Больничная палата была на удивление чистой, и запах хлорки не разъедал ноздри. Пахло свежестью и немного лимоном. Яркое весеннее утреннее солнце настойчиво пробивалось сквозь прикрытые жалюзи. Свадебные песнопения больших и малых птиц проникали даже через закрытые окна. Было начало мая - ее любимая когда-то пора. Когда-то, но не теперь. Теперь она почти ненавидела то, что помимо ее воли рисовалось в воображении: еще не окрепшая ярко-зеленая листва, высокое чистое небо, воздух, напоенный запахом цветущих абрикос, вишен и слив, птичья разноголосица, смех счастливых людей. Потому что все это означало жизнь - она же умирала. И это состояние было самым весомым аргументом ее ненависти к тому, что происходило за окном. Она прикрыла глаза рукой, чтобы как-то приглушить нестерпимо яркий свет. Из-под опущенных век покатилась набухшая слеза, за ней, второпях, вторая, затем третья, и вскоре подушка с одной стороны промокла, и она с трудом повернулась на другой бок.
О чем она плакала? А она жалела себя, беспомощную и больную, и еще - она боялась. Да-да, очень боялась. Боялась смерти. То, что пугало ее с самого раннего детства, теперь стояло у нее в изголовье и ждало удобного момента. Последнее время она постоянно возвращалась в тот далекий год, когда умирала мама, умирала долго и тяжело. А потом, когда это случилось, и мама лежала такая чужая и далекая на своей кровати, ее, маленькую девочку, заставили сидеть в нетопленой избе целую ночь. С тех пор она и боялась до судорожных колик смерти. И когда хоронила мужа, то кричала, рыдала и падала в обморок не потому, что так жалела его, а потому, что ощутила дыхание незримой спутницы жизни совсем близко возле себя - и страх, живший с детства, спеленал ее туго своими смертельными веревками. Этот страх в конце концов и пригнал ее в эту палату. После похорон мужа сердце не отпускало, боли были ежедневными, с каждым днем они все усиливались. Она даже рада была попадать в больницы, чтобы чужие страдания хоть как-то отвлекали ее от неотвязного страха. И если он отступал, то ненадолго, чтобы потом навалиться сильнее и неотвратимее.
Она не верила в Бога. С детдомовской юности считала это пережитком прошлого и бабскими предрассудками. И хоть были у нее когда-то в родственниках две родные глубоко верующие тетки, но обида за то, что они не забрали ее к себе, а позволили жить в детдоме, мешала понять их веру. После смерти мужа она пробовала ходить в церковь, но запах ладана не давал ей дышать, а непонятная служба ничего не рождала в душе. Наоборот, видя разъевшихся служителей церкви, она еще и еще раз убеждалась, что это все сплошной обман. И перестала даже попытки делать в обретении веры. Сектантов вообще обходила стороной, а иногда достаточно грубо посылала - они были ей неприятны своей настырностью.
Дочь ее жила далеко. У нее было двое взрослых детей и уже двое маленьких внуков, и приезжала она редко. Сын хоть и жил рядом, но отношения с невесткой не сложились совсем, поэтому сын звонил каждый день, но приходил только, когда ей уже было невмоготу. Приходил и вызывал скорую помощь. На него она никогда не обижалась, потому что после смерти мужа он всегда был рядом и помогал, чем мог. Но он мужчина и не всегда ему скажешь то, что тебя мучает и пугает. Вот и выходит, что перед лицом самого страшного события она оказалась совсем одна.
Слезы высохли, сердце привычно давило и не давало глубоко дышать, голова раскалывалась на множество частей, сил не было никаких. Мысли ушли, но вместо пустоты и отстраненности, вездесущий страх опять своей властной рукой сковал душу и не отпускал. Она вспоминала слова дочери, которая говорила, что жизнь - это вечный и непрекращающийся процесс, что нельзя умереть и исчезнуть, а можно перейти в другую жизнь, жизнь духовную и попробовать соединиться с Богом. Но для нее эти рассуждения дочки были непонятны, и она их не принимала.
К ней в палату почти никто не заходил. Только медсестра делала уколы, да раз в день приходил сын. Он задавал какие-то ненужные вопросы, успокаивал, говорил, что все будет хорошо. Она ему также невпопад отвечала, а сама хотела, чтобы он быстрее ушел. Он отвлекал ее. Она не могла понять от чего, но ощущала, что такие нужные для чего-то важного минуты уходят на пустые разговоры. Он, как будто чувствуя ее недовольство, быстро прощался. И она опять погружалась в свой страх. Больше всего она ждала дочку. Ей казалось, что с ее приездом все как-то прояснится и страх отступит. Но дочь все не ехала: какие-то проблемы с внуком, с детьми, с мужем. Но сегодня сын сказал, что наконец-то выехала и завтра утром приедет. Глубоко в душе встрепенулась радость и надежда. Нет, не надежда на жизнь, а надежда что-то понять и принять. Она немного успокоилась. Пришла медсестра и дала укол, после которого она забылась сном без сновидений и боли.
- Ты готова? - голос послышался прямо над правым ухом, и был тихим и даже каким-то ласковым.
- Готова к чему? - она еще пребывала в полудреме: ей снилась река, возле которой она прожила тридцать лет, отлогий берег, покрытый гранитными глыбами, выступающими из самой земли; разрушенная плотина, перекрывающая речку в самом узком месте, и старая электростанция на том берегу. Ей снилось, что вода весело перекатывается по камням, и ее шум слегка заглушал странный голос.
- Ты готова к переходу? - голос уже слышался в самой голове, тихие нотки его покинули, и он стал четким и достаточно громким, чтобы перекрыть шум воды.
Она открыла глаза и оглядела палату: все было как всегда - тихо и привычно: еле слышно гудел и при этом с равномерными интервалами пикал прибор, отмечающий ее сердечный ритм, за дверью ходили какие-то люди, за окном сигналили машины и шумел небольшой ветерок. В палате кроме нее никого не было. Но ведь она слышала чей-то голос?
- Где ты? Кто ты? - она водила глазами туда-сюда в надежде отыскать источник. Но вокруг было пусто.
- Я тут, - отозвался голос, - возле тебя.
- Но тут никого нет! - она хотела это выкрикнуть, но вместо крика получился тихий шепот, губы пересохли, а голосовые связки сжались в ком.
- Ты не видишь меня. Пока не видишь, но скоро мы познакомимся ближе.
- Когда?
- Уже скоро, - и голос пропал.
В оцепенении она лежала и чего-то ждала. Удивительно, но боль, не проходящая ни на секунду уже много месяцев, неожиданно оставила ее. Аппарат отсчитывал сердечный ритм, и она, прислушавшись, определила, что сердце бьется на удивление медленно - от удара к удару проходит целая вечность. "Это - все!", - мысль мелькнула и улетела в бесконечность. Где-то на задворках сознания прошла мысль о дочери - и тоже улетела. И, наконец, она погрузилась в созерцание всего, что пришлось прожить в эту жизнь на Земле. Картины приходили и сменяли друг друга сначала медленно, а потом все убыстряя темп: детство, юность, любовь, ссоры, скандалы, рождение детей, опять ссоры, потом примирения и опять любовь. Какие-то люди мелькали перед глазами, о которых она, казалось, совсем забыла. Ее лучшая подруга, ее злейший враг, ее любовник, опять дети, внуки - какая длинная жизнь...
Сначала она перестала чувствовать свои ноги, оцепенение поднималось все выше и выше. Вот замерли руки, вот она почти перестала дышать. Но она все еще была. Она чувствовала сама себя, а страх неожиданно исчез. Страх - извечный спутник ее жизни - покинул ее! Потом внезапно сильнейшая боль раскроила ее вдоль и поперек. Хотелось взвыть - но голоса уже не было. Боль длилась несколько мгновений и отступила также внезапно, как и пришла. И неожиданно легко и свободно она поднялась с кровати, как будто и не было этих 78 лет, тяжелой болезни и бесконечного страха. Она оглядела палату, легко подбежала к окну и заглянула сквозь жалюзи: наступила ночь, и ничего не было видно за окном. "Жаль", - мелькнуло в голове как-то так несерьезно. Она сделала резкое движение головой и взмахнула рукой - и комната стремительно опустилась вниз. "Ой, - весело вскрикнулось, - что это?"
Она посмотрела вниз и увидела кровать, а на кровати... Знакомое оцепенение страха опять охватило ее: на кровати лежало тело очень пожилой, обрюзгшей женщины, все опутанное проводами. Один из приборов жалобно, на одной противной ноте, пищал, не переставая. Только-только она захотела как-то приблизиться, чтобы рассмотреть все получше, как дверь распахнулась и вбежала медсестра. Она пощупала пульс на шее, приоткрыла зрачки и тут же выбежала. По больничному коридору раздались ее торопливые шаги, потом приглушенный разговор и опять бегущие шаги. На этот раз в палату стремительно вошли двое - медсестра привела дежурного врача. Он деловито осмотрел тело, потом отключил все приборы - и на палату опустилась ночная тишина.
- Отмучилась бабулька, - со вздохом произнес он.
- Да, молчаливая была, ни с кем не хотела общаться, - добавила медсестра и откатила в дальний угол капельницу.
- Заполни карточку, зафиксируй время смерти, я потом заполню историю и распишусь. А то у меня случай в хирургии сложный, пока хирург не приедет - отходить нельзя, - и он быстро направился к двери и, уже выходя, добавил: - Утром сообщим родственникам. Зачем уж ночью - пусть спят, - и закрыл дверь.
Медсестра еще повозилась немного, накрыла тело с головой простыней и вышла, тихонечко прикрыв дверь. Еще какое-то время слышались шаги, потом в коридоре наступила тишина.
Она немного повисела над потолком, а потом попробовала спуститься. После нескольких неудачных попыток, ей удалось приблизиться к кровати. Странно, но оказалось, что она все прекрасно видит и через простыню, укрывавшую тело. В этом теле она уже давно узнала себя, но осознание того, что она мертва не приходило - уж очень реалистично она все видела и осознавала. И вместо ужаса и скорби она чувствовала прилив сил, бодрость и какую-то силу, которой была лишена уже очень много лет.
- Ну, что, интересуешься своим внешним видом? - с перепугу она опять оказалась под самым потолком. Рядом с нею парило что-то неземное - странное создание в ореоле белого приглушенного света, в светлых белых одеждах, скорее мужчина, хоть это и не точно, потому что волосы были длинными и светились еще ярче ореола.
- Ну что ты пугаешься, как девочка на выданье? - он ("пусть будет он", - решила она) ласково улыбался.
- А ты кто? - осмелилась спросить. Но голоса не услышала - общение шло на уровне не понятном для нее.
- Я - Ангел! - просто сообщил он.
- Ангел? - переспросила она и он почувствовал иронию и полное недоверие в ее реакции.
- А ты бы хотела, чтобы я был самим Богом? - он засмеялся. И этот мелодичный смех, напоминающий звук детского колокольчика, убедил ее лучше других аргументов в том, что он - Ангел. Он как-то сразу уловил смену ее настроения:
- Ты поверила! Как странно, а я думал, что буду долго убеждать тебя, приводить доказательства и ссориться с тобой. Что заставило тебя так сразу поверить?
- Твой смех! - она улыбнулась ему открыто и радостно.
- ?
- Так моя внучка смеялась, когда ей было годика два. Мы все говорили, что она смеется как ангел.
- Ксюша?
- Да! - и она не удивилась, что совсем незнакомый и такой нереальный еще совсем недавно в ее представлении субъект, как Ангел, знает ее любимую внучку.
- Да, действительно, она смеялась тогда очень мелодично. Наверное, как ангел. Дети - это ангелы на земле. Жаль, что взрослые не знают этого. Ладно, знакомство состоялось - спускаемся ниже, - и он подал ей свою светящуюся руку, а она протянула свою и заметила, что ее рука совсем прозрачная, но не светится. В ответ на ее недоуменный взгляд, ангел ответил:
- Еще рано, ты не прошла посвящения.
Они плавно опустились на кровать. Ангел посмотрел на нее своими ангельскими (а как еще их назвать?) глазами, улыбнулся и сказал:
- Ладно, спрашивай о чем хочешь, но только на три вопроса я могу тебе ответить, - и он так загадочно посмотрел на нее.
- Почему?
- Это первый вопрос, - он улыбался.
- Нет-нет, - она энергично замахала головой и опять, потеряв равновесие, вспорхнула вверх. Ангел притянул ее обратно и повторил:
- Это первый вопрос! - строго посмотрел на нее, ей пришлось смириться, и она стала слушать, а Ангел начал говорить:
- Каждый человек пересекает черту по-разному. Кто-то - медленно, без встряски и потрясения - как ты, например. А кто-то резко, внезапно. Кто-то - в беспамятстве, и здесь еще какое-то время не может прийти в себя. Не все имеют своих ангелов, не каждому дано пересечь черту с помощником. Все это слишком неожиданно и почти непонятно для тех, кто ничего похожего не ждал. Но даже и тому, кто чего-то ждал, трудно до конца поверить в то, что происходит. Но все это уже происходило с каждым. И происходило много-много раз. Надо только вспомнить. И чтобы облегчить задачу твоей глубинной памяти, я могу ответить на твои три вопроса - не больше. Три - магическое число, существующее изначально. Я ответил на твой первый вопрос. И жду второго, - он сложил свои светящиеся руки на груди и стал ждать.
Она уже не торопилась. Нужно было задать свой вопрос более правильно. Ну, глупо было бы спрашивать о загробной жизни. Если она сейчас существует, а ее тело лежит вот здесь на кровати бездыханным, то загробная жизнь существует. И глупо было бы спрашивать о Боге. Ведь если это все происходит, значит, Он есть? Что-то должно быть главным для нее в этот момент. Ее сознание лихорадочно перебирало вопросы, пока не остановилось на одном:
- Существует ли наказание за грехи? - а сама сжалась в ожидании ответа.
- Да, - его лаконизму можно позавидовать.
- Да? И все? Просто - да?
- Да - это ответ на твой вопрос. Спрашивай дальше, я жду.
Она улыбнулась. Странно - не было злости на такой ответ. Потому что сама виновата: каков вопрос - таков и ответ. Надо было что-нибудь позаковыристей придумать. Ну, ладно, сейчас как спрошу:
- Попаду ли я в рай? - и опять замерла.
- Нет!
- Ой, а почему?!
Ангел засмеялся своим чарующим смехом:
- А это уже четвертый вопрос, - но потом, глядя на ее обескураженный вид, покровительственно добавил:
- - Просто рая, в том понимании, которому учит ваша религия, не существует. Как, впрочем, и ада. Все, вечер вопросов и ответов завершен. Сейчас мы расстанемся, чтобы встретиться через 40 дней.
- И что мне делать все это время? - она не хотела, чтобы Ангел уходил так просто и бросал ее одну возле неприятного тела пожилой и какой-то для нее чужой женщины.
Он уже почти растаял, но потом, вновь обретя форму, пояснил:
- Ты должна закончить свои земные дела, попрощаться с родными, подумать над своим земным существованием. Хорошенько подумать, потому что потом ты должна будешь дать ответ.
- Ответ? Какой ответ, за что ответ? - но ее вопросы повисли в темноте: Ангел исчез. Странно, но она не спросила, кому она должна дать ответ. Потому что ответ на этот вопрос был ей уже очевиден.
Утро наступило незаметно. Больница ожила и засуетилась. Первым вошел в палату ее такой уже взрослый сын. Странно, но когда она была заключена в старое, больное тело, он казался ей намного моложе. Сейчас же она увидела уже немолодого мужчину, с седыми висками и какими-то уставшими глазами. Он присел на стул возле кровати, опустил голову и замер. Потом резко поднялся и, так и ничего не произнеся, вышел. Она вылетела вслед за ним, чтобы узнать что-то о дочери и тут же первая увидела ее, бегущей по коридору в расстегнутой светлой курточке, со спутанными ветром волосами. Она громко позвала сына, он, обернувшись, шагнул ей навстречу. Она была старшей сестрой, а он, казалось, только и ждал ее, чтобы получить утешение. Она гладила его по голове, утешала и говорила шепотом:
- Ш-ш-ш-ш-ш, не надо миленький, это жизнь, и надо пережить.
- Но я что-то не сделал для нее, понимаешь, она обижалась и не разговаривала со мной, - он почти плакал, как маленький мальчик.
- Нет-нет, она не сердилась, она всегда очень любила тебя, больше всех. Она и приехала сюда, потому что очень любила тебя, - брат и сестра шли по коридору назад в палату, где лежало ее бренное тело. Она летела возле них и удивлялась. Ей всегда казалось, что сын ее не очень-то и любит, а больше любил отца, но то, что она видела и слышала, убеждали ее в обратном. И это было приятно.
Ее дети зашли в палату и остановились возле кровати. Дочка подняла простыню и поцеловала свою мать.
- Ты уже не с нами, мама! Храни тебя Бог! Я очень люблю тебя, и буду тосковать за тобою. Прости, что так долго ехала, - дочка тихо заплакала, сын, подойдя к ней, обнял ее, и она спрятала свое заплаканное лицо у него на груди.
Так они и стояли вдвоем, обнявшись как в детстве, крепко-крепко, над телом своей матери. А она, подлетев к ним, укрыла их своими руками и прошептала: "Хорошие мои, мы прожили вместе долгие годы, спасибо вам за то, что разделили со мной мою земную жизнь!" Дочка неожиданно оторвала лицо от груди сына и пристально посмотрела прямо в глаза своей матери, не видя ее, но что-то такое ощущая.
- Мама? Где ты? - прошептала ее девочка и она, подлетев к окну, выпорхнула на волю, оставив после себя небольшой порыв ветра. Этот ветерок подлетел к ее детям и ласково обвеял их заплаканные лица. И она не видела уже, как просветлело лицо ее дочери, как она что-то сказала брату и они вместе, выйдя из палаты, занялись обустройством ее последнего земного пути.
Как хорошо! Удивительно хорошо! Она летела над городом, которого совсем не знала, хоть и прожила тут последние десять лет. Город был большим, раскинутым на многие десятки километров, но какой-то неухоженный, построенный лишь бы как, без любви. Она без сожаления покинула его и устремилась дальше. Лететь было просто - за одно мгновение она преодолевала десятки километров. Можно было бы еще быстрее - она пробовала, но тогда ничего не видно: все сливается в одну серо-зеленую линию. Да и куда спешить-то - еще сорок дней можно находиться на Земле. Она не знала, как у нее получается определять направление своего полета, но она летела точно на запад, к своим внукам. Небольшой ухоженный городок она почувствовала прежде, чем он показался. Вот и дом ее дочки, окно раскрыто. Она бесшумно влетела и сразу увидела Ксюшу. Та сидела за компьютером, весело болтая ногой, и тарахтела на немыслимой скорости по клавиатуре. Заглянув через плечо, она читала смешные записочки, которыми Ксюшка с кем-то обменивалась. Но тут зазвонил телефон. "Дочь звонит", - догадалась она. Ксюша взяла трубку, несколько мгновений слушала, потом зажала рот рукой, а из глаз покатились слезы. Дочка говорила ей утешительные слова, но Ксюша совсем ничего не слышала. Единственное, что держалось в голове - бабушки не стало. Ее милой, смешной бабушки. Пусть иногда она говорила что-то невпопад и вмешивалась туда, куда не следовало, но все равно, она была родная и любимая бабушка. Ксюша отключила телефон и, закрыв лицо руками, громко, никого не стесняясь, заплакала. Ей было также очень жаль маму, которая так далеко и никто ее сейчас не утешит. Ксюша представила, что это она потеряла маму - и заплакала еще горше, потому что эта потеря была бы для нее непереносима. Они были очень дружны - Ксюша и ее мама, дружнее, чем просто подруги или родственники. Они были близкими людьми, и поэтому так надрывно Ксюша плакала.
Она слушала, как плачет ее внучка, она понимала сейчас все ее невысказанные мысли и все ее скрытые чувства. Ах, если бы она и при жизни могла бы все это чувствовать и понимать, сколько бы дурных поступков можно было бы избежать. Разве уехала бы она от своей внучки и дочки в чужую сторону, к нелюбимой невестке и непонятному внуку? Разве была бы она все годы после смерти мужа так одинока и несчастна? Она вдруг вспомнила, как несколько раз забывала про Ксюшин день рождения. Просто забывала, постоянно занимаясь своими проблемами и несчастьями. Но ее маленькое солнышко никогда не обижалось. И подарков она ей почти не дарила, и куклу ни разу не купила. А девочка плачет о ней и любит ее.
- Спасибо тебе, моя хорошая, - проговорила она и обняла ее за плечи. Ксюша перестала всхлипывать, вытерла глаза и потянулась к полке, где лежали фотоальбомы. Вытянув несколько, она принялась рассматривать фотографии, где была и она, и ее старший брат, и мама с папой, и бабушка с дедушкой. Она была тогда маленькой девочкой, а сейчас она прощалась с детством, переживая потерю близкого человека.
- Прощай, радость моя. И прости меня за то, что не любила тебя так, как ты того заслуживаешь, за то, что часто была эгоисткой, за то, что уехала и не видела, как ты растешь, как взрослеешь. И за то, что не увижу, как ты выйдешь замуж и родишь правнука. Прости, девочка моя, - она прижала Ксюшину голову крепко-крепко - и вылетела в окно. А Ксюша еще долго смотрела в раскрытое окно, пытаясь понять, что побеспокоило ее и заставило посмотреть в окно.
А она летела дальше на запад попрощаться с внуком, который был ее первенцем, ее любимым мальчиком, так похожим на нее. При жизни она ни разу не была в этом городе, не знала, где он живет. Но сейчас она знала все - и летела точно к заданной цели. Его дом находился в живописном районе: тихая улочка, вся заросшая деревьями, позади дома прекрасный фруктовый сад. И сейчас он был полон цветов, запахов и веселой детворой.
"Как хорошо", - подумалось ей. Вот она увидела его жену - милую девушку, но уже маму двух очаровательных детей: мальчика семи лет и девочки трех лет. Они носились по саду, играя в какую-то неизвестную игру. Начало темнеть и дети потянулись по домам. Ее правнуков мама тоже повела домой. Возле подъезда они встретили своего папу, и она увидела, каким взрослым стал ее любимый внук, как он возмужал и остепенился - совсем взрослый мужчина. Его не надо утешать, он сам уже может выполнять эту роль. Она поняла, что он уже знает про ее смерть, но никакого горя и отчаяния не проявляет. Все, что ей удалось прочитать в его душе - это волнение о своей матери, которая так далеко, и в минуту горя он не может утешить ее. Заглянув еще глубже в его душу, она почувствовала там обиду на нее за то, что уехала и оставила их, за то, что лишила его детских воспоминаний, детских друзей, лишила его леса, речки - всего того, что составляет для человека его истоки, его родину. "Да, он прав, он так любил приезжать к нам летом, а мы уехали так далеко, и больше ему было не к кому приезжать", - она загрустила. Пришла ночь, дети и жена давно спали, а ее взрослый внук нервно курил в отрытую форточку на кухне. Он вспоминал бабушку, свое детство - и слезы непроизвольно пролились из глаз.
- Мой хороший мальчик, ты еще не разучился плакать? - она провела ладонью по его небритым щекам. - Но не плачь, бабушка очень любила тебя - ты ее первый и самый любимый внук. Я люблю тебя, не плачь - все будет хорошо, - и она вылетела вместе с сигаретным дымом в окно. И еще долго огонек сигареты сопровождал ее в ночном полете.
Она полетела к своей младшей сестре, такой же старой и больной женщине, какой и она была перед своим переходом. Она чувствовала себя очень виноватой перед сестрой. Когда-то давным-давно, на заре жизни, когда ее сестренка так нуждалась в совете взрослого человека, она не дала ей никакого совета. Она сказала: "Решай сама!". И сестричка решила в шестнадцать лет выйти замуж за неуравновешенного психически больного человека. Он испортил сестре жизнь, а сам покончил с собой через несколько лет после свадьбы, оставив молодую жену и маленькую дочку без квартиры и без денег. И покатилась жизнь сестры по наклонной: странные знакомые, пьянки-гулянки до утра, разные работы и главное - больная девочка. Как оказалось, муж оставил-таки после себя наследство - шизофрению, которая и поразила девочку. Сначала никто не придавал значения ее странностям. Но в 15 лет это проявилось в буйном припадке и уже не отступало. Периоды затишья становились все короче, пока ее жизнь не превратилась при помощи сильнодействующих средств в сплошной сон.
Когда она прилетела к сестре, та спала. Ее больная дочь в своей комнате лежала, курила и о чем-то думала. Она подлетела к племяннице и присела невесомо на ее кровать.
- Тетя? - от неожиданности она даже растерялась: уже многие годы та никого не узнавала и ни с кем не общалась. А тут взяла и увидела ее в виде призрака и сразу же узнала.
- Да, это я, милая! Как ты?
- Плохо! Я ничего не соображаю и приношу маме только неприятности, - сильно затянувшись сигаретой, она выпустила дым прямо на призрак. Но дым не мог причинить хоть какой-то вред потустороннему миру, а только заставил больную кашлять.
- Не правда, - она попробовала дотронуться рукой до руки племянницы, но ничего не вышло, - ее прозрачная рука прошла сквозь руку женщины. - Не правда, твоя мама любит тебя и для нее заботиться о тебе - единственный смысл жизни.
- Да, я знаю, но мне жаль ее: 50 лет она потратила на меня, не сложила свою жизнь, а теперь уже и поздно - слишком старая, - удивительно, но рассуждения больной женщины были здравомыслящими намного больше, чем у большинства здоровых людей.
- А ты попробуй выйти из своего состояния и побудь с ней несколько минут, дай ей знать, что ты ее жалеешь и любишь.
- Я пробовала, - племянница вздохнула и покачала головой - ничего не выходит, как будто в слой ваты меня замотали, и я не могу пробиться в реальный мир. Хотя часто все вижу и понимаю - а сделать не могу ничего.
- А меня ты видишь? - ей было удивительно, почему же та видит ее, в чем причина.
- Я часто вижу мертвых, - спокойно ответила больная. - Ко мне и отец приходит иногда - он же самоубийца и ему не найти покоя за свой поступок. Вот он и прилетает ко мне в надежде, что я схожу в церковь и отмолю его грех. Но ведь я не могу - моя голова мне не принадлежит - утром я все забываю. И вас забуду.
- Нет, ты постарайся передать маме, что я очень любила ее и прошу прощения за все, что не сделала для нее.
- А что вы не сделали?
- Я не сказала ей, что думаю на самом деле, - грустно ответила она и перелетела в другую комнату, где спала ее сестра. Она посидела возле, послушала ее дыхание, хриплое и неритмичное. По дыханию, она определила, что совсем скоро ее сестра закончит земной путь, поцеловала ее и отправилась дальше, в далекую сибирскую тайгу, где жил ее брат.
Но брата она не застала ни среди живых, ни среди мертвых. Уже две недели ее брат лежал в глубокой коме. Ей же об этом не говорили, боялись волновать лишний раз. Она посидела возле него, в надежде, что его дух как-то проявится, и они смогут поговорить, но ничего не случилось: его дух или не вышел еще или вышел уже давно - и находился не здесь. Она хотела что-то вспомнить из их жизни, но редкие встречи как-то стерлись из памяти, и никакого родства с этим старым телом она не почувствовала, поэтому захотелось улететь, что она и сделала.
Как чудесно было лететь! Чем больше проходило дней, тем удивительнее были ощущения. Она осваивала технику полета быстро. Теперь ей не надо было лететь к какой-то цели строго по курсу: достаточно было представить место, где хотелось быть - и через несколько мгновений она там оказывалась. Но если ей хотелось полетать, то она просто бесцельно летела, оглядывая мир, который предстояло покинуть. Земля была прекрасна: разнообразие пестрой лентой проносилось перед ее изумленными глазами. Она очень мало путешествовала при жизни, а сейчас хотела все наверстать. Она несколько дней потратила на Африку, завернула на Южный полюс, а затем побывала на Северном полюсе. Она видела пингвинов на одном полюсе, любовалась белым медведем - на другом. В Австралии ей удалось увидеть огромного аллигатора, в Индии она покаталась на слоне, а в Техасе побывала на родео, но там было так шумно, что она побыстрее убралась оттуда. Ей понравились острова Тихого океана, величие Тибета заставило трепетать, а Новая Зеландия привела ее в восторг. Теперь она поняла, что потеряли Адам и Ева, когда Бог изгнал их из рая. Настоящее райское место! И чем больше она видела, тем сильнее ей хотелось остаться на Земле. Неожиданно тихая печаль опустилась на нее, и она полетела к детям.
Дома отмечали сорок дней. За столом было тихо. Дочери не было: она уже давно уехала домой. Невестка сидела, поджав губы, внук жадно ел, видно, что после тренировки был голоден. Соседка, с которой она общалась последний год, сидела молча, ничего не ела, но и мыслей никаких не отражалось на ее лице. Только сын был печален и погружен в воспоминания. Она осмотрела малоинтересную уже для нее картину поминок и едва только подумала: "А что я тут делаю?", - как возле нее раздался уже знакомый голос:
- Попрощалась со всеми? - ее Ангел стоял возле нее. Она благодарно улыбнулась ему и ответила:
- Попрощалась, но не со всеми. Сестра спала, а брат - в коме. Но мне хватило моих внуков, чтобы понять, что жизнь прошла не напрасно.
- А грехи? - с улыбкой спросил Ангел
- Да, грехи... Жизнь состоит из вопросов, ответов, ошибок и наказаний за эти ошибки. Думаю, что все грехи отбываются на Земле, а тут мы уже безгрешны, как дети, - она смотрела на своего сына и почти не чувствовала никакого сожаления за то, что уходит. Наоборот, какое-то нетерпение прорывалось наружу. Ей хотелось идти дальше, сын должен сам справиться со своей жизнью.
- Я чувствую, что ты в нетерпении и хочешь пуститься в путь? - Ангел протянул ей свою светящуюся руку. Она подала ему свою - и они взмыли вверх.
- Куда летим мы? - радостно выкрикнула она.
- Туда, - засмеялся Ангел.
Они летели, пересекая звездную ночь, летели опять на запад, туда, где она уже бывала. Она узнавала знакомые места, потом увидела реку, ту самую реку, которая снилась ей в последнем сне в земном теле.
Они тихо опустились на огромный гранитный камень. Она даже почувствовала его летнее тепло и попробовала провести по нем рукой, но рука не ощутила ничего, а просто прошла сквозь.
- Как хорошо, я уже и не надеялась когда-то увидеть это все, - она благодарно улыбнулась своему ангелу, - Спасибо тебе.
- У каждого из нас было на земле место, где мы были счастливы, но не знали об этом. И только намного позже приходит осознание того, где мы были счастливы. И ты не исключение. Когда ты жила здесь и могла бывать на этом месте хоть по несколько раз на дню, разве ты ходила сюда? Конечно, нет. Ты была занята, ты была недовольна жизнью, ты стремилась все поменять как можно быстрее и кардинальнее. Ты поменяла - а что нашла? - Ангел замолчал и посмотрел на нее.
Она смотрела на ту сторону реки и вспоминала как однажды в июле, после сильного дождя, они решили переплыть на ту сторону и нарвать вишен. А сад на той стороне был так богат вишнями в том году, а ей так их захотелось, что сильно бурлящий поток не пугал ее. Но течение было настолько сильным, что на середине реки она почувствовала, как теряет силы. Она видела, что муж отплыл уже довольно далеко от нее, но кричать и звать его сил не осталось. Как назло еще и ногу свело судорогой. И когда, по ее мнению, наступила последняя минута жизни, неожиданно он оказался прямо возле нее, обхватил ее своей сильной рукой и потянул за собой. Несколько мгновений она безвольно висела на его руке, но потом встрепенулась и начала грести сама. Они благополучно выбрались на берег, отдохнули и наелись вишен, но возвращались назад уже по мосту. Потом она, вспоминая этот случай, спрашивала его, почему он вернулся, а он, смеясь, постоянно отговаривался случайностью. Но она знала, что его повернула назад любовь. Как она могла забыть его сильную руку, его уверенность и заботу?
- Да, ты прав, Ангел, тут я была счастлива, но забыла об этом и уехала, - она попробовала глубоко вздохнуть, чтобы почувствовать аромат речного воздуха - и ничего не вышло.
Ангел заметил ее движение, но ничего не сказал, только улыбнулся. Они стояли на берегу, но каждый был в своем мире. Она прощалась, вспоминала, жалела и раскаивалась. Да-да, она о многом раскаивалась, она многое не сделала так, как нужно, но уже поздно и возврата не было. Иногда ей хотелось плакать, но в том мире, куда она попала, слез не было. Оглядывая все, что ей пришлось пережить, она поняла, что переделать уже ничего нельзя, жизнь прожита так, как прожита - и хорошо и плохо. Но она всегда старалась, чтобы было хорошо.
- Не казни себя, - прервал поток ее мыслей Ангел. - Не тебе решать, хорошо или плохо.
- А кому? Ведь кроме нас - никого нет. И что дальше, я не знаю.
- Есть тот, кто знает, - Ангел напрягся, вслушиваясь в предрассветную тишину, - А теперь, молчи, слушай и жди - настал твой час! - и после этих слов его светящийся облик стал истончаться, а потом пропал.
Она осталась совсем одна на безлюдном речном берегу. Было так тихо, что тишина звенела самой прекрасной мелодией - музыкой Вселенной. Она никогда при жизни не задумывалась ни о каких возвышенных материях. Она была самым простым, малообразованным человеком. Но вдруг сейчас она становилась другой. В ней просыпались тысячи жизней, прожитых на Земле. И в каждую из прожитых жизней она получала крупицу мудрости и знаний. Просто она забыла о них, но они не забылись. Сейчас невидимый груз стал разрастаться. Она осознала чего или кого ждет на этом берегу. И тогда услышала:
- Я приветствую тебя, мое творение, моя частица! Ты вернулась назад! - трепет восторга и всепоглощающей любви охватил ее. В одно неуловимое мгновение она поняла, что вернулась домой. Она охватила внутренним взорои все свое последнее путешествие на Земле. Она оценила его сложность, множество тяжелых моментов, но в то же время и то, что было много радости, счастья, веселья и любви. Значит, путешествие удалось!
- Что ты поняла за время своего странствия? - Всепроницающий голос одновременно и звенел, и манил, и таял в небесах.
У нее неожиданно получилось вздохнуть полной грудью. Ей показалось, что одним вздохом она вобрала в себя и эту реку, и эти камни, и это слегка розовеющее на востоке небо, и звезды и луну, и цветущий сад на той стороне и неповторимый аромат Земли. И тогда она ответила:
- Я поняла, что ты подарил мне прекрасную жизнь, полную любви и страданий. И за это путешествие я стала лучше! Спасибо тебе!
- И ты готова опять пуститься в путь или хочешь отдохнуть?
Она неожиданно засмеялась. В путь? Опять? Разве это возможно: сразу же в путь? Опять видеть это небо, слушать этот ветер, купаться в реке, целоваться, плакать, рожать детей, терять близких, наживать врагов? Снова переживать все невзгоды и редкие минуты счастья? Но она колебалась только мгновение. Вот он ее вопрос - и она готова дать ответ:
- Да, я хочу опять пуститься в путь. Я многое не понимала - и многое предстоит еще понять. Да, я готова! - что есть мочи крикнула она и протянула руки навстречу чему-то. Там, за рекой всходило Солнце. Оно появилось внезапно, проливая на нее свой мощный поток возрождающегося к новой жизни света.
Чистый свет окутал ее и поглотил в себе. Солнечный вихрь закрутил-завертел ее, стирая память прошедшей жизни и готовя к новой встрече с непростой, но такой манящей жизнью новой.
* * *
- А ну-ка, мамочка, смотрим, кто это у нас родился? Да это же прелестная девочка, просто красавица, - раскрасневшийся молодой доктор протягивал сморщенное, кричащее существо совсем молодой девушке, которая после двух суток мучений, наконец-то разродилась.
Молодая мама лежала, обессиленная, но неимоверно счастливая, прижимая к себе крошечную дочурку, и слушала музыку Вселенной. Только в один миг при жизни на Земле мы можем услышать эту музыку: в миг, когда рождаем дарованную Богом жизнь!