За тридцать с лишним лет работы в прессе мне пришлось иметь дело с множеством представителей нашей профессии, как местного уровня - от многотиражного до областного, так и с журналистами, представляющими центральную прессу. И, скажу так, большинство из них своим творчеством меня не впечатлило. Чаще всего заумно, скучно и путано. И амбициозно. Словно задача перед такими стояла не проблему вскрыть или рассказать о происшедшем, а себя показать. Конечно, с представителями союзного и российского уровня я общался мало, всего два-три раза и, видимо, мне просто не повезло. А вот за работой местной пишущей братии я следил внимательно.
Но были, да и есть, конечно, среди моих земляков-журналистов талантливые люди, обладающие умением выйти на необходимую информацию, добыть её, увидеть проблему там, где прочие её не замечают. Среди моих товарищей по первой газете были разные люди. Многих теперь и не припомню. Но не мало и таких, кого вспоминаю с теплотой и благодарю судьбу за то, что она подарила мне радость общения с ними. О таких я и хочу рассказать. Сегодня о тех, кого уже нет с нами.
Галёк-уголёк
Замечательным человеком была Галя Рогова. Галёк-уголёк, как метко назвал её один из наших рабкоров, слесарь Володя Науменков. Она действительно была такая: весёлая, яркая, но могла и обжечь словом. И материалы её всегда были горячие - и по теме, и по содержанию. Она рано ушла из жизни. У Гали не было своей семьи и всю свою заботу она обратила на племянницу.
Когда я пришёл в "Автозаводец" Галя работала там курьером. В её обязанности входило завозить материалы в типографию в газетный день, раскладывать, согласно разнарядке, тираж для рассылки в цеха и отделы завода, выполнять какие-то поручения редактора, касающиеся устройства быта редакции. Понятно, что за газетами в типографию на заводской машине - какую выделят - ездили мы, мужики. По очереди. И на третий этаж эти тюки - их обычно было четыре - заносили тоже мы. И даже, если выпадала свободная минутка - чаще всего во время группового шествия на перекур - задерживались возле широкого стола, где хлопотала Галя, и отсчитывали по сотне газет, укладывая их рядком, чтобы ей было удобней наделять подписчиков, добавляя к этим "сотням" или отнимая от них нужное количество.
Галя училась на третьем курсе в машиностроительном институте. Заочно. И не один год. Бросала, вновь восстанавливалась. Казалось, что с профессией у неё не заладилось. Но вот однажды, в особо тяжёлый газетный день, когда грипп беспощадно выкосил наши ряды, редактор попросил её сделать несколько коротеньких подписей под фотографии. Я уже говорил, что сотрудник заводской фотолаборатории, выполняя в подразделениях предприятия неведомые нам свои служебные обязанности, ради подработки делал снимки для газеты. На обратной стороне фотографии он подписывал фамилии изображённых, род их занятия, название цеха и указывал повод для фотографии. Всё это нужно было проверить и уложить в короткую подпись. Помню, Галка сначала отбивалась, потому что лишние заботы за её мизерную зарплату ей были не нужны, но Брон умел настоять на своём. Да и сработал принцип товарищества, предполагающий взаимовыручку: ведь в газетные дни, когда мы парились над строками, она обычно сидела в сторонке, почитывая книгу в ожидании, пока сформируется первый завоз.
И она написала. В следующий раз, когда Александр Самойлович услышал её взволнованный рассказ о каком-то конфликте в одном из цехов, предложил ей написать заметку. Материал получился несколько сумбурный, излишне эмоциональный, но они с Броном посидели над ним, и в итоге вышла резонансная статья.
После этого Галя вошла во вкус. И увлеклась, начисто забыв, что когда-то она считала журналистику недоступным для неё уделом небожителей. В короткое время она встала вровень с опытными сотрудниками. У неё появились свои темы, свой стиль, свои источники. Писала она, как и все, обо всём, но самые удачные её материалы были о проблемах во взаимоотношениях в коллективах, она умело разбирала конфликты, защищала обиженных. То есть бралась за трудные темы, требующие больших затрат времени и сил. Неоднократно её материалы отмечались на обзорах, как лучшие.
Потом, в девяностые, она ушла из "Автозаводца". Работала в крупнейших областных газетах - "Брянский рабочий" и "Брянские известия", где специализировалась главным образом на проблемных материалах и криминальной теме, последние годы жизни была корреспондентом престижной газеты "Десница", - подразделения всероссийского издательского дома "Провинция". Сюда многие хотели бы устроиться, но отбор был жёсткий. И сейчас это издание держит 20-тысячный тираж, а в те времена он доходил до 100 тысяч.
Галя быстро завоевала уважение коллег и читателей. Правда, отношения с начальством у неё не всегда складывались. Характер у нашей Галочки был непростой. Она была напориста, уверена в своей правоте, и по этой причине порой начисто отвергала другие точки зрения. И хотя, как человек высокой морали, чаще всего была права, её прямые и бескомпромиссные суждения порой вызывали у окружающих чувство протеста. Галя принадлежала к разряду максималистов, которые, как известно, беспощадно и открыто предъявляют к окружающим самые высокие требования. С ней было нелегко. Но только не мне. Мы - Галя, Коля Исаков и я - дружили, даже покинув стены Броновской Альма матер. Бывали друг у друга в гостях. Она вела в газете криминальную тему, а мы с Николаем работали в областном УВД, охватывая практически все сферы его деятельности. Понятно, что в затруднительных ситуациях она получала нужную для статьи информацию раньше других коллег и в большем объёме. Да и качество этой информации было выше, так как мы точно знали, что нужно корреспонденту для написания хорошей статьи. Галя была глубоко верующим человеком, и многие её материалы были посвящены вопросам духовного становления человека. Она ушла из жизни, оставив о себе самые добрые воспоминания. Мои дочери - её крестницы - вспоминают её с особой теплотой.
Поэт
Довольно рано ушёл из жизни и Саша Шелгунов. По сути своей он был больше литератор, чем журналист, но и журналист он был хороший. Саша писал быстро, по делу, без ненужных витиеватостей, которые редакторам часто приходится распутывать, чтобы выявить смысл сказанного. Но всё-таки журналистика Саше была мало интересна. Он был поэтом. Стихов писал много, увы, большей частью они где-то затерялись. И рабочий день в редакции обычно начинался с чтения стихов, которые он успевал написать ночью или в электричке, по пути на работу.
Привалившись спиной к сосёнке,
буду долго глядеть в небеса,
где на каждой живой иголке -
солнца яростная оса.
Прошлогодние мысли вернутся,
будто жизнь наша прах и тлен.
Мне захочется улыбнуться,
отряхнуть их как сор с колен.
Мне сегодня намного светлее,
жизнь приемлю такой, как есть.
Видно к осени стал мудрее,
молодую прибило спесь.
Но покуда ещё есть время,
затеряюсь в осеннем лесу,
где рубиновая камея -
каплей жаркою на весу.
На страничке, посвящённой ушедшим из жизни Брянским поэтам есть и его стихи. Чтобы прочесть их, нажмите на фамилию и пройдите вниз по списку.
Вообще Саша не очень вписывался в в общепринятый шаблон представления о поэтах. Был он очень собранный, организованный. Умел быстро и качественно работать. Газетное дело освоил основательно. Когда в девяностые стала разваливаться экономика и завод пришёл в упадок, он занял место Брона, ушедшего в одну из вновь организованных газет и стал "последним из могикан" того старого "Автозаводца". У завода не стало средств содержать газету, она выходила с перебоями. И в какой-то момент Саша решил, что хватит агоний и просто оставил тонущий корабль. Последним. Как и положено капитану. Потом, через десяток лет название "Автозаводец" вновь появилось, но сравнивать с прежним зубастыми и дотошным "Автозаводцем" ту газету, что унаследовала его название, нельзя. В этом новом "Автозаводце" была напечатана моя статья-некролог о Броне, которая стала отзвуком давно минувших дней.
А Саша после того, как оставил газету, возглавил какой-то отдел в подразделении Союза писателей, с которым много лет сотрудничал. Помню, что занимался он популяризацией местной литературы. К своей работе он относился иронически, всерьёз её не принимал. Но она не мешала ему писать стихи, и это было главное. Его кабинет помещался в старинном полуразрушенном особнячке. Я тогда работал неподалёку и время от времени заскакивал к нему в гости.
Последним местом его работы была "Брянская газета". Это была одна из самых раскрученных областных газет тиражом почти в сто тысяч экземпляров. Там он занимал должность заместителя редактора. Правда, работа была чисто административная, а не журналистская. Управлять всеми этими текстовыми и иллюстративными потоками, стекавшимися на 24 строго тематических полос, непросто, но Саша, отлично справлялся. А вот я, когда мне предложили в этой же газете место ответственного секретаря, а по сути его заместителя, помыкавшись в этой суматохе, отказался от чести надзирать над пишущей братией и попросил перевести меня в разряд корреспондентов, где и занялся тем, что умел хорошо делать. Это принесло больше пользы и газете и мне. В ходе внутреннего соревнования, выйдя в призёры, даже заработал бесплатную путёвку в Тайланд. Но, правда, от неё отказался, и "взял деньгами". Только это уже другая история.
Жизнь Саши оборвалась трагически. Он сам определил дату её окончания. Нет надобности обсуждать здесь, что послужило тому причиной...
Мастер
;
Удивительным человеком был Виктор Семёнович Сафонов. Когда наши пути сошлись в "Автозаводце", ему было за пятьдесят. Я был начинающим журналистом, у него за плечами были годы работы в разных газетах - в том числе и в областных (главной и молодёжке), на радио. А ещё у него было яркое литературное прошлое. В конце пятидесятых его роман готовился к печати в журнале "Новый мир", главным редактором которого был тогда Твардовский. Работа над публикацией шла полным ходом, но тут у Виктора Семёновича случился конфликт с курирующим редактором, который потребовал убрать из романа все авторские размышления, посчитав их "провинциальной философией". Виктор Семёнович, действительно, был склонен к отвлечённым рассуждениям. Возможно, они бывали несколько затянуты, но всегда интересны и глубоки. Стороны в том конфликте заняли непримиримые позиции. Не знаю того редактора, но знаю Виктора Семёновича, а он, если дело касалось его убеждений, был не склонен к компромиссам. Последняя беседа сопровождалась скандалом. Сафонов категорически отказался принимать к сведению замечания по тексту, и его куратор пожаловался Твардовскому.
Виктор Семёнович рассказывал, что светило советской литературы очень сердился. Будто бы кричал на него, что, мол, строптивец, приехавший из какого-то там Карячева (Сафонов родом из Карачевского района Брянской области) ставит свои условия редактору лучшего в Союзе журнала. Виктор Семёнович не уступил и Твардовскому, и, что называется, хлопнул дверью. Хлопок получился таким звучным и резонансным, что отозвался в Брянске, и сразу же возникли сложности с трудоустройством. Большие газеты стали для Сафонова недоступны - ему пришлось искать работу в многотиражках, перебиваясь мизерными заработками. А ещё он вёл в одном из ДК литобъединение, где и встретил свою судьбу. В начале семидесятых в литстудию пришла школьница Наташа, которая через несколько лет стала его женой. Именно благодаря её хлопотам роман "Троицын день" увидел свет. Случилось это в 2021 году - через 8 лет после смерти Виктора Семёновича. Когда я общался с Сафоновым, то всегда вспоминал Булгаковского Мастера. Было в них и в их судьбе много общего. Это и мистика, о таинственных случаях из своей жизни Виктор Семёнович рассказывал много историй, и роль любящей женщины в его судьбе. Ведь, в конце концов, роман его увидел свет только благодаря Наташе. А на днях я получил эту книгу-двухтомник в подарок от Наташи. Когда бегло просмотрел её, был поражён, насколько точной оказалась ассоциация, возникшая у меня в начале нашего знакомства: он не только образом жизни своей напоминал Булгаковского Мастера, но и содержание его книги перекликается со знаменитым романом. Правда, реалистическая часть произведения охватывает большой исторический пласт с дореволюционных времён до Великой Отечественной войны и связана с историей целого народа, а не отдельных личностей, но мистическая, описывающая события двухтысячелетней давности, вызвана той же потребностью осмыслить евангельские события и разглядеть отблеск их в душах своих современников.
К нам в газету Виктор Семёнович попал тоже с подачи своей жены. Я был свидетелем её первого появления в редакции. Отлично помню, как в кабинет к Брону вошла молодая женщина. Несмотря на её юный возраст, я не могу назвать её девушкой, поскольку она была в том положении, которое в народе называют "интересным". А как человек традиционных взглядов, продолжаю утверждать, что лишь одна единственная представительница прекрасного пола, вынашивая плод, имела право называться девушкой. Казалось бы, на что эта соискательница места работы могла рассчитывать? Тем более, что положение её было уже очень "интересным". Но Брон на работу её принял. Снова мистика? Может быть. Но было тому и рациональное объяснение. После её ухода он обмолвился, что взял на хорошую - "подснежную" ставку - не имевшую журналистского опыта выпускницу Ленинградского университета с условием, что через три месяца это место займёт её муж. А уж Брон-то знал, кто из брянских журналистов чего стоит.
С Виктором Семёновичем мы быстро сошлись характерами. Было у нас много общего. Прежде всего - бытовая непритязательность. Ну и ещё дотошность. В любой ситуации он любил докопаться до сути и разложить всё по полочкам. По виду Сафонов напоминал медведя: крупный, неторопливый, чуть неуклюжий. На первый взгляд казался простоватым. Но это только на первый взгляд. Было в нём что-то крестьянское - и в говоре, и в манере держаться. По характеру был добродушен и к людям снисходителен, но, как я уже говорил, упрям, неуступчив, однако никогда своего мнения никому не навязывал. Писал он размашисто, с теми самыми отступлениями, которые так не понравились новомировскому редактору. Но, насколько я помню, в его материалах они всегда были к месту. Однако Брон, чтобы не уводить разговор в сторону от темы, частенько сокращал его материалы. Сафонов относился к этому легко. Ему было не жалко вычеркнутого, поскольку он готов был повторять это столько раз, сколько нужно, чтобы сказанное, в конце концов, пришло к читателю.
Хотя ни у кого из нас не было журналистского "амплуа", однако тематическая всеядность не исключала предпочтений. Виктор Семёнович внутренне тянулся к темам, которые каким-то образом касались нравственных основ и разумного отношения к бытию, даже в мелочах пытаясь найти отражение мировой гармонии.
Скажу несколько слов о его жене Наташе. Она, проработав в "Автозаводце" три месяца, больше в эту газету не возвращалась. Однако журналистику не оставила и прошла серьёзный путь становления, работала в многотиражках, на областном радио, более десяти лет проработала собственным корреспондентом информационного агентства " Интерфакс" по Брянской области, а сейчас возглавляет пресс-службу одного из крупнейших Брянских заводов. Их дочь Настя тоже посвятила себя журналистике. В девяностые годы начинала карьеру в газетах "Десница", "Коммерсант". Потом её пригласили работать в Москву, где она пробовала себя в разных московских изданиях, в том числе в РБК. Состояла в Кремлёвском пуле. Сейчас является сотрудником агентства Интерфакс.
Испанец
Юрий Трошин ворвался в "Автозаводец" словно принесённый порывом вихря. Небывалое дело - он был принят Броном сразу на должность ответственного секретаря. Казалось бы, какое отношение конструкторский отдел завода имеет к журналистике? Именно там много лет работал Юрий инженером. Ни дня в газетах и сразу в замы? Но выбор оказался очень удачным. Трошин, что называется, пришёлся ко двору. И о своём выборе Александр Самойлович ни разу не пожалел. Во-первых, Юра умел писать. Он обладал легким, выразительным слогом, мастерски используя в своих материалах иронию. Его литературные дарования хорошо проявлялись в стенной газете отдела, которая постоянно занимала первые места в заводских конкурсах. Там его, как мне кажется, и заметил Брон. Во-вторых, он был хорошим организатором и умел прекрасно выстраивать служебные отношения. Его замечания к материалам были точны, обоснованы и облачены в доброжелательную форму. Ирония, тонкая и деликатная, постоянно присутствовавшая в общении, делала это общение легким и приятным даже, когда возникало оно в связи с претензиями к материалу. Он и сам много и писал в газету. Некоторая импульсивность и желание подать всё красиво иной раз не шли на пользу делу, но ум и хороший вкус не позволяли ему перейти черту, за которой, согласно русской пословицы "ради красного словца...".
Кроме отличных литературных данных и высокой трудоспособности, сочетающейся с умением быстро принимать решения и смело воплощать их в жизнь (однажды, ради эксперимента, он сверстал полосу с вертикально расположенными заголовками), Юра обладал и другими талантами. Среди них самый заметный - музыкальный. Он играл практически на всех струнных инструментах. Кажется, даже пробовал себя в скрипичном амплуа. Однажды я нашёл на чердаке у тестя мандолину без струн и в разговоре упомянул о ней. Юра тут же у меня её выпросил, восстановил, и через некоторое время на одном из собраний литобъединения сбацал что-то очень выразительное и темпераментное. На любимую им испанскую музыкальную тему. Он увлекался Испанией. Увлекался историей этой страны. Любил испанскую литературу и культуру. Да и внешне был похож на испанца. Друзья так и называли его - Испанец. Он во всю поддерживал этот имидж. Взрослые воспринимали это как игру, но мои дочери-дошкольницы не сомневались в его испанском происхождении и были очень удивлены, когда подросли и узнали, что он наш соотечественник.
Тут к месту будет сказать, что Юра в любом деле искал нестандартные пути решений. Он, чтобы повысить резонирующие способности инструмента, пытался усовершенствовать свои многочисленные гитары, меняя грифы, вырезая в их корпусах непредусмотренные конструкцией отверстия. Потом, когда по состоянию здоровья - у Юры была астма, от приступа которой он и умер на улице, не успев достать ингалятор с лекарством - он ушёл из газеты и устроился в какую-то шарашку, занимающуюся сколачиванием тары, то и там в короткий срок сумел так реорганизовать деятельность своей бригады, что заработки в ней выросли почти в два раза. И ещё он был мастеровит: свою квартирку в бараке расширил и благоустроил, превратив в приличное жильё.
Если говорить о той составляющей его жизни, в которой он обитал вне работы, то её хронологически можно разделить на две части. Первая вполне соответствовала неудержимости его характера. Застолья с друзьями, приключения разного рода, весёлое время препровождение. Но в какой-то момент Юра вдруг обратился к Богу. Так как он не умел жить в пол силы, то стал не просто прилежным прихожанином, но активным участником всех церковных мероприятий. Несмотря на слабое здоровье, выкладывался на строительстве новой церкви, которую заложили неподалёку от его дома. Приобрёл большой авторитет у прихожан и священников, с которыми любил вести беседы на теологические темы.
Но главным увлечением его жизни стал сын Максим. Имя Максима Трошина хорошо известно не только православным христианам России, знают о нём и за рубежом. Необычайный талант у мальчика достиг высот, благодаря неустанным стараниям Юры. Отец заботился о том, чтобы Максим постоянно развивался в музыкальном и нравственном отношении. Всегда сопровождал его в поездках по стране. Был в тесном контакте с продюсерами и различными организациями, которые желали пригласить Максима для выступления. Он следил за режимом сына - Максим унаследовал от Юры астму. Кстати, именно для того, чтобы бороться с болезнью, с раннего детства Юра занимался с сыном пением. По себе знал, что это смягчает приступы. Я не стану подробно рассказывать об этом уникальном музыкальном и нравственном явлении, наберите в поисковике "Максим Трошин" и вы получите десятки ссылок на материалы, где прочтёте об этом исполнителе, рано ушедшем из жизни - он погиб через пять месяцев после смерти Юрия. И хотя Юрий упоминается в Интернете только как отец Максима, и сам по себе он был явлением уникальным. Недаром среди стихотворений Брона есть только одно с посвящением. И посвящено оно Юрию Трошину.
А вот отрывок из стихотворения Трошина-старшего "Житие", написанное в годы перестройки и отражающее те потуги к мимикрии, которые делали в ту пору ответственные товарищи. Ответственные за соглашательство, косность, приспособленчество предшествующих лет, погубившие страну.
...
И лег на крест безропотно Спаситель,
И молоток у палача дрожал.
Он подчеркнул, что он лишь исполнитель,
И мазал, по гвоздю не попадал.
Он клял тоталитарные системы
И впредь пообещал ещё скорей
Решать гуманитарные проблемы
И воссоединение семей.
Чтоб выбить козыри из рук антисемитов,
Дня через два Синедрионом решено:
- Взыскание с товарища снимите.
Ну, и товарища снимите заодно.
...
Подробно о жизни Трошиных рассказал в своей новой книге "Внезапно струна оборвалась" наш товарищ по "Автозаводцу" Николай Исаков.
Они ушли из жизни. Но не из моей. Это яркие, сильные личности, которые оставили в моей судьбе отчётливый след в отличие от десятков других товарищей по "Автозаводцу", имена которых я теперь припоминаю с трудом, и которых не всегда узнаю на фотографиях.
![[]](/img/e/egorych/1121/galja1.jpg)
![[]](/img/e/egorych/1121/sasha.jpg)
![[]](/img/e/egorych/1121/safonowws.jpg)
![[]](/img/e/egorych/1121/kollazh.jpg)
![[]](/img/e/egorych/1121/troshinjura1.jpg)