Аннотация: Перевод интервью с фантастом Грегом Кизом, что прилагалось к оригинальному изданию первой книги цикла "Королевства Костей и Терний".
Разговор с Грегом Кизом
(оригинальный текст взят из издания первого тома)
Дел Рей: Меня, как выросшего в Вирджинии, давно занимала тайна загадочного исчезновения колонии Роанок: ни тел, ни выживших тогда так и не нашли, - одно только слово "Кроатон", вырезанное на столбе деревянного частокола. Ваш новый фэнтези-роман, "Терновый Король", проливает свет на эти мистические события. Можете ли вы рассказать читателям немного больше о своей книге, её исторической подоплёке и привязке к земной мифологии?
Грег Киз: Корни "Тернового Короля" берут начало из моего пристрастия к истории и филологии; созданный мною мир, несмотря на изначальную фантастичность, не утрачивает видимых родственных связей с нашим. Закон правдоподобия, которому я как писатель следую. К примеру, я считаю, трудно найти логику в фэнтези, где персонажи носят христианские имена, если данный мир никогда не знал пришествия самого Христа. Если же здешние люди говорят на гэльском и почитают древнеирландских богов на несуществующем в реальности континенте, я требую пояснений и предыстории. Относительно собственно "Тернового Короля", не столь важно, выцепит ли читатель как факт, что "виргенианцы" суть потомки затерянной колонии Роанок, а ханзийский, хериланцский и кротенийский - диалекты готского; в свою очередь вителлианцы происходят от креолов Оскании (с юга Италии), Умбрии и Этрурии. Моей целью было создание мира, равно знакомого и странного читателю; и я полагаю, что, как автор, обязан быть в силе чётко объяснить, если ни кому другому, то себе уж точно, природу первого.
Почти с первых строк книги мы узнаем, что люди как вид были силком вытянуты из нашего мира. Эта предпосылка позволяет мне играться с мифологией, историей и языком, не нарушая собственных правил, что были заявлены выше. Кроме всего прочего даруя как опору неисчерпаемый источник для последующего творчества, позволяя вообразить фэнтези-мир во всём многоцветьи деталей. Какой предстанет спустя тысячи лет формация общества, основанная потомками пёстрой вереницы выходцев с праматери Земли - из разных общин, эпох и местообиталищ?
ДР: Я давний фанат ваших книг, но был изрядно ошеломлён свалившимся со страниц "Тернового Короля" богатством и яркостью красок. Лучший ваш роман, говоря по чести, взяв во внимание безукоризненное качество слога и бесподобную оригинальность. По сути, сказал бы я, поражённый книгой, явный прорыв в вашем творчестве, с выходом на новую ступень. Вы и прежде задавали немалую масштабность действия, особенно в серии "Век Безумия", но выданное теперь - поистине грандиозно. Вы когда-нибудь ощущали себя в тупике при виде, сколь огромен размах поставленной вами же задачи? Как вам удавалось тогда сосредоточить силы, вычленив главное?
ГК: Я не чувствую особенной подавленности: это ведь так весело, творить. Каждый день я имею дело с любимыми вещами: мифами, языками, историей и сказительством. Вчера до меня дошло - в работе над второй книгой цикла, "Погребённым Принцем" - что надо, хоть тресни, выяснить, какое слово в готском означает "ветряную мельницу". В ход действия как часть ландшафта они были введены ещё в "Терновом Короле", но в то время я как-то упустил это из головы.
Две недели тому назад, во Фландрии, в воскресенье вечером мы с семьёй брата и нашей матерью прогулялись по округе на велосипедах. Были и вблизи ветряка, и я заметил, в нидерландско-фламандском его название звучит как "molin", близко к французскому "moulin" (совсем как в "Мулен Руж", "Красной Мельнице", если дословно). И оба происходят от "grind", значащего "молоть, растирать". Мои ветряки родом из Кротении, где говорят на наречии, берущем начало из готского (а это германская группа языков, кузен голландского, так сказать). Я обратился к словарю и нашёл слово "malan", с тем же значением. Пропустив то через каскад морфологических и фонетических чередований, которые претерпел мой кротенийский, изменяя свою древнюю основу, получил на выходе "маленду", покончив с розысками. Так что, хочу отметить, я получаю истинное удовольствие от процесса. Это словно, забавляться с игрушками. Независимо работаю ли я над картиной целиком или с мелкими деталями, процесс этот далёк от клейма досужей рутины.
Это касаемо мироустройства, миро-строительства. Иной зверь - собственно история, сказание. Думаю, рассказ не должен оборачиваться для писателя скукой смертной, - в ином случае, не вижу причин, почему и читателю не подзатерять интерес к книге. Оттого я и рисую характеры, над которыми мне интересно трудиться. И пускай я знаю, чем оканчивается цикл, повороты сюжета являются на свет, каждый только сейчас, то и дело захватывая врасплох даже меня самого, и это всегда потрясающе. Я знаю концовку, так что путешествовать по сюжету мне в радость.
ДР: Что скажете насчёт вашей любви к филологии, напоминающей мне о Толкине? Насколько важно для вас как для писателя в целом, и автора нынешней серии книг в частности, влияние "Властелина Колец"? Есть ли у вас другие значимые книги или писатели?
ГК: Будучи ребёнком я был абсолютно зачарован приложениями к "Возвращению Короля". Толкин работал, по большей части, с тем же историческим материалом, что и прочие писатели-фантасты; но овладев им и переработав, размашисто преобразил исходник, превзойдясь (себя и других) в абсолютной "самости", "само-выговоренности" вышедшего из-под его пера фэнтези-мира. Мира, наполненного наречиями, народными песнями, именами птиц, мельчайшими привычками и грандиозными замыслами. Он кажется реальным оттого, что Толкин не воспринимал ничего в нём как данность, не позволяя ничему твориться "по умолчанию", - нет, это и впрямь было мироустройство, подтверждающее его верность языкам, созданию которых он посвятил большую часть жизни. Тут я на его стороне. Я хотел узнать, откуда он вынес все эти материи и потому увлёкся чтением книг по мифологии. В шестом классе я начал писать своё великое творение в духе Толкина, разумеется, так никогда и не законченное. Но я продолжал выстраивать миры.
Каждая книга, что я читал, так или иначе повлияла на меня. Пол Андерсон, Роджер Желязны, Филип Хосе Фармер, Майкл Муркок, Урсула К. Ле Гуин и Джин Вульф - все они в перечне ранних моих вдохновителей, но перечислить имена всех писателей, кто хоть что-то, но дал мне, - неважно, внутри или за пределами жанра, - дело невозможное.
ДР: "Терновый Король" - начальная книга цикла "Королевств Кости и Тёрна". Итак, первое, серия намечается трилогией? И второе, в чём смысл "шипа и кости"?
ГК: На самом деле планируется четыре тома. Колючка и кость подразумевают жизнь и смерть, но, как вы могли заметить, тернии -- это ещё и символ суровой неприглядности жизни как таковой. Мир Эверона (название, общее и для эпохи, и для собственно мира) достиг поворотной точки, и его лидеры столкнулись лицом к лицу с переломным выбором, хотя и не все они готовы признать его решающее значение. Кое-кто из них изберёт тропу терний, прочие - дорогу из костей.
ДР: "Терновый Король" опирается на и переосмысляет впечатляющую матрицу религиозных традиций, мифов и волшебных сказок. Что вы отыскиваете, выбирая источником? Что храните, что отбрасываете, - и почему?
ГК: Я выискиваю то, что подстёгивает мою фантазию, плюс имеет неплохой потенциал для истории. А также откапываю архетипы из числа тех сквозных образов, что резонируют с эпохами, и стараюсь облечь их в новую, задуманную мной, форму. Тот же Терновый Король был вдохновлён Кернунном, кельтским рогатым божеством, древнегреческим Дионисом (отнюдь не диснейским толстяком, балагуром и выпивохой, поверьте мне), славянским Лешим *да, с большой буквы, причём оба слова*, Зелёным Человеком, что украдкой бросает на нас взгляды со старинной резьбы европейских церквей. Это лишь несколько имён, но сам образ не просто списан один в один с любого из них.
Как я разбираю, что куда... какие элементы сохранить, - это напрямую связано с принципом построения моих миров. Начинаю я со чтения: "Беовульф", "Сага о Ньяле", "Разговор стариков" из цикла фениев, "Волшебные сказки братьев Гримм", "Мабиногион", "Махабхарата", русский "богатырский" былинный эпик, источники этрусских и умбрийских религиозных культов и т.д. Я словно бы плаваю посреди этой тьмы текстов, пока наконец центральные идеи не сольются воедино: о борьбе с чем пойдёт речь, каковы законы магии, какая сверхъестественная сила поведёт действие. А после фокусирую поиск, внося (или наоборот, выбрасывая) элементы, что встраиваются в сформировавшуюся структуру текста.
ДР: Церковь в романе играет центральную роль как из-за своей политической власти, так и в силу жреческих способностей к магии, извлекаемых длинным списком святых, что оставили долю своего могущества внутри святых мест, пресловутых храмов. Расскажите нам, пожалуйста, немного подробней о церкви, святых и о том, как работает созданная вами магическая система.
ГК: Подобно средневековой римско-католической церковь в Королевствах Тёрна и Кости - религиозная, политическая и военизированная структура. Держа под контролем магию седоса (и храмы, как её очаги), церковники распоряжаются доступом к той. Как вы и говорили, могущество последней исходит от отпечатков, оставленных т.наз. "святыми", но последние сами по себе есть круг множественных аспектов - аватар, воплощений, если точнее, - огромных сил, известных как sahtoi. Имён святых в ходу тысячи, но лишь немногие из них суть сахтой, соответствующие великим категориям религиозных сфер - смерти, войне, любви, плодородию, знанию и т.д.
Священники совершают хождения "храмовыми путями" (рядом мест, каждое из которых несёт следы присутствия одного и того же святого), обретая в этом посвящении магические атрибуты искомого сахто. Монах, прошедший путём Святого Мамреса (известного также как Святой Михаил, Святой Тью, Святой Нод, etc.), улучшает магически способность к боевым искусствам. Жрицы, прошедшие путём Святой Мефитис, постигают навыки искусства убивать, будучи лазутчиками, шпионами и ассасинами. Вдохновили меня на эту причудливую систему, в основном, италийские верования дороманского периода (оскские и умбрийские, в особенности), согласно которых места "стояний" посещали паломники, наподобие проводимых ныне богослужений "Крёстного пути" в современном католицизме. Кроме того, на отголоски верований наложилась, слившись воедино, немалая доля иных мифологических представлений о святых местах. Проницательный читатель заметит в именах святых и даруемом ими могуществом следы множества древних европейских божеств, равно как мы обнаруживаем образы последних в числе святых католических.
ДР: И последний вопрос, слегка в сторону от темы... Я был рапиристом, членом фехтовальной команды колледжа, где учился, и потому в особенном восторге от характеров Казио и его забулдыги-ментора з'Акатто, практикующих дессрата, искусство боя на мечах. Как у вас возникла такая идея... и где я могу записаться на уроки?
ГК: Я сам рапирист и серьёзно интересуюсь ранними формами искусства фехтования. Дессрата базируется на рапире семнадцатого века, бывшей чем-то вроде промежуточного звена между фехтованием и принципом "руби-и-режь" корзинчатых мечей, тяжёлых военных палашей. Все современные рапиры и шпаги обладают наконечником - вы сможете нанести укол только посредством выпада - это же справедливо и для их непосредственных предшественниц в дуэльном мире, вроде "придворной" шпаги восемнадцатого века. Тогдашние рапиры были тяжелей знакомых нам фехтовальных клинков, но редко имели режущую кромку, - будучи преимущественно колющим оружием, предназначенным для бездоспешных гражданских; и проткнуть насмерть противника было делом не лёгким. Иными словами, несмотря на отличия рапиры от родственных ей спортивных клинков, у них куда больше общего, чем кажется; особенно в сравнении со здоровенными тесаками, которыми некогда пара рыцарей колошматила друг друга, чтобы полюбоваться, чья броня крепче.
Дессрата материализовалась из прочтения мною разнообразных вариаций трактатов семнадцатого века на предмет овладения рапирой; добавьте к этому мой собственный опыт как фехтовальщика. Я изрядно повеселился, описывая детали... особенно над Казио, с его убеждённостью в своём несравненном величии как дессратора.
И да, я даю уроки фехтования в Саванне... но, увы, не дессрате.
ДР: Грег, спасибо, что уделили нам время сегодня. Я с нетерпением ожидаю получить на руки "Погребённого Принца", что выйдет в свет в 2004 году.