертушка. С большой осторожностью Артур Любимов взял трубку в руки и произнес:
   - Алло! Полковник Любимов слушает!
   И тут же услышал голос Лаврентия Павловича:
   - Привет, Артур! Теперь с тобой можно разговаривать по безопасной линии связи, никто нас не сможет прослушать. В первых же словах хочу тебя поблагодарить за ротмистра Беляева. Цепочка, которую мы с его помощью начали раскручивать, далеко потянулась. Мои следователи работают и день, и ночь, не покладая рук, а конца и края этой цепочки пока не видно. Похоже на то, что ты в чем-то был прав! А теперь только для твоей информации, Хозяин попросил меня позвонить и сообщить тебе о том, что он Москвы, независимо от ситуации с войсками под Москвой, покидать не будет. Так, что окапывайся и готовься к боям в городе, а одним из твоих бойцов станет Иосиф Виссарионович, готовь для него винтовку.
   Когда телефонный разговор с Лаврентием Павловичем закончился, то Артур Любимов какое-то время оставался в одиночестве в этом столь роскошном для него кабинете. Все это время он думал о том, начнутся или не начнутся бои на улицах и проспектах этого великого города.
   В тот день обстановка в Москве изменялась каждые пятнадцать минут телефонные линии связи начали приносить информация о том, что в городе началось массовое увольнение рабочих. Директора заводов и фабрик, видимо, по указке своих недальновидных руководителей или по своей собственной инициативе начали выдавать рабочим небольшие суммы денег, а также трудовые книжки на руки. Произведя расчет рабочего, они ничего ему не обещали и попросту выпроваживали его за двери предприятия или завода, оставив того без средств существования. Но, как оказалось, эти руководители плохо знали свой рабочий класс! Вскоре, оказавшиеся на улице рабочие потребовали разъяснений в отношении того, что именно происходит? Но ни один из руководителей не мог им дать вразумительного ответа в отношении того, что же происходит в городе. И тогда на улицы этого великого города начал выползать монстр неподчинения, беспредела!

- 2 -

   Когда, выбравшись из окруженного немцами Киева, Артур Любимов появился в Москве, то с кем бы он ни встречался, с кем бы тогда ни разговаривал или не беседовал, все его разговоры в обязательном порядке сводились к обсуждению одного вопроса, будут ли или не будут немцы брать Москву. Начнут ли они ее штурм или же с Москвой они поступят таким же образом, как поступили с Ленинградом или Киевом, замкнув ее в мощные тиски блокады или заставив защитников города его покинуть!
   Люди, с которыми полковник Любимов разговаривал, не скрывали своего мнения, но эти их мнения полюсно разнились. Одни считали, что немцы обязательно будут штурмовать Москву, что город сейчас находится под прямой угрозой захвата и оккупации, другие же полагали, что немцы постараются окружить Москву, как с Киевом, отделив линией фронта ее от остальных регионов Советского Союза. Но чем ближе вермахт подступал к городу, тем меньше становилось защитников такой идеи, которая опровергалась на практике и самой жизнью. Немцы любой ценой стремились захватить столицу Советского Союза.
   Одна идея подменялась другой, по которой также начали высказываться многочисленные точки зрения о том, но теперь уже о том, нужно или не нужно защищать столицу первого пролетарского государства?! Одни полагали, что Москву надо обязательно защищать до последней капли крови, другие же скользко говорили о том, что в свое время Кутузов сдал Москву французам, но Россия тогда не пала, не склонила головы перед оккупантами!
   В таких разговорах Артур Любимов обращал внимание на одну любопытную деталь, которая иногда остро колола ему глаза. Говоря о сдаче или об обороне Москвы, все его собеседники почему-то внутренне оставались уверенными в том, что дела на линии фронта никогда такими плохими не станут и вопрос об обороне Москвы ни когда не станет повесткой дня! Другими словами, его собеседники попросту поигрывали общими словами, не более того, они не вкладывали в них какого-либо глубоко смысла! В иные моменты Артур Любимов тоже относил себя к категории таких людей, он и сам был глубоко уверен в том, что божественный гений Иосифа Виссарионовича может решить любимые проблемы, встающие перед государством, которое он возглавляет!
   Когда же ситуация на фронте приняла совсем дурные обороты, когда немецкие мотоциклисты действительно начали появляться на московских улицах, то Артур Любимов вдруг осознал, что внутренняя его уверенность в незыблемости советской власти поколеблена и вот-вот рухнет, что наступают смутные времена безвластия. Он вдруг начал понимать московских горожан, которые оказались в еще более худшем положении, они были попросту брошены городскими властями на произвол судьбы, были низведены до полного непонимания происходящих событий, как на фронтах под Москвой, так и в самом городе. Горожане до глубины души оказались перепуганными обывателями каждодневной информацией о кровавых злодеяниях, творимыми фашистами в захваченных советских городах или на захваченных территориях. В октябре месяце они оказались предоставленными самим себе даже государством, которое в свое время им запрещало думать инакомысляще.
   Именно в середине октября в жизни простого москвича наступил критический и переломный момент, когда внутренний страх этого человека перед наступающей смертью в лице немецкого солдата начал пересиливать его же страх перед неотвратимостью наказания за непослушание городским властям. Причем этот смертный страх был выплеснуться готов через пологи домов на московские улицы и проспекты, чтобы под собой погрести все то хорошее, что москвичи нажили в своей городской жизни - порядок, спокойствие и относительное процветание!
   К тому же сами местные или городские власти как бы самоустранились от решения всех этих проблем и страхов, которые будоражили население столицы великого государства пролетариата и крестьян! Вот уже в течение длительного времени они вообще не появлялись в поле зрения горожан, ими также не был предпринят ни единый шаг для того, чтобы действенным правлением развеять все их смертные беды и страхи своих же москвичей. Сегодня, как это чувствовал Артур Любимов, наступал критический момент, когда страхи законопослушного москвича достигли такого уровня и такого накала, когда средний горожанин внутренне был готов перейти, перешагнуть Рубикон, разделявший закон и эти внутренние страхи москвичей. И тогда, как это снова понимал Артур Любимов, Москва начнет тонуть в полном безвластии, на улицы города выплеснется черная паника, которая в той или иной мере, но обязательно затронет каждого москвича.
   Артур Любимов хорошо понимал, что речь идет, по крайней мере, о полутора-двух миллионах горожан, которые могут оказаться захваченными паникой, попадут под ее непосредственное влияние. Когда паника заставит москвичей выйти на улицы, то большинство грабежей и поджогов, как он полагал, будут связаны с гастрономами, продуктовыми магазинами и лавками. Любая паника несет в себе все же некоторую осмысленность, москвичи в том положении, в котором они оказались в октябре 1941 года, были вынуждены первым делом думать о решении проблемы продуктовых запасов или для своего последующего выживания в оккупированном городе, или на период бегства из него! Причем, грабежи продуктовых магазинов могли принять массовой характер, в результате чего москвичей, принявших участие в октябрьской панике, было практически невозможно остановить.
   Но пока мы вели разговор о панике, в которой могли принять законопослушные граждане, добропорядочные москвичи, которых еще можно было бы остановить, не позволить им быть захваченными этой паникой! Но нам не следует забывать и о другом очень важном факторе, что вокруг этих двух миллионов добропорядочных горожан, роились городской криминалитет, фронтовые дезертиры, мародеры. Причем, их в городе были не десятки или пара сотен человек, а несколько, если судить по секретным сводкам НКВД, сотен тысяч человек, которые уже нарушили законы военного времени, сейчас они в Москве укрывались от действия этих законов.
   Целая армия военных и гражданских преступников с оружием в руках пребывала на территории Москвы в октябре 1941 года. Если же законопослушному москвичу еще требовалась дополнительная раскачка или он должен был бы оказаться в совершенно для него невыносимых условиях для того, чтобы преступить действующий закон, то преступные отщепенцы ни в чем таком уже не нуждались. Став уголовниками уркаганами, дезертировав из армии, криминалитет тем самым уже преступил закон, а сейчас ожидал удобного момента, чтобы выйти на улицы города и, ради спасения себя и своих жизней, начать грабить, убивать, набивать златом свою мошну.
   Артур Любимов прекрасно понимал, что, если в действиях с законопослушными москвичами, красноармейцам его бригады следует проявлять всяческую предосторожность, чтобы тем самым их не подвинуть на преступления против действующих законов. А для того, чтобы отдельные случаи паники не переросли бы во всеобщую панику с участием миллионов горожан, это в свою очередь бы означало, что красноармейцам его бригады надо было бы железной рукой очищать Москву от криминального элемента! Не позволить криминалитету объединиться с недовольными рабочими, уничтожить их, прежде чем они начнут вместе с рабочими организовывать грабеж магазинов и поджогов.
   Тяжело вздохнув, полковник Любимов вызвал к себе начальника штаба бригады полковника Молокова. Некоторое время они обсуждали повторную возможность проведения зачистки рабочих бараков, а также других мест, в которых криминалитет мог бы базироваться. Вдвоем они тщательно проработали боевые задачи на день каждому полку бригады, набросали краткие схемы осуществления той или иной операции. В ходе обсуждения планов сегодняшнего дня Любимов и Молоков пришли к единому мнению о том, что пока не будет получено достоверной информации о прорыве немецких частей в город, подразделения бригады на улицах города использовать до ротного уровня. Такое использование частей и подразделений бригады, позволяло им патрулировать, держать под своим контролем, как можно больше московских улиц и кварталов.
   Оба полковника пришли к твердому убеждению в том, что их бригаде не следует более устраивать облав с применением полков или даже с участием батальона. Усиленная бригадными разведчиками каждая рота бригады была способна окружить и произвести зачистку любого подозрительного барака, проверить документы у проживающих в нем горожан, а затем в течение пары часов его обыскать. Причем, бойцами этой роты могут быть задержаны все лица без документов или с оружием на руках, еще в бараках можно будет произвести селективный отбор задержанных. Те, кто будет задержан с оружием в руках, будут передаваться в руки комендантского взвода капитана Владимира Лыкова. Лица, задержанные из-за отсутствия документов, будут направляться в то место, где с ними проведут предварительные беседы. В зависимости от результата допроса, они будут передаваться или в ведение НКВД, или в ведение московской милиции.
   Затем в кабинете полковника Любимова собрались командиры бригады, до внимания которых были доведены принятые командованием решения. Затем прошло совещание, на котором обсуждались операции по проверки документов, которые должны были проводиться в рабочих бараках и в жилых домах.
   Командиры, с большим удобством расположившись на стульях за широким и длинным столом, попивая чай из стаканов с подстаканниками, внимательно слушали своего командира бригады. Затем полковник Алексей Молоков подробно описал действия каждого ротного командира, передал ротным и батальонным командирам карты города с подробным описанием маршрута следования каждой ротной колонны по городским улицам. За ночь каждая рота должна было отработать один барак! Городская милиция для сопровождения или для поддержания операции не привлекалась. Районные отделения НКВД также заранее не уведомлялись об осуществлении такой операции. Каждый командир роты получал сопроводительное письмо за подписью товарища Берия, наркома внутренних дел. В письме говорилось о том, что данный командир роты действует по его личному указанию.
   Лаврентий Павлович долго ломался и не хотел подписывать такое количество писем, в которых простой командир роты действовал как бы по его приказу, но ни словом не говорилось о том, а какая именно операция осуществлялась. К удивлению Артура, наркома внутренних дел уломал его адъютант, лейтенант Трезубов. В самый накал телефонного разговора полковника с наркомом этот лейтенант совершенно неожиданно попросил Любимова передать ему телефонную трубку. Тот с громадным удивлением в глазах, протянул лейтенанту Трезубову телефонную трубку, а лейтенант Трезубов попросту заявил Лаврентию Павловичу о том, что сам лично проследит за прохождением каждого такого письма. Этим лейтенантским заявлением вопрос был решен и закрыт, вскоре фельдъегерь доставил в штаб бригады письма, подписанные наркомом Берией.
   Когда совещание закончилось, перед самым выходом из кабинета командира бригады, один из ротных командиров поинтересовался, задав вопрос о том, а кто же это такой капитан Лыков. В кабинете командира бригады тотчас же воцарилась тяжелая и гнетущая тишина. Некоторые командиры хорошо знали о целях, с которыми капитан Лыков появился в их бригаде, другие же мало чего знали о комендантском взводе этого капитана.
   Полковник Любимов в тот момент стоял у своего стола, он беседовал с подполковником Николаем Гавриловым, на роты его полка и полка Андрея Снегирева ложилось основное бремя выполнения этой ночной операции. Артур повернулся лицом к командиру роты, капитану, задавшему этот вопрос и постарался ему объяснить:
   - Товарищ капитан Лыков временно прикомандирован к нашей бригаде, он и его бойцы комендантского взвода исполняют весьма специфические функции. Они приводят в исполнение судебные приговоры и вердикты трибуналов.
   - Так он палач что ли? Будет расстреливать невинных людей?
   - Вы не правы, товарищ командир роты! Вам не следует в таком непримиримом тоне говорить о человеке, которого вы не знаете и с которым не знакомы. Для вас, товарищ командир роты, я во второй раз разъясняю, что взвод товарища капитана Лыкова приводит в исполнение смертные приговоры судов и трибуналов. Если вам недостаточно этих моих слов, то задержитесь, немногим позже я задачи, которая стоит перед комендантским взводом капитана Лыкова!
   Артуру Любимову не понравилась вопрос, да и сам этот разговор с ротным командиром. К слову сказать, это и не было разговором в истинном понимании слова, а была какой-то непонятной перекличкой двух совершенно разных людей. Такое понимание ситуации более всего и обеспокоило полковника Любимова.
   В этот момент Артур Любимов заметил начальника Особого отдела своей бригады, майора Немчинова, который собрался покинуть его кабинет. Он взмахом руки обратил на себя его внимание. Когда Алексей Немчинов в нему подошел, то Артур поинтересовался тем, как прошла проверка командиров бригады.
   До крайности удивленный таким неожиданным вопросом, майор Немчинов осторожно пояснил своему командиру, что Особый отдел бригады никаких проверок командиров особой бригады не проводил и не планирует проводить. Тогда Артур в свою очередь пояснил майору суть своего вопроса. Он сказал, что его не интересуют командиры бригады, которые ранее служили, отбывая свое наказание, в его штрафной роте. У него с такими командирами проблем не было! Сейчас же его интересовали те командиры бригады, которые были переведены в бригаду тогда, когда он находился в киевской командировке, и с ним, как командиром бригады, их кандидатуры не обсуждались.
   Майор Немчинов весьма серьезно воспринял обеспокоенность командира бригады к данной проблеме, пообещав Любимову немедленно заняться решением этой проблемой.
   Весь день, 15-го октября 1941 года, части и подразделения бригады особого назначения, разбитые на патрули, провели на московских улицах. Красноармейцы и командиры бригады вовремя появлялись в тех местах, где наблюдались какое-либо волнение, собиралась молодежь или люди пожилого возраста. Патрули проходили по улицам, заходили в торгующие точки, интересуясь у продавцов, как идет торговля? Или же эти самые патрули проверяли замки, на которые были заперты другие магазины. В московском пространстве ощущалось какое-то общее волнение. Вся Москва внешне выглядела пока еще спокойно, но появились признаки того, что это спокойствие может быть нарушено в любую минуту.
   Вечером, когда стемнело, студебеккеры с бойцами в кузовах один за другим покидали ворота Покровских казарм. Третий полк полковника Дмитрия Морозова снова уходил на патрулирование города. Второй полк подполковника Снегирева из Спасских казарм ротными колоннами отправлялся на зачистку рабочих бараков в Лефортово, а первый полк подполковника Николая Гаврилова - для зачистки Сокольников.

- 3 -

   Полковник Любимов шел вдоль строя гражданских лиц, выстроенных в две шеренги, которые стояли у задней стены своего барака. Этот рабочий барак в Сокольниках своим внутренним интерьером, расположений жилых комнатушек, центральной кухни, туалетов ничем не отличался от барака номер пять по Малой Почтовой улице. Разве что тем, что в нем гражданских лиц проживало несколько больше, чем в бараке номер пять. Артура Любимова всегда удивляло способность человека выживать и здравствовать в таких местах, где бы ни одно другое разумное животное не выжило.
   Люди в шеренгах стояли как кучками, семьями, отец, которым обычно был мужчина в возрасте сорока-пятидесяти лет, выдвинувшись слегка вперед, чтобы своими плечами и грудью прикрыть жену и детей в возрасте тринадцати-пятнадцати лет. Но были и семьи, в которых женщины исполняли роль главы семейства, на шаг впереди они стояли плечо в плечо со своими мужьями. А одна женщина с младенцем на руках вообще стояла впереди своего мужа и других троих детей, сплошь одними мальчишками. В строю было немало подростков, парней и девчонок, с которыми было совсем плохо. Если взрослые, их отцы и матери, уже научились скрывать выражение своих лиц, то мордашки этих шестнадцатилетних выражали сплошную ненависть. Они всей своей маленькой и растущей душой ненавидели красноармейцев роты старшего лейтенанта Голубцова.
   Ровно в полночь бойцы роты старшего лейтенанта Голубцова незваными гостями ворвались этот барак, расположенный на одной из парковых улиц Сокольников. Они потребовали, чтобы главы семейств брали с собой документы, одевались бы теплее, на улице было морозно, и выходили строиться бы на улицу, после чего будет проведена проверка документов. Жильцам бараков не давали времени на то, чтобы они осознали то, что с ними сейчас происходит. Семьи под наблюдением двух-трех разведчиков проходили по коридорам барака и выходили на улицу к противоположной от входа стене барака, где их другие красноармейцы, молча, только изредка подталкивая прикладами винтовок и автоматов, выстраивали вдоль этой стены. Таким эффективным способом освобождалась одна жилая комната за другой, а всего таких комнатушек в бараке было восемьдесят.
   Когда на построение была выведена вторая сотня жильцов, то внезапно в этой страшной тишине сначала послышался треск кем-то разбитых стекол окна, тут же металлически оглушительно прогремела короткая автоматная очередь. Через секунду послышался долгий, завывающий и почти звериный крик женщины, от которого Артуру Любимову захотелось сжаться в комок и исчезнуть из этого мира. Женщина выла, каталась по земле и кричала:
   - За что? За что, гады, убили моего Серегу? Ничего плохого он вам не сделал!
   К полковнику подбежал старший лейтенант Голубцов, который мало чем походил на нормального командира РККА. Дрожащую руку старший лейтенант поднес к виску головы и отрапортовал:
   - Парень в возрасте двадцати лет пытался бежать через окно барака! Он убит автоматной очередью сержанта...
   Артур Любимов жестом руки прервал рапорт командира роты. Ему было понятно, что сейчас произошло именно то, что и должно было произойти, к чему они так готовились. Парень дезертировал из армии, у него не хватило смелости на то, чтобы сдаться властям и пойти по суд, который, возможно, присудил бы его опять-таки к расстрелу. Вот и попытался парень использовать свой единственный шанс спастись! От этой мысли ему и, по все очевидности, капитану Голубцову стало настолько мерзко, что им обоим захотелось отойти в сторонку и застрелиться. Но ни полковник, ни старший лейтенант этого так и не сделали, с бледными лицами они продолжили наблюдать за тем, как красноармейцы работали с жителями этого барака!
   Последнюю семью привели из барака и поставили последними в этой длинной очереди желающих пройти проверку документов, получить индульгенцию на спокойную жизнь. Но для начала все жители этого барака должны были пройти все уровни ада. Полковник Любимов, затянутый в шинель начал обход этих двух шеренг жильцов барака, чтобы тут же убедиться в том, что работе его ментального зонда сильно мешают дети. Они настолько крепко и сильно его ненавидели, что их мощные флюиды ненависти перебивали ментальные каналы и не позволяли ему разобраться в том, что же на деле думали взрослые. Он тут же прекратил свой проход, вышел в центр строя и громким командным голосом произнес:
   - Граждане, прошу сохранять спокойствие и не оказывать сопротивления законным властям! После проверки документов, вы вернетесь к нормальной жизни и работе. Будут арестованы и препровождены в изоляторы временного содержания только те граждане, у которых не окажется документов или правильно оформленных документов. Но и их отпустят на свободу, если они докажут правильность своих документов. Для убыстрения процесса проверки паспортов, прошу глав семейств на два шага выступить вперед.
   Передняя линия шеренги качнулась и сделала два шага вперед, но тут же заголосила малышня, ей не понравилось, почему папа и мама ушли вперед, а их оставили на месте. Они попытались воссоединиться со своими родителями, но перед ними вдруг выросла стена из людей с оружием, красноармейцы ласковыми голосами начали уговаривать эту барачную мелюзгу оставаться на своем месте.
   Артур Любимов зашагал вдоль строя, сознание детей фонило в ментальном диапазоне, но все же позволяло полковнику разбираться в том, о чем же думали их родители. Вслед за полковником шли взводные командиры роты, которым было поручено вести проверку паспортов. С первыми двумя семьями было все в порядке, они имели действительные паспорта, правда, вторая семья имела на одного сына больше, чем было записано в их паспорте. Это был шестнадцатилетний парень с умным и вдумчивым взглядом карих глаз, он стоял вместе со своими братьями, мал, мала меньше, а самого младшего из них нежно держал на руках. Немного подумав, Артур Любимов решил не поднимать по этому вопросу паники, а вернуться к нему, когда пройдет весь строй.
   Глава третий семьи был явно дезертиром, вместо паспорта он лейтенанту Кислову протянул на проверку красноармейскую книжку. Лейтенант кивком головы попросил его выйти из строя и отойти в сторону, где должны были быть собраны выявленные дезертиры. Парень, молча, поцеловал плачущую супругу, двух детей и, понурив голову, отправился на указанное место. Артур стоял и смотрел на дезертира Ивана Зубина, который пять лет назад приехал в Москву по лимиту. За это время он успел жениться, с супругой нарожать детей. Повозившись в мозгах этого парня, Любимов уже знал о том, что рядовой красноармеец Зубин не враг своему отчеству. Его полк был разбит под Ржевом, а этот красноармеец пешком добрался до Москвы, чтобы спрятаться у своей супруги.
   Артура Любимова очень обеспокоило семейство некого рабочего Грымзина, которое проживало в комнате номер шесть. С документами у них было все в порядке, все дети самым аккуратнейшим образом были перечислены в паспортах матери и отца. Но как это могло случиться, чтобы в этой же комнате был найден труп красноармейца и два пистолета ТТ с четырьмя обоймами. Что-то внутри полковника Любимова останавливало от разбирательства всего вышеуказанного на этом месте, поэтому он приказал разведчикам, все семейство отдельным студебеккером отправить в расположение бригады и уже там провести расследование.
   Когда Артур Любимов прошел весь строй, то даже простому глазу было заметно, насколько сильно поредели его ряды. Тридцать человек, мужчин, женщин и взрослых подростков не имели паспортов или каких-либо других документов, свидетельствующих о том, что же они собой представляют. В десяти комнатушках было найдено оружие, два автомата шмайсер, две винтовки СВТ38 и шесть пистолетов.
   Главам этих семейств старший лейтенант Голубцов разъяснил ситуацию. Заодно он их проинформировал их о том, что, если до десяти утра следующего дня они не дадут правдоподобного и документального разъяснения того, как оружие попало в их жилые комнаты, то они без суда и следствия будут расстреляны. Мужики утвердительно кивнули ему головой в знак того, что все поняли, и сами, без команды, сложив руки за спину, медленно побрели к грузовикам. Их жены стояли и молчали, никто из них не кричал так, как та первая женщина, чьего мужа расстреляли на ее глазах, но женские слезы потоком катились из их глаз. Эти женщины давно поверили в то, что бедные и несчастные люди никогда не найдут правды на этой земле.
   Тогда Артур Любимов вспомнил о парне с карими глазами, имя которого не было упомянуто ни в паспорте матери, ни отца. Он чувствовал дикую усталость, истощенность своего головного мозга. Ему страшно хотелось вернуться в свой новый кабинет, отвернуться от всех бед и несчастий, поставить между собой и жизнью секретаршу Надю или Таню и забыться в комфорте и уюте. Но этого парня на месте не оказалось, а его младшие братья испуганно жались друг к другу. Полковник Любимов своим ментальным зондом проник в их сознание, на него тут же обрушилась лавина детских страхов и непонимания сложившейся ситуации. С большим трудом, на грани своей способности, Артуру Любимову удалось все-таки выяснить, что никакого парня они не знают, а страшно бояться за отца и мать. Тогда Артур подошел в женщине, матери этой подрастающей московской шпаны, и строго посмотрел ей в глаза.
   Губы женщины начали сами собой нашептывать:
   - Мы не знаем, кто он? Он просто зашел в нашу комнату и сказал, что на время останется с нами. Когда отец ему строго сказал, что у нас нет на него документов, то этот парень ответил, чтобы мы по этому вопросу не беспокоились, что он может влиять на разум человека. Мы ему поверили.

Глава 8

- 1 -

   В пять часов утра полковник Любимов через приемную прошел в свой рабочий кабинет, он сильно удивился тому, что в такую несусветную рань весь его аппарат, обе секретарши и лейтенант Трезубов, находились на рабочем месте. Когда Артур перешагнул порог приемной, обе девушки и лейтенант поднялись на ноги и, вот так стоя, молча приветствовали его появление. Лейтенант Трезубов приложил правую руку к виску головы, на которой красовалась новенькая фуражка с малиновым околышем. Молча кивнув им головой в ответ, полковник Любимов прошел в кабинет, скинул с плеч шинель и, находясь в добром тепле, расправил свои плечи. Сейчас было бы неплохо и душу погреть горячим чайком. Артур протянул руку к интеркому, чтобы попросить секретарш приготовить и принести себе чая, но в этот момент синими всполохами света замигал аппарат первой кремлевки.
   Немного удивившись столь раннему звонку по правительственной линии, Артур взял трубку аппарата и произнес уже такой ставшую привычной фразу:
   - Алло! Полковник Любимов слушает!
   Он тут же услышал в ответ разгневанный голос Лаврентия Павловича, который не говорил, а почти кричал в микрофон телефонной трубки:
   - Полковник Любимов, ты, мать твою, что там по ночам творишь и себе позволяешь? Этой ночью всю Москву с ног на голову поставил! По всей Москве проводишь не санкционируемые обыски и аресты. Да не в одном месте, а в стольких местах, что вся Москва проснулась, и с дрожью в ногах ожидала появления твоих красноармейцев, которые чуть что не так, всех арестовывают! Многие люди начали мне звонить среди ночи о творимом беззаконии неким полковником Любимовым. Ты же, Артур, сам мне говорил о том, что сегодня рабочие бараки нам не по зубу.
   - Товарищ нарком внутренних дел, вы не могли бы мне представить списочек тех людей, которые вам ночью звонили по поводу операций, проводимых бригадой особого назначения. Этих людей я включил бы порядка ради в список подозреваемых лиц, которыми после десяти часов должен заняться капитан Лыков?!
   - Ты, что, Артур, расстреливать людей без суда и следствия собрался?!
   - Пользуясь случаем, и довожу до вашего сведения, товарищ народный комиссар по внутренним делам Советского Союза, что сегодня, 16-го октября 1941 года комендантский взвод капитана Лыкова расстреляет первую партию в тридцать подозреваемых в десять часов тридцать минут утра. Эти тридцать человек не имели на руках гражданских паспортов, по всем явным показателям они дезертировали из армейских подразделений. Следующая партия в двадцать человек будет расстреляна в одиннадцать часов тридцать минут. - Монотонным голосом, без единой человеческой интонации начал рапортовать полковник Любимов. - Двести два человека временно задержанных я передам для проведения дальнейших расследований в органы НКВД. И только попробуйте выпустить какого-либо человека без проведения соответствующего дознания! Как только узнаю о таком факте, то немедленно доложу товарищу Сталину.
   - Подожди, не спеши, Артур, ты хочешь сказать мне о том, что раскрыл заговор...
   - Нет ничего подобного я вам, Лаврентий Павлович, не говорил! Все, что я пытаюсь сейчас сделать, так это обезглавить ту гидру, которая сейчас пытаются устроить всеобщую московскую панику, вывести москвичей на улицы, заставить их принимать участие в насилии и грабежах. Лаврентий Павлович, вы представляете, что произойдет, когда полтора-два миллиона москвичей выйдут на московские улицы и попадут под пулеметы энкеведешных заградотрядов. Погибнут сотни тысяч невинных людей, Москва может быть сдана немцам! После такого массового кровопролития встанет вопрос о самом существовании советского государства.
   - Откуда, Артур, ты узнал о существовании московских заградотрядах войск НКВД? Решение по созданию таких отрядов только что принято, о нем никто не знает. Это государственная тайна?! За ее нарушение, Артур, знаешь, что полагается, - расстрел!
   - Лаврентий Павлович, но я все же надеюсь, что это не лично ваше, ни Иосифа Виссарионовича решение, бросить на пулеметы миллионы москвичей?
   - Нет, конечно! Хозяин, между прочим, сам страшно переживает по этому поводу. Сегодня он сильно полагается на полководческий талант и удачу товарища Жукова, что этот маршал сможет отстоять Москву. Поэтому сейчас сам работает в качестве простого железнодорожного диспетчера, перегоняет войска из Сибири и Дальнего Востока в Москву. Слушай, Артур, а ты, может быть, и прав, утверждая, что существует некто, который прилагает невероятные усилия для того, что Советский Союз исчез с лица земли и для достижения такой цели не брезгует никакими средствами. Одним словом, эту тему нам следует в дальнейшем развивать, а список тех, кто звонил мне по твоему вопросу, я обязательно тебе пришлю, тем более, что он уже ведется. Не можешь ли мне в паре слов рассказать, чем собираешься сегодня заниматься?
   - Сегодня ночью операции по проверке у москвичей документов будут повторены, но уже в больших масштабах. Части и подразделения бригады, по-прежнему, будут нести патрульно-постовую службу на улицах города. Также планирую проводить отдельные операции по ликвидации бандгрупп и скрытых отделений "пятой колоны".
   В шесть часов утра начало работу Московское Радио. Сразу же после звучания гимна СССР в эфир должен был пройти очередной выпуск Совинформбюро, в котором Левитан должен был оповестить население Советского Союза об успехах и неудачах РККА за прошлый день. Несмотря на то, что многие советские граждане попросту не верили в эти официальные сообщения Совинформбюро, слишком уж разнилось то, что в действительности происходило на фронте с тем, что сообщалось в выпусках Совинформбюро, сообщения Левитана слушал весь Советский Союз!
   Артур Любимов подошел к большому ламповому радиоприемнику, стоявшему на отдельном столике в его кабинете, начал его настраивать на волну Московского Радио.
   - Что это тебя потянуло на то, чтобы слушать сообщения Совинформбюро? - Лениво поинтересовался капитан Бове, он только что вернулся в казарму после того, как разведчики его роты отработали с полком Николая Гаврилова, и сразу же прошел в кабинет командира бригады. - Лучше бы ты берлинское радио послушал бы! Оно больше правды говорит, чем наше Совинформбюро.
   - Так же врут, как и Совинформбюро! - Грустно констатировал его друг полковник Любимов. - Только немцы врут немногим более грамотно. Не говорят нелепые глупости, а наши этого не стесняются. Но сегодня в эфире должно кое-что произойти. Я об этой возможности уже разговаривал с Берией, но он мне не поверил, что такое вообще может произойти. Только что мне звонил и по-прежнему стоит на своем. Говорит, что его специалисты этот слух проверяли, что такая возможность чисто по техническим причинам не может произойти. Мол, нельзя одну радиоволну на другую волну наложить. Правда, пообещал в шесть часов утра быть у себя в кабинете, чтобы послушать Московское Радио и сводку Совинформбюро. Но у меня что-то волна не ловится, может быть, ты, Жора, мне поможешь?!
   Бове легко поднялся на ноги и, повращав верньер волны, и в ту, и в другую стороны, быстро находит московскую волну, а затем настраивает ламповый радиоприемник "Ленинград" на чистый прием звука. Первое время они оба внимательно вслушивались в голос Левитана, зачитывающий список городов, взятых немцами. Потом терпения у Бове не хватило, и капитан разведчиков поинтересовался у своего командира:
   - Ну, чего ты, Артур, ждешь? Выпуск, как выпуск Совинформбюро, много неправды, но одна правда имеется. Это...
   - Подожди ты, балабол несчастный! - Артур резко прервал своего друга разведчика.
   Левитан закончил чтение выпуска Совинформбюро, затем он объявил о том, что сейчас его слушатели могут послушать "Марш авиаторов", популярную в те годы мелодию. Артур успел увеличить громкость звука, в кабинете послышался бодрый и бравурный мотив этого марша. Только он почему-то исполнялся на немецком языке, в комнате хорошо слышались такие немецкие слова, как:
   "Знамёна ввысь, бойцы ряды сомкнули,
   Идут СА -- коричневые львы.
   Бойцы, погибшие от красной пули,
   Незримой силою вливаются в ряды".
   - Артур, я не понимаю, что это такое? - Поинтересовался растерянный капитан Бове. - Это же не "Марш авиаторов", это...
   - Да, ты абсолютно прав, мой друг, это неофициальный гимн германских нацистов "Хорст Вессель". Я не знаю, каким образом немецкая разведка проникла на Московское Радио и вместо "Марша авиаторов" выдала в радиоэфир своего "Хорста Весселя", но эта ее вылазка достигла своей цели. Теперь вся Москва, наверняка, поверит тому, что немцы сегодня возьмут город, раз Московское Радио передало в свой эфир этот нацистский гимн "Хост Вессель".
   В этот момент исполнение "Хорст Весселя" прервалось на середине ноты. Некоторое время Московское Радио хранило полное молчание! Вскоре в его эфире появился привычный голос Левитана, программы Московского Радио возобновились и пошли своим чередом, согласно расписанию на 16 октября 1941 года. Никто из руководителей Московского Радио не извинился за техническую ошибку, не объяснил, почему такое могло произойти непосредственно в эфире. Московское радио, как ни в чем не бывало, продолжало свою обыденную работу!
   Артур Любимов подошел к интеркому и связался с начальником штаба бригады полковником Алексеем Молоковым:
   - Алексей, поднимай бригаду по тревоге, выводи ее на московские улицы. Основная задача полков и батальонов - наведение и поддержание общественного порядка и спокойствия в жилых московских кварталах, в районах расположения станций московского метрополитена, на железнодорожных вокзалах и на шоссе, уходящих на север и восток из Москвы. В районы густого проживания городского населения вместе с батальонами направлять пожарные машины с заранее подготовленными расчетами, которые обучены действовать в экстремальных ситуациях.
   Приказываю, любой ценой не позволить, всячески этому препятствовать, чтобы паника, начавшаяся в отдельно взятом районе, в отдельной городской точке, не могла распространиться бы на всю территорию Москвы. Обратить внимание командиров бригады всех рангов на то, что они несут полную и личную ответственность за положение в том или ином городском квартале, в котором работают их части и подразделения красноармейцев. Они обязаны любыми средствами предотвращать грабежи государственных магазинов, прямое насилие над горожанами запрещается. Если уговоры не действуют, то разрешаю применить табельное оружие, открывать огонь в воздух. Задерживать и расстреливать на месте вооруженных грабителей и дезертиров. Если у командира не поднимается рука на то, чтобы расстреливать своих же граждан, то таких грабителей и дезертиров срочно отправляйте в распоряжение взвода капитана Лыкова. Этот капитан до конца выполнит свой солдатский долг перед родиной.
   Получив подтверждение Алексея Молокова, что его приказ понят и принят к исполнению, Артур Любимов повернулся лицом в сторону капитана Бове, долго на него смотрел, не произнося ни единого слова. От такого долгого взгляда капитан разведчик вдруг забеспокоился, он начал поправлять идеально сидящую на нем гимнастерку. В конце концов, он все не выдержал пристального взгляда своего друга, осторожненько у него поинтересовался:
   - Что-то во мне так тебе не понравилось, товарищ полковник? Как видишь, я свои волосы даже под полубокс постриг!
   В этот момент в кабинет командира бригады зашел лейтенант Трезубов, он вытянулся и доложил:
   - Товарищ полковник, только что из приемной товарища Сталина звонил товарищ Поскребышев. По приказу товарища Сталина он поинтересовался, чем на данный момент занимается бригада особого назначения. Зная о том, что вы бригаду только что подняли по тревоге, я взял на себя смелость и товарищу Поскребышеву доложил о том, что наша бригада поднята по тревоге и всем составом рядовых и командиров выходит на московские улицы для наведения и поддержания общественного порядка и спокойствия. Удовлетворенный моим ответом, товарищ Поскребышев сказал, что я дал ему именно такой ответ, который ожидал, поэтому он полностью удовлетворен нашим разговором..
   - Спасибо, товарищ лейтенант! Спасибо, Володя, за то, что освобождаешь меня от лишних разговоров. Впредь поступай аналогичным образом, товарищ лейтенант Трезубов. -
   Лейтенант Трезубов четко развернулся через левое плечо, он тут же покинул кабинет комбрига. Затем Артур Любимов снова посмотрел на капитана Бове и поинтересовался:
   - Жора, а твои разведчики готовы выполнить специальное задание командования бригады?
   - Так точно, товарищ полковник! Разрешите доложить вам о том, что разведчики отдельной роты разведки бригады особого назначения, готовы выполнить любое задание своего командира бригады!
   - Любое говоришь, Жора, задание твои ребята готовы выполнить?! Ну, что ж, мы на это посмотрим, когда окажемся в действительно настоящем деле!

- 2 -

   С раннего утра 16-го октября 1941 года Москва выглядела взбудораженной, не выспавшейся и как бы плохо причесанной красивой девицей. Только поднявшись с постели, она была всем и вся недовольна.
   Причем, город проснулся с уже отвратительным настроением из-за вчерашних событий, это настроение все более портилось с каждым последующим часом. Одним словом, в городе явственно ощущалась тревога, в нем все замерло в ожидании больших и тревожных событий. Какая-либо достоверная информация полностью отсутствовала, в октябре москвичи жили одними слухами или тем, что "кто-то чего там видел и рассказал". Находились свидетели, которые клялись и божились, что собственными глазами наблюдали бой московской краснознаменной милицией с немецкими велосипедистами в Нескучном саду Центрального парка культуры и отдыха имени Горького. Одна только народная молва и слухи и циркулировали по этому большому и такому красивому городу. Москвичи яростно самих себя убеждали в том, что через день или два, немецкие войска войдут в их город.
   Тем не менее, рабочие, пока еще не уволенные с московских фабрик и заводов, с должным послушанием просыпались этим ранним утром, чтобы отправиться на работу в свои утренние смены. За шесть лет работы московского метрополитена рабочие уже привыкли им пользоваться, добираясь до своих фабрик и заводов. Но сегодня все станции метрополитена их встретили закрытыми дверями, мрачными лицами контроллеров наземных станций. Не было никакой дополнительной информации, здраво разъясняющей причину того, почему метрополитен был закрыт именно сегодня. Подошедшие к станциям метро люди, постояв некоторое время у закрытых дверей метрополитена, разворачивались и пешком побрели на фабрики и заводы.
   В некоторых кварталах Москвы в тот же день не работал и другой общественный транспорт, - автобус, троллейбус или трамвай. В таких кварталах действовал только один вид общественного транспорта, до нужного места каждому желающему приходилось добираться на своих двоих. Опять-таки, как и в случае с метрополитеном, не было предварительной информации в отношении причин, почему в том или ином квартале не работал трамвай или автобус.
   Москвичи продолжали толпиться у станций метрополитена, на трамвайных, автобусных и троллейбусных обстановках, они перешептывались, обмениваясь предположениями и слухами в отношении того, почему эти события происходят именно сегодня. В этих толпах слышались испуганные голоса, которые открыто говорили о том, что город остался без партийного и городского руководства, что немцы у городских ворот или что немецкие танки входят в город.
   Только отдельные москвичи возвращались обратно домой в семьи, большинство же продолжало свой путь на работу. Для многих москвичей работа, была единственным средством существования для всей семьи, когда нужно было накормить неработающую жену трех или четырех детей, особенно потребность в деньгах ощущалась в эти военные и очень тяжкие времена. Такие москвичи любыми средствами стремились добраться до своей работы! Добравшись, они вдруг там узнают о том, что и они уволены, что должны получить расчет и трудовую книжку на руки. Что они стали никому не нужными и безработными людьми. В полный рост перед такими рабочими и их семьями вставал вопрос о предстоящем голодном существовании, но даже эти москвичи пока еще не помышляли о бегстве из своего родного города.
   Такие москвичи и члены их семейств не знали и не могли знать о том, что многие директора и управляющие московскими предприятиями, фабриками и заводами, решили воспользоваться сложившейся ситуацией, когда партия и НКВД ослабили над ними свой контроль, они решили срочно покинуть Москву, спасая только свои души бегством из города. Причем, управленцы по своим меркам поступали очень разумно, на период бегства из города они старались обеспечить самих себя и членов своих семейств деньгами, продуктами питания и транспортом, разумеется, за чужой счет. О других членах социалистического общества, товарищах или коллегах по работе или по партии, они попросту забыли.
   Эта небольшая привилегированная часть москвичей своим поведением чем-то напоминала поведение крыс на морских судах. Она имела хорошее, обеспеченное существование, над ее головой постоянно светило яркое солнце, в ее распоряжение всегда имелось много продуктов питания. В хорошую погоду, когда кругом было мирно и спокойно, жизнь этой группы социалистического общества чем-то напоминало пребывание в раю! Когда начинались тяжелые времена, когда появлялись предвестники шторма и возможной гибели, то члены этой группы тут же бросались на поиски возможных путей бегства с самого корабля, своего государства. Причем, свое малодушие и бегство эти социалистически зажиточные москвичи прикрывали привычными лозунгами о том, что они бегут во имя спасения великого государства, во имя народа!
   Полковник Артур Любимов в чем-то мог и самого себя относить к такой категории среднезажиточных людей социалистического общества, как командир бригады особого назначения, он имел целых два легковых автомобиля в своем распоряжении. Один из автомобилей был американским "Паккардом", в основном он использовался для парадных посещений Кремля и Наркомата внутренних дел. Вторым же его автомобилем был "Газ М1" или попросту "Эмка", как его называли в народе, - он использовался для обычных служебных разъездов.
   Сегодня полковник Любимов решил на "Эмке" объехать Москву, чтобы как бы со стороны понаблюдать за тем, что же в нем сейчас происходит, как несется патрульно-постовая служба частями и подразделениями его бригады. Город был поделен на сектора, в каждом отдельном секторе работал взвод, рота или батальон бригады. С раннего утра все части и подразделения бригады уже находились на улицах Москвы! Центр города с Московским Кремлем был надежно перекрыт патрулями. Правда, как успел заметить Любимов, помимо патрулей его бригады в этой части города можно было встретить и патрули полка кремлевской охраны.
   Уже на первых минутах поездки Артуру стало заметно, что военных патрулей на городских улицах все-таки не хватало. Они были, их можно было найти и увидеть, но этого количества для наведения полного спокойствия среди городского населения во всех городских кварталах явно не хватало! Количество патрулей была капля на фоне того, что в то утро творилось на московских улицах. В резерве у Артура Любимова оставалась всего одна рота разведки капитана Бове, весь состав которой сейчас находился в кузовах четырех Студебеккоров, которые неотрывно следовали за его "Эмкой". Сам же полковник Любимов расположился на пассажирском переднем сиденье своего автомобиля, своих глаз он ни на секунду не отрывал от всего того, что сейчас происходило на московских улицах.
   Прежде всего, он внутренне отметил, как изменилось поведение на улицах города. Если раньше этот людской поток составлял единое целое, составленное из великого множества маленьких людских потоков, в котором люди переговаривались между собой, смеялись, о чем-то перекрикивались. Тогда этот людской поток был живым, остроумным, веселым, остро реагирующим на красивых женщин и девушек. Сейчас же, когда транспортное движение полностью прекратилось в этом городе, то люди шли не только по тротуарам, но и по мостовым. Никто ни с кем уже не разговаривал и не перекликался. Молодые парни в красноармейской форме или в форме младших командиров РККА куда-то спешили, практически у них у всех на плечах болтались винтовки.
   Артур Любимов терялся в догадках, он пока еще не понимал, почему московские улицы выглядит такими пустынными, хотя на улицах было немало москвичей. Но почему тогда москвичи так молчаливо, они вообще ни с кем не переговаривались! "Эмка" полковника Любимова неторопко пробегала по московским улицам, а ему по-прежнему все казалось, что сам город находится летаргическом сне, что вот-вот он пробудится.
   Небольшая колонна грузовиков из четырех Студебеккоров и с бойцами в кузовах под тентом вскоре прибыла на площадь Ильича, Артур Любимов вышел из своей "Эмки", через окна которой плохо просматривалось картина того, что же сейчас происходило на выезде на шоссе Энтузиастов.
   Полковник Любимов на это место прибыл по приказу из Кремля. В тот момент, когда Артур вместе с капитаном Бове покидал кабинет командира бригады, то его задержал лейтенант Трезубов, который сообщил о том, что только что прошел звонок из аппарата Александра Щербакова, в котором содержался ему устный приказ. В приказе говорилось о том, чтобы полковник Любимов срочно и лично появился бы на площади Ильича, где своими красноармейцами он должен был бы навести должный общественный порядок.
   Сейчас, стоя на углу улице улицы Запорожский Вал, Артур Любимов своими глазами наблюдал за тем, как с улицы Сергия Радонежского и других московских улиц на шоссе Энтузиастов выезжали легковые и грузовые автомобили, большей частью легковые "Эмки", и грузовики - "полуторки" и Зис-5. Причем, и тех и других автомобилей было очень много, Артуру еще не приходилось видеть такое большое количество автомобилей в одном месте. Грузовики же были по борта, чуть ли не в два этажа, загружены домашней мебелью и различным хламом. Запасливые и зажиточные горожане, социалистический средний класс, забирали с собой в эвакуацию все вещи, которые могли увезти. Никто из этой категории москвичей даже не подумал о том, что вместо этого груза, он мог бы увезти с собой семью соседа или семью подчиненного сотрудника по службе.
   Любимов стоял и наблюдал за тем, как быстро росло число желающих эвакуироваться и транспорта. На шоссе Энтузиастов стали появляться и простые крестьянские телеги. Видимо, в Москву из деревень приезжали родственники, чтобы вывезти из города своих родичей. Но наибольшую жалость у полковника Любимова вызывали те москвичи, которые шли с простыми рюкзаками за спинами, или весь свой нищенский скарб катили в тележках перед собой. Его опять-таки поразила какая-то неестественность в поведении этих людях, ни простой улыбки на губах. Какая-то-то непонятная скованность в движениях, словно шли не люди, а какие-то окоченелые марионетки!
   Время от времени полковник Артур Любимов переводил дыхание, когда своими глазами встречался с глазами детей, которые, взявшись за руки, безмолвно шли за своими родителями. Сейчас взгляды этих детей ему напоминали умудренных жизнью старцев, а не мальчишек и девчонок восьми - десяти лет. Артур вздыхал с относительным облегчением, когда увидел, что среди беженцев не очень-то много семей с малыми детьми. В таком столпотворении родителям идти в эвакуацию было бы смерти подобно, а не только малышам, которые такого долго и скорбного пути без соответствующего питания бы не выдержали.
   Среди этой нищеты время от времени встречали легковые машины, полуторки, Зисы - 5, кузова которых высокой горкой были забиты всякой домашней рухлядью, которые сейчас на общем фоне уходящих в эвакуацию людей выглядели особо нелепо и непримиримо!
   В этот момент по рации на Артура Любимов вышел начштаба бригады полковник Молоков, он сообщил о том, что из аппарата первого московского секретаря Александра Щелокова поступила новая вводная установка. Аппарат Щербакова просит выделить отряд красноармейцев для защиты продовольственных складов, расположенных напротив метро Парк Культуры.
   Там сейчас собирается большая толпа агрессивно настроенных горожан, они явно настроены, громить и растаскивать содержимое этих складов. После короткой паузы полков Молоков посоветовал, это дело поручить майору Евдокиму Евлампиеву, командиру артдивизиона бригады. Артиллеристам, как начштаба сказал, дел по основной специальности не найдется, поэтому расчеты, вооруженные карабинами, можно было бы использовать в качестве пехотного подразделения. Для охраны продовольственного склада они хорошо подойдут. Это было разумное предложение, и Артур Любимов согласился его принять. В заключение разговора он поинтересовался у начштаба, как идут дела в других подразделениях бригады, работающих на улицах.
   - Тяжело! - С глубоким вздохом ответил Молоков. - Но судя по поступающим сообщениям, наши парни пока справляются. Они уговаривают москвичей не спешить с принятием особо кардинальных решений, просят их расходиться по домам. Но все больше и больше появляются злопыхатели, которые зовут и прямо-таки тянут москвичей за уши на совершение "подвигов", громить продуктовые и водочные склады, магазины, ателье. Но с этими доброжелателями наши парни пока справляются кулаками, оружие они пока еще не применяли. А ты сам, где находишься и чем занимаешься? Тут к нам забегал твой постреленок с лейтенантскими кубарями на воротничке. Так он заявил, что в данный момент ты особо секретными делами занимаешься!
   - Я с ротой капитана Бове нахожусь в самом начале шоссе Энтузиастов и наблюдаю за тем, как формируются колонны беженцев, как они покидают Москву. Тут Щербаков, первый секретарь горкома партии, то ли приказал, то ли посоветовал нам жесткой рукой навести порядок в этом месте. Но, чем я больше смотрю на то, что здесь происходит, тем больше во мне уверенности в том, что наше вмешательство в этом месте приведет не к порядку, а к еще большему беспорядку. Может быть, даже к кровопролитию! Но здесь стрелять в москвичей мы не будем! Алексей, если у тебя еще взвод бойцов наскребется, но желательно, чтобы его командир был бы человеком с твердым характером, чтобы он по пустякам за оружие не хватался, то пришли его взвод на Запорожский Вал. Пусть с этой улицы они понаблюдает за всем тем, что будет происходить на шоссе Энтузиастов. Но еще раз предупреждаю о том, чтобы красноармейцы этого взвода ни в коем случае не вздумали бы стрелять в стихийное формирование колонн беженцев, не препятствовали их движению по шоссе. Сейчас нам большая кровь не нужна, и было бы совершенно нежелательно потрясать город своими выстрелами.
   - Хорошо, Артур! Такой взвод у нас имеется и его командир, лейтенант Калинин, справится с полученным делом! Сейчас отдам приказ, в течение сорока минут взвод прибудет на место. Отбой связи.
   Артур Любимов повернулся к капитану Бове и сказал:
   - Жора, проверь еще раз, заряжено ли оружие у твоих разведчиков?! Сейчас мы отправляемся в Сокольники, где вскоре, как доносит наша разведка, должны появиться вооруженные люди. И чтобы твои ребята были бы готовы с ходу вступить в бой с неизвестным противником!
   Через минуту колонна в четыре Студебеккера и одну эмку спустилась к набережной Яузе и на большой скорости помчалась в сторону Сокольников.

- 3 -

   Вот уже минут тридцать студебеккеры стояли у храма Тихона Задонского в Сокольниках, сам храм был закрыт еще в 1934 году и с того времени православных служб в нем не проводились. Вот и сейчас, когда грузовики с красноармейцами разведроты притормозили у храма, то из него никто не вышел к ним навстречу.
   Полковник Любимов открыл дверцу "Эмки", вышел из машины, поднялся по деревянному крыльцу храма и коротко постучал в его дверь. Через некоторое время дверь слегка приоткрылась ровно на столько, чтобы в нее мог бы проскользнуть человек, Артур вывернулся ужом, чтобы скользнуть в эту щель. Он уже отсутствовал, не показывался на виду минут двадцать пять. Капитан Бове даже начал волноваться по этому поводу, он, как разведчик совершенно не привык к тому, чтобы нужные ему люди находились бы вне его поля зрения столь долгое время. Ему такое положение дел совершенно не понравилось, поэтому сначала он сидел спокойно в кабине "Эмки", ожидая, когда снова в его поле зрения появится полковник. Затем он покинул "Эмку" и начал расхаживать по внутреннему дворику храма. Как только Бове совсем уже собрался подниматься по крыльцу, чтобы заглянуть в храм и выяснить причину такой долгой задержки командира бригады, именно в этот момент в приоткрытую дверь снова проскользнул полковник Любимов. На минуту Артур остановился на крыльце и, оправив под поясным ремнем шинель, он бодрым шагом спустился с крыльца, направляясь к ожидавшему его капитану.
   - Мы, Жора, кажется, очень вовремя прибыли! Еще бы немного и могли бы опоздать! Жора, сейчас с двумя своими взводами отправляйся на угол Поперечной просеки и 4-й Лучевой просеки. Там должно находиться деревянное строение типа "барак", так ты со своими разведчиками осторожненько окружи это строение. Постарайся добраться до этого места и там замаскироваться так, чтобы раньше времени тебя и твоих бойцов никто бы не заметил! А затем наберись терпения и жди моего появления. Я же с третьим твоим взводом тем временем прогуляюсь к Оленьему пруду, надо посмотреть, не появились там одни проходимцы шабашники, которые умудрились сбежать из деревни Жабкино. Имей в виду, Жора, что на этот раз мы не должны допустить ни единой ошибки и сделать так, чтобы от нас уже никто бы не смог убежать. Унтерштурмфюрер СС Донцигер полагает, что он умный и может всех перехитрить, но не нас тобой, Жора!
   - Артур, ты бы лучше более подробно объяснил, что мы с людьми Донцигера должны делать?! А главное, что это за люди и почему они должны здесь появиться?! Москва сегодня как никогда взбудоражена, поэтому эсесовцу было бы лучше прятаться среди паникующих москвичей, а не здесь в уединенном месте!
   - Сбежав из деревни Жабкино, унтерштурмфюрер СС Донцигер принял личину православного священника, якобы скрывающегося от преследования властей. Для себя и своих людей нашел он убежище в московской семье одного белогвардейского офицера. Эта семья имеет частный домик, поэтому Донцигер мог бы спокойно находиться в этом убежище, там дожидаться прихода в Москву подразделений вермахта. Но он - авантюрист по своей натуре и видит себя во главе так называемого московского сопротивления. Он сумел в крайне короткие сроки восстановить свои прежние связи. На сегодня в Сокольниках назначил сбор своих сторонников, который должен произойти в девять часов утра. Этот эсесовец собирается их проинструктировать, дать им оружие, а затем вместе с ними отправиться на московские улицы для наведения еще большей паники и якобы формирования колонн демонстрантов с политическими требованиями.
   - И сколько же народа этому эсесовцу удалось сбить с пути истинного, Артур?
   - Не знаю, Жора! И те люди, которые меня информировали о том, чем Донцигер занимался все это время, тоже этого не знают. Иногда кажется, что этот немец никому и ничего не доверяет. Мои осведомители сообщили только о том, где и когда произойдет встреча-сбор людей Донцигера. Причем, они говорили о том, что Донцигер пару раз в своих разговорах почему-то упоминал Олений пруд. Теперь ты понимаешь, почему я хочу с третьим взводом обследовать этот пруд. А ты со своими бойцами должен подготовить такую позицию, чтобы из этого сарая никто бы не смог бежать и скрыться. Москва и москвичи переживают слишком тяжелые времена, чтобы мы с тобой могли бы допустить ошибку и позволить всякому отребью внести в наш советский город еще большую смуту.
   - Хорошо, Артур! Сейчас уже восемь часов утра и нам пора выдвигаться на место встречи, рыть окопы для бойцов готовить позиции к бою. Ждем тебя и третий взвод лейтенанта Елизарова! Так, что ты не задерживайся там, на Оленьем пруду!
   Парк в Сокольниках, вероятно, был вторым по популярности местом проведения досуга и свободного времени москвичей. Он был настоящим парком культуры и отдыха Москвы, раскинувшегося на территории более чем в шестьсот гектар. По воскресеньям сюда приходили тысячные толпы москвичей, чтобы хорошо отдохнуть с друзьями и приятелями, провести время на живой природе, подышать лесным воздухом, и хорошо повеселиться.
   Сейчас, передвигаясь по парковым просекам во главе тридцати красноармейцев взвода разведки лейтенанта Елизарова, Артур Любимов вслушивался в тишину этого замечательного парка, ему постоянно слышались непривычные для города звуки. Но эти звуки не несли в себе ничего особо тревожного, поэтому Любимов их не фиксировал и не уделял им особого внимания. Но вот впереди появилась зона какой-то тревожной тишины, эта тишина заставила полковника Любимова еще крепче сжать в руках винтовку СВТ38, которую он на время одолжил у своего шофера Ивана Мкртчана, оставив того с двумя пистолетами в руках охранять автотранспорт, стоявший у храма Тихона Задонского.
   Среди деревьев впереди показалось проплешины свободного от деревьев пространства, показались строения, мостик через пруд, но люди нигде пока еще не наблюдались. Понятно, что сегодня было далеко не то время, да и не тот сезон, приближалась зима, чтобы проводить досуг на берегу этого чудесного пруда. Но что-то внутри сильно раздражало Артура Любимова, когда он в бинокль рассматривал бревенчатые строения на другой стороне Оленьего пруда и мостик через этот пруд. Когда-то, чуть более года назад, Артур Любимов вместе своими друзьями и приятелями с факультета журналистики МГУ посетил ресторан "Олень", расположенный в одном из тех строений. Уже тогда ему что-то не понравилось в этом ресторане и его официантах, хотя блюда были приготовлены великолепно. С тех пор он никогда здесь не бывал и никогда не стремился попасть в эту часть парка в Скольниках.
   Махом руки, полковник Любимов подозвал к себе лейтенанта Елизарова и негромко ему сказал:
   - Лейтенант, с этой минуты побудь рядом со мной, далеко от меня не отходи. Сейчас я впаду в состояние некого ступора или транса, и в таком состоянии пробуду в течение десяти-пятнадцати минут. В это время меня не трогай, позволь моему разуму заниматься своим делом. Но, если в таком состоянии я пробуду более пятнадцати минут, то постарайся своими силами вывести меня из транса.
   С этими словами Артур Любимов, прислонился к дереву, впал в транс, а его сознание принялось бродить по окружающим окрестностям. Он впервые позволил своей душе покинуть тело и блуждать в астрале. Сначала ему не удавалось сориентироваться на местности, астрал представлял собой сплошное серое пространство, где не было никаких вех или зримых ориентиров. Но вскоре Артур сумел организовать свое сознание и его импульсами пройтись вокруг себя. В какой-то момент один из импульсов коснулся мостика через брод, что позволило Артуру Любимову сориентироваться на местности, теперь он мог более целеустремленно разыскивать ресторан "Олень".
   Сознание тут же проинформировало полковника о том, что входные двери этого ресторана были заперты на огромный амбарный замок. Видимо, размер этого замка был таким большим, чтобы любители ресторанных забав могли его замечать издали!
   Запертые двери ресторана оказались не помехой для импульсов, излучаемых сознанием Артура Любимова. Вскоре в голове полковника нарисовалась довольно-таки странная, гротескная картина, шесть человек собрались за плотно сдвинутыми друг к другу столами. Ресторанный зал освещался одной только парафиновой свечкой, все окна зала были плотно зашторены черной материей. Колебания пламени свечки создавали впечатление какой-то нереальной мистической картины. Лица пятерых были совершенно незнакомы Артуру, но вот унтерштурмфюрера СС Донцигера он сразу же узнал. Тот, видимо, председательствовал на этом сборище и сейчас произносил свою очередную коронную речь:
   - Камрады, подразделения вермахта вышли на окраины Москвы, еще одно усилие и они появятся на московских улицах. Мы и только мы можем помочь им приоткрыть ворота этого города. Нашим славным воинам вручить ключи от Москвы. К этому времени нами уже многое сделано, москвичи взбудоражены, они не понимают всего того, что происходит с их городом. Нам осталось приложить свое последнее усилие к тому, чтобы вчерашнюю и сегодняшнюю московскую истерику превратить во всеобщую панику всего городского населения. Вывести на улицы Москвы всех недовольных существующей властью, вооружить их! Оружие у нас имеется! Остается только взять его с наших тайных складов и доставить в определенные точки города, где оно должно быть распределено среди наших камрадов. Ваша задача камрады заключается именно в том, чтобы вы, парни, на своих грузовиках доставили бы это оружие нашим людям...
   Полученной информации оказалось более чем достаточно для того, чтобы полковнику Любимову вернуться обратно к своим разведчикам и приступить к немедленным действиям! Для этого ему оставалось только свою душу вернуть обратно в свою плоть. Но сколько бы Артур Любимов не пытался сделать этого, у него мало чего получалось. Ведь он впервые в жизни, предпринял такую серьезную магическую метаморфозу, возврат же души в тело у него на первых порах совсем не получалось. Человеческая плоть прямо-таки отказывалась забирать обратно его человеческий дух!
   Артур Любимов старался не паниковать по этому поводу, он взял минуту на передышку, а затем снова предпринял попытку свой дух вернуть в тело. Именно в эту минуту обеспокоенный лейтенант Елизаров начал тело Любимова хлестать ладонями по щекам, тормошить. Двое красноармейцев его взвода пытались безвольное тело полковника удержать на ногах, не позволяя тому безвольно свалиться на чуть-чуть припорошенную снегом землю.

Глава 9

- 1 -

   Полковник Любимов вновь и вновь перебирал в своей памяти воспоминания того прошлого московско-студенческого вечера, когда он вместе с друзьями с факультета журналистики МГУ посетил ресторан "Олень". Он пытался вспомнить все детали того посещения, как они студенческой гурьбой входили в тот ресторан и, как они уже слегка подвыпившими людьми, его покидали поздно вечером. Память Артура приводила немало деталей того, что они в тот вечер оба раза проходили по мостику, перекинутому через пруд, входили в деревянное здание, где их встречал, а затем также сердечно провожал швейцар ресторана. Но Артур никак не мог вспомнить, имел ли или не имел этот ресторан черный вход, хотя какое-то внутреннее чувство ему нашептывало о том, что любой ресторан должен был бы иметь черный вход.
   Это чувство неуверенности сильно Артура беспокоило, заставляло его еще и еще раз продумывать шаги бойцов его взвода, прежде чем он отдал бы приказ о переходе взвода к практическим действиям по нейтрализации заговорщиков. Время все более и более поджимало полковника Любимова. Пятерка шаферов предателей могла подняться на ноги в любую минуту, чтобы через черный вход покинуть ресторан "Олень", все еще не заблокированный бойцами его взвода. В случае наличия такого черного входа, красноармейцев взвода лейтенанта Елизарова следовало бы поделить пополам, одну часть красноармейцев направить для блокирования главного входа в ресторан, а втору часть - черного хода. Артур Любимов пока еще не принял окончательного решения, пока еще не отдал приказа на захват предателей. Хотя ситуация уже требовала принятия с его стороны немедленного решения, чтобы бойцы взвода могли бы успешно провести операцию по аресту и нейтрализации приспешников Донцигера!
   Артура несколько обеспокоила ситуация, которая могла бы возникнуть, если шаферам предателям удастся бежать, покинуть ресторан, избежав ареста. Уже через пару часов они доставят спрятанное оружие по назначению, тогда вооруженные приспешники Донцигера появятся на московских улицах. Прогремят первые выстрелы, прольется кровь невинных жертв, в городе начнется паника, которая может захватить весь этот прекрасный город. Такое развитие ситуации может привести к весьма печальным последствиям, данная ситуация сильно поспособствует возникновению в Москве нестабильной обстановки. Что в свою очередь может привести к ослаблению сопротивления последних московских защитников. Эти защитники внезапно узнают о том, что за их спинами в городе, который они обороняют из последних сил, появились вражеские диверсанты с оружием в руках. Что эти диверсанты вкупе с частью морально неустойчивых московских горожан начали грабить продовольственные магазины и склады, творить насилие над людьми?!
   - Лейтенант Елизаров, - суровым голосом произнес полковник Любимов, - слушай боевое задание. За мостиком, на другой стороне Оленьего пруда расположены несколько деревянных строений. В центральном строении, на первом и втором этаже располагается ресторан "Олень", где в настоящий момент встречаются заговорщики. Их шесть человек, один из них немец, унтерштурмфюрер СС Донцигер, профессиональный немецкий диверсант, имеет специальную подготовку по рукопашному и огнестрельному бою. В этой связи я вам приказываю, своим взводом красноармейцев окружить здание, особое внимание уделить главному и черному выходам. Черный выход расположен на противоположной стороне здания. Надо попытаться захватить живыми все семь человек, которые сейчас скрываются в этом ресторане, нельзя ни в коем случае им позволить покинуть помещение ресторана и скрыться! Желательно всех этих людей взять живыми! В том случае, если они попытаются силой оружия избежать своего ареста и скрыться, то эти люди должны быть уничтожены прицельным огнем в обязательном порядке! -
   Отдавая этот приказ, Артур Любимов внимательно следил за выражением глаз лейтенанта Елизарова. Его интересовал этот лейтенант и то, как он, реагирует на подаваемую им команду. Пока еще этого лейтенанта Артур не ввел во все детали этого боевого задания, поэтому от того, как он в целом поймет приказ, проконтролирует его исполнении своими бойцами, очень много зависело. Сегодня судьба этого большого и красивого города Москва во многом зависела от того, как этот мальчишка в военном форме и с лейтенантскими кубарями на воротничке гимнастерки поймет и исполнит только что отданный им боевой приказ.
   - Как поняли приказ, может повторить, товарищ лейтенант?
   - Приказ понят и принят к исполнению, товарищ полковник! - Ровным голосом отчеканил лейтенант Елизаров, его глаза в этот момент ничего особенного не выражали. - Взвод должен окружить ресторан "Олень", арестовать или, в крайнем случае, уничтожить скрывающего в ресторане противника! Разрешите приступить к исполнению приказа, товарищ полковник?
   Немного подумав, полковник Любимов утвердительно кивнул головой и произнес:
   - Разрешаю, товарищ лейтенант! Приступайте к исполнению боевого приказа!
   Лейтенант четко развернулся через левое плечо и, не сходя с места, негромким, но твердым голосом скомандовал:
   - Командиры отделений, сержанты Бугров, Шумилов и Кислов ко мне для получения приказа!
   Далее Артур уже не прислушивался к тому, о чем лейтенант Елизаров собирался переговорить со своими отделенными командирами. Он же в этот момент своим мысленным щупом снова попытался прощупать обстановку в ресторане "Олень"?! Но его мысленный щуп только скользнул по стенам здания, в котором располагался ресторан, далее он так и не сумел проникнуть. Так и не получив дополнительной информации изнутри ресторана, Артур Любимов по-прежнему ощущал, что унтерштурмфюрер СС Донцигер и его люди пока еще ресторана не покинули.
   Прежде чем начать подбираться к черному входу ресторана "Олень", полковник Любимов решился осмотреться вокруг. Сколько бы он не всматривался в окружающий его кустарник, то ничего в нем не видел. Куда-то исчезли, буквально растворились в пространстве лейтенант Елизаров вместе с красноармейцами своего взвода разведки. Минуты за две - за три до этого момента, Артур услышал, как после одной из команд лейтенанта Елизарова, по траве и дерну вокруг него прошелестели шаги красноармейцев разведчиков.
   Сейчас же рядом с Артуром Любимовым находилось всего лишь трое бойцов взвода разведки, - один автоматчик с автоматом ППШ в руках, и двое стрелков с винтовками СВТ40. Они молча стояли неподалеку от полковника, по их напряженным фигурам можно было бы понять, что уже сейчас эти парни готовы сопровождать, а также своими жизнями защищать жизнь командира бригады. Недоуменно пожав плечом, Артур Любимов подумал о том, что, видимо, лейтенант Елизаров привык самостоятельно работать, он, не советуясь с ним, принял правильное решение. Обезопасил жизнь своего командира, а сам решился заняться непосредственным выполнением боевого приказа! Недаром же его Жорка Бове забрал в свою роту!
   Сколько бы Артур не всматривался в бинокль, но так и не смог увидеть чего-либо в белом мареве тумана, стоявшего над поверхностью самого пруда, и в выросшем вокруг пруда кустарнике. Некоторое время над Оленьим прудом сохранялась тишина, в районе деревянных строений на противоположном берегу пруда не было заметно какого-либо движения. А время уже приближалось к девяти часам утра, когда Донцигер должен был встречаться с предателями из пятой колонны, дезертирами, беженцами и представителями московского криминала.
   Несколько обеспокоенный этим неожиданным обстоятельством, полковник Любимов по ментальному каналу связался с капитаном Бове, командиром роты разведчиков. В настоящий момент три взвода этой роты должны были уже закопаться в землю, чтобы подготовиться к достойной встрече с предателями родины, которые должны были явиться на встречу с Донцигером.
   Жора Бове мгновенно принял мысленный вызов своего командира, по всей очевидности, он его уже давно ожидал.
   - Артур, - капитан Бове прошептал по мысленному каналу, - ты не можешь себе представить, сколько народа явилось на эту встречу. Чертова куча и маленькая тележка! Человек триста - четыреста, почти целый батальон бойцов, а у меня в распоряжении всего два взвода разведчиков! Неужели в нашей Москве имеется так много изменников и предателей родины?! А этот эсесовец Донцигер вольготно расхаживает среди этих подонков, всех, кого не попади, хлопает по плечу, направо и налево раздает указания!
   - О каком Донцигере ты, Жора, говоришь?! Наш Донцигер сейчас сидит в ресторане "Олень", он там совещается с водителями автомобилей, которые должны доставить оружие всем тем людям, которых ты сейчас наблюдаешь! Так что, Жора, твои разведчики вооружены, а те подонки, которые сейчас собрались на встречу, оружия пока не имеют! Внимательно отслеживай обстановку, мне кажется, что теперь ты сам должен принимать решение о том, когда открывать или не открывать огня по этим изменникам родины! Главное, помни, мы не должны допустить того, чтобы все эти люди получили бы оружие и разбрелись бы по улицам и проспектам Москвы! Не дай им живыми покинуть это место встречи!
   - Ты, Артур, спрашиваешь, какой такой Донцигер? Да, тот самый Донцигер, который меня за грудки хватал, когда нам пришлось драпать из Киева! С другим унтерштурмфюрером Донцигером я пока еще не встречался! Что касается встречи и того, что этих подонков мы бы не упустили, то это я хорошо пониманию. Подожду еще немного, так как эти людишки потихоньку все подходят и подходят! Мне попросту надо набраться терпения, ударить по этому сброду тогда, когда он этого не ожидает, чтобы их уничтожить до самой последней твари!
   - Жора, дело в отношении Донцигера весьма и весьма серьезное! Очень похоже на то, что сейчас мы имеем дело уже с двумя Донцигерами. Причем, они оба выполняют задание одного хозяина, состоят на службе у Абвера. Нам нужно любой ценой предотвратить их попытку изнутри взорвать спокойствие наших москвичей, любимой Москвы! Они хотят вызвать всеобщую московскую панику, чтобы на блюдечке с голубой каемочкой немцам поднести наш с тобой любимый город! В таком случае, Жора, слушай мой боевой приказ! В случае необходимости открывать винтовочно-пулеметный огонь на поражение по собравшимся навстречу предателям и изменникам родины. Если появится такая возможность, то твои бойцы должны своего Донцигера захватить в плен живым и здоровым, а с ним нескольких наших ренегатов! Я с разведчиками Елизарова постараюсь своего Донцигера тоже захватить живым и здоровым, тогда мы и попытаемся выяснить, кто же из них настоящий и что с ними происходит?
   - Будет исполнено, товарищ полковник!
   В ментальном диапазоне послышался очень грустный голос капитана Бове, капитану разведчику явно не хотелось, чтобы его красноармейцы стреляли бы по "своим".
   Тем временем, Артур взял в руки винтовку СВТ38 и легкой тенью заскользил по направлению к деревянным строениям, расположенным за Оленьим прудом. Вслед за ним отправились все трое его прикрывающих разведчика! Как и разведчики Елизарова, Артур решил к своей цели пробираться берегом пруда, где кустарник с пока еще сохранившейся листвой скрывал крадущихся людей. Он не пошел по мостику, перекинутому через Олений пруд, это был короткий, но слишком опасный путь. Этот мостик слишком хорошо просматривался из окон ресторана.
   Артур уже почти подкрался к деревянным строениям, где, вероятно, располагался черный выход из ресторана, когда прозвучал первый выстрел. Причем, будучи военным человеком, Любимов сразу же определил, что стреляли не из винтовки. Все же красноармейцы лейтенанта Елизарова были вооружены винтовками СВТ40 и СВТ38, поэтому ему сразу же стало понятным, что этот выстрел произвела вражеская сторона! Кто-то из врагов стрелял из пистолета или из револьвера. Вслед за первым пистолетным выстрелом прозвучали еще два аналогичных выстрела. Тут же послышался стон раненого человека, а на втором этаже ресторана вдруг распахнулись два окна, из них на землю выпрыгнули два человека. Присмотревшись более внимательно, Артур даже находясь на расстоянии определил, что выпрыгнувшие из окон люди были одеты в почти одинаковых гражданских костюма. Это преступники спешно покидали место встречи, они пытались не только избежать ареста, но и скрыться от преследования!
   Оба они бежали к пруду, один из них явно прихрамывал. Он, видимо, во время прыжка из окна повредил свою ногу. Так именно этот прихрамывающий человек бежал, явно отставая от своего напарника. Время от времени он оборачивался назад, вытягивал руку в сторону пока еще невидимых преследователей, тогда утреннюю тишину парка рвали пистолетные выстрелы.
   Артур Любимов остановился и, прикрываясь стволом березы, стал ожидать приближения этих гражданских лиц. Находясь за стволом березы, Артур улучил момент и огляделся, красноармейцев, которые его сопровождали, нигде было видно. У них было более чем достаточно времени для того, чтобы надежно укрыться и от взглядов противника, и от взгляда своего командира. Спокойно переведя дыхание, Артур свой взгляд снова перевел на двух бегущих в его направлении двух преступников. В том человеке, который бежал впереди, Любимов своим внутренним наитием признал унтерштурмфюрера СС Донцигера, хотя тот снова был не похож на того бравого эсесмена, которого Любимов и Бове встретили на выезде из Киева пару месяцев назад.
   Краем глаза полковник Любимов успел заметить, что вслед за этими двумя беглецами стремительно несется еще одна пара красноармейцев. То тоже были разведчики лейтенанта Елизарова, в руках у красноармейцев не было винтовок, они явно были настроены на то, чтобы этих вражеских бегунов брать живыми. В голове Любимова мгновенно мелькнула догадка о том, что разведчики лейтенанта Елизарова пошли в бой с голыми руками, чтобы захватить противников живыми и здоровыми языками.
   По всей очевидности, разведчики лейтенанта Елизарова в ресторане появились незамеченными и сумели взять пленными и живыми четырех предателей из семи человек. Но вот с эсесовцем Донцигером у них что-то не получилась, вышла осечка. Этот немец, видимо, сумел разгадать и вовремя отреагировать на действия разведчиков. Обладая высокой профессиональной подготовкой диверсанта, унтерштурмфюрер СС Донцигер был натаскан для немедленных действий во всех мыслимых и немыслимых ситуациях. Он избежал ловушки разведчиков и сумел скрыться из ресторана через черный вход под прикрытием двух шоферов предателей. Один из этих сопровождающих был убит во время пистолетной перестрелки, а Донцигеру снова удалось бежать, но на этот раз в сопровождении только одного из своих охранников.
   Полковник Любимов медленно приложил приклад винтовки к плечу, аккуратно прицелился в добровольного охранника сбежавшего эсесовца. Когда Донцигеру оставалось сделать всего несколько шагов до березы, за которой он скрывался, Артур мягко нажал курок винтовки. Тут же в лесочке послышался раскатисто звонкий звук винтовочного выстрела, бежавший прихрамывая охранник обреченно взмахнул обеими руками. Он уже трупом свалился на корни деревьев, через которые только что так лихо перескочил Донцигер. В мгновение ока, выронив винтовку из своих рук, прямо из-за ствола березы Артур Любимов бросился на спину Донцигера. Он практически оседлал эсесовца, локтем правой руки начал пережимать горло немцу, чтобы тот из-за недостатка воздуха лишился бы сознания.
   Но этот немецкий диверсант имел более чем отличную подготовку в рукопашной борьбе. Он мгновенным образом отреагировал на прыжок Артура, на его попытку пережать ему горло, уже через секунду иномирец кубарем летел со спины немца в сторону. На этот прием у немца ушла малая толика времени, в течение которого Донцигер не успел восстановиться, он был вынужден бежать дальше. В этот момент на него налетела, и таранным ударом повалила на лесной мох тройка разведчиков, которая сопровождала полковника Любимова. К слову сказать, эта тройка красноармейцев оказалась отменными борцами, способными работать в одной связке. Все еще лежа на спине, Артур Любимов с громадным удивлением наблюдал за тем, как диверсант Донцигер начал по одному расправляться с разведчиками его бригады.
   Один за другим они по очереди отлетали от него в разные стороны. Донцигеру потребовалось секунд сорок для того, чтобы вырваться из, казалось бы, мертвого захвата этой тройки разведчиков. У Любимова снова появилась возможность вспрыгнуть на спину эсесовцу, но через секунду он снова покатился со спины этого неугомонного немца, Любимов свалился за ствол своей спасительницы русской березы. Находясь в лежащем положении, правая рука Артура совершенно случайно попала на ствол винтовки СВТ38, за секунду до этого им же брошенной на землю.
   Когда унтерштурмфюрер СС Донцигер ударом кулака в лицо снова отправил в нокаут лейтенанта Елизарова, а тот снова начал подниматься на ноги, то на рыжую немецкую голову с громким металлическим лязгом обрушился приклад русской винтовки СВТ38. Несколько секунд Донцигер все еще пытался определить, кто же его так подло, из-за спины, ударил, а затем он, потеряв сознание, начал стремительно заваливаться своим телом на землю.
   К этому времени к месту схватки с немецким диверсантом подбежали еще несколько разведчиков взвода Елизарова! Первым же делом разведчики крепко-накрепко связали веревками руки и ноги этого немца, только затем принялись оказывать первую медицинскую помощь своими травмированным товарищами. Лейтенант Елизаров дольше всех из разведчиков продержался в схватке с немецким диверсантом, но оказался меньше всего травмированным среди своих разведчиков. У него были в кровь разбиты губы, кулаком немца были выбиты два зуба во рту и сейчас яркой синевой наливался синяк под одним из его глаз. Второму разведчику немец раздробил кисть руки, а третьему - локтевой сустав вырвал из локтевой сумки.

- 2 -

   Артур Любимов легко бежал по парковой просеке Сокольников, держа направление на звуки пулеметно-винтовочных выстрелов, раздававшихся в километрах трех от них. Это два взвода роты разведчиков капитана Бове, вел самый настоящий бой с противником в Сокольниках, расположенных чуть ли не в самом центре столицы.
   Вслед за полковником Любимовым, шумно и тяжело топая и дыша, бежали два отделения взвода лейтенанта Елизарова, сержантов Шумилова и Бугрова. Третье отделение сержанта Кислова осталось на Оленьем пруду, оно занялось пленными, которых аккуратно, но так плотненько спеленали, чтобы они не могли шевельнуть рукой или ногой. Этих пленных вместе с трупом их шестого приятеля должны были сопроводить к студебеккерам разведывательной роты, все еще стоявшим на небольшой площадке перед храмом Тихона Задонского.
   Два же других отделения во главе с лейтенантом Елизаровым и полковником Любимовым сейчас бежали к месту боя, чтобы успеть поддержать своих товарищей по роте. Если судить по интенсивности ведущейся перестрелки, то полковнику Любимову казалось, что бригадные разведчики несколько вяловато отбивали атаки противника. Время от времени слышалась пара тройка пулеметных очередей Дягтеревых, затем иногда раздавалась пара винтовочных залпов, а затем следовал перерыв в стрельбе. И снова через некоторое время снова слышались пулеметные очереди с винтовочными залпами, а затем снова следовал перерыв в стрельбе. Причем, с каждым разом перерыв в стрельбе увеличивался!
   Любимов бежал легко, держа винтовку в руках, это для того, чтобы она не слишком уж его колотила по спине. Одновременно в процессе бега Артур размышлял о том, что сейчас несладко приходится его лучшему другу Жорке и его разведчикам. Им трудно, переселив самих себя вести огонь по своим же людям, по своим же гражданам, по соотечественникам, которые, правда, в чем-то предали свою родину! Опять-таки, если же судить по интенсивности и характеру самой перестрелки, то было очень похоже на то, что разведчики Жоры Бове не атакуют своего противника, а, сидя в окопах и траншеях, отражают его атаки, ведя по нему не очень интенсивный, спорадический огонь.
   Сейчас Артур Любимов очень опасался ситуации, в которой их старый знакомый и противник, унтерштурмфюрер СС Донцигер, вдруг одумается и сообразит, что для него, как для всех немцев в целом, сегодня было бы гораздо целесообразней не увлекаться и бросать в атаки предателей из пятой колонны на эту маленькую кучку красноармейцев. Что в его интересах было бы гораздо лучше приказать этой небольшой кучке предателей своего народа, рассыпаться по московским улицам для того, чтобы они бы еще большую смуту вносили бы в сердца и в головы простых москвичей. Чтобы поднимали бы горожан на неподчинение властям, на саботаж приказов военных комендантов, на массовые демонстрации протеста.
   Но, видимо, у руководителей немецкой абверовской агентуры в московском прифронтовом регионе было не все в порядке с головой, с их образом мышления. Или они, видимо, уже решили, что Москва в любом случае падет перед танками и пехотой вермахта, поэтому сегодня эти предатели родины, ренегаты им попросту не нужны. Что их можно было бы использовать в мелких и ничего не значащих столкновениях с подразделениями красноармейцев только с целью получения для себя специальных наград, орденов и медалей.
   Вскоре полковник Любимов вместе с красноармейцами взвода Елизарова приблизился к месту боя! Со своей позиции, на этот раз Артур укрывался за стволом лиственницы, он хорошо видел, как две цепи атакующих одна за другой накатывались на позиции разведчиков капитана Бове. Каждая цепь откатывались с большими прорехами в своих рядах. Артур Любимов связался с капитаном по ментальному диапазону и у него поинтересовался, что же сейчас происходит на поле боя?!
   - Наконец-то, ты, Артур, освободился от своих дел на Оленьем пруду?! А то я тебя совсем заждался?! Ты только внимательно присмотрись к моему противнику, что он из себя представляет?! Пара сотен мужиков, а остальные какие-то непонятные женщины и подростки. Да и вооружение у них подкачало, сплошь старые маузеровские винтовки времен Гражданской войны у мужиков и у подростков! Меня очень удивляет, что среди атакующих очень много женщин с одними пистолетами в руках. Честно говоря, я очень рад тому, что именно ты, Артур, сейчас берешь на себя командование этим странным боем. Приказывай, что мы должны делать со всей этой предательской шушерой?
   - Хорошо и спасибо, Жора, за то, что ты дождался моего появления! Беру на себя командование боем. Но дай мне немного времени для того, чтобы я мог бы разобраться в ситуации.
   Воспользовавшись дальнозрением, полковник Любимов принялся внимательно изучать противостоящего им противника, который в этот момент начал концентрироваться для новой атаки. Следует заметить, что этот противник пока еще не заметил появления нового подразделения красноармейцев в своем тылу! Капитан Бове, в принципе, был прав, когда говорил о численном и качественном составе противника. Да, среди этой разношерстной толпы была пара сотен мужчин, примерно, столько же женщин.
   И что самое удивительное, Артура до глубины души поразил факт того, что среди этих мужчин и женщин было много подростков. Казалось бы, простых девчонок и мальчишек, в чем-то похожих на московскую дворовую шпану. Но эти подростки все же чем-то отличались от москвичей своего юного возраста! Те обычно и минуты не могли усидеть спокойно на одном месте, они везде совали свои любопытные носы и повсюду носились, сломя головы! Эти же почти на равных вели себя с мужчинами и женщинами, были несколько замедленными в движении. В целом их поведение отличалось от обычного поведения московских подростков! Или взять, к примеру, их задумчивые и несколько мутноватого вида глаза, которые ничем не напоминали искрящиеся весельем и радостью жизни глаза московских подростков.
   В момент размышлений к полковнику Любимову приблизился лейтенант Елизаров и шепотом отрапортовал о том, что отделение сержанта Кислова доставило пятерых пленников в целости и сохранности к автомобилям плюс один труп к храму Тихона Задонского, где их погрузили в клетку для арестованных, заранее установленную на одном из студебеккеров.
   Поблагодарив лейтенанта за информацию и не прерывая ментального контакта с капитаном Бове, чтобы Жора оставался в курсе его мыслей, Артур продолжил разглядывать противника и рассуждать на тему о том, что это за люди предатели, кто они такие и почему они предали родину?! Одновременно полковник Любимов получил еще одну возможность понаблюдать за тем, как противник готовится к новой атаке.
   - Жора, ты готов? Твои разведчики смогут отбить еще одну атаку? Мне требуется еще немного времени, чтобы прийти к окончательному решению.
   Капитан Бове не ответил, только обиженно хмыкнул в ответ на вопрос своего командира! Чтобы разведчики кого-либо боялись или были бы к чему-либо не готовы?!
   И на этот раз атака противника прошла в вялом темпе, правда, можно было бы сказать, что предатели родины не толпой пошли в атаку. Они снова образовали нечто вроде пехотной цепи и, покинув свои укрытия, быстрым шагом направились к окопам и траншеям разведчиков. Они даже первыми начали постреливать из своих старых маузеровских винтовок! Причем, Артуру было хорошо видно, что мужчины, женщины и подростки производили выстрелы в одной манере и так, словно они впервые пользовались этими винтовками и пистолетами. Не смотря на это все, Артуру снова показалось, что и эта атака развивается как-то медленно, инертно и не логично! Зачем противнику было нужно открывать огонь с такой дальней дистанции, когда разведчики находился в глубоких укрытиях, противник их даже не видел?!
   В этот момент перед глазами Артура плыли воспоминания об атаках регулярных немецких пехотинцев, которые на роле боя действовали стремительно и очень грамотно. Немецкие пехотинцы всегда старались избегать и долго не находится в поле зрения противника и его пулеметов, они быстро перемещались с места на место, гранатами подавляли пулеметный огонь красноармейцев. Одним словом, наши красноармейцы не всегда успевали пристреляться по противнику, как немецкие пехотинцы уже прыгали в их траншеи. А сейчас и здесь что получается, эти предатели из пятой колонны ведут инертную и какую-то механическую атаку. Унтерштурмфюрер СС Донцигер на своем командном пригорке, словно цирковой клоун, прыгает и руками размахивает, видимо, таким образом он руководит атакой?!
   Снова прозвучали пулеметные очереди и винтовочные выстрелы, разведчики капитана Бове открыли ответный огонь. Цепь атакующих дрогнула и остановилась, потеряв около десятка человек убитыми, цепь предателей родины снова попятилась назад. Их атака явно снова захлебнулась, да и что можно было бы с этих людей взять, ведь они были гражданскими людьми, которые понятия не имели о военном искусстве ходить в атаку?!
   - Ты, Артур, зря так думаешь о том, что эти предатели родины все еще люди! - В мысли Любимова вмешался голос капитана Бове. - Мне кажется, что все они такие же куклы, манекены, что и сам унтерштурмфюрер СС Донцигер, только он классом их повыше. Да цели этих предателей отличаются от целей, поставленных перед унтерштурмфюрерами Донцигерами! По крайней мере, и дураку ясно, что они не должны были бы брать в руки оружие и ходить на нас в атаки! Такое дурацкое положение возникло из-за самой настоящей дурости нашего друга, самого Донцигера! Я же полагаю, что эти люди должны были бы обладать хорошо подвязанным языком, чтобы они могли наших граждан забалтывать обо всем на свете. Правдами и неправдами забивать им головы политическим мусором, поднимать их на осуществление больших политических глупостей!
   Жора Бове простым и красочным языком одессита озвучил все то, к чему сегодня так долго, размышляя, шел полковник Любимов. После слов капитана разведчика все недомолвки и недопонимания в его голове сложились в единое понимание существующей ситуации. Разумеется, в почти окруженной врагами Москве были предатели, изменники, дезертиры, мародеры и немецкие диверсанты, вероятно, существовала и пятая колонна. Но за годы советской власти Лаврентий Павлович и его НКВД так почистили народные ряды, что вместе с невинными представителями интеллигенции, политическими и общественными деятелями, рабочих и крестьян ликвидировали и настоящих предателей и изменников родины.
   А те существа, которые сейчас развертывались в пехотную цепь для новой атаки позиций разведчиков капитана Бове, были не людьми, а искусственно выведенными клонами. Этих умеющих хорошо владеть своим языком клонов, было бы опасно живыми выпускать на московские улицы в такие самые тяжкие для города дни. В этой связи полковник Любимов мысленно обратился к капитану Бове:
   - Товарищ капитан, слушайте боевой приказ...

- 3 -

   В полдень небольшая колонна военных грузовиков студебеккеров проехала ворота Покровских казарм и остановилась у небольшого двухэтажного здания, в котором размещался Особый отдел бригады майора Немчинова. Эмка же с полковников Любимовым остановилась у основного входа в Покровские казармы.
   Проходя через приемную в свой кабинет, полковник Любимов коротко бросил лейтенанту Трезубову:
   - Начштаба Молокова, ко мне!
   Полковник Алексей Молоков буквально через пару минут ввалился в кабинет командира особой бригады и, не дожидаясь дополнительного приказа, устроившись в кресле у стола, начал докладывать об обстановке в Москве, складывавшейся на данный час.
   - Мы на самом краю катастрофы, Артур! Еще немного панических настроений, слухов о вступающих в город немцев, москвичи вообще перестанут кому-либо верить и перестанут вообще кому-либо подчиняться. На улицах может наступить полная анархия! Мы же не знаем, что у простых москвичей по домам твориться?! Московское радио гонит всякую туфту, практически никакой информации о том, что в городе происходит и где ведутся бои под городом?! . Вот они и выходят на улицы, чтобы услышать последние новости, решить, что им делать дальше?! А здесь шепот, перешепот и слухи о том, что немецкие танки и мотоциклисты в черте города! Одним словом, еще немного слухов и москвичи начнут всем скопом собираться и поголовно побегут из города. Даже тех, которые уже сейчас бегут, мы не можем остановить...
   - И не надо этого делать, Алексей! Сейчас из города бегут социалистическая элита, а не простые москвичи!
   - Артур, как ты можешь такое говорить? Какая такая социалистическая элита?! Если не сегодня, то из-за этого завтра за тобой придут! Хотя ты в чем-то прав, если судить по рапортам лейтенанта Калинина, то город покидают начальники, которые на автомобилях вывозят не только жен и детей, но и мебель из квартиры! Но к ним все больше и больше присоединяется простых москвичей, большей частью не семейных и вот это меня, если уж честно и открыто говорить, сильно пугает. Как бы настоящий исход бы не начался?!
   - Не беспокойся в отношении моего возможного ареста, Алексей! Уже отсидел свое, сегодня мне ничего не страшно, а до завтра еще нужно дожить и поработать! К слову сказать, сегодня самый трудный день в истории существования советского государства и в истории столицы этого государства, Москвы! А у нас впереди еще столько времени, что за это время всякое может случиться, даже исход, как ты, Алексей, говоришь, начаться! Давай, Алексей, продолжай свой доклад о положении на городских улицах! Только долго и много не рассказывай о мелких происшествиях, говори о том, что именно беспокоит твою душу?!
   - Крупные продовольственные склады нам удалось отстоять! Только неизвестные молодые парни побузили немного у склада на Остоженке, но пара автоматных очередей в воздух успокоили эти горячие головы! С тех пор там ничего опасного не происходит. Крупные винные базы и склады были также не тронуты, поэтому на городских улицах не видно пьяных или подвыпивших героев, которые по пьяному куражу могли бы наломать дров. Но начались грабежи небольших продовольственных лавок и магазинов, причем, не в центре города, а в жилых кварталах на окраинах. Только наш патруль прочешет какую-либо улицу, как за его спиной, словно ниоткуда появляются молодые парни, которые разбивают витрины магазина и начинают из него выносит продукты, одежду или галантерею. Некоторые москвичи не выдерживают искуса и присоединяются к грабителям. При этом они свято верят в то, что не нарушают закон и порядок, а лишь только запасаются продуктами или одеждой на случай немецкой оккупации.
   - Сколько же человек нашими патрулями арестовано или задержано за нарушение общественного порядка на улицах столицы на настоящий момент?
   - Около трехсот, но патрули доставляли их всех в отделения московской милиции. Артур, я должен признать, что сегодня, да и вчера, московская милиция активно работала, многие милицейские патрули работают в полном контакте с нашими патрулями и довольно-таки плодотворно! Правда, ни тех, ни других патрулей явно не хватает! Многие москвичи звонят в милицию или в горком партии, чтобы сообщить о творящихся на улицах безобразиях и насилии над людьми.
   - Какие меры горком партии принимает в ответ на эти звонки москвичей?
   - Честно говоря, я не знаю! Ни разу с ними не разговаривал! Они все общаются с твоим порученцем Трезубовым, звонят ему по обоим кремлевкам, а у меня кремлевок нет.
   - Ну и, слава богу, у тебя меньше от этих бестолковых звонков голова будет болеть! Занимайся своим делом, Алексей, и у тебя все будет в порядке. Очень скоро эту бригаду в командование примешь, тогда и у тебя кремлевки появятся! Спасибо за доклад, я же еще немного в кабинете задержусь, а затем по некоторым московским улицам проедусь, посмотрю, как там наши патрули работают! Видимо, нам надо как-то изменить их тактику патрулирования города, чтобы за их спиной бы не грабили магазинов!
   Как только за полковником Молоковым закрылась дверь кабинета, Артур Любимов поднял трубку первой кремлевки и попросил его соединить с Лаврентием Берией. Телефонистка на кремлевском коммутаторе сообщила о том, что Лаврентий Павлович занят, но абонента она может соединить с помощником наркома внутренних дел. Артур сердито засопел и промолчал, но как только трубка на другом конце линии была поднята, то он резко проговорил:
   - Говорит полковник Любимов, мне нужно срочно переговорить с Лаврентием Павловичем!
   Он услышал только, что на другом конце линии кто-то негромко охнул, а затем наступила тишина. Вскоре на фоне статических помех, это заработал телефонный дешифратор, появился знакомый голос Берии, который грустно произнес:
   - Что у тебя, генацвале, произошло! Когда ты звонишь по кремлевке, то мне становится страшно, ведь ты по пустым вопросам со мной по этой линии никогда не связываешься! Так, что же у тебя случилось, дорогой Артур?
   - Здравствуйте, Лаврентий Павлович! Мне нужна ваша санкция на расстрел двухсот женщин и двухсот подростков. Причем, этот расстрел должен быть произведен на месте захвата противника в плен, в Сокольниках, так как, по моему мнению, было бы опасно такое количество людей этапировать на новое место расстрела! Они могут разбежаться, и это подвергнет смертельной опасности сам город, нашу Москву
   - Да, ты о чем таком, полковник, говоришь! Какой такой расстрел четырехсот человек в центре Москвы?! Ты в своем уме, чтобы такое замыслить?! Ты, Артур, что не понимаешь, что расстрелять людей просто, но куда потом девать их трупы. Четыреста трупов, да еще это трупы женщин и детей, которые еще нужно утилизировать?! Да у меня от одной такой мысли голова болит! Так, что, полковник, прежде подумай, когда такие слова произносишь! Ведь, все же ты, Любимов, с наркомом внутренних дел СССР разговариваешь, а не с каким-либо там уличным прощелыгой!
   - Товарищ нарком внутренних дел, я еще раз повторяю. Сегодня, в самое ближайшее время следует расстрелять двести мужчин и, примерно, двести подростков. Но они не настоящие люди, а клоны - подобия людей, специально выращенные в немецких лабораториях, подготовленные для осуществления саботажа и идеологических диверсий в Москве. Они должны заставить москвичей запаниковать, потерять рассудок и, бросив нажитое, бежать из города, распространяя слухи о вступлении немецких войск в Москву!
   - Идеологические диверсии, ты говоришь?? Знаешь, Артур, мне это выражение понравилось! Оно, хорошо звучит и сразу многое поясняет! А нельзя ли этих клонов передать нашим ученым, чтобы они разобрались в том, как можно их выращивать?
   - Пару десятком клонов я уже передал в управление генерал-майора Воробьева, он ими уже занимается!
   - Правильно сделал, Артур! Но все же расстреливать такую массу клонов в Сокольниках?! Они, что, очень похожи на людей?
   - Не отличишь!
   - Ну, вот видишь, четыреста трупов в московском городском парке культуры и отдыха Сокольники! Это даже по меркам НКВД чересчур много?!
   - Я найду людей! Мы расстреляем этих клонов! Но мои люди не смогут, как вы, Лаврентий Павлович, выразились, утилизировать трупы этих клонов! У них нервы не стальные, не выдержат!
   - А у тебя, Артур, какие нервы? Тоже стальные? Ты выдержишь такое бремя, когда над твоей душой до конца жизни повиснет это тяжкое бремя смерти стольких женщин и детей!
   - Они не люди!
   - Да, может быть, ты и прав, Артур! Они - не люди! Но, может быть, все-таки уничтожение такого количества полулюдей передать в руки профессионалов такого дела?
   - А у вас имеется такие профессионалы?
   На линии наступило молчание, нарушаемое только статическими помехами. Не было слышно даже дыхания наркома внутренних дел, Лаврентии Берия.
   - Знаешь, Артур, я не буду отвечать на этот твой вопрос. Хочу только сказать, что Наркомат внутренних дел СССР поможет тебе в решении этой проблемы. С этой минуты ты не должен больше поднимать вопроса по данной тематике. Просто считай, что твоя проблема разрешена и тебе не стоит о ней беспокоиться! Спасибо за звонок и до свидания! В заключение могу только сказать, что ты первый человек, который звонил мне сегодня, но ни полслова не сказал о возможной сдачи Москвы немцам!
   После этих слов в телефонной трубке кремлевки наступила полнейшая тишина. Там даже не было слышно статических помех или звуков работы дешифратора. Артур Любимов очень медленно вернул трубку на рычаги телефонного аппарата. Ему было нужно еще кое с кем переговорить по линиям первой кремлевки, но после разговора с Лаврентием Берия у него уже не было сил и желания далее общаться по этому телефону.
   Полковник поднял голову и внимательно осмотрел обстановку своего кабинета, до этого момента он не обращал внимания на подобные глупости. Имелся бы стул и стол с телефоном, за которым можно было бы работать, встречаться с другими командирами. И этого ему было бы явно достаточно, он никогда не думал ни о каких секретаршах или о порученцах.
   Это воспоминание о порученце, неком лейтенанте Трезубове, заставило полковника подняться с комфортабельного кресла, подойти к двери кабинета и, ее распахнув, крикнуть в приемную:
   - Лейтенанта Трезубова, ко мне!

Глава 10

- 1 -

   Два командира Красной Армии и сопровождающий их рядовой красноармеец с сидором за плечами шли по улице Маросейка по направлению к улице Покровка. Этой тройка сильно выделялась в толпе москвичей, которая озабоченно чем-то занималась на этой улице. Несмотря на военное время, на не очень-то хорошую погоду, была середина октября, снег еще не выпал, но было немного прохладно, на всем протяжение Маросейки собралось необычно иного народа. В основном это были москвичи среднего и пожилого возраста, но среди них мелькали и парни призывного возраста, уже одевшиеся в демисезонное пальто темного цвета, с поднятым воротником и в кепках аэродромах, которые так любили и носили настоящие уркаганы?.
   Тройка военных чем-то выделялась в этой бесцельно мечущейся по Маросейке московской толпе. Может быть, своим спокойствием на этом общем фоне непонятной бестолковщины, которая сейчас творилась на этой знаменитой московской улице. Никогда прежде на Маросейке не было столько народа, как сегодня. Маросейка была не очень большой улицей, она все еще сохраняла свой старомосковский флер, была неширокой, а по обеим ее сторонам возвышались в основном двух и трехэтажные кирпичные и деревянные здания. Правда сталинское руководство города на этой улице построили пару многоэтажных жилых громад, но они так и не изменили общего облика улицы Маросейка.
   Сегодня эта старомосковская улица была заполнена таким количеством москвичей, что они уже не умещались на тротуарах или на пешеходных дорожках, а высыпали на мостовую и туда-сюда сновали по ней.
   На мостовой в этой толпе можно было увидеть одиночных людей и целые московские семьи, которые, отыскав где-то тележку с колесами, загружали ее домашним скарбом и сейчас шли в восточном направлении от Кремля. Посмотрев на этих людей и семьи, которым москвичи не очень-то охотно уступали дорогу, любому человеку становилось понятным, что эти люди и эти семьи решились стать беженцами. Они катили свои тележки или шли с рюкзаками за плечами, чтобы, как можно дальше, уйти, убежать прочь от наступающих немцев. В московской толпе эти беженцы чувствовали себя неуютно и старались, как можно быстрее, пройти Маросейку.
   Они пока еще не понимали, что с такими же москвичами и с таким же их поведением им придется встретиться и на улице Покровка, которая следует за Маросейкой, а также далее по всему маршруту следования до шоссе Энтузиастов. Возможно, чуть позже некоторые из беженцев все-таки плюнут на свое поспешное решение о бегстве, развернутся, и вернуться в свои дома.
   Командиры же Красной Армии все еще проходили по Маросейке, спокойно беседуя друг с другом, москвичи же, молча, расступались перед этой тройкой военных и, особо не высказываясь по их адресу, так же, молча, пропускали их дальше. Эти же командиры шли и беседовали, казалось бы, они совершенно не замечали того, что в этот момент происходило на самой Маросейке вокруг них. Правда, эти парни в командирской форме все-таки изредка посматривали по сторонам, в их взглядах не проскальзывало тревожного блеска. Они ничем не выказывали того, что были обеспокоены появлением такого количества людей на улице. Они не призывали москвичей расходиться по домам, не нарушать общественного порядка.
   В этот момент на Маросейку въехала полуторка, в кузове которой сидел милицейский патруль. Полуторка ехала на невысокой скорости, километров двадцать в час, а ее водитель постоянно давил на клаксон, громкими гудками разгонял людей на мостовой. Это неожиданное появление милицейской полуторки вызвало некоторую обеспокоенность в передвижениях людей по Маросейки, они разбегались, рискуя жизнью, по сторонам, чуть ли не перед самым радиатором грузовика. Водитель же, словно этого не замечал, а продолжал жать на педаль газа, от чего грузовик только убыстрял ход.
   Но еще более непонятное действие вдруг начало происходить в кузове полуторки, где сидели члены милицейского патруля с трехлинейками Мосина в руках. Один из патрульных, одетый в форму сержанта милиции, вдруг встал на ноги и, опираясь рукой о кабину грузовика, другую руку с винтовкой поднял вверх и басистым голосом проревел на всю Маросейку:
   - Граждане москвичи, прекратите нарушать общественный порядок, расходитесь по домам!
   Видимо, для пущей убедительности своего приказа сержант милиции из своей мосиновки пальнул в воздух!
   Этот выстрел, словно стал катализатором каких-то скрытых действий в собравшейся толпе! Она, словно разделилась на правых и неправых людей, откуда-то с подворотней вдруг появилось несколько молодых людей, которые с уверенным и деловитым видом принялись наводить общественный порядок на улице Маросейке. Они начали разделять толпу на части, причем, полковник Любимов, стоя на тротуаре улицы, хорошо видел то, чего не видели простые москвичи. Эта молодежь вполне профессионально делила московскую толпу на людей с нерешительным характером, быстро поддающихся панике, и на людей с решительным характером, которых молодые люди явно пытались изолировать.
   Уже целый час до этого события на Маросейке полковник Любимов вместе с подполковником Гавриловым прогуливался по московским улицам, знакомясь с общей обстановкой в городе. При них в качестве рядового красноармейца находился майор Сергеев, который в заплечном сидоре тащил радиостанцию "Шершень" для поддержания связи со штабом бригады. Они уже прошлись по Арбату, Волхонке, а сейчас знакомились с обстановкой на Маросейке, за углом которой находилось здание НКВД СССР.
   Милицейский патруль на полуторке, выкрик и выстрел сержанта милиции оказались полной неожиданностью для Артура и Николая, до этого момента им казалось, что обстановка на Маросейке мало чем отличается от обстановок, существовавших на других московских улицах. Именно поэтому они так спокойно прогуливались по этой улице!
   Подполковник Николай Гаврилов выхватил из кобуры свой пистолет ТТ и прыжком выскочил на мостовую и прицелился в водителя полуторки, громко требуя, чтобы он немедленно остановился, иначе он будет стрелять на поражение. Полковник Любимов остался на тротуаре и, молча, протянул назад руку к майору Сергееву, в которую тот тут же вложил микрофон радиостанции "Шершень". Поднеся микрофон ко рту левой рукой, Артур негромким и, возможно, невыразительным голосом произнес:
   - Внимание всем патрульным! Ближайшему патрулю срочно прибыть в середину Маросейки! Остальным патрулям блокировать улицу! Капитану Бове с взводом разведки срочно прибыть на Маросейку и немедленно приступить к проверке документов!
   Напуганный подполковником Гавриловым, водитель полуторки все же остановил свой грузовик. В тот момент, когда полковник Любимов говорил по радиостанции, к Гаврилову со спины подскочил какой-то молодой человек в широком черном демисезонном пальто, на долю мгновения он припал к подполковничей спине своим юрким и стройным телом. Даже не застонав, Николай Гаврилов начал медленно заваливаться на мостовую, Николай не хотел умирать и до последнего момента боролся за свою жизнь! Этот же парень несколько задержался, чтобы полюбоваться кровавым делом своих рук! Уркаган на секунду забыл о том, что находится не в тюрьме, поэтому не поспешил покинуть место убийства человека в военной форме, чтобы остаться безнаказанным и навсегда раствориться в толпе москвичей.
   Прозвучал слабый щелчок пистолетного выстрела!
   Из руки этого парня тут же выпала окровавленная финка, с металлическим легким звоном она клинком, покрытым кровью подполковника, упала на мостовую. А сам парень, широко раскинув руки, упал на спину и уже больше не шевелился. Он умер сразу, даже и не мучился!
   Артур Любимов все еще стоял на тротуаре с микрофоном в одной руке, и "Вальтером РК38" - в другой. Он стрелял автоматически, не подозревая о том, что на его глазах только что хладнокровно убили его друга, Николая Гаврилова. Майор Сергеев, быстро скинув со спины сидор с рацией, большими скачками мчался к лежащему на заплеванной мостовой, сплошь покрытой папиросными окурками, подполковнику Гаврилову.
   Он не успел, к этому моменту Коля Гаврилов перестал дышать!
   Финка профессионального убийцы прошла под лопаткой и точно поразила сердце подполковника Николая Гаврилова.
   Сообразив, что опоздал, Сергеев поднял голову и посмотрел в сторону полковника Любимова. В этот момент из одного из переулков, выходящих на Маросейку, вынырнул студебеккер, кузов которого был забит красноармейцами в ладных зимних полушубках и с автоматическими карабинами Симонова в руках. Как только грузовик остановился, бойцы мгновенно покинули кузов и двумя ручейками побежали по Маросейке, оставляя по паре бойцов у каждого переулка, чтобы ими перекрыть улицу и не позволить собравшейся толпе рассосаться по этим переулкам.
   Одно отделение бойцов окружило полуторку с милицейским патрулем и, угрожающе пощелкав затворами карабинов, потребовали, чтобы милиционеры сдали бы свое оружие. Первым за борт на землю бросил винтовку горлопан сержант, вслед за его трехлинейкой на землю полетели другие винтовки и почему-то немецкий пистолет-пулемет "шмайсер".
   В этот момент капитан Кулаков, командир роты второго батальона первого полка подполковника Гаврилова, рапортовал командиру бригады, полковнику Любимову о том, что с своей ротой он следовал по Бульварному кольцу в тот момент, когда он по рации отдавал приказ патрулям бригады. Услышав приказ, капитан Кулаков, согласовав вопрос с начштаба бригады, полковником Молоковым, с ротой отправился на помощь командиру бригады на улицу Маросейку. В течение пяти минут, которые потребовались его роте достичь улицы, капитан детально проинструктировал красноармейцев своей роты, что и как они должны делать по прибытию на место. Через паузу, капитан Кулаков стеснительно добавил, на Маросейке он родился в этот день двадцать девять лет тому назад.
   Когда оружие милиционеров начало падать на мостовую Маросейки, то слышался звук лязга металлических частей винтовок о булыжник мостовой. И полковник, и капитан инстинктивно повернули головы в этом направлении. Совершенно неожиданно для Артура Любимова, капитан Кулаков почему-то бросился на него и всем своим телом попытался плотно прижать его к стене здания, находившегося за спиной полковника!
   Артур не увидел, а только услышал хруст автоматной очереди!
   Тело капитана Кулакова несколько раз дернулось и, совсем ослабев, начало медленно падать на землю!

- 2 -

   Полковник Любимов уже в третий раз проходил вдоль строя шеренги из шести милиционеров, только что задержанного и обезоруженного милицейского патруля. Артур внимательно всматривался в лица этих простых парней, пытаясь через их сознание разобраться в том, что же только что произошло на его глазах?! Почему из-за этого патруля зарезали подполковника Гаврилова? Почему у одного из милиционеров, сидевшего в кузове полуторки, оказался немецкий "шмайсер" и кто на деле был этот милиционер? Почему милиционер, водитель грузовика, покушался на его жизнь, но убил капитана Кулакова, стреляя из второго шмайсера?
   Москвича Кулакова убили автоматной очередью из немецкого пистолета-пулемета на той самой московской улице, на которой капитан родился двадцать девять лет тому назад, у него вся жизнь была впереди?!
   Милиционеры стояли на тротуаре, своими спинами они едва не касались стены одного из домов Маросейки. Если судить по мыслям и поведению этих парней в синей милицейской форме, то они себя совершенно не чувствовали виновными во всем том, что только что произошло на этой московской улице. Но, что было самым удивительным, эти милиционеры не были ошарашены тем, что водитель их грузовика стрелял по молодому капитану из немецкого шмайсера?!
   Один из этих милиционеров не выдержал хождения перед ними неизвестного полконика и, нагло глядя Артуру Любимову в глаза, вдруг заявил:
   - Товарищ полковник, мы в вас не стреляли! Стрелял-то, Иван Дмитриевич, наш водила, которого мы и знать не знали! Нас выделили в патруль, показали полуторку и приказали, езжайте и наводите порядок на улице! Откуда же мы могли знать, что наш водила предатель, немецкий шпион и диверсант!
   После такого заявления Артур Любимов еще более насторожился, простой милиционер, недавний колхозник, всего три класса сельского образования, а говорит так слаженно и умно! Внутренне усмехнувшись этой своей мысли, Артур еще и еще раз мысленным щупом прошелся по сознанию шести парней в милицейской форме. И снова ничего подозрительного в их мыслях не обнаружил!
   Они недавно начали служить в московской милиции и были рады радехоньки тому, что от службы в действующей Красной Армии сумели отвертеться этой службой в милиции! В их головах отсутствовала какая-либо информация в отношении того, откуда же у этих простых парней появилось немецкое оружие и что они намеревались делать на Маросейке. Артур Любимов подошел к сержанту горлопану и начал внимательно всматриваться в его глаза. Сержант не отвел глаз, а только начал криво ухмыляться. И его сознание было свободным от каких-либо посторонних мыслей. В его голове даже не сохранились мысли о его деревенской жизни!
   Артур Любимов по рации связался и приказал полковнику Молокову, созвониться с отделением милиции, в котором будто бы служили эти молодцы и там поинтересоваться, служили ли там эти удальцы наглецы, отправляли ли их сегодня в патруль по московским улицам. Ответ пришел быстрый и положительный, парни прибыли на службу в отделение милиции две недели назад и за это время показали себя дисциплинированными и исполнительными милиционерами! Водитель полуторки был старослужащим милиционером, но до Москвы служил в каком-то городке на западной границе, по службе ничем особенным не выделялся
   Артуру ничего не оставалось делать, как приказать, чтобы отпустили эту шестерку, арестовать водителя полуторки, который из шмайсера расстрелял капитана Кулакова, ранил его в правое плечо, и отправить его в первое же отделение милиции. Но в этот момент он чувствовал, пока еще чувствовал, не имея на руках реальных свидетельств, что смерть подполковника Гаврилова и смерть капитана Кулакова взаимосвязаны, а главное, что их смерть остается неотомщенной, что вражеская кровь в ответ не будет пролита! Не обращая внимания на боль в плече, полковник Любимов продолжал размышлять о том, что, если он сейчас не раскопает причину всего того, что только что произошло на Маросейке, то уже никто более не будет расследовать и копаться в этом происшествии.
   Отставив на время эти свои мысли, полковник Любимов внимательно осмотрелся вокруг. На Маросейке появились разведчики капитана Бове, они быстро рассортировали москвичей, не успевших покинуть улицу и попавших в облаву, по понятным им категориям и группам, начав проверку документов граждан в каждой из них. Любимов по радиостанции "Шершень" снова связался с Алексеем Молоковым, начштаба бригады, и поинтересовался у него тем, что сейчас происходит на московских улицах. Доклад полковника был кратким и однозначным, напряжение на московских улицах все еще сохраняется, но оно уже не растет такими быстрыми темпами, как это происходило утром, в начале дня.
   - Все чаще и чаще нарушения общественного порядка начали происходить не на улицах, а на предприятиях и фабриках, закрытых начальством по непонятным причинам, - начал рапортовать Алексей Молоков, свой рапорт он, видимо, зачитывал по заранее подготовленной бумажке, - там недовольный народ начал выпивать и громить производственные помещения и кабинеты начальников. Все больше и больше закрывается столичных учреждений, а их сотрудники сжигают секретную переписку и деловые бумаги. Правда, следует сказать, что поток беженцев на шоссе Энтузиастов не ослабевает, а пока еще только усиливается.
   После небольшой паузы полковник Молоков продолжил рапорт:
   - Пару раз в штаб бригады звонили из горкома партии, какие-то секретари требовали оружием перекрыть этот поток беженцев. Но я отказывался, мотивируя свой отказ тем, что у нас не хватает красноармейцев на эту операцию. Так, что Артур, завтра сидеть будем вместе в этом твоем НКВД! Да, забыл тебе сказать, что звонили из приемной наркома внутренних дел и просили тебе передать, что Наркомат выполнил твой приказ по Сокольникам, что ты больше можешь не волноваться по этому вопросу. Что ж, если судить по этому звонку и тому, что ты сегодня командуешь Наркоматом НКВД СССР, то завтра в тюрьме НКВД мне придется сидеть одному!
   Закончив разговор с Молоковым, полковник Любимов, расхаживая по тротуару и поглядывая на работу разведчиков, снова вернулся к своим мыслям о том, что же ему делать с милиционерами патруля. Своим нутром он прямо-таки ощущал, что с этими парнями что-то было не совсем нечисто, что-то было с ними не в полном порядке! Если судить по их поведению, то на Маросейку они прибыли с одной только целью, будоражить собравшийся на улице народ, использовать его в каких-то своих целях. Смерть подполковника Гаврилова в какой-то мере прервала планы этих молодчиков, причем, Николая зарезали не милиционеры, а те люди, которые были на Маросейке, которые явно ожидали появления полуторки с милицейским патрулем. Артур с сожалением вспоминал о своем поспешном выстреле, убийца Гаврилова сейчас мог бы многое рассказать о том, что же именно готовилось на Маросейке?! Но уже сделанного, не вернешь!
   К Артуру подошел капитан Бове и лихо, козырнув, отрапортовал, что его рота занимается проверкой документов москвичей, случайно оказавшихся на Маросейке. Уже по первым полученным сведениям, среди задержанных оказалось много криминальных представителей и людей, имеющих одни только справки об освобождении из тюрем. К тому же разведчиками выявлены два красноармейца без каких-либо документов, они, видимо, дезертиры, скрывающиеся от народного правосудия. Полковник Любимов поблагодарил капитана Бове и ему приказал, что обоих дезертиров под конвоем доставили бы к нему, а также в отдельную группу собрать все людей, которые имели справки об освобождении из тюрем.
   В заключение он тихо сказал, обращаясь к капитану Бове:
   - Жора, временно прими под свое командование роту погибшего капитана Кулакова. С его ребятами нужно поговорить и успокоить, а то они ходят, как в воду опущенные. Они явно не понимают, как эти московские милиционеры могли расстрелять их капитана в самом центре Москвы?!
   Оба красноармейца дезертира, как две капли воды, своей внешностью и своей головной активностью походили на задержанных милиционеров, да и у них в мозгах стоял такой же немецкий порядок, никаких лишних мыслей. Донельзя разозленный открытием и, не понимая, почему он ранее не обратил внимания на немецкую пунктуальность в работе сознаний подозреваемых, полковник Любимов сопоставил результаты мысленного сканирования работы головных мозгов восьми задержанных парней. Как вдруг оказалось, что таблицы сканирования их сознания ничем не отличались друг от друга! Такой аналогии у разных людей, в принципе, не должно было бы случаться?!
   Артур подозвал Жору Бове, чтобы с ним поделиться своими открытиями, которые ему удалось раскопать по отношению подозрительных милиционеров и красноармейцев дезертиров. На что капитан Бове резонно заметил:
   - Артур, не кипятись! Насколько я тебя понимаю, ты не собираешься прощать и отпускать на волю задержанных милиционеров только из-за того, что из-за них убили Николая?! Я во многом полностью тебя поддерживал, но сейчас мне не нравится то, что ты не имеешь прямых доказательств и свидетельств их соучастия в преступлении. Водитель стрелял из шмайсера, это многие люди видели! Он, безусловно, виновен и подлежит расстрелу! Два красноармейца бежали с фронта, по законам военного времени их можно расстрелять без суда и следствия! Но вот участь шести милиционеров остается под большим вопросом?! Даже сержант горлопан, прибыв на Маросейку, в запале кричал правильные слова, призывая граждан поддерживать общественный порядок. Только вот он зря стрелял из винтовки в воздух, за это сажают в тюрьму, но не расстреливают! Ты, Артур, какими-то своими неизвестными никому средствами открыл то, что у восьми людей мозг работает идентично друг другу. Это можно доказать только в лабораторных условиях, но людей за то, в чем виновата природа, не расстреливают.

- 3 -

   Когда закончилась проверка документов, то капитан Жора Бове подошел к комбригу, полковнику Любимову, и, вытянувшись в струнку, несколько виноватым голосом отрапортовал:
   - Товарищ полковник, разрешите доложить о результатах проверки документов граждан, находившихся на Маросейке в момент проведения облавы!
   Артур Любимов прекратил свое бесконечное хождение по тротуару улицы, остановился перед капитаном и, грустно усмехнувшись, поинтересовался.
   - Жора, прекрати выпендриваться! Я уже столько времени не видел, чтобы мой старый друг, Жора Бове, передо мной так бы тянулся! Он больше меня критиковал и ставил на место! Ну, да ладно, выкладывай, какие у тебя результаты проверки документов?!
   - Товарищ полковник, в облаву попали и были временно задержаны две тысячи триста восемь москвичей. Шесть человек, включая двух красноармейцев дезертиров, с собой не имеют никаких документов или удостоверений личности. Одна тысяча девятьсот восемьдесят два гражданина имеют московские паспорта, которые действительны и в полном порядке! Сто пятьдесят шесть граждан имеют временные справки, удостоверения личности, выданные колхозами! Семьдесят три гражданина имеют паспорта, выданные в различных городах Советского Союза, которые на данный момент находятся на территориях временного оккупированных немцами! Тридцать граждан имеют справки об условно-досрочном освобождении из тюремного заключения за примерное поведение! И двадцать один гражданин, включая и погибшего гражданина, имеет справки об освобождении из тюрьмы!
   Результаты проверки документов прямо-таки потрясли воображение полковника Любимова. Такого общего количества задержанных и такого количества подозрительных граждан среди этих задержанных, явно не ожидал получить и сам Жора Бове! Такие цифры не могли быть случайными в столице, в которой стальной рукой Иосифа Виссарионовича Сталина поддерживался железный пролетарский порядок, а практически за каждым москвичом, его мыслями и поведением, внимательно следило Московское управление НКВД. К тому же следовало бы хорошо помнить и о том, что на этой улице находилось здание ЦК ВЛКСМ, напротив здания ЦК ВКП(б) и за углом здание НКВД.
   Капитан Бове все еще продолжал стоять по стойке смирно, глазами поедая своего командира! Он, видимо, надеялся на то, что Артур Любимов войдет в его положение, простит за упреки и снова протянет ему руку дружбы!
   Сейчас обоим командирам становилось понятным, что на Маросейке, если принимать во внимание месторасположение самой улицы, а также количество задержанных бывших преступников, граждан без документов, граждан беженцев и граждан колхозников, то на этой улице явно готовилась какая-то авантюра. Причем, не простоя очередная авантюра агентурной разведки немецкого Абвера, а нечто большее!
   Теперь для полковника Любимова и капитана Бове становилось делом командирской чести доказать, что облава, проведенная на Маросейке бригадой особого назначения, и количество людей, задержанных в этой облаве, не было ответной реакцией на действия противника! Но для этого им надо было узнать, что все же Абвер готовил на Маросейке.
   Артур Любимов посмотрел на Жору Бове и просто сказал:
   - Жора, пожалуйста, прекрати тянуться и строить из себя строевого солдафона. Ты мне нужен таким, каким был прежде, умным и думающим евреем, который не даст глупого или подлого совета. Ты же понимаешь, что мы случайно вляпались в гнуснейшую историю, из которой должны выбраться с честью и достоинством советского командира. Я надеюсь, что ты больше не будешь защищать тех милиционеров и позволишь мне вплотную заняться тем сержантом горлопаном. Он должен нам рассказать всю подноготную своего появления в Москве и сегодня - на Маросейке. Выстрелом из винтовки он явно кому-то подавал сигнал к началу действия. Вот мы и посмотрим, кому и зачем он сигналил этим выстрелом? Мы должны узнать, за что убили нашего Николая и нашего капитана Кулакова?
   Плечо сильно саднило от боли, оно было мокроватым от крови, но Артур решил не менять временной повязки, наложенной на рану фельдшером роты убитого капитана Кулакова. Он подошел к шеренге милиционеров и снова прошелся вдоль их строя, опять-таки внимательно всматриваясь в их лица. Парни внутренне и внешне не изменились, они, по-прежнему, нагло улыбались, стояли свободно и переступали с ноги на ногу!
   Артур Любимов резко развернулся на каблуках сапог и подошел к сержанту горлопану. Похоже, тот не ожидал того, что этот полковник зануда снова будет им заниматься, в его глазах вдруг забегала какая-то растерянность! Артур обхватил его голову обеими руками таким образом, чтобы центр его ладоней пришлись бы на виски сержантской головы. Импульсы, испускаемые одной из ладоней, прошли в глубину серого вещества головного мозга сержанта и были свободно приняты другой ладонью. Поисковые импульсы ничего постороннего или аномального в голове сержанта не обнаружили! Тогда Любимов одну ладонь приложил ко сержантскому лбу, а другую - к затылку и сразу же перешел на усиленный поисковый импульс.
   Был преодолен первый искусственный блок, второй... и с большим трудом Артур взломал третий блок, перекрывший доступ к истинным мыслям сержанта. Нет, это был уже не сержант, а командир Красной Армии майор Павел Журков, который двадцать третьего июня 1941 года добровольно сдался танкистам 2-й танковой дивизии вермахта!
   За спиной полковника удивленно ахнул Жора Бове, как только Артур начал работать с серым веществом головного мозга сержанта горлопана, то он тотчас же переключился на ментальный диапазон. Он стал очевидцем того, как полковник Любимов безжалостно взломал головные блоки сержанта, после такой операции сержант уже никогда не станет нормальным человеком!
   Артур же продолжал методично и жестко работать с головным мозгом майора Павла Журкова, извлекая из него все новую и новую информацию. Школа Абвера и первые бои на стороне немцев, это Павла Журкова испытывали на верность идеям фюрера! Первое участие в расстрелах евреев и комиссаров и первое проникновение в партизанский отряд, который затем полностью вырезали диверсанты немецкого полка Бранденбург. Кровавый счет Павла Журкова рос не по дням, а по часам, в результате состоялся приватный разговор с неким майором Куртом Рунге. После разговора последовала "командировка" в Москву. Это было все, что хранилось на полках памяти Павла Журкова, далее он должен был выполнить одно только задание, в составе милицейского патруля прибыть на улицу Маросейка, громко крикнуть: "Граждане москвичи, прекратите нарушать общественный порядок, расходитесь по домам!", затем из винтовки выстрелить в воздух".
   На этом эпизоде заканчивалась информация, хранившаяся в памяти сержанта горлопана! Когда Артур освободил голову сержанта милиционера, тот что-то выкрикнул, ударом кулака в область раненого плеча полковника, отбросил его в стороны и собрался бежать, но в этот момент отделение стрелков роты капитана Кулакова нажали курки своих карабинов Симонова. Пророкотали нескладные очереди в пять и десять патронов из их винтовок. Капитан Кулаков отомстил лжемилиционерам за свою столь раннюю смерть по их вине руками бойцов своей роты. Шесть парней в милицейской форме неподвижно лежали на тротуаре, а струйки крови из-под их тел сливались в один ручеек, который пробивал себе дорогу к решетке водослива на мостовой Маросейки!
   Неизвестно откуда появился сержант в форме войск НКВД, он, молча, прошел сквозь строй отделения бойцов, которые только что расстреляли милиционеров. Подошел к шести телам, достал из кобуры наган и произвел шесть контрольных выстрелов. Затем сержант подошел, наклонился к Артуру Любимову, навзничь лежавшему на грязном тротуаре, и помог ему подняться на ноги:
   - Не спешили бы, полковник, с расстрелами! Это все-таки наше дело! Мы здесь поблизости и всегда готовы прийти к вам на помощь! Кончайте свое дело, узнавайте, что же на Маросейке должно было бы произойти. Лаврентий Павлович очень интересуется этим делом!
   Неизвестно откуда появившиеся бойцы в форме войск НКВД ловко побросали трупы расстрелянных милиционеров в кузов полуторки, на которой появился милицейский патруль. Один из этих бойцов сел за ее руль, завел двигатель грузовика, который тронулся с места, свернул в первый же переулок и исчез из вида. На мостовой остались лежать пять винтовок Мосина и один немецкий шмайсер, это было все, что осталось от милиционеров.
   Иван Дмитриевич, водила, как его называл только что расстрелянный сержант, почему-то стоял на коленях, держал руки у лица и мелко подрагивал телом.
   - Да он плачет, - подумал Артур.
   После недолгих размышлений он оправил испачканную в крови шинель, и решительно направился к этому водиле. Остановился в паре шагов, а затем на немецком языке задал вопрос:
   - Кто вы такой, какое задание имеете в Москве?
   Услышав вопрос, водила Иван Дмитриевич в момент изменился. Он выпрямился, слегка подал грудь вперед, а руки приложил к бедрам, чтобы тут на немецком языке рапортовать:
   - Герр оберст, Ганс Гейнцке, фельдфебель полка Бранденбург! По приказу командования занимаюсь координацией деятельности нашей агентуры, заранее внедренной в Москву, которую вы называете пятой колонной. Унтерштурмфюрер СС Донцигер должен был направить сюда один из своих грузовиков с оружием. С прибытием грузовика я должен был активировать память членов своего милицейского патруля, а они в свою очередь должны были стать командирами полка, который должен был быть сформирован на Маросейке с тем, чтобы осуществить нападение...
   В этот момент в голове полковника Любимова сформировался голос Лаврентия Павловича, который, видимо, уже давно по ментальному каналу и, находясь в пассивном состоянии, следил за развитием событий на Маросейке. Об этом Артуру намекнул и сержант НКВД, поэтому внутренне полковник Любимов был готов к подобному развитию событий.
   Лаврентий Берия строго потребовал, продолжая общаться в мысленном диапазоне:
   - Спасибо тебе, Артур, армия и специальные силы выполнили перед родиной свой долг, теперь настала пора правоохранительным органам приняться за дело. Сейчас появится мой сержант и у тебя заберет этого говорливого немца. Мы также заберем всех людей, которые попали в твою облаву, чтобы самим разобраться в том, что же с ними следует делать, а то ты, молодой человек, слишком многих людей расстреливаешь! Да, спасибо тебе за майора Немчинова, который доложил и переправил нам, пойманных твоими людьми обоих Донцигеров, шаферов грузовиков с оружием. И последнее, товарищ Сталин, только что мне звонил и просит тебя соединиться с ним по рации. А теперь, полковник, до свидания, надеюсь, что завтрашний день будет более легким, чем сегодняшний!

Заключение

Выдержки из статьи "Паникеры и предатели приговорены к расстрелу" газеты "Комсомольская Правда" от 21 октября 1941 года

   "Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики N 2 Московского городского управления лёгкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин, а также начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов и в разбазаривании государственного имущества. Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания -- расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет".
  
   Мосинские трехлинейные винтовки, винтовки СВТ38 и СВТ40, а также ручные пулеметы Дягтерева пехотные.
   TAW - travelers among worlds.
   Немецкие войска не брали Подольск в 1941 году.
   ? Уркаган - вор, бандит, жулик, урка - представитель криминального мира.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

358

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"