Каждое утро первым делом я принимаю яд. С раннего детства, с тех пор, как научилась ходить. Сперва была лишь крохотная капля. Но ядов в мире оказалось безумно много. К тому же отец, известный на всю округу алхимик и отравитель, часто открывает или создаёт всё новые виды. Сложно угадать, какой именно яд мне в итоге достанется. И количество капель с каждым месяцем растёт.
Я выбираю самое большое яблоко, осторожно срезаю кожицу, капаю из пипетки отраву на обнажившуюся фруктовую плоть. А затем съедаю яблоко на завтрак. Я привыкла. И только изредка, в мгновения тоски гоню от себя навязчивую мысль: всё было бы не так, если бы не злосчастная цыганка, некогда предсказавшая дочери алхимика смерть от отравленного яблока.
Рано овдовевший отец нашёл утешение в работе. Но годы идут, и бесконечная возня с химикалиями уже не приносит радости. Повстречав однажды прекрасную незнакомку, отец чувствует, как его очерствевшее сердце понемногу оттаивает, делается мягче.
Вот уже и свадьба - скорая и скромная, и новая хозяйка входит в дом.
Мачеха престранная, всё в ней немного слишком. Слишком гладка кожа, слишком правильный нос, слишком отточены движения. И изредка это тихое поскрипывание. Неужели так тесен корсет? Дверь её спальни всегда закрыта на ключ. И только сквозь замочную скважину видать, как сидит мачеха у большого зеркала, мажет остро пахнущим зельем локти, колени и шею.
Я вновь пою ядом яблоко, но отвлёкшись всего на мгновенье, уже не успеваю съесть. Яблоко выхватывают точёные пальцы, пробуют идеальные губы. Мачеха улыбается - она не знает про яд.
- Любишь фрукты?
Медленно киваю.
Я не чувствую сожаления. В яблоке много ядов различного действия, неподготовленный человек обречён. Может и к лучшему - слишком уж странный союз.
Время идёт, день близится к концу, но мачеха всё ещё жива и бодра. Вечером вновь мажет тело странным снадобьем.
Я принимаюсь пробовать на ней яды: понемногу добавляю в еду, чай, воду в графине. Краду ключ от спальни мачехи и нахожу её зелье. Это смесь из масла и мумиё. В неё я тоже кладу яд. Много ядов.
Ничего по-прежнему не происходит. Мачеха ест, пьёт, улыбается идеальной улыбкой. Я грызу по утрам свои яблоки, а тайна мачехи грызёт меня.
Как-то раз я вновь пробираюсь в запертую спальню и краду притирание. Обнаружив ночью пропажу, она впадает в отчаяние - переворачивает спальню вверх дном, но тщетно.
Утром на кухне мачеха отбирает у меня уже надкушенное яблоко. Она ужасно зла. И ещё неповоротлива - тело её скрипит и щёлкает, кожа серая, как у мертвеца.
- Верни моё лекарство, паршивка! - шипит она.
- Возьми сама, - предлагаю я, дразню её склянкой и пячусь.
Мачеха с грохотом и лязгом мечется за мной по кухне. Я без труда уворачиваюсь. Наконец она, охнув, останавливается, хватается за бок. Я приглядываюсь - пружина! Платье и тело пропороты изнутри, но крови нет.
Я удивлённо таращусь, потом хохочу. Но не долго. Ещё успеваю заметить, как прямо в лоб мне летит пущенное разъярённым автоматоном большое ядовитое яблоко.