Никогда больше не звони мальчику первая!, - сказала мама. -Это совершенно неприлично. У девушки должна быть гордость, в конце-концов.
-А Сережи нет дома, - ответили на том конце телефонного провода. -Ему что-то передать?
-Нет, спасибо, - ответила я механически и повесила трубку.
При чем тут гордость? Я же не умоляю его на себе жениться, правда? Я всего-навсего позвонила спросить у него, что нам по математике задали. То есть, ну, допустим, у меня записано на самом деле, что нам задали, но он-то этого не знает. И не узнает никогда - кто ж ему скажет?
И вообще, это все предрассудки. Гордость была у уездных барышень девятнадцатого века. И восемнадцатого тоже. Барышни тогда висели на шее небогатых родителей тяжким грузом и только и знали выглядывать в окошко и загадывать на каждого проезжающего гостя: "Ну, а этот хоть женится? А этот?" Поскольку в обществе они никакой роли не играли и были бесполезным балластом. Даже такие прогрессивные, как Татьяна, могли в лучшем случае рассчитывать на роль жены дeкабриста. То есть, даже для поездки в Сибирь им все равно надо было сначала выйти замуж. А кому же приятно признавать, что ты самa по себе совершенно ничего не можешь? Правильно, никому. Вот они и выдумали всякие глупости вроде особой девичей гордости, чтобы женихи не зазнавались особо.
Но сейчас-то все совершенно не так! И даже сексуальная революция давно отгремела, чего уж говорить про равноправие! И замуж выходить теперь совсем необязательно, тем более, что через несколько лет все равно разведешься. У Ленки Герасимовой, моей подруги, родители разошлись, когда ей три годика было, и что? Ничего. Никто с голода не умер, а наоборот, папашка иногда приходит и деньги у Ленки клянчит, когда матери дома нет. "Доця, -говорит, - Доця"! Я один раз видела, как он приходил, мы уроки вместе делали. У Ленки глаза такие страшные сделались, черные, а морда красная. Как она кричала - "Убирайся, алкаш чертов, чтобы не видела я тебя больше"! И вообще у нас в классе у половины родители разведенные. И все путем у них. Потому что женщина теперь независимый член общества, слава Богу. И ни от кого не зависит. Так кто сказал, что один независимый член общества не может позвонить другому независимому члену общества и спросить, что задали по математише? Что за ерунда?
А вообще, Сережка Петров мне давно уже нравится. С самого конца первой четверти, когда мы макулатуру ходили собирать. Было уже холодно, все в шапках, у него шапка серая, заячья, но красивая такая. Герасимова тогда стояла и ныла, что у нее ноги замерзли и что пачка с газетами у нее тяжелая. А он так улыбнулся из-под шапки и взял эту пачку себе в руки. И я вдруг заметила, что глаза-то у него голубые-голубые, льдистые и прозрачные. И на щеке, когда он улыбается - ямочка...
А потом мы ходили в кино всей толпой, и я потеряла варежку в очереди. И он дал мне свою, а сам руку держал в кармане. И я поняла, что он мне страшно нравится. Может, я ему тоже нравлюсь, но вот этого я не поняла. Я не знаю, как это выглядит, когда нравишься. Но вот я точно знаю, что если мне, допустим, не нравится Кулешов - он такой противный, что мне даже смотреть на него тошно, и глаза какие-то гнойные - то я бы скорее умерла, чем дала бы ему свою варежку. Или, если бы дала, то никогда бы к этой варежке не прикасалась больше. Разве только через целлофановый пакет взяла бы - чтобы поднести к костру, в котором она сгорит. То есть, я точно могу сказать, что я Петрову не то что бы не нравлюсь. А это может значить, что я ему нравлюсь. Или могу понравиться.
И я не знаю варианта, как вернее всего узнать об этом, если не спросить его самого, как он ко мне относится.
Хотя, если верить маме, это противоречит всем представлениям о девичей гордости.
Вторник.
-Герасимова! - спросила я тихонько, пока Нина Ивановна заливала чего-то на тему древних славян. -Герасимова, вот как ты ко мне относишься?
-Чего? -переспросила Герасимова.
-Относишься ты ко мне как? И не упала ли моя гордость в твоих глазах после этого вопроса?
Нина Ивановна услышала ржанье, и вызвала Герасимову к доске. Вопрос о моей гордости и чести был, таким образом, принесен в жертву ничего не подозревающим древним славянам.
После звонка, когда все начали сдавать тетради на проверку, я специально задержалась, и, чтобы не видеть отчаянных жестов Герасимовой, сигналившей возмущенно из коридора, залезла под парту и пять раз перезавязала шнуровку на своих ботах, до тех пор, пока Нина Ивановна не позвала громко - "Егорова! Что ты копаешься? Все давно уже сдали! Задерживаешь!"
Я вылезла из-под парты и почувствовала, что лицо мое становится красным.
-Нина Ивановна! А как Вы ко мне относитесь?
-Что? О чем ты, Егорова?
-Ну... как Вы ко мне, Нина Ивановна, относитесь... как к члену совета дружины?
Напрягшееся было лицо исторички разгладилось. Нина ведь у нас еще и классная, классная руководительница, в смысле, и обязaтельно должна иметь обо мне хоть какое-то мнение..
-Ах, вот ты про что, а то я не поняла! А почему ты спрашиваешь?
-Ну... А вдруг я что делаю не так?
-Я очень рада Егорова, что ты задумалась над этим вопросом. Это говорит о том, что в тебе, наконец, начало просыпаться гражданское самосознание. Человеку в нашем обществе необходимо иметь гражданское самосознание, а не быть безыдейным разгильдяем. Егорова, я горжусь тобой. Напомни мне после классного часа, я посмотрю, что тебе можно поручить из внеклассной работы.
Договорились, называется...
-Нина Ивановна! - раз уж начала разговор, так не бросать же его на самом важном. -Нина Ивановна, а вот как Вы считаете, это очень негордо, что я с Вами об этом заговорила?
-Как же это не гордо? Конечно, это гордо. Я вижу, Егорова, что в тебе говорит самая настоящая, правильная пионерско-комсомольская гордость! Гордость за свою роль в нашей дружине!
В общем, как мама говорит, не было у бабы забот, купила баба порося...
Среда.
В разных дурацких книжках и фильмах простой вопрос взаимоотношения полов решается на раз - я сама сколько раз читала и смотрела. Девушка долго-долго смотрит на того, кто ей нравится, лукаво так смотрит, с прищуром, а потом, когда он заметит и тоже начинает смотреть, взмахивает челкой и отворачивается. Или пишет записку - "Давай с тобой дружить!". И у них это почему-то работает. Я не знаю, почему. Сегодня я смотрела на Петрова всю математику. Так лукаво, как только могла, пока Герасимова не толкнула меня в бок - "Ты чё, дура" Ты чё лыбишься, как припадочная? Решай уравнение, а то я списать не успею!" А Петров так ни разу на меня и не посмотрел. И тогда я пошла ва-банк.
-Герасимова, - сказала я. - Слушай, вот если я напишу записку Петрову, что хочу с ним дружить?
Герасимова посмотрела на меня, открыв рот, и сказала - Ну ты точно рехнулась в последнее время, Егорова. Втюрилась, что ли? В кого?
Аналитические способности у нее явно не на высоте.
В общем, я решила, что, так или иначе, а записку Петрову писать придется. Но рисковать и сразу сообщать ему, что это от меня, не хотелось. Кто знает, как он отреагирует? Может, он не вынесет такой радости. И я ограничилась тем, что написала на небольшом клочке, выдранном из тетради по английскому - мы все равно на английском почти не пишем:
"Петров! Одна девушка хочет с тобой дружить. Не скажу, кто. Может, я, а может, и нет". И подписалась - "Герасимова". Эту записку я сунула Петрову в раздевалке в карман пальто, на перемене.
Четверг.
Петров сегодня на русском внезапно обернулся к нашей парте, посмотрел на меня, потом на Герасимову и покрутил пальцем у виска.
-Чего это он? - спросила я, не подавая виду, что сердце мое упало в пятки.
-Ты это... не злись... я ему вчера записку написала, что одна девушка хочет с ним дружить, неважно, кто... И твоим именем подписала, - мрачно призналась Герасимова.
Вот и верь после этого в дружбу.
Пятница.
С Герасимовой я поссорилась. Петров, наверное, думает, что я дура. А ведь всего несколько дней назад жизнь была проста и прекрасна. Вот что делает с судьбами людeй коварная любовь.
Зато на классном часе Нина Ивановна сказала при всех, что я - гордость класса и даже, может быть, школы, и что на меня надо равняться. И что отныне я буду вести шефство над Кулешовым, потому что он отстал по математике. Герасимова громко засмеялась, у Кулешова покраснели уши, а я думала, что меня сейчас вырвет.
Суббота.
Петров. Петров. Петров. Петров. Петров...
Воскресенье.
Звонил Кулешов. Сказал, что, раз у меня надо мной шефство, то я должна дать ему списать по математике, иначе он придет ко мне домой заниматься, по6му что я теперь за него отвечаю. Пообещала прийти завтра на пять минут раньше. А по телефону голос у него не такой противный.
А я так и не знаю наверняка, как относится ко мне Петров. Может, он относится ко мне не так уж и плохо. Позвоню-ка я ему, спрошу, что задали по-русскому...