Томсетт Элена : другие произведения.

Эхо чужой любви, часть 2

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Часть 2.

Баронесса фон Ротенбург

  
   Глава 1.
  
   Я приехала в Германию в начале апреля того же года. К счастью, проблем с визой у меня не было - приглашение барона фон Ротенбурга открывало мне все двери. В аэропорту Гамбурга меня встречал только старый барон. Не в пример мне, которая в мои 23 года чувствовала себя старушкой, он в свои семьдесят выглядел подтянутым и свежим, как подснежник. Глядя на его высокую, гибкую, стройную фигуру, которой мог позавидовать двадцатипятилетний парень, я почему-то вспомнила Эгиса.
   -Марк все еще в Канаде, - бодро сказал барон в ответ на мой невысказанный вопрос. - Но я буду счастлив показать тебе Померанию, как он обещал. Мы можем начать с моего замка.
   -Замка?! - поразилась я. - А что, у вас есть замок?
   -Совсем маленький! - уверил меня он, хитро улыбаясь, - Но если он тебе не понравится, мы можем переехать в мой дом в Гамбурге или во Франкфурте.
   Замок показался мне огромным. Построенный в готическом стиле и датированный, скорее всего, началом пятнадцатого века, он был подлинной находкой для профессионального историка типа меня. Тщательно отреставрированный в лучших традициях его времени, замок был также неприметно модернизирован современными достижениями новейшей технической мысли. В нем было проведено электричество, центральное отопление, имелся даже беспроводный доступ к интернету. Сохранив средневековую атрибутику, кухня была полностью экипирована современными кухонными комбайнами с цифровым управлением. Огромный парадный зал, украшенный знаменами и штандартами рода Ротенбургов, был сопоставим по размеру с целый наш университетский корпус на улице Алексея Толстого в Саратове. В нем находилось не менее пятидесяти комнат, двадцать из которых составляли жилые покои. Мне была отведена бывшая комната баронессы, размер которой был равен размеру квартиры моих родителей в Саратове.
   Когда я первый раз вошла в эту комнату, мне чуть не стало плохо. Прямо напротив дверей, над камином, висел большой портрет покойной баронессы, на котором она была изображена примерно в том возрасте, что и я. Портрет, видимо, был сделан с фотографии военного времени. Молодая девушка со светло-русыми волосами, развивающимися на ветру, казалось, заглядывала вам прямо в душу. Ее глаза были прищурены, то ли от солнца, то ли от ветра, придавая ей вид трогательной невинности и свежести. Ее поразительно красивое лицо, спокойное, чистое, с четкими тонкими чертами, вновь заставило меня усомниться:
   - С чего вы все взяли, что я похожа на нее? Она так красива, эта женщина! Я даже ей в подметки не гожусь! Я просто милая девочка из совка, и только.
   - Ты ошибаешься, Элена, - сказал барон.
   Я вздрогнула, на секунду мне показалось, что он прочитал мои мысли. Оказывается, я, не замечая того, произнесла эти слова вслух.
   - Ты очень на нее похожа. Просто одно лицо. Особенно на этой фотографии.
   Я недоверчиво взглянула на него, но от дальнейших комментариев отказалась.
  
   В последующие несколько дней обнаружилось, что мы с покойной баронессой похожи не только внешне, но и во многих других вещах. В частности, выяснилось, что мы обе обладали редкой способностью заблудиться в трех соснах. Под необидный смех старого барона, которого, казалось, все больше забавляла подобная ситуация, в течение первой недели слугам пришлось раз двадцать спасать меня, указывая дорогу к моей собственной комнате. Они вежливо улыбались, глаза барона лучились ласковой насмешкой, а я чувствовала себя полной идиоткой.
   На третий день моего пребывания в замке я вышла наружу и решила прогуляться по окрестностям, стараясь не выпускать из виду громаду замковых помещений. При этом я совершенно случайно забрела в фамильный склеп. Вид могилы баронессы Алиции фон Ротенбург привел меня в состояние, близкое к потере рассудка - даже на этой более современной фотографии, где баронесса не казалась так изумительно красива, как в молодости, наше сходство было так сильно, что у меня самой по спине забегали мурашки. Впечатление было такое, как будто я стояла на своей собственной могиле.
   Здесь меня и нашел старый барон фон Ротенбург.
   -Элена! - негромко окликнул меня он.
   Я повернулась к нему и, неожиданно для себя самой, бросилась ему в объятья, чуть не заплакав от облегчения. Он был такой реальный, живой, теплый, когда он крепко прижал меня к себе и, грустно улыбнувшись, стал вытирать мои слезы.
   -А это кто? - спросила я, немного успокоившись, указывая на соседнее надгробие.
   С фотографии склепа на меня смотрел мужчина средних лет, с темными глазами и жестким лицом. Несмотря на то, что он не был красив, в его лице чувствовались фамильные черты фон Ротенбургов. Один из уголков его рта на фотографии был слегка приподнят, и это придавало ему насмешливое выражение.
   -Кристиан-Герхард фон Ротенбург, - прочитала я надпись на могиле и повернулась к барону, удивленная тем, что дата смерти этого человека была та же самая, что и на могиле его жены, Алиции.
   -Это мой отец, - коротко сказал барон.
   -Он умер в один день с вашей женой? - удивилась я.
   -Да, - было видно, что барону не нравилось обсуждать эту тему, но я просто не могла удержаться от следующего вопроса.
   -Это был несчастный случай?
   -В некотором роде.
   Старый барон протянул мне платок и выпустил меня из своих объятий.
   -Автомобильная катастрофа?
   -Нет, - барон задумчиво смотрел на могилу. - Мой отец застрелился в тот день, когда узнал о смерти Алиции.
   Он повернулся ко мне, увидел мое потрясенное лицо и открытый рот и словно расслабился.
   -Мой отец любил Алицию, - помедлив, с горечью сказал он. - И не захотел жить, лишившись ее. К сожалению, я сам не мог так поступить, на моих руках были Каролина и Марк, и я не мог бросить их и уйти за ней, как это сделал он.
   -Вы сильный человек, ваша светлость! - с чувством сказала я, вставляя на место отвисшую от удивления челюсть.
   -Да, - барон иронично улыбнулся.
   -Пойдем, детка, - в следующую минуту сказал он, предлагая мне свою руку. - Будь аккуратнее, здесь неровный пол.
  
   Вечером, когда мы вдвоем находились в библиотеке, барон тянул свой коньяк и смотрел новости по телевизору, а я просто сидела я ним за компанию, он вдруг убавил звук телевизора и неожиданно спросил:
   -У меня сохранился дневник Алиции, который она вела на русском. Хочешь на него взглянуть?
   -Конечно, хочу! - закричала я.
   Так в мои руки попали несколько общих тетрадей с воспоминаниями баронессы Алиции фон Ротенбург, или, как ее звали в молодости, Лизы Острожской. Как только я увидела это имя, все сразу же встало на свои места. Я повернулась к барону, с интересом наблюдавшему за тем, как я читала и, нервно облизнув губы, сказала:
   -Ваша светлость, теперь я могу объяснить вам наше сходство. Вы были правы - это фамильное.
   Барон удивленно смотрел на меня.
   -Здесь, в воспоминаниях, Алиция говорит, что у нее был брат, расстрелянный большевиками. Так вот, она ошибается, она, наверное, была тогда совсем мала и не помнила, что в действительности случилась. После смерти ее отца, Владимир Острожский был отдан на воспитание тетке, и она увезла его в Баку, подальше от войны. Это мой дед. Он погиб в 1942 году на иранской границе.
   -Но позволь! - вскричал старый барон, вскакивая на ноги. - Изольда сказала, что имя твоего деда было Владимир Вирхов, и, по женской линии, он происходил из одной из веток известнейших в России дворянских семей, Оболенских.
   Я улыбнулась.
   -Это действительно так. Бабушка рассказывала мне это. Острожские были в родстве с Оболенскими. Мать Владимира была из немцев, ее звали Каролина фон Вирхофф. Когда она отдавала сына, чтобы уберечь его от участи отца, она захотела, чтобы он носил ее имя, чтобы потом, после революции, ее родне из Германии было легче его найти. Поэтому, мальчик стал Владимир Вирхофф. Приставка фон упала с самого начала, а затем и сама фамилия была переделана на русский лад - Вирхов.
   -Значит ты - внучатая племянница Алиции? - очень тихо спросил барон.
   -Значит, так.
   -Мне нужны документы! - категорически заявил барон. - Я передам их юристам, и к следующему году ты сможешь получить немецкое гражданство!
   -У нас нет документов, - покачала головой я. - Бабка сожгла все бумаги во время войны.
   -Но они есть в архивах! - не сдавался барон. - Я найду копии! Я это так не оставлю! Боже мой! - он сжал длинными аристократичными пальцами переносицу, - моя мать, наверное, переворачивается в гробу! Сначала мы получили Алицию, теперь вторую половину семейства Каролины и Анри!
   -А причем тут ваша мать? - удивилась я.
   -Моя мать - урожденная Ульрика фон Вирхофф, сестра Каролины, - рассеянно сказал барон, думая о чем-то своем.
   -Вот это да!
   В следующие три дня, пока я с увлечением читала дневник баронессы, старый барон развил просто бешеную деятельность. К моему величайшему изумлению, он сумел найти и заказать из развалившихся архивов Советского Союза архивную запись о рождении моего деда, его первое свидетельство о рождении с именем настоящего отца, Андрея Острожского, а затем копию записи о перемене фамилии, и документы, подтверждающие его женитьбу на моей бабке и рождение моей матери. Я только в удивлении хлопала глазами, поражаясь тому, какие чудеса могут творить деньги и продажные чиновники.
   Когда я дочитала последние страницы дневника, я не знала, что мне делать. Личная жизнь Алиции фон Ротенбург была настолько необычной, что я как-то даже опасалась говорить о ней с бароном. А он открыто попросил меня перевести ему ее дневники.
   Был вечер, и мы снова сидели с ним в креслах перед телевизором в уютной гостиной. Перед ним на столе стоял неизменный бокал с коньяком.
   Я некоторое время смотрела на него, не зная, что сказать, а потом осторожно спросила:
   -Скажите, ваша светлость, вы знали, какие отношения связывали вашего отца и вашу жену?
   -Конечно, знал, - насмешливо сказал барон. - Они были любовниками. Я никогда не мог понять, кого она любила больше, его или меня.
   -Я думаю, вас, - ответила я без запинки. - По крайней мере, именно так она пишет в своем дневнике.
   -И Каролина действительно моя дочь? - тут же спросил он.
   -А вы сомневались?! - возопила я.
   -Конечно, сомневался. Но так любил ее, что не хотел ничего знать.
   -Кстати, - попыталась перевести разговор в другое русло я, - она знала о том, что Марк не ее родной сын.
   -Я так и думал! - барон откинулся на спинку кресла. - Я начал замечать, что после первых пяти лет, в течение которых она, видимо, узнала об этом, она начала хуже относиться к мальчишке. Значит, жертва была напрасной! Даже не знаю, что теперь делать. По закону, мой титул должен получить твой бойфренд, мой старший племянник. Марк потеряет все, кроме моего состояния. Он будет в ярости.
   -Почему же вы не женились после ее смерти? - тихо спросила я. - Даже, если бы вы не любили свою новую жену, вы бы получили наследника, вашего родного сына, а не племянника.
   -Не знаю, - честно ответил он. - Наверное, потому, что не хотел. Думал, отдам все Марку, как дань памяти о ней.
   -Но он же не ее сын?
   Барон вздохнул.
   -Тогда еще был шанс, что я смогу передать титул сыну Каролины. Никогда, честно говоря, не думал, что именно Марк станет следующим бароном фон Ротенбургом. Взял его в семью потому, что все-таки родственник, да и Алиция готова была умереть ради того, чтобы дать мне сына.
   -Вы жалеете? - внимательно глядя на него, спросила я.
   Барон посмотрел на меня и усмехнулся.
   -Ты знаешь, что ты не только вылитая копия моей жены внешне, но такая же въедливая, как Алиция?
   -Вы не ответили, - напомнила я, пропуская его замечание мимо ушей.
   -И такая же упрямая! - сказал он.
   -Так, значит, вы все-таки жалеете о своем поступке? - не отставала я. - Почему?
   -Потому, что у младшей ветви моего семейства плохая наследственность, - наконец, помедлив, сказал он. - Марк, конечно, неплохой парень, но... он жесток, и он сноб.
   -Марк? - поразилась я.
   Барон пожал плечами.
   -У каждого свои недостатки.
   Я некоторое время смотрела на него, размышляя. Он выглядел грустным, этот разговор расстроил его.
   -А сейчас? - спросила я, наконец, найдя выход.
   -Что сейчас? - не понял барон.
   -Почему бы вам не жениться сейчас? И не сделать наследника? Если все так запуталось, и на ваш титул претендуют два племянника, которые, мягко говоря, не любят друг друга, а вам не нравятся оба, плюньте на все и женитесь! Заведите ребенка.
   -Ты в своем уме, деточка! - рассмеялся он. - Мне семьдесят семь лет, какой наследник!
   -Ну, не скажите! - поддразнила его я. - Мужчина может сделать ребенка и в вашем возрасте, посмотрите, такими примерами полна история. Возьмите Гете. Уже после семидесяти лет он женился на восемнадцатилетней девушке и имел от нее ребенка. Да хотя бы тот же польский король Ягайло. Тот вообще женился после восьмидесяти! И тоже ради наследника. Только женитесь на молодой, и все. Вы еще мужчина хоть куда, я бы в жизни не поверила, что вам больше пятидесяти пяти.
   -Какая грубая лесть! - расхохотался во все горло он.
   -Может быть и лесть, но вовсе не грубая! - я невольно рассмеялась вслед за ним. - Вы достаточно богаты и знатны, чтобы привлечь какую-нибудь хорошенькую девушку.
   -Лет пятидесяти? - спросил он, все еще улыбаясь моим словам.
   -Нет, - на полном серьезе заявила я, - нам нужна девушка репродуктивного возраста, из достаточно хорошей семьи, здоровая, относительно симпатичная, ответственная и порядочная. Кроме того, она должна вам нравиться.
   -Пока ты будешь искать такую девушку, мне исполнится сто лет, - сказал барон. - У тебя имеются исторические параллели производства здорового наследника столетним стариком?
   -Все не так плохо! - бодро уверила его я. - Дайте мне месяца два и я найду вам жену, способную произвести наследника. Только представьте меня в тех кругах, откуда должна быть ваша невеста, я сделаю все остальное!
   Барон, усмехаясь, вновь откинулся на спинку своего кресла, пригубил коньяк и посмотрел на меня. Надо полагать, выражение лица у меня было еще то, я активно размышляла над вставшей передо мной проблемой.
   -Если я представлю тебя среди местной знати, половина из них будет креститься и сплевывать при твоем появлении, - весело сказал он. - Ты просто до безобразия похожа на мою покойную жену! Даже мне иногда кажется, что я разговариваю сейчас с Алицией. Разве что, у тебя другой акцент. Но если ты поживешь в Померании, ты быстро приобретешь местный акцент. Кроме того, есть еще одна вещь, которую ты не учла.
   -Какая же? - удивилась я.
   -В жизни каждого из Ротенбургов была только одна женщина, которая для них что-то значила, - медленно сказал он. - Если бы такая проблема возникла в молодости, до того, как я встретил свою женщину, мне было бы легче просто переспать с кем-то, чтобы завести ребенка. Но в моем возрасте, чтобы подвигнуть меня на такой подвиг, мне нужна только Алиция или, - он запнулся, но все-таки договорил, - или кто-то очень похожий на нее. Другие женщины меня ничуть не привлекают.
   В полутьме комнаты я видела, как он поднялся, подошел к бару, открыл его, вынул новую бутылку коньяка, плеснул на донышко своего пузатого бокала и, обернувшись ко мне, вопросительно поднял бровь:
   -Выпьешь со мной?
   -Я, пожалуй, капну немного в кофе, - согласилась я.
   Он подошел к дверям, чтобы позвать горничную. На фоне светлого квадрата двери я четко видела очертания его сухощавой высокой фигуры, все еще по-юношески стройной, с широким разворотом плеч и узкой в поясе. Я вдруг по странной ассоциации вспомнила описание молодого барона из дневника баронессы, и их голоса словно зазвучали у меня в мозгу, ее, мелодичный и так похожий на мой, и его, низкий и хрипловатый, каким только что разговаривал барон, вспоминая о жене...
   -Алиция, ты слушаешь меня? - удивленно спросил он.
   Я затрясла головой, как молодой щенок, чтобы избавиться от наваждения.
   -Боже мой, прости меня детка, - тут же извинился барон. - Я, по привычке, назвал тебя Алицией. Ты задумалась, совсем как она. Тебе принесли кофе.
   Горничная поставила поднос на низкий столик передо мной, спросила, не нужна ли мне помощь и, когда барон отказался от помощи, бесшумно выскользнула из гостиной. Барон сам налил кофе в чашку, добавил туда чайную ложку коньяку из своего бокала и протянул ее мне. Я невольно уставилась на его узкую кисть с сильными, аристократически длинными пальцами. И снова вспомнила баронессу.
   -У тебя родилась новая идея? - с улыбкой спросил барон.
   -Да! - внезапно сказала я, и сама себе удивилась. - Но я должна как следует подумать над ней. Вы только что сказали одну странную вещь, и я вспомнила ее. Кроме того, - я с опаской покосилась на него, - когда вы назвали ее по имени, мне показалось, что она словно присутствует здесь! Я словно слышу ее голос в своей голове. Голос, произносящий фразы из ее дневника, который я читала. Я схожу с ума, да? - упавшим голосом спросила я, видя, как его глаза расширились от изумления.
   -Нет, - он покачал головой.
   В его глазах сквозило недоумение, когда он, помедлив, все же сознался:
   -Ты знаешь, детка, у меня было точно такое же наваждение. Наверное, уже поздно и пора ложиться спать. Пока нам еще что-нибудь не примерещилось.
   Я согласно наклонила голову.
  
   Всю ночь меня мучили кошмары. Я видела себя в образе Каролины фон Вирхофф, бегущей ночью по лесу с ребенком на руках. В следующий момент я уже зарывала семейные драгоценности, сложенные в холщовый мешок, на какой-то клумбе в большом поместье. Через несколько долгих секунд я ощутила себя в зловонной теплушке, покачивающейся на рельсах, рядом с кучей грязных копошащихся тел. Я вздрогнула от ужаса и проснулась. И тут же зажмурила глаза. Освещенное лунным светом, проходящим через стекла не задернутого шторами окна, с портрета на противоположной от кровати стене на меня смотрело изображение баронессы. Ее светлые глаза были чуть прищурены, как от ветра, губы изогнуты в насмешливой улыбке.
   Я встала, задернула шторы, и снова легла. Но заснуть уже не смогла, лежала и вспоминала строчки и целые страницы из дневника этой удивительной женщины, на которую я была похожа. "Можно ли любить двух мужчин одновременно? Можно ли любить и не любить двух мужчин одновременно?" Сколько лет было Герхарду фон Ротенбургу, отцу барона, когда она спала с ним после войны? Чуть меньше, чем сейчас барону? Почему старый барон сомневался, что Каролина его дочь? Баронесса была твердо уверена в этом. "Но не слишком ли рьяно она утверждала это в своих дневниках, - внезапно пришла мне в голову мысль.- Если барон сомневался .... стало быть, у него были в этом основания? Я сглупила, что не спросила его об этом, когда он был готов говорить, - успела подумать я, прежде чем другая мысль поразила меня. - Он, наверное, чувствует себя полным неудачником, что из двух детей, которых он воспитал, ни один не является его ребенком. А теперь еще эта тяжба за наследство. Еще один утерянный прямыми наследниками титул. Печально". "Она была готова умереть, чтобы дать мне сына" - внезапно всплыла в моем мозгу фраза из нашего разговора с бароном. Она действительно чуть не умерла, пытаясь сохранить внематочную беременность. Но кто был отец этого ребенка?! Отец или сын?! Впрочем, для наследования это не имело значения. Это был прямой потомок, не такой как Марк или Эгис.
   Я встала и отдернула занавеску. Лунный свет снова упал на классически красивое лицо этой таинственной женщины, баронессы Алиции фон Ротенбург, урожденной Острожской. Моей прабабки, как установил барон. Я невольно вспомнила заученные еще в детстве строчки Марины Цветаевой, и медленно прочитала их, глядя прямо в глаза лицу, изображенному на портрете:
  

Продолговатый и твердый овал,

Черного платья раструбы

Юная бабушка! Кто целовал

Ваши надменные губы?

Руки, которые в залах дворца

Вальсы Шопена играли...

По сторонам ледяного лица

Локоны в виде спирали.

Темный, прямой и взыскательный взгляд.

Взгляд, к обороне готовый.

Юные женщины так не глядят.

Юная бабушка, кто вы?

  
   Мне показалось, что ее улыбка стала еще более насмешливой. "Поживешь с мое, перенесешь столько, сколько я перенесла, - казалось, говорил ее взгляд, - и перестанешь задавать глупые вопросы. Нет ничего важнее людей, которых ты любишь, и которые любят тебя. Ради них можно соврать, предать, убить и сделать все, что угодно. Я это сделала. Теперь твой черед".
   Я прыгнула в постель и с головой закрылась одеялом. "Тебе хорошо говорить! - мысленно продолжала я разговор с баронессой. - Ты любила обоих. А я теперь не люблю никого. Ни Сережу, ни Эгиса, ни Марка, никого!" Я высунула голову из-под одеяла и вызывающе посмотрела на портрет баронессы. "Даже твой барон нравится мне больше, чем все они вместе взятые! - сказал внутренний голос во мне, тот, что до сих пор разговаривал с ней. - Он один стоит их всех, мужчина старой закалки, который умел любить и ненавидеть!"
   "Бери его! - насмешливо улыбнулось лицо с портрета. - Если он тебе так нравится. Вам же, кажется, было хорошо вместе? Дай ему сына, которого он хотел. Я почти умерла, чтобы сделать это. Но я проиграла. Теперь твой черед. Докажи, что ты принадлежишь к моей семье, к нашему поколению, которое умело любить, а не говорить о любви и жертвенности, как о товарах на продажу!"
   Я почувствовала, что схожу с ума. Еще немного, и мне примерещится, что баронесса сейчас сядет за вон за тот столик у окна, и мы с ней начнем пить коньяк из довоенных запасов барона. Кстати, не этот ли коньяк он налил мне сегодня вечером в кофе? Как это там было в скандинавских сагах - напиток из магических мухоморов? Или вино из меха, которое выпили на корабле, отправлявшемся в Корнуолл, Тристан и Изольда?
   Я села к столу и снова открыла дневник баронессы фон Ротенбург.
   Перед моим внутренним взором, возникая из сгущения тумана, начали медленно разворачиваться картины далекого прошлого. Я словно видела их глазами баронессы, глазами юной Лизы Острожской.
  
   Глава 2.
  
   Утром следующего дня, за завтраком в большой столовой замка, где присутствовали только я и старый барон, я сидела на противоположном конце стола от барона, как полагалось правилами приличия, и не могла удержаться от того, чтобы исподтишка не рассматривать его. Воображаемый ночной разговор с баронессой не давал мне покоя. Сначала мне показалось, что я просто придумала его сама, и он является извращенной реакцией моего усталого мозга на наш вчерашний шутливый разговор с бароном о наследнике. Скорее всего, он был также навеян чтением воспоминаний баронессы об ее связи с отцом барона. Но, к своему ужасу, я вдруг поймала себя на том, что я начала так или иначе рассматривать эту бредовую идею - дать старому барону желанного наследника, его собственного ребенка, его сына.
   Ирония моего положения заключалась в том, что сидя за завтраком в замке в компании хозяина, барона фон Ротенбурга, годившегося мне в дедушки, я смотрела на него и размышляла, смогу ли я сделать это или нет. Как мужчина, он был весьма неплох, и очень даже в моем вкусе: высокий, стройный, длинноногий, с широкими плечами и узкий в поясе. Он сохранил густую, посеребренную сединой, великолепную гриву хорошо подстриженных и уложенных волос; его светло-серые, серебристые, как говорила баронесса, глаза, обрамленные длинными темными ресницами, казалось, совсем не изменились и, на мой взгляд, остались такими же, какими она их описывала. Мне они нравились, так же как нравились его ироничные замечания, гибкий ум и специфическое чувство юмора. Но будет ли это достаточно?! Впрочем, оборвала я сама себя, я же не пытаюсь влюбиться в него, я просто готова была оказать ему весьма необычную услугу. Наверное, я все-таки извращенка, но он мне нравился.
   -Элена!
   Я очнулась от своих мыслей и с испугом посмотрела на барона.
   Его глаза улыбались.
   -О чем задумалась, малышка?
   -Да так, - неопределенно ответила я.
   -О! - глубокомысленно согласился он. - Я понимаю. Собственно говоря, я спрашивал о том, не хотела бы ты поехать со мной в Гамбург, а затем во Франкфурт? До Франкфурта мы можем проехать на мотоцикле, там очень живописные окрестности и есть несколько исторических памятников, которые я хотел бы тебе показать.
   -На мотоцикле? - поразилась я. - В вашем возрасте?
   -А что такое! - обиделся он. - Я еще не рассыпаюсь от старости. А на мотоцикле я езжу с двенадцати лет!
   - Со времен, как вы были в Гитлерюгенде? - не удержалась от шпильки я.
   Он только фыркнул мне в ответ.
   - В настоящий момент у меня замечательный новый Харли Дэвидсон, последней модели. Не пожалеешь! Даже Марк не может соперничать со мной!
   Я рассмеялась его откровенно мальчишескому хвастовству.
   Харли Дэвидсон, принадлежащий барону, действительно оказался настоящим зверем. Как только я уселась за спиной барона на этот шикарный, навороченный гоночный мотоцикл, обняла его за талию, прижалась щекой к его кожаной куртке, и он нажал на стартер, мотоцикл сорвался с места так резко, что я вскрикнула от неожиданности. Надо сказать, с того момента на протяжении всего пути мой рот так и оставался отрытым в вопле ужаса, потому что старый барон оказался настоящим лихачом. Мы мчались по широкому шоссе с великолепным покрытием с головокружительной скоростью, так, что иногда мне казалось, что мотоцикл зависал в воздухе, словно летел на крыльях. Ветер бил мне в лицо, барон изредка оборачивался ко мне и кричал что-то веселое, а я боялась открыть глаза, чтобы не видеть несущейся перед моими глазами дороги.
   -Ну, ты и трусишка, Элена! - сказал мне барон, когда мы, наконец, прибыли во Франкфурт.
   -Вы сумасшедший лихач, ваша светлость! - с чувством сказала я. - Вас надо изолировать! Как только дорожная полиция позволяет вам выезжать на проезжую часть?!
   -Знала бы ты, сколько мне это стоит! - в тон мне отозвался барон. - На одни штрафы за мои мотоциклетные прогулки я бы мог спокойно содержать семью безработных в течение пяти лет!
   -Ну, должны же у меня быть какие-то развлечения! - сбавив тон, вздохнул он.
   -Вы катали на своем мотоцикле баронессу? - полюбопытствовала я.
   -Боже упаси! Алиция была очень смелой женщиной, но не настолько смелой, чтобы садится со мной на мотоцикл.
   Продолжая беззлобно пикироваться, мы припарковали его мотоцикл в специальном месте возле большого особняка на тихой, широкой, тенистой улице и вошли в дом.
   -Добро пожаловать в мой городской дом во Франкфурте! - шутливо сказал барон, открывая передо мной входную дверь. - Старых слуг здесь давно не осталось, так что в обморок будет падать некому. Но сегодня вечером я хотел бы пригласить тебя на сборище местной знати, где, согласно твоему замечательному плану, ты будешь искать мне молодую жену. Вот там будь, пожалуйста, осторожнее - пара наших старых друзей действительно могут лишиться чувств при виде тебя. Ты можешь оказать мне еще одну услугу, малышка?
   -Услугу? - с подозрением спросила я, проходя в двери чудесной гостиной, оформленной с таким чувством вкуса, что я показалась сама себе жалкой плебейкой.
   -Да, - сказал барон. - Я просил бы тебя примерить одно из платьев Алиции. Пожалуйста.
   Платья баронессы оказалось мне лишь чуть свободны в талии. Старый барон внимательно осмотрел меня, одетую в одно из них, белое, с золотым шитьем, и велел девушке из прислуги вызвать портниху и заузить талию по моей фигуре, причем сделать это сегодня, не позднее шести вечера.
   -Куда мы идем? - полюбопытствовала я за чаем в полпятого.
   -В местное дворянское собрание, - усмехнувшись, сказал барон. - Хочу похвастаться очаровательной племянницей. А ты будешь присматривать мне невесту.
   -Я боюсь! - помедлив, сказала я, посмотрев на него. - Я никогда не посещала подобные мероприятия. Что, если я сделаю что-то не так?
   -Брось, - махнул рукой барон. - Они и сами не могут вести себя как следует. Просто будь сама собой.
  
   Честно говоря, я ожидала от сборища немецкой знати большего великолепия. Нет, без всяких сомнений, платья и драгоценности были ослепительны, но все эти бароны и графья, баронессы и графини выглядели, на мой взгляд, совсем не так, как в кино. Среди них было всего несколько мало-мальски привлекательных лиц, принадлежащих в основном молодежи, которая томилась от скуки и безделья. Я прилипла к барону намертво, отказываясь покидать его даже на минуту.
   Надо сказать, что наше с ним появление произвело фурор. Как только мы вошли в залу, намеренно опоздав на полчаса, высокий и элегантный в темном смокинге барон и я, одетая в белое атласное платье баронессы, с жемчугами на шее и в ушах, в зале установилась гробовая тишина.
   -Алиция фон Ротенбург! - наконец, ветром пронеслось по залу. - Она жива?!
   -Этого не может быть! - через некоторое время закрутился второй флер голосов. - Она слишком молода! Возможно, вторая дочь? Но какое поразительное сходство!
   Гордо выпрямившись, барон со снисходительной улыбкой смотрел по сторонам.
   -Боже мой, Гюнтер! - приблизилась к нам пара пожилых людей, одетых с богатством индийских шейхов и пестротой попугаев. - Кто это красавица? Она выглядит, точь в точь как Алиция в молодости!
   -Моя племянница, - сказал барон. - Точнее, племянница Алиции.
   -Замечательно красивая девочка! Представь нас, Гюнтер.
   -Вы не немка? - спросила меня через несколько минут женщина, которая носила звучную фамилию, знакомую всем со времен первой мировой войны.
   -Нет, я русская.
   -Конечно же, русская, как и Алиция! - сразу же подхватила она. - Но ваш немецкий великолепен, деточка. Вы останетесь с дядей в Германии, или планируете вернуться домой в Россию?
   -Я, право, не уверена, - пролепетала я.
   -Как можно отпустить такую красавицу назад в Россию? - спросил красивый молодой человек, оказавшийся их сыном. - Вы и опомниться не успеете, Элена, как вас забросают предложениями о замужестве. С вашей красотой и именем и богатством фон Ротенбургов вы сможете сделать великолепную партию.
   -Я буду первым, кто сделает вам предложение! - тут же заявил он, после того, как я улыбнулась, забавляясь его горячностью.
   -Будьте осторожны с моим дядей, - сказала я, указывая глазами на барона, который с интересом следил за нашим разговором.
   -Первое предложение? - спросил барон, когда я сумела ускользнуть от молодого человека. - Великолепно. Поздравляю.
   -Я здесь не для того, чтобы искать себе мужа, а для того, чтобы найти невесту вам! - с досадой сказала я ему, приглушая голос. - Ваша светлость, спасите меня от этих охотников за приданым. И, пожалуйста, оглядитесь по сторонам. Есть здесь кто-нибудь из женщин, кто вас привлекает?
   Делая вид, что подчиняется моей просьбе, барон бегло скользнул глазами по рядам присутствующих.
   -Нет! Никого! - твердо сказал он, поворачиваясь ко мне с насмешливой улыбкой. - За исключением тебя, моя маленькая сваха. Ты выглядишь великолепно! - тут же быстро добавил он. - Я так горд находиться сегодня рядом с тобой, что надеюсь, что ты пожалеешь старика, и подаришь мне первый вальс?
   -Вальс? - изумилась я, и только сейчас услышала звуки музыкантов, настраивающих инструменты, и увидела, как, как словно по волшебству, была освобождена просторная зала, приготовленная для танцев.
   -Я не умею танцевать как следует, - пискнула я, когда музыканты заиграли вальс и барон встал передо мной, кивнув головой, приглашая меня на танец.
   -Ничего страшного, - он протянул мне свою руку, затянутую в белую перчатку. - Ты же знаешь, что такое вальс, не правда ли? Слушай мои движения, следуй за ними, и все будет в порядке. Не трусь! Одну руку положи мне на плечо, и, раз-два-три, начали.
  
   Дедушка танцевал вальс еще лучше, чем водил мотоцикл. Для начала, от волнения, я сделала несколько ляпов, но потом, когда я приспособилась к его движениям и полностью подчинилась его воле, дело пошло лучше. К концу первого тура вальса с бароном мне казалось, что я танцевала с ним всю жизнь.
   -Как насчет второго тура? - спросила я его, когда музыка смолкла.
   Он расхохотался.
   -Понравилось? Нет, второй тур я с тобой танцевать не могу, ты же не моя жена и не моя невеста. Иди с кем-нибудь другим, только выбирай такого, кто умеет танцевать.
   -Как я это узнаю? - справедливо спросила я. - У него же на лбу не написано? Впрочем, здесь, наверное, только я такая неумеха. Можно мне тогда не танцевать?
   Не успела я произнести эту фразу, как меня окружил целый рой молодых людей брачного возраста. Я выбрала сына богатых родителей, который недавно уже сделал мне первое предложение. Барон одобрительно кивнул.
   Я протанцевала с разными кавалерами еще три тура вальса, прежде чем решила, что с меня достаточно. Отклонив очередное приглашение, я огляделась по сторонам в поисках барона и увидела его беседующим с какой-то незнакомой дамой бальзаковского возраста, которая время от времени с немым изумлением посматривала на меня. Мне неожиданно стало грустно, барон, видимо, нашел себе даму по вкусу. "Это было то, что ты хотела, не правда ли?" - мысленно поздравила я сама себя и поплелась в гостиную, чтобы выпить холодного лимонада.
   Здесь меня и нашел барон.
   -Элена! - укоризненно сказал он, возникая за моей спиной. - Куда ты исчезла? Я хотел представить тебя фрау Кристине Вайзингер, лучшей подруге Алиции.
   -Той, с которой вы разговаривали в зале? - поинтересовалась я.
   -Ты заметила?
   -Я думала, что это успех - вы нашли себе невесту по душе, - нахально сказала я.
   Барон тихо рассмеялся.
   -Я знаком с ее мужем целую вечность.
   -Куда же она делась? - удивилась я.
   -По-моему, она тебя боится, - в голосе барона прозвучала какая-то неопределенная нота. - По крайней мере, сначала она чуть не лишилась чувств при взгляде на тебя, а потом сказала мне, что ничем хорошим это не закончится.
   -Возможно, она права? - спросила я.
   -Что за пораженческие настроения!
   Барон схватил меня за руку и снова увлек в зал, наполненный танцующей толпой.
   -Еще один тур вальса?
   -Последний! - твердо сказала я. - Я устала.
   -Твои бабушки могли танцевать ночами напролет! - укорил меня он. - А ты устала в первый же час бала?
   -У бабушек была тренировка! - огрызнулась я. - А я и танцевать то толком не умела, пока вы не пригласили меня на первый вальс час тому назад.
   -У тебя будет время привыкнуть, - согласился он.
   Я подозрительно посмотрела на него, почему-то мне показалось, что в этот раз он держит меня гораздо крепче и ближе к себе во время танца. Его дыхание щекотало мои волосы на виске. Я вдруг почувствовала странное возбуждение, которого никогда не чувствовала от присутствия рядом с собой ни одного из моих прежних парней. Возможно, я пила не лимонад, а шампанское, с легким сарказмом подумала я про себя, а вслух сказала:
   -Ваша светлость, есть ли прогресс в нашем деле?
   -Нашем? - изумился он.
   -Точнее, вашем, - тут же поправилась я. - Здесь, кажется, собрался весь город! Я никогда не думала, что в одном Франкфурте столько представителей благородных семейств! Невест хоть отбавляй.
   - Ты права, детка. Сегодня вечером во Франкфурте собрались самые сливки знати со всей Германии и Австрии. Ты присутствуешь при историческом событии. Из не аристократии здесь только промышленники-миллионеры.
   -Но вам нужна знатная невеста? - полу утвердительно спросила я.
   -Я уже говорил тебе, что меня в моем возрасте не привлекают женщины, - с какой-то непонятной досадой сказал он.
   -Кроме вашей покойной жены или кого-то, кто был бы похож на нее, - уточнила я, и, понизив голос после того, как он утвердительно кивнул, подняла голову, посмотрела в его серебристые глаза и спросила, холодея от собственной дерзости: - По-вашему, я достаточно похожа на баронессу, чтобы привлекать вас как женщина, ваша светлость?
   Он посмотрел на меня, изумленно моргнул несколько раз, а затем на его бледных щеках выступил легкий румянец.
   -Что ты имеешь в виду, Элена? - тихо спросил он.
   В меня словно бес вселился. Все так же, не отводя взгляда, я тихо прошептала, глядя прямо в его удивленные глаза:
   -Привлекаю ли я вас настолько, чтобы иметь от меня ребенка, наследника рода фон Ротенбургов?
   На этот раз он резко остановился прямо посреди зала, так, что танцующие пары с недоумением на лицах стали натыкаться на нас. Потом взял меня за руку и начал пробираться через толпу танцующих к выходу из залы. "Сейчас он меня убьет, - со страхом подумала я, - или, еще хуже, просто отшлепает за дерзость, как непослушного ребенка". Но к моему удивлению, барон ничего не сказал. Он подозвал водителя одного из стоявших в ожидании возле зала дворянского собрания такси, усадил меня, как ребенка, на заднее сидение, сам сел впереди и назвал свой адрес.
   Через четверть часа мы были в его особняке. Как только мы вошли в дом, он вызвал прислугу и кратко приказал тоном, не допускающим возражений:
   -Проводите фройлян в ее комнату. Она устала.
   Я безмолвно подчинилась, ругая себя последними словами за то, что позволила какой-то дикой фантазии нарушить установившуюся между мной и бароном за эти несколько дней дружбу.
  
   Затем мой ночной кошмар повторился сначала. Лунный свет по-прежнему проникал в окно и освещал портрет баронессы, висевший на стене. Портрет был другой, но выражение ее глаз, и ее улыбка были прежними. Она снова смотрела мне прямо в душу и насмешливо улыбалась. "Не отступай! - говорил мне ее взгляд. - Дай ему время подумать. Ты застала его врасплох. Он тебе нравится. Он заслуживает наследника. Не делай резких движений. Жди".
   Я задернула занавеску и легла в постель. Сон на этот раз пришел мгновенно, я заснула, словно провалилась в глубокую яму, в которой не было ни света, ни звука, ничего.
   А затем мне снова приснилась ОНА. Точнее, я снова стала ей, я видела мир ее глазами, я чувствовала ее счастье и ее боль. В моих ушах звучал ее голос, словно комментирующий события ее жизни. Я словно раздвоилась. Я была ей и самой собой одновременно...
  
   Наутро я не спустилась к завтраку и отказалась от робкого предложения горничной принести завтрак ко мне в комнату. Я сидела в кресле у раскрытой балконной двери окна, смотрела в сад и думала о том, что мне, возможно, стоит подумать о возвращении домой.
   Стоял чудесный майский день, светило солнце, и через две недели мне должно было исполниться 23 года.
   В дверь постучали. Я подумала, что это снова вернулась горничная и, не оборачиваясь, сказала:
   -Спасибо, фройляйн, мне ничего не надо.
   -Почему ты не спустилась к завтраку? - раздался за моей спиной голос барона.
   -Потому, что я не голодна, - сказала я, по-прежнему не поворачивая головы, и стараясь скрыть охватившую меня от звука его голоса нервную дрожь.
   Дверь закрылась. По звукам его шагов я определила, что он подошел ко мне и встал рядом с моим креслом. Я подняла голову и посмотрела на него. Барон был в темных брюках, плотно облегавших его узкие бедра, и черной рубашке, охватывающей его торс и узкую талию, ворот рубашки был раскрыт. Его темные, с проседью волосы были по обыкновению тщательно уложены, но лицо было бледно, под глазами лежали тени.
   Он в молчании прошел к туалетному столику, стоявшему возле второго окна в моей комнате, взял стоявший рядом стул, принес его и поставил рядом с моим креслом. Потом сел на него, и некоторое время смотрел в окно, как и я.
   -Ты понимаешь, что ты просто вопиюще молода по сравнению со мной, Элена? - наконец, спросил он.
   -Да, - коротко сказала я.
   -Хорошо.
   Он снова помолчал.
   -Надеюсь, ты также понимаешь, что для зачатия ребенка нам нужно будет заняться сексом?
   -Да, - все также коротко отозвалась я, ожидая продолжения.
   -И, может быть, не один раз, - скупо добавил он.
   -Ваша светлость, я в курсе, как на свет появляются дети, - не выдержав, сказала я с досадой.
   На его губах появилась усмешка, когда он, бегло взглянув на меня, закончил:
   -Кроме того, беременность продолжится девять месяцев. Все это время ты должна будешь оставаться со мной. Потом тебе придется отдать мне ребенка и уехать, или остаться со мной и с ребенком до тех пор, пока не умру я или не вырастет он. Ты готова на такую жертву? Почему?
   Хороший вопрос. Если бы я сама знала на него ответ. Он изложил все это так логично и так правильно, что аж скулы сводило от отсутствия в его логике простых человеческих чувств.
   Тем не менее, я постаралась остаться вежливой.
   Посмотрев на него кукольным взглядом тупой блондинки, я ехидно сказала:
   -Мне нравится жить в Германии, ваша светлость. По-вашему, это достаточно хорошая причина?
   Он недоверчиво хмыкнул.
   -Нет. Я не верю. Придумай что-нибудь другое. А лучше, скажи правду.
   -Ладно, - покладисто согласилась я. - Тогда потому, что я хочу вам помочь. Вы мне нравитесь.
   Он удивленно приподнял бровь.
   -Даже вот как? Как же ты поступишь со своим бойфрендом? Он, наверняка, будет протестовать. Ты можешь потерять его. Он уверяет, что у вас любовь.
   -Со своим бойфрендом я разберусь сама, - твердо сказала я. - Тем более, что любовью с моей стороны там никогда не пахло.
   Его губы снова искривились в усмешке.
   -А как же Марк? Я думал, что он тебе нравится?
   -Он мне нравится, - глядя на барона, честно призналась я. - Но он женат, и, как выяснилось, у нас не было никаких серьезных взаимных чувств. Он просто выбросил меня из своей жизни, как использованную тряпку, и даже слова не дал сказать в свое оправдание. Я больше не хочу с ним никаких романтических отношений.
   Старый барон некоторое время задумчиво смотрел на меня.
   -Все равно не понимаю, - наконец, сказал он. - Почему я?
   Я протянула положила ладонь на его сложенные вместе пальцы обоих рук, которые он держал на коленях.
   -Не напрягайтесь, ваша светлость. Мужчине сложно понять женщину. Просто примите это как данность.
   -Мужчине? - он стряхнул мою руку. - Что ты знаешь о мужчинах, девочка?
   Он неожиданно встал со стула, подошел ко мне и буквально вытряхнул меня из кресла. Теперь мы стояли так близко друг к другу, что я чувствовала жар его тела.
   -Коснись меня, - скупо приказал он.
   Моя голова едва доставала ему до плеча. Словно во сне, я подняла руки и положила свои ладони ему на плечи, прильнув к его крепкому сухощавому телу своим телом. Он не пошевелился. Потом мои ладони медленно прошлись вниз по его спине и соскользнули на его узкие бедра. Я как будто не осознавала, что я делаю, я просто подчинялась тем импульсам, которые словно управляли моими руками и моим сердцем. Я по-прежнему прижималась к нему, одна моя рука все еще оставалась на его узкой талии, а другая скользнула к раскрытому вороту его темной рубашки и коснулась его тела. В этот момент он наклонился и поцеловал меня. Его губы были твердые и требовательные, как губы Эгиса, но, почувствовав мой ответ, они изменились, смягчились, я ощутила на них легкий привкус коньяка и кофе, и вдруг, неожиданно для самой себя, я обхватила его плечи руками и прижалась к его рту, безмолвно требуя продолжения.
   -Все женщины в вашем семействе ведьмы! - то ли пробормотал, то ли простонал он, наконец, к моему вящему восторгу, сжимая меня в объятьях.
   Я не помню, как мы очутились на моей кровати. Ни один мужчина в моей жизни, ни до барона, ни после него, никогда не действовал на меня с такой предопределенной магической силой, как он. Это была судьба, рок, я не знаю даже, как это назвать. Достаточно сказать, что я испытывала волшебное чувство какого-то священного трепета, когда он касался меня, словно языческая весталка в храме, отдававшаяся даже не мужчине, а грозному и могущественному божеству.
   Пытаясь отдышаться после нескольких часов, проведенных в любовной горячке, лежа рядом с ним, плотно прижатая его рукой к его телу, я рассеянно думала о том, что бог создал этого мужчину прекрасным - даже в своем возрасте барон сохранил великолепную физическую форму, тугие нити мускулов перекатывались под его смуглой кожей, чуть покрытой темной растительностью на груди и в паху.
   -Я должен сообщить тебе, мое милое дитя, - услышала я у своего уха хрипловатый голос барона, - что теперь ты так просто от меня не отделаешься! Если ты из христианского сострадания решила помочь роду фон Ротенбургов обрести желанного наследника, тебе придется идти до конца. Просто ребенок мне не нужен. Мне нужен законный ребенок, наследник. Посему, я настаиваю на том, чтобы ты вышла за меня замуж. Чем скорее, тем лучше. Не хочу, чтобы мой наследник родился раньше, чем мы закончим оформление твоих документов.
   -Это предложение? - едва удерживаясь от смеха, спросила я.
   Он быстро перевернулся таким образом, что я оказалась лежащей под ним на спине, прижатая сверху его сухощавым телом. Его губы почти касались моих губ, когда он прошептал:
   -Да, моя милая маленькая ведьма, это предложение!
   -Фу, как неромантично, - поддразнила его я, - а где же признания в любви, уверения, что вы будете любить меня вечно, ваша светлость, и все такое?
   -Я буду любить тебя вечно, - повторил вслед за мной барон, и по его голосу я догадалась, что он улыбается. - Боюсь только, что вечность для меня наступит скорее, чем мне хотелось бы....
  
  
   Глава 3.
  
   Мой день рожденья мы провели во Франции, в Тулузе. Начитавшись книжек про Анжелику Маркизу Ангелов, я горела желанием увидеть город графа Жоффрея де Пейрака. Барон посмеивался надо мной, но, тем не менее, ходил со мной на все экскурсии.
   Тулуза очаровала меня. Город утопал в цветах, в воздухе стояла розовая дымка, и мое настроение было под стать - мы проводили вместе каждый день, гуляли, ходили на пляж, разговаривали, смеялись. По вечерам я сидела на ковре в гостиной и смотрела французские фильмы с участием Катрин Денев, которую я обожала, а барон, раскрыв ноутбук, проверял свою корреспонденцию или уходил в холл, чтобы отвечать на звонки и говорить со своими партнерами по бизнесу. Как оказалось, опираясь на целый сонм адвокатов и бизнесменов, он самолично вел дела своих компаний в Германии и Америке. И каждую ночь я спала в объятиях барона.
   Пробыв две недели в Тулузе, мы отправились в Канны, затем проехали по всей Италии. Я увидела Венецию, о которой столько слышала и читала; Флоренцию, город, всегда ассоциировавшийся у меня с братьями Медичи и Венерой Боттичелли; торговые Милан, Геную и Сиену. Моя голова кружилась от избытка новых впечатлений и чистого, незамутненного счастья - с каждый днем тонкая, почти неведомая пелена недоверия, всегда присутствующая в наших отношениях с бароном, становилась все тоньше и тоньше. Я чувствовала всей кожей, как он расслабляется, начинает мне доверять, его улыбка становится все искреннее и искреннее, и он осознает, что, как бы ни парадоксально это казалось для него и окружающих, я действительно получаю удовольствие от его компании и от секса с ним. Я намеренно не употребляла слова любовь, потому, что каждый раз, когда он слышал это слово, он мрачнел, и с ним невозможно было говорить. Старый барон не верил в любовь вообще, и в то, что я могла его любить, в частности.
  
   В начале августа, когда мы загорали на пляжах Майорки, адвокаты уведомили барона, что приготовили все документы для нашего брака. Проходя через холл из ванной, с полотенцем и распущенными по плечам мокрыми волосами, я слышала, как барон говорил по телефону со своим адвокатом. При моем появлении он замолк, я прошла мимо, улыбнулась ему и сделала вид, что ничего не услышала.
   Вечером, за ужином на террасе небольшого эксклюзивного отеля, где мы жили уже вторую неделю, он внезапно, совершенно не в тему легкого разговора о местных достопримечательностях, спросил, глядя на меня в упор своими светло-серыми, серебристыми глазами:
   -Ты еще не изменила своего решения, детка?
   По своей тупости я даже сначала не поняла, в чем дело.
   Он сначала нахмурился, а потом улыбнулся и снова спросил, поставив вопрос по-другому:
   -Ты выйдешь за меня замуж, Элена?
   -Конечно, да! - сказала я, пригубив бокал с моим любимым белым сухим вином. - Мы, кажется, уже обсудили это. Или вы передумали, ваша светлость?
   -Этот брак то, чего бы ты хотела? - глядя на меня, серьезно спросил он.
   -Да, - подтвердила я, улыбаясь.
   -Тогда мы подпишем бумаги завтра в мэрии, - подчеркнуто деловито сказал барон, беря бокал с вином, чтобы скрыть, как у него затряслись от волнения руки.
   Я наклонилась к нему через стол, накрыла своей рукой его длинные нервные пальцы, и с соблазнительностью сирены, подражая покойной баронессе, улыбнулась ему прямо в лицо.
   -Гюнтер, поставь вино, ты его терпеть не можешь. Сейчас тебе принесут твой любимый коньяк. А мне шампанского!
   -Не рановато ли празднуете, ваша светлость? - в тон мне сказал он, сжимая мои пальцы.
   -В самый раз, - понизив голос, сказала я, еще ниже наклоняясь к нему.
   По его учащенному дыханию я поняла, что он смотрит в мое декольте. Поскольку немедленное соблазнение барона не входило в мои планы, я продолжила говорить все в том же нейтральном тоне, не сводя глаз с его лица, чтобы увидеть его реакцию на свои слова.
   -Завтра мы будем праздновать заключение брака, если вы, конечно, как все мужчины, не струсите и не отступите в последний момент.
   Он покачал головой и усмехнулся.
   -Никогда! Я опасаюсь, что из-под венца сбежишь ты, Элена. Именно поэтому я пока настаиваю на гражданской церемонии и не хочу огласки.
   -Я никогда вас не брошу, ваша светлость! - поддразнила я его, - Вы так богаты, так красивы, так умны, так щедры, так романтичны и такой замечательный любовник....
   По мере того, как я говорила, усмешка сходила с его лица, и к концу моей речи он уже почти открыто хохотал, привлекая внимание наших соседей, пар среднего возраста; первый из них был, кажется, богатый итальянский промышленник с женой, а второй - американец, сколотивший свой капитал еще во время Гражданской войны в Америке, в сопровождении ухоженной дамы, по виду напомнившей мне француженку.
   -Кроме того, - провокационно добавила я, снова посмотрев на барона, - как я могу сбежать от отца своего будущего ребенка? Сегодня мы празднуем это!
   Барон перестал смеяться так внезапно, словно в рот ему воткнули кляп. Глаза его потемнели и показались мне почти черными, когда он, пристально глядя на меня, словно стараясь загипнотизировать, тихим низким голосом неверяще переспросил:
   -Надеюсь, ты не шутишь?! Ты....
   -Да, ваша светлость. Я беременна!
   -Боже! Какая замечательная новость! - вскричал метрдотель, который все время усиленно суетился возле нас, стараясь угодить, и который слышал, что я сказала барону. - Шампанского! Шампанского всем от нашего заведения! Наши поздравления, господин барон!
   Барон откинулся на спинку стула и некоторое время в молчании смотрел на меня.
   -Ты не поверишь, но я даже не знаю, что сказать, - негромко произнес он, в то время как на террасе поднялась суматоха.
   -Тогда ничего не говори, - посоветовала я. - Ты рад?
   -Не то слово! Я просто не могу поверить. Кроме того, - он понизил голос. - Я боюсь!
   -Боишься чего?
   -Беременная Алиция имела привычку убегать от меня. Поэтому у меня возникает сильное желание запереть тебя в замке или приставить к тебе бригаду Интерпола!
   Теперь уже от души рассмеялась я.
   -Ну, уж нет! На такое счастье даже не надейся! Я не убегу! - со смехом заявила я. - Я заставлю вас, ваша светлость, терпеть все капризы беременной женщины, а затем менять подгузники вашему ребенку!
   Его серебристые, необыкновенные глаза засверкали, как горный жемчуг моего ожерелья, и тут же смягчились, словно затянулись дымкой.
   -Ты была у врача? - спросил он.
   -Сегодня утром. А перед этим сделала три теста в течение недели. Результат один - я беременна. Восемь недель! Все, тебе не отвертеться, Гюнтер!
   -Тулуза! - сказал барон с улыбкой. - Благослови бог Ажелику и графа де Пейрака!
   -Месье граф ваш родственник? - с любопытством спросил американец.
   Подчиняясь знаку предприимчивого метрдотеля, прислуга уже принесла и расставила на столе бокалы для шампанского. Барон на секунду отвлекся, шепнул что-то метрдотелю, я видела, как у того округлились глаза, затем он поспешно кивнул и отдал несколько распоряжений своей армии официантов. Когда, через несколько минут, нам принесли вина, это были не запотевшие бутылки шампанского, а покрытые тысячелетней плесенью пузатые бутылки Дом Периньона.
   Вино со всеми предосторожностями налили в бокалы. Во время этой процедуры глаза американцев и итальянцев буквально вылезли из орбит. Американец смотрел на одну их этих запыленных бутылок, как на икону.
   Барон вложил бокал мне в руку, поднял на ноги, встал и, оглядев вставших вслед за ним наших соседей по ресторану, поднял бокал, готовясь произнести тост.
   -Сорок лет назад, - насмешливо изогнув бровь, начал он, - я воевал во Франции, был в Тулузе, и никогда не замечал красоты этого города, как и всей Южной Франции. Моей мечтой в то время было обнаружить легендарные склады вина Дома Периньона. Наши поиски были тщетны, мы так и не нашли погреба великого винодела. Я был разочарован! Но недавно, много лет спустя, моя русская жена открыла мне глаза на красоту Тулузы, и когда я проникся ей, в ответ на мои усилия, они обе, моя красавица-жена и прекрасная Тулуза, благословили меня и преподнесли мне самый дорогой подарок в жизни - моего будущего наследника, нового барона фон Ротенбурга! И теперь я хочу поднять бокал того самого легендарного Дом Периньона за мою жену, за моего наследника и за благословенную Тулузу!
   -Виват! - сказал метрдотель, который оказался сам родом из Тулузы, и все подхватили за ним: - Виват, господа! За господина барона и баронессу фон Ротенбург, и за чудесную новость о долгожданном наследнике!
   Все-таки эти американцы ужасные снобы. Самые образованные из них просто преклоняются перед европейской стариной и европейской аристократией. Американская пара была самой красноречивой по части лести, когда дело дошло до поздравлений. Но, в то же время, они казались такими искренними! Впрочем, может быть, я действительно красива. Барон, определенно, незаурядная личность и очень привлекательный мужчина! Я бы хотела, чтобы у меня родился мальчик, и он был похож, как две капли воды, на его отца!
  
   На следующий день я официально стала баронессой фон Ротенбург. Барон настоял на том, чтобы церемония была гражданской и хранилась в секрете. В ответ на мое недоумение, высказанное ему вечером того же дня, он посадил меня к себе на колени, обнял за плечи и, зарывшись лицом в мои распущенные длинные волосы, сказал:
   -Знаешь, любимая, на старости лет я становлюсь очень суеверным. Я не хочу показывать своего счастья никому, потому что боюсь, что люди могут его сглазить. Мы вернемся в замок, или, если хочешь, будем жить в любом другом месте, с изобретением интернета это становится несущественным, где мы живем, пока не наступит время родов. Я хотел бы, но это только пожелание, чтобы мой наследник или наследница появились на свет в фамильном замке....
   Он сделал паузу и посмотрел на меня.
   Мне стало смешно, он так трогательно ожидал моего согласия, словно я не готова была сделать все на свете для него в ответ на его любовь, его понимание и его поддержку.
   -Это справедливо, - согласилась я. - Но, если ты хочешь сохранить в тайне наш брак и существование малыша, представь, каким шоком это станет для твоих домочадцев в замке!
   -Они уже и твои, дорогая, с того момента, как ты вышла замуж за меня, - со своей неподражаемой иронией сказал он. - Все мои доверенные люди в замке, мой адвокат и мои компаньоны будут поставлены в известность об изменениях в моей жизни. Все остальные, включая Марка и твоего бывшего, я надеюсь, бойфренда, не должны ничего знать о моем наследнике до тех пор, пока ему или ей не исполнится год.
   Я была заинтригована.
   -Почему именно год?
   -Дети до года имеют тенденцию к болезням и разного рода случайностям, - неопределенно ответил он.
   -Гюнтер, ты просто дремучий динозавр! - рассмеялась я. - Это полный бред! Ты что, читаешь бульварные газеты? Или репортажи врачей? Дети из моей семьи невероятно выносливы!
   -Алиция умерла от белокровия, как и Каролина, - тихо и серьезно напомнил он.
   -У этой ветви нашей семьи не было опыта скрещивания с такими простолюдинами, как моя бабуля или мой папочка! Даже годы концлагерей не смогли подорвать здоровье моей, кстати, очень субтильно выглядевшей бабушки! Она всю войну пахала на заводе, во вредных цехах, где они метиловый спирт разливали по чайникам, чтобы потом добавить в капсулы снарядов. И ничего! Прожила почти до девяноста. Мой папочка вообще образец для советской рекламы - вышли мы все из народа! У него если голова раз в год заболит, он думает, что он завтра умрет, так непривычен к болезням! Кстати, ты в детстве был хилым ребенком?
   -Нет, - озадаченно ответил барон.
   -Ну тогда зачем вся эта паника? Ребенок родится здоровым, это я тебе обещаю. Все политические моменты общения с твоими родственниками я доверяю тебе. Ты, кажется, был одним из лучших молодых военных теоретиков в штабе Гитлера?
   -Когда это было! - притворно пригорюнился барон.
   -Это правда, что Гитлер боготворил Алицию? - воспользовавшись паузой, спросила я.
   -Да, - глаза барона зажглись насмешкой. - Алиция была красива безмятежной красотой олимпийской богини. В твоей красоте есть все, что было у нее, плюс искра человечности. Ты принадлежишь к поколению "героев". В античном понимании. Ты понимаешь, что я имею в виду?
   -Дети богов Олимпа и смертных? - переспросила я. - В которых сочеталась красота богов и дерзость людей?
   -Как хорошо вас учили в советской школе! - восхитился барон, в то время, как глаза его смеялись.
   Я поерзала у него на коленях, усаживаясь поудобнее. Его тело, казалось, было отлито из стали, и словно обернуто жесткой резиной мускулов. Старый барон не жалел себя, каждый день по несколько часов занимаясь в спортивном зале. "Привычка!" - в ответ на мое недоумение, пояснил он. Меня чуть инфаркт не хватил, когда я в первый раз увидела эту его зарядку, больше похожую на тренировку мастера спорта, имеющего целью победить на Олимпийских играх, или военного, готовящегося стать космонавтом.
   -Как же ты собираешься хранить тайну рождения ребенка, для примера, от Марка? - наконец, высказала я одно их терзавших меня сомнений. - Он же постоянно живет с тобой в замке.
   -Я оставлю на него офис в Канаде,- совершенно спокойно сказал барон. - Мы открываем там свой филиал, так что мне будет нужна его помощь.
   -Хорошо, а что ты собираешься сказать ему через год? Что у тебя появился наследник, пока он был в Канаде?
   -Именно так. Марк получит то состояние, которое я нажил после войны. Мой ребенок получит титул и основное состояние. Я думаю, это справедливо.
   -Ты думаешь, что он вернется к своей жене? - задумчиво спросила я.
   Барон вздохнул и легонько поцеловал меня в висок.
   -Тебе нравится Марк? Я могу дать тебе развод сразу же после того, как родится ребенок. Марк тоже получит развод, и ты выйдешь за него замуж. Только, боюсь, вам придется жить в Канаде.
   -Что-о? - я вскочила с его колен. - Ты отнимешь у меня ребенка?! Ты сбагришь меня Марку?!
   -Элена!
   Он тоже поднялся на ноги.
   -Я старый человек. Ты молодая женщина, прекрасная как Елена Троянская. Я не хочу, чтобы ты жила со мной из жалости или из чувства долга. Естественно, что ты, как мать, будешь иметь доступ к ребенку в любое время.
   Я некоторое время смотрела ему в лицо.
   -Ваша светлость, вы просто редкий болван! - наконец, с чувством сказала я. - Без всякой скидки на ваш возраст. Хорошо, если все, что вам нужно от меня, это ребенок, я отдам его вам и, как только он родится, вернусь в Россию.
   -Это было условие нашего договора, - тихо заметил он.
   -Да, конечно, - вежливо согласилась я. - Могу я идти?
   -Элена! - он сделал шаг по направлению ко мне.
   -Ваша светлость!
   Я отпрыгнула от него в сторону, как ужаленная, даже не стараясь скрыть свое разочарование, выскочила из комнаты, хлопнув дверью, промчалась через террасу и, махнув Эриху, нашему шоферу, уселась в машину и попросила отвезти меня на пляж.
   -Что-то случилось, малышка? - спросил меня старый, усатый Эрих, с которым мы всегда дружили.
   -С чего вы взяли? - ощетинилась я, как ежик.
   Эрих добродушно рассмеялся и пояснил:
   -Ты всегда такая милая девочка, я сегодня у тебя из ноздрей просто пар валит, как у миниатюрного китайского дракона.
   -Тебя когда-нибудь предавали близкие люди, Эрих? - вместо ответа спросила я.
   Эрих закашлялся и ничего не сказал.
   -Где ты хочешь, чтобы я тебя высадил? - немного погодя спросил меня он.
   -Не знаю. Где мы были вчера? Там хороший пляж, и не так шумно, - рассеянно сказала я, раздумывая над тем, хочу я жариться на пляже или нет.
   -Знаешь что, Эрих, отвези меня лучше в какое-нибудь кафе на набережной, - переменила свое решение я. - Хочу посидеть в холодке и поесть мороженое....
  
   Несмотря на то, что у меня было сильное желание пропустить ужин, за двадцать минут до условленного времени я вернулась в отель, прошла в свою комнату, переоделась к ужину и, как обычно, вышла в холл, где мы всегда встречались с бароном. Барон уже ждал меня. В светлых летних брюках и темной легкой рубашке он выглядел поразительно подтянутым и бодрым. От него так и било их фамильной энергией. Я в своем легком, как облако, золотистом сарафане на узких бретельках и такого же цвета босоножках на шпильке, выглядела просто замороженной куклой по сравнению с ним.
   -Я рад, что ты не объелась мороженым настолько, чтобы пропустить ужин, - с легкой иронией сказал он, предлагая мне руку.
   Я оперлась об его руку и, бросив на него короткий взгляд, дежурно улыбнулась в ответ.
   -Напротив, мороженое, кажется, еще больше разожгло мой аппетит. Возможно, в моем положении это нормально. Надеюсь, что к концу беременности я все еще буду в состоянии передвигаться на своих ногах, а не кататься по комнатам, как колобок!
   Он расхохотался.
   -Не могу даже представить тебя в образе колобка, Элена! Ты такая стройная девочка. Иногда мне кажется, что я могу обхватить твою талию своими ладонями.
   Словно в подтверждение своих слов, он, не дав мне опомнится, на глазах всех, кто находился в холле отеля, положил свои ладони мне на талию, слегка сжал ее, пытаясь соединить концы своих пальцев, обхватившие мою талию, и, когда ему это почти удалось, весело рассмеялся и шутливо поцеловал меня в кончик носа.
   -Ты все еще на меня сердишься, дорогая?
   -Да! - сказала я голосом избалованного ребенка.
   -Ты даже меня не поцелуешь?
   -Нет! Вы хотите избавиться от меня, ваша светлость! Я не интересую вас, как женщина. К чему эти показные сантименты!
   -Элена!
   Он выпустил мою талию, схватил меня в объятья и впился в мои губы горячим требовательным поцелуем.
   -Я люблю тебя больше жизни, девочка! - прошептал мне на ухо он, по обыкновению, зарываясь своим лицом в мои волосы. - Но я стар, и не смогу дать тебе того, что сможет дать молодой мужчина!
   -Мне нужен только ты и твоя любовь, - также тихо сказала я, поднимая голову и впервые с момента нашей ссоры глядя ему в лицо. - Больше никогда так не делай, хорошо?
   -Тогда ты тоже должна мне кое-что пообещать, - серьезно сказал он.
   -Что? - удивилась я.
   -Ты должна мне пообещать, что ты не будешь спать тайком с молодым Эгисом Ротенбургом или Марком, пока ты живешь со мной. Как только у тебя возникнет такое желание, скажи мне и я освобожу тебя. Обещаешь?
   Я в изумлении посмотрела на него, не понимая, почему он это сказал, но, тем не менее, вслед за ним повторила:
   -Обещаю.
   Барон остался серьезен.
   -И последнее. Если кто-нибудь из них начнет преследовать тебя нежеланными знаками внимания, я хочу, чтобы ты сразу же, сразу же расскажешь об этом мне. Элена?
   -Хорошо, - я потихоньку высвободилась из его объятий. - Но тогда ты будешь вынужден бросить работу, Гюнтер! Чтобы меня выслушивать. Эгис буквально преследует меня своим вниманием с семнадцати лет...
   Тень улыбки скользнула у него в глазах. Я облегченно вздохнула и нарочито капризно спросила:
   - Так мы идем ужинать или нет? Я так проголодалась, что готова съесть средних размеров слона!
  
  
  
   Глава 4.
  
  
   Через несколько недель за завтраком я высказала мысль, которая уже давно беспокоила меня. Мы все еще оставались на отдыхе на Майорке.
   -Я хотела бы попросить тебя, Гюнтер...
   -О чем? - с интересом спросил барон. - Я заинтригован. Обычно ты никогда и ничего не просишь.
   -Я хотела бы съездить на пару недель в Россию, увидеть маму. Пока я еще могу путешествовать.
   Барон перестал есть и внимательно посмотрел на меня.
   -У тебя еще нет гражданства, и я несколько опасаюсь осложнений на границе, - наконец, сказал он.
   -Одним словом, ты боишься, что я от тебя удеру?
   Он отложил в сторону вилку.
   -Ну, если использовать твою терминологию, то что-то в этом роде. У тебя могут возникнуть проблемы с возвращением. Я не хочу рисковать.
   Я скорчила забавную гримасу и поддразнила его:
   -Хочешь поехать со мной? Чтобы, так сказать, держать руку на пульсе?
   -Сколько лет твоей матери? - вместо ответа спросил он.
   -Пятьдесят три.
   -А мне семьдесят семь. Твоя мать годится мне в дочери. Как она воспримет мое появление в качестве твоего мужа?
   -Ты сноб, Гюнтер! - закричала я. - Ты выглядишь на пятьдесят! Это они смогут пережить. Никто не должен говорить им правду. Я, например, никогда не рассказываю ничего маме. Я ее очень люблю, но согласись, легче соврать, чем навещать ее в кардиологическом отделении нашей городской больницы!
   Он в шутливой безысходности воздел вверх руки.
   -Господи! Помилуй ее, грешную! Она делает это не со зла, и я люблю ее!
   Потом, посерьезнев, посмотрел на меня:
   -Ты и мне собираешься врать, чтобы не расстраивать?
   -Надеюсь, что нет, - честно сказала я. - Не заставляй меня тебе врать, пожалуйста! Я не люблю и не могу врать. Я все время забываю о том, что я соврала прошлый раз. Прямо смешно. Хоть заводи ежедневник, чтобы фиксировать свои выдумки. Хорошо еще, что у мамы отвратительная память!
   -Еще хуже, чем у тебя? - рассмеявшись моему отчаянию, спросил он.
   -Ты меня отпустишь?
   Некоторое время он напряженно смотрел поверх моей головы, словно стремясь запомнить детали ровно подстриженной лужайки, примыкавшей к дому, которую он мог видеть из окна. Затем взглянул на меня.
   -Не больше чем на две недели! - наконец, твердо сказал он. - И ты вернешься прямо в замок. За это время я постараюсь разобраться с Марком и приготовить прислугу...
  
   Я пробыла в России три недели.
   Стоял конец сентября, но было еще по-летнему тепло, бабье лето в этом году изрядно задержалось. Город купался в солнечных лучах нежаркого осеннего солнца, деревья уже начали желтеть, и большие сухие кленовые листья плавно кружились в воздухе, с тихим шорохом опадая с деревьев. Запутавшись в траве, они представляли поистине варварски-красочное, феерическое зрелище, контрастируя с изумрудно-зеленой травой всем многообразием своих оттенков, начиная со светло-зеленого и кончая багрово-красным.
   В тот последний день перед моим отъездом в Германию я встречалась с друзьями в Ботаническом саду, возле университета. Когда они ушли на лекции, я осталась сидеть на лавочке в саду, все еще находясь под очарованием великолепного зрелища угасающей летней природы. Слабый ветерок нежно перебирал пряди моих распущенных по плечам длинных, почти до пояса, светло-русых волос.
   - Элена! - внезапно негромко окликнул меня знакомый голос.
   Я резко обернулась и совсем рядом с собой увидела высокую фигуру Марка фон Ротенбурга.
   - Элена, - мягко повторил он, называя меня по имени, глядя на меня и улыбаясь.- Я уже отчаялся снова увидеть тебя!
   Молодой барон фон Ротенбург был в темно-синем свитере, так подходившем по цвету к его глазам, черных брюках и расстегнутом коротком черном френче-пальто, и смотрелся как иллюстрация из журнала мужских мод.
   - Я думала, что ты в Канаде, Марк, - медленно проговорила я, глядя на него.
   - Я был в Канаде.
   Он уселся рядом со мной на лавочку в саду, и некоторое время молчал. Я искоса поглядывала на него, не зная, чего ожидать. Он казался совершенно расслабленным. Вытянув скрещенные ноги, он оперся ладонями рук в деревянное сиденье лавки позади себя и, откинув голову назад, подставил солнечным лучам свое лицо.
   - Что ты делаешь в Саратове, Марк? - спросила я немного погодя.
   - Как ты думаешь? - ответил он вопросом на вопрос, даже не поворачивая головы в мою сторону.
   - Не знаю, - пожала плечами я.
   - Я хотел поговорить с тобой, - все так же мягко сказал он. - Узнал, что ты в Саратове и приехал к тебе.
   Я увидела, как его темно-синие глаза сверкнули из-под полу прикрытых ресниц.
   - Зачем? - помедлив, спросила я.
   - Я люблю тебя.
   - Ты же проклял меня, сжег все мои фотографии, посадил в тюрьму Эгиса, свалил в Канаду, и поклялся, что никогда больше не будешь разговаривать со мной!
   - Я был расстроен, - он вздохнул, открыл глаза и посмотрел на меня. - Извини. Я поговорил с отцом, и все объяснилось.
   Я напряженно всматривалась в его лицо, пытаясь понять, что происходит.
   - Барон знает, что ты здесь? - наконец, рискнула спросить я.
   - Нет, - он снова вздохнул. - Нас с Аделиной так и не развели, следующее заседание суда состоится только на будущий год. Отец отсылает меня работать в наш новый офис в Канаде специально ради того, чтобы твое имя не было больше упомянуто в ходе моего бракоразводного процесса. Когда я разведусь, я вернусь в Германию. Кстати, хочу передать тебе мои поздравления - ты все-таки стала баронессой фон Ротенбург.
   Я буквально заледенела от ужаса.
   Темно-синие глаза Марка теперь уже смотрели на меня в упор.
   - Ну и что? - как можно равнодушнее сказала я.
   - Отец сказал, что он предложил тебе брак с намерением удержать тебя в Германии. Я видел все бумаги, подтверждающие ваше родство с моей матерью. Немудрено, что ты так поразительно похожа на нее. По крайней мере, теперь этому есть объяснение. И все-таки, это просто невероятная история!
   - Не более невероятная, чем встреча барона и Алиции Острожской в военном Городе в сорок втором, - переведя дыхание, осторожно возразила я.
   - Да, возможно.
   Марк снова помолчал.
   - Отец также упомянул, что ты сама принимала решение о браке с ним, - наконец, медленно проговорил он. - Он сказал, что готов расторгнуть этот брак по первому твоему требованию.
   - Ну и что? - все так же безразлично повторила я, в то время как мое сердце болезненно сжалось от его слов, так сильно напомнивших мне слова барона.
   - Ты планируешь остаться с ним или вернешься ко мне? - с беспощадной жестокостью спросил он.
   - Ты женат! - я вскочила с лавки.
   - Но не навечно! - он тоже поднялся и стоял теперь напротив меня, на расстоянии вытянутой руки.
   Ветер шевелил пряди его темных волос, солнечные лучи запутались среди них, подсвечивая их золотом, лицо его казалось серьезным и бледным, темно-синие глаза мерцали из-под темных ресниц. В нем всегда было что-то особенное, привлекательное для меня на инстинктивном уровне.
   Я отвернулась.
   - Я не знаю, Марк, - честно сказала я, не поднимая глаз и чувствуя себя двойной предательницей.
   - Не может быть! - он внезапно схватил меня в объятья. - Нам было так хорошо с тобой! Ты не могла забыть это так быстро!
   Я еще раз с грустной усмешкой подумала о том, как быстротечно время и человеческие чувства: полгода назад я была бы счастлива от его слов, сейчас я чувствовала только глухую досаду и щемящую боль потерянного ожидания счастья.
   В тщетной попытке отстраниться от него я уперлась ладонями в мягкую шерсть полувера на его груди.
   - Нет, Марк, - прошептала я. - Все кончено. Я вышла замуж за твоего отца и не намерена вести себя, как покойная баронесса.
   - Что это значит? - не понял он.
   - Извини, - тут же опомнилась я. - Я думала, что ты знаешь.
   - Что знаю?
   - Ничего. Забудь.
   - Я не могу, - он зарылся лицом в густую гриву моих длинных светлых волос. - Я не могу забыть твой запах, ощущения прикосновения твоего тела, вкуса твоих губ...
   Я почувствовала, как его губы прижались к моим губам, его поцелуй становился все крепче и крепче, а затем я с ужасом поняла, что, независимо от моей воли, мои губы дрогнули и ответили на его поцелуй. Сделав над собой неимоверное усилие, я оттолкнула его.
   -Марк!
   - Да, конечно, - он нехотя выпустил меня из рук. - Я помню. Ты теперь жена моего отца. Но хоть в ресторан-то я тебя могу пригласить?
   -Можешь.
   Я улыбнулась с облегчением. Похоже, все закончится благополучно. Мы останемся друзьями.
  
   Мы отправились в "Бригантину", маленький, бывший ранее студенческим, ресторанчик на набережной Волги. Теперь это был крутой ресторан для "новых русских", с отделанным мрамором полами и стенами, приглушенным светом хрустальных светильников над каждым индивидуальным столиком, и букетами свежих роз в вазах богемского хрусталя. Передний фасад ресторана выходил прямо на набережную Волги и был сделан в форме палубы прогулочного корабля. Было еще недостаточно поздно для загула "новых русских", и на импровизированной палубе сидели за столиком только мы и пара бизнесменов, попивавших кофе и уткнувших носы в сводки финансовых новостей.
   Закончив ужин, Марк поднялся и подошел к бортику перил. Опершись на него, он стоял и смотрел вдаль, на бескрайную поверхность волжской воды, слегка подернутой рябью от легкого прибрежного ветерка.
   - Где ты остановился? - спросила я, тоже вставая и подходя к перилам.
   - В гостинице, - неохотно сказал он. - Здесь же, недалеко, на набережной. Не хочу возвращаться туда сегодня ночью.
   - А что будешь делать? Пойдешь в загул? - усмехнулась я, опираясь локтями о перила рядом с ним.
   - Напьюсь, - коротко сказал он. - Твой друг Эгис Ротенбург утверждает, что это универсальное русское средство от всех проблем!
   - Тебе это не поможет. Кроме того, побереги свою печень.
   - Кому она нужна! - он безнадежно махнул рукой.
   - Ты знаешь, - он повернул ко мне голову, ветер кинул ему в глаза прядь немного длинноватых, модно подстриженных волос. - Я не могу поверить, что между нами все кончено! Не могу и все!
   Я молчала, потрясенная болью, отразившейся на минуту в его темно-синих глазах.
   Он взял в свои руки мои пальцы и поднес их к своим губам.
   - Я никогда не смогу забыть нашу встречу в Париже и те восхитительные две недели, которые мы провели с тобой в Рамбуйе.
   - Я знаю, - предупреждая мой протест, быстро сказал он. - Это было давно, полгода назад. Сейчас мне кажется, что это было в прошлой жизни. Я люблю тебя, Элена!
   Он выпустил мою руку и, выпрямившись, привлек меня к себе, развернув и вплотную прижав меня спиною к перилам. Его руки скользнули под мою короткую расклешенную юбку и быстрым движением потянули вниз резинку моих тонких колготок, захватив вместе с ней стринги. Прежде чем я успела опомниться, он приподнял и посадил меня на низкий бортик перил, таким образом, что для меня он оказался единственной точкой опоры, чтобы не слететь вниз в воду. Со стороны казалось, что он, как ребенка, посадил меня на перила, чтобы я могла лучше видеть, и мы вместе с ним любуемся на красоты закатного неба над Волгой. В ту же минуту его горячие губы впились в мой рот. Запечатав мой рот своим поцелуем, и по-прежнему прижимая меня своим телом к перилам, он быстро справился с застежкой своих брюк и, приподняв мою задравшуюся юбку, мгновенным точным движением вошел в меня так сильно, что у меня на секунду перехватило дыхание. В сумерках, прикрытые полой его легкого пальто, то, что он делал, было недосягаемо для взглядов немногочисленных людей на террасе ресторана. Уткнувшись лицом в мои волосы, прерывисто дыша и горячечно шепча мне в ухо о своей любви, он начал двигаться внутри меня: то мучительно и дразняще медленно, то быстро и требовательно, так, что мое тело предательски содрогнулось от чувственного удовольствия, и все короткие волоски на моем теле немедленно стали дыбом.
   - Прекрати немедленно! - не в силах сопротивляться ему, прошептала я, упершись руками ему в плечи.
   - Я не могу! - простонал он. - Я не могу остановиться! Я готов умереть за то, чтобы владеть тобой! Я люблю тебя, Элена, я не могу жить без тебя. Это сильнее меня! Брось все, поехали со мной, мы будем жить во Франции до тех пор, пока я не получу развод, а потом поженимся и останемся там. Я договорюсь с отцом...
   Он содрогнулся в экстазе, и я почувствовала, как по внутренней стороне моих бедер потекла горячая влага.
   - Отпусти меня! - я резко оттолкнула его от себя, спрыгнула на палубу и, обретя равновесие, тяжело дыша, отскочила в сторону. - Ты что, с ума сошел? Я жена твоего отца!
   - Элена! - он умоляюще смотрел на меня. - Отец женился на тебе потому, что мы хотели найти повод оставить тебя в Германии и защитить от Эгиса Ротенбурга!
   - Похоже, меня надо защищать от тебя! - со слезами на глазах сказала я, поправляя юбку и, наклонившись, стала судорожно шарить по полу в поисках своих колготок и стрингов.
   - Прости меня!
   Марк присел передо мной на корточки, нашел и протянул мне недостающие детали моего туалета, и снова заключил меня в свои объятья.
   - Я не должен был этого делать! Успокойся, дорогая. Я просто голову потерял о того, что мог лишиться тебя!
   На этот раз он нежно обнял меня и сдержанно осыпал ласковыми легкими поцелуями мои волосы. Я чувствовала, как его дыхание постепенно выравнивалось.
   - Пойдем, я провожу тебя домой, Элена, - наконец, негромко сказал он. - Если я останусь с тобой еще на немного, я уже не смогу за себя поручиться, - в его усмешке просквозила горькая нотка. - Я тебя просто украду!
   - Мне все равно, - холодно сказала я.
   - Увидимся завтра?
   Я промолчала.
   Я не стала говорить ему, что на завтрашнее утро у меня был билет на самолет во Франкфурт, а в моей комнате уже стоит упакованная сумка с моими вещами.
  
  
   Глава 5.
  
   Все время, пока я летела из Саратова во Франкфурт, я напряженно думала о том, стоит ли рассказать барону о происшествии на набережной. С одной стороны, было глупо добровольно сознаваться в измене. После того, как таким образом поступала когда-то Алиция фон Ротенбург, барон будет просто в ярости от подобного поведения с моей стороны. Но в происшествии на набережной не было моей вины, и не рассказать о нем значило признать, что я чувствую себя виноватой. Кроме того, об этом мог рассказать барону сам Марк. Я бы не удивилась, если бы он сделал это. По каким бы то там не было причинам.
   Первое, что я увидела в зале ожидания пассажиров рейса "Саратов-Франкфурт" было взволнованное лицо барона фон Ротенбурга, с тревожным выражением в его глазах. Заметив меня в толпе прибывших, он вспыхнул от радости, как мальчишка. При виде его счастливого лица меня охватило радостное возбуждение. Дождавшись, пока я присоединюсь к нему, он так крепко сжал меня в объятьях, что у меня хрустнули кости.
   - Полегче, ваша светлость! - засмеялась я, протестуя. - Вы придушите и меня, и ребенка.
   - С тобой все в порядке? Ты здорова? - сразу же забросал меня вопросами он. - Сегодня ты отдохнешь, а назавтра я уже договорился с нашим семейным врачом о приеме.
   - Со мной все в порядке! - запротестовала я. - У меня даже простуды нет!
   - Простуда в твоем положении вещь очень нежелательная, - назидательно сказал он.
   - Боже мой, ты что, читал всю эту чушь, что пишут в книгах о беременности?! Гюнтер! Ты меня изумляешь!
   -Тебя не было со мной целых три недели! - пожаловался он. - Я не мог ни о чем думать, кроме тебя! Я даже не предполагал, что твое отсутствие так сильно выбьет меня из колеи!
   - Ты беспокоился, что я не вернусь? - поддразнила его я.
   К моему удивлению, он серьезно посмотрел мне в лицо и просто ответил:
   - Да!
   Я обхватила руками его узкий стан, прижалась к его груди, почувствовав биение его сердца и, запрокинув голову, снизу вверх взглянула ему в лицо.
   - Я, кажется, не давала тебе поводов сомневаться во мне, Гюнтер!
   - Конечно, нет.
   Он наклонился и со вздохом облегчения слегка коснулся своими губами моих губ. В ту же минуту его поцелуй неожиданно превратился в неожиданно крепкий и требовательный. Когда он оторвался от моих губ, мы оба слегка задыхались. Благожелательные немцы улыбались, глядя на нас, и аккуратно обходили нас в аэропортовской толчее.
   Неожиданно барон рассмеялся.
   -Подумать только, - сказал он, увлекая меня за собой к выходу из здания аэропорта. - Барон фон Ротенбург целуется на глазах всего аэропорта, как влюбленный подросток! Нам повезло, что здесь не оказалось папарацци. Никто не ожидал, что я могу появиться в общем зале аэропорта как обычный бюргер. Тем более, никто не ожидал, что баронесса фон Ротенбург прилетит в Германию эконом классом Люфтганзы. Ты подрываешь мой имидж, дорогая. Того и гляди, пойдут слухи о моем разорении!
   - Ты сноб, Гюнтер! - с чувством сказала я. - Разве тебе не хочется быть таким, как все? Или тебе нравится всеобщее внимание и скандальные хроники?
   - За годы жизни с Алицией я привык и к тому, и к другому, - вздохнул барон.
   - Врун! - не осталась в долгу я, залезая в его длинный затонированный лимузин последней модели, остановившийся в неположенном месте, возле самого выхода из зала для прибывающих у здания аэропорта. - Тебе просто нравится быть экстравагантным. Я удивлена, что ты не примчался в аэропорт на своем Харлее Дэвидсоне!
   Со стороны шофера, которым, как всегда, был Эрих, раздался звук, напоминающий сдавленное хрюканье. Барон грозно нахмурил брови, в то время как Эрих посмотрел на меня в зеркале водителя и неприметно подмигнул мне. Очутившись на мягких кожаных сиденьях лимузина, барон сразу же привлек меня к себе.
   - Я скучал по тебе, моя маленькая ведьма, - прошептал мне на ухо он, шевеля мои волосы своим дыханием. - Я так по тебе скучал! Видишь, я окончательно влюбился, просто самому неудобно в моем возрасте. И я очень боюсь тебя потерять....
   - И поэтому ты сказал Марку, что женился на мне только для того, чтобы оставить меня в Германии и спасти от Эгиса Ротенбурга? - с легкой насмешкой спросила я.
   Барон отстранился от меня и внимательно посмотрел мне в лицо.
   - Откуда ты знаешь?
   - Марк приехал за мной в Россию, - негромко сказала я, искривив губы в усмешке. - Мы обедали с ним вчера вечером в Саратове.
   - Что еще он тебе сказал? - как-то отстраненно спросил барон.
   - Он извинился за свое поведение полгода назад и заверил меня, что он по-прежнему меня любит. Он также сказал, что немедленно женится на мне, когда получит развод. Что ты обещал ему развестись со мной по нашему с ним первому требованию.
   Я отвернулась и уставилась в окно.
   Барон вздохнул.
   -Это называется решить проблему с Марком, Гюнтер? - помолчав, риторически спросила я, не ожидая от него ответа.
   - Я оставил вам запасной вариант. Если ты передумаешь, - наконец, сухо сказал барон.
   - Спасибо! Очень трогательно. Буду иметь это в виду. Теперь я знаю, какое место я занимаю в твоей жизни.
   Прошелестев по шероховатой поверхности мостовой, лимузин остановился перед подъездом особняка фон Ротенбургов во Франкфурте. Не дожидаясь, пока Эрих откроет мне дверцу машины, я толкнула ее сама.
   Барон перегнулся через меня и захлопнул дверцу у меня перед носом. Успевший подойти с другой стороны Эрих протянул было руку к ручке дверцы, чтобы открыть ее передо мной, но увидев выражение лица барона даже через тонированное стекло, остановился, отдернул руку и решил подождать.
   - Ты и есть моя жизнь, Элена! - тихо сказал барон, глядя мне в лицо. - Я хочу, чтобы ты запомнила это. Мне не двадцать, не тридцать и даже не сорок лет, я уже не поменяю своих чувств. Я сказал это Марку для того, чтобы он успокоился и уехал в Канаду. Эти слова не были предназначены для твоих ушей. Прости, если я неумышленно обидел тебя. Ты знаешь, что ты для меня значишь. Ты все, абсолютно все, что у меня осталось в жизни. Ты и наш ребенок.
   Скрывая навернувшиеся на глаза слезы от его слов, я порывисто подалась к нему, и спрятала свое лицо у него на груди.
  
   Вечером, когда мы сидели с ним в уютной малой гостиной на втором этаже особняка и барон, по-обыкновению, смотрел финансовые новости, я лихорадочно думала, как бы мне отмазаться от завтрашнего визита к семейному врачу. Я совсем не хотела, чтобы он увидел синяки на моей спине, оставленные прутьями наборного борта ресторанчика, к которым меня слишком сильно прижимал Марк.
   Задумавшись, я не заметила, как барон убавил звук телевизора и обернулся ко мне.
   -Ты знаешь, Элена, благодаря тебе я, кажется, начал понимать, какие отношения связывали Алицию и моего отца.
   -Почему ты об этом говоришь?
   Я взглянула на него и затаила дыхание. В неясном свете камина, составлявшем, кроме телевизионного экрана, единственное освещение комнаты, его лицо, обрамленное шапкой густых темных волос, выглядело неправдоподобно молодым, словно он был моим ровесником. Темно-серые глаза чуть поблескивали из-под полуопущенных ресниц. При подобном освещении, подчеркнувшем лучшие фамильные черты фон Ротенбургов, он вдруг показался мне даже более красивым, чем Эгис.
   Барон выглядел необыкновенно задумчивым.
   - Это, кажется, называется последняя любовь? - медленно продолжал развивать свою мысль он. - По-крайней мере, с моей стороны. Отец был тогда почти на двадцать лет моложе, чем я сейчас. Подумать только, я считал его старым для Алиции.... А он был гораздо ближе ей по духу, чем я. Только теперь я начинаю понимать, что она имела в виду, когда говорила, что любит нас обоих, но по-разному. И, по иронии судьбы, я вдруг ясно осознал, какое чувство он испытывал к ней.... Потому что, в настоящий момент, я чувствую то же самое! Да, когда-то он любил свою юную невесту Каролину, но это была противоречивая любовь, любовь, пережившая предательство и разочарование, в то время как его любовь к Алиции не была замутнена ничем, кроме того, что она была женой его сына. Меня. Я... я тоже любил Алицию, любил отчаянно, ожесточенно и глупо, несмотря на то, что знал о ее отношениях с отцом, несмотря на то, что она предавала меня. Это было скорее безумие, чем любовь. В то время как моя любовь к тебе не омрачена ничем. Ну, может быть, лишь фактом того, что оба моих племянника, Марк и Эгис, также влюблены в тебя. История повторяется, первый раз как трагедия, потом как фарс. Надеюсь, в нашем случае, она не станет фарсом. Иногда, просыпаясь посреди ночи рядом с тобой, чувствуя тепло твоего тела и звук твоего дыхания, я чувствую себя таким счастливым и одновременно виноватым, словно я украл у Марка его невесту!
   Я больше не могла этого вынести.
   Соскользнув с дивана, я опустилась на ковер у кресла, где он сидел, положила руки ему на колени и, глядя снизу вверх ему в лицо, с болью сердечной от того, что сейчас должно было произойти, проговорила:
   - Я хочу, чтобы ты мне что-то пообещал, Гюнтер.
   Он удивленно посмотрел на меня и легко коснулся своими длинными пальцами моего подбородка.
   - Что такое, малышка?
   Я набрала побольше воздуха в легкие.
   - Обещай мне, что я ты больше никогда не оставишь меня в присутствии Марка одну. Или я вообще отказываюсь его видеть.
   - Что-то произошло? - его лицо стало серьезным.
   - Да, - запрокинув голову, я неотрывно смотрела ему в глаза. - Я обещала тебе говорить правду. Я не могу больше об этом молчать. Я... я...
   Вся моя решимость вдруг испарилась под его обеспокоенным взглядом.
   - Что случилось, Элена? Не пугай меня!
   Он гибко поднялся, подхватил меня с полу и усадил меня к себе на колени. Я снова зарылась лицом ему в грудь, чувствуя, как горячие слезы потекли по моему лицу.
   - Элена!
   Он отстранил меня от себя, увидел мое заплаканное лицо, и выражение его лица стало совсем обеспокоенным.
   - Что случилось, Элена?! Немедленно перестань! Скажи мне, что произошло, и мы раз и навсегда покончим с этим. Ты все еще его любишь?
   - Вы дурак, ваша светлость! - не выдержала я.
   Всхлипывая, путаясь в слезах и соплях, я невразумительно рассказала ему, что произошло в "Бригантине", виня попеременно Марка за то, что он застал меня врасплох, и себя, за то, что я не сумела дать ему должный отпор.
   - Все произошло так быстро! - под конец сквозь слезы, пожаловалась я, закрывая лицо руками. - Он был словно не в себе. Мне было страшно, я почти висела над перилами этого долбаного ресторана, и больше всего в тот момент я боялась слететь вниз в воду! Тогда бы я или сломала себе шею или бы, даже если бы осталась жива, уже точно бы потеряла ребенка. И дело было даже не в этом! Он не сделал мне больно. Он не насиловал меня.... Но это было так страшно. Словно у меня не было воли... словно я была рабыней, а он моим господином. Мне страшно, Гюнтер!
   Барон долго молчал. Потом без слов ссадил меня со своих колен на диван, перекатил на живот и, не слушая моих возражений, стянул я моих плеч тонкий шелк темно-вишневой ночной сорочки и ночного халата. Когда он взглянул на мою спину, я услышала, как он со свистом втянул в себя воздух.
   - Бог ты мой! - непроизвольно вырвалось у него.
   Я могла примерно представить, что именно он там увидел. На моей тонкой белой коже синяки появлялись даже от несильного нажима пальцев; теперь же моя спина действительно болела, а значит, там были страшные черняки, повторяющие по форме топографию железных конструкций, составлявших бортик корабля. Я попыталась было прикрыть свои бедра, но барон уже успел заметить на них синяки, оставленные пальцами Марка.
   - Прости меня, Гюнтер, - глотая слезы, сказала я. - Я не хотела!
   Барон прикрыл меня пледом, отошел к камину и некоторое время стоял там, повернувшись ко мне спиной. Я видела, как он тщетно пытается сдержать свой гнев. Мне стало так страшно, что я уже мысленно распрощалась с ним и с горечью поздравила себя, что еще не распаковала мой чемодан. Потом я увидела, как он взял с каминной полки свой сотовый телефон и набрал номер. "Такси, для того, чтобы отвезти меня в аэропорт", - мрачно подумала я, смиряясь со своей участью.
   - Генрих, я хочу, чтобы вы немедленно приехали ко мне на Кольбертштрассе, - сказал в трубку барон. - Моей жене немедленно нужна ваша помощь.
   Он немного помолчал, слушая взволнованный голос врача на том конце провода, а потом, мельком взглянув на меня, поспешил его успокоить:
   -Нет-нет, Генри, это не выкидыш и не проблемы с ребенком.
   С трубкой в руках он вышел из гостиной, даже не посмотрев на меня. Я встала, завернулась в плед и побрела в свою комнату.
   Через пятнадцать минут, стукнув костяшками пальцев в дверь, барон вошел в мою комнату уже в сопровождении врача.
   Не надо говорить, что добропорядочный доктор Шульц тоже пришел в ужас при виде моей несчастной спины.
   - Какой ужас! Ее светлость была избита грабителями? Или упала из окна? Деточка, в вашем положении вы должны беречься!
   - Элена навещала своих родителей в России, - сухо сказал барон, избегая смотреть на мою несчастную спину.
   - Боже мой, как вы могли отпустить ее в эту ужасную страну! - сразу же закудахтал доктор, роясь в своем чемоданчике в поиске чудодейственных мазей.
   Я закрыла глаза и перестала прислушиваться к их разговору. Через некоторое время чьи-то целительные пальцы мягкими мазками наложили крем на мою спину и медленными сильными движениями стали втирать ее в мою кожу. Мне было нестерпимо больно с самого начала, потом к моей спине прилила приятная горячая тяжесть и я, незаметно для себя, расслабилась и заснула.
   Проснулась я мгновенно, словно кто-то тронул меня за плечо. В комнате было темно и тепло, скорее всего, уже наступила ночь. Я пошевелилась и тут же почувствовала боль в спине. Одновременно мягкие горячие губы коснулись моей щеки, сильные руки уложили меня в теплую расщелину согретого мной места в постели, рядом с испускавшим сухое целительное тепло телом барона. Я прильнула к нему всем телом; под тихий смешок барона, закинула на него ногу для верности, и снова провалилась в сон, навеянный целебным растиранием. "Не уходи!" - прошептала я перед тем, как окончательно погрузиться в небытие, его руки еще крепче прижали меня к его телу, я вздохнула и больше уже ничего не помнила.
  
   Рано утром следующего дня я проснулась от того, что барона рядом со мной не было. Я немного полежала, приходя в себя ото сна, потом, окончательно убедившись, что я одна в постели, села и скинула уже было ноги на пол, как услышала голоса в соседней комнате, нашей приватной гостиной. Один из голосов принадлежал барону. Второй, то или со сна, или с перепуга, показался мне голосом Марка фон Ротенбурга.
   Я всунула ноги в тапочки и подошла к двери.
   - Я никогда не ожидал от тебя подобного поведения! - послышался гневный голос барона.
   -Я люблю ее, отец!
   Мне не показалось. Это был голос Марка фон Ротенбурга.
   - Ты видел ее спину?! Ты что, толкнул ее на шпангауты, Марк?! Ты совсем рехнулся?! Доктор, который осматривал ее вчера вечером, посоветовал мне обратиться в полицию! Она выглядит так, словно ты протер ее спину сквозь огромную терку! Она может посадить тебя в тюрьму на годы, скажи она только слово полиции! Но она защищала тебя, виня себя за твое поведение! Какая нелегкая тебя вообще понесла в Саратов, Марк! Ты должен был быть в Канаде!
   - Я люблю ее, отец! - все также упрямо произнес Марк.
   - Чего она стоит, твоя любовь! - с горечью сказал барон. - Ты бросил ее, когда она нуждалась в твоей поддержке, ты отказался от ее ребенка... ты практически изнасиловал ее после того, как она стала моей женой! Ты оскорбил меня, Марк!
   - Но ты женился на ней, чтобы....
   - Я женился на ней потому, что я ее люблю! - неожиданно жестко произнес барон. - Я сделал ошибку, когда не сказал тебе об этом сразу, Марк. Я хотел пощадить твои чувства, но не сумел, я только причинил вред Элене! Никогда больше, пока я жив, не смей даже пальцем ее тронуть! У тебя был твой шанс, и ты его упустил. Теперь она моя. Она моя жена, Марк, и это значит то, что это значит. Я буду заботиться о ней, я буду спать с ней, я буду иметь с ней детей, будь на то воля Божья!
   В оглушительной тишине, последовавшей после этого заявления барона, в голос Марка нарушившего молчание, прозвучала какая-то даже суеверная нотка:
   - Ты будешь что, отец?! Спать с ней? Иметь с ней детей? Ты в своем уме?! Тебе почти восемьдесят, ей чуть больше двадцати! Достаточно того, что ты сделал из себя посмешище, женившись на ней!
   - Пошел вон! - коротко сказал барон.
   - Она моя! Она любит меня, и я люблю ее! - в голосе Марка послышалось ожесточение.
   - Я видел следы твоей любви на ее теле.
   - Она пожаловалась тебе?!
   - Ей даже не пришлось этого делать! Я видел ее спину, когда раздел ее.
   - Ты раздеваешь ее?!
   - Она - моя жена, Марк!
   - Я не предполагал, что ты спишь с ней!
   - Марк, не будь ребенком. К счастью, она не стала мне врать.
   - Она сразу же сдала меня.
   - Разве она сказала неправду?! Или ты хотел, чтобы я устроил вам с Эгисом соревнование в том, кто первым сознается, что посмел коснуться моей жены?! В отличие от тебя, после моего предупреждения, Эгис немедленно оставил ее в покое! Это говорит в его пользу.
   Прошло несколько минут, прежде чем я снова услышала голос Марка.
   - Элена очень похожа на Алицию, - грустно сказал он. - И мы снова ссоримся из-за этой женщины, как и в прежние времена!
   - Это твоя вина, а не ее! - уже более спокойно отозвался барон. - Ты, что же, хотел, чтобы она врала мне, и, будучи моей законной женой, спала бы с тобой?! Как делала это твоя мать?
   - Алиция мне не мать! - вскричал Марк.
   - Замечательно! - после некоторого молчания сказал барон. - Ты предаешь ее тоже, мой дорогой сын?!
   - Алиция умерла! Она была твоей женой, она любила тебя. Я всегда был только приблудышем! И для нее, и для тебя.
   - Мы растили тебя, как сына! - гневно перебил его барон.
   - По-крайней мере, у тебя была она, Алиция, твоя любовь! Ты же сейчас просто отнимаешь у меня Элену! Это несправедливо!
   - У тебя был твой шанс! - повторил барон. - Ты упустил его. Теперь Элена моя. Она моя жена. Смирись с этим. Возвращайся в Канаду. Помирись с Аделиной или разведись с ней. Элена для тебя потеряна. Даже если я завтра умру, она будет баронессой фон Ротенбург, по моему новому завещанию она и наш ребенок, если бог благословит нас детьми, получит основной капитал. У тебя достаточно своих собственных денег.
   - Ты сошел с ума, отец! - буквально простонал Марк. - Какие могут быть дети в твоем возрасте?! Зачем тебе двадцатилетняя девчонка?! Она - не Алиция!
   - Благословение богу, нет! - отрезал барон. - И я не позволю ей стать такой, какой должна была стать, чтобы выжить, Алиция! Я защищу ее! Я дам ей все, что у меня есть. Я убедился в том, какой она еще, по существу, чистый и честный ребенок.... Как и Алиция, она - прекрасный цветок, который нуждается в уходе.
   - Это безумие! - донесся до меня расстроенный голос Марка.
   Я отошла от двери, вернулась в постель и, накрывшись с головой одеялом, постаралась снова уснуть. Голоса в гостиной вскоре смолкли, судя по звуку закрывшейся двери, барон и Марк предпочли переместиться в другое место для разговора.
  
   Так и не сумев заснуть, я провалялась в постели все время до того, как мне нужно было одеваться для завтрака. Приняв душ, я решила не затруднять прислугу, быстро переоделась в светлое платье, и, не закалывая волос, сошла вниз в столовую. Как только я открыла дверь, мне чуть не стало плохо. За длинным фамильным столом уже сидели барон и Марк фон Ротенбург.
   - Элена, - повернулся ко мне барон, - я рад, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к нам.
   Барон был одет по-домашнему: в сером полувере и темных брюках. Его темные волосы, с поблескивающими в них седыми нитями, были по-обыкновению тщательно уложены; серые глаза казались темнее обыкновенного, когда он лишь бегло взглянул на меня и тут же отвел взгляд. Он был вежлив и только. Ни в его голосе, ни в его глазах не было тепла.
   Взгляд, которым меня одарил Марк, был еще более красноречивым. Марк посмотрел на меня, как на предмет интерьера. В противоположность отцу, он был одет в дорогой офисный костюм, узел его галстука был безупречен, он был причесан и выглядел как модель с обложки модного мужского бизнес журнала. Тем не менее, взгляд, который он бросил на меня чуть позже, думая, что я на него не смотрю, был полон страдания.
   Атмосфера в столовой в течение какой-то доли секунды стала настолько напряженной, что к моему горлу, впервые за все первые месяцы беременности, подкатила тошнота.
   - Я, пожалуй, переоценила свои возможности, - пробормотала я, не делая никаких попыток подойти к столу. - Наверное, мне стоит вернуться в свою комнату. У меня кружится голова.
   В глазах барона мелькнуло беспокойство. В ту же минуту он гибко поднялся и подошел ко мне.
   - Ты действительно выглядишь бледной, - сказал он, едва касаясь губами моего лба, чтобы проверить температуру. - Боже, да ты холодна, как лед! Тебя тошнит?
   - С чего бы это ее тошнило, - наконец, подал голос Марк, не глядя на меня. - Элена выросла в Советском Союзе. Чтобы выжить е ее стране и так прекрасно выглядеть, как выглядит она, нужно иметь отменное здоровье. Не правда ли, ваша светлость?
   Он быстро взглянул на меня и тут же отвел взгляд, словно испугавшись блеснувшего в его взгляде желания, которое он никогда не мог скрыть, глядя на меня.
   Барон не заметил его взгляда. Он уже нажимал на кнопку звонка.
   - Инга, проследите, пожалуйста, чтобы баронесса благополучно добралась до своей комнаты, - негромко сказал он появившейся в дверях горничной, молодой девушке, которая приходила работать в замок их близлежащей деревни.
   Инга ответила ему понимающим взглядом.
   - Не беспокойтесь, ваша светлость, все будет хорошо, - быстрой скороговоркой сказала она, тоже несколько обеспокоенно глядя на меня. - Я позвоню доктору.
   Я повернулась и выбежала из столовой.
   В попытке доказать Инге, с которой я успела подружиться, что со мной все в порядке, я буквально бегом поднялась по лестнице в свою комнату.
   - Ваша светлость просто чемпионка! - отдуваясь, сказала Инга, вваливаясь в мою комнату вслед за мной.
   Она уселась на стул у кровати и стала обмахивать свое покрасневшее от усилий лицо подолом накрахмаленного белого фартука.
   - Видишь, со мной все в порядке, - сказала я. - Я просто не хотела сидеть с ними в столовой.
   - Да уж, удовольствие маленькое! - согласилась она. - Как только молодой барон появился здесь вчера поздно вечером, так между ним и его светлостью просто искры летят во все стороны. Тильда рассказывала мне, что половину ночи они прямо-таки орали друг на друга. Разве вы не слышали, ваша светлость?
   - Нет, - неохотно созналась я, - я плохо себя чувствовала, и доктор Шульц дал мне снотворного или успокоительного, я не помню.
   - Вы были очень бледны, когда я пришла, - заметила горничная, снова поглядев на меня. - Может быть, все-таки позвонить доктору Шульцу? Его светлость беспокоится. Вы знаете, госпожа баронесса, нам строжайше запрещено хотя бы словом обмолвиться о вашем положении молодому барону. Его светлость лично проинструктировал всех слуг. Ну не странно ли?
   Это уже было совсем интересно. Значит, барон не хотел, чтобы Марк знал о том, что я беременна. Мне стало смешно, когда я вспомнила, с каким суеверным страхом он говорил о критическом первом годе жизни ребенка, который станет его наследником. Лично у меня никаких сомнений не было - все рожают и я рожу, что я особенная, что ли? К тому же, при таком высоком уровне медицины в наши дни, роды это так, временное неудобство. Поэтому, успокоив Ингу, я постаралась как можно скорее выпроводить ее из моей комнаты, сославшись на то, что меня тянет в сон.
   Я легла на кровать и закрыла глаза, намереваясь встать, когда Инга уйдет. Понимающе улыбнувшись, Инга оставила меня, не забыв перед уходом задернуть шторы. К моему собственному удивлению я действительно почувствовала себя сонной и, неожиданно для себя, уснула.
   Проснулась я от того, что кто-то отдернул шторы.
   -Вставай, соня! - весело сказал барон. - Доктор сказал, что тебе надо больше гулять, а не в постели валяться!
   Я взглянула на него и увидела, что он улыбается, в его серебристых глазах мерцает обычная теплая насмешка и такое откровенное счастье, что я разом забыла о том, каким холодным и отчужденным он показался мне сегодня утром в столовой.
   -Что случилось, ваша светлость? - не удержалась от шпильки в его адрес я. - Вы сменили гнев на милость?
   -Если я сердился, то вовсе не на тебя! - неожиданно серьезно сказал он, садясь на мою постель и притягивая меня к себе. - Я, честно говоря, жутко испугался и разозлился, увидев эти страшные синяки на твоей спине. Могу тебе сознаться, что нашему милому Марку не поздоровилось! Он был несказанно рад унести отсюда ноги живым и здоровым!
   -Да уж, - согласилась я, прижимаясь к нему. - Прислуга рассказала мне, как вы всю ночь кричали. Я рада, что вы, ваша светлость, проявили ваше обычное благоразумие, и никто не пострадал.
   -Язва! - беззлобно сказал барон, зарываясь лицом в мои волосы. - Но, так и быть, я тебя прощаю. Знаешь, я передумал, теперь я вовсе не настаиваю, чтобы мы жили в фамильном замке. Хочешь, мы вернемся в Италию, или Южную Францию, или вообще отправимся куда-нибудь на острова? Ты так любишь море, что я уверен, не будешь валяться в постели почти полдня, тебя с пляжа силком не утащишь! К тому же там много свежих фруктов, которые ты уплетаешь просто в пугающем меня невероятном количестве!
   -Ура! - закричала я, вскакивая на колени в кровати. - Вы чудо, ваша светлость!
   Совершенно зарвавшись, я затормошила барона, повалила его на постель и, склонившись над ним, в шутку начала его целовать. Барон со смехом сопротивлялся, потом сгреб меня в охапку, прижал мои руки к моему туловищу, чтобы меня остановить. В тот же момент его глаза неожиданно стали темными и глубокими, он секунду смотрел мне в лицо, пока я, мягко освободившись, не обвила его шею руками и прильнула к его губам в уже настоящем поцелуе. Его губы тут же откликнулись на мой призыв, сначала нежно и неуверенно, словно проверяя, как я отреагирую, давая мне возможность передумать, а затем его поцелуй стал крепче и горячее. Воспользовавшись этим, я мягко скользнула в постель, заставляя его последовать за мной, а когда он оказался лежащим рядом, не отрываясь от его губ, гибким подлаживающимся движением повернулась так, что он был вынужден опереться на меня. Я тут же обхватила руками его плечи, скользнула ладонями по его спине и, задержав свои руки на его узком стане, прижала его чресла к своим.
   -Ах ты, маленькая ведьма! - прошептал он, нависая надо мной и прижимая мое тело к постели своим гибким и сильным телом.
   Я почувствовала, как у меня начинает сильнее стучать сердце в предвкушении поднимающегося в глубине моего тела желания близости.
  
  
   Глава 6.
  
   Почти все время, остававшееся до родов мы провели в Италии. Прокочевав, как цыгане, по всему южному побережью Италии, барон предложил мне остановиться на его вилле "Белла Маре", располагавшейся на одном из островов возле Венеции. Эта маленькая уютная вилла произвела на меня неизгладимое впечатление. Белый, двухэтажный, в мавританском стиле, особняк находился на самой вершине скалы. Из его окон, выходивших на все четыре стороны света, открывался поразительный вид на море. Море, казалось, окружало нас со всех сторон - сидя и загорая в шезлонге на плоской крыше дома, я воображала себя на палубе корабля средиземноморских пиратов, попутно вспоминая все, что я когда-либо читала на эту тему.
   Утро начиналось с апельсинового сока и булочек, а затем плавно переходило в ланч и обед, во время которого я в огромных количествах с аппетитом поедала морепродукты. Бедный барон сначала бледнел, завидев тазики креветок и других даров моря, которые по моей просьбе изо дня в день подавали мне на обед, потом цвет его лица при взгляде на них начал меняться, приобретая зеленоватый оттенок.
   - Такое впечатление, что это ты беременный, Гюнтер! - веселилась я.
   - Тебе станет плохо! - убежденно говорил барон. - Нельзя есть креветок в таком количестве!
   - Это не я! - скорчив невинное лицо и подняв руки вверх, словно сдаваясь под градом его упреков, говорила я. - Это ребенок! Он требует креветок. Он хочет рыбы!
   - Да что это за ребенок такой?! - поднимая брови, вопрошал барон. - Это просто ... кот какой-то!
   - Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку! - дурачась, цитировала я ему пушкинские строки из "Сказки о царе Салтане", и мы оба начинали хохотать, как малые дети.
   Это было счастье. Огромное, безоблачное, молодое, бесшабашное и заразительное, преобразившее старого барона. Он уже не так много работал, предпочитая большинство своего свободного времени проводить со мной, купаясь, загорая или просто сидя в шезлонге на открытой крыше особняка.
   С наступлением зимы, когда в Венеции пошли дожди, мы перебрались на веранду. Вечерами барон рассказывал мне старые легенды рода Ротенбургов. Оказалось, что вилла "Белла Маре" принадлежала родителям основателя рода Ротенбургов, князю Острожскому и его жене Эвелине. Их дочь, Алиция, стала женой сына друга князя Острожского, первого из Ротенбургов, крестоносца, ставшего на сторону поляков в битве при Грюнвальде в 1410 году. Затаив дыхание, я слушала историю о жизни юной польской аристократки, похищенной из дома отца одним из тевтонских рыцарей, о ее приключениях в замке Мальборк и о любви к ней, внезапно вспыхнувшей в сердце литовского князя Острожского. В одной из зал дома нашелся даже ее портрет, написанный в начале 15 века. Я долго стояла перед этим портретом, размышляя о том, как причудливо сплетаются порой нити судеб. Девушка на портрете была очень похожа на жену барона, мою прабабку, а стало быть, и на меня.
   - Отец говорил, что его первая любовь, Каролина фон Вирхофф, всегда чем-то напоминала ему девушку с этого портрета, - меланхолично произнес барон, прерывая очарование. - Он выкупил эту виллу у своего друга, князя Анри Острожского, перед первой мировой войной.
   - Стало быть, в вашей семье все мужчины влюбляются в девушек, похожих на этот таинственный портрет? - поддразнила его я.
   - Да, - совершенно серьезно подтвердил старый барон. - Такое вот своеобразное проклятье. Проклятье рода Ротенбургов.
   - Почему же сразу проклятье? - обиделась за своих родственниц я. - Вроде, все по любви и все при своем крестовом интересе.
   - При чем? - не понял барон.
   - Не заморачивайтесь, ваша светлость, - махнула рукой я. - Я про то, что все счастливы, а больше всех, надо полагать, мужчины Ротенбурги. Теперь я понимаю, почему у вас в роду все так хорошо выглядят. Против природы не попрешь. Как говорила моя украинская бабушка, из г... не сделаешь конфетки.
   - Элена, я должен серьезно заняться твоим воспитанием! - строго проговорил барон, в то время как в его глазах затаилась улыбка.
   - Будешь воспитывать вместе с сыном, - согласилась я. - Как только он подрастет.
   Мы уже знали, что у меня родится мальчик. Увидев на "Белла Маре" портрет князя Острожского и слушая рассказы барона, я сразу же решила, что хочу назвать моего сына в честь него. Не стоит говорить, что князь с портрета был хорош собой. Очень даже хорош, хотя жил в 15 веке. Длинные каштановые волосы, высокий лоб, волевое бледное лицо с четкими утонченными чертами, темно-синие глаза, излучавшие насмешку и надменную уверенность в себе. Прямая осанка, высокий рост, худощавый, но с широким разворотом плеч. Узкая кисть с длинными пальцами, наполовину прикрытая кружевами манжет, уверенно лежит на шпаге. На одном из пальцев кольцо с синеватым камнем. Словом, еще тот плейбой. Если, конечно, художник не соврал за премиальные.
   После моих слов о том, что я хочу назвать своего сына в честь князя Острожского, барон фон Ротенбург, прищурив глаза, некоторое время внимательно смотрел на изображение польско-литовского князя, который, как оказалось, по стечению обстоятельств носил еще несколько громких европейских имен и титулов.
   - Людвиг фон Ротенбург, - наконец, задумчиво произнес он, словно пробуя это имя на вкус.
   - Луи! Луи фон Ротенбург! - сказала я, также не сводя глаз с портрета.
   - Пусть будет Луи, Элена! - наконец, согласился барон, отрывая глаза от портрета и глядя на меня. - Он прожил достойную, хотя и достаточно сложную жизнь.
   - Вторым именем возьмем Себастьян, как у тебя, - предложила я, улыбаясь. - Мне нравится это имя.
   - Подлиза! - тут же отреагировал барон. - Вторым именем тебе нужно брать Анри или Андре.
   - Почему? - совершенно искренне изумилась я.
   - Раз тебе так запал в душу первый князь Острожский, деточка, тебе следовало бы знать, что, по словам моего отца, существовало довольно сильное фамильное сходство между ним и его потомком, князем Анри Острожским, отцом Алиции, твоим прадедом.
   - Отцом Алиции, которого убили большевики? - для надежности переспросила я.
   Барон вздохнул.
   - Анри Острожского убили не столько большевики, сколько его собственная глупость. Как только началась революция, ему надо было брать в охапку жену и детей и уезжать за границу!
   - Ты не понимаешь, Гюнтер! - в свою очередь вздохнула я. - Они были принципиальные! Это еще хуже, чем гордость и глупость вместе взятые. К сожалению, это очень популярная в моем семействе черта. Поэтому имя Анри брать не будем. Хватит с нас несчастного князя Анри Острожского. Я хочу, чтобы мой сын был сильным, умным и счастливым, как великолепный Луи Острожский, Анжуйский принц!
  
   Луи-Себастьян фон Ротенбург родился 25 марта 1992 года. Первый год жизни Луи был самым счастливым временем в моей жизни.
   В первые несколько месяцев он был таким спокойным ребенком, что целыми днями спал, просыпаясь только для того, чтобы поесть. Я жутко переживала по этому поводу, чуть ли не каждую минуту прислушиваясь к его дыханию и намереваясь его разбудить.
   - Оставь ребенка в покое! - сердился барон, с трудом сдерживая улыбку. - Потом, когда он проснется и начнет капризничать, будешь рыдать с досады, что не спала, когда была возможность! Продолжишь так себя вести, найму Луи няню!
   Это была самая страшная для меня угроза. Я категорически не желала, чтобы между мной и малышом Луи вставала еще какая-нибудь женщина, будь она кормилицей, няней или воспитательницей. Несмотря на протесты барона, я отказалась от кормилицы и кормила его сама. Моя тощая фигура от этого никак не пострадала. Талия осталась по-прежнему тонкой, зато увеличилась после беременности и кормления ребенка грудь.
   - Люди платят бешеные деньги за операции по увеличению груди, - говорила я барону через шесть месяцев после рождения Луи в первый раз примеряя купальник. - Смотри, сколько денег я тебе сэкономила!
   - Согласен, - глубокомысленно отвечал барон. - Это вторая статья расходов, которая позволяет мне экономить на тебе миллионы.
   - Есть еще первая? - удивилась я, подозревая подвох.
   - Ну конечно! - все так же невозмутимо отвечал он. - Ты же пьешь чай без сахара и молока!
  
   В день первой годовщины нашей свадьбы барон подарил мне старинное, необычайно красивое, ювелирной работы кольцо с бриллиантами.
   - Это кольцо Алиции фон Ротенбург, дочери князя Острожского, жены основателя нашего рода, - сказал барон, одевая мне кольцо на палец. - В некотором роде, это реликвия нашей семьи.
   - Реликвия? - рассеянно повторила за ним я, и изумленно рассматривая замечательное кольцо, которое, оказавшись на моем пальце, ощущалось теплым и живым.
   - С ним связана старинная легенда, - продолжал барон.
   - Легенда? - удивилась я, поднимая на него глаза.
   - Это кольцо наследник рода Ротенбургов одевал на палец женщины, которую он любил и выбирал своей женой. Ротенбурги всегда женились по любви!
   "О-ля-ля! не слишком ли сильно сказано!"- пронеслось у меня в мозгу знаменитая фраза дАртаньяна, но я тут же устыдилась своего цинизма.
   - По той же традиции, мать должна была передать кольцо сыну, когда он выбирал себе жену, - продолжал барон. Чуть помедлив, он со странным выражением добавил: - Так уж получилось, что это кольцо какое-то время носила мать Алиции, Каролина фон Вирхофф, а потом сама Алиция, будучи моей женой. Но его никогда не носила моя мать.
   Мне показалось, что в голосе барона прозвучали одновременно насмешка и грусть.
   - Почему? - удивилась я.
   - Потому что мой отец не любил мою мать. Он отдал кольцо Каролине, но после того, как она разорвала помолвку с ним чтобы выйти замуж на князя Анри Острожского, она вернула ему его.
   Он снова какое-то время молчал, слегка прикрыв глаза, словно отдавшись воспоминаниям.
   - Надо сказать, что в 20 веке этому кольцу пришлось испытать немалый шок, - продолжал барон уже с явной насмешкой. - Ротенбурги стали изменять традиции надевать его на палец одной единственной избранницы. Сначала мой отец. Он женился, завел сына, но не отдал кольца своей жене. Он отдал его Алиции. После того, как на ней женился я.
   - Я оказался достойным сыном своего отца! - барон издал сухой смешок. - Я внес свою лепту в разрушение семейной традиции. Сначала я согласился с тем, чтобы его носила Алиция, теперь я даю его тебе. Я любил Алицию, и я люблю тебя. Просто невероятно, куда катится мир!
   Я поймала его ироничный взгляд, в глубине которого таилась непонятная растерянность.
   - Ты бы не выбрал меня, если бы не любил Алицию, Гюнтер, - тихо сказала я. - Так что, технически, ты снова отдаешь его не мне, а Алиции. Точнее, своей мечте прожить счастливую жизнь с единственной женщиной, которую ты любил.
   Барон посмотрел на меня и покачал головой.
   - Моя мать была права. Русские барышни для нас опасны.
   - Так ведь проклятье рода Ротенбургов, ваша светлость, ничего не поделаешь! - фыркнула в ответ я, пытаясь рассеять его мрачные мысли. - Раньше думать надо было. Когда ваш прадед русскую барышню обижал!
   - Какую русскую барышню? - изумился барон.
   - А что, проклятье есть, а подробностей не сохранилось? Совсем тяжелый случай! - подчеркнуто сокрушенно вздохнула я, вызвав смешок со стороны барона. - Но ничего, разберемся и выясним. В конце концов, мой сын тоже Ротенбург, так что придется каким-то образом нейтрализовать ваше родовое проклятье!
  
  
   В четыре месяца малыш Луи неожиданно проснулся от спячки и решил для себя, что ему необходимо наверстать потерянное время. С этого момента на протяжении следующих пяти месяцев он спал около трех часов в сутки. К счастью, он не плакал и не капризничал, он просто все время был занят. Он тащил в рот все подряд. Когда у него резались зубки, он, как маленький щенок, грыз деревянные прутья своей кроватки. Как только он научился вставать на ножки, он сразу же попытался вылезти из манежа. Не помогало ничего, никакие ограничители и высокие спинки. Луи задумчиво ползал из угла в угол, пока не находил решение проблемы. Причем, эти решения часто оказывались настолько гениально простыми, что я чувствовала себя старой дурой на фоне неистощимой творческой мысли моего семимесячного сына. Пару раз в поисках свободы он распускал сетку манежа. Пару раз разбирал сам манеж. Недоверчивый Гюнтер, решивший поймать меня на лжи о творческих эскападах своего сына, как-то провел почти целый день в детской, укрывшись от глаз Луи и потихоньку наблюдая за ним. Когда около полудня я услышала раздавшийся из детской взрыв гомерического хохота барона, я ворвалась в комнату, ожидая самого худшего. Стоя посреди детской с маленьким Луи на руках, барон смеялся так, что у него по лицу текли слезы, и никак не мог остановиться. Когда он успокоился и сумел объяснить мне, что произошло, я сама не знала, плакать мне или смеяться: раскачав одну из стоек манежа, Луи, пользуясь своим весом, сумел наклонить ее и вывалиться наружу. После этого манеж был разобран и выброшен в чулан.
   На том этапе жизни, когда Луи встал на ножки и научился ходить, мне все-таки пришлось нанять себе помощницу, молоденькую немецкую девочку Ингу. К этому времени мы вернулись жить в замок. Появление в замке барона со мной и малышом Луи на руках произвели фурор. Прислуга плакала поочередно от радости, что у барона появился наследник, и от умиления его проделками. Луи стал всеобщим любимцем. Его безмерно баловали и тискали, как котенка. Чрезвычайно любознательный и подвижный, он был неуловим, передвигаясь по комнатам замка, все увереннее и увереннее топая своими маленькими ножками.
  
  
   Через несколько дней после первого дня рождения Луи мне позвонил мой брат Алекс, чтобы сообщить, что моя мама попала в больницу с инфарктом и за ней нужен уход. Сам Алекс учился на первом курсе института в Москве, отец целыми сутками пропадал на работе в ракетостроительных цехах завода после защиты докторской по космонавтике. Оставалась только я, единственная женщина в семье после мамы. В тот момент, как я положила трубку, я уже знала, что мне придется ехать в Россию.
   Гюнтер был в ярости.
   - Я завтра же организую перевозку твоей матери в Германию, мы поместим ее в лучшую клинику! Ты никуда не поедешь! У тебя маленький ребенок! Ты не можешь бросить Луи!
   - Гюнтер! - чуть не плача от мысли о том, что мне придется расстаться с Луи, возражала я. - Она только что перенесла инфаркт. Ты понимаешь, что это такое?! Ее сейчас просто нельзя никуда перевозить! Может быть, через неделю-другую, но не сейчас! Я должна поехать и ухаживать за ней! Это моя мама!
   - Почему именно ты?! - возмущался барон. - Ты даже не профессиональная медсестра! Я заплачу любому, кого ты найдешь, чтобы ухаживать за матерью! Любые деньги! Квалифицированному специалисту! Который сможет обеспечить ей наилучший возможный уход!
   - Гюнтер! - повторила я, прижимая к себе Луи, не сходившему у меня с рук, словно чувствовавшего близкую разлуку. - Она ждет меня. Она не поймет и расстроится, если я заплачу кому-то ухаживать за ней. Это недопустимо в России! У нее больное сердце, она не переживет такого позора!
   Прижав к вискам свои тонкие аристократичные пальцы, барон сделал попытку успокоиться.
   - Что ты намерена делать? - наконец, спросил меня он.
   - Я поеду в Россию, успокою маму, - с трудом собираясь с мыслями, сказала я. - Посмотрю, в каком она состоянии и как можно скорее попытаюсь привезти ее в Германию. Если ты подберешь подходящую клинику.
   - Я оборудую ей палату в замке! - рявкнул от собственного бессилия что-либо изменить Гюнтер. - Приглашу врачей и могу даже поселить их всех в замке, места, слава богу, хватает! Главное, чтобы ты была рядом со мной и Луи! Собирайся, я закажу тебе самолет, как только ты будешь готова!
   Уткнувшись мне в грудь лицом, Луи неожиданно расплакался, обхватив меня своими маленькими ручонками.
   - Мама! С тобой! - пролепетал он, поднимая ко мне свою мордашку с заплаканными серыми глазенками.
   Мы с Гюнтером в шоке смотрели на него. До этой минуты мы даже не подозревали, что Луи умеет плакать. Потом выражение лица Гюнтера стало упрямым и таким же несчастным, как у Луи.
   - Малыш останется со мной! - коротко и жестко сказал он. - Это не обсуждается! Ты будешь в госпитале, а за ним нужен постоянный присмотр. Он у тебя до финской границы доползет, пока ты будешь общаться с врачами и выносить за матерью судно!
   Я сквозь слезы улыбнулась, признавая его правоту.
   Через два часа, собрав сумку со своими вещами и уложив Луи спать, я села в машину Эриха, который отвез меня в аэропорт. Утром следующего дня я была в Саратове. Даже не распаковав свои вещи, я отправилась в больницу и увидела маму.
  
   Маме просто дико повезло. Приступ случился, когда она возвращалась с рынка, куда она ходила за продуктами. Подойдя к дому, она остановилась поболтать с соседкой, и внезапно почувствовала себя плохо. Взглянув на ее побледневшее, перекошенное в гримасе боли лицо, соседка немедленно вызвала скорую помощь. Это был, несомненно, мамин день - скорая приехала через полчаса и тут же увезла ее в больницу.
   Мама встретила меня слезами.
   - Приехала! - пробубнила она, плохо выговаривая слова из-за последствий инфаркта. - Приехала, моя дорогая! Моя доченька! Я всегда знала, что ты не бросишь меня!
   - Мама, тебе нельзя волноваться! - твердо сказала я, прекращая поток слез и соплей. - Ты, главное, держись. Мне надо поговорить с врачами, а потом я тебе организую лучшую больницу в мире.
   - Мне бы домой! - не слушая, что я сказала, пробормотала мама. - Здесь холодно. И плохо пахнет.
   Я устало вздохнула и не смогла с ней не согласиться.
   К вечеру, поговорив с врачами, я убедилась, что ей придется на несколько дней остаться в больнице.
   - Ей нужен покой, девушка. Понимаете, покой! - накричал на меня главврач, усталый мужчина неопределенного возраста. - Дайте ей хотя бы неделю на восстановление, она не перенесет перелет даже в самом комфортабельном самолете! Куда вы ее собираетесь везти?
   - В Германию.
   - Вы там живете? - все еще сердясь на меня, ворчливо спросил главврач.
   - Да, - коротко сказала я. - Помогите мне, Георгий Степанович! Мой муж обеспеченный человек, вы внакладе не останетесь.
   - Вот оно, значит, как! - крякнул главврач. - Взятку, что ли, предлагаешь? А я вот возьму и не возьму!
   Он рассмеялся собственному каламбуру, а потом по-отечески потрепал меня по плечу. - Твоей матери не нужны никакие дорогостоящие операции, - сказал он. - Все, что ей было нужно, мы уже сделали. Теперь ей нужен покой. Вот в отдельную палату ее могу перевести за деньги. Хочешь?
   - Хочу.
   - Вот и славно. Иди в регистратуру, плати, они тебе сразу номер бокса дадут и ключи.
   - Спасибо! - прошептала я, прежде чем развернуться и пойти в мамину палату.
   - И сама отдохни, на тебе лица нет! - прокричал он мне вслед.
   На следующий день, поговорив с Гюнтером по телефону, мы решили, что я останусь в России до тех пор, пока маме не разрешат покинуть больницу.
   Маму выписали через 10 дней. Последние три дня перед выпиской я так замоталась, что не обратила внимание на то, что уже почти три дня не говорила с мужем по телефону. Только вернувшись с мамой домой, я осознала это и начала беспокоиться. К счастью, мама чувствовала себя уже хорошо, и изо всех сил отговаривала меня от необходимости находиться под присмотром врачей. Я настаивала, она сердилась, отец отстраненно слушал наши споры за обеденным столом, но не вмешивался. У него был богатый опыт общения с мамой, и он потихоньку советовал мне соглашаться с тем, что она говорит, чтобы, не дай бог, не спровоцировать новый виток ее болезни.
   В такой обстановке прошла неделя. Моя сумка с вещами, готовыми для отъезда, сиротливо стояла в коридоре.
  
  
  
   Глава 7.
  
  
   29 апреля в квартире родителей раздались короткие нервные трели международного телефонного звонка. Отец поднял трубку, и почти сразу же протянул ее мне.
   - Это тебя.
   Я поднесла к уху ресивер и услышала сухой и невыразительный голос Марка фон Ротенбурга. Он просил меня к завтрашнему утру быть в нашем аэропорту в Курумоче с вещами, чтобы лететь во Франкфурт. На все мои вопросы он отвечать отказался. "Все остальное, - сказал он, - он объяснит мне завтра при встрече". Павел, муж Ксении, должен был подвезти меня в аэропорт. После этого Марк просто положил трубку.
   Я увидела высокую фигуру Марка на ступенях возле здания аэропорта сразу же, как только юркий "жигуленок" Павла вырулил к стоянке аэропорта. Пока он парковался, я смотрела на него и думала, как легко было принять его со спины за барона, так похожи были их высокие, сухощавые широкоплечие фигуры потомственных военных.
   Судя по его виду, Марк уже с некоторое время нетерпением ожидал нас. Я видела это по его непроизвольному движению, которое он сделал мне навстречу, но затем словно опомнился, одернул себя и спокойно направился к нам с Павлом.
   - Спасибо, Пауль, ты сделал все, как нужно, - негромко сказал он. - Возвращайся. Мы сейчас улетаем.
   - Улетаем? - удивленно спросила я, когда Павел ушел, поскольку именно к тому времени я успела опомниться от неожиданности, вызванной его заявлением. - Но самолет на Франкфурт будет только завтра днем!
   Марк был как всегда лаконичен.
   - Мы летим на моем частном самолете.
   - Почему?!
   - Элена, я все расскажу тебе позже. У нас мало времени.
   - Что случилось? - в моем голосе явно прозвучали нотки зарождающейся паники.
   - Поторопись.
   Он подал мне руку, на секунду бегло прижал меня к себе, а затем чуть ли не насильно провел меня через залу таможенного и паспортного контроля на взлетное поле. Таможенники бегло взглянули на мой паспорт, на Марка и закивали головами.
   - Куда ты меня тащишь? - возмутилась я. - Сначала нужно зарегистрировать билеты, сдать багаж.
   - О господи!
   Вздохнув, он остановился и указал мне на очертания своего маленького изящного самолетика иностранной конструкции.
   - Нам не надо ничего регистрировать и кого-то ждать. Паспортный контроль мы прошли пять минут назад. Мой самолет здесь. Мы летим во Франкфурт.
   - Это твой самолет? - глупо спросила я.
   - Да!
   - Я никуда с тобой не полечу, если ты сейчас же не скажешь мне, что происходит! - закричала я. - Где барон?
   - Барон теперь я, - посмотрев на меня в упор, сказал он.
   - Что-о?! - шепотом выдохнула я.
   - Отец умер. Три дня тому назад. Завтра в полдень похороны. Мы должны успеть на них.
   Мы успели только потому, что, впав в состояние полной прострации от таких новостей, я позволила ему делать то, что он хотел, машинально, как кукла, повинуясь всем его указаниям. На всю оставшуюся жизнь я запомнила бешеную гонку, которую мы с ним проделали на его шикарном черном "шевроле", пересев с самолета, приземлившегося в аэропорту во Франкфурте, до замка барона фон Ротенбурга. Порой мне казалось, что наша машина в буквальном смысле слова парила над автострадой, отрываясь покрышками шин от ровной, словно отполированной поверхности дороги. Лихо затормозив на подъездной аллее замка, Марк, не давая мне возможности осмотреться по сторонам, схватил меня за руку и увлек через массивные, старинной работы, входные двери замка внутрь, протащил на второй этаж и втолкнул в большую, просторную, богато обставленную в духе прошлого века такую знакомую мне гостиную с камином, занимавшем почти половину стены. Возле него с бокалом красного вина в руках нервно прохаживалась женщина в черном траурном платье. Присмотревшись, я обнаружила, что это пани Изольда.
   - Ну наконец-то! - выдохнула она. - Марк, немедленно себе, переодеваться! У нас осталось меньше четверти часа! Я не думала, что вы успеете.
   - Вы нашли, что ей одеть, тетя? - Марк нахмурил свои четкие темные брови.
   - Нет. У меня не было времени, Марк! Но я думаю, ей подойдет что-нибудь из гардероба твоей матери.
   - Ты с ума сошла! - гневно запротестовал он.
   - Не горячись. Поспеши! И положись на меня.
   Заговорщически подмигнув мне, пани Изольда дождалась, пока он вышел, а затем нажала на скрытую кнопку в панели стены, и стена медленно бесшумно отъехала в сторону, открыв богатейшую гардеробную баронессы.
   - Вот это, я думаю, то, что надо! - через некоторое время заявила пани Изольда, вытаскивая из бесконечной шеренги платьев черное шелковое платье, туфли в пару к нему и такую же черную шляпку с вуалью. - Одевайся быстренько, деточка, быстренько, пока не пришел Марк.
   Черное платье баронессы, сильно суженное в талии, плотно облегающее грудь и просторное на бедрах, сидело на мне как влитое, хотя это не совсем удачный фасон для того, чтобы подходить всем и каждому. Чему-то загадочно улыбаясь, пани Изольда проворно причесала мне волосы, подняв их вверх и, заколов их шпильками, помогла мне одеть шляпу. Опустив вуаль, она оглядела меня со всех сторон и усмехнулась:
   -Черт возьми, Элена! В этом наряде ты просто вылитая Алиция фон Ротенбург!
   После короткого стука в дверь, перебившего ее на полуслове, в комнату вошел Марк. Я повернула голову в его сторону, и он застыл на месте как вкопанный, как тогда, в московском аэропорту, когда с моей головы скинуло ветром капюшон.
   - Господи всемогущий! - только и сумел вымолвить он. - Тебе нет прощения, тетя - она вылитая копия портрета матери из парадной залы! Немедленно найдите для нее, что-нибудь другое! Это скандал!
   - Марк, у нас нет времени! - довольно посмеиваясь, заметила пани Изольда. - Предложи Элене руку, и пойдемте вниз. Церемония должна начаться с минуты на минуту!
   Марк посмотрел на часы и покачал головой.
   - Вы правы. Элена?
   Все еще находясь в прострации, вызванной известием о неожиданной и непонятной кончине барона, автоматически оперлась на предложенную Марком руку, и спустилась вниз, на первый этаж здания, где в парадном зала размером примерно с наш стадион "Металлург" томилась целая толпа народа в черных траурных одеждах. В центре, под приспущенным флажком с пестрым гербом рода Ротенбургов, на постаменте, стоял открытый гроб с телом старого барона. При нашем с Марком появлении в зале стало тихо, а потом удивленной шушуканье возобновилось с еще большей силой. На последней ступени лестницы в зал я подняла голову и обомлела: прямо напротив меня, с правой стороны от гроба барона, последним в галерее семейных портретов, висел большой портрет Алиции фон Ротенбург, которого раньше здесь не было. Он находился на расстоянии полуметра от пола, не более, женщина, изображенная на нем, стояла в рост, в темном платье, почти как у меня, с лицом, поразительно похожим на мое лицо. При чуть приспущенной траурной вуали сходство было абсолютным. Я стояла на последней ступени парадной лестницы и смотрела прямо в лицо портрета, как будто смотрела в зеркало. Все присутствующие уставились на меня, как на привидение. Даже рука Марка, на которую я опиралась, чуть заметно подрагивала, несмотря на то, что это был, несомненно, он, тот, кто повесил портрет своей матери рядом с гробом барона в парадной зале замка.
   Обозленная тем, что только я могу попадать в такие глупые ситуации, я убрала свою обтянутую перчаткой кисть с руки Марка и, решив выдержать роль до конца, медленно направилась к гробу. Лицо старого барона было бесстрастно и спокойно. Я откинула вуаль, не заботясь о том, что все могли увидеть слезы, текущие по моему лицу. Затем я ступила на ступень постамента, наклонилась над гробом и слегка коснулась губами его алебастрового цвета лба. Словно последнее "прощай!" прошелестело по всем уголкам огромного зала. Затем, выпрямившись, снова, в последний раз, я посмотрела на барона, отрешенным взглядом скользнула по толпе ошеломленных людей, и так же медленно спустилась с постамента навстречу Марку. В оглушительной тишине, установившейся в зале, вдруг кто-то вскрикнул, а затем послышался стук упавшего тела. Все засуетились, я почувствовала на своем локте руку Марка, я знала, что это он, даже не оборачиваясь.
   От вспышек фотоаппаратов у меня рябило в глазах. Марк снова взял мою руку в свою, и уже не выпускал ее ни на минуту за все долгое время похоронной церемонии.
   Когда мы стояли у могилы старого барона возле семейного склепа Ротенбургов, он набросил мне на плечи теплую шаль, несмотря на весну, было еще прохладно. Я благодарно взглянула на него снизу вверх и мое короткое "спасибо!" застряло у меня в горле: в его глазах было такое неприкрытое желание и торжество, что мне на секунду стало не по себе. Я невольно вздрогнула, и он, уловив трепет, прошедший по моему телу, склонил ко мне свой четкий чеканный профиль:
   -Тебе холодно?
   Это были его первые слова с начала церемонии, адресованные лично мне.
   -Нет, благодарю вас, все в порядке, ваша светлость.
   Почему-то он говорил со мной по-английски. Подчеркнуто холодно и официально. Он был со мной предельно вежлив, этот молодой барон фон Ротенбург, сын моего теперь уже покойного мужа, в которого я некогда влюбилась с первого взгляда.
  
  
   Глава 8.
  
   После завершения церемонии, Марк галантно проводил меня до дверей отведенной мне комнаты и уже собирался было вежливо раскланяться, как, увидев на моем лице выражение замешательства, шагнул внутрь вслед за мной. Возле дверей, молитвенно сложив руки на груди, стояла на коленях пожилая женщина, взиравшая на меня с радостным изумлением.
   - Алиция! - коротко выдохнула она наконец. - Бог смилостивился над старым бароном и послал ему утешение в его последний час!
   - Анна, - холодно прервал ее Марк. - Это не мама, успокойся. Это та женщина, на которой женился отец. Моя бывшая невеста. Девушка из Парижа, помнишь, я тебе говорил? Присмотри за ней, хорошо? - и он вышел.
   С все усиливающимся недоумением, я перевела взгляд с закрывшейся двери комнаты на незнакомую мне женщину, которую Марк назвал Анной.
   - Как тебя зовут? - неожиданно трезво и рассудительно спросила меня Анна.
   - Элена, - ответила я, глядя на нее и пытаясь вспомнить, видела ли я ее среди остальной прислуги. У меня отвратительная память на имена, но хорошая память на лица.
   - Я никогда не видела вас в этом доме, - наконец, сказала я, глядя на нее.
   - Ну да, последние несколько лет я жила в Канаде, в доме молодого барона, - согласилась он, по-прежнему не сводя с меня глаз.
   - Господи, боже мой! - не дождавшись от меня ответа, снова вздохнула она. - Одно к одному! То же лицо, фигура, взгляд, голос. Удивительно, что Марк еще не свихнулся! Он обожал мать до безумия.
   Я молча присела на кровать, знаком дав ей понять, что я ее слушаю.
   - Ты устала, бедняжка? - разволновалась она. - Раздевайся, отдохни. Марк, наверное, вытащил тебя ночью из дома, не знаю уж, где ты живешь и откуда ты родом, но я хорошо знаю Марка! А потом ты провела целый день на ногах без отдыха! Да еще на похоронах. Это на свадьбах как-то вроде и не устаешь, а похороны совсем другое дело. Давай я помогу тебе.
   Она вытащила из моих волос булавки, придерживающие шляпу, и сняла ее. Мои волосы тяжело упали мне на плечи, заструились светлыми потоками по спине. Изменившись в лице, Анна смотрела на меня с таким видом, словно я только что вышла из семейного склепа. Мне уже начинало все это порядком надоедать.
   - Ты француженка или англичанка? - спросила она, когда снова смогла заговорить.
   - Нет, я русская, - машинально произнесла я.
   - Господи всемогущий! - она внезапно развеселилась, подошла ко мне поближе. - Почему же Марк говорит с тобой по-английски?
   - Не знаю, - пожав плечами, ответила я и удивленно уставилась на нее, сообразив, что она спросила меня об этом по-русски, и я ответила ей на том же языке. - Вы тоже русская?!
   - Да! - радостно закивала головой в ответ Анна. - Баронесса привезла меня с собой из России в пятьдесят пятом году. Ну ты ложись, ложись, деточка, отдохни немножко, а потом мы с тобой поговорим.
   Она уложила меня на кровать, укрыла одеялом, заботливо подоткнув его концы, и на цыпочках удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь. Я уснула мгновенно, как провалилась в бездну.
   Проснулась я так же внезапно, как и заснула. Часы над камином показывали, что спала я как минимум часа три. Было половина пятого. Я быстренько облачилась в темное платье баронессы и уже причесывала волосы, как в дверь бесшумно, как тень, скользнула Анна.
   - Проснулась, детка? Вот и хорошо. Марк уже спрашивал о тебе.
   - Зачем? - немного быстрее, чем полагалось приличиями, спросила я.
   - В парадном зале собрались все родственники и знакомые покойного барона Гюнтера. Сейчас там будет последний обед в его честь.
   - Герр Себастьян и его семья тоже там? - осторожно спросила я, имея в виду отца Эгиса Ротенбурга.
   - Да, все там, - Анна поджала губы, - только твоего бывшего бойфренда нет. Он предупреждал, что появится в замке только к завтрашнему утру. У него там срочная операция или что-то в этом роде.
   Видимо, все время, которое я спала, она использовала для сбора информации обо мне. И то, что она обнаружила, ей явно не нравилось.
   - А фрау Ульрика? Ивар? Кристина? - продолжала допытываться я.
   - Все там, я же сказала! - нетерпеливо повторила она. - Поторопись, пожалуйста! Марк не любит ждать. Кстати, там и его бывшая жена.
   - Она-то там что делает? - вяло удивилась я.
   Анна усмехнулась.
   - Она до сих пор полагает, что сможет получить его назад. Ну, и возможно, хотела бы познакомиться с тобой лично и одновременно выяснить, что происходит между вами. Интересно, с чего бы это Марк, который двадцать лет не жил с женой и не упоминал о разводе, после встречи с тобой внезапно решил развестись?
   Ее ехидство только позабавило меня. После многочасовых ядовитых дебатов с младшим братом в его подростковый период, я научилась спокойно относиться к любым гадостям, которые говорили мне в лицо.
   - Я слышала, старый барон женился на тебе, чтобы спасти семью от скандала, - не удержавшись, выразила свое мнение вслух она. - Что ты была той девушкой, ради которой Марк решился на развод с Аделиной и которую он не поделил со своим младшим племянником, Эгисом Ротенбургом.
   - Я не хочу об этом говорить, - сказала я, перестав улыбаться. - Это касается только его и меня.
   Судя по всему, женщина была явно дезинформирована. Кем и с какой целью, я пока не понимала.
   - Ты до сих пор встречаешься с Эгисом Ротенбургом? - тут же перескочила на другой предмет она, в то время как ее руки ловко и проворно втыкали шпильки в мои волосы.
   - Нет, - сказала я, с изумлением покосившись на нее. - С чего вы взяли?
   - А твой сын? Чей это ребенок?
   - Луи - ребенок барона фон Ротенбурга, какие тут вообще могут быть сомнения! - разозлилась я. - После свадьбы я не встречаюсь ни с Эгисом, ни с Марком, ни с кем-либо другим. Что-нибудь еще, что ты хотела бы узнать о моей личной жизни?
   Вместо того, чтобы разозлиться, Анна даже как-то весело смотрела на меня.
   - Да-а! - протянула она, заканчивая с волосами и переходя к шляпке. - Марк был прав, ты очень похожа на покойную баронессу, не только внешне, но и вообще, по характеру и по поведению.
   - Это осуждение или одобрение? - полюбопытствовала я.
   - Черт его знает! - она пожала плечами. - Я все время пытаюсь определить, хорошо это или плохо. Это поразительное сходство. Марк влюбился в тебя без памяти, по-моему, с первой минуты, как тебя увидел, а я очень люблю этого мальчика, он мне как сын родной, сыночек моей милой госпожи.
   - Вы ошибаетесь, - как можно вежливее сказала я, прикрепляя чуть отошедшую с одного края полоску тончайшей паутинки вуали, а затем одним движением расправляя ее целиком.
   - Тебе он не нравится? - удивилась она. - Он, конечно, внешне похуже твоего бывшего бойфренда, но, по-моему, очень привлекательный мужчина.
   Пока я раздумывала, что бы такого нейтрального по этому поводу сказать, за дверью послышался голос "очень привлекательного мужчины" собственной персоной:
   - Анна! Элена! Поторопитесь.
   - Ну вот, я же говорила, - довольно пробормотала Анна, продвигаясь по направлению к выходу. - С чего бы это он явился подгонять на сам? В таких случаях обычно посылают лакея.
   - Марк, по-видимому, демократичный человек, - дипломатично предположила я.
   Она фыркнула.
   - Уж конечно! Такой же демократичный, как старый барон. От того несло спесью за версту!
   - Мне он всегда нравился! - из принципа возразила я.
   - Еще бы! - усмехнулась она. - Женщин они очаровывать умеют, эти Ротенбурги. Особенно красивых женщин.
   - А жена Марка красива? - не смогла удержаться от вопроса я.
   Анна насмешливо покосилась на меня уже от самых дверей, но ничего не ответила.
   - Бывшая жена Марка, - поправила меня она. - Пошли, детка. Сейчас сама на нее и посмотришь. Такого же типа, как баронесса и ты, только немного грубовата, немного вульгарна и абсолютно лишена того, что было у баронессы и есть у тебя - какого-то славянского очарования, что ли?
   Весь прощальный обед, который вернее было бы назвать ужином, так как было уже где-то около шести часов вечера, я просидела, как на иголках. Фрау Ульрика смотрела на меня с жалостью и осуждением. Марк, в свою очередь, тоже не сводил с меня глаз, и все время обращался ко мне. Бывшая жена Марка, сидевшая за столом по левую руку от него, была, по-моему, до сих пор к нему неравнодушна, по крайней мере, она так откровенно с ним заигрывала, что он прилагал титанические усилия, чтобы не выйти из себя. Мои соседи по столу обращались ко мне по-английски, я с грехом пополам понимала их местные немецкие акценты, несколько раз даже отвечала им по-немецки, но почему-то с таким сильным английским акцентом, словно их безумное желание говорить на плохом английском было заразным. Все это время в моем мозгу крутилась, как похабная частушка у Марии-Магдалены, одна простая мысль: что случилось с Гюнтером?! Когда я уезжала в Россию, он был здоров, как бык.
   Наконец, к счастью, обед завершился.
   Я выскользнула из-за стола и потихонечку стала пробираться к выходу, прямиком в мою комнату, где меня уже ждала Анна и, судя по всему, новый интересный разговор о баронессе. В это время кто-то встал на моем пути, преграждая мне дорогу. Я подняла глаза и увидела бывшую жену Марка.
   - Элена! - по имени окликнула меня она.
   - Да? - я с досадой посмотрела на нее, гадая, что же ей от меня нужно.
   Мне только тут еще скандала не хватало под конец этого ужасного дня!
   - Вы очень похожи на баронессу, - заметила она, пристально меня разглядывая.
   - Извините, я уже устала от подобных напоминаний, - не совсем вежливо ответила ей я. - Мне неприятно разыгрывать из себя привидение.
   - Кристине Вайзингер, лучшей подруге баронессы, стало плохо, когда она увидела вас у гроба Гюнтера - с улыбкой продолжала она.
   - Мне очень жаль.
   Бывшая жена Марка помолчала, словно о чем-то раздумывая, а потом снова заговорила:
   - Я надеюсь, мы с вами уже достаточно взрослые женщины, чтобы говорить без уверток? - в ее улыбке было что-то циничное. - Так вот, Марк влюблен в вас. Он еще не предлагал вас стать его баронессой?
   - Нет, - коротко сказала я. - Как вам известно, он был занят похоронами отца.
   - Будьте уверены, он вам это предложит, - усмехнулась она. - Вам бы хотелось стать новой баронессой фон Ротенбург?
   - Послушайте, Аделина, - сказала я, внезапно вспоминая ее имя. - Меня ваши отношения не волнуют. Делайте, что хотите, только не вмешивайте в это меня.
   - Не стоит так горячиться, деточка, - удивленно приподняв тонкие ниточки бровей, сказала она. - Я просто пытаюсь вас понять. И не могу. Ваш бойфренд, или любовник, впрочем, это не мое дело, ваш Эгис Ротенбург, племянник Марка, ведь, кажется, очень хорош собой, молод. В чем же дело? Марк не принадлежит к типу роковых мужчин. Отдайте ему сына и выходите замуж за своего любовника.
   Эта женщина была надоедлива, словно летняя муха. Мало того, у нее и с головой не все было в порядке. Луи - сын Марка?
   - Вы сумасшедшая? - окровенено спросила ее я.
   Она усмехнулась
   - Вам нравится Марк?
   - Во-первых, это не ваше дело.
   - Ведь это ради вас он затеял бракоразводный процесс, не правда ли? Вы и есть та самая девушка из Парижа?
   Я тихонько, но решительно отодвинула ее со своего пути и побежала через целую анфиладу комнат к заветной двери моей комнаты. Анна была уже там.
   - Ну как тебе понравилась жена Марка? - с порога спросила она меня.
   - Так ему и надо! - с чувством, мстительно сказала я. - Как только его угораздило на ней жениться?
   - По молодости, по глупости. Прошло пять лет после смерти матери, он чувствовал себя одиноким, она чем-то напоминала ему мать, вот он и женился.
   - Какой ужас!
   - А как ты связалась с Эгисом? - подковырнула Анна.
   Я вздохнула и искоса посмотрела на нее. Дался ей этот Эгис! Если она так печется о сыночке ее милой госпожи, почему она везде упоминает об Эгисе? Ведь я вышла замуж за старого барона, а не за него! Даже сейчас, после смерти барона, что у нас с Эгисом получится, это еще большой вопрос.
   - Мне тоже было одиноко, - тем не менее, отшутилась я. - Но, к счастью, он ничем не похож на моего отца. Мой отец маленький и лысый.
   Анна так и покатилась со смеху.
   - Уже поздно, - сказала она наконец, после того, как отсмеялась. - Я разберу тебе постель, переодевайся и ложись, - она указала мне на лежавший поверх покрывала роскошный спальный гарнитур, состоящий из шелковой, с кружевами, ночной сорочки и пеньюара розового цвета. - Я присмотрю за прислугой и вернусь.
   - Ты будешь спать со мной? - удивилась я.
   Она округлила глаза:
   - Если тебе страшно спать одной, иди к Марку. Он тебе больше подходит, чем я. Я не думаю, что он будет против.
   - Я неправильно выразилась, - невольно улыбаясь ее многозначительной мимике, поправилась я. - Ты будешь спать в одной комнате со мной?
   - Почему ты это спросила? - как-то сразу насторожилась она.
   - Мне страшно! - с досадой воскликнула я. - Меня не было в замке всего лишь две недели. За это время совершенно здоровый Гюнтер умер, и все как будто сошли с ума! Кроме того, Марк, кажется, сменил всю прислугу. Я не вижу ни одного знакомого лица! Но больше всего меня волнует, где Луи?! Где Инга?
   - Все это ерунда! - отмахнулась она, не желая отвечать на мои вопросы. - Просто ты устала. Утром ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.
  
  
   Глава 9.
  
   После того, как Анна ушла, я с удовольствием стащила с себя уже успевшее мне изрядно надоесть черное платье баронессы и облачилась в воздушную пену ночной сорочки. Накинув поверх ее пеньюар, несколько более плотный, чем сорочка, я принялась нетерпеливо вышагивать по комнате, ожидая Анну, намереваясь устроить ей по возвращении формальный допрос с пристрастием. Проходя мимо солидного, красного дерева, бювара покойной баронессы, мое внимание привлекли фотографии, расставленные на нем. Я никогда не видела этих фотографий до сих пор. Одна из них сразу же бросилась мне в глаза. Рядом с молодой женщиной на ней был изображен маленький русоволосый мальчик с веселыми серыми глазами, в глубине которых сквозила шкодливая искорка. Я сразу же узнала лицо баронессы Алиции фон Ротенбург, так похожее на мое собственное лицо. Мальчик, судя по всему, был Марк. Возможно, когда маленький Луи немного подрастет, наша с ним фотография будет удивительно похожа на эту. Нельзя сказать, что мне это не нравилось, но и душевного комфорта не прибавило. Меня по-прежнему мучил вопрос, где Луи.
   Часы били одиннадцать, когда Анна нарушила мои невеселые размышления о маленьком сыне.
   - Все в порядке, все уже улеглись, - довольно объявила Анна, расстилая себе постель. - Давай и мы ложимся.
   - Я не буду спать, пока ты не расскажешь мне, что тут произошло! - категорически заявила я.
   Анна посмотрела на меня и, помедлив, осторожно проговорила, словно общаясь с тяжело больным человеком, потерявшим память:
   - Старый барон умер.
   - Это я уже поняла! - с сарказмом отозвалась я. - Как он умер? Что случилось?
   - Я не знаю, - Анна упорно притворялась тупой. - Меня в это время в замке не было.
   - А кто был? Марк?
   - Нет! - решительно затрясла головой она. - Марка здесь тоже не было. Он вылетел во Франкфурт после того, как получил известие о том, что барона разбил удар. Это все, что я знаю. Перестань меня пытать. Я приехала сюда позже Марка, потому, что он меня об этом попросил.
   - Зачем?
   - Позаботиться о малыше.
   - Хорошо, - я сложила руки на груди. - Тогда где Луи?! Что вы с ним сделали?!
   - Да Бог с тобой, деточка! - замахала она на меня руками. - С ним все в порядке, не волнуйся ты так! Марк просто не велел мне говорить с тобой о нем. Сказал, что ответит на все твои вопросы завтра утром, после того, как все отдохнут после похорон. Я посмотрела на нее и по тому, как она упрямо вскинула голову, сжала тонкие губы и прищурила глаза поняла, что никаких ответов мне от нее не добиться. Приходилось срочно менять тактику и идти к Марку.
   - Марк сейчас в замке? - спросила я, помолчав.
   - Да, - она оторвалась от расстилания простыни на свою постель и посмотрела на меня. - Марк в библиотеке, пьет, кажется. У него был тяжелый день. Все это время после смерти барона он практически не спал. Я пыталась его уложить - ни в какую! А ему надо отдохнуть.
   - Библиотека, по-прежнему, на втором этаже? - как бы между прочим, спросила я.
   - Да, прямо над нами. Комната Марка через дверь рядом от нее по левой стороне.
   - А туалет? - невинно округлив глаза, поинтересовалась я.
   - Ах ты боже мой! Старая перечница, - она засмеялась, и снова взялась за приготовление своего ложа. - Туалет и ванна у тебя в комнате, дверь направо. Если хочешь прогуляться перед сном, то дверь на террасу прямо по коридору, налево.
   Я покивала головой, так же как и она, усиленно изображая идиотку. Хотя мы с бароном почти не жили в замке, расположение комнат я все еще прекрасно помнила.
   - Сама дойдешь или проводить? - между тем, заботливо спросила Анна.
   - Нет, спасибо, я сама, - скороговоркой пробормотала я в ответ и выскочила в коридор, в последнюю минуту накинув на себя теплый ночной халат.
   Оказавшись в коридоре, я огляделась по сторонам и, определив, где находится лестница на второй этаж, стала храбро подниматься по ней вверх, к желанной цели. Мне хотелось немедленно увидеть Марка, узнать у него, в конце концов, где сейчас мой маленький сын, услышать голос Луи, посмотреть в его странные серебристые, как у его отца, глаза. В этом не было ничего предосудительного, но почему-то я отчаянно трусила. Когда я на цыпочках подходила к двери библиотеки, моя рука, легшая на ручку двери, дрожала. Тем не менее, я храбро дернула ее на себя и оказалась лицом к лицу с Марком фон Ротенбургом.
   Мой наряд, состоявший из прозрачной розовой сорочки и такого же цвета теплого ночного халата, произвел на него впечатление. Это было видно по его лицу.
   - Я искала тебя, Марк, - быстро сказала я. - Нам надо поговорить!
   Марк устало и как-то отрешенно улыбнулся.
   - Проходи.
   Я вздохнула. При виде его усталой улыбки большая часть моей злости куда-то испарилась. Когда он улыбается, он кажется почти мальчишкой. Он очень обаятельный мужчина, этот Марк фон Ротенбург, конечно, не такой красавец, каким был в молодости старый барон или как Эгис, а более мягкий, более человечный, что ли, он как-то сразу располагает к себе с первого взгляда. В общем, он - лапочка, как говорит моя институтская подружка Танечка. Но не для меня. Наше с ним знакомство закончилось для меня разочарованием и личной трагедией.
   - О чем ты хотела со мной поговорить? - между тем спросил Марк, не сводя с меня глаз.
   - О Луи. Где он?
   Марк слегка заметно нахмурился.
   - Его здесь нет. Согласись, полный замок людей во время похорон его деда совсем не лучшее место, в котором бы мог находиться наш годовалый сын.
   -Наш сын? - повторила я вслед за ним, как эхо, не веря своим ушам. - С чего ты взял, что Луи твой сын?
   - А чей же? - уже с открытой насмешкой улыбнулся он. - Или даже теперь, после смерти отца, ты намерена твердо придерживаться версии, что Луи его ребенок?!
   Целую минуту я молчала, пораженная его словами, не находя никакой логики в его мышлении. Мне даже на какую-то долю секунды показалось, что это шутка. Но затем серьезное выражение его глаз убедило меня, что он верит в то, что говорит. Мне внезапно стало страшно. Тем не менее, я приложила все усилия, чтобы он не заметил в моем голосе паники.
   - Тем не менее, это так! - произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно убедительней. - Тебе не удастся лишить Луи наследства!
   - Элена, я понимаю, что сильно тебя обидел, - он подошел ко мне вплотную и положил свои руки мне на плечи. - Но я не думаю, что нам стоит сводить счеты в день похорон отца. Кроме того, я действительно люблю тебя.
   Я промолчала, слишком ошарашенная его словами для того, чтобы что-то сказать.
   - Не хочешь выпить со мной? - помедлив, спросил он.
   - Лимонад у тебя есть? - безнадежно спросила я, чувствуя, что он не отстанет.
   - Желательно, "Фанта", надо полагать?
   Марк молча открыл бар, помещавшийся в дальнем углу библиотеки, достал оттуда запотевшую бутылку "Фанты", налил в высокий бокал и поставил на письменный стол передо мной.
   - Спасибо.
   - На здоровье, - вздохнул он. - Моя мать из всех напитков пила только "Фанту", ты и тут угадала. После ее смерти я всегда держал в баре бутылку лимонада, чтобы создать иллюзию, что она жива, она в доме... Вот сейчас она зайдет в библиотеку, потребует свою "фанту", и мы снова будет сидеть с ней и болтать обо всем на свете, как в старые добрые времена. Отец не говорил с тобой об Алиции?
   Он как-то странно посмотрел на меня.
   - Гюнтер мне много рассказывал о ней, - помедлив, сказала я, садясь в кресло и потихоньку отхлебнув лимонада из стакана. - Он ее очень любил. Я слушала его и завидовала, это - большая редкость, такая любовь.
   - Тогда ты знаешь, что у них были сложные отношения.
   Он сидел в кресле напротив меня и задумчиво крутил в длинных пальцах ножку пустого бокала. Ворот его белой рубашки был расстегнут, густые темные волосы растрепались, и отдельные темные пряди падали ему на лоб. Выражение его бледного лица, мерцающий свет, вспыхивающий из-под густых ресниц его темно-синих глаз, притягивал мой взор, как магнитом. Он, несомненно был пьян, но сколько он выпил, я затруднялась сказать. Он находился в том состоянии смертельно усталого и расстроенного человека, когда люди начинают пить, и в течение какого-то времени сначала долго не пьянеют, а потом просто падают под стол без чувств.
   - Мать любила отца не меньше, чем он ее, - немного погодя продолжил свою мысль он, - но между ними всегда стояла человеческая злоба, все время находился кто-то, кому не давало покоя их счастье.
   Пока я пыталась осмыслить эту фразу, исходя из всего, что я уже знала и слышала, он поднялся и подошел ко мне. Я недоуменно посмотрела на него снизу вверх.
   - Я хотел бы показать тебе кино, - неожиданно сказал он.
   - Сейчас? - удивилась я.
   - Почему бы и нет? Я знаю, отец отдал тебе очень много документов и дневник моей матери, но я уверен, он никогда не показывал тебе эту кассету. Секунду, я найду ее.
   Я поудобнее устроилась в кресле и поймала себя на том, что с удовольствием наблюдаю за тем, с какой пружинистой грацией он двигается. Такие же кошачья мягкость и точность в движениях были у моего брата, он добивался их путем длительных упорных тренировок и утверждал, что они даются только тогда, когда мужчина в хорошей физической форме.
   Марк нашел кассету и с легким щелчком вставил ее в "видео". На экране замелькали кадры какого-то праздника, типичный стандартный набор полувековой давности розыгрышей и милых шуток, которыми обычно обмениваются в компаниях хорошо знакомых людей. Потом на экране мелькнуло красивое лицо баронессы, ее гибкая женственная фигурка в блестящем облегающем платье из черного с серебром газа и послышался ее прекрасный голос, о котором мне столько рассказывал старый барон. Она пела на немецком языке, какой-то, видимо, романс, и взгляд ее был прикован к лицу барона, который сидел в зале за первым столиком у эстрады. Она пела ему и для него, и во взгляде ее была любовь. Марк начал было переводить мне слова песни, поскольку баронесса пела последние куплеты на французском языке, но я мягко коснулась пальцами его предплечье, останавливая его.
   - Не надо. Все и так понятно.
   Он молча сжал мои пальцы.
   После того, как выступление закончилось, последовало зрелище почти феерическое. Барон, видимо, был чем-то недоволен, он довольно-таки бесцеремонно вывел из зала свою красавицу-жену, и действие переместилось на газон возле роскошного дома-особняка. Освещение стало немного похуже, но, в общем, видно было прекрасно. Сначала барон и баронесса о чем-то спорили, слышимость тоже была не ахти, да и я к тому же плохо понимаю быструю разговорную немецкую речь; затем барон внезапно схватил жену в объятья, и вслед за этим, на протяжении пяти или десяти минут бесстыжий оператор снимал их страстные супружеские ласки и все остальное. Затем фильм оборвался.
   - За это кино, - Марк вытащил кассету и бросил ее на стол, - отцу в свое время пришлось выложить миллиона два или три.
   - В смысле? - не поняла я.
   - Ее снимал какой-то газетный репортер, оказавшийся на празднике в доме у Кристин Вайзенгер и потом предложивший отцу либо купить этот фильм, либо просмотреть его вечером по национальному ТВ в рубрике "Частная жизнь".
   Я промолчала. Меня до сих пор бросало в жар от увиденного. Если быть честной, даже не столько от увиденного, сколько от непонятной ревности, которую я на минуту испытала к баронессе.
   - Что с тобой?
   Его гибкие длинные пальцы коснулись моего плеча.
   - Я просто задумалась.
   Он усмехнулся и, подойдя к бару, налил себе в бокал новую порцию коньяка.
   - Марк, а ты не слишком много пьешь?
   В моем голосе не было ничего наглого, но он внезапно словно окаменел.
   - Да что же это такое! - вспылил он, со стуком поставив бокал с коньком на стол так, что коньяк расплескался.
   Я недоуменно смотрела на него.
   - Это, конечно, не мое дело, но...
   - Сегодня ночью ты побила все рекорды! Ты даже говоришь, как она! С той же интонацией! Мне казалось, что я уже научился воспринимать тебя, как тебя, а не ее. Но сегодня ночью меня преследует чувство, что ты - это она!
   - Ты просто пьян! - сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.
   Он сухо рассмеялся, за подбородок поднял к себе мое лицо и несколько секунд смотрел прямо мне в глаза, словно пытался что-то увидеть в них. На мгновение мне показалось, что он поцелует меня, ему явно хотелось этого, но в последний момент он сдержался. Отошел от меня, снова налил конька в свой опустевший бокал и вернулся к креслу. Видимо от того, что он был уже немного пьян, в его движениях не было обычной строгости и отточенности. Он казался расслабленным, и оттого я почти физически чувствовала каждое его движение, а когда он небрежно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, у меня вдруг что-то сладко заныло внизу живота. Мое лицо не позволяет мне лгать. Его выражение всегда выдает меня. Я знала, я чувствовала это, видя с каким вниманием Марк присматривается ко мне. "Еще немного, - с отчаяньем подумала я, - и я начну приставать к нему. Пора остановиться. Ну почему этот человек так действует на меня?"
   - Марк, может быть, ты пойдешь спать? Уже поздно, - овладев собой после минутной слабости, стараясь говорить как можно небрежнее, заявила я. - Тебе необходимо отдохнуть.
   - Я не хочу спать.
   - Почему?
   - Мне кажется, что стоит мне закрыть глаза, и все исчезнет.
   - Что исчезнет? - не поняла я.
   - Ты, в частности. Я до сих пор не могу поверить, что ты реальна, что ты сейчас сидишь со мной в этом доме и теперь уже нет ничего, чтобы могло разлучить нас. Что очень скоро ты будешь моей. Навсегда. Я боюсь, что, когда я открою глаза, все это окажется сном.
   - Ты просто очень устал и сильно расстроен из-за смерти барона, - осторожно сказала я, внимательно присматриваясь к нему, чтобы определить его состояние. - Тебе нужно поспать. Вот увидишь, утром все покажется тебе совсем другим. Пойдем, - я обхватила его гибкую сильную кисть, и с помощью ее встала на ноги, - я помогу тебе.
   К моему удивлению, он, не говоря ни слова, последовал за мной. "Комната Марка первая направо от библиотеки", - повторила я про себя указания Анны на апартаменты Марка, и к счастью, с первого раза попала именно туда, куда нужно.
   В комнате Марка была прекрасная широкая кровать старинной работы под балдахином, подобная той, которая когда-то была у нас со старым бароном. Я не стала ее разбирать, не заставлять же его, в самом деле, еще и раздеваться при мне. Он улегся поверх одеяла, я прикрыла его другим, села рядом и машинально спросила:
   - Сказку рассказать?
   Он, рассеянно улыбаясь, смотрел на меня.
   - Ты рассказываешь Луи сказки на ночь?
   - Да, а что?
   - Мать рассказывала мне тоже.
   - Все мамы так делают.
   - Какую он больше всего любит?
   - Не знаю, он еще не может как следует сказать, - отрезала я. - Вообще-то, большим мальчикам сказка на ночь не полагается. Им просто говорят "Спокойной ночи, дорогой!" и закрывают дверь с другой стороны.
   - Спокойной ночи, дорогая, - усмехнулся Марк, закидывая руки за голову.
   Через расстегнутый ворот рубашки я могла видать смуглую кожу его груди, чуть поросшую темными волосами. Вид жилки, бившейся где-то в районе его горла, заставил меня судорожно сглотнуть. Он закрыл глаза, сильная гибкая кисть его руки с длинными аристократическими пальцами, бессильно свесилась с кровать. Я повернулась и на цыпочках пошла к двери.
   - Ты уходишь? - остановил меня его голос.
   - Ты собирался спать, если я не ошибаюсь? - уточнила я просто для того, чтобы что-то сказать, потому что всей кожей чувствовала какую-то напряженную наэлектризованную атмосферу, которая зависла между нами. - И я поняла, что я могу идти, когда ты пожелал мне "Спокойной ночи".
   - Я сказал тебе "Спокойной ночи, дорогая!", - поправил меня он. - Но я бы предпочел, чтобы ты осталась со мной, - в его улыбке была какая-то мальчишеская сила. - Почему то, мне никогда не удается удержать тебя возле меня. Может быть, стоит попробовать вновь?
   Вся кровь бросилась мне в лицо - его заявление было настолько явным и недвусмысленным, что мне хотелось повернуться и убежать, потому что я по-прежнему чувствовала, что не смогу его остановить, если он коснется меня.
   - Нет уж, спасибо, я лучше пойду, - только и смогла пролепетать я.
   - Извини, я не имел ничего такого в виду, - одним гибким движением он поднялся на ноги. - Посиди еще немного, посмотри наш с матерью семейный альбом с фотографиями. - Он снял с полки у камина объемистый том в прекрасном переплете из темной кожи - А я пойду приму душ, я все равно не смогу уснуть в таком виде. Я действительно немного пьян.
   Он снова устало улыбнулся мне и, не давая времени не только на размышления, но даже на то, чтобы ему ответить, вышел. Вслед за этим по плеску воды я уже могла определить, где находится ванная.
   Сдерживая зарождающуюся в груди дрожь, я открыла альбом и бездумно уставилась на первые попавшиеся фотографии. Перед моим взором вновь замелькало это чужое, но в то же время мое лицо полувековой давности. Лицо Алиции фон Ротенбург, вечной и неумирающей любви старого барона. Она была очень красива, эта женщина, мать Марка, и я искренне не понимала, почему меня сравнивали с ней. Несомненно, определенное сходство было, но остальное. Видимо, все это замещалось нашей общей манерой говорить, двигаться, смеяться. После долгих размышлений я решила, что это наиболее вероятное объяснение. Я всегда чувствовала какое-то странное мистическое родство с баронессой. Наверное, я опять схожу с ума.
   Задумавшись, я сидела с раскрытым альбомом на коленях, уставившись в пустоту, и вздрогнула всем телом, как лошадь, от легкого прикосновения к моему плечу руки Марка.
   Он удивленно посмотрел на меня, но от вопроса удержался. Его влажные волосы тускло поблескивали в свете камина (после его ухода я выключила верхнее освещение), я отчетливо видела капельки воды на его висках и на лбу возле волос. Он вышел из ванной в одном полотенце, обернутом вокруг бедер, и я с внимательностью бухгалтера успела заметить тот самый, общий для всех мужчин рода Ротенбургов тип фигуры - высокий, с широкими плечами и узкий в поясе. Вероятно, чтобы не смущать меня, он тут же набросил и туго затянул на талии ночной халат.
   Мне надо было уходить. Я знала об этом, но не могла удержаться от соблазна - в этом мужчине всегда было что-то неуловимо привлекательное для меня. Я внезапно вспомнила наши жаркие ночи в Рамбуйе, нашу последнюю встречу в Саратове полтора года назад, а после этого, наши редкие встречи с ним на семейных праздниках. Я знала, что все еще нравлюсь ему и даже более того, но он был очень сдержан, очень корректен со мной, хотя временами терял все свое хладнокровие, и тогда мне казалось, что мы с ним могли быть счастливы, если бы он сумел подождать и проявить немного выдержки и симпатии к воле своего отца. Все это было очень сложно, хотя иногда я мне казалось, что я намеренно, но неосознанно каждый раз при наших встречах провоцирую его, я делала это инстинктивно, потому, что мой инстинкт кричал мне: "Вот он, твой мужчина!", и я не могла противиться ему.
   Сейчас я смотрела на Марка широко раскрытыми огромными глазами и видела, как ходили у него под скулами желваки от еле сдерживаемого желания коснуться меня, привлечь к себе. Я не могла больше смотреть, как он мучается, разрываясь между нормами порядочности и своими чувствами. Я должна была встать и уйти. Но я сидела.
   Он словно угадал мои мысли.
   - Извини меня, я эгоист, - покачав головой, сознался он с сокрушенной миной. - Я стараюсь подольше задержать тебя с собой, потому что боюсь, что завтра эта сказка кончится, и ты снова исчезнешь из моей жизни, как туман.
   - Ты превратился в поэта? - спросила я, еле удерживаясь от смеха при этом заявлении.
   - Ты жена моего отца! - неожиданно жестко сказал он.
   - Уже вдова, - с грустью уточнила я.
   - Помнится, у древних был странный обычай для старшего сына в семье, наследника отца, жениться после смерти на его жене, - с какой-то циничной насмешкой сказал он. - Я никогда не понимал смысла этого обычая, пока отец не женился на тебе.
   - Смысл этого обычая, - искоса взглянув на него, сказала я, - было защитить вдову и детей от остальных родственников.
   Он снова усмехнулся.
   - Тогда это действительно хороший обычай! Ты не знаешь, из каких шакалов состоит наша семья. До сих пор ты видела только лучших ее представителей. Мои кузены и их дети - почти братья и сестры Фредди Крюгера.
   - Ты позволишь мне защищать тебя и Луи? - немного помедлив, спросил он.
   - Что ты имеешь в виду? - вскинула голову я. - Я сама могу себя защитить!
   - А Луи? - тихо спросил он.
   Я посмотрела ему прямо в глаза.
   - Луи - мой сын! Я сумею защитить и его.
   Он вздохнул.
   - Ты очень похожа на мою мать.
   - Мне кажется, - задумчиво сказала я, внезапно вновь успокаиваясь, - Гюнтер так много мне рассказывал о ней, что я почти представляю ее такой, какой она была на самом деле, - я положила альбом на стол и подошла ближе к теплу камина. - Мне кажется, я знаю, что она думала, как она чувствовала себя. Мне кажется, я помню это. Иногда я словно слышу ее голос, как будто она разговаривает со мной, рассказывает мне о своей жизни. Это, несомненно, чушь! - тут же с досадой оборвала я себя на полуслове, оборачиваясь к нему так стремительно, что пара приколок, стягивающих мои волосы на ночь, упали на ковер, а вслед за ними на спину мне водопадом низверглась вся грива моих длинных светло-русых волос.
   Марк стоял, побледнев и прищурив глаза, как от яркого света.
   Я больше не могла этого вынести. Я подбежала к нему и тряхнула его за плечо.
   - Перестань, слышишь, перестань смотреть на меня, как на привидение! Сделай что-нибудь, ругайся, выгони меня! Я должна идти! Мы поговорим завтра утром.
   - Ты можешь выгнать свою руку, ногу, голову, сердце? - он мягко снял мою руку со своего плеча. - Ты стала частью меня, частью моей жизни, заняв не только место, которое занимала в ней мать, но и пустоту, предназначенную для другой женщины, для любимой женщины. Для жены. Боюсь, это уже невозможно изменить. Мне не нужна другая женщина, мне нужна только ты! Делай, что хочешь, только будь со мной!
   Совсем рядом с собой я видела его лицо, его взволнованные темно-синие глаза, он стоял почти вплотную ко мне, мне нужно было лишь чуть податься вперед, чтобы коснуться своей щекой его груди. Он уже умолк, и мы в полной тишине стояли друг подле друга и смотрели глаза в глаза. Выражение его глаз изменилось, вместо прежней холодной отрешенности в них возникла горячая искристая властная сила, которая приказывала мне подчиниться. Я не могла отвести глаз от его рта, мои губы внезапно пересохли, я непроизвольно облизала их, и это стало последней каплей. Я не успела и вздохнуть, как почувствовала его ладони на своих плечах, и, наконец, его губы жадно прильнули к моим. Этот поцелуй казалось, длился вечно. Его губы были мягкими и горячими, с привкусом хорошего коньяка, но другого сорта, чем тот, который пил старый барон. Это был вкус Марка, Марка времен нашего холидея в Париже. Я чувствовала, как подрагивает от напряжения его гибкое сильное тело, как медленно, но неукротимо разгорается в нем желание, я знала, что он уже не сможет его остановить. Это должно было произойти, как гроза после душного дня, но я панически боялась каким-либо жестом или словом поощрить его, потому просто, не сопротивляясь, ждала того, что должно было произойти.
   Марк уже потерял способность соображения. В комнате было почти темно, по крайней мере, в той ее части, которая была удалена от камина и где находилась кровать. Жгучие поцелуи Марка постепенно закружили мне голову. Его пальцы уже теребили застежку моего ночного наряда, а я потихоньку развязывала тугой узел его халата. Мы справились каждый со своей задачей почти одновременно, в тот момент, когда наши обнаженные тела соприкоснулись, он застонал от наслаждения, а по моей спине пробежали холодные мурашки чувственного восторга. Он был великолепен. Я не помню, как следует, что происходило дальше, я закрыла глаза и отдалась ему полностью, я делала все, что он хотел, я умирала в его объятьях и оживала вновь, я уже не помнила, что я, где я, и что происходит со мной. На секунду перед моим мысленным взором возникло красивое лицо баронессы с грустной понимающей улыбкой на губах.
   Когда я пришла в себя, я не сразу поняла, где я и что произошло. Часы над камином показывали четверть пятого. Моя голова покоилась на плече Марка, он спал, спал бесшумно и мирно, как ребенок, его лицо было спокойно и чисто, одна его рука была у меня под головой, другая лежала на моей груди.
   Все, что от меня требовалось, это встать и уйти. Марк никогда не узнает, что это произошло, он может принять это за сон, за свою фантазию, подаренную усталостью и выпивкой, не более. Мне нужно было встать и уйти, хотя бы для того, чтобы соблюсти остатки приличия. Утро не должно было застать меня в его постели. Я потихоньку освободилась от его рук, натянула на себя пеньюар и, стараясь не шуметь, выскользнула в коридор. Воровато оглядевшись по сторонам, я осторожно прикрыла дверь его комнаты и уже отрывала пальцы от ручки двери, как чей-то тихий голос как громом поразил меня на месте:
   - Госпожа баронесса.
   Я резко обернулась.
   За моей спиной стояла Анна.
   - Он спит? - спросила она.
   - Да, - я не узнала своего голоса. - Почему ты меня так напугала?
   - Прости меня, я совсем ошалела от счастья. Я так рада, что вы с Марком были вместе.
   Она схватила меня за руку и мягко потащила по коридору.
   Мы быстро добрались до моих апартаментов, и я в полном смысле рухнула на указанную мне Анной кровать. Я было совершенно разбита, но заснуть в этот момент не смогла бы даже за все сокровища мира. В моем теле все еще гулял хмель поцелуев Марка.
   Анна примостилась в ногах моей кровати и не спускала с меня испытывающего взгляда темных глубоких глаз.
   - Ты любила старого барона? - наконец прозвучал в тишине ее спокойный голос. - Почему ты вышла за него замуж? Почему все говорят об Эгисе Ротенбурге, как о человеке, который скорее всего станет твоим следующим мужем? Только не ври мне, детка, я хочу и наверное могу тебе помочь выпутаться, если ты скажешь мне правду.
   - Выпутаться? - я подняла голову и сквозь падающие на глаза пряди спутанных волос взглянула на нее. - Ты смеешься надо мной! Ты можешь повернуть время вспять?
   - Ты жалеешь о том, что произошло? - каким-то низким гортанным голосом спросила она.
   - Я как ты думаешь?! - почти закричала я в ее посуровевшее от моих слов лицо. - Подумать только, я спала с Марком в ночь после похорон его отца! Ты ведь знаешь, кто отец Луи!
   Я плюхнулась на кровать и захлюпала носом. Анна тут же оказалась рядом, гладила меня по голове, как маленькую, успокаивала, нашептывая какие-то милые глупые слова, от которых так хочется еще больше зареветь от жалости к себе.
   Немного погодя она снова задала мне свое вопрос об Эгисе. Я постаралась ответить максимально честно.
   - Это было давно, Анна. Я знаю Эгиса с детства. Он всегда нравился мне, он очень красивый парень, но никогда в таком смысле. Он говорил мне о своей любви на протяжении почти десяти лет. Я не чувствую к нему физического отвращения и вполне могу переносить его близость. Он мой друг, он знает и понимает меня. Он никогда не требовал от меня, чтобы я сидела дома и подтирала носы его детям, а ему поставила алтарь в красном углу, как хотят это русские мужья!
   - Марк такой же, - неизвестно чему улыбнулась Анна. - Все Ротенбурги одинаковы. Выглядят, как кремень, а на самом деле он бы предоставил тебе полную свободу после того, как ты признала его амбиции, - засмеялась она. - Мужчины легковерны, как дети.
   - Что вы намерены делать? - спросила она, помолчав.
   - Мы? - честно удивилась я. - Знаешь, нам было как-то не до рассуждений.
   - Марка тянет к тебе, - задумчиво сказала она. - Я наблюдаю за ним все эти три года с момента вашего знакомства, я видела вас вместе, когда вы оба не подозревали о моем присутствии. Марк любит тебя, и ты тоже к нему неравнодушна, но трудно сказать, что из этого выйдет.
   Мои щеки моментально вспыхнули румянцем.
   - И дело здесь совсем не в том, что ты похожа на покойную баронессу, как две капли воды, - не замечая или сделав вид, что не заметила моего смущения, продолжала она размышлять вслух. - Та принадлежишь к тому типу женщин, на которых "клюют" акулы под названием Ротенбурги. Очень забавно, но я заметила, что жена отца Гюнтера, его собственная жена, жена его брата, Ульрика, бывшая жена Марка и ты, все вы принадлежите к этому типу. Даже если бы ты не была так похожа на баронессу, царство ей небесное, Марк бы все равно влюбился, он не смог бы просто так пройти мимо тебя. В тебе, в отличие от Аделины, есть то, что было в баронессе, та же искра жизни, обаяния, улыбки, но есть и что-то еще, чего не было у баронессы. Вот это то "еще", мне кажется, так привлекает к тебе Марка. Он видит в тебе и мать, и одновременно другую женщину, не похожую на нее. Это мечта каждого мужчины со дня сотворения мира - соединить в одной женщине образ матери и возлюбленной.
   - Какой-то фрейдизм получается, - пробормотала я себе под нос, тем не менее, с любопытством прислушиваясь к ее словам. Она говорила почти тоже самое, что и Марк прошлой ночью.
   - К сожалению, Марк уже не в том возрасте, когда быстро воспламеняются и также быстро остывают, да и по темпераменту он не такой человек.
   Я внимательно прислушивалась к ее словам. Может быть, у этой женщины и не было формального образования, но она определенно не была дурой.
   - После Аделины у него никогда не было женщины, он никогда не ходил по бабам, он просто никогда не любил. Я думаю, что его брак с Аделиной был продиктован одним упрямством, потому, что старый барон не одобрял этого. Он ее не любил и уже через месяц пожалел об этом браке. Но сделанного не воротишь. На том, чтобы избежать развода, как не парадоксально, настоял опять-таки старик Гюнтер. Марк очень сожалел об этом, когда встретил тебя. И особенно, после того, как старый Гюнтер смог жениться на тебе, а он нет.
   - Марк не женился на мне потому, что струсил! - мягко прервала ее я, наслаждаясь ее смущением. - Ты ведь знаешь, Анна, что он бросил меня, когда я была беременна его ребенком! Только потому, что он был женат и не хотел скандала! Потом он попытался отыграться на бедном Эгисе, заставив его платить за его собственную трусость. Если бы он стоял за меня, как был должен, разве бы я связалась с Эгисом?! Старый Гюнтер, как ты выражаешься, был человеком, который заслуживает уважения! Он спас всех нас. Он женился на мне, и знаешь, я была счастлива подарить ему ребенка, потому что он его заслужил!
   -Вот сейчас ты очень похожа на баронессу, - с каким-то осуждением в голосе сказала Анна. - Та всегда была уверена в своей правоте и в своей власти над ним и над другими мужчинами.
   "Можно подумать, ты не такая!" - быстро подумала я, внимательно взглянув в ее лицо, зарумянившееся от упоминания имени Алиции.
   - Это действительно несправедливо! - со смешком согласилась я. - Особенно по отношению к другим женщинам, которые были не так красивы, как она. Дело даже не в красоте! Алиция была любима. Этого другие женщины не прощают.
   - Я за тебя больше не беспокоюсь, деточка. Ты такая же стерва, как и покойная баронесса!
   - Почему ты так говоришь, Анна?- заинтересовалась я. - Ты тоже любила барона?
   Непроницаемое лицо Анны на секунду исказила гримаса душевной боли.
   - Не тебе меня судить! - маска благочестия внезапно спала с ее лица. - Что ты знаешь о жизни, девочка?!
   - Гораздо больше, чем ты полагаешь, Анна! - не удержалась я.
   Что-то изменилось в ее лице, словно бурлящая поверхность воды внезапно сменилась штилем.
   - Я знаю совершенно точно, что если ты не будешь с Марком, он будет глубоко несчастен всю жизнь, - помедлив, совершенно с другим выражением в голосе, сказала она. - Он не сможет тебя забыть. Помни об этом всегда, пожалуйста. Думай о том, что делаешь. Сегодня тебя бросил к нему порыв, - она возвысила голос, видя, что я открыла рот, собираясь ей возразить, - ты еще не в состоянии определить, любишь ты его или нет, должно пройти какое-то время, чтобы все уложилось в твоем сознании. Но я очень благодарна тебе за то, что ты сделала прошлой ночью - только чувствующая женщина могла успокоить Марка таким образом, он бы просто не вынес подобного напряжения сил в одиночестве. Спасибо тебе, деточка.
   - Ты видела Луи, Анна? С ним все в порядке? - едва прислушиваясь к ее словам, снова спросила я. - Я не смогу заснуть, не зная, где он и что с ним!
   - С ним все в порядке, - терпеливо повторила Анна. - Я уверена, что ты увидишь его завтра утром, после того, как отдохнешь. Ложись спать, завтра тебе понадобятся силы: в час дня состоится оглашение завещания покойного барона, а он особо настаивал на том, чтобы ты присутствовала при этом. Спи, родная.
   Она поправила мне подушку, подоткнула одеяло и, погладив по голове, выключила свет. В полной тишине слышалось только тихое потрескивание дров в камине, и багровые отблески мерно пританцовывали на стене, рассказывая мне леденящие кровь истории до тех пор, пока я не забылась тревожным сном.
  
  
   Глава 10.
  
  
   Анна разбудила меня уже утром. Светило солнце, орали обалдевшие с приходом весны птицы за окном, было часов девять, не меньше.
   - Смотри-ка, - она стояла у окна, полностью одетая. - Кажется, прибыл Эгис Ротенбург со своими адвокатами.
   Я как была, в одной ночной сорочке, прыгнула к окну.
   Через глубокую амбразуру окна, когда-то бывшего одной из многочисленных бойниц замка Ротенбургов, я видела, как по подъездной аллее двигался черный "форд сьерра". Вот он остановился возле высоких сводчатых дверей, кованных затейливыми рисунками прошлого века, дверцы с двух сторон почти одновременно раскрылись. Я увидела фрау Ульрику в черном траурном платье, которая шла от дверей замка навстречу сыну, и Эгиса, высокого, стройного, с непокрытой головой, только что вышедшего из машины, в строгом темном костюме, длинноногого, широкоплечего, без обычной полуулыбки на лице. Каждый раз, когда я видела его, я автоматически сразу же отмечала, как он красив. Следующая мысль всегда была о том, что я все-таки не люблю его. Но почему? Бог знает, почему. Каждый раз при этом я сожалела, что не могу его любить.
   Почти тотчас я увидела высокую гибкую фигуру Марка, который на правах хозяина замка вышел встречать своего нового гостя. Он прошел дорожку и остановился подле старшей сестры и ее сына. Ветер теребил пряди его отросших чуть больше, чем положено современной модой темных волос, слегка тронутых сединой. Но рядом с Эгисом он казался таким же молодым (да они и были почти ровесниками), наверное, потому, что они оба были очень похожи: высокие, стройные, узкие в поясе и просторные в плечах.
   - Они очень похожи, не правда ли? - раздался за моей спиной голос Анны.
   - Возможно, - не оборачиваясь, сказала я.
   Анна подошла и встала за моей спиной, пытаясь рассмотреть, что происходит во дворе замка.
   - Старый барон был сложен точно также, - продолжала она. - И его брат, и отец, и, наверное, дед. Младший у Ульрики с точно такой же фигурой. У всех разные матери, но мужчины из рода Ротенбургов непременно наследуют это сложение - высокий рост, длинные ноги, широкие плечи и узкий пояс. Эгис, несомненно, самый красивый в роду. Твой сын Луи будет сложен так же.
   Я молчала, не сводя глаз с трех фигур, стоящих на подъездной аллее замка. Внезапно оба, Марк и Эгис, словно почувствовали мой взгляд и почти одновременно подняли головы. Пятьдесят метров, разделявшие нас: меня за полуоткрытой занавеской окна второго этажа, и их обоих, стоявших посередине двора солнечным весенним утром, позволяли нам всем превосходно видеть друг друга. Секунду мы смотрели друг другу в глаза, потом в темно-серых глазах Эгиса отразилось торжество, а в темно-синих глазах Марка - замешательство.
   - Анна! - я отошла от окна, стремясь избежать этой безмолвной дуэли взглядов.
   - Да, деточка.
   - Ты думаешь, Марк помнит, что произошло прошлой ночью?
   - А ты боишься, что он забудет? - с добродушной усмешкой спросила та. - Боишься, что он примет это за сон?
   Закусив губу, я кивнула. С одной стороны, я хотела, чтобы этого не произошло, с другой - я боялась, что это случилось. Дурак всегда найдет, о чем беспокоиться, вспомнилась мне присказка моей бакинской бабушки.
   - Не переживай, он все помнит, - между тем, "успокоила" меня Анна. - У него крепкая голова, и хотя он мечтает о тебе с того самого момента, как увидел, он пока еще в состоянии отличить свои фантазии от реальности.
   - Он мечтает не обо мне, он просто видит во мне отражение его матери, - в сотый раз терпеливо, как ребенку, повторила ей я.
   Она хмыкнула.
   - Несомненно! Чем больше я тебя узнаю, тем больше в этом убеждаюсь, - не совсем вежливо хмыкнула Анна. - Вчера днем на похоронах даже мне на секунду показалось, что время повернуло вспять, и у гроба Гюнтера стояла его баронесса!
   - Я и есть его баронесса, - буркнула я, потихоньку вновь приближаясь к окну.
   Но во дворе уже никого не было.
   - Марку нужно время, чтобы смириться с этим.
   - Да. Я помню, ты говорила мне об этом, - рассеянно сказала я, думая уже о том, что через несколько часов мне предстоит встреча с чертовски проницательным Эгисом, который к тому же будет все время держаться настороже и наблюдать за мной.
   - Держись, деточка. Сегодня у тебя будет тяжелый день, - сказала Анна, снова угадывая мои мысли. - Твой бойфренд не производит впечатления дурака. Теперь, когда барона нет в живых, именно ты должна держать их на безопасном расстоянии друг от друга.
   Это было проще сказать, чем сделать. Когда я, все в том же черном трауром платье покойной баронессы ровно через два часа после этого разговора вошла в столовую, где уже собрались почти все члены семьи Ротенбургов, там вновь на секунду воцарилось глубокое молчание. Я видела сердитое лицо Эгиса и тайное облегчение в глазах Марка. Я инстинктивно угадывала, что мой наряд значил для них обоих - я была в платье баронессы, а не в своей обычной одежде, значит, я все еще принадлежала замку и Марку. Оба почти одновременно поднялись мне навстречу.
   Стоя подле них, я в замешательстве смотрела то на одного, то на другого. Оба предлагали мне руку для того, чтобы проводить к столу.
   - Она еще не твоя жена, Марк! - тихо, сквозь зубы, сказал Эгис, не сводя с меня глаз, но обращаясь к Марку. - И возможно, никогда ею не станет!
   - Она мой гость, так же как и ты, Вальдемар-Эгидиус! - в голосе Марка не было ничего, кроме ледяной учтивости.
   Эгис отступил. Положив свои дрожащие пальцы на ладонь Марка, я все в том же полном молчании проследовала к столу и заняла указанное мне место. Рядом со мной разместился недовольный, но старающийся не показывать этого Эгис, Марк оказался сидящим почти напротив меня, немного наискосок, подле своей бывшей жены. Гнетущая атмосфера, царившая в обеденном зале, начинала потихоньку рассеиваться, в частности, благодаря стараниям Эгиса. Когда он хочет, он становится очень обаятельным человеком. Поскольку он красив, у него хорошо подвешен язык и он очень мягко, учтиво и весело разговаривает с женщинами, все они, от мала до велика, от него без ума. Нынешний завтрак тоже не был исключением. Глаза всех женщин и их внимание были прикованы к нему.
   Я сидела и молча смотрела в свою тарелку, когда ко мне обращались, я скупо отвечала и тут же вновь опускала глаза. Испытывающий, вопрошающий взгляд Марка жег меня огнем. Он не помнил или боялся поверить, что все произошедшее прошлой ночью было не плодом его фантазии, а правдой, и словно пытался прочесть подтверждение или отрицание этого на моем лице. Эгис также не обделял меня своим вниманием.
   - Откуда у тебя этот ужасный английский акцент? - удивленно спросил он, наконец, после того, как заставил меня произнести пару фраз на немецком.
   - Последний год я занималась им непрерывно, - коротко ответила я.
   - Зачем?
   - Просто так. Зачем тебе английский, французский, итальянский?
   - Не кипятись. Я просто спросил, - примирительно заметил он.
   Я вновь уткнулась носом в тарелку. К сожалению, такой "тарелки" не оказалось у меня под рукой в библиотеке после того, как юрист покойного барона зачитал его завещание. Опуская все мелкие подробности и обилие специальных юридических терминов, суть его сводилась к следующему. Упомянув о том, что предмет наследования последнее время является вопросом спорным в связи с прибытием в страну родственников по прямой линии, которые имеют более законное право на наследование семейного состояния и баронского титула, чем приемный сын и младший племянник барона, Марк-Кристиан фон Ротенбург, барон Гюнтер-Себастьян фон Ротенбург решал вопрос таким образом. Марк-Кристиан, как его законный наследник, получает баронский титул и основную часть состояния вместе с семейным замком, но передать этот титул по наследству он не может. После его смерти баронский титул отходит к старшему сыну старшей ветви Ротенбургов - Эгидиусу-Вальдемару фон Ротенбургу или детям от его законного брака.
   После зачитывания этой части я услышала явный облегченный вздох фрау Ульрики. Такое решение, видимо, действительно устраивало всех. "Попранная справедливость" для старшей ветви Ротенбургов, утерявших право наследования в связи с тем, что они долго жили в России, таким образом, восстанавливалась. Но та единственная оговорка, которая последовала за этой основной частью, заставила всех, кроме Марка, вскочить со своих мест.
   "Мой приемный сын и младший племянник Марк-Кристиан фон Ротенбург, - писал далее старый барон, - сможет передать баронский титул по наследству своим детям лишь в том случае, если это будет ребенок от его законного брака с Еленой Замятиной, внучатой племянницы моей покойной жены, баронессы Алиции фон Ротенбург, урожденной Елизаветы Острожской. Если вышеуказанная Елена Замятина станет женой моего старшего внучатого племянника Эгидиуса-Вальдемара Ротенбурга, то баронский титул переходит к их старшему ребенку, рожденному в законном браке, еще при жизни Марка-Кристиана фон Ротенбурга".
   Я не знала, что мне делать, плакать или смеяться. Это было старое завещание барона. В нем не было ни слова о нашем браке и о его единственном законном сыне, годовалом малыше Луи-Себастьяне фон Ротенбург. Как будто целый год жизни выпал из памяти барона, словно его и не бывало. Я чувствовала себя кем-то средним между персонажем из города призраков или пациентом психушки.
   - Вот это сюрприз! - наконец каким-то странным голосом нарушил молчание Эгис, обращаясь ко мне. - Ты, оказывается, внучатая племянница баронессы фон Ротенбург?
   - Все бумаги, касающиеся подтверждения происхождения фрау Елены Замятиной находятся в распоряжении адвоката барона и будут предъявлены по первому же требованию любому из членов семьи, - вежливо заявил нотариус.
   Пани Изольда подошла ко мне сзади и обняла за плечи.
   - Все будет хорошо, малышка, - шепнула она мне не ухо.
   - Это старое завещание! - так же шепотом сказала я.
   - Я знаю! Сама не понимаю, что происходит.
   - Гюнтер не мог так поступить с Луи! - возмутилась я, тем не менее, понижая голос. - Он так ждал его появления на свет! Он любил его! В конце концов, Луи его единственный сын! Я вообще ничего не понимаю! С чего это Гюнтер так скоропостижно скончался?! Он был совершенно здоров, когда я уезжала две недели назад! И где, черт возьми, мой сын? Где Луи?!
   - Тише, детка, не привлекай внимания. Мы разберемся в том, что происходит.
   - Но никто из присутствующих не кажется удивленным!
   - Они очень сдержанные люди. Поверь мне, они сами в шоке от всего происходящего.
   - Фрау Замятина, - пожилой нотариус, который читал завещание, подзывал меня к себе. - Барон Гюнтер просил меня передать вам также вот эту аудиокассету с записью. Это для вас. Если вы пожелаете, пройдите в соседнюю комнату, там вы можете прослушать то, что хотел вам сказать барон перед смертью.
   Я взяла из его рук кассету и проследовала за ним в маленькую комнату за библиотекой. Он указал мне на японский магнитофон, стоявший на массивном дубовом столе покойного барона, и вышел. С грехом пополам разобравшись с тем, как вставлять кассету, я некоторое время прислушивалась к шорохам пленки перематывающейся кассеты, ожидая услышать запись, но так ничего и не услышала. Прошло минут десять, пока я наконец сообразила, что кассета пуста. Если там когда-то и была запись, то она была стерта.
   Кассета, тихо потрескивая, уже несколько минут крутилась вхолостую, а я потрясенно сидела и смотрела невидящим взглядом в пустоту перед собой. Мне казалось, что неведомый злоумышленник, тот, который зачем-то спроектировал весь этот фарс, стоит за моей спиной и его рука лежит на моем плече. Ощущение было настолько явственным, что я боялась пошевелиться.
   - Ты здесь?
   В комнату стремительно вошел Марк, увидел слезы на моих глазах, магнитофон на столе, и мгновенно все понял.
   - Я тебе помешал? Прости.
   - Нет, что вы, господин барон, - смахнув слезу, быстро сказала я, поднимаясь. - Я уже закончила.
   - Элена, - он подошел ко мне вплотную и неожиданно мягко попросил: - Подними голову и посмотри мне в глаза.
   Я не пошевелилась.
   Тогда он своей рукой, как вчера ночью, поднял к себе за подбородок мое лицо, и я встретилась с взглядом его прищуренных и потемневших от напряжения темно-синего цвета глаз. Когда-то их свет зачаровывал меня, сейчас эти глаза жгли меня невысказанным вопросом, как раскаленным железом.
   - Это правда? - после долгой паузы медленно, глядя мне в глаза, решился спросить он.
   Я закрыла глаза, и честно ответила:
   - Да.
   - Господи всемогущий!
   В его голосе прозвучало такое отчаянье, что мне стало не по себе, по-видимому, он жалел о том, что произошло.
   - Это ни к чему нас не обязывает, Марк, - как можно мягче сказала я, стараясь успокоить его. - И, в любом случае, это останется между нами. Бывают моменты, когда человеку просто необходимо скинуть эмоциональное напряжение, иначе он не сможет вынести подобного стресса...
   - Вот как?
   Он перестал метаться по комнате и снова остановился передо мной. Не знаю уж, что он собирался мне сказать, услышать этого мне не довелось, потому что в комнату ворвался еще один посетитель. На сей раз им оказался мой любезный жених, Эгис Ротенбург. Наше с Марком тет-а-тет повергло его в замешательство, но не ослабило его воинственного напора.
   - Хотел бы я знать, - сложив руки на груди, спросил он, глядя на Марка, - какого черта ты поперся за ней в Саратов?
   - Это была воля отца! - коротко ответил Марк, отходя от меня и усаживаясь в кресло возле двери. Мне он жестом указал на другое кресло, недалеко от своего, но более близкое к тому месту, где стоял Эгис.
   - И ты исполнил ее собственноручно? - Эгис остановился возле кресла Марка и тем вынудил того подняться ему навстречу.
   Теперь они стояли друг против друга и обменивались взаимно неприязненными взглядами.
   - Разве ты не мог передать это пожелание мне? В конце концов, я сам мог бы сделать это с таким же успехом!
   - Ты опоздал на похороны, - спокойно возразил Марк.
   - Из-за того, что потерял уйму времени, пытаясь связаться с ней в Саратове! Я помню, что творилось здесь год назад!
   - Чем ты недоволен?
   - Я недоволен тем, что и дед, и ты суете нос в чужую супружескую постель!
   - Насколько мне не изменяет память, вы с Эленой никогда не были женаты!
   - Я имел в виду совсем другое. В любом случае, это не твое дело! - повысил голос Эгис.
   - Тебе не следует так говорить со мной, Вальдемар-Эгидиус, - в спокойном голосе Марка сквозила холодная угроза.
   - Я прекрасно знаю сам, что мне следует, а что не следует делать! Ты мне не указ!
   Я решила, что мне пора бы и вмешаться. Еще немного, и они, пожалуй, подерутся, горячие эстонские парни. Страшное дело, когда дядя старше племянника всего на четыре года и считается старшим в роду. Эгис просто не в силах перенести подобного оскорбления. Пока они совсем не разорались, я поспешила встать, точнее, в буквальном смысле втиснуться между ними. Начать мне пришлось с "гипотетического жениха", поскольку из них двоих он был самый буйный.
   - Немедленно прекрати на него орать! - сказала я Эгису. - У тебя есть хоть капля соображения? Человек только что похоронил отца.
   - Это не дает ему право оскорблять меня, - не сдавался тот, тем не менее, понижая тон.
   - Перестань, - поморщилась я, - ты сам первый начал. Уймись, наконец, мне уже надоело вас слушать.
   - Хорошо, не слушай. Иди погуляй.
   - И пойду.
   Мне стало обидно. Они всегда распоряжаются мною, как какой-то вещью - иди туда, иди сюда, сделай то, туда не смотри, этого не делай. В конце концов!
   - И пойду! - довольно агрессивно заявила я, направляясь к дверям. - Только в таком случае попрошу Марка пойти со мной. Или ты мне запрещаешь?
   Пока Эгис в растерянности стоял, не зная как поступить: если запретить, вдруг я не послушаюсь, мы с Марком улизнули в коридор. Очутившись за дверью, я взглянула на него и сказала:
   - Я требую, чтобы ты ответил мне, где мой сын!
   - Наш сын, - уточнил он.
   - Черт с тобой, наш. Где Луи?
   - В нашем доме во Франкфурте, - после некоторого раздумья, сказал Марк, пристально глядя на меня. - Если ты подождешь денек-другой...
   - Нет, Марк, я не могу ждать! - закричала я.
   Луи жив и здоров! От облегчения на моих глазах выступили слезы.
   -Я хочу увидеть его как можно скорее! Я так по нему скучала! Ну, пожалуйста, Марк!
   Его взгляд смягчился.
   - Я действительно не могу. В замке полно людей, что они скажут, если я через день после похорон отца, брошу здесь гостей и родственников одних и исчезну в неизвестном направлении. Но если тебя устроит мой пилот...
   - Конечно, устроит! - обрадовано закричала я. - Марк, дай я тебя поцелую!
   И совершенно не имея в виду ничего такого, а просто по-идиотски, как девчонка, я бросилась ему на шею, забыв от радости, что существует и такая вещь, как чувства другого человека. Только ощутив, как напряглось его тело, я опомнилась. С тихим восклицанием я отшатнулась от него и сконфуженно пробормотала: "Извини!". И тут же заметила, что за нами с ухмылкой на большом добродушном лице наблюдает Анна. Марк тоже заметил ее.
   - Анна, - сразу же обретя свое хваленое немецкое хладнокровие, сказал он. - Пожалуйста, перестань совать свой нос в чужие дела.
   Повернулся и ушел.
   Анна посмотрела не меня и покачала головой.
   - Тебе надо немного думать, прежде чем что-то делать, - укоризненно сказала она, но тут же примирительно добавила: - Но раз уж начала, не подумав, будь уверенней. Почему ты не довела все до конца? Марку до смерти хотелось тебя поцеловать. Баронесса всегда брала именно таким образом - барон иногда и видеть ее не хотел, а она шла к нему, говорила с ним как ни в чем не бывало, провоцировала его чувственность, и он не мог устоять, потому что она была уверена в том, что он любит ее.
   - Анна, ты слышала, что сказал Марк? - несколько более резко, чем намеревалась, произнесла я. - Между мной и Марком ничего нет!
   - Кроме Луи? - спросила та, не обращая внимания на мой тон.
   - Луи не имеет к Марку никакого отношения!
   Анна погладила меня по голове и посмотрела, как на дурочку.
   - Шла бы ты отдохнуть, деточка.
   - Нет, - мне в голову пришла уже совсем другая мысль. - Можно мне сходить на кладбище? Я хочу проститься с бароном. Я не заблужусь, я обещаю. Эрих проводит меня?
   - Конечно, ваша светлость.
   Рыжий здоровенный сынуля Анны с обожанием посмотрел на меня. Анна укоризненно покачала головой.
   - Ну, иди уж, что с вами поделаешь, - нехотя согласилась она. - Только ненадолго.
   - Анна! - собираясь уходить, вспомнила я.
   Она остановилась.
   - Ну, что еще стряслось?
   - В замке ведь до сих пор есть оранжерея или что-то типа того?
   - Зачем оранжерея? - искренне удивилась она.
   - Но на могилу ведь кладут цветы. Я хочу отнести ему цветы.
   - Одну секундочку, ваша светлость.
   Эрих с неожиданным для его комплекции проворством побежал куда-то в глубину дома, пробыл там минут десять и вернулся неимоверно гордый, неся в руках четыре прекрасных свежих розы на длинных стеблях.
   - Какая прелесть! - ахнула я. - Спасибо тебе, Эрих!
   Доведя меня до фамильного склепа Ротенбургов, тактичный Эрих незаметно куда-то испарился, сказав мне, что вернется за мной через полчаса. Я осталась один на один возле двух могил, с одной из плит которой смотрело на меня мое лицо. На памятнике старого барона была поставлена фотография его военной молодости, которая мне так нравилась: красивое, полное достоинства, лицо молодого офицера в немецкой форме с оборванными петлицами от погон. Я присела на подножие плиты и, закрыв глаза, тихо сказала, на секунду представив, что все происходящее только дурной сон, и он сидит сейчас в кресле напротив меня, по обыкновению, улыбаясь и потягивая коньяк из пузатого бокала:
   - Вот я и вернулась, Гюнтер.
   Завернув наверх шляпки мешавшую мне вуаль, я долго смотрела на эти две фотографии на памятных плитах: на лица двух красивых людей, которые всю жизнь любили друг друга и страдали от разлуки. Ветер тихонько мотал над моими глазами краешек неподобранной до конца темной сетки вуали.
   Когда я наконец поднялась и повернулась, собираясь отойти, я почти наткнулась на стоявшего за моей спиной человека. Вскрикнув, я подняла голову и увидела, что это Марк. Он стоял по своему обыкновению без шляпы, с непокрытой головой, в темном расстегнутом пальто, доходившем ему до колен, и не сводил с меня глаз.
   - Я...
   Не говоря ни слова, он взял мою руку в черной тонкой матерчатой перчатке баронессы и поднес ее к губам. Перевернув ее ладонью вверх, он неожиданно коснулся губами тонкой полоски кожи, которая оставалась между рукавом платья и краем перчатки, а потом, отогнув этот край, еще раз прижался губами к моему запястью, и, не отрываясь от него, взглянул мне в лицо снизу вверх. Меня как огнем опалило. Я вырвала у него руку и быстро пошла вперед.
   - Элена!
   Он догнал меня, пошел рядом.
   - Я передумал. Я уже отправил Эриха за машиной. Мы с тобой можем поехать во Франкфурт прямо сейчас.
   - Спасибо, - тихо сказала я.
   Пока я переодевалась наверху, в своей комнате, точнее, в комнате покойной баронессы, из ее платья в то, в чем я приехала - черные шерстяные лосины, высокие теплые сапоги, короткую джинсовую юбку, свитер и куртку с капюшоном, Анна торопливо говорила:
   - Звони мне в любое время, что бы ни случилось. Обещаешь? Надеюсь, скоро я снова увижу всех вас вместе. Я буду по тебе скучать. Вы с Марком такая красивая пара! Ты еще молода, ты не знаешь, как хрупка и уязвима человеческая жизнь, сколько случайностей подстерегают нас на пути. И если ты поймал свою судьбу, надо крепко держать ее обеими руками. Выходи за него замуж.
   - Он мне не еще предлагал, - нетерпеливо поправила я ее.
   - Да ладно! - отмахнулась она, - бьюсь об заклад, он начнет говорить об этом сразу после того, как вы выедете за ворота замка.
   - Твои бы слова да богу в уши, - рассеянно проговорила я, думая о другом.
   - Ты примешь его предложение? - она внезапно поймала меня за плечо и развернула к себе, требовательно заглянула в лицо.
   - Возможно. Но не сейчас. Не сразу после смерти Гюнтера. Что бы вы там все не думали, я его любила. И только тогда, когда выяснится, что Марк не прикладывал руку к смерти старого барона и исчезновению завещания в пользу Луи.
   - Какой ужас! - рассердилась Анна. - Да как ты могла такое подумать! Марку бы такое и в голову не пришло! Ты очень плохо думаешь о людях, совсем как, - она осеклась.
   - Совсем как покойная баронесса! - со смехом закончила за нее я. - Ты знаешь, Анна, иногда я верю, что она - это я.
   Анна быстренько перекрестилась.
   - Бог с тобой, девочка. Беги вниз и помни, что я всегда помогу тебе, чем могу. - Она обняла меня и расцеловала. - Беги.
   Возле машины Марка во дворе стоял Эгис. Он был великолепен: пышные русые кудри красиво обрамляли его тонкое матовой белизны лицо с четкими, правильными чертами. Большие темные глаза горели негодованием, а от самого его вида - в легких темно-синих домашних брюках и белой рубашке, расстегнутой почти до середины груди, - мне стало холодно.
   - Ты рехнулся? - вместо приветствия не совсем вежливо спросила я, сбегая по ступенькам во двор. - А ну-ка беги скорее в дом, ты простудишься.
   - Куда ты едешь? - зловещим тоном спросил он.
   - Мы едем во Франкфурт, забрать Луи. Слушай, я не могу на тебя смотреть. У тебя, по-моему, уже зуб на зуб не попадает.
   - Ты не должна ехать с ним! Я отвезу тебя во Франкфурт сам, - категорично заявил он, похоже, пропуская мои слова мимо ушей.
   - Нет.
   Тут уже вмешался Марк.
   - Оставь ее в покое, Эгис. Нам надо поговорить.
   Он бесцеремонно подтолкнул меня к машине, открыл дверцу и втолкнул внутрь. Потом обошел ее и сел на место водителя с другой стороны. Эгис сделал было еще попытку что-то возразить, но Марк уже разворачивался на подъездной аллее.
  
  
   Глава 11.
  
   Поездка до Франкфурта заняла полчаса.
   Всю дорогу Марк молчал, я тоже.
   Подъехав к высоким воротам особняка, он нажал скрытую кнопку на своих ключах, ворота медленно, как в фильме ужасов растворились, и мы въехали во двор. Остановившись перед домом, он выключил двигатель и, не трогаясь с места, сказал, прикрыв глаза тяжелой бахромой ресниц:
   - Заходи в дом. Я сейчас приду.
   Не спрашивая его ни о чем, я вышла из машины и побежала к дому. Массивная дверь особняка раскрылась при моем приближении, словно кто-то уже нас ожидал:
   - Ваша светлость! - с облегчением сказала Инга, принимая из моих рук куртку. - Слава Богу! Мы вас так ждали! Малыш Луи так скучал по вам! Он весь извелся без вас! И нас всех извел.
   - Где он, Инга?
   - Наверху, в детской. Вы поднимитесь сразу, или подождете его светлость?
   Сначала я не поняла, кого она имела в виду, на секунду подумав, что кошмар кончился и она говорит о старом бароне, но потом, опомнившись, быстро сказала:
   - Я поднимусь сама. Не знаю, чего там делает во дворе его новая светлость, и даже знать не хочу! Все так устали после этих похорон.
   - Да, это ужасно! - согласилась Инга, прыгая вслед за мной по ступеням лестницы. - С одной стороны, я была рада, что его светлость оставил меня с Луи во Франкфурте. Я боюсь мертвецов!
   - Какая глупость! - убежденно сказала я. - Чего их бояться? Бояться надо живых людей, а не мертвецов.
   - Мама! - закричал Луи, как только я открыла дверь в детскую.
   Его звонкий ликующий голосок, казалось, пролетел по всему дому.
   - Мама приехала!- радостно кричал он.
   - Мой маленький медвежонок! - я вытащила его из кроватки и прижала к себе, тормоша и целуя.
   - Мама! - довольным басом кричал Луи, по обыкновению, норовя растрепать мне волосы.
   Марк вошел в детскую, когда мы уже сидели на ковре и Луи показывал мне свои новые игрушки: железную дорогу с программным управлением и паровозом, жутко напомнившем мне восточный экспресс, и целую кучу маленьких ярких солдатиков, которые, видимо, были пассажирами. Увидев Марка, Луи посмотрел на него своими большими светлыми глазами и неожиданно для меня сказал:
   - Папа!
   Потом он поднялся на ножки и бодрой рысью потрусил к нему.
   - Что ты мне принес?
   - Ах ты, хитрец! - рассмеялся Марк. - Я привез тебе маму. Разве это не самый лучший подарок?
   Я безмолвно переводила глаза с одного на другого, недоумевая, как это им удалось так быстро договориться за моей спиной.
   - Кушать! - согласился Луи, хитро посмотрев на меня. - У Курта. И мороженого.
   - О чем он говорит? - удивилась я, посмотрев на Марка.
   Он устало улыбнулся, прошел в детскую и опустился на ковер рядом со мной и Луи.
   - Я брал его несколько раз с собой в ресторан на центральной площади. Ты не поверишь, но все случилось так быстро. Когда отца разбил удар, прислуга растерялась. Тебя не было, я был в Канаде. Словом, бедняга Луи несколько раз остался без обеда. Я услышал его голодные вопли еще будучи в аэропорту. Когда я приехал в замок, кухарка рыдала, все остальные находились в каком-то трансе, одна Инга, слава богу, не потеряла головы. Я забрал Луи, и мы переехали во Франкфурт. Все приготовления к похоронам я вел отсюда. Но, к несчастью, Инга не может готовить, а нанять кухарку я просто не успел. Так что мы с Луи питались у Курта.
   Он немного помолчал, а потом, искоса взглянул на меня и предложил:
   - Поехали туда. Я тоже голодный. Инге как раз пора уходить. Она и так все это время намучилась с нашим маленьким капризулей, который все время звал маму и хотел есть.
   - Бедненький мой! - я схватила Луи и чуть не со слезами на глазах прижала к себе. Подумать только, что пришлось вытерпеть малышу! К тому времени, как я вернулась, он бы мог действительно умереть от голода, если бы не Марк и Инга.
   Луи с победным возгласом вытащил из моих волос заколку, и мои длинные волосы водопадом упали мне на плечи и спину, накрыв нас обоих шелковистой волной.
   Малыш радостно засмеялся и принялся дуть на пряди волос, отводя их со своего и моего лица. Это была наша игра, которую он обожал. Он даже забыл о том, что он голодный.
   - Можно мне тоже поучаствовать? - спросил Марк, осторожно сдувая светлую прядь с моего лица.
   - Лучше бы ты принес мне расческу, - намеренно сердито сказала я, чувствуя волнение от того, что его губы находились так близко к моим губам.
   Секунду он с легкой насмешкой смотрел мне в глаза, а потом его пальцы, на миг ласково коснувшись пряди волос у моего виска, еще больше разлохматили мне все остальные волосы.
   - У-у! - закричал Луи, с восторгом присоединяясь к этой новой игре. - Мама такая красивая!
   - Да уж! - пробормотала я, откидывая назад, на спину, тяжелую копну волос.
   - Сейчас мама переоденется, и мы пойдем к Курту, - пришел мне на помощь Марк, беря на руки Луи.
   - Кушать! - весело закричал Луи.
   Через полчаса, одетые и причесанные, мы вошли в приемный зал небольшого ресторанчика на Центральной площади Франкфурта, который славился своей кухней и высокими ценами, а потому был местом сбора всех богатых бездельников и крупных респектабельных бизнесменов, водивших сюда исключительно своих жен.
   - Ваша светлость! - воскликнул, появляясь в дверях, сам хозяин ресторанчика, толстый веселый Курт. - Вас давно не было. Несколько дней, не правда ли? О, и его маленькая светлость тоже с вами?
   - Кушать! - сказал Луи, сидя на руках у Марка.
   - И прекрасная баронесса! - лицо Курта засветилось изумлением, когда он увидел меня.
   Он засуетился, и собственноручно провел нас вглубь помещения.
   - Где вы хотите сидеть? - спросил он, чуть ли не заглядывая мне в глаза.
   - Где-нибудь не на виду, - сказал, опережая меня, Марк. - Мы хотим просто спокойно поесть и расслабиться.
   - Конечно-конечно! - уверил нас Курт. - Я все понимаю.
   Он отвел нам маленький закуток почти в самом конце ресторанчика, скрытый колоннами от остального зала. Стол был уже накрыт белой хрустящей от крахмала скатертью, на которой тускло поблескивали серебром столовые приборы. В стену был вделан большой старинный камин, огороженный для безопасности узорчатой кованой решеткой. Луи сразу же принесли детское кресло и маленький манеж, который поставили почти у самого камина. Однако малыш не желал сидеть в детской кресле. Устроившись у меня на руках, он мирно таскал еду с моей тарелки и был неимоверно счастлив, что никто не мешал ему так хорошо проводить время. Я видела тени улыбок, скользившие по лицам хорошо вышколенной прислуги, которая подавала на стол, когда они могли наблюдать, как вооружившись крохотной вилкой, Луи деловито подцеплял и засовывал в рот вареные овощи и кусочки рыбы с моей тарелки. Есть со своей тарелки или из тарелки Марка он не хотел из принципа.
   - Это, может быть, последний раз, когда ему прощается подобная невоспитанность, - глядя на нас, заметил Марк, улыбаясь. - Он не видел маму так долго, что не желает ее отпускать. Что случилось с твоими родителями? Отчего ты не взяла Луи с собой?
   - Барон настоял на том, чтобы я оставила его с ним, - сказала я, даже не делая попыток поесть со своей тарелки. - Моя мама перенесла сердечный приступ, и была большая вероятность того, что мне придется ухаживать за ней дома.
   - Почему было не нанять кого-либо ухаживать за ней? - резонно спросил Марк, попросив официанта принести мне дополнительный прибор.
   Я вздохнула.
   - Ты не знаешь наши порядки и наших родителей. Нанимать кого-то следить за ней, вместо того, чтобы делать это собственной дочери, моя мама восприняла бы как личное оскорбление.
   Марк поднял брови, но удержался от комментариев. Насытившись, Луи привалился ко мне и мирно дремал, время от времени открывая и закрывая подернувшиеся дымкой сна глазки.
   - Давай я возьму его, а ты поешь, - немного погодя предложил Марк.
   Луи тут же открыл глаза, посмотрел на него и отчетливо сказал:
   - Нет!
   После этого он обхватил ручонками меня за шею, сонно чмокнул в щеку, соскользнул мне на колени и окончательно заснул. Мы с Марком едва удерживались от смеха.
   - Почему он зовет тебя папа? - спросила я, укладывая его поудобнее, и с некоторым подозрением глядя на Марка.
   - Я спас его от голодной смерти, - невозмутимо сказал он, разрезая рыбу на своей тарелке. - Я думаю, что с его стороны это был способ сообщить мне, что отныне я ответственен за него и его питание.
   Я не смогла удержаться от улыбки.
   В свете камина, составлявшем единственное освещение маленькой залы, сидевший за столом Марк выглядел просто аристократом из исторических фильмов. Его спина, как всегда, была прямой, плечи расправлены, подбородок поднят, а глаза скрыты в тени ресниц. Тонкие длинные аристократические пальцы сжимали вилку и нож. Тому, с каким изяществом он всегда ел, я завидовала черной завистью. Баронесса, судя по всему, потратила годы на его манеры.
   - О чем ты хотел со мной поговорить? - спросила я, отводя от него взгляд, заметив, что он наблюдает за мной и в моей крови вновь начинается волнение даже просто от того, что он смотрит на меня.
   Он отложил вилку и нож.
   - Я хочу, - он вскинул на меня темно-синие, казавшиеся черными в полутьме залы, глаза. - Чтобы завтра или, по крайней мере, послезавтра утром, ты вышла за меня замуж.
   У меня просто отпала челюсть.
   - Завтра или послезавтра? - в неверии повторила я. - Отчего такая спешка? Даже если я соглашусь, что подумают люди? Похороны твоего отца и моего мужа состоялись только сегодня утром. Ты представляешь, как это будет выглядеть, что на следующий день после похорон, безутешная вдова вышла замуж за своего племянника?!
   - Мне все равно, что подумают люди. Кроме того, люди подумают то же самое, выйди ты за меня замуж завтра или полгода спустя. Это то, что мы уже не в силах изменить. Ты нужна мне. Сейчас и навсегда. Ты и Луи - это то, что осталось от моей семьи.
   Я задумчиво крутила в руках вилку.
   - Что ты сделал с завещанием отца, Марк? - наконец, спросила я, осмелившись посмотреть на него, терзаясь смутными подозрениями.
   - Я ничего с ним не делал.
   Он смотрел на меня в упор.
   - Нотариус прочитал то завещание, которое было у него в распоряжении.
   - Но это старое завещание! Твой отец изменил его, когда родился Луи!
   - Я ничего об этом не знал, - холодно сказал он. - Изменил завещание? Вот как! Когда я был в Канаде? Впрочем, для тебя и Луи в этом не будет существенной разницы. Приняв мое предложение, ты останешься баронессой фон Ротенбург, а Луи по-прежнему будет единственным наследником нашего рода. Даже, если у нас будут собственные дети.
   - А если я не приму твое предложение? - тихо спросила я.
   Его глаза блеснули отраженным светом камина и тут же вновь спрятались в тени ресниц.
   - Если ты не примешь мое предложение, - так же тихо сказал он, наклоняясь ко мне через стол. - Ты будешь вынуждена уехать назад в Россию. Одна. Я не могу отдать тебе Луи, он единственный наследник нашего рода. Он должен воспитываться в Германии, в нашем родовом замке.
   - Ты не можешь так со мной поступить! - неприятно удивленная его словами, непроизвольно вскрикнула я. - В конце концов, я вдова твоего отца!
   - У тебя есть свидетельство о браке? - холодно спросил он. - Я спрашиваю это потому, что в городской мэрии его нет. С точки зрения закона ты была только содержанкой барона. Луи - совсем другое дело. При любом раскладе, Луи - его сын и наследник.
   - Но если у меня нет свидетельства о браке, значит, Луи - незаконный сын и просто не может быть наследником!
   - Ты ошибаешься, дорогая. В таких обстоятельствах, как у нас, я, как дядя и опекун Луи могу обратиться в дворянское собрание с просьбой признать его наследником моего рода как единственного, но незаконного сына своего отца, и мое прошение будет удовлетворено. Именно это я и намереваюсь сделать. Несмотря на твое упрямство, Луи будет наследником моего отца.
   - Зачем ты это делаешь, Марк? - помолчав, спросила я. - Ведь не для того же, чтобы просто вынудить меня выйти за тебя замуж?!
   - Именно с этой целью. Я не желаю больше играть в эту русскую рулетку и гадать, кто будет твоим следующим мужем: Эгис, мой дядя или кто-либо еще? Ты или выходишь за меня замуж и получаешь все, или теряешь сына. Я не думаю, что жизнь в России будет для тебя таким уж наказанием. В любом случае, если ты не примешь мое предложение, я сделаю все, чтобы выдворить тебя из страны. Я использую все свое влияние и все свои деньги для того, чтобы избавиться от Эгиса, если тебе вздумается в отместку выйти замуж за него. Я налью тебе еще белого вина?
   Не дожидаясь моего ответа, он налил в мой бокал вина. Я залпом выпила его, даже не почувствовав вкуса. Это снова было безумие. Кошмар прошлых дней продолжал преследовать меня. Луи заворочался у меня на руках, недовольный тем, что я от отчаянья слишком сильно сжала в объятьях его маленькое тельце. Я немедленно ослабила свои судорожные объятья, нежно прижала его к себе, поцеловала в лоб, он что-то пролепетал спросонья и снова закрыл глаза.
   - Тебе надо поесть. Ты совсем ничего не ела.
   По знаку Марка мне принесли поднос с набором моих любимых креветок, устриц и прочими дарами моря. Однако мое горло было сжато такой судорогой отчаянья, что я не могла есть. Марк внимательно посмотрел на меня, и затем мягко накрыл мою руку, держащую вилку, своей рукой.
   - Почему ты упрямишься? - так же мягко спросил он. - Я люблю тебя. Я не сделаю ни тебе, ни Луи ничего плохого. Мне казалось, что ты тоже ко мне хорошо относишься, несмотря на тот инцидент в Саратове полтора года назад. Откуда это отчаянье? Разве я тебе так неприятен?
   Он мне неприятен! Я к нему хорошо отношусь! Мне хотелось завопить и бросить в него вилкой. Какой идиот! Просто невероятно! Все эти годы, до сих пор, я была влюблена в него, как кошка, а он, со своей стороны, делал все для того, чтобы убить мою любовь! И сейчас он еще смеет говорить о том, что любит меня! Что это, черт возьми, за любовь, если он вынуждает меня выйти за него замуж, шантажируя тем, что отнимет у меня сына?! При этом он надеется на счастливую семейную жизнь, полную любви?! Может быть, я совсем сошла с ума и ничего не понимаю в любви?! Может быть, это я идиотка?!
   - Я устала, - сказала я, прерывая свои мысли, которые становились все хаотичнее и хаотичнее. - Поехали домой.
   Он тут же встал, обошел стол и поднял с моих колен отяжелевшее от сна тельце Луи. Малыш сонно пробормотал "мама" и снова заснул у него на руках. Марк подал мне руку, я встала, машинально приняв его помощь.
   Честно говоря, я не помню, как мы очутились дома. Мне казалось, что все это время что-то медленно умирало в моей груди, отчаянье сменялось холодной яростью загнанного в угол зверя. Когда мы вышли из такси, я уже четко знала, что я умру, но не выйду за него замуж на таких условиях. Пусть это займет несколько лет, но я найду старого нотариуса барона, я найду все бумаги, я найду наше свидетельство о браке, свидетельство о рождении Луи, я найду новое завещание барона, и я отсужу у Марка Луи. Посеявший ветер, пожнет бурю. Он совершенно напрасно думал, что я такая идиотка, как выгляжу. Я не смирюсь. Если он думал, что с ним до сих пор плохо обращались, он узнает, что это на самом деле значит. Если он действительно меня любит, я заставлю его страдать так, как страдаю я. Пусть он только попытается отнять у меня Луи, и он будет плакать горючими слезами до конца своих дней! Русские не сдаются.
   Рано утром, собрав свою сумку и поцеловав мирно спящего Луи, я спустилась вниз в столовую в половине восьмого и увидела там уже сидевшего за столом и пьющего кофе Марка.
   Он посмотрел на меня глазами измученного человека, так и не сумевшего заснуть всю ночь, и невыразительно заметил:
   - Я не предполагал, что ты так рано встаешь.
   -Не всегда! - с мстительной улыбкой сказала я, - только тогда, когда меня шантажируют.
   Его глаза раскрылись в изумлении.
   - Что ты имеешь в виду?
   - То гадкое предложение, которое ты сделал мне вчера вечером. Если я не выхожу за тебя замуж, то ты отнимаешь у меня Луи и выпроваживаешь меня в Россию без права вернуться. Ты это еще помнишь, или ты был пьян, когда это говорил?
   Он встал и выпрямился, как будто проглотил лыжную палку. На его лице появилось оскорбленное выражение.
   - Ну, насколько я помню, я фразировал его несколько иначе, - с достоинством сказал он.
   - Какая разница, как ты его фразировал! Я подумала и решила, что не могу его принять. Во всех пособиях по криминальному праву, а ты это знаешь, как юрист, советуют никогда не соглашаться с шантажистом. За одним шантажом последует другой, и никогда не знаешь, какой из них будет страшнее. Словом, я не хочу осложнять жизнь тебе и Луи. Я собрала свои вещи. Вези меня в аэропорт. Я лечу в Россию.
   - Ты оставляешь Луи?! - изумленно спросил он.
   - Я не оставляю Луи, это ты, кто не разрешает мне взять его с собой! - в раздражении выпалила я. - Или ты передумал, и мы можем уехать вместе? В таком случае, подожди только одну секунду, я возьму его из постели прямо в чем есть, и мы избавим тебя от своего присутствия!
   Я сделала было движение к дверям, но он быстро встал и преградил мне путь.
   - Если ты уедешь, ты уедешь одна! - жестко сказал он.
   - Я так и знала! Полагаю, ты еще с вечера заправил свою машину, чтобы быть готовым отвести меня в аэропорт?
   - Элена, остановись! - тихо попросил меня он. - Ты же знаешь, я люблю тебя.
   - Любишь?! - отбросив все церемонии, заорала я. - Именно поэтому ты шантажируешь меня моим ребенком?! Может быть, ты наследовал от своих предков благородное происхождение, титул и деньги, но ты не унаследовал их благородства!
   - Чего ты от меня хочешь? - холодно спросил он.
   Его холодный тон подействовал на меня словно ушат ледяной воды.
   - Отдай мне моего сына. Отдай мне Луи! - придя в себя, почти спокойно попросила его я.
   На его лице не мгновенье просквозило какое-то непонятное выражение, но затем оно снова стало непроницаемым.
   - Нет, - помедлив, сказал он.
   Я почувствовала, как в моей груди медленно стынет сердце.
   - Тогда готовь машину. Надеюсь в следующий раз увидеться с тобой в аду!
   Он повернулся и вышел.
   Через полчаса мы были в аэропорту. Вручая мне билет, он холодно сказал:
   - Позвони мне, если ты передумаешь. Я буду ждать.
   - Позвони мне, если ты передумаешь и решишь отдать мне сына без всяких условий, - в тон ему непримиримо сказала я. - Все переговоры начнутся потом.
   Я повернулась и прошла в зал для вылетающих пассажиров.
  
  
   Глава 12.
  
   Как полная дура, я ждала его звонка до тех пор, пока не объявили посадку. После этого, пропустив самолет и пережив свое очередное фиаско в общении с Марком, который, по его заявлению, меня любил, я позвонила главному конкуренту, мысленно поклявшись себе, что пойду до конца.
   - Что случилось? - в голосе Эгиса Ротенбурга звучала неподдельная тревога.
   - Я не могу уехать! - я почти кричала в трубку. - Он отнял у меня Луи! Он пригрозил мне, что я никогда не увижу моего сына, если не выйду замуж для него!
   - Где ты? - голос Эгиса был спокоен и оттого казался мне более невозмутимым.
   - Я в аэропорту. В зале ожидания. Он хотел, чтобы я уехала, но я пропустила самолет. Ты можешь меня отсюда забрать?
   В его голосе, по обыкновению, всякий раз, когда он разговаривал со мной, вновь прозвучала мягкая насмешка
   - Ради тебя, любимая, я готов на все. Жди.
   Он добрался до аэропорта во Франкфурте за рекордный срок - через полчаса я уже увидела в дверях зала ожидания его высокую стройную фигуру. Он стоял боком ко мне, когда я заметила его. Я подошла ближе к стеклянной стене, отделявшей зал ожидания от "отстойника", в котором находились пассажиры, идущие на посадку. Он разговаривал с одним из служителей аэропорта; небрежная грация его позы, приветливая улыбка, освещавшая его красивое лицо показались мне такими знакомыми и родными, что я чуть не зарыдала от облегчения. Эгис повернулся и заметил меня. Он тут же сказал что-то служителю, а потом, обращаясь ко мне, жестом указал мне в направление выхода, через который я должна была пройти на волю. Подхватив сумку, я почти побежала к выходу, извиняясь на ходу, если мне приходилось проталкиваться через группы ожидавших посадки людей. Эгис молча ждал моего приближения, не двигаясь с места. Я подошла к нему, уронила на пол сумку и бросилась ему в объятья. Он крепко сжал меня, я обхватила руками его тонкий стан, положила голову ему на грудь, вдыхая запах чистой рубашки и его дорогого одеколона и разрыдалась.
   - Опять влипла в историю, малышка? - нежно и насмешливо пробормотал он, зарывшись лицом в мои волосы. - Перестань реветь. Поехали домой, посмотрим, что я смогу для тебя сделать. Марк теперь барон фон Ротенбург.
   Все время пока мы ехали до Рансхофена, где у него был дом, я путано пыталась объяснить ему, что произошло. Он внимательно слушал меня, не отрывая глаз от дороги, и гнал машину по ровному шоссе с такой скоростью, что временами мне казалось, что мы едва касались шинами поверхности дороги.
   Рансхофен оказался маленьким чистым провинциальным городком, тихим и безлюдным в три часа утра, когда мы прибыли туда. Эгис нажал на кнопку перед подъездными воротами дома, створки ворот медленно раскрылись перед нашец машиной, он вырулил в гараж, заглушил мотор и повернулся ко мне.
   - Все. Приехали, мадмуазель.
   Он открыл передо мной дверцу машины, взял из моих рук сумку и я с облегчением от того, что он казался таким уверенным и расслабленным, прошла через внутреннюю дверь из гаража в дом. Внутри было чисто и тихо. Когда он зажег свет на кухне, почти безупречная хирургическая чистота его кухонного стола внезапно заставила меня слабо улыбнуться, напомнив мне, что он оперирующий врач.
   - Что вызвало вашу улыбку, леди? - поинтересовался он, включая чайник.
   - Как хорошо, что ты не меняешься! - сказала я.
   - Лесть? - поднял бровь он, сохраняя невозмутимое выражение лица. - Не стоит так напрягаться, любимая. Я помогу тебе без всяких условий. Только я немное понял из твоих объяснений. Завтра ты успокоишься и расскажешь мне все с начала и до конца. А сейчас тебе надо выспаться. Пошли, я покажу тебе твою комнату и где находится ванная.
   Я с удовольствием встала под горячий душ. Закрыв глаза, позволила струям воды смывать остатки засохших слез с моего лица и усталость с моего тела. Я открыла глаза только от звука стукнувшей двери. Эгис вошел в ванную комнату и повесил на металлический держатель несколько полотенец. Он бегло взглянул в мою сторону, на секунду задержав взгляд на моем теле, в глазах у него появилось странное выражение, потом он развернулся и молча вышел.
   Вытерев себя полотенцем и высушив волосы, я вернулась на кухню. Включив телевизор, Эгис сидел за высоким барным столом на кухне и пил чай. При моем появлении он убавил звук и гибко поднялся на ноги.
   - Чаю?
   - Водка у тебя есть? - вопросом на вопрос спросила я.
   - Ну ты даешь, любимая!
   В его голосе прозвучал едва сдерживаемый смех. Потом он взглянул мне в лицо, вздохнул и открыл холодильник.
   - Водки, к сожалению, нет. И коньяку тоже. Только белое вино. Извини, я все еще практикую, поэтому крепких напитков не держу - иначе на операциях у меня будут дрожать руки.
   - Давай вино, - перебила его я. - Выпьешь со мной? Не смотри на меня так, я совсем не собираюсь напиваться.
   - Только никаких разговоров сегодня, - предупредил он. - Тебе надо отдохнуть, да и я, честно говоря, хочу спать, я провел почти двенадцать часов возле операционного стола.
   - Извини, - сказала я, пригубив бокал с вином и опуская взгляд.
   Все движения его высокой стройной фигуры, его гибкие длинные и сильные пальцы хирурга, ловко вынувшие пробку из бутылки, вдруг напомнили мне о манере двигаться старого барона. Мы в молчании, глядя на светящийся экран телевизора, выпили по бокалу вина. Налив мне второй, Эгис выключил телевизор и устало сказал:
   - Я - пас. Сейчас упаду и усну прямо на кухне. Ты найдешь свою комнату?
   Я сползла с высокого табурета на пол и взяла в руки бокал.
   - Пошли, ты покажешь мне еще раз. Не хочу плутать по коридорам и пугаться собственной тени.
   Он усмехнулся.
   - Ты тоже не меняешься, малышка.
   Войдя в свою комнату, я обернулась, взглянула на его силуэт, выделявшийся на фоне освещенного лампой квадрата двери и неожиданно для себя высказала мысль, уже давно смутно созревающую у меня в мозгу.
   - Я боюсь оставаться и спать одна.
   Он переступил порог, вошел в комнату и включил свет. Я увидела, как посерьезнело его лицо.
   - Как тебя понимать?
   Мы смотрели друг другу прямо в глаза.
   - Я хочу спать с тобой.
   - Я не смогу удержаться и не коснуться тебя, - с кривоватой улыбкой откровенно сказал он, помолчав. - Поверь мне, это не самая хорошая идея. Кроме того, вспомни, как тебя всегда корежит от моих прикосновений.
   Я поставила свой бокал с вином на столик у двери и подошла ближе к нему.
   - Это легко проверить.
   Я снова, как в аэропорту, обняла руками его тонкий стан, на секунду прижалась щекой к его груди, к полотну его рубашки, а потом подняла голову и увидела его порозовевшее от волнения лицо. "Какой он все-таки красивый парень!" - привычно подумала я, так, как думала при каждой с ним нашей встрече. Его глаза блеснули из-под полуопущенных ресниц, он вздохнул, наклонил голову и наши губы встретились. Как всегда, его поцелуй был крепким и требовательным, но я ответила на него не задумываясь, так же крепко и требовательно, как и он. Некоторое время мы стояли посреди комнаты и просто исступленно целовались. Потом он подтолкнул меня к кровати, быстро прошел к выключателю и погасил свет, оставив гореть лишь ночник у изголовья. Я развязала пояс банного халата, позаимствованного мной из его ванной, отбросила халат в сторону, сдернула покрывало и легла в постель. Эгис подошел к кровати, на ходу расстегивая пуговицы своей рубашки. Сквозь полуопущенные ресницы я увидела, как глаза его удивленно расширились при виде моей откровенной наготы, а потом в них вспыхнуло желание. Не произнеся ни слова, он поспешно стянул джинсы и скользнул рядом со мной в постель. Я тут же подалась к нему, обвила его шею руками, нашла губами его губы и с удивившим меня саму жадным желанием прильнула к его телу всем своим телом. На секунду он замер в недоверчивом ожидании, тогда я легко провела пальцами вдоль его спины, начиная от плеч и закончив на ягодицах; его тело вздрогнуло, и в следующий момент он впился мне в губы поцелуем, накрыл мое тело своим телом и быстрым плавным движением вошел в меня. Я вздрогнула от удовольствия и удивления одновременно - вся моя прежняя полудетская неприязнь от секса с ним исчезла навсегда и бесповоротно - сейчас я желала его любви почти так же исступленно, как и он. Начав двигаться во мне, сначала медленно и дразнящее, он все более убыстрял темп своих движений. Я откликалась на малейшее изменение его темпа, подаваясь ему навстречу, забыв обо всем на свете. Я забыла о смерти и боли, о предательстве Марка, о том, что я так и не увидела Луи и, возможно, никогда больше не увижу его.... мной владело первобытное чувство услады от совокупления с самцом, самцом, обладавшем жизненной силой, которая вливалась в меня с каждым его стоном, с каждой каплей его семени, словно новая жизнь.
   Закончив, с трудом справляясь со своим дыханием, Эгис перекатился на спину, увлекая меня за собой, и, почти уложив меня на себя, положил мою голову на свое плечо. Мои длинные русые волосы почти полностью покрыли часть его плеча и груди.
   - Я никогда не знал такого позора, - наконец, хрипловатым голосом прошептал он почти мне в ухо. - Закончить за пять минут, как мальчишка, не заботясь о том, что ты не получила своей заслуженной доли удовольствия.... Мне правда стыдно. Надеюсь, ты простишь меня? У меня давно не было женщины. Дай мне минуту, и я клянусь, что реабилитируюсь в твоих глазах.
   Вместо ответа я коснулась ладонью легкой поросли темных волос на его груди, пропуская их через свои пальцы, потом медленным дразнящим движением провела кончиками пальцев вдоль его мышц через плоский живот к его паху, и почувствовала, как мгновенно напряглось его тело, в то время как он со свистом втянул в себя воздух.
   - Еще секунду, - он накрыл мою руку своей, останавливая ее движение. - Перестань меня дразнить, любимая! Иначе я тебя снова изнасилую и не смогу остановиться до самого утра.
   - Ты обещаешь? - с подчеркнутой серьезностью спросила я, заглядывая ему в лицо и высвобождая из его пальцев свою ладонь, чтобы коснуться ей его снова набухшего, гладкого и твердого, словно отполированного, члена.
   - Тебе понравилось? - вкрадчиво спросил он.
   Я сделала вид, что задумалась.
   Он снова оказался надо мной, опершись локтями о постель, он навис над моим телом, едва касаясь его.
   - Пожалуй, да, - сказала я, глядя в его темные от страсти глаза. - Только я как-то не распробовала. Все случилось так быстро...
   - Ах, ты еще и дразниться! - со смехом пробормотал мне в ухо он, прижимая меня к постели своим гибким сильным телом. - Ну, теперь не жди пощады!
   Я закрыла глаза и с наслаждением погрузилась в море чувственно удовольствия и успокоения, которое дает людям забвение во время бурного секса. Мы засыпали и просыпались, вновь касались друг друга, и опять дело кончалось очередным совокуплением. В меня словно бес вселился, скорее всего, это была своеобразная реакция на события последних дней.
   Когда я проснулась в очередной раз, я почувствовала, что я проснулась от холода. Эгиса рядом со мной не было. В окно, даже через задернутые темные занавески, било весеннее солнце. Я посмотрела на часы и с изумлением увидела, что было уже три часа дня. Вздохнув, я снова закрыла глаза и уже почти засыпала, когда услышала стук двери. В следующий момент я почувствовала, как гибкое сильное тело Эгиса вновь скользнуло в постель рядом со мной.
   - Где ты был? - сонно поинтересовалась я, не открывая глаз.
   Он тихо рассмеялся и притянул меня к себе.
   - Ты соскучилась?
   - Мне стало холодно, - слабо пожаловалась я, плотнее прижимаясь к нему. - Что это там за шум внизу?
   - Ну, для начала приходила прислуга, девушка, которая убирает у меня два раза в неделю, - в его голосе звучала веселая насмешка. - Она зашла в спальню и буквально остолбенела при виде женщины в моей постели.
   - Врун! - пробормотала я, устраиваясь поудобнее на его плече. - Женщиной в твоей постели трудно кого-либо удивить. Скорее, она бы удивилась, не застав женщины в твоей постели. Ну и что было дальше? Она упала в обморок, и тебе пришлось отнести ее в больницу?
   - Нет, любимая. С прислугой все обошлось. Ближе всего к больнице оказалась моя мать, которая пришла навестить меня через полчаса и увидела в гостиной фирменные чемоданы, подаренные тебе дедушкой, с выгравированным на бирках именем "Элен фон Ротенбург".
   - У меня не было чемоданов! - запротестовала я. - Одна только сумка. Впрочем, она из того самого комплекта.
   Тут до меня, наконец, дошло значение его слов.
   Всю мою сонливость как рукой сняло. Я рывком села в кровати и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
   - Твоя мать здесь?!
   Он открыл один глаз и лениво подтвердил:
   - Да. И не только она. Мой отец и Ивар тоже здесь. Отправились в паб обедать, чтобы дать нам время привести себя в порядок и одеться.
   Я растерянно смотрела на него.
   - И сколько у нас времени?
   - Час или два.
   - Что ты им сказал?
   Он тоже сел в постели и серьезно смотрел на меня.
   - Что я женюсь. Что ты останешься со мной. Что я помогу тебе получить назад сына. Такой поворот событий тебя устроит?
   - Ты правда мне поможешь?
   Он вздохнул и, протянув руку, ласковым движением отвел упавшие мне на лицо пряди длинных русых волос.
   - Я люблю тебя, баронесса Элен фон Ротенбург. Люблю с тех пор, когда ты была сопливой девчонкой. Как же я могу тебе не помочь? Кроме того, - он сделал паузу, - Ты меня просто, - он запнулся, прежде чем сумел подобрать нужную фразу, которую произнес почему-то по-английски: - Ты меня просто swept off my feet, took my breath away прошлой ночью. Никогда не подозревал, что ты способна на такую страсть. Ты - такая красивая, такая избалованная девочка.... Пойми меня правильно, я даже думать не смел о таком потрясающем сексе с тобой, с тобой, которая морщилась от каждого моего нечаянного прикосновения, и несколько лет назад просто плевалась после того, как мы занимались любовью. А тут вдруг такое.... До сих пор поверить не могу! Словно это сон. Словно исполнение самых заветных желаний. Моя синяя птица. Помнишь?
   У меня защипало глаза от навернувшихся слез.
   Он внезапно опрокинул меня на спину в постель и навис надо мной своим телом, как прошлой ночью, в то время, как мы занимались любовью. Его губы почти касались моих губ, когда я, чувствуя холодок его дыхания, услышала, как он быстро и негромко, произнес:
   - Давай заключим договор, Элена. Я сделаю все, чтобы вернуть тебе сына. Я буду воспитывать его, как своего ребенка. Но ты останешься со мной, любимая.
   - Ты поклянешься вернуть мне сына, и я сделаю для тебя все, что угодно! - не раздумывая, сказала я, глядя прямо ему в глаза.
   - Клянусь! - все так же тихо сказал он, приникая к моим губам в поцелуе. Его тело коснулось меня, и я почувствовала, что он снова напряжен и готов к действию.
   - Эгис! - взмолилась я, задыхаясь от его поцелуев. - Здесь твои родители! Нам надо вставать!
   - Еще немного, любимая, - я почувствовала, как он плавно вошел в меня, и содрогнулась от греховного удовольствия, вызванного ощущением того, как где-то в глубине моего тела соединились оба наших естества. - Только еще раз убедиться в том, что эта безумно прекрасная ночь мне не приснилась, и ты по-прежнему со мной, любовь моя....
  
  
   Глава 13.
  
   Через два часа, умытая, одетая и причесанная, я сидела в гостиной дома Эгиса в компании всей его семьи. Кристина, естественно, тоже приехала с Иваром. Фрау Ульрика и герр Себастьян смотрели на меня несколько настороженно, не зная, чем вызван мой визит, но догадываясь, что ничего хорошего не произошло.
   Когда Эгис, предложив всем напитки, подошел к креслу, в котором расположилась я, и небрежно присел на широкий подлокотник, коснувшись моей руки, и я, подняв голову, слабо улыбнулась ему в ответ, его родители многозначительно переглянулись.
   - Мы хотели бы знать, Вальдемар-Эгидиус, что произошло, - решительно и несколько официально спросил герр Себастьян.
   - Марк выкинул Элену из дома и отнял у нее ребенка, - чарующе невозмутимо утолил его любопытство Эгис, даже не повысив тона, отчего его слова прозвучали еще более кощунственно для меня.
   - И она пришла к тебе? - безжалостно уточнил герр Себастьян.
   - Нет, - все также любезно сказал Эгис, глядя на отца. - Она позвонила мне из аэропорта, куда ее насильно отвез мой дражайший дядюшка, и попросила меня о помощи. Я привез ее к себе в дом.
   - И уложил к себе в постель?
   Я прикрыла рукой глаза, непрошенные слезы градом покатились из моих глаз. Чувствуя, что я не в силах остановить их, я резко поднялась из кресла, чуть не сшибив при этом Эгиса, и, извинившись, направилась к двери. Герр Себастьян оказался подле меня даже быстрее, чем Эгис.
   - Что случилось, детка? - он поднял к себе за подбородок мое залитое слезами лицо.
   - Простите, я плохо себя чувствую, - пробормотала я, толком не соображая, что говорю. - Я не должна была ему звонить, и не должна была сюда приходить. Вызовите мне такси, и я уеду.
   - Никуда ты в таком состоянии не уедешь, - твердо произнесла фрау Ульрика, которая решила, что пришло время вмешаться. - Иди умойся, успокойся, потом мы поговорим. Эгис, поставь чаю.
   Она решительно оттерла от меня пытавшегося приблизиться ко мне Эгиса, чуть ли не за руку отвела меня в ванную и стояла там за дверью все время, пока я умывалась и приводила себя в порядок.
   - Прости, пожалуйста, Себастьяна, - негромко сказала она мне, когда мы возвращались в гостиную. - Он очень беспокоится. В прошлый раз Марк и Эгис чуть не поубивали друг друга из-за тебя. К счастью, тогда вмешался старый барон, а потом он вообще запретил обоим приближаться к тебе. Даже боюсь подумать, что может случиться, если подобная ситуация повторится сейчас.
   Мы вошли в комнату, и фрау Ульрика тут же усадила меня рядом с собой на диване. Во взгляде Эгиса, обращенном ко мне, я увидела неприкрытое желание, в то время, как на губах его застыла ироничная улыбка.
   Герр Себастьян не улыбался. Его лицо по-прежнему было серьезным и настороженным.
   - Это правда, что Гюнтер женился на тебе? - спросил он сразу же после того, как все заняли свои места за столом.
   - Да, - не поднимая глаз от чашки чая, отчетливо сказала я.
   - Почему он не объявил о свадьбе?
   - Сначала потому, что не хотел травмировать семью, если из этого брака ничего не выйдет, - сказала я, по-прежнему не поднимая глаз, - а потом потому, что я была беременна. Что за удовольствие демонстрировать обществу беременную молодую жену? Он ждал, пока я оправлюсь от родов, и Луи немного окрепнет.
   - Кто отец Луи? - все так же настороженно спросил герр Себастьян после некоторого колебания, бросив косой взгляд на сына.
   Эгис безмятежно улыбнулся.
   - Отец Луи - покойный барон Гюнтер фон Ротенбург, - я подняла голову и через стол взглянула прямо в глаза герра Себастьяна.
   В гостиной установилась звенящая тишина. Глаза фрау Ульрики и Кристины стали круглыми, как у сов.
   - Марк знает об этом? - наконец, справившись со своим голосом, спросил герр Себастьян.
   - Да. Но считает Луи своим ребенком.
   - Почему? - глаза герра Себастьяна стали жесткими и прозрачными от напряжения.
   Я пожала плечами, чувствуя, что в этот момент решается моя судьба. Такой же напряженный взгляд Эгиса заставил меня выбрать сказать правду.
   - Из-за того что случилось в Саратове прошлым летом. Когда я была уже два месяца беременна, и барон отпустил меня на пару недель в Россию, повидаться с родителями, Марк приехал в Саратов, чтобы объясниться со мной по поводу того самого инцидента. Он уже знал, что я вышла замуж за его отца, и дал мне понять, что смирился с этим. Я приняла его приглашение поужинать, потому что надеялась, что мы сможем остаться друзьями. В ресторане на набережной он начал вспоминать прошлое и, - я на секунду запнулась, - словом, он ... мы ... между нами произошло нечто, что позволило ему думать о том, что Луи может быть его ребенком.
   В таком же гремящем молчании герр Себастьян вновь неумолимо спросил:
   - Гюнтер знал об этом?
   - Да. Это случилось за день до моего возвращения в Гамбург. Я была вся в синяках. Барон вызвал врача, и мне пришлось все рассказать.
   Эгис негромко выругался, тут же извинился, вскочил из-за стола и отошел вглубь гостиной, чтобы успокоиться.
   Герр Себастьян выглядел чрезвычайно задумчивым.
   - Так вот, значит, почему между Гюнтером и Марком словно черная кошка пробежала примерно год назад, когда он отправил Марка в Канаду, - медленно сказал он. - Но отчего после похорон было зачитано старое завещание? Зная Гюнтера, я могу с уверенностью сказать, что он скрупулезно оформил все бумаги. Где ваше свидетельство о браке, где метрики Луи?
   - Я не знаю! - с жестом отчаянья сказала я. - Вы же знаете, смерть Гюнтера застала меня в России. Моей матери было очень плохо и мне пришлось сорваться в Саратов в спешке. Гюнтер настоял на том, чтобы я оставила Луи с ним, зная, что мне придется ухаживать за больной. Марк привез меня прямо на похороны. Ума не приложу, как это Гюнтер мог так скоропостижно умереть. Он был абсолютно здоров, когда я уезжала! Все бумаги пропали из его сейфа, не осталось даже копий, которые хранились в моем бюро! Его адвокат в больнице, в коме. Это просто какой-то фильм ужасов! В довершение ко всему, Марк украл Луи и заявляет, что я не увижу своего ребенка, если немедленно не выйду за него замуж! Если нет, то, поскольку мой старый паспорт просрочен, а новый немецкий паспорт у него в руках, он просто выкинет меня из страны, как нелегальную эмигрантку!
   Я не выдержала, шмыгнула носом и смахнула тыльной стороной ладони катившиеся по моему лицу слезы. Эгис подошел ко мне, подал мне руку, поднял меня с дивана и заключил в объятья, шепча мне на ухо бессмысленные слова утешения. Герр Себастьян отвел глаза и ничего не сказал.
   - Что ты собираешься делать? - через некоторое время спросил герр Себастьян, обращаясь уже к сыну.
   - В первую очередь, я сделаю то, о чем мечтал почти семь лет - я на ней женюсь, - бескомпромиссно заявил Эгис, глядя поверх моей головы на отца.
   - Это опасно, - тихо сказал доселе сохранявший молчание Ивар. - Марк действительно любит ее. Он скорее убьет тебя или себя, чем отдаст тебе Элену. Он уступил ее отцу, как уступил бы Богу. Это было пределом того, на что он способен. Эгис, я не шучу! - повысил голос он, после того как герр Себастьян, фрау Ульрика и Эгис уставились на него в немом изумлении.
   - Что же делать? - я высвободилась из крепких рук Эгиса и посмотрела на Ивара, мнение которого всегда уважала.
   Ивар неловко пожал плечами.
   - Боюсь, у тебя нет выбора, Элена. Ты можешь выйти замуж за Марка, но это не гарантирует тебе счастья и спокойствия до тех пор, пока жив Эгис. Ты можешь выйти замуж за Эгиса, но это не гарантирует тебе свободы от влияния Марка. Ты и Луи всегда будете заложниками этих двух мужчин. Они отравят тебе жизнь только потому, что оба безумно любят тебя. Марк фон Ротенбург, на сто процентов.
   - Но должен же быть какой-то выход! - в отчаянье прошептала я.
   - Сейчас, когда все так взвинчены и расстроены после похорон барона, - медленно сказал Ивар, с жалостью глядя на меня. - Тебе, возможно, лучше всего вернуться в Россию и какое-то время переждать.
   Я бессильно опустилась в кресло и тихо заплакала. Свирепо взглянув на брата, Эгис тут же очутился рядом со мной, обнял меня, прижал мою голову к своей груди, глядя меня по волосам, как ребенка.
   - Что у тебя с паспортом? - подал голос герр Себастьян.
   - Я успела получить новый паспорт, - обретя способность говорить, сказала я. - Но моя виза находится в старом паспорте, и она истекает через несколько дней.
   - Насколько скоро я могу получить лицензию на брак? - спросил Эгис отца.
   Герр Себастьян пожал плечами.
   - Для нее это несущественно. Если ты подашь заявку завтра утром, она сможет оставаться в Германии до тех пор, пока вы не поженитесь, на легальных основаниях. Единственно, чего я боюсь, так это того, что Ивар прав - Марк никогда не допустит вашего брака. Никогда не знаешь, что этот парень может выкинуть.
   - Пережди несколько месяцев, а затем женись на ней в России, - снова вмешался в разговор Ивар.
   - Он боится, что Элена передумает, - неуклюже попыталась пошутить Кристина.
   Герр Себастьян снова впал в непонятную задумчивость.
   Прижавшись щекой к рубашке Эгиса на груди, и слушая ритмичные удары его сердца, я внезапно осознала, что скорее всего мне действительно придется уехать в Россию, хотя мне ужасно не хотелось этого делать.
   - Ладно, давайте закончим на сегодня, - наконец, сказала фрау Ульрика, оглядывая по очереди лица всех собравшихся в гостиной Эгиса людей.
   Остановив свой взгляд на мне, она уже более мягким тоном сказала:
   - Пошли со мной, деточка, я налью тебе валерьянки. Тебе надо успокоиться и поспать.
   - Мама, я сам сумею о ней позаботиться, - заметил Эгис, поднимаясь на ноги и увлекая меня за собой. - Вы тут располагайтесь, как дома, мама знает, где что лежит, а я отведу Элену наверх и скоро вернусь.
   Фрау Ульрика уже открыла было рот, чтобы возразить ему, но герр Себастьян коротко сказал, словно отрезал:
   - Оставь их в покое, мать.
   В маленькой спальне наверху, там, где мы ночью занимались любовью, было уже прибрано. Эгис указал мне на кровать, а сам вышел, через несколько минут он вернулся со стаканом воды, от которого остро пахло корвалолом. Я беспрекословно выпила этот напиток, отчего-то вовсе не показавшийся мне неприятным на вкус, отдала стакан обратно в руки Эгиса, присела на кровать и, посмотрев на него снизу вверх, обреченно спросила:
   - Мне придется уехать, да?
   - Не думай об этом, - он сел рядом со мной на постель, но не сделал никакой попытки коснуться меня.
   - А о чем мне думать?
   - Ложись в постель и постарайся уснуть, - мягко сказал он. - Ты устала. Я что-нибудь придумаю.
   - Я не хочу уезжать, - я легла в постель, одетая, прямо поверх покрывала, и послушно закрыла глаза.
   - Поспи, - он поднялся и уже собрался было уйти, но я тут же поднялась и села на кровати.
   - Не оставляй меня!
   По его красивому лицу скользнула легкая тень насмешки.
   - Я надеялся, что ты это скажешь.
   - Ложись со мной.
   Он некоторое время с веселым недоумением смотрел на меня.
   - Ты меня просто поражаешь, любимая! О такой перемене я не мог даже мечтать!
   - Перестань болтать, - устало сказала я, - иди ко мне, я все равно не засну без тебя. Если ты все еще не веришь в то, что я изменилась, можешь представить себя плюшевым медвежонком, который нужен мне для того, чтобы заснуть.
   - А как же мои родители? - сдержанно полюбопытствовал он.
   - Они внизу все вместе, пьют чай и смотрят телевизор. А ты хочешь оставить меня здесь одну. Ты ведь не думаешь, что они ожидают, что ты вернешься так скоро? Подожди, пока я засну, а потом пойдешь. Через сколько там это ваше снадобье начнет действовать? Через пятнадцать минут, полчаса?
   - Это успокоительное, малышка, а не снотворное.
   - Знаешь, Эгис, - все еще сидя на постели сказала я, внимательно глядя на него снизу вверх, - иногда ты очень напоминаешь мне старого барона фон Ротенбурга. Вы даже внешне с ним похожи.
   - Это комплимент? - усмехнулся он.
   - Да!
   Эгис опустился на постель рядом со мной. Я тут же подлезла ему под руку, как ребенок, положила свою голову ему на колени, а его руку к себе на грудь, и закрыла глаза.
   - Ты скучаешь по нему? - тихо спросил Эгис.
   - Да, - также тихо откликнулась я, помолчав. - Он был очень одинок, несмотря на то, что никогда не был один. Мы стали с ним друзьями, хорошими друзьями. Он очень помог мне тогда, после всей этой истории с Марком, помог разобраться в себе, помог почувствовать себя новым человеком. Я тоже хотела помочь ему. Он заслужил Луи.
   - Я знаю, - Эгис вздохнул. - Несмотря на то, что между семьями никогда не было особо теплых отношений, он мне тоже нравился. Тебе это может показаться забавным, но после того, как он вытащил меня из каталажки, куда я попал из-за Марка, и разговора, когда он категорически приказал нам держаться подальше от тебя, я даже его зауважал.
   - В отличие от Марка, ты честно держал свое слово, - заметила я, чувствуя, что у меня начинают слипаться глаза. - Ты вообще замечательный парень, Эгис. Действительно хороший друг и просто потрясающий любовник. Все, я хочу спать!
   Я высвободилась из его рук, села на постели на колени и стала стягивать через голову его старый свитер, который я позаимствовала у него сегодня утром, когда узнала о том, что в гостиной, где стояли мои чемоданы, уже сидели его родители, а мне практически нечего было одеть. Свитер был великолепный, теплый, пушистый, но на пять размеров больше, чем нужно. Поэтому я тут же запуталась в рукавах. Это почему-то меня сильно насмешило. Но переставая смеяться, я повернулась в сторону Эгиса, чтобы попросить помощи, но он уже и так стягивал с моей головы свитер. Разделавшись с ним за какую-то долю секунды, он мгновение в изумлении смотрел на меня потому, что под свитером, естественно, ничего больше не было. В следующую минуту его ладони легли на мою талию, а губы сомкнулись на соске моей обнаженной груди. Он мягко толкнул меня в постель и накрыл мое тело своим. Мы не сказали ни слова: он как-то незаметно от меня избавился от своих джинсов и легкой рубашки, и я снова вздрогнула от удовольствия, когда его сильное тело приникло к моему.
   В тот день мы, казалось, побили все рекорды безумия. Не надо говорить, что мы не спустились к ужину. Никто нас не побеспокоил. Мы снова и снова занимались любовью, каждый раз с такой жадностью и исступленность, словно это был последний раз, как будто мы хотели наверстать все упущенное за все семь лет нашего знакомства.
   Утром следующего дня мы проснулись от шума, доносившегося откуда-то снизу, как будто бы с лужайки в саду. Я открыла глаза и увидела как, поднявшись с кровати, Эгис, абсолютно обнаженный и совершенно не стесняющийся своей наготы, подошел к окну комнаты, выглянул во двор и тихо присвистнул от изумления. В ту же минуту он начал собирать с полу свои вещи и быстро одеваться.
   - Что случилось? - спросила я, никак не в силах разодрать глаза. Тело приятно ломило, словно от перегрузки после долгого плаванья.
   - К нам пожаловал мой дражайший дядюшка, сам барон Марк фон Ротенбург, - пояснил Эгис, подходя к постели, нагибаясь ко мне и легко целуя меня в нос. - Лежи, я сам справлюсь.
   Как только за ним с легким стуком закрылась дверь, я вскочила на ноги, как ужаленная.
   - Марк!
   Так как сумки с моей одеждой все еще стояли внизу в гостиной, я заметалась по комнате, ища, что же мне на себя надеть. Хуже всего было то, что Эгис одел свой свитер - на улице уже было прохладно. Я открыла дверцы шкафа, который оказался набит летней одеждой Эгиса, и быстро выхватила из него длинную светло-бежевую шелковую летнюю рубашку, которая при нашей разнице в росте почти на двадцать пять сантиметров, смотрелась на мне, как туника. Решив не затрудняться с брюками, я вдела ноги в тапочки и собралась уже сбежать по лестнице вниз, но внезапно что-то как будто подтолкнуло меня к окну. Я выглянула во двор и тут же наткнулась на пристальный взгляд Марка, который стоял возле своей машины на подъездной дорожке двора, почти прямо под окном и, подняв голову, смотрел, казалось мне прямо в глаза. Увидев меня, он отчего-то прямо изменился в лице, глаза его блеснули, и я сообразила, что, я стояла прямо возле подоконника высокого, от пола до потолка, балконного окна, освещенная ярким светом утреннего солнца, и легкая рубашка Эгиса просвечивала насквозь, не скрывая ни единого контура моего тела.
   Я отпрыгнула от окна и побежала к двери. Очутившись в гостиной, я тут же попала в сильные руки герра Себастьяна.
   - Не спеши, деточка, дай им сначала поговорить! - прошептал мне на ухо отец Эгиса. - Может быть, они о чем-нибудь договорятся.
   - Они поубивают друг друга! - заломив руки, вскричала фрау Ульрика. - Вспомни, что случилось в прошлый раз!
   Через открытую парадную дверь дома, мы ясно слышали доносившиеся со двора возбужденные голоса Марка и Эгиса, которые становились все громче и громче.
   - Отпустите меня! - взмолилась я, пытаясь вывернуться из сильных рук герра Себастьяна.
   - Отпусти ее, отец! - поддержал меня Ивар, который, как, оказалось, тоже находился в гостиной. - Сейчас она их обоих разделает, как бог черепаху. Это она выглядит такой милой беспомощной девочкой, а в детстве она знаешь, как нас лупила!
   Воспользовавшись неожиданной поддержкой, я выскользнула из рук герра Себастьяна и выскочила во двор.
   Эгис и Марк фон Ротенбург стояли все на той же подъездной дорожке у дома, друг против друга, и разговаривали на повышенных тонах, приближающихся к обычному крику. Занятые этим чрезвычайно увлекательным занятием, они даже не заметили меня. Я некоторое время слушала их совершенно бессодержательные аргументы и обвинения, а потом, дождавшись минуты, когда они начали потихоньку приближаться друг к другу с явно агрессивными намерениями, решительно втиснулась между ними, раскинув руки, так что одна моя ладонь упиралась в грудь одного из них, а другая - в грудь другого.
   - Немедленно прекратите орать! - безапелляционно потребовала я. - Вы что, с ума посходили?! Соседи сейчас полицию вызовут. Быстро оба в дом. И ведите себя прилично, а то полицию вызову я!
   - А вот и баронесса фон Ротенбург! - сказал Марк, удерживая мою кисть в своей руке. - И даже в разобранном виде. Ты еще большая шлюха, чем моя мать, милая моя! Та спала с сыном и отцом, а ты прибавила к этой коллекции еще и племянника. Мои поздравления, Элена!
   - Благодарю вас, господин барон!
   Я развернулась и второй свободной рукой из всей силы влепила по его бледному от ярости лицу.
   - Барон фон Ротенбург, соблазнитель жены своего отца, похититель завещания своего отца и киднеппер!
   Он перехватил мою ладонь, занесенную для новой пощечины, и теперь уже обе мои руки оказались в его руках.
   Он встряхнул меня так, что у меня клацнули зубы, и неожиданно дернул меня по направлению к себе так, что я почти упала на его грудь.
   - Ты принадлежишь мне, Элена! - сквозь стиснутые зубы ожесточенно произнес он. - Ты моя! Теперь, после смерти отца, я тебя никому не отдам! Буду шантажировать, украду, запру, я готов на все! Но ты останешься со мной! Запомни это! Называй меня, как хочешь, мне все равно. Ты - моя! Никто не сможет меня остановить! Если твой бойфренд попытается вмешаться или стать между нами, я его уничтожу! Собирайся, ты едешь со мной.
   Фрау Ульрика, Кристина и Ивар, выскочившие во двор, только глазами хлопали от изумления. Герр Себастьян, сжав в своих объятьях широкие плечи сына, крепко удерживал возле себя побледневшего от негодования Эгиса. За спиной Марка, увидев, как начали разворачиваться события, вылезли и встали рядом с темным, с тонированными стеклами окон "поршем" Марка, ребята из замка, которых он захватил с собой, шофер Эрих и садовник Ганс.
   - Я никуда с тобой не поеду! - сказала я, отталкивая от себя Марка. - Отпусти меня, мне больно!
   Он неохотно разжал свои сжимавшие мои руки ладони.
   Растирая покрасневшие от его хватки запястья, я с вызовом посмотрела на Марка.
   - Что еще мне от вас ожидать, господин барон? Изнасилуете на глазах всей своей семьи?
   - Они - не моя семья!
   - У тебя нет семьи! - холодно согласилась я. - Ты предал даже свою мать! Ты только что обозвал ее шлюхой. Как и меня.
   - Разве это неправда?
   - Живи со своей правдой, Марк! Ты предал меня, когда я нуждалась в тебе! Разве это не правда?! Ты - предатель! Я счастлива, что Луи - сын твоего отца, но не твой сын!
   - Я все равно не отпущу тебя! - его светлые глаза казались почти прозрачными от ярости.
   - Ты не сможешь, Марк! Сейчас не средневековье! Даже на тебя найдется управа! Хочешь сесть в тюрьму? Только тронь Эгиса или Луи, и я тебе это устрою!
   Его глаз дернулся от гнева, но он сдержался.
   - Ты никогда не вернешь Луи, если не останешься со мной! - уже более спокойно сказал он.
   -Ты убьешь меня своей любовью, если я останусь с тобой! - закричала в ответ я. - Я лучше дам тебе воспитывать Луи, если ты думаешь, что ты сможешь дать ему больше, чем его мать! Мне жаль баронессу, она, наверное, переворачивается в гробу, когда видит то, что творит ее сын! Впрочем, ты не ее сын. Ты просто подкидыш, и ты не устаешь подтверждать это! Сын Алиции никогда бы не сделал то, что делаешь ты! Он никогда бы не отнял ребенка у матери!
   - Иногда я даже знаю, как определить мои чувства к тебе: люблю ли я тебя или ненавижу!
   - Выбирай ненависть, поскольку я тебя ненавижу! - отчеканила я. - Оставь меня в покое! Дай мне жить моей собственной жизнью! Иди отсюда! Я не хочу тебя видеть! Никогда!
   С каждым моим словом он становился все спокойнее и спокойнее. Эрих за его спиной ободряюще кивнул мне, на секунду прикрыл глаза тяжелыми веками, давая мне понять, что я веду себя правильно, а затем поднял в немом жесте вверх палец большой руки. Семейство Эгиса в полной прострации наблюдало эту сцену.
   Марк, тем временем, казалось, окончательно пришел в себя.
   - Герр Себастьян, - повернувшись к отцу Эгиса, вежливо и официально спросил он. - Могу ли я войти в дом?
   - Это не мой дом, - ошеломленно пробормотал герр Себастьян, пораженный такой переменой в поведении Марка.
   - Хорошо, я подожду в машине, - все так же вежливо согласился Марк.
   - Ты должна уехать, - он обернулся ко мне и посмотрел на меня в упор. - Ты можешь вернуться со мной к Луи во Франкфурт, на тех условиях, какие мы обсуждали. Ты можешь просто уехать в Россию и там все спокойно обдумать. Но здесь я тебя не оставлю. Тебе это понятно?
   - Да, - также холодно сказала я, возвращая ему надменный взгляд. - Мне надо одеться.
   - Я подожду, - согласился он, делая шаг по направлению к своему "поршу". - Но я не намерен ждать больше двух часов!
   Я прошла мимо него прямо к тому месту, где стояли герр Себастьян и Эгис, по-детски схватила последнего за руку и заставила быстро пройти за мной в дом. Обмениваясь недоуменными взглядами, все семейство последовало за нами.
   Очутившись внутри дома, я, не обращая ни на кого внимания, быстро побежала по лестнице наверх в ту комнату, где мы так, казалось недавно, мирно спали. Эгис как тень последовал за мной.
   - Он не отстанет! - переводя дыхание, сказала я, входя в комнату. - Я его хорошо знаю. Он будет сидеть под нашими окнами, пока не околеет. Или придумает что-нибудь похуже. Ивар был прав, мне придется уехать. У нас нет другого выхода! - быстро заметила я, видя, что он собирается возразить. - Слушай меня внимательно. Сейчас я пойду в душ. Пока я буду мыться, исхитрись и изобрази какой-нибудь брачный контракт, наподобие того, что ты подсунул мне несколько лет назад, в Москве. Я подпишу его сейчас, а ты заверишь у нотариуса позднее, после того, как я уеду. Если ты, конечно, не передумал на мне жениться.
   - Любимая, ты просто гений конспирации, - с грустной насмешкой сказал он. - Может быть, мне просто его убить?
   - И провести ближайшие двадцать лет в тюрьме? И потом, еще неизвестно, кто бы кого убил.
   - Приятно, что ты так веришь в меня.
   - Эгис, замолчи и делай то, что я тебя просила! - несколько невежливо перебила его я. - У нас мало времени.
   - Вот оно - начало семейной жизни! - шутливо воскликнул он, открывая дверцы шкафа и протягивая мне банное полотенце. - Ванная - напротив по коридору. Дай знать, если захочешь, чтобы я потер тебе спинку, - добавил он мне вслед, когда я выходила из комнаты.
   Несмотря на весь трагизм положения, я рассмеялась и пошла искать ванную.
  
  
   Глава 14.
  
   Через несколько часов я сидела в зале ожидания в аэропорту во Франкфурте и пила кофе в компании Марка, нового барона фон Ротенбурга.
   - Тебе не кажется, что мне пора на посадку? - отчужденно спросила я, отставляя от себя чашку кофе.
   - Я отменил твой рейс, - сказал Марк, заказывая кофе для себя.
   - Отменил?! Что ты имеешь в виду?
   - Я хочу поговорить с тобой.
   - Поговорить?! О чем?! Ты отнял у меня сына!
   -Я не отнимал у тебя Луи, - сказал он, машинально благодаря официантку, поставившую перед ним новую чашку кофе. - Это был твой выбор. Это ты предпочитаешь отказаться от сына, но не выйти замуж за меня. Почему? Что я сделал такого ужасного, чтобы заслужить такое отвращение? Или я слишком любил тебя?
   - Ты отнял у меня сына! - упрямо повторила я.
   - Элена, это просто смешно! Перестань упрямиться, как ребенок. Поехали домой. Луи ждет тебя во Франкфурте. Завтра утром мы подпишем брачный контракт, и ты станешь моей женой. Твой сын останется с тобой. У меня даже в мыслях не было вас разлучать.
   - Почему ты просто не отдашь мне Луи, не позволишь мне успокоиться после смерти барона, а потом уже предлагать мне руку и сердце! - с досадой сказала я. - Предположи на минуту, что я действительно любила твоего отца, и попытайся представить, как мне сейчас тяжело.
   - Я знаю, что ты его любила, - несколько мягче сказал Марк. - Но это не заставит меня изменить мое решение. Ты должна выйти за меня замуж сейчас. Это раз и навсегда предотвратит все поползновения Эгиса Ротенбурга. Я не могу и не хочу рисковать. Ты принадлежишь мне.
   - Ты прямо рабовладелец какой-то! - с гримасой заметила я, допивая кофе.
   - Пусть так. Если тебе нужно время успокоиться, возвращайся в Россию и побудь какое-то время со своей семьей. Или ты можешь обрести спокойствие только в постели Эгиса Ротенбурга?
   Я почувствовала, как краска смущения прилила к моим щекам.
   - Ты все-таки редкостная сволочь, Марк! - с чувством сказала я, переводя дыхание. - Хорошо, отдай мне Луи, и я поеду успокаиваться в Россию.
   - Луи останется со мной, - холодно сказал Марк. - Он следующий барон фон Ротенбург, мой сын и законный наследник. Он должен расти в Германии.
   - Марк, что сказал бы твой отец, если бы узнал, что ты делаешь со мной? - тихо спросила я, глядя прямо в его темно-синие глаза.
   - Он бы понял, что то, что я делаю, является единственным вариантом купировать все возможные неприятности раз и навсегда. Он бы сам поступил так же, как и я.
   Я вздохнула. Разговаривать с ним было бесполезно.
   - Ладно, - немного помолчав, произнесла я так же отчужденно и холодно, как и он. - Тогда купи мне билет, я возвращаюсь в Россию.
   - Ты оставишь Луи?
   - Ну, ты же сам сказал, что он следующий барон фон Ротенбург, а я лишь очередная русская шлюха в закрытом клане этого благородного семейства. Ему будет лучше с тобой. Иди за билетом.
   - Ты хочешь моих извинений? - слегка прищурив свои темно-синие глаза, спросил он. - Хорошо, я извиняюсь. Я был не в себе, когда произносил эти слова.
   - Ну, зачем же извиняться. Это правда.
   Я с вызовом уставилась на него.
   - Я действительно переспала с вами обоими в течение этих нескольких дней! И надо сказать, мне было спокойнее, как ты выразился, в постели Эгиса Ротенбурга. Он мне не угрожал, не отнимал у меня сына и не пытался выслать меня в Россию. Он понимал, как мне сейчас тяжело и принимал меня такой, какая я есть.
   Марк некоторое время смотрел на меня, потом, не говоря ни слова, встал и пошел по направлению к киоскам авиакомпаний, продававших билеты. Он вернулся минут через пятнадцать, положил на столик передо мной толстый фирменный конверт ЛюфтГанзы с билетами, сел на свое прежнее место напротив меня и сказал:
   - Билеты с открытой датой. Вернешься, когда соскучишься по Луи. Позвони мне, я тебя встречу.
   Я молча хлопала глазами.
   - А сейчас пойдем, я хочу тебя прилично одеть. Это моя вина, я в такой спешке увез тебя из России, что даже не подумал об одежде. На похоронах это еще как-то сошло, поскольку тебе подошла одежда моей матери, но твоя собственная одежда....
   Он с непередаваемым выражением в глазах посмотрел на мои обтягивающие зимние лосины, высокие сапоги со шнурами, короткую джинсовую юбку и теплую куртку-штормовку.
   - Мне не нужно приличной одежды, я возвращаюсь в Россию, - упрямо сказала я.
   - А мне, и уж тем более Луи не нужно плохой рекламы. Баронесса фон Ротенбург в аэропорту Франкфурта. Одета, как бомж, - подражая газетным заголовкам, произнес он. - Когда вернешься в Россию, будешь делать все, как захочешь. До твоего отлета еще четыре часа, не заставляй меня тащить тебя в бутик волоком.
   - Четыре часа! - ахнула я. - Ты что, не мог купить билет на более раннее время?!
   -Я все еще надеюсь, что ты одумаешься. Кроме того, если ты продолжишь упрямиться, у меня будет достаточно времени, чтобы хотя бы подольше побыть с тобой. Я не могу забыть этот вечер, проведенный с тобой и Луи в нашем старом доме во Франкфурте, как семья. Пойдем, здесь есть достаточно респектабельные магазины одежды, а я твоей фигурой подобрать тебе что-нибудь приличное не составит никакого труда.
   Он встал, высокий, стройный, привлекающий взгляды женщин. Черт его знает, что такое притягивающее внимание есть в этих Ротенбургах, или я просто неравнодушна к нему?
   - Марк, пожалуйста, не делай этого! - я встала вслед за ним.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Не поступай со мной так! Не отнимай у меня Луи! Мне нужно время, чтобы придти в себя. Позволь мне остаться с Луи во Франкфурте или в замке, а через несколько недель мы снова поговорим о твоем предложении.
   По его лицу просквозила тень сомнения.
   - Нам обоим нужно отойти после смерти твоего отца, - заметив это, усилила натиск я. - Отдай мне Луи! Пожалуйста! Не делай из маленького мальчика заложника своих интересов. Это несправедливо по отношению ко всем нам. Я знаю, ты желаешь ему лучшего, но я ведь тоже человек.
   Он взглянул на меня сверху вниз, и в его взгляде вновь возникло высокомерие.
   - Я не прошу тебя жить со мной во грехе, чтобы получить назад своего ребенка. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Не из каких-то там меркантильных соображений, а потому, что люблю тебя. Даже если ты не любишь меня, неужели это такая большая жертва с твоей стороны?! Я не урод, я богат, я действительно очень привязан к тебе и к Луи. Я не понимаю причин твоего отказа, если за этим не стоят твои отношения с Эгисом Ротенбургом. Так вот, я снова повторяю, я не позволю вам быть вместе.
   - Марк, - я уже даже не знала, что сказать, чтобы воззвать к его рассудку. - Эгис мой друг, я знаю его много лет. Если бы я хотела выйти замуж за него, я бы давно это сделала.
   - Какого черта тогда я нахожу тебя в его постели, когда я велел тебе лететь в Россию?! - сорвался он.
   - Вот тебе и причина! - не выдержала, наконец, и я. - Ты мне велел! Я тебе что, ребенок?! Твой служащий?! Домашняя прислуга?! Твоя собака?!
   - Я тебя не понимаю, - он некоторое время в недоумении смотрел на меня, а потом взял меня за руку, подхватил мою сумку и повел по направлению к пестрой цепи магазинов, находящихся в здании аэропорта.
   -Чего ты не понимаешь? - пытаясь как можно неприметнее для окружающих освободить из его хватки свою руку, пробормотала я.
   - Ты возмущаешься тем, что я забочусь о тебе?!
   - Заботишься?! Ты мне велел! Кто ты такой, чтобы мне велеть?! Кто ты такой, чтобы забирать у меня сына?! Да еще при этом требовать, чтобы тебя любили! Через неделю после того, как умер мой муж!
   - Твой муж был еще и мой отец, не забывай об этом! - повысил голос он.
   - Оставь меня в покое! - я вырвала у него свою руку.
   - Я так тебе противен?
   - Ты мне не противен! - я остановилась прямо посреди зала, и зло уставилась на него. - Ты просто упрямый болван, который не думает о чувствах других людей! Тупой юрист, который заботится только о формальностях! Отдай мне Луи без всяких условий! Хорошо, я не буду вылезать из твоей постели все время, которое понадобится мне, чтобы принять решение, только не вынуждай меня выходить замуж за тебя немедленно!
   Несколько добропорядочных толстых немецких среднего класса дам с неодобрением посмотрели на меня и отвернулись в сторону. Их мужья, напротив, рассматривали меня и Марка с все усиливающим интересом.
   -Элена, ты действительно обладаешь талантом моей матери привлекать к себе внимание везде, где бы ты ни появилась! Перестань нести вздор и пошли со мной!
   Он снова взял меня за руку. На этот раз я позволила ему увлечь меня в сторону одного из бутиков.
   Через полчаса я стала счастливой обладательницей шерстяного бежевого брючного костюма и чуть темнее цветом, в тон ему, короткого, до колен, элегантного пальто. Когда Марк перешел к ювелирным изделиям, я решительно остановила его.
   - Спокойнее, ваша светлость. Вспомните, я улетаю в Россию. Если хотите помочь мне материально, предложите денег.
   - Ты возьмешь от меня деньги? - вскинув на меня глаза, спросил он.
   - Нет, - честно ответила я. - В настоящий момент, я не приму от тебя ни денег, ни драгоценностей.
   - Ни обручального кольца, - с иронией закончил он.
   - Я рада, что ты пришел в себя.
   - Элена, ты понимаешь, как глупо ты себя ведешь? - неожиданно спросил он. - Почему? Разве ты не понимаешь, что отец ожидал бы от меня подобного поведения? Теперь я тот, кто должен заботиться о тебе и Луи.
   - Не смеши меня, Марк! Ты думаешь, Гюнтер бы одобрил то, что ты делаешь?! Одобрил то, что ты умышленно или неумышленно огласил его старое завещание, лишив наследства Луи; то, что ты забрал все документы о нашем браке и метрики Луи; то, что ты шантажируешь меня ребенком, заставляя выходить за тебя замуж через день после похорон твоего отца?! Ты действительно думаешь, что это примерное поведение любящего сына?! Тогда тебя действительно нужно лечить! Возможно, это стресс после смерти отца так отразился на твоих умственных способностях, но я не желаю иметь с этим ничего общего!
   - Ну, твое поведение тоже трудно назвать образцовым, - глядя мне в глаза, сказал он. - Сразу же после похорон своего мужа ты пришла в постель его сына!
   На этот раз я удержалась от того, чтобы смазать по его физиономии. Вместо этого я опустила голову, глубоко вздохнула, посчитала про себя до пяти, и только потом с кроткой кривоватой улыбкой вновь взглянула на него.
   - Я всего лишь следовала вашей семейной традиции, - тихо сказала я с издевкой, которая была адресована скорее себе, чем ему.
   К моему удивлению, он проглотил мое замечание, и глазом не моргнув.
   - Ты не находишь, что зал отлета аэропорта не лучшее место для выяснения отношений? - вместо этого спокойно спросил он.
   - Нам нечего больше выяснять. Мы все и так уже выяснили.
   Он взъерошил ладонью свои тщательно уложенные волосы.
   - Иногда ты меня просто убиваешь своим упрямством, Элена, - устало сказал он. - Пошли, я хочу кофе.
   - Я тоже, - буркнула я, проходя за ним через весь зал к открытому пространству кафе "Коста".
   На нас уже открыто смотрели.
   - Нам только репортеров здесь не хватало! - с досадой сказал Марк. - Ну почему, где бы ты не появлялась, ты привлекаешь к себе внимание?!
   - Не надо было одевать меня, как куклу, - огрызнулась я в ответ. - Не волнуйся, они так смотрят не оттого, что мы себя слишком буйно ведем. Только посмотри вон на тех двоих, - я указала ему на парочку посреди зала, парня и девушку, хорошо одетых и, судя по всему, не совсем юных, которые открыто орали друг на друга и уже готовились перейти к мордобою, но на это, никто, кажется не обращал ни малейшего внимания.
   - На тебя смотрят потому, что ты красива, - согласился он.
   - Не стоит приплетать сюда только меня. Смотрят, к твоему сведению, на нас, а не на меня. Ты тоже вполне прилично выглядишь. Хорошо одет, с красивой женщиной. Не бери в голову. Ты, кажется, хотел кофе?
   - Что желает мадам? - подошел к нам официант.
   - Мне, пожалуйста, американо, - машинально ответила я.
   Марк заказал себе большую чашку черного кофе. Некоторое время мы сидели и в безмолвии и просто пили кофе. Откинувшись на спинку кожаного диванчика, я держала в руках чашку и бездумно рассматривала проходящих по залу людей, спешивших на посадку или просто прогуливающихся в ожидании своего рейса. Марк тоже молчал. Допив одну чашку, он заказал другую. Я мельком с удивлением посмотрела на него, потому что раньше никогда не замечала, чтобы он так злоупотреблял кофе, и с какой-то непонятной жалостью отметила, что он бледен и выглядит неимоверно усталым.
   - Марк, почему бы тебе просто не отдать мне Луи? - поддавшись минутному настроению, тихо попросила я. - Мы останемся с ним во Франкфурте или в замке, а через месяц-два мы вновь вернемся к твоему предложению. Так будет лучше для всех, для Луи, для тебя и для меня.
   Он вздохнул и поставил чашку с недопитым кофе на стол.
   -Ты меня так и не поняла, Элена. Эта проблема должна быть решена сейчас, раз и навсегда. Через месяц-два появится что-нибудь другое, и я потеряю контроль над ситуацией, потеряю тебя и Луи.
   - Нельзя потерять то, чего не имеешь, Марк.
   - Элена, я устал. Поверь мне, эти недели после смерти отца были ужасными. Возможно, я не был слишком дипломатичным с тобой, но суть того, что я намерен сделать, я изложил тебе четко и ясно. Я не уступлю. Пожалуйста, приди в себя и пойми, что я тебе не враг.
   Я помолчала.
   - Тогда докажи это. Отдай мне Луи. Без всяких условий. Он мой сын.
   - Нет.
   - Тогда нам не о чем говорить. Я не выйду замуж за человека, который шантажирует меня тем, что за неповиновение отнимет у меня ребенка.
   - Но почему?! Я умру за тебя и за Луи! Что ты еще от меня хочешь?
   - Я не хочу, чтобы ты умирал. Ни за меня. Ни за Луи. Живи сам, Марк, и, пожалуйста, дай нам тоже спокойно жить. Возможно, через месяц или через год, но я приду к тебе сама. Вспомни, ведь когда-то мы любили друг друга.
   - Когда-то! - по его губам пробежала горькая усмешка. - Я все еще люблю тебя. Неужели ты этого до сих пор не поняла? Все, что я делаю, продиктовано именно моей любовью к тебе.
   - Ты отнимаешь у меня сына потому, что любишь меня? - очень тихо спросила я.
   - Да.
   Он смотрел мне в лицо, не отводя глаз.
   - Ты шантажируешь меня потому, что любишь меня?! - все также тихо повторила я.
   - Да.
   Ни один мускул не дрогнул на его лице. Я в неверии смотрела на него, чувствуя, что схожу с ума.
   - Марк, объясни мне, ради бога, что такое в твоем понимании есть любовь?! - наконец, сумела произнести я.
   - Я не знаю, чего ты хочешь от меня! - с досадой сказал он. - Для меня ты и Луи - это все, что я имею, или, точнее, то, что я хочу получить в свое полное владение. Навсегда, точнее, до тех пор, пока я жив.
   - Но Луи вырастет, и ты должен будешь отпустить его. Иначе он уйдет сам.
   - Ну, разумеется. Но ты останешься со мной навсегда. Луи для меня это часть тебя. Если у нас будут другие дети, я буду любить их не меньше, чем Луи.
   - А если я умру?
   - Ты не умрешь. Я не дам тебе умереть.
   - Никто не застрахован от несчастных случаев и от болезней.
   - С тобой не сможет приключиться никакой несчастный случай. Ты будешь всегда со мной. Я не спущу с тебя глаз.
   - Хорошо, ну а если я умру от болезни, как Алиция?
   - Мать можно было спасти. Сейчас, разумеется. Подумай, от каких болезней умирают в настоящее время? Рак лечится. СПИД - тоже. У меня достаточно денег для того, чтобы не дать тебе умереть.
   Наш разговор стал напоминать диалог из психушки. Я смотрела на него уже с определенной долей испуга.
   - Марк, помимо твоей любви, есть еще мои чувства. Я ведь тоже человек.
   - Ты не любишь меня? - полу утвердительно сказал он.
   - Дело не в этом! Твое понимание любви не дает мне жить, дышать, делать то, что я хочу. В настоящий момент твоя любовь делает меня несчастной.
   - Но почему?! Все, что я делаю, я делаю ради твоего же блага! У тебя столько поводов согласиться на мое предложение! Ты любишь Луи - согласись ради него! Ты любишь меня - согласись ради меня! Ты получишь все, что я имею, все, о чем любая другая женщина может только мечтать!
   По недоуменному выражению его глаз я видела, что он действительно не понимает.
   - Кроме свободы? - смогла, наконец, сформулировать свои мысли я. - Кроме потерянного уважения к себе и к тебе? Извини, но чтобы любить мужчину, я должна его уважать. Если же я потеряю уважение к самой себе, я превращусь в просто красивую куклу, девочку-манекен, каких тысячи. Если тебе нужна именно такая жена, закажи мою точную копию, посади к себе в кабинет и люби. Она не будет препираться с тобой, будет всегда счастлива и всем довольна.
   - Что такое ты говоришь?
   Я не успела ответить. Маленькая девочка подошла ко мне и протянула мне куклу Барби с вывихнутой рукой. Выражение ее лица было несчастным.
   - Почини? - попросила она меня, кладя куклу на наш столик.
   Ее светло-голубые глаза были полны слез.
   - Садись, - предложила ей я, смахивая с третьего стула свою сумку. - Сейчас мы окажем ей первую медицинскую помощь. Как ее так угораздило?
   - Это Угго на нее сел, - сказала девочка, присаживаясь за наш столик.
   - Кто такой Угго? - спросила я, пытаясь приладить бедняге Барби руку.
   - Один из папиных телохранителей, - бесхитростно ответил ребенок.
   - О, мой бог! - сказал Марк, все это время приглядывающийся к девочке. Откинувшись на спинку кресла, он внезапно рассмеялся.
   В следующую минуту высокий худой, итальянского типа мужчина, в окружении полудюжины парней с ярко выраженной наружностью телохранителей, стремительно приблизился к нашему столику. Девочка радостно схватила починенную мной Барби и прижала ее к груди.
   - Папа, она починила Люси! - вскричала девочка, протягивая куклу по направлению к мужчине. - Купи мне ее! Она мне нравится! Она красивая. И добрая. Не хочешь купить, так женись на ней. Ты ведь все равно ищешь мне новую маму? Мне нравится эта!
   Я открыла рот и в изумлении смотрела на такую милую девочку, спокойно говорящую подобные вещи. В довершение ко всему, Марк, поднявшись со своего места, обменялся сначала крепким рукопожатием, а потом традиционными средиземноморскими поцелуями, принятыми у итальянцев и южных французов в качестве приветствия.
   - Боюсь, Паолетта, - со смехом сказал, приближаясь ко мне с девочкой, ее папа, - я не могу сделать ни того, ни другого. Это, судя по всему, в том числе, по биркам на ее чемодане, баронесса Элен фон Ротенбург, жена моего старинного друга Марка. Ты ведь узнала Марка, Паола, не правда ли?
   - Ну конечно! - снисходительно сказала девочка, улыбаясь Марку. - Я специально к ним подошла. - Девочка снова оценивающе посмотрела меня с ног до головы. - Мне нравится твоя новая жена, барон. Она гораздо лучше первой. Где ты ее нашел? Может быть, ты найдешь такую же и моему папе? Я уже так устала от его проституток!
   Я почувствовала, что у меня окончательно едет крыша. На вид, девочке было лет семь, но она говорила такие вещи, что мне становилось жутко при мысли о том, что за детство было у этого ребенка.
   - Нам пора, Паолетта! - сказал ей мужчина, после того, как он галантно и с видимым удовольствием поцеловал мне руку. - Попрощайся с их светлостями.
   Девочка изящно и церемонно присела в реверансе, а потом вдруг бросилась мне на шею, обняла меня и чмокнула в щеку.
   - Грациа, сеньориа! - сказала она по-итальянски, улыбаясь и показывая мне на куклу.
   В следующую минуту она ухватила отца за руку, и они быстро пошли по направлению к залу вылета.
   - Кто это? - недоуменно спросила я Марка, придя в себя.
   - Ерунда.
   Марк уже расплачивался с бросавшим на нас любопытные взгляды официантом.
   - Пойдем отсюда, не то мы сейчас соберем здесь толпу.
   Он подхватил мой чемодан, мы пересекли зал, поднялись на эскалаторе на следующий этаж и вошли на этот раз в "Старбрук" кафе.
   - Так кто же это был? - снова спросила его я, когда он опять заказал кофе.
   - Это сын нынешнего главы сицилийской мафии, - спокойно сказал Марк.
   - Твой старинный друг?!
   - Почему бы и нет? - пожал плечами он. - Мы учились с ним вместе в Сорбонне. Теперь тебе точно придется остаться со мной. Если я пожалуюсь Паолетте, ее папа достанет тебя для меня из России в мгновение ока.
   - И провезет через таможню по частям? - язвительно спросила я. - В бочках с квашеной капустой а-ля-рус?
   По громкой связи раздалось сообщение о начавшейся регистрации пассажиров на мой рейс в Саратов.
   - Мне пора.
   - Элена! - устало повторил он.
   - Отдай мне Луи, без всяких условий, и я останусь.
   - Нет.
   Я развернулась и пошла на посадку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"