Эйприл М. Джунн : другие произведения.

Философское

  

  

   Георгий был сильной и здоровой мухой. Он очень любил плотно и вкусно поесть. Вот и сегодня, с самого утра, его можно было застать за завтраком на свежей, исходящей паром, коровьей лепешке.

   - Отменное говнецо, не находите, Илья? - сказал Георгий, оживленно передергивая хоботком и припадая им к завтраку. Серая муха среднего возраста, сидевшая рядом, приподнялась и уставилась на соседа фасеточными глазами.

   - Как же, как же, - ответствовал Илья, утирая присоску волосатой лапкой, - кал что надо. Свежайший. Рекомендую-с.

   - М-м! - замычал от удовольствия Георгий, втягивая влагу из лепешки.

   - А вот скажите, Георгий, - между тем вещал Илья, прихлебывая говно. - Вы никогда не задумывались, отчего мы питаем слабость к экскрементам?

   Георгий нехотя отвлекся от еды, стряхнул с хоботка частички фекалий. Волоски на загривке встали дыбом - муха задумался. Затем сказал:

   - Ну почему же. Задумывался. И пришел к выводу, что так устроено природой. - Он с удовольствием вернулся к трапезе.

   Илья не унимался:

   - Но на свете существует великое разнообразие пищи, которой мы можем питаться! - он торжественно развел передюю пару лапок. Георгий слушал, не отрываясь от лакомства. - Вот я давеча откушал гнилую забродившую грушу в саду старого пасечника. Мне знакомая бабочка-бражник посоветовала. Хэ-хэ, скажу я вам, в головушке-то приятственно шумело! Однако, помет все равно привлекает больше.

   - Грушу? Пробовали и мы такое, - отозвался Георгий. - Весьма. А слива, особливо позднего сорту, полежавшая на солнышке, - ой как хороша. Непременно вкусите при случае.

   - Вот! А яблоки, а виноград, а вишни... Ну, мясо еще тухлое ничего так, некоторые кровь любят.

   Щетина на спине Георгия вновь встопорщилась, крылья сдвинулись:

   - Нет, кровь я себе позволяю только осенью, если уж совсем на душе паршиво. Меланхолия когда. Вот тогда можно и кровушки... а так...

   Илья вздохнул.

   - Да, вы правы, - он потер лапку о лапку, как любят делать все мухи. - Но отчего фекалии - милее и приятней? Ведь поговаривают, что они вредны.

   Зеленоватые, выпуклые глаза Георгия, казалось, округлились еще больше от удивления.

   - Вздор! - сказал он. - Говнишко и вредно? Ха! Да ежели и так, чего отказываться-то? Сколько той жизни! Два-три месяца - и на тот свет! Когда еще экономить!

   - Да, да... вы верно рассуждаете... - забормотал Илья, потупившись. - Но, есть мысль, что нормальное питание продлевает жизнь. Я имею ввиду, если какашульками не баловаться.

   - Все это слухи и выдумки, - отмахнулся Георгий. - Мой дед завсегда это дело любил и не пренебрегал случая, чтоб не отведать хорошего дерьмица. Употреблял его в любом виде. И что? Прожил аж три с половиной месяца!

   Илья кивнул, впечатлившись, но мягко возразил:

   - Я слышал, что безговенная диета увеличивает срок жизни до четырех-пяти месяцев.

   Георгий наконец наелся досыта и мог спокойно вести беседу не отвлекаясь.

   - А вы знакомы хоть с одной такой мухой? Порядочной, не сволочью.

   Илья помолчал.

   - Близко не знаком, но встречал, - сказал он. - Однажды на конюшнях пересеклись. Я как раз присел на стену, погреться на солнышке, как ко мне подсела другая муха. У нас завязалась беседа, из которой я узнал, что мой новый знакомый не принимает в пищу кал. Совершенно. И надо сказать, выглядел он весьма здоровым. Живой блеск глаз, движения резки и быстры, волосок к волоску, крылышки ровненькие, чистенькие...

   - Ну, полно, Илья. Это признаки любой молодой мухи.

   Илья скривил хоботок в улыбке.

   - Ему было три месяца.

   Тут Георгию было нечем крыть. Но он уточнил на всякий случай:

   - Это он вам сказал? - Илья кивнул. - Как знать, что не соврал?

   - Конечно, нельзя быть уверенным. Но прецедент имел место. Кроме того, современная наука говорит...

   - Ну не знаю. По мне, так все дело в отношении. Злоупотреблять, разумеется, не стоит. Но коль есть природное желание - отчего бы и нет?

   - Может, и так, - согласился Илья, шевельнув крыльями. Разговор явно себя исчерпал, и каждому было пора лететь по своим делам. Солнце поднялось уже высоко.

   - Что ж, - сказал Георгий, - пожалуй, полечу. Рад был встрече и увлекательному разговору. Всего доброго, Илья. - Муха расправил крылья, и, поджав лапки, взмыл в ослепительное утренне небо.

   В этот же момент, прямо на глазах Ильи, Георгия на лету схватил клювом воробей. Несчастная муха едва ли успела понять, что произошло.

   От страха Илья прижался брюхом к говну. Он боязно смотрел то вверх, то по сторонам. Муха понимал - его не постигла та же участь лишь потому, что он сидел на лепешке, очевидно отпугивающей своим видом и запахом птицу.

   Наконец, убедившись, что поблизости нет пернатых убийц, он оторвался от спасительной кучи, и как мог быстро полетел прочь, к конюшням.

   По пути Илья думал о том, что говно, которое он критиковал, а Георгий защищал, - спасло ему жизнь.

   "Как странно, - думалось мухе Илье в полете, - одна и та же вещь, одно и то же дерьмо, способно сослужить каждому по-своему. Как загадочна и непредсказуема судьба!"

   На этой философской ноте муха Илья с удовольствием опустился на теплую кучку продуктов жизнедеятельности лошадки и впился в нее хоботком.

   "И все-таки, почему нас так тянет на всякое говно?" - думал счастилвый Илья, поглощая оное.