Аннотация: Глава недобрая. И печальная. ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 24.05.14
Глава "Опосля похмелье."
По возвращению в терем госпожа матушка тут же отослала Аранию отдыхать, а мне взмахом руки приказала следовать за ней. Я и пошла.
В тереме, пока нас не было, навощили полы. Пахло медом, башмаки липли к полу, доски поскрипывали. Алюня спешно зажигала в покоях Морисланы свечи - солнце закатилось за окоём, сгущалась темень. Госпожа, поджав губы, выждала, пока все свечи загорятся. Наконец девка выскочила за дверь - и Морислана тут же спросила:
- Что было на пиру?
Я пересказала, не забыв упомянуть про помощь господина Дюжаты. Добавила:
- А опоить ихнего наследника просто. Я уж присмотрелась. Ложки дырчатые, навроде вил, у всех гладкие, из олова - а у Согерда с мамашей золотые. И каждый штырь завитком идет. Можно намазать приворотное по завитухам, на золоте зелье незаметно. Одно плохо, много не намажешь, так что меру приворотного придется дать не сразу, а в несколько разов. Потом...
- А потом, - перебила меня Морислана. - Надо завести его в храм прежде, чем заметят случившееся и дадут отворотное. В этом главная трудность. Я поняла. Что ж... Верч Медведа из тутешей, и Согерд по отцу верует в Кириметь. Великая богиня-кормилица разрешает супругам порушить брак, только если этого хочет жена. Это в тутешской вере мне нравиться больше всего.
Она выпрямилась, поморщилась, потерла правый бок.
- Ещё нужно найти слугу, который намажет вилцы наследника приворотным зельем. Ну а прочее по ходу дела. Неплохо. Весьма неплохо. Ступай.
И махнула рукой, высылая меня из комнаты. Но я не пошевелилась.
- Перед пиром вы обещались назвать имя отца, если все будет хорошо...
Морислана опять сморщилась, да так, что на лбу появилась непривычная для неё морщина.
- Быстро просишь. Пока что вся твоя служба - нарядилась госпожой да посидела за господским столом.
- Я туда не рвалась. - Напомнила я. Без угрозы, но и без угодства. - Вы же обещали, что скажете имя. В обмен на преданность.
- Ладно-ладно. - Она разгладила морщину на лбу, глянула вбок, в пустоту светлицы. - Варята, вот как звали твоего отца. Господин Варята, сын Калиня. Когда-то ему принадлежал земельный надел в Новинском верчестве, потом он погиб на границе. Калинь, его отец, сложил голову там же, мать умерла задолго до этого. Больше в их семье никого не было, так уж получилось. И больше я ничего не скажу. И говорить об этом снова не желаю. Поняла?
- Спасибочки, госпожа Морислана. - Со всем моим вежеством поблагодарила я.
Госпожа матушка ответить не соизволила, услав меня прочь резким взмахом руки.
Алюня, видно, проскользнула и через мою светелку, потому что на этот раз внутри ждала зажженная свеча. Я переоделась в простую сорочицу, привезенную из деревни. Укрыла печку скатертью, которую собралась вышивать, и бережно разложила по холстине зеленый наряд. Погладила ластящийся к руке шелк. Хорошо бы Морислана не потребовала его назад. Вот приеду домой, да одену эту красоту, а потом выйду на праздник - то-то люди подивятся! Такого в Шатроке ни у кого нет, даже у Малки, дочери Арфена-мельника.
А если ведьмы снимут проклятье, с таким платьем да другим лицом быть мне на селе красавицей. Может, даже и первой. Я улыбнулась и ещё раз погладила ткань.
Мыслей у меня в этот раз было много, так что скоро уснуть не удалось. Сначала я ворочалась и думала об отце, несчастном погибшем Варяте, которого никогда не видела. Каким он был? И как погиб? Успел ли увидать меня перед смертью, или скончался прежде, чем я родилась? Раз Морислана не хотела об этом говорить, придется разузнать все самой. Начну со слуг верча из этого Новинского верчества, решила я. Глядишь, и доберусь до того, кто знал отца самолично.
Зато теперь я знала, что по отцу происхожу из тутешей. И правильно делаю, что прошу у Киримети помощи - под её защитой мне положено быть. А не под опекой Дина и Трарина, норвинских богов, которым, как я считала, молится Морислана.
Потом мысли мои перекинулись на ведьму, виденную на пиру. Раз она главная ведьма из ведьмастерия, как сказала Арания, значит, сил у неё побольше других. Вот к ней и надо пробиваться, нечего тут на приспешниц размениваться...
Наконец я уснула - и увидела сон. В нем я склонялась над нашей речкой Шатеркой, над заводью под яром, где в прошлом году утонула одна из деревенских девчонок. Тихо было, лист не шелохнется, ни ветерка, ни дуновенья, и речка Шатерка лежала передо мной гладкая, как стекло. Я гляделась в воду и видела в ней своё лицо, отраженное в речной глади - лицо Морисланы. Волосы лились по моим плечам, цветом и блеском такие же, как у моей родительницы.
А потом вдруг очутилась на главной улице Шатрока. Все село зачем-то высыпало из домов, и я поплыла меж своих неспешной лебедушкой. Вслед мне восхищенно глядели парни, одобрительно кивали мужики, шептались бабы и зло щурились все наши девки. От таких переживаний я даже во сне взопрела и зарделась.
Наутро сон вспоминался со стыдом, смешанным с радостной надеждой. Одно огорчало - я никак не могла вспомнить, в какое платье гуляла во сне по Шатроку. Прямо хоть плачь...
За дверью светелки снова спал Рогор. Половину следующего дня я проскучала в горнице, вышивая скатерку и пробуя еду, которая предназначалась для Арании с Морисланой. Зеленый наряд, чтобы не попачкать об побелку на печке, пришлось разложить на кровати. Складывать его не хотелось. Ещё помнется.
Вскоре после обеда прибежала Алюня и велела идти к Морислане. Госпожа матушка встретила меня в кресле с высокой спинкой, в светлом платье, как всегда красивая до невозможности. Раскиданные по плечам волосы сияли и переливались.
- Подобру вам, госпожа Морислана...
- Хорошая новость. - Перебила она меня. - Слуга уже найден. Твое зелье настораживается так же, как и зелье твоей наставницы?
- А то. - Я пожала плечами. - От неё вся наука. Сжечь три девкиных волоса, вмешать в приворотное - да и давать.
- Бери. - Она кивнула на стол у окна.
На шитой скатерти лежал гребень с темными волосами.
- Иди и принеси готовое зелье. - Царственно распорядилась Морислана.
И вдруг перегнулась, прижав руки к животу, извергла себе на ноги большой сгусток крови, перемешанный с желчью и слюной. Подняла голову, поглядела на меня, расширив глаза. Лицо быстро белело. Прямо на глазах.
- Что... что это?
Дыхание её тут же прервалось, а потом пошло снова, но тяжело, с хрипом и свистом. Мне почему-то вспомнилось, что Морислана дышала всегда легко и неслышно, тише котенка...
Я бросилась к ней.
Перетащить её на постель оказалось делом сложным - Морислана не желала ложиться, не сменив платья на чистое. Пришлось звать Алюню. Кончилось это тем, что у неё снова пошла изо рта кровь. Но на этот раз она резко перегнулась вбок, уберегая одежду.
- Таз. - Приказала я Алюне, когда Морислана наконец вытянулась на кровати. - И простыни. Воду кипящую и ключевую. Кружку для завара.
Алюня крутила головой, глядя с ужасом то на свою хозяйку, то на сгустки крови на полу. Пришлось рыкнуть:
- Бегом!
И только тогда она унеслась, споткнувшись о порог и издав тонкий всхлип.
Я осмотрела Морислану как положено. Отогнула веко, губу, глянула на язык. Желтизны не было, но была синюшность. И язык сухой, с белизной. Помяла ей руками живот - мягкий, но болезненный.
Морислана лежала молча. Тяжело, со свистом дышала, и казалась погруженной в свои мысли. Я осмелела настолько, что без спросу приложила ухо к её груди. Сердце колотилось часто, словно госпожа матушка только что пробежалась по лестнице, от входной двери до самого терема над дворцом.
Ох ты ж мать Кириметь-кормилица... по всему выходило, что где-то внутри Морисланы сейчас хлестала кровушка.
Пока я думала об этом, Морислана сдвинулась к краю кровати и, свесив голову, аккуратно извергла на пол целую лужу кровавой рвоты. На этот раз без сгустков, ярко-алую. Словно только что из жилы хлестануло. Помахала тонкими пальцами, прося дать тряпку, чтобы вытереть рот. Я подхватилась, сдернула со стола скатерть и сунула тряпицу ей в руки, идущие дрожью. После чего понеслась в свою светелку, оставив госпожу матушку одну. Кое-какие травки у меня были... но не все. А тут и все травки могли не помочь.
У двери стоял Рогор.
- Что случилось? Алюня вся перепуганная, убежала, только крикнула, что Морислане плохо.
- Очень плохо. - Поправила я. - Боюсь не совладать, да и нет при мне всех нужных трав. Знаешь здесь какую-нибудь травницу? Беги к ней, скажи, кровь из кишков хлещет, да изо рта бежит. Пусть несется со всем припасом, что есть.
Он исчез, а я побежала за семицветом и трясицей. Когда вернулась, у кровати Морисланы толклись все три девки - Алюня, Вельша и Саньша.
А скатерть в руках госпожи матушки была окровавлена уже почитай что вся. Я выхватила из рук у Саньши кружку, сыпанула туда полную пригоршню семицвета, наспех перетерев в жмене. Рявкнула:
- Вареную воду!
Вельша плеснула из ковша исходившего паром кипятка, едва не обварив мне руки. Я застыла у кровати, выжидая, пока трава заварится. Морислану тем временем опять вывернуло кровью, Вельша едва успела подставить таз. Это смерть, подумала я, глядя на ярко-алый круг, плескавшийся в начищенных латунных берегах. На полу Алюня подбирала тряпкой лужи крови.
И все же я сунулась к умиравшей с кружкой, в которой медленно - Кириметь-заступница, как же медленно! - отмокали обломки сухой травы. Подняла голову, прижала глиняный край к синим губам, надавила на подбородок.
- Пей.
Морислана глянула таким взглядом, словно я все удалялась и удалялась от неё. Но кружку выпила, хоть и через силу, давясь и захлебываясь. Потом хрипло выдохнула:
- Наклонись. Ко мне.
Я низко склонилась над кроватью, и она вцепилась дрожащей рукой мне в волосы, притянула так, что моё ухо почти прижалось к её губам.
- Старшая. Ты - старшая. Аранию тебе... гляди за ней. Убереги. Глупая.
Она хотела ещё что-то сказать, но тут двери с грохотом распахнулись, и горницу заполнили встревоженные люди. Тут была полная женщина в темном платье, с корзиной, полной травных мешочков, служанка с горшком, исходившим паром, незнакомый мне мужик в богатом одеянии... или я его все-таки уже видела?
Приведенная травница спросила, отдуваясь и пыхтя:
- Что давала?
- Семицвет, жменю. - Сообщила я. - Трясицу не успела...
Она кивнула, выхватила у меня из рук кружку и принялась сыпать туда свои травы. Я отступила. Так положено у травниц - когда одна работает, другая не мешай, если не просят помочь. К тому же у неё должен быть живолист, которого не было у меня.
Только одна мысль билась в голове - ошиблась матушка-то. Она считала, что на вчерашнем пиру ловушку готовят для Арании. А вышло, что для неё.
Теперь и впрямь стану полной сиротой, подумалось вдогонку отчего-то. И хоть Морислана даже дочерью не желала меня звать, а все ж приходилась мне родительницей.
В светлицу уже заглядывала Арания, глаза у неё были большие, губы кривились, то ли в ухмылке, то ли в испуганной гримасе.
- Что с маменькой?
- Иди к ней. - Велела я. - За руку подержи. Заболела она.
- Маменька никогда не болела. - Арания глянула на кровать. Испуг наконец-то вышел на её лицо.
Я подтолкнула дуреху в ту сторону, а сама вдруг заметила испачканное платье Морисланы и окровавленную скатерть, которые Алюня сгребла в угол. Выбрала из кучи скатерть, подняла и перетерла сочащиеся кровью складки в руках, словно стирала холстину.
А потом распялила.
В углу, в одном-единственном месте, складки слиплись, словно их сцепили ниткой. Вот и подтвердилась моя догадка.
- Кольша. - Выдохнула я.
Травница у кровати, только что сумевшая влить в горло задыхавшейся Морисланы пол-кружки настоя, подняла голову, глянула на скатерть и встретилась со мной взглядом. Кивнула, соглашаясь.
Кольша-трава, живоглотиха и убивица. Ростет она на дне прудов с непроточной водой, в самой середине, в глубине. Чтобы превратить её в чью-то смерть, нужно нырнуть, достать волокнистых, гибких стеблей - а потом перекинуть в бадейку с водой, и тут же, не вынимая, размять. Выбрать тонкие жилы из мякоти, нарезать мелко, все там же, в воде. И надломить каждый кусочек жилы надвое, крючком. Потом можно вытаскивать на воздух и сушить - крючки усохнут, станут крохотными, пальцем не поймаешь, глазом не ухватишь.
Крючки из кольши закладывают в еду перед тем, как дать съесть тому, чьей смерти желают. Попав во влажное, они снова растут. И вцепляются в кишки. Через день, через сутки - кому как повезет - набухающие жилы достигают своей полной величины. Еда, съеденная после этого, будоражит крючки, и они начинают распарывать кишки. Хлещет кровь...
Смерть.
Я вспомнила пирожные, которые слуги клали в миски гостей по своему выбору. Обволакивающая мякоть с зернами. Самое то, чтобы спрятать россыпь крохотных крючков. Но матушка сидела на мосту с самим королем. Значит, и там подают отраву?
У кровати вдруг громко закричала Арания. Травница отступила, одергивая засученные рукава и горестно поджимая губы.
Теперь я полная сирота.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 24.05.14
Я вышла из светлицы первой - не было сил видеть девок, жмущихся к стене, и воющую над матерью Аранию. За дверью путь преградили Рогор и Сокуг.
- Госпожа Морислана? - Спросил Рогор. Больше для порядка спросил. По лицу было видно, что норвин уже понял все.
Сокуг только молча зыркнул.
- Скончалась. - Я опустила глаза и заметила, что платье на мне пропиталось кровью.
- Надо поговорить. - Рогор глянул настойчиво, требовательно. Особой печали на его лице не было. Задумчивость имелась, словно норвин что-то обдумывал.
Вот Сокуг, тот в отличие от него смотрелся опечаленным.
Я кивнула, не желая отвечать, и пошла в свою светелку. В голове кружились мысли - и что теперь делать? Морислана мертва, её нужно обрядить в последний путь, а Арания... ей лучше всего вернуться в поместье под Неверовкой. Там дом её отца, там её место.
И там ей безопаснее, чем здесь.
Рогор посторонился, пропуская меня, пошел следом. Сокуг остался у двери. Войдя в светелку, я подхватила скатерть, разложенную по постели, и начала обтирать руки. Вышиванье, за которым просидела половину дня, пошло темно-алыми пятнами.
Сзади Рогор осторожно прикрыл дверку. И встал, идолище норвинское, прямо у меня за спиной, в шаге, не больше.
- Отчего умерла госпожа Морислейг?
Голос Рогор понизил. Норвинское имя моей матушки царапнуло по ушам. Не по-нашему оно звучало, по чужому...
Однако мне тогда показалось до ужаса верным то, что норвин называл Морислану именем, данным от отца с матерью. Когда жизнь окончена, остается только то, с чем ты её начал - тело и имя.
- Трава-потрава. - Я выпустила скатерть из рук, швырнула её к стенке. Прости меня, бабка Мирона, что к твоей холстине да с таким небрежением...
Просто на ней кровь.
Рогор ждал за спиной. Не спрашивал больше, молча ждал.
- Кольша. - Наконец ответила я, не оборачиваясь. - Подводная трава. Из кольшиных жил делают крючки, сушат, те усыхают до самого малого. Потом подмешивают в еду, и они снова набухают. Все нутро рвут в клочья.
Он не стал спрашивать - а разве нету супротив этого средства, а что ж вы не пробовали заговор какой, а как же травки, а другая травница с припасом? Но я все равно сжалась, потому что втайне этого ждала. Трудно людям объяснять, что чудодейственные заговоры хороши, когда у тела есть время их выслушать. И что даже две травницы не спасут того, кто уже не жилец.
- Ты уверена? - Ровный голос был у норвина, аж жуть.
Я кивнула, все ещё не оборачиваясь.
- Её рвало кровью. В извергнутом был крючок из кольшиной жилы. Самолично нашла.
- Где могли подсунуть эту гадость госпоже Морислейг?
Он не спросил 'кто'. Значит, многое знал. И по-прежнему именовал Морислану Морислейг.
- Вчера на пиру подавали лакомство. - С усилием сказала я. - В самый раз спрятать такую штуку. Мягкое и липкое. Пирожное называется. И слуга всем накладывал по штуке, своей рукой.
Я сердито мотнула головой - в груди словно червь сидел, и грыз изнутри, до того странно там ныло... неужто горюю? Может, это просто страх? Как-никак, и мне могли подсунуть пирожное с кольшей, и я могла умереть такой страшной смертью...
Всю мою жизнь, все мое детство и юность Мирона учила меня травкам. Я наизусть знала то зло, которое они причиняют. И до этого при мне умирали - но наши, деревенские, бабы и мужики, иногда дети. Смерти у них тоже были наши, деревенские - от болезней, от встречи со злым зверем в лесу, от несчастного случая.
Смерть Морисланы была первой виденной мной смертью от намеренной потравы. И за что? За попытку оженить парня, пусть и очень знатного? Да слыхано ли это? Наверно, поэтому и ныло в груди...
Даже с Парафеной, подумалось вдруг мне, и то обошлись милостивее. Она выжила, а Морислана - нет.
Я зло мотнула головой и отошла в угол, где лежала одежда. Взглядом поискала в стопке сарафан, да попроще - не время рядиться.
- А не говорила ли госпожа Морислейг чего-нибудь особенного перед смертью? - Спросил вдруг Рогор.
Последнюю волю умирающего замалчивать нельзя. Я призналась:
- Просила приглядеть за госпожой Аранией. Да разве простая травница подходит для того, чтобы присматривать за господской дочкой?
- Ну, как сказать. - Со значением сказал норвин, пока я тянула из стопки летний сарафан из небеленой холстины. - Госпожа всегда знала, что делала. Думаю, вам лучше остаться госпожой ещё ненадолго.
Он снова обращался ко мне на вы, как к госпоже. Моя рука с сарафаном застыла. Я глянула на сложенные вчера вечером платья, подаренные Морисланой в её поместье под Неверовкой. То, что дали для пира, с жемчугом, самое роскошное, так и лежало на кровати. Но и эти были хороши. Играть госпожу я смогу, рядиться есть во что. Вот только...
- Зачем? - Вырвалось у меня.
- Госпожа Морислейг на вчерашнем пиру объявила, что вы её племянница. - Доверительно сказал Рогор. - И если вы перестанете ею быть, кое-кто начнет задавать вопросы. А поскольку госпожи Морислейг уже нет, то задавать их станут госпоже Арании. Или уж сразу вам, чтоб быстрее. Оно вам надо?
Я отшвырнула сарафан обратно на стопку и взяла лежащее сверху темно-зеленое платье. Красное и голубое были слишком радостными для этого дня.
- Так-то оно лучше. - Одобрительно сказал Рогор, наблюдавший за мной. - К тому же на господскую одежду у вас все права. Как-никак и по матери, и по отцу из господ.
Я развернулась и глянула на него в упор. В первый раз за все время Рогор показал, что знает, кем мне приходится Морислана.
- Алюня вам поможет. - Пробурчал норвин, отводя глаза. - Не уходите, пока она не придет. Только просьба у меня одна. Нужно, чтобы травница, стоявшая у постели госпожи Морислейг в её последний час, поклялась перед знатными норвинами из дома Ирдраар, что ту отравили. И рассказала, где и как это случилось.
- Зачем? - Опять спросила я.
Рогор задумчиво смотрел в пол, но при этом щурил глаза, словно видел там нечто невидимое. Поднял руку, потер впадинку под нижней губой.
- Тут дело не простое, госпожа Триша. Знатную норвинку из дома Ирдраар отравили за королевским столом. За это назначат большой легед...
Я сделала полшага к нему, он пояснил:
- Плата за кровь. Узнав все, дом Морислейг даст вознаграждение тому, кто принесет голову убийцы. Потом, такого ещё не было. Я уверен, и прочие норвинские дома захотят вложиться. Норвинку убили во дворце, за столом тутешского короля! Во всех домах будет шум. И многие заплатят, чтобы узнать имя убийцы.
- Да чё гадать-то. - Вырвалось у меня. - На чьего сына Морислана замахивалась, тому и смерть её нужна. Ерислана, не иначе.
Рогор хмыкнул, покрутил головой.
- За попытки распорядиться брачным ложем юного Согерда ещё никого не убили. Кое-кому, говорят, попортили девку - но и только. Нет, госпожа Триша, не верьте тем подозрениям, что плавают навроде тухлой рыбы сверху. Они обычно тухлой рыбой и оказываются. Так как насчет нашего дела? Вы пойдете свидетельствовать перед домом Ирдраар?
- Да. - Возглас вырвался у меня слишком громко.
- Хорошо. - Одобрил норвин. - Кто-то должен отомстить за несчастную Морислейг, верно? И если дети перестанут мстить за своих родителей, то куда скатится мир?
Он резко развернулся, прошагал к выходу, распахнул дверь. Из приоткрытой створки донесся чей-то вопль:
- Пошлите за Глердой!
Вслед зазвучали тяжелые шаги, но дверка тут же захлопнулась, и звуки отрезало.
По дороге в мыльню Алюня то и дело икала, пряча заплаканные глаза. На лестнице дворца и на первом поверхе было странное затишье - ни души, словно все попрятались. Пока мы шли по коридору первого поверха, то справа, то слева открывалась дверь, и наружу высовывалась то бабья, то мужская голова. Смотрела выпученными глазами короткое мгновенье и снова пряталась.
Помылась я быстро. Испачканное деревенское платье Алюня прибрала, сказав, что сама постирает. Той лукавой девахи, что ехидно хихикала, называя меня госпожой, больше не было - Алюня только что не кланялась, принимая от меня вещи, а потом поливая на руки отстой золы и воду. То ли смерть Морисланы её напугала до дрожи, то ли Рогор что-то сказал.
Обратно в терем мы шли в молчании, сопровождаемые все теми же испуганными взглядами из-за неожиданно открывавшихся дверей. Наверху лестницы стоял набычившийся Рогор.
- Верч Яруня призывает к себе госпожу Тришу.
Он махнул рукой в сторону Алюни, та исчезла, испуганно ойкнув. Придвинулся поближе, наклонился ко мне.
- Госпожа Триша, поосторожнее там. Кланяйтесь не в пояс, а до земли, верча кликайте великим господином Яруней. И о Ерислане лучше не заикайтесь. - Он понизил голос до шепота. - Верч знает, что вы Морислейг не племянница, но на людях этого не покажет. Молчите и вы. Чтоб вы знали, он считает вас травницей, которую госпожа наняла по надобности. А если спросит, куда собираетесь после всего, отвечайте, что домой, в родное село. О доме Ирдраар молчите. Ни к чему здешним господам это знать.
Он отступил на шаг, громко возвестил:
- Ступайте за мной, госпожа Триша! Я покажу, куда идти.
И зашагал вниз по лестнице.
Горница, куда привел меня норвин, смотрелась богато. Стол и лавки застилала лиловая ткань в золотых узорах, с синими и алыми кистями по краям. Подзоры на окнах поблескивали нашитым жемчугом, на резных поставцах у стены высились стопками странные кирпичи в тисненной коже с чудными золотыми знаками по бокам. По беленным стенам тянулась роспись - розаны и многоцветные птицы, от потолка до пола.
У окна на лавке сидел тот самый мужик, который заявился в комнату Морисланы вместе с травницей. Лицо широкое, как лопата, по краю поросло кудрявым волосом, коричневым с сединой. Голова тоже с сединой, по углам тонкого рта коромыслами залегли с обоих сторон глубокие морщины.
Напротив, у стены, сидела и травница - молчком-тишком, скромно положив руки на колени и опустив глаза.
- Великий господин Яруня! Вот родственница госпожи, которую вы искали. - Рогор, вошедший первым, отбил низкий поклон и исчез.
Я молча махнула поклон до земли, поздоровкалась:
- Подобру вам, великий господин Яруня.
Тот нетерпеливо махнул рукой, приказывая подойти. Я сделала несколько шагов.
- Госпожа... - на этом слове у верча дернулся угол рта. - Триша. Я знаю, что вы балуетесь врачевательством. Так вы подтверждаете, что госпожа Морислана умерла от травы, которую травницы именуют кольшей?
- Ясен пень. - Подтвердила я. - От неё.
Верч прищурился.
- Поскольку госпоже Морислане и её дочери в моем доме приносили один поднос на двоих, значит, отравили её не здесь. Госпожа Арания в полном порядке - это доказывает, что злодеяние случилось не в моем дворце. Госпожа Морислана приехала в кремль позавчера и никуда, кроме как на пир, из дворца не выходила. Значит, там её и отравили...
Он вскочил на ноги, оскалился то ли зло, то ли радостно.
- Они заплатят! Отравить знатную женщину на королевском мосту, за столом самого короля! Да ещё как отравить! Те, кто это сделал, ответят, не будь я верч Новинский!
Мысли мои скакнули. Новинский! Значит, в этом доме и нужно спрашивать о Варяте.
Тут в дверь стукнули, глухой голос из-за створки сказал:
- Госпожа Глерда пожаловали.
- Проси! - Рявкнул верч.
Дверь распахнулась. Вплыла высокая худая женщина в узорчатом платье, с гривой светлых волос до колен. Поспешно спросила:
- Верно ли сказал посыльный? Госпожа Морислана мертва? Как это могло случиться? Клянусь глазом Дина, я до сих пор не верю! Это невозможно!
- В наше время возможно все. Даже отравление гостей за королевским столом. - Раздраженно сказал верч. - Трава-отрава по имени кольша, Глерда. Я о такой и не слышал. Какие-то травницкие штучки...
Он кивнул в сторону травницы, та откликнулась:
- Истинно так. И трава эта заповедная, в тутошной местности её не найдешь. Ещё те повывели, что до нас врачевали. Дело-то простое, хоть и дорогое. Сыпанул мешок соли в пруд, и прощай, потравушка. Значит - привезли издалека. Или оттуда, где наш человек не живет.
Травница смолкла. Госпожа Глерда после её слов сморщилась, пробежалась по комнате взглядом, наткнулась на меня. Покачнулась, отступила назад на шаг и глянула на верча, вопросительно надломив тонкую бровь на высоком лбу.
- А это... - С запозданием сказал господин Яруня, подвигав мощным подбородком - видно было, что ищет слова. - Это дальняя родственница Морисланы, которая была с покойной, когда той стало плохо. У неё тоже есть познания в травницком деле. И она подтверждает, что речь идет об отраве.
Глерда высоко вскинула обе брови.
- Родственница Морисланы? Вот как?
- Дальняя. - Небрежно сообщил Яруня, ступая вперед - и заслоняя меня от взгляда женщины в узорчатом платье. - Но сейчас не время говорить об этом.
Он махнул рукой, травница шмыгнула за дверь.
- Нужно решить, что делать дальше, Глерда. И тут госпожа Триша, как родственница Морисланы - и самое главное, Арании - может помочь.
Глерда, вытянув шею, глянула через плечо Яруни прямо на меня. В углах глаз собрались куриные лапки грустных морщинок.
- А что думает об этом сама госпожа Триша?
Верч на мгновенье оглянулся.
- Думаю, она согласна. Ведь ты же согласна, госпожа? Все, что обещала госпожа Морислана, будет исполнено. Но дело должно продолжиться.
- Какое дело-то? - Я внезапно охрипла.
Верч Яруня, не оборачиваясь, отчеканил:
- Юная Арания должна стать женой Согерда. Впрочем, её можно заменить на другую девицу, главное, чтобы замена была достаточно знатна. Сын Ерисланы не должен жениться на той, кого она выбрала. Вот и все. Не так уж и трудно, верно?