Глава 5, в которой мы поднимаемся выше, чем только могли себе представить.
Солнце еще не взошло, как я проснулась. Мне послышалось, что кто-то ходит на цыпочках по комнате. Я открыла один глаз - Эрик. Он был уже одет и возился над вещами, старательно запихивая в рюкзак Эмиля увесистые бумажные свертки.
- Что это? - спросила я.
- Тсс... Тихо! Это сыр, всего пару головок, - шепотом сказал он, подмигнул мне, затем аккуратно закрыл рюкзак на все замки, прикрыл скрипкой, как было с вечера, и громогласно произнес:
- Эй, вы! Вставайте! Или вы снова впали в спячку?
- Что ты так орешь? - Эмиль повернулся к стенке, - Сделай одолжение, заткнись!
- Обойдешься! И так две недели спали, нас ждет Купеческая Гавань, она уже сияет на горизонте и зовет тебя! - Эрик откровенно нарывался на неприятности.
- Я сказал - "заткнись"! Ты что, плохо слышишь? - теперь Эмиль разозлился, как следует, и неприятности подступили вплотную.
- Да ты не горячись, братишка! - не унимался Эрик, - Разве ты не понимаешь, я спасаю тебя от заразной болезни - "пересып".
- Я тебе сейчас устрою "пересып"! - Эмиль приподнялся на локтях, нащупал под кроватью ботинок и швырнул его в Эрика. Тот чудом увернулся - "Ах так!" - ответный удар попал в стену и на обоях остался внушительный след. Эмиль собирался, было, вылезти из-под одеяла и продолжить разговор, но тут Ив встала и, ни слова не говоря, прошлепала босиком в коридор и хлопнула дверью. Эмиль проводил ее взглядом и поставил ботинок.
- В следующий раз ты не выживешь! - сказал он.
- В следующий раз ты проснешься, как положено тому, у кого на хвосте сидит смертельная опасность! - в тон ему ответил Эрик.
Я тоже была вынуждена спустить ноги на холодный пол и отыскать под кроватью свою одежду.
- Ты уж не преувеличивай, Эр! - сказала я, отряхивая от пыли джинсы.
- И это ты мне говоришь? Ты? Ну, ты даешь! - у Эрика даже слов не хватило от возмущения.
Дорогу в Купеческую Гавань не грех было срезать по берегу, она петляла как рыбацкий узел, обходя тополя и пастбища. Как только возделанные земли остались позади, и их сменили дикие луга, мы свернули с дороги и пошли напрямик. Утро было просто чудесным, и каждый из нас втайне надеялся успеть встретить на море рассвет.
Целую длиннющую зиму ждали мы такого утра, благодатного майского тепла. Сидели у камина в гостиной и пялились на заснеженные окна, мороз прорывался в дом и важно гулял по коридорам, и мы несли еще одеяла и еще дрова, и когда, пригревшись, наконец, засыпали, к нам приходили сны о весне и жарком солнышке, согревающем даже камни. Мы разгребали лопатами снег, чтобы наутро можно было выйти из дома, и думали о весне, мы оттаивали лед в ведрах, чтобы у нас была вода, и думали о весне. Мы любили зиму, мы катались на бампурсах по замершим холмам, и все равно не забывали о весне.
И вот она явилась, наступила, пришла. "Само собой", - сказал Эрик, "Так и должно быть", - подумал Эмиль. Но они то уж точно были рады тому, что можно свернуть плащи и подставить руки и плечи легкому теплому воздуху, чище и свежее которого и быть не может.
Луг весь блестел от росы, резные одуванчики стряхивали ее прямо нам под ноги, ботинки промокли, а края джинсов потемнели. Вчерашний вечер обернулся чем-то туманным, казалось, всему виной был эль.
Первые солнечные лучи покоились на вершинах прибрежных сосен, небо ночи растворялось над Хвойным лесом, впереди открывалось небо дня. Мы шли навстречу морю, и, казалось, оно тоже идет навстречу нам. "Дождалось, дождалось..." - шептало море, "дождались, дождались..." - думали мы и спешили и тянули свои рюкзаки и арбалеты.
И все же мы опоздали. Когда луга и прибрежные сосны остались позади, мы ступили на скрипучий песок и увидели, что солнце почти родилось и алым надкушенным яблоком висит у горизонта. Жаром его неторопливо наливалось небо, последние облака таяли, размывая по синеве тусклые искры звезд. Голубое море дышало ровно и глубоко, с каждым вдохом оно окатывало береговые камни, и с каждым выдохом - отступало. Я знала, - теперь до самой осени в нем будет отражаться небо.
С севера земли пропадали за поворотом, Долина Зеленых холмов уходила вглубь полуострова, и ее берега скрывались из глаз. Зато на юге, в утреннем свете, прекрасно различались корабли и шпили Купеческой Гавани. Хорошо бы Тигиль оказался дома. Строгий и молчаливый Тигиль, друг Эмиля по Туону, специалист по морским кахлам, он помог бы нам поскорее купить лошадей, а, может, и дал бы дельный совет.
Мы проводили солнце в его привычный путь, и пошли вдоль берега, оставляя на песке запутанные следы - четыре огромных ботинка, ступня в ступню ромбиком, два небольших, с полосатой подошвой, и два крохотных сапожка, с каблучком и бляшкою. Перед нами лежали девять верст морских камней и песка.
Во время шторма море обнажает камни, лижет могучие серые бока, и бросает горстями на берег камни малые - бусы берегов. Прекраснее любого украшения и таинственнее любых сокровищ, они ждут, что я протяну к ним руки. И я тяну, собираю горсть самых дивных, несу в ладошке, слушая тихие морские песни. В них кроется вечность, в каждом причудливом камне - города и моря, судьбы древних, тех, кто однажды касался их совершенной глади. Положу в карман - камни чисты, как неисписанный лист бумаги, и так же как лист бумаги томительны и многообещающи. Их - пять, серый с зеленым ошейником, точно трава обернулась вокруг меча, желтый - одетый россыпью карминовых запятых, черный с базальтовым узором, и чистый белый без единой точечки. На пятом камне море нарисовало алое крыло дракона, а, может, лилию. Вздохнув, я рассыпала камни в песок. В кармане джинсов осталось только крыло дракона. Я всегда уношу с моря не больше одного камня...
Ив рассуждала о Гавани, по ее убеждению, главное, что необходимо было там купить, находилось в лавке для музыкантов. Об этом она и спорила с Эмилем.
Эрик снял ботинки, связал шнурками и перекинул через плечо, теперь плечи у него были заняты. Он потрогал море большим пальцем ноги.
- Что, холодно? - поинтересовался Эмиль.
- Ничуть! - тут же ответил Эрик, и ему ничего не оставалось, как, скрипя зубами, зайти в воду по самые щиколотки.
Я задела волну рукой, она была холодная, свежая. " Можно привыкнуть", - подумала я. Эрик привык, он шлепал по воде, стараясь повторять очертания набегавшей волны, и насвистывал: " Не мечом, не шпагою, лишь одной отвагою... "
--
Эр, - обратился к брату Эмиль, - гитара - это, конечно, вовсе не плохо, а как на счет сыграть что-нибудь вместе?
--
Погоди, - Эрик поднял ногой целый фонтан брызг, - вот остановимся на привал и сыграем, даже хотя бы и эту, или "За лесами, за горами ходят кунты с бородами..."
--
Да нет, при чем тут колыбельные песни? Я говорю о нормальной музыке, - Эмиль бросил в море плоский камушек, камушек подпрыгнул четыре раза, а на пятом блинчике ушел под воду.
--
Ну, можно и нормальную... - разочарованно вздохнул Эрик и задумался, - Ив, как ты на счет сонаты Магаджио ди Пра?
Пока Ив вспоминала тональность, Эрик тоже раздобыл плоский камень и швырнул его в воду, только три раза, Эмиль довольно ухмыльнулся. "Хвастун!" - подумала я.
--
Ми-бемоль мажор! - помог Эмиль, - И, между прочим, на чердаке есть ноты его трех частных пьес. Что скажете?
--
Что тут скажешь? - удивилась Ив, - Музыка красивая, верно. Ты собираешься играть без контрабаса?
Но Эмиль все продумал наперед:
- Эрик возьмет бас гитару, верно, Эр?
--
Взять то, конечно, можно, - неохотно согласился Эрик, - Только вот без двух струн она будет очень напоминать барабан. Я все гадал, каким образом струны могли порваться сами, но после твоего вчерашнего дебюта, братишка, мне открылись глаза на многое.
--
Струны купим, раз уж все равно заходить в лавку. - Эмиль был неумолим, но если бы не он, Эрик давно бы уже плюнул на серьезную музыку.
--
Привычные формы играть не интересно! - обречено вздохнул Эрик, - Дюжина лет, может, хватит? Музыка должна развиваться...
Музыка.... За такое долгое время дружбы с одним из лучших лютнистов королевства, с кавалером ордена Хрустальной Флейты и с виртуозной скрипачкой, я по-прежнему не знала языка, на котором они сейчас разговаривали. Всякий раз, когда это начиналось, я думала, что если, как они, проникну внутрь музыки, она перестанет наполнять меня тем неразгаданным вдохновением, которое помогает увидеть и почувствовать то, что без музыки недостижимо. Я видела музыку, а они понимали ее. Они знали все тайны ее рождения, могли делать ее, могли о ней говорить, судить и даже высмеивать, но без нее они не могли прожить и ни дня....
--
Хочешь выкидывать мелодию? - уже нетерпеливо и раздраженно говорил брату Эмиль, - Вперед! Только не думай, что это имеет отношение к тому, чем мы с тобой занимаемся с детства!
--
Это другое! Эм, пойми, просто виртуозно исполнять музыку - всего лишь и с п о л н я т ь! - Эрик поспешно смахнул со лба волосы. - Я же хочу создать новое! Такое, чтобы душа разорвалась по струнам!
--
А от Амслея не разрывается? - упрямо спросил Эмиль.
--
Я - не Амслей! "Галеры", да и другие произведения ни идут ни в какое сравнение с музыкой новых дней... Не путай, я говорю о другой музыке в принципе!
--
Чем тебе помешала мелодия? Без нее музыки не останется!
--
Посмотрим!
--
И смотреть не чего! Ты, братишка, просто не можешь жить без выкрутасов, вот в чем причина стиля "Бешеный блюз"!
--
Если бы ты не играл вчера своими руками этот ведьмов блюз, я бы сейчас заехал тебе по переносице..., братишка! - в сердцах выпалил Эрик и запустил следующий камень в скачки по волнам.
--
Бесись сколько угодно, а с канонами придется мириться, - без обиды ответил Эмиль, - Музыка - высшая математика! Законы у нее строгие. Оборви, и все рухнет!
--
Придет время, ты меня поймешь...
--
Я не против новой музыки, но убирать мелодию?! - посвятив себя поискам плоского камешка, Эмиль продолжал заведомо пустой спор, - Даже многоголосье всегда предполагает тему, несущую содержание сквозь все произведение. Вот попробуй выбросить из речи звук голоса, и оставить только шипы и призвуки! Весь смысл пропадет!
--
Верно, а тебе не приходило в голову, что за всем этим появится новый смысл?
Терпение мое иссякло. Мне нравилась любая хорошая музыка, и по сути было все равно на каких законах она построена... Пусть говорят, я отдала Эмилю рюкзак, - "Держи, одну минуту..." - и побежала по берегу. Стоило только раскинуть руки, как тело мое собралось в тугую струну, морская соль защипала язык, я дышала так глубоко, что во мне до краев плескалась весенняя свобода. Я неслась и неслась, и когда оказалась достаточно далеко, закричала, так громко и так неистово, что вся, живущая во мне страсть, энергия и сила зазвенели эхом в прибрежных соснах. Я была, как освободившаяся птица, как чайка, что парила в синеве небес, как ветер, вольный весенний ветер, настоящий, а не какой-нибудь там...
Внезапно я остановилась. Когда происходит что-то неожиданное, в горле точно звенят холодные колокольчики, особенно, если неожиданность опасна и велика. Я оглянулась.
Издалека мальчишки не казались такими высокими, а маленькой казалась Ив. Обращаясь к близнецам, ей приходилось запрокидывать голову, вытягивая остренький подбородок, и от этого она становилась еще изящнее и еще трогательнее. У нее не было таких легких крыльев, как у меня, но она прекрасно без них обходилась. Ив уверенно плыла между Эмилем и Эриком, словно шлюпка среди двухмачтовых бригантин. Против света море блестело от солнечного масла, оно лилось ровным потоком и вдруг мигнуло. На солнце упала тень.
По горизонту у самой воды распласталась темная туча. Туча двигалась быстрее ветра, ее заносило то влево, то вправо.
- Галки! - закричали ребята, - Снова галки!
Туча разрослась и развалилась на тысячи черных точек. Снова небо заполонили птицы. Маленькими стайками, ниточками иссиней пряжи галки пересекали гладь моря, разгоняли чаек и уходили в сторону Дымных равнин, возвращались и кружили, задевали крылами сосны. Не было сомнений, что это та же самая стая, но теперь они кричали не о тревоге, спешно возвещали они о чем-то, словно готовили...
- Стойте! - крикнула я бегущим друзьям.
Очертив круг над недоумевающими путниками, все галки разом рассыпались по деревьям, замерли, умолкли и стали похожи на гроздья черноплодной рябины....
"Теперь жди...!" - подумала я, закрыла глаза и отчетливо услышала призыв. Не словом, не мыслью, волею чужой пришла ко мне готовность - ничего не бояться, а довериться и ждать. Через мгновение, сию же секунду, сейчас. Галки снялись с ветвей сосен, ринулись вперед, и криками огласили берега.
Тотчас на востоке появилось нечто. Несущаяся пучина света, дождя и движения. Огромные Руки, способные отколоть от горы вершину, точно верхушку сахарного куска. Правая свистом резала воздух, левая подхватывала высокие гребни волн и волочила за собой. Море побледнело, ноги вросли в песок...
Прятаться было бессмысленно, этот ветер все равно одолел бы нас, если б захотел, и он был уже здесь. В считанные минуты удивительные ветряные руки преодолели сотни морских миль. Песок капризно заныл, море ахнуло на нас набежавшей волной. Он пронесся мимо нас такой необузданный, такой неистовый и холодный, что дух захватывает, в ушах звенит, а волосы трепещут, как флаги на башне Алъерьских королей.
Вскипающие снопы облаков и дождей развернулись над соснами, прижали их к песку, взъерошили гордые вершины и, сбавив скорость, метнулись прямо к нам. Ветер проглотил четверых вместе с рюкзаками, инструментами и арбалетами, в общем, всем, что мы волокли за собой в Купеческую Гавань. В лицо с силой хлестнуло песком, ноги лишились опоры, руки неловко взмахнули... Поток ветра оторвал нас от земли, закрутил и швырнул, но не в песок, а на ладони волшебного ветра, в холодную упругую пустоту. Клянусь, это и впрямь были руки, огромные живые руки, они ухватили нас покрепче и взвились, взмыли над землей.
- Держитесь!!! - крикнул Эмиль, поток ветра подхватил крик и забросил далеко в море.
Земля уплывала из-под ног, покачивалась и проваливалась. Берег превратился в желтую ленточку и убежал вправо. Нас уносило обратно к лесу, Ветер набавлял скорость.
Внутри меня все съежилось, словно я проглотила тяжелый хрустальный шар, под онемевшими ногами пульсировала пустота, глаза слезились, горло сдавило от скорости. Тошнота мешала понять, что происходит и рассмотреть удивительный вид, который все быстрее плыл под нами...
Королевство покоилось на ладони кого-то гораздо большего и таинственного, чем тот ветер, что нес под облака нас. Весенние равнины ныряли в овраги, текли полями, пересекались рощами, и, наконец, от края до края распахнулись вечнозеленым ковром Хвойного леса. На востоке слепящее солнце отсвечивало яркий силуэт Купеческой Гавани. Золотом блистали паруса кораблей, застывших на глади моря, точно детские весенние суденышки в центре бескрайней лужи. Сама Гавань, озаренная ранним утренним светом, врезалась в берег причудливым розовым украшением, уплывающим все дальше и, в конечном счете, растаявшим на краю света.
Мы лежали на руках у Ветра, сотрясаясь от его могучего ровного дыхания. Гигантские мехи облаков сжимались - "Уффффффф..." раздувались - "Ах-паххххх...", выворачивая наизнанку душу. Эмиль обхватил меня за плечи и пораженно смотрел вниз, глаза его слезились.
Из-под ног выплывали кружева цветов. Белым цвели рябины, желто-зеленым - липы и тополя, они отметили южную окраину Хвойного леса и вновь потекли дикие червонные поля и черные возделанные земли. Сквозь страх и сомнения я слышала, как шумят леса, свежая трава тянется на волю, и вот уже река расчертила землю перламутровой чешуей. Освободившись ото льда, Аага спешно разносила весну в каждый уголочек Южных Чуч, от истоков до самого моря. Да, под нами поплыли Южные Чучи, знакомые кирпичные дороги, и остроконечные крыши хуторов. Ветер придерживался южного направления, уверенно сокращая версты между морем и Запретной Землей....
- Эй, нас несет прямо в Горы, - попытался крикнуть Эрик и захлебнулся от встречного воздушного потока. Уж кто-кто, а Эрик был в неописуемом восторге! Ему не было ни муторно, ни страшно, он получал истинное наслаждение от полета. Счастливая улыбка на его лице красочно подтверждала встречу Эрика с несбыточной мечтой. Он дорожил каждой секундой полета, и был так счастлив, что зависть брала.
- Смотрите, мельница! - он ткнул пальцем в черепичный коробочек, окунувший в реку свои длинные усы. Вслед за мельницей появились крестьяне, и ветер поднялся выше, оставляя далеко внизу пестрые крыши игрушечных домиков, муравьиные стада коров и мушиные отары овец. Лоскутами всех известных материй и цветов разбежались возделанные поля. Под нами суетились козявочки-люди, они жгли костры величиной со спичечную головку, их лошади тянули плуг, похожий на осколок серебряного стекла. Карманными зеркальцами засветились лесные весенние разливы, они сверкнули и Чучи остались далеко позади. Где-то слева замерцал Фьорд Яблочный и исчез. Вот широкая лента Южного тракта, и у нас на пути - Желтый лес.
- Только не туда... - вырвалось у малышки. Она держалась за Эрика крепко-крепко. У нее кружилась голова.
Желтый лес стремительно приближался и, уж точно, не обещал ничего хорошего, даже весна в нем была другая. О, я не хотела в Желтый лес! Может ребята - да, но не я, мне хватило полыньяков, честное слово! Ветер будто услышал меня, по крайней мере, что-то заставило его обойти стороной этот ведьмовый лес, с его непролазным буреломом и желтым туманом, с его мертвым оврагом и болотом, полным всякой гадости.
Не прошло и часа, как мы миновали добрую треть побережья. Только когда на горизонте проступили грозные очертания Гор, ветер задумал спускаться и я, наконец, почувствовала, что нас ждет. Думаю, ветер сам захотел объяснить мне, что для нашего же блага поскорее попасть в Горы. Похоже, мы и впрямь оказались втянутыми в какие-то странные игры ветров, по крайней мере, все волшебные ветра мира вдруг появились в королевстве, избрав в качестве мишени не таких уж и опытных служащих Королевской разведки.
Увы, мы ничего не знали об этих ветрах и немногим больше знали про Горы. И хотя нам случалось однажды пересечь Черное Ущелье, ни я, ни мои друзья не могли и представить себе тайн Вечной горы и хребта Инкабара. Горы, - говорили предания, - неприступное сердце Земли Новой. Они хранят те тайны, которым даже не суждено открыться. Черное Ущелье стережет их от любопытных глаз и ушей, и только существам Древнего мира дано жить по ту сторону Ущелья и в устье реки Мирной. В недрах хребта Инкабара сокрыты сокровища разрушительных знаний, силы Вечной горы оберегают в века грядущие Новую землю от того, что уже когда-то случилось. Не чарами, не заклинаниями - великою Волей, во благо людей и всех живущих, покой Гор ненарушим.
Так говорили предания, но сейчас, при свете солнца, величественные горные громады не внушали страх. Ветер опустился так низко, что задевал вершины деревьев, но едва я подумала, что почти привыкла к полету, как вдруг, он резко взмыл над Суровыми лугами. От неожиданности у меня подкосились ноги, я ахнула и еще крепче вцепилась в Эмиля. По Суровым лугам встрепенулся и понес табун королевских лошадей. Может, среди них были те, которых мы спасали от кунтов? Ветер погнал их по полю. Прекрасные лошади испугались до полусмерти, они ржали и, выбиваясь из сил, мчались и мчались прямо к Черному Ущелью.
Бедные лошади, я чувствовала смятение их отважных сердец и представила на миг, как весь прекрасный королевский табун падает в Черное Ущелье. Лошади летят и исчезают во мраке, разбиваясь о скалы, которых даже не увидеть с земли...
К счастью, ветер вовремя спохватился. Думаю, он просто хотел подурачиться, потому что, как только Черное Ущелье окинуло перед нами Горы, ветер взвился и повернул, оставив перепуганный табун далеко позади.
- Ни чего себе шутки! - пораженно выдавил Эмиль.
В таких гонках участвовать нам не приходилось.
Горы приближались, земля провалилась под нами бездонным адским ущельем. Где-то здесь таились Блуждающие мосты, но при свете дня увидеть их невозможно. Ветер миновал остров мокролапых кунтов. Закипела, забурлила и ушла на восток река Мирная. Мы обогнули облака, и, наконец, у подножия хребта Инкабара, там, где одна горная вершина врезается в другую, скалы проваливаются в расщелины, а тропинки топчут невиданные звери, ветер плавно, точно извиняясь за проказу с лошадьми, опустил нас на землю. Облачные меха раздулись, ветреная пучина обрушилась на нас, затрепетала одежды, прижалась к телу и прошла насквозь. Вмиг вознесся в небо наш ветер и растаял там.
Безмолвно стояли мы в самом сердце Запретной Земли и смотрели ему вслед. И только Эрик сказал: "Обалдеть!", но это единственное, что он смог сказать.