Аннотация: "Слышишь, мам... Прости... Прости, мам... Слышишь?.. Мам!.. Ты слышишь ли меня?.. Мама!.. Прости!.."
Виктор Елманов
ТЫ СЛЫШИШЬ ЛИ МЕНЯ?
Рассказ
У Леньки Гукова очередной запой, хандра. С работы вот уже два месяца, как его уволили по статье. Собираясь идти устраиваться на новую работу, Ленька уверял мать, что на этот раз все будет как надо, а сам, если удавалось, занимал деньги и напивался; если не удавалось занять, возвращался домой, врал матери, что на работу из-за статьи в трудовой книжке опять не взяли, хватал первую попавшуюся на глаза книгу, заваливался на раскладушку и до полуночи читал.
Сегодня был один из тех черных для Леньки дней, когда занять денег не удалось. Прошатавшись до вечера, Ленька, трезвый, голод?ный, озлобленный на все и на вся вернулся домой. Устало поднялся на четвертый этаж, подошел к двери и ткнул в кнопку звонка. Звонок хрипло задребезжал.
Прошла минута. Другая.
-Старая! Не слышишь?! - Ленька стукнул ногой в дверь. - Открывай!
Прислушался. За дверью тихо, ни одного звука.
"Видно, корячится, встать не может... Или случилось что? Вчера и позавчера на живот жаловалась".
Ленька заколотил изо всей силы, несколько раз тяжело торк?нулся в дверь плечом.
Из квартиры рядом выглянула соседка.
-Чего ломишься? Нет матери. Уехала.
-Куда еще? - недоверчиво буркнул Ленька.
-Куда... А то не знаешь... В дом инвалидов!.. Собрала ее сестра и увезла.
-Теть Лиза?
-Лиза... Ключ у нее.
До тетки шесть остановок на автобусе. Денег у Леньки ни копейки, ехать зайцем он почему-то постыдился, пошел пешком. "Старая! Позорит перед людьми, перед родней!" Придя к тетке, убедился: действительно, мать в доме инвалидов.
-Ты придумала с этим домом?
-Я!
-А как же... - смутился Ленька. - Как же... У нее сын... Какое они имели право брать в дом инвалидов, когда есть сын?
-А что? Смотреть, пока ты ее совсем в гроб загонишь? Эх, ты! Довел мать! Дармоед!
-Чего? Два месяца не работаю - уже дармоед!
-Два месяца! Сколько их у тебя было, этих месяцев! Тянешь из матери!.. Пьяница!.. И себя позоришь, и родственников!
-Пошли вы!.. Родственники!.. Когда у нас было - приходили, а как не стало - забыли, где живем! Ты вот, сестра родная, а прийти помочь ей помыться, постирать... Только языком балаболить!.. Теть Нюра родней вас всех была, хоть и не родственница! - и, не слушая, что начала говорить тетка в ответ, Ленька забрал ключ, повернулся и ушел.
"Опозорила! Опозорила, старая! Начнут теперь все языком трепать: "При живом сыне! В дом инвалидов! Довел! Спился!"
-Ну, старая! - у Леньки от обиды навернулись слезы. Он смахнул их ребром ладони. - Старая!.. Подожди!..
Вернувшись домой, Ленька повалился на раскладушку и долго лежал. Задремал было, но скоро проснулся. Встал, завернул из "бычков" "козью ножку", выкурил ее. После курева страшно захотелось есть. Ленька пошарил на кухне. Ничего, кроме сухарей и соли, не было. Он вскипятил в кастрюльке воду, налил кипятку в кружку и, размачивая сухари, присыпая их солью, поел, заморил червячка.
Снова захотелось курить. В пепельнице ни одного "бычка". Ленька облазил все углы, вывернул карманы у всех брюк, пиджаков, пальто. Нигде ни щепотки табаку. Открыв дверь, Ленька выглянул на лестницу. Воровато оглядываясь - "Не дай бог кто увидит! Стыд и позор!", - подобрал два окурка и сиганул обратно в квартиру.
Покурил.
Тусклый, желтоватый свет лампочки как-то особенно подчеркивал сиротливость кровати с голой панцирной сеткой, беспорядок и грязь на столе, заваленном давно не мытой посудой, делал еще более печальной выглядывающую из угла икону Божьей Матери.
"Были бы сейчас деньги, взять "пузырек", выпить и, как говорится, "уйти в долину сна".
Чтобы не было так тоскливо и одиноко, Ленька принялся за ремонт телевизора: тыкал отверткой в сопротивления, конденсаторы, вынимал и обратно вставлял на прежние места лампы, стучал кулаком по корпусу. Ремонт закончился тем, что Леньку сильно тряхнуло током. Ленька обругал телевизор и с яростью выдернул вилку из штепселя.
"Магнитофон, что ли, включить?.."
Ленька достал первую попавшуюся ленту с записями, поставил ее. Сначала шел треск, шип, какие-то пощелкивания, а потом вдруг очень громко зазвучал голос тети Нюры:
Очаровательные глазки,
Очарова-а-ли вы ме-ня-я...
Леньку передернуло от неожиданности. Тетя Нюра умерла два года назад, и теперь было как-то противоестественным слышать ее голос. Ленька торопливо выключил магнитофон.
Порылся в небольшой стопке книг. Все читано-перечитано! Ленька взял учебник по анатомии. Долго рассматривал рисунок строения человеческого черепа.
"Остается от человека один черепок - и все!"
Ленька бросил учебник, подошел к окну и начал всматриваться в сумерки. - "Может, кто стоит у пивного бара?" - Но там уже никого не было. - "Ну и хорошо! А то встретишь, кому задолжал, врать надо, унижаться..."
Он, то лежал на раскладушке, то ходил по комнате, ругаясь вслух, отводя душу. Потом достал письма, вытащил альбом с фотографиями. В особо гнетущие минуты Ленька любил перечитывать письма, пере?сматривать знакомые до каждой царапинки фотографии. Это занятие его успокаивало.
Фотографии в альбоме лежали сначала по порядку. Вот Ленька совсем еще маленький. Вот побольше. Вот ему 6 лет, он сфотографирован у крыла трофейной легковушки.
"Когда это было?.. Даже не верится, что когда-то было детство!.."
Дальше фотографии в альбоме шли вперемешку. Вот Ленька в армии. Короткая стрижка, сосредоточенный взгляд. В треугольнике форменки видны полоски тельняшки.
А вот Ленька сфотографировался, когда учился в интернате.
А это - худенький мальчишка в полосатой больничной пижаме - когда болел в третьем классе туберкулезом. Мать приходила в больницу каждый день, приносила молоко, яблоки, мед. Плакала, пока Ленька, сидя на скамейке в чахлом больничном садике, уплетал принесенную провизию.
А вот фотография с похорон тети Нюры.
"Эх, теть Нюра, теть Нюра! Одна только ты понимала меня!.."
Большая фотография его жены, Кати, и сынишки, Андрея.
А вот на фотографии Ленькины друзья детства. Кто где сейчас. Один, после окончания института, уехал в Белоруссию, другой остался после армии в Красноярске, а этот, Сережка Баскаков, работает сейчас в Мурманске.
Ленька захлопнул альбом, взял первое попавшееся письмо. Было оно от Сережки Баскакова. Ленька начал читать его с середины.
"...Представь себе, что люди не умирают, а смотрят на нас откуда-то с высоты. Смотрят, как живем, о чем думаем. А потом, допустим, мы встретимся с ними..."
Письмо было длинное, на десяти тетрадочных листках. Леньке оно казалось каким-то туманным.
"Мне иногда кажется, - писал Сережка, - что я уже прожил свою жизнь. Прожил все лучшее в ней, и остались только воспоминания об этом лучшем: детство, "Шанхай", где мы жили, ты - в погонах и с деревянным пистолетом, школа, армия, демобилизация, наши надежды, наша общность. Теперь вот разбрелись, кто куда, началась у каждого своя жизнь. И все дальше мы стали отдаляться друг от друга. А ведь думали, что всегда будем вместе...
Изменились мы. Для себя-то, вроде, те же, а на самом деле изменились. Не верим друг другу, не слушаем, не сострадаем, а уж о помощи и говорить нечего! Вот как все распалось, разорвалось. Страшно от этого! Ведь, чем дальше живешь, тем больше понимаешь, как дороги тебе те немногие люди, с которыми связана лучшая часть жизни: детство, юность. Не будет этих людей, и ты, словно один на свете: не с кем вспомнить прошлое, не с кем поделиться настоящим..."
Не дочитав письмо, Ленька сложил его и сунул в конверт.
"Да, поразъехались друзья-товарищи. Придет раз в полгода короткое письмо, на праздник открытка - и все..."
Ленька взял второе письмо. Было оно тоже от Сережки. Пришло год назад. Кто-то сообщил Сережке о Ленькиных загулах, "доложил обстановку", Сережка и написал.
"...тебе сейчас 32 года, 33 не за горами. Надо задуматься над тем, что после тебя останется, чтобы не кануть в вечность бесследно. У наших родителей была цель - вырастить нас, помочь встать на ноги. Они отдали нам все лучшее. Мы должны оправдаться перед ними, доказать, что они не напрасно потратили на нас свои жизни. Подумай..."
Ленька сложил письма и альбом с фотографиями в ящик буфета и с силой задвинул его. Ни фотографии, ни письма не успокоили, а еще больше разбередили сердце.
"Что же делать?.. Ну, пойду я завтра к мамаше. Она настырная, домой не вернется... Ну и сиди в своем доме инвалидов! Старая!..
Хоть бы пришел кто...
Нет, никого не надо!..
Дожил! Даже курева нет! Нищета!..
Завтра же поеду к Михаилу, упрошу, чтобы помог устроиться в их бригаду. Он поможет... Трудовая у меня, правда, со статьей. Возьмут! Им люди нужны!.. Посмотрим, старая! Посидишь одна с месяц в этом доме, сама прибежишь!.. Надо порядок навести в квартире. Придет мамаша, ахнет!.. Нет, я не пропащий, как вы все думаете! Я еще до?кажу! Заработаю, приоденусь, поднакоплю денег!.."
Ленька повалился на раскладушку.
"Старая! Всю жизнь ты меня унижаешь! Забыла, как твой Петро меня на горох в детстве ставил?!.. Я тебе этого никогда не прощу!.. В интернат отдала! Как отказалась! Не прощу! Так тебе и надо! Подыхай в этом доме инвалидов!"
За окном была ночь, темная, глухая. Ленька уже не вставал с раскладушки, лежал пластом. Кто-то звонил, стучал в дверь, но Ленька не поднялся.
"А, пошли вы все!.."
Так пролежал он долго и незаметно заснул.
Снилось ему, что вошел он в свою квартиру. В прихожей пусто, одни голые стены. Ленька прошел в комнату. В углу прислоненная к стене панцирная сетка от материной кровати. Леньке послышалось, что на кухне кто-то разговаривает. Он подошел к двери и сквозь толстое мутноватое стекло увидел на кухне тетю Нюру и свою мамашу. Они сидели за накрытым столом и о чем-то спокойно говорили. "Как же так, ведь теть Нюра умерла..." - подумал Ленька и постучал в стекло. Но ни мамаша, ни теть Нюра стука не услышали. Ленька начал стучать сильнее, звать их, просить, чтобы они открыли дверь и пустили к себе. Он чувствовал, что они не слышат его нарочно, и расплакался от обиды...
Проснулся Ленька в пятом часу утра. Не смыкая глаз, провалялся до семи, пока не начало рассветать.
"Ладно. Схожу в этот дом инвалидов, узнаю".
Он встал, почистил, а потом погладил через влажную марлю брюки, умылся, побрился, ругая тупое лезвие, дравшее горло, подбородок, попил пустого кипятку, макнул несколько раз в солонку пальцем, пососал крупинки соли.
Кто-то позвонил. Ленька притаился.
"Может, из милиции?.. А может, из ЖКО? Три месяца за квартиру не плачено... Или за долгом кто?.." Позвонили еще раз и, видно, ушли.
Одевшись, Ленька тихо подошел к двери. Прислушался. Осторожно открыв дверь, вышел на площадку и посмотрел вниз. Никого не было. Ленька запер дверь и выскочил на улицу.
Мертвенно-бледный туман обволакивал дома, топил улицы. Воспаленно-желтым светом пробивались сквозь туман уличные фонари, да какой-то мрачной чернотой проступали мокрые стволы лип. Пахло плесенью, грибами, опавшими листьями.
Идти до дома инвалидов надо было сначала через небольшое поле, потом по поселку.
В поле Ленька наткнулся на полуразрушенный сарай, чего-то испугался, вздрогнул и торопливо, не оборачиваясь, прошел мимо сарая.
В поселке, в крайнем дворе завыла собака.
"Сунуть бы тебе в морду, чтобы не скулила!"
В ответ на собачий вой закукарекал петух. Снова завыла собака, и снова в ответ закукарекал петух. Была в этом дуэте и какая-то щемящая тоска, и что-то отчаянно-радостное.
Туман постепенно начал рассеиваться. Четче проступали контуры домов, все дальше и дальше было видно.
"Хоть бы попался кто, стрельнуть курева!" - подумал Ленька. Но поселок словно вымер.
Только у магазинчика попался навстречу курящий мужчина. Ленька хотел пройти мимо - уж очень не понравилось ему лицо этого мужчины - но не выдержал.
- Слушай! У тебя закурить не будет?.. Дома оставил... Невмоготу уже...
Мужчина медленно достал папиросу и протянул ее Леньке.
-Спасибо,- Ленька взял папиросу, похлопал по карманам (для видимости, спичек у него не было), потом нагнулся, чтобы прикурить от папиросы мужчины. Но мужчина от папиросы прикуривать не дал, протянул спички. Делал он это с каким-то пренебрежением, даже брезгливостью.
-Спасибо, - Ленька прикурил, по-забывчивости хотел сунуть спички в карман, но, вспомнив, что спички не его, вернул их мужчине: - Извини.
Пройдя немного, Ленька обернулся и, глядя в спину мужчине, сердито буркнул:
-Куркуль.
Когда Ленька с матерью жили в совхозе, такие же сытые, гладкие, хорошо одетые мужики приезжали к матери из города на трофейной легковушке, привозили закуску, выпивку и "гудели" по неделям. В один из таких приездов Леньку и сфотографировали у крыла этой легковушки. Как он гордился тогда перед пацанами этой фотографией!
"Чем гордился! Приезжали к матери эти "быки", пили, спали, получали свое удовольствие и уезжали..."
Не докурив папиросу, он щелчком отшвырнул ее.
"Порвать надо эту фотографию!"
Ленька не заметил, как вышел на знакомую когда-то улицу. Здесь одно время жил Сережка Баскаков. Ленька приезжал к нему, когда дома было невтерпеж.
Тогда сошелся и жил с Ленькиной матерью Петро. Это был мужчина высокого роста, с грубым рыкающим голосом.
- Твой отчим, - говорила Леньке тетка Лиза, - но ты зови его папа.
Папа-отчим пил почти ежедневно. Сначала выпитое приводило его в радостное состояние. Он шутил, смеялся, пел свой любимый, бесконечно повторяющийся куплет:
Наливай, сосед, соседке!
Соседка любит пить вино!
Ах, вино, вино, вино,
Оно на радость нам дано!
Но чём больше папа-отчим напивался, тем становился угрюмее. Зло ругался, начинал учить Леньку уму-разуму, а, вспомнив какие-нибудь Ленькины огрехи, принимался перевоспитывать: или порол ремнем или ставил в угол на горох. Однажды ударил скалкой. Ленька упал, из носа пошла кровь...
Впоминая это сейчас, Ленька подумал: "А чего же мамаша не заступалась за меня? Чего позволяла издеваться? Вот и получила!.."
-Лёныч! Ты, что ли?
Ленька обернулся.
-Как ты сюда попал? - к Леньке подходил широкоплечий, плотный парень.
-О! Муха! Да вот, надо в одно место зайти. Здоров.
Парень крепко стиснул Ленькину руку.
-Тиш... Тише ты!.. - Ленька выдернул руку, затряс ею. - Спортсмен!.. Давишь... как эту свою... штангу!..
-Хе-ге, хе-ге!.. - парень довольно рассмеялся.
-Дай лучше закурить.
-А я не курю.
-Не куришь?
-He-га. И не курил.
-А в интернате? Из сухих листьев смолили, помнишь?
-У-у-у! Это когда было!.. Баловство!.. Хе-ге!..
Муха был самым хилым в их классе. Все колотили его, заставляли делать за себя грязную работу: мыть полы в коридоре, дежурить на кухне, убирать мусор во дворе рядом с туалетом. И Муха безропотно всем подчинялся. Но вот организовалась в интернате секция тяжелой атлетики. Муха записался в секцию и упорно начал заниматься. "Муха из себя слона делает!" - издевались над ним. Настал день, когда в их классе произошло невероятное событие: Муха поборол самого сильного и драчливого Степку Курдюкова. С этого дня к Мухе стали относиться уважительно и даже внутренне побаиваться: "А не припомнит ли он кое-кому старых обид?" Но Муха был добродушным, зла не помнил... Как-то, уже после армии, Ленька случайно попал к Мухе в гости и был поражен, какое между Мухой и женой было понимание! Леньке даже не верилось - "Мы с Катькой ругаемся каждый день по всякому пустяку!"
Они постояли, поговорили о работе, о семье. Ленька врал, что у него все нормально. Прощаясь, хотел было занять у Мухи трояк, но постеснялся. - "Скажет: нищий, побираюсь..."
Подул ветер. Несколько капель чиркнули Леньку по щеке.
-Дождя еще не хватало! - буркнул он и прибавил шаг.
Дорога, сделав крутой поворот вправо, поднималась вверх. Там, на самой макушке холма, за старым парком, находился дом инвалидов. Ленька вспомнил, как они пацанами лазили в сад дома инвалидов за яблоками, как однажды погнался за ними сторож и они, трепеща от страха, мчались к забору, перелетали через него одним махом, а потом сломя голову неслись по парку.
Это воспоминание перескочило на другое: как Ленька вернулся из армии, переоделся в гражданку, побежал к Наташе; как потом вернулся домой, порвал все письма и фотографии Наташи и впервые в своей жизни напился.
Потом вспомнилось Леньке, как познакомился он в общежитии медучилища с Катей, начал ходить к ней, как они поженились. Вспомнил, как стоял под окнами роддома, пытаясь разглядеть Андрейку, которого показывала Катя через окно.
"Почему у нас с Катькой все так вышло?.. Зарабатывал хорошо, пил не очень... Чего мы все спорили, ссорились?.. Дожили! С мамашей врозь стали питаться!.. Надо было снять комнату и уходить. Не ужились вместе, нечего было нервы трепать. А то и мамашу довели, и я запил, и Катька к родителям уехала..."
Вспомнил Ленька, как хотел жениться второй раз, но в самый последний момент переменил решение. Не мог забыть Катину челку, карие глаза, веснушки на носу, чуть виноватую, робкую улыбку. Мать и тетка Лиза ругали его: "Эх, ты! Дурак! Такую королеву просвистел! Да она двадцати твоих Катек стоит!" Ленька огрызался: "Может, стоит и миллион, а я Катьку люблю!" Поехал он тогда за ней, хотел забрать, но не отпустили Катю ее родители, не поверили ему. Вернувшись, запил Ленька еще больше.
Как-то неожиданно мать здорово постарела. С трудом стала ходить, у нее начали трястись руки, да так, что когда она ела - это было просто мучение для нее: хлеб то и дело вываливался из рук, из ложки выплескивалось. Леньке теперь было совестно, как он злился на мать за то, что она не могла ничего делать по дому, ему было совестно, что месяцами не менял ей белье, издевался иногда над ее беспомощностью.
Он не заметил, как дошел до старого парка, что уже идет по тропинке среди вековечных лип и дубов, и только когда впереди показались ворота - вход в дом инвалидов, - остановился. Его охватило волнение. Ему показалось, что его не пустят за ворота.
"Скажу, что к мамаше... Увидит меня, начнут руки трястись, и запоет: "Зачем пришел? Мучитель! Дай пожить спокойно! Умереть!.."
"Всем уже растрепалась, наверное, что я отбирал у нее пенсию, морил голодом..."
Сквозь тучи, словно прожигая их, ударил луч света. Леньке от этого неожиданного озарения светом стало сначала легко, а потом тяжело и одиноко. От подступивших слез перехватило горло.
"Мам... Ты прости меня, непутевого!.. Прости!.. Мы ведь с тобой одни остались... Как же нам жить порознь?.. Я не смогу! Ни спать, ни есть не смогу... Хоть в петле давись!.. Я тебе клянусь, честное слово, мы теперь заживем по-другому!.. Пить брошу, буду работать, отвезу тебя на курорт, чтобы ты подлечилась!.. И с семьей все будет в порядке! Уговорю Катю! Андрейку привезу! Будет у нас знаешь как хорошо! Ни одного грубого слова тебе не скажу!.. Ты только прости меня, мам!"
Ленька смахнул набежавшие слезы ребром ладони.
"Должна простить... Если руки перестанут трястись, значит простила... Сразу не скажет... Мол, подумаю..."
Представилось Леньке, что он после разговора с матерью стоит во дворе дома инвалидов.
Все, однако, произошло по-другому. Никто у ворот Леньку не остановил, и он спокойно прошел на территорию дома инвалидов. Прямо от ворот шла асфальтированная дорога. По обе стороны от нее стояли каменные двухэтажные дома.
Ленька обошел один дом, второй, постоял, посмотрел по сторонам и опять пошел к воротам. Навстречу ему, прихрамывая, шла женщина.
-А где здесь у вас эта... - Ленька почесал затылок. - Ну, где узнать можно?.. Регистратура или что у вас?
-А тебе кого надо?
-Я ищу... - Ленька хотел сказать "свою мамашу", но постеснялся. - Ну... одного человека...
-Вон, - показала женщина на дом, у которого Ленька только что был. - Вон там у нас регистратура. Как войдешь, тут сразу будет окошечко.
Ленька вернулся. Вошел в дом. Заглянул в окошечко.
-Здрасьте, - стараясь скрыть волнение, сказал он. - Как мне узнать... я... где у вас... ну, узнать, где можно Гукову найти?.. В какой палате или как у вас?..
-В каком году она поступила? - женщина в белом халате взяла журнал, начала листать его.
-В этом... вчера...
-Гукова Ирина Антоновна?
-Да.
-Первый корпус, шестая комната. Дом сразу у ворот... Направо.
Ленька кивнул головой и вышел.
Шестая комната была закрыта. Ленька постучал в дверь, подергал за ручку. Постояв в коридоре, вышел на улицу. Увидев сидевшую на лавочке пожилую женщину в пестром байковом халате, спросил:
-А Гукова, где она?
-Какая Гукова?
-Ну, из шестой комнаты... Вчера поступила...
-Из шестой? Ее в больницу увезли. На "скорой помощи"... А вы кто будете? Сын?
-Куда? В какую больницу? - растерянно проговорил Ленька.
-Наверное, в нашу, во вторую.
За воротами дома инвалидов Ленька остановился.
"Что же делать? Ехать в больницу? Вроде, мамаша здорова была... Жаловалась, правда, на живот... Может, съела что-нибудь... Это соседи!.. Что-нибудь принесли... Сволочи! Говорил ей, не ешь что попало!"
Обвинять соседей было несправедливо. Ленька пропадал по целым дням, напрочь забывая, что мать оставалась одна, что у нее, может, и поесть нечего, а соседи нет-нет да заходили, приносили чего-нибудь.
"Надо ехать в больницу! Надо ехать!"
Ленька торопливо зашагал по тропинке, потом побежал.
Бежать было тяжело. На горло словно кто-то давил, не хватало воздуха, сердце бешено дергалось, пот застилал глаза. Как назло, только он выбежал к остановке, автобус отъехал. Ленька закричал, замахал руками, но автобус, безучастно качнувшись на ухабе, уехал. Ждать следующий Ленька не стал.
"Надо на трассу! Там конечная двух маршрутов!"
Он побежал на трассу.
Ленька бежал, с трудом переставляя ноги. Ему казалось, что земля была необыкновенно жесткой, как железо! Каждый шаг больно отдавался в голове. Ленька подумал, что надо бы остановиться, отдышаться, но продолжал бежать, пока не показалась впереди трасса.
И опять он опоздал! Ленька из последних сил бросился за отходившим от остановки автобусом, но споткнулся, упал, разодрал в кровь ладони, больно ушиб колено. Прихрамывая, доковылял до остановки.
"Скорей бы подошел автобус! Скорей бы! Скорей!"
Наконец, автобус появился. Медленно развернулся, долго, как казалось Леньке, слишком долго стоял на остановке. Ленька не выдержал и крикнул водителю:
-Шеф! А поскорее нельзя? Встанут и стоят по часу! Поехали!
Но водитель лениво поглядывал на кричавшего Леньку, неторопливо курил, сплевывал через приоткрытую дверцу. Ленька готов был выскочить из автобуса, выволочь водителя из кабины и измордовать его.
Наконец, автобус медленно отъехал.
Одна остановка.
Вторая.
На третьей остановке Ленька прямо-таки выпрыгнул в открывшуюся дверь, толкнул кого-то и, прихрамывая, бросился к больнице. Там его ждала страшная весть: во время операции мать умерла.
... Когда Ленька Гуков вышел на улицу, было солнечно. Парило. Прямо от больницы шла булыжная дорога. Слева от дороги стояли почерневшие от дождей деревянные дома, справа уныло покачивались лысые кусты акации. Ленька сел на ступеньки, прислонился головой к стене.
Надо было сообщать родным о смерти матери, узнавать, где можно сделать гроб, на каком кладбище хоронить, и прочее, и прочее, и прочее. Надо было действовать, но Ленька, как прикованный, сидел на ступеньках, смотрел на булыжную дорогу, на дома, на лысые кусты акации. Здесь, рядом с корпусом больницы, в небольшом домике, на холодной каменной лавке лежит тело умершей матери. Не надо ей теперь Ленькиного "Прости, мам!", не надо ничего.
Ленька поднял голову, посмотрел на небо, на солнце.
"Слышишь, мам... Прости... Прости, мам... Слышишь?.. Мам!.. Ты слышишь ли меня?.. Мама!.. Прости!.."
Хлопала то и дело дверь, ведущая в регистратуру больницы, входили и выходили люди, светило солнце, дул легкий ветерок.